Слово на вечерне, в день Пасхи
«Аще не вижу на руку Его язвы гвоздинныя, и вложу перста моего в язвы гвоздинныя, и вложу руку мою в ребра Его, не иму веры» (Ин. 20:25).
Какой неумеренный, дерзновенный язык! Какое упорное неверие! И кто говорит таким образом? Един из дванадесяти апостолов. Когда говорит? В самый день Воскресения Христова, тотчас после явления Его десяти прочим апостолам. Как бы не поверить своим собратиям, кои не имели никакой причины выдавать пред ним за истину, чего не видали? Как бы не прочесть на самых лицах их, прежде омраченных печалью, а теперь блистающих радостью, что с ними последовало что-либо необыкновенное, и что они действительно видели Воскресшего Господа и Учителя своего? – Но Фома не верит! Не может указать ни на одну из причин своего сомнения, но не верит. Чувствует, без сомнения, что оскорбляет своим недоверием мирное братство свое, но не верит. И не веруя, мог бы выразить свое сомнение как-нибудь скромнее, но Фома выражается теперь так, как в другое время не позволил бы себе и думать. «Аще не вложу руку мою в ребра Его, не иму веры».
Такова падшая природа наша! Отрицание, сомнение сделались ее как бы природной стихиею, от которой не спасает самое звание апостола. Такова природа неверия: оно не знает другого языка, кроме самого дерзновенного!
Поскольку мы еще возвратимся к неверию Фомы в будущий день воскресный, когда оно разрешится в веру самую живую и возвышенную; то теперь рассмотрим только две вещи: что послужило поводом к его неверию, и что было его последствием.
Как святой Фома впал в неверие? Причина тому была самая простая и обыкновенная. Его не было с апостолами в ту пору, когда последовало первое явление им Господа. Фома же, – говорит святой Иоанн в своем Евангелии, – «един от обоюнадесяти,... не бе ту с ними, егда прииде Иисус» (Ин. 20:24). Вникнем пристальнее в эти слова. Зачем здесь указание на то, что Фома был един от обоюнадесяти? Это и без того известно нам из истории воскресения Лазаря, в коей Фома представляется говорящим и действующим. Очевидно, что евангелист как бы хотел выразить прикровенно сими словами ту мысль, что Фоме надлежало бы находиться в это время посреди своих собратов по апостольству, в такое решительное время, когда они, по всей вероятности, ожидали явления воскресшего Учителя, и однако же, он не находился, «не бе ту с ними, егда прииде Иисус».
Что было причиной отсутствия Фомы от круга апостолов в это время – не знаем. Но, без всякого предосуждения, можем предполагать, что в сем случае участвовала какая-либо непредусмотрительность, из которой премудрость Божия извлекла величайшее благо для дела веры, но которая, состоя в каком-либо неправильном употреблении своего времени в апостоле, навлекла на него спасительное наказание лишения веры в воскресение своего Учителя.
(Не закончено).