XXX. Феофан-проповедник. – Характер его проповеди
Как проповедник Феофан имеет огромную заслугу. Он преобразовал русскую церковную проповедь, выведши ее из схоластической отвлеченности и сблизивши с жизнью, с нуждами народа, с потребностями времени и обстоятельств. Он произвел эту реформу научно и практически: научно – посредством наставлений и правил; практически – своим примером и влиянием на современных проповедников.
Схоластическая проповедь есть учёная диссертация на избранную тему. Все её положения и доказательства раскрываются по внутренней связи и логическому соотношению мыслей, без внимания к той среде, для которой назначается проповедь, ко времени, месту, лицам и обстоятельствам, в которых и среди которых она произносится. Такая проповедь могла быть сказана и выслушана с равным иитересом во время Кирилла Туровского, Иоанна Грозного, в петровское и во всякое время. Она может быть прекрасною в смысле художественного построения, но бесплодна для жизни. Она не затронет сердца и ничего не прибавит к нравственному улучшению народа.
Понимая значение церковной проповеди для парода, Феофан старался вывесть ее из школьной замкнутости и обратить к жизни, к народу. К этому направлены его «Наставления проповеднику» – во введении к богословской системе – в статье Регламента «о проповедниках слова Божия» и – в отдельном сочинении: «Вещи и дела, о которых духовный учитель народу христианскому проповедовать должен».484
«Проповедали бы проповедники твердо, с доводов священного писания, о покаянии, о исправлении жития, о почитаны властей, паче же самой высочайшей власти царской, о должностях всякого чина. Истребляли б суеверие, вкореняли б в сердца людей страх Божий. Словом рещи: испытовали б от св. писания, что есть воля Божия, святая, угодная и совершенная, и то говорили б».
Регламент вменяет проповеднику в обязанность иметь у себя и прилежно читать книги св. Златоустого, лучшего истолкователя св. писания и самого практического из отцов греческой церкви н предостерегает от польских проповедников, называя их «легкомысленными козноденшками».
Изменяя направление проповеди, Феофан в тоже время старался изменить манеру сказывания проповедей, освободить ее – или лучше проповедника – от неумеренных жестов, кривляний и вообще всякой аффектации. «Безумно творят проповедницы, которые брови свои поднимают и движением рамен являют гордое, и в слове нечто такое проговаривают, от чего можно познать, что они сами себе удивляются. Не надобно проповеднику шататься вельми, будто в судне веслом гребет. Не надобно руками вспляскивать, в боки упираться, смеятися, да не надобе и рыдать; но хотя бы и возмутился дух, надобе елико мощно унимать слезы. Вся бо сия лишняя и неблагообразна суть и слышателей возмущают».
Наставления о внешних качествах проповедника без сомнения основаны были на личных наблюдениях Феофана над современными ему проповедниками. Даже лучшие проповедники петровского времени страдали этими недостатками в сочинении и сказывании проповедей. Стефану Яворскому нельзя отказать ни в силе воображения, ни в глубине чувства, ни в легкости и некоторой грации языка:485 но все его проповеди суть школьные сочинения на избранную тему, не имеющие никакого отношения к жизни; а в сказываньи проповедей он позволял себе движения, именно осуждаемые в Регламенте.486
Вводя проповедь в связь с жизнью, Феофан вместе с тем сделал её современною. Он старался ввесть в народное сознание дела Петровы, объяснить народу пользу и необходимость предпринимаемых им преобразовательных мер и значение, и цену его побед, и пробудить в нем сочувствие к великим делам Государя.
Петр, с первой встречи с Феофаном, с первой его проповеди, оценил его талант и угадал, чем он может быть для него и для народа, как проповедник. И ни одно из событий петровского царствования, ни одна из одержанных им побед, ни одна из важных реформ его нравления, не прошли без того, чтобы Феофан не отозвался на них словом с церковной кафедры. Конечно, эти слова похожи иногда на панегирики: но не забудем, что они произносились и составлялись под свежим влиянием совершавшихся событий, в виду лиц, которые принимали в них непосредственное участие, и в виду с одной стороны всех трудностей, с которыми соединено было каждое такое событие, а с другой – всех напряженнейших усилий, употребленных для его совершения. По крайней мере одушевления, которое проникало все его проповеди петровского времени, нельзя относить к лести придворного проповедника: в этом нельзя упрекнуть Феофана. Он только переводит на язык слов то, что говорили самые дела, понятные небольшому кругу передовых людей эпохи и непонятные для большинства, частно предубежденная против Петра, частно неразвитого и тупо относившегося ко всему, что выходило за пределы их узкого понимания, замкнутого в кругу привычной обрядности.
Можно сказать, что Феофан стоял в главе проповеднической школы петровского времени. Вокруг него группировались духовные учёные, которые и в проповеди усвоили его направление и его приемы. Это были: Гавриил Бужинский, Феофил Кролик и Симон Кохановский. Они также были провозвестниками дел Государя и новых понятий, хотя не с такой силой дарования, как Феофан. Бужинский, еще бывши обер-иеромонахом во флоте и сопутствуя Государю в походах, говорил много проповедей в его присутствии по случаю разных событий, бывших в его царствование: на победы при Полтаве и Гангуде, на взятие Шлиссельбурга, на основание новой столицы и проч. Выше мы упоминали уже о проповедях Симона Кохановского с обличением недостатков старой русской жизни – «ханжества, лицемерия, суеверия и наружнаго благочестия, основаннаго на мужицкой наипаче и на бабской богословии и сказках бездельников». Тон его проповедей очень резок. Его полемика переходит в открытую иронию и злую сатиру на невежество и суеверие простого народа. Речь его груба и наполнена выражениями, неприличными в церковной проповеди. – Государь сам поручал современным проповедникам говорить в проповедях о своих делах487 и предлагал даже составить сборник проповедей, говоренных по случаю его побед.488
Гомилетические наставления и проповеди Феофана имели много последователей и подражателей, но с другой стороны встретили не мало противников и порицателей.
Родышевский, возражая на статью Регламента о проповедниках, пишет: «в Регламенте написано, что проповеднику, проповедая слово Божие, не надобно рыдать, но, хотя бы и возмутился дух, надобно елико мощно унимать слезы. Вся бо сия лишняя и неблагообразна суть и слышателей возмущают. Павел великий апостол и учитель глаголет в деяниях гл. 20: «сего ради будите поминаю ще, яко три лета нощь и день непрестанно уча со слезами единаго коегождо вас». И не говорил сам и никто о нем и тогда и после не поносил его, и лишним сего не нарицал, что он плакал, и неблагообразным; а тем, что он плакал, наставлял паче слушателей своих словес, а не возмущал: то и проповеднику плачущемуся и наставляющему народ со слезами и со умилением сие недолжно бы быть поносимо, но паче похваляемо».
* * *
Сочинения Феофана. Ч. IV. Москва, 1774 г. и особо – Москва, 1784 г.
Автор Молотка на Камень веры говорит о Стефане: «что до витийства касается, правда, что имел удивительный дар и едва подобные ему в учителях российских обратится могли»; но тут же прибавляет, что «он мог в учении слушателей привлечь и плакать или смеяться, к чему движение его тела и рук, помигание очей и лица пременение весьма помоществовало. Он когда хотел, то часто от ярости забывал свой сан и место, где стоял».
«Неизданныя проповеди Стефана Яворскаго». И.Чистовича. Спб. 1867 г.
В мемориях Петра есть заметка: «полковник Шипов послан был с частию войск в Гилянь, который прибыл туда счастливо и там без всякой противности принят от жителей и вступил в главный город Гилянский Рящ». Вслед за этим приписка: «сие писано в 25 день и отдано для мемории Кролику, чтобы внес в казание, которое, он говорил того числа на благодарном молебне». (Кабин. дел. отд. I, кн. 31, стр. 80).
Пекарского, Наука и литература в России при Петре В. Ч. I, стр. 492–494.