Святитель Кирилл Александрийский

Св. Кирилл является одной из крупнейших фигур в истории Церкви, блестящим богословом и иерархом, которому принадлежит главная заслуга в преодолении ереси Нестория, подготовке и проведении Ефесского Собора 431 г. (III Вселенского). Христологические формулировки св. Кирилла легли в основу догматических вероопределений этого Собора, однако впоследствии их использовали Диоскор и монофизиты, отвергшие Халкидонский Собор 451 г. (IV Вселенский). Учение св. Кирилла стало «знамением пререкаемым», а его незаурядная личность – предметом многовековых споров, возобновлявшихся с новой силой в разные эпохи.

Св. Кирилл был племянником Феофила Александрийского. Он родился в Александрии и получил блестящее классическое и богословское образование. Согласно преп. Исидору Пелусиоту, св. Кирилл некоторое время жил вместе с монахами в пустыне близ Пелусиона (Письмо 1, 25). К 403 г. Кирилл уже был диаконом; в этом качестве он сопровождал своего дядю в Константинополь, где принимал участие в Соборе «Под дубом», осудившем св. Иоанна Златоуста. Неприязнь к Златоусту осталась у него надолго: в 417 г., когда Константинопольский архиепископ Аттик восстановил имя св. Иоанна в диптихах, Кирилл, тогда уже архиепископ Александрийский, решительно осудил его поступок, сказав, что не считает возможным причислить к числу иереев «отпавшего от священства мирянина Иоанна» (Никифор Каллист. Церк. ист. 14, 28). Однако в 418 г. он внял совету своего друга преп. Исидора Целусиота и вписал имя Иоанна Златоуста в александрийские диптихи, а на Ефесском Соборе 431 г. ссылался на его сочинения.

После смерти Феофила главным кандидатом на Александрийскую кафедру был архидиакон Тимофей. Однако народ предпочел ему племянника почившего, и 12 октября 412 г. св. Кирилл стал архиепископом египетской столицы. Избрание Кирилла не было случайностью. В IV-V вв. в Александрийской Церкви власть почти регулярно передавалась от дяди к племяннику: после св. Афанасия архиепископом стал его племянник Петр, который был дядей Феофила; последнему наследовал его племянник Кирилл, который, в свою очередь, был дядей cледующего епископа – Диоскора. К моменту интронизации Кирилла между Александрией и Константинополем существовало давнее противостояние: в свое время Петр Александрийский боролся против св. Григория Богослова и рукоположил Максима-циника на его место; Феофил боролся со св. Иоанном Златоустом и добился его низложения; впоследствии Кирилл добьется низложения Константинопольского патриарха Нестория, а Диоскор на «разбойничьем соборе» 449 г. низложит Константинопольского Флавиана.

Вступив на кафедру, Кирилл сразу же дал понять, что будет не менее энергичным в борьбе с инакомыслящими, чем его дядя. «Кирилл возведен был на престол уже в третий день по смерти Феофила и вступил на епископство с большей властью, чем Феофил... – говорит историк Сократ. – Кирилл тотчас же запер бывшие в Александрии новацианские церкви и взял всю их священную утварь, а епископа их Феопемпта лишил всего, что он имел» (Сократ. Церк. ист. 7, 7). Не только новацианам, но и иудеям вскоре досталось от епископа. Александрийские иудеи, по сообщению Сократа, «задумали напасть ночью на христиан и в одну ночь послали некоторых людей кричать по всем концам города, будто горит церковь... Услышав это, христиане для спасения церкви сбегались со всех сторон, а иудеи тотчас нападали и умерщвляли их... С наступлением дня это злодейство обнаружилось. Раздраженный им, Кирилл с великим множеством народа идет к иудейским синагогам – так называют иудеи места своих молитвенных собраний – и синагоги у них отнимает, а самих их изгоняет из города, имущество же их отдает народу на разграбление. Таким образом, иудеи, жившие в городе со времен Александра Македонского, тогда все и без ничего оставили город и рассеялись по разным странам» (Церк. ист. 7, 13).

Губернатор Александрии Орест, огорченный этими событиями, считал Кирилла их главным виновником, а потому относился к нему враждебно. Его неприязнь к Кириллу усилилась после убийства в марте 415 г. Ипатии, знаменитой женщины-философа, принадлежавшей к школе неоплатоников и возглавлявшей в то время Александрийский университет. Некоторые христиане «с горячими головами», подозревая, что Ипатия настраивает Ореста против св. Кирилла, однажды во время Великого поста подстерегли ее, когда она возвращалась домой, и после жестоких мучений умертвили, а тело сожгли (Там же. 7, 14–15). Обо всех этих происшествиях сообщает Сократ Схоластик; следует, однако, иметь в виду, что Сократ, по-видимому, относился к св. Кириллу не беспристрастно. Как бы там ни было, св. Кирилл лично не имел отношения к убийству Ипатии – в противном случае его оппоненты в период несторианских споров не преминули бы упомянуть об этом событии в числе других обвинений против него.

Новый период в жизни св. Кирилла начался после того, как он вступил в борьбу с несторианской ересью. Несторий, по национальности сириец и представитель антиохийского направления мысли, ставший патриархом Константинопольским в 428 г., учил, что Бог Слово, одно из Лиц Святой Троицы, вселился в человека Иисуса, так что Иисус стал «Богоносцем». Мария, говорил он, родила не Бога, а человека, потому Ее следует называть не Богородицей, а Христородицей. Св. Кирилл впервые выступил против этой ереси весной 429 г. в своем Пасхальном послании александрийской пастве. Немного спустя он написал Окружное послание египетским монахам, в котором защищал православное учение. Затем он отправил императору и членам его семьи три трактата, в которых не называл Нестория по имени, однако опровергал его учение. Конфликт между двумя крупнейшими богословскими центрами Востока, к которому примешивались политический и личный факторы (давнее соперничество между Александрией и Константинополем, а также взаимная антипатия Кирилла и Нестория), быстро набирал силу. Последовал обмен посланиями между двумя иерархами: св. Кирилл указывал на ошибочность мнений Нестория и подробно опровергал их, надеясь предотвратить «вселенский скандал»; Несторий в своих ответах был краток и предпочитал не вдаваться в богословские споры.

Император Феодосий II, помня о ссоре между св. Кириллом и Орестом, а также по причине своей дружбы с Несторием отнесся к посланиям св. Кирилла с недоверием: у него сложилось впечатление, что Кирилл хочет посеять вражду не только между александрийцами и жителями столицы, но и внутри императорского дворца, поскольку тот писал отдельно ему, отдельно его жене и сестрам. В ответном послании Кириллу император называл его виновником возмущения в Церкви. Одновременно преп. Исидор Пелусиот писал Кириллу, рекомендуя не углублять конфликт (Письмо 1, 370). Однако св. Кирилл, понимая важность возникшего спора, обратился с посланием к папе Целестину, назвав его «преподобнейшим и боголюбезнейшим отцом» и сославшись на «давний обычай церквей» апеллировать к Римскому первосвященнику относительно спорных вопросов. Несторий тоже написал папе, послав ему сборник своих проповедей. По поручению папы преп. Иоанн Кассиан Римлянин рассмотрел учение Нестория и опроверг его как еретическое в своих «Семи книгах о Воплощении Христа». В августе 430 г. папа созвал в Риме Собор, на котором осудил Нестория и оправдал богословие св. Кирилла. Папа уполномочил Кирилла сообщить об этом решении Несторию: «Итак, ты, приняв на себя подобающую власть и заступив наше место с усвоенной ему властью... произнеси на него (Нестория) анафему» (см. письма св. Кирилла и папы Целестина в «Деяниях III Вселенского Собора»).

В октябре 430 г. св. Кирилл, заручившийся письменной поддержкой Римского епископа, созвал в Александрии Собор, составил 12 анафематизмов против новой ереси и послал их Несторию вместе с письмом папы, пригрозив ему низложением и отлучением от Церкви в случае, если Несторий в течение десяти дней не признает свои ошибки. Одновременно св. Кирилл написал Иоанну Антиохийскому и Акакию Верийскому. Когда 30 ноября того же года Несторий получил анафематизмы Кирилла, он не только не захотел подписывать их, но, усмотрев в них аполлинарианские и арианские мнения, составил ответные 12 анафематизмов. В своей проповеди б декабря Несторий жаловался на гонение, воздвигнутое на него «неким египтянином», и отождествил свое дело с историей Иоанна Златоуста, который тоже претерпел несправедливое нападение от «египетского фараона» – дяди теперешнего оппонента Нестория. Иоанн Антиохийский, получив послание Кирилла, поручил рассмотреть его Андрею Самосатскому и бл. Феодориту Кирскому – оба они дали отрицательный отзыв на анафематизмы Кирилла (бл. Феодорит по примеру Нестория составил свои контранафематизмы против Кирилла). Св. Кирилла обвиняли в аполлинарианстве не без некоторых оснований: впоследствии Халкидонский Собор 451 г. откажется от его формулы «одна природа Бога Слова воплотившаяся», которую он считал формулой св. Афанасия, тогда как в действительности она принадлежала Аполлинарию Лаодикийскому.

После всего этого попытки императора Феодосия, а также Акакия Верийского, Иоанна Антиохийского и преп. Исидора Пелусиота примирить Кирилла с Несторием были обречены на провал. На стороне св. Кирилла были епископы Рима, Египта, Палестины и Малой Азии, тогда как сторонниками Нестория были архиереи Константинополя и Сирии. Несторий убедил императора созвать Вселенский Собор. Император назначил открытие Собора на Пятидесятницу 431 г.; местом его проведения был избран Ефес. Весной 431 г. св. Кирилл тщательно готовился к Собору и прибыл в Ефес за пять дней до предполагаемой даты его открытия в сопровождении почти 50 епископов и большого количества монахов. Несторий прибыл незадолго до св. Кирилла всего с десятью епископами. Ефесский епископ Мемнон сразу же занял сторону св. Кирилла, запретив Несторию и его сторонникам служить в городских храмах. Императорский комит Кандидиан, представитель государственной власти, напротив, был на стороне Нестория.

7 июня 431 г. должно было состояться открытие Собора. Однако св. Кириллом было получено письмо от Иоанна Антиохийского, который сообщал, что не успевает к открытию, и просил отложить начало Собора на пять-шесть дней. Прождав почти две недели, Кирилл и Мемнон со своими сторонниками 22 июня пришли в кафедральный храм Ефеса для открытия Собора. Кандидиан заявил протест и, прочитав императорский указ о созыве Собора, удалился. 68 епископов, которые не хотели начинать Собор без Иоанна Антиохийского, были изгнаны. Кирилл и Мемнон начали Собор при 157 епископах и одном диаконе. Кирилл как представитель папы занял председательское место. Несторий, получивший приглашение накануне, на Собор не явился. Поскольку почти все участники Собора были единомышленниками Кирилла, ему удалось закончить дело в течение одного дня: были зачитаны послания Кирилла и Нестория, послание папы Целестина, фрагменты из произведений отцов, были также выслушаны свидетели, после чего Несторий был лишен епископского сана и отлучен от Церкви. Под определением подписались 198 отцов. Вечером приговор был послан Несторию, «новому Иуде», и объявлен народу. Отцы Собора устроили торжественное факельное шествие по городу.

Несторий, получив соборное определение, обратился с жалобой к императору. Кандидиан также объявил решение Собора незаконным и написал во дворец. Между тем, 26 июня в Ефес прибыл Иоанн Антиохийский с 34 епископами. Узнав, что дело решили без него, и оскорбившись этим, Иоанн Антиохийский составил с участием епископов своего диоцеза Собор, на котором низложил Кирилла и Мемнона. Еще через несколько дней в Ефес прибыли легаты папы, и 10 июня св. Кирилл возобновил заседания Собора с их участием. На последующих заседаниях легаты подтвердили осуждение Нестория; был также вызван для объяснений Иоанн Атиохийский – он, разумеется, не явился, и его, подобно Несторию, низложили заочно.

В первых числах августа в Ефес прибыл императорский комит Иоанн, который приказал, чтобы все епископы явились к нему. При появлении Нестория возбуждение среди епископов было столь велико, что комит удалил из зала и его, и Кирилла. После этого он зачитал императорский указ о низложении главных участников конфликта – Нестория, Кирилла и Мемнона. Все трое были арестованы. В этой ситуации Несторий понял, что его дело проиграно. Вскоре после ареста он заявил о своем желании уйти на покой в монастырь св. Евпрепия близ Антиохии, после чего был уволен с почетом. Несторий поселился в этом монастыре, где прожил до 435 г., когда был переведен указом императора сначала в Аравию, а затем в Египет. Он скончался в середине V в. Его преемником был назначен Максимилиан, сторонник Ефесского Собора и друг папы Целестина.

Вскоре после первого указа о низложении Нестория, Кирилла и Мемнона император Феодосии послал в Ефес другой указ, которым повелевал всем участникам Собора, в том числе Кириллу и Мемнону, разойтись по своим епархиям. Тем самым он как бы отменил низложение александрийского и ефесского епископов. Св. Кирилл, освободившись из-под стражи, отправился в Александрию и 30 октября был с большой радостью встречен своей паствой.

Хотя Собор закончился, мир в Церкви восстановлен не был. Наоборот, Собор стал причиной раскола: Несторий нашел поддержку в Сирии, где образовалась община верных ему людей. Разрыв возник также между Александрией и Антиохией. Иоанн Антиохийский вернулся в свою епархию, не подписав осуждения Нестория и не отменив своего низложения Кирилла. Церковного общения между Египтом и Сирией не было до 433 г., когда св. Кирилл подписал предложенное антиохийцами «соглашение», а Иоанн Антиохийский признал осуждение Нестория. Только тогда св. Кирилл смог сообщить папе Сиксту III о восстановлении мира. Однако после «соглашения» крайние александрийцы обвинили св. Кирилла в отступничестве от решений Ефесского Собора – крайние антиохийцы, напротив, обвинили в предательстве Иоанна Антиохийского. Св. Кирилл до конца дней вынужден был письменно разъяснять свою позицию. Ему также приходилось бороться со своими противниками, среди которых были такие выдающиеся антиохийцы, как Феодор Мопсуестийский и бл. Феодорит Киррский. Св. Кирилл умер 27 июня 444 г.

Несмотря на то, что св. Кириллу приходилось много писать против своих врагов, основная часть его наследия представляет собой не полемические, а экзегетические трактаты. Св. Кирилл был блестящим комментатором Библии и в своих толкованиях следовал аллегорическому методу, что ставит его в один ряд с Оригеном и другими александрийцами. Однако в отличие от Оригена он считал не все детали ветхозаветной истории имеющими духовное значение. Он обращал мало внимания на исторический и филологический анализ текста, зато в его толкованиях всегда присутствует полемика с еретиками.

17 книг О поклонении и служении в Духе и истине, написанных в форме диалогов между св. Кириллом и Палладием, представляют собой аллегорическое объяснение отдельных мест Пятикнижия, избранных не в том порядке, в каком они находятся в Библии, а в том, который наиболее удобен автору для подтверждения его основной идеи. Св. Кирилл доказывает, что буква закона отменена, а дух – нет, и потому толкование ветхозаветных текстов должно быть не буквальным, а аллегорическим. В 1-й книге св. Кирилл говорит об избавлении человека от рабства греху и диаволу, во 2-й и 3-й – об оправдании через Христа, в 4–5 – о человеческой воле, в 6–8 – о любви к Богу и ближнему, в 9–13 – о Церкви и священстве, в 14–16 – о духовном поклонении христиан, и в 17-й – об иудейских праздниках, в особенности о Пасхе. Трактат написан после епископской хиротонии св. Кирилла, но до начала антинесторианской полемики (412 – 429).

13 книг Искусных толкований («Глафира») написаны в тот же период жизни святителя и также содержат изъяснение избранных мест из Пятикнижия, однако в порядке их нахождения в Библии. В кн. 1–7 обсуждается книга Бытия, в 8–10 – Исход, в 11-й – Левит, в 12-й – Числа, в 13-й – Второзаконие.

Толкование на пророка Исаию написано, вероятнее всего, после экзегетических трудов на Пятикнижие, но до 429 г., и состоит из пяти книг. Св. Кирилл предлагает читателю «двойное» толкование, включающее «историю», т. е. буквальный смысл текста, и «теорию» – его аллегорическое объяснение.

Толкование на двенадцать пророков состоит из 12 частей, разделенных на тома. После обширного вступления, в котором св. Кирилл указывает на предшествующих экзегетов, следует его собственное толкование, причем каждой книге предпослано свое предисловие.

В Катенах на Ветхий Завет сохранились фрагменты из других толкований св. Кирилла: на книги Царств, Псалмы и библейские песни, Притчи, Песнь Песней, Иеремию, Иезекииля и Даниила. Фрагменты толкований св. Кирилла на Иезекииля сохранились в армянской рукописи, хранящейся в Оксфордском университете (Bodleian Library). О комментариях св. Кирилла на псалмы упоминает патриарх Фотий («Библиотека», № 229). В литературе встречаются упоминания и о других библейских работах св. Кирилла, которые до нас не дошли.

Из Толкования на Евангелие от Матфея, написанного св. Кириллом после 428 г., сохранились только немногие фрагменты. Это толкование было известно Леонтию Византийскому, Ефрему Антиохийскому и Факунду Ермианскому.

Собрание Бесед на Луку-евангелиста сохранилось в сирийской версии VI-VII вв., включающей 156 бесед, тогда как на греческом языке дошли целиком только три беседы и некоторые фрагменты. Беседы содержат ярко выраженную противонесторианскую полемику, и ссылка на анафематизмы показывает, что эти беседы были произнесены около 430 г.

Из 12 книг Толкований на Иоанна-евангелиста 10 книг (1–6, 9–12) сохранились целиком, а две (7 и 8) – во фрагментах, подлинность которых сомнительна. Комментарий св. Кирилла носит догматико-полемический характер, на что автор указывает во введении. Св. Кирилл находит в Евангелии от Иоанна доказательства единосущия Сына Отцу, опровергая учения ариан и евномиан, а также христологию антиохийской школы. Имя Нестория, а также термин «Богородица» отсутствуют в толковании, поэтому предполагается, что оно составлено до 429 г.

Ранние догматико-полемические работы св. Кирилла направлены против ариан. Трактат Сокровище, о Святой и Единосущной Троице написан предположительно в начале епископства св. Кирилла, не позднее 425 г. Трактат состоит из 35 глав. В триадологии св. Кирилл следует своему предшественнику св. Афанасию. Часть трактата является воспроизведением 3-й книги св. Афанасия «Против ариан». В качестве одного из источников св. Кирилл использует книгу Дидима «Против Евномия».

Трактат О Святой и Животворящей Троице написан вскоре после «Сокровища» и является переработкой последнего. Трактат посвящен «брату» Немесию и состоит из семи диалогов автора с другом Ермием: в шести диалогах речь идет о Сыне, в седьмом – о Святом Духе.

Первый антинесторианский трактат – Пять книг против Нестория – написан около 430 г. Он представляет собой критический разбор сборника проповедей, опубликованных Несторием в предыдущем году. Имя Нестория не упоминается в тексте, однако приводятся цитаты из его работ. В первой книге св. Кирилл разбирает места, в которых Несторий высказывается против того, чтобы называть Марию Богородицей; четыре другие книги посвящены двум природам Христа.

Трактат О правой вере, написанный в 430 г., состоит из трех посланий, отправленных св. Кириллом в императорский дворец по поводу несторианской ереси. Первое адресовано царю Феодосию, два других – царицам (без указания имен). По утверждению Иоанна Кесарийского (VI в.), второе послание адресовано младшим сестрам императора – Аркадии и Марине, а третье – старшей сестре Пульхерии и жене императора Евдокии.

Двенадцать анафематизмов против Нестория написаны в том же 430 г. от лица Собора в Александрии (см. об этом выше).

Св. Кирилл был вынужден защищать свои анафематизмы в трех апологиях. Первая называется Защищение двенадцати глав против восточных епископов и направлена против Андрея Самосатского, обвинившего св. Кирилла в аполлинарианстве и монофизитстве. От обвинений Феодорита Киррского св. Кирилл защищается в Письме к Евоптию, епископу Птолемаиды Ливийской, от которого он получил текст сочинения Феодорита против анафематизмов. Оба трактата написаны до III Вселенского Собора. Третий трактат в защиту анафематизмов под названием Объяснение двенадцати глав написан в ефесской тюрьме, где св. Кирилл находился в августе-сентябре 431 г. после III Вселенского Собора.

Защитительное слово к царю Феодосию было написан св. Кириллом немедленно после его возвращения из Ефеса в Александрию. В Слове он защищает свои действия до Ефесского Собора и во время его проведения.

Схолии о Воплощении Единородного написаны после 431 г.: в них св. Кирилл дает объяснение имен Христос, Эммануил и Иисус, после чего защищает ипостасное единство природ, опровергая мнения о «смешении» и «связи» между ними. Полный текст сохранился в латинской, сирийской и армянской версиях; из греческого оригинала сохранилась лишь часть.

В диалоге О том, что Христос один св. Кирилл опровергает учение о том, что Слово Божие не стало плотью, но соединилось с человеком Иисусом, так что честь Первого не принадлежит Второму. Св. Кирилл ссылается на свою раннюю полемику с Несторием и демонстрирует такую зрелость мысли, что диалог, высоко оцененный в древности, представляется одной из поздних работ св. Кирилла.

Небольшая Книга против не хотящих признавать Святую Деву Богородицей продолжает антинесторианскую полемику. На этот трактат как на подлинное сочинение св. Кирилла в 542 г. ссылался император Юстиниан в своем «Слове против монофизитов».

В трактате Против Диодора и Феодора св. Кирилл опровергает доктрину учителей Нестория – Диодора Тарсийского и Феодора Мопсуестийского. Трактат состоит из трех книг: 1-я посвящена Диодору, 2-я и 3-я – Феодору. Трактат написан около 438 г. Сохранились фрагменты в греческой и латинской версиях. Также во фрагментах сохранился трактат Против антропоморфитов.

Трактат Против синусиастов, т. е. против крайних аполлинариан («синусия» – сосуществование двух природ) написан в поздний период жизни святителя и сохранился в отрывках на греческом и сирийском языках.

Монументальное апологетическое сочинение О святой религии христианской против безбожного Юлиана написано в период между 433 и 441 гг., т. е. после примирения с Иоанном Антиохийским, но до смерти последнего, поскольку из 83-го письма бл. Феодорита явствует, что св. Кирилл послал это сочинение Иоанну. Оно посвящено императору Феодосию II и содержит опровержение трактатов Юлиана Отступника «Против галилеян». Юлиан в 363 г. опубликовал три трактата под этим заглавием. Предисловие св. Кирилла показывает, что язычество в его времена было еще сильно и трактаты Юлиана с обвинениями против христиан пользовались популярностью. Сохранились только первые десять книг св. Кирилла, где он разбирает 1-й трактат Юлиана и говорит о связях между христианством, иудейством и язычеством. Фрагменты из 11-й и 20-й книг, дошедшие в греческой и сирийской версиях, показывают, что в книгах 11–20 речь шла о втором трактате Юлиана. Дж. Ньюман предполагает, что в последующих книгах св. Кирилл опровергал 3-й трактат Юлиана и всего в его сочинении было около 30 книг. Однако из предполагаемых книг 21–30 ничего не сохранилось: возможно, что св. Кирилл и не имел в виду опровергать все трактаты Юлиана, а ограничился лишь первыми двумя (Quasten J., р. 129–130).

Подобно своим предшественникам – cв. Афанасию, Петру и Феофилу Александрийским, св. Кирилл ежегодно обращался к своей пастве с посланием относительно даты празднования Пасхи. Издатели сочинений св. Кирилла собрали 29 посланий под общим названием Пасхальные беседы. Они написаны между 414 и 442 гг. и посвящены по преимуществу нравственно-аскетическим темам: посту и воздержанию, бдению и молитве, делам благотворительности и милосердия. Обсуждаются также догматические вопросы: в Беседах 5, 8, 17 и 27 св. Кирилл защищает учение о Воплощении против ариан и других еретиков, отрицающих вечность Сына; в Беседе 12 речь идет о Святой Троице. Во многих беседах содержится полемика с иудеями и язычниками.

Из проповедей, произнесенных св. Кириллом в период его епископского служения в Александрии, сохранилось не более 22, среди которых некоторые дошли во фрагментах. Издатели назвали их Другими беседами в отличие от Пасхальных бесед (посланий). Первые восемь бесед произнесены в Ефесе во время работы III Вселенского Собора. Из них 1-я произнесена в начале работы Собора, 2-я – в день памяти апостола Иоанна Богослова, 5-я – после осуждения Нестория, 6-я – после разрыва с Иоанном Антиохийским, 7-я – перед арестом. 4-я беседа, Похвальная Святой Марии-Богородице, произнесенная между 23 и 27 июня 431 г. в храме Пресвятой Богородицы в Ефесе, является самой знаменитой в древности проповедью, посвященной Пресвятой Деве Марии: св. Кирилл называет Ее «неугасимой лампадой», «венцом девства», «скипетром Православия», «нерушимым храмом», «вместилищем Невместимого» – некоторые из этих выражений впоследствии вошли в Акафист Пресвятой Богородице. В Беседах 3, 15, 16 и 20 речь идет о Воплощении Сына Божия. Беседа 10-я, О Тайной Вечере, принадлежит, вероятно, Феофилу Александрийскому; 11-я представляет собой не что иное, как 4-ю беседу, расширенную и дополненную в VII-IX вв. 13-я, В Неделю ваий, восходит к Евлогию Александрийскому. Знаменитая 14-я беседа, Об исходе души из тела и о Втором Пришествии Христовом, пользовавшаяся особой популярностью в Средние века (она помещалась в славянской Следованной Псалтири), является произведением сомнительной подлинности: в «Апофтегмах отцов» она упоминается как сочинение Феофила Александрийского. Беседы 8-я, На Преображение Господне, и 12-я, На Сретение Господне, принадлежат к корпусу Бесед на Евангелие от Луки (см. выше).

Собрание писем св. Кирилла, напечатанное в Патрологии Миня, включает 88 писем, из которых 17 являются письмами других, адресованными ему, и некоторые подложны. Большинство писем св. Кирилла датируются временем после Ефесского Собора. Для истории взаимоотношений Востока и Запада представляет интерес переписка св. Кирилла с папами Целестином и Сикстом. На письма св. Кирилла впоследствии ссылались Вселенские Соборы: письмо 4, второе к Несторию, зачитывалось на III, IV и V Вселенских Соборах. Письмо 17, третье к Несторию, содержит описание деяний Александрийского Собора 430 г. В письме 39, к Иоанну Антиохийскому, св. Кирилл выражает радость по поводу состоявшегося примирения: оно начинается словами «Да возрадуются небеса». Три указанных письма (4, 17, 39) в силу своей догматической значимости получили наименование «вселенских». Письмо 76 содержит отказ св. Кирилла вписать имя Иоанна Златоуста в диптихи. Письмо 80, Ипатии к Кириллу, является подложным, так же как и 86 – Кирилла к папе Леонтию.

Именем св. Кирилла названа одна из литургий, употребляемых в Коптской Церкви. Греческий текст этой литургии неизвестен, а, поскольку св. Кирилл не писал по-коптски, ее принадлежность этому святителю исключена. Литургия состоит из анафоры, сходной по содержанию с так называемой анафорой апостола Марка. Высказывались предположения, что Коптская литургия св. Кирилла есть не что иное, как коптский вариант анафоры апостола Марка. Но вопрос о происхождении литургии св. Кирилла Александрийского до конца не исследован (см.: Архим. Киприан Керн. Евхаристия. Париж. С. 99–100).

Творения, оригинальный текст

Migne,PG. -Т. 68–77.

Mai A. Nova Patrum Bibliotheca. – Т. 2–3. Roma, 1844–1845.

Sancti patris nostri Cyrilli archiepiscopi Alexandrini opera omnia (P. E. Pusey). – Vol. 1–7. – Oxford, 1868–1877.

SChr.: Cyrilled'Alexandrie. Contre Julien, I-II. – T. 322. – Paris, 1985. – Deux dialogues christologiques. – T. 97. – Paris, 1964. – Dialogues sur la Trinite. – T. 231, 237, 246. – Paris, 1976–1978. – Lettres festales, I-VI. – T. 372. – Paris, 1991. – Lettres festales, VII-XI. – T. 392. – Paris, 1993.

Творения, русский перевод

Творения иже во святых отца нашего Кирилла, архиепископа Александрийского. – Ч. 1–15. – М., 1880–1912.

Св. Кирилл Александрийский. Слово об исходе души и о Страшном суде. – М., 1864. – То же. Изд. 2-е. – СПб., 1868. – То же. Изд. 11-е. – М., 1901.

Св. Кирилл Александрийский. 1. Слово против тех, которые не хотят исповедовать Святую Деву Богородицею. 2. Разговор с Несторием о том, что Святая Дева – Богородица, а не Христородица. (пер. священника В. Дмитриева). – Сергиев Посад, 1915.

Деяния Вселенских Соборов, издаваемые в русском переводе при Казанской духовной академии. – Ч. 1–2. – Казань, 1859–1861. – То же. – Изд. 5, репринт. – СПб., 1996.

Литература

Вишняков В. Император Юлиан Отступник и литературная полемика с ним св. Кирилла, архиепископа Александрийского. – Симбирск, 1908.

Лященко Тимофей, священник. Значение св. Кирилла, архиепископа Александрийского, в истории христианского богословствования. // Киево-Могилянский сборник, XXV.

Лященко Тимофей, священник. Св. Кирилл, архиепископ Александрийский: его жизнь и деятельность. – Киев, 1913.

Назаренко Т., священник. Святитель Кирилл Александрийский и его богословские воззрения. – Загорск, 1971.

О жизни и творениях святого Кирилла, архиепископа Александрийского. //Творения святых отцов в русском переводе. – М., 1880. – Е. 47. – С. 1–7.

Пономарев П. Учение св. Кирилла Александрийского о Евхаристии. // Православный собеседник. – Казань, 1904.

Порфирий (Попов), иеромонах. Святитель Кирилл, архиепископ Александрийский. // Прибавления к творениям святых отцов. – М., 1854.– Ч. 13. – С. 250–322.

Правдолюбов Михаил, священник. Христология св. Кирилла Александрийского по его Гомилиям. – Сергиев Посад, 1992.

Святой Кирилл Александрийский как обличитель старообрядческих заблуждений. /Сост. иерей Дмитрий Александров. – СПб., 1907.

Bardy G. Cyrille d'Alexandrie. // Dictionnaire d'histoire et de geographie ecclesiastique. – Paris, 1956. – T. 13. – P. 1169–1177.

Bermejo A. M. The Indwelling of the Trinity according to Saint Cyril of Alexandria. – Ona, 1963.

Burghardt W. J. The Image of God in Man according to Cyril of Alexandria. – Washington, 1957.

Diepen H. J. M. Aux origines de l'antropologie de saint Cyrille d'Alexandrie. – Bruges, 1957.

Dratsellas C. Questions of the Soteriological Teaching of the Greek Fathers with Special Reference to St. Cyril of Alexandria. – Athens, 1968.

Dries J., van den. The Formula of St. Cyril of Alexandria μία φύσις του Θεού Λόγου σεσαρκωμένη. – Roma, 1939.

Dupre la Tour A. Doxa dans les commentaires exegetiques de Cyrille d'Alexandrie. Roma, 1958.

Eberle A. Die Mariologie des hl. Cyrillus von Alexandrien. – Freiburg, 1921.

Fraigneau-Julien B. L'inhabitation de la saint Trinite dans l'ame selon Cyrille d'Alexandrie. //Recherches de science religieuse. – Paris, 1956. – T. 30. – P. 135–156.

Hebensberger J. N. Die Denkwelt des hl. Cyrill von Alexandrien. – Munchen, 1924.

Hespel R. Le florilege Cyrillien refute par Severe d'Antioche. – Louvain, 1955.

Houdek F. J. Contemplation in the Life and Works of St. Cyril of Alexandria. – Los Angeles, 1979.

Imnof P., Lorenz B. Maria Theotokos bei Cyrill von Alexandrien. – Munchen, 1981.

Kerrigan A. St. Cyril of Alexandria, Interpreter of the Old Testament. – Roma, 1952.

Kopallik J. Cyrillus von Alexandrien, eine Biographie nach den Quellen gearbeitet – Mainz, 1881.

Liebaert J. La doctrine christologique de saint Cyrille d'Alexandrie avant le querelle nestorienne. – Lille, 1951.

Liebaert J. L'incarnation J. Les origines au concile de Chalcedoine. – Paris, 1966. Make J. Cyrille d'Alexandrie. // Dictionnaire de theologie catholique. – Paris, 1908. – T. 3. – P. 2476–2527.

Malley W. J. Hellenism and Christianity. The Conflict between Hellenic and Christian Wisdom in the Contra Galilaeos of Julian the Apostate and the Contra Julianum of St. Cyril of Alexandria. – Roma, 1978.

Memoir H. du. Cyrille d'Alexandrie. // Dictionnaire de spiritualite. – Paris, 1953. – 1. 2. -P. 2672–2683.

Memoir H. du. Dogme et spiritualite chez saint Cyrille d'Alexandrie. – Paris, 1944.

Manoir H. du. L'Eglise corps du Christ chez saint Cyrille d'Alexandrie. // Gregorianum. – Roma, 1939. – T. 19. – P. 37–63,83 – 100, 161 –188.

Rehrmann A. Die Christologie des hl. Cyrillus von Alexandrien. – Hildesheim, 1902.

Renaudin P. La theologie de saint Cyrille d'Alexandrie d'apres Saint Thomas d'Aquin. – Tongerloo, 1937.

Rucker I. Cyrill und Nestorius im Lichte des Ephesus-Enziklika. – Oxenbronn, 1934.

Rucker I. Das Dogma von der Personlichkeit Christi und das Problem der Haeresie. – Oxenbronn, 1934.

Sauer L. Die Exegese des Cyrill von Alexandrien nach seinem Kommentar zum Johannes-Evangelium. – Freiburg im В., 1965. Schwartz E. Cyrill und der Monch Viktor. – Wien, 1928.

Sellers R. V. Two Ancient Christologies. – London, 1940. – P. 80–106.

Struckmann A. Die Eucharistielehre des hl. Cyrill von Alexandrien. – Paderborn, 1910.

Weigl E. Die Heilslehre des hl. Cyrill von Alexandrien. – Mainz, 1905.

Wilken R. L. Judaism and the Early Christian Mind: A Study of Cyril of Alexandriás Exegesis and Theology. – New Haven-Yale, 1971.

Благоговейнейшему и боголюбивейшему сослужителю Несторию Кирилл о Господе (желает) всякого блага.

Некоторые своим суесловием, как слышу, хотят ослабить в твоем благочестии твое мнение обо мне, и это часто они делают, выискивая для этого то время, когда сановники составляют собрания, а иногда и потому, что этим надеются угодить твоему слуху. Они говорят такие оскорбительные слова не потому, что они обижены мною, но потому, что были обличаемы мною к их же пользе: один – за то, что притеснял увечных и бедных, другой – за то, что обнажил меч на свою мать, а третий – за то, что через свою служанку похитил у другого деньги, и всегда такой мучился подозрительностью, какой никто не пожелает самому злому врагу. Но о таких людях я не стану говорить много, дабы мои слова не переступили ту меру, какую указал Господь и учитель, а также и отцы. Нельзя никому избежать невежественной дерзости злых людей, какой бы кто ни избрал образ жизни. Они, у которых уста полны клятвы и горечи (Пс. 35, 4; 13, 4), дадут ответ Судии всех. А я обращусь опять к тому, что более всего прилично мне: и теперь тебе, как брату в Господе, напоминаю, чтобы ты в поучительных словах своих со всякою внимательностью предлагал народу учение веры и имел в мыслях, что соблазнить и единого из меньших, верующих во Христа, заслуживает непощадный гнев Бога. И если теперь так много есть смущенных, то как нам не употребить всего старания не только для исполнения обязанности благоразумно прекратить соблазн, но и предложить здравое слово веры тем, которые ищут истины? Для этого самым правильным делом нашим будет то, если мы, обратившись к словам святых отцов, постараемся принять их за главное руководство и, испытывая, по слову Писания, самих себя, аще в вере есмы, наши собственные рассуждения будем, сколько можно, вернее соображать с их верными и непорочными мыслями.

Так святой и великий Собор изрек, что единородный Сын Бога Отца, родившийся от существа Его, Бог истинный от Бога истинного, свет от света, которым Отец все сотворил, сошел с небес, воплотился и вочеловечился, страдал, воскрес в третий день и восшел на небеса. Этим словам и догматам должны следовать и мы, вникая мыслью в значение слов: Бог Слово воплотился и вочеловечился. Мы не говорим, что естество Слова, изменившись, стало плотью, ни того, что оно преложилось в целого человека, состоящего из души и тела; но говорим, что Слово, соединив с собою в единстве лица тело, одушевленное разумною Душою, неизреченно и непостижимо для нашего ума, стало человеком, сделалось Сыном человеческим не волею одною и благоизволением, не воспринятием только лица; а говорим, что естества, истинно соединенные между собою, хотя различны, но в соединении обоих этих естеств есть один Христос и Сын. Это мы представляем не так, что в этом соединении уничтожилось различие естеств, но божество и человечество при неизреченном и неизъяснимом соединении пребыли совершенными, являя нам единого Господа Иисуса Христа и Сына. Таким образом, говорим, что сущий и рожденный от Отца прежде веков по плоти родился и от Жены не так, чтобы Божественное естество Его приняло начало бытия в Святой Деве, и не так, чтобы Он после рождения от Отца имел нужду родиться от Нее. Ибо безрассудно и легкомысленно было бы говорить, что Тот, Который прежде всех веков всегда пребывает со Отцом, еще имеет потребность родиться, чтобы начать Свое бытие. Так как Он ради нас и ради нашего спасения родился от Жены, соединив с Собою, в Свою ипостась, естество человеческое, то поэтому и говорится, что Он родился плотью. Это не так, что прежде родился от святой Девы простой человек, а после сошло на Него Слово; но Оно, соединившись с плотью в самой утробе, родилось по плоти, усвоив себе плоть, с которою родилось. Таковым же мы Его исповедуем и в страдании и в воскресении: не говорим, что Слово Бога по своему естеству подвергалось ударам, язвам гвоздиным и прочим ранам, потому что Божественное естество, как бестелесное, не причастно страданию. Но так как всем этим страданиям подвергалось Его Тело, которое есть его собственное, то мы и говорим, что Слово страдало за нас, потому что бесстрастный был в страдающем теле. Равным образом мы разумеем и смерть Его; бессмертно по естеству, нетленно, жизнь и животворяще есть Слово Бога. Так как Его Тело благодатию Божиею, как говорит Павел, за всех вкусило есть смерти (Евр. 2, 9), то говорим, что Оно за всех претерпело смерть; не то, что Оно подверглось смерти по своему естеству – говорить и думать так было бы безумно, а то, что Его Тело, как я сказал уже выше, вкусило смерть. Также, когда говорим, что воскресло Тело Его, опять к Нему же относим воскресение не так, чтобы Он подвергался тлению, нет, а так, что Его Тело воскресло. Таким образом, мы исповедуем Христа единым и Господом не так, чтобы мы поклонялись Слову и вместе с тем поклонялись еще какому-то человеку; никакого представления о раздельности здесь не вводится при слове «вместе», но поклоняемся Единому и Тому же, потому что не есть что-либо особое от Слова Тело Его, с которым Он сидит вместе с Отцом, не два сына сидят вместе со Отцом, но один, соединенный со Своею плотью. Если бы мы стали отвергать ипостасное соединение как что-то непонятное и странное, то мы должны бы были признать двух сынов, потому что тогда необходимо должно было бы сделать разделение и одного называть собственно человеком, удостоенным звания Сына, а другого – собственно Словом Бога, как имеющего имя и достоинство сыновства по Своему естеству. Посему не должно разделять единого Господа Иисуса Христа на два сына. Правое учение веры нисколько не поддерживается и тем, что некоторые считают за лучшее допустить соединение лиц. Потому что Писание говорит, что Слово плоть бысть (Ин. 1, 14), а не то, что Слово соединило с Собою лицо человека. Выражение: Слово плоть бысть – означает только то одно, что Слово приискренне приобщися нашей плоти и крови (Евр. 2, 14); наше тело Оно усвоило Себе, и от Жены произошел человек, не перестав быть Богом, рожденным от Бога Отца, и при восприятии плоти пребыв тем, чем Он был. Таково учение правой веры, повсюду исповедуемой. Так мыслили святые отцы, как находим в их писаниях. Они дерзновенно говорили, что Святая Дева есть Богородица не потому, что естество Слова или Божество Его началось по бытию от Святой Девы, но потому, что от Нее родилось Святое Тело, имеющее разумную душу, – таким образом, Слово, соединившись с ним ипостасно, родилось по плоти. Пишу к тебе эти слова, побуждаемый любовью во Христе, и, как брату, советую тебе и умоляю пред Богом и святыми ангелами Его одинаково с нами мыслить и учить, дабы сохранился мир Церквей и чтобы союз единомыслия и любви пребывал неразрывным между священниками Божиими. Приветствуй братию, находящуюся при тебе; тебя приветствует братия, находящаяся со мною.

Преподобнейшему и боголюбезнейшему отцу Келестину Кирилл желает о Господе всякого блага.

Если бы мне можно было молчать и не писать к твоему благочестию о всех настоящих смутах, если бы можно было избегнуть жалоб и избавиться от огорчений, особенно при столь важных событиях, когда потрясается некоторыми правая вера, то я сказал бы самому себе: «Хорошо! И нечего опасаться молчаливому – покой лучше тревоги!» Но так как Бог требует от нас бдительности в таких обстоятельствах, а давний обычай Церквей указывает входить в сношение с твоим благочестием, то я необходимо должен писать к тебе и известить, что сатана и ныне приводит все в смятение, свирепствует против Церквей Божиих и везде пытается уклонить от прямого пути веры тех, которые идут по нему. Не утихает этот вселукавый зверь, быстро распространяющий нечестие. До настоящего времени я молчал и ни к твоему благочестию, ни к другому кому-либо из наших сослужителей ничего не писал о нынешнем правителе Церкви Константинопольской, думая, что поспешность в таком деле – заслужить неодобрение; но так как зло достигло уже крайней степени, то я почел за непременную обязанность не молчать больше и сказать все о происшедших смутах.

Тот, о ком я говорю, как скоро вступил на епископию, вместо того чтобы назидательными поучениями делать добро не только постоянным тамошним жителям, но и временным пришельцам, которых там, говорят, из всех городов и селений бывает очень много, поставил себе задачей говорить странное, нелепое – такое, что далеко отступает от апостольской и евангельской веры, которую отцы сохранили в точности и передали нам как многоценную жемчужину. Беседы его, которые говорил он в церкви, и притом очень часто, – и доселе не перестает говорить, – я послал к твоему благочестию как прямое доказательство его учения. Признаюсь, что я соборною грамотою хотел довести до его сведения, что мы не можем входить в общение с тем, кто так говорит и мыслит, но этого я не сделал. Рассудив, что поскользающимся надобно подать руку для поддержания их и упавших надобно поднять, как своих братий, я в своих письмах к нему советовал отстать от такого нечестивого учения, но от этого мы не получили никакой пользы. Как скоро он узнал, что мы не только далеки от того, чтобы одинаково с ним мыслить, но и, не одобряя его, побуждаем отстать от вымыслов – я не хочу назвать их учением, – он всячески стал коварствовать против меня и доселе не перестает производить смуты. Когда мы ждали, что он исцелится от своей болезни, удержится от противохристианского учения, узнаём, что мы ошиблись в своей надежде, по следующему событию. В Константинополе был епископ Дорофей, одинаковых с ним мыслей, человек корыстолюбивый, и льстивый, и дерзкий на словах. Он во время одного общественного богослужения – это было уже в то время, как Несторий занимал престол Церкви Константинопольской, – встал со своего места и громким голосом дерзнул сказать: «Кто говорит, что Мария есть Богородица, тот да будет анафема». Весь народ поднял сильный крик и вышел из храма; он не хотел быть в общении с теми, которые имеют такие мысли; так что и в нынешнее время народ константинопольский не бывает при соборных молитвословиях, кроме немногих людей, легкомысленных и угодников ему. Монастыри же почти все, и их архимандриты, и многие из членов сената, не бывают при богослужениях, боясь, чтобы не сделалась неправою их вера от того превратного учения, которое он и его клевреты, пришедшие с ним из Антиохии, везде разглашают. Его беседы принесены были и в Египет, и я узнал, что некоторые нерассудительные люди увлечены были ими в заблуждение, а некоторые в недоумении спрашивают друг друга: истинны ли слова его или он заблуждается? Опасаясь, чтобы яд этой болезни не проник в сердце простодушных, я написал окружное послание ко всем египетским монастырям, укрепляя их в правоверии. Списки с него некоторыми переданы и в Константинополь; прочитавшие его получили от того великую пользу, так что многие из государственных сановников письменно благодарили меня. Но в нем это только сильнее раздражило досаду на меня: он поднимает брань против меня, как против врага, хотя не находит во мне другой вины, кроме той, что не хочу иметь одинаковых с ним мыслей, что я вопреки ему поддержал во многих веру, которую приняли мы от отцов, убедив многих считать истинным то, чему научились мы из Священного Писания. Не озабочиваясь умыслами его против меня и поручая себя всеведущему и всесильному Богу, я написал к нему и другое послание, в котором, кратко изложив учение правой веры, убеждал и заклинал его Богом сообразно тому и мыслить, и говорить; но и этим я не принес никакой пользы: он и теперь таков же, как и прежде, и не перестает говорить превратное. Считаю нужным известить твое благочестие, что с моими словами согласны и все восточные епископы; они все теперь в огорчении, в печали, а особенно благочестивые епископы в Македонии. А он, зная это, считает себя мудрым больше всех, думает, что только он знает смысл Боговдохновенного Писания и постиг тайну Христову. Не следовало ли бы ему скорее убедиться в том, что, когда все, какие есть по всей Вселенной, православные епископы и миряне исповедуют, что Христос есть Бог и что Дева, родившая Его, есть Богородица, Он один, отвергая это, находится в заблуждении? Но он, ослепленный гордостью, думает, что, действуя на всех властью своего престола, заставит и нас и всех других одинаково с ним мыслить. Так что же остается теперь делать нам, когда не можем ни вразумить его, ни отклонить от таких бесед, когда народ в Константинополе со дня на день сильнее и сильнее заражается зловерием, а некоторые с томлением в душе ждут Себе помощи от православных епископов? Рассмотрению нашему подлежит не какое-нибудь обыкновенное дело, и молчание тут нисколько не оправдает нас. Христос подвергается поношению – как же мы будем молчать? Каждый из нас знает слова Павла: Аще убо волею сие творю, мзду имам: аще же неволею, строение ми есть предано (1Кор. 9, 17). Поэтому мы, которым вверено служение Слову, которым и поручено охранять незыблемость веры, что скажем в день Суда, если промолчим при настоящих событиях в Церкви?

Но мы не хотим открыто прервать наше сношение с ним, не сделав наперед сношения с твоим благочестием. Поэтому, благоволи письменно изложить свое мнение о том, должно ли нам еще иметь общение с ним или прямо объявить, чтобы никто не входил в общение с ним, когда он остается с таким образом мыслей и так учит. Суждение твоего благочестия об этом деле надобно будет письменно передать также благочестивейшим и боголюбивейшим епископам Македонии и всем прочим пастырям восточных Церквей. Согласно желанию их, мы дадим им опору и оружие, чтобы стоять всем им единодушно и единомысленно и подвизаться за правую веру, против которой открылась брань. А на него самого уже изрекли анафему наши великие, досточтимые и славные отцы, учившие, что Святая Дева есть Богородица, с ними же вместе и мы, ныне живущие. Он не хотел высказать своего учения сам своим языком, а выставил для того другого, Дорофея, о котором я говорил, и настроил его высказать его мысли в то время, когда сам он тут сидел и слушал; сошедши же со своего седалища, он допустил его к совершению Божественных Таин. Для того чтобы твоему благочестию яснее видеть, чему он учит и как он мыслит, а также чему учили блаженные и великие отцы наши, я послал к тебе книги, содержащие основные статьи учения; по моему распоряжению с них сделан перевод, какой можно было сделать в Александрии. Письма, написанные мною, я отдал возлюбленному Посидонию, поручив ему доставить их твоему благочестию.

Кирилл и Собор, собравшийся в Александрии из египетского округа, Несторию, благоговейнейшему и боголюбезнейшему сослужителю, желают о Господе всякого блага.

I. После того как Спаситель наш ясно говорит: Иже любит отца или матерь паче Мене, несть Мене достоин: и иже любит сына или дщерь паче Мене, несть Мене достоин (Мф. 10, 37), что должны будем потерпеть мы, от которых твое благоговеинство требует любви к тебе большей, чем ко Христу, Спасителю всех нас? Кто будет в силах помочь нам в день Суда? Или какое найдем мы себе оправдание в столь долгом молчании при таких на Христа злохулених? Если бы ты, имея такие мысли и учение, вредил только самому себе, то нам меньше было бы заботы. Но как ты соблазнил Церковь и распространил в народе закваску необычайной и чуждой ереси и книги твоих толкований разнесены не только там¹, но и повсюду, то какая еще причина достаточна будет к нашему молчанию? Или как невольно не вспомнишь Христовых слов: Не мните, яко приидох воврещи мир на землю... но меч. Приидох бо разлучити человека на отца своего, и дщерь на матерь свою (Мф. 10, 34–35). Ибо, когда искажают веру, тогда погибает уважение к родителям, как бы устарелое и неосновательное, прекращается и закон любви к детям и братьям, и, наконец, смерть для благочестивых становится приятнее жизни, да, по Писанию, лучшее воскресение улучат (Евр. 11, 35).

II. Итак, вот вместе со святым Собором, собравшимся в великом Риме, под председательством святейшего и благочестивейшего брата и сослужителя нашего епископа Келестина мы с третьим уже посланием обращаемся к тебе и единодушно советуем отстать от того ложного и превратного учения, которое ты выдумываешь и рассеиваешь, а вместо его избрать правую веру, вначале преданную Церквам святыми апостолами и евангелистами, которые были самовидцами и служителями Слова (Лк. 1,2). Если твое благоговеинство не сделает этого к сроку, назначенному в послании помянутого святейшего и благочестивейшего брата и сослужителя нашего, епископа Церкви Римской Келестина, то знай, что ты не имеешь никакого общения с нами, ни места или счета между священниками Божиими и епископами. Ибо невозможно же нам оставаться небрежными, когда Церкви так возмущены, народ соблазнен, правая вера попирается и ты разгоняешь стадо, – ты, который должен бы хранить его, если бы, подобно нам, крепко любил правую веру, строго следуя благочестию святых отцов. А со всеми мирянами и клириками, коих твое благоговеинство отлучило или низложило за веру, мы все находимся в общении, ибо несправедливо подвергаться твоим тяжким приговорам тем, которые умеют мудрствовать православно, потому что они стали противоречить тебе с доброю целью. Это самое ты объявил в послании, писанном тобою к святейшему епископу великого Рима и нашему соепископу Келестину. Впрочем, достаточно будет того, чтобы твое благоговеинство только исповедало с нами Символ веры, изложенный некогда во Святом Духе святым и великим Собором, который был собран по обстоятельствам в Никее, ибо ты понял и объяснил его неправильно и даже превратно, хотя на словах исповедуешь так, как он изложен, а следует, чтобы ты письменно и с клятвою исповедал, что ты проклинаешь злочестивое и гнусное свое учение и будешь мудрствовать и учить так, как и все мы, западные и восточные епископы, учители и вожди народов. Что же касается посланий, писанных к твоему благоговеинству Александрийскою Церковью как составленных правильно и неукоризненно, то с ними согласен святой Собор римский и мы все. К настоящему посланию нашему мы приложили то, что должно содержать и чему учиться, и то, от чего надлежит удаляться. Вот вера кафолической и апостольской Церкви, в которой согласны все православные епископы, западные и восточные.

III. «Веруем во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца всего видимого и невидимого. И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, единородного, рожденного от Отца, т. е. из сущности Отца, Бога от Бога, Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рожденного, несотворенного, Отцу единосущного, через Которого все произошло как на Небе, так и на земле; ради нас, человеков, и ради нашего спасения нисшедшего, воплотившегося и вочеловечившегося, страдавшего и воскресшего в третий день, восшедшего на небеса и грядущего судить живых мертвых. И в Духа Святого. Говорящих же, что было бытие, когда не было Сына, что Он не существовал до рождения и произошел из небытия, или утверждающих, что Сын Божий имеет бытие от иного существа или сущности и что Он подлежит превращению или изменяем, – таковых кафолическая и апостольская Церковь предает анафеме.» Следуя во всем исповеданию святых отцов, которое постановлено под руководством говорившего в них Духа Святого, строго разбирая цель заключающихся в нем мыслей и шествуя как бы царским путем, мы говорим: само единородное Слово Божие, рожденное из самой сущности Отца, истинный Бог от истинного Бога, Свет от Света; которым получило бытие все, что есть на Небе и на земле, ради нашего спасения сшедшее (с небес) и уничижившееся, воплотилось и вочеловечилось, т. е., приняв плоть от Святой Девы и усвоив Себе от самого зачатия, претерпело наше рождение и произошло от Жены человеком, не теряя того, чем было, но и по восприятии плоти и крови пребывая тем же, чем было, т. е. Богом по естеству и по истине. Но мы не говорим ни того, будто плоть превратилась в естество Божества, ни того, будто неизреченное естество Бога Слова изменилось в естество плоти. Ибо оно не подлежит превращению и изменению, но, по Писаниям, всегда пребывает совершенно то же. (Евр. 13, 8). Став же видимо и быв еще младенцем в пеленах, Оно, как Бог, и в недрах родившей Девы наполняло всю тварь и восседало с Родившим Его. Ибо Божество не имеет ни количества, ни величины и не терпит никакого ограничения.

IV. Исповедуя, что Слово соединилось с плотью ипостасно, мы поклоняемся единому Сыну и Господу Иисусу Христу, и в этом случае мы не разлагаем по частям и не разлучаем человека и Бога, особенно когда они соединены между собою не единством достоинства и произволения (ибо это пустословие, а не что другое), не называем Христом отдельно Слово, сущее от Бога, и также Христом отдельно другого, сущего от жены, но признаем одного только Христа – Слово, сущее от Бога Отца, с собственною Его плотью. Ибо тогда Оно по человечеству помазано (Святым Духом), хотя достойным получить Само дает Духа, и дает не в меру, как говорит блаженный евангелист Иоанн (Ин. 3, 34). Не говорим мы и того, что Слово, сущее от Бога, обитало в рожденном от Святой Девы, как в обыкновенном человеке, да не представляют Христа человеком богоносным. Ибо хотя Слово и с нами обитало (Ин. 1, 14), но сказано, что, во Христе обитала телесно и вся полнота Божества (Кол. 2, 9). А мы содержим в мысли и определяем, что Слово, став плотью, обитало во Христе отнюдь не так же, как, говорится, обитало Оно во святых, но, став едино с человеческим естеством в ипостасном бытии и не превратившись в плоть, Слово устроило такое обитание, какое, можно сказать, имеет душа человека с собственным своим телом.

V. Итак, един Христос и Сын и Господь, впрочем не так, будто человек имеет союз с Богом только по единению с Богом в достоинстве или в воле. Ибо равное достоинство еще не объединяет естеств. Например, Петр и Иоанн друг другу равны достоинством как апостолы и святые ученики, но оба не суть одно. Не понимаем мы образ союза ни как приложение, ибо этого недостаточно для единения естеств, ни как согласие свойств, подобно как мы, прилепляясь к Господу, по Писанию, бываем един дух с Ним (1Кор. 6, 17). Мы даже избегаем имени союз (συνάφειας), как не могущего достаточно выразить единение (ενωσιν). Слово, сущее от Бога Отца, мы не называем Богом или Владыкою Христа, чтобы опять единого Христа, Сына и Господа, видимо не рассечь надвое и, делая Его Богом и Владыкою Самого Себя, не подпасть вине злохуления. Ибо Слово Божие, как мы уже прежде говорили, став едино с плотью ипостасно, есть Бог всего и владычествует над всем, а сам для Себя Он ни раб, ни Владыка. Мудрствовать и говорить таким образом глупо и даже нечестиво. Правда, Отца Он называет Богом своим, хотя Сам по естеству Бог и (рождается) из сущности Его, но мы знаем, что, пребывая Богом, Он стал и человеком, подчиненным Богу, по закону, которому подлежит естество человеческое. А Сам для Себя как Он может быть Богом или Владыкою? Итак, как человек и нисшедший до уничижения по внешнему состоянию, Он говорит, что вместе с нами Он подчинен Богу. Таким же образом Он стал под законом, хотя Сам изрек его и как Бог Сам есть законодатель.

VI. Мы избегаем о Христе таких речей: «Ради носящего чту носимого; ради невидимого поклоняюсь видимому». Ужасно прибавить к этому и следующее: «Воспринятый Бог действует совокупно с воспринявшим». Кто говорит так, тот опять рассекает Христа надвое и человека становит отдельною частью, и Бога также, ибо открыто отрицает единение, по которому не приемлет кто-либо поклонение как один в Другом, ни Бог совокупно действует (с человеком), но признается един Иисус Христос, Сын единородный, с собственною Его плотью чтимый единым поклонением. Мы исповедуем, что самый Сын, рожденный от Бога Отца, и единородный Бог хотя бесстрастен по собственному естеству, однако же за нас пострадал плотью, по Писаниям, и в распятом Теле бесстрастно усвоил Себе страдания собственной плоти. По благо волению Божию Он принял смерть за всех (Евр. 2, 9), предав ей соб ственное тело, хотя по естеству есть Жизнь и сам есть Воскресение. Дабы в собственной плоти, как бы в начатке, поправ смерть неизреченною силою, быть перворожденным из мертвых (Кол. 1, 18) и начатком из умерших (1Кор. 15, 20) и открыть человеческому естеству путь к достижению нетления, Он по благоволению Божию, как мы сейчас говорили, вкусил смерть за всех и, разорив ад, в третий день ожил. Посему хотя говорится, что воскресение мертвых совершилось человеком (1Кор. 15, 21), но мы под человеком разумеем Слово, рожденное от Бога, и разумеем, что Им разрушена держава смерти. Как единый Сын и Господь Он придет некогда во славе Отца, дабы, как написано, судить Вселенную праведно (Пс. 37, 9). Нужным считаем присовокупить и следующее.

VII. Возвещая смерть по плоти единородного Сына Божия, т. е. Иисуса Христа, исповедуя Его воскресение из мертвых и вознесение на небеса, мы совершаем в Церквах бескровную жертву, приступаем, таким образом, к таинственным благословениям и освящаемся, причащаясь святой плоти и честной крови Христа, Спасителя всех нас; принимаем не как обыкновенную плоть (да не будет!), не как плоть человека освященного и сопряженного со Словом единением достоинства или сделавшегося обиталищем божества, но как кровь поистине животворящую и собственную для самого Слова. Ибо Оно как Бог и Жизнь по естеству и, став едино со Своею плотью, явно сделало ее животворящею. Поэтому, хотя говорят нам: Аминь, аминь глаголю вам, аще не снесте плоти Сына человеческого, ни пиете крове Его (Ин. 6, 53), однако же мы должны разуметь плоть не человека, одного из подобных нам (ибо как плоть человека будет животворящею по собственному естеству своему), но плоть, поистине принадлежащую собственно Тому, Кто ради нас сделался и действовал как Сын человеческий.

VIII. Что касается изречений нашего Спасителя, заключающихся в Евангелиях, то мы не относим их раздельно ни к двум существам, ни к двум лицам. Ибо един и единый только Христос, хотя и признается соединенным в нераздельное единство из двух, и притом различных естеств, не есть сугуб; подобно как и человек признается состоящим из души и тела, однако же не двойным, но единым из той и другого. Рассуждая по-надлежащему, мы полагаем, что единым (Христом) сказаны человеческие и вместе божеские изречения. Именно когда Он говорит о Себе богоприлично: Видевый Мене, видит Отца (Ин. 14, 9) –

и: Аз и Отец едино есма (Ин. 10, 30), то мы разумеем Его божеское, неизреченное естество, по которому Он и есть едино с Отцом Своим и по тождеству сущности есть образ и начертание и сияние славы Его (Евр. 1,3). Когда же, не находя бесчестия в человеческом естестве, говорит иудеям: Ныне же ищете Мене убити, человека, иже истину вам глаголах (Ин. 8, 40), мы опять и из свойств Его человечества не менее признаем Его Богом, равным и подобным Отцу. Ибо если необходимо веровать, что истинный по естеству Бог стал плотью, т. е. человеком, одушевленным разумною душою, то какое кто имеет основание стыдиться таких Его речений, которые были бы и человеку приличны? Если бы Он отказывался от речений, приличных человеку, то кто бы принудил Его стать подобным нам человеком? А когда Он ради нас низвел Себя в добровольное уничижение, то по какой причине Ему отказываться от речений, приличных уничижению? Итак, все заключающиеся в Евангелиях изречения должно относить к единому лицу, к единой воплощенной ипостаси Слова. Ибо, по Писанию, един Господь Иисус Христос (1Кор. 8, 6).

IX. Хотя Христос называется посланником и первосвященником исповедания нашего (Евр. 3,1) как священнодействующий пред Богом и Отцом в исповедании веры, приносимом нами Ему и через Него Богу Отцу и даже Святому Духу, несмотря на то мы говорим, что Он по естеству есть Сын Божий единородный, и как имя, так и само совершение священства не приписываем человеку, отдельному от Него. Ибо Он, предав Себя Самого в приятное благоухание Богу и Отцу (Еф. 5,2), стал посредником между Богом и человеками (1Тим. 2,5) и ходатаем примирения. Поэтому и говорил Он: Жертвы и приношения не восхотел еси, тело же совершил Ми еси. Всесожжении и о гресе не благоволил еси. Тогда рех: се иду: в главизне книжней написася о Мне, еже сотворити волю твою, Боже (Евр. 10, 5–7; Пс. 39, 7–8). Он принес собственное свое Тело в приятное благоухание за нас, а не за Себя. Ибо будучи как Бог выше всякого греха, какую имел Он нужду в приношении или в жертве за Себя? Если и все согрешили и лишены славы Божией (Рим. 3, 23), так как мы стали склонны к заблуждению и естество человеческое изнемогло от греха, то Он не таков, и потому мы побеждены Его славою. Какое, впрочем, сомнение может быть в том, что Он, истинный Агнец, заклан ради нас и за нас? Говорить, что Он принес Себя за Самого Себя и за нас, почти то же, что быть виновным в нечестии. Ибо Он ни в каком отношении не погрешил и не совершил никакого греха. Какую же нужду имел Он в приношении (за Себя), когда нет греха, за который бы справедливость требовала приношения?

X. Когда Он говорит о Духе: Он Мя прославит (Ин. 16, 14), то мы, рассуждая по-надлежащему, говорим, что единый Христос и Сын приимет от Духа Святого славу не в том смысле, будто нуждается в славе от кого-нибудь иного, потому что Дух Его ни лучше, ни выше Его. Но так как Он употреблял (силу) Духа Святого при совершении великих дел для доказательства Своего Божества, то в этом смысле и говорит, что Им Он будет прославлен, подобно тому как если бы кто из нас об имеющейся у него силе или знании в известном деле сказал: «Они меня прославят». Хотя Дух существует в собственной ипостаси и признается Сам по Себе существующим, так как Дух и не есть Сын, Он и не чужд Ему, так как именуется Духом истины (Ин. 16, 13), а истина есть Христос (Ин. 14, 6). Посему, когда Дух через святых апостолов совершал чудеса, по вознесении Господа нашего Иисуса Христа на небо Он прославил Его. Ибо люди тогда уверовали, что Он есть Бог по естеству, что Он же снова действует Духом Своим, посему и сказал Он; Яко от Моего приимет, и возвестит вам (Ин. 16, 14). Впрочем, этим мы не говорим, будто Дух мудр и силен по заимствованию (εκ μετοχής) (от другого лица), ибо Он всесовершен и не нуждается ни в каком благе. Но как Он есть Дух Силы и Мудрости Отчей, т. е. Сына, то по этому самому Он есть Мудрость и Сила.

XI. И, как Святая Дева по плоти родила Бога, соединившегося с плотью в (единую) ипостась, поэтому мы и говорим, что Она есть Богородица, не в том, впрочем, смысле, будто естество Слова имеет начало бытия от плоти (ибо в начале бе, и Бог бе Слово, и Слово бе к Богу (Ин. 1, 1) и само Оно есть творец веков, совечно Отцу и создатель всего), но в том, что Слово, как мы уже прежде говорили, приняв человеческое естество в личное с Собою единение, претерпело плотское рождение из Ее ложесн, не потому опять, будто ради собственного естества имело необходимость во временном рождении, в последние времена мира, но для того, чтобы благословить самое начало нашего бытия, чтобы с рождением Его, соединившегося с плотью, от Жены прекратилась наконец клятва над всем человеческим родом, предающая земные наши тела смерти, чтобы с упразднением через Него приговора: В болезнех родиши чада (Быт. 3, 16) – оправдалось сказанное у пророка: Пожерта будет смерть возмогши; и опять: отъят Бог всякую слезу от всякого лица (Ис. 25, 8). Мы говорим, что для этой же цели Он по особому устроению сам благословил брак и, когда пригласили его вместе со святыми апостолами, отправился в Кану Галилейскую. Так думать мы научены святыми апостолами, и евангелистами, и всем Богодухновенным Писанием, и истинным исповеданием блаженных отцов. Все это должно принять и твое благоговеинство, и принять без всякого коварства. А что твоему благоговеинству необходимо предать анафеме, то изложено ниже, в прибавлении к нашему посланию.

1. Кто не исповедует Еммануила истинным Богом и посему Святую Деву Богородицею, так как Она по плоти родила Слово, сущее от Бога, ставшее плотью, да будет анафема.

2. Кто не исповедует, что Слово, сущее от Бога Отца, соединилось с плотью ипостасно и что посему Христос един с своею плотью, т. е. один и тот же есть Бог и вместе человек, – анафема.

3. Кто в едином Христе, после соединения (естеств), разделяет лица, соединяя их только союзом достоинства, т. е. в воле или в силе, а не, лучше, союзом, состоящим в единении естеств, – анафема.

4. Кто изречения евангельских и апостольских книг, употребленные святыми ли о Христе или Им самим о Себе, относит раздельно к двум лицам или ипостасям и одни из них прилагает к человеку, которого представляет отличным от Слова Божия, а другие, как богоприличные, к одному только Слову Бога Отца, – анафема.

5. Кто дерзает называть Христа человеком богоносным, а не лучше, Богом истинным как Сына единого (со Отцом) по естеству, так как Слово стало плотью и приблизилось к нам, восприяв нашу плоть и кровь (Евр. 2, 14), – анафема.

6. Кто дерзает говорить, что Слово Бога Отца есть Бог или Владыка Христа, а не исповедует, лучше, Его же Самого Богом и вместе человеком, так как, по Писаниям (Ин. 1, 14), Слово стало плотью, – анафема.

7. Кто говорит, что Иисус как человек был орудием действий Бога Слова и окружен славою Единородного как существующий отдельно от Него, – анафема.

8. Кто дерзает говорить, что воспринятому (Богом) человеку должно поклоняться вместе с Богом Словом, должно его прославлять вместе с Ним и вместе называть Богом как одного в другом (ибо так думать заставляет и постоянно прибавляемая² частица συν – вместе с), а не чтит Еммануила единым поклонением и не воссылает Ему единого славословия, так как Слово стало плотью, – анафема.

9. Кто говорит, что единый Господь Иисус Христос прославлен Духом в том смысле, что пользовался чрез Него как бы чуждою силою и от Него получил силу побеждать нечистых духов и совершать в людях божественные знамения, а не почитает собственным Его Духом, чрез которого Он совершал чудеса, – анафема.

10. Божественное Писание говорит, что Христос был Первосвященником и ходатаем нашего исповедания, что Он принес Себя за нас в приятное благоухание Богу и Отцу. Итак, если кто говорит, что Первосвященником и ходатаем нашим был не сам Бог Слово, когда стал плотью и подобным нам человеком, а как бы другой и некто отличный от Него человек, происшедший от жены; или кто говорит, что Он принес Себя в приношение и за Самого Себя, а не за нас только одних, так как, не зная греха, Он не имел нужды в приношении (за Себя), – анафема.

11. Кто не исповедует плоть Господа животворящею и собственно принадлежащею Самому Слову Бога Отца, но принадлежащею как бы другому кому, отличному от Него, и соединенному с Ним по достоинству, т. е. приобретшему только божественное (в себе) обитание, а не исповедует, как мы сказали, плоти Его животворящею, так как она стала собственною Слову, могущему все животворить, – анафема.

12. Кто не исповедует Бога Слова пострадавшим плотью, распятым плотью, принявшим смерть плотью и, наконец, ставшим первородным из мертвых, так как Он есть жизнь и животворящ как Бог, – анафема.

Надлежало бы вам довольствоваться наставлениями предшествовавших учителей и как напоенным священными струями не чувствовать более жажды. Но как я замечаю в вас ненасытимую жажду к слушанию, то вот и мы скажем немногое согласное с тем, что уже вам известно. Нет никакого сомнения, что светлый сонм святых поставляет себе в особенную честь и славу прославлять Христа и, так сказать, похваляется сим прославлением из горячей любви к Нему. Вот, например, блаженный пророк Исаия взывает к Нему: Господи Боже мой, прославлю Тя, воспою имя Твое, яко сотворил если чудная дела (Ис. 25, 1), а блаженный пророк Давид говорит: Язык мой поучится правде Твоей, весь день хвале Твоей (Пс. 34, 28). И это есть цель святых. Злые же и беззаконные, не понимая великого, досточтимого и глубокого таинства воплощения Единородного, открыто богохульствуют, отверзая невоздержные и необузданные уста. Да слышат же они пророка Исаию, который так говорит к ним: Вы же приидите семо сынове беззаконнии, семя прелюбодеев и блудницы: в чем услаждастеся, и на кого отверзосте уста ваша, не вы ли есте чада пагубы, семя беззаконно (Ис. 57, 3). Поистине чада пагубы и семя беззаконное суть те, которые отверглись Господа, искупившего их. Куплены бо есть ценою (1Кор. 6, 20), и не нетленным сребром или златом, но честною кровию яко агнца непорочна и пречиста Христа (1Пет. 1, 18, 19). Каким же образом кровь обыкновенного, подобного нам человека могла бы быть искупительною ценою всего мира? Как один умер за всех, чтобы всех спасти? Каким образом мы стали принадлежать Ему, – мы, которые принадлежим истинному по естеству Богу? Почему мы служим и поклоняемся Ему, тогда как нам запрещено служить твари паче Творца? Но, как я уже сказал, некоторые непризнательны снисхождению нашего Спасителя, отрекаются от Господа, свергают с себя иго рабства, дабы и о них Христос сказал словами пророка: Горе им, яко отскочиша от Мене: боязлива суть, яко нечествоваша ко Мне: Аз же избавил я, сии же возглаголаша на Мя лжу (Ос. 7, 13). Лгут же против славы и величия нашего Спасителя подражатели злобы и нечестия фарисеев. Они носят имя христиан, но смысл имеют иудействующий и язык ядовитый и исполненный горечи, так что и о нем Христос сказал устами Иеремии: Се Аз на тя, горде, глаголет Господь (Иер. 50, 31). Подлинно древние иудеи преследовали Христа, общего нашего Спасителя, нападали на Него, как звери, хотели камнями побить своего благодетеля и Спасителя; почему Спаситель тогда говорил к ним: Много добра дела явих вам от Отца Моего: за кое дело камение мещете на Мя? Отвещаша Ему иудее, глаголюще: о добре деле камене не мещем на Тя, но о хуле, яко Ты, человек сый, твориши себе Бога (Ин. 10, 32). Таковы хулы древних иудеев на Спасителя нашего, подражатели же безумия их и нечестия, возобновляя эти хулы, говорят: «Для чего Ты, быв человеком, делаешь себя Богом?» О безумный и непотребнейший! Не понимаешь таинства. Он не сделал Себя Богом, быв человеком, но, будучи по естеству Бог, неизменно и неслиянно сделался человеком и, родившись неизреченно от Бога Отца, благоволил родиться по плоти от жены и нарещись Сыном человеческим, дабы нас спасти. Сделался подобным тебе ради тебя и пребыл Сам в Себе тем, чем был. Признай же Единородного родившимся по плоти, исповедуй Боговым Того, Кто нас ради сделался человеком; Он Сам себя предлагает тебе, говоря: Аз есмь Сам глаголяй (Ис. 52, 6). Он людям прежнего времени дал закон чрез Моисея, потом явился уже во плоти. Вот тебе свидетели – святые пророки. Что говорит Варух, едва не перстом указуя Еммануила? Сей Бог наш, не вменится ин к Нему. Изобрете всяк путь хитрости, и даде ю Иакову, отроку Своему, и Израилю, возлюбленному от Него. Посему на земли явися, и с человеки поживе (Вар. 3, 36–38). Блаженный Давид также поет о Нем: Бог наш яве приидет (Пс. 49, 3). Хочешь ли слышать свидетельство о Нем и от проповедников Нового Завета? Слушай, вот Иоанн креститель говорит: Уготовайте путь Господень, правы творите стези Бога нашего (Мф. 3, 3). Хочешь ли иметь и другое полнейшее удостоверение? Обещал Бог блаженному Давиду от плода чрева его посадить на престол его (2Цар. 12; Пс. 131, 11). Он же (Давид), весьма много радуясь этому, тщательно разыскивал место рождения сего (плода). Но следует послушать его самого: Аще взыду на одр постели моея, аще дам сон очима моима и веждома моима дремание, и покой скраниама моима (Пс. 131, 3). Доколе, ты думаешь? Дондеже обрящу место Господеви, селение Богу Иаковлю (5). Заботливо изыскивает место блаженный Давид; одобряю усердие, хвалю терпение твое, но если ты узнал что-нибудь более, поведай и нам. Где будет его рождение? В каком месте Он родится? Слушай, вот его ясные слова: Се слышахом я во Евфрафе и обретохом я в полях дубравы (Пс. 131, 6). Когда говорит о Евфрафе, означает этим Вифлеем. О сем и Бог свидетельствует через одного из святых пророков: И ты, Вифлееме, доме Евфрафов, еда мал еси, еже быти в тысящах иудиных; из тебе бо изыдет старейшина, еже быти в князя во Израили, исходи же его изначала, от дней века (Мих. 5, 2). Слышишь, как он о вифлеемлянине сем (так как он соделался человеком) утверждает, что исходи Его от начала века? Ибо в начале бе Слово, и Слово бе у Бога (Ин. 1,1). Но мне стыдно, говоришь ты, признавать Богом родившегося от жены? Значит, ты ставишь ни во что божественные определения? Отвергаешь домостроительство? Противишься изволению Господа? Таким именно образом Он восхотел спасти мир. Неужели ты мудрее самой мудрости? Чудное дело! Светильник хочет сравняться с солнцем. Господь всяческих знает, что делает. Итак, признай домостроительство, почти верою таинство, не исследуй заботливо того, что выше нашего ума, не трудись напрасно постичь непостижимое: веруй вместе с нами. Но если ты останешься и неверующим, Он верен пребывает, отрещися бо Себе не может (2Тим. 2, 13). Ему слава и держава со Святым Духом вовеки. Аминь.

Все, по Писанию, права разумеющим и права обретающим разум (Притч. 8, 9). Ибо те, которые острым и чистым взором ума всматриваются в священные слова Богодухновенного Писания, те внедряют в свои души пользу от них, как бы некоторое божественное и небесное сокровище; а которые имеют ум, склонный ко лжи и преданный пустословию о чем ни попало, любящий нечистое знание, будут общниками тех, о которых пишет блаженный Павел: В них же Бог века сего ослепи разумы неверных, во еже не воссияти им свету благовествования славы Христовы (2Кор. 4, 4). Ибо слепотствуют и вожди суть слепцем (Мф. 15, 14); посему и падают в ямы погибели, как сам Спаситель говорит: Слепец слепца аще водит, оба в яму впадут (Мф. 15, 14). Так некоторые пустословят о догматах истины и возводят несправедливое зломыслие на домостроительство воплощенного Единородного, не разумеюще, по Писанию, (1Тим. 1,7). Изобретатели же такого нечестия были многие еще в предшествовавшие времена, а ныне ни в чем не уступающие их нечестию Несторий и его единомышленники, восстающие на Христа, подобно древним фарисеям, и дерзко восклицающие: Зачем Ты человек сый твориши Себе Бога? (Ин. 10, 33) Посему необходимо было и нам вооружиться на них словом, анафематствовать их нечистые и гнусные мнения, помня, как Бог говорит гласом пророческим: Жрецы, послушайте и засвидетельствуйте дому Иаковлю, глаголет Господь Бог Вседержитель (Ам. 3, 13). И еще: Войдите чрез врата мои, и камни с пути приберите (Иер. 7, 2, 3 сн. гл. 50)³. Нам, борющимся за догматы истины, должно удалять с пути препятствия, чтобы люди никаким образом не запинались об них, но как бы широкой дорогой шли бы к священным и божественным обителям, говоря только в каждых (вратах): Сия врата Господня, праведнии внидут в ня (Пс. 117, 20). Итак, когда Несторий стал вносить в свои книги множество страшных и нечестивых хулений, то мы, заботясь о спасении тех, которые станут читать их, сложили анафематства, не просто что-нибудь пришедшее на ум излагая в увещательном послании, написанном к нему, но, как только лишь сказали, указывая на странные и чуждые догматов благочестия порождения его умопомешательства. Может быть, некоторые будут недовольны нашими словами, т. е. или не понимающие истинной силы написанного, или бывшие проповедниками нечистой ереси Несториевой, и участники нечестия, и его единомышленники. Но истина не закрыта ни от кого из привыкших мудрствовать по-православному. Но как, вероятно, некоторые, развращенные их изворотливостью, не понимают, каким образом произошли они (анафематства), то я почел долгом изложить кратко каждое из анафематств и объяснить, сколько нужно, силу их. Это дело, как я думаю, принесет большую пользу читателям.

1-е анафематство

Кто не исповедует Еммануила истинным Богом и посему Святую Деву Богородицею, так как Она по плоти родила Слово, сущее от Бога Отца, ставшее плотью, – да будет анафема.

1-е объяснение

Блаженные отцы, собравшиеся некогда в городе Никее и изложившие определение правой и непорочной веры, проповедали веру в единого Бога Отца, Вседержителя, Творца всего видимого и невидимого, и в единого Господа Иисуса Христа, Сына Его, и в Духа Святого, называя его (т. е. Сына) Словом, воссиявшим от Бога, чрез Которое все сотворено, Светом от Света, Богом истинным от Бога истинного, воплотившимся и вочеловечившимся, страдавшим и воскресшим. Ибо, будучи Богом по естеству, единородное Слово Отца приняло от семени Авраамова, как говорит блаженный Павел (Евр. 2, 16), и, подобно нам, соделалось причастным плоти и крови: Оно родилось плотью от Святой Девы и сделалось человеком, как и мы, не переставая быть Богом, – да не будет! – но оставаясь тем, чем было, и пребывая в божественном естестве и славе. Итак, говорим, что Оно сделалось человеком, не претерпевая превращения в то, чем не было, ни изменения, потому что Оно всегда есть то же и не способно терпеть и тени изменения. Но утверждаем, что не произошло никакого смешения, или слияния, или сращения Его естества с плотью, а говорим, что Слово соединено было с плотью, имеющею разумную душу, непостижимо и неизреченно, и как только само ведает. Итак, Оно пребыло Богом и в принятии плоти и есть единый Сын Бога и Отца, Господь наш Иисус Христос, один и тот же – и прежде всякого века и времени как Слово и образ ипостаси Его, и в последние времена домостроительственно соделавшийся ради нас человеком. Поскольку же некоторые отвергают рождение Его по плоти, бывшее от Святой Девы во спасение всех, – рождение, не к началу бытия взывающее Его, но к тому, чтобы Он, сделавшись подобным нам, избавил нас от смерти и тления, то по этой причине первое наше анафематство поражает их зловерие, исповедует православную веру, утверждая, что Еммануил был поистине Богом, а потому и Святая Дева – Богородицей.

2-е анафематство

Кто не исповедует, что Слово, сущее от Бога Отца, соединилось с плотью ипостасно и что посему Христос един со Своею плотью, т. е. один и тот же есть Бог и вместе человек, – анафема.

2-е объяснение

Священнодействователь Божественных Тайн – богодухновенный Павел пишет: Исповедуемо велие есть благочестия тайна: Бог явися во плоти, оправдася в Духе, показася ангелом, проповедан бысть во языце, веровася в мире, вознесеся в славе (1Тим. 3, 16). Итак, что такое явися во плоти? То есть Слово Бога Отца сделалось плотью – не то, что Оно изменило или превратило Свое существо в плоть, как уже выше сказали мы, но, лучше, плоть, взятую из Святой Девы, сделало Своею, будучи один и тот же Сын: прежде вочеловечения – как бесплотное еще Слово, после же вочеловечения – то же самое (Слово) уже во плоти. Посему и говорим, что один и тот же – Бог вместе и человек; не разделяем воззрения на Него как на человека, взятого отдельно, Самого по Себе, и как на Бога Слово отдельно, чтобы не разуметь двух сынов, но одного и того же самого исповедуем тем же самым Христом, и Сыном, и Господом. Некоторые думают об этом не так или хотят веровать иначе, именно разделяют одного на двух сынов и отъединяют одно от другого, что поистине соединено, утверждая, что соединение человека с Богом было по одному достоинству или праву, – таких считаем чуждыми православной и непорочной веры. Итак, хотя Он и называется помазанным и нареченным в Сына Божия (Рим. 1,4), мы не стыдимся домостроительства, но говорим, что то же самое Слово Бога Отца, Которое сделалось подобно нам человеком, называется с тех пор и посланным и помазанным вместе с нами по человечеству. Ибо Сделавшийся подобным нам, хотя и остался тем, чем был, не отвращается нашего, напротив, все, что относится к человечеству, по домостроительству усвояет Себе в мерах человечества, не нанося при этом никакого ущерба Своей славе или могуществу, потому что и таким образом остается Богом и Господом всего.

3-е анафематство

Кто в едином Христе после соединения (естеств) разделяет лица, соединяя их только союзом достоинства, т. е. в воле или в силе, а не, лучше, союзом, состоящим в единении естеств, – да будет анафема.

3-е объяснение

Исследуя домостроительственное таинство воплощенного Единородного, говорим, что Слово Бога Отца чудным и неизреченным образом соединилось со святым телом, имеющим разумную душу; одного и при этом разумеем Сына, подобно как можно видеть это и на нас самих, – душа, конечно, другого существа, нежели тело, но оба соединены в одно живое (ζώον). Но некоторые не так понимают это: отделяя нам человека особо, самого по себе, говорят, что он соединен со Словом, рожденным от Бога Отца, по одному достоинству или праву, а не единением естественным, т. е. истинным, как мы веруем; ибо так говорит и Божественное Писание: И бехом естеством чада гнева, якоже и прочии (Еф. 2, 3), употребляя слово естеством вместо слова истинно (действительно). Итак, разделяющие ипостаси после соединения и полагающие каждую сторону, т. е. человека и Бога, отдельно, допускающие и соединение их, но по одному достоинству допускают совершенно двух сынов, тогда как Богодухновенное Писание говорит об одном Сыне и Господе. Посему после неизреченного соединения, если назовешь Еммануила Богом, мы будем разуметь Слово Бога Отца, воплотившееся и вочеловечившееся; если назовешь и человеком, тем не менее мы разумеем Его же, домостроительственно вместившегося в меры человечества. Говорим же, что неприкосновенный сделался осязаемым, невидимый – видимым, потому что не было чуждо Ему соединенное с Ним тело, которое мы называем осязаемым и видимым. А тех, которые не так веруют, но разделяют, как сказано, ипостаси после соединения и допускают только сопряжение их по одному достоинству или праву, предложенное анафематство делает чуждыми православно мудрствующим.

4-е анафематство

Кто изречения евангельских и апостольских книг, употребленные святыми ли о Христе или Им Самим о Себе, относит раздельно к двум лицам или ипостасям и одни из них прилагает к человеку, которого представляет отличным от Слова Бога Отца, а другие, как богоприличные, к одному только Слову Бога Отца, – да будет анафема.

4-е объяснение

В образе и равенстве с Богом сущее из Него Слово не считало хищением быть равным Богу, как написано (Флп. 2, 6), но предало Себя на добровольное истощание и по Своей воле снизошло до подобия нам, не переставая быть тем, что есть, но и при этом оставаясь Богом и не презирая меры человечества. Посему все Его – и Божественное и человеческое, потому что где же Оно умалило себя, если стыдится меры человечества? И, если отвращалось человеческого, кто заставил Его как бы по необходимости и принуждению быть подобным нам? Итак, все речи евангельские, означают ли они человеческое или Божественное, относим к одному Лицу. Поскольку же мы веруем, что Христос Иисус, т. е. воплотившееся и вочеловечившееся Слово Божие, есть один Сын, то, если назовешь что-нибудь человеческое, приписываем человеческое мерам Его человечества, потому что и человеческое опять – Его же; если же говорится о Нем как о Боге, то, веруя, что Вочеловечившийся есть Бог, речи, относящиеся к человеческому естеству, опять относим к Нему как единому Христу и Сыну. А разделяющие на два лица измышляют совершенно двух сынов: потому что, как нельзя разделять на два лица какого-либо из нас человека, хотя он состоит из души и тела, но есть один и тот же человек, так (должно мыслить) и об Еммануиле. Поскольку воплотившееся и вочеловечившееся Слово Божие есть один Сын и Господь, то, значит, и лицо у Него одно. И человеческое мы приписываем Ему по домостроительству воплощения, и Божественное (Ему же) – по неизреченному рождению от Бога Отца. А которые разделяют и разъединяют Его на человека особо как отдельного от Слова Божия сына и на Бога особо как другого сына, которые (таким образом) говорят о двух сынах, те праведно подпадают под силу предложенного анафематства.

5-е анафематство

Кто дерзает называть Христа человеком богоносным, а не, лучше, Богом истинным как Сына единого (со Отцом) по естеству, так как Слово стало плотью и приблизилось к нам, восприяв нашу плоть и кровь (Евр. 2, 14), – да будет анафема.

5-е объяснение

Слово Божие плоть бысть, говорит богодухновенный евангелист Иоанн (Ин. 1, 14), не по превращению или изменению собственного естества в плоть, как выше мы уже сказали, потому что непричастно изменению как Бог, но так, что сделалось причастным нашей плоти и крови и сделалось человеком. Богодухновенное Писание имеет обычай называть человека плотью, например, написано: И узрит всяка плоть спасение Божие (Лк. 3, 6). Изобретатели же нечестивых мнений – Несторий и последующие ему или его единомышленники, хотя притворяются, что допускают слово воплотиться, но не говорят, что Слово Божие воплотилось на самом деле, т. е. сделалось человеком, подобным нам, не переставая быть тем, чем было, а утверждают, что единородное Слово Божие вселилось в рожденного от Святой Девы как в одного из святых людей, так что (по их мнению) не должно исповедовать, что один Христос и Сын и Господь и поклоняемый, но должно споклоняться Ему как человеку особенно и отдельно рассматриваемому и славить вместе (со Словом) по причине только сопряжения в единении достоинства. Хотя Бог всяческих и в нас обитает посредством Святого Духа, а посему в древности сказал чрез одного из пророков: Яко вселюся в них, и похожду, и буду им Бог, и тии будут Мне людие (2Кор. 6, 16; ср. Лев. 21, 13); и блаженный Павел пишет: Не весте ли, яко храм Божий есте, и Дух Божий живет в вас (1Кор. 3, 16); и сам Христос говорит о святых своих пророках или (вообще) о святых прежде бывших: Аще оных рече богов, к ним же Слово Божие бысть; его же Отец освяти и посла в мир, вы глаголете, яко хулу глаголеши, зане рех: Сын Божий есмь (Ин. 10, 35 – 36); но не так в нас обитает Бог, как во Христе, потому что Он есть Бог по естеству, сделавшийся подобным нам, единый и единственный Сын и в то время, как сделался плотью. Итак, дерзающие называть Его богоносным человеком, а не воплотившимся Богом необходимо подпадают под предложенное анафематство.

6-е анафематство

Кто дерзает говорить, что Слово Бога Отца есть Бог или Владыка Христа, а не исповедует, лучше, Его же самого Богом и вместе человеком, так как, по Писаниям (Ин. 1, 14), Слово стало плотью, – да будет анафема.

6-е объяснение

Господь наш Иисус Христос, единый и единственный Сын Бога и Отца – Слово плоть бысть и вместе со своим Родителем над всем господствует. Ему всяко колено поклонится небесных и земных и преисподних, и всяк язык исповестъ, яко Господь Иисус Христос в славу Бога Отца (Флп. 2, 10–11). Итак, Он есть Господь всего, потому что разумеется и есть Бог, хотя и с плотью после вочеловечения; а над Самим Собою ни Бог, ни Господь, потому что весьма нелепо или, лучше, поистине исполнено всякого нечестия такое мудрствование или речь. Значит, справедливо против этого самого поставленное анафематство.

7-е анафематство

Кто говорит, что Иисус как человек был орудием действий Бога Слова и окружен славою Единородного как существующий отдельно от Него, – да будет анафема.

7-е объяснение

Когда блаженный Гавриил благовествовал Святой Деве рождение по плоти единородного Сына Божия, то говорил: Родиши сына, и наречеши имя ему Иисус (Лк. 1, 31); Той бо спасет люди своя от грех их (Мф. 1, 21). Назван он также Христом, потому что помазан вместе с нами по человечеству, по словам псалмопевца: Возлюбил еси правду, и возненавидел еси беззаконие: сего ради помаза тя Боже Бог твой елеем радости паче причастник твоих (Пс. 48, 8). Хотя Он раздает Святого Духа и не в меру дает его достойным, ибо сам полон, и от исполнения Его мы еси прияхом, по Писанию (Ин. 1, 16); но по домостроительству как человек называется помазанным, потому что духовно и нечеловечески сошел на Него Дух Святой, чтобы пребывать и в нас, так как отступил вначале по причине падения Адамова. Итак, само единородное Слово Божие, сделавшееся плотью, названо Христом и, как имеющее собственное могущество, свойственное Богу, творило чудеса. Потому утверждающие, что к могуществу Христа присоединилась слава Единородного, как будто Единородный отличен от Христа, мудрствуют о двух сынах – одном действующем и о другом, через которого, как через подобного нам человека, он действует; по этой причине и подлежат силе (высказанного) анафематства.

8-е анафематство

Кто дерзает говорить, что воспринятому (Богом) человеку должно поклоняться вместе с Богом Словом, должно его прославлять вместе с Ним и вместе называть Богом как одного в другом, ибо так думать заставляет и постоянно прибавляемая частица συν – вместе с, а не чтить Еммануила единым поклонением и не воссылать Ему единого славословия, так как Слово стало плотью, – да будет анафема.

8-е объяснение

Мы крестились в единого Бога Отца Вседержителя, и в единого Сына, и в единого Духа Святого. Или не разумеете, говорит блаженный Павел, яко елицы во Христа Иисуса крестихомся, в смерть Его крестихомся? Спогребохомся убо Ему крещением в смерть: да якоже воста Христос от мертвых славою Отчею, тако и мы во обновлении жизни ходити начнем (Рим. 6, 3–4). Поэтому, как уверовали и крестились, как сказано, в единого Господа нашего Иисуса Христа, т. е. воплотившееся и вочеловечившееся Слово Бога Отца, так одному же сущему Богу и научены поклоняться мы и вышние силы с нами, потому что написано: Егда же вводит первородного во вселенную, глаголет: и да поклонятся Ему еси ангели Божии (Евр. 1, 6). Единородный же сделался первородным, когда явился подобным нам человеком; потому-то тогда же назван и братом любящих Его. Итак, если кто учит поклоняться Ему как человеку отдельно вместе со Словом Бога Отца как отдельно от Него существующим, а не почитает единым поклонением, соединяя истинным единением во единого Христа и Сына и Господа, тот праведно подлежит силе этого анафематства.

9-е анафематство

Кто говорит, что единый Господь Иисус Христос прославлен Духом в том смысле, что пользовался чрез Него как бы чуждою силою и от Него получил силу побеждать нечистых духов и совершать в людях божественные знамения, а не почитает собственным Его Духом, чрез Которого Он совершал чудеса, – да будет анафема.

9-е объяснение

Единородное Слово Божие, сделавшись человеком, тем не менее оставалось Богом, имеющим все, что имеет Отец, кроме одного свойства – быть Отцом; и имея существенно в Нем пребывающего Духа Святого, совершало божественные знамения. Поэтому и после того, как сделалось человеком, оставалось в то же время Богом и, таким образом, собственною в Духе силою совершало чудеса. А которые говорят, что Он (Христос) как один из людей, подобных нам, или как один из святых, прославлен действованием и силою Духа, потому что будто бы имел действование не свое, а чуждое Ему, и не как прилично Богу, и будто бы (только) по участию в благодати взят Святым Духом на небеса, те праведно будут подлежать силе этого анафематства.

10-е анафематство

Божественное Писание говорит, что Христос был Первосвященником и ходатаем нашего исповедания (Евр. 3,1), что Он принес Себя за нас в приятное благоухание Богу и Отцу. Итак, если кто говорит, что Первосвященником и ходатаем нашим был не сам Бог Слово, когда стал плотью и подобным нам человеком, а как бы другой и некто отличный от Него человек, происшедший от жены; или кто говорит, что Он принес Себя в приношение и за Самого Себя, а не за нас только одних, так как, не зная греха, Он не имел нужды в приношении (за Себя), – да будет анафема.

10-е объяснение

Поистине ничтожно человеческое для Слова, рожденного от Бога Отца; однако же не презренно по причине домостроительства. Потому что, будучи Господом по естеству, Он снизошел до подобия с нами, приняв на Себя образ раба, и назвался святителем и посланником нашим, так как условия человечества призывали Его и к этому. Предаде Себе за ны в воню благоухания Богу и Отцу (Еф. 3, 2): единым бо приношением совершил есть вовеки освящаемых (Евр. 10, 14), как написано. Но не знаю, каким образом иномыслящие утверждают, что не само Слово Божие, сделавшееся человеком, назвалось и посланником и святителем нашего исповедания, а говорят, будто некто другой, особый от Него человек, рожденный от Святой Девы, назван и посланником и святителем, и будто по мере успехов возвышен до этого (состояния), и не только будто за нас одних, но и за Себя принес Самого Себя в жертву Богу и Отцу. Это (мнение) совершенно чуждо правой и непорочной веры, потому что Он греха не сотворил, а, кто выше преступления и совершенно непричастен греху, тот не нуждался и в жертве за себя. Но как иномыслящие, отвергая истину, опять измышляют двух сынов, то по необходимости составлено анафематство, ясно ниспровергающее это нечестие их.

11-е анафематство

Кто не исповедует плоть Господа животворящею и собственно принадлежащею самому Слову Бога Отца, но принадлежащею как бы другому кому, отличному от Него и соединенному с Ним по достоинству, т. е. приобретшему только божественное (в Себе) обитание, а не исповедует, как мы сказали, плоти, Его животворящею, так как она стала собственною Слову, могущему все животворить, – да будет анафема.

11-е объяснение

Мы совершаем в церквах святую, и животворящую, и бескровную жертву, веруя, что предлагаемое тело, равно как и бесценная кровь, – не обыкновенного, подобного нам человека, но принимая, напротив, тело как бывшее собственным и кровь как кровь Слова, животворящего все. Потому что обыкновенная плоть не может животворить: свидетель этому сам Спаситель, который говорит: Плоть не пользует ничтоже, дух есть иже оживляет (Ин. 6, 63). А так как плоть сделалась собственною Слова, то, разумеется, и есть животворяща, как говорит Сам Спаситель: Якоже посла Меня живый Отец, и Аз живу Отца ради и ядый Мя, и той жив будет Мене ради (Ин. 6, 57). Поскольку же Несторий и его единомышленники безрассудно разрушают силу этого таинства, поэтому и весьма справедливо анафематство.

12-е анафематство

Кто не исповедует Бога Слова пострадавшим плотью, распятым плотью, принявшим смерть плотью и, наконец, ставшим первородным из мертвых, так как Он есть жизнь и животворящ как Бог, – да будет анафема.

12-е объяснение

Хотя Слово Бога Отца бесстрастно и бессмертно, потому что божественное и неповрежденное естество выше страдания и само все животворит и выше тления и всего, что может страдать, однако же, будучи таковым по существу, Слово Бога Отца усвоило плоть, способную к смерти, дабы посредством того, что может страдать, взяв на Себя страдания вместо нас и за нас, избавить всех нас и от смерти и от тления, оживотворив, как Бог свое собственное тело и начаток умершим быв (1Кор. 15, 20) и перворожден из мертвых (Кол. 1, 18). Ибо подъявший за нас честной крест и вкусивший смерть был не обыкновенный какой-нибудь человек, сам по себе и отдельно от Слова Бога Отца рассматриваемый, но Сам Господь славы страдал плотью, по Писаниям. А поскольку желающие примешивать к правой и непорочной вере пустые и нечестивые мнения говорят, что обыкновенный человек подъял за нас крест, то сделалось необходимо анафематство, открывающее великость их нечестия.

Кирилл богобоязливейшему и вожделеннейшему брату и сослужителю Евоптию о Господе желает всякого блага.

Прочитав письма, посланные от твоего благочестия, я удивился, и расположению, и искренности любви во Христе. И теперь считаю долгом сказать, как истинно сказанное в книге Притчей: Брат от брата помогаем, яко град тверд (Притч. 18, 19). И мне кажется, дело любви очень высоко ценится в Богодухновенном Писании, и весьма справедливо. Ибо содержит полноту закона и превосходит все добродетели и в великом находится почитании у душ святых. Исполняется же она, говорим, не в пустых только звуках слов, но (когда) свидетельствуется самими делами. Ибо, как в драгоценнейших камнях, которые называются индийскими, удивляются не тому, что о них рассказывают, но тому, чем они представляются взорам, таким же, думаю, образом и блестящая красота любви тогда сияет, когда свидетельствуется во всех прекрасных делах самими поступками. Много ценит ее твое благочестие, которое идет по следам благоразумия святых и выражает благую жизнь их в свою славу. А теперь твое благочестие совершенно убедило меня в расположении (ко мне), прислав книгу, которую составил, говорят, Феодорит кирский – так, говорят, называется городок. Прочитав же написанное, я принес Богу благодарственное пение, не оставил и сих слов: Господи, избави душу мою от устен неправедных и от языка льстива (Пс. 119, 2). Ибо везде вижу клеветы на себя, и это в каждой главе. Я увидел, что хотя, как говорят некоторые из близких, этот муж упражнялся в красноречии и, может быть, приобрел непосредственное знание Священного Писания, но слишком мало понял силу этих глав. Поэтому мне остается думать и предполагать, что он поблажает желаниям некоторых, когда притворяется незнающим, что не считают его – не хорошо и слишком, но, напротив, – удачно воспользовавшимся клеветами против нас, хотя, мне кажется, ничего не было трудного и высокого и ничего неудобопонятного в моих словах. Но как нужно было, хотя мы уже писали об этом, сказать несколько и против него, дабы кто не подумал, что мы замолчали вследствие сознания (своей неправоты), то сделаю свое защищение, сколько можно, короче. Итак, надлежало ему, упражнявшемуся в Богодухновенном Писании, если у него была одна цель рассуждать с нами о Божественных Тайнах, надлежало вспоминать только о Священном Писании и таким образом составлять свое изложение свято прилично, а не выносить на середину старые для нас и смрадные басни. Он удостаивает сравнить мои слова с яблоком раздора, может быть, для того, чтобы показать этим, сколько он приобрел себе премудрости. Поэтому и мы имеем чрезвычайное удивление к нему, он представляется нам и красноречивейшим, и многоученейшим, потому что знает, что такое яблоко раздора и Парис Приамов. Впрочем, оставивши это до удобного времени, обратимся лучше к предположенной цели.

1-е анафематство

Кто не исповедует Еммануила истинным Богом и посему Святую Деву Богородицею, так как она по плоти родила Слово, сущее от Бога Отца, ставшее плотью, – да будет анафема.

Феододорита, епископа Кирского, опровержение двенадцати глав

А мы, которые следуем евангельским словам, не говорим ни того, что Бог Слово сделалось плотью по естеству, ни того, что Оно превратилось в плоть, потому что Божество непревращаемо и неизменяемо. Поэтому и пророк Давид говорит: Ты же тойжде еси, и лета твоя не оскудеют (Пс. 101, 28). Эти слова великий Павел, проповедник истины, отнес к Сыну в Послании к Евреям (Евр.1, 12). И в другом месте Бог говорит через пророка: Аз есмь, и не изменюся (Мал. 3, 6). Итак, если Божество непревращаемо и неизменяемо, то неспособно к превращению и к изменению. Если же невозможно превратить непревратимое, то и Бог Слово не сделалось плотью так, будто превратилось, но приняло плоть и вселилось в нас, по евангельскому слову (Ин. 1, 14). И богодухновенный Павел ясно говорит об этом в Послании к Филиппийцам так: Сие да мудрствуется в вас, еже и во Христе Иисусе: иже во образе Божий сый, не восхищением непщева быти равен Богу: но себе умалил, зрак раба приим (Флп. 2, 5–7). Итак, ясно из сказанного, что образ Бога не превратился в образ раба, но, оставаясь тем, чем был, принял образ раба. Итак, Бог Слово не сделался плотью, но принял плоть живую и разумную; не родился от Девы естеством, зачавшись и образовавшись и с того времени получив начало существования, Тот, Который прежде веков есть Бог, и у Бога, и с Отцом вместе пребывающий и с Отцом познаваемый и поклоняемый; но образовавший Себе храм в девической утробе был вместе с образованным и рожденным. Поэтому и Святую Деву называем Богородицею не потому, что она родила Бога по естеству, но человека, соединенного с Богом, который образовал его. Если же образовавшийся в утробе Девы не человек, но Бог Слово, которое было прежде веков, то Бог Слово будет творением Духа: Рождшееся бо в ней от Духа есть Свята, говорит Гавриил (Мф. 1, 20). Если же единородное Слово Бога не сотворено, а соедино сущно и совечно Отцу, то не есть образование или творение Духа; если же Дух Святой образовал во чреве Девы не Бога Слово, то остается думать, что и образовался, и принял вид, и зачался, и родился естеством зрак раба. Но как зрак (раба) был не без Бога, а был храмом жившего в нем Бога Слова, по слову Павла, ибо в нем, говорит, благоизволи всему исполнению Божества вселитися телесно (Кол. 1, 19; 2, 9), то называем Деву не человекородицею, а Богородицею, прилагая первое название к образованию и зачатию, а другое к соединению. Поэтому и родившийся младенец называется Еммануилом и Богом, не отделенным от человеческого естества, и человеком, не чуждым Божества, потому что Еммануил толкуется: с нами Бог – по евангельскому слову (Мф. 1, 23). А выражение с нами Бог и означает зачатого от нас ради нас и проповедует воспринявшего (его) Бога Слово. Итак, младенец называется Еммануилом по той причине, что воспринят Богом, и Дева – Богородицею по причине соединения образа Божия с зачатым образом раба; потому что не Бог Слово превратился в плоть, но образ Бога принял образ раба.

Защищение Кирилла

Много раз мы восклицали против тех, которые не хотят ведать, что Еммануил есть поистине Бог и что Святая Дева есть Богородица, потому что родила по плоти Бога Слово, когда Оно сделалось плотью, т. е. человеком. А клеветнику на эти справедливые слова, если не знал, что Еммануил есть поистине Бог, если не родилось по плоти от святой Девы Слово Божие, сделавшееся плотью, по писаниям, – для чего лучше не сказать ясно: «Что делаешь, благородный муж? Ты изрыгаешь странные и противные истине слова. Для чего ты извращаешь догматы истины? Еммануил поистине не есть Бог, и Святая Дева не есть матерь Божия!» Благоразумно основываясь на Священном Писании, мы должны убедить его в незаконности и нечестности его усилий и еще более в бесстыдном сопротивлении слову Божию, противопоставляя его возгласам и учение преданию апостольской и евангельской Церкви, и исповедание отцов, собиравшихся некогда в Никее. Но ловкий и коварный повествователь оставляет в стороне то, о чем прилично и необходимо было говорить, и, нисколько не размышляя об этом, избирает иные пути. Ибо тотчас говорит о необходимости доказывать, что Божественное Слово выше превращения и не пременялось в естество плоти, как будто это именно утверждает и хочет показать анафематство. Итак, пусть выслушает он, не умеющий опровергать того, с чем не хочет согласиться: ты говоришь слишком пространной речью и опровергаешь то, что нам самим ненавистно. Мы знаем, что Божественное и превысшее естество не допускает и тени превращения, но Слово Божие приняло естество плоти, не переставая быть тем, что Оно есть. А как он сказал, что образ Божества восприял образ раба, то в учении своем уже не должен касаться того, сходствуют ли между собой эти образы сами по себе, независимо от своего существа. Я думаю, он тут же опровергает сам себя. Не нужно сходства, без труда отыскиваемого, и соединения образов, сообразных между собою, чтобы верить в действительность воплощения, а нужно соединение сущностей. Таким образом, когда говорим, что Слово стало плотью, то разумеем, что тут произошло не слияние, не смешение, не превращение, не заменение, но неизреченное и неописуемое соединение Его с плотью, имеющею разумную душу. Что до слова соединение, то оно не означает тотчас смешение, а преимущественно значит восприятие другого. После всего этого утверждаем, что Слово, которое от Отца происходит, восприняло святую и одушевленную плоть, соединилось с ней поистине неслиянно, и из того и другого произошел человек, пребывающий в то же время истинным Богом, а отсюда – и Святая Дева есть Матерь Божия. Я считаю неуместным думать, что ее должно называть матерью человека. Если бы нашлись такие, которые, по великому безумию своему, стали бы говорить, что плоть составляет как бы источник для естества Слова Божия и начало Его бытия, то, пожалуй, было бы у желающих называть ее человекородицею некоторое не совсем нелепое и презренное основание. Но как это мнение для всех гнусно и ненавистно, то Святую Деву и не представляют иначе как Богородицею, исключая разве того, кто верит, что Слово, от Отца происходящее, стало в собственном смысле плотью, т. е. человеком. Святая Дева действительно, как я сказал, родила не одно Божество; какая же отсюда польза в настойчивости говорящих, что ее должно называть и человекородицею? Но, как видно, у них изобретено ядовитое злоухищрение против Христа. Они не позволяют мыслить или говорить, что Сам, который прежде веков был Сын Бога и Отца, в последние дни века без смешения и без изменения для Себя, во чреве соединившийся с оживленною разумной душой плотью, сделался подобным нам человеком; но стараются проповедовать, что Он носил обитающего в Себе Бога, как какой-нибудь праведник, и убеждают так думать, не помышляя о том, что и во всех нас обитает Бог благодатью Духа (Святого), как во святых храмах? Писано: Не весте ли, яко храм Божий есте, и Дух Божий живет в вас? Аще кто Божий храм растлит, растлит сего Бог: храм бо Божий свят есть, иже есте вы (1Кор. 3, 16–17). Но хотя мы и должны называться храмами Божиими, так как силою Духа носим в себе обитающего Бога, однако же во Христе мы видим другой образ тайны: утверждаем, что с Богом Словом истинно соединилась плоть, одаренная разумною душою. Я бы охотно спросил, что он признает – то ли, что поистине произошло присоединение Слова к человечеству, или, что то же, к святому телу, одушевленному разумною душою, или, как и другие (думают), связь служебного и несущественного образа с существенным образом Божества, как в ношении человеком Божества, или еще иной какой-нибудь способ соединения, выводимый из различных видов усыновления при равенстве достоинств, если он допускает что-нибудь, кроме союза (ношения). Но, как оказывается, я напрасно докучаю и предлагаю излишний вопрос – передо мной его слова и открытое исповедание. В первой главе он говорит следующее: «Родившийся младенец называется Еммануилом – и Богом, не отделенным от человеческого естества, и человеком, не чуждым Божества». Ему следовало сделать тщательное и точное изложение этих предметов. Однако же это следует заметить, ибо вот в этом месте он называет Бога не отделенным от человеческого естества, ясно выражая единство, даже признает при этом, что Христос вместе Бог и человек, ибо знает, что Он един по соединению промыслительному (όικονομικήν). Как же он не краснеет, осуждая то, что мы говорим?

3-е анафематство

Кто не исповедует, что Слово, сущее от Бога Отца, соединилось с плотью ипостасно и что посему Христос един со своею плотью, т. е. один и тот же есть Бог и вместе человек, – да будет анафема.

Возражение Феодорита

Веруя учению святых апостолов, мы исповедуем, что Христос един есть, и по причине единства называем его Богом и человеком; единства же ипостасного как странного и чуждого Ему не знаем никоим образом ни из Божественного Писания, ни из отцов, изъяснявших Писание. А если тот, кто предложил это, разумеет под единством ипостаси то, что тут образовалась середина между плотью и Божеством, то мы возражаем ему со всею ревностью и обличаем в богохульстве. Ибо середина необходимо предполагает слияние, а слияние уничтожает особенность того и другого естества. Что переменяется, то перестает быть тем, чем было раньше. А это в высшей степени нелепо сказать о Боге Слове, происшедшем от семени Давида. Должно веровать Господу, который в следующих словах, произнесенных иудеям, указывает в Себе два естества: Разорите церковь сию, и треми денми воздвигну ю (Ин. 2, 19). Если же произошла середина, то Бог уже не Бог, и храм указанный – не храм, а и храм представляется Богом и Бог храмом (таков дальнейший смысл середины), и Господь излишне сказал иудеям: Разорите церковь сию, и треми денми воздвигну ю. Должно бы сказать: «Умертвите Меня, и через три дня Я воскресну». Если бы действительно произошла некоторая середина, то с ней и слияние, а вот тут Он показывает, как разрушается храм и восстанавливает его Бог. Итак, не нужно единство по ипостаси, которое, как мне кажется, предлагают в смысле середины. А довольно называть единство таким единством, которое и показывает самобытность естеств, и научает почитать Христа Богом.

Защищение Кирилла

Вот, как ни восстанет против нас необузданными устами этот искусник, старающийся везде найти удобный к тому случай, снова злословит выражение по ипостаси. Он осуждает его за новость и утверждает, что сказано странно, не помышляя того, что правдивость выражения, противополагающая истину вымыслам нечестивых еретиков, направлена к тому, чтобы ниспровергнуть то, что они противополагают (ей). Итак, в то время как Несторий повсюду уничтожает рождение Бога Слова телесное, уверяя нас в одном единении достоинств, и говорит, что человек, почтенный двузнаменательным названием сыновства, присоединен к Богу, мы говорим, что соединение произошло ипостасное, опровергая его слова выражением ипостасное, – выражением, означающим не иное что, как то, что естество Слова, или Ипостась (что означает само Слово), поистине соединилось с естеством человеческим без всякого превращения или изменения, как весьма часто мы говорили, и мыслится и есть единый Христос – Бог и человек. А это, как я думаю, допускает и сам Феодорит, коль скоро он говорит, что Бог не отделен от человеческого естества и что человечество не мыслится без Божественности. Итак, мы не говорим ни того, что соединение образа Божия и образа раба исключает Ипостась, ни того, что обыкновенный человек, почтенный одним равенством достоинств, присоединен к Слову через обитание, но говорим, что Сам единородный Сын Божий через восприятие, как я сказал, одной плоти, одушевленной разумною душою, стал истинным человеком так, что пребывает и Богом. Но этот велеречивый человек, привыкший к умствованиям, определил слово ипостасное. в смысле ограничения и отваживается называть и выставлять на вид те несообразности, которые проистекают из этого, как будто мы того не знаем. Может быть, ему нравится и его услаждает многословие и красноречие, и он ничего другого не имеет в виду, кроме мысли, что может пространно говорить, принимая за истину то, чего никто еще не говорил, чтобы показаться чем-нибудь между неумеющими правильно рассудить: кто безрассудно баснословит и говорит ложь или кто вступил на правый путь истины и употребляет мудрую и необходимую речь. Признаюсь, я сначала думал, что он понимает смысл глав, а притворяется в незнании и этим угождает кому-нибудь. Теперь я верно знаю, что он действительно не понимает этого.

3-е анафематство

Кто во едином Христе после соединения (естеств) разделяет лица, соединяя их только союзом достоинства, т. е. в воле или в силе, а не, лучше, союзом, состоящим в единении естеств, – да будет анафема.

Возражение Феодорита

Неясен и темен смысл сказанного (для благочестивых же очевидна его нелепость). Ибо для кого не очевидно, что сочетание и стечение (συνοδός) не имеют различия?! Стечение есть соединение разделенного, а сочетание есть совокупление различаемого. Но мудрый виновник этих слов полагает несовместным между собой то, что одинаково звучит. Не должно, говорит, соединять ипостаси сочетанием, а стечением, и стечением природ. Или он, быть может, не знает, что говорит, или если знает, то богохульствует. Природа есть нечто движимое необходимостью и лишенное свободы. Например, к чувству голода мы возбуждаемся природою – не намерением, а необходимостью; те, которые живут в нищете, не были бы в нищете, если бы имели свободную власть не голодать; по природе мы чувствуем жажду, спим, дышим воздухом. Все это бывает не по воле нашей, я говорю. Кто ничего этого не принимает в себя, тот необходимо встречает конец жизни. Если таким образом произошло природное соединение образа Бога и образа раба, то Бог Слово был вынужден необходимостью, а не человеколюбием соединиться с образом раба, и Законодатель всего находится в необходимости следовать законам. Но не тому учит апостол, а противному, именно что, восприяв зрак раба, (Бог) истощил Себя (Флп. 2, 7). В словах истощил Себя он представляет Его не вынужденным. Таким образом, ежели Он по намерению и свободно соединился с природою, взятою от нас, то уже не нужно присовокуплять слово природный – довольно будет того, чтобы признавать единство. Единство принимается в разделенном и никогда не мыслится, если ему не предшествовало разделение. Таким образом, принимая единство, он наперед принимает разделение. Отсюда – почему же говорит, что не должно разделять Ипостаси или природы, зная при этом, что совершенная Ипостась Бога Слова существовала прежде веков и что восприняла совершеннейший образ раба. Поэтому он говорит – Ипостаси, а не Ипостась. Если обе природы имеют совершенство, оба сходствуют, т. е. образ раба с восприемлющим его образом Бога, и благочестно исповедовать одно лицо, единого Сына и Христа, то не будет нелепостью говорить: соединились две Ипостаси и две природы, но согласно с основанием. Ежели в одном человеке разделяем природы, говорим: смертное тело и бессмертный дух, и оба суть одно – человек, то тем более сообразно со здравым разумом познавать особенности природы воспринимающего Бога и воспринимаемой человеческой природы. Мы находим, что и блаженный Павел разделял человека надвое и говорил некогда: Аще и внешний наш человек тлеет, обаче внутренний обновляется по вся дни (2Кор. 4, 15). И в другом месте: Соуслаждаюся бо закону Божию по внутреннему человеку (Рим. 7, 22). И опять: Во внутреннем человеце вселитися Христу (Еф. 3, 17). Если апостол разделяет естественную связь природ, вместе созданных, то на каком основании обвиняет в нечестии отделяющих особенности природ естества Бога, существовавшего прежде веков, и естества человеческого, воспринимаемого в последнее время, – обвиняет тот, кто учит нас ограничению под другим только именем?

Защищение Кирилла

Смотри, как этот умнейший муж сначала ложно обличает неясности слов и, сам имея ум не светлый, а туманный, называет темною такую речь, которая для желающих мыслить праведно столько очевидна и понятна! Он вообразил, будто речь наша учит говорить стечение (σύνοδος), а не сочетание (συνάφεια). Потом, выказывая свое искусство, провозглашает, что у нас равная сила – в смысле, станет ли кто говорить стечение или станет употреблять сочетание. Но я еще дивлюсь проницательности и уму его, обладающему такою остротою, по следующему: он один, как кажется, знает то, что всякий везде знает, что так общеизвестно, что совершенно ясно для людей, вовсе не знакомых с морской наукой и с искусством речи, обладающих знанием самым непосредственным, приобретаемым через недостаточное слушание при малом прилежании. Удивленный его ученостью, я говорю: ты, который разверзаешь против нас величественные уста, ты утонченно созерцаешь таинство едва в бодрственном состоянии, как будто сквозь сон и в опьянелом состоянии. Некоторые порицают единство, которое во Христе, перетолковывая его неправо, на собственный лад, помимо того, что предложено в Священном Писании. Говорят, что природы взаимно разделены и разделяются всеми способами, та и другая существует особенно и разделенно, а человек, спорят, соединен с Богом через обитание, по одному достоинству, т. е. по силе или по известному наименованию сыновства. Анафематство уничтожает такое мнение и восстает против столь возмутительного пустословия. Оно утверждает, что никоим образом не должно разделять Слово, естественно, т. е. не по обитанию, а истинно, присоединившееся к святой плоти, имеющей разумную душу, чтобы не изобразить двух сынов и не разделить нераздельного. Но он, не понимая, в чем состоит естественное единство, т. е. единство истинное, не сливающее естеств и не смешивающее так, чтобы тому и другому следовало существовать иначе, чем тогда, употребляет слабое и свойственное детям доказательство для утверждения того, что будто бы правильно мыслить и говорить: если единство произошло естественное, то истощание Слова было не произвольное, а вызванное как бы силою и необходимостью. Природа обыкновенно действует принудительно. На это пусть кто-нибудь скажет ему: голод, жажда и прочее, что ты сам назвал, суть природные несовершенства и производят в нас движение, так как мы обладаем природою, подлежащею возбуждениям; Божественное же и неизреченное естество Слова, отнюдь не подлежащее недугам и необходимости, никем, ни само собой не было принуждено к тому, чтобы против воли принять плоть, усвоить себе меру человечества и восприять семя Авраамово. Ни для кого не составит труда увидеть, если захочет, как несмысленно у него сказано. Говорит, что природное совершенно подчинено законам необходимости, и в доказательство этого приводит то, что мы чувствуем голод и жажду независимо от нашей воли, по призыву к этому природы, хоть бы кто и не хотел. Человеку искусному, имеющему сведущий в этих предметах ум, следовало бы усматривать серьезные вещи, стоящие большого затруднения. Если справедливо, что человек по природе разумен, то поэтому он против воли и по принуждению разумен! Что же? Скажи мне, неужели Бог не по природе есть Бог или не по природе свят, праведен, благ, жизнь, свет, мудрость и добро? Неужели и Сам против воли и по принуждению есть то, что есть? Но я думаю, желая так рассуждать, надобно ясно обнаружить величайшее безумие. Итак, какая ложь у нас, хоть он и воздвиг непобедимую и неодолимую стену? И столько слабые высказывают предположения, и слыша, что произошло природное соединение, т. е. истинное, непричастное превращению и совершенно неслиянное стечение субстанций, усиливаются ниспровергнуть силу сказанного так, чтобы казалось, что не действительно произошло, но по подобию, которое берет от нас. Дерзкий не страшится подчинять естество Слова неотразимой необходимости! Истощил Себя не без воли, но Единородный добровольно сделался человеком и не так, как говоришь ты, принял человечество, даровав ему только обитательное соединение и увенчав благодатью сыновства, как нас. Итак, хотя и прилично нам мыслить, что соединились субстанции, что Слово сделалось человеком и воплотилось, что соединение сообразно сему называется некоторым образом природным, чтобы не дать места неистинному, обитательному соединению, которое принадлежит нам как участникам божественной природы, о чем говорит Павел: Прилепляяйся Господеви, един дух есть (1Кор. 6, 17), однако же Слово Божие, чуждое и свободное от возбуждений, не подлежит необходимости и власти природы. Не хотеть разделять надвоссоединенное после соединения, по моему мнению, дело совершенно неукорительное и не заслуживающее обвинения, тем более что этот добрый Феодорит берет в пример человека, который даже, по-нашему, мыслится как один и не позволяет делить его надвое, хотя само его рассуждение не отвергает дробления и деления насколько нужно для того, чтобы знать, что одно по природе своей есть душа, а другое по природе – тело. Итак, через размышление о Божестве и человечестве, тщательно доискиваясь единения в подобном смысле совершившегося во Христе, говорим, что произошло истинное стечение в единении, причем не забываем, что Слово Божие по природе есть нечто иное, чем плоть, и иное – плоть по своей природе. Не разоткать однажды соединенное – это еще не все: дух истинной веры никому не позволяет делить на двух сынов единого Христа и Сына и Господа, как учит Святое и Богодухновенное Писание. Но очевидно, что он мало заботится об истинных догматах и с большим старанием избегает уразуметь нечто из того, что необходимо для пользы, как что-либо такое, что может принести вред; ложью, как видно, хвалится и даже чрезвычайно настроен к злословию. Пусть выслушает от нас: Что хвалишися во злобе, сильне? беззаконие весь день, неправду умысли язык твой (Пс. 51, 3, 4).

4-е анафематство

Кто изречения евангельских и апостольских книг, употребленные святыми ли о Христе или Им Самим о Себе, относит раздельно к двум Лицам, или Ипостасям, и одни из них прилагает к человеку, которого представляет отличным от Слова Божия, а другие как богоприличные к одному только Слову Бога Отца, – да будет анафема.

Возражение Феодорита

И это родственно тому, что уже сказано. Хочет, как бы сделав ограничение, не видеть никакого различия в словах евангельских и апостольских писаний, и это тот, который, быть может, хвалится тем, что ратует против Ария и Евномия и других ересиархов. Пусть прилежный учитель священных догматов скажет, каким образом он обличает богохульство еретиков, в то время как усвояет Богу Слову то, что смиренно и прилично сказано об образе раба? Допуская это, они установляют догмат, что Сын Божий есть меньший, и творение, и создание, и раб, и принадлежит к несуществующему. И так мыслящие не то, что они, исповедуя, что Сын Отца сосуществует и совечен Богу, художник и творец всего, украситель, кормчий и правитель, во всем премудр и всемогущ, утверждая даже, что Он есть само могущество, сама жизнь и сама премудрость, кому мы припишем следующее: Боже мой, Боже мой, вcкую Мя оставил еси? (Мф. 27, 46) еще: Отче мой, аще возможно есть, да мимо идет от Мене чаша сия (Мф. 26, 39); и еще: Отче, спаси Мя от часа сего (Ин. 12, 27). О дни же том или о часе никтоже весть, ни ангели, иже суть на небесех, ни Сын, токмо Отец (Мк. 13, 32) и все прочее, что сказано Самим Им или святыми апостолами сказано и записано смиренно? Кому припишем голод и жажду? Кому бодрствование и сон, неведение и страх? Кто нуждался в помощи ангелов? Если это свойства Бога Слова, то каким образом Он называется мудростью и мудрость обнаруживает неведение? Еще почему носит имя премудрости, коль скоро подвержен немощи неведения? Каким образом будет истинен, когда говорит, что имеет все, что имеет Отец, и не имеет неведения Отца? О дни же том (и часе) никтоже весть, ни ангели небеснии, токмо Отец Мой един (Мф. 24, 36). Каким образом будет неизменный образ Отца, когда не все имеет, что имеет Отец? Итак, если истинен был говоривший, что Он не знает, то кто бы мог думать о Нем это? А если и, зная день, говорил, что не знает его, то смотри, к какому богохульству должно привести соединение, как (обманывает) истина, незаслуженно называемая истиною, если заключает в себе что-нибудь противное истине? А если не обманывает истина, то Слово Божие знает день, который само сотворило и в который имеет судить Вселенную; но имеет ведение Отца как непреложный образ. Таким образом, неведение принадлежит не Богу Слову, но образу раба, который лишь настолько имел знание, насколько открывало обитающее в Нем Божество. Это же должно сказать и о прочем, подобном тому. Сообразно ли со здравым смыслом, чтобы Бог Слово мог сказать Отцу: Отче, аще возможно есть, да мимо идет от Мене чаша сия: обаче не якоже Аз хощу, но якоже Ты (Господи) (Мф. 26, 39). Ибо здесь опять встречается много несообразного. И во-первых, то, что не согласны будут Отец и Сын; одного хочет Отец, другого хочет Сын: Обаче не якоже Аз хощу, но якоже Ты (Господи). Далее большое неведение в Сыне. Он не знает, возможно ли или невозможно, чтобы миновала чаша. А сказать это о Боге Слове вполне нечестиво и богохульно. Тот, который затем и пришел и добровольно воспринял нашу плоть, кто истощил Себя, Тот знал в совершенстве, какой долженствовал быть конец домостроительственной тайне, потому и святым апостолам предсказывал: Се восходим во Иерусалим, и Сын человеческий предан будет языком на поругание и биение и пропятие, и в третий день воскреснет (Мф. 20, 18–19). Кто предсказал это прежде и возбранял Петру, молящему, чтобы этого не было, – каким образом Он молился, чтобы этого не было, если в совершенстве знал все, имеющее случиться? Неужели не странно: Авраам за много веков предвидел день этот и возрадовался, подобно и Исаия предсказал спасительное Его страдание, Иеремия также, Даниил, Захария и весь лик пророков, а Сам Он не знает, просит избавления и молится о том, чтобы не испить чашу, зная, что Его страдания принесут спасение миру? Следственно, эти слова относятся не к Богу Слову, а к образу раба, который боялся смерти, потому что смерть не была еще сокрушена. Дозволив страх, Бог Слово допускает этому образу говорить такие слова, чтобы нам не принять его за естество Отца и происшедшего от Авраама и Давида не заподозрить как мечту или фантазию, как предположила жалкая толпа нечестивых еретиков. Итак, что сказано и произошло приличное Богу, то мы припишем Богу Слову, что же сказано и совершилось смиренно, мы усвоим образу раба, чтобы не заболеть недугом богохульства, как Арий и Евномий.

Защищение Кирилла

Как было бы хорошо, если бы ум твой, свободный от ненависти и страстей, отыскал истину в наших словах! Но он не заботится о том и опять направляет это к тому же, что ему нравится. Ибо говорит: и это подобно тому, что уже было сказано; хочет, как бы сделав ограничение, не видеть никакого различая в словах апостольских и евангельских Писаний; и это тот, который, быть может, хвалится тем, что ратует против Ария, Евномия и других ересиархов. Это он; я же говорю, что я настолько же далек от того, чтобы говорить, что природы взаимно ограничивали одна другую, что допущено смешение, слияние или превращение, насколько он далек от истинного образа мыслей. Мы не устраняем различного образа выражений; знаем, что некоторые из них таковы, что говорят прилично о Боге, другие приспособлены к человеческой природе; первые соответствуют великой славе, последние же – мере истощения. Повторяем, что их мы не распределяем между двумя лицами, во всех отношениях различными одно от другого. Если един есть Господь наш Иисус Христос и едина вера в Него и едино крещение, то одно должно быть и Лицо у Него как у одного. Поскольку Бог есть и человек вместе, и Он обнаруживает себя даже без укоризны, потому что Сам употребляет слова или достойные Бога, или приличные человеку, то Божественное и неизреченное естество ни в каком отношении не уменьшается сравнительно с Отцом из-за того, что говорится о нем мыслимое о человечестве, не отрицается вера в домостроительство с плотью от проповедания, что Бог, с тем что Он есть по Божеству, сделался вместе и человеком, подобным нам. Итак, все принадлежит одному Христу – и то, что приличествует Богу, и то, что относится к человечеству. Если Слово, происходящее от Бога Отца, не сделалось человеком, то не должно говорить о Нем человечески, как о нас. А если истинно, что Бог сделался причастным плоти и крови, подобно нам, и во всем уподобился братии (Евр. 2, 12–14), т. е. нам, то зачем так неразумно порицают премудрое домостроительство, отказывая в человеческом названии, и скромность речи, говорящей о домостроительстве, усиливаясь разуметь о другом отдельном от Сына, об образе раба, как говорят они сами? Вполне неразумно делать вид, что боятся безумства еретиков, и в то же время дозволять себе понимать предание истинной веры вне благоприличного смысла. Лучше и разумнее будет, если сказать, что человеческие названия приписываются не другому лицу, мыслимому особенно и отдельно от Сына и, как у них принято говорить, образу раба, а преимущественно мере человечества Его. Ибо Тому, кто Бог и человек вместе, должно приписывать оба рода названий. Но я дивлюсь, каким образом он (Феодорит) и сам представляется исповедающим единого Христа, который есть Бог и человек вместе, несмотря на то, как бы вдруг позабывши то, что, полагаем, хорошо знает, снова делит одного надвое. Ибо предлагает слова: О дни же том или о часе никтоже весть, ни ангели, иже суть на небесех, ни Сын, токмо Отец (Мк. 13, 32). Далее присовокупляет, что Слово, рожденное от Бога Отца, есть премудрость, которая должна предузнавать все будущее, и говорит: «Итак, неведение принадлежит не Богу Слову, но образу раба, который настолько имел знание в то время, насколько открывало Ему обитающее в Нем Божество. Это же должно сказать и о прочем, подобном тому». Итак, ежели не лжешь, говоря, что единое есть Господь и Иисус Христос, то зачем различаешь и не стыдишься называть двух сынов? Не ясно ли произойдут два, если тот, кто имеет ограниченное знание, не одно и то же с тем, кто знает все, если кто совершен в премудрости и знает столько же, сколько Отец, не одно и то же с получающим откровение по частям? И если есть един, един по причине истинного соединения и нет другого в отдельности, особенности, то выходит, что ему принадлежит знание и вид незнания. Итак, знает Сам по Божеству как премудрость Отчая, но, став на уровень неведущего человечества, домостроительственно совершает то, что свойственно и другим, хотя, как я сказал прежде, нет ничего, чего бы Он не знал, но все знает с Отцом. Ибо зачем Он называется чувствующим голод (Мф. 4, 3), утрудившимся от пути (Ин. 4, 6), коль скоро Сам есть жизнь и Бог животворящий, Сам есть хлеб живой, сходящий с неба и дающий жизнь миру и, наконец, Сам Владыка добра? (Ин. 6) Затем, чтобы веровали, что Он поистине сделался человеком и усвоил Себе человеческое, имеет постоянное пребывание в совершенствах Своего естества и безразлучно содержит то, в чем всегда и был, есть и будет. Кто сказал, что откровение дано природе раба обитающим в ней Богом, притом откровение ограниченное, тот уже превращает Еммануила в пророка нашего, богоносного человека и нечто другое. Далее думает, будто говорит нечто остроумное и неопровержимое. «Если Божие Слово восклицает, – говорит он, – Отче, аще возможно есть, да мимо идет от Мене чаша сия, то, во-первых, Оно разногласно с Отцом и неправедно молится о том, чтобы не испить чашу, зная, что Его страдания принесут спасение миру». Итак, пусть и он нас выслушает в свою очередь, блуждающий в непотребных умствованиях: поскольку ты думаешь, что должно удалять от Бога Слова такие выражения и усвоять их одной природе раба, то не дробишь ли снова одного на двух сынов? И кто из людей умных не сознает очевидности этого? Может быть, кто-либо, разделяющий твои умствования, скажет, что невероятно и несообразно со здравым смыслом, чтобы образ раба избегал страдания и казался в противоречии Отцу или даже обитающему в этом образе Слову. Думаю, что Он знал, что страдание Его спасительно для всего небесного и земного и принесет жизнь тем, которые подчинены смерти. Говорит: должно было здраво взглянуть на объятого великим страхом и готового повиноваться божественному мановению. Скажи, пожалуйста, неужели ты не чувствуешь, что безрассудно пустословишь? Что значит эта нелепая неосновательность мыслей? Я без замедления сказал бы, что малозначительно в Слове, рожденном от Бога, все человеческое. Я спрошу, кому принадлежит истощание и кто понес его добровольно? Ибо если, как они говорят, природа раба, которая происходит от семени Давидова, то каким образом или при каком условии дошла она до истощания, если была воспринята Богом? Если же называется истощившимся Слово, Которое существует в одном образе и равенстве с Богом Отцом, то опять каким образом или по какому условию истощилось, если избегало истощания? Приписывать истощание Богу Слову, Который не знает превращения или страдания, -значит заключать и говорить нечто о человеке по домостроительственному присоединению к плоти. Хотя Он и сделался человеком, однако же сущность таинства никаким образом не вредит Его природе. Он пребывает тем же, чем был, даже и отдаваясь человечеству для спасения и жизни мира. Поэтому, относя евангельские и святых апостолов слова не к двум лицам, но к единому Христу и Сыну и Богу, мы и не уменьшаем Божественное Его естество и славу ради Его человечества и не отвергаем домостроительства, но веруем в воплощение самого Слова, ради нас совершившееся.

5-е анафематство

Кто дерзает называть Христа человеком богоносным, а не, лучше, Богом истинным как Сына единого (со Отцом) по естеству, так как Слово стало плотью и приблизилось к нам, восприяв нашу плоть и кровь (Евр. 2, 14), – да будет анафема.

Возражение Феодорита

Мы говорим, что Слово Божие, подобно нам, сделалось причастным плоти, и крови, и души бессмертной по единению с ними. Но, чтобы Бог Слово сделался плотью через некоторое превращение, этого мы не только не говорим, но и обвиняем в нечестии тех, которые говорят это. А это, кажется, противно и этим словам. Ибо если Слово превратилось в плоть, то не приобщилось нашей плоти и крови. А если присоединилось к плоти и крови, то каким образом иначе, а не так Оно присоединилось? А если плоть есть нечто иное, чуждое Его состава, то Он не превратился в плоть. Таким образом, употребляя слово приобщение, мы боготворим Сына как единого, боготворим и воспринявшего, и воспринятое в Нем, но помним разность естеств и не избегаем называть его богоносным человеком, как и называется Он у многих из святых отцов, из коих, например, употребил это имя святой Василий Великий в слове к Амфилохию о Святом Духе и в изъяснении 59-го псалма. Называем же богоносным человеком не в том смысле, что Он принял какую-нибудь частную благодать, а в том, что всецело обладает единым Божеством Сына. Изъясняя это, блаженный Павел говорил: Братие, блюдитеся, да никтоже вас будет прелщая философиею и тщетною лестию, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христе: яко в том живет всяко исполнение Божества телесне (Кол. 2, 8 – 9).

Защищение Кирилла

Опять весьма легко показать, как беспутно он здесь пустословствует. Мы говорим: не должно называть Христа Богоносным человеком, чтобы не представлять Его как одного из святых, но Богом истинным, вочеловечившимся и воплотившимся Словом Божиим. Опять преследует то, что сказано справедливо, и на разные лады говорит необыкновенное и лживое. Говорит, что мы называем Божие Слово превратившимся в естество плоти, и выкапывает основания, коими усиливается показать, что Божие Слово исключает превращение. Я по необходимости должен сказать здесь то, что весьма часто говорил. Так как никто не говорит, что Божественная и невредимая природа Слова преобразовалась в земную плоть, а все единогласно исповедуют, что она не способна к превращению, то напрасный поднимаете вы на себя труд, чтобы научить чуждых обольщения, что Слово Божие по природе своей непревратимо и неизменимо. Кто будет столько несмыслен и безумен, что захочет верить и говорить столь гнусное и, быть может, презираемое самыми несмысленными? Я не понимаю, каким образом обвиняется в том, что ставит Еммануила на один уровень с пророками, обвиняется тот, кто повсюду говорит, что Еммануил есть Бог. Он называет Его (Сына) богоносным человеком, который подобен нам, носящим в себе обитающего Духа Святого и Бога всяческих. Ибо (Дух) обитает в сердцах наших, и мы – храмы Бога Живого. И не будет говорить, что это Слово стало человеком, и думать, что Бог обитает в человеке. И хотя истинно слово блаженного Павла: Яко в том живет всяко исполнение Божества телесне (Кол. 2, 8), разумеется не чрез обитание, однако же он говорит, что един Бог Отец, и един Господь Иисус Христос, имже вся (1Кор. 8, 6). Кроме этого, скажет кто-нибудь, даже в человеке живет дух его, почему и написано о некоторых: Живущих же в бренных храминах (Иов 4, 19), в числе коих и мы сами обитаем в подобной же храмине, но ведь человек мыслится и на самом деле есть один по причине устройства своего из плоти и разумной души, в ней обитающей. Итак, отчего не перестает поносить правое и отнюдь непревратное учение веры? Иногда называет единым Христом и Сыном и Господом Богом и человеком вместе, иногда же, давая Ему меру пророков, называет богоносным человеком, быть может, не зная, что тем равняет его с нами, если, т. е., Он не есть воистину Бог, а храм, в котором обитает Бог Слово, подобно как в нас. Но Божественное Писание говорит иначе. Слово плоть бысть, – говорит оно, – и вселися в ны (Ин. 1, 14), чтобы кто не стал думать, что Он преобразовался в природу плоти по превращению и переменению. А коль скоро стал плотью, т. е. человеком, не есть уже богоносный человек, но Бог, по своему изволению предающий Себя истощанию и принимающий в собственность плоть, занятую от жены, – плоть, говорю, не чуждую души и ума, но обладающую душою и разумом. Мы знаем, что Он называл тело свое храмом, но не по обитанию, какое, например, основал в нас через Святого Духа, а исповедуется по причине единения как единый Христос, Сын и Господь.

6-е анафематство

Кто дерзает говорить, что Слово Бога Отца есть Бог или Владыка Христа, а не исповедует, лучше, Его же Самого Богом и вместе человеком, так как, по Писаниям (Ин. 1, 14), Слово стало плотью, – да будет анафема.

Возражение Феодорита

Блаженный Павел говорит, что природа раба воспринята Словом Божиим, но поскольку восприятие предшествует единению, то блаженный Павел, различая эти понятия, называет образ раба природою воспринятою; имя рабства не имеет места в происшедшем соединении. В послании к верующим в Него апостол говорил: Темже убо неси раб, но сын (Гал. 4, 7); и Господь говорил ученикам: Не ктому вас глаголю рабы; вас же рекох други (Ин. 15, 15); тем более свободен от рабства первенец нашей природы, через которого и мы достигли дара усыновления. Итак, исповедуем Бога и самый образ раба по причине присоединения его к Самому Богу и веруем слову пророка, называющего еще младенца Еммануилом и рожденного отрока Ангелом великого совета, Чудным, Советником, Богом крепким, Властелином, Князем мира и Отцом будущего века (Ис. 7, 14; 9, 6). Однако же, проповедуя восприятие природы после соединения, пророк называет рабом того, кто произошел от семени Авраамова, и так говорит: Раб Мой еси ты, Израилю, и в тебе прославлюся (Ис. 49, 3), и опять: Тако глаголет Господь, создавши Мя от чрева раба себе (5), и немного спустя: Дах Тя в завет рода (израилева), во свет языком, еже быти Тебе во спасение, даже до последних земли (6). А то, что образовалось во чреве, то не есть Бог Слово, но образ раба. Ибо Бог Слово стал плотью не через превращение, но через восприятие плоти, одаренной разумною душою.

Защищение Кирилла

Таинство домостроительства Единородного с плотью здесь также не менее оградит слова, сказанные нами выше, и покажет их сообразность и разумность, и это легко. Ибо единородный Сын, сущий в образе Бога Отца, равный Ему во всем, во славе и свободе, называется по восприятии природы раба братом тем, которые были под игом рабства, т. е. братом нам. Таким образом, как один из нас Он отдал дидрахму требующим дани и был под законом как человек (Мф. 17, 24–27), будучи законодателем по Божеству, и учил своих учеников, хотя по естеству своему был свободен как Бог и от Бога, потому что воистину есть Сын и в образе раба по плоти. Однако же почитая по причине истощания образ раба как бы Своею собственностью, подчинялся сборщикам податей. Таким образом, если кто скажет, что Он называется рабом по словам пророков, то оскорбляться этим никоим образом не следует. Ибо они знали через откровение Святого Духа, что Слово, сущее от Бога Отца, сделавшись человеком, с одной стороны, было так свободно как Сын, и, с другой – не отвращалось меры истощания, сообразуясь с игом нашего рабства. Так и Бога называет Своим Отцом, хотя по естеству и Сам Собою был Бог и никоим образом не менее Отца по величию. Итак, когда Несторий следующее писал о Христе: «Но столько пострадавший милосердый первосвященник – не Бог, воскреситель того, кто пострадал», и Слово Божие не называл Богом Христа, присовокупляя при этом: «Был и младенец, и Господь младенца», то мы утверждаем, что его речи не только безобразны, но и в высшей степени нечестивы. Ибо если Слово, которое от Бога, есть Бог Христа, то, во всяком случае и без всякого сомнения выйдут два. А как представить младенца и вместе Господа младенца? Итак, не следует говорить, что Еммануил есть Бог и Господь Сам Себе, коль скоро Он в одно и то же время Бог и человек, с тех пор как Слово Божие воплотилось и вочеловечилось. Когда же кто станет сомневаться, что Божество есть нечто иное по своему естеству, и нечто другое – человечество по своему естеству? Несмотря на то, оба естества – Божество и человечество – составляют одного Христа по единению домостроительственному.

7-е анафематство

Кто говорит, что Иисус как человек был орудием действий Бога Слова и окружен славою Единородного как существующий отдельно от Него, – да будет анафема.

Возражение Феодорита

Если природа человеческая смертна, а Бог Слово, будучи жизнь и податель жизни, восстановил и вознес на небеса храм, разрушенный иудеями, то как образ раба не прославляется через образ Божий? Если смертная природа сделалась бессмертною через единство с Богом Словом, то она получила то, чего не имела. Если же получила то, чего не имела, и прославлена, то прославлена тем, от кого получила это. Потому и апостол восклицает: Кое преспеющее величество силы Его в нас верующих по действу державы крепости Его, юже содея о Христе, воскресив Его от мертвых (Еф. 1, 19 – 20).

Защищение Кирилла

Те, которые называют Христа, выражают тем не то, что Он есть подобный нам обыкновенный человек, но что Он есть вочеловечившееся и воплотившееся Слово, рожденное от Бога, и потому, если говорится, что Он совершил что-либо приличное преимущественно Богу через Свое тело, которое сделал Своим служебным органом, то тем не менее действие принадлежит Христу, Самому Господу добра, не уступающему другому это действие, так как Он дал власть блаженным апостолам против духов нечистых, – власть изгонять и исцелять всякий недуг и всякую язву в народе. Поэтому блаженный Павел говорит: Не смею бо глаголати, что, их же не содея Христос мною, в послушание языков, словом и делом, в силе знамений и чудес, силою Духа Божия (Рим. 15, 18– 19). Блаженные ученики некогда с радостью приступили ко Христу и говорили: Господи, и беси повинуются нам о имени Твоем (Лк. 10, 17). Говорим, что святые люди были подвигнуты к действованию Христом, в духе, но Иисус, мыслим, не так был возбужден в Духе Словом к действованию, как будто бы был другой сын, кроме Единородного от Отца. Единение показало одного, и потому мы остерегаемся делить Его на двух. Ибо хотя, по Писанию, Слово стало плотью, однако же по истинному единству, которое превращает и разум и слово, есть такой единородный Сын. Итак, один и единый Христос Иисус через тело Свое, как через орган, совершал Божии веления, но силу совершения получил не по подобию святых. Говорить это было бы нечестиво и весьма непристойно. Если, будучи Жизнью и Жизнеподателем, Он воскресил тело Свое от мертвых и прославил Себя Самого, показав Свое животворящее естество, то и не предоставил никому другому, кроме Себя, славу совершения Своего дела. И так говорил Богу Отцу, который на небесах: Отче, прослави Мя славою, юже имех у тебе прежде мир не быстъ (Ин. 17, 5), хотя был Бог и от Бога по естеству и Владыка славы. Потом каким образом, будто нуждаясь в славе, просит славу, которую имел прежде мир не быстъ! Потому, что стал человеком и по благоволению Божию за всех вкусил смерть по плоти (Евр. 2, 9), по словам блаженного Павла; отсюда, как бы предотвращая поношение бесчестия, предсказал Свое воскресение, по которому и познается нами как животворящий, и веруем в Него как в Бога. Итак, прославил не иного кого-нибудь, но Себя Самого, когда присоединенный к себе храм поистине сделал превосходнейшим через смерть. Что же до веры в то, что присоединенное к Нему тело не чуждо души и ума, но имеет душу и тело, то об этом мы говорили весьма часто.

Правильное понимание Божественного Писания, отличающее умы святых, служит украшением их душ. Дух Святой открывает им бездну вечного познания и премудрости Христовой. Бог, Отец всех, прославляется ими. Я открою тебе, сказано в Писании, тайные и невидимые сокровища (Ис. 45, 3). Сокровищами истинного познания я считаю очи ума, которые смотрят прямо и беспристрастно. На тех, которые познали Бога, Он изливает всесовершенные и непостижимые для человеческого ума дары. Всесовершенный Бог наш, Господь всех, обильно награждает совершенствами и благами ведущих добрую жизнь. Особенная любовь Его и благоволение объемлет тех, которые служат Ему чистым и нелицемерным сердцем. Итак, все, привыкшие истинно мудрствовать, да приступают ко Христу – вечному источнику (премудрости), слыша евангельский глас: Аще кто жаждет, да приидет ко Мне, и пиет (Ин. 7, 37). Не узнав наперед таинства благочестия, не следует безрассудно исследовать и рассуждать о Христе. Обманщики и обольстители сердец слушателей – те, которые утверждают, что Бог Слово, приняв (плоть) человека, прошел через Святую Деву, и что этот человек создан самим же Богом Словом. Такие не понимают таинства благочестия и унижают цену домостроительства Единородного. Мы же, братия, не так научены. Родившегося от Святой Девы мы признаем и совершенным Богом, и совершенным человеком, одаренным разумною душою. Поэтому Святую Деву мы называем Богородицею и говорим, что Бог Слово существенно – не мыслью только, а на самом деле – обитал в ней и что Он, когда был и двух или трех месяцев, есть Сын Божий и вместе Сын человеческий. Особенности же, приписываемые Божественным Писанием то Его человеческому естеству, то Его Божественному могуществу, по нашему убеждению, соединились в Нем в одну личность. Он был один и тот же, когда спал и когда укротил Своим могуществом море и ветры; один и тот же, когда утомлялся на пути и когда ходил по морю и проходил пустыню по Своему могуществу. Итак, без всякого сомнения, Он был Бог и вместе человек. Ибо что было бы удивительного, если бы какой-нибудь человек, подобный нам, одаренный могуществом, совершал чудеса? Божественное Писание показывает нам, что Бог Слово не воображением или мнимым образом умалил Себя, а на самом деле. Через пророков и апостолов оно ясно возвестило нам, что Он есть Бог и вместе человек. Итак, на самом деле были: зачатие Бога от Девы, Его рождение, Его сходство с нами во всем, Его страдание, проповедь во тьме и сени (сидящим), Его Воскресение и, наконец, вознесение на небо. Невместимый, приняв плоть от Марии, определяет заключиться в девическом чреве. Беспредельный содержится плотью. Неизменяемый принимает человеческий образ. Бесстрастный страдает по нас и за нас своею плотью. Неразлучно пребывающий с Богом и Отцом на земли, по Писанию, явися и с человеки поживе (Вар. 3, 38). Неприкосновенный пробождается копьем от нечестивых. Бесстрастный добровольно переносит для нас крест. Бессмертный свет подвергается смерти крестной. Бывши в лоне Отчем, не отказывается вознестись со Своею плотью на небо. Тех же, которые говорят, что Бог Слово принял какого-нибудь человека, подобного нам, не быв с ним ипостасным, действенным и живым Сыном, и в видах домостроительства живя нечеловечески, святой собор, бывший в Ефесе, отвергает.

Внимающие Святому Писанию имеют сердце мудрое, пламенеющее светом добрых дел и истинной веры. Любовь к истинному познанию сопровождает такую жизнь. Ясный свидетель этого Сам Спаситель, взывающий к Небесному Отцу и Богу: Се же есть живот вечный, да знают Тебе единого истинного Бога, и Его же послал еси Иисус Христа (Ин. 17, 3). Итак, познание Сына, соединенное с познанием Отца, при одинаковом условии есть животворное познание Бога. Если отделить одно от другого, совершенно невозможно будет познание Бога. Господь наш Иисус Христос говорит иудеям: Ни Мене весте, ни Отца моего; аще Мя бысте ведали, и Отца моего ведали бысте (Ин. 8, 19). Иудеи думали, что их отцы видели на горе Сына Божия по естеству, когда Он сходил на гору Синайскую в виде огня; думали – это они слышали Его голос, и по этой причине Моисея, служителя тайн, почтили особенным удивлением, а Господа нашего Иисуса Христа презрели за человеческое естество, говоря: Мы вемы, яко Моисеови глагола Бог, Сего же не вемы откуда есть (Ин. 9, 29). И что им на это сказал Христос: Аминь, аминь глаголю вам, ни гласа Его нигде же слышасте, ни видения Его видесте, и словесе Его не имате пребывающа в вас, зане, Его же той посла, Сему вы веры не емлете (Ин. 5, 38). Истина говорит совершенную правду. Естество Бога не было видимо на горе Синайской, а виден был только огонь. При этом издавались звуки труб, восходил дым, и образы истины прообразовали саму истину. Бог всех сходит на гору Синайскую в виде огня. Для чего в виде огня? Намереваясь дать иудеям закон, Богу удобнее было сойти в виде огня для того, чтобы вразумить этим преступников закона, что они будут иметь дело с огнем. Потому блаженный Моисей, устрашая грешников, обыкновенно восклицал: Бог наш огнь потребляяй (Втор. 4, 24). При этом были еще дым и мрак. Мрак давал знать, что Бога невозможно позвать, а дым означал слезы своевольных презрителей закона, так как телесный глаз источает от дыма слезы. Итак, иудеи не видели лица Отчего, а мы видели его во Христе. Он есть тончайшая и чистейшая красота родившего, Его образ и сияние. Хотя Слово, пребывая Богом, приняло плоть и кровь и назвалось Сыном человеческим, приняв тело не бездушное и не чуждое ума, как утверждает безумный еретик Аполлинарий, несмотря на это, Оно всегда было Богом. Тайну эту Он открывал некогда святым отцам, и ее можно видеть из многих изречений святых пророков. Из Книги Бытия частью мы видим, что Сын был виден в образе человеческом и что Он назван при этом Богом.

Когда блаженный Иаков, оставив Месопотамию, спешил возвратиться в дом отца и, взяв обеих дочерей Лавана с детьми, прижитыми от них, привел их к потоку по имени Иавок, тогда, как повествует Писание, отпустив детей и жен, он остался один и с ним до утра боролся муж. Увидев, что нельзя его осилить, этот муж коснулся его бедра и повредил его. И рече ему муж, боровшийся с ним: Пусти мя, взыде бо заря. Он же рече: не пущу тебе, аще не благословиши мене,.. И благослови его тамо. И прозва Иаков имя месту тому: вид Божий, видех бо Бога лицем к лицу, и спасеся душа моя (Быт. 32, 26, 29 – 30). О мудрость, достойная святых! Патриарх видел перед собой борца, а между тем восклицал: Видех Бога лицем к лицу, и спасеся душа моя. По откровению Святого Духа он тотчас уразумел таинство воплощения. Заметь следующее. Целую ночь боролся с Иаковом муж, когда же воссиял день, он сказал: Пусти мя, взыде бо заря. Что это означает? То, что Христос борется и сражается с теми, которые, подобно находящимся во мраке и ночи, имеют в уме и сердце мрак неведения, но когда в их умах занимается заря и свет истинного богопознания начинает сиять в них, подобно дню, тогда Христос оканчивает борьбу. Ибо Он вооружается против тех, которые имеют, подобно находящимся во тьме и мраке, темное и мрачное сердце, а не тех, которые ходят во свете и имеют духовную зарю. Итак, человек, прими духовную зарю, да воссияет тебе свет истины. Перестань бороться со Христом. Не знающий над собой победы всегда побеждает. Единородное Слово Божие хотя и сделалось человеком, но не перестало по естеству быть и Богом. Измениться Он никак не может. Итак, по Отце Он есть Слово, а по Матери – человек по плоти. Един есть Бог Отец, из Которого все, и един Господь Иисус Христос, через Которого все, и един Дух Святой, в Котором все. Тому слава во веки веков. Аминь.

Никакое слово недостаточно для выражения славы и достоинства святых. Ибо они являются в мире как светила, слово животно придержаще (Флп. 2, 16), как сказано в Писании. А когда они проповедуют Божественные Таины, прилично сказать им от лица всех: Не вы есте глаголющии, но Дух Отца вашего глаголяй в вас (Мф. 10, 20). Они провозвестили нам Иисуса, истинный свет и жизнь вечную, Которому мы говорим словами блаженного Давида: Вся земля да поклонится Тебе и поет же имени Твоему, Вышний (Пс. 65, 4). Когда закон, обнародованный через Моисея, имеет еще свою силу и Евангелие еще не было возвещено, тогда был ведом во Иудеи Бог, во Израили велие имя Его (Пс. 75, 2). Моисей был слаб голосом и косноязычен, поэтому и закон слышался только во Иудее. Но, когда воссиял истинный свет и Бог Слово как один из нас воспринял плоть и кровь (Евр. 2, 14), тогда все исполнилось Им – везде храмы и алтари, везде собрания торжествующих, поклонники, добрые пастыри и стада духовных овец, во множестве наполняющие священные пристанища. До пришествия Спасителя нашего род человеческий блуждал по земле, люди служили твари вместо Творца (Рим. 1, 25), поклонялись произведениям рук своих и у всякого заблуждающегося богом было то, что ему нравилось. Но явилось нам, как я сказал, единородное Слово Божие, добрый Пастырь, истинный Агнец. Святая и неискусомужная Богородица Мария родила из девической утробы, как животворное семя, вочеловечившегося Бога, свободного в образе раба, уподобившегося нам ради нас и высшего всей твари, Того, Который умалил Себя ради нас и явился в божественной славе, – Того, Который уничижил Самого Себя и восседает на престоле со Отцом, Того, который истощил Самого Себя и от своей полноты разделяет достойным блага, Того, Который по человечеству вместе с нами творит поклонение и как Бог служит предметом поклонения не на земле только, но и на небе. Ибо, по слову Божию, егда вводит Первородного во вселенную, глоголет: и да поклонятся Ему вcu ангели Божии (Евр. 1, 6; Пс. 96, 7). Каким образом Он введен был во вселенную? Эту тайну открой мне ты, евангелист, скажи мне ты, святой Иоанн, называемый сыном грома, ты, поражающий вселенную великим и необычайно сильным звуком, обладающий бессмертным гласом! Вот какое собрание пастырей приступило к тебе; отвали нам камень, как св. Иаков пастырям (Быт. 29, 10); открой нам кладезь жизни, чтобы и мы ныне могли почерпать из источников спасения; в особенности же предложи нам свой источник жизни. Итак, внемлите словам его: В начале бе Слово, и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово, Сей бе искони к Богу (Ин. 1, 14). Что единородный Сын Божий неизреченным образом родился от Отца, этому мы издревле веровали; ты, евангелист, присовокупи к сему и остальное. Итак, внимайте опять словам его: И Слово плоть бысть (Ин. 1, 14), не вселилось в человека, а сделалось плотью, т. е. человеком. Единородное Слово Божие сделалось человеком, не переставая быть Богом, но и в воплощении оставаясь тем, чем было. Ибо естество Слова неизменно. В нем нет и тени изменения. Так мыслить научил нас святой евангелист – эта истинно великая и светлейшая звезда, звезда спасительнейшая не для тех, которые переплывают это чувственное море, но для тех, которые стремятся к благочестию, которые любят истину и желают иметь правую и чуждую заблуждения веру. Итак, кто хочет плавать таким образом, тот пусть запечатлеет в уме своем слова сего богослова, словно звезду; тогда он преодолеет свирепые волны ересей, приплывет к тихому пристанищу и достигнет самой истины, т. е. Христа, в котором Отцу со Святым Духом слава и держава во веки веков. Аминь.

Благочестивейшему, боголюбивейшему и христолюбивому императо ру нашему Феодосию, всегда победоносному, Августу, Кирилл о Госпо де спасения (желает).

Божественное и бессмертное Естество, Которое над всем владычествует, Которое живет во свете неприступном и восседает на престоле высоком и Ему одному приличном, Которому предстоят начала, господства, власти и святые серафимы, пред Которым, как говорит Священное Писание, страшатся и трепещут все твари, – это естество, столь преславное и достойное крайнего удивления, имеет и снисхождение, равное величию Его превосходного и неизреченного могущества. В противном случае сотворенная природа не могла бы сносить Его великой и неизреченной силы и власти. Поэтому блаженный пророк Давид, вознося к Богу молитвы за себя и всех других, живущих на земле, говорит: Помяни, Господи, яко персть есмы (Пс. 102, 1); и опять: Аще беззакония назришu, Господи, Господи, кто постоит (Пс. 129, 3)? Поэтому же и блаженный Иов, искушаемый диаволом, удрученный жесточайшими и несносными бедствиями, восклицал к Богу: Почто неси сотворил беззаконию моему забвения, и очищения греха моего (Иов. 7, 21)? Запечатлел ми еси беззакония в мешце, назнаменал же еси, аще что неволею преступих (Иоа.14, 17). Но здесь, я думаю, тотчас скажет кто-нибудь: зачем же, о великодушнейший из подвижников, упрекаешь Бога за то, что Он не являет своего милосердия? Когда ты согрешил, виновен ли Законодатель, что Он не забывает грехов? Нисколько. Он сказал: почему же милосердный по самой Своей природе и бесконечно превосходящей всех Своею славою не являет на мне Своего милосердия и Своей славы? Если бы было возможно для человеческого ума не падать при обстоятельствах всякого рода, в таком случае Судия строго и тщательно судил бы его, запечатлевал бы беззакония, как в мешке, отказывал бы в забвении грехов тем, которые бы согрешали и невольно. Но так как много согрешаем все мы и быть свободным от всякого проступка свойственно только Ему одному, то должны быть забываемы прегрешения слабым. Итак, возвышенным и великим свойственно иметь и снисходительность. И действительно, это незлобие, эта снисходительность принадлежат высочайшему Божественному естеству, а вслед и по примеру его и вашему величеству, христолюбивейшие императоры. Поистине вы – некоторый образ и подобие Небесного Царства; вам одним досталось в удел господствовать над всеми, сохранять и оберегать своих подданных страхом и кротостью и изливать на всю Вселенную славное и мирное благоденствие. Это-то и побудило меня успокоить ваше оскорбленное благочестие правдивым защищением. При этом я невольно опускаю то, что особенно было бы полезно для моей цели, боясь оскорбить всеми признаваемое право вашего величества. Ибо хотя я и могу сказать, что я чужд его (Нестория) безумия, но если бы, забыв всякое приличие, стал я утверждать, и притом пред вами лично, что я ничем не увлекался, то сказал бы это, может быть, не безнаказанно. Я боюсь противиться вашему мнению не из опасения подвергнуться несправедливости или чему-нибудь такому, что постигло Израиль. Был ли кто-нибудь так невинен, чтобы не поспешил когда-нибудь? Много согрешаем все мы, и человеческая природа, как бы пораженная болезнью, удобопреклонна к греху, так что и самый ревностный блюститель закона никогда не мог считать себя совершенно чистым и безгрешным перед Богом и слышал Бога, говорящего к нему: Се Аз суждуся с тобою, внегда рещи тебе: не согреших (Иер. 2, 35). Итак, лучше и благоразумнее уступать сильным и молить их о прощении прегрешений. Ибо, как я сказал, ваше величество должны забывать проступки, подражая в этом самому Богу.

Я писал сначала к вашему благочестию, потом также к славным императрицам и делал это вовсе не с тем, чтобы произвести в вашем священнейшем доме разногласие или какое-нибудь смятение – нет, я не так несмыслен и скудоумен; но я знаю, что те, которые поставлены служить святейшему Богу, должны быть трезвенны и бодрственны, должны наблюдать и тщательно исполнять угодное Ему, должны опасаться того, чтобы не подвергнуться верной погибели, если окажутся ленивыми в исполнении своих обязанностей. Мы должны утверждать в вере тех, которые уже уверовали в Господа нашего Иисуса Христа, которых Он приобрел своею кровью, сделал истинными поклонниками и наименовал родом избранным, царским священием, народом святым, людьми обновления, чтобы возвещали добродетели из тьмы всех призвавшего в чудный Свой свет (1Пет. 2, 9). Изрекая заповеди избранным в священный сан, Господь так говорит блаженному Иезекиилю: Сыне человечъ, глаголи к сыном людей твоих, и речеши к ним: земля, на нюже аще наведу меч, и поймут людие земли человека единого от себе, и поставят его себе в стража, и узрит меч грядущий на землю, и вострубит трубою, и проповесть людем, и услышит услышавшый глас трубы и не сохранится, и найдет меч, и постигнет его, кровь его на главе его будет: яко слыша глас трубы и не сохранися, кровь его на нем будет: а сей, понеже сохранися, душу свою избавит. И страж, аще увидит меч грядущ, и не вострубит трубою (и не проповесть людем) и люди не охранят себе, и нашед меч возмет от них душу, та убо беззакония ради своего взяся, а крове ея от руки стража взыщу (Иез. 33, 2–6). Я думаю, неизлишне будет обратить внимание на силу этих слов и небесполезно выяснить сокровенный их смысл. Итак, когда ожидают нашествия каких-нибудь варваров, начальники города ставят часовых на открытых местах и на высоких башнях, повелевая им постоянно смотреть в поле и внимательно наблюдать, чтобы с какой-нибудь стороны не пробрался в город кто-нибудь из неприятелей. Когда же часовые известят город благовременно о неприятельских замыслах, они признаются достойными немалых почестей; напротив, когда своею беспечностью они допустят неприятелю овладеть городом или легко достигнуть чего-нибудь, в таком случае расплачиваются своими головами и приговариваются к самым тяжким казням. Подобным же образом и каждый из иереев (так как поставлен от Бога стражем) приобретет себе венец своею бдительностью, если будет стараться возвещать людям опасное и угрожающее им зло. Если же он молчит, то впадает в бедствия, посылаемые обыкновенно гневом Божиим, потому что своим молчанием допускает впадать в большие бедствия тех, которых он должен бы своим голосом направить на путь истинный. Брань была предпринята не против какого-нибудь частного и подобного нам человека, а против Спасителя всех нас, Христа Господа. По словам Писания, никтоже речет анафема на Иисуса, токмо о Веельзевуле (1Кор. 12, 3), т. е. никто не отрицается Христа, если не бывает наущаем от сатаны, и в этом никто не сомневается. Итак, этот дракон-отступник, т. е. сатана, нашедши неосторожного, особенно же развращенного умом человека, пастыря, дерзновенным языком его неразумно порицает догматы истины, отнимает у Христа, Спасителя нашего, самую существенную и очевидную славу Его (ибо дерзок и в необузданном вероломстве безрассудно решается и на самое гнусное), наполнил все церкви смятениями и раздорами. Когда же была преобореваема таким образом правая вера, повсюду возникали разногласия и сильно смущали и беспокоили верующих сомнением: не погрешают ли они, почитая Христа истинным Богом. И что затем последовало? Заразительная болезнь, имеющая началом своим ложь, а отцом сатану, поразила всю вселенную. И так как мы поставлены от Бога часовыми, обязанными иметь непрестанное попечение о людях, то не должны ли были мы тотчас же смело взять священную и церковную трубу и возвестить о нашествии диавольского меча тем, которые желают соблюсти благочестие? Ибо какое наказание определил Бог тем, которые молчат? Крове ея от руки твоея взыщу, говорит Он (Иез. 33, 6). Но твое сердце, боголюбивейший император, было непоколебимо и безопасно. Да, я торжественно возвещаю, а еще лучше меня и громче говорят о том самые дела и свидетельствует время, что вы с горячностью ревновали о благочестии и спорили о славе с вашими предками – мало того, так как им еще делает честь то, что вы превосходите их благодушием, то я без всякой лести скажу, что вы заявили гораздо лучший и достохвальный взгляд на это дело. Я знал, как непоколебима в вас вера, как тверда любовь ко Христу. И не напрасно писал я, прося вас оказать помощь другим, или, лучше, всем церквам, потому что вы привыкли помогать. И, как труба, возвещающая о нашествии варваров, во всяком, особенно сильном и храбром, воине, возбуждает мужество, а робкого и новобранца заставляет бояться того, чтобы, попав каким-нибудь образом по неблагоразумию в ряды неприятелей, не сделаться добычею их жестокости, так и то, что я писал о Христе, возбудило ваше благочестие против мечей диавола, а других – легкомысленных и удобопреклонных ко злу – делало осторожными и твердыми. Многие не так легко и удобно принимают таинство Христа; учение о Нем чрезвычайно глубоко; даже люди, особенно сильные умом и непрестанно изучающие Писания, едва познают Его, и то только как бы в зерцале и гадании. А так как, по словам священнейшего Павла, тлят обычаи благи беседы злы (1Кор. 15, 13) и капля капающего, как говорит Соломон, продалбливает горы, то если бы те вредные речи падали на умы людей наподобие капли, капающей сверху, то и в таком случае они некогда причинили бы весьма немало вреда. Итак, составленное мною увещание полезно и необходимо, с одной стороны, для обуздания тех, которые без всякого рассуждения подняли брань против Христа, а частью для утверждения и вразумления тех, которые имели не совсем точное познание о таинстве и речами прелестника были колеблемы и потрясаемы, как жестокою бурей. А что я писал по необходимости, это можно доказать из самой сущности дела. В прежние времена и много столетий назад все человеческое далеко было от Бога, потому что грешила вся земля и, как поет блаженный Давид, вcu уклонишася, вкупе неключими быша, все даже до единого (Пс. 13, 3), но посетил есть нас Восток с высоты (Лк. 1, 78), явилось к нам единородное Слово Божие, обращалось с живущими на земле (Вар. 3, 38), сделавшись подобным нам человеком, но пребывая в то же время по естеству Богом, уничтожив средостение ограды, соединило нас через Себя самого с Богом и Отцом (Еф. 2), Забыв наши оскорбления, Оно освободило нас от греха, который удалял нас от Него, и оправдал верою. Ибо Оно есть мир наш, по Писанию (Еф. 2, 14). Итак, повреждение веры повлекло бы за собой расторжение уз мира нашего, – уз, которыми мы соединяемся с Богом, и помрачение или исчезновение пути правды для умов наших, чтобы не сказать более; потому что мы оправдываемся через святое крещение, возвещая смерть Христа и вместе исповедуя Воскресение Его (Рим. 6, 3 – 11). Однако же мы, христолюбивейший император, возвещаем смерть не обыкновенного человека, но вочеловечившегося Бога, страдавшего, как писано, за нас по плоти, живого как Бога и пребывающего бесстрастным по Своему естеству. Следовательно, когда надежде христиан угрожала явная опасность от речей прелестника и невежественного, разнузданного языка его, тогда мы, о император, вынуждаемые необходимостью, вспомоществуемые оружием самой истины, не могли оставить без защиты правоверующих. И к этому побуждало нас в особенности следующее. Блаженные отцы наши, получив от Бога священство, бестрепетно выступали против развращения еретиков своего времени, а в особенности нечестивых ариан, несмотря на то, что тогдашнее правительство не знало истины, даже было единомысленно еретикам и скрежетало зубами против учителей Церкви. Препобеждая в себе всякий страх, они смело проповедали правое и неукоризненное учение веры. Они знали, что сказал Господь наш Иисус Христос: Не убойтеся от убивающих тело, души же не могущих убити: убойтеся же паче могущих и душу и тело погубити в геенне (Мф. 10, 28). Итак, когда они не умолкали, защищая от нападений врагов славу Спасителя всех нас, невзирая на то, что жесточайших врагов имели в лицах, имевших в то время в своих руках власть над всеми, могли ли мы не последовать за ними по стезе их ревности о Христе и преданности Христу? Могли ли мы не противопоставить истину словам того хулителя? Как я сказал, мне известна была твердость вашего благочестия в вере: я твердо был уверен, что он (еретик) вам угоден не более, чем мне. Что же могло побуждать меня к молчанию? Нерешительность едва не отвлекла меня от приятной обязанности и не довела до оскорбления Бога. Но я говорил самому себе: твое молчание не может иметь извинений; своим молчанием ты тяжко погрешишь и перед Богом, и перед людьми: благочестив и христолюбив тот, кого Бог почтил императорским достоинством. Такими же достоинствами блистает и славная двоица светлейших императриц; таковы же и другие честные и чудные девственные лица; затем и остальные, близкие к первым и по сану, и по достоинству, украшаясь правою и непорочною верою, также удручаются чрезмерною скорбью, видя презрение к славе нашего Спасителя. Почему же ты не совершаешь мужественно того, что считаешь угодным Богу? Не должно ли почитать нерадивым того корабельщика, который не хотел бы плавать, когда корабль направляется благоприятным ветром? Не подвергся ли бы обвинениям в малодушии и трусости тот, кто, будучи поставлен в строю и вспомоществуемый множеством храбрейших воинов, струсил бы и бросил щит в то время, как мог бы одержать победу? Побуждая самого себя такими размышлениями и уповая на благочестие вашего величества, я безбоязненно выступил на середину, считая необходимым обличать недостойные ругательства против Христа. К сказанному доселе считаю нужным прибавить еще и следующее. Избран был Несторий как опытный в евангельских и апостольских учениях, искусный в распространении и умножении благочестия, и притом содержавший правую и совершенно непорочную веру; и избрания этого человека желали и ваше величество, и все предстоятели святых церквей, и я сам. Потому что, когда получил письма от рукополагавших его благочестивейших епископов, извещавших меня о его рукоположении, я, нимало не медля, и сам написал к ним, выражая свою радость, и похваляя их избрание, и желая (новопоставленному) всего лучшего от Бога. А что последовало за тем, виною тому должно считать не ваше избрание, а его непотребство. Он был избран как агнец, а оказался волком; избран как добрый и верный служитель, но возлюбил противное; избран как плодоносный виноградник, а сотвори, как написано, терние (Ис. 5, 2); избран как трудолюбивый земледелец, а он расставил сети на пашне; избран как добрый пастырь, но сделался свирепее лютейших зверей. Потом, когда уже он, – не знаю вследствие каких причин, – заболел развращенными мнениями, часто, и притом многими, был увещаваем. Но сделали ли его лучшим эти увещания? Пробудили ли в нем угрызение совести? Обратили ли его на лучшее? Получил ли он от них какую-либо пользу для души своей? Возненавидел ли ложь? Возлюбил ли истину? Отверг ли мрак невежества? Взыскал ли света? Перестал ли пустословить против Христа? Убоялся ли множества противоречащих ему? Остановился ли, увидев многих и почти бесчисленных противников? Отнюдь нет, как ясно доказал самый исход дела. Когда по указу вашего величества собрался со всех сторон наш святой собор в ефесской митрополии, прибыл туда и он (Несторий); и, тогда как ему следовало бы плакать и скорбеть о прежнем, он, как будто бы никому не сделал препинания тем, что дерзновенно пустословил, живя в этом великоименитом городе, присоединил к прежнему еще худшее и не усомнился изрыгать еще более гнусное против славы нашего Спасителя, слишком мало, даже вовсе не обращая внимания на возводимое на него обвинение в богохульстве. Лучше умолчать о том, что он дерзнул говорить, и притом рассуждая со святыми и прославившимися в добродетелях всякого рода епископами, сверх того весьма искусными в Божественных Писаниях. Сильно огорченные его богохульными речами против Христа и приведенные в крайнее негодование от его необузданного и дерзкого языка, эти последние умыли пред ним свои руки и не без слез донесли святому собору о том, что слышали от него, но не тайно, а смело, с полною уверенностью в справедливости своих слов и готовые изобличить его в том, что он сказал против Христа то, о чем и помышлять беззаконно. Поступили же они таким образом, страшась суда божественного судилища. Они не имели недостатка в любви, но более пламенели божественною и непорочною любовью ко Христу. Как покорные скипетру вашей священной власти, будут ли то благородные военачальники или украшенные каким-нибудь другим саном и почестями, делаются особенно знаменитыми и вам любезными, если исполняются негодованием против тех, которые подвигают дерзкий и необузданный язык против вашей власти или которые хотели бы сделать что-нибудь иное противозаконное и недозволенное: точно так же делается достойным всякой похвалы пред Богом и пред ангелами и священнослужитель Господень, если он никому не попускает пустословить против божественной славы, а даже почитает всех таковых своими величайшими врагами. Потому-то блаженный Давид, вменяя это себе в великую славу, возвещает так: Не ненавидящая ли Тя, Господи, возненавидех? и о вразех Твоих истаях? совершенною ненавистью возненавидех я: во враги быша ми (Пс. 138, 21–22). Итак, если хулящие Христа любят Его, в таком случае несправедливо поступают нападающие на них. Но если явно ненавидят Христа, – и это не подлежит никакому сомнению, – могут ли не быть достойными почтения и весьма любезными Богу те, которые противопоставляют скверным догматам истинное богоугодное учение?

Но есть еще и другое основание, по которому вашему величеству полезно и необходимо было прогнать от божественных жертвенников того, который осквернял их. Если вам угодно, я докажу это из Божественного Писания. Некогда израильтяне, мало уважая установления мудрейшего Моисея и презирая данную им заповедь, отступили от Бога и, как написано, послужиша идолом и всей тли небесней (4Цар. 17: 12, 16). Они дошли до такого непотребства и нечестия, что осквернили и сам божественный храм. За это прогневался на них Бог и предал их в руки врагов. Когда же получил царство Езекия, муж праведный и благочестивый, он исправил и очистил божественный храм от преступных нововведений и сделал приличные приношения Богу вседержителю. Об этом Писание повествует так: и Езекия нача царствовати сый двадесяти и пяти лет. И рече им (священникам и левитам), глаголя: Послушайте мя (мужи) левити, ныне очиститеся, и очистите дом Господа Бога отец наших, и изрините нечистоту из святилища. Яко отступиша отцы наши, и сотвориша лукавое пред Господом Богом нашим, и оставиша Его (2Пар. 29: 1, 5, 6). Сказав им и еще нечто спасительное, присовокупил: И ныне не пренебрегайте, яко вас избра Господь стояти пред Ними, служити Ему, и да будете Ему служаще и кадяще. И восташа, сказано, левити... и собраша братию свою, и освятишася по заповеди цареви повелением Господним, да очистят дом Божий. И внидоша священницы внутрь церкве Господни, и извергоша всю нечистоту, обретенную в дому Господни, и во двери дому Господня (2Пар. 29, 11–16). Потом Священное Писание прибавляет: И в день шестый надесять месяца первого совершиша. И внидоша внутрь ко Езекии царю, и рекоша: очистихом вся, яже в дому Господни (2Пар. 29, 17–18). Затем здесь еще прибавляется: И воста рано Езекия царь,и собра начальники града, и взыде в дом Господень. И вознесе тельцев седла, и козлов от коз седмь за грех,за царство,и за святилище, и за Израиля (2Пар. 29, 20–21). Заметь, о христолюбивейший император, что благочестивый и праведный Езекия, вознамерившись принести Богу жертву, не прежде вошел в храм Божий и исполнил свое намерение, как приказав наперед священникам Божиим очистить дом Господень и извергнуть из него всякую нечистоту. Когда же было исполнено его приказание, он торжественно вознес всесожжение и возвеселился, и совершенно справедливо, что принес теперь приятную жертву Богу, и особенно потому, что очистил храм от нечистоты. Нечто подобное совершено для славы Христа и вашим величеством. У вас в обычае воскурять фимиам, украшать церкви и щедрою рукою делать в них приношения во славу Божию. Но необходимо было прежде освободить и очистить храм от всякой нечистоты, и тогда уже могли вы принести благоприятную жертву Богу. К большему вашему прославлению пред Богом и ангелами и людьми, вы дали приказание священникам – и они очистили храм и освятили его, обуздав несмысленный и нечестивый язык.

Итак, святой и вселенский собор, угодный Христу, всех нас Спасителю, имея попечение о вере в Него и как бы говоря вместе с писанием: Ревнуя поревновал по Господе (3Цар. 19, 10), всеми силами старался об уничтожении случившегося соблазна. А те, которым свойственно, даже необходимо было вместе с этими подвижниками мужественно выступить в бой немедля и охотно вступить в бой и сделаться вместе с нами участниками наград за труды, понесенные за Христа, воспламениться одною с нами ревностью и наполниться в душе благочестивым рвением, – те оказались бесчувственными и жестокосердыми, совершенно похожими по нечестию на того богохульника. Скорбя и сетуя не о славе Христа, а о том, который весьма много и безумно пустословил против Христа, они нападали на мужественно сражавшихся и объявивших себя противниками тех, которые дерзнули безрассудно мудрствовать о Христе, вопия почти следующее: зачем вы обуздали дерзкий и необузданный язык? зачем совлекли овечью кожу с хищного волка и сделали его всем известным? Ибо негодовать на то, что обличен тот богохульник, по моему мнению, значит не иное что, как восклицать то самое, что я сказал уже. Правящий Антиохийскою Церковью, хотя получил повеление вашего величества прибыть к назначенному дню, однако же не присутствовал на святом соборе. Он намеренно медлил в пути, чтобы этою медлительностью споспешествовать нечестию того, который пустословил против Христа, или же (что вероятно или даже несомненно) потому, что был единомыслен с ним. По прошествии уже шестнадцатого дня прибыли наконец первенствующие из его спутников (они были митрополиты) и от его имени возвестили святому собору, что вовсе не следует дожидаться его прибытия, а лучше поспешить исполнением определений. Тогда-то наконец святой собор, собравшись в святой церкви, называемойМариею, сделал председателем своим и главою самого Христа: положено было на священном престоле честное Евангелие, как бы так взывающее к свя щеннослужителям: Суд праведный судите (Зах. 7, 9), рассудите между евангелистами и речами Нестория. Общим согласием всех (отцов) собор осудил его (Нестория) мнения и заявил чистоту и превосходство евангельского и апостольского предания, и таким образом сила истины восторжествовала. Потому что все утвердили правую и непорочную веру согласно и с вашим мнением, христолюбивейшие императоры, так как и всякое ваше намерение направляется к тому, что угодно Богу, и соединяется с благочестием, так как и вы никогда ничего не предпочитали истине. А между тем Иоанн, получивший жребий предстоятельства в Антиохийской Церкви, нерадивый, беспечный и снисходительный, когда оскорбляется Христос, напротив, внимательный и неумолимый, когда обвиняется открывший злоречивые уста против того же Христа, с быстротою птицы прибыл в Ефес, самовольно сделал в пользу его (Нестория) все, чего только тот желал, не обращая решительно никакого и ни на что внимания, как будто бы не существует вообще церковных законов и Бог нимало не промышляет о человеческих делах. Действуя скорее по глупости, чем по благоразумию, подчиняясь более гневу, чем господству трезвенного ума, он, едва только соскочил с колесницы и вошел в спальную комнату, еще покрытый пылью, тотчас же принял к себе своих единомышленников, произнес с ними гнусный и крайне несправедливый приговор (союзниками же его были ссыльные, отъявленные келестиане, и сподвижники Несториева безумства, по какому-то великому безрассудству принявшие участие в его преступном богохульстве против Христа), старался всячески опозорить весь святой собор, предавая мнимому отлучению от Церкви всех собравшихся в Ефесе со всего мира славных мужей, весьма известных вашему величеству и прославившихся всякого рода добродетелями. А мне и предстоятелю Ефесской Церкви он нанес еще более тяжкое поругание, произнося клеветы и говоря, будто мы единомудрствуем с нечестивым Аполлинарием и одобряем скверные и нечестивые мнения Ария и Евномия. Сделал же он это, как я сказал, под влиянием неумолимого гнева, в нечестивом бешенстве и в чрезмерной гордости. Поистине меня это весьма удивляет, потому что он всегда казался благосклонным и доброжелательным ко мне, никогда не осуждал моих речей, с великой благосклонностью и сам писал ко мне, и обратно принимал мои письма; перед самыми ефесскими вратами он едва не задушил меня в своих объятиях и в своих письмах ко мне писал так: «Боголюбезнейшему моему господину, святейшему сослужителю Кириллу, Иоанн о Господе желает блага. Немало печалит меня то, что, когда ваша святость прибыла в Ефес, мне осталось еще несколько дней пути. Желание вашей святости больше всякой другой необходимости побуждает меня скорее окончить этот путь». И далее: «Итак, помолись, господине, чтобы без скорби провели мы эти остальные пять или шесть дней и могли увидеться с тобою и обнять священную для нас и божественную твою главу. Приветствуют святость твою, боголюбезнейший господин, епископ Иоанн, Павел и Макарий. Я и прочие находящиеся со мною нижайше кланяемся всему находящемуся с тобой братству. Прощай и продолжай молиться о нас, муж боголюбезнейший и святейший». Итак, почему без всякого оскорбления с моей стороны вдруг сделался моим врагом тот, кто называл меня своим сослужителем и братом? В извинение своего проступка относительно меня, мне кажется, он говорит, что писал ко мне, скрывая еще вражду, которую намерен был открыто объявить в свое время. Но как же он называл меня сослужителем, если я был еретик, если был участник непотребного нечестия Аполлинария, Ария и Евномия? Для чего называл мою главу святою и сверх того священною! Не очевидно ли всякому, что, кто в заговоре с варварами, тот, конечно, враг вашей священнейшей империи? А он, как говорит, скрывал ненависть и расточал любезности, а сердце имел преисполненное коварства и досады. Кто осмелится похвалить человека, привыкшего жить таким образом? Быть может, он думает отыскать каких-нибудь избраннейших врагов? Но и они ненавидели такого, который говорит одно, а в сердце носит другое. Остановим внимание на Божественном Писании. Мы слышали Бога, говорящего подобного рода людям следующее: Стрела уязвляющая язык их, льстивии глаголы уст их: приятелю своему глаголет мирная, внутрь же себе имеет вражду. Еда на сих не посещу, рече Господь, или людем таковым не отмстит душа моя? (Иер. 9,8–9). Коварство и суровое, затаенное неудовольствие ненавистны Богу: быть миролюбивым на словах, но в то же время иметь в душе вражду – непростительный грех, по суду Божию. И потому Он угрожает отмщением и за это. Но тот дерзкий ругатель и коварный клеветник в извинение своих вышеупомянутых проступков не по неведению, впрочем, как кажется, ответит на это и скажет: «И я так же возревновал о Господе, как и святой собор; и мое определение огорчило вас потому, что вы еретики». Говоря это, он является подобным тем, которые говорят у пророка Исаии: Положихом лжу надежду нашу, и лжею покрыемся (Ис. 28, 15). Допустим даже, что этого, может быть, никто не говорит словами, но это доказывают ясно самые поступки. Потому что гордый и надменный прежде всего обличается тем, что, понося и поражая одним бичом всех (сколько их находится во вселенной) святых священнослужителей, хотел своим приговором отлучить их от общения. Впрочем, этим он причинил зло не столько последним, сколько себе самому, отлучая себя от их общения: малосмысленные всегда своими непристойными поступками более вредят себе самим, нежели тем, которым думали вредить. Кроме того, прилично ли, законно ли определять старшим наказания и не безрассудно ли восставать против людей, занимающих высший сан, презирать церковную дисциплину, устроительницу мира, и не подражать благоразумно живущим в мире? Ваше благочестивое величество определило степени достоинств. Каждый из удостоившихся какой-нибудь чести, если только он сознает свой сан и свое место, уступает высшим себя и не присвояет себе прав, равных правам последних. А он (Иоанн, предстоятель антиохийский), не обращая на это внимания и пренебрегая всякого рода приличиями, в каком-то необузданном и безрассудном увлечении несется на всех и, лишая самого себя общения всех, воображает, однако, что он превосходно преуспевает в своих делах. Если он подлинно знал, что я и ефесский епископ заражены ересью, то что препятствовало ему обвинить нас письменно еще прежде своего прибытия в город Ефес и сделать гласным предмет своего спора с нами? Что препятствовало ему по прибытии в Ефес увидеться с нами, принести на нас открыто жалобу, открыть наши преступления, позвать нас к ответу в присутствии святого собора и, наконец, вместе с другими или освободить от обвинения, если мы мудрствовали и говорили справедливо, или подвергнуть наказанию, если бы оказалось, что мы хотим мудрствовать вопреки церковным догматам? Ему не было неизвестно, что он напрасно обвинял нас и сложил нечестивую клевету против праведных. Оп преследовал нас и тайно вредил нам из уважения и дружбы к Несторию и, как бы в ночном сражении, целил в нас метательным копьем, не видя нас. Составив хартию, преисполненную лживых обвинений, он осмелился довести ее до вашего благочестивого слуха, не обращая внимания на то, что сказано в Божественном Писании: Ничтоже ложно от языка цареви да глаголется (Притч. 21, 22). Узнав об этом, мы представили свитки святому и вселенскому собору, с одной стороны, исповедуя в них правую и неповрежденную веру Церкви, с другой – анафематствуя тех, которые следуют Арию, Евномию и Аполлинарию. Наш поступок, думаю, был вполне сообразен с законом. Между тем он впал в такое безрассудство, даже трусость и отчаяние, что не смел ни прийти к нам, ни взирать на святой собор, тогда как, напротив, ему должно бы было мужественно идти вперед, не дожидаться того, чтобы его позвали, а самому добровольно явиться, объявить виновных достойными осуждения и отстаивать свое собственное решение. Совесть не позволила ему сделать ничего подобного, и он так боялся присутствовать на святом соборе, что не смел выйти из дома. А вероятно ли было, чтобы избранные священнослужители, помня о священнослужении, помня слова Господа: Судите праведно и Да не познаете лица в суде, яко суд Божий есть (Втор. 1,16–17), не осудили нас, если бы поняли, что мы еретики? Кроме того, он должен был составить записки деяний и представить их вам. Во всех областях и великих городах изволением вашей власти определяется один судья, которому предоставлен суд над главнейшими делами; вас он почитает законодателем и по вашим постановлениям производит суд. Если же так, то вероятно ли, чтобы люди, избранные Богом для священнослужения (и притом такое число их), люди, возбуждавшие во всех удивление блеском свой жизни, чтили нас более, чем божественную заповедь? А что ум его был исполнен необузданной гордости и надмения, это ясно видно и из других его дел. Вот уже почти три года, как изобретатель новых догматов Несторий начал проповедовать свое богохульное учение в Церкви. Когда открылась болезнь его души в письмах святейшему епископу Римской Церкви Келестину, он услышал тотчас не строгое и суровое осуждение, а увещание оставить развращенное мнение, которым недуговал, и держать правую и непорочную веру. Увещеваем он был не однажды, а очень часто. Напротив, он, тщательный (как он воображает) истолкователь (я не хочу сказать что-нибудь оскорбительное для него) божественных догматов, хотя и много хвастается знанием божественных законов, никогда, однако же, не обращался со своими увещаниями к тем, над которыми поругался, не сказал им ни одного слова, даже не осмелился защищать свою дерзость. Он подверг их поруганию своим нечестивым решением и, может быть, громко тщеславился этим, так что услышит блаженного Давида или, лучше, Святого Духа, устами Давида говорящего: Что хвалишися во злобе, сильне? Беззаконие весь день, неправду умысли язык твой, яко бритву изощрену сотворил еси лесть. Возлюбил еси злобу паче благостыни, неправду неже глаголати правду. Возлюбил еси вся глаголы потопныя, язык льстив. Сего ради Бог разрушит тя до конца: восторгнет тя, и преселит тя от селения твоего, и корень твой от земли живых (Пс. 51, 3–7).

Я знаю, некоторые оправдывают его поступок с нами, утверждая, что он справедливо разгневался на нас за то, что собор против богохульного Нестория состоялся без его присутствия. Но эти люди поступили бы несравненно справедливее, если бы вместо нас винили свою собственную медлительность. Притом же, почему он (Иоанн) не возненавидел как лжецов и обманщиков тех, которые прибыли прежде его и возвестили святому собору, что его дожидаться не следует и что они пришли не самовольно, а по его приказанию, – почему не только не возненавидел их, но имеет их в числе лучших своих друзей? Но допустим, что он, быть может, действительно оскорблен – должен ли он был поэтому презирать Божественные законы и забыть заповедь Божию: Неповинна и праведна да не убиеши (Исх. 23, 7)? Должен ли он был осуждать не уличенных ни в каком преступлении? Должен ли он был нападать на братьев с мечом нечестия, презирать церковные законы, клеветать, лгать, и притом перед вашим величеством? Должен ли был уничтожать истинную и неповрежденную веру? Должен ли был в то же время и по той же причине покровительствовать изрыгавшему богохульства против Христа и стараться утвердить ложь, ниспровергнуть истину? Скажет ли кто-нибудь, что это плод благочестивого ума, дело собора священнослужителей? Но я слышу слова Божии: Устне иееровы сохранят разум, и закон взыщут от уст его (Мал. 2, 7). Итак, очевидно, из того самого, чем он думает оправдать свой безрассудный поступок относительно нас, только яснее узнается, что он поступил нечестиво. А я, христолюбивый император, удалился из родины, оставил вашу Александрию с радостью. Сильнейший ветер напрягал паруса и ударял в корабль наподобие грома, высоко поднимавшиеся волны страшно шумели около высоких кормил, но я был бодр и спокоен духом, презрел опасности бури, чтобы достигнуть вожделеннейшего лицезрения вашего величества. Опять, когда избранные от святого собора для защищения его деяний отправились из Ефеса в славный город⁴, в числе этих избранных желал быть и я: во-первых, чтобы увидеть лично ваше величество, а потом чтобы решить спор с антиохийским епископом и явно показать, что он клеветник и что несправедливо рассвирепел и неистовствовал в бессильной ярости на то, что я анафематствовал главные богохуления Нестория, потому что о правоте моей веры засвидетельствовали Римская Церковь и святой собор, сошедшийся со всей, так сказать, подсолнечной. Когда прочитали мои письма к Несторию, на соборе все единодушно исповедали и засвидетельствовали письменно в записках соборных деяний, что я ни в чем не уклонился от евангельского и апостольского предания и иду по прямому пути священных догматов. Но не по этим только причинам желал я отправиться туда, а также и для того, чтобы доказать лживость показаний, сделанных против меня и другими. Поборники несториевых мнений, напрягая против меня лук злобы и ненависти и в бессильном бешенстве прибегая к различным средствам, между прочим подкупили некоторых людей (имже бог чрево, и слава в студе их, по выражению блаженного Павла – Флп. 3, 19) и выставили их против меня обвинителями, хотя я не нанес им никакой несправедливости и не имел с ними решительно никаких дел, и через них старались как можно чаще беспокоить ваше величество. Продавши свои языки моим злоумышленникам, эти пустословы напрасно осыпали меня всеми возможными клеветами. Подобного рода люди не останавливаются ни перед чем, потому что как бы сроднились со всем порочным. Для них ничего не значит притвориться убежденными в справедливости ложно возводимых ими обвинений, клеветать во всякое время и на кого угодно, хотя бы им и вовсе не известны были те, которых они обвиняют. Что таковы именно и так обыкновенно поступают они (мои обвинители) – это известно всем живущим в вашей Александрии. Все это причинило мне большие огорчения. Да и могло ли быть иначе? Однако я вспомнил слова Спасителя всех нас: Блажени есте, егда поносят вам, и ижденут, и рекут всяк зол глагол на вы лжуще, Мене ради. Радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на небесех; тако бо изгнаша пророки, иже (беша) прежде вас (Мф. 5,11–12). Когда отец беззакония – сатана – старается опутать своими сетями Церковь и имеющих правую веру и осквернить через своих помощников и служителей предание апостольской и евангельской веры и когда стражи истинной веры противопоставляют ему истину и предлагают правое учение развратителям, имея в борьбе своим союзником и помощником самого Христа, который есть истина, тогда отец лжи тотчас возбуждает полчища клеветников, и эти полчища тотчас поднимают борьбу против тех, которые хотят жить благочестиво. Мы знаем, что подобного рода скорби испытывали даже пророки. Так, когда древле начал пророчествовать Амос и сильно укорял израильтян за оскудение между ними любви к Богу и за пренебрежение данных им законов, против него тотчас же восстал и вооружился Амасия – лжепророк и служитель демонов – и сделал донос израильскому царю на этого истинно святого мужа и пророка, обвиняя таким образом: Разврати творит на тя Амос среди дому израилева, не возможет земля подъяти всех словес его (Ам. 7, 10). Точно так же и блаженный Иеремия увещевал нечествующий израильский народ исправить свои пути (Иер. 26); но нашлись такие, которые и на него клеветали и своими клеветами восстановили против него Седекию, который занимал в то время царский престол. Конечно, неприятно и тяжело было переносить это святым, но, предпочитая даже самой своей жизни то, что почитали угодным и приятным Богу, они продолжали предпринятое ими дело, помня слова Писания: Сердце царево в руце Божией: аможе аще восхощет обратити, тамо уклоните (Притч. 21, 1). И действительно, Бог делал снова кроткими и милосердными иудейских царей, хотя они часто приводимы были в сильный гнев. Но не станем говорить о том, что перенесли пророки – вспомним о славном и блаженнейшем отце нашем Афанасии, который был некогда епископом в вашей Александрии. Он боролся с нечестивым учением Ария, а поборники этого пустословия непрестанно и усердно клеветали на него и говорили против него дерзкие и необузданные речи. Не довольствуясь другими клеветами, они носили повсюду отрубленную человеческую руку и, показывая ее всем, говорили, что ее отрубил Афанасий у некоего Арсения. Долго уловляли они этим неопытных, пока наконец сделалось известным, что тот Арсений, доселе скрывавшийся, еще жив, и таким образом обнаружились их нечестивые намерения. Правда, неприятно и весьма тяжело слышать клеветы на себя тому, у кого душа невинна и совесть чиста, – они жестоко поражают душу того, кто подвергается им, тяжелее же всего переносить такого рода неприятности и огорчения, если они наносятся напрасно, без всякой причины. Впрочем, что это постигнет служителей истины, о том предсказано в Божественном Писании. Сам Господь наш Иисус Христос, внушая своим ученикам благое дерзновение и убеждая их презирать все клеветы и всякого рода преследования, говорит так: Аще Мене изгнаша, и вас изженут (Ин. 15, 20). Аще господина дому веельзевула нарекоша, кольми паче домашним его (Мф. 10, 25). И чтобы они не возгордились, Он прибавляет: Несть ученик над учителя своего, ниже раб над господина своего (Мф. 10, 24); потому если противоречили Христу, то что сказать о нашем учении, и если клеветы были измышляемы против каждого святого, то могли ли избежать их мы? Дерзок в отношении святых нечестивый язык и необуздан, но он мерзок и ненавистен Богу. Потребит Господь вся устны льстивым, язык велеречивый, поет блаженный пророк Давид (Пс. 11,4). Вместе со мной стрелы необузданного языка испытал и возлюбленный инок Виктор. Некоторые, привыкшие лгать, распространяли относительно его клеветы, будто он говорил против меня нелепости, за что, когда он прибыл в Ефес, его строго осуждали некоторые из отцов святого собора; даже все отвратились от него и возненавидели его как одного из нечестивцев: его называли отцеубийцею, братоубийцею и другими подобного рода именами. Когда узнал об этом старец Виктор, в присутствии очень многих святых епископов воздел руки к небу и вопреки своему обыкновению поклялся святым крещением и честными Христовыми Тайнами, что не знает за собой ни одного из этих преступлений; и наконец мы с ним с трудом могли обуздать ругателей. Как бы ни было велико число желающих лгать, сколько бы ни усиливались они вредить нам, или, лучше, сколько бы ни возбуждали их к этому приверженцы Нестория, мы не страшимся, потому что нас никогда не оставляла и не оставляет без помощи благодать Спасителя и правосудие вашего благочестия. Вы исхитили и спасли нас, как из пылающей печи, легким мановением своим, чтобы вместе с другими рассеянными по всему вашему Египту святыми епископами и иноками за ваше величество, за победу и твердость вашу непрестанно возносили благодарения Христу, через Которого и с Которым Богу и Отцу слава со Святым Духом во веки веков. Аминь.

Твердых в благочестии и имеющих несомненную и украшенную святыми догматами веру пророк называет землею вожделенною, говоря: Будете вы земля пожеланная, глаголет Господь вседержитель, и ублажат вы вcu язы́цы (Мал. 3, 12). Землею же вожделенною называет он землю самую плодородную и плодоносную – мать и питательницу домашних плодов. Подобна ей и всякая Богу возлюбленная и святая душа, избравшая Христа, как бы некоего возделывателя и сеятеля всякого блага, который открывает нам и знание святых догматов. Но враг всего, т. е. сатана, возбуждает в свою пору злые плевелы, посеянные сверх пшеницы. Впрочем, эти плевелы, хотя и цветут, опадают и поле, таким образом, остается совершенно чистым. Посему всею Церковью отвергнут Несторий, – эти поистине горькие плевелы диавола, – и относительно прочего согласны между собой существующие на всем земном шаре чтители Бога – епископы, исповедуя правую и единую веру. Все они, рассеянные по всему миру, даже восточные, вступили в общение с нашими церквами. Ибо и там признанные, возлюбленные Богу епископы исповедуют веру правую и чистую. А что писал ко мне боголюбезнейший и почтеннейший епископ антиохийский, и что я ему отпишу – услышите, если Богу будет угодно.

Господину моему, возлюбленному брату и сослужителю Иоанну, Кирилл желает всякого блага о Господе.

Да возвеселятся небеса и радуется земля (Пс. 95, 11). Разрушено средостение (Еф. 2, 14), печаль прекратилась и всякие раздоры уничтожены, так как общий Спаситель наш Христос даровал мир Церквам своим, а благочестивейшие и возлюбленнейшие Богу императоры призывали к тому. Будучи лучшими ревнителями веры праотцов, они бодрствуют духом своим на страже твердости и непоколебимости правой веры, да еще и то особенное старание прилагают о святых Церквах, чтобы они постоянно находились в величайшей славе и способствовали цветущему состоянию их царства; и сам Христос, Господь вышних сил, щедрою рукою ниспосылает им блага, помогает одолевать врагов и дарует победу. И не обманывается говорящий: Живу Аз, глаголет Господь, и прославляющих Мя прославлю (1Цар. 2, 30). Итак, мне особенно было приятно прибытие в Александрию господина моего, благочестивейшего Павла, сослужителя и брата, и недаром в посредники избран такой муж и понес труды выше сил своих для того, чтобы упразднить ненависть диавола, соединить разделенное и увенчать миром и согласием наши и ваши Церкви, потерпевшие от беспорядков. Отчего произошло меж ними несогласие, поминать излишне. Лучше, кажется, думать и говорить о том, что прилично времени мирному. Итак, мы обрадовались посещению помянутого благочестивейшего мужа, который, может быть, ожидал немалого спора, имея советовать нам, что должно позаботиться о соединении Церквей миром и согласием, об уничтожении послания людей разномыслящих и о притуплении острия диавольского нечестия. Однако он нашел нас готовыми к этому делу, так что ему не представилось в этом никакого труда. Ибо мы помним слова Спасителя нашего: Мир Мой даю вам, мир Мой оставляю вам (Ин. 14, 27). Да и в ежедневных молитвах научены мы говорить: Господи Боже наш, мир даждь нам, вся бо воздал еси нам (Ис. 26, 12). Почему каждый причастный миру, даруемому Богом, не будет иметь недостатка в каком-нибудь благе. А как возникло несогласие Церквей, совершенно лишнее и без всякой законной причины, это подробно узнали мы из письма, доставленного нам теперь господином нашим, благочестивейшим епископом Павлом, содержащего в себе безукоризненное исповедание веры; он доставил нам и исповедание, составленное как твоею святостью, так и прочими находящимися там епископами, которое мы заблагорассудили буквально поместить в нашем письме. Вот оно: «О том, как мы думаем и говорим о Богородице Деве Марии и об образе вочеловечения единородного Сына Божия, по необходимости скажем коротко, – скажем не в виде угодливости кому-нибудь, а в форме полного убеждения, как почерпнули мы это из Писаний Божественных и преданий святых отцов, ничего ровно не прибавляя к вере, изложенной святыми отцами в Никее, ибо и ее, как мы и прежде говорили, вполне достаточно для познания всякого благочестия и для низложения всякого неправого еретического учения; скажем притом не с тем, чтобы изъяснить непостижимое, но чтобы признанием собственного бессилия устранить от себя тех, которые только и желают заниматься тем, что превышает разумение человеческое. Итак, мы исповедуем, что Господь наш Иисус Христос, единородный Сын Божий, есть совершенный Бог и совершенный человек, из разумной души и тела; что Он рожден прежде веков от Отца по Божеству, а в последнее время ради нас и ради нашего спасения от Марии Девы по человечеству; что Он единосущен Отцу по Божеству и единосущен нам по человечеству, ибо (в Нем) совершилось соединение двух естеств. Почему мы и исповедуем одного Христа, одного Сына, одного Господа. На основании такого неслитного соединения мы исповедуем Пресвятую Деву Богородицею, потому что Бог Слово воплотился и вочеловечился и в самом зачатии соединил с Собой храм, от нее воспринятый. Известно, что знаменитые богословы одни из евангельских и апостольских изречений о Господе обыкновенно делают общими как принадлежащие одному лицу, другие же по причине различия двух естеств принимают раздельно, и те из них, которые приличны Богу, относят к Божественности Христа, а недостойные Бога – к Его человечеству».

Прочитав таким образом эти святые ваши слова и найдя, что и мы сами не иначе думаем (ибо един Господь, едина вера и едино крещение – Еф. 4, 5), мы прославили Спасителя всех Бога, поздравляя друг друга с тем, что у наших и у ваших Церквей вера согласна с Божественными Писаниями и преданиями святых отцов. А так как узнал я, что некоторые из тех, коим свойственно пустословить, жужжат, подобно полевым осам, и распространяют обо мне нелепые слухи, будто я говорил, что святое тело Христово заимствовано не от Святой Девы, а принесено с неба, nосчитаю нелишним сказать против них кое-что в этом отношении. О безрассудные и искусные только в клевете! Как пришла вам подобная мысль? Как впали вы в недуг такого безрассудства? Ибо ясно должно было понять, что весь почти спор о вере поднят из-за нас, так как мы постоянно утверждаем, что Святая Дева есть Богородица. И если бы мы допускали, что святое тело общего нашего Спасителя родилось не от Девы, а принесено с неба, то каким бы образом признали ее Богородицею? Кого же, наконец, родила она, если истинно не родила Еммануила по плоти? Осмеивать поэтому и прогонять от себя должно тех, кто распространяет на мой счет подобную нелепость. И не ошибается, конечно, блаженный пророк Исаия, когда говорит: Се Дева во чреве зачнет и родит Сына и наречеши имя Ему Еммануил (Ис. 7, 14), еже есть сказаемо с нами Бог (Ис. 1, 23). И совершенно истинно пророчествует и св. Гавриил, когда так приветствует блаженную Деву: Не бойся Мариам: обрела бо еси благодать у Бога. И се зачнеши во чреве и родиши Сына, и наречеши имя ему Иисус (Лк. 1, 30–31). Той бо спасет люди Своя от грех их (Мф. 1, 21). Если же мы Господа нашего Иисуса Христа и называем сошедшим с небес, то выражаем этим не то, будто святое тело Его было принесено с небес, а следуем только блаженному Павлу, ясно проповедавшему: Первый человек от земли, перстен; второй человек (Господь) с небесе (1Кор. 15, 47). Вспомним также слова и самого Спасителя: Никто же взыде на небо, токмо сшедый с небесе, Сын человеческий (Ин. 3, 13). Ибо хотя Он по плоти, как мы уже сказали, родился от Святой Девы, однако называется Он сошедшим с неба потому, что Бог Слово сошел с небес на землю и, приняв вид раба, истощил Себя, и назван Сыном человеческим, пребывая тем, чем и был, т. е. Богом (ибо по собственному естеству Он неизменяем и непеременяем), и с собственной плотью мыслимый как один, называется человеком с небеси, потому что совершен в Божестве и так же совершен в человечестве и мыслится в одном лице. Следовательно, один Господь Иисус Христос, хотя мы и не знаем различия естеств, которые вошли в это неизъяснимое соединение. Твоя же святость да заградит уста тем, кто проповедует или тождество, или слияние, или смешение Слова Божия с плотью, потому что, кажется, есть люди, которые распространяют слухи в народ, будто я подобным образом и думаю и учу, тогда как, наоборот, я даже сумасбродами считаю тех, которые в Божественном естестве Слова допускают хоть тень превращения. Ибо Оно пребывает таким, каким было и всегда; и не есть иное, и не станет когда-нибудь иным, и неспособно к какому-нибудь изменению. Сверх того Само Слово Божие мы исповедуем бесстрастным, хотя Само Оно, совершивши это таинство с удивительною премудростью, благоволило приписать Себе те страдания, какие свойственны плоти. Отсюда и премудрый Петр говорит: Христу пострадавшу за ны плотию (1Пет. 4, 1), но не этим несказанной Божественности естеством. Ибо для того, чтобы быть Ему Спасителем всех нас, Он посредством усвоения относит к Себе как собственные, о чем я уже заметил, страдания собственной плоти. Такой смысл имеют и слова, сказанные Им как бы от собственного лица через пророка: Плещи мои вдах на раны и ланите мои на заушения, лица же моего не отвратих от студа заплеваний (Ис. 50, 6). Что во всем этом следуем мнениям святых отцов и в особенности блаженного и славнейшего отца нашего Афанасия, дабы не сделать уклонения в чем-нибудь малейшем, да будет несомненно уверена твоя святость, да не сомневается и кто-нибудь другой. Много к этому присовокупил бы я еще отеческих свидетельств, сообщающих доверие к этой моей речи, если бы не опасался наскучить длиною письма. Решительно терпеть не можем, чтобы кто-нибудь потрясал веру или символ веры, изданный некогда святыми отцами никейскими. И решительно не позволим ни себе, ни кому-нибудь другому изменить хоть одно слово, там поставленное, ни пропасть хоть одному слогу, помня слова сказавшего: Не прелагай предел вечных, яже положиша отцы твои (Притч. 22, 28). Ибо не сами они говорили, а Сам Дух Бога и Отца (Мф. 10, 20), который и исходит от Него, хотя не чужд Он и Сына – разумеется относительно сущности, и это подтверждается словами святых, предавших таинства. Ибо в Деяниях апостольских написано: Пришедше же в Мисию, покушахуся в Вифинию поити: и не остави их Дух (Деян. 16, 7). Пишет и божественный Павел: Сущии же во плоти Богу угодити не могут. Вы же несте во плоти, но в дусе, понеже Дух Божий живет в вас; аще же кто Духа Христова не имать, сей несть Егов (Рим. 8, 8–9). А что некоторые из тех, которые обыкновенно ломают правое учение, извращают слова мои как им угодно, то пусть святость твоя не удивляется этому, зная, что последователи какой-нибудь ереси и во Священном Писании находят опору своим заблуждениям, извращая превратным пониманием то, что право сказано в нем Духом Святым, и таким образом собирая на главу свою уголь неугасимый. А так как известно нам, что некоторые издали православное послание славнейшего отца нашего Афанасия с изменениями и извращениями, отчего многие и пострадали, то, думая, что это будет полезно и необходимо для братий, послали мы твоей святости один из древнейших экземпляров этого творения, сохранившийся у нас в чистоте и неповрежденности. Прощай.

Избранным и возлюбленнейшим Афанасию, Александру Мартиниану, Иоанну, Паригорию пресвитеру, и Максиму диакону, и прочим православным отцам из монахов, вместе с вами ведущим монашескую жизнь и утвержденным в вере Божией, Кирилл желает всякого блага о Господе.

Заботливость и прилежание любви вашей я и теперь не могу хвалить лишь умеренно, но считаю достойными всякой похвалы; потому что любить Божественные Писания и стараться следовать святым догматам – это достойно удивления. Это доставляет жизнь бесконечную и блаженную, и понесенный для этого труд не останется без возмездия. Ибо говорит Господь наш Иисус Христос к Небесному Отцу и Богу: Сей есть живот вечный, да знают Тебе единого истинного Бога, и егоже послал еси Иисус Христа (Ин. 17, 3). Правая поистине и безукоризненная вера, которой сопутствует свет добрых дел, исполняет нас всякого блага и имеющим ее доставляет блистательную славу. Но свет дел, если он чужд правых догматов и неповрежденной веры, душе человеческой, как думаю, не доставит никакой пользы. Ибо, как вера без дел мертва есть (Иак. 2, 20), так и противное истинно. Итак, вместе да сияют с честною жизнью слава и неповрежденность веры. Ибо так будем совершенны по закону премудрого Моисея. Совершен, говорит, да будеши пред Господом Богом твоим (Втор. 18, 13). А те, которые по безрассудству не считают нужным иметь правую веру, хотя и украшаются добрыми делами, подобны некоторым образом людям с благородным лицом и косыми, блуждающими глазами, и потому к ним относится то, что сказано Господом через пророка об Иерусалиме, матери городов иудейских: Се не суть очи твои, ниже сердце твое благо (Иер. 22, 17). Нужно поэтому прежде всего владеть нам здравым умом и помнить слова Священного Писания: Очи твои право да зрят (Притч. 4, 25). А прямое видение глаз внутри сокровенных состоит в том, чтобы иметь возможность различать остро и точно, как следует, суждения, произносимые о Боге. Ибо мы видим в зерцале гадательно и знаем отчасти (1Кор. 13, 12), но, Кто из тьмы открывает бездну (Иов 12, 22), Тот прольет свет истины тем, которые хотят составить о Нем правильное познание. Должно поэтому взывать к Господу, как бы возлежа пред ним: Просвети очи мои, да не когда усну в смерть (Пс. 12, 4), потому что отступить от правоты святых догматов есть не иное что, как явно уснуть в смерть; от такой правоты отступаем, когда не следуем писаниям Богодухновенным, а увлекаемся или предрассудками, или усердием и привязанностью к тем, которые содержат веру неправо, когда начинаем преклонять силу нашего ума и вредить прежде всего своим душам. Должно поэтому согласоваться с теми, которые тщательно исследовали правую веру по разуму священных проповедей, которые и передали нам Духом Святым, которые вначале сами видели и были наставниками слова, стопам которых следовать учились даже святейшие отцы наши, которые, собравшись некогда в Никее, составили достоуважаемый вселенский символ, с которыми восседал и сам Христос, сказавший: И деже еста два или трие собраны во имя Мое, ту есмь посреде их (Мф. 18, 20). Ибо как можно сомневаться в том, что Христос председательствовал на святом и вселенском этом соборе, потому что здесь некоторый фундамент и основание твердое, несокрушимое полагалось и даже распространялось на всю вселенную, т. е. это святое и безукоризненное исповедание. Если это так, то разве мог отсутствовать Христос, когда Он есть основание, по словам премудрого Павла: Основания иного никтоже может положити паче лежащаго, еже есть Христос Иисус (1Кор. 3, 11). Почему изложенную и определенную ими веру свято сохраняли и те, которые следовали после них, – святые отцы, и пастыри народа, и светила Церкви, и искуснейшие строители таинств. А что ничего не оставлено и не опущено из того, что необходимо для пользы, – это может видеть каждый в исповеданиях отцов, т. е. в изложениях правой и неповрежденной веры, которые они составили для обличения и опровержения всех ересей и нечестивых богохульств и для укрепления и утверждения тех, которые право содержат веру и которым светоносно взошла денница и воссиял день (2Пет. 1, 19), как говорит Писание, и ради святого крещения сообщается свет истины.

А так как ваше благочестие написало, что некоторые содержащееся в символе клонят туда, куда не должно, или потому, что не понимают правильно силы слов символа, или потому, что, увлекшись писаниями некоторых, пришли к фальшивому смыслу, и, таким образом, нужно, чтобы и я также предложил вам слово об этих самых предметах и с очевидностью истолковал силу изложения (веры), то я почел нужным вкратце высказать то, что теперь пришло мне на ум. Затем, переходя к правильному и беспристрастному исследованию сказанного святыми отцами, мы постоянно будем держаться порядка их исповеданий и мнений. Ибо сам святой собор – разумею собор, по воле Божией собравшийся в Ефесе, – произнесши правильный и точный суд над лжеучением Нестория, вместе с ним осудил под условием одинакового наказания и нововведения других, которые после или прежде него, одинаково с ним мысля, дерзнули учить или писать. Да так и следовало: когда один кто-нибудь раз осужден за невежественные нововведения, то осуждение должно относиться не к одному, но ко всякой, так сказать, ереси, или хуле, которую составили нововводители против благочестивых догматов Церкви, воздавая честь двум сынам, разделяя неразделимое и давая повод обвинять небо и землю в человекослужении; потому что вместе с нами и святой сонм небесных духов поклоняется единому Господу Иисусу Христу. А чтобы все знали силу символа, содержимого и проповедуемого во всех святых Божиих Церквах, я внес в свои толкования самые мнения святых отцов, или изложение их мнений. Таким образом, слушающие или читающие эти мнения увидят, как должно понимать их в изложении, сделанном святыми отцами, или уразумеют чистый символ правой веры. Думаю, что вашей любви попадалась книга, нами об этом написанная. Теперь же, как сказано мной, я сперва изложу буквально символ, а потом обращусь к ясному истолкованию каждого его слова, потому что знаю написанное всеславным Петром: Готовы присно ко ответу всякому вопрошающему вы словесе о вашем уповании (1Пет. 3, 15).

Символ Никейских отцов: «Веруем во единого Бога, Отца вседержителя, Творца всего видимого и невидимого. И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, единородного рожденного от Отца, т. е. из сущности Отца, Бога от Бога, свет от света, Бога истинного от Бога истинного, рожденного, несотворенного, Отцу единосущного, через которого все произошло как на небе, так и на земле, ради нас, человеков, и ради нашего спасения нисшедшего, воплотившегося и вочеловечившегося, страдавшего и воскресшего в третий день, восшедшего на небеса и грядущего судить живых и мертвых. И в Духа Святого. Говорящих же, что было время, когда не было (Сына), что Он не существовал до рождения и произошел из небытия, или от иного существа или сущности, или утверждающих, что Сын Божий изменяем или преложим – таковых анафематствует апостольская и кафолическая Церковь».

Отцы изрекли: «Веруем во единого Бога» – это с той целью, чтобы в самом основании, или в глубине, разрушить мнения язычников, которые, глаголющеся быти мудри, объюродеша, и измениша славу нетленного Бога в подобие образа тленна человека и птиц и четвероног и гад, послужиша твари паче Творца (Рим. 1, 22–25), служили стихиям мира, вымыслив не только многих, но и бесчисленных богов. Потому-то отцы для искоренения заблуждений многобожия называют Бога единым, нисколько не отступая от Священного Писания и ясно показывая красоту истины всем живущим во вселенной. Так же поступил и мудрый Моисей: он ясно говорит: Слыши Исраилю: Господь Бог твой, Господь един есть (Втор. 6, 1). И сам Виновник бытия всего и Владыка говорит: Да не будут тебе бози инии разве Мене (Исх. 20, 3). То же самое возвещает Он и устами святых пророков: Аз первый, и Аз по сих, кроме Мене несть Бога (Иc.44, 6). Потому-то всехвальные отцы в намерении дать твердое основание вере, то именно, что должно и мыслить и исповедовать, что Бог есть един и единствен по естеству и по истине, прекрасно сказали: «Веруем во единого Бога». Вместе с тем именуют они Бога «Отцом вседержителем», чтобы упоминанием об отце указать на Сына, для Которого Он Отец, – Сына сосуществующего и совечного Отцу, потому что Бог Отец не во времени сделался Отцом, но всегда был тем, чем есть, т. е. Отцом, превыше всего сотворенного и в высотах недоступных. А что Он все держит и над всем владычествует – это означает светлую и ни с чем не сравнимую Его славу. Называя его «Творцом всего на небе и на земле», отцы тем самым дают нам разуметь его несродность ни с каким творением, потому что ни с чем не сравнима разница между Творцом и тварью, между нерожденным и рожденным, между природою подчиненною, служебною, и природою, украшенною владычественными достоинствами, имеющую божественную и премирную славу.

Далее, упомянувши о Сыне, отцы, чтобы не показалось, что они приписывают Ему общее имя, которое и нам также усваивается, – и мы тоже названы сынами, – весьма разумно присовокупляют то, из чего можно видеть достоинство присущей Сыну естественной Его славы, – достоинство, не свойственное никакому творению. Отцы говорят, что Сын «рожден, а не сотворен», показывая словом «не сотворен», что Он по самому существу своему вне всех творений, или, лучше, утверждая, что Он рожден из существа Бога и Отца вне времени и непостижим, потому что в начале бе Слово (Ин. 1,1). Потом, стараясь объяснить возможно наилучшим образом рождение, судя по человечески, ради пользы, нелишне сказать и об этом, отцы назвали Сына «Богом, рожденным от Бога», потому что, где рождение истинное, там, всеконечно, по всем нашим соображениям, ничего иного ни представить себе, ни сказать мы не можем, кроме того, что рожденное не может быть отличным по существу от родившего, что особенные, отличительные свойства существа родившего должны принадлежать и рожденному, так как рожденное происходит из существа или сущности родившего по способу, приличному и соответствующему этой сущности. Бестелесное, конечно, рождает не по образу телесного, а всего ближе указывается образ рождения, свойственный бестелесному, происхождением света от света: свет, излитый блещущим светом, мыслится нами не иначе, как свет же; происхождение последнего от первого таинственно и неизреченно, и последний содержится в первом по причине единства и тождественности физической. Потому-то и говорим мы: «Сын в Отце, и Отец в Сыне», так как Сын в Своем естестве и в Своей славе представляет нам Собою Отца. Сам Сын сказал это ясно одному из Своих учеников – Филиппу: Не веруеши ли, яко Аз во Отце, и Отец во Мне есть? Видевый Мене, виде и Отца. Аз и Отец едино есма (Ин. 14, 9–10; 10, 30). Следовательно, Сын «единосущен» Отцу. Потому-то и веруется, что «истинный Бог рожден от истинного Бога». Правда, рождение усвояется и тварям, по сказанному Богом о плотских потомках Израиля: Сыны родих и возвысих (Ис. 1, 2), но твари удостаиваются названия рожденных по чину благодати; о Сыне же по естеству говорится все в смысле истинном, а не в переносном, потому Он только и говорит о Себе: Аз есмь истина (Ин. 14, 6), так что в отношении к Нему употребит ли кто слово «рождение» или слово «сыновство», не впадет в ложь, потому что Он есть истина. Так-то укрепляют наших детей все славные тайноводцы, постоянно употребляя слова «Отец», «Сын», «рождение», также говоря, что воссиял Бог истинный от Бога истинного, свет от света, чтобы рождение признавали мы бестелесным и простым и происходящим из Него (Отца) и пребывающим в Нем, и чтобы каждого (т. е. Отца и Сына) мыслили существующим личностно. Ибо Отец есть Отец, а не Сын; Сын есть рожденный, а не Отец; и при тождестве естества каждый из Них есть то, что есть.

Сказав об Отце как Творце всего видимого и невидимого, отцы говорят, что все сотворено через Сына. Этим они не умаляют славы Сына, как бы приписывая Ему только некоторое участие в миротворении. Далеко не так. Разве можно искать большее и меньшее там, где единосущность? Но в естестве Бога и Отца то свойство, что Он не иначе что-либо производит и вызывает к бытию, как через Сына в Духе, – через Сына как свою силу и премудрость, потому что написано: Словом Господним небеса утвердишася, и Духом уст Его вся сила их (Пс. 32, 6). Также и мудрый Иоанн, сказавши: В начали бе Слово, и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово, необходимо присовокупил: вся Тем быша, и без Него ничтоже бысть (Ин. 1, 1–3).

Показав же, что Сын единосущен, равночестен и равномощен Отцу, отцы весьма кстати после этого переходят к Его вочеловечению. Они раскрывают тайну домостроительства Его во плоти, вполне постигнув, что через эту только тайну предание веры становится совершенным и вполне достаточным. Верующим в Сына недостаточно питать в себе те чувствования и мысли, что Он как Бог рожден от Бога Отца, единосущен Отцу, есть образ ипостаси Отца (Евр. 1, 3), – им необходимо еще знать, что Он для спасения и жизни всех нисшел до уничижения, принял на Себя образ раба, сделался человеком, родившись по плоти от жены. Потому отцы и говорят: «Ради нас, человеков, и ради нашего спасения нисшедшего, воплотившегося, вочеловечившегося». Заметь, какое стройное расположение, какой прекрасный порядок в словах отцов! Они говорят «нисшедшего», чтобы мы уразумели, что это Господь, естеством и славою все превосходящий, и что Он нисшел для нас по Своему, говорю, желанию уподобиться нам и с плотью воссиять миру, потому что в книге Псалмов написано: Бог яве приидет, Бог наш, и не премолчит (Пс.49, 2). Кому же угодно, тот может и иначе понимать «нисшествие», т. е. в смысле сошествия с неба, свыше, или даже от самого Отца, потому что Священное Писание имеет обычай выражать превышающее наш разум такими словами, которые у нас в ходу. Так, беседуя со Своими учениками, Иисус Христос сказал: Изыдох от Отца, и приидох в мир, и паки оставляю мир, и иду ко Отцу (Ин. 16, 28), также: Вы от нижних есте, Аз от вышних есмь, и еще: Аз от Бога изыдох и приидох (Ин. 8, 23; 42). Божественный же Иоанн пишет: Грядый свыше, над всеми есть (Ин.3, 31). Таким образом, существуя в высотах выспренних, превосходя все по существу Своему вместе со Своим Отцом, даже увенчанный тождеством естества со Своим Отцом, Он (Сын) не восхищением непщева быти равен Богу, но Себе умалил, зрак раба приим, в подобии человечестем быв, и образом обретеся якоже человек, смирил Себе (Флп. 2, 6–8). Так как Бог Слово, приняв плоть нашу, остался Богом, потому-то священнейший Павел и говорит, что Он сделался подобным нам, человекам, и по виду стал как человек. И Бог, как я сказал, облекшись в образ наш, принял на Себя плоть не бездушную, как угодно мудрствовать некоторым еретикам, но одушевленную душою разумною. Итак, по разуму святых отцов, Само Слово, исшедшее из сущности Отца, – Сын единородный, Бог истинный от Бога истинного, свет от света, Сам Тот, через Которого все получило бытие, – нисшел, воплотился и вочеловечился, т. е. соблаговолил подвергнуться рождению от жены и явиться в образе нашем – это и значит «вочеловечиться».

Итак, один и тот же Иисус Христос, само единородное Слово Отца, сделавшись человеком, не перестало быть тем, чем было; и в человечестве осталось Оно Богом, и в образе раба – Владыкой, и в уничижении нашем – с полнотой Божества, и в немощи плоти – Господом сил, и в человеческой мере – со всеми свойствами, ставящими Его выше всей твари. Чем было Оно до принятия плоти, тем же неизменно осталось и по принятии плоти, т. е. Богом, Сыном истинным и единородным, светом, жизнью и силой; а чем Оно до принятия плоти не было, то приняло на Себя по домостроительству, потому что Оно усвоило Себе все, принадлежащее плоти: плоть, воспринятая Им, была не чужою, а стала собственною Его плотью, непостижимо и неизреченно принятою Им в единение с Собою. Потому-то мудрый Иоанн и говорит: Слово плоть бысть (Ин.1, 14), – бысть плоть без преложения, или превращения, или изменения в естество плоти, также без всякой нечистоты, или смешения, или разглашенного некоторыми сосуществления (συνουσίωσις) – все это невозможно, потому что по естеству своему Слово не подлежит никакому превращению и изменению; Оно плоть бысть, приняв плоть, одушевленную разумною душою, от девственного и чистого тела и сделав ее Своею собственною. А притом у Богодухновенного Писания в обычае иногда называть всего человека только плотью. Так, говорится: Излию от Духа Моего на всяку плоть (Иоил. 2, 28). Конечно, Бог возвестил, что Он низспошлет Своего Духа не плотям, чуждым разумной души, а людям, состоящим из души и тела. Потому Слово, не переставая быть тем, чем было, стало человеком, а также, явившись в нашем образе, Оно пребыло тем же Словом. И здесь да не будет той мысли, будто Христос сперва явился человеком, а потом достиг того, что стал Богом – нет, Бог Слово стало человеком, так что Оно вместе и Бог и человек. Поэтому те, которые разделяют Его на двух сынов и дерзают говорить, что Бог Слово соединилось с человеком, происшедшим от семени Давидова, сообщило этому человеку славу, честь и достоинство Своего сыновства и приготовило его к претерпению крестной смерти, воскресению, восшествию на небо и сидению одесную Отца, да поклонится всякая тварь перед ним как сподобившимся божеских почестей, во-первых, провозглашают двух сынов и, во-вторых, невежественно извращают силу тайны. Ибо, как я сказал, не Христос из человека сделался Богом, а Бог Слово стало плотью, т. е. человеком. Равным образом об уничижении Его говорится потому, что прежде уничижения Он как Бог имел всю полноту Божества в собственном Своем естестве: не из уничижения возвысился Он до полноты Божества, но смирил Себя, нисшедши с божественных высот и неизреченной славы; Он возвысился не потому, что прославлен как смиренный человек. И образ раба принял Он как свободный, а не из рабства перешел в славу свободы. В подобии человеческом Он был во образе Божием и равен Отцу, а не, человеком будучи, обогащен Он даром быть образом Бога.

И зачем извращать учение о домостроительстве и искажать истину вопреки всем Богодухновенным Писаниям, которые, зная Бога и вочеловечившегося Сына, везде называют Его единым? Так, в книге мироздания Моисей написал, что божественный Иаков, переведя своих детей через поток Иавок и оставшись на ночь один, боролся с человеком даже до утра и прозвал то место вид Божий. Видех бо, -говорит Иаков, Бога лицом к лицу, и спасеся душа моя. Возсия же ему солнце, егда прейде вид Божий: он же хромате стегном своим (Быт. 32, 30–31). Бог предпоказал патриарху и то, что некогда вочеловечится единородное Его Слово, и то, что Израиль будет Ему противоборствовать, и то, что будут неправо поступать с Ним, станут в отношении к Нему как бы хромать, о чем яснее говорит Он на лире псалмопевца: Сынове чуждии солгаша Ми, сынове чуждии обетшаша, и охромоша от стезь своих (Пс. 17, 45–46). На это, думаю, указывает то обстоятельство, что Иаков охромел стегном своим. Кроме того, заметь: хотя с Иаковом боролся человек, но он, по собственным его словам, видел Бога лицем к лицу и вид Его называет видом Божиим. Так и Слово Божие, став человеком, было в то же время в образе Отца как духовный, говорю, Его образ и как совершенно неизменяемое. Потому-то Оно, показывая нам, что и с плотью в Нем образ ипостаси Отца, сказало Филиппу: Видевый Мене, виде и Отца. Также, встретив в храме исцеленного Им слепого от рождения, Оно спросило его: Ты веруешь ли в Сына Божия? Затем на вопрос слепорожденного прозревшего: И кто есть, Господи, да верую в Него? Оно ответило: И видел еси Его, и глаголяй с тобою, Той есть (Ин. 9, 35–37). Слепец же прозревший видел Его не в чистом, или бесплотном, а в нашем, человеческом, образе и уверовал в увиденного им не как в сына, соединенного с другим сыном, но как в Единого по естеству и по истине, не без плоти воссиявшего для земнородных. Далее, божественный же Моисей говорит в благословенных: Дадите Левию явленная его, и истину его мужу преподобну, егоже искусиша искушением, укориша его у воды пререкания: глаголяй отцу своему, и матери своей: не видех тебе, и братии своея не позна (Втор. 33, 8–9). Бог всяческих установил для Аарона разноцветный подир⁶. Ношение подира приличествовало и было присвоено только архиерейству. На подире на грудь архиерея привешивались некие камни, в числе 12, а в середине этих камней – еще два камня, носивших имена явления и истины. Преобразовательно 12 камнями означался сонм святых апостолов, окружавший собой Еммануила, который есть явление и истина, потому что Он явил нам истину, положив конец богослужению в тенях и образах. А что единородное Слово Божие, предав Себя за человечество, было и архиереем, можно ли в этом сомневаться, когда божественный Павел написал так: Разумейте посланника и святителя исповедания нашего Иисуса Христа: верна суща сотворшему Его (Евр. 3, 1–2)? Да и достоинство священства, как известно, не неприлично тому, что является в мере человеческой. Пусть оно ниже естества и славы Бога Слова, но не несоответственно домостроительству Его во плоти. Потому-то Моисей и говорит: Дадите Левию, т. е. священнику, явленная и истину. Какому же Левию, или священнику, – это показал он словами мужу преподобну, потому что Господь наш Иисус Христос не сотворил греха; вследствие того Павел и пишет о Нем: Таков нам подобаше архиерей, преподобен, незлобив, бессквернен, отлучен от грешник и выше небес бывый (Евр. 7, 26). Егоже искусиша искушением, укориша его у воды пререкания (Втор. 33, 6). О, удивительное дело! Наименованного мужем Моисей тотчас же называет Богом, которого преогорчил и искусил Израиль в пустыне и у воды пререкания, в чем уверяет каждого слова псалмопевца: Разверзе камень в пустыни, и напои я яко в бездне мнозе: и изведе воду из камене, и низведе яко реки воды. Что же дальше? И искусиша Бога в сердцах своих, и клеветаша на Бога, и реша: еда возможет Бог уготовати трапезу в пустыни? Понеже порази камень, и потекоша воды, и потоцы наводнишася: еда и хлеб может дати или уготовати трапезу людем своим? (Пс. 77, 15,16, 18–20) Итак, видишь, каким образом евреи искушали чудодействовавшего Бога, которого Моисей назвал мужем. В том же смысле и божественный Павел пишет: Пияху бо от духовного последующего камене: камень же бе Христос (1Кор. 10, 4). Следовательно, мужем, его же укориша, был Тот самый, Кого прежде воплощения искушали израильтяне. А этот Сын до воплощения не был отличен от Сына, происшедшего от семени Давидова, вопреки мнению дерзающих утверждать такое различие, но был одним и тем же – до воплощения Словом чистым, а по рождении от Святой Девы – воплощенным и вочеловечившимся, как написали святые и божественные отцы, – это показал еще Моисей особым признаком мужа преподобна. Как будто кто-нибудь, желая наставления, спросил Моисея: о каком это муже было у него слово, – муже, которого, по его словам, искушали и поносили израильтяне? И Моисей как бы рукой своей, простерши ее, указывает на Иисуса; он говорит: Глаголяй отцу своему и матери своей: не видех тебе и братии своея не позна (Втор. 33, 9). Вспомним же, что написал один из святых евангелистов. Когда однажды Христос учил и тайноводствовал некоторых, а Матерь Его и братья стояли вне, и когда некто из учеников, подойдя к Нему, сказал: Мати твоя и братия твоя вне стоят, видети Тя хотяще, то Он, показав Своей рукой на учеников, слушавших Его, отвечал: Мати Моя и братия Моя, сии суть, слышащие слово Божие и творящий е (Лк. 8, 16–21). Иже бо аще сотворит волю Отца моего, Иже есть на небесех, той брат Мой, и сестра и мати (Ми) есть (Мф. 12, 46–49). Это, думаю, значат слова Моисея: Глаголяй отцу и матери: не видех тебе, и братии своея не позна. И еще, мудрый Даниил говорит, что он видел единородное Слово Божие в образе нашем. Он видел, по его словам, Ветхаго денми сидящим на престоле, видел тмы тем предстоящих Ему и тысячи тысяч Ему служащих. Потом, сказав о некоторых других предметах своего видения, Даниил присовокупляет: Видех во сне нощию, и се на облацех небесных, яко сын человеч идый бяше, и даже до Ветхаго денми дойде, и пред Него приведеся: и тому дадеся честь и царство, и еси племена и язы́цы тому поработают (Дан. 7, 9–10, 13–14). До очевидности ясно, что Даниил видел Еммаиуила, восходящего к Небесному Отцу и Богу. Небесное облако подняло Его (Деян. 1, 9). И называет Его Даниил не просто человеком, но яко сыном человеческим, потому что Бог Слово было в образе, подобном нашему. Точно так же понимая это, мудрый Павел говорит, что Бог Слово было в подобии человечестем, и образом обретеся якоже человек (Флп. 2, 7), и земнородные видели Его в подобии плоти греха (Рим. 8, 3). Если бы то был человек, удостоенный божеской чести только по причине близости к Богу, то пророк сказал бы, что он видел как бы Бога или как бы Сына Божия, идущего на облаках, но пророк так не сказал, а говорит, что видел он яко сына человеческаго – следовательно, он видел Сына как Бога и как вочеловечившегося, т. е. бывшего в подобии человечестем, по слову Павла. Но, хотя пророк видел Его во плоти яко сына человеческого, однако же Он даже до Ветхого денми дойде, т. е. снова взошел на престол вечного Отца. И дадеся тому честь и царство,и еси племена и язы́цы тому поработают. То же самое сказал Иисус Христос: Прослави Мя Ты, Отче, у тебе Самаго славою, юже имех у тебе прежде мир не бысть (Ин. 17, 5). А что воплотившееся Слово Божие сопрестольно и равночестно даже с плотью Богу и Отцу, оставаясь одним и тем же Сыном и по вочеловечении, – это ясно показывает нам мудрый Павел, когда пишет: Такова имамы первосвященника, Иже ceдe одесную престола величествия на небесех (Евр. 8, 1). Да и Сам Господь наш Иисус Христос на вопрос иудеев: Он ли воистину Христос? – говорит: Аще вам реку, не имете веры: аще же и вопрошу вы, не отвещаете Ми, Отселе будет Сын человеческий седяй одесную силы Божия (Лк. 22, 66–69). Значит, еще сонм святых пророков видел вочеловечившегося Сына на престолах Божества. Теперь посмотрим на проповедников Нового Завета, вселенских тайноводцев, которым Сам Христос сказал: Не вы будете глаголющий, но Дух Отца вашего глаголяй в вас! (Мф. 10, 20) И вот мы встречаем божественного Крестителя, который говорит: По мне грядый предо мной бысть: яко первее мене бе (Ин. 1, 15). Каким же образом идущий после Крестителя был прежде него? Не всякому ли известно, что по времени плотского рождения Иоанн предваряет Христа? Как же разрешить вопрос? Вопрос разрешен самим Спасителем, который сказал иудеям: Аминь, аминь глаголю вам, прежде даже Авраам не бысть, Аз есмь (Ин. 8, 58). Само собой понятно, что прежде Авраама был Он по Божеству, а по человечеству явился Он после Авраама. Потом, хотя Бог и Отец ясно возвестил: Славы Моея иному не дам (Исх. 42, 8), так как нет другого Бога, кроме Него (45, 5), однако Христос сказал нам: Сын человеческий приидет во славе Отца Своего со ангелы святыми (Мк. 8, 38). А что должно ожидать пришествия Сына человеческого с неба, о том пишет мудрый Павел: Явися благодать Божия спасительная всем человеком, наказующи нас, да отвергшеся нечестия и мирских похотей, целомудренно и праведно и благочестно поживем в нынешнем веце: ждуще блаженного упования и явления славы великого Бога и Спаса нашего Иисуса Христа (Тит. 2, 11–13). И в другом месте, говоря о плотском потомке Израиля, Павел сказал: Ихже завети и законоположение, и обетования, и от нихже Христос по плоти, Сый над всеми Бог благословен во веки, аминь (Рим. 9, 4–5).

Продолжая идти неуклонно по следам исповедания отцов, мы говорим, что Сам единородный Сын, рожденный от Бога Отца, или Само Слово Его воплотилось и вочеловечилось, страдало, умерло, воскресло из мертвых в третий день. Без сомнения, Слово Божие, по собственному Своему естеству, недоступно страданиям. Никто, конечно, не будет так несмыслен, чтобы допустить мысль, что естество, превышающее все, может быть способно к страданиям. Но так как Оно сделалось человеком, усвоив Себе плоть от Святой Девы, то, держась учения о домостроительстве, мы утверждаем, что в собственной Своей плоти по человечеству страдал Тот, Кто как Бог выше всякого страдания. Ибо, если Бог сделался человеком, не перестав быть Богом, если Он сделался частью творения, оставшись превыше всего сотворенного, если Законодатель по божескому достоинству был под законом, все-таки удержав за Собой достоинство законодателя, если Владыка по Божеству принял на Себя образ раба, неизменно сохранив достоинство Своего владычества, если Единородный стал первородным во многих братьях (Рим. 8, 29), оставшись единородным, – то что странного в том, что пострадавший плотью по человечеству остался и исповедуется недоступным страданию по Божеству? Так и мудрый Павел говорит, что то же самое Слово, Которое есть образ Бога Отца и равно Богу Отцу, было послушливо даже до смерти, смерти же крестные (Флп. 2, 6–8). Он же в другом своем послании говорит о единородном Сыне: Иже есть образ Бога невидимого, перворожден всея твари: яко Тем создана быша всяческая, яже на небеси, и яже на земли. И Той есть прежде всех, и всяческая в Нем состоятся, также: и Той есть глава телу Церкве, начаток умершим, перворожден из мертвых (Кол. 1, 15–18). Но Слово Бога Отца есть жизнь и творец жизни как рожденное от жизни, т. е. от Отца Своего, – как же стало Оно перворожденным из мертвых и начатком умершим? Вот как: усвоив Себе плоть, способную к принятию смерти, Оно, как говорит мудрый Павел, по благодати Божией за всех вкусило смерти (Евр. 2, 9), – вкусило плотью, способною подвергнуться смерти, не перестав Само быть жизнью. Потому исповедующий, что Оно пострадало плотью, не допустит страдания Его по Божественному естеству, но, как я сказал, принимает страдание Его собственною плотью, способною к принятию страданий. Еще блаженный пророк Исаия, зная, что Бог, имевший вочеловечиться, постраждет плотью, сказал о Нем: Яко овча на заколение ведеся, и яко агнец пред стригущим его безгласен, тако не отверзает уст своих. Во смирении его суд его взятся: род же его кто исповесть? яко вземлется от земли живот его (Евр. 53, 7–8). Правда, вводители нечестивых догматов говорят: «Пусть кто-нибудь сделается человеком, пусть это будет, в частности, Сын, находящийся в единении с Богом, – неужели найдется такой простак, который не мог бы ничего поведать о Его роде? Ведь Сын был от семени Иессеева и Давидова». Но дело вот в чем: кто в состоянии объяснить рождение, или, лучше, способ рождения Бога Слова? Вземлется от земли живот Его, т. е. видимое Его присутствие (ΰπαρξις). Пророк, вместо «видимое присутствие» поставил живот, или жизнь: Оно (Слово) восходит на высоту, возносится над всем земным; по неизглаголанному же Своему естеству Оно непостижимо и вовсе недоступно мыслям человеческим. Затем к сказанному я присоединю еще вот что: Един Господь, едина вера, едино крещение (Еф. 4,5), как говорит священнейший Павел. Если един Господь, едина вера, едино крещение, кто же этот Господь и в кого мы уверовали и крестились? Конечно, всякий скажет, что в высшей степени, притом в мере одинаковой, приличествуют Слову Бога Отца и господство, и вера наша, и то, чтобы спасительное крещение в Него же совершалось, потому что само Оно так заповедало святым апостолам, сказав им: Шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа (Мф. 28, 19). Да и божественный Павел представляет нам во свете славу владычества, исповедание веры и силу святого крещения, когда говорит: Да не речеши в сердцы твоем: кто взыдет на небо? сиречь Христа свести. Или: кто снидет в бездну? сиречь Христа от мертвых возвести. Но что глаголет писание? Близ ти глагол есть во устех твоих, и в сердце твоем. Яко аще исповеси усты твоими Господа Иисуса, и веруеши в сердце твоем, яко Бог Того воздвиже из мертвых, спасешися (Рим. 10, 6–9). Он же еще пишет: Или не разумеете, яко елицы во Христа Иисуса крестихомся, в смерть Его крестихомся? (Рим. 6,3) Таким образом, очевидно, что исповедание владычества и веры, а также и благодать святого крещения апостол мудро относит к претерпевшему смерть и воздвигнутому из мертвых. Неужели же мы веруем в двух сынов? Неужели мы, оставив без внимания Слово, воссиявшее от Бога Отца, присвоим как другому, от Него отличному сыну, претерпевшему страдание, – присвоим и славу владычества, и исповедание веры, и небесное крещение? Не глупо ли и, даже больше, не прямо ли нечестиво так думать или говорить? Что же должны мы сказать? То поистине, что един Господь, едина вера, едино крещение, так как один Сын и Господь не потому, что будто Слово восприняло человека особого в единение с Собой, сделало этого человека участником в собственных Своих достоинствах, сообщило ему Свое сыновство и Свое владычество, как говорят и даже написали некоторые безумцы, а потому, что Само Слово от Бога, как свет от света, вочеловечилось и воплотилось. Мы крестились в смерть Слова, пострадавшего по человечеству собственною Своею плотью, по Божеству же недоступного страданию и вечно живого, потому что Оно – жизнь от жизни, т. е. от Бога и Отца. Таким-то образом и наша поврежденность исправляется, и владычество смерти над нами обессиливается. Потому-то и сказал Христос: Аминь, аминь глаголю вам, аще не снесте плоти Сына человеческого, ни пиете крове Его, живота не имате в себе (Ин. 6, 53). Значит, животворны святое тело и святая кровь Христовы. А тело Его не есть, как я сказал, тело какого-нибудь другого человека, воспринятого Им, жизнью, в единение с Собой, но тело Его Самого, самой жизни по естеству, – тело Самого Единородного. Одинаково с нами мыслит христолюбивый сонм святых отцов, а также преподобнейший и богочестивейший наш брат и соепископ Прокл, украшающий ныне собой престол святой Константинопольской Церкви. Он вот что написал к восточным боголюбивейшим епископам: «Чуждый всякого вида без всякого изменения воплощается; рождается по плоти безначальный; всесовершенный по естеству преспевает возрастом (Лк. 2, 52) по телу; превысший страданий подвергается страданиям, претерпевая поношения не в чистом Своем виде, но приемля страдания тела в воспринятом Им образе». Итак, думающие иначе и иное написавшие изобличаются таким образом в их вероломстве, которое повсюду происходит от невежества и потому разногласит с догматами истины.

Кончив речь о Христе, треблаженные отцы упоминают о Святом Духе. Они сказали, что веруют в Духа Святого точно так же, как в Отца и в Сына, потому что Он единосущен с Ними, изливается, т. е. исходит как из своего источника от Бога Отца и сообщается твари через Сына. Так, Сын вдохнул Святого Духа в святых апостолов, сказав: Приимите Дух Свят (Ин. 20, 21–23). Итак, Дух – от Бога и есть Бог; он не отличен от Существа, все превышающего, но из Него, в Нем и Ему неотъемлемо принадлежит.

Вот прямая и чуждая всякого заблуждения вера или прямое и не погрешительное исповедание веры святых отцов! Но еще Павел сказал: Бог века сего ослепи разумы неверных, во еже не воссияти им свету благовествования славы Христовы (2Кор. 4,4). Потому некоторые, оставив прямой путь истины, разбиваются о скалы, не разумеюще ни яже глаголют, ни о нихже утверждают (1Тим. 1,7). Относя славу сыновства только к Слову, рожденному от Бога Отца, они говорят, что с Ним соединился как бы другой сын от семени Давидова и Иессеева, сделался участником в Его сыновстве и божественной чести как Его обитель и все от Него получил, своего же собственного ничего не имеет. О таких, думаю, людях написано учениками Спасителя: Привнидоша нецыи человецы, древле предуставлении на сие осуждение, нечестивии, Бога нашего благодать прелагающии в скверну, и единаго Владыки Бога и Господа нашего Иисуса Христа отметающийся (Иуд. 1, 4). Нет, Иисус Христос поистине называется Словом, явившимся в образе человеческом. Люди противного мнения, которые от великого неразумия не страшились думать и говорить одинаково с Несторием и Феодором, отвечают вопрошающим так: вы не признаете Богом и истинным Сыном Бога и Отца рожденного от Святой Девы, ему одному приписывая страдания и отделяя его от Бога Слова, чтобы не назвать Бога подверженным страданию. Таковы вымыслы излишней их ревности, таковы ходячие их мнения. Поэтому Слово Бога Отца не следовало бы называть и Христом (помазанником) в смысле прямом. Как страдание не свойственно Ему, когда Оно мыслится вне плоти, так и помазание не свойственно и чуждо Ему. Иисуса, Иже от Назарета, помаза Бог Духом Святым (Деян. 10, 38), а Слово Божие вполне совершенно и не имеет нужды в помазании от Святого Духа. Стало быть, вы отвергаете домостроительство (спасения) и отнимаете у Единородного любовь к миру, только чтобы вам не называть Его Христом. Разве достойно Его было явиться в мере нашей природы? А так как это Его недостойно, то никто бы не должен исповедовать, что Он стал человеком. Христос и вам скажет: Прельщаетеся, не ведуще писания, ни силы Божия (Мф. 20, 29). Итак, признавая врагами истины тех, кто станет внушать что-нибудь похожее на это, будем избегать гибельных их нововведений, будем лучше держаться учения святых отцов и предания святых апостолов и евангелистов, потому что через них говорило само вочеловечившееся Слово, через Которое и с Которым Богу и Отцу честь, слава, держава вместе со Святым Духом ныне, и всегда, и во веки веков. Аминь.

Дракон, отступник, зверь, поистине самый упорный и боговраждебный, еще не успокоился, еще не расстался с поселившеюся в нем злобой: постоянно разражаясь ненавистью к святым Церквам, он в дерзости своей обращает против догматов истины необузданные языки людей нечестивых и невежественных, имеюших сожженную совесть (1Тим. 4, 2). (Впрочем, он везде уловлен и побежден при помощи общего нашего Спасителя – Христа, обессиливающего его жестокость и свирепость его нападений). Таким образом, еще до вас весьма многие вступали в битву со святыми нашими отцами, поднимали оружия дерзких своих уст против неизреченной славы (Христа), но были обличены как люди безрассудные и невежественные, предававшиеся суесловию и не понимавшие Истины того, что самой Истиной заявлено правильным, чистым, не подлежащим никакому нареканию. Но так как изобретатель и учитель всякого нечестия, кроме и после тех, о которых мы упомянули, возбудил против нас новоглаголивый голос Нестория, то вот по благодати Божией и по данному нам от Бога разумению все мы единогласно анафематствуем отступника, подражая славной ревности наших отцов, низлагая врагов Креста Христова, воздавая честь истинной вере и проповедуя в Церквах, что отнюдь не должно присоединяться к нечестию тех, которые говорят, что два Христа и два сына: один по естеству, истинный, как Слово от Бога Отца, а другой от семени Давидова, по усыновлению и по благодати. Согласно с исповеданием отцов, по вере чистой и безукоризненной, дошедшей к нам от предков, мы исповедуем, что един Сын и Господь, Иисус Христос, т. е. что Само Слово Бога Отца вочеловечилось и воплотилось, так что один и тот же есть и исповедуется происшедшим и от Бога Отца божественно, из Его сущности естественно как Его Слово, и от семени Давидова по плоти, т. е. от Святой и Богородицы Марии. Иже исперва самовидцы и слуги бывший Словесе (Лк. 1,2) преподали нам учение не о двух различных сынах, но об одном и том же Боге и вместе человеке, единородном и первородном: единородном по Божеству и первородном по человечеству, потому что, снизойдя до уподобления нам, Он явился первородным во многих братиях (Рим. 8, 29), не с другим человеком соединившись, как угодно некоторым мудрствовать, но Сам действительно сделавшись человеком, не переставая быть тем, чем был. Будучи по естеству Богом и превыше страдания, Он по Своей воле пострадал в собственной Своей плоти. Предано за нас тело не другого какого-либо лица, но Само единородное Слово Божие, став человеком, принесло Себя Самого в жертву чистую Богу и Отцу. Потому-то вследствие изъясненных обстоятельств и нужно было учредить светлое празднество, когда изгнали мы от себя злоучение Несториево и все другие голоса, говорившие сколько-нибудь сходно с его заблуждениями. Празднество это совершено нами в посрамление всех тех, кто думает или когда-нибудь думал одинаково с Несторием. Тут и мы, и ваше преподобие решительно объявили, что анафематствуем тех, по учению которых два сына и два Христа, потому что, как я сказал, и мы, и вы проповедуем единого Христа, Сына и Господа, единородное Слово Божие, Которое, по слову премудрого Павла, явилось в подобии человечестем и образом обретеся якоже человек (Флп. 2, 7). А что, по вашему исповеданию, плоть Господа одушевлена разумною душою – это уже многократно было доказано. То же самое ясно изложил в послании к армянам, право изъясняя учение истины, преподобнейший и благочестивейший брат и соепископ наш Прокл, муж благочестивый и искусный в борьбе с извратителями правого учения, так что для него, благоговейного чтителя истины, победа – дело обычное. Умоляем же, пусть никто не дерзает святым и православным нашим отцам: Афанасию, Василию, Григорию, Феофилу и другим – присвоять нелепых мнений – разумею, Диодора и Феодора и некоторых других, вовсе не заслуживающих, чтобы не сказать чего-нибудь сильнее, по крайней мере, похвалы за то, что они неслись как бы на всех парусах против славы Христа, иначе легко подать повод к соблазну тем, в ком образовалась бы мысль, что одинаково с последними думали и учили первые – эти ревнители всего правого, оставившие после себя книги в опровержение лжеучения не только Нестория, а и других, еще прежде Нестория одинаково с ним думавших и писавших. Мы просим, чтобы всякий занимался своим делом, в Церквах никто не производил смятений, которые по благодати Божией бдительностью тайноводцев уже повсюду усмирены, и чтобы никто таким образом не выкапывал сам для себя особых хлопот. Если же кто из последователей Нестория, искренне обратившись и отступив от его нелепостей, изъявит желание принять чистую веру, то таковых должно принимать и отнюдь не следует укорять их за их прошедшее, чтобы это не послужило для других поводом к замедлению в обращении на истинный путь. Одержимым телесными болезнями мы желаем выздоровления и сорадуемся в случае выздоровления – не гораздо ли больше всякий должен радоваться об обращении заблуждавшегося, о его деятельном, с благою совестью стремлении к свету истинного ведения? Даже ангелы имеют обычай праздновать по случаю обращения заблуждающихся (Лк. 15, 7) – это известно вашему преподобию, которое так и учит, так и проповедует во всех Церквах, зная изречения нашего Спасителя. Затем, молим вас как братьев и соучителей: заповедуйте клирикам ни о чем другом, особенно в Церквах, не говорить, как только о том, что право, одобрено и признано достойным хранения, преимущественно же держаться исповедания правой веры и быть строго осмотрительными в рассуждениях о предметах веры. В случае надобности наставить кого-либо в тайнах веры, ни под каким видом не должны они дозволять себе при изложении учения веры вдаваться в рассуждения, несогласные с правой верой. Так как поводы к смятениям должны быть пресекаемы бдительностью вашего преподобия, то мы и изложили вам то, что, по мнению вашему, хорошо в этом отношении. Так, если бы кто из клириков, несмотря на общение с Церковью, был со стороны заподозрен в единомыслии с нечестивым Несторием, то такого рода клирики или монахи и у вас, правителей Церквей, должны в Церквах принадлежать только к слушателям, и затем надобно обращать тщательное внимание на их слова. Легко может статься, что желающие обвинить их в возмутительной для всякого нетерпимости речей их, обратятся к внешним (гражданским) судам. А всего лучше и всего справедливее церковные вопросы поднимать и разрешать в Церквах, чем пред лицом других, кому и суд о них вовсе не свойственней. Приветствуйте ваше братство; наше братство приветствует вас о Господе.