Раздел II. Каноническое устройство
Глава I. Каноническая структура мирового Православия
1. Формирование канонической структуры Православной Церкви. Принцип канонической территории
Православная Церковь сознает себя единой Святой, Соборной (Кафолической) и Апостольской Церковью, распространенной по всей вселенной. В настоящий момент приходы и епархии Православной Церкви имеются во всем мире, на всех континентах. Однако вплоть до начала XX века Православная Церковь была географически ограничена рамками христианского Востока, почему ее нередко называли «Восточной Церковью». Понятие «Восток», генетически связанное с Константинополем и Восточно-Римской империей (в противовес Риму и Западно-Римской империи), в данном контексте включало в себя Ближний Восток и некоторые страны Восточной Европы и Азии. Православную Церковь называли также «Греко-восточной» или «Греко-кафолической».
Каноническая структура Православной Церкви складывалась на протяжении почти двух тысячелетий. Своеобразие современной структуры Церкви коренится в тех исторических перипетиях, с которыми было связано ее развитие в первые века, в византийскую и послевизантийскую эпоху.
Матерью всех христианских Церквей – и восточных и западных – была Церковь Иерусалимская, то есть община учеников Спасителя в Иерусалиме. Однако уже в I веке, благодаря миссионерской деятельности апостолов, христианские общины стали возникать вне Иерусалима – в частности, в Антиохии, Александрии, Риме, Карфагене, других городах Римской империи. Каждую общину возглавлял епископ, или пресвитер.
В Деяниях и Посланиях Павла термины «епископ» и «пресвитер» нередко употребляются в качестве синонимов (см.: Деян. 20:17–18,28; Тит. 1:5–7). В рассказе об апостольском Соборе в Иерусалиме епископы вообще не упоминаются: многократно употребляется лишь выражение «апостолы и пресвитеры» (см.: Деян. 15:2,4,6). Именно «апостолы и пресвитеры» составляли тот коллегиум, который вместе со всею Церковью (см.: Деян. 15:22) принимал решения. С другой стороны, апостол Павел говорит о «епископах и диаконах» (см.: Флп. 1:1), не упоминая о пресвитерах. Из этого можно заключить, что служение епископа на ранних этапах развития Церкви не отличалось от служения пресвитера.
В Послании Климента Римского к Коринфянам также нет четкого различения между служениями епископа и пресвитера: «Немалый будет на нас грех, если неукоризненно и свято приносящих дары будем лишать епископства. Блаженны предшествовавшие нам пресвитеры, которые разрешились от тела после многоплодной и совершенной жизни: им нечего опасаться, чтобы кто мог свергнуть их с занимаемого ими места». Здесь термины «епископ» и «пресвитер» употреблены синонимично. В том же Послании Климент говорит о поставлении апостолами «епископов и диаконов», не упоминая (как и апостол Павел в Флп. 1:1) о пресвитерах, что опять же свидетельствует об идентичности, в его глазах, обоих служений.
В то же время уже в Посланиях апостола Павла служение епископа связывается с поставлением пресвитеров. Обращаясь к Титу, апостол пишет: Для того я оставил тебя в Крите, чтобы ты довершил недоконченное и поставил по городам пресвитеров (Тит. 1:5). Именно право поставлять пресвитеров станет той прерогативой, которой епископское служение отличается от пресвитерского. Пресвитер не может рукоположить другого пресвитера: это может сделать только епископ.
Если в I веке разделение между функциями епископа и пресвитера выражено еще с недостаточной четкостью и последовательностью, то уже во II веке между этими двумя служениями выявляется четкое различие: епископ становится главой местной христианской общины, а пресвитеры – его делегатами, помогающими ему в управлении Церковью. Об этом свидетельствуют Послания Игнатия Богоносца, где принцип так называемого «монархического епископата» закреплен в качестве основного принципа управления Церковью.
В своих Посланиях Игнатий неустанно подчеркивает первенствующую роль епископа как главы евхаристического собрания, утверждая, что «на епископа должно смотреть как на Самого Господа. Все в Церкви должно совершаться с ведома епископа: «Без епископа никто не делай ничего, относящегося к Церкви. Только та Евхаристия должна почитаться истинной, которая совершается епископом или тем, кому он сам предоставит это... Непозволительно без епископа ни крестить, ни совершать вечерю любви; напротив, что одобрит он, то и Богу приятно». Эта эккле-зиология ведет Игнатия к следующей классической формуле: «Где будет епископ, там должен быть и народ, так же как где Христос, там и кафолическая Церковь».
Таким образом, уже во II веке складывается та иерархическая структура Церкви, которая сохраняется до сего дня. В ее основе лежит понятие местной Церкви – церковной общины того или иного места (города, области), возглавляемой епископом. Каждая такая община, называемая «епархией», состоит из более мелких церковных подразделений – приходов, возглавляемых пресвитерами. В главном храме города Евхаристия совершается епископом – этот храм называется «кафедральным», поскольку там находится епископская кафедра. В каждом другом храме или молитвенном доме Евхаристия совершается «тем, кому епископ поручит это», т.е. пресвитером, рукоположенным для служения в той или иной общине. Пресвитер является делегатом епископа, его уполномоченным лицом: без разрешения епископа пресвитер не может совершать какие бы то ни было священнодействия.
Первенствующая роль епископа, по учению ранних отцов, обусловлена тем, что он занимает место Христа в евхаристическом собрании. Именно это понимание объясняет тот факт, что принцип монархического епископата – один епископ в каждой евхаристической общине или Церкви – стал общепринятым в древней Церкви. Будучи возглавителем Церкви данного места, епископ тем не менее управляет Церковью не единолично, а в соработничестве с пресвитерами и диаконами. Епископ не обладает церковной властью или авторитетом сам по себе, в силу полученного им сана: он является священнослужителем внутри местной церковной общины, которая доверила ему это служение. Вне церковной общины служение епископа теряет смысл и действенность. Кроме того, епископ управляет Церковью в согласии с другими епископами. Этим обеспечивается кафоличность, или «соборность» Церкви – важнейшее понятие православной экклезиологии.
Принцип монархического епископата с самого начала неразрывно связан с принципом канонической территории, согласно которому за каждым епископом закрепляется определенная церковная область. Термин «каноническая территория» возник недавно, однако стоящая за ним экклезиологическая модель восходит к апостольским временам. Эта модель предполагает закрепление определенной церковной территории за конкретным епископом, в соответствии с формулой: «один город – один епископ – одна церковь». Об исторических предпосылках возникновения данной модели пишет епископ Никодим (Милаш) в комментариях к «Апостольским правилам»:
«Как только, вследствие проповеднической деятельности апостолов, успели мало-помалу организоваться отдельные, небольшие церковные области, тотчас же начало утверждаться и понятие о постоянном священстве в этих областях... Каждая из тогдашних областей получала свое начало или непосредственно, или через чье-либо посредство, от одного из апостолов... так что церковные области, непрестанно нарождавшиеся, составляли как бы отдельные семьи, в которых епископ являлся отцом, а остальные духовные лица его помощниками».
Исходя из указанного принципа, «Апостольские правила» и другие канонические постановления древней Церкви говорят о недопустимости нарушения границ церковных областей епископами или клириками. «Правила» настаивают на том, что епископ не должен оставлять свою епархию и самовольно переходить в другую (см.: Ап. 14); епископ не может рукополагать вне пределов своей епархии (см.: Ап. 35); отлученный от церковного общения клирик или мирянин не может, перейдя в другой город, быть принят в общение другим епископом (Ап. 12); клирик, перешедший в другую епархию без воли своего епископа, лишается права священнодействия (см.: Ап. 15); запрещение или отлучение, наложенное на клирика одним епископом, не может быть снято другим епископом (см.: Ап. 16 и 32).
Определяя границы церковных областей, отцы древней Церкви принимали во внимание гражданское территориальное деление, установленное светскими властями. Во II-III веках обычным был порядок, при котором епископ возглавлял церковную область, причем сам он служил в городе, а назначенные им пресвитеры окормляли церковные общины в близлежащих селениях. Однако уже в начале IV века, после того как император Диоклетиан объединил провинции Римской империи в «диоцезы», возникла необходимость в соответствующем объединении церковных областей (епархий) в более крупные единицы: последние стали называть митрополиями. Первым епископом митрополии (митрополитом) становился епископ столицы диоцеза, а другие епископы оказывались у него в административном подчинении.
Впрочем, в пределах своих епархий епископы сохраняли полноту церковной власти, соотносясь с митрополитом лишь в тех вопросах, которые выходили за пределы их компетенции. О взаимоотношениях между митрополитом и епископами митрополии 34-е Апостольское правило говорит так: «Епископам всякого народа подобает знать первого среди них и признавать его как главу, и ничего превышающего их власть не творить без его рассуждения, творить же каждому только то, что касается его епархии и мест, к ней принадлежащих. Но и первый ничего да не творит без рассуждения всех». 4-е правило I Вселенского Собора (325) предписывает осуществлять поставление епископа всем или по крайней мере трем епископам данной области; утверждение же рукоположения должно осуществляться митрополитом.
Хотя принцип соответствия церковных областей гражданским территориальным единицам принимался в древней Церкви в качестве руководящего, он никогда не абсолютизировался и не воспринимался как безальтернативный. Свидетельством тому является конфликт между святителем Василием Великим и епископом Анфимом Тианским, хорошо документированный благодаря, в частности, подробному описанию его в сочинениях Григория Богослова. Суть конфликта заключалась в следующем. Когда летом 370 года Василий Великий вступил в управление Каппадокийской Церковью, Каппадокия представляла собой единую провинцию с центром в Кесарии. Однако зимой 371–372 года император Валент разделил Каппадокию на две области – Каппадокию I со столицей в Кесарии и Каппадокию II со столицей в Тиане. Епископ Тианский Анфим в соответствии с новым гражданским делением стал действовать в качестве митрополита Каппадокии II, не признавая юрисдикцию над ней Василия Великого; последний же продолжал считать себя митрополитом всей Каппадокии, в соответствии с прежним территориальным делением. Чтобы упрочить свою власть, Василий весной 372 года рукоположил епископов в города, де-факто вошедшие в «каноническую территорию» Анфима: в Сасимы он назначил своего друга Григория (Богослова), а в Ниссы – своего брата, тоже Григория. В 374 году двоюродный брат Григория Богослова и верный ученик Василия Амфилохий был назначен епископом Иконии. Все эти деяния Анфим Тианский воспринимал как неканонические и всячески препятствовал деятельности назначенных Василием епископов. Впоследствии, уже после смерти Василия в 379 году, епископы Каппадокии II фактически признали Анфима Тианского в качестве митрополита этой церковной области.
В эпоху I Вселенского Собора существовало несколько церковных областей, обладавших правами митрополий. В частности, 6-е правило этого Собора упоминает епископов Александрии и Антиохии как обладающих, наряду с епископом Рима, властью над епископами своих областей, а 7-е правило такой же властью наделяет епископа Иерусалимского. (В этот же период существовали и другие митрополии, как, например, Ефеса, Кесарии Каппадокийской, Ираклии, Милана, Карфагена, однако в дальнейшем их значение стало ослабевать.)
После провозглашения Константинополя столицей Восточной империи и усвоения ему статуса «нового Рима» в начале IV века права митрополита получил епископ Константинополя. К 80-м годам IV века Константинопольский епископ по значению становится вторым после Римского, что закреплено 3-м правилом II Вселенского Собора, гласящим: «Константинопольский епископ да имеет преимущество чести по римском епископе, потому что град сей есть новый Рим». IV Вселенский Собор (451) дал следующую мотивацию этого решения: «Престолу ветхого Рима отцы прилично дали преимущество, поскольку это был царствующий град. Следуя тому же побуждению, и 150 боголюбезнейших епископов предоставили равные преимущества святейшему престолу Нового Рима, правильно рассудив, чтобы город, получивший честь быть городом царя и синклита и имеющий равные преимущества с ветхим Римом, и в церковных делах был возвеличен подобно тому, и был вторым после него». Таким образом, первенство Римского епископа воспринималось восточными отцами не как обусловленное преемством этого епископа от апостола Петра, а как основанное на политическом значении Рима как столицы империи. Точно так же преимущества Константинопольского престола вытекали не из его древности (Иерусалимский, Александрийский и Антиохийский престолы были древнее) и не из каких-либо иных церковных предпосылок, а исключительно из политического значения Константинополя как «города царя и синклита».
В VI веке предстоятели наиболее древних христианских Церквей, в том числе Константинопольской, начинают именоваться патриархами. К этому же периоду относится развитие в византийском богословии идеи «пентархии», в соответствии с которой Вселенская Церковь возглавляется пятью патриархами – Римским, Константинопольским, Александрийским, Антиохийским и Иерусалимским. На Востоке данная идея была законодательно закреплена императором Юстинианом, однако на Западе ее легитимность никогда не признавалась.
Экклезиология на Востоке и Западе в течение всего первого тысячелетия развивалась разными путями. На Востоке каждый епископ со времен Игнатия Богоносца и Ипполита Римского воспринимался как занимающий место Христа в евхаристическом собрании: по словам Игнатия, «епископ председательствует на месте Бога, пресвитеры занимают место собора апостолов, а диаконам вверено служение Иисуса Христа». На Западе же уже Киприан Карфагенский начал развивать идею епископского престола не как «места Бога», но как кафедры апостола Петра. У Киприана «эсхатологический образ апостолов, сидящих вокруг Христа, – образ, который Игнатий и Ипполит применяли к местной Церкви (епископ в окружении пресвитериума), – уступил место апостольской коллегии, собранной вокруг ее главы, апостола Петра... Значение этой перемены состоит в том, что она открывает возможность говорить об unus episcopatus (едином епископате), рассеянном по миру, под главенством Петра». Именно такая универсалистская экклезиология восторжествовала в Римской Церкви к концу первого тысячелетия, что способствовало углублению отчуждения между ней и Восточными Церквами.
В VII веке окраинные области Византийской империи подверглись опустошительным набегам арабов. В 638 году под их натиском пали Иерусалим и Антиохия, в 642-м – Александрия. Это привело к ослаблению трех древних восточных Патриархатов, предстоятелям которых нередко приходилось искать убежище в Константинополе. С середины VII по середину XV века, за исключением периода, когда Константинополь был захвачен крестоносцами (1204–1261), Константинопольский Патриархат оставался главным центром церковной власти на всем христианском Востоке. После разрыва евхаристического общения между Римом и Константинополем первенство чести среди предстоятелей Восточных Церквей как бы автоматически перешло к Константинопольскому патриарху. Теперь пентархия превратилась в тетрархию, и диптих Православных Церквей включал четыре Патриархата – Константинопольский, Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский.
Православные восточные Патриархаты имели автокефальный статус, то есть в церковно-административном отношении были самостоятельными и независимыми один от другого. Помимо этих Патриархатов, в период между IV и XV веками на православном Востоке, в частности на Балканах, возникают, исчезают и вновь возникают другие автокефальные христианские Церкви. С середины XV века фактически самостоятельной становится Церковь Московской Руси, в течение нескольких предшествовавших столетий находившаяся в канонической зависимости от Константинополя.
После падения Константинополя в 1453 году, когда Византийская империя прекратила свое существование, Константинопольские патриархи стали назначаться турецким султаном. Духовно-политический альянс между султаном и патриархом был причиной упразднения церковной автокефалии в тех землях, которые в результате завоеваний входили в состав Османской империи. С другой стороны, вполне закономерно, что ослабление Османской империи в XIX веке и возникновение новых государств на территориях, освободившихся от турецкого владычества, привело к возникновению новых автокефальных Церквей, а также к восстановлению автокефалии тех Церквей, которые по тем или иным причинам ее утратили.
Процесс образования автокефальных Православных Церквей никогда не был легким и безболезненным. Единой, апробированной всем мировым Православием, процедуры дарования или получения автокефалии не существовало ни в византийскую, ни в послевизантийскую эпоху. Церковная автокефалия почти всегда была следствием усиления политического могущества того или иного государства или обретения этим государством независимости. Упразднение автокефалии, в свою очередь, было прямым следствием утраты самостоятельности тем государством, на территории которого находилась Поместная Церковь.
Кроме того, приобретение автокефалии той или иной Церковью никогда не происходило по инициативе Церкви-Матери. Нередко автокефалия не даровалась, а провозглашалась явочным порядком, после чего Церковь-Мать в течение некоторого времени не признавала самостоятельность Церкви-Дочери. Так, например, Константинопольский Патриархат не признавал автокефалию Элладской Церкви в течение 17 лет, Чехословацкой – 47, а Болгарской и Грузинской – более 70 лет; Московский Патриархат не признавал автокефалию Грузинской и Польской Православных Церквей в течение 26 лет. Признание самопровозглашенной автокефалии в большинстве случаев было результатом политических изменений и сложного переговорного процесса, в котором, помимо Церкви-Матери и Церкви-Дочери, могли участвовать также Церкви-посредницы.
2. Современная каноническая структура Православной церкви
Как уже было сказано, краеугольным камнем канонического устройства Православной Церкви является монархический епископат, действующий на уровне «местной Церкви», т.е. той церковной единицы, которая на современном языке называется «епархией» (возглавляемая одним епископом Церковь одной области, страны, территории). В современном православном словоупотреблении понятие «Поместная Церковь» закреплено за более крупными церковными образованиями – группами епархий, объединенными в Патриархаты, митрополии или архиепископии. На этом уровне принцип монархического епископата уступает место коллегиальным формам управления. На практике это означает, что предстоятель Поместной Церкви является «первым среди равных», первым между епископами своей Церкви: он не вмешивается во внутренние дела епархий и не обладает прямой юрисдикцией над ними, хотя ему и усвояются координирующие функции в вопросах, выходящих за пределы компетенции отдельного епархиального архиерея.
Права и обязанности предстоятеля в разных Поместных Церквах определяются по-разному, однако ни в одной Поместной Церкви предстоятель не имеет верховной власти: везде и повсюду верховной властью обладает Собор. Так, например, в Русской Православной Церкви высшая догматическая власть усвояется Поместному Собору, в котором, помимо архиереев, участвуют клирики, монахи и миряне, а высшей формой иерархического управления является Архиерейский Собор. Что касается патриарха Московского и всея Руси, то он управляет Церковью совместно со Священным Синодом в перерывах между Соборами, и его имя возносится во всех епархиях перед именем правящего архиерея. В Элладской Православной Церкви Поместный Собор с участием мирян отсутствует; высшая власть принадлежит Архиерейскому Синоду, председателем которого является архиепископ Афинский и всей Эллады; в храмах за богослужением, однако, поминается Синод, а не архиепископ.
В настоящее время существует пятнадцать Поместных Православных Церквей, каждая из которых имеет своего предстоятеля в сане патриарха, митрополита или архиепископа:
Название церкви Официальная численность веруюших Каноническая территория
Константинопольский Патриархат
7 000 000 Турция, Фракия, Эгейские острова, диаспора
Александрийский Патриархат
1 000 000 Египет и вся Африка
Антиохийский Патриархат
1 500 000 Сирия, Ливан, Ирак, диаспора
Иерусалимский Патриархат
156 000 Палестина, Израиль, Иордания
Русская Православная Церковь (Московский Патриархат)
160 000 000 Россия, Белоруссия, Украина, Молдавия, страны Балтии, страны Средней Азии, диаспора
Грузинская Православная Церковь
3 000 000 Грузия
Сербская Православная Церковь
8 000 000 Сербия, Черногория, Словения, Хорватия
Румынская Православная Церковь
20 000 000 Румыния, диаспора
Болгарская Православная Церковь
8 000 000 Болгария, диаспора
Кипрская Православная Церковь
500 000 Кипр
Элладская Православная Церковь
10 000 000 Греция
Польская Православная Церковь
1 000 000 Польша
Албанская Православная Церковь
700 000 Албания
Православная Церковь Чешских Земель и Словакии
74 000 Чехия, Словакия
Православная Церковь в Америке
1 000 000 США, Канада, Мексика
Совокупная численность членов этих Церквей составляет приблизительно 227 миллионов. К православной традиции принадлежит большинство верующих двенадцати европейских стран: России, Украины, Белоруссии, Молдавии, Румынии, Болгарии, Сербии, Черногории, Греции, Кипра, Македонии и Грузии. Во многих других странах Европы – в частности, в Польше, Литве, Латвии, Эстонии, Албании – православные составляют значительное по численности меньшинство. Наибольшее количество православных верующих проживает на территории Восточной Европы. Из западноевропейских стран православными являются две – Греция и Кипр.
Предстоятели Поместных Православных Церквей носят титулы «Святейший» (в случае Константинопольского, Московского, Сербского и Болгарского патриархов), «Святейший и Блаженнейший» (в случае Грузинского патриарха), или «Блаженнейший» (в остальных случаях). Полный титул предстоятелей некоторых древних Церквей несет в себе следы былого величия этих Церквей, однако не всегда соответствует современным реалиям. Так, например, полный титул Константинопольского патриарха – «архиепископ Константинополя, нового Рима, и Вселенский патриарх», а Александрийского – «папа и патриарх великого града Александрии, Ливии, Пентаполя, Эфиопии, всего Египта и всея Африки, отец отцов, пастырь пастырей, архиерей архиереев, тринадцатый апостол и судия всей вселенной».
Помимо автокефальных, существует несколько автономных Церквей, независимых в управлении, но сохраняющих духовную и юрисдикционную связь с более древними и крупными автокефальными Церквами. В юрисдикции Константинопольского Патриархата находится Финляндская Автономная Православная Церковь, в юрисдикции Иерусалимского Патриархата – Синайская Автономная Церковь, в юрисдикции Московского Патриархата – Японская Православная Церковь. Несколько других Церквей в составе Московского Патриархата обладают правами широкой автономии (о чем будет подробнее сказано ниже, в разделе, посвященном Русской Православной Церкви).
Каноническая зависимость автономной Церкви от своей Матери-Церкви выражается прежде всего в том, что избрание ее предстоятеля, осуществляемое ее собственным Собором (Синодом), утверждается предстоятелем и Синодом Матери-Церкви. Кроме того, автономная Церковь получает святое миро от предстоятеля автокефальной Церкви. В остальном же в своей жизни и деятельности автономная Церковь является самостоятельной, руководствуется своим Уставом и управляется своими органами высшей церковной власти.
Существует мнение, согласно которому Православная Церковь в структурном отношении составляет некий восточный аналог Католической Церкви. Соответственно, патриарх Константинопольский воспринимается как аналог папы Римского, или как «восточный папа». Между тем Православная Церковь никогда не имела единого предстоятеля: она всегда состояла из автокефальных Поместных Церквей, находящихся в молитвенно-каноническом общении, но лишенных какой-либо административной зависимости одна от другой. «Первым среди равных» в ряду предстоятелей Поместных Православных Церквей признается патриарх Константинопольский, который с византийских времен носит титул «Вселенского», однако ни данный титул, не первенство чести не дают Константинопольскому патриарху каких-либо юрисдикционных прав вне пределов своего собственного Патриархата.
Отсутствие единого административного центра в Православной Церкви обусловлено как историческими, так и богословскими причинами. Исторически это связано с тем, что ни один из предстоятелей Поместных Православных Церквей ни в византийскую, ни в послевизантийскую эпоху не обладал такими же правами, какими на Западе обладал папа Римский. Богословски же отсутствие единого предстоятеля объясняется принципом соборности, который действует в Православной Церкви на всех уровнях. Этот принцип предполагает, в частности, что каждый архиерей управляет епархией не самостоятельно, а в согласии с клиром и мирянами. В соответствии с тем же принципом предстоятель Поместной Церкви, будучи, как правило, председателем Архиерейского Синода, управляет Церковью не единолично, а в сотрудничестве с Синодом.
Данная структура управления – на уровне Вселенской Церкви – порождает ряд неудобств, одним из которых является отсутствие верховного арбитра в тех случаях, когда возникает разногласие или конфликт по церковно-политическим вопросам между двумя или несколькими Поместными Церквами. Такой инстанцией, возможно, мог бы стать Константинопольский Патриархат, если бы другие Поместные Церкви согласились поручить ему подобные функции. Однако наибольшее число внутриправославных конфликтов связано в настоящий момент именно с Константинопольским Патриархатом, который уже в силу одного этого не может играть роль верховного арбитра. В отсутствие механизма, который обеспечивал бы урегулирование разногласий между двумя или более Православными Церквами, в каждом конкретном случае вопрос решается по-разному: иногда созывается межправославное совещание, решения которого, впрочем, имеют лишь консультативный характер и не обладают обязательной силой для той или иной Поместной Церкви; в других же случаях две Церкви, находящиеся в состоянии конфликта, ищут решение путем двусторонних переговоров или привлекают в качестве посредника третью Церковь.
Итак, в Православной Церкви в мировом масштабе не существует какого-либо внешнего механизма обеспечения соборности, нет внешнего авторитета – в лице ли одного человека или в форме коллегиального органа, – который гарантировал бы единство Церкви в церковно-политических вопросах. Это, однако, не означает, что соборность в Православной Церкви существует только в теории, а не на практике. Практически соборность на межправославном уровне выражается, во-первых, в том, что все Поместные Православные Церкви имеют между собою евхаристическое общение. Во-вторых, Православные Церкви заботятся о сохранении единства вероучения, для чего в необходимых случаях созываются межправославные совещания. В-третьих, предстоятели или официальные представители Церквей время от времени встречаются друг с другом для обсуждения важных вопросов или обмениваются посланиями. Таким образом, даже в отсутствие Всеправославного Собора Православная Церковь во всемирном масштабе сохраняет свое единство, свой соборный, кафолический характер.
3. Практическое применение принципа «канонической территории»
Вплоть до начала Первой мировой войны в православном мире соблюдался принцип канонической территории, предполагавший наличие лишь одной церковной юрисдикции в той или иной стране или области. Эта церковная юрисдикция могла иметь или не иметь автокефальный статус, но она оставалась единственной в данном конкретном месте. Так называемых параллельных юрисдикций практически не существовало.
Во время Первой мировой войны и в годы, последовавшие за ее окончанием, значительная часть православных верующих была вынуждена покинуть родные земли. Массовая миграция православного населения привела к возникновению юрисдикционного хаоса, ибо нередко иерархи, пастыри и паства одной Поместной Церкви оказывались на территориях, где уже действовала другая Поместная Церковь. Положение усугублялось тем обстоятельством, что, как уже говорилось, начиная с 1920-х годов, Константинопольский Патриархат стал создавать новые митрополии и архиепископии в Европе и за ее пределами, объявив своей юрисдикцией всю церковную «диаспору», то есть все страны, не входящие в границы исторических Православных Церквей. Практически вся Западная Европа, Северная и Южная Америка, а также Австралия и Океания, в соответствии с этой точкой зрения, подпали под определение «диаспоры». Однако в Америке, например, уже имелась Православная Церковь, возглавлявшаяся русским епископом. Создание там Константинопольской юрисдикции внесло разделение в американское Православие, лишь усилившееся после возникновения там юрисдикций Антиохийского, Румынского и Сербского Патриархатов.
В Западной Европе в 1920-х годах складывалась не менее запутанная ситуация. Во Франции, Германии и других западноевропейских странах, а также за пределами Европы оказалось большое количество русских православных верующих, которые стали создавать свои церковные структуры. Параллельно происходил процесс создания митрополий и архиепископий Константинопольского и Антиохийского Патриархатов. В период после Второй мировой войны в Западной Европе значительно усилились сербская, румынская и болгарская диаспоры, для которых также были созданы свои церковные структуры.
Несмотря на то что во многих регионах мира существуют параллельные православные юрисдикции, нельзя говорить о том, что принцип канонической территории вообще не соблюдается Православными Церквами. Данный принцип по-прежнему остается важнейшим элементом православной экклезиологии и применяется на практике, хотя далеко не всегда и далеко не везде. Приведем примеры практического применения этого принципа во внутри-православных отношениях.
1) Каждая Поместная Православная Церковь имеет свою каноническую территорию, целостность которой в принципе признается другими Церквами. На этой канонической территории другие Церкви не имеют права основывать свои приходы. При этом ряд Церквей (в частности, Константинопольский, Антиохийский, Московский, Грузинский, Сербский, Румынский и Болгарский Патриархаты) имеют епархии и приходы вне своей канонической территории, в так называемой «диаспоре»; другие же Церкви (например, Кипрская, Элладская, Албанская) таких приходов не имеют.
2) Границы Церквей во многих случаях совпадают с границами государств, однако изменение государственных границ совершенно не обязательно ведет к дроблению Церквей. Так, например, после распада СССР Московский Патриархат сохранил свою территориальную целостность, хотя на его канонической территории (в частности, на Украине) и возник ряд раскольничьих структур. После разделения Чехословакии на два самостоятельных государства Чехословацкая Православная Церковь была переименована в Православную Церковь Чешских Земель и Словакии, однако не разделилась на две Поместные Церкви, но сохранила единство. Сербская Православная Церковь также сохранила единство после распада Югославии.
3) В православной традиции существует понятие традиционно православных государств – это те государства, где Православная Церковь является Церковью большинства. Во многих из этих стран (за исключением Греции и Кипра) Церковь отделена от государства, однако пользуется уважением со стороны государства и является важной общественной силой. Православные Церкви таких стран имеют тенденцию воспринимать все население этих государств, за исключением принадлежащих к другим конфессиям или религиям, как свою реальную или потенциальную паству. Здесь может быть применено понятие «культурной канонической территории», предполагающее, что все население той или иной страны, по своим культурным корням принадлежащее православной с верой своих предков, является потенциальной паствой Поместной Православной Церкви. Так, например, в России абсолютное большинство русских людей по своим корням принадлежит именно православной традиции, и потому Россия не может рассматриваться как свободная миссионерская территория. Этот принцип не означает того, что Русская Церковь позиционирует себя в качестве безальтернативной религиозной конфессии, не оставляя за каждым конкретным человеком права выбора, или что в России не могут создаваться общины инославных Церквей. Он, скорее, предполагает уважение к Русской Церкви как «Церкви большинства» со стороны инославных Церквей, которые решают создавать на ее канонической территории свои церковные структуры. Что же касается других Поместных Православных Церквей, то они не могут создавать свои структуры на канонической территории Русской Церкви.
Соблюдение вышеуказанных трех пунктов является залогом успешного развития межправославных отношений. Отказ от их применения на межправославном уровне, напротив, ведет к созданию параллельных юрисдикций и возникновению конфликтных ситуаций. Именно это произошло после вторжения в 1996 году Константинопольского Патриархата в Эстонию, которая является канонической территорией Московского Патриархата, и создания там параллельной юрисдикции. Напряженная ситуация возникла также в Молдавии, где, параллельно с Молдавской Православной Церковью Московского Патриархата, Румынский Патриархат в 1992 году создал так называемую Бессарабскую митрополию. И в Эстонии, и в Молдавии абсолютное большинство православных верующих осталось в юрисдикции Московского Патриархата, и новосозданные параллельные структуры оказались маргинальными и малочисленными церковными объединениями. Однако их наличие на канонической территории Московского Патриархата осложняет межправославную ситуацию.
4. Расколы и разделения
Наряду с канонической (т.е. законной) Православной Церковью, существует немало альтернативных структур, именующих себя православными. В совокупности они представляют собой то, что можно было бы назвать «теневым Православием». На церковном языке эти структуры называются «раскольничьими». К числу таковых принадлежат украинские «филаретовцы» и «автокефалисты», о которых упоминалось в главе, посвященной новейшей истории Русской Православной Церкви. Отдельного упоминания заслуживают «старостильный» раскол в Греции и церковный раскол в Македонии.
Старостильный раскол возник в Греции после того, как Константинопольский Патриархат и Элладская Православная Церковь в 1924 году ввели в употребление так называемый «исправленный юлианский» календарь, в настоящее время совпадающий с григорианским. Поначалу в защиту старого стиля выступили ми-рянские группы и братства, но в 1935 году три епископа отделились от Элладской Церкви, объявив изменение календаря незаконным и схизматическим актом. В 1940 году старостильная иерархия разделилась на две – «матфеевскую» (по имени возглавившего ее митрополита Матфея) и «флоринскую» (по имени ее лидера митрополита Флоринского Хризостома). Впоследствии каждая из этих групп несколько раз делилась на более мелкие группы, в результате чего к настоящему времени образовалось около 10 «синодов» во главе с «первоиерархами», не имеющими общения между собой. Большинство из этих групп называют себя «истинно православной церковью».
Церковный раскол в Македонии возник в 1967 году после того, как автономная Македонская Православная Церковь с центром в Охриде, входившая в юрисдикцию Сербской Православной Церкви, объявила о своей автокефалии. Эту автокефалию не признала ни Сербская, ни другие Поместные Православные Церкви, в результате чего Македонская Церковь осталась в изоляции. Переговоры с руководством Сербской Православной Церкви, начавшиеся в 1968 году, то прерывались, то возобновлялись, но успеха не имели. В 2005 году Сербская Церковь объявила о прекращении переговоров и назначила в Македонию своего митрополита, в задачу которого входило создание параллельной юрисдикции. Митрополит, однако, был македонскими властями отдан под суд и подвергнут тюремному заключению. Македонская Церковь насчитывает более миллиона членов и является «Церковью большинства» в Республике Македония.
Следует отметить, что понятие «раскол» отсутствует в современном политическом лексиконе, так же как и понятия «каноничности» или «неканоничности» применительно к той или иной Церкви. Светское государство (а таковыми являются все государства Европы) в большинстве случаев не делает различия между каноническими и неканоническими Церквами, давая тем и другим равные права на существование и предоставляя возможность самим Церквам решать свои внутренние проблемы.
В то же время в новейшей истории Европы имели место случаи прямой поддержки раскольников светскими властями. Так, например, «филаретовский» раскол на Украине был поддержан президентом Республики Л. Кравчуком, что позволило расколу набрать значительные обороты. Болгарские раскольники в начале 1990-х годов также были поддержаны тогдашними властями Болгарии. И в том и в другом случае поддержка раскола светскими властями имела самые пагубные последствия для развития религиозной ситуации. На Украине ситуация продолжает оставаться крайне напряженной. В Болгарии, напротив, раскол был фактически преодолен благодаря прекращению поддержки со стороны светских властей в 2001 году.