Часть II

При изучении песнотворчества Русской Православной Церкви возникает ряд вопросов, знакомство с которыми, хотя бы неполное, представляется необходимым для того, чтобы углубление в суть изучаемого предмета было по возможности верным. Песнотворчество церковных авторов, составлявших службы русским святым, тесно связано с развитием всей древнерусской литературы в целом и в то же время имеет свои особые, строго очерченные задачи. Несомненно, что язык митрополита Илариона и авторов других оригинальных произведений – сказаний, летописей конца XI – начала XII века был более свободен в изложении избранного предмета, чем язык гимнографа, который должен был подчиняться законам составления текстов богослужебного характера.

Отсюда следующая группа вопросов, которые надлежит разрешить при изучении древнерусской богослужебной литературы. Для русского гимнографа уже имелся готовый образец литургических произведений, поскольку к концу X века, когда на Руси было принято христианство, в Византии было уже завершено, по существу, составление чина богослужения. Эти готовые образцы вместе с тем не могли быть механически переписаны русскими гимнографами при составлении служб русским святым; не говоря о том, что имелись местные особенности, присущие укладу Русского государства, которые не могли не быть отображены в соответствующем произведении, автор службы русским святым должен был писать не только канон (как основное богослужебное произведение), но и значительное количество стихир, седальнов и проч.

Так, состав песнописцев, участвовавших, например, в составлении службы святым апостолам Петру и Павлу, насчитывает до десяти отдельных имен. Здесь можно отметить, что стихиры на Господи, воззвах составлены Андреем Пирским и Иоанном монахом. Литийные стихиры принадлежат творчеству святых Андрея Критского, Арсения и Германа; стихира на литии помечена как Византиева. Стихиры на стиховне значатся опять под именем преподобного Андрея Критского, а «славная» – Ефрема Кария. Каноны святым Апостолам написаны Иоанном Дамаскиным и, наконец, в «славной» стихире на хвалитех указано имя Космы монаха, – не считая тех церковных песен, которые идут без обозначения.⁷⁸¹.

Гимнограф же, который составлял службы русским святым, должен был иметь такой опыт, такой кругозор и такое художественное дарование, чтобы, излишне не повторяясь, составить хорошо построенную службу, не убавляя количества священных песен.

Необходимо отметить также, что русскому песнопевцу следовало принять уже готовую форму церковной службы, которая сама по себе в Византии слагалась на протяжении многих столетий, начиная с VI века и до конца века IX. Перед русским создателем церковно-богослужебного последования имелись, таким образом, образцы произведений различных по времени и силе художественного дарования святых и блаженных песнописцев Византии, и выбор поначалу должен был представляться весьма затруднительным.

В стихирах и канонах первого периода русской церковно-богослужебной письменности мы обнаруживаем определенное заимствование стиля и формы богослужебных произведений у греческих песнопевцев, хотя одновременно определяем и выраженную наклонность противостоять принятым образцам, не повторять дословно принятых выражений. Этого вопроса необходимо подробно коснуться при анализе соответствующих церковно-богослужебных служб русским святым.

Очередной группой вопросов, встающих при изучении русского церковного песнотворчества, является, по нашему мнению, необходимость соотнесения тех или иных богослужебных произведений с периодами русской истории.

Преосвященный Филарет, архиепископ Черниговский, глубокий знаток песнотворчества и песнотворцев Греческой Церкви, полагал необходимым делить историю Русской Церкви и духовной литературы на несколько периодов⁷⁸²: I ПЕРИОД, домонгольский, который автор датирует 862⁷⁸³–1237 годами; II ПЕРИОД, монгольский, определяется сроками 1238–1409 годов (до разделения митрополии). Далее выделяются: III ПЕРИОД – до введения Патриаршества, 1410– 1587 годы, и IV ПЕРИОД – от 1588 до 1719 года (период Патриаршества), и V ПЕРИОД, с 1720 до 1863 год – период Синодального управления⁷⁸⁴.

Нам представляется, что выделение песнотворчества русского также должно идти по отдельным периодам формирования Русского государства⁷⁸⁵ и прежде всего должен быть отчетливо выделен его первый раздел, который может быть обозначен как домонгольский период, по Филарету Черниговскому, и который одновременно соответствует периоду Днепровской, городской, торговой Руси историка В. О. Ключевского⁷⁸⁶. Выделение следующих периодов по историческому принципу представляется не столь обязательным. Для разработки позднейших гимнографических произведений Русской Православной Церкви может быть найден и определен иной ведущий признак. Такого принципа придерживается в исследовании русского литургического творчества Ф. Г. Спасский. Он отходит от деления, предлагаемого преосвященным Филаретом, и строит свой анализ как с учетом определенных исторических эпох, так и с учетом роли отдельных городов и имен отдельных гимнографов⁷⁸⁷.

Среди песнотворческих произведений домонгольского периода, периода Днепровской Руси, по В. О. Ключевскому, наиболее ранней является Служба святым князьям-страстотерпцам Борису и Глебу, которая относится к авторству митрополита Иоанна.

Здесь необходимо уточнить, что преосвященный Филарет Черниговский указывает митрополита Иоанна Киевского (1180–1189), связывая с ним написание канона святым Борису и Глебу⁷⁸⁸, тогда как митрополит Макарий в своей «Истории Русской Церкви» со всем основанием заявляет, что творцом канона и всей Службы святым страстотерпцам мог быть только Иоанн I, который, долго пробыв в России, хорошо владел церковно-славянским языком, находясь на митрополичьей кафедре с 1008 года по 1035-й⁷⁸⁹.

«Митрополит Иоанн I, – пишет преосвященный Макарий, -…если бы даже не был славянином, мог в совершенстве изучить славянский язык в продолжение своего двадцативосьмилетнего пребывания в России. По всем этим причинам мы не колеблемся признать службу на 24 июля в честь святых мучеников Бориса и Глеба самым первым и древнейшим литературным произведением в нашей отечественной Церкви, явившимся около 1021 г<ода>»⁷⁹⁰.

К тому же начальному, домонгольскому периоду русского песнотворчества относится и Служба святому равноапостольному князю Владимиру, которую преосвященный Филарет Черниговский считает принадлежащей творчеству преподобного Григория, творца канонов, скончавшегося в начале XII века⁷⁹¹.

К гимнографическим произведениям разбираемого начального периода, несомненно, принадлежит и Служба преподобному Феодосию Печерскому.

Относительно служб жившим в тот же период Новгородским святителям у Филарета Черниговского нет точных указаний.

Если считать, что достоверными Службами, написанными в ранний домонгольский период, являются Службы: 1) святым Борису и Глебу, 2) преподобному Феодосию Печерско-му и 3) святому равноапостольному князю Владимиру, то представляется заслуживающим внимания нахождение в них общих черт, характеризующих раннюю эпоху формирования нашего государства, отражающих развитие идей христианского вероучения, воспринятого Русью после Крещения. Необходимо также дать оценку художественной ценности этих ранних произведений церковной письменности, могущих иметь отношение к установлению степени духовного развития народа в одном из основных проявлений его духовной жизни – в слове.

Служба святым страстотерпцам Борису и Глебу, которую митрополит Макарий в своем исследовании признает за одну из «драгоценностей нашей духовной литературы» и «самым древним сочинением» в нашей Церкви⁷⁹², сочинением, несомненно, оригинальным, написанным около 1021 года, действительно являет собою капитальный труд, в котором представлены все разделы праздничного всенощного бдения.

Так, в ней имеются стихиры малой вечерни (на Господи, воззвах и на стиховне); тропарь с кондаком и икосом; стихиры на великой вечерни (6 – на Господи, воззвах; стихиры на литии и на стиховне); на утрени – седальны (4), се дален по полиелеи и стихира по 50-м псалме. Далее следуют два канона: на гласы 4-й и 8-й; светилен (с Богородичным) и, наконец, хвалитные стихиры со «славной»⁷⁹³.

Выше указывалось, как писались службы в Византии и сколько авторов могло участвовать в их составлении. В данной же Службе весь объем стихир, канонов, тропаря, кондака и седальнов принадлежит творчеству одного человека. Несомненно, здесь требовался незаурядный талант, чтобы избежать повторений, чтобы сделать отдельные песнопения выразительными, представляющими должное изложение предмета, чтобы за множеством священных гимнов, написанных на одну основную тему, не ушло, а, напротив, подтвердилось основное – восхваление страданий святых мучеников-братьев.

Следует признать, что автор Службы, блаженный митрополит Иоанн I не только справился с вставшей перед ним трудной задачей, но, овладев материалом, создал поистине высокое богослужебное произведение, заслуживающее быть признанным «драгоценностью нашей духовной литературы».

Преосвященный Иоанн достиг этого благодаря тому, что вложил в созданную им Службу несколько основных идей, которые и были руководящими для него при написании как стихир, так и канонов, тропаря и других духовных песен.

Прежде всего создатель Службы хочет подчеркнуть, что прославление и канонизация святых мучеников Бориса и Глеба есть первое чудо для нового, новоизбранного Святым Крещением стада Христова. Эта основная мысль проходит с самого начала богослужения – со стихир на малой вечерни – до хвалитных стихир на утрени.

Указанным основным направлениям всего состава Службы очень близка идея отечества, родины, Российской страны, которая, будучи новопросвещенной, призывается участвовать в радости снискания новых для нее молитвенников и светильников. Мысль эта приводится реже, чем первая, основная, о новокрещенном стаде Христовом, но тем не менее все время держится митрополитом Иоанном в центре внимания, появляясь в отдельных песнопениях.

Наконец, творцу Службы как представителю Вселенской Церкви очень дорог ДОГМАТ о ЦЕРКВИ, о котором наиболее отчетливо он говорит в составленных им канонах. Там же (в канонах) можно отметить большую догматическую зрелость Богородичных, где автором излагается ДОГМАТ ВОПЛОЩЕНИЯ.

Все сказанное нами находит свое подтверждение в приводимых ниже примерах, причем в заключение необходимо остановиться и на некоторых вопросах, касающихся формы всего произведения в целом и отдельных исторических деталей.

Уже в стихирах на малой вечерни святитель Иоанн спешит закрепить основную найденную им идею о значении Святого Крещения, которое приняли (совсем недавно! – 988–1021) русские люди. Приидите еси, – восклицает он во второй стихире малой вечерни на Господи, воззвах, – о новоизбранное стадо Христово, духовно сошедшеся восхвалим, благочестиваго вкупе и царскаго корене святую отрасль⁷⁹⁴. А в следующей стихире митрополит Иоанн призывает все человечество: да поет ликующи… хвалящи новопросвещенныя князи же и мученики⁷⁹⁵. Святые Борис и Глеб – так же новопросвещенные, как и все новоизбранное стадо русских людей, и творцу стихир дорого это подтвердить.

В первой торжественной стихире великой вечерни автор Службы находит другое выражение, чтобы утвердить, закрепить свою основную мысль. Обращаясь к образу страстотерпцев, преосвященный Иоанн говорит о новых людях: О… верста божественная же и честная… нам облиста днесь, созывающи новыя люди, похвалити предоблия мученики⁷⁹⁶. Автор Службы все время следит за тем, чтобы не повторяться в выражениях, чтобы тем самым мысль была подана и освещена с различных сторон, а потому и воспринималась бы с утешением и любовью. Поэтому, будучи верен своей идее, он говорит ниже в службе вечерни, в стихирах на стиховне: Приидите, новокрещеннии российстии собори⁷⁹⁷.

Мы видим здесь, таким образом, богатое развитие лексики языка при всех затруднительных условиях и правилах составления церковного гимнографического произведения. Здесь термины: новоизбранные, новопросвещенные и рознятся, и соединяются с терминами новые и новокрещенные.

В канонах указанная мысль повторяется редко, уступая место другим идеям. Только в заключение, в 8-й песни первого канона, преосвященный Иоанн говорит, обращаясь к святым мученикам: Богоявленнии и новии страдальцы Тебе, Христе, Единаго возлюбиша⁷⁹⁸.

Мысль об отечестве святых мучеников и о людях российских идет рядом и параллельно первой идее о новопросвещении. Уже на малой вечерни в первой стихире эта мысль выражается очень отчетливо. Всесвятая, светлая и многопразднственная возсиявши память ваша Российским странам днесь⁷⁹⁹, – пишет автор Службы, обращаясь к святым мученикам.

Дальше идет воспевание отечества, и на великой вечерни, в стихире на Господи, воззвах – преосвященный Иоанн восклицает: Блаженно отечество и град, в немже воспитастеся… Романе славне и Давиде пречудне⁸⁰⁰. И в следующей стихире, обращаясь к святым мученикам, он называет их удобрением земли Российской: земли Российский удобрение ⁸⁰¹. В канонах имеются отдельные упоминания того же характера, а в икосе подробно разбирается вопрос о том, кем был святой Борис по существу своему и как он явился небесным заступником за свое отечество. Власть велия был еси твоему отечеству, во всей земли Российстей ⁸⁰². Заключительная стихира на хвалитех еще раз печатлеет ту же мысль: Радуйтеся, яко люди ваша ко истинней вере наставляющий, Романе пречудне, и незлобиве Давиде отечеству вашему пресветлии светильницы, и молитвенницы… о душах наших⁸⁰³.

Выделенные нами из произведения преосвященного Иоанна основные идеи указывают, как шло построение этого большого и сложного труда, каковым является ВСЯ Служба святым мученикам Борису и Глебу. И она не была бы подлинно произведением, если бы автором ее не были найдены основные скрепляющие ее, соединяющие, цементирующие идеи. Насколько эти идеи общи и едины, настолько же они жизненны, очевидны. Идея святого Крещения Руси и отсюда идея родины, отечества, возникшего из тьмы язычества, незыблемо лежит в основе первого богослужебного русского произведения – Службы святым мученикам российским Борису и Глебу.

Преосвященный Иоанн, как указывалось выше, скрепляет свои строки и еще одной великой идеей – ДОГМАТОМ О ЦЕРКВИ. О ней мы слышим уже в стихирах на малой вечерни: Да радуется радостию все человечество днесь, и да поет ликующи божественными песньми Христова Церковь ⁸⁰⁴. Для митрополита Иоанна, творца Службы, Церковь Христова была живым, сущим организмом; ее он призывает в свидетели, восхваляя святых мучеников. Обращаясь ко всему миру, Святитель с особой любовью устремляется к Святой Церкви и восклицает в каноне: Веселием веселится Христова Церковь в памяти вашей, святии⁸⁰⁵.

Это утверждение блаженного Иоанна показывает, какой верности, какой догматической зрелости достигали святители нашей Церкви уже в первый, домонгольский период ее бытия. Отсюда лишний раз вызывает недоумение настойчивое, неоднократное утверждение профессора Е. Е. Голубин-ского о том, что в данный период в нашем государстве не было подлинного просвещения, не было и условий для него, а была лишь грамотность⁸⁰⁶. И, напротив, принимается с доверием мнение академика Б. Д. Грекова о том, что условия эти имелись в Киевской Руси и что «Слово о полку Игореве» имеет «мировые масштабы»⁸⁰⁷.

Преосвященный Иоанн показывает себя догматистом и в Богородичнах своих канонах, когда в краткой и отчетливой форме свидетельствует о ДОГМАТЕ БОГОЧЕЛОВЕЧЕСТВА ХРИСТОВА: Блаженну Тебе именуем христианстии еси роди, – пишет он в 4-й песни второго канона, – яко Бога рождшую воистинну, а не мечтанием: совершенна обоим, Божества естеством и законом человечества⁸⁰⁸.

Что касается внешней стороны труда преосвященного Иоанна, то в нем можно отметить известные подражания византийским образцам, однако они единичны. Так, в стихирах на Господи, воззвах в обращении к святым мученикам мы видим повторение некоторых отдельных выражений из Службы святым апостолам Петру и Павлу (Киими похвальными венцы)⁸⁰⁹. Стихира по полиелеи на Славу, и ныне заимствована из общеупотребительных греческих образцов (Солнца облаче разумнаго). Далее канон Пресвятой Богородице на утрени Невещественная древле лествица сознательно взят митрополитом Иоанном из воскресной службы 2-го гласа Октоиха⁸¹⁰. Ирмосы канонов также даны по Октоиху, но это – закономерное явление, поскольку основные богослужебные книги были известны на Руси в переводе на церковно-славянский язык.

Гораздо существеннее другое. Оба канона святым являются оригинальными произведениями и при общеупотребительной форме (восемь песен в каждом и в каждой песни – один ирмос и четыре тропаря) каждый имеет отличное от другого содержание. Так, если первый тропарь 1-й песни первого канона святым начинается обращением ко святым мученикам – во втором в аналогичном тропаре содержится обращение за помощью ко Христу⁸¹¹. Каноны изложены кратко, тропари красочны, каждый из канонов имеет свою тему; не отмечается в аналогичных песнях повторения ни мыслей, ни словесных образов. О достоинстве стихир, содержащих основные идеи их автора, говорилось выше.

Особой теплотой содержания выделяются отдельные стихиры, чаще всего первые, начальные в ряду, как стихиры на Господи, воззвах, так и стихиры на стиховне или на хвалитех. То же следует сказать и о заключительных, или последних, стихирах, как бы результирующих весь состав и строй мыслей. Так, в первой стихире на стиховне (вечерня) читаем: Приидите, целомудрия любители, честную двоицу почтим, Христа возлюбившую… иже душами и телесы чистии, и сокрушившии демонския полки⁸¹². В этой стихире – глубокая любовь к святым мученикам и одновременно замечательная поэзия слова.

Еще выразительней краткая стихира на хвалитех (третья). Яко един свет во двою телеси , – богословствует преосвященный Иоанн, – мир просвещаете чудесными блистании, страстотерпцы Господни⁸¹³.

Нам хотелось бы закончить разбор первого богослужебного русского произведения святителя Иоанна мыслями академика Д. С. Лихачева о том, что литература – это «второе государство», что предмет литературы – поиск положительных государственных решений. Таким представляется, особенно в своих избранных местах, состав Службы святым страстотерпцам Борису и Глебу.

Древность Службы подтверждается также и молитвой ее составителя о том, чтобы остановлены были поганых шатания. В Богородичне 5-й песни второго канона преосвященный Иоанн восклицает: О Мати Божия! певцы Твоя посещающи, поганых уставляй шатания ⁸¹⁴. И в песни 9-й, в обращении к святым мученикам-братьям звучит та же просьба: помощницы поспешни бываете, свыше уставляюще… поганых шатания ⁸¹⁵. По разъяснению архиепископа Черниговского Филарета, термин поганые означает врагов Древней Руси – половцев и печенегов⁸¹⁶.

Следующим по времени за митрополитом Иоанном песнопевцем должен быть признан инок Печерского монастыря Григорий, живший в конце XI – начале XII века, которому тогда уже усвоялось имя творца канонов. Филарет, архиепископ Черниговский, именует его преподобным и относит к его творчеству Службы равноапостольному князю Владимиру и преподобному Феодосию Печерскому⁸¹⁷. Профессор Е. Е. Голубинский склонен считать Службу на перенесение мощей святителя Николая также принадлежащей перу преподобного Григория – «не без некоторой вероятности»⁸¹⁸. Остальные историки Русской Церкви (митрополит Макарий, А. Доброклонский) не дают подобных указаний. Архиепископ Филарет Черниговский допускает в своей книге, что иноку Григорию принадлежит и канон великомученику Георгию на 26 ноября⁸¹⁹.

При изучении творчества преподобного Григория оно представляется в значительной степени отличным от творчества митрополита Иоанна. В иноке Григории определяется большой художник, по существу, поэт духовный, берущий воспеваемое им событие и святых с широких духовных позиций, проводящий глубокие параллели (которых он не страшится) с событиями и именами великих святых Нового и Ветхого Заветов. Преподобный Григорий проявляет себя как зрелый богослов, являющийся так же, как и митрополит Иоанн, провозвестником величия своей родины – великой Киевской Руси и самого града Киева. Неслучайно, по-видимому, еще при жизни снискал он, как указывалось, имя «творца канонов».

Служба святому равноапостольному князю Владимиру полна высокого и светлого восторга ее автора, что проявляется уже в стихирах. Веселится вечно светло сияющи гора Синайская, – вопиет преподобный Григорий в стихире на Господи, воззвах, – Моисейским освятившися законом… светло же сияя, веселится и радуется великий град твой, Василие. Не яко во мраце, но яко в Дусе Сына со Отцем видя в себе славима⁸²⁰. Какое дерзновенное сравнение града Киева с горою Синайскою и какое одновременно светлое богословие Святой Троицы! Это был воистину период великих дел и великих душ в новопросвещенном Христовою верою государстве!

Святого Владимира песнопевец сравнивает со святым апостолом Павлом и равноапостольным царем Константином, именуя его отцом российским, отцом духовным, указывая, что звание его – не от человек. Первый повинул еси багряницу, приснопомнимый княже, волею Христу, Того познав Бога⁸²¹, – славословит князя Владимира песнопевец в хвалитных стихирах. И добавляет дальше: Не от человек звание приял еси… приял же паче, славне, сие свыше, Владимире апостоле, от Христа Бога⁸²².

В Службе святому князю Владимиру имеется два канона. Первый канон Равноапостольному блаженный Григорий начинает с присущей ему широты исповедания веры. Собезначальное Слово Божие, – пишет он в первом тропаре 1-й песни этого канона, – иже древле четырем стихиам Творец и теми весь мир сотворивый, связанную страстьми душу мою разреши, яко да воспою ликуя славнаго князя Василиа⁸²³. Далее в каноне блаженный Григорий, сохраняя тот же возвышенный и одновременно светлый тон, просит послать светлость душам, чтобы достодолжно похвалити чуднаго князя Василиа⁸²⁴.

В каноне проводятся высокие параллели с праведниками Ветхого Завета – здесь и Моисей, и Даниил, здесь воспоминание греха Адама; и опять дается образ горы, теперь уже в пророчестве великого Исаии. Здесь вновь превозносится престольный город. А в песни 8-й действительно уже не аллегорически восхваляется град Киев. Мати всех градов воистинну царства твоего град явися Киев, – пишет блаженный песнописец, – в немже Христос прежде со Отцем и Духом прославися, твоею праматерию и тобою блаженне, – и заключает тропарь: Идеже мужественное твое тело лежит светло в церкви Владычицы⁸²⁵. Здесь – важное свидетельство в пользу древности написания канона; здесь же знаменательно и воспоминание святой равноапостольной княгини Ольги.

Второй канон князю Владимиру написан на другой глас – и в другом ключе; в нем нет тех высоких подобий, что отмечаются в первом; одновременно с прославлением князя Владимира в нем подробно развивается идея Крещения Руси. В песни 4-й этого канона песнописец говорит: Чудо страшное и преславное и неизглаголанное совершает Владыка Христос: обновляет бо Божественным Крещением всю Российскую землю и просвещает князя Василиа⁸²⁶.

Таким образом, в каноне Равноапостолу русскому повествуется о христианстве Киевской Руси, прославляется его предыстория, ублажаются и первые святые русские, канонизированные Церковью братья-страстотерпцы. В этих же канонах наряду с усердным восхвалением имени Живоначальной Троицы (что приведено выше) блаженный Григорий находит возможность изложить свое исповедание ДОГМАТА ВОПЛОЩЕНИЯ ХРИСТОВА.

В приведенном анализе Службы святому равноапостольному князю Владимиру очевидны все те особенности в творчестве преподобного Григория, о которых сказано выше. Это – большой духовный поэт, свободно владеющий церковно-славянской речью, пластично и образно выражающий высоту христианского учения, глубоко и правильно оценивающий период великой Киевской Руси, ее историю, ее великих деятелей и подвижников.

Анализ другой Службы – преподобному Феодосию Печерскому – позволяет открыть много общего с тем, что присуще Службе святому равноапостольному князю Владимиру. Эта Служба – произведение высокоодаренного человека, который знает различия отдельных церковных песен и умеет придать наиболее ответственным из них высокую торжественность и победное звучание; напротив, там, где следует дать умеренный пафос повествования, проникновенно изложен дух Христовой Церкви.

Служба преподобному Феодосию Печерскому – более полная, чем святому князю Владимиру, содержит последование малой вечерни, хотя количество стихир на великой вечерни меньше, чем таковое в Службе равноапостольному князю Владимиру.

Стихиры на великой вечерни проникнуты высоким духом исповедания христианских догматов и имеют соответствующий творческий стиль. Высокое богословие сохраняет песнотворец и в литийных стихирах, ублажая преподобного Феодосия как того, кто Тройческую благодать прием и Господа самолично виде⁸²⁷. Здесь же говорится о преподобном авве как строителе верном обители Божией Матере, о составлении Ей храма, в немже поюще, молим ⁸²⁸. Последние указания важны как имеющие отношение к историческим фактам.

Каноны преподобному Феодосию построены различно. Если первому присущи торжественность и употребление сопоставительных подобий, то во втором – более мягкое и ровное повествование. Оба канона начинаются обращением за помощью к святому, но каждое обращение не повторяет другого.

Уже в 1-й песни первого канона автором, как в Службе святому князю Владимиру, даются сравнения преподобного Феодосия с апостолом Павлом и пророком Иеремией, а далее – в песни 4-й – с житницей святого Иосифа⁸²⁹.

Составителю канона очень дорог образ преподобного Феодосия как иерея Божия, приносящего Бескровную Жертву. Об этом он пишет в обоих канонах.

Вместе с тем преподобный Григорий как инок Печерской Лавры не может умолчать и о подвигах их аввы, основоположника их общего жития, и в песни 6-й первого канона с любовию исчисляет труды их отца. Подобяся ноги Умывшему Своим учеником, богомудре, – восклицает он с любовию, – воду черпати и на раму носити изволил еси, и древа своима рукама принося и сеча, начальника трудов себе монахом показал еси⁸³⁰. И наряду с этим беззаветная любовь к составителю их общего жития исторгает у автора признание его святости. Но творец канона нигде не забывает сказать и о высоких Таинствах христианских и свидетельствует, что святому авве Феодосию сшествоваше… всех Творца благодать Духа⁸³¹.

Характерно, что, также как и в Службе святому равноапостольному князю Владимиру, в Службе преподобному Феодосию утверждается высокая гражданственность эпохи Киевской Руси и превозносится сам престольный град Киев. В заключительной песни первого канона преподобный Григорий восклицает, обращаясь к Русской земле: Радуйся, земле Росская, приемши сокровище некрадомо от Господа, помощника велика богоблаженнаго и заступника тепла Феодосиа. И заканчивает тропарь: И с ликом постническим веселися и ты, начало граде Росский!⁸³²

Во втором каноне преподобный Григорий фиксирует внимание на создании Преподобным церкви Божией Матери; таким образом, устроение церкви Успения Богородицы является одним из ведущих, живых, насущных деланий в жизни созданного братства.

В заключение краткого анализа Службы необходимо отметить, что в Богородичнах своих канонов преподобный Григорий излагает исповедание ДОГМАТА ВОЧЕЛОВЕЧЕНИЯ ХРИСТОВА. Иногда как подлинный служитель слова, как выразитель тех высот, которых в Киевский период достигло слово духовной литературы, он пишет: Воплощся от пречистых Твоих ложесн, Дево Пресвятая, Божие Слово, всем просвети богоразумия любовь ⁸³³. Аналогичны и другие Богородичны разбираемых канонов, в которых наряду с точностью выражения догмата воплощения всегда имеется особо найденная глубина СЛОВА.

Поскольку имеются указания историков Русской Церкви о том, что иноку Григорию могут принадлежать Службы на перенесение мощей святителя Николая Мирликийского и на освящение церкви в честь великомученика Георгия, целесообразно кратко отметить и эти литургические произведения.

В этих Службах сохраняется стиль высокого и радостного воспевания святых, который был отмечен в разобранных выше произведениях блаженного Григория. В обеих Службах содержится и богословие – преимущественно это догмат воплощения, а также, что очень важно для определения авторства песнопевца, в обоих трудах имеются отчетливые ссылки на время, соответствующее их написанию.

По указанию А. П. Доброклонского, воспоминание перенесения мощей святителя Николая, имевшего место в 1087 году, скоро появилось и в России. А. П. Доброклонский пишет, что праздник этот имел чисто русскую окраску, так как к воспоминанию о перенесении мощей Святителя присоединялись выражения благодарности о благодеяниях святителя Николая русскому народу, и праздник этот принял «русский колорит»⁸³⁴.

Творец Службы ублажает святителя Николая в стихирах. Высокого духа полны и тропари канонов Святителю (особенно первого). В канонах встречаются образцы богословской мысли: Благословен небесе и земли Творец, Бог Все держитель, Отец безначальный и всесильный, и Сын прежде век, от недр отрыгновенное Слово… и Дух исходяй Святый, Троице Святая, слава Тебе⁸³⁵. Таково и богословие воплощения Бога Слова в Богородичнах.

Имеются в Службе перенесения мощей святителя Николая и указания на время ее написания: живая реакция на то, что мощи Святителя перенесены к латинянам. Пастырь Христова стада, – взывает творец канона в 1-й песни первого канона, – иным овцам посылаешися, к латинскому языку, да вся удивиши чудесы твоими… – и заканчивает: и о нас молися непрестанно⁸³⁶. А в заключительной, 9-й песни свидетельствуется: Благословен Господь Бог наш, яко прослави Святителя во странах… в Мирех и в латинех вся исцеляюща, и в России милостивно посещающа⁸³⁷. Это яркое свидетельство современника, жившего в конце XI – начале XII века.

Примерно то же можно сказать и о Службе святому великомученику Георгию, совершаемой 26 ноября в память освящения в его имя храма, который создал Ярослав в Киеве «пред враты святыя Софии». В тексте Службы очень ярко отражено то, что она относится к празднику, совершаемому в граде Киеве, что составлена она применительно к только что возникшему торжеству. Это отчетливо обнаруживается уже из строк тропаря (который так же значителен по объему, как и многие тропари служб Древней Руси). Совершенно очевидно, что в Службе имеется свидетельство о ее составлении именно к дню торжества, она современна освящению храма святого великомученика.

В тексте Службы, которая короче Службы на перенесение мощей святителя Николая, сохраняется стиль высокого духовного видения творца и наличествуют особенно запоминающиеся выражения. В этой Службе имеются и параллели с Ветхим Заветом, что характерно для творчества инока Григория, как было отмечено выше. Эти признаки свидетельствуют как о древности разбираемой Службы святому великомученику Георгию, так и о высокой культуре слова, которая была сохранена в такой сложной форме выражения, как уставное богослужебное произведение.

Разобранными Службами, по существу, исчерпываются труды русских песнопевцев начального периода Киевской Руси, заканчивающегося 1120 годом – датой предполагаемой кончины инока Григория, творца канонов⁸³⁸. Святые этого периода, среди которых очень много имен иноков Печерских, остались невоспетыми современниками и были прославлены позднее. Так и знаток русской духовной литературы, преосвященный Филарет Черниговский, указывает, что в XV веке при написании жития преподобного Варлаама Хутынского – святого Киевского периода – имелись в его обители краткие данные о жизни и канон преподобному Варлааму⁸³⁹. И в других обителях могли иметь место аналогичные явления, однако труды эти не сразу стали церковным достоянием, не скоро были усвоены богослужением Русской Церкви.

Здесь имеются только отдельные соображения отдельных историков. Так, в Службе святой равноапостольной княгине Ольге преосвященный Макарий, митрополит Московский, отмечает ряд стихир, в которых имеется указание на то, что эти церковные произведения соответствовали начальному периоду Русского государства, к творчеству авторов этого периода.

Преосвященный Макарий приводит в связи с этим стихиру на Господи, воззвах из Службы княгине Ольге: Духовно возвеселитеся Российстии концы, память чтуще Ольги богомудрыя; молится бо выну ко Христу с чудотворцами и мучениками, помощницу имущи Святую Богородицу, избавитися от бед и печалей, верою поющим ю, и кланяющимся раце нетленного ея тела ⁸⁴⁰.

В 3-й песни канона святой равноапостольной Ольге имеется также молитва о мире и избавлении от поганых…. Мольбу ти, Ольго, приносим……Проси мира отечеству, и на поганыя победы, и душам нашим оставления грехов⁸⁴¹. Эта молитва о победе на поганыя как в приведенном тропаре, так и в третьем тропаре 5-й песни канона, на который ссылается преосвященный Макарий (не предажд нас в руки поганых )⁸⁴², есть также указание на древность приводимых песен канона, поскольку архиепископ Черниговский Филарет утверждает, что молитва об избавлении от нашествия поганых есть указание на набеги половцев. Кроме того, митрополит Макарий высказывает предположение, что многие русские люди, в том числе и митрополит Иларион, могли составить Службу святой равноапостольной княгине Ольге (по Филарету Черниговскому, указанная Служба княгине Ольге составлена Пахомием Логофетом в XV веке)⁸⁴³.

Заканчивая разбор первых русских богослужебных трудов, несущих в себе отпечаток величия полутора столетий после принятия христианства, мы не можем пройти мимо одного литургического произведения того раннего периода, мало отраженного в нашей духовной литературе. Разумеем здесь «Исповедание веры» митрополита Илариона при поставлении его в этот высокий сан.

Если многим известно его «Слово о Законе и Благодати», на которое ссылаются и авторитетные литературоведы наших дней (Д. С. Лихачев, Б. Д. Греков и др.), то не менее замечательное его слово об исповедании веры мало известно даже специалистам.

Это слово – подлинное литургическое произведение и одновременно замечательный образец древнерусской речи, достигшей в устах подвижника Русской Церкви, каким являлся святитель Иларион, своей предельной глубины, выразительности и силы.

Вот выдержки из этого замечательного «Исповедания»: «Верую в единаго Бога, славимаго в Троице, – пишет святитель Иларион, – Отца нерожденнаго, безначальнаго, безконечнаго, – Сына рожденнаго, но также безначальнаго и безконечнаго, – Духа Святаго, исходящаго от Отца и в Сыне являющагося, но также собезначальнаго и равнаго Отцу и Сыну; в Троицу Единосущную, но Лицами разделяющуюся, Троицу в именованиях, но единаго Бога. Не сливаю разделения и не разделяю единства. Соединяются (Лица) без смешения и разделяются нераздельно.<…>Ибо в Троице едино Божество, едино Господство, едино Царство. Общее Трисвятое возглашается Херувимами, общее воздается поклонение от Ангелов и человеков, едина слава и благодарение – от всего мира». Здесь – его исповедание догмата о Святой Троице. Далее идут замечательные слова о догмате воплощения Сына Божия. «Верую и исповедую, – пишет Святитель, – что Сын по благоволению Отца, изволением Святаго Духа, сошел на землю для спасения рода человеческаго, но небес и Отца не оставил; осенением Святаго Духа вселился во утробу Девы Марии и… родился… сохранив Матерь Девою… и в рождении Своем, и прежде рождения, – и после рождения, но не отложив Сыновства. На небеси Он без матери, а на земле без отца. Воздоен и воспитан Он как человек, и был истинным человеком, не в привидении, но истинно в нашей плоти, совершенный Бог и совершенный человек, в двух естествах и хотениях воли. Что был, того не отложил, и что не был, то приял. Пострадал за меня плотию как человек, по Божеству пребыл безстрастным как Бог. Умер Безсмертный, чтобы оживить меня мертваго… Возстал как Бог, тридневно воскрес из мертвых как победитель, Христос, Царь мой, и после многократных явлений… восшел на небеса к Отцу, от Котораго не отлучался, – и сел одесную Его».

Так, полно, верно, с таким внутренним пламенем изъяснял святитель Иларион исповедание веры, а это было всего через 60 с небольшим лет после того, как Русь приняла христианство (1051). Какой же глубины и силы было это принятие веры, что так истинно, с таким глубоким чувством, в таком прекрасном русском слове было оно выражено! Воистину Русь могла смело смотреть вперед в эту раннюю эпоху своего возрастания.

Далее продолжает свое исповедание Святитель: «Святую Преславную Деву Марию именую Богородицею, чту Ее и с верою покланяюсь Ей. И на святой иконе Ея зрю Господа Младенцем… Ея и веселюсь. Вижу Его распятаго и радуюсь.<…>Также и взирая на святых Его угодников, славлю Спасшаго их. Мощи их с любовию и верою целую.<…>К Соборной и Апостольской Церкви притекаю; с верою в нее вхожу, с верою молюся, с верою исхожу».

Так незаурядно смог митрополит Иларион выразить догмат об иконопочитании, о Святой Церкви, так живо изобразил свою веру!

«Так верую и не постыжуся, – заключает свое «Исповедание «Святитель, – исповедаю пред народами и за исповедание готов и душу свою положить»⁸⁴⁴.

Архиепископ Филарет Черниговский, анализируя приведенное «Исповедание веры» митрополита Илариона, свидетельствует, что «вера [митрополита] Илариона была не делом одной мысли, а делом всей души, всей жизни; оно же [«Исповедание»] показывает, что бл<аженный>Иларион понимал веру ясно, точно и превосходно»⁸⁴⁵. Для нашего времени чрезвычайно важно и значительно мнение такого великого богослова, каким был святитель Черниговский. Мы не касаемся изложения «Слова о Законе и Благодати» митрополита Илариона, поскольку оно чрезвычайно подробно анализируется почти всеми историками Русской Церкви, а также и потому, что не имеет прямого отношения к теме нашего разбора русских литургических произведений.

К концу XII века указывается еще один автор, связанный с прославлением святителя Леонтия Ростовского, – преосвященный Иоанн, епископ Ростовский. Дату прославления архиепископ Черниговский Филарет связывает с 1164 годом⁸⁴⁶, а профессор Е. Е. Голубинский – с 1194 годом⁸⁴⁷. Следует при этом отметить, что Е. Е. Голубинский говорит о каноне одному святителю Леонтию, написанном епископом Иоанном, а архиепископ Филарет предположительно высказывается и о Службе прославленному тогда же святителю Исаии Ростовскому. В Минее месячной Служба святителю Леонтию положена на 23 мая⁸⁴⁸, а святителю Исайи – на 15-е число того же месяца.

Служба святителю Леонтию подробна; в ней имеются стихиры малой вечерни, восемь стихир (со «славной») на Господи, воззвах великой вечерни. Утреня содержит седальны и канон, надписанный: творение Иоанна епископа. Выразителен тропарь, где священномученический подвиг святителя Леонтия назван апостольским.

В связи с указанием архиепископа Филарета Черниговского на то, что вместе со Службой святителю Леонтию могла быть написана и Служба святителю Исаии, логично будет рассмотреть некоторые детали Службы и этому второму апостолу Ростовской земли.

В Службе привлекает внимание то, что творец ее говорит о создании в Ростове новых людей, новой Церкви. Так, уже в первой стихире на Господи, воззвах указывается, что Святитель просвещал новокрещенныя люди светом богоразумия⁸⁴⁹, и ниже – что он научил… новопросвещенныя люди неподвижным быти во Христове вере⁸⁵⁰. Эта же мысль неоднократно запечатлевается и в тропарях канона.

Второй особенностью Службы святителю Исаии является то, что в ней предельно четко показывается, кем был для Ростовской земли святитель Леонтий и какое место занимает святитель Исаия. Преславный и чудный Леонтий, – говорится в 4-й песни канона, – яко благоцветущь сад насади Ростовския люди… ты же, блаженне, до конца сих напоил еси твоим учением и ко Христу яко зрел плод принесл eси⁸⁵¹. В стихире по 50-м псалме творец Службы утверждает святителя Исаию: Христос показа второе светило в Ростовстей Церкви⁸⁵².

Служба святителю Исайи написана тогда, когда память Леонтия, первоапостола Ростовского, праздновалась уже 23 мая, и, с другой стороны, тот факт, что все время подчеркивается идея новых людей в Ростовской Церкви, а также то, что святой Исаия является вторым по святителе Леонтии и больше не упоминается никакого иного имени, может в равной степени говорить и о древнем происхождении данного богослужебного произведения.

В обеих Службах отмечается определенная доля подражания ранее сложенным церковным песням, в них нет стремления изложить, раскрыть великие богословские истины – и вместе с тем в обеих Службах подкупают их искренность, простота, их поистине святоотеческое смирение. Задача дальнейших исследований – точно установить имя творца Службы святителю Исаии.

Наконец, изучая песнотворческое наследие Русской Церкви, в последней четверти XII века мы встречаемся с великим образом святителя Кирилла, епископа Туровского, который, кроме нравоучительных произведений (Слов на Господские праздники) и душеполезных наставлений, писал также тексты молитв и канонов, из которых исследователями особенно выделяется канон покаянный⁸⁵³. По определению церковного историка А. Доброклонского, «слава» о святителе Кирилле «гремела по России»⁸⁵⁴. Современники называли его «Российским Златоустом»⁸⁵⁵. Православная Русская Церковь в 1983 году отметила 800-летие со времени преставления святителя Кирилла, опубликовав одно из его произведений и приведя «Слово» на день его памяти⁸⁵⁶.

Литературное достояние святителя Кирилла обширно. Оно достаточно подробно изучено в прошлом, оно, несомненно, составит предмет изучения и в будущем. Исследование это может пойти по различным направлениям – даже и для специалистов в области изучения древней русской литературы. В данном случае можно только кратко коснуться некоторых основных положений творчества святителя Кирилла как литургиста-песнописца.

Канон молебный святителя Туровского весь подчинен задаче глубокого внутреннего самовоззрения, плачу о грехе и смиренному покаянию – тому, что составляет соль и основу правильной внутренней жизни. Неслучайно поэтому и в наши дни проповедник памяти святителя Кирилла Туровского избирает для своего «Слова» обращение Святителя к душе своей: «Господи!<…>Куда обратиться, чтобы спасти душу свою?»⁸⁵⁷.

В молебном каноне святитель Туровский, обращаясь к душе своей (Год покаянья, о душе, не отлагай;…бодрое покаяние ты веси, о душе)⁸⁵⁸, приносит и изложение своей веры в Святую Троицу.

Замечательно по своему словесному богатству и благородству обращение святителя Кирилла к Богоматери. Разумное утро, Богородице и заре безначальнаго света, – восклицает он в стихире на стиховне своего канона, – восток сияния славы Отча… О Мати светлыя чистоты! сотвори мене сына дни и чадо света⁸⁵⁹. Таково славословие Божией Матери в блаженнах [его канона. – Ред.]: Марие – небесное кадило! Божественный угль в себе имела еси… Богородице, пресвятое имя, спаси души наша⁸⁶⁰.

Невозможно в кратком очерке просмотреть и все молитвы святителя Туровского, но если остановиться хотя бы на некоторых начальных строках их – уже делается очевидным, каким большим внутренним чувством объята была душа святого, когда в тишине своей келии уже в преклонном возрасте он составлял свои молитвы на каждый день недели. Эти обращения к Господу, Божией Матери и святым каждый раз содержат новую и живую мысль христианина.

Примечательно размышление Святителя при наступлении пятницы: Крест – души возстание, и живот вечный, – пишет он, – Свет – Сын Божий. Крест – слава Ангелом. Крест – супостатом победитель и избавитель человеком⁸⁶¹. Так же выразительны его обращения к Матери Божией, святым Ангелам и всем святым.

В субботу душа Святителя прежде всего выражает благодарность и хвалу Богу: Хвалю Тя, Господи Боже мой, пою и величаю Тя, Господи, и славлю Твою благостыню⁸⁶². Кончаются дневные молитвы Святителя кратким субботним обращением к Творцу: Сподоби мя, Господи, сия заря и само то солнце видети и без греха сохранену ми быти Твоим заступлением, Владыко, и даждь похвалити непобедимую силу Твою⁸⁶³.

Комментарии здесь излишни – настолько молитвенные воздыхания святителя Кирилла Туровского говорят сами за себя. Мы можем только еще раз выразить изумление перед силою слова русского, умевшего в начальные периоды формирования русского богословия дойти до такого совершенства в изображении тончайших внутренних движений человеческой души.

Почти в те же годы, что жил святитель Кирилл в городе Турове, в другом, сравнительно близко расположенном Полоцке формировались жизнь и подвиги замечательной русской инокини – преподобной Евфросинии Полоцкой. Вся жизнь ее – подвиг и горение, любовь ко Христу с юных лет, любовь к святой книге, переписка книг, созидание монастырей и храмов – и, наконец, в условиях тяжелого передвижения по дорогам XII века – путешествие в святые места и кончина в Иерусалиме в 1173 году. Жизнь и подвиги ее воспеты в составленной ей Службе, и, кажется, больше всего выражает суть ее жития тропарь. Подражающи два надесятолетна дванадесятолетну Христу, учившему во святилища Божию слову, – поется в нем, – последовала еси, Евфросиние. Славу временную и земнаго обручника оставльши, и вся мирская презревши, краснейшему паче всех Христу себе уневестила еси, крест вземши… во благоухании мира в Небесный чертог востекла еси…⁸⁶⁴.

Творец канона русским святым посвятил преподобной Евфросинии Полоцкой отдельный тропарь в 5-й песни:…Евфросинию, радование Полотское и девам сияние, – восклицает он, – Христе мой, Тебе приводим молитвенники…⁸⁶⁵.

Таков период Киевской Руси. Таковы в нем люди, как бы несоизмеримые с тем, что будет позднее в России. Таковы в нем святые мужи и жены, апостолы и равноапостольные жены, святители и священномученики, иноки и инокини. И хотя период этот имеет свои тяжелые и кровавые страницы, величие душ святых в это время как бы возвышается и царствует над всеми последующими образами святых несоизмеримым объемом своих слов и дел, своих писаний, своих свершений, в которых как бы предначертывается путь последующих поколений святости русской.

Заканчивая наш далеко не полный обзор песнопений Русской Церкви в ее первый, Киевский, домонгольский период, считаем необходимым остановиться на памяти тех святых, которые освятили мученической кончиной землю нашу еще задолго до того, как она приняла христианство. Это – воспоминание седмочисленных святителей, которые насаждали веру Христову и были епископами в пределах нашей родины – в Херсоне (Херсонесе) – еще в IV веке.

С воспоминания их святой памяти начинает канон русским святым его современный составитель. Радуйтеся, святителие седмочисленнии: Василие, Ефреме, Евгение, Елпидие, Агафодоре, Еферие и Капитоне, – взывает творец канона в первых тропарях 1-й песни, – в Херсоне епископствовавшии и землю нашу кровми своими освятившии⁸⁶⁶.

Воспоминание это тем более знаменательно, что имеется канон святителям, принадлежащий перу знаменитого гимнографа Византии – преподобного Иосифа Песнописца. Канон этот ощутимо связывает заветы песнопения Греческой Церкви с развитием церковного песнотворчества на Руси, как бы начертывает и указует пути его развития, делает реальным осуществление песнопевческого труда на нашей родине. Преосвященный Филарет Черниговский указывает, что начало перевода богослужебных книг относится ко времени Ярослава Мудрого, что ранее не все богослужебные книги были переведены на славянский язык. Вероятно, именно тогда был переведен и канон святым седмочисленным епископам, которые имели непосредственное отношение к земле Русской.

Святой Иосиф Песнописец с присущей ему сосредоточенностью и одновременно с сохранением чувства значимости слова так воспевает подвиг священномучеников: Божественными святолитии мученицы обливаеми, светоносный сей и светлый праздник ваш… хвалящим, страстей мглы избавите⁸⁶⁷. Здесь Песнописцем руководит идея света. Далее развивается мысль о подвиге страдальцев, об их священнослужении Богу и людям. Слово Божие воплощен, вас показа… пастыри, Того возвестити Божество заблуждшим… и неведением бедствующим⁸⁶⁸. Все приведенные мысли святого Песнописца были очень близки русским людям, занимавшимся переводом богослужебных книг, – ведь страна только что возникла к жизни от служения мертвым богам.

Преподобный Иосиф Песнописец ублажает святых священномучеников как овчат различных городов, но пастырей единех людей⁸⁶⁹ (песнь 6-я), и в заключительной, 9-й песни величает их подвиг: Днесь град Херсонь вашу память празднует, – свидетельствует святой Песнописец, – сему бо явистеся столпи и божественна забрала и утверждения, пастырие и учителие, и молитвенницы богоблаженнии⁸⁷⁰.

Так было положено начало освящения светом Христовой веры в земле нашей – в черте современного города Севастополя – в античном городе Херсонесе. Были и другие свидетели веры Христовой в нашей земле в первые века христианства, но особо выделяется мученический подвиг семи святителей, освятивших наше отечество своею кровию.

В заключение прежде всего необходимо вновь коснуться вопроса о взаимоотношении древнерусской литературы и собственно русской литургической письменности. По данным современных исследований, в церквах и монастырях Руси XI -XIII веков имелось не менее 85–100 тысяч книг⁸⁷¹. Филарет, архиепископ Черниговский, приводит длинный перечень этих книг, которыми в те века обладали русские⁸⁷², а церковный историк А. П. Доброклонский считает необходимым даже выделить в разделе духовного просвещения Руси того времени определенные разделы литературы. Так, он делит книги эпохи Киевской Руси на переводные и оригинальные и среди последних выделяет следующие разделы: 1) догматические, 2) нравоучительные, 3) исторические, 4) описательные, 5) канонические и 6) богослужебные⁸⁷³. Каждый из упомянутых разделов содержит известные имена и сохранившиеся литературные памятники, к которым примыкает и разбираемый нами раздел богослужебный. Этот литургический раздел древнерусской литературы должен быть соотнесен со всеми разделами в области словотворчества в разбираемый период истории России и Русской Церкви.

Не имея возможности оценить по существу наиболее значительные произведения древнерусской литературы в каждом из отмеченных разделов, мы можем сказать, что приведенные выше образцы русской гимнографии органически связаны со всеми видами литературы в разбираемую эпоху, и отсюда явствует, что они выразительно свидетельствуют о том, что, по словам академика Д. С. Лихачева, «литература есть процесс».

Необходимо указать, что и Служба святым страстотерпцам Борису и Глебу творения митрополита Иоанна представляет собой образец высокого догматического произведения, в котором к тому же отчетливо выражена идея гражданственности, в котором высоко оценивается факт принятия Россией христианства, которое написано под руководством идеи возвеличения Церкви Христовой как духовного организма. Важно также, что в произведениях, приписываемых блаженному иноку Григорию, «творцу канонов», чрезвычайно отчетливо отражена его индивидуальность, в отличие от стиля написания Службы митрополитом Иоанном. Здесь прежде всего должны быть отмечены поэтический дар песнописца, его незабываемые образцы церковнославянского слова, его возвышенный дух творчества, его догматическая зрелость, овеянная духом живого исповедания, и, наконец, как и у митрополита Иоанна, его высокое сознание государственности.

Эти шедевры созидались в период XI – начала XII века; в более поздних произведениях епископа Иоанна Ростовского отмечается дух молитвенного святоотеческого мудрования.

В последней четверти XII века выделяется творчество святителя Кирилла, епископа Туровского, как бы венчающего, заключающего песнотворчество великого периода Киевской Руси. Здесь мы имеем в виду именно его церковно-литургические произведения – молитвы его на все дни недели и его канон покаянный. Все исследователи его творчества безоговорочно признают его литургические произведения наиболее высокими по их сердечности, естественности и теплоте. Покаянный канон, по мнению архиепископа Филарета Черниговского, «достоин того, чтобы благочестивое усердие имело удобства читать его во спасение»⁸⁷⁴.

Следующий вопрос, на который необходимо ответить, разобрав творчество русских гимнографов, – насколько справились творцы служб с законами, укрепившимися в греческой гимнографии, насколько смогли уложиться в принятые узаконенные формы греческого песнотворчества, насколько сумели в этих принятых формах выразить законы развивающейся древнерусской литературы в целом. Известно, что русский песнотворец стоял перед очень трудной задачей – написать ПОЛНОСТЬЮ всю службу празднуемым святым, чего не было в практике греческой гимнографии.

В приведенных выше примерах показано, что творцы служб святым справлялись с этой трудной задачей, отображая различные идеи, стараясь разнообразить форму выражения, использовать словарный запас языка, избегать повторений, иногда прибегать к известным литературным приемам, чтобы сделать изображаемый образ полнокровным, целостным. Как правило, для стихир брались различные основные темы; то же следует сказать и о канонах. Каждый канон и по своей основной идее, и по форме выражения отличался от других. Выделялись также наиболее торжественные начальные стихиры, тогда как в последующих могли быть выражены другие искренние мысли и моления.

Естественно, что при наличии отмеченных трудностей творцами служб допускались некоторые подражания или заимствования из соответствующих «классических» форм богослужебных греческих произведений, но никогда эти подражания не были полными. Авторы и в стихирах, и в канонах всегда сохраняли присущую им творческую индивидуальность. Даже обращения в первых тропарях канонов никогда не повторялись ни лексически, ни по смыслу.

Как уже указывалось, песнотворчество Греческой Церкви прошло многовековую историю развития; естественно, что наблюдать полноту этого процесса на протяжении относительно недлительного Киевского периода истории Русской Церкви нет возможности. Это развитие станет явственным при изучении русского литургического творчества в последующие периоды истории.

Наконец следует ответить и на вопрос о том, как взаимосвязано творчество русских песнотворцев с историческим периодом Киевской Руси. Вряд ли здесь может быть дан однозначный ответ, и вряд ли такой ответ может быть удовлетворительным. Однако, если коснуться только основных черт, можно сказать следующее. Как всему периоду Киевской Руси присущи известное величие и значимость, так и песнотворчеству русскому, одному из выразителей общих законов развития древнерусской литературы («второму государству», по Лихачеву), присущ этот неповторимый величавый настрой.

Здесь и гений митрополита Илариона в его «Исповедании веры», здесь гражданственность митрополита Иоанна и его церковная проповедь, здесь замечательный талант инока Григория Печерского – творца канонов, воспевание им догматов святой веры и его исповедание благодати крещения для новых людей «росских», наконец, здесь и неповторимый образ святителя Кирилла Туровского, взывающего в своих покаянных творениях к силам своей бессмертной души.

Несомненно, Киевский период в истории Русской Церкви есть период весьма значительный, таящий в себе возможности дальнейшего развития российского гимнографического творчества.

Богослужение Православной Церкви постоянно и неуклонно привлекает внимание и христиан всего мира, и отдельной человеческой души на различных этапах ее жизненного бытия.

И подлинно – богослужение Православной Церкви может создать основу для воспитания члена Церкви, дать ему приникнуть к спасительному действию Таинств; оно сотворяет действенным исповедание церковных догматов, утверждает радостотворность веры человека, укрепляет спасительность его пребывания в Церкви, – говоря общо, облекает жизнью все периоды его земного существования.

Богослужение Русской Православной Церкви за тысячелетний период ее существования сложилось из основ греческой гимнографии, из последования богослужений славных отцов – песнопевцев византийских, но в нем же с самого начала создания на Руси православного богослужения имеют место и труды русских творцов служб.

По мере того как мы пытались изучить труды русских песнописцев в отдельные периоды истории Русской Церкви, старались проанализировать творения отечественных авторов, посвященные прославлению Божией Матери, и уделили внимание вопросу о создании канона Всем святым, в земле Российской просиявшим⁸⁷⁵, перед нами встал вопрос и о посильном разборе основ богословия, которые нашли место в русской литургической письменности.

По мысли известного русского литургиста профессора М. Н. Скабаллановича, «в богослужении нашем собрано и изложено решительно все, что может и должен думать о Боге и спасении всякий христианин», а «православное богословие может исчерпываться одним богослужением»⁸⁷⁶.

Архимандрит Киприан в своих лекциях по гимнографии и эортологии⁸⁷⁷ пишет: «Литургика… становится для нас уже не только «обрядословием"… но самостоятельной дисциплиной литургического богословия, имеющей полное и неоспоримое право на существование наряду с прочими богословскими науками…»⁸⁷⁸.

В своем труде «Русская литургическая письменность» протоиерей Ростислав Лозинский говорит о богослужении как одеянии Церкви. «Литургические формы есть одежда Церкви Христовой»⁸⁷⁹, – пишет он и, подобно цитированным авторам, свидетельствует о связи между догматической и литургической ветвями богословия: «Церковность жизни, полнота литургического общения Церкви Небесной и земной, соборность молитвы – лучшие пути богообщения»⁸⁸⁰.

Много полезного в исследовании Ф. Г. Спасского «Русское литургическое творчество», в его оценке отдельных периодов русской литургической письменности и отдельных песнотворцев, представленных в эти периоды⁸⁸¹.

Вместе с тем основы богословия в трудах отечественных гимнографов остаются в значительной степени непроясненными, что ставит задачу одновременно настоятельную и необходимую.

Здесь встает ряд вопросов – и первым из них следует считать определение того, каков удельный вес тех общих богословских положений, которые внесены русскими песнотворцами в круг годового православного богослужения, составляющего неизмеримое богатство и ценность Церкви Православной.

Далее может встать вопрос о том, какие из основных догматов развиты в трудах русской литургической письменности и имеются ли отдельные периоды в истории Русской Церкви, которые выделяются преобладанием интереса к разработке того или иного догматического положения.

Наконец, представляет несомненный интерес – кто из русских песнотворцев оставил наиболее отчетливый след в запечатлении догматического учения Церкви в богослужебных текстах.

У современных русских исследователей удается отметить интерес к отдельным встающим перед нами задачам.

В обширном труде протоиерея Георгия Флоровского дается глубокий и оригинальный разбор путей русского богословия⁸⁸². В нем, к сожалению, не уделено внимания русским песнотворческим трудам, и вопрос о богословских истинах в трудах русской литургической письменности указанным исследователем не изучается совсем.

В книге преосвященного Вениамина (Милова) прямо ставится вопрос о литургическом богословии, даже сама книга называется «Чтения по литургическому богословию», однако разбираются отдельные богословские положения в трудах исключительно византийских песнописцев⁸⁸³.

Наконец, в работе отца Ростислава Лозинского даются широкие перспективы исследования русского литургического творчества, однако литургическое богословие как таковое не составляет предмета исследования этого автора⁸⁸⁴.

* * *

Между тем внимательно присмотримся к рекомендациям, которые дает архимандрит Киприан в отношении задач литургического богословия вообще: «…Под литургическим богословием следует понимать систематизацию богословских идей, заключающихся в нашем богослужении, в наших церковных песнопениях, иконографических композициях, последовании праздников, Таинств и вообще во всем церковно-служебном обиходе»⁸⁸⁵.

Задача изучения богословских идей в трудах русских песнотворцев может быть удовлетворительно решена, по нашему мнению, лишь при историческом подходе к материалу. Только обозначив и поняв отдельные периоды русского песнотворчества, по возможности уяснив историческую обстановку этих периодов, можно построить на основе такой периодизации историю формирования богословской мысли русского песнописца.

В основу периодизации могут быть положены общепринятые в современной науке разделы истории Русской Церкви, хотя отдельные периоды русской гимнографии не всегда точно согласуются с хронологическими рамками этих разделов.

«Богословский подход к науке о богослужении, – пишет архимандрит Киприан, – то есть стремление построить литургическое богословие и систематизировать богословские идеи нашего богослужения, обращают внимание, главным образом, на внутреннее содержание богослужебного материала. А так как он содержится преимущественно в богослужебных песнопениях или в гимнографии, то изучение этой последней представляет для литургиста особый интерес»⁸⁸⁶.

Богослужебные тексты русских песнописцев, созданные на протяжении всех этапов существования Русской Церкви, и будут рассмотрены в этой статье.

Киевский период истории Русской Церкви, ознаменованный Крещением Руси святым князем Владимиром в 988 году, хранит в богослужебных текстах своих песнописцев высокие истины богословия. Их мы отмечаем как в первом русском гимнографическом произведении – Службе святым страстотерпцам Борису и Глебу, так и в песнотворческих трудах печерского инока Григория, «творца канонов».

Богословская мысль достигает особой высоты, предельной точности и ясности определений в литургических произведениях блаженного Илариона, митрополита Киевского, и святителя Кирилла, епископа Туровского, творивших в середине XI?XII веков.

В своем «Исповедании веры» при поставлении его в митрополита Киевского святитель Иларион дает как образец прекрасного выразительного славянского слова, так и завершенную богословскую идею догматов Православной Церкви⁸⁸⁷.

Первый догмат, который исповедует преосвященный Иларион, есть догмат о Святой Троице. Не формально, не схоластично подходит блаженный митрополит к этой задаче. В словах «Исповедания», строгих и каноничных, раскрываются вместе с тем вся душа, все существо человека, являющего перед людьми радость исповедания догмата о Святой Троице.

«Верую во единаго Бога, славимаго в Троице, – начинает свое слово святитель Иларион, -…в Троицу единосущную, но Лицами разделяющуюся…<…>(Одно Лице) именуется Отцем, потому что раждает; (другое) – Сыном, потому что раждается; (третье) – Духом Святым – потому что исходит, но не отходит (от Отца). Отец не бывает Сыном, ни Сын Отцем, ни Дух Святый Сыном; но у Каждаго Свое без смешения, кроме Божества. Ибо в Троице едино Божество, едино Господство, едино Царство»⁸⁸⁸.

«Того единаго Бога знаю, – завершает свое исповедание Святой Троицы блаженный Иларион, – и Тому верую, в Его имя и крестился я: во имя Отца и Сына и Святаго Духа; так я принял от писаний святых отцев, так научился»⁸⁸⁹. Здесь потрясают интонация самого исповедания, предельная искренность и убежденность.

Той же искренности и ясности полны слова митрополита Илариона и в исповедании следующего основного догмата о вочеловечении Христовом: «На небеси Он [Сын] без матери, а на земле без отца… Был [Он] истинным человеком, не в привидении, но истинно в нашей плоти; совершенный Бог и совершенный человек, в двух естествах и хотениях воли.<…>Умер безсмертный, чтобы оживить меня мертваго; сошел во ад, чтобы возставить и обожить праотца моего Адама и связать диавола. Возстал, как Бог, тридневно воскрес из мертвых… восшел на небеса к Отцу… Ожидаю, что и опять Он придет с небеси, но не тайно, как прежде, а в славе Отчей, с небесными воинствами. Мертвые, по гласу Архангела, изыдут Ему во сретение, и Он будет судить живых и мертвых, и воздаст каждому по делам»⁸⁹⁰.

Таково же исповедание митрополитом Иларионом и догмата о Святой Церкви Христовой: «Верую и в семь Соборов Правоверных святых отец; и кого они отвергли, того и я отвергаю; кого они прокляли, того и я проклинаю; и что предали они в своих писаниях, то приемлю». Здесь же святитель Иларион исповедует Святую Деву Марию Богородицею; исповедует и святых Божиих: «Чудеса их проповедую, и исцеления от них приемлю, к Соборной и Апостольской Церкви притекаю…

Так верую, и не постыжуся»⁸⁹¹, – заключает свое слово блаженный Иларион.

Для взятого нами направления – исследования богословских истин в литургических текстах – представляет большой интерес солидный раздел, посвященный митрополитом Иларионом догмату о воплощении Христовом в его прославленном «Слове о Законе и Благодати»⁸⁹².

Здесь, после слов о том, «что успел сделать закон, и что благодать»⁸⁹³, автор «Слова» дает развернутое богословское размышление об указанном христианском догмате. Господь наш Иисус Христос, по слову блаженного митрополита Ила-риона: «Един сый от Троицы – в двух естествах: Божеском и человеческом; совершенный человек по вочеловечению, а не в привидении, и совершенный Бог по Божеству, а не простой человек. На земле Он явил (свойства и дела) Божеския и человеческия»⁸⁹⁴. Далее Святитель глубоко и любовно раскрывает жизнь Господа нашего, выражая высоту догмата и одновременно выявляя глубину своей радостной, трепетной и животворящей веры. «Как человек возрастал во утробе матерней, – начинает свой почти безграничный перечень дел Христовых митрополит Иларион, – и как Бог исшел не нарушив девства; как человек питался матерним млеком, и как Бог повелел Ангелам с пастырями воспевать: слава в вышних Богу; как человек повит был пеленами, и как Бог путеводствовал волхвов звездою; как человек возлег в яслях, и как Бог принял от волхвов дары и поклонение; как человек бежал во Египет, но как Богу поклонились Ему рукотворенная Египетская (Ис. 19, 1); как человек пришел креститься, но как Бога убоявшись, Иордан возвратился вспять; как человек, обнажившись, вошел в воду, и как Бог принял свидетельство от Отца: сей есть Сын Мой возлюбленный; как человек постился сорок дней и взалкал, и как Бог победил искусителя; как человек пошел на брак в Кану Галилейскую, и как Бог преложил воду в вино; как человек спал на корабле, и как Бог запретил ветрам и морю, и они послушались Его; как человек прослезился о Лазаре, и как Бог воскресил его из мертвых; как человек всел на осля, но как Богу Ему взывали: благословен грядый во имя Господне; как человек был распят, и как Бог по Своей власти ввел в рай распятаго с Ним; как человек вкусил оцта и испустил дух, и как Бог помрачил солнце и потряс землю; как человек, положен был во гробе, и как Бог разрушил ад и освободил души; как человек запечатан был во гробе, и как Бог исшел, сохранив печати в целости; иудеи старались утаить Его воскресение как человека, подкупая стражу; но как Бога Его познали все концы земли»⁸⁹⁵.

Так в «Слове», написанном в похвалу князю Владимиру, блаженный митрополит Иларион счел необходимым ясно исповедать свою светлую веру в Сына Божия, находя те обстоятельства жизни Христа Спасителя и те выражения, которые наиболее полно и радостно выявляют веру людей, руководящихся истинами Нового Завета. Кроме вступительного предложения, автором изложенного исповедания Богочеловечества Христова приводятся шестнадцать сопоставлений, и выбраны они из тех моментов жизни Христовой, где Божество Его и человечество наиболее ощутимы, наиболее близки человеку: «Как человек повит был пеленами, и как Бог путеводствовал волхвов звездою», «как человек, обнажившись, вошел в воду, и как Бог принял свидетельство от Отца… как человек спал на корабле, и как Бог запретил ветрам и морю… как человек прослезился о Лазаре, и как Бог воскресил его» – и другие.

Воистину приведенный нами отрывок из «Слова» есть драгоценный перл богословия, долженствующий стать всемирно известным!

В том же периоде бытия Русской Церкви той же высоты богословие видим и в литургических трудах святителя Кирилла, епископа Туровского, жившего позднее святителя Илариона – в XII веке. Известный по нравоучительным произведениям своим как «Златоуст Российский», святитель Кирилл составлял и церковные песни, среди которых наиболее известны его канон молебный и молитвы на все дни седмицы.

Будучи высокопросвещенным иноком, знакомым со святоотеческой литературой, преосвященный Кирилл не мог не давать в отдельных частях своих песнотворческих трудов изъяснения, изложения высоких истин богословия. И здесь, так же как у святителя Илариона, потрясают высота и глубина самого словесного выражения, которые употребляет святитель Туровский: Божество в Себе сый, – пишет святитель Кирилл в блаженнах своего молитвенного канона, богословствуя о тайне Святой Троицы, – свой имея ум… присно ум светел, а ино ничтоже: се единство не объято мыслью, никий же ум достигнеть: ни Сына кто весть, аще не Дух право сроден просветить приглашати: Троице Святая, спаси души наша⁸⁹⁶.

Так же высоко у святителя Кирилла богословие Святой Троицы в 7-й песни того же канона: Яко же чту Бога Отца, – возвещает Святитель, – тако верую в Сына Христа, единако молю и Духа Святаго, славлю в единстве Троицу, покланяюся единому Богу⁸⁹⁷.

В своих молитвах на дни седмицы святитель Кирилл так воспевает Святую Троицу в субботу после вечерни: О Пресвятая Троице единосущная: от славы Твоея не отвержи мя грешнаго. Ты бо Божественная Троице: чту и покланяютися и Тебе угожу всем сердцем моим⁸⁹⁸. Такова теплота исповедания Святителя – здесь богословие, здесь же и живая внутренняя жизнь человека.

Иногда в исповедании Святой Троицы богословие святителя Кирилла достигает особой высоты. Владыко Господи, – молится Святитель, – всея видимыя и невидимыя твари Содетелю. Боже Сил, веком Творче: сотворивый времена и лета, измеривый дни и нощи часами, разлучивый свет от тмы и видев яко добро, и бысть вечер⁸⁹⁹.

В тех же молитвах еще пространней, отчетливей и преискренней развивает святитель Кирилл свое исповедание таинства вочеловечения Христова, догмата Его Богочеловечества. Христе Боже наш, – восклицает Святитель в молитве после вечерни в четверг, – Иже нашего ради спасения от безначальнаго Отца пришед, от вышняго круга небесе в нижняя части земля, Бог сый непременен, в наше естество оболкся и бысть человек за многое и неисповедимое милосердие Твое: данное Ти достояние языков, да к Себе приведеши⁹⁰⁰.

Для изъяснения и усвоения великого догмата о воплощении Христовом святитель Кирилл ищет разнообразных и разносторонних выражений – и в пятницу после утрени молится так: Иисусе, спасенное имя, – такой преискренний оборот находит Святитель, – безначальнаго Отца безлетный Сыне, Имже всяческая совершена быша, видимая же и невидимая, Пресвятый Царю, Едине безсмертный и человеколюбче, нас ради грешных от Отеческих недр пришед, раны же и распятие претерпети изволил еси, непорочное Твое тело на Кресте повешено нечестно презрев, многими щедротами и человеколюбием побежен быв, во мертвых причтеся⁹⁰¹.

На каждый день седмицы святитель Кирилл находит новое и живое выражение в молитве своей к Спасителю – Христу Богу. Иисусе Христе, – вопиет он в понедельник после часов, – Благодателю, заре Отча, Свете неприкосновенный, просвети омраченныи мои очи⁹⁰². Ты бо еси Сын девич, – молится Святитель во вторник после утрени, – мене ради плотию обложися и немощь естества моего понесе⁹⁰³, – и далее идет перечисление чудес Христовых.

Владыко Господи, – восклицает в восторге духа святитель Кирилл в четверг после часов, – Твой есть день, и Твоя есть нощь: Тебе вся тварь работает и всяко дыхание славит Тя⁹⁰⁴. В пятницу же, в молитве после часов Святитель взывает, опять находя новое выражение чувству своему и своему исповеданию:…Яко Сам изволил еси прийти и спасти грешныя: воплотися, безплотен сый, и волею обнища богатый⁹⁰⁵.

Наконец, в субботу после вечерни святителю Кириллу опять потребно пространное изложение своей веры в отношении великого догмата воплощения Христова. Милостив бо еси Человеколюбец, плоти нашея Обещник, в нюже одеявся, человеки обожи, и на первое достояние позва, нас ради, за наше спасение, на Кресте распятся и во гробе полежав, и воскресе в третий день, свободив праведных души, держимыя во аде⁹⁰⁶. Необходимо указать, что высокое богословие святителя Кирилла сочетается везде в его молит-вословиях с изяществом найденного словесного выражения.

В этом отношении очень убедителен один из отрывков его седмичных молитв. Настави мя, – пишет Святитель, -…поминати Тя в душевной ми церкви, во словеснем храме тела моего⁹⁰⁷. Вот высокое достоинство христианина! Вот величие, которого достиг Святитель во исповедании святой веры православной, всего за два века перед тем озарившей землю Русскую!

Большой высоты исповедания и вместе с тем большой душевной теплоты и искренности полны у святителя Кирилла молитвы воскресного дня.

Славословя Христа воскресшего, Святитель молит: Устави жажду сердца моего и даждь ми радостно прейти день сий, в онь же дасться агнец Аврааму вместо Исаака на жертву, прообразуя за весь мир Твое заколение⁹⁰⁸.

В тот же день в молитве после утрени, благодаря за то, что Господь сподобил его видеть день преславного Воскресения, святитель Кирилл опять исповедует, что Господь от небытия мя в бытие привел еси и Своего образа подобием украси мя, словесем же и разумом превыше скота вознес мя и твари всей владыку устроил еси⁹⁰⁹. Молитвы эти Святитель писал в конце своего жития, находясь в глубоком уединении, в них он вкладывал весь внутренний опыт прожитой духовной жизни, почему они так поражают глубиной своего богословского содержания, незаурядностью слова, сердечностью найденных форм выражения.

Необычно по стилю и форме своей обращение святителя Кирилла и к Божией Матери. Явлена от века всех крестьян [христиан] Заступнице, – пишет Святитель в 3-й песни молебного канона, – и к Богу ходатаица Марие, Богоизбранная Владычице⁹¹⁰. Для святителя Кирилла в преискренней молитве его к Божией Матери Она – разумное утро… и заре безначальнаго света… чувственное солнце… ангельский ум… Мати светлыя чистоты⁹¹¹.

В блаженнах того же канона святитель Кирилл так вопиет к Богоматери: Марие – небесное кадило! Божественный угль в Себе имела еси, егоже Моисей в купине, Исаия от Серафим, Езекииль в колесих видети сподобишася. Богородице, пресвятое имя, спаси души наша⁹¹².

Думается, что в наш век в поисках должного слова мы не нашли бы более тонкого выражения наших чувств к Богоотроковице Марии, чем это сделал в XII веке святитель Кирилл Туровский.

Таковой силы мужи и их слова обретаются нами в самом начальном периоде бытия нашей Православной Церкви на Руси! Эти имена и их необычной силы литургические словеса необходимы были в этот начальный период перед наступлением суровых и грозных событий эпохи монгольского нашествия.

Значительную зрелость богословской мысли можно отметить и в самом древнем церковно-богослужебном произведении Русской Церкви – Службе святым страстотерпцам Борису и Глебу, написанной митрополитом Иоанном в 1021 году. Историк Русской Церкви митрополит Макарий признает ее одной из «драгоценностей нашей духовной литературы»⁹¹³. Действительно, на заре христианства в России митрополит Иоанн дает в написанной им Службе наряду со всесторонним и глубоким проникновением в подвиг святых братьев-страстотерпцев и зрелое изложение догматов.

Он касается в отдельных тропарях своих канонов догмата Святой Троицы: Мглу безбожия отгнавше, светло научиша люди своя, чести в Троице единаго Бога⁹¹⁴. Подобные мысли приводятся им и во втором каноне святым.

Особенно вдумчиво освещено блаженным митрополитом Иоанном учение о воплощении Христовом. Делает это автор в Богородичнах обоих канонов: Седяй на престоле Херувимсте и превознесене, яко престол имый, на руку Твоею почив, Марие Богоневесто, препрославленный Бог⁹¹⁵. Особенно отчетливо блаженный Иоанн воспевает Пресвятую Деву:…Яко Бога рождшую воистинну, а не мечтанием: совершенна обоим, Божества естеством, и законом человечества⁹¹⁶. Красную и избранную, и всечестную разумев Тебе, Божий, Пренепорочная, Сын, Твой Сын бысть⁹¹⁷.

Деву Марию песнопевец ублажает православно, воспевая во многих Богородичнах своих канонов: Избранную от родов всех, достойно похвалим вернии, Деву воистинну паче слова, Бога Слова плотию рождшую⁹¹⁸, – и смиренно молится Ей: Света сосуд, чистая, бывши, просвети мя, в повелениих света ходити ми⁹¹⁹.

Наконец, как предстоятель Русской Церкви митрополит Иоанн в составленной им Службе обращается и к идее Церкви. Веселием веселится Христова Церковь в памяти вашей святии⁹²⁰, – пишет он в каноне и еще более развернуто вещает в стихирах. – Да радуется радостию все человечество днесь, и да поет ликующи, божественными песньми Христова Церковь, хвалящи новопросвещенныя князи же и мученики⁹²¹.

В приводимой Службе митрополита Иоанна богословские идеи не являются руководящими и вместе с тем приведенные цитаты показывают, к какой высоте богословия устремлялась мысль русских гимнографов уже в первые десятилетия по принятии христианства.

В песнотворческих трудах инока Григория, жившего в конце XI – начале XII века, кроме больших художественных достоинств, можно отметить и отраженные в них истины богословия. Реже других блаженный инок Григорий касается догмата Святой Троицы, но там, где делает это, – излагает его проникновенно и православно.

В Службе равноапостольному князю Владимиру инок Григорий обращается к прославляемому им князю:…Не яко во мраце, но яко в Дусе Сына со Отцем видя… славима⁹²². Найденная форма выражения великого догмата так удовлетворяет песнописца, что в каноне он очень близко повторяет эту мысль:…Разумно узрел еси Христа со Отцем и Духом⁹²³; ты же в Троице познал еси Бога, блаженне Василие⁹²⁴.

С особой тщательностью и во многих песнопениях составленных им служб касается инок Григорий учения о вочеловечении Христовом. Чаще всего это находит место в Богородичнах канонов, однако и в других составленных им песнях песнописец излагает свои вдохновенные мысли по поводу этого спасительного таинства: Праотчи богоистканныя мя ризы враг душегубец обнажил есть, Иисус же безначальный явлейся плотию, очистив водою Духа, паки мне подаде ю⁹²⁵. Здесь подлинно вся глубина богословия подана в форме законченного художественного образа.

В Службе преподобному Феодосию Печерскому блаженный Григорий пишет:…Христа непрестанно славословя, во двою существу единаго Бога, пострадавшаго плотию на Кресте, и Божеством безстрастна пребывша⁹²⁶. Инок Григорий находит, таким образом, возможность распространить свою богословствующую мысль и на те молитвословия, где обычно не принято касаться догматов церковных.

Так и в светильне Службы князю Владимиру он провозглашает: Во двою волю и естеству… во единой же Ипостаси раждаеши Бога неизреченно, нас ради обнищавшаго до распятия хотением⁹²⁷.

В Богородичнах канонов богословие инока Григория всегда находит богатство выражений: Иже прежде денницы сый Слово Божие, человек нам явися, воплощся нас ради⁹²⁸. В каноне князю Владимиру он присовокупляет и идею Приснодевства Божией Матери: Проповедует о Тебе чудный Исаия Духом, Девою хотящу родити Христа без семене⁹²⁹. И в том же каноне ниже: Божия Слова… неопально во чреве Твоем приемши, родила еси плотию⁹³⁰. Мысль эта печатлеется во втором каноне тому же святому: Бога, Дево, Ты родила еси на земли… во единой Ипостаси, и во двою естеству⁹³¹.

Пресвятую Деву инок Григорий воспевает многократно и многообразно, используя свой талант: Облак Слова Ты еси, Препетая, и свеща солнечная, колесница многоценная, девическое возвышение, горо тучная и усыренная, пребывавши Пречистая Дево Господоименитая⁹³². И в другом каноне: Сень закона прейде рождеством Твоим, Богородице, благодати пришедши⁹³³, – несколько видоизменяя догматик святого Иоанна Дамаскина.

От родов Тя всех избрал есть Бог превечный прежде век, – богословствует инок Григорий ниже в Службе святому князю Владимиру, – и в последния дни плоть прием от Тебе, совершен вкупе явися Бог и Человек, Приснодево⁹³⁴.

Можно увеличить количество примеров, но и сказанного достаточно для основной проводимой нами мысли – наличия богословских идей в творчестве песнотворцев Киевского периода Русской Церкви.

В Службе Покрову Божией Матери, относящейся к этому периоду песнотворчества Русской Церкви, можно проследить те же тенденции богословских размышлений в литургических текстах, что отмечались в трудах вышеперечисленных русских гимнографов. Не умножая количества ссылок на подобные тексты этого произведения, необходимо сказать, что все оно написано в духе того высокого служения слову, что отмечалось и у цитированных выше песнописцев Киевской Руси. Укажем на отдельные выражения в тропарях и стихирах, имеющие отношение к проявлениям богословской мысли при воспевании Покрова Божией Матери.

Песнотворец, создавший эту Службу, восхваляет Богоматерь как лествицу небесную, по нейже Господь сниде на землю⁹³⁵. Так он изображает свое восприятие таинства Боговоплощения и Приснодевства Богоматери: Яко богонасажденный рай и место животнаго древа, напаяемо Духом Святым, Тебе, Богородице, сведуще, Творца всех рождшую⁹³⁶. В каноне это изображение еще более изысканно и тонко: Радуйся, Престоле Божий, на немже Иезекииль виде Господа, в подобии человека, носима Херувимы⁹³⁷. Или: Скинию Тя Моисей, и жезл Ааронов именова: Ты бо животное древо Христа процвела еси⁹³⁸.

Заканчивая краткий разбор богословского достояния, сохранившегося в немногочисленных произведениях гимнографов Киевской Руси, необходимо еще раз подчеркнуть его высокие поэтические достоинства, указать, что богословие отдельных положений православия достигает в них большой духовной высоты, соответствующей пафосу всей эпохи Киевской Руси. Помимо высоты и тщательности выражения основ и таинств православной веры, в этих произведениях замечательны и высота языка, сам словарный состав, всегда свой собственный у каждого отдельного творца богослужебного произведения. Несомненно, что указанный период в русской гимнографии, как и работы отдельных авторов, еще должны быть подробно изучены в дальнейшем.

В связи с изложенным нельзя не высказать сожаления, что у ряда исследователей литургического богословия не дается должной оценки церковно-богослужебных произведений гимнографов Киевского периода.

Так, Ф. Г. Спасский в труде по русскому литургическому творчеству обходит молчанием работы разобранных нами первых русских песнописцев⁹³⁹. Профессор В. О. Ключевский, давая критическую оценку более поздних церковно-богослужебных текстов, оставляет в стороне замечательные труды первых русских гимнографов⁹⁴⁰. Собирает с любовью и знанием первые русские песнотворческие произведения, но не трактует их преосвященный Филарет, архиепископ Черниговский⁹⁴¹. В своем труде по литургике 1964 года профессор архимандрит Киприан дает только критические замечания применительно к русскому гимнографическому творчеству⁹⁴². Только у очень строгого ценителя просвещения Киевской Руси профессора Е. Е. Голубинского в его труде по истории Русской Церкви нам удалось найти высокую оценку молитв святителя Кирилла Туровского. Е. Е. Голубинский ставит их выше проповеднических слов Святителя, называя молитвы его «весьма и замечательно хорошими ораторскими произведениями»⁹⁴³. И, естественно, высокая оценка дается нашими литературоведами «Слову о Законе и Благодати» митрополита Илариона, разумеется, без соответствующего разбора литургических трудов Святителя⁹⁴⁴.

Из изложенного необходимо сделать вывод, что произведения русских гимнографов первого, Киевского периода истории Русской Церкви должны были быть проанализированы отдельно, так как они стоят в начале пути – трудного и тернистого, по которому пошло русское песнотворчество в позднейшие периоды истории Русского государства и Церкви.

Последующий период в бытии Русской Православной Церкви сохраняет очень малое число церковно-богослужебных произведений, что объясняется монгольским нашествием на Русскую землю. Это время, однако, не было периодом упадка культуры; русское просвещение смещается к северу, сохраняется письменность, имеются переводы мистической и аскетической литературы⁹⁴⁵. У преосвященного Филарета (Гумилевского) находим перечень книг, созданных в монгольский период. Сюда относятся летописи, поучения, жития, слова, правила, послания, описания хождения в Царьград и другие⁹⁴⁶.

Имеются указания на появление отдельных гимнографических произведений в следующий период в истории Церкви, который обозначен у преосвященного Филарета как третий период до введения патриаршества (1410–1588). Преосвященный Филарет Черниговский указывает на канон святителю Арсению, епископу Тверскому, написанный иеромонахом Желтого Николаевского монастыря Феодосием, на канон преподобному Нилу Сорскому, приписываемый Иннокентию Охлебину, и на канон на обретение мощей святителя Алексия Московского, созданный Питиримом, епископом Пермским⁹⁴⁷. Ф. Г. Спасский склонен приписать последнему автору и канон 1-й святителю Алексию на 12 февраля⁹⁴⁸.

К указанному историческому периоду относится и появление в русской гимнографии трудов иеромонаха Пахомия Логофета, что, по существу, представляет собой новую эпоху русского песнотворчества.

Необходимо остановиться на прекрасном произведении епископа Питирима – каноне святителю Алексию, который был известен до 1445 года (дата кончины епископа Питирима). Служба написана прекрасным языком, несет на себе печать человека, ведущего углубленную духовную жизнь, а также выявляет отчетливые качества богословской мысли.

Святитель Питирим особенно любит воспевать таинство Святой Троицы, к которому он обращается (без обозначения Троичных) в каждом третьем из тропарей песней своего 1-го канона на обретение мощей святителя Алексия 20 мая. Славословие Святой Троицы преосвященный Питирим связывает преимущественно с именем воспеваемого им Святителя: Троицу Лицы, Единицу же существом, проповедал еси, святителю⁹⁴⁹; со Апостолы же и святители, и со Ангелы ликовствуя, Святей Троице предстоиши⁹⁵⁰. В Триех Ипостасех богоначальных, державу Отца, равнодетельна Сына, и Духа богословил еси⁹⁵¹.

По духовному смирению своему преосвященный Питирим только в отдельных случаях разрешает себе славословие Святой Троицы, не относя его к прославляемому Святителю: В Триех Богоначальных Ипостасех, – пишет он в песни 9-й, – Един сый Бог славимый всегда, и Царство имея непременно⁹⁵². Воспевание Святой Троицы имеет место и во втором каноне святителю Алексию, причем здесь преосвященный Питирим помещает славословие Троицы Бога в Богородичнах.

Догмат о воплощении Христовом преосвященный песнописец излагает преимущественно в Богородичнах обоих канонов, причем всегда находит новые емкие выражения для изъяснения таинства: Радости нам ходатаица явилася еси, яко приемши исполнение всего Божества, Всенепорочная⁹⁵³. И ниже: Тайны Твоея глубина, Пречистая Богородице, Ангельския чины удивляет⁹⁵⁴. Безсеменно рождшая плотию ипостасное Слово Пребезначальнаго Отца, молися Ему, Богородице Всепетая⁹⁵⁵.

Если принять, как думает Ф. Г. Спасский⁹⁵⁶, что первый канон святителю Алексию на 12 февраля принадлежит также творчеству епископа Питирима, то здесь действительно останавливает внимание и прием, принятый при написании песней: все песни канона построены так, что каждый тропарь песни повторяет вначале первое слово первого тропаря; это создает прекрасное восприятие всего произведения в целом, а также краткость и изящность словесной формы⁹⁵⁷.

Мы считаем весьма значительным тот факт, что в русской гимнографии – еще в первой половине XV века, при незаконченной борьбе с татаро-монголами – в недрах Православной Русской Церкви обретаются высокие шедевры церковного слова и духа, которые мы находим в песнотворчестве епископа Питирима.

Последующий период, как мы уже указывали, принадлежит в русском песнотворчестве трудам Пахомия Серба (Пахомия Логофета). Наследию этого песнотворца посвящены труды как историков Русского государства, так и историков Церкви. В своем солидном исследовании Ф. Г. Спасский посвящает творчеству Пахомия Логофета отдельную главу⁹⁵⁸.

В труде по истории русской духовной литературы преосвященный Филарет пишет, что Пахомий Логофет приходит к великому князю Василию Васильевичу «от сербския земли» и пишет житие и канон святителю Алексию, а также другие произведения⁹⁵⁹. В. О. Ключевский указывает, что Пахомий Логофет вначале появляется в Новгороде около 1460 года, а в 1470 году он трудится в Троице-Сергиевой Лавре⁹⁶⁰. Труды песнописца Логофета прослеживаются и в обители Кирилло-Белоезерского монастыря, где он по благословению преосвященного Филофея (1472–1501) пишет канон святителю Стефану Пермскому, а также описывает жизнь преподобного Кирилла Белоезерского⁹⁶¹.

Наиболее полный перечень трудов Пахомия Логофета (по сравнению с таковым преосвященного Филарета) дает Ф. Г. Спасский в своем цитированном выше труде, причем указывает и дату составления того или иного гимнографического произведения иеромонаха Пахомия. Самым ранним трудом признается его Служба преподобному Варлааму Хутынскому – в 1438 году (согласно Филарету, архиепископу Черниговскому, Пахомий исправил имевшийся ранее канон святому), самым поздним – преподобному Кириллу Белоезерскому – в 1474 году⁹⁶² (по преосвященному Филарету – в 1501 году). Всех церковно-богослужебных произведений Пахомия Логофета Ф. Г. Спасский насчитывает 13, допуская, что, кроме указанных, канон пророку Илии может быть приписан Пахомию Логофету, «что не невозможно»⁹⁶³.

У Ф. Г. Спасского, внимательного исследователя русской духовной литературы, мы не находим положительной оценки деятельности иеромонаха Пахомия, хотя он и признает его большое влияние на русскую гимнографию: «наше творчество… в нем [Пахомии] закоченевает»⁹⁶⁴.

В. О. Ключевский в своем труде о житиях святых как исторических источниках, столкнувшись с деятельностью Пахомия Логофета, не нашел в ней положительных черт. «Он [Логофет] нигде не обнаружил значительного литературного таланта, – пишет В. О. Ключевский, – мысль его менее гибка и изобретательна, чем у Епифания; но он прочно установил постоянные однообразные приемы для жизнеописания святого и для его прославления в Церкви и дал русской агиобиографии много образцов того ровного, несколько холодного и монотонного стиля, которому было легко подражать при самой ограниченной степени начитанности»⁹⁶⁵. Мнение В. О. Ключевского об «искусственной агиобиографии» принимают, как мы видим, и позднейшие исследователи. В последние годы ряд ученых был склонен пересмотреть эти выводы своего выдающегося предшественника⁹⁶⁶.

Стиль богослужебных произведений Пахомия Логофета довольно однообразен, но наряду с известной стереотипностью выражений мы можем отметить и отдельные удачные образы, свидетельствующие о внутренней духовной жизни их автора. Так, нужно указать на отдельные выражения стихир и тропарей в каноне Службы иконе Божией Матери «Знамение», приписываемом иеромонаху Пахомию. Храм Тя Божий, Владычице, ведущи, во святем храме Твоем руки наша возносим на молитву: виждь озлобление наше, и подаждь нам помощь⁹⁶⁷. Душевным чувством исполнены строки и другого Богородична: Ныне помощи прииде время, ныне пременения потреба, Чистая: молися Сыну Твоему и Богу, яко да ущедрит согрешившия и належащаго гнева избавит⁹⁶⁸.

В хорошо известных службах, составленных иеромонахом Пахомием, часто бывает трудно найти оригинальные высказывания и мысли; в них заметны и выраженное подражание византийским образцам, и установившаяся привычность, стереотипность оборотов. Элементы литургического богословия разработаны у иеромонаха Пахомия довольно слабо. Обычно в его трудах построение Богородичных канонов, в которых дается догмат вочеловечения Христова, не отличается большим внутренним горением. В отдельных канонах имеются ссылки на учение о Святой Троице, однако большой глубины и серьезной разработки эти идеи у Пахомия не получают.

В каноне пророку Илии, который приписывается творчеству иеромонаха Пахомия, есть тропарь, содержащий глубокий богословский смысл. Интересно, что на этот тропарь канона в разное время обращали внимание люди большого духовного подвига, старцы, живущие в монастыре⁹⁶⁹. Это – второй тропарь 9-й песни второго канона пророку. На земли тя Ангела познахом, Божественный пророче, – таким обращением начинается этот тропарь, – и на небеси отнюд человека Божия, якоже и Сам Господь рече: понеже Илиа человек жесток еси, согрешающу Израилю терпети не можеши, взыди ты ко Мне, да Аз доле сниду⁹⁷⁰. Какое откровение тайны любви Божественной, какая глубина и одновременно образность выражения Жертвы Христовой!

Приведенное нами небольшое число примеров из творений иеромонаха Пахомия убеждает нас, что при однообразии структуры и монотонных приемах в значительном количестве его писаний он в отдельных частях своих песнотворческих трудов проявляет глубокую мысль богослова-литургиста. Последнее обстоятельство может явиться поводом для более углубленного изучения его наследия.

Одним из условий дальнейшего развития русского песнотворчества следует признать тот факт, что в конце XIV – начале XV века Русская Церковь меняет строгий Студитский Устав богослужения, принятый преподобным Феодосием Печерским, на торжественный Иерусалимский, с большим количеством праздников, имеющих всенощное бдение.

Ф. Г. Спасский признает большое влияние митрополита Киприана и Григория Цамблака на поступательный рост гимнографического творчества в Русской Церкви после трудов Пахомия Логофета.

Подлинный расцвет русской гимнографии наступает при святителе Макарии Московском, который еще в бытность свою архиепископом Новгородским возгревает развитие русского литургического творчества. В период Макарьевских Соборов, в 1547 году, ставится вопрос о канонизации русских святых, и еще до канонизации пишется Служба Всем святым, в земле Российской просиявшим. В этот период – в середине XVI века, согласно указаниям Ф. Г. Спасского – число служб достигает сотни, тогда как раньше они исчислялись двумя-тремя десятками⁹⁷¹. Можно согласиться с указанным автором и в том, что наряду с количественным ростом произведений в эпоху «золотого века» русского литургического творчества, который он определяет 1540–1630 годами, имеется и качественный расцвет самостоятельной русской гимнографии⁹⁷².

Остановимся на творчестве тех авторов, которые наиболее характеризуют «золотой век» нашей русской гимнографии.

Одним из первых в этом периоде следует упомянуть Михаила Тучкова, во иночестве Илию (обозначенного в труде Ф. Г. Спасского и как пресвитер Илия), которому (по указанию архиепископа Филарета Черниговского) еще в 1537 году митрополитом Макарием было поручено писать канон преподобному Михаилу Клопскому и Службу святому благоверному князю Александру Невскому⁹⁷³. Особого внимания заслуживает Служба преподобному Михаилу Клопскому, поскольку авторство Службы святому благоверному князю Александру Невскому недостоверно.

Служба преподобному Михаилу являет собою солидный, серьезный и сознательный труд, в котором отпечатлены образование автора и его подлинная духовность. В обоих канонах пресвитер Илия подчеркивает и ублажает жизнь преподобного Михаила в юродстве как особую, высоко избранную им стезю. Автор проводит продуманные параллели с событиями и личностями Ветхого и Нового Заветов, в канонах же он высказывает и свое мнение государственного мужа, преданного своему отечеству человека. Черты государственного мышления он приписывает и преподобному Михаилу, называя его отечестволюбцем: Яко отечестволюбец, побори враги, отче, воюющия на ны⁹⁷⁴. Этим же именем называет гимнограф преподобного Михаила и в стихирах на Господи, воззвах⁹⁷⁵. Стиль написания всей Службы несколько трудноват для непосредственного восприятия, но подлинная духовность пронизывает строки всего произведения.

Во втором каноне в каждой песни имеются Троичные тропари, где песнотворец – пресвитер Илия – выражает свои богословские размышления. Этот канон написан им с краегранесием: У червленых словес⁹⁷⁶.

Речения Божественная и пророчествия, яже издревле помняще яве, – пишет он в Троичне 1-й песни, – Богоначальное естество единственное славим, присносущное, собезначальное, в Трех Лицех, Отце, и Сыне, и Дусе содетельное, всесильное⁹⁷⁷.

В песни 7-й он размышляет: Ум нерожденный Отец, и от Него Слово рождшееся, и Дух Божественный непостижне исходен сый, Боже единоначальне трисолнечне, пою Тебе⁹⁷⁸.

В песни же 3-й песнотворец открывает, что его богословие Святой Троицы зиждется на том, что он думал и что читал, – и оттуда приобрел исповедание догмата: От Единаго Отца, яко от ума рожденнаго Слова, и Духа происходяща неизглаголанно, по коемуждо помышлении и писменными учении постигше, единаго Бога трисолнечнаго почитаем⁹⁷⁹.

Утешительно убедиться, насколько просвещены были русские люди и как разумно шли они к вечной правде под водительством Святой Церкви.

Во всех Богородичнах обоих его канонов тщательно и по форме, и по содержанию живописуется догмат вочеловечения Христова. Великому таинству рождества Твоего кто не удивится, Богородице, – восклицает он, – или кий язык земных, или ум безплотных изрещи возможет; паче бо естества и смысла Богородице, Зиждителя всех родила еси⁹⁸⁰.

Так в «золотой век» русской гимнографии имело место не только сильное в слове песнотворчество; дух его, дух богословской мысли достигал также значительных высот.

Следующей фигурой, возникающей в русском песнотворчестве в век святителя Макария, следует признать Григория, инока Суздальской обители, творца канона Всем святым, в земле Российской просиявшим⁹⁸¹. По И. Спасскому, деятельность его началась около 1540 года⁹⁸². Он известен как автор многих служб святым русским, преимущественно прославляемым в г. Суздале. Этот русский песнотворец, инок обители Суздальской, представляется в значительной мере отличным от гимнографа Илии (Тучкова) в том, что касается основных характеристик его творения.

Произведения инока Григория обладают напевностью и выразительностью слога, а его богословские размышления – четкостью и лаконизмом. В службах Суздальским святым все это проявляется весьма отчетливо.

Преподобного Евфимия Суздальского инок Григорий ублажает словами: Пресветлый светильниче и всея России теплый заступнице⁹⁸³. В каноне славословие святого достигает еще более высоких степеней: Облак… осеняющ жребий Божий, и лица невидимых враг помрачающ⁹⁸⁴, причастник был еси пищи безсмертныя⁹⁸⁵, монашествующих множества научил еси от вещественных всех ошаяватися, возводя на гору божественнаго знания⁹⁸⁶.

Инока Григория привлекают подлинные духовные ценности: К горе молитвы приступил еси, – богословствует инок Григорий ниже, – и вшед во облак Духа, Божия задняя видел еси, и славу приемь разсуждения, был еси, отче, столп непоколеблен⁹⁸⁷.

Инок Григорий во многих местах своих богослужебных текстов, как и в каноне русским святым, высоко чтит богословие Святой Троицы, поэтому он, где находит это возможным, везде говорит о Ее безначальном свете: Всесветел, богоглагольниче, был еси, зарями Света трисолнечнаго светло озаряемь⁹⁸⁸.

В Богородичнах своих канонов инок Григорий всегда старается дать исповедание тайны Христова воплощения: Се Тя роди славят родов… Отроковице, Создателя бо была еси палата и Божественный храм⁹⁸⁹. А в светильне канона находит еще более сильное выражение: Ужасное Твое предстательство, Марие богоукрашенная, и страшная Твоя слава по всей земли⁹⁹⁰.

В Службе преподобной Евфросинии Суздальской находим следующие строки: Всего мя спасает Слово Пребожественное, благодатию восхотев из чрева Твоего воплотися, чистая Марие Дево⁹⁹¹. И ниже – Яко честный превознесенный Престол сущую Бога Вышняго воспоим, людие, едину по Рождестве Деву сохраншуся⁹⁹².

Для ублажения самой преподобной Евфросинии инок Григорий находит такие незаурядные выражения: Углубила еси бразду твоего ума болезньми воздержания⁹⁹³, – или: Дремание оттрясла еси страстей от ума своего очию, темже прозираши чисто Невидимаго⁹⁹⁴.

Нам представляется необходимым завершить наш краткий разбор богослужебного достояния инока Григория Суздальского ссылками на его богословские поиски в каноне Всем святым, в земле Российской просиявшим. Здесь таинство Святой Троицы изображается иноком Григорием частично описательно, несложно: Троице Святая, Нераздельная Существом, Единоцарственная над всеми, Единоначальная, Отче, и Сыне, и Святый Душе, присно рабы Своя спасай⁹⁹⁵.

Так же мирно и доступно звучит его молитва в другом Троичне: Троице Нераздельная, Единице Вседетельная, Отче, и Сыне, и Святый Душе, Ты Бог мой, и Господь, и Свет. Тебе воспеваю и Тебе кланяюся⁹⁹⁶.

Иногда же песнопевцу необходимо коснуться тайны Святой Троицы во всей ее непостижимой сущности: Умовидно несекомо Существо, единорасленное, – вещает тогда инок Григорий, – Троицу простирающе, Единаго Бога исповедаем над всеми и Составы Три проповедаем⁹⁹⁷.

Вряд ли здесь требуется дополнительный разбор изложенного. Богословие инока Григория и его талант говорят сами за себя.

Следующим по времени возникает в «золотой век» русской гимнографии оригинальный образ игумена Хутынского монастыря Маркелла Безбородого, который в 1557 году пишет Службу и Житие святителя Никиты Новгородского, причем уходит на покой, чтоб быть свободным в своем песнотворческом делании. Им написано сравнительно немного служб русским святым; в числе его творений – Служба преподобным Иоасафу Царевичу и Варлааму, исполненная в особой повествовательной манере.

Ф. Г. Спасский характеризует игумена Маркелла как роспевщика по крюкам и сочинителя необычных по форме служб. Он считает, что и своеобразно построенная Служба преподобным Иоасафу Царевичу и Варлааму «принадлежит его затейливой руке»⁹⁹⁸.

В самом деле, в тропарях канонов, написанных игуменом Маркеллом, отмечаются значительная их краткость, напевность, отчетливость. Автор обретает меру в строках своих канонов и стихир – ему важно, чтобы канон был пет. В сочинениях игумена Маркелла не обнаруживается больших богословских глубин, так как интерес автора сосредоточен на другом: размере, краегранесии, азбучном последовании начала тропарей – внешнем узорочье произведения. В то же время все его труды самобытны и содержат большие достоинства.

Вот как построена Служба святителю Никите Новгородскому (31 января). В ней имеется два канона. Первый из них обозначен: Канон святаго: пение молебно, сложено по азбуце, совершено же именем списавшаго. Глас 3-й⁹⁹⁹. Краегранесие этого канона начинается с буквы А, заканчиваясь на Щ в 8-й песни. В 9-й песни заглавные буквы МРКЛ, которые Ф. Г. Спасский расшифровывает как сокращенную подпись: Маркелл.

Второй канон обозначен: Сложен такоже по азбуце воспятословесно. Глас 7-й¹⁰⁰⁰. В этом каноне тропари начинаются с буквы Щ и заканчиваются буквой А в 8-й песни, имея в 9-й ту же подпись МРКЛ, данную «воспятословесно».

Текст тропарей канонов краток, и примечательно, что в очень многих из них имеются повторения последних слов или выражений. Это придает легкость и большую напевность каждой песни канона.

В трудах игумена Маркелла Безбородого мы не находим глубоких богословских поисков. Автор, впрочем, дает известный простор своим исповеданиям догмата Богочеловечества Христова в Богородичнах, заканчивая их прошениями о помиловании: Господородительнице Владычице Марие, моли, егоже родила еси Бога и Царя нашего, да милостив будет нам в день Судный¹⁰⁰¹; Зачала еси Отчее Слово ипостасное, егоже моли, Богородице, избавити от бед рабы Твоя¹⁰⁰². В песни 7-й песнотворец пишет: От утробы Твоея пройде умное… солнце: Сего моли яко Сына Твоего и Господа, подати нам скорбей разрешение¹⁰⁰³.

В другом труде блаженного Маркелла – каноне преподобному Никите, Столпнику Переяславскому, видим уже известный прием: повторение последних слов в тропарях канона – в песнях 4-й и 7-й¹⁰⁰⁴.

Особо остановимся на построении последования преподобным Иоасафу Царевичу и Варлааму, имеющего особое значение для всей русской гимнографии. Выше указывалось, что это последование выполнено как подробный рассказ, повесть о подвиге царевича Иоасафа, жизнь которого всегда с теплотой воспринималась в русском народе.

Блаженный песнописец дает построенному им произведению подробное именование: Служба святых преподобных отец наших, пустынных жителей, в посте просиявших, Варлаама и Иоасафа, в велицей земли, глаголемей Индии¹⁰⁰⁵. Повествование, начинаясь с первых строк стихир на Господи, воззвах, раскрывает жизнь Царевича Иоасафа: От корене царска прекрасна ветвь израсте, благоуханный крин, блаженный царь Иоасаф, иже… позна в Троице славимаго Бога¹⁰⁰⁶. Рассказ продолжается в стихирах на стиховне и далее передается седальнам с тем, чтобы развернуться во всех деталях в тропарях составленного канона.

В 1-й же песни его игумен Маркелл со смирением взывает в Богородичне, обращаясь с молитвой к преподобному Иоасафу: Аще и недостойне принесох ти таковое словес извитые… приими сия с любовию, и принеси к Богоматери моление за мя, да милость обрящу в день страшнаго испытания¹⁰⁰⁷.

Рассказ о страданиях царевича Иоасафа подробно и трогательно проходит по всем песням канона. В седальне по 3-й песни блаженный Маркелл пишет: Чистая и непорочная душа божественнаго отрока, ополчения вражия не устрашися… прося, да не осквернит одежды, юже от святаго крещения прият, да получит красоту и славу Христову¹⁰⁰⁸.

В 4-й песни повесть продолжается: Егда постом и молитвою тело свое удручи, зрит во сне пажить прекрасну, и града красоту недомысленну¹⁰⁰⁹.

Когда подвиг царевича приходит к концу и он побеждает сопротивление отца и становится владетелем половины царства, он, по Маркеллу, вшед… во град, на всех столпех образ Креста водружаше, и капища разоряше, прекрасну церковь Владыки Христа воздвиже¹⁰¹⁰.

Заканчивается повествование трогательным актом присоединения отца царевича к вере Христовой. Бысть чудо предивно, – пишет игумен Маркелл, – сын родителю своему отец явися¹⁰¹¹, став восприемником его от святой купели.

Светильном заканчивается сказание о царевиче. Он царство оставив, к пустыни устремися, и в храмине убогаго обита… Христу последова¹⁰¹². Это – идеал, который высоко почитал русский человек, приобщившись к христианству.

Приведенные выше отрывки из произведения блаженного Маркелла Безбородого показывают, как богословие истин Христовой Церкви обретает в его строках живое и действенное выражение. В отдельных местах цитированной нами Службы богословские идеи приведены в значительной полноте, с усвоенной сердцем глубиной выражения.

В песни 6-й канона читаем:…Иоасафу тако истинствующу, и ничтоже чествовати паче Христовы любве: се бо истинная сладость и веселие, и вечное пребывание¹⁰¹³.

И ниже, обращаясь к своему искусителю, царевич Иоасаф говорит:…Почто укаряеши спасительную проповедь Христова пришествия, егоже славы небо и вся земля исполнишася¹⁰¹⁴.

То же живое богословие Промысла изображается и в кондаке: Ведый твое из младенства благое изволение, Иоасафе, един сердцеведец Бог… от царствия земнаго в монашеское пребывание приведый тя… и ныне Горний Иерусалим… отечество имея, желаемыя доброты красно наслаждаяся Святыя Троицы¹⁰¹⁵.

Блаженный игумен Маркелл заканчивает канон богословием Приснодевства Пресвятой Богородицы: Лествица Иаковля, еюже древле Ангелы видя сходяща: гора приосененная, от неяже камень без рук отсечеся, и дверь небесная, Еюже Господь Един пройде: едина в женах Ты еси, Пречистая¹⁰¹⁶.

Приведенные нами примеры из творчества различных песнотворцев золотой поры русской гимнографии показывают, как по-разному, индивидуально касались спасительных догматов Святой Церкви различные авторы слагаемых богослужебных песнопений.

Богу угодно, чтобы круг русских песнотворцев «золотого века» русского церковно-богослужебного творчества был заключен, а одновременно и возглавлен и освящен трудами святого исповедника и святителя – патриарха Ермогена. Ему принадлежит последование обретения Казанской иконы Пресвятой Богородицы и Служба Казанским святителям Гурию и Варсонофию.

Остановимся на богословских положениях труда святителя Ермогена в честь Казанской иконы Богоматери, тем более что и Ф. Г. Спасский признает, что Служба Казанской иконе Божией Матери насыщена «догматическим содержанием»¹⁰¹⁷.

Воспевая Матерь Божию как усердную Заступницу, как сущую радость всего мира¹⁰¹⁸, священномученик Ермоген во многих строках стихир и тропарей канона прославляет Приснодевство Пречистой, преклоняется перед тайной Богочеловечества Христова и высказывает глубокие мысли о судьбе погибающего от греха и спасенного Христом человечества. В связи с этим святой песнописец очень часто, восхваляя Владычицу, воспевает и Богомладенца Христа: Младенцем Твоим светиши всей твари¹⁰¹⁹. Покланяемся, Богородице, Твоему пречистому образу, – продолжает Святитель в песнях канона, – и пресладкому Твоему Младенцу, превечному и незаходимому свету Христу¹⁰²⁰. И особенно сильно выражено это ниже: Приидите, почерпем отпущение от неистощимаго источника… Пречистыя Девы и Тоя Пречистаго Младенца Божия Слова¹⁰²¹.

Эта мысль сохраняется и в светильне: Приидите, вернии… возвеличим Пречистыя Матере Бога нашего чудную икону и Божественнаго Младенца Спаса Христа¹⁰²².

Воспеваниями Богочеловечества Христова особенно богаты песни канона, где можно найти как большую глубину мысли, так и необычную, возвышенную форму выражения.

Дивит, Пренепорочная, и ужасает всяк слух странно чудо Божественнаго Твоего рождества, како Херувимскаго Творца зачала еси! Како огнь нестерпимый во утробе носила еси! Како сущую жизнь плотию облекла еси и живот всему миру родила еси, Бога купно и человека!¹⁰²³ Неиспытанна глубина, недоведомо таинство, непостижимь образ, Дево, зачатия Твоего, – размышляет святой песнописец, – зачатие без Семене, без мужа рождество, безплотный воплотися, Превечный младенствует, Сын Божий Сын Тебе Девы бывает¹⁰²⁴.

Воспевая великое таинство воплощения Сына Божия, находя постоянно новые и новые формы выражения для глубин верующей души своей, святой песнописец не оставляет и думы о человеке. Преклонив небеса Царь славы, сниде обновити Адама, преступлением всего истлевшаго, – пишет Святитель в стихирах на Господи, воззвах, – вселися в Тя, Чистая Дево, и родися, ключей девства не рушив, и на руках Твоих смирен Младенец… ношашеся¹⁰²⁵. Поразительно! – опять образ Младенца трогает душу святого песнотворца!

Корень Иессеев освященный, корень греха нашего исторгнула еси, – опять размышляет над судьбой человека святитель Ермоген, -…смерти всю силу сокрушила еси и в породу жизни возвела еси род человеческий¹⁰²⁶.

В заключительных стихирах на хвалитех святитель Ермоген, излагая дорогое для него учение о воплощении Христовом, соединяет его воедино с бытием человечества, со спасением всего мира. Да рыдает вечно сонм злочестивых, не исповедающих Тя в рождестве Чистую Богородительницу, – пишет Святитель, -…вернии же людие радующеся исповедаем Тя истинную Деву Богородицу, яко воистинну родила еси плотию Христа Бога нашего, тление Адамово попрала еси, и от греха всего мира очистила еси, жизнь безконечную даровала еси, райский вход верным отверзла еси¹⁰²⁷. Вероятно, современным богословам, помышляющим о проблемах антропологии, много бы сказали молитвенные строки священномученика Ермогена.

Святая икона Божией Матери Казанская была обретена летом 1579 года; тогда же, по-видимому, и была составлена Служба ей будущим патриархом Ермогеном. А в 1595 году он пишет последование святителям Гурию и Варсонофию, обретение мощей которых имело место в том же году.

Отпечаток глубокой духовности и молитвенности автора лежит на всем произведении, посвященном вновь явленным угодникам Казанской земли. Здесь же, в отдельных песнопениях канонов святым, имеется и отзвук радости о вновь явленной иконе Божией Матери Казанской.

Уже в стихирах на малой вечерни печатлеется смиренное мудрование песнотворца в восхвалении подлинных добродетелей новоявленных святителей Христовых. В стихирах великой вечерни это направление славословия выражается еще полнее: Верою и благопокорением… достигл еси словесное наказание и совершенное познание Священных Писаний¹⁰²⁸, – исповедует автор, воспевая святителя Гурия, а в первой стихире святителю Варсонофию восклицает: Святителю предивный Варсонофие, споспешествуй нам, чадом твоим, на видимыя и невидимыя враги наша¹⁰²⁹, – и далее добавляет: Христа любя и Христом любимь быв¹⁰³⁰. Вот – подлинный путь добродетелей евангельских!

В литийных стихирах песнотворец воспевает святителей, опять обращаясь к достоинствам внутреннего человека: Чистою совестию и благим нравом… учением вашим ко Христу привели есте¹⁰³¹, и в стихирах на стиховне: Христову веру яко свет на свещнице постависте наставницы¹⁰³², – и далее в седальне: Богом наученная ваша уста монашеским душам сладость райскую искапаша¹⁰³³.

Не имея возможности подробно останавливаться на канонах святителям Казанским, отметим в них тот же до конца проведенный поиск духовной жизни внутреннего человека.

В икосе святителю Гурию будущий святитель и священномученик так определяет подлинные достоинства святительского сана: Верныя люди кормя хлебом учения благодатнаго закона, напояя пивом духовныя благодати¹⁰³⁴. А святителю Варсонофию песнотворец в тропарях канона исповедует: Свободен твой ум от страстей соблюд, и сосуд освящен Духу Пресвятому был еси и Христа приим в сердцы твоем¹⁰³⁵.

Говоря о законах внутренней жизни, святитель Ермоген дает в отдельных частях написанной им Службы чудотворцам Казанским свои богословские размышления.

Очень редко он позволяет себе богословствовать о тайне Святой Троицы, говоря лишь кратко о пребывании святых в свете Ее. Во свете Святыя Троицы свеселяся¹⁰³⁶, – пишет он в каноне святителю Гурию; во свете Святыя Троицы ликуеши, поя со Ангелы¹⁰³⁷, – утверждает он в каноне святителю Варсонофию.

Чаще святитель Ермоген обращает свою мысль к таинству воплощения Христова, как это отмечалось и в его Службе обретения иконы Божией Матери Казанской: Светоносен Тя свещник познахом, Богородице, Божественное сияние во утробе носила еси¹⁰³⁸. Божия Мати, рождшая Единаго от Святыя Троицы, словесное ми недоумение разреши¹⁰³⁹, – молит творец канона, а ниже свидетельствует: Богоневесто и Богомати, Плотоносца без болезни рождши, и по рождестве Дева явльшися¹⁰⁴⁰.

Святитель Ермоген опять вспоминает род человеческий и спасение его Христом, когда пишет: Адама древнейша, Агнца непорочнаго, Божияго Слова соприсносущнаго, святителю Гурие, моли¹⁰⁴¹.

В Богородичнах 5-й и 6-й песней канона имеется упоминание об иконе Божией Матери. Можно допустить, что здесь святитель Ермоген вспоминает явление иконы Казанской Божией Матери. Люди… иконе Твоей Святей любезно покланяющияся, о Божия Мати, спаси¹⁰⁴², – пишет Святитель в 5-й песни; а в 6-й повторяет: Божественней Твоей покланяемся иконе, Богородице, просяще от Тебе великия милости¹⁰⁴³.

И воистину – подвиг патриаршего служения и исповеднической кончины священномученика Ермогена был тесно связан с великими знамениями, полученными русскими людьми от святой иконы Божией Матери Казанския в тяжелые годы смутного времени.

Конец XVI и начало XVII века характеризуются тем, что очень многие лица принимают участие в церковно-богослужебной письменности. Пишутся послания, исправляются требники, сочиняются грамоты, появляются описания житий святых, летописи и пр. В число песнописцев включается даже царь Иоанн Грозный, который пишет канон Ангелу Хранителю и молитву князю Михаилу Черниговскому, а также и сын его, царевич Иоанн, сочинивший Службу преподобному Антонию Сийскому¹⁰⁴⁴.

В это же время в русской гимнографии появляется имя князя Симеона Шаховского, который пишет акафист преподобному Сергию, а также значительное число служб русским святым, и в том числе последование Тихвинской иконе Божией Матери. Временем написания последней службы Ф. Г. Спасский считает период от 1560 до 1614 года¹⁰⁴⁵. К трудам этого песнописца тот же автор относит и Службы трем святителям Московским, святому Василию Блаженному, святому царевичу Димитрию и ряд других¹⁰⁴⁶.

Служба Тихвинской Божией Матери проникнута глубоким чувством умиления и подлинного покаяния. В связи с преобладанием этих основных руководящих идей в последовании Тихвинской иконе Богоматери мы и не отмечаем в нем отчетливо выраженных богословских мыслей. Все настолько исполнено духом покаяния и умоления о грехах, что для других высоких помыслов уже не остается места. Здесь только присутствует идея света и идея космоса, которые окружают чудный образ Богоматери Тихвинской.

В Службе святому блаженному Василию юродивому, где опять имеют место помыслы покаяния и сердечного сокрушения, как и в Службе Тихвинской, смиренный песнописец находит возможность иногда воскликнуть, воспевая догмат воплощения: Спаси мя, Мати Божия, спасения начало миру явльшися¹⁰⁴⁷. Выше же, в других Богородичнах канона – только горячая мольба о помиловании: Владычице Мати Божия Пречистая, благословенная и пренепорочная, – вопиет песнотворец, – души моея струпы исцели, и страсти плотския умертви¹⁰⁴⁸. Вероятно, подобное искреннее моление высоко пред очами Пречистой – оно, возможно, и выше, жизненней изложения богословских идей!

Но в последующих песнях канона смиренный князь Симеон находит силы и к воспеванию тайны вочеловечения Христова. Иже Отцу и Духу собезначальный, от Тебе изволи родитися нашего ради спасения¹⁰⁴⁹; Прежде рождества пребысть Девою Мати Сына Божия, и по рождестве явися паки Дева: Бог бо бе… Ты бо явилася еси село пространно Сына Отча благословенная¹⁰⁵⁰.

Ниже песнотворец богословствует: Благословите, вся дела Господня, Господа, рождшагося от Девы Марии, и спасшаго всероднаго Адама от падения, и вознесшаго паки человечество на высоту небесную¹⁰⁵¹. Здесь, таким образом, даются высокие помыслы о человеке, спасении его, раскрываются те цели развития человеческой личности, на которые все больше обращают внимание современные богословы.

В песни 9-й песнотворец еще раз прославит Матерь Божию как богослов: Ангельстии собори Тя, Богородительнице, славят, и человечестии роди песньми Тя почитают непрестанно¹⁰⁵², однако ему ближе смиренный голос покаяния, где он со всей искренностью вопиет: Лукаво время живота моего, и всякия злобы исполнено, сатане лукавому люте мя смущающу, Ты мя исторгни того, Богородительнице, пакости: на Тя бо все возложих чаяние мое¹⁰⁵³.

В каноне святителям Московским песнотворцу Симеону опять не хватает места для высоких разумений – так он занят восхвалением святых, – зато в Службе святому царевичу Димитрию находим замечательные богословские откровения песнописца. О Тебе ныне пророчество совершися, Богородительнице Владычице Чистая, – отверзает свой глагол князь Симеон уже в 1-й песни канона, – Егоже бо провозвестиша высокогласно еси пророцы, Того невместимаго преславно во чреве вместила еси, во двою естеству совершенна Бога же и человека¹⁰⁵⁴.

Ниже он находит особые выражения для своего преискреннего преклонения пред тайной Приснодевства Богоматери. Адамова дщи и внука Ты была еси Владычице, от негоже весь род человечь произыде, Ты же всех живот породила еси, Христа Бога нашего¹⁰⁵⁵.

Почти все Богородичны песней обоих канонов полны в этой Службе богословским содержанием: Истинная еси Мати Небеснаго Царя и Бога всех, Владычице: Тобою весь род человечь обновися и от древния клятвы свободися¹⁰⁵⁶. Соприсносущное Слово Отцу и Духу во Чреве Твоем заченши, и без Семене порождши, Мати Дево Чистая, от Негоже вернии спасение и просвещение приемлем душам и телом нашим¹⁰⁵⁷.

Таковы различные характеры и таланты русских песнотворцев, каждый из которых по-своему, в согласии с особенностями своего дарования, участвовал в великом деле создания русской церковно-песнотворческой письменности – и в связи с этим создавал те или иные ценности в области богословских взглядов и идей, что в последнее время рассматривается как область литургического богословия.

* * *

Здесь следует упомянуть мнение видного русского богослова архимандрита Киприана (Керна), который при разборе литургических текстов русских песнотворцев, к сожалению, высказывал свое отрицательное отношение к их творчеству.

Так, он пишет в своей «Литургике»: «Особенно… бедны содержанием и художественными достоинствами службы русским святым. Отечественные поэты не были… воспитаны на классических церковных образцах метрики и тоники. Если византиец, плохо или хорошо, старался держаться этих правил, то русскому уху они просто не были известны и доступны»¹⁰⁵⁸. Вероятно, в 1945 году, когда писалась эта работа, архимандриту Киприану не были известны серьезные исследования Ф. Г. Спасского, который детально изучил русское литургическое творчество и даже раскрыл некоторые особенности русской криптографии¹⁰⁵⁹. Там же были указаны отдельные песнотворцы, в частности, игумен Маркелл Безбородый, как «роспевщик… по крюкам» и сочинитель «необычных… служб»¹⁰⁶⁰. Выше мы указывали на приемы, которыми пользовался игумен Маркелл при создании своих произведений.

«Этим объясняется, помимо прочего, – заканчивает свою критику архимандрит Киприан, – несообразно увеличенный размер наших песнопений». Приводя примеры этих длиннот, архимандрит Киприан вместе с тем останавливается как на положительном на том факте, что службы русским святым имеют степень полиелейного праздника¹⁰⁶¹.

Мы можем с печалью констатировать, что даже русские исследователи литургического богословия не всегда были справедливы по отношению ко всему составу богослужебной письменности, созданной русскими песнотворцами.

Несомненно, некоторые тексты служб русским святым чрезвычайно длинны; несомненно, что они бывают и монотонны, маловыразительны, но вместе с тем здесь же имеются и образцы великого славянского слова, здесь же мы обретаем применение многих ветхозаветных и новозаветных параллелей, а пафос воспевания может достигать высоких границ. Если же вспомнить песнотворцев Киевского периода, особенно митрополита Илариона и святителя Кирилла Туровского, то здесь может быть проведена аналогия с высочайшими произведениями песнотворцев Византии.

Не касаясь всего достояния русской церковно-богослужебной письменности, мы остановились главным образом на отдельных песнописцах. Вместе с тем наши Минеи содержат еще значительное число служб русским святым и отдельным событиям в жизни России, которые не были разобраны нами выше.

Отдельные службы подчас не представляют большой ценности, будучи в значительной степени подражательными, имея малый духовный вес и, как это указывает ряд авторов (архимандрит Киприан, Ф. Г. Спасский), растянутыми, лишенными ритма. Следует, однако, заметить, что наряду со службами указанного типа имеются хорошо построенные, выразительные, в меру краткие последования, сообщающие молящемуся большое духовное удовлетворение и отраду.

Некоторые из подобных служб отличаются продуманным изящным построением с применением ряда формальных приемов, другие же характеризуются выдержанной основной идеей, которая развивается на протяжении всего последования. Имеется ряд служб, от которых молящийся уносит ощущение духовного богатства или его утешает, к примеру, развиваемое на протяжении значительной части службы учение о Церкви Христовой. Некоторые песнописцы воспевают в песнях канона отдельные события отечественной истории.

Несомненно, что в дальнейшем все изложенное (а также и другие идеи и направления) в русском песнотворчестве должно быть изучено и систематизировано.

Пока же мы можем признать достаточным тот объем, который представлен в данном очерке, тем более что наряду с центральной эпохой русского песнотворчества должен быть разобран и другой период – эпоха XVIII – начала XX века.

Для правильной оценки Синодального периода истории Русской Церкви было бы неверным привлекать только данные церковно-богослужебного творчества. Жизнь Православной Церкви развивается в XVIII?XIX веках в разнообразных направлениях, оценка которых не входит в нашу задачу. Вместе с тем для нас очевидно, что пессимистическая характеристика этого периода, которую дает в своем солидном труде Ф. Г. Спасский¹⁰⁶², более далека от истины, чем оценка событий этой эпохи протоиереем Ростиславом Лозинским в его исследовании «Русская литургическая письменность»¹⁰⁶³.

Протоиерей Ростислав отмечает в разбираемом периоде наряду с появлением в России западноевропейской философии и развитием часто неоправданных форм цензуры также и возрождение духовной культуры¹⁰⁶⁴. Об этом красноречиво свидетельствуют имена святых епископов: Митрофания Воронежского, Димитрия Ростовского, Питирима Тамбовского, Тихона Задонского – и великого в своем смирении преподобного Серафима Саровского. В этот же период преподобным схиархимандритом Паисием Величковским восстанавливается старческое руководство в жизни монастырей, которое будет продолжено деятельностью старцев ряда обителей России. Наконец, это и период высокой аскетической проповеди святителя Игнатия Брянчанинова и многосторонней писательской и переводческой деятельности святителя Феофана Затворника¹⁰⁶⁵. Гимнографическая же деятельность в этот отрезок времени действительно не представляется цветущей, «расточившись», по Ф. Г. Спасскому, «на акафисты»¹⁰⁶⁶. Церковно-богослужебные произведения не отличаются высоким потенциалом творчества и новизной, но вместе с тем в церковных службах постепенно и неуклонно проявляется то возрождение духовной жизни, которое справедливо отмечает протоиерей Ростислав Лозинский. В текстах стихир и канонов мы начинаем примечать отсутствовавшее ранее обращение к внутреннему человеку, к тонкому анализу поступков и слов, и отсюда – к подлинному и действенному, живому покаянию.

Примером может служить последование иконе Божией Матери «Всех скорбящих Радость», явление которой имело место в 1688 году, до начала Синодального периода Русской Церкви. Создание последования приписывается епископу Димитрию¹⁰⁶⁷.

Наиболее интересными и оригинальными представляются каноны, составленные Преосвященным, которые – почти сплошь молитва о помощи, об избавлении от нужд и печалей, от скорбей тела и души.

И здесь – те строки, которые являются новыми, неожиданными, необычными для прежних, более ранних песнопений: Ты… еси упование и покров ми, жизнь и свет сердцу моему, Богородице, и утверждение¹⁰⁶⁸, – читаем мы в первом каноне песни 6-й, а ниже останавливаемся перед определением, насколько радостным, настолько и необычным: Радуйся, Марие, великое всея твари чудо; радуйся, Дщи убо Давидова, Господня же Мати; радуйся, пение Гавриилово¹⁰⁶⁹. Близки к этому и такие вопияния к Божией Матери: На Тя возложих, Владычице, сердце, и душу и тело ¹⁰⁷⁰.

Центром становится жизнь внутренняя, духовная; речь идет о сердце человеческом, о том, что сокровенно в нем, о том, чем это сердце может спастись. Находится и соответствующий новый язык, уходящий от условностей и архаизмов языка более ранних русских песнописцев.

Оба канона преосвященного Димитрия полны горестных молений об избавлении от скорбей и печалей, полны надежд и глубоких упований на получение радости. И радость эта совершается: вечером – безысходная печаль, а наутро – радость, выход из скорби, которой не виделось конца (см.: Пс. 29, 6). Так свидетельствует об этом песнотворец: Водворихомся в вечер в плачи печалей и чаянии злых, но… обретохом радость заутра: Ты бо спасла еси нас¹⁰⁷¹.

Учение о воплощении Христовом дается преосвященным Димитрием преимущественно во втором каноне под знаком Архангелова благовестия: Приими от нас, раб Твоих, целование Архангелово: радуйся, Радость рождшая миру; радуйся, стамно, из Неяже манна Небесная всем верным даровася¹⁰⁷². Так по-новому выражает преосвященный Димитрий учение о воплощении: это – рождение Радости.

В другом месте эта тайна выражается так: Яко Гавриил Деве… и мы вопием благоговейно: воистинну украшена еси, Чистая, рождшая Радость; радуйся, Благословенная¹⁰⁷³.

В канонах автор находит и такие образы в выражении того же спасительного догмата: Палата Царя Славы и огнезрачный была еси Престол, Дево, Херувим превышши и Серафим: темже Тя всякое дыхание славит, яко Матерь Зиждителя¹⁰⁷⁴.

В труде этом, таким образом, отчетливо видится наступление нового периода в русском песнотворчестве: оно находит выражение, более близкое к стилистике русского литературного языка, и образы, которые начинают употреблять песнотворцы, направлены больше не ко внешним, но ко внутренним состояниям души человеческой, то есть, иными словами, подтверждается приведенная выше мысль протоиерея Ростислава Лозинского о возрождении глубокого понимания духовной жизни в литургическом творчестве описываемого периода. Мы видим, что и богословские размышления подчинены тому же светлому поиску жизни внутреннего человека во Христе, почему самый акт вочеловечения Бога трактуется как рождение Радости.

Эта тяга к определению законов внутренней жизни, законов созидания внутреннего человека особенно проявляется в построении другой Службы – тоже Богоматери – в честь Ее иконы, именуемой «Неопалимая Купина».

Замечательно то глубокое проникновение в язвы человеческой души, о которых пишет и от которых умоляет избавить его автор последования. Это – путь человека, внимающего тончайшим движениям своего существа и умоляющего Матерь Божию помочь в избавлении от пороков, о которых ранее не упоминалось в песнях церковных в подобном обнаженном виде.

Здесь говорится об избавлении от лицемерия в святости и тщеславия во бдении¹⁰⁷⁵, о том, чтоб молящийся стал чужд любопытства о человеческих согрешениих¹⁰⁷⁶ и суетной радости, к преогорчению ближняго приводящая¹⁰⁷⁷, и напротив, – мог бы сопечаловатися искреннему… в бедствиях^10781079 и иметь с радующимися духовную радость, к сетующим сожаление¹⁰⁸⁰.

Творец канона, не таясь, молит Богоматерь – Купину Неопалимую: Огнь нечистоты и всякия скверны во мне, безстудном… потопи¹⁰⁸¹, любовь сея жизни излишнюю и плотскаго покоя рачение отложи от мене¹⁰⁸². Отмечаются и буря сребролюбия¹⁰⁸³, и безчинное веселие^10841085, и огнь ярости¹⁰⁸⁶, и хула, умножающая души… озлобление¹⁰⁸⁷, от которых песнотворец просит отлучения, избавления.

В связи с изложенным характером всего последования, которому дано направление глубокого изучения души и ее недостатков, богословские поиски автора выражаются также своеобразно, в форме, ранее не встречавшейся у русских гимнографов.

Ум мой… благоустрой, – пишет автор последования в песнях канона, – к познанию вечных истин Христова Евангелия, к разсмотрению тленности временных благ направи мой помысл¹⁰⁸⁸. Образ Христов евангельскими добродетельми напиши в души моей, Богоблагодатная¹⁰⁸⁹. Для автора Службы «Неопалимой Купине» Евангелие и добродетели евангельские являются пределом всех богословских рассуждений. Ум его постоянно направлен к миру вечных благ, сокровищам вечным, по слову его: сотвори причастника блаженства, кротким обетованнаго¹⁰⁹⁰.

В отдельных частях Службы имеются четкие богословские определения тайны вочеловечения Христова: како купина горяше огнем, и неопалима бысть, сим проявляя образно велию и непостижимую тайну безсеменнаго Рождества Твоего, Богородице. Яко Огнь Божества неопалимо в ложеснах Твоих вместила еси, и по Рождестве ключи девства невредимо сохранила еси¹⁰⁹¹.

Храм Трисолнечнаго Света прекрасный, – богословствует автор Службы, начиная канон, – украси моя чувства… да… огнезрачныя иконы Твоем явление воспою достойно, Чистая¹⁰⁹².

Для автора Службы богословские поиски не являются настоятельными, так как все живое богословие его – в Евангелии и евангельских добродетелях. Но в конце последования имеется необходимое для заключения всего труда богословское изречение, извлеченное из глубины самовоззрения и покаяния: О чудо чудес, Богоневестная Мати и Дево!.. отраду и утешение… даруя странником земным в юдоли скорби и плача. Из Тебе бо воплотися Обновитель падшаго естества человеча, Сый Бог наш¹⁰⁹³.

Если обратиться к богослужебным трудам начала XX столетия, то, изученные выборочно, они представляются различными по своему содержанию и достоинству.

Перед нами три Службы, написанные в честь преподобного Серафима Саровского, святителя Иоасафа Белгородского и священномученика Ермогена, патриарха Московского.

Служба преподобному Серафиму – несмотря на то, что русский народ подвигся к нему необычайно сильной, неописуемой любовью, несмотря на то, что ко времени создания Службы (1903) имелась различная житийная литература о Преподобном, – не согревает сердца, не захватывает его: так обычны, стереотипны, привычны все обороты речи, все восхваления и воспевания Преподобного. Ни стихиры, ни два канона не останавливают внутреннего внимания, не поражают, не согревают душу молящегося. То же следует сказать и о богословских выкладках: они обычны для слуха и не трогают сердца. В Богородичнах, где прочие авторы помещают излияния души о светлой радости христиан – воплощении Бога Слова, находим обыденные обращения к Богоматери о спасении и помиловании.

Поэтому нас радует Служба святителю Иоасафу Белгородскому, в которой наши мысль и чувство находят утешение, удовлетворение.

Нощней тьме огустевающей, – читаем мы уже в стихирах на Господи, воззвах, – умножается звездный блеск… тако и умножившейся на земли греховней тме, возведем горе очи наши, братие, и сияние добродетелей святителя узревше, к небесному отечеству потщимся¹⁰⁹⁴. Святитель ублажается как заповедей Христовых живая скрижаль, на лица человеков не взиравший¹⁰⁹⁵. В стихирах на стиховне встречаемся с теми выражениями внутреннего самовоззрения, которые мы отмечали выше в Службах иконам Божией Матери «Всех скорбящих Радость» и «Неопалимая Купина»: Поревнуим о благочестии, братие… возненавидим гордыню и сребролюбие, яко тая отринув святитель Христов, на небеси… вечную славу прият и сокровище обрете неиждиваемое¹⁰⁹⁶.

Начиная канон, творец Службы опять обращается к внутреннему состоянию души своей: Иоасафа святителя воспевающе подвиги, очистим помыслы ума нашего, братие¹⁰⁹⁷.

В седальне по-внутреннему, духовно восхваляются добродетели Святителя: Кая добродетель не обрете в души твоей обиталища?.. – вопрошает творец Службы и отвечает: Нищета бо духовная и о Царствии Небеснем плач, и нрава кротость, и правды искание, и ко ближним милосердие, и сердца чистота во твоем непорочнем житии просияша¹⁰⁹⁸.

Весь канон содержится в чувстве непрестающей новозаветной радости и утешения, а в последних строках хвалитных стихир подводится как бы итог всей написанной Службе святителю Христову Иоасафу: О преславнаго чудесе!<…>Яко умножившимся соблазном на земли и вере зело умаленней, чудесная умножаются от мощей святителя исцеления. Зрите убо, людие российстии… колико может молитва праведнича, како древних чудес подобие днесь нам является. Слава Тебе, Христе Боже, яко Ты еси святыми чудодействуяй¹⁰⁹⁹.

Богословские размышления творца Службы даны в Богородичнах; они кратки и несколько трудны в своем выражении, однако в этом заключается их самобытность: Гору святую, превышнее Носило, Матерь Божию и Деву Истинную по рождестве воспоим¹¹⁰⁰. Воплотися Бог по ипостаси, Чистая, из Тебе плоти соединяешь, пребыв неизменен, по Божественному существу безплотен¹¹⁰¹. Превечно от Отца возсиявша Бога Слова во утробе плотию заченшую еси ублажаем, яко Матерь всех Бога¹¹⁰².

Особое положение занимает Служба священномученику Ермогену, патриарху Московскому. Она вся, от начала до конца, – излияние горячей души и большого откровенного таланта, воспевающего в духовном восторге подвиг священномученика русской столицы, митрополии государства Российского. И вся Служба – гимн богословия, которое берет себе пищу из речений Ветхого и Нового Заветов, из богослужебных текстов и все претворяет в высокий, вдохновенный гимн, восхваляющий Творца, Мудрость и Радость Его Творчества и великий подвиг священномученика патриарха Ермогена.

Граде Москва, сердце Руси Православныя, – останавливает наше внимание восклицание творца Службы уже в стихирах на малой вечерни, – граде великих святителей, красуйся новым чудотворцем Ермогеном¹¹⁰³. Доме темничный, доме святый, в немже святитель скончася, веселися, обрел бо еси благодать: престол Божия храма¹¹⁰⁴.

В стихирах великой вечерни опять звучит голос исповедания веры: Глас Святыя Церкве Православныя со умилением любве взывает: приидите, чада моя, имиже болезную. Приидите к святителю великому, приидите к священномученику предивному, приидите к молитвеннику за Русь неотступному¹¹⁰⁵.

И ниже: Господи, аще не быхом святаго Твоего священномученика Ермогена имели молитвенника… како смели, Спасе, стояти пред лицем Твоим во гресех наших¹¹⁰⁶.

Постигоша Русь греси ея, потоцы беззакония смятоша ю, – вопиет песнотворец далее, -…но обратися ко Господу и спасеся, святителю Ермогену проповедующу, и к покаянию зовущу¹¹⁰⁷. Что сие есть празднество?<…>Что сие есть благохвальное и красное собрание? – в восторге духа вопрошает песнотворец, –…вся Православная Русь торжествует, святителю Ермогену предлежащу… и тайно глаголющу: не бойся, малое стадо… не погибнет Русь Православная¹¹⁰⁸.

Столь же духовно и с большим талантом составлен канон, весь построенный из речений Ветхого и Нового Заветов в приложении к восхвалению подвига священномученика. И краегранесие канона также значительно: Вонми, земле, гласу святителя Ермогена: святая и Богом любимая Русь не погибнет¹¹⁰⁹.

Начало премудрости – страх Господень¹¹¹⁰, – восклицает в 1-й песни канона его создатель. Уподобился еси купцу, многоценен бисер обретшу¹¹¹¹, – находит параллель со словами Евангелия творец канона (см.: Мф. 13, 45–46), ублажая Святителя далее, и восклицает: – Господи, Господь наш, яко чудно Имя Твое по всей Pycи¹¹¹².

Тебе, одеющагося молитвою, яко ризою¹¹¹³, – продолжается поступательный ход канона в согласии с песнью церковного Страстной седмицы. Яко древо при исходищих вод, был еси у Престола благодати¹¹¹⁴, – читаем далее.

Огнем лютыя злобы опаляема, пещи огненней уподобилася есть Православная Русь во дни разорения и мятежа¹¹¹⁵, – размышляет со скорбью составитель Службы. Выход – в молитве к Святителю.

Богу нашему тобою слава, – заканчивая канон, пишет песнопевец. – Тебе же, священномучениче Ермогене, довлеет радоватися во свете лица Его… да не погибнет Русь Святая¹¹¹⁶. И совсем в конце с молитвою к Святителю: Егоже возлюбил еси, Ему же душу свою предал еси… Моли Бога о нас, святый священномучениче Ермогене¹¹¹⁷.

До конца верен взятому принципу творец Службы; он заканчивает ее, повторяя в каждой из хвалитных стихир на утрени хвалебные строки Псалтири: Хвалите Бога во святем Его¹¹¹⁸, хвалите святаго в силе его¹¹¹⁹, хвалите святаго во псалмех и песнех¹¹²⁰, хвалите святаго в соборе освященных, похвалите его, еси людие¹¹²¹.

Пафос всего произведения не оставляет места для отдельных богословских размышлений автора, так как, по существу, вся Служба священномученику Ермогену представляется сплошным восторженным слитком литургического богословия.

Ту же закономерность мы можем наблюдать и в последовании иконе Божией Матери «Державной» (1917).

Вся Служба объята одним великим порывом припадания к Пречистой в скорби и болезни. Уже не остается места для отдельных богословских размышлений: все подчинено единому молитвенному порыву. Святейшая Херувим и высшая Серафим, воистинну, Богородице, Ты еси. Вемы Тя, Заступницу нашу, Ты же не престай о нас молящи, Державо и Прибежище душам нашим^11221123.

Чуть ниже читаем: Светися, светися, Новый Иерусалиме, и радуйтеся, убозии, яко нерушим есть Сион и Мати Бога нашего посреде людий Своих¹¹²⁴. Здесь живое ощущение помощи, которая есть исполнение всех богословских исканий.

Страшна есть тайна сия, – богословствует творец Службы в стихирах великой вечерни, – и како достойно восхвалим Тя, Преблагую, но, яко Небеса к земле приклоньшая и землю до Небес возведшая, спаси, Богородице, люди Твоя¹¹²⁵.

Живое исповедание истин Христовой веры видим и в каноне, особенно там, где оно дается в необычной форме прямого обращения песнотворца к молящимся: Людие Божии, друзи моя, – убеждает он, – уверуйте во Христа, Бога нашего, и в предивно Его Рождшую¹¹²⁶. Вся Небесныя вои поют Тя… и вопиюще, глаголют: несть храм иный, разве Тебе, и сей препрославлен во веки¹¹²⁷.

Стихиры на хвалитех венчают необычное воспевание Божией Матери; одновременно это – и высокое богословие: Седящаго на Херувимех носила еси Матерними объятии, и Той сотвори Державу Твою¹¹²⁸, – воспевает песнотворец в первой стихире и развивает мысль в следующей: Приснодевство Твое, яко столп недвижим, и глава его превыше небес… днесь мирови Владычица Ты еси, и поем Ти: осанна, Maти Христа¹¹²⁹. Так необычно, на такой высоте заканчивается воспевание Приснодевства Божией Матери в этой Службе, которая создана в едином, цельном и горестном порыве. Здесь и богословие – животворяще.

В одном из новых последований русским святым – в Службе святому равноапостольному Николаю Японскому (1978) – богословские тексты обильно даны во всех разделах.

Здесь – высокое богословие Бога Троицы; здесь – учение о воплощении Сына Божия; здесь – таинство Приснодевства Пресвятыя Богородицы; здесь же – так необходимая в наш век проповедь о спасении человека. Тексты эти только временами могут быть трудны для восприятия на слух, богословский же уровень их высок и достоин всякого одобрения¹¹³⁰.

Троицу Единосущную проповедал еси, Яже есть Любовь совершенная¹¹³¹, – богословствует творец Службы в стихирах на Господи, воззвах. Несозданная Троице, Божественная Единице в Триех Ипостасех, к жизни Божественней в любви и мире зовеши Твое создание¹¹³², – читаем мы в седальне, принимая душой как исповедание тайны Святыя Троицы, так и думу о спасении человека. То же мы видим и в каноне, где, воспевая Равноапостола, автор говорит: Ясно проповедал еси Триединаго Бога, любовь Свою изливающа на все созданное, наипаче же человека¹¹³³.

В тексте многих стихир и в песнях канона мысль автора Службы о спасении человеков неоднократно выражена настолько ясно, что кажется одной из основных. Изложение тайны воплощения Бога Слова почти нигде не дается без соответствующего отнесения этой спасительной тайны к человеку.

Явилася еси, Пречистая, служительница спасения вечнаго, сочетала бо еси вочеловечением естеству земнородных Сына Божия, Единаго Ходатая Бога и человеков¹¹³⁴, – читаем мы в Богородичне 1-й песни канона. Единороднаго Сына Отца Безначальнаго родила еси, – пишет автор в стихирах на литии, -…Спасителя человеков, Просветителя мира¹¹³⁵.

Приснодевство Богоматери автор Службы всегда старается сочетать с заботой о спасении человека: И Дева, и Непорочная Мати Спасителя мира¹¹³⁶. Отроковице Богоневесто Марие, родила еси Иисуса Спаса, обновившаго мир и всего обветшавшаго человека¹¹³⁷.

Самого святителя и равноапостола Николая автор Службы прославляет как проповедника Спаса рода человеческого: Исповедниче любве Христовы, – слышим мы в стихирах на Господи, воззвах, – и проповеднице Воплощеннаго Бога Слова, Спасителя человеческаго рода¹¹³⁸.

Так богословы наших дней и в песнотворческих трудах имеют великое попечение о спасении человеков.

За тысячелетний период своего бытия Русская Православная Церковь накопила в своих недрах великие богатства, которые выражаются опытом жизни в Боге – святостью, как и обновлением духовных сил человеческой природы, проявляющихся в слове, звуке, зрительных образах. Одной из важных сторон служения Церкви является ее литургическая письменность, которая, по слову современного богослова, есть «одеяние Церкви»¹¹³⁹.

Бытие Русской Церкви, различное в каждый из периодов ее истории, находит выражение в различных формах ее литургического творчества.

Памятники русской литургической письменности, интересные сами по себе, представляют и сокровище богословских поисков, по-разному направленных в каждый соответствующий период.

Эти богословские идеи, составляющие предмет литургического богословия, поиски и методы выражения отдельных богословских истин также разнятся по периодам истории Церкви, жизнь которой была всегда тесно связана с историей отечества.

Посильное проникновение в особенности слова и мысли русского песнотворца-богослова составило предмет изложенных выше наблюдений. Мы пытались выяснить особенности литургического богословия в творчестве русских гимнографов в отдельные исторические эпохи.

Вместе с тем, прежде чем подытожить наш разбор накопленного в Русской Церкви литургического достояния – ее церковного творчества, – разбор, учитывавший материал в исторической последовательности, необходимо оценить это творчество в целом.

Мы находим здесь различные взгляды и оценки, в которых необходимо разобраться.

С одной стороны, мы можем наблюдать тенденцию к чрезвычайно высокому мнению о русской гимнографии вообще, при котором не учитываются отдельные исторические периоды. Так, в исследовании протоиерея Ростислава Лозинского мы встречаемся с высказываниями о том, что в русской песнотворческой литературе в большей мере, чем в богослужении Церкви Византийской, встают вопросы нравственно-апологетического содержания, раскрывается подвиг юродства, вводится почитание страстотерпцев¹¹⁴⁰. Протоиерей Ростислав говорит о том, что «русские службы уделяют большое внимание чувству РАДОСТИ»¹¹⁴¹.

С другой стороны, имеются весьма нелестные отзывы знатока русской литургической письменности Ф. Г. Спасского о том, что тексты русских служб, и особенно отдельные тропари, имеют чрезмерные длинноты, в чем усматриваются черты провинциализма¹¹⁴². К сожалению, и архимандрит Киприан (Керн) весьма нелестно отзывается о службах русских песнотворцев в целом, не систематизируя их по отдельным периодам русской истории. «Особенно… бедны содержанием и художественными достоинствами службы русским святым», – безоговорочно утверждает он в своей «Литургике»¹¹⁴³. Констатируя недостаток культуры в трудах русских песнотворцев, архимандрит Киприан утверждает, что отсюда происходит «несообразно увеличенный размер наших песнопений»¹¹⁴⁴.

Очевидно, что изложенные крайние мнения имеют место вследствие того, что в изучение русского литургического творчества не введен принцип историчности, знание же отдельных периодов и эпох в значительной мере может выровнять оценку и анализ.

Исходя из рассмотренных нами трудов русских песнотворцев, мы должны признать, что литургическое богословие достойно и полно представлено в них несмотря на то, что русский песнотворец всегда имел перед собою конкретную задачу: прославить того или иного угодника Русской земли, то или иное событие церковной или государственной жизни. В творчестве отдельных крупных церковных песнотворцев положения литургического богословия имеют необычайную высоту и силу.

Ответ на вопрос о том, которые из догматов раскрыты в трудах русских гимнографов по преимуществу, становится более отчетливым, если разбирать их в исторической последовательности.

Изучение трудов русских песнотворцев дает основание признать, что ими излагаются все основные догматы православия; причем можно отметить, что основным, наиболее разработанным и наиболее близким является для них во все периоды догмат Богочеловечества, догмат воплощения Христова. Мы могли бы даже сказать, что догмат этот настолько близок русскому человеку, что он перешагнул стены, пределы Церкви и вошел в русское слово, в поэзию русскую. От лица всех русских людей Тютчеву удалось сказать:

…Всю тебя, земля родная,

В рабском виде Царь Небесный

Исходил, благословляя¹¹⁴⁵.

Учение о воплощении Христовом высоко поднято и изъяснено в творчестве русских литургистов первого славного периода Киевской Руси. Здесь оно достигает исключительной искренности и одновременно высоты в исповедании святителя Илариона Киевского и в молитвах святителя Кирилла Туровского.

Во всем периоде «золотого века» русской гимнографии¹¹⁴⁶ учение о воплощении исчерпывающе изложено в трудах лучших, наиболее сильных песнотворцев.

Начиная с церковно-богослужебных произведений священномученика Ермогена, патриарха Московского, в изложение догмата о Богочеловечестве Христовом входит значительный элемент выраженной заботы о спасении человека. В новейший период бытия Русской Православной Церкви в нем часто звучат, а иногда и делаются преобладающими вопросы антропологии. Это положение очевидно в разобранных службах иконам Божией Матери, это ясно очерчено в последних гимнографических произведениях, посвященных святому равноапостольному Николаю Японскому, святителю Иоасафу Белгородскому и священномученику Ермогену.

Следует отметить далее, что при своей глубокой любви к таинству Боговоплощения Христова русский песнотворец всегда благоговеет, часто как бы и умолкает, но и разверзает уста, воспевая таинство Святой Троицы.

Все периоды особой высоты развития русской гимнографии содержат славословие Святой Троицы – Бога. Прежде всего мы встречаем это славословие в трудах наших высочайших гимнографов – святителя Илариона и святителя Кирилла Туровского – в высочайшую же эпоху Киевского периода песнотворчества. И речения этих мужей – речения непревзойденные.

Длительное время молчит русское песнотворчество в период монголо-татарского нашествия, только преподобный Сергий в тиши своей лесной обители возвещает всем людям русским (и их владыкам) о таинстве, о живительной действенности тайны Святой Троицы, и строит церковь в честь этого неизреченного таинства веры (Святой Троицы Бога).

Святитель Питирим Пермский приникает к догмату Святой Троицы в середине XV века, но подлинного расцвета достигает славословие Святой Троицы в середине XVI- XVII веков, при митрополите Макарии и в последующий период «золотого века» русской гимнографии. Воспевание высокого таинства нашей веры знаменует высоту полета духа русского песнотворца в этот период.

Позднее в русском песнотворчестве мы видим вхождение в глубь законов внутренней жизни, находим глубокие покаянные строки князя Симеона Шаховского и духовный вопль о спасении души в церковно-богослужебных произведениях русских иерархов-песнотворцев. Одновременно растет забота (и даже тревога) о спасении человека, почему и появляется в строках песнотворцев обращение к вопросам антропологии.

Догмат о Церкви имеет место в последованиях песнотворцев русских, но не является преобладающим. Мы видим его в первый период русского песнотворчества, в Киевской Руси; очень ярко представлен он в трудах русских песнотворцев XX века. Можно наблюдать, что отдельные гимнографы касаются его довольно подробно, как мы это видели в отдельных службах русским святителям.

Догмат Приснодевства Пресвятой Богородицы всегда детально преподносится русскими песнотворцами наряду с изложением ими тайны Богочеловечества Христова. И делается это всегда любовно, подробно и всесторонне освещается постольку, поскольку к тайне сей может приникнуть ум песнотворца.

И действительно, если тайна Богочеловечества Христова как бы воплотилась в душе русского человека, то любит он свою Небесную Мать так же горячо и слезно, как и исповедует с убеждением, что Русь Православная – удел Божией Матери.

В самых последних строках заключения – несколько слов о стиле русских песнотворцев.

Можно согласиться с установившимся мнением, что тексты служб русских гимнографов чрезмерно длинны, но одновременно необходимо отметить и другое. Тексты последований русским святым имеют замечательные образцы выразительности, напевности церковно-славянского слова, образцы удачных находок и искренности воспевания. Многим русским песнотворцам удается выразить оригинальную мысль, найти своеобразную форму повествования, дать интересное краегранесие, сделать звучным текст тропарей канона. Достигается ими и глубина содержания, что с великим удовлетворением можно отметить и в произведениях последнего времени.

И, наконец, всегда останутся на недосягаемой высоте речения патриархов русского песнотворчества – святителей начала истории православной Руси – блаженных Иларио-на Киевского и Кирилла Туровского. К ним будут постоянно обращаться исследователи русского слова.

Настоящий же изложенный нами поиск литургического богословия в творениях русских гимнографов мы склонны расценивать как самую начальную попытку рассмотрения вопроса, требующего своего последовательного, тщательного и всестороннего изучения.

Аверинцев С. С., Сыркин А. Я. Литература // История Византии. Т. 2. Ч. 1. Гл. 6: Византийская культура в конце VII- первой половине IX века. М., 1967. С. 87–91.

Алексий (Симанский), патриарх. Слова, речи, послания, обращения, доклады, статьи. Т. 1. М., 1948. 248 с.

Булгаков С. Месяцеслов и Триодион Православной Церкви. Вып. 2, 3, 4, 5. Харьков, 1896–1898.

Варсонофий Великий и Иоанн Пророк, преподобные. Руководство к духовной жизни. М., 1994.

Вениамин (Милое), епископ. Чтения по литургическому богословию. Киев, 1999. (Репр. воспр. изд.: Брюссель, 1977).

Гаспаров М. Л. Античная риторика как система // Античная поэтика. Риторическая теория и литературная практика. М., 1991.

Георгий (Тертышников), архимандрит. Святитель Феофан Затворник и его учение о спасении. М., 1999. 569 с.

Голубинский Е. Е. История Русской Церкви. Т. 1. М., 1997. (Репр. воспр. изд.: М., 1901). 968 с. (Материалы по истории Церкви; Кн. 16).

Голубцов А. П. Из чтений по церковной археологии и литургике. Ч. 2. Литургика. М., 1996. (Репр. воспр. изд.: Сергиев Посад, 1918).

Греков Б. Д., академик. Русь времен «Слова о полку Игореве» // Слово о полку Игореве. М., 1945.

Григорий Богослов, архиепископ, святитель. Творения. Т. 1. [Сергиев Посад], 1994. (Репр. воспр. изд.: СПб., б. г.).

Димитрий Ростовский, святитель. Четии Минеи. М., 1880. Месяцы: Апрель, Май, Июль, Октябрь, Ноябрь, Декабрь. На церк. – слав. языке.

Доброклонский А. П. Руководство по истории Русской Церкви. М., 2001. 936 с. (Материалы по истории Церкви; Кн. 25).

Добротолюбие в русском переводе, дополненное. Т. 1–4. [Сергиев Посад], 1993. (Репр. изд.).

Достоевский Ф. М. Собрание сочинений: В 10 т. Т. 9: Братья Карамазовы: Роман в четырех частях с эпилогом. Ч. 2. М., 1958. 635 с.

Игнатий (Лебедев), схиархимандрит. Письма из заключения // Игнатия, монахиня. Старчество на Руси. М., 1999. С. 214–315.

Игнатий Брянчанинов, епископ. Сочинения епископа Игнатия Брянчанинова: [В 6 т.]. СПб., 1905. 3-е изд., исп. и доп. Т. 1: Аскетические опыты. 570, II с.

Иларион, митрополит. Исповедание веры // Памятники духовной литературы времен великого князя Ярослава I. M., 1844.

Иларион, митрополит. Слово о Законе, Моисеем данном ему, и о Благодати и истине Иисус Христом бывшем… // Прибавление к творениям святых отцов в русском переводе. Ч. 2. М., 1844. 452, V с.

Иоанн Дамаскин, преподобный. Творения. Источник знания. М., 2002. 418 с. (Святоотеческое наследие; Т. 5).

Иоанн Дамаскин, святой. Точное изложение православной веры. М.; Ростов-на-Дону, 1992. (Репр. воспр. изд.: СПб., 1894).

Иоанн Лествичник, игумен, преподобный. Лествица, в рус. переводе. М., 2002.

Исаак Сирин, преподобный. Творения. Слова подвижнические. М., 1993. (Репр. воспр. изд.: Сергиев Посад, 1911).

История Русской Церкви: [В 9 т.]. М., 1994–1997. Кн. 2: Макарий (Булгаков), митрополит. История Русской Церкви. [Т. 2]. История Русской Церкви в период совершенной зависимости ее от Константинопольского патриархата (988–1240). 1995. 703 с: ил., 16 л. ил.

Карабинов И. А. Постная Триодь. Исторический обзор ее плана, состава, редакций и славянских переводов. СПб., 1910. IX, 292 с.

Киприан (Керн), архимандрит. Литургика. Гимнография и эортология. М., 1997. 151 с. (Богословская библиотека; Кн. 5).

Кирилл Туровский, епископ, святой. Творения святаго отца нашего Кирилла епископа Туровского. Киев, 1880. 296 с.

Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1988. (Репр. воспр. изд.: М., 1871). 465, IV, IV, 30 с.

Ключевский В. О. Курс русской истории. Ч. 1 // Сочинения. Т. 1. М., 1956. 427 с.

Куприн А. И. Мирное житие // Собрание сочинений: В 6 т. Т. 3: Произведения 1902–1905. М., 1957. 583 с.

Лихачев Д. С. Развитие русской литературы X?XVII веков. Эпохи и стили. Л., 1973.

Лихачев Д. С. Тысячелетие письменной культуры восточного славянства и мир // Иностранная литература. 1982. № 10. С. 180–183.

Ловягин Е. И. Богослужебные каноны на славянском и русском языках. СПб., 1861. 296 с.

Лозинский Р., протоиерей. Русская литургическая письменность: (Пути исторического развития и анализ богословского содержания). Т. 1. Кострома, 1964–1967. 10, 287 с. (Машинопись).

Минеи [богослужебные]: [В 12 т.] / На церк. – слав. яз. М., 1996– 1997. (Репр. воспр. изд.: Киев, 1893. С прилож. Служб новопрославленным святым). Месяцы: ианнуарий, февруарий, март, априллий, маий, иуний, иулий, август, септемврий, октоврий, ноемврий, декемврий.

Минея. Сентябрь. М., 1996; Февраль. М., 1981; Июль. М., 1988.

Мурьянов М. Ф. Страницы гимнографии Киевской Руси // Традиции древнейшей славянской письменности и языковая культура восточных славян. М., 1991. С. 69–143.

Нестеровский Е. Литургика, или наука о богослужении Православной Церкви. Ч. 1 (общая). М., 1909. 239 с.

Никитин В. А. Житие и труды святителя Евфимия, архиепископа Новгородского // Богословские труды. 1983. Сб. 24.

Октоих, сиречь Осмогласник. М., 1996.

Палиевский П. Фолкнер и Камю // Иностранная литература. 1970. № 9. С. 214–218.

Петрос П. Святой Иоанн Дамаскин как литургист-гимнолог. Загорск, 1965. 103, 6 с. (Машинопись).

Рыбаков В., протоиерей. Святой Иосиф Песнописец и его песнотворческая деятельность // Богословские труды. М., 1985. Сб. 26. С. 280–306; 1986. Сб. 27. С. 81–106.

Скабалланович М. Н. Христианские праздники. Кн. 1. [Сергиев Посад], 1995. (Репр. воспр. изд.: Киев, 1915–1916. Кн. 1, 3, 6).

Словашевич В., протоиерей. В день памяти святителя Кирилла, епископа Туровского // Журнал Московской Патриархии. 1983. № 7. С. 24–25.

Смолич И. К. К вопросу периодизации истории Русской Церкви / Перевод с нем. архимандрита Макария (Веретенникова) // Альфа и Омега. 1998. № 3 (17). С. 159–174.

Спасский И. Первая служба всем русским святым и ее автор // Журнал Московской Патриархии. 1949. № 8. С. 50–55.

Спасский Ф. Г. Русское литургическое творчество: (По современным Минеям). Париж, 1951.

Толстой А. К. Иоанн Дамаскин. Поэма. М., 1876. 35 с.

Требник: В 2 ч. М., 1991.

Триодь Постная: [В 2 кн.]. М., 1992.

Триодь Цветная. М., 1992.

Тютчев Ф. И. Сочинения: В 2 т. Т. 1: [Стихотворения]. М., 1967. 284 с.

Улуханов И. С. О языке Древней Руси. М., 1972.

Филарет (Гумилевский), архиепископ. Исторический обзор песнопевцев и песнопения Греческой Церкви. [Сергиев Посад], 1995. (Репр. воспр. изд.: СПб., 1902).

Филарет (Гумилевский), архиепископ. Историческое учение об отцах Церкви: В 3 т. М., 1996. (Репр. воспр. изд.: СПб., 1882).

Филарет (Гумилевский), архиепископ. История Русской Церкви. М., 2001. (Репр. воспр. изд.: М., 1888).

Филарет (Гумилевский), архиепископ. Обзор русской духовной литературы (862–1863 гг.) СПб., 1884.

Флоровский Г., протоиерей. Пути русского богословия. Вильнюс, 1991. (Репр. воспр. изд.: Париж, 1937).

Царевский А, А. Святой Иоанн Дамаскин как православный богослов и церковный христианский песнопевец. Казань, 1901. 38 с.

Ювеналий, митрополит. Человек Церкви. К 20-летию со дня кончины и 70-летию со дня рождения Высокопреосвященнейшего митрополита Ленинградского и Новгородского Никодима, Патриаршего Экзарха Западной Европы (1929–1978). М., 1998.

Abraham S. M. Dans nos enfers Christ est venu // La vie spirit. 1979. Mars?Avr. № 631.

Dimanche, office selon des hurt tons. Chevetogne, 1972.

Egender N. Celebration du Dimanche // Dimanche, office selon des huit tons. Chevetogne, 1972.

Hannick Chr. Le texte de l'Oktoechus. Belgique, 1972.

† 29 августа 2004 г.

Еще несколько лет назад посетители Ваганьковского кладбища утром воскресного дня или под церковные праздники могли видеть двух старушек, медленно спускавшихся с подножки трамвая и направлявшихся в храм Воскресения Словущего. Они шли, опираясь друг на друга, поскольку одна была уже почти слепа, а другая из?за больных ног с трудом передвигалась без посторонней помощи. Справа мерно и целеустремленно ступала высокая и крупная, и в 90 с лишним лет не потерявшая былой «профессорской» стати; слева ковыляла маленькая и прихрамывающая, с любопытством заглядывающая по сторонам и то и дело норовившая отклониться от намеченного курса. Две старушки шли в церковь среди таких же, как они, «Божиих одуванчиков"…

Маленькая – монахиня Мария (Соколова) – умерла четыре года назад. 29 августа Господь призвал и старшую ее подругу – схимонахиню Игнатию.

Будущая монахиня Игнатия, Валентина Ильинична Пузик родилась в Москве 1 февраля (19 января ст. ст.) 1903 года, в день памяти преподобного Макария Египетского. Ее отец происходил из крестьян Гродненской губернии в Белоруссии. В Москве он остался после военной службы и работал здесь мелким служащим в управлении Киевско-Воронежской железной дороги. В 1915 году он умер от туберкулеза – той болезни, борьба с которой станет профессией его дочери. Вся тяжесть заботы о детях – Вале и ее младшем брате Николае – легла на мать, Екатерину Севастьяновну, в девичестве Абакумцеву. Валентине пришлось стать главной ее помощницей. Позднее Екатерина Севастьяновна («мама Катя», как звали ее близкие) вслед за своей дочерью примет монашество и будет носить в рясофоре имя преподобного Макария Великого, в день памяти которого родилась ее дочь-монахиня, а в мантии – преподобного Авраамия Чухломского.

Благодаря усилиям матери девочку в обход сословных ограничений приняли в женское Николаевское коммерческое училище на Новой Басманной. В училище особое внимание уделялось современным европейским языкам (а не древним, как в гимназиях) и естественным наукам.

Первые церковные впечатления Валентины Пузик были связаны с храмом первоверховных апостолов Петра и Павла на Новой Басманной. Позднее она вспоминала, как в 1921 году, в пору катастрофического голода, на высоком гульбище храма, находящегося недалеко от трех вокзалов, сидели или лежали десятки изможденных людей – беженцев из голодающих областей. Юная Валентина с подругами ведрами носила к храму похлебку, которую варили для страждущих ее мать и другие женщины.

После окончания коммерческого училища Валентина Пузик в 1920 году поступила на естественное отделение физико-математического факультета 1-го МГУ, а после организации в 1923 году биологического отделения продолжила обучение там. Еще будучи студенткой университета она познакомилась с известным фтизиопатологом В. Г. Штефко, под руководством которого работала над своим дипломом. Это знакомство определило всю ее научную судьбу. Окончив университет в 1926 году, Валентина Ильинична начала работать в области патоморфологии туберкулеза. Она стала одной из ближайших учениц Владимира Германовича, а с 1945 года – его преемницей по руководству лабораторией патоморфологии туберкулеза в Государственном туберкулезном институте (позднее – Центральный научно-исследовательский институт туберкулеза Академии медицинских наук СССР).

Во время учебы в университете произошло еще одно событие, определившее последующую жизнь молодой девушки. В феврале 1924 года перед своим днем Ангела она пришла поговеть в Высоко-Петровский монастырь и «совершенно случайно» попала на исповедь к архимандриту Агафону (Лебедеву; † 1938), в недавнем прошлом – насельнику Свято-Смоленской Зосимовой пустыни, перебравшемуся в Москву после закрытия родной обители. Это первое посещение Петровского монастыря и встреча со старцем были описаны ею в книге «Старчество в годы гонений» (часть 2-я).

Знакомство с отцом Агафоном открывает перед ней захватывающую перспективу духовной жизни, о существовании которой она раньше лишь смутно догадывалась. Она становится прихожанкой Высоко-Петровского монастыря и духовной дочерью архимандрита Агафона (в схиме Игнатия). Жизненный путь старца – пожалуй, самого известного среди духовников Петровского монастыря – закончится трагически. Весной 1935 года он будет арестован и, несмотря на тяжелую болезнь (паркинсонизм), приговорен к пяти годам лагерей. Этого срока отец Игнатий не переживет. В день Усекновения главы Иоанна Предтечи 1938 года он умрет в инвалидном лагере под городом Алатырь (Чувашская АССР) от пеллагры и сердечной недостаточности.

С середины 1920-х годов вокруг отца Игнатия начинает складываться духовная семья, причем часть ее членов совершенно очевидно тяготела к монашескому пути. Покинув стены родного монастыря, зосимовцы считали, что, несмотря на гонения, монашество не должно угаснуть. Главное – сохранить духовную жизнь, культуру православного монашества: молитву, старческое руководство, общинную жизнь. А частности могут меняться: пусть это будет монашество без монастырских стен и одежды, пусть вместо монастырского послушания будет светская работа, лишь бы исполняли ее новые иноки «со всей ответственностью, со всей любовью».

Братия Высоко-Петровского монастыря незаметно для большинства молящихся стала пополняться иноками и инокинями – юношами и девушками, постригаемыми уже тайно. Они оставались на своей мирской, «советской» работе или учебе, что входило в их монашеское послушание, и одновременно под руководством старцев постигали основы духовной жизни. Так, по выражению самой монахини Игнатии, Высоко-Петровский монастырь стал «пустыней в столице».

Характерно, что в годы церковных разделений петровское отцы и их духовные дети считали принципиальным сохранять верность священноначалию Русской Церкви в лице митрополита Сергия (Страгородского). Это был не политический, а сознательный духовный выбор, выбор тех, кто стремился сохранить духовную жизнь, монашество и всю Церковь там, где, казалось бы, для нее не было места.

В 1928 году Валентина Пузик приняла тайный постриг в рясофор с именем Варсонофия – в честь святителя Варсонофия Казанского. Постриг совершил ее духовный отец на квартире старшей по постригу духовной сестры. Этот дом, находившийся по адресу Печатников переулок, 3, квартира 26 (сейчас это нежилое чердачное помещение), духовные дети отца Игнатия между собой называли «скитом». В начале 1939 года, уже после гибели духовного отца, инокиня Варсонофия приняла постриг в мантию от руки одного из наставников Зосимовой пустыни – архимандрита Зосимы (Нилова). Имя в мантии ей было дано в память о ее старце – в честь священномученика Игнатия Богоносца.

По благословению духовного отца мать Игнатия продолжала работать по специальности. Научно-исследовательская деятельность, понимаемая как послушание, подобное монастырскому, на долгие годы стала неотъемлемой частью ее монашеского делания. В 1940 году она защитила докторскую диссертацию, в 1947 году была удостоена звания профессора.

29 лет (1945–1974) она руководила патоморфологической лабораторией ЦНИИТ, в которой вместе с ней – разумеется, не афишируя своей церковности – работали и некоторые ее духовные сестры. К 1974 году, когда она закончила свою профессиональную деятельность, ею были написаны более 200 научных работ в разных областях медицины, в том числе семь монографий. Многие из них признаны крупными теоретическими трудами.

Она вырастила не одно поколение исследователей. Под ее руководством было выполнено 22 докторских и 47 кандидатских диссертаций, а список фундаментальных трудов ее учеников занимает не один десяток страниц. Фактически, она стала основателем собственной школы патологов-фтизиатров, которые работают на всей территории бывшего Советского Союза¹¹⁴⁸. Научная деятельность В. И. Пузик уже в 1940-е годы нашла признание и у зарубежных коллег, с которыми она общалась во время командировок. Вместе с тем, несмотря на известность и даже награды (Орден Трудового Красного Знамени, девять медалей, звание заслуженный работник медицины), монахиня Игнатия так и не стала членом Академии наук, хотя по своим научным заслугам вполне могла на это рассчитывать. Когда коллеги поднимали этот вопрос перед «инстанциями», те доверительно указывали ей: «Вы же понимаете, Валентина Ильинична, вам нельзя…», – намекая на ее беспартийность и известную «кому надо» церковность.

Она понимала и не рвалась в ряды научной номенклатуры, ведь научная деятельность для нее была послушанием, ее приношением Богу.

Если бы монахиня Игнатия была только крупным ученым, это уже поставило бы ее в один ряд с такими церковными деятелями XX века, как святитель Лука (Войно-Ясенецкий), митрополит Иоанн (Вендланд), протоиерей Глеб Каледа. Однако ее служение Богу и Церкви не ограничилось наукой-послушанием.

С середины 1940-х годов ее научная деятельность дополнялась литературным трудом духовного содержания. Позднее она признавалась, что источником ее литературного творчества стал привитый отцом Игнатием навык письменного исповедания помыслов. На определенном этапе из откровения помыслов стали вырастать молитвенные размышления о событиях церковной жизни, о судьбах своих близких, о прочитанных книгах. Постепенно эти размышления складывались в книги, большие и маленькие, которых к концу ее жизни, по самым общим подсчетам, накопилось более трех десятков. О чем эти книги?

В 1945-м – в год знаменательный и рубежный – ее голос окреп для того, чтобы заговорить о тех, о ком молчали почти десять лет, но чьи судьбы незаживающей раной кровоточили в сердце. Так появилась первая ее книга – жизнеописание духовного отца. Еще через семь лет, осмысляя свой путь и опыт свидетельства, поощряемая духовными сестрами, она снова обратилась к началу пути. Теперь, в 1952-м, она писала о детище отца Игнатия – созданной им монашеской общине. Образ духовного отца – наставника и новомученика, до конца свидетельствовавшего о Христовой любви, – был ее ответом обезумевшему от боли миру, а «летопись» его дела, его духовной семьи, созданной и живущей вопреки его смерти, вопреки гонениям и утратам, был ее посланием современному российскому монашеству.

Позднее были другие книги – своего рода дневники-размышления о жизни Церкви, ее истории и о действиях Промысла Божия в современном мире и в жизни современного человека, казалось бы, окончательно покинутого благодатью. Представляется, что наиболее зрелые свои произведения монахиня Игнатия написала в 1970–1980-е годы, и лучшие из них еще ждут публикации.

С начала 1980-х годов монахиня Игнатия пробует свои силы в гимнографическом творчестве. Часть созданных ею Служб вошла в богослужебный обиход Русской Православной Церкви. Это, прежде всего, Службы святителям Игнатию Брянчанинову и патриарху Иову, благоверному князю Димитрию Донскому, преподобным Герману Зосимовскому и Зосиме (Верховскому), Службы Соборам Белорусских, Смоленских и Казанских святых, Валаамской иконе Божией Матери, а также Службы ряду святых, представленных к прославлению.

Одновременно она работала над серией статей по православной гимнографии (преподобные Андрей Критский, Иоанн Дамаскин, Косма Маиумский, Иосиф Песнописец, Феодор Студит, святитель Герман Константинопольский, инокиня Кассия и др.), которые публиковались в «Богословских трудах» и позднее в журнале «Альфа и Омега»¹¹⁴⁹.

Нужно отметить роль «Альфы и Омеги» и лично редактора М. А. Журинской в популяризации творчества монахини Игнатии. Именно на страницах этого журнала появились ее воспоминания о старцах Высоко-Петровского монастыря, о Святейших патриархах Сергии и Алексии I, а также ее книги 1940–1980-х годов. Некоторые из этих произведений затем вышли отдельными изданиями: «Старчество на Руси», «Старчество в годы гонений», «Святитель Игнатий – Богоносец Российский». Монахиня Игнатия стала постоянным автором журнала «Альфа и Омега», публикуясь под псевдонимом монахиня Игнатия (Петровская), – и даже написала специально для этого издания ряд новых произведений.

В 1990-е годы она снова вернулась к тому, с чего начиналось ее литературное творчество – к свидетельству о подвиге своих духовных наставников – старцев Зо-симовой пустыни, новомучеников и исповедников российских. Без преувеличения можно сказать, что именно благодаря ее свидетельству в декабре 2000 года в лике святых был прославлен преподобномученик Игнатий (Лебедев)¹¹⁵⁰, духовный отец монахини Игнатии.

Она воистину стала одним из звеньев золотой цепи, которую, по словам Симеона Нового Богослова, составляют «святые, приходящие из рода в род», и «которая не может быть легко разорвана».

24 апреля 2003 года, в Великий Четверг, она была пострижена в великую схиму с сохранением имени, но теперь ее небесным покровителем стал недавно прославленный преподобномученик Игнатий (Лебедев) – ее духовный отец. Важно и знаменательно для нее было то обстоятельство, что постриг был совершен представителями духовенства храма преподобного Сергия Радонежского в Высоко-Петровском монастыре.

Круг ее общения и в последние годы был исключительно широк. В ее дом на Беговой улице приходили и маститые ученые, ее коллеги по институту, и совсем юные ученики воскресной школы, где она вопреки немощам и благоразумным увещеваниям считала своим долгом преподавать. Среди тех, кто приходил к ней, уже почти не было ее сверстников – все были младше нее в два, в три, а то и в пять раз, но по свежести восприятия жизни и ясности ума хозяйка ничуть не уступала молодым.

Она отошла ко Господу на 102-м году жизни, из которых 76 лет прожила в монашестве. 31 августа в храме Пимена Великого в Новых Воротниках состоялось отпевание, а на Ваганьковском кладбище – погребение схимонахини Игнатии.

Алексей Беглов

1. Преподобный Косьма Маиумский и его каноны: (Духовные размышления) // Богословские труды. М., 1981. Сб. 22. С. 116–138.

2. Преподобный Иоанн Дамаскин в его церковно-гимнографическом творчестве // Богословские труды. М., 1982. Сб. 23. С. 59–93.

3. Церковно-песнотворческие труды инокини Кассии // Богословские труды. М., 1983. Сб. 24. С. 320–336.

4. Гимнографическое творчество преподобного Андрея Критского // Богословские труды. М., 1984. Сб. 25. С. 260–275.

5. Труды русских песнотворцев в Киевский период // Богословские труды. М., 1987. Сб. 28. С. 230–245.

6. Высоко-Петровский монастырь в 20–30-е годы // Альфа и Омега. 1996. № 1 (8). С. 114–135.

7. Слово о старчестве (1949) // Альфа и Омега. 1996. № 2/3 (9/10). С. 165–208.

8. Опыт литургического богословия в трудах русских песнотворцев // Альфа и Омега. 1997. № 2 (13). С. 280–316; № 3 (14). С. 351–365.

9. Литургическое наследие преподобного Иосифа Песнописца // Альфа и Омега. 1998. № 2 (16). С. 292–329.

10. Монашество последних времен: Жизнеописание схиархимандрита Игнатия (Лебедева): По воспоминаниям мон<ахини>Игнатии П. М.: Издательство имени святителя Игнатия Ставропольского, 1998. 222, (1) с: ил. [Неавторизованный (!) вариант книги 1945 года. Авторская редакция опубликована в № 19 этого списка].

11. Песнотворчество преподобного Феодора Студита в Триоди Постной // Альфа и Омега. 1999. № 1 (19). С. 257–283.

12. Святитель Герман, Патриарх Константинопольский, как церковный гимнограф // Альфа и Омега. 1999. № 2 (20). С. 280–299.

13. Патриарх Сергий и Высоко-Петровский монастырь // Альфа и Омега. 1999. № 3 (21). С. 181–185.

14. Жизнь и творения преподобного Феофана Начертанного // Альфа и Омега. 1999. № 3 (21). С. 324–339.

15. Старчество на Руси. М.: Издательство Подворья Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 1999. 315 с. (Б?ка журн. «Альфа и Омега»).

16. О Святейшем Патриархе Алексии I // Альфа и Омега. 2000. № 1 (23). С. 128–146.

17. Место Великого канона преподобного Андрея Критского и других его произведений в песнотворческом достоянии Церкви // Альфа и Омега. 2000. № 1 (23). С. 298–319; № 2 (24). С. 289–310.

18. Святитель Игнатий – Богоносец Российский // Альфа и Омега. 2000. № 3 (25). С. 279–297; № 4 (26). С. 225–244.

19. Старчество в годы гонений. Преподобномученик Игнатий (Лебедев) и его духовная семья. М.: Издательство Подворья Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2001. 352 с. (Б?ка журн. «Альфа и Омега»).

20. Путемерие антифонов // Альфа и Омега. 2002. № 1 (31). С. 203–214.

21. Божественная Литургия // Альфа и Омега. 2002. № 2 (32). С. 259–273. № 3 (33). С. 297–312.

22. Святитель Игнатий – Богоносец Российский. М.: Издательство Подворья Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2003. 272 с. (Б?ка журн. «Альфа и Омега»).

23. Эксапостиларии (светильны) Святой Пасхи и Пятидесятницы // Альфа и Омега. 2003. № 1 (35). С. 279–285.

24. Эксапостиларии Великих Господских праздников // Альфа и Омега. 2003. № 2 (36). С. 327–331.

25. Эксапостиларии Великих Богородичных праздников // Альфа и Омега. 2003. № 3 (37). С. 311–314.

26. Икосы Великих Господских праздников // Альфа и Омега. 2003. № 4 (38). С. 293–296.

27. Круг богородичный // Альфа и Омега. 2004. № 1 (39). С. 319–344; № 2 (40). С. 346–361.

28. Русское песнотворчество в честь Богоматери // Альфа и Омега. 2004. № 3 (41). С. 297–311.

28. Русское песнотворчество в честь Богоматери // Альфа и Омега. 2004. № 3 (41). С. 297–311.