Эпилог

Царь погребён. Проповедник умолк. Сказаниями и легендами покрыта личность, судьба и кончина великого Соломона. Многие внимали словам и учению мудреца. Один из его учеников прочитал Слова Екклесиаста, сына Давидова, царя в Иерусалиме. Прочитал и был потрясён, потрясён Писанием человека, который имел всё и всё перечеркнул суетой сует и всяческой суетой. Ученик философа дописал послесловие, он хотел что-то пояснить, хотел что-то досказать, чего не сказал Екклесиаст.

Еккл. 12:9 Кроме того, что Екклесиаст был мудр, он учил ещё народ знанию. Он всё испытывал, исследовал, и составил много притчей.

Еккл. 12:10 Старался Екклесиаст приискивать изящные изречения, и слова истины написаны им верно.

Еккл. 12:11 Слова мудрых – как иглы и как вбитые гвозди, и составители их – от единого пастыря.

Еккл. 12:12 А что сверх всего этого, сын мой, того берегись: составлять много книг – конца не будет, и много читать – утомительно для тела.

Еккл. 12:13 Выслушаем сущность всего: бойся Бога и заповеди Его соблюдай, потому что в этом всё для человека;

Еккл. 12:14 ибо всякое дело Бог приведёт на суд, и всё тайное, хорошо ли оно, или худо.

Скорее всего, ученик Екклесиаста и автор «Эпилога» был одним из тех, благодаря кому книга Екклесиаста признана священной и в своё время включена в канон Танаха (Библии). Для этого нужно было как-то оговориться после познавшего тщету и суету всего сущего философа, как-то даже оправдать его и как будто немного поправить. В этом отношении «Эпилог» обращён к человеческой немощи глубоко религиозного человека. Без оговорки «Эпилога» не ровён час книга могла бы быть отвергнута, а в результате и скорее всего – утрачена. Соломон – непростая загадка. И сегодня ещё многие после первого чтения бывают ошарашены – что делает в Священном Писании «Песнь Песней» и как понять Екклесиаста. Неумелое чтение последнего доводит одних чуть ли не до материализма, других до деизма, а третьих ввергает в пессимизм. С другой стороны, книга Екклесиаста ведёт человека к осознанию суетности этого мира и заставляет его искать Бога. Однако оставим пока свои рассуждения и послушаем автора Эпилога.

Еккл. 12:9 Кроме того, что Екклесиаст был мудр, он учил ещё народ знанию.

Соломон получил от Бога мудрость в Гаваоне. Сам он просил мудрости не чтобы умничать, а чтобы судить народ Твой и различать, что добро и что зло (3Цар. 3:9). Однако этим дело не ограничилось – он получил и знание, благодаря которому говорил он о деревах, от кедра, что в Ливане, до иссопа, вырастающего из стены (ботаника); говорил и о животных, и о птицах, и о пресмыкающихся, и о рыбах (зоология) (3Цар. 4:33). Предание свидетельствует, что Соломон знал языки птиц, животных и демонов. Как бы то ни было, Соломон не только был мудр и праведно судил людей, но он учил ещё народ знанию. Именно это послушать приходила из Аравии царица Савская. Екклесиаст – учитель Израиля.

Раши понимает слова Эпилога так: «А сверх (того), что был Собиратель⁹² мудр. И сверх изложенного в этой книге был Собиратель мудр» [23; 12, 9–14]. Сказанное в Екклесиасте – это ещё не всё, что он говорил народу. Нельзя брать сказанное в этой книге обособленно, брать надо вместе, что говорил и чему учил мудрейший царь.

Своеобразно понимал слова Эпилога св. Григорий Чудотворец, к тому же святой отец вкладывает их в уста самого Екклесиаста: «Я же, проповедуя мудро, предпринимаю слишком большой труд, потому что имею намерение учить этот народ, которого нельзя ни научить, ни излечить. Для того, чтобы быть в состоянии уразуметь речи мудрости, нужен муж благородный» [44; 12]. непосильный труд – научить народ, не желающий учиться. Блж. Иероним, как и св. Григорий Чудотворец, вкладывает слова Эпилога в уста самого Соломона.

Екклесиаст не только мудрец и публичный проповедник, он ещё и учёный исследователь Божественной премудрости, её искатель и собиратель, а также писатель, полагавший эту мудрость на письмена.

Еккл. 12:9 …Он всё испытывал, исследовал, и составил много притчей.

Еккл. 12:10 Старался Екклесиаст приискивать изящные изречения, и слова истины написаны им верно.

Видно, что Екклесиаст писал не как пророки, имевшие видения и откровения и слышавшие голос Божий. Он испытывал, исследовал, составлял, приискивал. В Новом Завете так говорит о себе евангелист Лука, который тоже тщательно исследовал и по порядку описывал (Лк. 1:1–4). Дух дышит, где хочет – и исследовательские писания могут быть богооткровенными.

Испытывал, исследовал – это можно отнести к самой книге Екклесиаст. Составил много притчей – в Библии есть книга Притчей Соломоновых. Сказано также, что он изрёк три тысячи притчей. Кроме того, Екклесиаст приискивал изящные изречения – возможно, это относится к Песне Песней, а всего песней его было тысяча и пять.

Имеются и позднейшие писания, приписываемые Соломону – книга Премудрости Соломона, восемнадцать од Соломона. Возможно, и эти тексты имеют отношение к Соломону.

Отметив многочисленные труды Екклесиаста, автор Эпилога твёрдо заверяет: И слова истины написаны им верно. Это тот вердикт, то решение, которые подтвердила и ветхозаветная синагога, и христианская церковь. Слова книги Екклесиаста истинны и написаны им верно. Это Слово Божие. Нам же надо потрудиться, чтобы уразуметь их, чтобы уразуметь, что Бог устами Екклесиаста говорит нам.

Раши отмечает, что слово и внимал буквально означает «делал уши», то есть «рукоятки». Екклесиаст «как бы «делал уши», рукоятки для Торы. Для сравнения приводят такой пример: у короба не было ручек, чтоб за них держать, и некто ручки приделал» [там же]. Можно обобщить – все книги Ветхого Завета суть некие ручки к коробу Торы.

Раши находит, что исследования Екклесиаста относятся к Торе. Изящные изречения – «это установление, полученное Моше с Синая», а «писание прямое – это Тора (Учение письменное) и книги пророков» [там же].

Св. Григорий Чудотворец находит в этих словах Эпилога указание на поиски Соломоном путей богоугождения, «чтобы посредством исследования тайн истины найти угодное Богу» [там же].

Блж. Иероним отмечает, что Екклесиаст «не удовлетворялся правилами древнего закона, но погружался далее в глубокие вопросы и для наставления народа составил притчи и иносказания… Кроме этого, хотел постигнуть причины и сущность вещей, намерение и разум Божий… Силился постигнуть теперь в настоящей жизни, чтобы истину, ведомую одному Богу, обнял ум человеческий, заключённый в оболочке тела» [64; 12, 9–14]. Эти дерзновенные потуги Екклесиаста мы видели, следуя слово за словом по его книге. Он очень хотел постичь тайну бытия Божия и Его промысла в этом мире, но не смог. Он постиг суетность этого мира и жизни в нём, а смысл ему так и не открылся, ведь он «ведом одному Богу». И сколько ещё умов и до, и после Соломона силились это сделать. Они тоже не смогли, но им казалось, что они что-то постигли и учили этому других, часто вводя их в заблуждения. Екклесиаст был предельно честен, не слукавил. Тайну Божию не постиг его бренный, хотя и мудрый ум – но никто ярче него об этой самой бренности не сказал. Всё суета сует, и слова истины (об этой суетности) написаны им верно. Конфуция, Заратустру, Платона и иных надо править, а у Соломона править нечего. Радостную же весть о ведомом единому Богу принесёт иной и истинный Екклесиаст из Назарета.

Сказав о философе Танаха, автор Эпилога слышит в сердце своём слова его речей. О, какие это были слова!

Еккл. 12:11 Слова мудрых – как иглы и как вбитые гвозди, и составители их – от единого пастыря. כדרבנות (кадарбонот) означает «стрекало» (острия, иглы) погонщика, которым он погоняет и держит в борозде быка при пахоте. Синодальные переводчики переводят «как иглы». Как вбитые гвозди может означать буквально гвозди, или же, сопоставив со стрекалом и пастырем, – «вбитые колышки». Такой перевод даёт А. Графов: Речи мудрых – это стрекало, и собранные пословицы, как колышки, вбитые одним пастухом.

Пастух направляет и ограждает своё стадо.

Так или иначе – говорится о силе воздействия слов мудрых, под которыми в первую очередь понимаются слова Екклесиаста.

Утончённы и остры слова мудрых, нет в них ничего грубого и тупого. Эти слова причиняют боль, как иглы, но тем и направляют на истинный путь. Слова мудрых мощны и как вбитые гвозди. Тут уж ничего не изменить, и сам ты определён на своё место. Таковы слова Екклесиаста, так говорили пророки. Так говорили бесстрашные обличители неправды, таковы бывали слова юродивых и блаженных во Христе. Грозному царю Московии блаженный Николай Псковский подаёт Великим постом кусок сырого мяса. Царь возмущённо и смущённо отказывается:

– Сейчас пост, я мясо не ем.

А юродивый:

– Иванушка! Мясо не ешь, а кровь-то пьёшь.

Так пригвоздил блаженный немилосердного проливателя крови на Руси. Ибо слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов, и судит помышления и намерения сердечные (Евр. 4:12).

Составитель эпилога заботится о признании слов Екклесиаста словами священными. Он говорит о составителях, или, буквально, о мужах собрания. Кто эти мужи собрания и составители слов мудрых? Может, это были те мужи, которые собирали свитки священных книг, полагая их у ковчега завета во Святом Святых, а, может, и мужи Великой синагоги, составлявшие канон Танаха. Едва ли мы можем тут что-либо сказать точно.

Слова мудрых – все от единого пастыря.

Единый пастырь – это Бог. Составитель Эпилога подчёркивает, что слова Екклесиаста и других мудрых Израиля – так же, как и слова пророков, – все от Единого Бога и, приложенные к Торе, – единое слово Единого Бога.

Размыслим и так. Пастырь пасёт единое стадо и собирает овец воедино. Так Бог собрал воедино слова мудрых – они не разбегаются в разные стороны. А вот слова глупых растекаются по древу и их не собрать. Глупец и в одной речи скажет такие слова, которые собрать воедино невозможно. Сколько философов – столько книг, их никто никогда в одну книгу не соберёт. Одно другому противоречит, одно с другим не согласно, одно другому не нужно. Не так у мудрых Израиля, не так у богооткровенных мудрецов и пророков Библии. Семьдесят семь книг, более сорока пяти человеками написанные в разные времена за полторы тысячи лет, собраны в одну книгу!

Составитель Эпилога явно хочет сказать, что порой столь странные слова Екклесиаста – одно со словами Торы (Закона) и пророков. Это единство слов мудрых продолжается и в новозаветной церкви. Патрологи отмечают «консенсус отцов». Так по-разному говорили святые отцы за двадцать веков, но все их слова от единого ума, ибо все имели ум Христов (1Кор. 2:16). Не так еретики. Сколько ересей и сект, столько не собираемых воедино слов.

Раши поясняет слова Эпилога: «Речения мудрецов – они ставили ограду для Торы, чтобы предостеречь и удалить человека от преступления» [там же]. Вообще-то достаточно Торы – в ней всё для Израиля, но оказались нужны и мудрецы. Их слова надёжно хранят человека в исполнении Закона. Подобно и в Новом Завете. Достаточно Евангелия, но святые отцы составляли канонические правила, чтобы сохранить верующих в ограде церкви, чтобы не растеряли Евангелие.

И дальше рассуждает Раши: «(Речения мудрецов) переданы одним пастырем. Все их речения – речи Бога живого. Он их изрёк, и один пастырь Моше их передал из уст Всемогущего» [там же]. Интересна мысль Раши, что для Израиля этим одним пастырем был Моисей, так и в Новом Завете один Пастырь всех – Господь Иисус Христос, добрый Пастырь словесных овец. Моисей передал слова Бога, слышанные им на Синае, а Иисус – Сам есть Слово Небесного Отца.

Св. Григорий Чудотворец: «Я знаю, что наставлениями мудрых души возбуждаются и пронзаются не меньше, чем тела, когда их поражают воловьими остнами или приколачивают гвоздём. Некоторые, получивши те мудрые уроки от единого доброго пастыря и учителя, преподадут их как бы из единых уст между собою, весьма обильно излагая доверенное им» [там же].

Блж. Иероним также сопоставляет слова Моисея (Тору) и слова Екклесиаста (мудрость соломонову).

"Слова мудрых, как рожны и как гвозди, вбитые вверху; составителям они даны от единого Пастыря. Чтобы не показалось, что после закона Божия он вдруг выступает дерзновенным [дерзким! – Г. Ф.] учителем и принимает на себя учительство, которое и Моисей принял не столько добровольно, сколько сначала вследствие гневного повеления, а потом вдохновения Божия… слова мудрых провозглашаются не во имя авторитета одного, а от собора и с согласия всех учителей. И чтобы не пренебрегали человеческою мудростию, говорит, что она дана от единого Пастыря» [там же]. Так и человеческая мудрость бывает от Бога и не излишня даже после Торы. Эта же мысль переносится далее блж. Иеронимом на новозаветную действительность.

Говорит блж. Иероним, согласно Эпилогу, о качестве слов мудрых: «Вместе должно заметить и то, что говорится, что слова мудрых колют, а не ласкают, не нежно касаются пороков, но …согрешающим и медлительным на покаяние причиняют боль и раны» [там же]. Не мягкие подушки, а иглы и гвозди. невозможно, минуя это, познать истину Божию и соделаться причастным Царства Его».

На ранящее свойство слова Божия указывает св. Василий Великий, толкуя сорок четвёртый псалом: «Стрелы Твои изощрёны, Сильне. Изощрённые стрелы Сильного – это меткие слова¸ которые, достигая от сердца слушателей, поражают и уязвляют чувствительные души. Ибо сказано: Словеса мудрых якоже остны воловыя (Еккл. 12:11)» [34; Беседа на Псалом 44:6].

О пронзающем действии слов мудрых говорит св. Григорий Двоеслов в слове, произнесённом в храме святых Маркелина и Петра на Евангелие от Матфея (Мф. 11:2–10): «Впрочем, повествование об Иоанне [Крестителе. – Г. Ф.], что он не одевался в мягкие одежды, по знаменованию может быть разумеваемо и иначе. Ибо Иоанн не одевался в мягкие одежды потому, что не имел снисхождения к жизни грешников потачками, но нападал на неё с силою жестокой брани, говоря: Порождения ехиднова, кто сказал вам бежати от грядущего гнева (Лк. 3:7). Почему и у Соломона говорится: Словеса мудрых якоже остны воловии и якоже гвоздие вонзено (Еккл. 12:11). Ибо слова мудрых сравниваются с гвоздями и бичами потому, что они не умеют потакать виновным преступникам, но умеют их пронзать» [39; Беседа 6 на Мф. 11:2–10; п. 4].

Сказав об Екклесиасте, о мудром учителе, автор Эпилога обращается, возможно, к своему ученику и в лице его – ко всем будущим читателям книги Екклесиаста.

Еккл. 12:12 А что сверх всего этого, сын мой, того берегись: составлять много книг – конца не будет, и много читать – утомительно для тела.

Прославлены речи мудрых, и кто-то захочет их продолжить. А почему бы и нет? Разве нет и у меня мудрости? Разве нет книг, осенённых Божественной Премудростью – почему бы не расширить Танах да и всю Библию? К тому же, разве не могу и я нечто добавить к книге Екклесиаста? Разве нет и у меня соображений по поводу поднятых им вопросов? Если не поленился писать царь, почему бы не поупражняться в этом и мне?

Составитель Эпилога урезонивает по поводу того, что сверх всего этого. Выслушаем его мудрый совет. Да, действительно, можно и ещё что-то написать и добавить, но не нужно. Всё надо вовремя закончить. Берегись составлять много книг – берегись многословия, не в нём мудрость. Составлять много книг – конца не будет. Нередко человек говорит, когда уже всё сказано; пишет, хотя новых мыслей уже нет. Увеличивается объём написанного, а содержимое не прибавляется. Это болезнь графомании. Предостережение даётся не только пишущему, но и читающему. Много читать – утомительно для тела. Проглатываются книги читателем – в уме не прибывает, сердце не очищается, только утомительно для тела. Очки, хилое тело – да и только. И как своевременно это теперь, в эпоху информационного взрыва, когда компьютер по сравнению с книгой ту древнюю проблему умножил в десятки, сотни, тысячи раз.

Кто-то из учеников евангелиста Иоанна приписал к Евангелию слова, подобные тем в Эпилоге к Екклесиасту: Многое и другое сотворил Иисус; но если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг (Ин. 21:25). Но делать это уже не нужно. Написанного достаточно, чтобы вы уверовали и… имели жизнь вечную (Ин. 20:30–31), а написанного Екклесиастом достаточно, чтобы осознать, что всё в этом мире суета сует и томление духа. Можно вспомнить и более строгое предостережение в конце Апокалипсиса Иоанна Богослова: И я также свидетельствуют всякому слышащему слова пророчества книги сей: если кто приложит что к ним, на того наложит Бог язвы, о которых написано в книге сей… (Откр. 22:18). Прилагать что-либо к книге Екклесиаста тоже не стоит, чтобы не преумножать суетной пустоты жизни своей.

Раши подтверждает, что не следует писать сверх «прямых речей истины, изложенных в книгах, названных выше» [там же]. Однажды один пишущий и ещё более читающий иеромонах сказал: «Иногда хочется убрать все книги и оставить одну Библию!»

Раши распространяет предостережение Эпилога и на само Священное Писание: «И углубленье чрезмерное – утруждение плоти. Когда занятие Учением и накопление мудрости превышает возможности разума воспринимать, такое людей изнуряет своей непостижимостью» [там же]. Своя мера и в чтении, и постижении мудрости Торы, да и всего Писания.

Св. Григорий Чудотворец: «Но во многих речах нет никакой пользы, и я не советую тебе, о друг, записывать бесполезное относительно обязанностей, в котором нет ничего больше, кроме напрасного труда» [там же].

Блж. Иероним: "И сверх сего, от этого, сын мой, берегись: составлению многих книг нет конца, и многое размышление – труд для тела. За исключением тех слов, которые даны от единого Пастыря и одобрены собором и согласием мудрых, не делай ничего, не принимай на себя ничего… В противном случае, если ты будешь искать много, то явится бесконечное множество книг, которое тебя самого увлечёт в заблуждение и заставит напрасно трудиться читателя» [там же]. Святой отец воспринимает предостережение Эпилога в контексте богооткровенности Писания и консенсуса отцов и учителей. Не выходи из этих пределов, и не будешь трудиться напрасно и других не подвигнешь на напрасный труд.

Св. Василий Великий пишет в 377 году письма к западным церквам, предостерегая от заблуждений, которые встречаются на востоке не у ариан, а в самой православной среде. Это пример нарушения того, о чём говорит блж. Иероним. Св. Василий именует таких борзописцев поимённо. Сначала сказал о Евстафии из Севастии. «Вторый по нём Аполлинарий; и он немало причиняет огорчения церквам. Ибо при способности легко писать, имея язык, готовый свободно говорить о всяком предмете, наполнил он вселенную своими сочинениями, не вняв осуждения того, который говорит: Хранися творити книги многи (Еккл. 12:12). А во множестве, без сомнения, как допущено им много и ошибок… так есть у него и богословские рассуждения, основанные не на доказательствах из Писания, но на человеческих началах» [36; Письмо 255, К западным]. Так доблестный борец за православие с арианами епископ Аполлинарий, дар слова которого восхищал даже великого Василия, не воздержавшись в слове, оказался сам в еретиках.

Сущность всего сказанного Екклесиастом – всё суета и томление духа. Можно ли оставлять книгу с такой концовкой? Будет ли это правильно осознано и воспринято? Составитель Эпилога пытается сгладить это впечатление, придав книге благочестивое завершение:

Еккл. 12:13 Выслушаем сущность всего: бойся Бога и заповеди Его соблюдай, потому что в этом всё для человека;

Уверив читателя в суетности всего круга жизни под солнцем, Екклесиаст не мог предложить читателю ничего, кроме некоего усреднённого благочестия и умеренного образа жизни. Наслаждайся всем преходящим, ибо остающегося нет ничего. В конечном счёте – всё погоня за ветром. Составитель Эпилога предлагает нечто иное, он говорит, как имеющий опору в жизни. Для него жизнь не суета, не пар и не погоня за ветром, он знает сущность всего. הכל דבר םוף (Моп дабар га-коль) означает, собственно, некое «заключение всего» или «конец всего сказанного». В немецком переводе: die Summe aller Lehre, то есть «Сумма всего учения» в смысле итога и обобщения.

Каким же видит составитель Эпилога итог, сумму учения Екклесиаста?

Бойся Бога и заповеди Его соблюдай.

Итог – страх Божий, который есть начало мудрости. Реализуется это в соблюдении Торы, в соблюдении заповедей Божиих. Прекрасная сумма учения, но это уже не книга Екклесиаста, это, скорее, итог много ранее написанных Притч Соломоновых. Это суть благочестия израильтянина, вполне приемлемая и для христианина. Страх Божий и соблюдение заповедей нужны ввиду предстоящего суда Божия.

Еккл. 12:14 Ибо всякое дело Бог приведёт на суд, и всё тайное, хорошо ли оно, или худо.

В этих словах чувствуется живая и крепкая вера. Здесь уже не остаётся и тени того, о чём книга Екклесиаста. Здесь речь вовсе не о том, что под солнцем. Здесь нет мук философа, искавшего итрон, нечто остающееся и воистину ценное, да так и не нашедшего. Это не Екклесиаст, это – ответ Екклесиасту.

Бойся Бога, соблюдай Его заповеди, ибо всякое дело Бог приведёт на суд. Составитель Эпилога видит эсхатологическое завершение конечных судеб мира. Всякая тварь предстанет пред Богом, испытующем всё тайное, хорошо ли оно или худо. Эти слова звучат уже в унисон с напоминанием апостола Павла: Каждого дело обнаружится, ибо день покажет… каково оно есть (1Кор. 3:13). Это уже не последняя страница книги Екклесиаста, а первая той книги, которую Екклесиаст не писал. Это ответ с наднебесной выси тому, кто искал под небом…

Ознакомимся ещё с суждениями отцов и учителей об этих последних словах Эпилога.

В толковании Раши мы слышим ответ вопрошающему Екклесиасту.

"Конец речения…: Бога страшись. Что можешь, делай, сердце своё к небесам устремляя» [там же]. Екклесиаста сердце было обращено к тому, что под небесами. «И его заповеди соблюдай, ибо в этом весь человек. Ибо для этого сотворён человек». Екклесиаст не нашёл, для чего сотворён человек. Ответ приходит из иных уст.

Прп. Ефрем Сирин передаёт беседу иночествующих братьев о том, что есть совершенство. «Брат ответил ему: Совершенство есть предел всякого слова и всякого дела. Ибо написано: Конец слова, всё слушай; Бога бойся и заповеди Его храни (Еккл. 12:13). Всё же, бывающее с каждым из нас в веке сем, скорбное ли то или приятное, имеет конец, потому и проходит со временем. Но что будет по исшествии из жизни, то бессмертно» [58; с. 233, Слово 103, О подвижнике Иулиане].

Св. Григорий Богослов, произнося надгробное слово брату Кесарию, приводит слова Екклесиаста о суетности всей земной жизни. Но такие слова производят скорее смятение, нежели утешение. К чему тогда земная жизнь? Тут святитель обращается к Эпилогу екклесиастовой книги: «Но конец слова, говорит он, всё слушай, Бога бойся (Еккл. 12:13); здесь предел твоему недоумению. И вот единственная польза от здешней жизни – самым смятением [суетой. – Г. Ф.] видимого и обуреваемого руководиться к постоянному и незыблемому» [37; с. 172, Слово 7, Надгробное брату Кесарию]. Слова Эпилога указывают конец безысходной суетности этой земной жизни. Просматривается тот берег. Земное же плавание самого Екклесиаста затерялось где-то в туманной мгле суетности житейского моря.

Св. Григорий Богослов имел неприятности на архиепископском престоле в Константинополе. Святитель рассуждает о возможных обвинениях в его адрес: «Назовут невеждою? – Я знаю одну мудрость – бояться Бога. Ибо начало премудрости страх Господень (Притч. 1:1) и: конец слова, всё слушай, Бога бойся (Еккл. 12:13). Так сказал премудрый Соломон. Посему пусть докажут, что во мне нет страха, и тогда победят» [37; с. 381, Слово 29, О себе самом…]. Вот лучший способ оправдаться от обвинения в невежестве. Начало и конец мудрости – страх Божий. Это мудрость, которая свыше, не земная (Иак. 3:15).

Блж. Иероним отмечает, что многие писания Соломона были утеряны. дальше он говорит, что если «и эта книга казалась бы достойною уничтожения за то, что учит о суете всех тварей, и всё вменяет ни во что, и предпочитаем всему пищу, питие и преходящие наслаждения, то за эту одну главу она достойна того авторитета, чтобы быть поставленною в числе Божественных книг» [там же]. Это не мнение святого отца, а евреев, у которых он учился. Этим подтверждается, что Эпилог был нужен для признания богодухновенности всей книги. Екклесиасту надо было ответить, чтобы его вопрос был внесён в Писание. «Конец речей [книги Екклесиаста. – Г. Ф.] удобен для слуха и не содержит в себе ничего трудного⁹³, то есть, чтобы мы боялись Бога и соблюдали Его заповеди» [там же]. И заканчивает блж. Иероним своё толкование книги Екклесиаста её свидетельством о том, что «всё, что ни сделано нами, предстанет пред Судьёй и ожидает долго бывшего сомнительным приговора» [там же].

Блж. Августин так завершает своё обозрение книги Екклесиаста: «Наконец мудрый муж заключает эту свою книгу такими словами: Бойся Бога, и заповеди его храни; яко сие всяк человек. Всяк кто есть, есть это, хранитель непременно заповедей Божиих; потому что кто не есть это, тот ничто. Ибо он не преображается по образу истины, а остаётся в подобии суеты. Яко все творение сие, то есть что ни делается человеком в этой жизни, аще благо и аще лукаво, приведёт Бог на суд о всяком презренном, то есть на суд во всём, что казалось здесь презренным и потому не обращало на себя внимания. Ибо Бог и это видит, и это не презирает, и не обходит его своим судом, когда судит» [28; кн. 20, гл. 3].

Особенно интересны рассуждения Августина о словах яко сие всяк человек. Кто не боится Бога и заповеди Его не хранит, тот и не человек, а ничто!

Слова Эпилога к Екклесиасту о суде Божием св. Афанасий Великий привлекает для своей дискуссии с арианами, доказывая, что Слово (Логос) не могло быть сотворённым: «Смотрите, какая погрешность – называть произведением [чем-то произведённым, сотворённым. – Г. Ф.] Божие Слово. Соломон в одном месте Екклесиаста говорит: все творение Божие приведёт Бог на суд о всяком погрешении, аще благо и аще лукаво (Еккл. 12:14). Ужели же и Слово, если оно произведение, по вашим словам, приведено будет на суд? И где, наконец, суд, когда судится Судия» [31; На ариан слово второе, п. 6]? Абсурдно представить себе на суде Того, Кому отдан весь суд (Ин. 5:27).

Прп. Исихий Иерусалимский (ученик Григория Богослова): «Конец же слова, всё слушай: Бога бойся и заповеди Его храни (Еккл. 12:13), и мысленно, и чувственно. Если мысленно будешь принуждать себя соблюдать их, то редко будешь иметь нужду в чувственных ради их трудах» [51; О трезвении и молитве, п. 85]. Внутреннее благочестие освобождает от принудительных внешних трудов. Добродетель же сама из внутреннего благочестия проистекает.

Св. Григорий Двоеслов слово «Екклесиаст» отождествляет со словом «проповедник». Св. Григорий говорит, что «слово проповедника приводит к единомыслию многих». К какой единой мысли приводит многих Екклесиаст? Об этом св. Григорий рассуждает так: «И истинный проповедник как бы простёртою рукою останавливает волнение всех и заставляет их соглашаться на одну мысль, подобно тому, как говорит он же⁹⁴ в конце этой книги: Конец слова всё слушай: Бога бойся и заповеди Его храни, яко сие всяк человек» [39; кн. 4, гл. 4]. Эта мысль, завершающая всё, сумма всего учения.

Прп. Максим Исповедник приводит слова из Эпилога к Екклесиасту (Еккл. 12:13–14) как побуждение к страху Божию, чтобы иметь сокрушение сердечное [82; Слово подвижническое, п. 28].

Св. Феодор Эдесский⁹⁵ по поводу слов Эпилога Екклесиаста рассуждает о двух видах страха Божия – вводном и совершенном: «Я, говорит, тебе в кратких словах показываю, в чём состоит путь Божий: Бойся Бога, и заповеди Его храни. Страх же разумеется здесь не вводный, страх мучений, но совершенный и совершенство созидающий, который обязаны мы иметь по любви к Давшему заповеди… Такой страх чист, потому что бывает из-за самого добра [а не наказания за зло. – Г. Ф.]; и он очищает души наши, равносилен совершенной любви» [52; Деятельные главы, гл. 100]. Есть страх изначальный, страх гнева Божия. Это полезный страх, но выше – любовь. В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх (1Ин. 4:18). Любовь изгоняет страх мучений (первый страх), но, по св. Феодору, она сама есть страх, страх совершенный. Воистину, противоположности смыкаются!

Философ, искавший драгоценный итрон в стихиях мира сего, ничего не нашёл, кроме суеты сует, и вся его философия оказалась беготнёй за ветром. Подлинная мудрость и драгоценная жемчужина сущего, того, что есть и вечно пребывает – не там, где искали. Итрон у Сущего во веки веков, и подлинная мудрость приобретается пред Его лицом. Св. Григорий Палама: «Недаром мы расходимся с внешней мудростью в суждениях о происхождении и составе, распаде и превращении вещей, о свойственном каждому сущему достоинстве… Божья премудрость прежде всего стремится знать, в чём Божья воля, благая, совершенная и угодная (Рим. 12:2), а искать этого так же чуждо внешним философским наукам, как вечно уткнувшимся в землю свиньям – рассматривать прекрасный порядок небесных светил. Стремящийся исследовать волю Божию, познавший о каждой вещи, ради чего она произведена Творцом вселенной, и обращающийся с ней согласно этой Божьей воле – вот кто знает причины и основания сущего, вот у кого знание всего в мире, вот кто истинный философ и совершенный человек по соломонову слову: Бойся Бога и соблюдай Его заповеди, потому что в этом весь человек (Еккл. 12:13). Такой имеет уж не сомнительную мудрость, потому что о его разуме свидетельствует его жизнь…» [42; Триада 2, ч. 1, п. 8].

А что Екклесиаст без Эпилога? Да и был ли такой Эпилог в жизни Екклесиаста? В чём божественное откровение такой книги, едва ли различающей между человеком и животным? Почему Соломон не воспринят в мировую философию? Почему он не среди Сократов и Платонов, а среди пророков и мудрых Библии?

Екклесиаст без Эпилога? – вот это и есть Екклесиаст. Священная история умалчивает был ли такой Эпилог в жизни Соломона, или бег его земной жизни так и затерялся где-то в погоне за ветром, в так и не рассеявшемся туманном облаке пара.

В чём божественное откровение Екклесиаста? В том, что он был освобождён от прелести, очки самообольщения были сняты с очей его сердца. Он увидел земной мир таким, какой он есть. Земля без прикрас и ужасов. Екклесиаст увидел пустоту, тщету и суету земной жизни. Он не восхищался ничего не стоящим паром. Он и не впал в осуждение плоти и всякой материи. Он знал, что она – суета, но советовал скромно и безмятежно наслаждаться прекрасными дарами земли. Екклесиаст не носил ни розовые, ни чёрные очки, но открытым оком видел мир таким, какой он есть сам по себе, и никто лучше его не показал это. Екклесиаст задал вопрос, на который не нашёл ответа. Ответ ему – вся Библия и в первую очередь – Евангелие. Проповедник из Назарета ответит проповеднику из Иерусалима. На место вселенской пустоты и безысходности придёт Радостная весть Сына Человеческого.

Нет ничего более скучного, чем отвечать на незаданный вопрос. У кого нет вопросов, тем не нужны ответы. Екклесиаст задал вопрос. Вся вселенная напряглась, но не породила ответа. Слово за Назарянином!..

Один из учеников Назарянина, подвижник Западной церкви, Фома Кемпийский начнёт свою книгу о подражании Христу со слов: «Суета суетствий, и всё суета (Еккл. 1:2), – разве любить Бога и служить Ему Единому. Презирая мир, взирать на небесное царство – вот в чём состоит верховная мудрость» [93; гл. 1, 3]. Но это уже другая книга. Её Екклесиаст не писал.

Почему Соломона не подхватили циники или стоики, эпикурейцы и материалисты, диалектики и нигилисты? Почему Соломон не в мировой философии? Да там ему нет места. Там все что-то знают, все чему-то учат, там все делают то, что делать отказался Екклесиаст. Там строят философские системы и научают, а Екклесиаст не стал этого делать. Он стоит немой перед непознанной истиной. Он молчит, когда есть что сказать философам. Им он не нужен. Не нужны и они ему. Он смиренно закрыл глаза и ушёл. Ушёл до времени, когда придёт Истина, когда с необозримых высот снизойдёт Слово, когда изречено будет Иисусом то, что не мог сказать Соломон. Потому наш философ-странник не среди философов, а среди пророков и мудрых Библии.

Богу слава, текст книги Екклесиаста истолкован!