209. Слово в день вoсшecтвия на всероссийский престол Государя Императора Николая Павловича

Писано есть: дом Мой дом молитвы есть. (Лк.19:46).

Кто из нас не знает, что место, где мы теперь находимся, есть дом молитвы и дом Божий? Однако не неблаговременно, думаю, теперь привести на мысль, что знаменательное наименование «дома молитвы», и высокое наименование «дома Божия», не только дает сему месту Пророк, но также признает и сама воплощенная Истина, Господь наш Иисус Христос, «глаголя: писано есть: дом Мой дом молитвы есть».

Чем вожделеннее для нас особенный предмет нынешней молитвы нашей, – призвание новых благословений Божиих на обновляемое царственное лето Благочестивейшаго Самодержца нашего: тем полезнее и приятнее иметь в виду твердое удостоверение, что молитва наша не на темном и неизвестном пути, не издалеча простирает недосязающия руки и не достигающие, может быть, до слуха гласы, но беседует с Богом в доме своем и Божием, следственно близко, свободно, удобослышимо, благонадежно.

Приведем для себя в большую очевидность скорое и верное действие церковной, и в особенности царственной и всенародной в церкви молитвы, посредством древнего примера. Во время внезапного нашествия на царство иудейское трех враждебных народов, «ста Иосафат в собрании Иуды во Иерусалиме, в дому Господни», и принес единодушную с народом молитву к Богу, признавая свою немощь, и призывая Его противу врагов помощь: «не вемы, что соделати имамы им: но токмо очи наши к Тебе». Едва произнесена была молитва, как услышался благоприятный на нее ответ Божий, из уст Иозиила. «Бысть на нем Дух Господень посреди народа, и рече: слышите весь Иуда, и обитающии во Иерусалиме, и ты, царю Иосафате: сия peче Господь вам: не бойтеся, ниже ужасайтеся от лица народа сего многаго, несть бо ваше ополчение, но Божие». На другой день, когда Иосафат и его войско шли на встречу врагам, воспевая священныя песни, – междоусобие произошло в стане разноплеменных врагов; они истребили друг друга; Иудеям осталось только собрать добычу (2Пар. 20).

Если так действовала молитва во храме сеней и гаданий: то менее ли надлежит ожидать от нея во храме явленной и воплощенной Истины? Если так дерзала и успевала она там, где владычествовал грозный Закон: то не паче ли здесь, где поставила престол свой милующая Благодать?

Воплощенный Сын Божий учил молитве словом и примером; побуждал к ней; пролагал и облегчал ей путь к Богу, Своим о нас ходатайством, котораго не прекращает и ныне, и не прекратит до скончания века; и, одушевляя к подвигу чаемым плодом подвига, Он дал христианской соборной молитве уполномочивающее обетование: «аминь глаголю вам: яко аще два от вас совещаета на земли о всякой вещи, еяже аще просита, будет има от Отца Моего, Иже на небесех» (Мф.18:19). «О всякой вещи, еяже аще просита»: – какое обширное, какое, можно сказать, неограниченное полномочие! «Будет от Отца, Иже на небесех»: – какое высокое и, очевидно, никакою иною властию непреоборимое полномочие! А что в обетовании говорится о наименьшем соборном числе: «аще два от вас совещаета»: это для того, чтоб и малый, по нужде, собор церковный не почитал себя слишком недостаточным для участия в обетовании Господнем, и чтобы тем паче уповал на обетование собор великий.

Хотите ли видеть сие обетование в исполнении, сие полномочие в полном действии? Посмотрите в первоначальную Церковь Апостольскую.

После одной из первых, успешной проповеди, на Апостолов возстали все иерусалимския власти. Ввергают их в темницу; потом, взяв из нея, допрашивают в соборе князей, старцев и книжников, и грозно запрещают им учить о имени Иисуса. Буря сильна. Новонасажденное христианство было в опасности не только поколебаться, но и быть исторгнуто с корнем. Нужна была чрезвычайная опора, особенное подкрепление свыше. «И помолившимся им, подвижеся место, идежe бяху собрани, и исполнишася вси Духа Свята, и глаголаху слово Божие со дерзновением» (Деян.4:31). «Место, идеже бяху собрани», очевидно было домом молитвы и домом Божиим внутренно, хотя еще не время было тогда возвеличить оное внешно, и осенить крестом, как у нас ныне.

В другое время, «Петра стрежаху в темнице: молитва же бе прилежна бываемая от Церкве к Богу о нем» (Деян.12:5). Что же сделала сия церковная молитва? То, что Ангел разрешил Петра от оков, и сквозь запертыя двери, мимо стражей, вывел из темницы на свободу.

Нужно ли говорить более, чтобы возбудить покоющуюся уверенность, что наименования дома молитвы и дома Божия не суть только почетныя наименования, поверхностно наложенныя на предмет, но выражают нечто существенное в предмете, хотя не всегда и не всем открывающееся? Кажется, все мы знаем, что в доме молитвы, в соборе церковном, есть особенная благодатная близость Бога вездесущаго; что в доме Божием есть таинственное вселение Бога невместимаго: что в сем доме богатаго благостию Домовладыки, больше нежели где либо, совокуплены сокровища даров, пособий, благодеяний, милостей, утешений, света, силы, жизни, спасения, и чадам и присным сего дома предоставлен ключ от сих сокровищ молитва веры. Кажется, все мы знаем достоинство и важность дома Божия, как о сем свидетельствует самое наше собрание, и общий образ благоговения, господствующий в сем собрании.

Но я сказал не совсем решительно: кажется, все мы знаем; – и, к прискорбию, имею на то причины. Когда от должного молитвенного возвышения к Богу, или по немощи и развлечению, падаю мыслию на себя и на окружающее, или, по лежащему на мне долгу охранять чин церковный, обращаю испытательное внимание на служащих и предстоящих во храме; когда примечаю, что мы, служащие святилищу, не служим иногда образцем для прочих в благоговении к святилищу; когда слышу чтеца, торопливо пробегающаго псалом, или певца, играющаго звуками, без признаков духовного внимания к тому, что читают или поют; когда вижу некоторых предстоящих Царю небесному с меньшим благоговением, нежели предстояли бы царю земному, пришедших беседовать с Богом, беседующих вместо того между собою, и в сем положении вижу не таких людей, которых можно было бы извинить пророческим словом: «негли убози суть и буии» (Иер.5:4); когда искушаемый неблаговременным словом сопредстоящаго, видимо, заботится не о том, чтобы не прогневать Бога неблагоговением в церкви, и не о том, чтобы удержать ближнего от неблагоговения, а о том, чтобы молчанием не оскорбить приглашающаго к празднословию: при таких видах желал бы не верить видимому, и недоумеваю, что это значит? Знаем ли мы, куда и для чего пришли? Знаем ли, что это дом Божий? Или не хотим пользоваться его сокровищами? Неужели поклонники храма Иерусалимского должны в чем нибудь уступить преимущество поклонникам какой-нибудь горы самарийской, которые не имея у себя подобной святыни, и даже, «кланяясь, егоже не ведят» (Ин.4:22), тем не менее строго соблюдают порядок и безмолвие при молитве? Поймите глаголемое притчею, что горько было бы сказать без притчи.

Чтобы не преувеличивать обвинения, справедливость требует сказать, что несовершенный иногда вид благочиния и благоговения в храмах наших является не как выражение неблагочестия, а только как следствие не строгаго внимания и не довольной бдительности некоторых над собою. Впрочем, если бы кто спросил: стоит ли труда преследовать такия погрешности, как – поздный вход в дом молитвы, или ненужное слово, сказанное во время богослужения? – то я ответствовал бы, что надобно по возможности устранять и погрешности, чтобы за ними не пришли и не поселились грехи и беззакония.

Обратимся к Евангелию и посмотрим, какия преступления преследовал Господь наш, когда, «вшед в Церковь, начат изгонити продающия в ней и купующия, глаголя им: писано есть: дом Мой дом молитвы есть, вы же сотвористе его пещеру разбойником» (Лк.19:45–46)? Какие люди пришли в храм Иерусалимский, и как превратили его в пещеру разбойников? Язычники ли это? Идольским ли служением осквернили они храм? Совсем нет. Это православные Иудеи, для удобности, продавали и покупали то, что нужно в храме для богослужения, волов, овец, голубей для приношения в жертву, и разменивали деньги, чтобы тот, кому жаль положить в сокровище храма большую монету, близко мог найти для сего малую, – и это делалось не во святилище, а во дворе храма. Мы, взглянув на сие, может быть, усомнились бы, надобно ли преследовать неблагообразие, котораго не совсем легко избежать, и которое имеет свою пользу? Но Господь преследует сие неблагообразие не только словом, но и бичем от вервий, и называет оное превращением храма в пещеру разбойников. После сего надобно признаться, что нельзя почитать очень невинным, когда не во дворе храма, но в самом храме христианском, пред лицем самой святыни, разсеянность и человекоугодие разменивают между собою приветствия, и на праздные вопросы покупают безполезные ответы.

Не угрожаю никому бичем Господним. Мой подвиг не в том, чтобы кого либо изгнать из храма, но в том, чтобы сохранить всех вас храму, как его украшение. Если же и сие малое слово покажется кому-нибудь похожим на малый бич: пусть оно угрожает более нам, которые, по справедливости, подлежим большей строгости: а вы спокойно уклонитесь от того, что заслуживает удары слова. Вспомним слово Соломона: «лучше обличения откровенна тайныя любве» (Притч.27:5). Возлюбим обличения. Если мы их не заслужили, тем спокойнее можем слушать их, а они помогут нам, чтобы не заслужить их впредь; если же, по несчастию, заслужили, они помогут нам исправиться. Благодарение Богу, что сохраняется в нас влечение к дому Божию! будем бодрственно внимательны к тому, чтобы наше пребывание в доме Божием сделать более достойным оного, более совершенным, и тем более плодоносным и спасительным.

С утешением воспоминаю пример, которым в благоговении к дому Божию предшествует нам Благочестивейший Государь Император. Как любит он созидать домы Божии! Вы сами по временам бываете свидетелями, как благоговейно предстоит Он Господу во храме! Как неуклонно зрит к олтарю! Как внимательно следует молитвам о том, что Ему любезно, и сопровождает их крестным знамением! Как смиренно преклоняется пред святынею!

Соединимся мысленно с Ним в настоящей молитве нашей; да слиются все наши сердца в единое молитвенное кадило; любовь к Царю и вера к Богу да соединятся, чтобы воспламенить духовный фимиам молитвы; и да взыдет она от дома Божия земного в небесный; и да снидет новое благословение на царство Благочестивейшаго Самодержца нашего; да будет оно всегда благочестивою мудростию и правдою благоуправляемо внутри, ограждено безопасностию отвне, обильно средствами благоденствия, да под сению престола Его «тихое и безмолвное житиe поживем во всяком благочестии и чистоте!» (1Тим.2:2) Аминь.