§ 150. Догматическое учение в других сочинениях. Учение о деятельности.

В других сочинениях Богослов частью объясняет догмат о Св. Троице, частью говорит о других предметах веры.

1. В слове о догмате, после обличения тех, которые принимают на себя звание учителя веры, не приготовив себя к нему ни жизнью строгою, ни образованием ума, пространно излагает учение о Божестве и предвечном рождении Сына Божия. Здесь он говорит: «слышишь о рождении? Образа не испытывай! Слышишь, что Дух Св. происходит от Отца? Как это бывает, не исследуй. Если ты решишься быть пытливым относительно рождения Сына Божия и происхождения Духа Св., то и я буду допрашивать тебя о связи души с телом, как ты и прах, и образ Божий...»

2. В последней части слова об Иероне учит: «Учи не вводить трех начал, чтобы не ввести чего-либо языческого или многобожного; да и вводя одно, не вводи какого-либо иудейского начала, – скудного, завистливого, бессильного, или предполагая, что Божество поглощается само собою (как угодно тем, которые Сына хотя и производят от Отца, но опять разрешают в Отца) или, (что нравится нынешним мудрецам) унижая естество Сына и Духа и отчуждая от Божества, как будто Оно опасается противоборства и не имеет силы произвести что-либо выше тварей. Учи не признавать – Сына нерожденным (потому что Отец один) и Духа Сыном (потому что Единородный – един). Пусть принадлежат им исключительно Божеские свойства – Сину сыновство, Духу же исхождение, а не сыновство. И Отцу и Сыну и Духу общи несотворенность и Божество: но Сыну и Духу принадлежит иметь бытие от Отца и отличительное свойство Отца есть нерожденность, Сына – рожденность и Духа Св. – исходность».

3. В слове на Пятидесятницу изображает действия Духа Св., и по действиям дает видеть в Нем истинного Бога.

4. В слове на Рождество Христово говорит о сотворении мира ангельского, мира вещественного, человеческого и о падении человека, и показав расстроенное положение человека, говорит: «Поскольку все это требовало сильнейшего пособия, то и подается сильнейшее.... Само Слово Божие – приходит к своему образу, носит плоть ради плоти, соединяется с разумною душою для моей души – становится человеком по всему кроме греха.... Происшедший (из Девы) есть Бог и с принятым от него – единое, составившееся из двух противоположных, из плоти и Духа.... В нем два естества, так как Он утомлялся, и алкал, и жаждал, и был в борении, по закону телесной природы...» Точно также показывает Богослов «Божие домостроительство» во 2-м слове на Пасху, но здесь он решает еще один важный вопрос о Спасителе: «кому и для чего пролита за нас кровь – кровь великая и славная Бога, Архиерея, жертвы? Мы были во власти лукавого... кому принесена кровь? Ужели тому лукавому? Но как это было бы оскорбительно! Разбойник получает цену искупления не только от Бога, но самого Бога! За свое тиранство берет такую высокую плату тот, которому и нас жаль отдать!.. Итак, ясно, что жертву приемлет Отец, но не потому, что имел в ней нужду». В другом случае Богослов так говорит о сем: «Он (Сын Божий) стал грехом, поскольку принял на себя грех мира, Он принял на себя мое непослушание»⁶¹⁶.

5) Два обширные послания к Кледонию обличают своевольное «нововведение» Аполлинария, дополняясь одно другим. В первом послании сперва, чтобы отклонить от себя подозрения в восстановлении прежних ошибок, произносит осуждения на ложные мысли. «Мы не отделяем в нем человека от божества... Если кто не признает Марию Богородицею, то он отлучен от божества. Если кто говорит, что Христос как чрез трубу прошел чрез Деву, а не образовался в ней божески и вместе человечески, божески, как родившийся без мужа, – человечески, как родившийся по закону чревоношения: то и он также безбожен». За тем разбирает учение Аполлинария. «Если кто понадеялся на человека, не имеющего ума: то он точно не имеет ума. Он не достоин быть всецело спасенным. Ибо невосприятое не уврачевано, – что соединилось с Богом, то и спасается. Если бы Адам пал одною половиною, то была бы восприята и спасена одна половина. – Говорят: «вместо ума (νοῦς) достаточно Божества?» «Что же мне до того? Божество с одною плотию еще не человек, а также с одною душою, или с плотию и душою, но без ума; – ум и составляет отличие человека. Говорим: ум наш осужден? А плоть какова? Разве не осуждена она? Или отринь и тело за его греховность, или допусти и ум для спасения.... Ты бесчестишь мой ум, чтобы с плотию связать Бога, как будто никем иным не связываемого. Но ум соединяется с умом, как с более близким и сродным, а потом уже с плотию, ум – лучшее посредство между божеством и плотяностию нашею».

6) Второе слово на Крещение – превосходное наставление о тайне Крещения. Здесь, а) объясняется таинственная и видимая сторона Крещения. «Благодать и сила Крещения, говорит св. Григорий, очищает грех в каждом и измывает всякую нечистоту в скверну, принесенную повреждением. Поскольку мы состоим из двух частей, из души и тела, из природы, видимой и невидимой: то и очищение двоякое, – водою и духом; первое приемлем видимо и телесно, а другое в тоже время совершается духовно и невидимо, одно – образ, другое истина и очищает самые глубины, подает помощь плотскому человеку, из ветхих делает нас новыми, из таких, каковы мы ныне, богоподобными». За тем богослов б) обличая откладывавших Крещение до старости оправдывает Крещение младенцев. «Если оградишь себя печатью, обезопасишь свою будущность лучшим и самым действительным пособием, ознаменовав душу и тело миропомазанием и духом, тогда, что может тебе приключиться?» в) показывает, чего требует Крещение от крещающегося, для чего объясняет обряды Крещения.

7) Из числа стихотворений Назианзина важны для догматики ямбы о подлинных книгах богодухновенных⁶¹⁷; потом песнопения таинственные (απορρητα) – глубокие размышления о началах, о Сыне, о Духе, о мире, о промысле, о духах, о душе, о человеческой добродетели, о человеческой природе, о страданиях души.

Извлечем из песней св. Григория, учение о душе, благодати и человеческой деятельности.

а) «Слово, взяв часть новосозданной земли, бессмертными руками составило мой образ и уделило ему своей жизни, потому что послано в него дух, который есть струя невидимого Божества⁶¹⁸. Душа есть Божие дыхание⁶¹⁹, Божий образ⁶²⁰». Само собою разумеется, что св. Григорий Богослов, называя душу человеческую «Божиим дыханием» и «струею Божества», усвояет природе души не самую Божественность, а только такую приемлемость к Божественному, по которой душа, в надлежащем своем состоянии, одушевляется или живится Св. Духом и светлеется сиянием Триединого Бога. Ибо иначе надобно было бы признать, что душа человека, по своей Божественной природе, существовала уже прежде его рождения. Но св. богослов отвергает, как Пифагорово переселение душ⁶²¹, так и Оригеново учение о их предсуществовании⁶²². Из двух других мнений о происхождении души в каждом из нас, он не отвергает перехода души от родителей к детям при зачатии тела, но считает предмет трудным и темным⁶²³.

б) «Я образ Божий и вовлекаюсь в греховность; худшее во мне противится лучшему.... Два, точно два, во мне духа: один добрый и он стремится к добру, а другой худший и он ищет худого... Ум оплакивает рабство, заблуждение первородного отца, пагубное убеждение матери, эту матерь вашей дерзости⁶²⁴. Делаю, что ненавижу, услаждаюсь злом, и внутренне горьким, злорадным смехом смеюсь ужасной участи, – для меня и гибель приятна.... Горячие проливаю слезы, но не выплакал с ними греха.... Зорок я на чужие грехи и близорук на свои⁶²⁵.

в) До какой степени простирается в нас эта порча природы? «Душа – свет божественный и неугасимый. Ибо образу великого Бога не прилично разрушиться бесславно, – хотя грех и домогался соделать его тлением⁶²⁶.

Как совершается спасение ваше? «Добродетель – не дар только великого Бога, почтившего свой образ, потому что нужно и твое стремление. Она – не дело и твоего только сердца, потому что, потребна для нее превосходнейшая сила.... К преспеянию моему нужны две доли: от великого Бога – первая и последняя, а одна доля от меня. Бог сотворил меня восприимчивым к добру; Бог подает мне и силу: а в середине – я текущий.... Без Него (без Христа), все мы – игрушка суеты, живые мертвецы, смердящие грехами⁶²⁷.

Поименуем за тем нравственные поэмы св. Григория. – В них то представляется общий образ духовной жизни и добродетели⁶²⁸, то изображаются частные предметы – чистота, терпене, сострадание к бедным, злой язык, ложные друзья, страсть к богатству, женская суетность, людская пустота⁶²⁹. В иных хвала девству, в сравнении с мирскою жизнью, и советы девственникам⁶³⁰, наставления брачующимся, родителям, юношеству⁶³¹. Элегические поэмы оплакивают беды земной жизни с ее страстями и призывают помощь Божию⁶³². Для назидания же во спасении, писал св. Григорий исторические поэмы о своей жизни и частных ее событиях⁶³³ и эпитафии⁶³⁴.