Во вторник первой недели поста
Св. церковь, желая пробудить в сердцах наших раскаяние, представляет нам притчу Спасителя о блудном сыне.
Какая это дивная притча! Каждая черта ее дышит жизнью и силой. Каждая черта, при простоте и естественности, полна мыслей глубоких. Как живо и полно представлен в ней грешник на путях его заблуждения! Как трогательно изображено раскаяние грешника! В каких поразительных образах показана любовь Отца небесного к преступным делам его!
Притча с эта предложена Спасителем тогда, как фарисеи и книжники винили Его, что Он с грешниками ест и пьет (Лук. 15, 1–2). Им-то Он показывает, как явный грешник, когда искренно обращается к Богу, принимается Отцем небесным, и как тот, кто мечтает о своей праведности, оказывается несправедливым пред Богом.
Намереваясь последовательно объяснить эту дивную притчу Спасителя, на первый раз представим картину грешника.
«Человек некий име два сына. И рече юнейший от них отцу: отче, даждь ми достойную часть имения. И раздели им имение» (Лук. 15:11–12).
«И рече юнейший». Почему же не старший? Спаситель, в этом случае хочет удержать за мнимым праведником, любимым фарисеями, преимущество, – преимущество первенства. В таких мыслях выставляет Он молодого человека, который прежде времени хочет казаться зрелым и нетерпеливо ждет смерти отца.
«Отче, даждь ми достойную часть имения». Молодой человек, хочет отделиться от отца, который смотрит за его жизнью; ему хочется быть на своей воле, хочется располагать своею жизнью, по своему усмотрению. Добрый, нежный отец дает ему все нужное для него; но он мечтает о свободе.
Как у отца есть право, так указывает и сын на свое право. Зачем сыну не жить только любовью к отцу вместо того, чтобы жить по правам? Не ослабляет ли он в себе чувства сыновней любви, когда заменяет их в себе другими побуждениями? Или добрый отец не мог дать сам часть сыну, когда бы то счел нужным?
Сын ищет себе свободы. Вот начало, вот первый шаг отступления души от Отца небесного! Повидимому ничего нет преступного, когда желают пользоваться свободою, как даром Божиим. Но эта жажда свободы, это настойчивое требование ее есть уже дело своеволия, гордости присваивающей себе то, что не принадлежит нам. Что значит истинная свобода наша? Истинная свобода, какова свобода святых, есть безмолвная, добровольная покорность воле Отца небесного. Когда же ищут себе свободы: значит тяготятся быть под властью Божией, хотят жить не по воле Божией, дозволяют располагать свободой своевольно. Гордость оскорбляется чужою властью, и по ее внушению тайному, составляют себе правила, несогласные с любовью к Богу, плодят в себе мысли, восстающие на веру, Богом данную нам, умножают желания, оскверняемые дыханием то гордости, то нечистоты плотской. Так, с своею волею первый шаг нам не только бывает шагом преступным, но шагом, который влечет нас от преступления к преступлению. Вот почему христианство так решительно требует от нас отречения от своей воли!
«И раздели има имение». Отец мог отказать сыну в его прихотливом желании и заставить его жить под законною властию отца: но какой отец захочет держать сына на положении раба?
Так и Отец небесный, каких благ не дал нам в наше распоряжение! Божие имение есть все, что получаем мы, являясь на свет: и ум, и сердце, и свобода, и блага внешние. И все, что имеем в жизни духовной, есть дар бдагодати Божией. Наша собственность есть только ничтожество, по выражению блаж. Августина, и, что хуже ничтожества, – грех. Отец небесный не препятствует нам располагать собою по нашему произволу. Он – Отец правды и любви. По требованию правды, Он не принуждает нас делать добро против воли и награждает свободно служение Ему. По требованию любви, Он предоставляет данной Им свободе действовать по ее изволению, но в самых уклонениях ее от закона, дает ей разные вразумления. Таковы дела Божии! Они – святы. Но грешны мы, когда на то, что получаем от Господа, перестаем взирать как на дары Божии, а смотрим как на свою собственность; когда с самоуслаждением думаем: это наши способности, это наши познания, это наши достоинства, это наши богатства, это наши заслуги. Жалкое, опасное самообольщение!
«И не по мнозех днех, собрав все мний сын, отыде на страну далече, и ту расточи имение свое, живый блудно» (Лк.15:13). На несколько дней совесть еще могда удержать своевольного сына в доме отца, который так любит его. Но потом страсти, тайно побуждавшие просить наследства, повлекли его на страну дальнюю.
Многие ли из нас, заметив в себе движения преступного своеволия, останавливаются на том, чтобы не идти далее по пути греха? К сожалению, стоит только раз поскользнуться слабой душе, как уже спешно идет она и уходит в страну далекую. Выступив из-под управления Духа Божия и предавшись влечению испорченного сердца, она идет от преступления к преступлению, от порока к пороку, все дальше и дальше от Бога. Бог везде; но грешник удаляет от себя мысль о Боге, теряет его из виду, погружаясь во мрак пороков. Бог везде; но в сердце грешника не проникает благодатный свет Его, встречая препятствие в пристрастиях души к греху. Предавшись стремлению страстей, грешник становится далеким от жизни Божественной, и благодать Божия удаляется от него, гнушаясь нечистотами его.
«И ту расточи имение свое, живый блудно». Грешник! посмотри на себя, не растерял ли ты даров Божиих жизнию преступною? Посмотри на себя, чем ты был, и что ты теперь? Тебе дан был ум, способный возносить тебя к созерцанию тайн Божиих. Но как ты унизил, как испортил дар Божий, употребляя его на служение страстям! В чем он ищет себе пищи? Ему не нравится книга жизни вечной – святое Евангелие; он находит себе отраду в книгах или безбожных, или нечистых, или тех, где говорят только о выгодах земных. – Тебе дано было сердце доброе, богобоязливое, способное раскрываться для впечатлений небесных, а теперь оно у тебя и черство, и злобно, и все проникнуто нечистотами похоти. Совесть твоя, которая была так внимательна, разборчива ли теперь по прежнему в отношении к доброму и худому, или она уже не стала и тревожить тебя за худое? А где девались неоценимые дары благодати, которые должны быть приумножены? Где одежда чистоты и невинности, которою облечен ты был в купели крещения? Что доброго осталось в душе твоей? Там ничего нет, кроме страстей грешных: там дышит то страсть к известности земной, то страсть к рассеянию, то страсть к богатству тлеющему.
«Изжившу ему все, бысть глад крепок на стране той, и той начат лишатися» (Лк.15:14). Безрассудный сын думал, что он, живя на своей воле, будет всегда жить весело, будет жить так, как душе его угодно. И вот мечты его рассеялись. Он страдает от нищеты.
Была ли когда нибудь страна заблуждения и порока, та область, где живет душа рассеянная, была ли когда нибудь страною изобилия и довольства? Ах! в ней всегда нищета и бедность, всегда крепкий голод. Дело только в том, что грешная душа, в чаду страстей, долго не замечает своего положения; долго не чувствует что теснит ее нищета, изнуряет ее крепкий голод. Если же начинает она видеть свою бедность: то это всегда по тайному действию благодати Божией, призывающей заблудшую к возврату в дом родной. «Начат лишатися»: как много сказано сим о внутреннем состоянии грешника! Несколько времени жил он в упоении чувств и не понимал себя. Но вот начинает чувствовать, что не хорошо на душе его; начинает чувствовать скуку, томление, пустоту.
«И шед прилепися единому от житель тоя страны. И той посла его на села своя пасти свиния» (Лк.15:15).
Сын богатого отца, сын, тяготившийся и такою нежною властию, какова власть отца, от нужд нищеты отдает себя в рабство чужому человеку, и тот посылает его пасти свиней. Какое унижение! Зачем же несчастный, теснимый нищетою и нуждою, не возвращается к отцу, нежно любящему его? Зачем вместо того, чтобы обрекать себя на низкую долю, не спешит он в дом родительский, богатый и покойный?
Не то же ли бывает и с грешною душою? Почему бы ей тогда, как по милости Божией чувствует она пустоту жизни своей не спешит возвратом к Отцу небесному? Нет, своеволие влечет ее далее на распутие греха. Грешник пытается наполнить пустоту души грубою вещественностью и отдается в рабство греху. – «Прилепися единому от житель тоя страны». Жители страны, далекой от дома Отца небесного, это – души, которые живут в забвении о Боге и «преданы... превратному уму, чтобы делать непотребства» (Рим. 1, 28). Душа заблудшая, но еще чувствующая себя и свое положение, пока не в числе погибших. Но несчастная, чтобы заглушить свою тоску по отчизне, она начинает вести жизнь самую низкую. И ум, и сердце, и воля ее порабощены греху. По временам ум хочет освободиться от власти чувственности и бедное сердце вздыхает по свободе святой: но уступает силе навыков и прелестям греха; и несчастный пасет и питает чувственные скотские похоти, которых гнусность так отвратительна. Жалкое состояние!
«И желаше насытити чрево свое от рожец, яже ядяху свиния, и никтоже даяше ему» (Лк.15:16).
Распутный сын, покрытый позором, лишенный насущного хлеба, всеми оставлен наконец; мучимый голодом, он желает насытиться хотя тем, чем питаются нечистые животные. Но и в том ему отказывают с презрением. Какая печальная картина!
Мир – жестокий господин. Он не щедр к поступающим к нему на службу; он и в самом начале обещает новому слуге не более, как должность пастуха свиней, но потом начинает явно пренебрегать тех, которые сами унизили себя нравственно. Особенно мир оказывается к ним жестоким тогда, как оставляет их счастие. Но мир делает свое, а благий Промысл имеет в виду свое. Отец небесный, незримо для нас располагающий ходом дел человеческих, поставляет развратного грешника в безвыходное положение для того, чтобы дать ему очувствоваться. Растворяя суд милостию, Он подвергает грешника напастям, потере средств к жизни, болезням, бесчестью, с тем, чтобы болезненными опытами смягчить ожестевшее сердце его и привести его в самого себя.
Слушатели! мрачна картина заблуждений грешника. Для чего изображена она? Не для того ли, чтобы души благочестивые утвердить в благочестии страхом бед, навлекаемых на нас грехом? Не для того ли, чтобы имевшие несчастие впасть в положение заблудшего сына образумились страшною картиною заблудшей жизни?
Господи, Господи! Низведи свет Твой в глубину сердец наших, чтобы озаренные им, трепетали мы пред грехом, как пред самым страшным бедствием! Аминь.