В неделю по просвещении

Пока́йтеся, прибли́жибося ца́рствие небе́сное. (Мф. 3:2).

Так Предтеча, явившись в пустыне Иордановой, воззывал Иудеев в устранении от житейского волнения к принятию грядущего Мессии. Предуготовляя путь Грядущему, взывал он в силе духа: пока́йтеся, – остановите поток житейской рассеянности, войдите в себя, соберитесь с мыслями, уготовтесь обузданием нечистых склонностей, отложением порочных дел принять грядущего Мессию. Прибли́жибося ца́рствие небе́сное: –приближилось то царство, которое обещал Бог восстановить на земли посредством обетованного Избавителя. Это царство не земное, a небесное; Царь этого царства – Сын Божий грядет с неба, блага приносит небесные, – истинное богопознание и благочестие, царство будет устроят небесное, будет уготовлять граждан на земли для неба. Пока́йтеся: я послан крестить и крещаю вас водою, чтобы предъочистить для достойного принятия грядущего Мессии, a Грядущий вслед меня будет крестить вас Духом Святым: небесною истиною будет просвещать ваши умы, Божественною чистотою исправлять сердца, благодатною правотою направлять на всякое добро. При таком духовном крещении, Он, как сердцеведец, будет о каждом судить по внутренним свойствам и послушных слову Его, как пшеницу, будет уготовлять в небесную житницу, a бесплодных, как плевелы, назначать на сожжение неугасаемое.

Так проповедывал Предтеча. Народ благоговел к нему. Мытари и грешники смирялись, самые Фарисеи и Саддукеи не смели противовещать проповеднику законной правды, который в подвижническом виде своем представлял совершенный образ покаяния.

И Сам проповеданный им Избавитель, вступив в великое служение спасения человеческого, начал проповедь свою также с покаяния: отсе́ле нача́т Иису́с пропове́дати и глаго́лати: пока́йтеся – прибли́жибося ца́рство небе́сное (Мф. 4:17). Начал проповедь с покаяния не как приготовление, но как открытие проповеданного уже царства, начал и как царь,–учредитель этого царства, и как исполнитель воли Отца небесного, и полагая основание благодатному царству небесным учением, благодетельностию чудес, a паче Божественными своими добродетелями, своею проповедию возвещал тоже, что обетованное царство Мессии настало и открылось посреди тех, которым проповедуется. Пока́йтеся, прибли́жибося ца́рствие небе́сное.

Христиане! давно нам проповедуется покаяние: пока́йтеся,– ца́рствие Бо́жие вну́трь ва́с (Лк. 17:21).– Вонмем проповеди самого Спасителя о покаянии, и размыслим: в чем состоит истинное покаяние, дабы соделаться причастниками внутрь нас сущего царства Христова.

Известно, что никакая скверна, не очищенная искренним, болезненным покаянием, не исповеданная пред милосердием Божиим, не войдет в царство небесное (Откр. 21:27). Отселе весь путь царства благодати есть преимущественно путь покаяния, поправления, очищения, где терпимы милосердием Божиим и великие грешники в надежде покаяния и исправления. Но и все мы много и тяжко согрешаем (Иак. 3:2), и произвольными грехами обнажаемся благодатной ризы правды, в которую облечены в купели крещения, теряем право чад Божиих, ниспадаем из царства благодати. Непрестанно согрешающим и грехами очерняющим чистоту душевную непрестанно нужно покаяние, как второе крещение, как непрерывное благодатное омовение.

Итак, при непрестанных преткновениях и падениях наших на пути благодатного шествия к царству небесному, стоит всего внимания нашего вполне знать и разуметь, в чем состоит истинное покаяние.

Истинное покаяние есть истинное познание самого себя, познание не своих совершенств, не своих добрых дел, каковых в нас нет, a если бы и были, как оне дело благодати, благодати Божией принадлежит за них и хвала; – но есть живое познание своих растленных свойств, пороков, преступлений. Это живое познание, переходя в столь же живое чувство гибельного состояния греховной жизни, производит сокрушение в духе, поселяет заботу в сердце: – свергнув с себя иго господствующих страстей и пороков, жить для благоугождения Богу, для исправления своих грехов, для служения ближним примером возможного назидания.

Посему истинное покаяние начинается с живого познания грехов, как душевных болезней, переходит в чувство сердечного раскаяния о грехах, как о душетленных болезнях, и в сердечном раскаянии пораждает решимость о исправлении грехов, как о уврачевании опасных душевных болезней. Больный, знающий болезненность свою, чувствуя опасность своего состояния, будет чувствовать нужду и во враче и врачевании. Это троякое действие покаяния явствует и из примера обращения блудного сына, который прежде всего пришел в себя,– в сознание своих грехов, потом в раскаянии пошел и повергся пред отцем: О́тче! согреши́х на небо и пред тобо́ю, – и в сердечном раскаянии выразил решимость о исправлении своем в дому отца: сотвори́ мя я́ко еди́ного от нае́мник твои́х (Лк. 15:17–19).

Дабы познать греховность свою, – эту темную область наших дел, надлежит нам в подробности знать весь ход греховной жизни своей, что мы в продолжении жизни худого делали, в чем безразсудно поступали, когда какие речи говорили непотребные, слова соблазнительные, которые повели нас к намерениям постыдным, расположениям преступным, стремлениям необузданным, к действиям беззаконным, откуда произошли многоразличные распутия к таким же и подобным действиям, из которых с течением времени образовалась цепь беззаконных поступков и дел. С светильником строгого испытания мы должны обозреть жизнь свою со времени первого проявления в нас нравственного самосознания и свободной воли, a вместе с нею преступного стремления к непозволенному: от чего и в чем мы на пути нашей жизни и в возрасте отрочества и юношества, и в летах мужества и даже преклонной старости особенно омрачались и запинались, претыкались и падали, восставали и опять низвергались, потемняли в себе чувство страха Божия и внутренней правоты. Для сего надлежит нам отыскать, вывести из сокровенностей тьмы, и во всей силе обличить в себе господствующую страсть, коренный порок, из которого, как ветви, произрасли другие, омрачающие жизнь нашу, пороки. На этот корень надлежит нам паче всего обратить внимание свое. Если мы самый корень зла потрясем, исторгнем, потребим: тогда удобнее можем отсекать и ветви.

Мы так раболепствуем господствующим в мире страстям, что оне всего чаще от нашей слабости безразлично свирепствуют в нашем сердце: корыстолюбие под видом многоразличных потребностей предаст нас злоприобретению; плотоугодие погружает в роскошь и сладострастие; честолюбие, при неимении истинной чести, прикрывает внутреннее уничижение лицемерием, недостаток сердечной правоты наружною неисправностию. Но сколько бы ни омрачены были греховно наши мысли, сколько бы ни смешаны желания и не запутаны действия, мы не можем не чувствовать, какая главная страсть преобладает в нас. Она дает видеть себя из того, что мы всего более любим, чем всего более занимаемся, что составляет главный предмет наших желаний. Что более всего занимает наше сердце: то составляет и сокровище сердца. Если мы испытаем главный свой недуг: то ясно увидим душевредные обнаружения его в пройденном нами пути, ознаменованном следами стропотными и развращенными. Если корыстолюбие есть коренная болезнь наша: то увидим, что от юных лет склонности наши омрачались преступным стремлением к злоприобретению, и вместе с тем к хитростям, обманам, клятвопреступлениям. Если тщеславие есть душевный недуг наш: то пренебрежение к равным, ласкательство к высшим, раздражительность, завистливость, своенравие составляют мрачные черты поведения нашего. Если же гнусное сладострастие составляет господствующую болезнь нашу: то многоразличные случаи нечистоты, изыскиваемые, привлекаемые, уловляемые, удерживаемые, продолжаемые, даже с забвением внешнего приличия, как густою тьмою, покрывают пути жизни нашей. Так в свойствах сильнейших наклонностей и в качестве порочных дел, как в зеркале, увидим главные душетленные недуги свои.

Так, начавши с коренного зла, должны пересмотреть все отрасли порочных расположений и законопреступных дел, оскверняющих жизнь нашу.

Но это испытание своей совести в греховной жизни и особенно в рассуждении смертных болезней, потребляющих в нас духовную жизнь отчуждением от Бога и благодати Его, должно быть в нас не сухое, не холодное, но сокрушенное, соединенное с болезнию сердца, с горьким чувством греховного безобразия и унижения. Оно должно быть подобно тому, когда у больного, покрытого гнойными струпами, при осмотре ран, с болезненным прикосновением очищают оные, или отдирают присохшие перевязи для замены другими. Таково должно быть испытание своего сердца и судительное рассмотрение своей греховной жизни:–надлежит возбудить в совести обличительное чувство тяжести грехов, подвергнуть всей строгости суда ее непотребство оных, вооружить ее всеми мстительными воплями противу нечистоты побуждений и средств в совершении оных.

He довольно возбудить в себе чувство раскаяния в грехах представлением общей тяжести грехов. Тяжки грехи, как преступление закона Божия, как нарушение св. воли Божией, как оскорбление Господа, – Создателя, Промыслителя и Спасителя нашего, как свидетельство неблагодарности нашей к беспредельным благодеяниям Божиим, везде и во всем непрестанно нас окружающим, наконец гибельны грехи, могущие быть причиною вечной погибели нашей, если не покаемся.

Для возбуждения чувства сокрушения все эти представления во всей живости необходимы:–необходимо представлять, что мы грехами нашими преступаем закон Божий, составляющий основание бытия, действий, жизни всех тварей, нарушаем св. волю Божию, которая есть источник всякого блага и совершенства, оскорбляем милосердого Создателя, Промыслителя и Спасителя нашего, по единой благости нас создавшего, премудро жизнь нашу устрояющего, и по единому милосердию Своею смертию от вечной смерти нас искупившего, что, беспорядками жизни и законопреступными действиями расслабляя душевные и телесные силы свои, расстроивая существенное благо и лишая себя истинного наслаждения в жизни, уготовляем себе и в будущем несчастную участь. Все это мы должны представлять себе для возбуждения болезненного чувства тяжести грехов наших. Но это общее представление, не обнимая во всей глубине безобразия грехов наших, часто бывает не сильно́ привести в сокрушение обуявшее в грехах окаменение сердца нашего. При множестве тяжких грехов, для сокрушения сердца надобно раскрыть внутренность его, – надобно в плаче и рыдании расторгнуть самую глубину сердца, представить пред умные взоры все тайные причины, побуждения, средства, кои употребляемы были при совершении особенно тяжких грехов, раскрыть во всей наготе постыдные умыслы, с коими составляемы были корыстолюбнвые расчеты, начертываемы честолюбивые планы, возжигаемы сладострастные расположения, выполняемы преступные действия: – надлежит во всей живости вообразить то произвольное омрачение ума, коим потемняли в себе свет, обличительно освещавший нас в обымавшей тьме, то намеренное ожесточение сердца, когда правое чувство вопияло противу неправды злоумышления, то насильственное подавление всех добрых чувств, способствовавших воле превозмогать преступные требования: чувство страха Божия, любовь к сладчайшему Спасителю, стремление к добру, веселие невинного сердца; надлежит представить во всем виде гнусность греховных наших действий, коими расстроивали в себе лучшие расположения, искажали лучшие свойства, и на пути стремления к совершению оных упорно превозмогали самые открытые, и естественным и благодатным порядком вещей протовополагаемые препятствия, удалялись от Бога, унижали себя в глазах ближних, даже пред самими собою, когда насильственно подавляли вопиявший голос совести. Кратко: надлежит все безобразие грехов наших с их отвратительными действиями, побуждениями, средствами, какими были достигаемы, представить в такой силе, чтобы стыд покрывал лице при одном помышлении о них, трепет и содрогание при исповеди их, плачь и рыдание по исповедании преступных тайн. И какой корыстолюбец не придет в чувство внутреннего безобразия преобладающей им страсти, при обнажении всех непотребных действий ее, когда живо представит ненасытимую жадность побуждавшую его ко всякому злоприобретению, непомерную скупость для скопления имения, простиравшуюся до лишения себя и присных своих самого нужного, всякого рода лихоимство и прочие неправедные способы приобретения! Какой честолюбец не содрогнется погибельного пути своего честолюбия, когда увидит, что пройденный им путь был проложен низким ласкательством, постыдною угодливостию хитрыми проискам, притеснением низших, уничижением равных, низвержением достойнейших, и окончился безумным высокомерием, суетными тщеславиями, расточительною роскошью. Какой плотоугодник не восплачет о своем пагубном растлении, когда представит благо плотских нечистот, которыми осквернив душу и тело низринул себя до состояния низких животных!

Так, в деле покаяния не должно щадить лукавого в злоухищрении сердца, но раскрывать все мрачные глубины его, и тем смягчить греховное его окаменение и возбуждать его к сетованию и печали по Боге, дабы мы, вошедши в себя, как в оскверненную и расстроенную храмину, возрыдали о своем греховном запустении и всеми мерами со всею ревностию подвиглись начать исправление своей жизни.

Тяжко для нравственного чувства нашего, хотя оно само омрачено, осветить строгим испытанием тайные глубины сердца нашего, a еще тягостнее судительным взором обследовать сокровенные пути беззаконий и болезненным сокрушением потрясти самые основания скверн плоти и духа. Эта кромешная тьма беззаконий для чувства, когда оно бывает озарено благодатным светом, так тягостна, как тяжкое бремя, так мучительна, как жестокая болезнь. Но в священные времена покаяния, когда все и вне и внутрь располагает нас к раскаянию в грехах, мы способны бываем благодерзновенно открыть преступные тайны сердца, открыть при свидетеле исповеди нашей пред Богом. Кающийся грешник в пламенном чувстве сокрушения, подлагает себя под очистительное действие суда и осуждения, и в этом священном горении, подобно раскаленному металлу, изметает из себя искренним исповеданием все нечистое стяжание ветхого человека, дотоле всеми хитростями сокрываемое. Это блаженное состояние бывает со многими, в истинном сокрушении кающимися!

Но этим не оканчивается дело истинного покаяния.

Истинное покаяние есть исправление содеянных грехов, есть деятельное свержение с себя обременительной тяжести, уврачевание смертельной болезненности их. К ужасу познав множество и тяжесть грехов своих надлежит восстать от грехопадений и исправлением жизни идти к небесному Отцу нашему. Но так ли бывает с нами? Мы открываем в себе гнойные раны, сокрушаемся об опасности болезненного состояния своего; a когда дойдет до врачевания, не хотим врачеваться и не только остаемся беспечными в рассуждении опасного своего состояния, но неудержанно впадаем в теже греховные недуги. От того и бывает часто жизнь наша после внешней исповеди хуже прежней: страсти сильнее свирепствуют в нас, и мы наружно очищающиеся, a в самом деле остающиеся не очищенными, еще паче предаемся сквернам плоти и духа.

От чего же мы едва успеем оплакать преступные расположения и действия свои, как тотчас снова предаемся оным? От того что тотчас теряем из виду поносную, отвратительную, Богопротивную сторону грехов наших, a смотром на льстивую, в каковой представляют их страсти наши. Отселе влекомые растленною чувственностью, как удою, тотчас спешим на постыдную сладость преступных действий. Ho сила покаяния, как деятельного исправления, и состоит в том, чтобы не возвращаться на прежние грехи, тяжесть коих познана, зловредность изведана. Итак, чтобы начать нам в неослабной твердости исправление свое, надлежит, по примеру каявшегося Давида, имея всегда пред очами стыд свой, всеми мерами противиться греховному влечению. При нападении преступных расположений, по очищении себя исповедию, надлежит каждому с болезнию сердца говорить самому себе: совлеко́хся греховные ри́зы моея́, ка́ко облеку́ся в ню́? омы́х но́зе мои́, ка́ко оскверню́ и́х? (Песн. 5:3).

Нелегко и не вдруг можно исправить укоренившияся привычки, застаревшие пристрастия. Дело исправления сердца и жизни требует трудов и времени. И дикую долину, заросшую тернием и волчцами, нелегко удобрить и претворить в плодоносное поле; кольми паче трудно исправить сердце, заросшее тернием пороков и удобрить его для благочестия и плодоприношения добрых дел. Надобно отвлещи от предметов страстей пригвожденные к ним мысли, отторгнуть прилепленные желания, отклонить устремленные склонности, пресечь направленные к удовлетворению их действия. Для сего надобно рассеявать объемлющий душу мрак страхом Божиим, очищать нечистоту сердца молитвою, утверждать волнуемую похотениями волю в святой воле Божией. Сколько, для сего нужно борьбы с суетными помыслами, сколько брани с нечистыми желаниями, сколько противоборствий непотребным стремлениям, сколько противодействий преступным действиям. При усильном укрощении греховных помыслов, при погашении нечистых желаний, при отражении постыдных стремлений, при непрерывном противодействии преступным действиям надлежит рассеивать, как злосмрадный дым,–помыслы самолюбивые помышлениями смиренно-мудренными, желания обольстительные желаниями здравомысленными, намерения корыстолюбивые, предприятия самонадеянные, высокомерные– расположениями бескорыстными, кроткими–смиренными. Для сего надлежит нам в силе Христовой постоянно нести крест свой, крест самоотвержения, надлежит налагать и на внешние и на внутренние чувства обуздание–молчать там, где прежде имели суетность без нужды и пользы говорить, смиряться в мыслях там, в чем прежде надменно думали о себе, уничижать себя и в самых действиях там, где прежде мечтательно поставляли себя выше других; отвращать взор от соблазнительного, слух от бесед обольстительных, тем паче не позволять себе , по Апостольскому слову, ни касаться, ни вкушать, ни осязать (Кол. 2:21) ничего растленного, от чего страсть гнева, похоти, любостяжания, нетерпеливости, как пламень, вспыхнуть и возгореться может; напротив того взор возносить гоpе́ к Богу, слух преклонять к наставлению, слово обращать на хвалу Божию, на беседу полезную, назидательную, непрестанно упражнять ум в помышлении, все душевные и телесные силы в исполнении того, что истинно, что честно, что справедливо, что любезно, что достохвально, что составляет добродетель и похвалу. A для конечного очищения чувств, внешние чувства связывать, как чистительным обузданием, –постом, воздержанием, трезвением; внутренние–Богомыслием, молитвою.

Так на пути исправления прирожденного и деятельного растления нельзя нам успеть без усильных трудов и непрерывной внутренней и внешней деятельности. И при употреблении возможных мер осторожности, мы ослабевая в благодатном направлении, можем тысящекратно увлекаться любимыми склонностями, падать не только мыслями и желаниями, но и самым делом: юность лет, живость чувств, мечты воображения, многоразличные привычки, льстивые обычаи, открытые соблазны, поддерживаемые господствующими страстями в мире, суть непрестанные сети и камни претыкания и для тех, которые ходят духом, и всеми благодатными оружиями препоясуются противу миродержителей тьмы века сего. Но все, что бывает делом нашей немощи, неосмотрительности, внезапности, все то скоро чувствуется, искренно оплакивается, не столь опустошительное производит действие на дух наш; a потому легче исправляется. Опасны намеренные, изысканные падения; оне сугубое производят омрачение ума, тяжкое расслабление сердца, как намеренное возвращение на прежнее, и потому смертоноснее Надобно опасаться греха особенно любимого, господствующего, дабы не подпасть владычеству его до изнеможения, до упадка духа; гибельно оставаться в падении. Но при усилиях с нашей стороны к собственному исправлению, главная наша сила, утешительная помощь и подкрепление есть благодатная сила Христова, помощь свыше от небесного Отца, подкрепление Духа святого, Наставника на всякое добро; каковую Божественную силу и помощь надлежит нам испрашивать непрестанною, умиленною и сокрушенною молитвою.

Когда при непрестанной заботливости и посильном тщании об исправлении самих себя пред Богом, пред ближними, пред собственною совестью, будем бодрствовать над собою в силе Божией самоиспытанием и очищением: тогда Господь не оставит нас своею благодатию, не попустит нас погрязнуть во грехах, послет нам свою помощь, рассеет окружающие нас греховные соблазны, подаст силу немощи нашей, и, сколько благими, столько же и премудрыми судьбами, поведет нас путем непрестанного самопознания, покаяния и исправления ко спасению.

Будем жить в непрестанном покаянии, и мы будем находиться в близости к царству небесному. Аминь.