Введение. Что такое религия?
Версии происхождения слова «религия»
Слово «религия» имеет латинское происхождение: religio в переводе на русский буквально означает «совестливость, добросовестность, благочестие, благоговение, набожность». Относительно этимологии слова существует две основные версии.
Первая из них принадлежит римскому оратору и политическому деятелю Цицерону (106–43 гг. до н. э.), который возводил religio к латинскому глаголу relegere, что значит «перечитывать», «вновь собирать», «снова обсуждать», «вновь обдумывать»1. Выдающийся отечественный мыслитель XX века И.А. Ильин, комментируя данную версию, отмечал, что ценность толкования Цицерона – в акценте на весьма важной стороне религиозности: обостренном чувстве ответственности, в том числе и коллективной, – ответственности за свою связь с миром духовным. Приобщение к сакральному заставляет человека осознать собственное недостоинство и несовершенство. «Без чувства ответственности невозможен и самый религиозный опыт, – писал И. А. Ильин. – Вступая в сферу Божественного, человеку естественно собирать свои силы и относиться критически к своим слабостям, <...> он становится благоговеен, а потому осторожен и совестлив»2. Эта ответственность побуждает человека вновь и вновь обдумывать свои слова, мысли и поступки, побуждает людей собираться для совместного обсуждения или молитвы, поскольку во все времена религия считалась делом общественной важности, а не просто вопросом личных убеждений и духовных пристрастий.
Автор второй версии – европейский мыслитель и оратор Лактанций (250–325 гг.), стяжавший за свою образованность и красноречие славу «христианского Цицерона». В своем труде «Божественные установления» Лактанций высказал предположение о том, что слово religio могло быть образовано от латинского глагола religare со значением «связывать», «привязывать». Такое объяснение позволило ему определить религию как союз Бога и человека3.
Подхватывая мысль о религии как богочеловеческом союзе, блаженный Августин (354–430 гг.) отметил, что наличие в слове вычленяемой приставки re-, имеющей значение повторного действия по основному глаголу, позволяет заключить, что religio есть не что иное, как восстановление утраченной связи между человеком и Богом4.
Подобная трактовка была поддержана многими христианскими мыслителями и получила свое дальнейшее развитие в различных богословских и философских трудах, в том числе и отечественных исследователей. Ощущение связи с миром духовным или, выражаясь словами протоиерея Сергия Булгакова, «переживание связи с Богом и опознание Бога»5 составляют суть религиозного опыта человека. При этом, как указывал мыслитель, «понятие “божество, бог” берется <...> в самом широком и неопределенном смысле, объемлющем различные религии, как формальная категория, применимая ко всевозможному содержанию. Существенным признаком, установляющим природу религии, является объективный характер этого поклонения, связанный с чувством трансцендентности божества»6.
Итак, «религия, – продолжает данную мысль другой известный отечественный философ Семен Франк, – есть жизнь в общении с Богом, имеющая целью удовлетворение личной потребности человеческой души в спасении, в отыскании последней прочности и удовлетворенности, незыблемого душевного покоя и радости»7. И. А. Ильин, давая определение религии, также отмечал, что «религия есть всежизненная (в смысле сферы охвата) и живая (по характеру действия) связь человека с Богом; или иначе: человеческого субъекта с божественным Предметом»8 .
Данного понимания религии, сформулированного цитированными выше христианскими авторами, мы будем придерживаться и в настоящем издании. Вместе с тем следует оговориться, что, примеряя такое понимание религии к буддизму, читатель может столкнуться с определенными трудностями и задаться вопросом, в какой мере возможно считать эту одну из мировых и наиболее многочисленных по количеству своих сторонников традицию религией в том смысле слова, о котором было сказано только что.
На этот вопрос протоиерей Сергий Булгаков предлагает следующий ответ: «Народный, экзотерический буддизм, которому, собственно, и обязана эта религия обширностью своего распространения, отнюдь не ограничивается одной “нетовщиной”, но содержит в себе элементы конкретного политеизма, даже фетишизма. Сверх того, – и это самое главное, – буддийское ничто, небытие, нирвана, всеединство безразличия <...>, отнюдь не представляет собой только отрицательного понятия, но вполне подходит под наше общее определение Божества. <...> Это положительное ничто и составляет подлинную, хотя и трансцендентную для нас действительность, по отношению к которой и установляется типически религиозное отношение»9.
Отличительные особенности религиозного мировоззрения
Если сопоставить мировоззрения носителей разных религиозных традиций и попытаться найти в них нечто общее, то можно обнаружить, что религиозное мировоззрение обладает определенным набором отличительных признаков, которые делают данное мировоззрение именно религиозным, а не философским или научным, к примеру. При этом сразу необходимо оговориться, что далеко не у каждой религиозной традиции обязательно наличествуют все нижеперечисленные характеристики, что, безусловно, дает исследователям основания дискутировать о степени «религиозности» той или иной традиции.
Во-первых, религиозным мировоззрение делает наличие духовного опыта. Как правило, отправной точкой для появления той или иной религиозной традиции служит опыт ее основателя (даже если он является личностью легендарной, как Сиддхартха Гаутама в буддизме или Лао-цзы в даосизме, или «сверхъестественным» существом, как Идзанаги и Идзанами в синтоизме).
Во-вторых, в основании религиозного мировоззрения, как правило, лежит противопоставление профанного, то есть обычного, обыденного, и сакрального, то есть священного. Присутствие этого разграничения мы можем видеть, например, в различиях в архитектурном облике храмовых зданий и прочих сооружений. Даже самый малорелигиозный человек способен легко идентифицировать церковь, не перепутав ее с офисным или техническим зданием. Стремлением к сохранению сакрального начала во многом объясняется и использование в богослужениях особого языка, отличного от языка повседневного общения.
В-третьих, религиозное мировоззрение основано на утверждении существования «духовного», часто нематериального, невидимого мира, который выходит за пределы обычного, повседневного опыта человека. В разных религиях представления об этом ином мире могут сильно отличаться друг от друга. Этот духовный мир человек может представлять себе как созданный и возглавляемый Единым Богом, Творцом и Промыслителем всего сущего (как, например, в христианстве, иудаизме или исламе), как совокупность множества духов (как, например, в синтоизме) или как особую непознаваемую и неописываемую реальность (наподобие нирваны в буддизме). Однако именно к этому духовному миру обращены взоры носителей той или иной религиозной традиции.
В-четвертых, носитель религиозного мировоззрения убежден в возможности общения с духовным миром. Несомненно, что ценность религиозной веры в существование духовного мира актуализируется прежде всего в опыте общения с ним. Те же мировоззренческие системы, которые настаивают на непознаваемости духовного мира и утверждают автономность существования Вселенной в деистическом духе, в конечном счете, перестают быть в собственном смысле слова религиозными, переходя на почву философии или простого бытового агностицизма.
Наконец, в-пятых, в мировоззренческой системе, претендующей на название «религиозной», часто содержится определенная совокупность норм поведения, проявляющихся в деятельности (в том числе и культовой) и в мотивации действий, основанных на данном мировоззрении. Укажем для образца на христианскую традицию, в любой из своих конфессий (исповеданий) принимающую в качестве нравственных ориентиров Божественные заповеди синайского законодательства – Декалог (Исх. 20:2–17) и Евангельские заповеди блаженств (Мф. 5:3–12). Соответственно, поступок, отвечающий моральным требованиям, зафиксированным в указанных авторитетных религиозных текстах, будет восприниматься как должный и похвальный, а противоречащий им – как порицаемый и отторгающий человека от сообщества единоверцев. Кроме того, в христианских конфессиях в той или иной форме существует литургическая практика, включающая в себя по крайней мере совершение Крещения и Причащения. Свои специфические кодексы моральных норм вкупе с общепринятыми обрядовыми действиями имеются и в других религиозных традициях.
В вышеуказанном перечислении вовсе не случайно на первое место поставлен духовный опыт, поскольку именно он является первичным по отношению ко всем прочим элементам религиозности. Это есть опыт соприкосновения (или даже можно сказать «столкновения») с чем-то принципиально иным, пугающим своей беспредельностью и неизвестностью, внушающим одновременно благоговение и в то же время страх и трепет.
Аспекты религии
Для религиозного человека первичным с точки зрения значимости всегда будет религиозное представление (доктрина/верования). За ним по степени важности следуют этика и религиозная практика.
Это не означает, конечно, хронологического первенства доктрины над всеми остальными составляющими религиозной традиции, но лишь указывает на ее логическое место в системе религиозных представлений человека. Исторически, скорее, следует признать первичность мистического, духовного опыта, на осмыслении которого позднее выстраивался комплекс доктринальных и этических идей.
Соответственно, исходя из выявленных выше особенных характеристик религиозного мировоззрения (мировосприятия), мы будем рассматривать следующие важнейшие составляющие той или иной религии:
– духовный опыт основателя религии (или как вариант – культурного героя), отраженный, как правило, в ключевых религиозных сюжетах;
– доктрину: религиозную идею, учение и его догматическое содержание или, говоря иначе, веру в формальном смысле этого слова;
– этику: учение о нравственности;
– религиозную практику: обряды и аскезу.
Основные аспекты религиозного представления, раскрывающие содержание религиозных доктрин:
1. Космологический (от греч. κόσμος – «мир», «земля», «миропорядок» и λόγος – «слово», «учение») – раскрывает представления о происхождении вселенной (космогония), богов (теогония) и человека (антропогония);
2. Амартологический (от греч. ἁμάρτημα – «грех», «ошибка») – объясняет источник существования греха, несовершенства в мире (там, где подобные построения имеются);
3. Сотериологический10 (от греч. Σωτηρι᾿ α – «спасение») – описывает опыт преодоления несовершенства, ограниченности человеческой личности как части мира;
4. Эсхатологический (от греч. σχατος – «последний», «конечный») – описывает представления о конечной судьбе материального мира и участи людей. Это, как правило, самый слабовыраженный элемент учения ввиду того, что его содержание относится к «будущему веку» – к тому, чему еще предстоит произойти, что еще только предощущается. Данный аспект вероучения зачастую имеет яркие космогонические черты, поскольку призван выявить грядущие способы и формы бытия мира, то есть описать его создание на новых основаниях. Кроме того, нередко это новое бытие мыслится как «хорошо забытое старое», то есть как возврат к утраченному на заре времен блаженному существованию.
Показательно, что все приведенные выше элементы религиозного мировоззрения имеют между собой нечто общее. Все это суть представления о происхождении, даже если речь идет о происхождении греха или смерти.
Таким образом, всякое религиозное верование или учение покоится, как на некоем фундаменте, на космогонических идеях. Более того, все остальные представления постоянно обращаются к ним, воспроизводят их. Например, сотериологический по своему характеру подвиг основателя религии (или культурного героя) воспринимается как элемент космогонии, как действие, изменившее мир, сделавшее его не таким, каков он был до этого. Иначе говоря, произошло нечто, что стало частью процесса создания мира в его нынешнем виде (ср.: «Итак, кто во Христе, тот новая тварь» (2Кор. 5:17). «Смерти празднуем умерщвление, адово разрушение, иного жития вечнаго начало» (Тропарь 7 песни Пасхального канона)).
То же самое можно сказать и применительно к эсхатологии, с той только разницей, что реструктуризация, обновление мира является делом будущего, еще не наступившего времени.
Однако прежде чем говорить о появлении какого бы то ни было религиозного явления, следовало бы указать предпосылки к его появлению, а также исторический и культурный фон его зарождения. Именно с этого и будет начинаться рассмотрение любого из изучаемых нами феноменов. После этого будут излагаться ключевые сюжеты, служащие основанием для вероучения, этика и религиозная практика. При необходимости будут даваться сведения общеисторического характера, важные для понимания контекста становления и развития религии, а также статистические данные.
Литература
Аврелий Августин, блаж. Творения: в 4 т. СПб.: Алетейя; К.: УЦИММПресс, 1998.
Алов А. А., Владимиров Н. Г., Овсиенко Ф. Г. Мировые религии. М.: Приор, 1998.
Джеймс У. Многообразие религиозного опыта. М.: Наука, 1993. Иллюстрированная история религий: в 2 т. / ред. Д. П. Шантепи де-ля-Соссей. Изд-во Спасо-Преображенского Валаамского монастыря и Российского фонда мира, 1992.
Ильин И. А. Аксиомы религиозного опыта. М.: Рарог, 1993.
Кэмпбелл Дж. Д. Герой с тысячью лиц. М.: София, 1997.
Лактанций. Божественные установления / пер., вступ. ст. и прим. В. М. Тюленева. (Серия «Библиотека христианской мысли. Источники»). СПб.: Изд-во Олега Абышко, 2007.
Леви-Стросс К. Структурная антропология. М.: АСТ, 2011. Лосев А. Ф. Диалектика мифа. М.: Мысль, 2001.
Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М.: Наука, 1976.
Мифы народов мира: Энциклопедия в 2 т. М.: Советская энциклопедия, 1980.
Осипов А.И. Путь разума в поисках истины. М.: Издание Сретенского монастыря, 2002.
Основы религиоведения: учеб. / под ред. И. Н. Яблокова; 3-е изд., перераб. и доп. М.: Высшая школа, 2001.
Торчинов Е. А. Религии мира: опыт запредельного. СПб.: Азбука-классика – Петербургское востоковедение, 2007.
Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь. М.: АСТ, 2010.
Франк С. Л. Философия и религия // На переломе. Философия и мировоззрение. Философские дискуссии 20-х годов. М.: Изд-во политической литературы, 1990.
Цицерон М. Т. Философские трактаты. М., 1985.
Элиаде М. Аспекты мифа. М., 1995.
Элиаде М. История веры и религиозных идей: в 3 т. М.: Академический проект, 2009.
Элиаде М. Трактат по истории религий: в 2 т. СПб.: Алетейя, 1999–2000.
Яблоков И.Н. Религиоведение: учеб. пособие и учеб. словарь-минимум по религиоведению. М.: Гардарики, 2000.
* * *
См.: Цицерон М. Т. О природе богов (II, 72) // Марк Туллий Цицерон. Философские трактаты. М., 1985. Всемирной книге фактов ЦРУ ( есть вашего звания, надежды отечетсва. Аминь.гословит предстоящия дела ваши и в них да поможет в
Ильин И. А. Аксиомы религиозного опыта. М.: Рарог, 1993. С. 56.
«Ведь мы рождены с тем замыслом, чтобы воздавать надлежащее и заслуженное послушание Богу, нас сотворившему, одного Его знать и Ему одному следовать. Мы соединены и связаны [religati sumus] этими узами благочестия с Богом, отчего и сама религия получила свое имя, а не от слова “перечитывая” [relegendo], как объяснял Цицерон» (пер. по: Лактанций. Божественные установления / пер., вступ. ст. и прим. В.М. Тюленева. (Серия «Библиотека христианской мысли. Источники».) СПб.: Изд-во Олега Абышко, 2007. С. 296).
См.: Блаж. Аврелий Августин. Об истинной религии. Теологический трактат. Минск: Харвест, 1999. С. 514–515.
Булгаков С.Н., прот. Свет невечерний. Созерцания и умозрения. М.: Республика, 1994.
Булгаков С. Н., прот. Свет невечерний. С. 21.
Франк С. Л. Философия и религия // На переломе. Философия и мировоззрение. Философские дискуссии 20-х годов. М.: Изд-во политической литературы, 1990. С. 324.
Ильин И. А. Аксиомы религиозного опыта. С. 40.
Булгаков С. Н., прот. Свет невечерний. С. 21.
Данный термин в своем прямом значении является специфически христианским. Именно поэтому он употреблен в кавычках. Однако поскольку он указывает на ключевую идею – идею преодоления человеком того недолжного положения, в котором его видит религия, мы в дальнейшем будем использовать его в главах, посвященных нехристианским религиям.
Подобные соображения следует иметь в виду и при рассмотрении термина «эсхатологический», который в рамках христианского богословия обозначает учение о последних судьбах мира. Вместе с тем он как нельзя лучше подходит для описания нехристианских религиозных доктрин, содержащих учение о завершении нынешнего этапа существования мира и установлении нового, иного бытия.