Воскресное всенощное бдение
В сегодняшнем воскресном Евангелии мы читали о том, как Христос спрашивал Петра: «Симоне Ионин, любиши ли Мя?» Почему Господь не обратился к нему: «Петр»? Потому что он испугался, смалодушничал, отрекся и перестал быть Петром, то есть камнем – так назвал его Спаситель за его твердую веру.
И вот Господь спрашивает: «Симоне Ионин, любиши ли Мя?» Петр говорит: «Люблю». Господь спрашивает опять: «Любиши ли Мя?» Петр опять говорит: «Люблю». Тогда Он третий раз спросил, и Петр понял, на что намекает ему Учитель: на его троекратное отречение. Этим самым Господь Своего ученика утвердил в любви и послал на проповедь: «Паси овцы моя».
Святитель Димитрий Ростовский по этому поводу пишет: «Неистинна любовь без креста, без страданий за любимого». Люди часто говорят друг другу: я тебя люблю. Но когда поцелуйчики кончатся, любовь тоже часто кончается. Потому что любовь требует жертвы, а эту жертву приносить трудно, себя жалко, не хочется для любимого что-то сделать, пострадать, потерпеть, смириться, простить самую малость. И получается: только что вроде любили друг друга – а через десять минут ругаются. Значит, нет любви, потому что любовь обязательно требует страдания за любимого: вот ради любимого, ради своей любви я помолчу, ради любимого я потерплю.
Поэтому как о нетвердо верующих говорится: «временем веруют, а во время искушений отпадают», так и о неистинно любящих можно сказать: временем любят, а во время искушений отпадают. Многие легко бросаются словами о любви. Некоторые даже дерзают говорить: ой, я так Бога люблю, у меня только Бог, больше мне ничего не надо. Святой Петр тоже считал себя истинно любящим Господа и говорил: «С Тобою я готов и в темницу и на смерть идти». Но когда наступило время креста, время страдания, мученичества, он тотчас же отпал, «отрекся с клятвою, что не знает Сего Человека». Когда его спросили у костра: «Не из учеников ли Его и ты?» – он сказал: нет, нет, нет, что вы, я не знаю Его. Так испугался, что и его поведут, и его будут бить, и его будут пытать.
Поэтому истинна только та любовь, которая не бежит от креста, не боится страданий, готова на раны и на смерть ради любимого, которая во время искушений не отпадает, а, наоборот, еще больше воспламеняется, еще больше радуется тому, что можно эту любовь проявить. Потому что любовь может проявиться только в испытаниях, только в искушениях. Для этого они и попускаются Богом, чтобы человек свою любовь явил.
В жизни каждого из нас есть стремление к добру. Каждый хочет, чтобы все было хорошо, мирно, радостно, спокойно. Это стремление к добру есть стремление к Богу, которое исходит из нашей души и природно нам, потому что нас Бог сотворил. Бог есть добро, Бог есть любовь, поэтому каждый человек, даже который не знает Бога, стремится к добру, к любви, к свету. Только когда природа его полностью извратится, повредится, он начинает стремиться ко злу, зло восхвалять. А так в природе человека Самим Богом заложено стремление к любви. Но к сожалению, настоящей-то любви к Богу у нас нет. Это происходит в силу греха; в силу того, что мы очень привязаны к себе; в силу того, что наша любовь извращена, направлена на себя, а не на Бога. И надо нам стремиться к истинной любви, потому что только она приводит к святости. Ведь цель нашей жизни – это есть святость, достижение общения с Богом, достижение общения с Духом Святым, которое возможно только в любви. Если мы не будем святы, тогда зачем мы живем? Наша жизнь – просто дым, бессмысленное топтание на месте, чтобы потом накормить червей или электрическую печку в крематории.
Конечно, раз мы пришли в храм – пришли Бога прославлять, пришли помолиться Ему, пришли постараться почувствовать Его, оставили все свои дела, пожертвовали субботним отдыхом, – значит, есть у нас какая-то любовь к Богу. Но какова должна быть мера этой любви? Святитель Василий Великий говорит, что любовь заключается в том, чтобы душа непрестанно, через силу напрягалась исполнять волю Божию с целью и желанием славы Божией. Вот какая мера любви! Мы должны стараться жить так изо всех наших сил, чтобы Господь был доволен. Мы должны всегда помнить, что Он на нас смотрит, и думать: а приятно ли Ему на нас смотреть? какие мы сейчас? в каком мы сейчас состоянии духа? в каком настроении? какое у нас выражение лица? приятно ли Ему то, чтó мы в данный момент говорим или что проносится в нашем уме? И если мы зададим себе такой вопрос, ответ придет тут же: нет, мы сейчас не таковы, какими Он нас хотел бы видеть. Поэтому надо изо всех сил направить все усилия своей души на то, чтобы всю эту нечисть изгнать. Вот это и есть мера любви: какую силу человек употребляет ради Бога, так он Его и любит. Кто что для любимого готов сделать, кто на что способен, такова мера его любви.
Если любит человек Бога, он всю свою жизнь подчиняет Ему: и ум свой, и все дела свои, и детей своих, и весь дом, и весь свой распорядок дня – все. Вот когда это происходит, тогда это истинная любовь. А если немножко себе, немножко еще кому-то и что осталось, то Богу – это, конечно, не есть любовь. Это «на тебе, Боже, что нам негоже». Так кое-чего Богу уделим из своего бюджета телесного, душевного, духовного, и хватит с Него. Это, конечно, не любовь. Любовь человека захватывает целиком. Любит, к примеру, человек деньги, и он ни о чем не думает, только о процентах, барышах, только как ему побольше накопить. Куда ни смотрит, он все прикидывает: сколько стоит, как это достать, как здесь купить, а там продать; у него все время комбинации в голове. Вот это истинная любовь к деньгам. А если он, допустим, часть денег пропивает – значит, помимо денег он разменивается еще на вино, и это уже не истинная любовь. Любовь настоящая поглощает человека целиком. Вот как бабушку, бывает, поглощает любовь к внукам настолько, что и молиться ей некогда, и в храм ходить некогда, Священное Писание читать некогда, ничего некогда, только внуки. Вот это истинная любовь к внукам. Хотя, конечно, это не та любовь, которую Господь хочет от нас видеть. Он хочет, чтобы такая любовь у нас была к Богу.
И если человек обретет истинную любовь к Богу, то она обязательно будет проявляться в молитве. Почему молитва называется зеркалом духовного преуспеяния? Потому что как ты молишься, так ты и Бога любишь. Если человек молится непрестанно, а когда его что-то отрывает от молитвы, он считает это для себя потерей, огромным горем, и он бежит из мира, старается куда-нибудь спрятаться, чтобы только ему не отрываться от молитвы, – вот это есть истинная любовь к Богу. А у нас как? Нам нужно себя заставлять молиться. Мы как зерно мелем тяжелыми жерновами, мысли у нас путаются, молиться нам неохота, мы ничего не понимаем, мы пробираемся сквозь какой-то ельник колючий. Стоя на молитвенном правиле, мы и спим, и зеваем, и шатаемся, и глядим по сторонам, и что только ни выделываем. Но исполнение нашего правила еще далеко не молитва, хотя, конечно, это первый добрый шаг к ней. И насколько мы преуспеем в истинной молитве, настолько преуспеем и в любви к Богу.
И здесь открывается ключ к достижению любви. Оказывается, один из способов достичь любовь к Богу – это молиться Ему. Молиться много, молиться постоянно, молиться всегда, на всяком месте стараться все время к Богу взывать. Тогда, находясь в постоянном диалоге с Богом, в постоянной беседе, в постоянном покаянии перед Ним, мы постепенно начнем ощущать Его присутствие рядом с нами, мы почувствуем сладость этого общения, жизнь наша начнет исправляться, сердце наше возгорится любовью к Нему, оно затрепещет, оно будет гореть. И тогда мы познаем, чтó есть любовь к Богу и чтó есть любовь Божия к нам.
Человек создан трехсоставным: у него есть плоть, есть душа и дух. И все три эти состава способны на любовь: любовь может быть плотская, любовь может быть душевная, и любовь может быть духовная. И в каждом из нас какой-то из этих видов любви преобладает. Если человек стремится только к чувственным удовольствиям, которые можно ощутить кожей, гортанью, еще чем-то, то это любовь плотская. Сюда относится любовь к еде или стремление полежать на диване, свое тело понежить, желание именно телесного покоя, телесных удовольствий, чисто физических. А есть любовь душевная. Это когда человек любит душе своей доставить удовольствие, помечтать, пофантазировать, что-то вспомнить, что-то сентиментальное почитать, душу свою немножко почесать, и она начинает мурлыкать, и все забывается, начинаются какие-то грезы. Или музыку особенную послушать, от которой можно куда-то улететь в другие места.
Но Бог требует любви духовной. А так как главное в человеке – это его дух, то, чтобы дух наш воспрял, чтобы он окрылился, чтобы он воспарил, необходимо плотское и душевное угнетать. Возьмем балерину: если она хочет танцевать, то должна мало есть, иначе она не сможет прыгать. И приходится: хочешь прыгать – сиди голодная. Или был такой скульптор Микеланджело в Италии в эпоху Возрождения. Ему говорили: что ж ты не женишься? А он отвечал: если я женюсь, тогда то, что я отдам жене ночью, я не смогу отдать своей работе. Он рубил из мрамора огромные статуи, живописью занимался и так любил свое искусство, что не мог делить его ни с чем. И его душевная радость от занятия искусством победила чувства вполне естественные, ему пришлось принести их в жертву, потому что, если бы он был женат, он бы не смог столько создать.
Поэтому человек, если он хочет быть духовным человеком, должен в себе плотское и душевное обязательно угнетать. Для этого святая Церковь и устанавливает посты – чтобы мы воздерживались в пище, воздерживались от всяких удовольствий душевных и старались упражняться в молитве, в добрых делах. Раз мы не можем постоянно быть в такой бодрости, ну хотя бы постараемся в среду и пятницу или в длительные посты церковные. А окончательная цель этих упражнений – чтобы все душевное и плотское в конечном итоге победить, потому что в Царствие Небесное оно войти не может. Поэтому в течение нашей жизни, сколько нам отмерено, нам надо успеть это все с себя сбросить. Как змея кожу меняет, когда по камням ползает, так и человек, если он возжелал духовной жизни, должен не искать себе что-то повкуснее поесть, не выбирать себе жену покрасивее – не этим его душа должна заниматься. Если он хочет быть духовным человеком, то, наоборот, он должен стремиться к тому, чтобы это все в нем постепенно уступило место духовному. Иначе просто никак невозможно.
Именно поэтому, живя в миру, достичь истинной молитвы очень сложно. И люди, которые действительно Бога возлюбили, обычно уходили в монастыри, где ни забот, ни хлопот ни о чем мирском, только служба, чтение Священного Писания, труд по силе, для того чтобы не разлениться. Собирались единомышленники, чтобы молиться Богу, стремиться к лучшему, и пренебрегали всем, давали обет нестяжания, обет безбрачия. Отказывались от того, что даже Бог разрешил. Господь брак не запрещает, но кто уж особенно хочет Богу угодить, тот себя лишает и этого, чтобы не отвлекаться ни на что. Потому что семейная жизнь действительно требует от человека очень больших усилий, двойных. Допустим, живет одинокая женщина – ну долго ли ей на себя постирать? А семейной надо и на мужа постирать, да еще и на деток. А молиться когда? Только в перерывах между полосканием и отжиманием. Конечно, этот труд тоже способствует духовной жизни, но это гораздо сложнее. Женщины спасаются через свои труды, через чадородие, но этот путь уже не прямой, он гораздо более сложный.
От семейной жизни человек получает большое утешение, но утешение это душевное. Вот смотрит он на деток, какие они у него хорошенькие, пригоженькие, ласковые, и сердце его умиляется, ему бывает отрада. Но разве сравнить эту отраду с той, которую человек получает, когда он на Бога смотрит? Это же ни с чем несравнимо, ни с любовью душевной, ни тем более с плотской, потому что плотская любовь – это проявление животного начала в человеке. А если человек вкусил любовь духовную, стал уже ангелом, как же ему опять становиться скотиной? Для него это просто невозможно. Из пушки в него стреляй, он никогда на это не согласится. Потому что духовные ощущения очень тонкие, и их надо очень хранить.
Кроме молитвы, путь к Божественной любви обязательно лежит и через любовь к образу Божию, к человеку. Кто любит Бога, тот любит и иконы. А человек – это живая икона, образ Божий; он создан по образу и подобию Божию. Конечно, хорошо, когда икона отреставрирована, когда она опрятно убрана, красива. Но если любит человек Бога, он и икону почерневшую, облупившуюся не будет топтать, пренебрегать ею, плевать на нее, для него это будет все равно святыня. Так и человек, если он духовный, не будет презирать другого человека, даже если он грешный, даже если какие-то дела нехорошие делал, если образ Божий в нем потускнел, облупился, почернел. Все равно этот образ в нем сохраняется, пусть его почти и не видно. Но можно снять эту копоть, эту грязь греховную – и засияет красота Божественная, которая есть в каждом человеке.
Некто сказал, что в Царствие Небесное ведет узкий коридор со множеством дверей, и каждую дверь надо открыть. Двери – это те люди, которые нам встречаются в нашей жизни, и мы или застрянем на этом человеке, или пройдем с любовью через него. А что нам мешает любить ближнего нашего? Прежде всего превозношение. Нам мешает то, что мы себя считаем лучше другого, считаем себя умнее; мы лучше знаем, как надо, мы желаем спорить, мы желаем доказывать свою мнимую правоту. Но какая может быть правота, справедливость, если истинная справедливость – это есть любовь? Сами-то мы легко нарушаем заповеди и прощаем себе эти нарушения: мол, ну а что было делать? А когда с ближним сталкиваемся, то до драки готовы отстаивать именно свое. Какая же это справедливость? Истинная правда – это ради любви уступить, а не драться из-за ерунды.
Поэтому нам надо обязательно это исправлять: всякую гневливость, всякие чувственные ощущения, всякое смотрение на другого с желанием его как-то использовать для себя, для своих целей. Наоборот, надо стараться смотреть на другого так, что как бы ему послужить, как ему помочь или как его оградить. Потому что бывают люди, которые требуют от нас греха. И вот как нам быть, чтобы не уступить им? Потому что если мы уступим им в грехе, значит, мы человекоугодие совершим, а любовь к Богу должна быть больше, чем к человеку. Но как это сделать так, чтобы человека не обидеть, где найти эту золотую середину? Вот этому надо учиться, для этого нам жизнь дана. Всю жизнь мы должны учиться у Христа, у апостолов, у учеников Христовых, у святых отцов. И если мы будем усердны, то научимся, потому что Господь, видя наше стремление, нам поможет.
Господь сказал: «Кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое». Поэтому истинная любовь к Богу проявляется в исполнении заповедей. Некоторые из них кажутся для нас тяжелыми, особенно трудно воспринимается заповедь «молитесь за обижающих вас». Мы того человека, который нас обижает, готовы растерзать, в клочья разорвать, ну если не буквально, потому что вид кровавого мяса может отшатнуть, то уж обругать, или нажаловаться, или разнести по всей земле, какой он нехороший, – на это мы готовы. А Господь не хочет этого. И если бы мы исполняли скрупулезно Его заповедь: вот обидел нас человек, а мы бы за него молились; другой обидел, и опять бы за него молились, – тогда бы мы и сердца этих людей изменили, потому что Господь по нашей молитве на них бы призрел. Потому что если человек молится, исполняя заповедь Божию, Господь тут как тут, Он слышит его, Он радуется, что вот человек, раб Божий в своей комнатке, утирая слезы от обиды, а все-таки встает на молитву, просит: Господи, прости его, не наказывай ради меня, пошли, Господи, доброе здоровье его деточкам, чтобы они были хорошие, добрые, здоровые, послушные, всячески его облагодетельствуй, умягчи его сердце, потому что оно ожесточилось, и вот он мне обиду нанес.
Вот если бы каждый так молился, то и сердце обидчика умягчилось бы, и распря бы дальше не пошла, и любовь воцарилась между нами. А мы нет, как будто заповедь Божия не существует, как будто это к нам не относится. Будем дуться и ждать, пока он первый не сделает шаг к примирению, или начнем опять тягаться, рядиться: ты такая – сама такая. И это бесконечная история. Ну о какой тогда любви к Богу можно говорить! Это просто смешно. Если уже мать и дитя, которые друг друга по инстинкту должны любить, – и то она на него раздражается, орет, а он тоже на нее рукой машет. Поэтому если мы хотим действительно достичь любви Божией, а через нее святости, надо нам стараться обязательно в себе зло побеждать, не давать ему в нас действовать, все время с ним бороться, все время заповеди Божии исполнять. А чтобы их исполнять, нужно их знать, нужно все время читать Евангелие, нужно знать его наизусть, тогда мы и достигнем.
У Василия Великого в жизни был такой случай. Пришел к нему большой начальник и говорит: ты должен веровать, как верует такой-то. А он отвечает: знаете, это вера не православная, я так не могу. Ну, говорит, тогда мы тебя сейчас сошлем. Пожалуйста, земля все равно наше временное пристанище. И что у меня взять? Все имение я нищим отдал. Вот у меня только несколько книг, ну, пожалуйста, заберите. Убьете меня? Так я все равно умру, я человек больной, долго не проживу (он действительно до пятидесяти лет не дожил). И этот начальник так поразился мужеству Василия Великого, что отстал от него, и его оставили в покое, оставили в его Православии. Он так и говорил: нет, я не могу свою паству обратить в неправильную веру, мы будем стоять в Православии, и не надо угрожать, потому что это бесполезно, потому что даже до смерти мы готовы быть верными Христу.
Вот надо как. А нам-то, собственно, кто угрожает смертью? Никто. Но мы готовы от Христа отречься из-за любого пустяка. Мы меняем благодать Божию на какую-то мнимую свою правоту, на тщеславие. Вот сидит человек и болтает. Остановись, подумай, ведь это же грех. Ты зря тратишь время, потом у тебя на молитву не хватит сил и т. д. А человек болтает вместо того, чтобы остановиться, исполнить заповедь Божию, как-то в сердце свое войти. Вот в чем вся наша беда: мы делаем не то, что Бог велит, а то, что нам хочется, а хочется нам только греха, потому что мы люди грешные. Любовь же Божия обязательно требует жертвы. Надо все свои хотения принести в жертву Богу: и свое честолюбие, и свои похоти, и свое превозношение, и тщеславие, – пожертвовать всем, отказаться, отречься от всех этих грехов, из которых соткана наша душа. Ради чего? Ради Господа, ради любви к Нему.
Обычно, когда юноша ухаживает за девушкой, он бывает прямо ангел: и смотрит кротко, и ручку подаст, и ты моя ласточка. Ну, конечно, поженились – и начинается: иди сюда, встать здесь, постой там, молчи, когда я с тобой разговариваю. Куда делась нежность, ласка? Потому что когда человек хотел понравиться, он и вел себя соответственно, а когда достиг, то стимула уже нет.
Вот и мы все время должны так себя вести, чтобы понравиться Богу, чтобы Он с радостью на нас глядел, чтобы Он возлюбил наше усердие. И тогда мы познаем, что такое любовь к Богу, тогда возникнет эта живая связь, тогда произойдет слияние Духа Божия и духа нашего. Это слияние и есть Царствие Небесное, которое, как Христос сказал, «внутрь вас есть». Это и есть благодать Святого Духа, это есть святость, это есть все то, о чем в Евангелии говорится, то, что Господь на землю принес. Вот за это-то Он и кровь пролил.
Господь умер на Кресте, воскрес, вознесся на небеса для того, чтобы в Церковь послать Духа Святого Утешителя. И вот мы купаемся в волнах Святого Духа, потому что Церковь есть источник благодати Божией. А усвоить-то это все мы не можем. Сердце каменное, жесткое, противное, ничего не может воспринять, только одно тщеславие, какое-то мелкое самолюбие, обиды бесконечные – как пауки в банке. Как не стыдно! Почему, читая Евангелие, мы не поседеем от ужаса за свою скверную жизнь? Как же не совестно? Так равнодушно стоим: да, во всем грешен. И десять лет назад так, и сейчас, и никакого движения. Не хотим себя немножечко изменить, немножко ради Христа пострадать. Потому что отказываться от греха – это страдание. Хочется полежать – а надо вставать молиться. Это же страдание, причем добровольно на себя принятое. А вот этого-то и нет.
Поэтому надо обязательно возгревать в себе любовь к Богу, и она нас сохранит. Тому, кто познал любовь Божию, ничего в мире не страшно. Вот сейчас вокруг страсти бушуют, люди кипят. Почему они руками машут, чего добиваются, о чем так хлопочут? О плотском: чтобы больше колбаски было, чтобы больше деньжат. О какой-то ерунде, как будто они действительно животные: только есть, только пить, чтобы все было вкусненько, интересненько. Как же это все пóшло! Бесконечно пошло! Евангелие в каждом храме, на каждом перекрестке продается – нет, никто не хочет покупать. Так для вида, для престижа Библию купит, полторы странички прочтет, дальше не осилит и поставит. Ну стоит она, и что толку? Человек только еще большее наказание себе готовит. Когда не знал, не читал, не имел возможности достать, ну какой с него спрос? А если у него на полочке Библия стоит и он не читает ее день и ночь, то тогда он себе готовит уголья горящие на голову.
Вот у тебя Священное Писание – ручку протяни, почитай, вникни, посмотри, что Господь хочет от тебя, старайся, трудись, исполняй. Жизни-то мало осталось. Сколько еще нам здесь ковыряться, на этой земле ползать? Надо же об этом думать. А мы всё мечтаем: вот это сделаю, туда поеду. Как-то всё совершенно не о том. Надо всегда помнить, что «едино есть на потребу», одно нужно. Господь сказал: «ищите Царствия Божия». Всю жизнь надо вот это искать, все время туда толкаться. Стучите, говорит, «толците, и отверзется вам». Все время надо ударять в небеса молитвой своей, все время стараться добрые дела делать, все время побеждать в себе зло. А у нас никакой нет борьбы с грехом. Чуть искушение какое напало, так и опять согрешил, и опять согрешил, и опять.
Ну на что же мы надеемся? На то, что мы верующие? Так для нас, верующих, есть притча о десяти девах. Вот они собрались и ждут Жениха. Жених – это есть Христос, а дева – душа. И вдруг пятеро видят, что елея-то не хватает, светильники-то гаснут, – и говорят: дайте нам взаймы. Те отвечают: нет, если мы вам дадим, тогда и нам ничего не останется, идите купите себе. И они пошли, а двери-то закрылись. Они стучат: Господи, открой нам, мы же верующие, мы в церковь ходили, мы в среду и пятницу мяса не ели. Как же так? А Господь говорит: отойдите, Я не знаю вас, Я вас не познал, Я в вашем сердце не был никогда, вы Меня туда не пустили. Не было, не произошло соединения, светильники ваши угасли.
Поэтому надо обязательно возгревать этот светильник, все время над этим трудиться день и ночь, чтобы жизнь попусту не прошла, как у большинства людей – они просто стареют, постепенно морщатся, талия полнеет, а больше ничего не прибавляется, ничего. Ну, конечно, деньжата немножко растут, можно и деткам помочь, и внучкам, но это опять все себе, это же свое: мои детки, мои внучки. Если бы был такой добрый, чужому бы помог, а то только своим. Все это продолжение себя, себялюбие. Поэтому надо обязательно учиться, надо обязательно в это вникнуть, обязательно надо устрашиться. Ведь умирать будем и всё оставим, всё: и барахлишко, и внучков оставим, и деточек оставим, и все наши увлечения – все, чем мы живем, все это останется. Положат нас в этот страшный, противный, с какими-то безвкусными рюшечками гроб, и будем там лежать, украшенные полиэтиленовыми цветочками. Такая срамота! Еще венки с пошлейшими надписями: дорогой бабушке, мамочке. Уж как только в жизни ни издевались над этой бабушкой, а тут дорогая. Или: дорогому начальнику от сотрудников. Уж такой дорогой, так любили своего начальничка, только и желали, чтобы ему перевернуться!
Это же все внешнее. Все это пóшло, мерзопакостная гнусность. И что, мы вот к этому вожделенному стремимся?! Мы же вроде верующие, во Христа крестились. Ну кто-то в этом мире должен все-таки заповеди Божии исполнять, или так все в этой мерзости и умрем? Ну кто-то же должен проснуться! Кто-то должен же хоть немножко коготочками скрести, стараться лезть вперед! Или обязательно всем нам в яму? Что, нам так уж хочется в этой яме быть? Неужели то, что мы видим в мире, весь этот мрак и ужас, нас прельщает и мы не устали от этих всех беснований? Неужели мы хотим, чтобы и после смерти это беснование продолжалось и мы среди этих бесноватых так и жили в вечности? Неужели мы не хотим войти туда, где Димитрий Ростовский, Василий Великий, Тихон Задонский! От одного их вида люди обращались к Богу. Придет, посмотрит, ахнет и говорит: и я хочу с ним. Какое прекрасное лицо, благородство, сияющая чистота, целомудренное благоухание! Неужели мы с ними не хотим быть, а со всем этим скотским, бесовским безобразием? Неужели мы этот выбор не сделаем? Неужели нам непонятно, с кем нам быть, со Христом или с Его распинателями?
А если мы выбор сделаем, надо, не оборачиваясь, идти вперед. И Господь нам поможет. Он знает, конечно, наши немощи, знает, что мы поздно обратились к Богу, не с детства воспитаны в святости, погрязли в грехах, – все знает Господь. Но раз Он нас призвал, значит, Он все-таки надеется. А мы постыжаем Его надежду. Сколько людей, ходящих в церковь, после смерти оказываются в геенне огненной! Как же это печально! Господь дал веру, а человек ее никак не использовал, не реализовал. Такая же зависть, такая же злоба, все то же самое. Ну внешне, может, не грешит, а в уме, в сердце все осталось по-прежнему. Поэтому надо обязательно сердце очищать. И залог этого очищения – наша любовь к Богу. Надо нам с мыслью об этой любви вставать и ложиться и весь день так проводить, а если не спится, то и ночью об этом размышлять и об этом молиться Богу. Аминь.
Крестовоздвиженский храм, 18 ноября 1989 года, вечер