Гневайтеся – и не согрешайте

Гнев как чувство, защищающее желания человека. – Священное Писание о гневе Божием. – Необходимость гнева против страсти, ереси и уклонения от истины. – О страсти гнева и о гневе против страстей. – Мир с людьми нужно ставить выше жертвы. – Когда гнев безгрешен и даже необходим. – Как из сердца вырвать обиду? – Средства против гнева: молитва и напряжение собственной воли. – Как правильно гневаться на свои страсти, не поддаваясь унынию?

Сегодня мы продолжим беседы о борьбе со страстями и коснемся того, что говорится в Евангелии о страсти гнева. Эта страсть присуща всем, потому что гнев, по святоотеческому учению, есть чувство, защищающее желания человека. Когда влечение человеческой души, злое или доброе, к тому или иному предмету встречает на своем пути препятствия, тогда в душе появляется гнев.

Поэтому нельзя сказать, что гнев всегда плох. Так, в Священном Писании гнев иногда приписывается Богу. Конечно, Бог вообще не испытывает таких чувств, какие испытывают люди. Он не знает перемены желаний – одно прошло, другое возникло – и не меняет Своего отношения к нам в зависимости от того, что мы делаем. Богу приписываются человеческие чувства, в том числе и гнев, для того чтобы объяснить действие Промысла Божия применительно к нашему пониманию. Когда говорится о гневе Божием по отношению к грешникам, то Бог сравнивается с человеком, находящимся в ярости, как бы опьяненным: Воста Господь, яко шумен от вина²⁵⁹. Конечно, так сказано для того, чтобы мы поняли, что неправильно себя ведем и сами являемся причиной тех или иных проявлений Промысла Божия о нас. И эта строчка из псалма не означает, что Бог человекообразен в каком бы то ни было смысле: ни в смысле внешнего устроения, ни в смысле душевных свойств. Однако сама возможность приписать гнев Богу говорит о том, что это чувство не всегда является греховным.

Иоанн Креститель, обличая фарисеев и саддукеев, идущих к нему креститься, спрашивал: Порождения ехиднины! кто внушил вам бежать от будущего гнева?²⁶⁰. Конечно, он имел в виду гнев Божий. В Евангелии есть и другие изречения, подобные этому. Например, апостол Иоанн приводит слова Спасителя, обличившего неверующих в Него иудеев: Верующий в Сына имеет жизнь вечную, а не верующий в Сына не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нем²⁶¹. Последствия неверия здесь названы гневом Божиим.

Но обратимся сначала к тому поучению Спасителя, которое запрещает нам гнев, и только потом поговорим о том, какой гнев греховен, а какой дозволителен и даже, может быть, необходим. Вы слышали, что сказано древним: не убивай, кто же убьет, подлежит суду. А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду; кто же скажет брату своему: «рака», подлежит синедриону; а кто скажет: «безумный», подлежит геенне огненной²⁶². По Моисееву закону запрещалось только крайнее проявление этой страсти – убийство. Только тот человек подлежал суду закона, который убивал под действием гнева, ведь нельзя совершить намеренное убийство, если не испытываешь к своей жертве никакой ненависти. Спаситель же запрещает и самый гнев, то есть то движение страсти, то греховное влечение, которое иногда приводит и к таким крайним последствиям, как убийство.

А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду. Если мы только гневаемся, хотя и не убиваем, то уже подлежим суду. Даже одно это достойно рассмотрения, подобного судебному, а в некоторых случаях и обвинительного приговора. Естественно, что обвинительный приговор тоже может быть разным. Обвинение может быть строгим, а может быть смягчено из-за обстоятельств дела. Однако обратите внимание на следующие слова (я приведу этот же текст по-славянски): Аз же глаголю вам, яко всяк гневаяйся на брата своего всуе, повинен есть суду. Итак, повинен суду тот, кто гневается всуе. Значит, допустимо предположить, что гнев может быть и не напрасным, не суетным. О том, когда и по какой причине мы гневаемся не напрасно – не всуе, – мы поговорим чуть позже.

Некоторые святые отцы считают, что суетный гнев – это вообще всякий гнев и что не существует причины, по которой он был бы оправдан. По мнению отцов, даже если тебя убивают, то и в этом случае твой гнев будет напрасным. Более того, знаменитый аскетический писатель, учитель Церкви, преподобный Иоанн Кассиан Римлянин полагает, что слово всуе внесено в евангельский текст позднее, а в древнейших списках Евангелия этого слова не было. По его мнению, надо было бы читать этот текст так: Яко всяк гневаяйся на брата своего повинен есть суду, то есть не может быть никакой причины, оправдывающей гнев. Хотя преподобный Кассиан, мне кажется, и ошибается в своем критическом отношении к евангельскому тексту, но он не ошибается по сути, не ошибается по духу. Действительно, даже если бы нас убивали и если бы мы отвечали на это гневом, то наш гнев был бы напрасным.

Но есть гнев, который нам действительно необходим. Если мы этого гнева лишимся, то лишимся своего естественного свойства и не сможем противостоять греху. Исаия Отшельник, один из авторов «Добротолюбия», считает, что гнев против страсти и против ереси необходим. Если мы не будем гневаться «на всеваемое в нас от врага» и на заблуждения, то примем это. Я встречал людей чересчур, как говорится, спокойных, которые всех оправдывали, всё принимали, в том числе и заблуждения, и сектантские учения. Они не то чтобы соглашались с этими заблуждениями, но относились к ним спокойно и находили во всем некий смысл. Это может привести к тому, что человек потеряет самую великую из обретенных им драгоценностей – истинную веру. Во избежание этого необходимо враждебное, гневное чувство ко всякому уклонению от истины.

Все древние святые отцы были преисполнены этой ревностью и не хотели быть терпеливыми к заблуждениям. Они могли пожалеть еретика, накормить, напоить его, могли оказать ему чисто человеческую помощь, но никогда не оправдывали его уклонения от истины. Они либо, если не было возможности высказаться против ложного мнения, не касались этого вопроса вообще, либо, если такая возможность была, всегда противостояли заблуждению. Некоторые до того ревновали о точном исповедании веры, даже о точной передаче Священного Писания, что малейшее искажение священного текста вызывало в них негодование. Один подвижник услышал в храме, как некий священнослужитель в проповеди заменил слово «одр», употребленное в Евангелии, на более современное. Этот подвижник вслух обличил священника: зачем, мол, ты стыдишься Евангелия?! – и вышел из храма.

Конечно, я говорю это не для того, чтобы вы тоже прислушивались к каждому слову и, если вам что-нибудь покажется неправильным, с негодованием выходили вон или как-то иначе проявляли свое неудовольствие. Мы не можем вести себя так смело хотя бы потому, что не имеем такого же правильного подхода к Священному Писанию и Церковному Преданию, как упомянутый подвижник. Я привел этот пример только для того, чтобы показать, как гневались святые отцы на всякое, даже малейшее уклонение от истины. Если мы будем иметь такой ненапрасный гнев, значит, сохраним и свое православие, и свою праведность.

Теперь о гневе против страстей. Когда человек чересчур спокойно относится к своим слабостям – хотя слово «слабость» мы употребляем для того, чтобы оправдать себя, – правильнее сказать, к своим страстям, грехам, тогда, конечно же, он легко следует любому своему греховному желанию. Если мы не испытываем к своим страстям чувства ненависти – постоянного сильнейшего гнева, о котором говорит Спаситель: Кто погубит свою душу, тот приобретет ее ²⁶³ или Никто не может быть Моим учеником, если не возненавидит душу свою²⁶⁴, – то не можем научиться у Спасителя исполнять заповеди, не можем научиться христианской жизни.

Итак, мы должны ненавидеть свою душу и нам необходим гнев против заблуждения, против греха, без него человек перестает быть человеком.

Но вернемся к неправедному гневу. Всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду; кто же скажет брату своему: «рака», подлежит синедриону. «Рака» означает «пустой человек». Синедрион – это верховное судилище у иудеев, значит, здесь сказано: такой человек подлежит строжайшему высшему суду. А кто скажет: «безумный», подлежит геенне огненной. Если мы обратимся к себе, то увидим, что мы часто даже вслух произносим слово «безумный».

Спаситель сказал: Не то оскверняет человека, что входит в уста, но что исходит из уст²⁶⁵. Из наших уст часто исходят разного рода оскорбительные слова, и мы не придаем им значения. Если же мы удержались и не сказали человеку чего-то в лицо, а только обругали его про себя или позднее перед своими близкими, то считаем, что уже достигли некоего нравственного состояния. На самом же деле, даже если мы только мысленно ругаем людей, оскорбляя их так или иначе, мы уже подлежим отлучению от Церкви, потому что именно это означают слова подлежит синедриону. Синедрион употреблял высшее наказание – отлучение от ветхозаветной Церкви. Спаситель говорил о синедрионе, потому что обращался к Своим современникам, но смысл Его слов не устарел и сейчас: если мы, гневаясь, оскорбляем человека хотя бы мысленно, то подлежим отлучению от Церкви. Что это значит? Может быть, Церковь в лице своих иерархов и священнослужителей и снисходит к нам, но внутренне каждый из нас, если он сколько-нибудь к себе внимателен, несомненно чувствует, что гнев, даже не вышедший наружу, но получивший некоторую свободу внутри нас, опустошает нашу душу. Мы невидимо отлучаемся от Церкви, теряя благодать, потому что общение с Церковью – это не просто присутствие в храме или официальное признание того, что мы являемся членами Церкви, а невидимое и таинственное соединение со Христом, ибо Церковь, по учению апостола Павла, есть Тело Христово.

Когда в нас возмущаются те или иные страсти, в частности страсть гнева, тогда наша связь со Христом ослабевает или, может быть, даже вовсе пресекается. Благодать прекращает поступать в нашу душу подобно тому, как кровь прекращает поступать в отсеченный от тела член: он больше не питается живительными соками и не подчиняется мозгу. Этот отсеченный член погибает так же, как и мы, если сами невидимо отсекаем себя от Тела Христова грехами и лишаем себя благодати. Если мы ощутили в душе такое опустошение, значит, мы теми или иными грехами отдалили и, можно даже сказать, отделили себя от Христа. Мы, конечно же, можем восстановить это единение покаянием. Однако не нужно себя извинять и говорить себе: ничего страшного, я согрешу, а потом покаюсь. Никто не знает, до какой силы может дойти действие страсти.

Если мы не будем противиться страсти гнева, восставать на нее, не будем вновь и вновь подниматься после своих падений, то она может развиться в нас до такой степени, что мы дойдем до ее крайнего проявления – убийства. Если не всегда и не все совершают убийства, то это бывает и по каким-то внешним причинам: например, нет возможности убить или человек просто боится наказания. А если бы он не боялся, то совершил бы этот самый страшный грех. Поэтому не нужно себя оправдывать: мы, мол, таких грехов не совершаем. Если мы в душе имеем желание убить, но нас удерживает только страх, причем не страх наказания Божия, а страх ответственности перед государственным законом, – то в душе мы уже убийцы.

Итак, если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим и тогда приди и принеси дар твой²⁶⁶. Во времена Спасителя, когда еще были действительны жертвы, учрежденные Моисеем (это были не только животные, но и хлебные колосья, или елей, или вино – жертва должна была быть предметной), иудеи в своей слепоте думали, что они, аккуратно исполняя закон и принося положенные жертвы, обязательно получают оправдание. У нас, к сожалению, тоже такое бывает. Может быть, наши жертвы более символичны, чем жертвы ветхозаветных верующих, но и они бывают предметными. Мы приносим свечи, заказываем молебны или литургии, приходим в храм, отстаиваем службы, соблюдаем посты – все это вещественная, видимая жертва. Но если при этом мы пренебрегаем своим внутренним долгом – борьбой со страстями, то даже самая правильная и внешне богоугодная жертва не принесет нам пользы, пока мы не искореним в своей душе страсть.

Пойди прежде примирись с братом твоим и тогда приди и принеси дар твой. Конечно, сказанное можно распространить на все страсти. Но особенно важно для нас примирение с ближними: мы не можем проявить искреннюю любовь к Богу, если не любим своего брата. Любовь к ближнему – это естественное проявление любви к Богу, человек любит Бога настолько, насколько он любит людей. Это естественно, потому что человек есть образ и подобие Божие, изображение Бога, сотворенное Им Самим, и мы не можем не испытывать любви к этому видимому образу, если любим невидимого Бога. Если же в нас нет любви к видимому образу Божию, то и не видимого нами Бога мы на самом деле не любим.

Поэтому весьма уместно, прежде чем испросить себе прощение грехов, как учит Спаситель в ином месте, сначала примириться со своим братом. В молитве Господней, «Отче наш», как мы ее называем, есть слова: И остави нам долги наша, яко и мы оставляем должником нашим²⁶⁷. Я думаю, что эти слова также касаются страсти гнева и показывают нам, как мы должны молиться, прося у Бога прощения: условием этого прощения мы делаем то, что мы сами прощаем должникам. Конечно же, речь идет не только о должниках в материальном отношении, но скорее о должниках в широком, нравственном смысле.

Итак, мы должны примириться с нашими братьями. Под братьями, конечно, нужно понимать не только близких нам людей, родственников или друзей, но и всякого человека, с которым мы сталкиваемся, потому что любой человек, который пространственно оказался к нам близок в данный момент, уже имеет право называться ближним.

Если мы говорим о том, что любим всё человечество, всех жалеем, всем желаем счастья, если мы заботимся об экологии окружающей среды или о будущих поколениях (как, например, коммунисты, которые желали построить рай на земле для каких-то отдаленных поколений), но в то же время ненавидим тех, с кем непосредственно сталкиваемся, значит, мы лицемерим. Никакой любви у нас нет. Любовь проявляется по отношению к тем людям, с которыми мы вынуждены общаться, пусть это будет даже наш случайный попутчик в автобусе. Я считаю, именно так нужно понимать слово «ближний». В этом смысле каждый человек, с которым мы сталкиваемся, заслуживает наименования «брата нашего».

Мы должны оставить дар свой пред жертвенником и пойти прежде примириться с братом своим. Конечно, не надо понимать это буквально. Представьте себе человека, который пришел в храм, купил свечу, хочет поставить ее на подсвечник и вдруг вспоминает, что он в автобусе поругался с попутчиком. Неужели он должен бросить свечу и ринуться искать этого человека? Во-первых, это невозможно, а во-вторых, неразумно. Речь идет о том, что мир с людьми нужно ставить выше жертвы. Главное – иметь мир со всеми людьми, а жертва на втором месте.

Мирись с соперником твоим скорее, пока ты еще на пути с ним, чтобы соперник не отдал тебя судье, а судья не отдал бы тебя слуге, и не ввергли бы тебя в темницу; истинно говорю тебе: ты не выйдешь оттуда, пока не отдашь до последнего кодранта²⁶⁸. Что имеется в виду под словом «соперник»? Можно рассмотреть два варианта толкования. По одному толкованию, речь идет о человеческой совести, которая всегда соперничает с человеком: спорит с ним и обличает его во всех отступлениях от нравственного закона. И пока мы на пути, то есть пока мы еще живы, мы должны примириться со своей совестью. Но, я думаю, возможно и буквальное понимание этого слова: соперник – это всякий человек, с которым мы общаемся. Мы должны мириться со всеми людьми, с которыми в течение жизни так или иначе сталкиваемся и находимся в вынужденном или добровольном союзе. Конечно, они не могут отдать нас Судье в прямом смысле, не имея такого дерзновения перед Богом. Но наши грехи против них, наших соперников, конечно же, сделают нас виновными и подвергнут нас осуждению.

Не может человек жить без человеческого общества. Даже люди, удалявшиеся для спасения своей души в пустыни, где не было человеческих жилищ, не видевшие никого десятки лет, все-таки так или иначе сталкивались с людьми. Но даже если бы они никогда больше не сталкивались с людьми, всё равно вышли они из человеческого общества: имели родителей, кем-то воспитывались, хотя бы в самом раннем возрасте, с кем-то общались и в душе своей имеют определенное отношение к людям. Поэтому даже удалившийся от всех человек все равно связан с людьми и тоже должен любить ближнего и примириться с ним.

Итак, под словом «соперник» весьма уместно подразумевать каждого человека, с которым мы общались в течение земной жизни. Все люди являются для нас в определенном смысле соперниками, потому что мы, многократно в течение дня или даже в течение всей жизни сталкиваясь с ними, так или иначе реагируем на них: проявляем недовольство, гнев, неприязнь, миримся, вновь испытываем к ним разнообразные чувства – иногда добрые, иногда неприязненные. Мы должны примириться со всеми людьми, с которыми живем, то есть иметь к ним мирное чувство. Нравственное состояние, к которому Господь Иисус Христос призывает нас в Нагорной проповеди, есть мир со всеми людьми, но с одной оговоркой (я уже касался этой темы и еще к ней вернусь): кроме тех людей, на которых должен распространяться праведный гнев. Если мы во всех отношениях примиримся с еретиками, то есть примем даже их заблуждения, то погибнем, так как, примирившись с еретиком, расторгнем наше единение со Христом и, неправильно возлюбив человека, потеряем любовь к Богу.

Истинно говорю тебе: ты не выйдешь оттуда, пока не отдашь до последнего кодранта. Конечно, это образное выражение – человек никогда не сможет отдать своего греховного долга. Выражение до последнего кодранта, то есть до последней мелкой монеты, означает следующее: если мы не примиримся с людьми, то будем отвечать за все свои грехи, даже самые мелкие. По этой причине, мне кажется, благоразумнее было бы для нас – не говоря уже о том, что это просто хорошо, – стараться со всеми людьми пребывать в мире, кроме тех случаев, о которых я уже сказал.

Теперь я более подробно хочу сказать о тех случаях, когда гнев безгрешен и даже необходим. Прежде всего, обратимся к жизни и поведению Самого Господа нашего Иисуса Христа. Из Евангелия видно, что Спаситель имел чувство гнева. А зная о том, что Он совершенный, безгрешный Человек, мы понимаем, что гнев, который Он испытывал, нельзя назвать греховной страстью. Такой гнев является необходимым чувством, естественным свойством нравственно совершенного человека.

После того как апостол Петр исповедовал Господа Иисуса Христа Сыном Божиим, Спаситель начал открывать ученикам Своим, что Ему должно идти в Иерусалим и много пострадать от старейшин и первосвященников и книжников, и быть убиту, и в третий день воскреснуть. И, отозвав Его, Петр начал прекословить Ему: будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою! Он же, обратившись, сказал Петру: отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн! потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое²⁶⁹. Конечно, здесь нет слова «гнев», но я думаю, что мы, как люди здравомыслящие, понимаем, что не может человек говорить: Отойди от Меня, сатана – и при этом кротко улыбаться. Значит, здесь проявился гнев Господа на апостола Петра, который, не понимая подвига Спасителя, пытался Его соблазнить – уговорить отречься от крестной смерти. Апостол Петр проявил к Господу Иисусу Христу земную, человеческую любовь, а не любовь, просвещенную истинной верой. И гнев Господа не означал вражды и ненависти к апостолу Петру, он был направлен на заблуждение, на непонимание, которое апостол Петр проявил в данный момент, можно сказать к ереси, которую он высказал.

В доказательство того, что этот гнев был праведным, чистым, гневом не против человека, но против заблуждения, я приведу другой эпизод, теперь из Евангелия от Марка. Господь пришел опять в синагогу; там был человек, имевший иссохшую руку. И наблюдали за Ним, не исцелит ли его в субботу, чтобы обвинить Его. Он же говорит человеку, имевшему иссохшую руку: стань на средину. А им говорит: должно ли в субботу добро делать, или зло делать? душу спасти или погубить? Но они молчали²⁷⁰. Люди, присутствовавшие в синагоге, проявили упорство и, не зная, что ответить, сопротивлялись самим своим молчанием. Теперь обратите внимание на последующие евангельские строки: И, воззрев на них с гневом, скорбя об ожесточении сердец их, говорит тому человеку: протяни руку твою. Он протянул, и стала рука его здорова, как другая²⁷¹. Слова: Воззрев на них с гневом, скорбя об ожесточении сердец их – говорят о том, что гнев Господа был не против этих людей, а против того нравственного состояния, ожесточения и окаменения сердечного, в котором они находились. Вот праведный, чистый гнев: Воззрев на них с гневом, скорбя об ожесточении сердец их. Я думаю, что нечто подобное Господь Иисус Христос испытывал и тогда, когда говорил апостолу Петру: Отойди от Меня, сатана! Если Он к людям сравнительно чужим, можно сказать посторонним, испытывал такое чувство и скорбел об ожесточении сердец их, то тем более к своему ближайшему ученику Он должен был испытывать любовь. И когда Господь сказал: Отойди от Меня, сатана, – то Он обличил лишь душевное состояние апостола Петра, а не окончательно отождествил его со злым духом.

В Евангелии от Иоанна есть еще один пример откровенного гнева, который Спаситель проявил к людям, злоупотреблявшим долготерпением Божиим и нарушавшим благоговейную тишину Иерусалимского храма. Приближалась Пасха Иудейская, и Иисус пришел в Иерусалим и нашел, что в храме продавали волов, овец и голубей, и сидели меновщики денег. И, сделав бич из веревок, выгнал из храма всех, также и овец и волов; и деньги у меновщиков рассыпал, а столы их опрокинул. И сказал продающим голубей: возьмите это отсюда и дома Отца Моего не делайте домом торговли²⁷². Предполагать, что это делалось абсолютно спокойно, мне кажется, нелепо. Здесь говорится: Выгнал из храма всех. Не думаю, что Он говорил при этом: «Выйдите, пожалуйста». Он выталкивал людей, стегал животных, которые мычали и блеяли. В храме стоял рев, раздавались недовольные возгласы. Мало того, сказано, что Спаситель деньги у меновщиков рассыпал, а столы их опрокинул. В храме стояли столы, на которых обменивалась разная «валюта», потому что евреи съезжались из разных стран мира, а им нужны были именно те деньги, которыми пользовались в Иудее, чтобы можно было пожертвовать их на храм. Господь Иисус Христос опрокинул эти столы с деньгами, а можно ли так поступить в совершенно спокойном состоянии? Конечно же, это было проявлением крайнего негодования, это был, выражаясь современным языком, необыкновенный скандал. Ведь там, наверное, сидело не два-три, а несколько десятков торговцев, рядом с каждым из них стояло по несколько животных, было в храме много и меновщиков со столами, – видимо, это было выгодным делом.

При сем ученики Его вспомнили, что написано: ревность по доме Твоем снедает меня. На это иудеи сказали: каким знамением докажешь Ты нам, что имеешь власть так поступать? Иисус сказал им в ответ: разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его. На это сказали иудеи: сей храм строился сорок шесть лет, и Ты в три дня воздвигнешь его? А Он говорил о храме тела Своего²⁷³. Господь Иисус Христос, совершая этот подвиг благочестия и ревнуя о благоговении к храму, знал, что за этим последует, и предвидел, что вся ненависть иудеев к Нему за обличения кончится Его крестной казнью. И говорил Он о разрушении храма тела Своего, понимая, что Он принесет эту жертву не с ненавистью, а с любовью к тем людям, которые сейчас гонят Его, а впоследствии распнут. Спаситель вполне осознавал, что искупительные страдания Его будут распространяться на всех людей вообще, в том числе и на непосредственных Его гонителей и распинателей. И в храме гнев Спасителя был направлен против нравственного и умственного состояния иудеев, а не против них самих.

Вот пример праведного гнева и доказательство того, что не может совершенный человек быть лишен этого чувства. В жизни, конечно, нам бывает трудно приблизиться к этому идеалу – проявить праведный гнев, совершенно не поддавшись гневу неправедному. Но в иных случаях лучше проявить праведный гнев с некоторой примесью греховного, чем выказать полное безразличие к тому, например, что нам навязывают какие-либо заблуждения. В других случаях, наоборот, лучше не проявлять праведного гнева, для того чтобы не поддаться сильнейшему неправедному гневу. Здесь необходима большая рассудительность. Нельзя заранее разложить все по полочкам так, чтобы все наперед было ясно. Если бы все было так просто, то Господь не создал бы нас разумными существами и не дал бы нам способности рассуждать и определять, что, когда и в каких случаях нужно делать.

Постараюсь привести типичные ситуации, в которых можно и нельзя проявлять праведный гнев. Скажем, я беседую один на один с сектантом, который навязывает мне свои нелепые убеждения. Неправильность его слов никакого сомнения во мне не вызывает, в правоте своего православного взгляда я уверен. Во мне закипает возмущение нелепостями, которые он говорит, и его хулой на Церковь и православие. Но я вижу, что этого человека переубедить невозможно; если я начну гневно с ним спорить, кричать, убеждать его – это ни к чему не приведет, а только причинит вред моей душе. Я потом буду несколько дней кипятиться, пока у меня в душе не уляжется страсть, а тому человеку моя гневная речь никакой пользы не принесет. Тут можно было бы свой язык придержать и смириться. Конечно, не нужно соглашаться с хулой, которую он выплескивает, а высказаться в нескольких простых словах совершенно определенно: «Я православный христианин и с твоими словами не согласен, ты заблуждаешься». Но в спор с ним не вступать, тем паче в гневное пререкание.

Другой случай. Со мной говорит сектант, и я так же убежден в своей правоте, меня ничем не поколеблешь, но рядом находится еще один человек, который прислушивается к нашему спору и думает: «Кто же из них прав, православный или сектант?» Если в данном случае я буду думать лишь о своем спокойствии, о том, чтобы сохранить внутреннюю уравновешенность, то подвергну опасности свидетеля нашего спора, который колеблется. Я обязан напрячь все силы души и ума, чтобы вступить в спор с сектантом ради этого колеблющегося человека, стараясь убедить его в правоте православия. Если я не имею необходимых знаний, если у меня не хватает доводов, то я должен просить помощи и вразумления у Бога. В конце концов я должен категорично высказаться: то-то и то-то неправильно, а вот это – правильно. Даже простое высказывание, соединенное с верой, благоговением, может оказаться сильнее самых мудреных доказательств этого сектанта. Мы можем не отличаться особенным умом, спорящий с нами человек может превосходить нас умственными способностями, но он не может превосходить нас благодатью. Потому что благодати у него вообще нет – пусто. Поэтому самое простое слово, которое заключает в себе православное учение, сильнее всех его рассуждений. Мы обязаны в данном случае подробно и точно возразить на все его претензии к православию, на всю его хулу, хотя бы просто пересказав, в чем состоит православное учение. Так сделал в свое время святитель Спиридон Тримифунтский, и слова его, исполненные благодати, переубедили языческого философа и еретика, спорившего с православными епископами на I Вселенском соборе.

Однако я ни в коем случае не одобряю спора, при котором кто-либо станет размахивать руками и кричать: «Ты дурак!» – затем начнет толкать, а потом и бить этого сектанта. Такое поведение только еще больше соблазнит колеблющегося свидетеля, потому что он подумает: какие невыдержанные люди православные, а сектанты – такие спокойные. Сектанты действительно зачастую очень спокойны, ибо считают, что они даже не без пяти минут в Царствии Небесном, а уже в Царствии Небесном. Несмотря на то что они бывают иногда полнейшими невеждами, ведут они себя всегда чрезвычайно самоуверенно.

Я сейчас не хочу подробно рассуждать о том, как нужно спорить с сектантами, это особая тема. Я хочу сказать только о том, как должен выражаться в таких случаях гнев: он должен быть неприятием заблуждений, негодованием на хулу, которую сектант произносит на святое православие. В таких ситуациях можно было бы и поддаться в некоторой степени обычному гневу, лишь бы только он не помутил наш разум. Мы обыкновенные люди и не можем на практике оказаться совершенно чисты от него. Хотя были угодники Божии, которые достигали такого высоконравственного состояния, что уподоблялись Спасителю и гневались только на заблуждение, на грех, пребывая совершенно спокойными по отношению к людям.

Но, скажу еще раз, приведенные случаи – исключительные, и я их привел вовсе не для того, чтобы разрешить гневаться в любой ситуации. В подавляющем большинстве случаев наш гнев греховен, и нам надо это понимать и бороться с этой страстью, как заповедует нам Евангелие. Мы, читая Евангелие и понимая, что его заповеди являются требованиями, предъявляемыми именно к нашей жизни, а не просто голословными заявлениями, не должны себя оправдывать тем, что сейчас время иное и мы иные. Мы не должны себя успокаивать тем, что мы не святые: куда нам, мы не можем стать такими, как преподобный Серафим Саровский. Такое рассуждение сразу ставит крест на всякой надежде достигнуть хоть какого-то преуспеяния в нравственной жизни. Но ведь спасение наше состоит не в том, что Господь нас спасает, несмотря на то, что мы живем в грехах. Бог спасает нас тем, что обучает жизни по заповедям, и мы через их исполнение приближаемся к Нему. Благодать Божия ведет нас по пути исполнения заповедей – по тому пути, по которому прошел Христос. И если мы стоим на месте, значит, мы не спасаемся. Спасение же состоит в делании заповедей, в том числе и заповеди о том, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду, то есть спасение состоит и в борьбе со страстью гнева.

* * *

Если человек энергичный, то, получается, что ему труднее приобрести внутреннее спокойствие, чем человеку тихому, скромному?

Это поверхностный взгляд на вещи. Есть очень мудрая и точная русская поговорка: «В тихом омуте черти водятся». Я многократно убеждался в ее правдивости. Поэтому говорить, что человеку тихому легче приобрести внутреннее спокойствие, неверно. Я думаю, наоборот, человеку энергичному внутреннее спокойствие приобрести легче, если он свою энергию употребит на духовные подвиги – на молитву, покаяние, трезвение.

Всем необходима ревность. Кто раньше достигнет внутренней тишины, не имеет принципиального значения. Человек, энергичный в делах земных, в духовной жизни может быть совершенно бездейственным, ленивым, нерадивым. И, наоборот, какой-нибудь мямля, человек, неспособный ни к какой практической деятельности, бывает очень ревностным в духовной жизни. Хотя, впрочем, случается и наоборот. Все зависит не от добродетели, не от нравственности, не от воспитания, хотя и это тоже имеет значение, но более всего именно от ревности. Ревности, конечно же, к спасению своей души, ревности к духовной жизни.

Как из сердца вырвать обиду? Когда на кого-то обижусь, то, хотя и стараюсь отогнать помыслы, все-таки какое-то чувство обиды в сердце остается.

Есть два способа борьбы. Первый применим не только к обиде, но и ко всем другим страстям: надо молиться и стараться эту обиду не держать в уме. Почему мы не можем ее прогнать? Потому что мы одновременно и молимся, и держим в голове мысль, которая возбуждает в нас обиду. Нужно эту мысль, несмотря на всю ее очевидную «справедливость», выбросить из головы, не рассматривать ее умом, как бы удалиться от нее.

Представим себе, что наш ум – это око, которое может взирать либо на Господа – через молитву, либо на тот или иной греховный помысел. Если мы будем тщательно «смотреть» в молитву, тогда все внимание постепенно уйдет в нее, и греховный помысел, в данном случае обида, исчезнет. Кроме того, в этом случае и благодать Божия будет наш ум как бы притягивать к себе и очищать. Если же мы будем одновременно смотреть и на то и на другое, то, поскольку мы более наклонны к злу, все наше внимание постепенно сосредоточится на помысле обиды, и молитва будет произноситься чисто формально, а может, мы и совсем ее оставим. Где нет внимания, там нет и молитвы.

Другой способ не столь универсален, он подходит для борьбы именно со страсти обидчивости: молиться за того человека, который тебя обидел. Но иногда страсть настолько сильно действует, что, когда мы даже в молитве вспоминаем про нашего обидчика, в нас вновь начинают кипеть чувства. В таком случае, безусловно, лучше действовать первым способом. Но все-таки порой можно понуждать себя молиться за этого человека, делать ему добро, хорошо о нем отзываться, хотя он, может быть, совершенно этого недостоин. Надо и молиться, и поступать наперекор себе, потому что, если мы будем бороться только внутренне, а внешне будем поддаваться страсти, то пользы от этого не будет.

Когда в твоем присутствии ругаются два человека, а ты знаешь, что один из них неправ, как подавить в себе негодование на него, стерпеть и не усугубить конфликт?

Семь бед – один ответ. Мы должны непрестанно молиться, непрестанно призывать Господа Иисуса Христа на помощь. Если мы только своими силами, только одним напряжением воли начнем противостоять страсти, конечно, мы не выдержим, разве что страсть очень слабая. Поэтому мы умом должны пребывать с Богом и быть соединены с Ним. Когда благодать Божия с нами, мы можем себя победить, когда же она нас оставит, мы обязательно упадем. Поэтому лучшее средство в борьбе со страстью, конечно же, молитва.

Но в то же время не нужно забывать и о другой стороне дела. Мы должны себя понуждать к сопротивлению греху изо всех сил, даже если у нас их очень мало. Конечно, помощи Божией «по количеству» нам необходимо гораздо больше, чем нашего собственного усилия, но, тем не менее, и наше усилие мы должны приложить в полной мере, до предела. Когда мы напряжем все силы для того, чтобы противостоять греху, и при этом будем изо всех сил молиться, тогда помощь Божия будет нам содействовать – мы станем побеждать грех в каждом конкретном случае.

Но нельзя думать, что вот мы один раз напряжемся, победим гнев и после этого уже никогда не будем гневаться. Враг и впредь будет нападать на нас и возбуждать страсть, гнездящуюся в нашей душе, да и сами мы люди непостоянные: сегодня искренне хотим быть праведными, а завтра, даже и не завтра, а через несколько минут, забываем об этом. Причем грешим мы именно таким образом, каким твердо решили никогда больше не грешить. Поэтому мы должны настроить себя на долговременную борьбу. Постоянная борьба со страстью гнева, борьба в каждом отдельном случае постепенно искореняет в нас гнев и насаждает кротость.

Для этой борьбы, как я уже сказал, есть два средства: молитва и напряжение собственной воли. Это значит, что я стараюсь терпеть изо всех сил, чтобы не сказать ничего в ответ человеку, или напрягаюсь изо всех сил, чтобы даже виду не подать, что мне не нравится его поведение, и одновременно молюсь о том, чтобы мне удержаться от резкого слова или иного проявления страсти. Страсть действует в людях в разной степени. Один человек удерживает себя от рукоприкладства, и для него это уже великая победа, а другой борется с собой, чтобы в душе его не возникло даже тени гнева. Второй достиг гораздо большего преуспеяния. Поэтому не нужно отчаиваться, а, в каком бы нравственном состоянии мы ни находились, следует взяться за ум и вступить в борьбу с этой страстью.

На практике человеку возможно себя контролировать во время гнева?

В зависимости от того, в какой степени человек подвержен страсти. Некоторые, может быть, совсем не могут себя контролировать. Со страстью нужно бороться. Если мы будем потворствовать страсти, то мы можем, пожалуй, и до беснования дойти. Если человек себя не сдерживает, – наверное, даже врачи это подтвердят, – то постепенно он может совершенно распуститься. А если сдерживает, то, наоборот, даже и болезненное состояние может постепенно уменьшиться. Это совершенно очевидно. Однако нужно сказать, что без помощи Божией побороть гнев невозможно.

Как это состояние контролировать? Молиться и сдерживать себя каким-то образом; в конце концов, избегать ситуаций, в которых можно разгневаться.

Как понять слова «гнев праведный с примесью неправедного»? Мне непонятно, например, что имеется в виду в случае с сектантом и присутствующим третьим лицом: «Сейчас я буду праведно гневаться»? Как контролировать себя?

В этой ситуации человек не намеревается праведно гневаться, а просто дает себе некоторую свободу. Если он ревнитель православия, то у него не может не возникнуть гнева против того, кто проповедует какое-либо заблуждение. Человек обязательно отреагирует – это естественно. Если у него нет естественной реакции негодования, значит, ему безразлично, где правда, а где ложь; где истина, а где заблуждение.

Я не говорю, что праведный гнев с примесью неправедного – это хорошо, просто так чаще всего бывает. Мы хотим переубедить людей, повлиять на них, чтобы они не заблуждались, но одновременно испытываем тот нехороший гнев, который поневоле примешивается к доброму желанию. Мы вынуждены его в некоторой степени терпеть и быть снисходительными к себе. Вот что я имел в виду.

Это не значит, что я могу дозировать количество неправедного гнева. Если я чувствую, что греховный гнев слишком мною овладевает, лучше, конечно, эту беседу прекратить, иначе дело дойдет до драки.

Если знакомые оскорбительно отзываются о священнике или монахах, а я нахожусь рядом и слышу, то как я должна поступить?

Если эти люди провоцируют вас на ответную реакцию, зная, что вы верующая, и желают вас оскорбить, то нужно коротко сказать, что Бог их за эту хулу накажет, и отойти. Но бывает, что люди, рассуждая, без умысла впадают в осуждение священников. На самом деле, к осуждению человек прибегает для того, чтобы оправдать свое маловерие: мол, мы не ходим в церковь, потому что священники плохие. В таком случае, безусловно, надо этим людям возразить, если мы имеем необходимые для этого знания.

Конечно же, тогда нам ни в коем случае нельзя не только гневаться, но и что-либо выдумывать, фантазировать, а нужно говорить только то, что мы прочитали у святых отцов. Иначе мы так станем защищать истину, что в еще большую ересь впадем.

Я каждый раз на исповеди каюсь в грехе гнева и раздражения на мужа, но после исповеди вновь и вновь повторяю свои ошибки. И так без конца. Но муж тоже бывает не всегда прав: смотрит фильмы, не подобающие православному христианину, ленится в домашних делах, разделяет убеждения сектантов. Так дело дойдет и до развода, как быть?

Я думаю, что, когда человек упорно не принимает ваших обличений, тогда, если у вас общий духовник – желательно семейным людям иметь одного духовника, – можно пожаловаться духовнику. И духовник повлияет на него. Если же такой возможности нет, допустим у вас разные духовники, можно узнать, кто его духовник, и пойти ему все рассказать. Если духовник хороший, серьезный, он, конечно, что-то попытается предпринять.

Если же такой возможности нет или если муж маловерующий, редко ходит в храм и никакого влияния через священника на него оказать нельзя, то надо вести себя сдержанно. Впрочем, сдержанно вести себя нужно в любом случае, даже если бы мы и священнику рассказали. От обличений толку никакого не будет – лучше молиться.

Если человек несколько раз в разных обстоятельствах отверг ваши обличения, то ясно, что он и впредь принимать их не будет. Поэтому надо терпеть, смиряться и молиться. Может быть, ради ваших молитв Господь невидимо воздействует на его душу – и он опомнится. А ваши неумелые и неуместные обличения приведут его только в большее раздражение, и он лучше от них не станет. Действительно, брак может расстроиться от навязчивого, неуместного и неразумного «благочестия», а на самом деле просто от неразумной ревности.

Часто гнев оправдывают усталостью или больными нервами. Как к этому относиться?

Бывает болезненная раздражительность – неврастения. Можно, конечно, от нее лечиться, но если мы не будем сдерживаться, то нам и лечение не поможет.

Я думаю, внимание нужно обращать преимущественно на духовные средства: молитву, исповедь, причащение. Конечно, таинства оказывают огромное воздействие на душу и тело человека. Душу умиротворяет также и чтение духовной литературы, в особенности Евангелия и святых отцов.

Если мы будем оправдывать себя усталостью или больными нервами, то это приведет только к тому, что нам некогда будет бороться с собой, потому что мы будем либо «всегда усталыми», либо, хотя и не усталыми, но имеющими «нервы, больные от усталости».

Я думаю, что так оправдывать себя не нужно. Хотя и допускаю, что у человека могут быть расстроены нервы и ему нужно подлечиться.

Из-за своих грехов и проявления страстей появляется чувство ненависти к себе, а от этого рождается уныние, даже отчаяние в своем исправлении. Как правильно гневаться на свои страсти, не поддаваясь унынию?

Гневаться на свои страсти, не поддаваясь унынию, – это просто бороться с ними. Допустим, меня мучает блудная страсть. Гневаться на нее не значит, что я прежде должен привести себя в ярость, а когда у меня глаза выкатятся, лицо покраснеет и слюна забрызжет, тогда начинать молиться, чтобы прошла блудная страсть. Гневаться на блудную страсть – значит ненавидеть ее, ненавидеть эту скверну за то, что она разлучает нас с Богом. И молиться против нее, не принимать ее, не услаждаться ею, не оправдывать того, что мы поддаемся этой страсти.

На практике, человек, преуспевший в этом делании, когда у него появляется греховный помысел, например блудный, гневный или тщеславный, негодует на него, испытывает отвращение к этому отвратительному, чуждому ему помыслу, который пытается осквернить его душу и разлучить его с Богом. Человек с негодованием «набрасывается» умом на этот помысел, одновременно просит Бога о помощи – и выбрасывает греховный помысел из своего сознания. Вот что такое гнев на страсти.

Как научиться не бояться выговоров? Укорять себя или просто молиться?

Я думаю, что самое лучшее самоукорение – это когда человек постоянно читает Священное Писание, в особенности Евангелие, и видит, что он его не исполняет. И всегда помнит о том, что он нарушает ту или иную заповедь. Это самое мудрое, самое необходимое и самое безопасное самоукорение. Если же человек поносит себя, допустим называет себя «свиньей», то это может быть и искренним и наигранным. Если же он делает это искренне, то, может быть, это ему и полезно, но к этому можно привыкнуть.

Если мы хотим проверить, действительно ли мы искренне называем себя «свиньей» или «собакой», то нужно представить себе, что нас кто-то посторонний так назвал, или действительно оказаться в такой ситуации, когда нас ругают. Если нас назовут «собакой» и мы возмутимся, то нам и самим себя не нужно так называть, потому что это наигранно.

Повторю, что лучше укорять себя разумно: не называть себя оскорбительными словами, а видеть, что ты не исполняешь заповедей, что ты плохой христианин. Необходимо понимать это и придавать этому большое значение. А для этого нужно больше читать Евангелие, помнить о нем и стараться применять его в своей повседневной жизни не только к поступкам, но и к мыслям. И тогда в человеке будет расти сердечное чувство греховности, при котором он всякие поношения и оскорбления будет выносить естественно.

Но нам не нужно огорчаться и в случае, когда мы поддались обиде. Надо смотреть на это просто как на диагноз. Он поставлен – и теперь нужно лечиться.

Я сильно склонен к гневу и часто не могу сдержаться, проявляю его внешне. Где та граница, при которой эта страсть переходит в смертный грех?

Смертный грех – это, например, убийство, или попытка убийства, или месть: допустим, нас кто-то обидел, а мы ему мстим или если не имеем возможности отомстить, то желаем ему зла. Если у него какая-то неприятность, мы злорадствуем, то есть радуемся о зле, если расшифровать это слово буквально. Вот, наверное, все это будет смертным грехом. А граница? Когда мы боремся со страстью, может, иногда поддаемся ей: что-нибудь скажем или подумаем, но на деле не приводим в исполнение то, что она нам велит – это и будет граница, которая делает страсть в каком-то смысле терпимой.

В то же время есть разница между человеком, борющимся со своей страстью, и человеком, который ей поддается. Иной не грешит по той причине, что у него просто возможности нет. Он убил бы, но боится, что его в тюрьму посадят или самого прежде убьют. Нельзя сказать, что этот человек не совершает смертного греха. Или, допустим, один бьет, пока не убьет, а другой кого-то ударил, и тот упал, а первый думает: «А, ладно…». Тут тоже нельзя сказать, что он не сделал смертного греха, ведь он, в принципе, мог бы и убить, если бы нечаянно ударил неловко. Люди, которые так поддаются страсти, находятся, как говорят святые отцы, «под адом», и если они не будут бороться, попадут в преисподнюю. Если же кто борется, но иногда побеждается, то это простительно. Он споткнулся, потом встал и опять продолжает бороться.

Поэтому нам нужно отличать не только смертный грех от не смертного, но и борьбу с грехом от бездеятельности.