Псалом 22

Двадцать второй псалом, начинающийся словами: Господь пасет мя и проч., и последующий за ним двадцать третий помещены, как известно вам, Церковию в числе молитв ко Св. Причащению. Это избавляет нас от труда исследования, не всегда успешного и верного о лицах и предметах, о которых в сих псалмах говорится; ибо здесь, вместо нас, сама Церковь является истолковательницею оных, и истолкование её должно быть столь же несомненно и верно, сколь несомненно и верно то, что написал об ней Апостол, что она есть столп и утверждение истины (1Тим.3:15). К непогрешимой важности сего истолкования в самом себе, по своему внутреннему достоинству, присоединяется для нас ещё то особенное обстоятельство, его цену весьма много в глазах наших возвышающее, что оно, по своему происхождению, восходит ко временам древнейшим, едва не апостольским; ибо наши молитвы ко Причащению, в ряду коих поставлены псалмы сии, не суть произведения времён новых и писателей бeзвеcтныx, но мужей святых и богодухновенных, живших частно в 3-м и частию в 4-м веках, и никак не позже 8-го века, и даже образование их в настоящий состав не нисходит далее 10-го века. А древность в истолковании Писания есть наилучший признак и вернейшее ручательство за правоту истолкования. Что же сказует и указует нам в сих псалмах Св. Церковь? Тайну Причащения Тела и Крови Христовой, своеобразными и для дальнозрительного ока веры удобопроницаемыми формами прикровенную. – Начнём с первого из них, и вот нам представляется в нём Христос Господь пастырем добрым, изводящим овец Своих на пажить злачную, питающим их от трапезы избранной, напаяющим чашею державною и вселяющим в ограде дома Господня в долготу дний – на целую вечность.

Господь пасет мя, говорит Пророк, представляя Господа пастырем, а себя овцою, и ничтоже мя лишит. Конечно, при таком пастыре, каков Христос Господь, пастыре столь добром и заботливом, столько мудром и предусмотрительном, столько сильном и могучем, ни в чём для овцы недостатка не будет: она будет и накормлена и напоена, и прикрыта и очищена, и ограждена и защищена; ибо Сам Он говорит о Себе: Аз есмь пастырь добрый, и знаю Моя, и знают Мя Моя, яко же знает Мя Отец, и Аз знаю Отца, и душу Мою полагаю за овцы. И овцы гласа Моего слушают, и по Мне грядут, и Аз живот вечный дам им, и не погибнут во веки, и не восхитит их никто же от руки Моея (Ин.10:14–15,27–28). Но черта, на которую указал здесь Пророк, выражает только отрицание сторону пастырского попечения, не допускающего никакого, недостатка для овцы пасомой, а вот и положительная сторона сего же попечения.

На меcте злачне, говорит Пророк далее, тамо всели мя, на воде покойне воспита мя (Пс.22:2).

Т. е. не на пустынное или бесплодное, не на безводное или гнило- и мутно-водное место привёл Он меня для пастбища, но на пажить злачную, травою сочною и питательною обильную, и на воды чистые и тихие, и оттого прозрачные и здоровые, и здесь Он вселил меня, оградив и утвердив отсюду и сюду крепким оплотом. Что же все это значит в смысле духовно-таинственном; ибо очевидно, что это выражения не собственные, но образные и переносные? Ответ на сей вопрос вы услышите не из наших непотребных уст, а из богоглаголивых уст св. Афанасия Великого, который говорит так: упоминаемый в псалме сем пастырь есть Христос Спаситель, а паства благодатная – Евангельские истины, ею же питавшиеся не лишатся всякого блага, место злачное – Божественное Писаниe, а вода покойная – вода Св. Крещения, покой вечный в себе содержащего.

Но сказав cиe Пророк, и в то же время благоговейным взором своим измерив всё величие благодеяния, оказываемого Господом, вдруг обращается к самому себе, и заметив в себе с ужасом столь же великое недостоинство, чтобы состоять под водительством столь высокого и благопопечительного Пастыря и пользоваться всеми, доставляемыми Им Своей пастве удобствами и выгодами, вопиет заботливо, желая устранить немедленно к тому препятствия своим исправлением, и вместе сознавая свое в том бессилие: душу мою обрати: настави мя на стези правды имене ради Своего (Пс.22:3). Обращает же Господь душу человеческую, как говорит св. Златоуст, благодатию покаяния и веры истинной, а стези правды суть заповеди Божии и всякие добродетели, направляющие на страну десную, в живот вечный именем Христовым праведно нарицающихся, след., Пророк здесь просит, чтобы Сам же Христос обратил его душу, очистил и освятил покаянием, и чрез то соделал его достойным Своего водительства, ибо он чувствует себя к тому бессильным и немощным; чтобы Сам же преставил его с путей беззакония кривых и строптивых, ведущих в пагубу, на стези добродетели прямые и верные, ведущие на страну десную, идеже в день последнего суда обрящутся праведники, приемлющие благословение Отца Небесного и живот вечный наследующие. В другом месте ту же мысль ещё сильнее выражает он, прося Бога не только его самого переставить с одного пути на другой, но самый путь неправды отставить от него, сознавая тем своё бессилие сойти с оного: путь неправды, взывает он, отстави от Мене, и законом Твоим помилуй мя (Пс.118:29). Этого ещё мало: как грешник, по словам Премудрого, егда впадет во глубину зол, нерадети начнет и всё более и более погружается в бездну нечестия, так и праведник, когда, по чувству своего недостоинства и ничтожества пред Богом, нисходит во глубину смирения, всё более и более ниспускается во глубину сию, непрестанно углубляя и расширяя её по всем трём измерениям, из опасения, чтобы какой-либо нечистый помысл, или высокомерное чувство не возникли в нём неожиданно, и в одно мгновение не испортили всего труда его, и для того часто вопиет к Богу в душе своей с церковным песнопевцем: сердце мое страхом Твоим да покрыется смиренномудрствующее, да не вознесшееся отпадет от Тебе, всещедре. Таким же точно образом и праведный Давид, не довольствуясь тем, что сознал свою греховность пред Богом, прося у Него обращения души своей, и своё нравственное бессилие, умоляя наставить его на стези правды, ещё новое представляет побуждениe к умилостивлению Владыки: не для меня, говорит он, который не заслуживаю Твоего снисхождения, но ради имени Твоего, которое на мне нарицается, Ты сделай это. Тогда я, когда Ты поставишь меня в такое положение правоты и чистоты, и только тогда, а не прежде, я буду смел и небоязнен: на всё решусь, на всё отважусь, на все опасности и ужасы для благоугождения Teбе; ибо из Твоего же откровения знаю я, что близ Господь сокрушенных сердцем, и смиренныя духом спасет (Пс.33:19), а при Тебе кого мне бояться и чего страшиться?

Аще бо и пойду, продолжает он, посреде сени смертныя, не убоюся зла, яко Ты со мною еси: жезл Твой и палица Твоя та мя утешиста (Пс.22:4).

Если доведётся мне идти посреди сени смертной, то в Твоём присутствии и смерть для меня не страшна, ибо жезл Твой и здесь мне укажет путь безопасный, спокойный и верный, и чрез смерть проведёт меня в живот вечный, яко у тебе есть источник живота (Пс.35:10). Случится ли провиниться пред Тобою и восприять от руки Твоей достойное по делам моим, и это не повергает меня в безмерное уныние и не доведёт до отчаяния, ибо я знаю, что Ты еси Бог, наказуяй и вместе милуяй, убиваяй и оживляяй, поражаяй и исцеляяй (Втор.32:39); что Ты его же любиши, того и наказуеши, биеши же всякаго сына, его же приемлеши (Евр.12:6); что Твоя палица, когда наносит раны внешние, тогда врачует язвы внутренние, зане, по словам апостола Петра, пострадавый плотию преста от греха (1Пет.4:1), и потому как жезл Твой, путеводствующий и охраняющий меня от волков хищных, так и палица Твоя, наказующаяи вразумляющая меня, равно для меня вожделенны и утешительны: жезл Твой и палица Твоя, та мя утешиста.

Уготовал eси предо мною трапезу сопротив стужающим мне: умастил eси елеом главу мою, и чаша Твоя упоявающи мя, яко державна (Пс.22:5).

Пророк, как мы видели выше, поставив себя посредством покаяния, соединенного с глубочайшим смирением и молитвенным обращением к Богу, в положение, достойное пастыреначальника Христа, и ободрённый сознанием Его вседетельного при себе присутствия, теперь приступает снова к исчислению и изображению тех великих благодеяний, которые благопопечительная заботливость сего высокого Пастыря ему доставила и продолжает доставлять. Уготовал еси, говорит он, трапезу сопротив стужающим мне. Хорошо трапеза для голодного, где бы она ни находилась; он и сам не обленится поискать её и прийти к ней, лишь бы только знал, что она существует; но когда она благодетельною рукою для него внезапно приготовлена и пред ним поставлена, тогда благодеяние становится выше; а когда та же самая трапеза будет пред ним поставлена в виду врагов его, так много досаждавших и стужавших ему, так много огорчавших и беспокоивших его, и даже не раз покушавшихся отнять её у него и уморить его голодом, тогда cиe благодеяние и ещё более возвышается в своём достоинстве. Такое именно благодеяние представляет себя Пророк получившим от руки верховного своего пастыря и Господа, и благодарно пред Ним cиe исповедует, говоря: уготовал еси предо мною трапезу сопротив стужающим мне. Но и этим Ты в Своём благотворительном попечении о мне не ограничился, а сделал для меня еще нечто большее, не только напитал Ты меня в виду врагов моих, посрамив тем их злобу и лукавство и низложив коварные их против меня замыслы, но и главу мою умастил елеем и напоил меня чашею державною или владычественною: умастил еси, прибавляет он, елеем главу мою, и чаша Твоя, упоявающи мя, яко державна (Пс.22:5). У Евреев и вообще у восточных народов намащение главы елеем или благовонным миром, как мы видим это из всей евангельской истории и преимущественно из упрёка Иисуса Христа фарисею Симону, призвавшему Его в дом свой (Лк.7:46), служа, с одной стороны, выражением высокого уважения к намащаемому, а с другой – назначением и предуготовлением его на какие-либо особенные и в том числе царственные подвиги, было верхом угощения со стороны угостителя или лица намащающего. То же преимущественное уважение выражалось и особенною чашею, при трапезе для известного гостя назначаемою, и чем выше и замечательнее, по внутреннему своему достоинству или внешнему виду, была cия чаша, тем и уважение угостителя к гостю, сим знаком отличаемому, почиталось высшим и предпочтительным. Тот и другой признак снисходительного уважения к себе видит Пророк в пастырской попечительности об нём Христа Спасителя, в снабжении его пищею и питием, способными поддержать, возвысить и умножить его жизненные силы. Но что это опять за трапеза, что за чаша, которые Пророк, говоря cиe, имеет в виду. Ибо очевидно также, что не о вещественной трапезе и не о вещественной чаше идёт здесь дело, а о духовных и таинственных. На сей вопрос ответ решительный встречаем мы не у одного какого-либо достоуважаемого толкователя Писания, или нескольких, но у целого сонма святых и богомудрых, наиболее в Церкви почитаемых и славимых отцов и учителей Церкви, между коими поименуем только некоторых, как то: Афанасия и Василия Великих, Кирилла Иерусалимского, Иоанна Златоустого, блаженного Феодорита, Иepoнима, Августина и Амвросия Медиоланского. И вот в кратких словах сущность их единогласного ответа! Упоминаемая Пророком трапеза есть таинственная трапеза Тела Христова, от неё же врази-демоны, яко воск от огня, тают. Елей – Миропомазание Крещения, им же умащается человек на душе и теле своём, во изображение печати, святыни Божией в наследие Царcтвия Небесного. Чаша же упоявающая есть чаша Крове Христовы, и она подлинно державна, сильна бо на истребление грехов и в наследие живота вечного (Крат. толк. псалмов при псалтири, напеч. в Kиeвe 1819 года). При таком разумении псалма, всё в нём становится ясно и понятно. Пастыреначальник Христос, пришедый на землю собрати расточенная чада Израиля и древнего и нового во едино стадо, изводит овец Своих на пажить злачную слова Божия и на воду покойную Св. Крещения; питает их брашном негиблющим Пречистого Тела Своего, напаяет чашею владычнею Пречестной Крови Своей, и намащает елеем мира и радости в знамение почести вышнего звания, к которому призваны, во еже быти нам цари и иepeи Богу нашему (Апок.5:10), во извещение веры чрез запечатление Духом обетования святым (2Кор.1:21–22), и в обручение наследия нашего, во избавление снабдения, в похвалу славы Его (Еф.1:14–15).

Все же эти разнообразные благотворительные действия Христа Пастыря выражают одно – Его неизреченную благость или милость, неусыпно о нас пекущуюся и благоустрояющую наше спасение. Почему пророк, оставив здесь переносный образ выражения, говорит далее прямо: и милость Твоя поженет мя вся дни живота моего, и еже вселитимися в дом Господень в долготу дний; т. е., хотя я весьма недостоин такого Твоего попечения о мне, и своими грехами непрестанно удаляю Тебя от себя и сам убегаю от Тебя, но тем не менее милость Твоя не оставляет меня, и на всех путях, так сказать, преследует и догоняет меня, и это не по временам только делает она, но ежедневно и ежечасно – от колыбели до гроба, во все дни живота моего. Чего же ищет, чего хочет она, таким образом преследуя меня? Ищет и хочет, отвечает Пророк, еже вселитимися в дом Господень в долготу дний, в дом благодатный на земле и в дом славы и блаженства на небе на целую вечность.

После сего как не воскликнуть с Пророком, коль благ Бог Израилев, благ Господь всяческим, и щедроты Его на всех делех Его. Щедр и милостив Господь, долготерпелив и многомилостив (Пс.144:8–9). Той упасет нас во веки (Пс.47:15), яко велия милость Его на нас (Пс.85:13), и пребывает во век (Пс.117:1).