Различные повествования о [подвизающихся] в пустыне Cинайской горы святых отцах

Десять лет назад двое из отцов святой горы Синай, из которых один до сих пор пребывает во плоти, вышли ночью поклониться на Святой Вершине.¹ И когда они достигли [места, находящегося] в двух полетах стрелы от святого Илии,² то почувствовали некое благоухание, чуждое [всем] благоуханиям в мире. Ученик подумал, что благовоние исходит от парамонария.³ Старец же, который был духовным наставником⁴ [молодого монаха] и который и сейчас еще жив, сказал: «Это не земное благоухание». Приблизившись к храму, они узрели внутри него словно некую печь с разожженным [в ней] огнем, и этот огонь, наподобие языков, выбивался через все дверцы [печи]. Ученик, увидев это зрелище, испугался, а старец, ободряя его, сказал: «Почему ты убоялся, чадо? Это суть ангельские Силы, а они – сорабы наши [в Господе]. Не робей: на небесах они поклоняются нашему естеству, а не мы поклоняемся их [природе]».⁵ И таким образом они безбоязненно вошли в храм, словно в печь, и там помолились. А затем взошли на Святую Вершину, когда уже рассвело.

Парамонарий, видя прославленные и сияющие лица их, как некогда [сияло] лицо Моисея, спросил: «Поднимаясь, вы видели что-то?» Они же, желая скрыть [свою тайну], ответили: «Нет, отец». Тогда парамонарий, будучи также рабом Господним, говорит им: «Я верю, что вы узрели некое видение, и вот лица ваши просияли славой Святого Духа». Они же, повершись [на землю, принесли] ему покаяние и попросили никому не поверять этого, а затем, помолившись, вышли с миром.

Авва Мисаил Ибериец рассказывал нам следующее: «Когда я был служителем⁶ на Святой Вершине, то однажды ночью я стоял внутри храма и молился, а все двери были закрыты, и тут я увидел входящих трех мужей, хотя двери не открывались. Один был облачен в старую власяницу, а два других носили коловии, [сотканные] из пальмового волокна.⁷ Увидев, что я наблюдаю за ними, они удивились, а потом сказали мне: “Можем ли мы приобщиться [Святых Таин], господин брат?” Я ответил: “Да, отцы, и если позволите, я разбужу парамонария”. Они сказали: “Не беспокойся”. Дверь же ризницы была закрыта на ключ, так же как и ящик, где хранились Святые Дары. Они, подойдя к двери, пали ниц, и тут же створки двери сами собою открылись, так же как и ящик. Когда [мужи] причастились и вышли, то створки двери опять закрылись за ними. И они сделались невидимыми».

Опять же Иоанн, святейший игумен святой горы Синай, рассказывал нам, что не так давно был на Святой Вершине некий парамонарий. Однажды вечером он поднялся [на Вершину], чтобы совершить там каждение,⁸ и внезапно повалил густой снег, так что гора Святой Вершины покрылась снегом высотой три или четыре локтя. И [парамонарий] был заперт наверху, не имея возможности спуститься. В те времена никто вообще не осмеливался заснуть на Святой Вершине. И когда парамонарий совершал свое правило, то перед рассветом он задремал и был [неожиданно] перемещен Богом: он оказался в Риме, в [соборе] Святого Петра.⁹ Клирики [храма], видя его, внезапно оказавшегося посреди них, были ошеломлены; вместе с ним они пришли к папе и рассказали о случившемся. По Домостроительству Божиему [парамонарий] обнаружил, что у него на поясе [висят] ключи от дверей, на которых написано: «Святая Вершина Горы Синай».

Святейший папа удержал его у себя, а [потом] рукоположил его во епископа одного из городов, подвластных кафедре Рима. Еще он спросил [парамонария]: «В чем нуждается монастырь?» Узнав, что тот нуждается в устроении больницы, [папа] послал деньги для устроения ее и послание, указав в нем все случившееся с парамонарием, обозначив месяц и день этого [события].¹⁰ В этой больнице я был краткое время управляющим.

Как все знают, у армян есть обычай постоянно приходить для молитвы на святую гору Синай.¹¹ Двадцать лет назад большая группа¹² их, насчитывающая около восьмисот душ, прибыла сюда. Когда они поднялись на Святую Вершину и достигли выступающей святой скалы, где Моисей принял Закон, то в святом месте возникли для этих людей страшные Божии видения и чудотворения. Как в древние времена при законоположении, вся Святая Вершина и весь народ этот, [пришедший из Армении], оказались посреди огня. Самым странным представляется то, что каждый видел, как [огонь] не касается и не опаляет его лично, но он видел, как пламя [окутывает] другого, а другой видел [опаляемого пламенем] следующего. Охваченная трепетом толпа на протяжении часа восклицала «Господи, помилуй!» – и огонь отступил, не нанеся никакого вреда ни волосам, ни одежде их; только посохи их во время [чудесного] видения оплавились, подобно воску, а затем погасли. Сохраняя до конца [путешествия] эти опаленные и как бы почерневшие, словно от огня, [посохи] в качестве знамения, [армянские паломники] свидетельствовали [о чуде] и в земле своей, возвещая: «Ныне на святой горе Синай Господь опять явился в огне».

Тем не менее некоторые из сарацин, находившиеся наверху [во время] видения и зрящие его, не уверовали и не перестали поносить бранью это святое место, [освященное пребыванием] на нем [множества] икон и честных крестов. А им бы следовало понять и произнести следующее: «Если бы Бог хулился христианами, то Он не сотворил бы такие видения, которые совершил в церквях христиан; ведь Он не соделал их у нас, как не соделывает в любой [другой] вере: в синагоге иудеев или в сборище арабов».

В другой раз на той же самой Святой Вершине, еще до того, как она была осквернена и загрязнена присутствующей там ныне народностью,¹³ некий брат, прислуживающий парамонарию, укрылся внутри храма, презрев [запрет]¹⁴ и говоря [себе], что он не совершает ничего несправедливого по отношению к Тому, Кто почивает там. А парамонарий, полагая, что ученик опередил его и спустился вниз, совершил каждение на святом месте, закрыл двери [храма] и удалился. Ночью ученик, спрятавшийся в храме, встал, чтобы добавить [масла] в лампады, и когда он подошел к первой лампаде, то искра из этой лампады, по повелению Божиему, поразила его в бок. И с этого момента одна сторона [его тела], одна рука и одна нога отсохли, и он остался наполовину парализованным до самой кончины своей.

Также пять лет тому назад один из братий, родом армянин по имени Елисей, был служителем на Святой Вершине. Как [муж] чистый и достойный, он, как сам рассказывал, не раз и не два, но почти каждую ночь видел огонь, горящий в том же самом храме Божиего Законоположения. А в праздник Святой Пятидесятницы, когда на Святой Вершине свершалась Святая Анафора и иерей произнес Победную песнь,¹⁵ то все горы трижды ответили громовым гласом: «Свят, Свят, Свят» – и этот глас грохотал и продолжался в течение полчаса. Его слышали, однако, не все, но только обладающие теми ушами, о которых Христос сказал: «Кто имеет уши слышать, да слышит»(Лк. 8:8, 14:35).

Некто другой – тот, кто был вместе с автором от чрева матери,¹⁶ рассказывал следующее: «Когда три года назад я из пустыни взошел на Святую Гору, то за три дня до праздника Святой Вершины ночью я видел, как бы находясь в похождении из себя,¹⁷ самого себя пребывающим в одном дворце. И кто-то спросил меня: “Почему ты пришел сюда, господин авва?” А когда я ответил, что пришел, дабы от всей души поклониться Царю, то он сказал мне: “Раз так, то, если просишь, поднимись к Нему, пока Он не стал принимать массу [других людей]. И то, о чем ты попросишь, Он подлинно даст тебе”. Так и произошло, слава Ему! Ибо когда я пришел в себя после видения, – продолжил он рассказ свой, – и стал рассуждать о виденном и слышанном, то обратился с просьбой [помочь мне] к служащим на этом святом месте; затем, взяв пресвитера и все необходимое, за день до праздника взошел на Святую Вершину, и там мы совершили богослужение. Я попросил у Бога [потребное мне], и Он удовлетворил мою просьбу, как о том опытно свидетельствуют [последующие] события».

Некоторое время назад, по Домостроительству Господню, случился в нашей пустыне мор, и некоторый святой и добродетельный отец преставился; его похоронили в усыпальнице отцов. На следующий день также умер, но только один из нерадивых братий, которого похоронили над останками святого мужа. И еще через один день скончался другой отец; когда пришли [в усыпальницу], чтобы положить тело его, то обнаружили, что святой муж сбросил на землю останки грешного брата. [Пришедшие], считая, что это произошло случайно, а не чудесным образом, подняли с земли останки брата и опять положили их на [святого] отца. Но придя утром, [братия] нашла, что отец вновь сбросил с себя [грешного] брата.

Святой отец наш игумен, узнав об этом, пришел в усыпальницу и сказал почившему старцу: «Иоанн, называемый аввой Иоанном, при жизни ты был кротким и долготерпеливым». Затем, взяв собственными руками останки [нерадивого] брата, положил их сверху на старца и опять сказал ему: «Терпи, авва Иоанн, брата, хотя он и был грешником, как терпит Бог грехи мира». И с того дня старец уже не сбрасывал [с себя] останки брата.

В сорока милях от Святой Горы есть угрюмое и весьма суровое место, именуемое Турва. В нем обитал один досточудный старец и его ученик. Из Константинополя пришли два экскувита,¹⁸ братья-близнецы, которые, отрекшись [от мира], удалились на Святую Гору при святом игумене нашем Иоанне. Пробыв два года в монастыре, они удалились отшельничать в Турва, где обитал великий старец. Прожив там некоторое время, они умерли.

Старец и его ученик, взяв останки их, пошли и погребли их в одной пещере. Спустя немного дней преставился и старец; ученик, естественно, почитавший его, положил останки его между телами двух экскувитов. На третий день он пришел в пещеру воскурить благовония старцу и обнаружил, что экскувиты сбросили останки [учителя], по поводу чего он сильно восскорбел. И опять положил [старца между ними], а когда следующий раз пришел, то снова нашел то же самое; так же и в третий раз. Тогда ученик начал сетовать, говоря себе: «Может быть, старец придерживался [какой-нибудь] ереси в душе своей или имел непрощенный грех, а потому новоначальные вот уже трижды сбрасывают его, извергая из среды своей?»

Когда он так в слезах рассуждал с самим собой, ночью перед ним предстали два экскувита и сказали: «Поверь, человек, старец не был еретиком и не имел никакой вины, но [подлинно] есть раб Христов. Но ты, – как ты не понимаешь, что мы родились вместе, вместе служили земному царю как воины, вместе отреклись [от мира], вместе были погребены и вместе предстаем Христу. А ты разделил нас и положил между нами другого». Видя и слыша это, брат был убежден и прославил Бога.

Авва Мартирий, постригший святого отца нашего игумена, некоторое время обитал в заливе святого Антония на той стороне Красного моря. И когда он там пребывал, случился набег неких диких варваров на обитателей тамошних гор: варвары опустошили место и убили шесть отцов.¹⁹ Среди них был и авва Коном, муж прозорливый и облеченный даром пророчества. Авва Мартирий, взяв тела убиенных, положил их в одной пещере, вход в которую завалил большой плитой и замазал известью; [на плите] начертал имена святых.

Спустя некоторое время он пришел посмотреть, не подкопали ли [вход] в гроб гиена или какой-либо другой дикий зверь. Придя, он нашел, что и надписи, и защита гроба находятся в сохранности, но, отвалив [плиту] и войдя внутрь, обнаружил, что два тела – аввы Конона и еще одного великого старца – куда-то перемещены Богом, а куда – знает только Он один.

Тот же самый авва Мартирий, когда он постригал святого отца нашего игумена Иоанна, достигшего двадцатилетия, взял его и пошел к столпу нашей пустыни Иоанну Сав[в]аиту, проживающему в пустыне Гудда и имеющему жившего с ним ученика – авву Стефана Каппадокийца.²⁰ Когда старец Сав[в]аит увидел их, то он, встав, налил воды в небольшой таз, омыл ноги ученика и поцеловал ему руку, а авве Мартирию, его [духовному] руководителю, ног не омыл. Это ввело в соблазн авву Стефана. Когда авва Мартирий и его ученик удалились, то Иоанн, прозорливым оком видя соблазн своего ученика, сказал ему: “Почему ты соблазнился? Поверь, я не знаю, кто этот отрок, но я принял игумена Синая и игумену омыл ноги”».

И спустя сорок лет [этот Иоанн] стал нашим игуменом, согласно пророчеству старца.²¹

Не только авва Иоанн Сав[в]аит, но и авва Стратегий Затворник, хотя oн и никуда не выходил, видел авву Иоанна в день, когда того постригал игумен авва Анастасий,²² сходящим со Святой Вершины. Позвав авву Мартирия и самого отрока, [Стратегий] сказал старцу: «Скажи мне, авва Мартирий, откуда этот отрок и кто постригал его?» Авва Мартирий ответил ему: «Он, отец, мой ученик и твой раб, а постригал его игумен авва Анастасий». Тогда авва Стратигий сказал ему: «О, авва Мартирий, кто осмелится сказать авве Анастасию, что сегодня он постриг [будущего] игумена Синая?»²³

Достойно, подлинно и справедливо святые отцы пророчествовали о всесвятом отце нашем Иоанне. Ибо он украсился и просиял всякой добродетелью, так что отцы места этого прозвали его вторым Моисеем. По крайней мере, когда сюда пришли около шестисот странников и они, сев, стали вкушать пищу, то святой отец наш Иоанн видел некоего [мужа], коротко постриженного и облаченного в одежду тонкого полотна на иудейский лад, который властно распоряжался, отдавая приказы поварам, экономам, келарям и прочим служителям. После того как толпа [странников] ушла, а прислуживающие сами сели, чтобы поесть, отец наш стал искать того, кто ходил повсюду и отдавал распоряжения, но не нашел его. Тогда [наш] игумен, раб Христов, сказал: «Оставь его. Господин Моисей не сделал ничего странного, служа в собственном своем месте».

Был здесь и другой [подвижник], по прозвищу Исавр, муж духоносный и преизобилующий даром исцелений. Опять же в [монастырской) лечебнице лежал расслабленный, и [однажды] пред ним предстала Владычица наша Богородица и сказала ему: «Иди к игумену: он сотворит над тобой молитву – и ты излечишься». Расслабленный, волоча [свое тело], вышел и пришел к игумену. По Домостроительству Божиему, когда он постучал [в ворота], то не нашлось никого, кроме игумена, кто бы вышел и открыл ему. Когда же тот вышел и открыл [ворота], то расслабленный сказал ему: «Не отпущу тебя, потому что Богородица послала к тебе». Сильно понуждаемый [просьбами расслабленного], старец снял свой пояс, сказав: «Возьми его и опоясайся им». Когда же расслабленный одел пояс, то тут же встал и пошел, благодаря и восхваляя Бога.

Местность, [под названием] Арселайя, где и я обитал три года, труднодостижима из-за бурных потоков от таявших снегов. Я встречал двух обитающих там отцов, [родом] армян – авву Агафона и авву Илию, пресвитера. Однажды авва Илия говорит авве Агафону: «Брат, приготовься, потому что в течение десяти дней ты отойдешь ко Господу, ибо сегодня я видел тебя облаченного в новый гиматий и идущего на царский свадебный пир. Когда же ты постучал [в дверь], то я услышал голос Хозяина Дома, гласящий: “Хорошо, что ты пришел, авва Агафон. Приготовьте место и откройте ему”». Так и случилось: в течение пяти дней авва Агафон отошел ко Господу.

В той же местности жил авва Михаил Ивер, пять лет назад отошедший ко Господу. Этот Михаил обрел себе ученика по имени Евстафий, который прибыл в Вавилон, желая, чтобы [врачи] обследовали его руку.²⁴ [Он рассказал следующее].²⁵ Авва Михаил [серьезно] занемог, а Евстафий находился при нем, рыдая. А кладбище тамошних [почивших] отцов было [в то время] труднодостижимым и [путь к нему] очень опасен из-за обвала, [завалившего дорогу] гладкими камнями. Авва Михаил сказал Евстафию: «Чадо, возьми меня, чтобы я смог помыться и приобщиться [Святых Таин]». Когда это произошло, то Михаил опять сказал ему: «Ты знаешь, чадо, что путь вниз, к кладбищу, опасен и скользкий, и если я умру, то ты и себя подвергнешь опасности, спуская и перенося меня туда, ибо можешь упасть и погибнуть на круче. Поэтому пойдем с тобою потихонечку вдвоем». После того как они спустились, старец сотворил молитву, ласково облобызал Евстафия и изрек: «Мир тебе, чадо, и молись обо мне». Затем, преисполненный радости и ликования, лег в гроб и отошел ко Господу.

Когда год назад святейший наш игумен Иоанн, новый и второй Моисей, собрался отойти ко Господу, то пришел к нему епископ Георгий, его родной брат, и, сетуя, сказал: «Вот, ты меня оставляешь и уходишь. А я ведь молился, чтобы ты отправил меня [ко Господу] раньше себя. Ибо я без тебя не способен пасти свою паству».²⁶ Авва Иоанн отвечал ему: «Не скорби и не печалься, ибо если я обрету дерзновение к Богу,²⁷ то не оставлю тебя [одного], и ты даже не насытишь годового цикла [жизни своей]». Так и случилось: в течение десяти месяцев по прошествии зимних дней епископ с миром отошел ко Господу.

В той же местности Арселайя, о которой речь шла выше,²⁸ был авва Георгий, прозванный Арселаитом, прославившийся в нашей пустыне, о многих и великих чудесах которого рассказывали нам многие [мужи].²⁹ Из этих чудес я попытаюсь кратко остановиться лишь на немногих.

Когда путь из Палестины был захвачен варварами, то на Святой Горе возникла большая нехватка масла. Тогда игумен спустился в Арселайю и призвал человека Божия Георгия взойти на Святую Гору. Не имея возможности ослушаться игумена, Георгий поднялся вместе с ним [на Гору], и игумен ввел его в хранилище масла, попросив сотворить молитву над пифосами,³⁰ бывшими совсем пустыми. Авва же мягко сказал игумену: «Отец, сотворим молитву над одним только пифосом, ибо если сотворим молитву над всеми, то погрузимся в масло, [как в море]». Они сотворили молитву над одним пифосом и тут же масло забило, словно из источника. Старец тогда сказал прислуживающим [новоначальным инокам]: «Начерпайте и перелейте в остальные пифосы». Когда все [сосуды] наполнились, то [первый] пифос перестал изливать из себя [масло], как это некогда случилось с Елисеем (см. 4Цар. 4:2–6).

Игумен после этого возжелал назвать пифос именем аввы Георгия, однако тот сказал ему: «Если ты когда-ни будь сделаешь это, то масло иссякнет, а поэтому назови пифос именем Святой Владычицы нашей Богородицы». Так и случилось. И доныне сохраняется этот пифос, а над ним весит прикрепленная [к стене] неугасимая лампада во имя Святой Богородицы.³¹

Однажды к этому же праведному Георгию пришли восемь голодных сарацин, а у него не было ничего из [вещей] мира сего, чтобы он мог нечто дать им, ибо из съедобного имел только плоды диких каперсов, своей горечью могущие уморить и верблюда. Видя сарацин, ужасно страдающих от голода, старец сказал одному из них: «Возьми лук свой, перейди через этот холм, и найдешь стадо диких козлов. Застрели одного, которого пожелаешь, но не пытайся застрелить другого».

Сарацин пошел, как сказал ему старец, застрелил одного козла, схватил и заколол его. Когда же он попытался застрелить другого, то лук его сломался. Придя и принеся мясо, он рассказал товарищам о том, что случилось с ним.³²

Тот треблаженный [муж] воскресил, запечатлев знамением креста, своего ученика, которого укусил аспид³³ и который был уже готов испустить дух, а аспида, словно акриду, разорвал собственными руками. Своему же ученику запретил говорить об этом вплоть до своей смерти.

И сколь же [удивительной] была смерть этого великого отца или, лучше, преставление его через смерть к жизни вечной!³⁴ Ибо заболев в пещере своей, где лежал на циновке, он послал одного сарацина- христианина в Аилу,³⁵ чтобы тот позвал возлюбленного [брата] старца и сказал ему: «Приходи, дабы я попрощался с тобой прежде, чем отойду к Господу». А путь [до Айлы] был расстоянием в двести миль.³⁶

После двенадцати дней старец, лежащий на циновке, сказал своему ученику: «Поторопись и зажги огонь,³⁷ ибо братия уже подходят». И как только ученик зажег огонь, то сразу же в пещеру вошли [посланный] сарацин и возлюбленный [брат] старца из Айлы. Старец сотворил молитву, обнял обоих [пришедших] и, причастившись Святых Таин, лег [на свою подстилку] и отошел ко Господу.

Авва Кириак рассказывал нам об авве Стефане – наставнике своем.³⁸ Когда старец, по его словам, пребывал в Малахане – месте, вследствие таяния снегов труднодоступном и почти недоступном (в нем я и сам некогда бывал), отстоящим от Святой Горы на сорок миль, пройти которые было очень тяжело, – то там старец сажал зелень,³⁹ которую употреблял в пищу, ибо ничего другого он не ел. Однажды пришли дикие свиньи, они съели растения и опустошили [поле].

В один из дней, когда старец сидел и сокрушался, он увидел проходящего мимо леопарда и позвал его. Зверь сел у ног его, а старец сказал ему: «Сотвори любовь и не уходи отсюда, но охраняй мой маленький садик – ты поймаешь диких свиней и съешь их». И леопард остался вместе со старцем продолжительное время, охраняя его маленькие овощи до тех пор, пока старец не отошел ко Господу с радостью.⁴⁰

В той же местности Малахане пребывал и божественный Иоанн Савваит⁴¹ вместе с великим Димитрием – царским старшим врачом.⁴² В один из дней они увидели на песке одного горнего потока след огромного дракона.⁴³ Димитрий сказал великому Иоанну: «Авва, уйдем отсюда, иначе зверь нападет на нас». Авва же Иоанн ответил ему: «Давай лучше помолимся». Когда они стали на молитву, то зверь находился в двух стадиях от них.⁴⁴ И вот они видят, как по Божиему повелению этот зверь вдруг поднялся вплоть до облаков, а затем с грохотом обрушился на землю и рассыпался на множество мелких частей.

Авва Иоанн Римлянин, ученик чудного Иоанна Сав[в]аита, о котором речь шла выше, рассказывал мне следующее: «Когда обитали мы в Арселайе, то однажды взрослая дикая свинья принесла своего маленького детеныша, влача его в зубах своих, и положила его, бывшего слепым, к ногам старца. Видя слепоту детеныша, святой плюнул на землю, сделал брение, помазал им глаза детеныша – и тот сразу же прозрел.⁴⁵ Мать же его, приблизившись, ласково припала к стопам старца, а затем, забрав детеныша, радостно запрыгала прочь.

На следующий же день она принесла старцу тяжелый кочан капусты, с большим трудом влача его во рту. Святой муж, улыбаясь, сказал ей: “Откуда ты принесла его? Наверное, похитила из садиков отцов?⁴⁶ А я ворованного не ем. Поэтому возьми [кочан] и отнеси его обратно туда, откуда ты его взяла”. И как бы устыженное животное взяло кочан капусты и отнесло его в тот садик, откуда похитило».⁴⁷

В другой раз, как говорит он,⁴⁸ случилась великая засуха в пустыне: собрались большие стада диких коз, и они проходили по всем горам и частям Арселайи в поисках питьевой воды, но не находили ее. Был август месяц. И когда все [огромное] стадо их было близко к тому, чтобы погибнуть от жажды, козы забрались на вершину самой высокой горы пустыни, и все эти животные, устремив глаза свои к небу, единодушно издали крик, словно вопияли к Творцу. Поскольку же, по его словам, они, славя Господа, не покидали своего места, то именно только в этом одном месте и снизошел дождь. Они напились, согласно словам пророка: «Дающему скотом пищу их, и птенцем врановым призывающим Его»(Пс. 146:9).

Эта глава, достойная повествования и памяти, показывает, что злословие является [грехом] ужасным и мучительным.⁴⁹ Тот же самый чудный Иоанн Сав[в]аит рассказывал следующее: «Однажды, когда я находился в самой дальней пустыне, пришел навестить меня один брат из монастыря. Я спросил его, как обстоят дела у отцов. Он ответил: “По вашим молитвам, хорошо.” Далее я спросил его о некоем брате, пользовавшимся дурной репутацией и славой. Он ответил: “Полагаю, отец, что он не избавился от такой славы.” Услышав это, я сказал [с осуждением]: “Уф!”

И как только я произнес это “Уф!”, то оказался, словно в нахождении из самого себя во время сна, напротив святой Голгофы, где был распят Господь между двумя разбойниками. Я хотел приблизиться и простереться ниц перед Ним, а Он, увидев это, громким голосом повелел стоящим рядом с Ним Ангелам: “Извергните его вон, потому что он антихрист для меня, ибо осудил брата своего еще до Моего Суда”. Когда я был изгнан и оказался за дверью, то плащ мой, зацепившись, застрял в двери, которая была закрыта. Я оставил его там и тут же очнулся. Пришедшему же ко мне [брату] я сказал: “Это дурной день для меня”. А он спросил: “Почему, отец?” Тогда я рассказал ему о том, что видел, и сказал: “Поверь, плащ мой – покров Божий надо мною, а я его лишился”.

С того дня, как бы воздавая славу Господу, я провел семь лет в скитании по пустыням, не вкушая хлеба, не имея крова над головой и не встречаясь [ни с одним] человеком до тех пор, пока я [вновь] не увидел Господа, позволившего вернуть мне плащ мой».

Мы же, услышав это о чудном Иоанне, можем только сказать: «Если праведник едва спасется, то нечестивый, грешный и блудник где явится?»(1Пет. 4:18).

Чудным отпрыском нашей пустыни стал Орент,⁵⁰ об удивительных деяниях которого рассказывают святой отец наш игумен и некоторые другие отцы.

Как говорит [игумен], этот [муж], чтобы возжечь в себе светильник Святого Духа, тушил пламень зримого огня, постоянно беря своими руками раскаленные угли и разжигая ими кадило. В один из дней, когда некие чужестранцы пришли навестить его, старец решил, приветствуя их, покадить благовониями перед ними. Но вследствие действия ненавистника добра только он прикоснулся к огню рукой своей, как тот сжег средний палец, растерзав и нерв его. С тех пор, если ему приходилось когда-нибудь писать письмо, то он подписывал его [словами] «Орент с сожженной рукой».

Впрочем, благодать Божия не отошла от старца, и Господь сотворил через него многие знамения. Однажды на Святую Гору пришла некая жена патрикия,⁵¹ имевшая при себе страждущую [беснованием] дочь; узнав про старца, она пожелала поклониться ему. Святой не принял ее,⁵² но, взяв одну виноградную гроздь, послал ей. Бес, [сидящий] в девушке, увидев эту гроздь, стал кричать: «Зачем ты пришел сюда, авва Орент?» И приведя в сотрясение девушку, покинул ее.⁵³

Авва Авраамий, протопресвитер,⁵⁴ рассказывал нам следующее: «Когда авва Орент умирал, то я, авва Сергий, епископ Айлы, и некоторые другие сидели рядом с ним. Видя явление Ангелов, старец сказал епископу: “Сотвори молитву, отец”. Сотворив молитву, мы снова сели, а старец еще раз сказал епископу: “Сотвори молитву”. После свершения ее старец опять обратился к епископу: “Видишь, великий господин,⁵⁵ сколь много воронья слетелось сюда, но по благодати Христовой я не обратил внимания на них, и ни один из них не приблизился ко мне”. Сказав это, старец, в мире и радости отошел ко Господу».

Когда умирал авва Стефан Византиец, бывший хартуларий⁵⁶ стратига Мавриана, то присутствовали я и Феодосий Африканец, ставший [впоследствии] епископом в Вавилоне. При чтении псалма «Блажени непорочнии»(Пс. 118:1), который обычно читается при исходе души из тела, умирающий внезапно взглянул грозным оком и сурово сказал тому, кого видел он [один]: «Зачем ты пришел сюда? Иди во тьму внешнюю: ты не имеешь ничего [общего] с нами. Часть моя – Господь». И когда мы, поспешая, дошли в чтении псалма до стиха: «Часть моя еси, Господи»(Пс. 118:57), тогда авва предал дух свой Господу. Мы искали в келлии плащ, чтобы [в новом одеянии] похоронить его, но ничего не нашли, хотя [в миру] он был богат и славен.⁵⁷

Другом этого блаженного мужа и в миру, и в [подвижническом] образе [жития] – был мой авва Епифаний Затворник, два года назад отошедший ко Господу.⁵⁸ О его твердости и терпении как в подвижничестве, так и в [преодолении человеческой] немощи можно было бы многое рассказать. Он проявил такую степень [преуспеяния], что казалось, будто в нем нет ничего, кроме духа и костей.

В начале его затворничества пред ним предстал Ангел Господень и сказал ему: «Если ты будешь с терпением служить Христу, то удостоишься дара Святого Духа». По благодати Божией это и произошло. Он воспринял великое богатство и свет сияния Святого Духа; благодаря Божественному Свету видел бесовских духов мрака, часто входящих в келлию его, иногда играющих им, а иногда бьющих его для испытания. Он же, как бы вооруженный силой Христовой, часто откровенно смеялся над ними и презирал как бессильных.

Обычаем этого святого [мужа] среди нас, переданных ему издавна, было следующее: за исключением [крайней] нужды не встречаться до четвертого часа ни с кем, даже с прислуживающим ему [иноком]. Однажды, предузнав от Бога о своем отшествии ко Господу, этот раб Христов вечером сказал своему ученику: «Завтра приди рано утром, толкни дверь и войди ко мне, потому что хочу показать нечто полезное для тебя». Раб Христов был [рабом] неложным: рано утром он открыл [дверь] и вошел внутрь; [в келлии] он нашел святого обратившим лицо свое к востоку и отошедшим ко Господу. Учеником же старца является Захария житель Вавилона, где он был золотых дел мастером.⁵⁹

Незадолго до нашего времени в дни Великого поста один из отцов взял своего ученика и сказал ему: «Чадо, в эти святые дни укрепим [наше подвижническое] житие. Пройдем через пустыню, и наверняка Бог удостоит нас чести видеть кого-нибудь из рабов Его, отшельников, и взять у него молитвенное благословение». Когда они проходили уделы [пустыни] Сидид,⁶⁰ то увидели внизу, в глубочайшем ущелье, келлию и [рядом с ней] деревья, покрытые, вопреки сезону, всевозможными плодами.

Спустившись и приблизившись, мы⁶¹ закричали: «Благословите, отцы». Нам ответили: «Хорошо, что пришли, отцы». И как только прозвучали эти слова, то все сделалось невидимым: и келлия, и деревья. Вернувшись, мы опять поднялись на вершину той горы, откуда мы видели келлию, и, вновь увидев ее, спустились. Приблизившись, снова произнесли приветствие. Когда же нам ответили, то опять все стало незримым.

Тогда я сказал брату: «Пойдем, чадо, и доверимся Богу, [уповая], что поскольку рабы Христовы сказали нам: “Хорошо, что пришли, отцы”, постольку и Христос подлинно удостоит нас, за их заступничество, моления, тяжкие труды и пот, того, чтобы мы пришли к ним в будущем веке».

Гудда – место, имеющее садик, отстоит от Святой Купины на пятнадцать миль.⁶² В этом месте обитал авва Косьма Армянин вместе со мною. В один из дней [недели] каждый из нас уходил в пустыню, чтобы наедине поупражняться в созерцании Бога.⁶³ Удалившись от келлии на две мили, он⁶⁴ оказался перед входом в некую пещеру и увидел внутри трех возлежащих [мужей], облаченных в льняные коловии; он не знал, являются ли они живыми или мертвыми. Тогда он решил вернуться в свою келлию и взять кадило и таким образом, [кадя им], войти к святым отцам. Со всей тщательностью обозначив это место и набросав там камней, он пришел в свою келлию, взял авву Косьму и вернулся назад. Они долго искали это место и [оставленные там] знаки, но не смогли ничего найти. Ибо в обычае у отшельников, как живых, так и преставившихся, являться [людям], когда они сами того пожелают, и скрываться, когда сами того хотят, [и все это] благодаря силе Божией.

В грозном ущелье Сидида обитал [один] святой муж, имеющий при себе и своего ученика. Однажды этот муж послал ученика в Раиф,⁶⁵ а спустя три дня старец, будучи в пустыне в месте пересечения [троп] и пребывая в божественном созерцании, увидел своего ученика, идущего издалека; полагая, что [это идет] сарацин, старец, желая быть сокрытым, преобразился в финиковую пальму. Ученик, дойдя до этого места, увидел пальму и ударил ее рукой, с удивлением сказав: «Откуда взялась здесь эта пальма?»

Затем старец, Божией дланью перенесенный в их пещеру, оказался там раньше своего ученика. На следующий день, радостно приветствуя его, старец сказал: «В чем провинился я перед тобою, брат, что ты вчера ударил меня?» А ученик, пав на землю, [все] отрицал, не ведая, в чем дело. Тогда старец объяснил, что пальмой был он сам: упражняясь в божественном созерцании и не желая встреч с людьми, он преобразил себя, приняв вид пальмы.

О подобном же случае рассказал мне и авва. Матфий. Он поведал следующее: «Когда я обитал в Арандуле, то, для того чтобы преподать Святое Причастие пленникам той пустыни,⁶⁶ я имел Святые Дары вверху, в святом [нашем] храме, и они были надежно закрыты на ключ в сундучке. Однако часто, когда я приходил в воскресенье туда, я находил дарохранительницу открытой, по поводу чего [очень] скорбел. Затем я начинал пересчитывать святые частицы и запечатлевал сундучок воском при помощи пальца. Когда же в следующее воскресенье я вновь приходил, то обнаруживал и печати, и запоры целыми, а открыв [дарохранительницу], находил, что три частицы отсутствуют.

Как-то раз ночью, накануне воскресенья, после того как я [долго] упражнялся [в молитвенном созерцании], предо мною предстали три монаха и разбудили меня такими словами: “Встань, [настало] время канона”. Я спросил у них: “Кто вы, отцы, и откуда?” Они ответили: “Мы – грешники, которые часто приходят [сюда] и причащаются. Однако ты об этом больше не заботься”. Тогда я понял, что они суть святые отшельники, и возблагодарил Бога, даровавшего роду нашему таковых [мужей]».

Блаженные подвижники не желали быть видимыми не только христианами, но и сарацинами, увещевая [их тем самым] к благочинию и [призывая] не беспокоить монахов, [обитающих] здесь.

Среди них был [один] сарацин, [живший] у входа в Арселайю, называющийся Мундир. Он рассказал нам следующее: «Однажды зимой, когда я пас своих коз, то неожиданно оказался около сада, полного всякого рода плодов и имеющего источник воды. И увидел я некоего престарелого мужа, сидящего у источника, а также [рядом с ним] множество коз, пришедших туда напиться. Остолбенев от изумления перед таковым зрелищем, я услышал голос старца, обратившегося ко мне: “Набери в свой мазафин⁶⁷ столько плодов, сколько можно унести”. Собирая плоды, я услышал, как монах сердито обращался к одному большому козлу, бодающему [других] козлов и коз и не позволяющему им мирно напиться, говоря так: «Послушай, сколько раз я увещевал тебя [не делать этого], но ты не перестаешь драться с товарищами твоими. Благословен Господь, потому что на другой день ты не будешь пить от воды сей”.

Я удалился, а на следующий день вернулся, взяв с собою собак своих, и стал разыскивать то место. Места я не нашел, но нашел стадо коз; мои собаки бросились [за ними] и задрали того козла, к которому обращался старец, – я [сразу] узнал его. [Тогда я вспомнил, как] старец сказал ему: «Благословен Господь, потому что на другой день ты не будешь пить от воды сей”».

Другой сарацин как-то позвал одного из здешних братий: «Послушай, пойдем со мною, и я покажу тебе садик анахорета». Брат последовал за ним в пределы [местности] Метмор, и когда они взошли на вершину одной горы, то сарацин показал ему в ущелье сад и келлию [около него]. Затем он сказал брату: «Спустись вниз ты один, чтобы отшельник из-за меня, поскольку я не являюсь христианином, не убежал и не скрылся». Когда брат спускался, то сарацин, под действием диавола, закричал ему: «Возьми свои сандалии, авва, ибо ты оставил их здесь». Брат же, обернувшись назад, ответил, что не нуждается в них.⁶⁸ Однако, повернув опять лицо свое, чтобы спускаться вниз, он обнаружил, что и сад, и келлия сделались незримыми. И вплоть до нынешнего дня они [никому] не являлись: ни монаху, ни сарацину. А монах же, [ходивший с сарацином], долгое время сокрушался и говорил: «То, что претерпела жена Лота, обернувшаяся назад (Быт. 19:26), и я претерпел».

Георгий, по прозвищу Драам,⁶⁹ – он был добрым христианином и рабом сарацина – рассказывал нам следующее: «Однажды, когда я пас верблюдов в пустыне Вилим, то обнаружил некоего весьма престарелого [мужа], сидящего в пустыне и держащего маленькую корзиночку.⁷⁰ Я сказал ему: “Господин, благослови”, но не получил никакого ответа: он только правой рукой своей запечатлел меня [крестным знамением]. Отойдя на четыре или пять шагов, я начал рассуждать с самим собою так: “Уверен, что не смогу уйти отсюда, если не припаду к ногам старца и он не сотворит молитвы надо мною, чтобы Бог освободил меня от этой нужды”.⁷¹ Однако обернувшись и оглядевшись в поисках [старца], я нигде не нашел его – место было чисто и лишено растительности».

Один из отцов, [живущих] прежде, затворил себя в пещере во дни святой Четыредесятницы Великого поста. Диавол же, который всегда завидует подвизающимся, наполнил всю пещеру, от пола до потолка, клопами; они были везде – в воде, хлебе и во всем, что принадлежало отцу, так что нельзя было увидеть в пещере даже сантиметра, где бы не было их. Брат, мужественно перенося искушение, говорил [себе]: «Даже если мне придется умереть, я не выйду отсюда до Святого праздника». И вот на третью седмицу Великого поста утром он увидел неописуемое множество больших муравьев, вползающих в пещеру, чтобы истребить клопов. Внутри пещеры произошла как бы битва, продолжающаяся шесть часов: муравьи уничтожили всех клопов и покинули пещеру, унося [трупы их]. Поэтому прекрасно терпение при искушениях, ибо оно всегда приводит к благу.

Когда авва Стефан Киприот, вместе со мною пришедший на Святую Гору, муж миролюбивейший, причаствующий Святому Духу и украшенный всяческой добродетелью, собрался умирать, то он покрылся такой сыпью, которую никто из людей, наверное, не видел: помучившись несколько дней, он скончался.

Некто [из братий], знавших труд и жизнь его, пришел в возмущение и стал рассуждать таким образом: «Почему человек таковой [добродетели] впал в столь [тяжкую] нужду?» Тогда явился ему во сне блаженный Стефан и сказал: «Господин брат, если мы [в этой жизни] испытаем малое стеснение, то обретем [в будущей жизни] более превосходное дерзновение ко Христу».

Авва Георгий – муж святой среди старых отцов Святой Горы – рассказывал нам, что когда он был еще сравнительно молодым, то, по его словам, пришел сюда один брат, чтобы [здесь] отречься от мира; он никому не сообщил ни страны, [из которой пришел], ни имени своего. Этот брат стяжал такое благоговение и молчание, что без крайней нужды не произносил никакого слова: ни малого, ни большого. Будучи пострижен и проведя два года на служении в монастыре, он внезапно отошел ко Господу. Его погребли в гробнице отцов. Через день скончался еще один из отцов, и [братия], открыв вход в гробницу, чтобы совершить погребение его, не обнаружили там тела прежде почившего брата – он был перемещен Богом в страну живых.

После этого мы тщательно рассмотрели это дело. Некоторые высказывали предположение, что этот почивший брат был сыном царя Маврикия, которого спасла его кормилица, когда чад Маврикия тиран Фока предал закланию на ипподроме: при возникшем громком шуме и смятении она смогла скрыть его, подменить и взамен царского чада отдать на заклание своего собственного сына. Когда он возмужал, кормилица ему все рассказала, а поэтому, по словам рассказчика, он предпочел посвятить себя Богу как бы в качестве выкупа за убитого вместо него сына [кормилицы].⁷²