VII. Торжество приверженцев унии над ее врагами на Константинопольском соборе 448 года.

– Взгляды и стремления врагов и друзей унии. – Церковно-историческое значение унии. – Характеристика Евтихия, как противника унии. – Флавиана и Евсевия, как друзей унии. – Черты различия в воззрениях двух последних лиц. – Торжество друзей унии на соборе константинопольском (448г.)

Мне кажется, что с ним случилось что-то в роде того, что бывает с теми, кто не умеет плавать и вдруг упадет с корабля. Прежде чем станут тонуть, они барахтаются руками и ногами и по чувству самосохранения без разбору хватаются, бедные, за все, что ни попалось под руку.

Св. Кирилл.

Переходим к изучению свойств и характера догматической деятельности, заключающейся в деяниях собора халкидонского, IV вселенского. Как известно, деяния халкидонского собора состоят из троякого рода документов, которые равно имеют отношение к нашей задаче: первый – касается собора константинопольского поместного 448 года, второй -собора разбойничьего 449 года и третий, наконец, собственно халкидонского собора. Изучим основные принципы и точки зрепия, на которых стоял каждый из указанных соборов в своей догматической деятельности. Начнем, в хронологическом порядке, с собора константинопольского 448 года.

Собор константинопольский доселе не был серьезно изучен и понят наукой западной, не говоря уже о русской, которая неохотно выбирает самостоятельный путь научного исследования.

Константинепольский собор может быть понят наукой только в связи с обстоятельствами и явлениями церковной унии, о которой мы говорили в предшествующей главе. Этот собор есть прямое и решитольное заявление симпатий к унии, совершившейся между александрийцами в антиохийцами назад тому пятнадцать лет. Враги унии стали врагами собора костатинопольского. Суд этого собора есть суд над теми, кто не принял и не признал унии, т. е. над крайними александрийцами.

Чем дальше шло время, тем больше увеличивалось число друзей и защитников унии. Почти во всех церквах восточных на нее смотрели, как на несомненнейшее выражение церковной истины по вопросу о Богочеловеке, по вопросу о соединении в Нем двух естеств. Но чем больше уния находила себя защиты, тем больше озлоблялись на нее неразумные приверженцы александрийских доктрин. Если во времена св. Кирилла таких лиц с крайним александрийским направлением, враждебных унии, извество было немного (Акакий Мелитинский, Сукценс Диокесарийский и пр.), то это зависело не оттого, что таких врагов унии из числа александрийцев и в самом деле было не много: нет. Их было много, но эти враги унии были сдержаны, нерешительны, оставались в колеблемости, в недоумении, мало действовали. Их порывы, их стремления сдерживал высокий церковный авторитет Кирилла. Кирилл был за унию. Это связывало руки врагаи унии, заставляло их смиряться: скончался Кирилл (444 г.), и положение дел быстро переменилось. Друзья Кирилла, недовольные унией, видевшие в ней уступку, сближение с антиохийским богословствованием, а это богословствование для них казалось ничем другим, как несторианством, – заволновались, начали открыто действовать. Их основная точка зрения была крайне оригинальна. Они любили и не любили Кирилла, этого главнейшего представителя александрийского богословствования во времена споров несторианских. Они любили Кирилла, поскольку он был ревностным противником несториаства, вождем III вселен. собора, замечательным писателем, ясно и прямо изложившим свои антинесторианские воззрения; но того же Кирилла они не любили, поскольку он в последнюю эпоху своей жизни сближается с антиохийцами в унии, поскольку он был писателем, ратовавшим за унию, поскольку он был врагом врагов унии, вышедших из числа его неразумных учеников. О первой фазе его церковно – исторической деятельности они всегда решительно и прямо говорили, о второй же фазе его деятельпости они упорно молчали. В одном лице Кирилл для них было как бы два отдельных лица. Одному из этих лиц они сочувствовали, другому – ни мало. Положение неестественное. Но разве мало удивительного историк встречает в это удивительное время? Враги унии из александрийцев обыкновенно выставляли себя поборниками идей и учения Кирилла, стояли за Кирилла; но под Кириллом разумели Кирилла до 433 года. Все это было бы очень странно, если бы не было совершенно действительно. Враги унии из александрийцев и суть монофизиты. Монофизвты таким образом суть ничто другое, как враги унии из александрийцев, но переставших понимать Кирилла и извративших его христологическое учение. С ними-то имеет дело в лице известного архимандрита константинопольского Евтихия собор константинопольский. Собор этот есть первая открытая встреча защитников унии с врагами унии из александрийцев.

На другой точке зрения стояли защитники унии, насколько это выразилось на соборе константинопольском и позднее – соборе халкидонском. Они всей душой привязаны были к унии. В ней видят они истинное слово, высказанное церковию касательно учения о Богочеловеке и соединении в нем двух естеств. За унию они готовы были положить живот, и многие, действительно, положили, а пострадали немало все без исключения. Врагов унии из александрийцев они считали язвой церкви. Бороться с этими последними для них значило бороться за истину, за веру, за православие. Они почитали себя приверженцами и почитателями Кирилла, его авторитет высоко ценили. Кирилл для них был так же велик, как и для монофизитов, но в деятельности и учении Кирилла не все вызывало у них одинаковые симпатии. Деятельность Кирилла после собора III вселенского, направленную к единению с антиохийцами, они ставили выше его деятельности предыдущей, поскольку эта дотоле выражалась только в противодействии несторианству и антиохийцам. Документы униальные, на которых красовалось имя Кирилла, были, так сказать, новым заветом врагов монофизитства. Враги монофизитов, подобно самим монофизитам, ставили себя под знамена Кирилла. Они основывали свою деятельность на деятельности Кирилла. В этом заключается главная причина, почему церковные историки, когда говорят о монофизитах и их противниках, путаются в своих представлениях. Каким образом одни и другие основывались на Кирилле, считали себя учениками одного и того же Кирилла, – это было вопросом в науке и вопросом запутанным... Состав партии защитников унии был не одинаков. Это имело важные церковно-исторические последствия. В состав этой партии входили и приверженцы антиохийской догматики, принявшие унию, и приверженцы александрийской догматики, ставшие на стороне унии. Это придает указанной партии разнообразие, но из этого разнообразия рождалась чудная гармония. Тех и других тесно соединяло уважение к унии, но у тех и других были особенности, оттенки во взглядах, напр., на прежних писателей богословов. Первые всеми своими душевными силами тяготели к писателям, вышедшим из антиохийской школы, – александрийских писателей они ставили ниже; вторые от всей души любили писателей александрийской школы, но не столь ценили писателей школы антиохийской ⁶⁹⁶. Взявшись за одно и то же дело защиты унии, они сблизились, передали друг другу свои воззрения на писателей церковных, перестали различать между последними „наших» и „не-наших”. И это было делом великой церковно-исторической важности. Преграда между приверженцами двух школ падала. Они неодинаково смотрели на деятельность Кирилла. Униты аитиохийцы, высоко ценя унию, подозрительно смотрели на первых порах на доуниальную деятельность Кирилла, на самый III вселен. собор; униты же александрийцы, не чуждаясь унии, сохраняли благодарную память и о деятельности Кирилла до нее. Сходясь в воззрениях на унию, те и другие обменялись своими симпатиями касательно Кирилла, подозрение уступило место доверию, нерасположение – любви. Водворялась полная гармония между теми и другими касательно Кирилла. Утверждаем: это великий церковно-исторический факт! Далее, униты из антиохийцев, питая уважение к деятельности II вселенского собора, значения которого не признавали александрийцы, передали это уважение и униатам из александрийцев. Если по одним из важных церковных вопросов униты из антиохийцев стали смотреть глазами унитов из александрийцев, то по другим эти последние стали смотреть глазами первых. Защитники унии сделались защитниками православия в полном смысле слова ⁶⁹⁷. От них берет принципы последующая Церковь в науке и в спорных догматических вопросах. – Сделаем еще одно общее замечание: враги унии, монофизиты, носят на себе яркую печать александрийского направления; друзья унии, православные, носят на себе свойства умеренного антиохийского богословского направления.

Первые враждебны ко всему тому, что не есть направление александрийское; вторые, сочувствуя по преимуществу антиохийскому богословскому направлению, в то же время относятся дружественно и к тому, что не составляет проявления любимого их направления. Кругозор последних очень широк и в этом главная сила защитников унии.

Постараемся охарактеризовать главных представителей собора константинопольского, именно Евтихия, монофизита, врага унитов, патриарха константинопольского Флавиана и Евсевия Дорилейского, друзей унии, противников крайнего александрийского богословского направления.

Евтихий был монах одного константинопольского монастыря. Известно, что монахи доставили самый значительный контингент для партии монофизитской. Недаром они ранее были жаркими сторонниками Кирилла. Ревность легко могла переходить в увлечение, жар одушевления мог приводить к крайности. Это и видим у многих монахов того времени: египетских, палестинских, сирских и константинопольских. Евтихий был энергическим деятелем в пользу Кирилла и против Нестория во время III вселенского собора. „Когда Несторий противился истине, Евтихий стал за истину» ⁶⁹⁸. Кирилл, уважая Евтихия, прислал ему после III вселенского собора экземпляр деяний этого собора ⁶⁹⁹. В своих богословских воззрениях Евтихий представлял частью чистый тип александрийца, частью тип того же александрийца, но уже пошатнувшегося в православии. Евтихий подобно всем александрийцам того времени стоял за собор Никейский и Ефесский вселонский, но ни словом не упоминает о соборе вселенском константинопольском 381 года. ⁷⁰⁰. Символ веры , опять подобно тем же александрийдам, он читал по редакции собора никейского, и не хотел знать редакции II вселенского собора ⁷⁰¹. Все это не представляло однако ничего предосудительного, и многие лица чистаго православия делали тоже самое. Но в других своих воззрениях он уже более или менее ясно отчуждался от православия. Евтихий не признавал сочинений Кирилла, писанных им во время и после унии: нет ни малейшего в положительном смысле указания на них в словах Евтихия, хотя ему не раз приходилось высказывать, как он смотрит на явления церковные недавнего прошлого. Ни к чему другому, как именно к униальным сочинениям Кирилла, но в смысле неблагоприятном, нужно относить темноватую мысль Евтихия, высказанную им при одном случае об отцах церкви. Он говорил: «если же встретится у них в некоторых словах, что нибудь ложное или погрешительное ( διαϭφαλθὲ ν, ἢ δiαπλavη θὲ ν), этого он не отвергает и не принимает» ⁷⁰². Эти слова получают свой смысл только тогда, когда мы возмем во внимание, что крайние александрийцы, каким был и Евтихий, только часть деятельности Кирилла признавали заслуживающей почтения, а другую униальную – нет. В данных словах Евтихия высказывается не какой-либо критицизм в отношении к отеческим писаниям, а односторонность взгляда на сочинения Кирилла. Евтихий прямо заявлял ⁷⁰³, что в сочинениях Кирилла нет учения о двух естествах: это, хотя с большою натяжкою, еще можно было сказать о некоторых сочинениях этого писателя, написанных до собора ефесского, например, об анафематизмах его, но отнюдь нельзя было сказать о сочинениях того же Кирилла, писанных во время и после унии, потому что в последних усиленно утверждалась мысль о двух естествах во Христе. Если же, однако, Евтихий прямо заявляет, что в писаниях Кирилла нет учения о двух естествах, то этим он несомненно давал знать, что он игнорирует униальные документы ⁷⁰⁴. Положительное еретическое учение Евтихия, учение монофизитское, формулируется им так: „после воплощения Бога Слова я поклоняюсь одному естеству, – естеству Бога воплотившегося ( μίαν φύϭιν προϭxυνείν ϴеоῦ ϭαρxωθέντος) и вочеловечившегося” ⁷⁰⁵; или: „исповедую, что Господь наш состоит из двух естеств прежде соединения, а после соединения исповедую одно естество» ( μετὰ ἓνωϭιv μίαν φύϭιν ὁμολογϖ) ⁷⁰⁶. Фразы эти не собственное изобретение еретика; они встречаются в сочивениях св. Кирилла, который в свою очередь берет их из писаний Афанасия; но они заимствуются из Кирилла вне связи с прочими воззрениями этого отца церкви, а потому у Евтихия получают еретический характер, какого они не могли иметь в своем месте. То обстоятельство, что эти фразы встречались в сочинениях Кирилла, придавало монофизитству вид истинного учения, увлекало многих, но это было не больше как вид действительного учения Кириллова. Касательно умственных способностей Евтихия западные писатели не высокого мнения ⁷⁰⁷. Но с этим мнением можно соглашаться только отчасти. Правда, что Евтихий не получил серьезного и систематического образования, но он был изворотлив, понятия его определенны и строго формулированы; вообще он отчетливо представлял свое учение, насколько это возможно было для догмата высокотаинственного.

На иной богословской точке зрения стояли: председатель собора Константинопольского патриарх Флавиан и первый изобличитель и доносчик на Евтихия Евсевий Дорилейский. При всем сходстве в воззрениях, как мы увидим, Флавиан и Евсевий представляли, однако, по крайней мере на первых порах некоторые разности, которые тем не менее не мешали им идти к одной общей цели. Флавиан вышел из рядов антиохийских богословов. Во время споров несторианских принимал сторону Нестория, если только этого именно Флавиана Кирилл называл в одном своем послании „смутотворцом» ( φυρατής) ⁷⁰⁸. Но он принял унию и тем самым порвал всякие связи с прежним еретичеством и стал почитателем Кирилла. Флавиан, как антиохиец, в отличие от Евтихия, признавал вполне авторитетными не только соборы все- ленские – никейский и ефесский, но и вселенский Константинопольский собор ( ταΐς έxθέϭεϭι ἐν Nιxaiᾳ xαὶ ἐν ΚωνσταντινUπόλει) ⁷⁰⁹. В своих воззрениях на учение о лице Богочеловека он опирался по преимуществу ⁷¹⁰, а может быть и исключительно, на униальные документы. Вот в каких именно словах излагает Флавиан сказанное учение: „проповедуем одного Господа нашего И. Христа, рожденного по Божеству от Бога Отца безначально прежде век, в последние же дни ради нас и ради нашего спасения родившегося по человечеству от Девы Марии, совершенного Бога и совершенного человека, по восприятию разумной души и тела, единосущного Отцу по Божеству и единосущного Матери по человечеству. Итак, исповедуя Христа в двух естествах после Его воплощения от Святой Девы и вочеловечения, мы исповедуем в одной Ипостаси и одном лице одного Христа, одного Сына, одного Господа. И не отрицаем, что одно естество Бога Слова воплощенное и вочеловечившееоя, потому что из двух (естеств) один и тот же есть Господь напгь Иисус Христос» ⁷¹¹. Эти слова учения Флавианова представляют весьма близкое, можно сказать, буквальное повторение того исповедания веры, которое прислано было Иоанном Антиохийским Кириллу, и которое сделалось основой унии. Исключение составляет фраза Флавиаова, говорящая об одном естестве Бога воплощенного: ее нет в исповедании веры Иоанна. Но она повторяется не раз в посланиях Кирилла, писанных этим мужем после унии ⁷¹². Флавиан говорит вообще словами униальных документов, потому что он был искренний друг унии. Стоя за унию, в Евтихии, напротив, он видел врага уиии, против которого следовало бороться, как против еретика и возмутителя церкви. Флавиан ставнл в упрек и вину Евтихию,что он не нризнавал ( πειρώμενος ἀνατρεηειν) одного из важных сочинений Кирилла, именно „послания к восточным епископам”, в котором он, Кирилл, авторизовал вышеупомянутое исповедание веры Иоанна Антиохийского. На это послание смотрит Флавиан, как на такое, на котором должно основываться согласие церкви ( πάντες ϭυνέθεντо) в вере ⁷¹³. Из прочих сочинений Кирилла патриарх константинопольский упоминает только послание Кирилла к Несторию, читанное на III вселенском соборе и заключающее не менее ясное исповедание о двух естествах во Христе, как и послание к восточным ⁷¹⁴. Патриарх был в связях с защитниками унии в других местах, например, с патриархом Антиохийским Домном, прееемником Иоанна ⁷¹⁵. Свое антимонофизитское учение Флавиан излагает в словах решнтельных и точных. Он говорит в противоположность Евтихию: „единение двух сошедшихся во Христе естеств состоит не в том, будто эти естества слились своими свойствами вместе, во едино, но в том, что свойства естеств пребывают совершенными (perfectae naturarum proprietates) во взаим- ном общении» ⁷¹⁶. После этих объяснений характер догматики Флавиана, полагаем, становится ясен.

Что касается до Евсевия Дорилейского, то он, позволим так себе выразиться, прошел совершенно другую богословскую школу по сравению с патриархом Флавианом, хотя и пришел к одинаковой с последним цели. Евсевий в начале своей исторической деятельности является сильным врагом Нестория ⁷¹⁷ и, следовательно, сторонником Кирилла. Ои публично и не раз изобличал Нестория. Догадываются, что это именно он прервал однажды нечестивую его проповедь, что это именно он сочинил прокламацию против Нестория, распространившуюся в Константинополе и сравнившую его учение о учением Павла Самосатского ⁷¹⁸, следовательно, он был александриец по своим богословским взглядам. Таким он и является пред нами действительно. Подобно всем александрийцам, он признавал соборы вселенские Никейский и Ефесский ⁷¹⁹, но не признавал собора константинопольского II вселенского ⁷²⁰. Писателями авторитетными в разрешении богословских вопросов считает именно тех писателей, которых высоко ставила церковь александрийская – в широком смысле слова ⁷²¹. С первого взгляда непонятное и, по-видимому, не искреннее заявление Евсевия на соборе константинопольском что „Евтихий друг ему» ⁷²², при нашем понимании Евсевия, получает свой полный смысл. Евсевий и Евтихий с данного времени были дружески связаны одним делом – борьбою с Несторием. Но Евсевий не остался тем, чем навсегда остался Евтихий. Он принял унию, признал ее важность и значение, чего не сделал Евтихий. Евсевий также ревностно стоял за унию, как и Флавиан. Послание Кирилла „к восточным», в котором этот отец церкви авторизовал исповедание Иоанна Антиохийского, Евсевий считает краеугольным камнем, на котором должен утверждаться каждый истинно верующий в Богочеловека Христа; он называет это послание таким, в сообразности с которым „надлежит мудрствовать всем святым церквам» ⁷²³. Евсевий был защитником и поборникои унии, вышедшим из рядов почитателей Кирилла и врагов Нестория. В этом отличие его от патриарха Флавиана. Нам кажется, что вследствие этого точка зрения Евсевия в некоторых (не во всех) отношениях была шире Флавианской. Он мог понимать Кирилла целостнее, полнее, ибо дли него Кирилл являлся великим как в деле унии, так и до унии.Евсевий был александриец, ревностный александриец; не в этом ли лежит причина того озлобления, с которым преследовала его партия монофизитская: монофн- зиты могли смотреть на него, как на прямого изменника, предателя веры, перебежчика.

Обращаемся к изучению догматической деятельности собора константинопольского 448 года. Для нас единственно важно рассмотреть вопрос: на какой догматической точке зрения стояли отцы этого собора, за что они ратовали и против чего они восставали? Совокупность всех фактов собора константинопольского показывает, что отцы оного ценили в особенности ту часть церковной деятельности Кирилла, когда он принял некоторые положения антиохийской догматики, в так называемой унии. Собор видит в Кирилле не столько борца против крайностей антиохийского богословствовавия, сколько примирителя александрийской и антиохийской догматики, каким он был во вторую половину своей церковно-исторической деятельности, высоко уважают в нем устроителя унии. Из всех многочислен- ных сочинений Кирилла собор обращает внимание на известнон „послание” этого отца к „восточным», в котором излагается ход дела унии, в котором утверждается исповедание веры Иоанна Антиохийского и его приверженцев, которое исполнено сочувствия к антиохийцам, вошедшим в сношение с ним, Кириллом. Дух этого послания хорошо характеризуют первые слова, которыми начинаются оно: „да возвеселятся небеса и радуется земля” ⁷²⁴. Сло- вом, собор в основу своих решений по вопросу о соединении во Христе двух естеств полагает ничто другое, как важнейший из документов, касающийся унии. Послание это, кроме того, было весьма важно для собора в том отношении, что в нем сильно опровергалась монофизитская доктрина. „Да заградятся уста тем, кто проповедует или тождество, или слияние, или смешение Сына Божия с плотию” ⁷²⁵. А это именно и делал Евтихий. Сущность суда над Евтихием собор полагает собственно в том, чтобы решить вопрос: согласен ли он с указанным униальным посланием Кирилла, согласон ли главным образом со словами „исповедания веры» Иоанна Антиохийского, находившегося в послании? Когда читалось на соборе то место послания Кириллова, где буквально приводилось слова исповедания Иоаннова о неслитном соединении естеств во Христе, Евсевий прямо объявил, что Евтихий не согласен с этим учением. Евсевий говорил: «клянусь стопами вашими, он (Евтихий) не исповедует этого и никогда не был согласен с этим, но вопроки этому и мудрствовал ( τοῦτο ὀύx ὁμολογεῖ, οὐδὲ ϭυνέθετό ποτε τούτοις, ἀλλ᾽ ἐναν τία ἐφρόνηϭε), и говорил всякому к нему приходящему, и учил”. Тот же Евсевий, далее, предложил на соборе, чтобы Евтихий, если он желает доказать свое православие, исповедывал свое согласие с учением, заключающимся в исповедании Иоанна ⁷²⁶. Какое значение собор придавал унии, это видно из того, что один епископ, член собора, Савва Палтский в особенности обращает внимание на ту эпоху в истории церкви, когда Кирилл и Иоанн Антиохийский пришли ко взаимному единению ⁷²⁷. Из других сочинений Кирилла собор принял в руководство для своих определений лишь одно послание его к Несторию, в котором с полной ясностью исповедывалось учение о двух естествах во Христе, которое вообще по своему изложению соответствовало духу и характеру документов, принадлежащих к унии. В этом послании, например, говорилось: „естества, истинно соединенные между собой, хотя различны, но в соединении обоих сих естеств есть один Христос и Сын. Это не так, что в сем соединении обоих сих естеств уничтожилось различие естеств ( τϖν φύϭεων διαφορά). Его Божество и человечество и при неизреченном соединении пребывали» ⁷²⁸. Из обстоятельств соборного суда над Евтихием и собеседований с ним константинопольских клириков, принимавших участие в деяниях собора, снова открывается: на какой точке зрения стоял собор и исполнители его воли. А равно из тех же обстоятельств с несомненностью открывается, что подсудимый, Евтихий, стоял на другой, противоположной точке зрения. Так, уполномоченные от собора клирики константинопольские (по делу вызова Евтихия на собор) спрашивали Евтихия: „Слово (Христос) совершенный ли Бог или нет? Воплотившийся совершенный ли человек, или нет»? Вопросы примечательны, потому что они прямо заимствовались из исповедания Иоаннова, важнейшего униального документа. Ибо в этом исповедании говорилось: „Иисус Христос совершенный Бог и совершенный человек». Ответ Евтихиа на первой вопрос был утвердительный. На последний же еретик отвечал: „да не будет того, чтобы я говорил, что Христос состоит из двух естеств» ⁷²⁹. Евтихий, значит, отрицал ту истину, которая лежала в основе исповедания Иоаннова, и значит всецело отрицал унию. Весь собор чрез патриарха Флавиана и Евсевия Дорилейского обращается к Евтихию с вопросом: признает ли он Христа единосущным нам по человечеству? Патр. Флавиан спрашивает: „исповедуешь ли ты, что Господь наш И. Христос единосущный Отцу по Божеству и единосущен нам по человечеству?» ⁷³⁰. Евсевий, со своей стороны, просил Евтихия ответить на вопрос: „признает ли он, что Христос единосущен ( ὁμοούσιον) нам по плоти ⁷³¹?” Вопросы эти опять заимствуются из известного исповедания Иоанна ⁷³², ибо здесь говорилось: „Он (Христос) единосущен Отцу по Божеству и единосущен нам по чело- вечсству». Евтихий отрицал истину о единосущии Христа с нами по человечеству. Он сказал в ответ Флавиану: „сознаюсь, что я доныне не признавал, что Он (Христос) единосущен нам». Ответ заключает прямое непризнавание унии и ее церковного значения. В доказательство правоты своих воззрений по указанному сейчас вопросу, Евтихий ссылался на символ никейский, очевидно злоупотребляя неполным развитием в нем учения о Богочеловеке. Он утверждал, что, так как в символе о Христе сказано только, что „Он единосущен Отцу», и ничего не сказано: единосущен или не единосущен нам по человечеству, то он и держался той истины, что Христос “единосущен Отцу по Божеству» ⁷³³. Если бы Евтнхй признавал и исповедывал символ константинопольского II всел. собора, он не стал бы и не мог бы допустить себе подобной увертки ⁷³⁴. Наконец, собор с особенной настойчивостью требовал от Евтихия ответа: признает ли два естества в И. Христе ( δύο φύϭεις μετὰ ἐναθρώπηϭιν) ⁷³⁵? Свою важность этот вопрос, по существу сходный с другими вопросами, с какими обращались к еретику члены собора или лица, принимавшие участие в оном, получает от того, что это был вопрос, относительно которого было не мало споров и пререканий во время унии. Мы знаем уже, что прежние почитатели Кирилла восставали на него в последнее время его церковной деятельности за то, что он без всяких колебаний в течение унии высказывал учение о двух естествах во Христе, неслиянных. Указанные враги Кирилла находили в подобном учении как бы отступление его от прежних доктрин. И великий муж должен был защищать против своих неразумных друзей учение о двух естествах во Христе. Но усилия Кирилла убедить своих врагов в этой великой истине далеко не достигли своей цели. Теперь, если собор настойчиво старается убедить в той же истине Евтихия, то он действует в духе унии, под ее влиянием. Ответ Евтихия на этот новый вопрос известен: ответ его был монофизитский. Евтихий, вооружаясь против учения о двух естествах во Христе, вполне разделял заблуждения всех вообще врагов Кирилла, осуждавших его деятельность во время унии, порицавших самую унию. Еретик провозглашал не новость. В противодействие Евтихию отцы собора константинопольского с полной решительностью исповедуют учение, утвердившееся в церкви со времени унии, о двух естествах, неслитных, в Богочеловеке. Патриарх Флавиан говорил на соборе: „мы всегда мудрствовали и мудрствуем, что И. Христос есть совершенный Бог и совершенный человек, единосущный Отцу по Божеству и единосущный Матери по человечеству и состоит из двух естеств в одной Ипостаси» ⁷³⁶. Член собора, Василий Cелевкийский говорил на том же соборе: „поклоняемся единому Господу И.Христу, в двух естествах познаваемому. Ибо одно естество Он имел в Себе Самом прежде веков, а другое, как родившиийся от Матери ради нас, получил от Нея и соединил с Собою ипостасно» ⁷³⁷.

Конец собора известен: он осудил еретика Евтихия ⁷³⁸.

Как принят был собор константинопольский и его деяния в тогдашней церкви? Не одинаково. Во всех местах, где господствовали александрийские идеи или их влияние, там представители церкви не приняли собора Константинопольского. Не признала собор этот, авторитетным в его решениях церковь александрийская или египетская. Об этом мы узнаем из актов собора разбойничьего 449 года, на котором больше всего было александрийцев и на котором, во всяком случае, александрийцы были вожаками ⁷³⁹ . В актах этого собора читаем, что секретарь собора (пресвитер Иоанн), по поводу читанных здесь деяний собора константинопольского 448 года говорит: „из прочитанного мы видим, что сказавшие это (дело идет о вышеприведенных словах Флавиана и Василия Селевкийского) изложили иную веру ( πἰστιν ἑτέραν), отличную от той, которая изложена в Никее и утверждена здесь (на III всел. соборе) прежде». Один из членов собора разбойничьего, соглашаясь с этим мнением, от лица собора сказал: „если вера имеет начало в этих памятных записях, то анафема тем, которые дали (такое) начало» ⁷⁴⁰. Да и вообще собор отрицал деяния собора константинопольского. Церковь римская в лице папы Льва относилась также не совсем одобрительно к собору константинопольскому. Папа незадолго до этого собора блогосклонно пишет Евтихию, который уведомлял его о появлении снова несториан на востоке, желает ему (Евтихию) успеха в борьбе с врагами, называет его „возлюбленнейшим сыном», просит ему от Бога здравия ⁷⁴¹. Папа в этом случае, очевидно, действует по традиции. Церковь римская издавна, со времени I вселенского собора, шла рука об руку с церковью александрийскою в спорных вопросах догматики. Папа и теперь протягивает руку Евтихию, действовавшему от лица церкви александрийской. И после собора константинопольского папа Лев некоторое время продолжает подозрительно смотреть на деятельность Флавиана, насколько она выразилась в определениях собора константинопольского ⁷⁴². Папа напоминает Флавиану, что „суды над священниками должны быть здравы» ⁷⁴³, и не тотчас берет сторону патриарха константинопольского. Лев в особенности недоволен тем, что собор не принял от Евтихия аппеляции, с которою будто бы на самом суде соборном он обращался к римскому епископу ⁷⁴⁴. Долго ли оставался папа в заблуждении касательно Флавиана и Евтихия, об этом скажем в своем месте. Церковь иерусалимская также не приняла определений собора константинопольского, как это показал пример патриарха иерусалимского Ювеналия на соборе разбойвичьем. Ювеналий вполне разделял воззрения партии александрийской на упомянутом соборе.

Кто же принял собор константинопольский? Его приняла церковь константинопольская: Флавиан действовал в духе своей церкви. Затем он взял на себя попечение распространить акты собора константинопольского в Малой Азии и Сирии, и успех увенчал его труды. Это сделал он по совету Саввы епископа Палтского, бывшего сочлена собора константинопольского ⁷⁴⁵. Патриарх антиохийский Домн ⁷⁴⁶, а за ним и другие епископы Азии подписались под определениями собора константинопольского, стали за одно с Флавианом. Блаженный Феодорит ⁷⁴⁷ радостно приветствовал деятельность собора константинопольского, как победу истины, одержанную по благоволению Божию над нечестием. Вообще собор константинопольский с восторгом приняли униты и члены церквей, сочувствовавших унии. И еще: где имело кредит направление антиохийское, там и собор этот встречен был дружным и единодушным участием.