Глава 19. Книга Пророка Малахии

О происхождении и обстоятельствах жизни пророка Малахии в Писании нигде не упоминается. Посему остается руководствоваться одним преданием. Но это предание сохранило сведения разные, так что самое имя Малахии некоторые считали именем нарицательным, а не собственным. Так, в переводе Семидесяти первый стих пророчества Малахиина читается так: пророческое слово Господа к Израилю рукою Ангела Его (Мал. 1:1¹³⁵⁰). Блаженный Иероним (Praefat. in Malach.) говорит, что некоторые древние раввины думали, что под именем Малахии следует разумет Ездру, потому что и Аггей также называется Малахией, т. е. вестником (Агг 1:13¹³⁵¹). Святой Кирилл Александрийский упоминает, что еще и в его время, как за 300 лет перед тем Ориген, некоторые утверждали, будто Малахия был по природе своей Ангел, но по изволению Божию принял тело и сделался пророком для Израильтян (Praefat. in Malach.). Таким образом предание о сверхчувственной или небесной природе Малахии представляет частные мнения и научные предположения. А общепринятое мнение как ветхозаветной (3Езд 1:40¹³⁵²), так и новозаветной Церкви принимало его за человека Божьего. По свидетельству Епифания и Дорофея Тирского (in Vitis prophet.), пророк Малахия происходил из колена Завулонова; умер в молодости (adhuc juvenis) и погребен со своими предками на поле своем, в селении Софа. Святой Ефрем Сирианин, указав происхождение Малахии из колена Завулонова, говорит, что благочестивой своей жизнью он приводил в удивление народ, который, видя, что он по жизни своей подобен Ангелу Божию, назвал его Малахией, т. е. ангелом или вестником (Praefat. in Malach.).

Предание говорит, что Малахия проходил свое служение после Аггея и Захарии. В подтверждение этого предания указывают на то, что в книге Малахии храм представляется построенным и Богослужение в нем совершающимся только с некоторыми отступлениями от надлежащего порядка, которые и обличаются пророком. Сличая эти обличения с книгою Неемии, можно приходить к заключению, что Малахия был современник Неемии и пророчествовал за 420–408 л. до Рождества Христова. Ибо те же самые пороки и нравственные недостатки, против которых действовал Неемия, обличаются и осуждаются в книге Малахии и притом в одинаковом виде или в той же степени, а именно: развод с законными женами евреянками для вступления в брак с иноплеменницами; удержание десятин; приношение в жертву животных больных и увечных; слабость нравственной и обрядовой дисциплины в левитах и даже в священниках. А отсюда очевидно, что пророк Малахия был сотрудником Ездры и Неемии, подобно тому как у Зоровавеля были соратниками Аггей и Захария; – и что он последний по времени в лице пророков-писателей, а потому справедливо у Евреев назван печатию пророков (см. у Михаелиса Praefat. in Maach.).

Освобождение от плена, с радостью принятое иудеями в Вавилоне, не оправдало или не удовлетворило их мечтаний в земле отцев. Здесь нашли они города разрушенными и опустошенными; следовательно оказались бесприютными скитальцами. Нашли поля заросшими, виноградники одичавшими – и без достаточных средств не могли возделать их и привести в надлежащее состояние. Чтобы иметь эти средства, они вынуждены были принимать тяжкие условия заимодавцев и оказывались неоплатными должниками. Они, возвратившиеся собственники, естественно возбудили недоброжелательство в соседних жителях, которые успевали возбуждать против них подозрителкность местных правителей, вообще недоверчивых к евреям – народу непокорному и воинственному, каким они являлись в прежние времена. И вот народ иудейский, наследник небесных обетований, в земле своих отцов и беднее, и униженнее, и несчастнее своих соседей язычников!! Среди этих неблагоприятных обстоятельств мысль о небесной помощи и заступлении перешла в жажду чудесных действий на заступление и на удовлетворение потребностей народа, подобных бывшим во время сорокалетнего странствования по пустыне. А эта жажда по несбыточности и напряженности своей скоро привела народ к противоположной крайности – к сомнению, ропоту и ожесточению против Бога. Самое обетование о Мессии, не исполнившееся в течение ста слишком лет по возвращении из плена, показалось мечтой. Всякий, делающий зло, хорош перед очами Господа, говорили иудеи тогда; – и к таким Он благволит, или: где Бог правосудия (Мал 2:17)? Тщетно служение Богу, и что пользы, что мы соблюдали постановления Его и ходили в печальной одежде пред лицем Господа Вседержителя? И ныне мы считаем надменных счастливыми: лучше устраивают себя делающие беззакония; и хотя искушают Бога, но остаются целы (Мал 3:14–15). Отсюда очевидно, что по смерти Зоровавеля и первосвященника Иисуса иудеи, возвратившиеся из плена, стали считать условия завета бесполезными и усвоили себе языческие понятия и нравы, так что, когда Ездра и потом Неемия, лет через 80 после Зоровавеля, пришли в Иерусалим, то увидели крайние беспорядки во всем. Ездра был конечно муж великих дарований; но одни административные человеческие средства здесь были недостаточны; потребно было животворное пророческое слово, чтобы поднять упавший дух народа, – чтоб в эту унылую и угнетенную толпу бедняков вдохнуть уверенность крепкого упования на Бога; – чтобы в умах и сердцах, порабощенных земными заботами, оживить потухающую искру стремления или деятельной веры в Божественные откровения и обетования, данные патриархам и составлявшие основание жизни всего народа. Для этого Господу благоугодно было употребить, человека, чья жизнь была подобна Ангелам, как говорит древнее предание о Малахии, – и чье слово, подкрепляемое жизнью, мало по малу от земного возводит человека к Предтече и наконец к Солнцу Правды, на крылах Коего спасение всех земнородных (Мал 4:2¹³⁵³).

В книге пророка Малахии одна пророческая речь; но по содержанию своему она разделяется на шесть следующих частей:

1) Пророк утверждает и защищает коренное отношение Бога к Своему народу, отрицаемое сим последним. Возлюбил вас, говорит Господь. На это народ ответил: в чем явил Ты любовь к нам, т. е. из чего видно, что любишь нас? Тогда пророк напомнил народу, не оценившему своего чудного возвращения в отечество, что Исав – родной брат Иакова; однако удел первого – Идумея, преданы горы ее опустошению и владения его – шакалам; если Идумея обустроится вновь, как Она говорит о себе, то и еще раз будет разрушена. Это увидят Иудеи собственными глазами. Следовательно справедливо говорит Господь: возлюбил Иакова, а Исава возненавидел (Мал 1:1–5)

2) Пророк определяет действительное отношение народа к Богу по тому положению, которое усвоили себе представители его – священники. Сын славит отца, и раб господииа своего убоится, говорит пророк священникам; а вы презрели, т. е. обесславили имя Всевышнего, Кого сами называете своим Отцом и Господом. Священники возразили: чем мы бесславим имяБожие? Тогда пророк напомнил священникам, что они кладут нечистый хлеб Господу на стол (Исх 25:23–30¹³⁵⁴); приносят в жертву слепое, хромое, больное и вообще такое, с чем никто не смеет явиться к своему начальнику: неужели это не бесчестие Господу (1:7–9¹³⁵⁵)?! Лучше было бы запереть двери храма и не возжигать огня на жертвеннике, нежели приносить такия оскорбительные приношения после того, как от востока солнца до запада имя Божие прославляется в народах, например, указами Навуходоносора (Дан 3:95–96¹³⁵⁶), Дария (Дан 6:25–27¹³⁵⁷), Кира (1Езд 1:2–4¹³⁵⁸), и на всяком месте фимиам приносится имени Его и жертва чистая, т. е. благоговение сердечное и дух сокрушен (Пс 50:19¹³⁵⁹), вследствие коих делались такие щедрые пожертвования во всех областях всемирного тогда Персидского царства (1Езд 7:12–28¹³⁶⁰). Священники сами делают жертвоприношения делом уничиженным, когда принимают в жертву похищенное и приносят увечное под предлогом бедности жертвователя, имеющего в стаде животное, вполне удовлетворяющее закону: такие жертвы навлекают проклятие, а не благословение (1:10–14¹³⁶¹).

Итак, священники, если вы не станете воздавать славы имени Моему, говорит Господь, то пошлю на вас проклятие, прокляну благословение ваше…., отниму у вас плечо [Семьдесят читали zeroash – плечо; а по нынешнему еврейскому тексту читается zerach – семя. С чтением Семидесяти согласен Акила, который переводит эти слова так: «пригрожу или замахнусь на вас плечом», т. е. не с почтением отдам, а брошу полагающуюся вам часть от жертвенного животного.], из-за которого вы, по-видимому, и хлопочете (Лев. 7:32;¹³⁶² Втор. 18:3¹³⁶³); но вместе с тем помет раскидаю на лица ваши, помет праздничных жертв ваших (2:1–4). Священники должны возвещать закон, поддерживать правду и богобоязненность; а вы уклонились с пути, для многих послужили соблазном в законе или сделали преступниками его: за то сделаю вас презренными и низкими, говорит Господь (2:5–9¹³⁶⁴).

3) Указывает глубокий упадок богобоязненности в народе, очевидный из легкомысленного заключения и нарушения браков. Исповедуя Господа Вседержителя своим общим отцем, иудеи пренебрегают девиц отечественных и женятся на дочерях бога чужого: потребит Господь человека творящего это (2:10–12). Вы покрываете слезами алтарь Госпадень и плачем и воздыханием от трудов, говорит пророк соотечественникам; но Всевышний не принимает ваших приношений, потому что оставляете жен законных и делаетесь клятвопреступниками; ибо Господь был свидетелем между тобою и между женою юности твоей. Может ли так поступать человек, желающий иметь благословенное потомство (2:13–16)?

4) Обличает богохульство утверждающих, будто всякий творящий злое добр пред Господом, – и что будто бы нет правосудия небесного (2:17¹³⁶⁵). Господь дает им следующий ответ: Вот Я посылаю Ангела или вестника Моего, и приготовит путь или уровняет дорогу пред лицем Моим…, и внезапно приидет в церковь Свою Господь, Которого вы ищете, и Ангел завета, Которого вы хотите; вот Он идет, говорит Господь Вседержитель (3:1). Из этих слов очевидно, что вышеупомянутые богохульники преимущественно отрицали обетование о Мессии, как основание всех прочих обетований. Указав скорое пришествие Господа в Свою церковь, т. е. в новосозданный храм Зоровавелев, пророк присовокупил, что богохульники на опыте узнают, что есть небесное правосудие строгое и действенное, подобное огню, расплавляющему металлы, или ече щелок белильщиков, очищающему все пятна. Оно прольется преимущественно на левитов; переплавит их и сделает служителями Богоугодными, какими были они первоначально (3:2–4¹³⁶⁶). Потом распространится на всех чародеев, прелюбодеев, на клянущихся ложно, удерживающих плату у рабочих, на притеснителей вдов, сирот и пришельцев, и Меня которые не бояться, говорит Господь Вседержитель (3:5¹³⁶⁷).

5) Обличает лукавство всего народа перед всеведущим Богом. Под предлогом неурожаев иудеи удерживали у Господа десятину и начатки; а в то же время говорили на обличение: что мы говорим против Тебя, т. е. чем обкрадываем мы Тебя?! Лето кончилось, а вносите вся плоды в сокровища ваши, говорит пророк; за то и несете тяжесть проклятия. Попробуйте – отдайте всю десятину в храм, тогда увидите, что благословение прольется на вас до преизбытка, – и все пожирающее (например, саранча) будет прогнано от вас, так что все соседние народы будут считать вас блаженными (3:6–12¹³⁶⁸).

6) Обличает тех, которые, обращая внимание, с одной стороны, на богатство и благоденствие соседних народов, с другой – на нищету и угнетение иудеев, говорили, что нет никакой пользы от благочестия. Тщетно служение Богу…, и ныне мы считаем надменных счастливыми: лучше устраивают себя делающие беззакония» (3:13–15). Но боящиеся Господа в то же время говорят, что у Господа пишется все в книгу памяти перед лицом Его. Этих последних, как почтительных детей, Господь сохранит в день мздовоздаяния; тогда на деле откроется различие между служащим Господу и не служащим Ему (3:16–18¹³⁶⁹), а именно: в наступающий день пламенного суда беззаконники и иноплеменники сгорят как солома, так что не останется от них ни корня, ни ветвей; а боящимся Господа воссияет солнце правды и исцеление в лучах Его (4:1–3).

Помните закон Моисея, раба Моего, говорит Господь чадам ветхой Церкви в заключение, – и Я дам вам предостережение; пошлю руководителя для приготовления к помянутому дню грядущего суда: вот Я пошлю вам Илию Фесвитянина, прежде пришествия дня Господня великого и просвещенного, который обратит сердце отца к сыну, и сердца детей к отцам их, чтобы Я пришед не поразил землю проклятием (4:4–5).

Таким образом речь Малахии направлена против тех мнений, которые составились в народе от продолжительного рабства язычникам, потерявшим доверие к своим отечественным учреждениям и обетованиям, особенно к обетованию о Мессии, составляющему основание всех других обетований. Поэтому пророк с особой определенностью говорит, что явится сначала Предтеча, а потом Мессия.

Предтечу он изображает:

1) под видом ангела или вестника, приготовляющего дорогу грядущему Господу (Мал 3:1¹³⁷⁰); на исполнение сего пророчества указал Евангелист Марк 1:2¹³⁷¹ и Сам Господь (Лк 7:27¹³⁷²); – и

2) под именем Илии Фесвитянина, пророка беспримерного и карателя пороков беспощадного, в соответствие с великим и просвещенным днем пришествия Господа (Мал 4:5¹³⁷³); на это пророчество указал Ангел, благовестивший зачатие Предтечи (Лк 1:17¹³⁷⁴), и Сам Господь (Мф 11:14¹³⁷⁵).

Это последнее пророчество некоторые [Cnrs. complet. Sacr, Script., tom. XX, pag. 1234.] прилагают ко временам второго пришествия Господня на основании Апокал. 11:6.¹³⁷⁶ А о Мессии пророк говорит, что Он придет непосредственно за Своим вестником в Свою церковь или в храм Зоровавелев; – что Сей идущий (ο ερχομενος Мф 11:3;¹³⁷⁷ Ин 11:27¹³⁷⁸) есть Господь Вседержитель, Ангел завета ожидаемый (Мал 3:1), – и что Оы воссияет, как солнце, будучи источником и просвещения и исцеления для боящихся Господа (Мал 4:2¹³⁷⁹). Предсказания о Мессии находятся в тесной грамматической связи речи с пророчествами о Предтече; следовательно отношение их к Иисусу Христу, по вышеозначенным указаниям, не подлежит никакому сомнению.

Иосиф Флавий (De bello Jud., lib. VI, cap. 5) говорит, что лет за сорок до разрушения Иерусалима Титом, т. е. около 30 г. по Рождестве Христовом, тяжелые бронзовые ворота во святилище храма отворились сами собою. Следовательно храм отворил свои ворота крестившемуся тогда на Иордане Господу, указанному от Предтечи (Ин 1:15¹³⁸⁰). Таким образом не пророки только, но и все тогдашние обстоятельства вели Иудеев к принятию своего Просветителя и Исцелителя в лице Иисуса, сына Иосифова, Иже от Назарета (Ин 1:45).

Из писателей священных ветхозаветных книг первый по времени Моисей жил в 1748–1628 годах до Рождества Христова, а последний – пророк Малахия, был современником Ездры и Неемии, трудившихся над устройством гражданского и церковного быта Иудеев по возвращении из Вавилонского плена в первой половине пятого века (456–408 г). до Рождества Христова. Следователыю, священные ветхозаветные книги писаны в течение тысячи двухсот лет, в промежуток времени от призвания Моисея на горе Хориве до восстановления порядка между переселенцами из плена Вавилонского (в 1670–408 г. до Рождества Христова); а именно:

– книга Бытия, излагающая Божии обетования патриархам, которые составляют основание к освобождению их потомства из Египетского рабства и к наследию земли Ханаанской; вероятно, написана непосредственно по призвании Моисея, перед отправлением его в Египет или на пути туда (Исход. 3:1–18¹³⁸¹), около 1669 года до Рождества Xристова;

– книга Исхода написана, очевидно, вскоре после Синайского законодательства, т. е. около 1667 года;

– книга Левит составлена после сооружения скинии в том же 1667 году, так как в ней излагаются способы спасительного пользования этим Богодарованным учреждением;

– книга Чисел закончена и присоединена к предыдущим по прибытии Евреев к Иордану, напротив Иерихона, при окончании сорокалетнего странствования (Чис 36:13¹³⁸²), около 1628 года до Рождества Христова;

– книга Второзакония в том же году написанная, содержащая в себе последние распоряжения Моисеевы (Второзак. 1:2–5;¹³⁸³ 31:1–2,¹³⁸⁴ 24–29;¹³⁸⁵ 33:1¹³⁸⁶);

– книга Иисуса Навина , описано в ней завоевание земли обетованной, продолжавшееся шесть лет (Иис. Нав. 14:7–10¹³⁸⁷), которая присоединена к канону перед кончиной писателя (Иис. Нав. 24:26¹³⁸⁸), следовательно, не позже 1611 года до Рождества Христова;

– книга Судей , ее написал Самуил явившийся перед концом периода Судей, продолжавшегося четыреста пятьдесят лет (Деян 13:20¹³⁸⁹), вероятно, вскоре после помазания Саула на царство около 1119 года до Рождества Христова;

– книги Руфь и Царств, в которых потом положено начало и указан метод к описанию дел и подвигов царей, написаны частию Самуилом, частью его учениками и их преемниками в 1090–600 г. до Рождества Xристова;

– Псалмы Давидовы написаны не позже 1039 года; некоторые псалмы принадлежат частью тому же времени (напр. Пс 41, 46, 49, 60), частью временам предшествовавшим (напр. Пс 89), частью временам последующим (напр. Псалмы 88, 125 и 136);

– книги Соломона принадлежат сорокалетнему его царствованию 1039–999 г. до Рождества Христова;

– книги пророческие относятся к 836–408 г.;

– книги Паралипоменон, Ездры и Неемии относятся к 466–439 г. до Рождества Христова.

Если с этими достоверными и положительными сведениями о происхождении книг Писания сравним памятники языческой литературы, то окажется, что древнейшие Греческие историки Геродот (ум. в 440 г. до Рождества Христова). и Фукидид (ум. в 402 г. до Рождества Христова), были современниками Ездры и Неемии, позднейшим священным писателям; а древность Гомера и Гезиода, по самому крайнему исчислению, не восходит выше времен пророка Иеремии или времен Вавилонского плена. Вся прочая Греческая и Латинская литература несравненно позднее Малахии и Неемии, последних священных писателей. Мифологические книги Китайской Еинги не восходят выше пятого, а Персидские Зенд Авеста далее шестого века до Рождества Христова, т. е. они явились после рассеяния Израильтян за Евфратом и отведения Иудеев в плен Вавилонский. Только Индийским Ведам предположительно присваивают происхождение в двенадцатом веке до Рождества Христова, т. е. около времен Самуиловых, но кажется более по содержанию, т. е. по записанным тут молитвам и наставлениям древних браминов, нежели по изложению, которое, вероятно, сделано во времена, ближайшия к пленению Вавилонскому. А с пятокнижием Моисеевым нет ничего равного даже из мифических произведений язычников. Следовательно, Священное ветхозаветное Писание своею древностию превосходит все известные памятники человеческой литературы, и в некотором отношении можно утверждать, что перестал говорить Господь (Быт 18:33¹³⁹⁰), когда выучил говорить самого человека.

«Глубокая древность книг Иудейских придает им такой авторитет, какого другие книги иметь не могут, говорит Грекам и Римлянам Тертуллиан около 198 г. по Рождестве Христовом… Они предваряют многими веками ваших богов; они древнее, нежели все ваши храмы, оракулы и жертвоприношения. Если вы слышали о Моисее, то знайте, что он современник Инаха, царя Аргосского; древнее 150 годами Даная, одного из ваших старейших царей; древнее основания Рима на 800 лет; древнее несчастия, постигшего Приама, на тысячу лет. Следуя многим хронологам, я мог бы считать его древнее Гомера на 500 лет. Все другие пророки существовали после Моиеея; но и позднейшие из них старше древнейших ваших мудрецов, законодателей и историков» (Apolog., cap. XIX). А посему мнение древних отцов и учителей Церкви о заимствованиях язычников из священных книг Еврейских не только не содержит в себе ничего невозможного и невероятного, но может быть обставлено многими благоприятными к тому обстоятельствами места и времени. Наоборот, попытки некоторых ученых провести мысль о подражании законов и установлений Моисеевых учреждениям языческим содержат явный анахронизм.

Персидские книги Зенд-Авеста или Слово на языке Зенд составлены Зороастром, который жил в 589–512 годах до Рождества Христова.

Китайские Книги суть летописи событий в Китае с 2357 до 720 года до Рождества Христова, составленные очевидцами, как говорят Китайцы. Но сами же Китайцы утверждают, что древнейшая часть этой их истории произошла следующим образом. Когда Цинь-ши Хуанди (иначе Тсин-ши Хуангти) истребил все книги, а при императоре их Хоейти в 194–188 г. до Рождества Христова захотели оные восстановить: тогда отыскали восьмидесятилетняго старика Фушена, знавшего эту часть Кинги на память в молодости. К нему послали ученого написать с его слов эту часть или Шу-Цзын. Ученый был из другой провинции и говорил другим языком, а не тем, которым владел Фушен. Притом этот старик слабый, беззубый, бормотал так, что его могла понимать только восьмилетняя внучка, к нему привыкшая… и она-то послужила посредницей между рассказчиком Фушеном и ученым составителем древнейшей части Книги… Вот достоверность, которую не стыдятся ставить в параллель с Библией!?!? Кажется, таковы же и Индийския Веды по своему происхождению, по крайней мере в нынешнем своем составе.

Ветхозаветные священные книги в один общий состав или канон пришли не вдруг, а постепенно, соответственно времени их написания. Передавая книгу закона, т. е. свое пятокнижие, священникам и старейшинам народа, Моисей заповедал хранить ее с правой стороны ковчега завета Господа Бога (Втор 31:26¹³⁹¹).

Преемник его, Иисус Навин, бывшие ему слова или откровения и повеления Господни вписал в книгу закона Божия, т. е. присовокупил к пятикнижию Моисееву (Иис. Нав. 24:26¹³⁹²).

Третий по времени священный писатель, пророк Самуил, права царства написал в книгу, и положил пред Господом, т. е. учреждение царского достоинства и избрание Сауловой династии Самуил вписал в общий свиток книг священных, как положительный закон для последующего времени (1Цар 10:25). Точно также еще прежде сего внес туда книгу Судей и потом книгу Руфь. Это изложение оправданий царствия, по плану и распоряжению Самуила, продолжали преемники его – ученики пророческие или особенные поборники и защитники чистоты веры и благочестия, независевшие ни от царской, ни от церковной власти, ни от народного избрания, но состоявшие под непосредственным и исключительным водительством и озарением Божиим.

Таковы пророки Нафан и Гад, докончившие первую и составившие вторую книгу Царств по Самуилову плану и распоряжению (1 Паралип. 29:29–30¹³⁹³); потом Ахия Силонитянин, Иоиль прозорливец (2Пар 9:29¹³⁹⁴), Самей, Аддо (2Пар 12:15¹³⁹⁵), Ииуй, сын Анании (2Пар 20:34¹³⁹⁶), и многие другие (2Пар 32:32;¹³⁹⁷ 33:19¹³⁹⁸).

Ряд таковых мужей беспрерывно продолжался от Моисея до времен Неемии. Эти Богопросвещаемые поборники веры были руководителями не только священников, но преимущественно старейшин народа (Чис 11:16–17,¹³⁹⁹ 24–26¹⁴⁰⁰), которые окружали благочестивых государей и заботились о собрании и хранении Писания (Притч. 25:1¹⁴⁰¹). Из этих старейшин, руководимых пророками, впоследствии составилась так называемая великая синагога или главный общенародный совет по делам веры и благочестия. Ветхозаветное предание соотносит ей попечение о сборе, хранении и распространении списков Писания вообще, а преимущественно попечение о внесении в священные свитки тех книг, авторы которых не имели возможности сами лично вписать туда полученные ими словеса Божии или по причине насильственной смерти, как например, пророк Исаия, или по нахождению вне Иудеи или другим обстоятельствам, как Осия и Амос, жившие в царстве Израильском, также Иезекииль и Даниил, находившиеся в плену у Ассириян и Вавилонян.

Итак первоначальными составителями ветхозаветного канона были сами священные писатели. По примеру Моисея и Иисуса Навина, получаемые откровения и Божии повеления они вписывали в общие священные свитки, хранившиеся в Святом Святых, если сами находились среди народа Божия и ползовались личною свободою; а в случае преждевременной или насильственной кончины, также отсутствия их в Иудее, полученные от них книги вносились в общие свитки другими пророками, также членами ветхозаветной иерархии и старейшинами народа, которые после этого становились оберегателями и в случае надобности (например, после нечестивых царей) восстановителями этих свитков. Нет сомнения, что с хранившегося в Святом Святых свитка делались списки для церковного и народного употребления. Эти списки изготавливались под наблюдением и не без ведома жрецов-левитов (Втор 17:18–19). Таким образом ветхозаветная иерархия и старейшины имели полную возможность знать состав канона и обязаны были руководить народ в правильном списывании и распространении его. Так велось дело до Вавилонского пленения. Следы того же порядка видны и во время плена; ибо и там старейшины собирались к пророкам (Иез 8:1;¹⁴⁰² 14:1¹⁴⁰³). В сущности этот порядок не изменился и по возвращении Иудеев из Вавилона. Иосиф Флавий говорит, что, оставаясь под властью Персидских царей, Иудеи установили тогда у себя аристократический образ правления (Antiquit., lib. XI, сар. 4). Под именем аристократического образа правления здесь, очевидно, следует понимать великую синагогу, в состав которой входили все лучшия силы возвратившегося народа или все ревнителя отечественного закона; в том числе, как говорит предание, пророки Аггей, Захария и Малахия, также Зоровавель, Иисус первосвященник, Ездра и Неемия. Поскольку восстановление благочестия немыслимо без предварительного приведения в порядок законов или источников правильного и благочестивого понимания учения и обрядов веры, то следует полагать, что по возвращении из плена первой заботой ревнителей отечественного закона было собрание и восстановление священного свитка, а также изготовление и распространение списков с оного для церковного и народного употребления.

В этом отношении великую ревность показал священник Ездра, управлявший делами ветхозаветной Церкви в 466–432 годах до Рождества Христова. Он был скорписец или искусный книжник, сведущий в законе Моисеевом (1Езд 7:6–12). Сведения о составе канона и списки священных книг Ездра священник, без сомнения, имел от своих предков еще будучи в плену и мог получить их там от пророков Даниила и Иезекииля (Дан 9:2¹⁴⁰⁴); а в отечестве он получил помощь в этом от современного ему пророка Малахии. И ему-то обыкновенно приписывают восстановление канона или свитка священных ветхозаветных книг, принятого и окончательно утвержденного великой синагогой на последующее время, так как авторитет одного человека недостаточен для утверждения столь важного дела среди общества еще не установившегося, в котором каждый стремился пользоваться возможно большей свободой и независимостью. Поэтому раввины и талмудисты, имея в виду утверждение и объявление канона народу, приписывают это дело великой синагоге; а христианские писатели, имея в виду главного деятеля и составителя свитка, – Ездре (святой Ириней Adv. haeres. lib. III, сар. 21; святой Климент Алекс. Stromat., lib. 1; Тертуллиан De habitu muliebri, cap. 3; святой Василий Великий Epistol. ad Chilonem; Златоуст Homil. VIII in Epistol. ad Hebraeos и др.).

Что касается до нередко повторяемого мнения, будто Ездра вновь составил священные книги по вдохновению, так как оне были якобы затеряны во время Вавилонского плена (3Езд 14:1–48¹⁴⁰⁵); – и что будто бы за это назван он Софер или писателем закона, то это мнение опровергается книгой Даниила (9:2,¹⁴⁰⁶ 11–13;¹⁴⁰⁷ ср. Лев. 26:1–46;¹⁴⁰⁸ Втор 27:14;¹⁴⁰⁹ 28:1–68¹⁴¹⁰) и само в себе заключает несообразность историческую и догматическую.

1) Истребление всех списков Писания при взятии Иерусалима и пленении Иудеев решительно невозможно, потому что нашествие Вавилонян было не внезапным: оно предвозвещено было пророками, а особенно возвещаемо было современником плена Иеремией, которому предание усвоило заблаговременное сокрытие ковчега завета и прочих священных предметов (2 Маккав. 2:1–8); нет никакой достаточной причины не допускать подобного сокрытия самого священного свитка, хранившегося при ковчеге, и по крайней мере некоторых списков, находившихся в употреблении при Богослужении в храме на руках у многочисленной иерархии. Сверх этого на первых порах при царе Иоакиме и даже при Седекии иудеи отводимы были в Вавилон в качестве переселенцев, а потому имели возможность брать с собою часть своей движимой собственности; следовательно, могло быть, что они брали с собою священные книги (Иер 24:1–7¹⁴¹¹); притом переселенцы находились тогда в сношении с оставшимися в Иерусалиме (Иер 29:1–7¹⁴¹²), поэтому если бы и случилэсь, что переселяемый или забыл или не имел возможности взять с собою священные свитки, то не упустил бы он случая приобрести их впоследствии, как самое действительное утешение на чужбине.

2) Невозможно допустить, чтобы Ездра свое произведение передал Церкви под чужими и притом священными именами (Моисея, Самуила и других пророков); – чтобы Дух истины содействовал сему подлогу, излив Свое озарение на составителя книг; – и чтобы с того времени ветхозаветная Церковь оставалась в неведении об этом подлоге или намеренно прикрывала его своим молчанием даже и в то время, когда в недрах ее сложились фарисеи и саддукеи, дышавшие одни против других глубокой и почти непримиримой враждой.

Весьма вероятно, что при восстановлении канона или священного свитка после Вавилонского плена Ездра исправил или очистил текст от ошибок переписчиков и древне-еврейский шрифт, забытый Иудеями в плену, заменил новым, доныне употребляемым квадратным или Халдейским шрифтом, к которому народ привык в Вавилоне (блаженный Иероним Proleg. in 1 lib. Regum). Это изменение внешнего вида или начертания текста, вероятно, и следует понимать под написанием священных книг вновь по вдохновению, приписываемого Ездре. Таковые исправленные и изображенные необыкновенными или новыми буквами списки Писания действительно могли требовать одобрения и утверждения от синагоги, как верховного представительства церковного, – великая синагога, по свидетельству предания, ввела их во всеобщее употребление около 460 г. до Рождества Христова.

В ветхозаветном священном каноне Иосиф Флавий насчитывает двадцать две книги по числу букв Еврейского языка; Талмудисты же и Мазореты находят их двадцагь четыре по числу букв Греческих, считая книгу Руфь отдельно от книги Судей, а Плач отдельно от книги Иеремии, тогда как у Иосифа Флавия они считаются совокупно, так что по тому и другому счислению состав и объем священного текста остаются неизменными. В иудейской церкви канон разделялся на Закон , Пророков и Писания (thora, nebiim и kethubim).

Законом называлось пятикнижие Моисеево, содержащее неизменные условия отношения человека к Богу, изъясненные и раскрытые в остальных книгах Писания.

Пророки подразделялись: на первых и последних (rischonim и aharonim); первыми назывались: книги Иисуса Навина, Судей и Руфь, книги Самуиловы (первая и вторая Царств) и цари, то есть третья и четвертая Царств; а последними – книги Исаии, Иеремии с Плачем, Иезекииль и Двенадцати Пророков. Писаниями или агиографами назывались Псалтирь, Притчи, книга Иова, Песнь-Песней, Екклезиаст, Есфирь, книга Даниила, Ездры, Неемии и наконец Паралипоменон две, считавшиеся за одну книгу. Таковое разделение канона встречается в предисловии к книге Сираха, так как там упомянуты Закон, Пророки и другия Писания или другие отечественные книги. [Предисловие в Славянской Библии не помещено]. Оно находится у Иосифа Флавия, разделявшего канон на Закон, Пророков и книги, содержащия хвалебные песни и правила жизни (у Евсевия Hist. lib. III, сар. 10). Оно же слышится в изречении Господнем: надлежит исполниться всему, написанному о Мне в заноне Моисееве и в пророках и псалмах (Лк 24:44).

Для употребления в синагогах или церковных собраниях ветхозаветные книги были разделены на особые чтения или зачала. Так закон разделен на 53 и 54 парасхи (отделения) по числу субботних дней в году; а пророческие книги на столько же гафтар (возвращений или изъяснений). Таковые разделения обозначались в тексте особыми знаками и излагались в особых указателях, дабы удобнее было отыскивать парасху и гафтару, соответствующую известной субботе. Следы этого деления видны во времена Иисуса Христа (Лк 4:16–17¹⁴¹³) и Апостолов (Деян 15:21;¹⁴¹⁴ 13:14–15¹⁴¹⁵). Талмудистами и Масоретами введены были другия более частные разделения Писания как соответственно с их учеными потребностями, так и для облегчения желающих отыскивать известные изречения Слова Божия для собственного назидания и для возглашения в синагогах соответственно потребностям дня и молитвословия. Но все эти разделения не утвердились в Церкви Христовой. Она разделяет ветхозаветный канон на тридцать девять книг с подразделением каждой на главы и стихи; а по способу изложения учения находит там четыре рода книг: законоположительные, исторические, учительные и пророческие.

Ветхозаветный священный канон писан на языке Еврейском, сродном языкам Халдейскому или Арамейскому и Арабскому и составляющем, как говорят, корень или средоточие языков Семитических.

Нет сомнения, что потомство Симово первоначально говорило одним языком, который с течением времени, смотря по месту и по раскрывавшимся потребностям и направлениям жизни общественной и нравственной, не мог не разнообразиться и не изменяться. Однако несмотря на некоторое различие в словах и оборотах речи народы и племена после потопа долгое время понимали друг друга. Авраам, чрез 1206 лет после потопа пришедший в землю Ханаанскую из Халдеи, вел сношения с местными жителями без помощи переводчика (Быт 23:3–15¹⁴¹⁶). Через полтораста лет потом Иаков, из земли Ханаанской пришедший к Лавану Арамеянину в Месопотамию, понимает его язык (Быт 29:4–20¹⁴¹⁷). Дети Иакова, родившиеся и выросшие в доме этого Лавана, понимают язык жителей Сихема (Быт 33:18¹⁴¹⁸). Только с Египтянами сносились они посредством толмача (Быт 42:23¹⁴¹⁹). А потому двухсотлетнее пребывание потомства Авраамова в Египте положило начало особому развитию еврейского языка, так как оно уединило их от прочих потомков Симовых и поставило в сношения с народом, имевшим значительное научное и государственное развитие. Между Египтянами евреи жили, как равноправные, а может быть и почетнейшие граждане, пока было живо воспоминание о заслугах Иосифа. У первого еврейского писателя Моисея, получившого всестороннее тогдашнее образование (Деян 7:22¹⁴²⁰), еврейский язык является в высокой степени обработанным и вполне достойным орудием Божественного откровения.

В последующие времена, с постепенным развитием силы и славы народа Иудейского, изменялся и совершенствовался сам язык: в царствование Давида и Соломона он достиг наибольшего своего совершенства и красоты; но остался чистым только до времени зависимости от Ассирии или до царствования Ахаза (761–745 года до Рождества Христова). Во времена пророка Иеремии или во времена Навуходоносора, разрушившего политическую самостоятельность народа Иудейского, еврейский язык значительно склонился к образу речи Халдеев или Вавилонян; а во времена плена Вавилонского иудеи окончательно усвоили себе Арамейское наречие. Соответственно сему подлинный текст ветхозаветных священных книг, в начале чисто еврейский по языку, под конец, именно у писателей, живших после Вавилонского плена, становится Арамейским. Впрочем священные писатели, неизменно верные действительности и точной истине, в фразах посторонних лиц по возможности сохраняли их форму речи.

Как Моисей удержал подлинные слова Лавана Арамеянина Иегар-сагадуфа, т. е. холм свидетельства (Быт 31:47¹⁴²¹); так и пророк Даниил изречения царей и вельмож Вавилонских (Дан 2:4;¹⁴²² 3:4–6;¹⁴²³ 5:7,¹⁴²⁴ 13–16¹⁴²⁵ и др.) и весь указ или манифест Навуходоносора (Дан 3:98–4:34¹⁴²⁶) изложил на языке Халдейском или Арамейском с буквальною точностью, как все это было сказано и обнародовано первоначально на самом деле. Поэтому некоторые не чисто еврейские наименования и изречения, встречающияся в древних книгах Писания, не следует тотчас объявлять вставками или изъяснениями позднейших писателей. Конечно, после плена Вавилонского понадобилось чтение Закона изъяснять или излагать на Арамейском языке (Неем. 8:1–8¹⁴²⁷), – и чем далее продолжалось преобладающее иноземное влияние, тем более забывался древний еврейский язык. Но эту потребность народа удовлетворяли первоначально устными изъяснениями, потом перифрастическими переводами или таргумами, не нарушая целости речи священных писателей, и текст Писания сохранялся неизменным; потому что, чем сильнее становилось внешнее влияние, тем более пробуждалась любовь народа к закону и тем усерднее и деятельнее становились книжники и ученые собиратели преданий и ревнители чистоты отечественных установлений. По разрушении Иерусалима Римлянами, они переселились в Тивериаду и в другия места и здесь основали свои училища, в которых тщательно воспитывали юношество в отечественных преданиях, встречая искреннее сочувствие, одобрение и помощь иудеев всех стран, особенно многочисленных и богатых жителей стран восточных, в которых осталось их множество со времени Вавилонского плена.

В этих училищах около половины второго или в начале третьего века образовались общества Талмудистов, которые сличали рукописи, очистили текст от ошибок, вкравшихся после времен Ездры, и установили единообразный род письма для свитков Писания; сосчитали число строк или стихов и количество слов в каждой книге и проложили путь к ограждению священного текста от случайных изменений и ошибок переписчиков на последующее время; наконец, к тексту преданий или положительному учению (Талмуд) написали примечания и изъяснения (Гемару), составив то и другое в сугубом виде: для живущих в отечестве (Талмуд Иерусалимский) и вне его (Талмуд Вавилонский). В конце пятого или в начале шестого века из Талмудистов выделился особый род учителей – Масореты (передаватели, оградители). Еврейский язык тогда сделался уже совершенно мертвым; древнее начертание слов в нем не соответствовало произношению их, сложившемуся после плена; посему Масореты изобрели пунктуацию и гласные знаки, которыми определялось надлежащее произношение священного текста, совершенно необходимое при Богослужении в синагогах. Для этого потребовалось чрезвычайно много примечаний и исчислений стихов, слов и букв; совокупность всех этих примечаний называют великой Масорой; а извлечение из них – малой. К сожалению этот памятник удивительного трудолюбия раввинов неудобен к употреблению за недостатком порядка изложения примечаний и за неимением указателей к ним. Таким образом ветхозаветная Церковь сделала все от нее зависящее для сохранения священного текста в его чистоте и неповрежденности.

Конечно, существующие рукописи еврейского текста, насколько известно, и древнее девятото века; но удивительное согласие их между собою показывает пользу трудов Масоретских и устраняет всякое недоумение о повреждении Писания. В первый раз Еврейская Библия напечатана в Сенчино, городе Миланского герцогства, в 1488 году. Ныне состоящие в употреблении экземпляры ее напечатаны или с Комплютенского издания, сделанного в 1514 году в Испанском городе Комплюте, или с Бамбергова издания, сделанного в Венеции в 1513 году. Впрочем, каждый последующий издатель еврейского текста по мере сил старался о возможно большей правильности его, сличая существующий текст с другими рукописями, вновь находимыми, и с Масорой.

Между Христианами еврейский текст не имел церковного и даже обширного ученого употребления в древние времена; только Ориген (ум. в 254 г.) и блаженный Иероним (ум. в 420 г.) пользовались им непосредственно [До времен реформации не видно особенной заботливости христианских богословов о знании еврейского языка. Только Рейхлин и Мюнстер изучили этот язык у раввинов и положили прочное основание к изучению его в христианских училищах, как ближайшого пути к изучению Ветхого Завета.]; прочие отцы и учители восточной Церкви читали ветхий завет в переводе Семидесяти, составленном за 270 лет до Рождества Христова; а западные – по Древнеиталийскому, в четвертом веке исправленному блаженным Иеронимом и получившему тогда название Вульгаты (versio vulgata). В случае надобности они дополняли и подтверждали свои ученые исследования переводами Акилы (сост. около 130 г. до Рождества Христова), Симмаха (состав. Около 200 г.) и особенно Феодотиона (сост. около 160 г.), так как эти переводы были сделаны природными иудеями на общеупотребительный тогда греческий язык с особенной точностью и даже с удержанием этимологии еврейских слов [Aqnila proselythus et contentiosus interpres, qni non solum verba, sed et etymologias verborum transferre conatus est. Блаженный Иероним Еpist. Ad Pammach], притом врагами Евангелия, следовательно могли служить беспристрастным свидетельством о пророчествах, прообразах и вообще об учении, заключающемся в подлинном тексте ветхого завета.

Для большинства Христиан перевод Семидесяти преобладал над еврейским подлинником. Его читали в церквах при Богослужении. С него сделаны почти все известные переводы, начиная с Древнеиталийского до Немецкого Лютерова перевода (издан в 1477 году). Даже после того, как усилилось изучение Еврейского языка в христианских училищах, перевод Семидесяти служит важнейшим средством к восстановлению первоначального чтения и к определению истинного смысла Писания. Сохранению перевода Семидесяти в первоначальной чистоте его преимущественно содействовал Ориген своими Екзаплами и Октаплами. Потом в начале четвертого века занимались исправлением списков этого перевода и очищением от ошибок переписчиков в Кесарии священник Памфил (умер 307 г.), в Антиохии священномученик Лукиан (умер 311 г.) и в Египте священномученик Исихий (умер 311 г.). Потому-то блаженный Иероним сказал о своем времени, что Александрия и Египет хвалят Исихия, Константинополь и Антиохия одобряют экземпляры мученика Лукиана, а средние между ними области читают кодексы, исправленные Оригеном и обнародованные Евсевием и Памфилом (Epist. 135 ad Chrora.; conf. Praefat. in Paralypom.).

В наши времена существуют три древнейших списка перевода Семидесяти:

1) кодекс Ватиканский, хранящийся в Риме, писанный в начале четвертого века;

2) кодекс Александрийский, писанный в Александрии вскоре после первого вселенского собора, около 328 года по Рождестве Христовом; из Александрии в Константинополь принесен патриархом Кириллом Лукарисом, который обнародовал предания Александрийской церкви об этом кодексе [В начале кодекса рукой патриарха Кирилла написано: сия книга Священного Писания Ветхого и Нового Завета, как мы имеем из предания, писана рукою Феклы, благородной Египтянки, почти за 1300 лет (т. е. до времени Кирилла), не много спустя после Никейского собора. См. Cursus compl. S. Scripturae, tom. 1? pag. 346] и подарил его англичанам, – и наконец

3) кодекс Синайский, найденный в 1859 году Тишендорфом в Синайском монастыре Святой великомученицы Екатерины и напечатанный in folio в 1862 году, а в малом размере в 1863 году; он написан с манускрипта, правленного мучеником Памфилом с Екзапл Оригеновых и, как полагают, не позже первой половины четвертого века; а издатель называет его древнейшим и полнейшим из всех манускриптов или кодексов Писания; ибо в Ватиканском кодексе недостает первых сорока семи глав книгя Бытия и сорока трех Псалмов 105–148; в Александрийском кодексе недостает Пс 49:20–79:12.

Кроме сего известнейшими изданиями перевода Семидесяти являются:

1) Комплютенское в Полиглотте Комплютенской, сделанное в 1514–1517 году на основании многих, хотя определенно неизвестных рукописей; это издание первое и древнейшее из всех существующих печатных изданий Библии; (42-строчная библия Гутенберга 1460 годов. Апофеозом книгопечатного искусства Гутенберга стала 42-строчная Библия в 2-х томах (1452–56), Перевод Священного Писания на русский Георгия Скорины и печать в Вильне в 1514–1517 годах)

2) Римское или Сикстинское, сделанное первоначально на одном Греческом в 1587 году, а потом и на Латинском языке с примечаниями Фламиния в 1588 г. по Ватиканскому кодексу с дополнениями из других манускриптов, заботами кардинала Караффы по распоряжению и на иждивение папы Сикста V; это издание познакомило ученых с древнейшим кодексом Библии; у папских богословов оно полагается в основание критических исследований священного текста;

3) Полиглотта Английская или Библия Вальтона, изданная в Лондоне в 1657 г.; в ней перевод Семидесяти помещен по кодексу Александрийскому. По тому же Александрийскому кодексу или манускрипту сделанное патриархом Константинопольским Кириллом в 1801 году издание перепечатано в Москве в 1821 году.

Таким образом Александрийский кодекс более распространился в Православной Церкви, а Ватиканский – на западе и он имеет преимущественно ученое или богословское употребление. Впрочем, во всех изданиях перевода Семидесяти книга Даниилова изложена по переводу Феодотионову (см. выше § 32).

Употребляемый в нашей православной Церкви Славянский перевод ветхого завета сделан с греческого перевода Семидесяти просветителями славян, святыми Кириллом и Мефодием, начавшими свою проповедь в Моравии и Болгарии в 862 г. Он распространился в России вместе с утверждением в ней христианства. Но вероятно была некоторая разность в Русском наречии против Болгарского и Моравского. Она потребовала соответственных изменений или изъяснений в словах и выражениях Болгаро-Моравского наречия, употребленного в переводе…, и эти изъяснения делались переписчиками, каждым порознь, соответственно их силам при скудной грамотности, только что возникавшей среди Русского народа. Посему списки Писания скоро наполнялись различиями, которые не могли и потом не увеличиваться от поспешности, недосмотра и неискусства переписчиков. Эти переписчики считали себя руководителями народа и потому продолжали по своему крайнему разумению изменять и изъяснять переписываемый текст в том предположении, что они совершают посильное служение Богу, содействуя изъяснению источников веры.

Этому злу конечно всегда противостояла попечительная ревность пастырей (например, святителей Московских Алексия 1332–1378, Киприана 1376–1406, Филиппа 1465–1472 г.) и вызываемых ими ученых (напр. Максима Грека). Но принимаемые ими меры отеческого вразумления и ученого исследования не могли остановить и исправить означенного зла, приобревшего себе право неприкосновенности по причине давности, чрезвычайного и почти всеобщего распространения, также по причине сочувствия и покровительства сильных и влиятельных людей. Тогда явилась на помощь благодетельная власть православных властителей. Первый в этом отношении известен Константин, князь Острожский. Он собрал множество рукописей Славянской Библии и по надлежащем сличении оных между собою, также с Греческими и Латинскими переводами, исправил, сколько то было по силам тогдашних ученых, призванных к сему делу, и издал Славянский перевод Библии в 1581 г.; это издание по месту своего составления называется Острожским и есть первое печатное издание Библии на Славянском языке. (Первое издание – перевод Григория (Франциска) Скорины, Острожское издание копирует у него целые главы). С некоторыми исправлениями вкравшихся недостатков это издание было повторено в Москве через восемьдесят лет, по повелению царя Алексея Михайловича, именно в 1663 году. Но такое распространение не вполне исправленного Острожского издания только яснее показало надобность и развило нравственную потребность в полном и точном исправлении Славянской Библии. Посему в 1674 году поручено было Епифанию Славинецкому, под наблюдением Сарского митрополита Павла, перевести всю Библию вновь с Греческого языка. Они перевели один только новый завет; затем последовавшая смерть того и другого пресекла труды их.

В 1712 году по указ Петра Великого поручено было Феофилакту Лопатинскому, Софронию Лихуду с некоторыми другими под надзором митрополита Стефана Яворского исправить Славянскую Библию по переводу Семидесяти, т. е. продолжить труды Епифания Славинецкого. Через десять лет они представили свои труды по исправлению Ветхого Завета, оставив однако Псалтирь в том виде, как она изложена была Максимом Греком в 1552 году. Но последовавшая вскоре смерть Петра Великого, желание исправить Псалтирь, не везде ясно изложенную в переводе Максима Грека, и некоторые изменения в первоначальных предположениях об исправлении священных книг замедлили это издание до времен Анны Иоанновны; оно явилось в свет в 1739 году, через четырнадцать лет по смерти Петра Великого… и не удовлетворило ожиданий и потребностей Русской Церкви.

Тогда последовали новые исправления всей Славянской Библии в царствование Елисаветы Петровны, сначала архимандритом Иларионом Григоровичем и иеромонахом Иаковом Блонницким, а потом иеромонахом Варлаамом Лящевским и Гедеоном Сломинским. Эти последния исправления рассмотрены Святейшим Синодом и напечатаны в 1751 году по иждивению императрицы Елисаветы Петровны. Это издание произведено со всей тщательностью и заключает в себе все лучшее и достоверное из трудов предшествовавших исправителей. С него печатаны все издания Славянской Библии в последующия времена.

Таким образом независимо от постоянного церковного употребления или преемственной передачи ветхозаветного Слова Божия из рода в род, беспристрастный исследователь может путем историческим по сохранившимся манускриптам и сделанным печатным изданиям найти для себя достаточно убедительным, что читаемый теперь текст ветхозаветного канона есть тот же самый, который читали в ветхозаветной Церкви на Еврейском, в Константинополе и Александрии на Греческом, а в Киеве со времени крещения Руси на Славянском языке. Случайные разности списков Писания суть пыль и паутина на вечно зеленеющем дереве Божественного откровения (Иез 47:7–12¹⁴²⁸), смываемые обильным дождем ученых изысканий и благоприятных внешних обстоятельств: оне постепенно уничтожаются рачительною рукой спокойной и беспристрастной критики и по составу своему не противоречат неповрежденности Писания, как это ясно открывается из понятия о сей последней.

Под именем неповрежденности ветхозаветного Писания понимается не целость автографов Моисея, Самуила, Давида, Соломона, Исаии и прочих священных писателей; также не сохранность и неизменность буквы или внешнего состава речи, но целость и неизменность учения, содержащагося в Писании, так что, несмотря на отдаленность времени и безчисленное множество преемственно составлявшихся списков подлинника и переводов, мы теперь из ветхозаветного канона извлекаем то же учение о Боге, мире и человеке, те же обетования и условия завета, какие извлекались современниками Моисея и прочих священных писателей. О сохранении Писания евреи имели попечение по заповеди законодателя: не прибавляйте к тому, что я заповедаю вам, сказал Моисей Израильтянам, и не убавляйте от того; сохраняйте заповеди Господа Бога вашего, которые я вам сегодня заповедаю (Втор 4:2).

Исполнению этой заповеди чрезвычайно содействовало хранение автографов во Святом Святых при ковчеге завета, под непосредственным наблюдением первосвященника при содействии многочисленного сословия священников и левитов, исключительно грамотных людей, обязанных наблюдать за составлением списков закона для желающих (Втор 17:19¹⁴²⁹), также непрерывная преемственность пророков от Моисея до Малахии и упомянутый у Иосифа Флавия (Contra Apion., lib. 1:сар. 7:8) древний обычай, чтобы священники и пророки пересматривали списки священных книг и как бы издавали их вновь после смутных обстоятельств, например, после продолжительной войны и уклонения народа в идолопоклонство; при таковом обычае самое случайное изменение текста, например, ошибка переписчика не могла остаться своевременно незамеченною и неисправленною; тем более не могло в священные книги вкрасться намеренное повреждение. Если бы таковое и случилось при нечестивых царях, то, без сомнения, было бы обличено и исправлено Боговдохновенными пророками; но таковых обличений не встречается в книгах пророческих; следовательно – и повреждения книг не было до времен Малахии.

С этого времени между Евреями усилилось тщательное изучение Писания; ученые Иудейские сосчитали тогда сами буквы Писания; следовательно, всякая попытка изменить текст Писания не могла остаться незамеченною, не могла не вызвать сильных обличений. «Если бы кто сказал, замечает блаженный Иероним, что книги Еврейские повреждены Иудеями, тот пусть послушает, как на этот вопрос отвечает Ориген в восьмой книге своих толкований на Исаию: никогда Господь и Апостолы, обличавшие книжников и фарисеев в прочих преступлениях, не обличали их в этом преступлении, которое было бы величайшим. А если скажут, что Еврейския книги повреждены после пришествия Спасителя и после проповедания Апостолов: то я не могу удержаться от смеха при мысли, якобы Спаситель, Евангелисты и Апостолы могли приводить (из ветхозаветного Писания) свидетельства так, как впоследствии имели их испортить иудеи (Corament. in Esaiam, cap. 6). Поскольку же эти приведенные новозаветными писателями свидетельства чрезвычайно многочисленны и разнообразны, заимствованы из всех (за исключением Екклезиаста, Есфири, Ездры и Неемии) ветхозаветных книг и притом из разных мест сих последних, то заключение Оригеново, повторенное блаженным Иеронимом, очевидно, имеет силу неотразимого доказательства.

Впоследствии времени христианские учители нередко обращали свое слово к иудеям и приводили изречения из употреблявшихся в Церкви книг ветхозаветного Писания; но никогда не слышали от них никакого противоречия приводимым изречениям; никогда не встречали никакого недоумения о подлинности книг, находившихся в употреблении в Церкви Христовой. Так святой мученик Иустин философ (через 130 лет по вознесении Господнем) изречениями Ветхого Завета доказывал Трифону Иудею (по преданию раввину Тарфону, священнику, товарищу р. Акибы) истину христианского упования; Трифон возражал только на применени некоторых изречений пророческих к обстоятельствам, свойствам и действиям Христа, а самые изречения признавал истинными и действительно находившимися в ветхозаветном каноне.

Пастыри Церкви нередко с высоты церковной кафедры вслух всего народа обращали свою речь к иудеям, тут же находившимся (ибо к слушанию церковных поучений допускались все, и верующие и неверующие), обличали их пророческими изречениями… и никогда не слышали отрицания и противоречия со стороны обличаемых; никогда иудеи не говорили им, что приводимых изречений нет у пророков, или по крайней мере они читаются в Еврейском кодексе не так, как читаются у христиан. Следовательно, те же самые книги, какие были у евреев, в том же самом составе, как читались в синагогах, перешли в церкви христианские, и притом не путем простого заимствования и подражания, но, очевидно, по указанию Господа (Лк 24:25–27;¹⁴³⁰ Ин 5:39¹⁴³¹), перенесены Богоносными Апостолами; так как их заповеди и наставления прибегать к ветхозаветному Писанию (2Пет 1:19;¹⁴³² 2Тим. 3:15–17¹⁴³³) и вообще все учение в их посланиях (Рим 14:24–25;¹⁴³⁴ Гал 3:8–21;¹⁴³⁵ Евр 4:12¹⁴³⁶) необходимо заставляют предполагать постоянное употребление и известность ветхозаветных книг христианам, чего не могло быть без определенного распоряжения Апостолов.

Итак, нет сомнения, что канон ветхозаветный был христианам передан Богоносными Апостолами. По этой причине ветхозаветные книги были передаваемы от одного общества и поколения христиан другому; находились в постоянном употреблении церковном и домашнем; а потому не могли быть ни утрачены, ни подменены, ни повреждены. На место одного утрачиваемого изготовлялись десятки списков в других местах. Случайная ошибка и погрешность одного переписчика вознаграждалась правильным и точным начертанием в списках других многочисленнейших переписчиков. За целостью и неизменностью читаемого текста наблюдала вся Церковь; всякое изменение в нем тотчас было останавливаемо. Когда один епископ, вероятно, ревнуя о точнейшем разумении Слова Божия, на место древне-Италийского перевода приказал в церкви читать Ион 4:5–11¹⁴³⁷ по переводу Иеронимову, и когда чтец на место cucurbita (тыква) возгласил hedera (плющ, клещевник): то предстоящий народ поднял такой шум и столь явно высказал свое неудовольствие, что епископ принужден был отказаться от нововведения и стал употреблять: в церкви попрежнему древне-Италийский перевод (блаженный Августин, Epist. 10 ad Hieronym.).

Конечно, есть разницаь между переводом Семидесяти и нынешними переводами с еврейского текста, пунктированного Масоретами; но разность эта не столь велика, как стараются выставить ее некоторые ученые по своим рассчетам и убеждениям; никогда она не доходит до противоречий, а состоит обыкновенно в отличии слов, имеющих сходное начертание, и в определении значения их. Притом, кто не знает, что с одного и того же древнего сочинения возможны неодинаковые переводы?! Следовательно, перевод Семидесяти не дает права заключать о повреждении еврейского текста, тем более, что Церковь никогда не выдавала его за перевод Богодухновенный, содержащий якобы подлинное и исключително верное изложение Богооткровенного ветхозаветного учения, хотя и противопоставляет оный потоку произвольных взглядов позднейших переводчиков. Известны также и разные чтения (ѵаriantes lectiones) как по подлинному тексту, так и по переводу Семидесяти; но при тщательном и беспристрастном исследовании большая часть таковых разностей уже устранена; есть надежда, что и остальные разности со временем будут уничтожены посредством тщательного, спокойного и беспристрастного сличения списков при постоянно возрастающем знакомстве с археологиею и палеографиею. При том большая часть остающихся разностей заключается в орфографии или начертании слов, также в порядке и перестановке слов одного на место другого; самая незначительная – в замене одного слова другим синонимическим и почти равнозначущим, так что при существующих разных чтениях некоторых мест Писания догматы веры, правила нравственности и церковные законоположения, основанные на слове Божием, остаются неизменными. Следовательно, разные чтения есть ошибки и погрешности переписчиков, а не злонамеренное или умышленное повреждение Писания. Они не изменяют догматов, нравоучения и законоположений, извлеченных Церковью из Писания. Следовательно, неповрежденность Писания не подлежит сомнению.

Всякое Писание (πασα γραφη) или все ветхозаветное Писание, говорит апостол Павел, Богодухновенно и полезно есть к учению, к обличению, к исправлению, к наставлению в праведности, да совершен будет Божий человек, ко всякому доброму делу приготовлен (2Тим. 3:16–17).

Апостол Петр называет оное светильником сияющим (λυχνος φενων) при помощи коего человек ясно видит окружающие предметы и безопасно идет в темноте (αυχμηρω) или труднопроходимом месте (2Пет 1:19). Действительно, когда ни общенаучные сведения, ни предания народные, ни разум каждого мыслящего человека в отдельности не дают положительного и вполне удостоверительного ответа на вопросы, составляющие основание умственной и нравственной человеческой деятельности, Писание и тогда не оставит человека в неизвестности и без надлежащего руководства. Одно Писание возвещает вполне удовлетворительно и удостоверительно, что такое человек, каково его назначение и какое место законно принадлежит ему во вселенной. Только из Писания черпаются положительные и достоверные сведения о происхождении всего существующего от вседобрейшего Бога, премудрого, правосудного, промыслительного и всемогущего, – об отношении тварей к человеку, об отношениях человека к Богу и к ближним, и о проистекающих отсюда обязанностях, равно непреложных, как для царя, так и для последнего подданного, равно спасительных и благопотребных, как для богатого и мудрого, так и для бедняка, погрязшого во тьме неведения.

Между тем без напоения ума этими сведениями и без усвоения навыка к исполнению этих обязанностей немыслима потребность образования, невозможно правильное постоянно прогрессивное развитие наук и искусств, невозможна цивилизация или благоденствие народов. Следовательно, надлежащее изучение ветхозаветного Писания составляет необходимое условие правильности полного человеческого образования.

Конечно, иногда неверующие, даже безбожные народы поднимались на значительную высоту, но всегда скоро падали под собственной тяжестью, как здания, не имеющия твердого и прочного основания. Где теперь мудрость Египетская?… Где слава Вавилона и Ниневии? Где всемогущие цивилизации Римская и Греческая? Но и вступившие в завет, призванные в Царство Божие народы, коль скоро от Богодарованного отечества захотят под руководством самодельных вождей возвратиться в рабство Египетское (Чис. 14:4¹⁴³⁸), наследуют ту же участь, какую испытали евреи, взбунтовавшиеся против Моисея при Кадис-Варни: странствование и смерть в пустыне. Без солнца нет здоровой растительности: вне начал откровенных нет и не может быть здорового, живительного и плодоносного просвещения, нет и не может быть незыблемого и общего благоденствия народов.

Правда, ветхозаветное Писание назначено ближайшим образом иудейскому народу: Моисей дал закон евреям; преемники его, последующие пророки, писали также среди евреев и для евреев. Но уже Псалмопевец ясно показал, что обращенное к евреям слово должно быть услышано всеми земнородными. Слушайте сие, все народы, внимайте сему, все живущие во вселенной…. (Пс 48:2–3). Пророк Исаия возвестил, что язычники присоединятся к народу иудейскому и вступят в завет с Богом на тех же Богооткровенных началах, на которых состоят Иудеи в этом завете, т. е. на основании веры в Бога и послушания закону (Исаия 60:1–14).

Пророк Иона проповедал покаяние Ниневитянам во имя Бога небесного, т. е. потребовал исправления на тех же нравственно-религиозных началах, какими руководствовались иудеи. Церковь Христова в ветхозаветном каноне всегда признавала общие и неизменные начала Боговедения и нравственности, обязательные для всех людей во все времена. Все что писано было, говорит апостол Павел о ветхозаветном Писании, в наше наставление было написано, что бы мы терпением и утешением из Писаний сохраняли надежду (Рим 15:4; ср. Еф 2:20;¹⁴³⁹ Евр 4:12¹⁴⁴⁰). Отрицать благопотребность ветхозаветного слова Божия для просвещения и назидания людей значит навлекать на себя возвещенное пророком тяжкое небесное наказание. Вот дни грядут, глаголет Господь, и пошлю голод на землю, не глад хлеба, ни жажду воды, но глад слышания слова Господня, так что будут бродить от моря до моря и от севера до востока, будут скитаться, чтоб найти Слово Господа – и не найдут его. И от этой жажды будут истаивать прекрасные девицы и юноши, т. е. самые лучшие и богатоодаренные личности (Ам 8:11–13¹⁴⁴¹).

Не без особенного удовольствия некоторые указывают ныне на другой, якобы более близкий и неистощимый источник просвещения, именно на литературу древних народов, особенно греков и римлян, как будто в ней заключается и полнота сведений и живительная сила, способная вызвать дух человеческий к самодеятельности и надлежащему развитию. Но почему же эта животворная литература не предохранила от упадка ни греков, ни римлян?! Притом древние церковные писатели сохранили предание, что все лучшее в древней литературе заимствовано от патриархов и народа еврейского только с некоторыми изменениями.

Мелитон в Апологии своей, поданной императору Антонину Философу, не усомнился сказать, что египтяне обожали еврея Иосифа под именем Сераписа, составлявшого сочетание Озириса и Аписа; след. высокая мудрость египетская с благоговением относилась к тем понятиям и правилам, коих представителем был Иосиф, потомок Авраама, также памятного в Египте по заступлению небесному (Быт 12:14–20).

Мудрецы Персидские и Вавилонские были под начальством и руководством пророка Даниила. Индийская ученость лучшей своей частью должна понятиям и верованиям Израильтян, которые со времен Салманассара рассеяны за Евфратом и которые до настоящего времени живут в Индии под именем евреев черного племени. Святой Иустин, философ и мученик, в увещательном слове своем к Еллинам сказал, что неподражаемый представитель их мудрости Платон во время своих путешествий по Египту и востоку занял многое из ветхозаветного Писания и между прочим учение об идеях и о добродетели. Мог ли говорить он так, если бы не был уверен в истине своих слов, и если бы не имел достаточных оснований к подтверждению сказанного? То же повторяется у других древних церковных писателей, которые заимствования из ветхозаветных книг распространяют на всех греческих мудрецов, путешествовавших по востоку [Какой поэт, какой мудрец не черпал чего-либо из пророков? Из сих священных источников философы пытались или старались утолить свою жажду. Посему многие и сравнивают их с христианами». Тертуллиан, Apolog., cap. 47.].

Судьба еврейского народа, бывшего хранителем истинного откровения, такова, что ставила его в непосредственные более или менее продолжительные сношения со всеми славнейшими народами древнего мира. Отсюда естественно предполагать между ними обмен понятий и верований. Несомненно известно, что Евреи заражались понятиями языческими: от чего не допустить, что и язычники также перенимали себе часть понятий и верований иудейских? Ибо нелепо лжи и обманам присваивать силу и влияние на людей и в то же время отрицать и отнимать эти свойства у истины и действительности. Следовательно нет достаточного основания не верить свидетельствам древних церковных писателей о том, что все лучшее по содержанию своему в литературе греков заимствовано из Божественного откровения, частью непосредственно через сношение с евреями и чтение Писания в переводе Семидесяти, частью через посредство других народов с изменениями или переделками, смотря по вкусу и понятиям заимствователей; а от греков перешло это к римлянам и другим народам; только изложение и украшение, т. е. искажение вымыслами принадлежит бесспорно Грекам.

Итак свет греческой и латинской литературы в сущности есть свет заимствованный или отражение другого светила. А такой свет всегда бесплоден: под ним не выростет здоровое растение и не созреет никакой плод. Таково же действие греческой и латинской литературы на образование юношества: на ней одной без предварительного усвоения веры Христовой или без страха Божия не воспитать ни героя, ни доблестного гражданина, ни мудреца в истинном и полном значении, какое получили эти звания между христианами. Поэтому изучение древних литератур полезно, как вспомогательное средство образования, как украшение внешнее (святой Григорий Богослов, «Слова», 43 по Русскому переводу).

Литература классическая составляет обширное поле, на котором по примеру предшественников удобно могут силы юношей приобретать навык разнообразной деятельности. А когда эту литературу противопоставляют религии и прикрывают ею свое неверие, тогда в результате окажется она бессильной даже для поддержания образованности и развития человечества на той высоте, на которую возвело его христианство. Этоо несомненный исторический факт, что жизнь человеческая обязана религии своим прекраснейшим и плодотворнейшим развитием, – и что вся высшая образованность есть дочь религии, как заметил Лютард в своей Апологетике. Все времена, в которые господствовала вера, исполнены великих и блистательных подвигов, возвышенных учений и плодотворных изобретений, учреждений и распоряжений как для современников, так и для потомства. Наоборот, лишены этого все те времена, когда преобладало неверие. Последние отличаются лишь веселым остроумием, гастрономическими и театральными изобретениями и умножением удобств жизни.

Итак, желающий истинного просвещения и заботящийся о правильном воспитании и развитии сил человеческих да слышит Соломонову задоведь о ветхозаветном Богооткровенном учении, изложенном кратко в его притчах: храни заповеди мои и живи, и учение мое, как зрачок глаз твоих; навяжи их на персты твои, напиши их на скрижалях сердца твоего… Напиши себе трижды в советах и наставлении, чтобы научить тебя точным словам истины, дабы ты мог передавать слова истины посылающим тебя (Притч 7:2–3; 22:21; ср. Ис 26:19 с подл.).