I. Testimonia externa
Первые пятнадцать страниц книги посвящаются проф. Поповым «внешним свидетельствам о блаженном Диадохе, его творениях вообще и особливо о слове аскетическом» в оригинальных текстах с русским переводом с тою целью, чтобы «читатель с бóльшим удобством сам мог судить об отношении к ним исследователя» (V-VI). Таких свидетельств удалось проф. Попову собрать всего на всего десять, при чем три свидетельства: 7 – ямбическое стихотворение монаха Афанасия, списателя рукописи М. Синод, библ. 899 г. № 145, 9 – извлечение из Хлудовского стишного Пролога 1370 г. и 10 – из великих Макарьевских Четьи-Миней о мученической кончине Диадоха под 31 числом месяца Августа «привлекаются к исследованию и печатаются» им в первый раз, а все прочие «уже принимались во внимание учеными мужами, составлявшими о бл. Диадохе краткие заметки» (стр. VI). Проф. Попову кажется, что все эти «внешние свидетельства» можно считать «указателями пути, по которому должно направить исследование о бл. Диадохе, могущее подкрепить и прояснить их другими, более ясными и решительными данными (внешними и внутренними свидетельствами), добываемыми разносторонним изучением творений и заключающегося в них учения бл. Диадоха» (стр. VII). Но в действительности можно ли признать эти «указатели пути» достаточно надежными, и приводят ли они к желанным для автора результатам – это, по нашему крайнему разумению, подлежит еще большому сомнению.
О первых двух внешних свидетельствах: о подписи епископов древнего Эпира под посланием их к императору Льву (после 457 г.) относительно достоинства халкидонского собора и с порицанием монофизитов и о прологе к «Historia persecutionis africanae provіnсіае», написанной в 487 г. епископом Виктором Витенским, сам проф. Попов заявляет, что «важность первых (двух) значительно умаляется их недостаточною ясностью и определенностью, напр., в первом свидетельстве имя епископа Фотики извращено (подпись: Didacus, episcopus Phocae, similiter), второе свидетельство, также искажающее имя некоего знаменитого писателя и учителя, не содержит указания на епископскую кафедру его (beato Diadoco). Оба эти свидетельства приобретут особую важность в том случае, если будут представлены свидетельства, показывающие, что в V-м веке действительно жил бл. Диадох – писатель, которого называют епископом Фотики рукописи, содержащие аскетическое творение его, и что этот епископ мог принимать участие в составлении послания эпирских епископов» (стр. VI). Иными словами говоря, это значит, что научная важность этих свидетельств выяснится, лишь после появления в свет второго тома труда г. Попова, отложенного ныне, как нужно думать, ad graecas calendas, но весьма желательного для пытливого читателя его настоящего первого тома, полного загадок, недомолвок, томительных ожиданий и едва ли когда-нибудь сбыточных надежд...
В третьем свидетельстве аввы Филимона, который приводит «изречение из аскетического сочинения бл. Диадоха», проф. Попов уже прямо отсылает своего читателя к несуществующему второму тому. «Это свидетельство, по его словам, проявляет силу только после исследования о времени жизни виновника его», «так как, по нашему исследованию, представленному во втором томе (?), авва Филимон» «славился своими подвигами во второй половине V-го века и умер в конце его» (стр. VII).
Нисколько не лучше и четвертое или, по счету проф. Попова, шестое свидетельство, приобретающее значение «указателя пути» для исследователя о блаженном Диадохе и его творениях лишь в безвестном будущем, после того, как этот профессор удосужится подарить русскую богословскую науку таинственным вторым томом. «Свидетельство (6-е) патриарха Фотия о том, что в прочитанной им книге свидетельств о двояком действовании во Христе Иисусе заключалось изречение Диадоха, епископа Фотики, и что этот епископ помещен между отцами, жившими до халкидонского собора (451 г.), во время его и после него, приобретет хронологическое значение лишь тогда, по словам проф. Попова, когда будет определено время происхождения сборника изречений о двух действованиях во Христе Иисусе и доказано, что в этом сборнике бл. Диадоху отведено место между отцами, жившими во время или после четвертого вселенского собора» (стр. VII).
Все указанные нами свидетельства с несомненностью устанавливают тот факт, что издатель «творений» блаженного Диадоха поступил бы более целесообразно, если бы многое из второго тома поместил в предисловии к настоящему первому тому, или даже прямо издал целиком весь второй том, служащей, по мысли проф. Попова, базисом для многих вопросов, связанных с личностью избранного им писателя и его творений.
Свидетельство пятое – из «Библиотеки» патриарха константинопольского Фотия, утверждающее, что «отцом слова (λόγος ἀσκητικός) нодписание называет Диадоха, епископа Фотики в древнем Эпире» (стр. 8), свидетельство седьмое – стихотворение игумена Афанасия, списателя рукописи М. Синод, библ. № 145, помещающего слова бл. Диадоха на третье место (стр. 13), и свидетельство восьмое – ямбическое стихотворение Нила, аввы Грота-Ферратскаго монастыря, обращающегося к Спасителю, по молитвам Диадоха (стр. 14), ничего не прибавляют нам нового к тому, что можно получить об этом писателе и его творениях из многочисленных рукописей, содержащих в себе хорошо известное в аскетической письменности его произведение под именем «λόγος ἀσκητικός».
Девятое и десятое свидетельства из Хлудовского стишного Пролога 1370 г. и Макарьевских великих Четьи-Миней, с указанием на мученическую кончину Диадоха 31 Августа посредством усечения мечом «во орудие» (стр. 15), впервые «привлеченные к исследованию» о блаженном Диадохе, как имеющие «важное значение» для определения и выяснения его «мученической кончины, дня смерти и прославления» Церковью (стр. VI), проф. Поповым, представляют, по нашему мнению, плод глубокого недоразумения со стороны последнего, и оба эти свидетельства отношения к изучаемому церковному писателю не имеют никакого. Никто из древних писателей не называет Диадоха, епископа Фотикийского, мучеником. Не усвояют ему этого почетного титла и многочисленные рукописи, содержащие в себе его творения, называя его или «τοῦ ἁγίου Διαδόχου», или чаще «τοῦ μακαρίου ἀββᾶ Διαδόχου, ἐπισκόπου Φωτιχῆς» (ркп. ΧII в. Ватоп.-Афон. библ. № 405; ΧIII в. ркп. Лавры св. Афанасия на Афоне № 40 Г′; ркп. XV-XVI в. № 124 К′; ркп. XV в. Ватоп. библ. № 243; 1510 г. ркп. Иверск.-Афон. библ. № 1337), или «ὁ ὅσιος πατὴρ ἡμῶν» (анонимный схолиаст стр. 529). И сам издатель творений бл. Диадоха проф. Попов, всюду именующий этого писателя «блаженным», конечно, хорошо осведомлен относительно того, насколько в ранге святых стоит выше священномученик (если бы, конечно, с несомненностью было известно, что епископ Фотикийский Диадох окончил свою жизнь мученически) 1 пред блаженным и даже преподобным. Что же касается дня прославления памяти писателя Диадоха, то на этот счет мы положительное указание имеем теперь в весьма любопытном грузинском пергаменном Синаксаре XI века, переведенном с греческого языка известным афонским книжником, игуменом Афоно-Иверской обители св. Георгием II Мтацминдели († 1066). В этом Синаксаре под пятым числом Марта месяца вместе с памятями Марка монаха, известного в аскетической письменности своим стоглавом 2, мученика Евлогия Палестинского, святого Григория, епископа Констанции Кипра, мы находим и память «святого Диадоха, епископа Фотики в Иллирике, написавшего сто глав аскетического учения» 3. Ясно, следовательно, что Диадох мученик, празднуемый Церковью 31 Августа, и Диадох блаженный, епископ Фотики, автор «Λόγος ἀσκητικός», празднуемый 5 Марта, – два лица совершенно различные, и смешивать их или отожествлять нет никаких оснований.
Остается, таким образом, последнее четвертое свидетельство – тропарь в 8 песни канона св. Феодора Студита в субботу сырную. Здесь воспевается некий Диадох вместе с Николаем священнопроповедннком (τῷ ἱεροκηρύκφ), с медоязычным (μελιγλώσσφ) Софронием и отцеверховными (τοῖς πατροκορυφαίοις) Евстафием и Ювеналием (стр. 6). Само по себе и это свидетельство не отличается определенностью, и ничем прямо не заявляет, что здесь идет речь о блаженном Диадохе, авторе λόγος ἀσκητικός. Только эпитеты – священнопроповедник и медоязычный при тех отцах, среди которых стоит имя Диадоха, дают некоторое основание предполагать, что речь идет о церковных писателях, к разряду которых относится и занимающий нас Диадох. Никодим Святогорец несомненно на этом основании в своей Филокалии и поместил названный тропарь канона в число свидетельств, говорящих о блаженном Диадохе.
Вот и все, что можно пока сказать об этих «указателях пути, по которому, по мнению проф. Попова, должно направить исследование о блаженном Диадохе». Признать эти указатели вполне надежными или, по крайней мере, достаточными, так как в них лишь «намечаются основные (sic) элементы биографии, библиографии и оценки учения бл. Диадоха» (стр. VI), не решается и сам издатель творений бл. Диадоха, пытающийся «подкрепить и прояснить их другими, более ясными и решительными данными (внешними и внутренними свидетельствами), добываемыми разносторонним изучением творений и заключающегося в них учения бл. Диадоха» (стр. VII). Нужно полагать, что к числу таких «ясных и решительных данных» проф. Попов относить и место в слове на вознесение бл. Диадоха: «πῶς δὲ νῦν οἱ τοῦ Χριστοῦ λειτουργοἰ... ἀπεκδεχόριεθα» (стр. 558), в котором, по его словам, «может быть усматриваемо указание самого автора на свое епископское достоинство» (там же прим. 1; Сн. стр. XXXI). Никто, сколько нам известно, не сомневался в Диадохе, писателе λόγος ἀσκητικός, как епископе Фотики, о чем единодушно свидетельствуют и древние писатели (см. testimonia externa), и многочисленные греческие рукописи, содержащие в себе творения этого автора, а посему останавливаться и возбуждать этот вопрос, по нашему мнению, совершенно бесполезно: Что же касается самого выражения в слове на вознесение: οἱ τοῦ Χριστοῦ λειτουργοἰ, то оно для знающего греческий язык дает с одинаковым правом «усматривать указание самого автора» и на свое епископское достоинство, и пресвитерское, и даже диаконское, так как все члены церковной иерархии суть служители Христовы и ожидают в равной степени пришествия Христова на землю для суда. С такими «ясными и решительными данными» и вопросы, не возбуждающие сомнений, признаемся, становятся запутанными и сомнительными. Все же сказанное, вместе взятое, приводить нас к печальному убеждению, что дело собирания «основных элементов» биографии бл. Диадоха для будущего второго тома у проф. Попова обстоит не вполне благополучно.
* * *
Проф. Попову, решившемуся отожествлять Didacus, episcopus Phocae, который подписался в числе эпирских епископов-протестантов в послании к св. императору Льву I (467–474) по поводу волнений из-за монофизитской ереси, с мучеником Диадохом, усеченном мечом «во орудие» 31 Августа, не лишне, конечно, в будущем втором томе своего труда разъяснить недоумевающим читателям причины, которые привели Фотикийского епископа Диадоха к столь печальному концу, как усечение мечом «во орудие», и Эпир, во время правления св. императора Льва Г, представлял ли подходящее место для проявления мученических подвигов в роде указанного...
Не этим ли сближением бл. Диадоха с Марком-монахом и однородностью их литературной деятельности и нужно объяснять существующее в некоторых рукописных памятниках надписание: «τοῦ μακαρίου Μάρκου τοῦ Διάδοχου» (стр. 574)? Неизвестный схолиаст «λόγος ἀσκητικός» по-видимому не чужд видеть преемственную связь этих двух писателей-аскетов (стр. 580).
Ркп. Церковн.-археолог. Музея в Тифлисе № 198, л. 165. Указанием на это любопытное свидетельство древней письменности мы обязаны о. К. С. Кекелидзе, канд. богословия нашей Академии, коему и приносим нашу глубокую благодарность за него.