15. Неверие и уверение св. апостола Фомы

И отвеща Фома и рече Ему: Господь мой и Бог мой. Ин.20:28.

Утверждение в вере одного из св. апостолов – Фомы, не верившего было Христову воскресению, служит прямо к назиданию и утверждению веры всей Церкви, всех нас. Ибо мы все, по слову Божию, наздани на основании апостол и пророк, сущу краеугольну самому Иисусу Христу (Еф.2:20). Так и Тайновидец созерцал новый Иерусалим огражденным такою стеною, у которой оснований дванадесять и на них имен дванадесять апостолов Агнчих (Откр.21:14). Посмотрим же, как утверждаемо было одно из этих оснований Божия града, имеющее на себе имя апостола Агнчего – св. Фомы.

Фоме почему-то не случилось быть вместе с другими апостолами при явлении им Господа еще в первый день Его воскресения. Этот случай, по распоряжению управляющего всякими случайностями промысла Божия, и был началом того, что устроено воскресшим Господом с Фомою. Когда прочие апостолы сказали ему: видехом Господа; то в Фоме с силою открылся дух недоверия свидетельству своих собратий по апостольству. Аще не вижу на руку Его язвы гвоздинныя, говорил он, и вложу перста моего в язвы гвоздинныя и вложу руку мою в ребра Его, не иму веры.

Что это значит? Призванный приводить мир к вере в Господа – сам не верит, и притом с какою-то особенною настойчивостью неверия. От чего это? Объяснить это необходимо, чтобы видно было нам, что именно чрез уверение Фомы, составляющего одно из оснований церковных, утверждалось или обосновывалось во св. вселенской Церкви.

Из Евангелия можно примечать, что Фома апостол, до сошествия Св. Духа, обнаруживал, вместе с проницательным и отчетливым умом и полною сердечною привязанностью к своему Божественному Учителю, некоторую пытливость и слишком резкую прямоту духа. Таким именно является Фома в Евангелии везде, где оно ни упоминает о нем. Так, когда Господь, по случаю смерти праведного Лазаря, решился идти в Вифанию, не смотря на возражение учеников, что так недавно иудеи искали побить Его камнями: то Фома не успокоился словами Господними, что ходящему в полном свете истины, всегда с небесным Отцом и по Его, непосредственно слышимым, указаниям, – нечего опасаться неосторожного шага или преткновения (Ин.11:8–10). Он не успокоился и радостным обещанием Господа возбудить Лазаря от сна смерти. Проницательный ум Фомы, видно, хорошо понимал, что, каковы бы ни были дела Господни, от Иудеев с их воззрениями, держащимися одной мертвой буквы закона Божия и потому совсем противоположными животворящему Духу Христовой благодати, ждать Господу и Его последователям – нечего, кроме противления и гонения на смерть. И только всецелая преданность Христу не позволяла Фоме отступать от Него, хотя бы надо было идти на явную опасность смерти от Иудеев. И вот на слова Христовы: Лазарь умре, и радуюся вас ради, яко не бых тамо, но идем к нему, – Фома нашелся только сделать замечание прочим апостолам об угрожающей Христу и им всем смертной опасности в Иудее: идем и мы, да умрем с ним, т. е. с умершими Лазарем (Ин.11:14–16). Эти слова сказаны как будто наперекор обещанию Христову – возбудить или воззвать к жизни умершего Лазаря. – Вот еще случай. В беседе на тайной вечере Господь говорил возлюбленным своими учениками: поиму вы к Себе, да, идеже есмь Аз, и вы будете со Мною; и аможе Аз иду, весте, и путь весте (Ин.14:5). Сердцу и самой мысли Христовых учеников слова эти, и по течению речи и особенно по свыше-трехлетнему слушанию Христова учения, должны быть понятны, по крайней мере, в том общем своем значении, что Христос и сам идет и своих последователей ведет именно к небесному своему Отцу в Его обители. Но Фома, приникая к благодатной глубине Христовых слов, не успокоивается ими; он прерывает речь Христову возражением, выражающим прямое отрицание Христова уверение: весте... весте. Господи, говорит он, не вемы, камо идеши и како можем путь ведети (Ин.14:6)? Ясно, что этот Апостол был образчиком или представителем таких людей, которые, если бы чувству или сердцу их и близка была истина, без строгой и пытливой отчетливости не воспринимают ее от кого бы то ни было; и не обинуясь выражают это пред кем бы ни было. Ведь есть такие люди; есть целые поколения, времена, запечатленные подобным характером. И особенно наше время не отличается ли этим самым направлением, из которого и проистекает пытливость, недоверие, сомнения многих относительно самых священных и бесценных для человека предметов?

Из этого усмотрите, что дело о Фоме касается утверждения в вере людей, не иначе успокаивающихся в истине, как по строгом, даже грубо-пытливом ее дознании. Особенно нынешнее время может благонаправлять и утверждать на основании апостола Фомы, как он сам был испытан и утвержден от Господа, – одну из самых слабых своих сторон, открытую для великих духовных опасностей, именно – свою пытливость и неудободвижность к простоте веры. С такой точки зрения и будем смотреть на неверие и уверение Фомы.

После уяснения для нас духовного настроения Фомы, должно быть понятно, почему он никак не хотел довольствоваться свидетельством прочих Апостолов: видехом Господа. С настроением его духа не успокаиваться на удостоверениях в истине, которой он еще не испытал и не дознал сам в себе, ему ли принять чужие видения за достаточное удостоверение для себя? Конечно, этим не оправдывается неверие его, как пренебрегающее свидетельством многих других, его же притом собратий, вполне ему известных по своей добросовестности и достоверности. Но только пусть иной человек и нынешнего времени, который видит, с одной стороны, господствующий образ мыслей и действий не по Христу, а с другой – свойственный и самим, держащимся Христа, дух недоверия прочим и осуждения неверностей их Христу, пусть такой человек, сознающий и ощущающий духовное как бы повторение в нас многих смерти Христовой, представит себе, что сам он сказал бы или подумал бы, когда бы услышал уверения от близких и известных ему по достоверности людей: «воскрес Христос духом самоотверженной любви своей к грешным и заблуждающим – в беспощадных доселе ревнителях о Нем; воскрес Христос духом своей истины – в наученых и обыкших мыслить и действовать не по Нему». Кажется, если бы и Ангел с неба возвещал эту неоцененную радость, трудно было бы просто – на веру принять такую весть воскресения, без собственного испытания и, так сказать, осязания Воскресшего. Итак, судя по себе и своему времени, можем понять недалекий от нас самих смысл ответа Фомы на радостную весть воскресения Христова: аще не вижу на руку Его язвы гвоздинные, и вложу перста моего в язвы гвоздинные и вложу руку мою в ребра Его, не иму веры.

Когда же Фомино неверие, при своей виновности, было так сродно духовному его настроению и согласно с самыми обстоятельствами: то, вот, Господь, наказав виновность неверия целонедельным недопущением Фомы до отринутой им радости Своего воскресения, явился наконец собственно для уверения Фомы.

И по днех осмих паки бяху внутрь ученицы Его, и Фома с ними. Прииде Иисус дверем затворенным, и ста посреде их и рече: мир вам. – Христово слово мира, осеняющее верующего благодатью мира вообще – и с Богом, и с ближними, и самого с собою, как благопотребно было к успокоению собрания апостольского, и в особенности, по делу неверия Фомина! Сам Фома не мог иметь мира по собственному неверию: душа его по любви к Господу, стремилась предаться радости о Его воскресении, и тем тяжелее для него были мрачные помыслы сомнения и недоверие воскресению. Прочих апостолов также не могло не смущать неверие собрата как по состраданию к нему, что сам себя мучит своими сомнениями и неверием, так и по недовольству тем, что он ни во что ставит их уверения и свидетельства. Мир вам, сказал Господь в успокоение их всех, явлением своим вместе утверждая достоверность свидетельства прочих апостолов о Своем воскресении и развевая мрак неверия Фомы. – Но, чтобы Христово благословение мира было ближе и к нашему сердцу и уму, применим это слово мира к нашему состоянию и времени, сколько оно смущается духом Фомина неверия. Именно подумаем, что было бы для нас, если бы Господь убедительно для самого неверия открылся нашему времени солнцем истины – и в области мысли неудобосклонимой к вере, пытливой до грубости, верящей только осязаемому земному, а потому сильно смущающей верующих и вооружающей против себя ревность их по благочестию? Мир вам, – духовно услышали бы тогда от Господа борющиеся ныне взаимно поборники пытливой мысли и простой веры, ревнители жительства небесного и осязаемого мирского благоустройства.

Само собою разумеется, что, если только благоволит Господь открыться пытливому времени солнцем истины и правды, Он употребит меры достаточные, для уверения в своей благодати и истине всякого Фомы. Посмотрите, как Он уверяет этого неудободвижного к вере ученика. Глагола Фоме: принеси перст твой семо, и виждь руце Мои: принеси руку твою и вложи в ребра Моя, и не буди неверен, но верен. Поразительная и трогательная сила этих слов, по отношению лично к Фоме, понятна сама собою. Попытаемся приблизить эту силу Христовых слов к нашему времени, во многом волнуемому духом неверия Фомина; постараемся приблизить эту силу к человеку с Фоминым настроением, который напр., или бывает занят в мысли и жизни дольним и вещественным, не хотя и знать или ожидать чего-нибудь от Христа в этом отношении, – или же стремится к духовному, но с какою-то враждебностью по отношению к мирской вещественности, и уже никому и ничему не дозволяет переуверить себя в своем образе мыслей.

Принеси перст твой семо и виждь руце Мои, говорит Господь. Да видит же всякой, что Христом принята плоть, сродная с нашею телесностью, что удержана Им, соестественная нам, вещественность рук и всего тела и в славе Его воскресения. Зачем это? Затем, чтобы и вся многосложная область дольнего, вещественного, в которой многообразно труждается и обременен человек, была не вне Христовой благодати и истины; затем, чтобы христианин, и занимаясь в мысли или в жизни земным, держался Христа, как главы всему – и земному и небесному (Еф.1:10), и в Нем осенялся, и среди Мирских или светских своих занятий, любовью небесного своего Отца; затем, чтобы христианин, и стремясь ко Христу с отрешением от всего мирского, делал это без предосуждения для вещественно-плотского, к которому принадлежит и за которое, так сказать, заступается самая Христова плоть, доступная и по воскресении осязанию. Принеси перст твой семо и виждь руце Мои. Зло, заблуждение, грех – невещественности, но в том, что человек занимается вещественным ли, духовным ли – без Христа, не по Его духу; так-как именно Он есть истина, премудрость и правда наша (Ин.14:6; 1Кор.1:30). Но чтобы, и при этом, ревность против зла, заблуждения, греха не доходила у нас до свойственного иудеям неразумия мниться службу приносити Богу беспощадностью к человеку, за которого Христос умер, язвы крестных Христовых страданий, приятых Им за виновность нашего зла, греха и заблуждения, сохранились у Христа и в прославленном Его состоянии. Он всегда умилостивляет своими язвами Отца небесного к грешным и заблуждающим; и навсегда открыт в этих Христовых язвах источник для нашего общения в духе и расположениях любви Его к заблуждающим грешникам. Виждь руце Мои с язвами гвоздинными, говорит Господь Фоме, и принеси руку твою и вложи в пронзенные копием ребра Моя.

Вот какой смысл Господней речи к Фоме слышится и для нас, и для нашего времени, сколько нас в нынешнее время смущает дух Фомина маловерия или неверия.

Господь мой и Бог мой, воскликнул теперь Фома, созерцая Господа, воскресившего Своим явлением дух его, как незадолго доселе Лазаря, с которым Фома думал разделить одну смерть. Господь мой и Бог мой, говорит теперь Фома, на опыте дознавая и ощущая светящуюся ему во Христе единосущном Сыне Божьем любовь небесного Отца, к которому так недавно он, по его же словам, еще не знал и пути, находясь сам при едином ведущем ко Отцу пути, истине и животе. И утверждение св. апостола Фомы, как одного из оснований духовного Иерусалима, дополнено ограждением духа его, чрез внушение ему глубокого смирения пред другими: видев Мя, сказал ему Господь, веровал еси блажени невидевшие и веровавшие. Сошествием Св. Духа на сего Апостола впоследствии на веки запечатлено имя и лицо св. Фомы, как Агнчаго апостола для вселенской Церкви, на все времена, для возвышения и самой пытливой мысли к благодати и истине Христовой, для утверждения в Господе и неудобопреклонных к вере сердец.

Только бы сам Христос Господь явился солнцем истины и правды для нашей мысли и сердца во всем, в самой области и мирских дел, занятий и отношений; только бы он своею благодатью устроил по состраданию к духовно-страждущему человечеству, чтобы нам всем, хотя бы сначала только для испытания истины, держаться во всем воззрения по Нему, Господу нашему. Тогда все бы обратилось к уверению в действительной всеобъемлемости истины и благодати Христовой; во всем мы услышали бы Христов глас, удовлетворяющий пытливость нашего времени осязанием в Нем едином верховной для всего истины: принеси руку твою и вложи в ребра Моя, виждь руце Мои с крестными на них язвами. В самом деле рассуждайте! Так как язвы и смерть приняты Господом за грехи всего мира, за всех человеков: то дух такой Его любви к человечеству, разносящий все доброе, истинное и прекрасное, носится на всем прошедшем и настоящем у человечества, на всех человеческих званиях и состояниях, предваряя веру одних, раскрываясь в других, судя и вразумляя иных. Значит, изучая человека в его природе, истории, в разных его состояниях и самых недугах духовных и телесных можно и должно осязать духовно, мыслью и ощущением, язвы Христовы за человека; подобно как и в практической жизни, в работах земледелия, в купле и продаже, в делах судебных, и воинских, можно и должно быть всегда со Христом, принявшим и язвы для того, чтобы всякому на своем месте удобно и просто было иметь в Нем своего верховного Вождя, Судию или Хозяина. Далее, так как и самая внешняя природа порабощена суете тления из-за греха человеческого, взятого Агнцем Божиим: то дух этой любви Его к человечеству осеняет и видимую природу, которая потому стремится неудержимо к свободе славы чад Божиих (Рим.8:19–23). Значит, изучая в разных отношениях и видимую природу, или разнообразно пользуясь ее произведениями, можно и должно также соприкасаться духовно – мыслью и ощущением – язв Христовых или пронзенного Его ребра. Наконец, приметим, что указанное Фоме для его уверения ребро второго Адама – Христа само собою указует еще на ребро первозданного, бывшего образом Христа, – то ребро, из которого создана жена, введшая в мир грех, взятый на самого себя Христом Агнцем Божиим. Отсюда усмотрим, что, видно, этот немощной сосуд – женщина (не иначе всеконечно, как по благодати пресв. Девы Богородицы, уплатившей за праматерь – виновницу человеческой всеродной греховности, и потому по праву ставшей первообразом для верующих жен и дев, по слову Божию: приведутся Царю девы во следе Ее), истинно верующая женщина может особенно послужить к смягчению жесткого и упорного духа неверия. И такое благотворное влияние христианской женщины, если она в своем круге, в семействе, в обществе будет внутренне движима верою и любовью к Господу, понятно само собою для всякого.

Поревнуем же все мы тому, чтобы наконец и наше пытливое время повторило воззвание Фомы неверного: Господь мой и Бог мой, сам в себе имеющий истину и правду для нас, и сам же на себе понесший вины наших неправд и заблуждений, и так. об. открывший благоволение единосущного своего небесного Отца и к грешным и заблуждающим, из самой смерти изводящий Собою жизнь, и жизнь путем креста своего ведущий истинно к преспеянию и совершенству бесконечному в собственной своей беспредельности! И когда это будет, не гордостью будет одушевляться истинно-просвещенный век пред временами неведения и простоты, и истинно-просвещенный человек пред простолюдинами; напротив в смирении любви будет их возвышать над собою, слыша кроткий глас Христовой благодати: видев Мя веровал еси; блажени не видевшии и веровавше.

Да даст Господь и Бог наш милость и мир такого благодатного просвещения нашему времени и нашему отечеству – ко благу христианского востока и запада и всего мира, к радости святых Божиих Ангелов и человеков, по молитвам особенно св. апостола Фомы, на себе дознавшего искушения пытливой мысли и неудобопреклонного к вере сердца, и просветителя России св. равноапостольного Владимира.

***