16 ноября в нашей стране широко отмечался День толерантности. Как относиться к этому названию и вообще к слову «толерантность»? На вопросы корреспондента «Воды живой» отвечает клирик Санкт-Петербургской епархии протоиерей Вячеслав Харинов.
Отец Вячеслав – настоятель двух приходов. Городского – церкви иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» на Шпалерной улице, и сельского – Успенского храма в селе Лезье-Сологубовка. Благочинный Кировского округа, духовник поискового отряда «Святой Георгий», отец Вячеслав регулярно участвует в воинских захоронениях, добивается передачи останков немецких солдат Германии. Широко известны его деятельность по обустройству немецкого военного кладбища в селе Лезье-Сологубовка, создание по его инициативе на приходе Скорбященского храма музея защитников Ленинград, а также начатое им строительство православной часовни на Дороге жизни.
Примирение бывших противников – одно из направлений деятельности священника. Вместе с ветеранами отец Вячеслав объездил многие русские кладбища в Германии. Он проводит большую работу с посещающими приход немецкими делегациями, рассказывает им правду о войне. У отца Вячеслава – работоспособный многонациональный приход. Сам он считает, что священническое служение невозможно без терпимости. Подробнее об этом он рассказывает корреспонденту «Воды живой».
– Отец Вячеслав, каково Ваше личное отношение к понятию «толерантность»?
– Я не люблю этого слова. Не люблю в силу того, что за ним многое можно скрыть.
– Например?
– Увы, очень часто за понятием «толерантность» скрывается бесформенность и беспринципность убеждений. То есть, безразличие и равнодушие как к своему, так и чужому, приятие и допущение вещей без взвешенного анализа их духовно-нравственного содержания, отрицание всякой ортодоксии, всякой принципиальности. То есть, «толерантность» – это уловка. Я считаю, что каждый должен оставаться при своем, – это заслуживает уважения и в этом истинная толерантность. Толерантность не в том, чтобы пожертвовать чем-то христианским, дабы мусульманин или иудей «не обиделся». Она в том, чтобы показать свое христианское так, чтобы мусульманин или иудей не только не был оскорблен, но понял бы это и постарался принять. Но, как правило, происходит иначе. Либерализм, который отрицает всякую ортодоксию, всякую принципиальность – это теневая сторона толерантности.
– Вы могли бы привести пример подобной толерантности из Вашего личного опыта?
– Конечно. Создается памятник павшему солдату. Создается скульптором-фронтовиком. Сраженный пулей солдат падает, раскинув руки, на противотанковый еж, который перекрестием своим образует за солдатом своеобразное распятие, подобие андреевского креста. «Распятый» войной, бессмысленная и лишняя (после Христовой) жертва войны – вот идея монумента. При представлении проекта тут же находятся поборники толерантности в обществе. Они прекрасно понимают смысл и звучание памятника. «Как же, на него будут взирать мусульмане, иудеи, здесь слишком много христианского». В итоге – крест исчезает. Идея памятника утрачена. Это – пример глупой толерантности. Толерантности, которая старается примирить всех и вся, но ничего не добивается, убивая всякую индивидуальность и самобытность.
– А «хорошая» толерантность – это что?
– Когда общество стремится помочь гастарбайтерам. Меня возмущает, когда звучат голоса о дешевой и непрофессиональной рабочей силе, лишающей нас работы, – а гастарбайтеры в это время работают. И когда огромная армия чиновников Миграционной службы делает все возможное, чтобы Россия потеряла тысячи своих потенциальных граждан (в том числе, русских по происхождению). Здесь важно вспомнить то, что сказал о Себе Бог в Ветхом Завете. «Я – Бог сирот, вдов и пришельцев!». Наш приход как мог, помогал выходцам из Молдавии. Они хотели жить в России и служить ей. Но, увы, не получилось – чиновники и многие из наших сограждан оказались нетерпимыми к этим пришельцам.
– Вы считаете, что вместе спасаться легче?
– Ко мне часто приходят ветераны, мы говорим о войне, о блокаде. Именно от них я недавно услышал, что блокадному Ленинграду помогли выжить… коммунальные квартиры! Если бы все жили в отдельных квартирах, то в условиях общего упадка сил, изолированности, физического изнеможения многие просто бы умирали за закрытыми дверями. А коммунальные квартиры дали возможность заходить друг к другу в комнаты, поддерживать друг друга. И никто не вспоминал о склоках и брани на кухне, не вспоминал о том, что рядом живут татары, евреи или азербайджанцы. И многое стало несущественным, потому что шел вопрос о жизни и смерти. Потому что во время изломов и драматических перемен люди выживают только за счет терпимости друг к другу и взаимоподдержки.
– Есть ли среди Ваших прихожан, кроме русских, представители других национальностей?
– Конечно! Евреи, поляки, грузины, татары. У нас есть несколько армян в приходе. Некоторые перешли к нам из армянского храма святой Екатерины. Мы никого не призываем к подобному. Стараемся, что бы люди остались в лоне своей Церкви. Но мои прихожане-армяне говорят: «Нам важна русская духовность, проповедь этого храма. Мы себя ощущаем русскими. Мы хотим молиться здесь». Это тоже следствие толерантности, умение принять русское армянами, а армянское – русскими. Наши прихожане с уважением и любовью принимают этих людей. А священники не смущаются армянских или грузинских имен в записках.
– Как Вы думаете, что привлекает в Вашем приходе людей других национальностей?
– Например, весной наш храм смог полностью обновить свою звонницу. Произошло это только благодаря пожертвованиям наших прихожан. Некоторые из них – выходцы из Татарии. И их родственники и друзья, проживающие в Татарии, неожиданно присылают нам средства на часть колоколов. Эти люди никогда не были в Петербурге, не знают нас. Но слышали от своих друзей и родственников, что здесь все чувствуют себя как дома. То есть, такая наша терпимость созидает.
– Расскажите, с христианами каких стран дружит Ваш приход?
– К нам приезжают финны-православные, и с ними финны-лютеране, немцы-лютеране, американцы – и православные, и протестанты. В прошлом году окормлявшиеся в нашем храме англоязычные православные (в основном – студенты) написали владыке митрополиту прошение о разрешении служить клирикам нашего храма литургию на английском языке. И владыка, и Миссионерский отдел епархии это начинание поддержали. Сейчас готовимся – из Америки привезены ноты и тексты для хора, три священника будут по очереди служить раз в месяц на английском, включая требы.
– А с финнами Вы о чем говорите?
– В частности, и о непростой правде советско-финской войны, Великой Отечественной войны.
– И ее хотят слышать?
– Да, потому что не надеются на правдивость политиков. И это проявление терпимости в людях по отношению друг к другу, готовность принять людей, по-иному устроенных, имеющих другие воззрения. Такая толерантность дает возможность выразить сожаление своим собственным ошибкам, собственному несовершенству, собственной истории. И это сближает людей, и довольно часто рождает дружбу. Не только между людьми одной веры, но и между людьми совсем разных убеждений.
– А что может сделать Церковь, если отношения между государствами заходят в тупик?
– Я хорошо помню политическое противостояние между Грузией и Россией осенью 2006 года. Мне хотелось тогда объяснить нашим прихожанам-грузинам, что Церковь не разделяет многих вещей, связанных с политическим разделением. И я выставил в храме иконы грузинских святых. Говоря тем самым, что нас объединяет Православие, общая духовная традиция, что в календарях наших одни и те же святые. И это нашло отклик в сердцах. На Пасху 2007 года представители грузинского прихода в Петербурге посетили наш храм и подарили мне книгу с надписью: «От всей православной Грузии». Я говорю об этом, как о важном свидетельстве терпимости. Терпимости, которая располагает к себе и соединяет. Объединяет силы, умножает их в обеих сторонах. И Благодать Божия изливается обильно на стороны, которые потерпели друг друга. Это момент важный. И, наверное, благодаря этой терпимости некоторые грузины говорили мне, что любят наш приход даже больше чем грузинский.
– Стоит ли быть терпимым к своим врагам?
– Мы должны уметь увидеть во враге человека. Уметь увидеть в нем жертву обстоятельств. Уметь разделить его горечь и сожаление о содеянном. Увидеть слезы врага, и отнестись к ним с пониманием. К нам на приход в Лезье-Сологубовку часто приезжают немцы. Некоторые – наши бывшие враги. И мы должны быть терпимы к ним. Наученная войнами Германия установила после 1945 года день скорби по всем погибшим на всех войнах. Это стало напоминанием того, что любой конфликт приносит горе всем. Этот день выпадает на второе воскресение ноября. И 18 ноября мы традиционно принимаем в этом участие. Как благочинный Кировского округа я принимаю немецкие делегации, посещающие воинские захоронения для почтения всех жертв войн.
– Как Вы считаете, можно ли говорить, что терпимость свойственна в основном сильным людям?
– Конечно. Тот, кто слабовольно бережет свою душу, тот, в конце концов, ее теряет. А тот, кто не задумывается о ее сохранении и действует ради других, ее приобретает. Приобретает для Жизни Вечной. Первые становятся последними. Последние – первыми. В терпимости есть лишь внешнее несовершенство, умаление, какое-то отступление перед обстоятельствами. Но это та сила, которая «совершается в немощех».
беседовала Светлана Аксенова