Беседа о молитве 2

Беседа о непрестанной молитве: 2
Продолжение

Второй способ требует с предельным вниманием вдумываться в каждое слово молитвы, которые произносятся медленно, с расстановкой; иногда можно сделать небольшой перерыв и побезмолвствовать, прислушаться к Божьему ответу. Все это делается нерассеяно, вдумываясь в каждое слово, как во время внимательного чтения сложной книги. Этот способ позволяет отводить молитве определенное время в день, а в остальное время заниматься необходимыми делами. Однако это не значит, что мы можем отвести для Бога час или два в день и в остальное время с чистой совестью, с сознанием выполненного долга, забывать о Нем. Молитва Иисусова, независимо от способа занятия ею, требует от человека всецелого посвящения себя Богу, что представляет большую трудность для привыкшего к иной жизни грешного человеческого естества. Очень сложно отказаться не только от греховного поведения и даже помыслов, но и вообще от лишних слов и мыслей. Между тем, хотя второй способ и позволяет жить обычной жизнью, он требует, чтобы человек как можно более стремился к уединению, избегал лишних разговоров, при каждой возможности занимался молитвой, и обязательно, что бы он ни делал, ощущал себя в присутствии Бога8) .


Конь-камень.
В древние времена этот огромный камень использовался в культовых языческих целях.
Преп. Арсений Коневский, приехавший на остров в 14-м веке, поставил на этом камне часовню.
Настоящая часовня построена чуть менее ста лет назад.

Третий образ молитвы – это то, что святые отцы называют «схождение ума в сердце». Что они под этими загадочными словами подразумевают, понять непросто.
Св. Симеон Новый Богослов учит прежде всего отказаться от привязанностей ко всякого рода земным вещам, не только суетным и греховным, но вообще всяким, чтобы быть вполне свободным, так как чрезмерная привязанность к земному делает нас его рабами. Здесь можно вспомнить слова Спасителя, призывающие отказаться от всего, в том числе от родственников, от мужа (или жены) и даже от себя, чтобы следовать за Ним. Нередко эти слова истолковываются слишком прямолинейно, между тем как за большей частью внешне простых отрывков Евангелия скрывается гораздо более глубокий смысл, а прямое исполнение не подразумевается.
Так, например, Христос говорит: если тебя искушает твой глаз или рука, то уничтожь эту часть тела, тем не менее, уже Церковные Соборы первых веков отлучали людей, исполнявших это повеление буквально (были и такие). Точно так же и отречение от всего земного будет истинным не тогда, когда мы бросим наших близких, чтобы заниматься молитвой, а когда наша любовь к ним будет, по словам митрополита Сурожского Антония, подобной любви Бога к человеку.
Такая любовь трезво оценивает своего любимого, не потакает недостаткам, не потворствует греху из любви. К примеру, муж обиделся на кого-нибудь и решил сделать этому человеку подлость; жене в такой ситуации легче всего смиренно согласиться и сохранить мир с мужем, но истинно христианская супружеская любовь ставит превыше всего не удобство сосуществования, не внешний мир, а внутренние единство, взаимную помощь в восхождении к Богу. Такая любовь не будет безропотно соглашаться с грехом в любимом, иначе это уже слабость, а не любовь. Потому что христианская любовь – это любовь, способная увидеть в другом образ Божий, пусть пока замутненный грехом, увидеть его неповторимую личность, увидеть также и возможную перспективу развития его духа и помогать ему восходить к святости. Так любит человека Бог.


Паломники...

Кроме свободы от всего земного, св. Симеон Новый Богослов говорит еще о чистой совести и собранности в мыслях как о необходимых условиях умной молитвы. Затем советует: «Потом сядь в каком-нибудь особенном и безмолвном месте уединенно, затвори двери, отвлеки ум свой от всякой временной и суетной вещи. Склонись к груди головою своею. И таким образом стой вниманием внутри себя самого (не в голове, а в сердце), возвращая туда и ум свой и чувственные очи свои и приудерживая несколько дыхание свое. Там имея ум свой, стараясь всячески обрести его, где сердце, чтобы, обретши его, там уже всецело пребывал ум твой. Вначале найдешь ты там внутри тьму некую, и жесткость; но после, если будешь продолжать это дело внимания непрестанно день и ночь, обретешь некую непрестанную радость. Ум, подвизаясь в сем, улучит место сердца, и тогда тотчас увидит там внутри такие вещи, каких никогда не видывал и не знал»9) .
Св. Григорий Синаит советует: «По захождении солнца, призвав на помощь возлюбленного и всесильного Господа, сядь на стульце до одну пядь вышиною, низведи ум свой из головы в сердце, и придержи его там: и оттоле взывай умно-сердечно: “Господи, Иисусе Христе, помилуй мя”! Удерживая при этом и дыхание, чтоб недерзостно дышать, потому, что это может рассеивать мысли. Если увидишь, что возникают помыслы, не внимай им, хотя бы они были простые и добрые, а не только суетные и нечистые»10) .

Чтобы понять, что имеют в виду святые отцы, когда говорят, что у современного человека «ум и сердце разделяет каменная стена» и, чтобы правильно молиться Господу, необходимо «быть умом в сердце»11), нужно, прежде всего, обратиться к богословскому пониманию сердца. Сердце в Ветхом и Новом Завете, а также в христианской мистике выступает не только синонимом души или духа и включает в себя явления психической и физической жизни, а обозначает некий скрытый центр, скрытую глубину и является символом сокровенного центра человеческой личности (это «потаенный сердца человек» Апостола Петра (1 Петр. 3, 4))12) . Сердце – основной орган религиозных переживаний, основной орган восприятия несотворенной Божественной красоты и гармонии, и воспринимает человек эту красоту эмоциональной сферой, а именно – чувством любви (кто не любит музыку, к примеру, тот ее не воспринимает). По словам Апостола Павла, мы можем «познать тайны Бога и Отца Христа» (Кол. 2, 3), то есть мистически соприкоснуться с Богом, только с помощью «сердец, соединенных в любви». Таким образом, сердце – центр любви, которая и является глубинной сущностью человеческой личности.

Соединение ума и сердца на богословском языке значит восстановление разрушенного в грехопадении единства разума и чувств, а также правильной их иерархии, когда разум решает, что хорошо, что плохо, а чувства устремляются к хорошему. Все мы на опыте знаем о реальности этого разделения: можем понимать разумом, что хотим плохого, но все равно стремиться к этому. Если же потакаем долго своим искаженным грехом желаниям, то и разум наш подчиняется чувствам и перестает правильно анализировать ситуацию (плохое уже кажется нормальным, а хорошее не видится таковым). К устранению такого неправильного положения вещей и призывают святые отцы. Достигается оно молитвой, в которой разум и чувства вместе обращены ко Христу. Православие всегда призывало так внимательно следить за правильностью молитвы, за тем, чтобы она действительно была «умно-сердечной»13) , потому что только такая молитва ведет к реальному мистическому единению с Богом и преображает человека. Между тем могут быть и другие типы молитвы у раздробленного грехом человека: отдельно чувственная и «умно-головная»14) . Они, естественно, более легкие практически, но тупиковые. При этом молитва чувственная может не только являться экзальтацией и вести к духовному тупику и даже к психическим сдвигам, но и очень опасна возможностью оказаться в бесовской прелести.

Но наряду с богословским пониманием сердца и вхождения в него ума у святых отцов мы сталкиваемся и с чисто физическими реалиями. Наряду с богословием Иисусовой молитвы у святых отцов мы встречаем и описание физических приемов, связанных с положением тела, дыханием, призванных помочь сосредоточиться. Вообще вся традиция Православия проникнута пониманием, что человек – это одновременно духовное и физическое существо, и стремлением все использовать в деле духовного восхождения. Так, например, коленопреклонение помогает настроиться на покаянный лад. Вот тут мы и встречаемся с представлением о физическом органе – сердце. Богословие и практика тем более были для святых тождественны, поскольку считалось, что чувства связаны с физическим сердцем, как и разум, мыслительная деятельность – с мозгом. «Где сердце? – Где отзывается и чувствуется печаль, радость, гнев и прочее, там сердце. Там и вниманием стойте... Сердце телесное есть мускулистый серчак-мясо... но чувствует не мясо. А душа, для чувства которой мясное сердце служит только орудием, как мозг служит орудием для ума...»15) Это тем более понятно, что работа сердца действительно зависит от наших чувств. Мы знаем, что от сильных переживаний, например, сердце болит.


Фото на память.
Узнаете нашего известного отца диакона Сергия? Автора соседнего с моим блога и героя многих моих очерков.


Прежде чем упомянуть об искусственном методе сведения ума в сердце, необходимо напомнить, что, хотя этот способ использовался многими святыми и предлагался в помощь молящимся, он всегда занимал очень скромное место в практике молитвы Иисусовой (в чем-то он сравним с поклонами во время покаяния и другими «физическими» элементами молитвы).

Во-первых, этот метод обычно предлагался не новоначальным, а уже достигшим определенных результатов. Страннику из «Откровенных рассказов» был открыт искусственный метод сведения ума в сердце, когда он уже долгое время произносил молитву без счету, как можно более за день, и когда уже настолько привык к ней, что она вошла в его существо и творилась в нем непрестанно. Этот метод был для него просто более легким путем к следующей ступени молитвы.

Во-вторых, искусственный метод молитвы приносит пользу, пока занимает свое скромное место и не выдвигается на первый план. Святые отцы подчеркивают, что как только каждое слово молитвы перестает быть обращенным к Богу, перестает произноситься в осознании присутствия Божия, как только мысль о покаянии перестает сопутствовать молитве, в результате того, что человек весь сосредоточен на правильном выполнении искусственного метода, – этот способ вообще перестает быть молитвой и становится опасным нехристианским психотренингом.

В-третьих, искусственный метод, конечно, не является единственным путем к соединению ума с сердцем, он хорош тем, что при правильном его использовании помогает достичь этого значительно быстрее16) , но существует и более медленный, но зато и гораздо более безопасный путь, и им идет большинство монахов, год за годом произнося молитву Иисусову и упражняясь в аскезе и доброделании. Многовековой опыт показывает, что при внимательной благоговейной молитве, терпеливой и усердной борьбе с грехом в себе и добросовестном выполнении своего служения (будь это монашеские послушания или какая-то работа в миру), по достижении определенной степени очищения от греха Господь сам произведет чаемое соединение сердца и ума. И к такому соединению приводит вовсе не только молитва Иисусова, но и вообще всякая внимательная и искренняя молитва.

И, в-четвертых, поскольку только правильное использование искусственного метода приносит пользу, а неправильное заведет в тупик или в прелесть, то здесь особенно важен контроль духовника, даже если он сам не имеет опыта молитвы Иисусовой. Все мы знаем, как трудно, почти невозможно человеку быть объективным к себе, как необходимо, чтобы его духовное состояние было оценено кем-то другим. «Чтобы избежать неправильностей, имей советника – отца духовного – или собеседника – брата единомысленного – и поверяй им все случающееся при таком труде твоем» .17)

Тем не менее, совершенно неверен иногда встречающийся, особенно в оккультной литературе, взгляд на искусственный метод молитвы Иисусовой, как на некое сакральное знание, которое ныне утеряно. Действительно, в России в результате богоборческой деятельности советской власти среди прочих были уничтожены традиции старчества, духовного преемства, непрерывающейся цепочки, в которой одно поколение святых передавало свой опыт следующему, яркий пример чему – Оптинские старцы. Но существуют и другие кроме России центры православной духовности, в которых эта цепочка не была нарушена, например Афон. Даже если бы по всему миру не осталось ни одного носителя традиции, христианству всегда была глубоко чуждой мысль о существовании неких тайных знаний, недоступных непосвященным. Еще в первых веках Церковь решительно осудила гностицизм. Старцы, действительно, передавали свои знания только ученикам и обычно скрывали их от посторонних. Они это делали потому, что знали: кто пришел от безделья, тот нарушит молитвенное уединение старца без пользы для себя, а то и себе во вред. В Патериках и житиях, прежде поучения старца, нередко следует вступление, подобное этому: «Однажды спросил его живший с ним брат некий: “какие бывают тайны созерцания?” И он, видя его неотступность и то, что он искренно ищет назидания, сказал ему...». С древности записывались поучения старцев, составлялись Патерики, многие великие молитвенники оставили свои письма и наставления. Достаточно вспомнить многотомное «Добротолюбие», а также творения известных всем св. Симеона Нового Богослова, св. Феофана Затворника, св. Игнатия (Брянчанинова).
Так что ничто, в принципе, не утеряно, и ничто, конечно, не утаивается, другое дело, что есть разница: самому ли ковылять по указанной дороге, даже если есть карта местности, или тебя ведут за руку, и от тебя требуется только послушание. Тем не менее, странник в «Откровенных рассказах», начав заниматься молитвой под руководством старца, который призвал регулярно приходить к нему «с простосердечным исповеданием и откровением, ибо без поверки наставника самочинно заниматься внутренним деланием неудобно и малоуспешно»18) , потом, когда старец умер, должен был продолжать обучение молитве уже самостоятельно, руководствуясь «Добротолюбием». Правда, когда он оказался в тупиковой ситуации, ему чудесным образом явился старец и указал, в какой последовательности ему будет полезнее читать «Добротолюбие»19) .
Но ведь мы верим, что у Бога нет мертвых – святые помогают при жизни, помогают и после смерти. И св. Никифор Монах наставляет: «Сие самое великое из всех делание все почти перенимают от других через научение. Очень редкие не наученно получали и получают его прямо от Бога, теплоты ради веры их. Итак, потребно искать наставника, знающего дело. Если же нет такого наставника, то, призвав Бога на помощь в сокрушении сердца и слезах, делай, что я тебе скажу»20) . После этого св. Никифор Монах рассказывает, как с дыханием вводить ум в сердце. Сопряжение физических действий с молитвой призвано помогать в молитве, но вовсе не гарантирует легкости восхождения к высотам созерцания (наоборот, более быстрый путь нередко оказывается более трудным, и может не для всех подходить), поэтому св. Никифор Монах продолжает: «Если ты успеешь войти в сердце тем путем, который я тебе показал, воздай благодарение Богу, и держись этого делания всегда: оно научит тебя тому, о чем ты и не думал. Если же, и много потрудившись, ты не возможешь войти в страны сердца тем способом, который я тебе показал; то делай, что я тебе еще скажу, и с Божией помощью найдешь искомое»21) . Он предлагает просто внимательно, с покаянием и терпением, произносить про себя слова Иисусовой молитвы, и через это вход в сердце непременно откроется сам.

Однако, поскольку при правильном отношении к молитве и контроле духовника искусственный метод призван приносить пользу, а именно задействовать все силы человеческого существа в борьбе против рассеянности, то он не скрывается ни от кого. Практики тут тоже слегка разнятся в частностях, в общем будучи почти одинаковыми.

Подвижник и наш современник архимандрит Софроний (Сахаров), долгое время обучавшийся молитве Иисусовой на Афоне, так описывает искусственный метод сведения ума в сердце: «…монах, дав телу удобное положение и наклонив голову к груди, мысленно произносит молитву, тихо вдыхая воздух со словами: “Господи Иисусе Христе (Сыне Божий)” и затем, выдыхая, кончает молитву: “помилуй мя (грешного)”. Во время вдыхания внимание ума сначала следует движению воздуха и останавливается на верхней части сердца. При таком делании через некоторое время внимание может быть сохранено нерассеянным, и ум установится рядом с сердцем или даже и войдет вовнутрь. Опыт покажет, что этот способ даст уму возможность видеть не самое физическое сердце, но то, что в нем происходит: какие чувства возникают в нем; какие мысленные образы приближаются извне. Такая практика приведет к тому, что монах будет чувствовать свое сердце и пребывать вниманием ума в нем (сердце), уже не прибегая к психосоматической технике»22).

Подобным образом и святые Игнатий и Каллист учат путем дыхания сводить ум в сердце. Они тоже подчеркивают, что смысл подобных практик – способствовать зарождению умно-сердечной молитвы, когда же чистая, сосредоточенная молитва прививается к сердцу, необходимость в специальных упражнениях отпадает23) .

Другой современный подвижник молитвы, архимандрит Ефрем Святогорец, советует так сочетать молитву с дыханием:
«Когда ум твой собран, когда дух твой стал сокрушенным и смиренным, тогда приклони голову и обрати свое внимание к сердечному месту. И сердце тоже сокрушенно и смиренно. Оно ждет, когда снидет ум, чтобы вместе с ним принести мольбу Многоблагоутробному в надежде, что Он не уничижит.
Процесс дыхания тела начинается со вдоха через ноздри. Там молитвой прикуй свое дыхание. Вдыхая, произноси молитву один раз, провожая ее до самого сердца, и, выдыхая, повторяй молитву еще один раз. Там, в сердечном месте, где останавливается молитва, там утверди и свой ум и без рассеяния посредством вдоха и выдоха следи за сопутствующей вдоху и выдоху молитвой: Господи, Иисусе Христе, помилуй мя»24).
Дышать глубоко и свободно во время молитвы не следует, наоборот, дыхание надо сдерживать, этот прием способствует сосредоточению ума: «Поскольку ум имеет обыкновение блуждать, а также оставаться там, где болит, то ты сдерживай свое дыхание. Не выдыхай тут же. Это вызовет маленькую безобидную боль в сердце, где мы желаем утвердить свой ум. Эта маленькая боль, подобно магниту, будет притягивать и удерживать около себя ум, чтобы, подобно служанке, служить ему»25).

Для удобства сосредоточения греческие подвижники молитвы Иисусовой обычно использовали низкие скамейки. В таком согбенном положении, опустившись на скамейку и склонив голову к груди, подвижники проводили многие часы, погруженные в молитву. Такое положение тела соответствует практике искусственного сведения ума в сердце.

Заканчивая разговор об искусственном методе молитвы Иисусовой, хочется сделать еще несколько замечаний. Во-первых, еще раз напомню, что этот метод принесет пользу, только если будет восприниматься как то, что призвано заставить тело быть помощником в молитве. В Великом посту мы, чтобы быстрее настроиться на покаянный лад, часто встаем на колени. Но и без этого можно привести свою душу в покаянный настрой. Так и тут: хорошо, если человек успешно задействует тело и оно послужит на пользу молитве, но и без этого, при усердии, будут те же результаты.
Важно не забывать, что при любом образе молитвы без усердия, терпения и воистину доброй христианской жизни невозможно ничего добиться. Великие подвижники молитвы называли также подлинное покаяние непременным условием для достижения успеха. Более того, искусственный метод без покаяния – ничто, а вот искреннее покаяние опытные молитвенники называли наиболее легким путем к сведению ума в сердце. Это и понятно. Состояние, когда ум пребывает в сердце, – это состояние гармоничной целостности нашего существа. В моменты искренней скорби мы действительно целостны и не раздроблены. Все силы души сосредоточены на одном, разделенные обычно разум и чувства оказываются заодно. Так, человек и помимо молитвы, а именно в моменты подлинной радости или скорби, предстает цельным, так как его ум и сердце сосредоточены на одном.

У святых отцов мы находим довольно подробное описание процесса укоренения в нашем сердце молитвы Иисусовой – то, что необходимо нам знать, чтобы правильно понимать и контролировать свое духовное состояние. А также ряд советов, призванных облегчить нам прохождение этого нелегкого пути: в нужный момент отдохнуть, в нужный момент возобновить молитву, когда следует – преодолевать трудности, когда следует – обходить их и т.д. Поэтому человек, который собирается серьезно заниматься умным деланием, непременно должен посвящать некоторое время чтению святых отцов.

Прежде всего, нужно сказать о самой формуле молитвы Иисусовой. Она хорошо известна: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного» – это полная форма молитвы, ряд святых именно ее советует использовать новоначальным. Эта позиция исходит из того, что в каждом слове этой и так предельно краткой молитвы сконцентрирован глубокий богословский и аскетический смысл и, убирая какой-то элемент молитвы, мы лишаем себя возможности отдельно остановиться на нем вниманием26) . Поэтому и известная сокращенная форма молитвы: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя» сокращена не слишком сильно.
Другая же часть святых отцов, наоборот, более полезной для начинающих считает как раз сокращенную форму: в ней заключен тот же глубокий смысл, но более сжато. Краткая форма молитвы может способствовать сосредоточению на главном, особенно когда мы еще не научились вниманию: и на одной мысли сосредоточиться не можем, не говоря уж о том, чтобы углубляться вниманием в чередующиеся богословские аспекты учения о Боговоплощении. Так, Григорий Синаит советует новоначальным использовать сокращенную форму Иисусовой молитвы. Он не считает это обязательным, но советует не менять слишком часто молитвенную формулу, чтобы можно было привыкнуть к ней27) . В общем, тут просто существуют различные традиции: одни подвижники молились краткой формулой молитвы, другие – полной и, соответственно своей практике, наставляли учеников. Так как нет принципиальных возражений ни против краткой, ни против полной формы молитвы, выбор может сообразовываться с индивидуальными особенностями начинающего: одному легче первое, другому второе.

Великие молитвенники древности и наших дней подчеркивали, что молитва Иисусова, хоть и предельно краткая, но заключает в себе очень глубокий смысл. Все основы нашей веры заключены в эти слова.
«Господи» – в этом обращении мы признаем Бога нашим Господином, Наставником и Учителем и высказываем неколебимое намерение следовать за Ним, слушаться Его.
«Иисусе» – это земное, человеческое имя Господа. Произнося его, мы вспоминаем всю земную жизнь Спасителя, останавливаемся мыслью на той реальности, что Господь имел человеческую природу, а потому Он бесконечно близок нам.
«Христе» – это переводиться как «Помазанник». То есть Он – Тот Самый Мессия, Которого ждали. В Нем сбылись все чаяния и надежды тысяч и тысяч поколений, от самых первых людей. Он пришел в мир, чтобы спасти человечество и все творение.
«Сыне Божий» – эти слова обращают нашу мысль к реальности Боговоплощения. Христос – не только один из нас, людей. Он – наш Бог, Тот, Кто сотворил весь космос и конкретно нас, и Который снова придет, но теперь уже – судить мир.
«Помилуй мя» – с этим воплем мы обращаемся к Богу в самых разных случаях, в эти слова вкладываем то, что волнует на данный момент. Но прежде всего в этих словах мы молим Бога явить нам Свою Божественную помощь в деле спасения, без которой мы ничего не можем.
«Грешнаго» – мы вспоминаем о своих согрешениях и каемся в них. Мы также признаем свою онтологическую греховность, поверхностность, неполноту.


Брошенная самая настоящая бричка...

Теперь вернемся к тому, о чем уже упоминалось в начале работы, когда речь шла о трех образах молитвы. Святые отцы, оставившие нам наставления об Иисусовой молитве, не устают повторять принципиальную для нашего восхождения мысль – Иисусова молитва не является единственной формой высшей молитвы. Это очень глубокий, удобный, отточенный многовековым использованием, но не единственный вариант умной молитвы, более того – вариант, не в любой ситуации пригодный.
Св. Григорий Синаит, в главах о молитве и безмолвии, недвусмысленно утверждает: «Иисусова молитва или непрестанное призывание Господа Иисуса и непрестанная память о Боге – по сути одно и то же»28) .
Святитель Феофан Затворник советует, когда ум устает произносить слова молитвы, молиться без слов: «Это и будет собственно молитва, слово же есть только выражение ее... и оно всегда слабее молитвы пред Богом»29) .
Митрополит Сурожский Антоний рассказывает, как к нему пришла как-то старушка и пожаловалась, что много лет занимается Иисусовой молитвой, а результата нет – Бога она не чувствует. Митрополит Антоний дал ей простой, но мудрый ответ: непрестанная молитва – это не постоянное произнесение каких-либо слов, а постоянное ощущение присутствия Божия. Он предложил ей, когда настанет время молиться, просто посидеть в безмолвии, не самой говорить, а попытаться услышать Божий ответ. «Как вы думаете, – сказал он, – когда же Богу слово вставить, если вы все время только и делаете, что говорите? Вы бы помолчали перед лицом Божиим...».30) . Совершенно в духе святоотеческой традиции митрополит Антоний высшей формой молитвы считает безмолвное созерцание Бога и к этому призывает стремиться (напомню, что термин исихазм переводится как безмолвие, молчание, и вовсе не все исихасты творили молитву Иисусову). Поэтому прежде, чем приступить к выполнению утреннего или вечернего правила, он советует «встать перед Богом, закрыть глаза, ощутить Его невидимое присутствие, почувствовать торжественность ситуации: я предстаю перед великим, добрым, но строгим (если здесь применимы такие, немножко детские определения), и совсем не сентиментальным Богом (это то, что святые отцы называли «страхом Божиим»), осознать свою греховность, свое недостоинство, и в то же время бесконечную любовь Божию, изливающуюся на меня, не заслужившего это, и, только постояв так какое то время, начинать молиться: медленно и внимательно»31) . Это и есть настоящая умная молитва; говоря словами свт. Феофана Затворника, «непрестанная молитва в сем и состоит, чтобы всегда благоговейно стоять пред Богом. А при этом [молитвенное] правило есть только подтопка, или подбрасывание дров в печь»32) .

К непрестанной молитве призывает Ап. Павел всех христиан – «непрестанно молитесь» (1 Фес. 5, 17), к постоянной молитве призывали верующих и подвижники Церкви. Конечно, и Апостол, и святые, обращаясь не к избранным, а ко всем христианам, большинство из которых всегда были связаны семьей, работой, подразумевали нечто иное, чем постоянное произнесение молитвенных слов. Здесь речь идет все о том же предстоянии пред Богом, чувствовании Его присутствия, а это требует, как уже отмечалось, постоянной сосредоточенности на Боге, отсутствия лишних мыслей. Лишними могут быть не только плохие, но и самые прекрасные мысли: так, когда мы идем, например, на работу или в магазин, правильнее заняться молитвой Иисусовой, чем отвлекаться на самые благие, казалось бы, мысли, предаться которым гораздо легче, нежели пребывать постоянно во внимательном предстоянии Богу.

Чем бы мы ни занимались, мы должны постоянно ощущать, что Бог невидимо присутствует и наблюдает за нами. Это не будет мешать никакой деятельности. Святые отцы, объясняя, с каким вниманием и благоговением нужно молиться, приводили пример: если человека призовет земной царь, как он будет предстоять ему, с какими чувствами говорить с ним. Бог же – много более, чем царь. Оперируя современными понятиями: если бы кто-то очень важный, играющий решающую роль в нашей судьбе (президент, начальник) позвал человека и поручил в его присутствии исполнить какую-то работу, то, выполняя порученное, этот человек вряд ли отвлекся бы, вряд ли забыл бы, рядом с кем он находится, кто за ним наблюдает, и, тем более, вряд ли размышлял бы о пустом. Тем большее благоговение и внимательность должны рождаться в нас при осознании присутствия Бога. Так что нам просто необходимо учиться постоянному памятованию о Боге, мешать нашей работе оно не будет. Феофан Затворник пишет: «Бог везде есть и всегда с нами, при нас и в нас есть. Но мы не всегда с Ним бываем, ибо не помним о Нем и, потому что не помним, позволяем себе много такого, чего не позволили бы, если бы помнили. Возьмите на себя труд навыкать в этой памяти! Поставьте себе законом: с Господом всегда быть умом в сердце и блуждать мыслями не позволять, а как только уйдут, опять ворочать их назад и заставлять сидеть дома, в клети сердца и беседовать со сладчайшим Господом»33) .

Понятно, что, занимаясь каким-либо механическим делом (к примеру, уборкой квартиры и т.п.), вполне реально учиться этой памяти Божией и произносить вслух или про себя слова молитвы (подвижники часто под молитву плели корзины). Некоторое затруднение может вызвать умственная деятельность, требующая предельного сосредоточения на изучаемом, как справедливо замечает профессор в «Откровенных рассказах…»: «Каким образом в одно и то же время одному уму я могу дать разнородные занятия?»34) . Его собеседник – схимник, занимающийся молитвой Иисусовой, – объясняет, что есть несколько разрядов непрестанно молящихся, находящихся на разных степенях молитвы. Начинающие должны периодически отрываться хоть на несколько мгновений от изучаемого и возводить свой ум к Богу. Можно произнести несколько молитовок. Успевающие в молитве, чей ум привык уже быть всецело погруженным в Бога, занимаясь умственной деятельностью, способны постоянно ощущать себя в присутствии Бога, все выполнять перед Его лицом (так же, как если, скажем, человеку поручено выполнить сложное интеллектуальное задание под наблюдением царя или какого-нибудь подобного, он способен, выполняя это задание, не забывать о наблюдающем). Что же касается тех, кто достиг высших форм молитвы, в их сердцах творится самодвижная молитва, не прекращающаяся не только во время умственной деятельности, но и во время сна35) .
Таким образом, чем бы человек ни занимался, какой бы профессии ни принадлежал, для него всегда открыта возможность практиковать молитву Иисусову. Либо используя молитвенную формулу, либо постоянно помня о Божественном присутствии, что, как говорили святые отцы, по сути одно и то же.

Но, конечно же, сосредоточенность на Боге не должна отрывать нас от окружающей реальности, иначе это будет мнимая, греховная сосредоточенность, ведущая к прелести, то есть состоянию, когда человек оказывается обманут и обольщен диаволом. Для этого практикующий молитву Иисусову в миру должен воспринимать свою жизнь не как второстепенный, низший по отношению к монашеству путь, а как равный, но несколько иной путь. И тот, и другой пути должны выбираться не исходя из принципа лучше – хуже, а сообразуясь с призванием, с данным от Бога талантом, так, чтобы не зарыть этот талант в землю, как это сделал трусливый слуга в Евангельской притче. Современный афонский подвижник схимонах Паисий так говорил о выборе пути в жизни: «Кто-то хочет заняться иконописью, имеет склонность писать иконы, и они будут творить чудеса. Пусть станет. Другой хочет стать женатым священником. Вот радость! Пусть станет женатым священником и ему будет помощь. Хочет неженатым? Пусть будет неженатым. Хочет монахом? Также получит помощь. Нельзя всех мерить по одной мерке. Некоторые мучают других людей, желая, чтобы они делали противоположное тому, что они могут делать»36) .
Реальное общение с Богом должно иметь своим видимым следствием («по плодам их узнаете их») все возрастающие в человеке цельность, серьезность, глубину, нравственное совершенствование, и, что очень важно, особую ответственность в исполнении обязанностей, возложенных на него в этой жизни, стремление полностью использовать данный Богом дар.
Следовательно, если твое призвание – быть монахом, ты должен все свои силы направить на это. Если ты избрал для себя отшельничество – на мистическое созерцание, созерцание Фаворского света, сугубо на молитву, отрешившись от всего окружающего. Именно благодаря таким подвижникам мы имеем четкое, проверенное веками руководство к молитве. Либо, если ты избрал монастырь с общежительным уставом, основной акцент следует сделать на отсечении своей воли, абсолютном послушании, предельном забвении о себе ради служения людям. Таким монастырям мы обязаны подробным учением аскетики, руководством по борьбе со страстями, по освобождению от греха.
От человека, чье призвание – жить и работать в миру, требуются не меньшие усилия, и основной упор здесь будет на ответственном выполнении того дела и на том месте, на которое ты поставлен Господом. Очень важно понимать, что все мы – части одного человечества, одного Богочеловеческого Организма, или, как сказано Ап. Павлом, – Церкви – Тела Христова, и здесь один не выше другого и все одинаково важны, пока каждый на своем месте. И монахи не все святые, но каждый стремящийся к святой жизни монах вносит свой небольшой, но важный вклад в общее дело Церкви. В то же время история знает много святых мирян, которые, как и святые, сделали, конечно же, значительно больший вклад, чем просто хорошие люди, так как полнее исполнили свое назначение, полнее приложили свои силы. Христианство не знает единоличного спасения, это сейчас нам, привыкшим к предельной индивидуализации жизни, кажется, что дело Христа только в том и заключалось, чтобы научить желающих, как избавить себя от адских мучений.
На самом деле богословие Боговоплощения и Искупления бесконечно глубже. Христос – Новый Адам – возвращает нам все то, что человек утерял в Грехопадении: возможность непосредственного единения Богом (в Евхаристии – прежде всего, в молитве, высшее назначение которой – не просто воззвание к бесконечно далекому, недоступному Богу, а мистическое соединение с Ним), а также друг с другом (библейский рассказ о том как Адам и Ева, вначале не замечали своей наготы, а после грехопадения устыдились, как раз подчеркивает момент первоначального единства, а потом разделения) и – Жизнь Вечную. Поэтому и невозможно безцерковное христианство. Евангелия подчеркивают: Христос пришел, чтобы создать Церковь, которая будет местом единения людей не только с Богом, но и друг с другом, притом это единство настолько тесное и принципиально важное, что сравнивается с единым организмом, называется Телом Христовым. Только в таком контексте можно понять место и значение каждого человека в деле восхождения к Царству Небесному. При этом надо еще учитывать, что наше дело не ограничивается совместным спасением в лоне Церкви. Что христиане призваны быть «солью» (Мф. 5, 13) этого мира, преображать его, вести его, сколько это возможно, ко спасению, и уж никак не смотреть с равнодушием, как мир идет гибельным путем. Достаточно вспомнить примеры первых христианских мучеников и вообще святых, которые своей жизнью старались изменить мир вокруг, преобразить, излечить его хоть в какой-то мере. И у них это получалось. Не всегда реальность вокруг них становилась христианской, преображенной, но, во всяком случае, она становилась добрее, милосерднее, а это уже большой шаг вперед.

Люди в современном мире зависят друг от друга – научных знаний накопилось за века так много, что один человек уже не в состоянии быть специалистом одновременно во многих областях науки, что еще возможно было в XVII–XVIII веках. Сегодня уже невозможно быть одновременно хорошим врачом, физиком, историком и богословом, иначе ты ни в чем не преуспеешь. А раз так, пусть каждый занимается своим делом, и зависимость одних от других (врача – от священника, священника – от врача и т.д.) – хорошая зависимость. Все сказанное выше о Церкви призвано было подчеркнуть, что христиане тем более зависят друг от друга как члены Тела Христова, а, значит, не может быть речи о превосходстве одних членов над другими, но и попущения слабостей не может быть ни для кого: все члены одинаково должны стремиться к святости, но каждый на своем месте. Монашество имеет свои трудности, свои преимущества, выполняет определенные функции в Церкви. Точно так же и мирская жизнь выполняет свои функции. И, прежде всего, именно христианин, живущий в миру, имеет уникальную возможность изменять, совершенствовать, христианизировать этот мир как его органичная и преображенная часть. Мир плох не сам по себе, а в результате греха, пропитавшего его, и задача христиан – изгонять тьму и грех, насколько это возможно. Именно в миру накапливался опыт правильного христианского воспитания детей, самоотдачи, любви и терпения в супружеской жизни и т.п.
Одним словом, каждый должен для себя сделать выбор, какой путь ему ближе, и этому пути честно и жертвенно следовать.


Скит, в котором живет схимонах-затворник.