... наша
Церковь [сербская] решила, что лучше перевести тексты на обыкновенный народный диалект с тем, чтобы то, что мы поем и читаем на богослужениях, стало понятно народу. В конце концов, это всегда существовало в Православной Церкви, о чем свидетельствуют древние переводы – сирийский, коптский, грузинский… Церковнославянские книги – это ведь тоже перевод.
Вы знаете, что латиняне в IX столетии отказались от других языков и объявили, что можно проповедовать Евангелие и служить Богу только на трех языках – еврейском, греческом и латыни. А святые братья Кирилл и Мефодий назвали этот подход «триязычной ересью». До сего дня существует опасность сакрализации какого бы то ни было древнего языка. Так что, я думаю, переводить можно. Вероятно, в России сейчас это не нужно, потому что сохраняется близость церковнославянского и русского языков. Но у нас в Сербии это стало насущной потребностью уже в 20-х годы XX столетия.
Я не понимаю, как можно «обоготворять» язык, какой бы ни было – греческий, еврейский, латынь или церковно-славянский. Ведь каждый язык – это сосуд, который должен освящаться святыней Божией. Но, с другой стороны, очень важно, подобно древним переводчикам, выполнять подлинные переводы, а не просто филологические! Кто знает греческий и древние славянские переводы, тот ощущает их внутренне сродство, глубокую верность библейскому слову во всем. В них нет вольнодумия, свойственного сегодняшнему дню. Таким образом, с одной стороны, конечно, надо смиряться перед языками древними, но, с другой стороны, понимать, что язык, погружаясь в соборную стихию Церкви, освящается и приближает людей к евангельскому опыту. Поэтому мы и переводим на английский, на африканские языки… Опасно провозглашать неприкосновенность языка. Но возможно и должно переводить только тем людям, которые имеют страх Божий и воспринимают дух Божий, дух святоотеческого предания. И всегда лучшие церковные деятели делали лучшие переводы. Когда читаешь переводы нашего отца
Иустина (Поповича), то ощущаешь, что в них дышит тот же самый дух, звучит тот же самый ритм. Его перевод верен, но не буквой, а внутренним чутьем.