Психолог Елизавета Пархоменко убеждена, что наказания ничего не дают и что важнее всего в отношениях родителя и ребенка сохранить доверительные отношения.
Елизавета Пархоменко, супруга протоиерея Константина Пархоменко – мама пятерых детей. Семейный и детский психолог. Прошла переподготовку по психологии на психологическом факультете Санкт-Петербургского государственного университета. Педагог детской воскресной школы и автор методики «Семейная воскресная школа». В 2008 году советом общественных организаций Санкт-Петербурга и Москвы и Фондом реализации национальных проектов награждена медалью святой блаженной Ксении Петербургской за работу с детьми.
Мотивация и её отсутствие
– Сегодня школа ждет большого участия родителей в деле обучения. Раньше такого не было – кто с нами делал «проекты»? У нас и уроки-то родители не проверяли. Сейчас учителя требуют следить за школьными делами, а популярные статьи психологов советуют, наоборот, «отпустить» ребенка, чтобы он сам отвечал за свою учебу. Как быть?
– Сегодняшняя школа – это жесткая система, которая не может фокусировать взгляд на личности и не очень настроена на её развитие.
В советский период предполагалось, что школа воспитывает. И хотя было в этом много опасного (школа претендовала заменить детям семью и вела активную пропаганду советских ценностей), тем не менее, были преподаватели, которые подходили к детям с душой и через это заражали учеников интересом к своему предмету.
В хороших советских фильмах на первом плане всегда учитель и ученики. Не сама школа как система, а вот эта связь увлеченного учителя и тех, кого он учит. Через эту связь ученики загораются интересом к предмету, развиваются. Сейчас этого, к сожалению, очень мало.
Школа уже не берет на себя воспитательную функцию, но и обучение без воспитания получается плохо. Потому что это невозможно. Потому что учить можно, только если ты, образно говоря, держишь ученика за руку, заботишься, ведешь за собой.
– Поэтому школа говорит родителям: давайте помогайте, учите с ними уроки, делайте проекты, нанимайте репетиторов, а мы будем ваших детей содержать, занимать то время, пока вы на работе, и контролировать…
– Да, родители в современной школьной реальности действительно вынуждены очень много делать вместе с детьми. Начинается это уже с первого-второго класса, потому что иначе ребенку не справиться с нагрузкой. Детям (да часто и родителям) не всегда понятно, для чего всё это надо и кому. Учеба воспринимается как обязанность.
В такой ситуации собственная мотивация к познанию нового у ребенка не рождается. И не происходит постепенного перехода: сначала родители активно помогают, потом всё меньше, так, чтобы к средней школе ребенок отвечал за свои уроки по большей части сам. А потом мамы подростков приходят ко мне с вопросом: он сам не хочет ничего делать! Нет мотивации. Но и родителям уже не под силу контролировать его обучение.
– Как возникает мотивация?
– Она может быть двух типов. Одна, более здоровая, – когда ребенок действительно хочет учиться. Когда он включен, сам всё выполняет, что-то исследует, ему интересно. К сожалению, в современной школе такой увлеченный ребенок – огромная редкость, там будто специально всё делается для того, чтобы загубить врожденное желание учиться.
Это естественное стремление к познанию, конечно, начинается в семье, в теплом и «умном» пространстве дома. Но и в школе должно быть то же самое! Если ребенку в школе плохо, если школа для него тюрьма, если он не сможет чувствовать себя там спокойно и безопасно, то он не будет там учиться с душой.
– Часто видишь такое отношение: «красиво заполнил тетрадку и свободен». И как тут привить интерес к предмету? По себе знаю: если я буду с дочкой сидеть читать биологию, приговаривая «как интересно», она выучит. Не буду – не выучит.
– Да, если есть хорошая связь с родителями, если ребенок дома чувствует себя спокойно и уверенно, знает, что может опереться в любой ситуации на семью, – то дома возникает второй тип мотивации. «Маме и папе интересно – значит, и мне интересно». Вместе обсуждать, делать какие-то задачки.
Понятно, что на это нужно время, которого всегда не хватает. Но если в семье есть уважение и контакт и родители говорят, как важно учиться, ребенок будет это делать хотя бы из послушания. Послушание – это, конечно, не самая лучшая мотивация: ребенок учится не потому, что ему интересно, а потому что он хочет папу и маму порадовать. Но тоже годится.
А если у ребенка и в семье нет опоры – тогда он чувствует себя совсем потерянным и беспомощным, тогда он не будет слушать и родителей. Что делает подросток в таком случае? Он свой голод привязанности удовлетворяет в другом месте. Он начинает искать, за что ухватиться, за что держаться.
Возникает сильная привязанность к сверстникам, а школа становится просто местом, где эти сверстники собираются. И нам, взрослым, становится сложно достучаться до ребенка. Он уже ориентирован на одноклассников, на их ценности, их кумиров. Что в итоге? Родители не знают, как уберечь детей от опасностей и заставить учиться.
Школа тоже не знает и перекладывает ответственность на родителей. «Почему ваш ребенок прогуливает уроки, не учится?!» Тут нужно идти через основу – через привязанность и в семье (основное), и в школе.
Оставить в покое
– Получается, что родитель не может оставить попечение об учебе ребенка даже в старших классах?
– То, как вы пытаетесь увлечь биологией дочку, – идеальная история. Чаще всего родители просто пытаются контролировать учебу ребенка (требуют, ругают, наказывают). При этом им не нравится идея, что они должны с ним сидеть, у них нет на это времени и сил. Всё это отражается на отношениях, нарушая ту связь, которая и так не на высоте. В таком случае подростка надо оставить в покое. Замечаю: когда родители очень вовлечены в жизнь ребенка, собственная мотивация не имеет шанса зародиться.
И я на консультациях говорю: а что вы теряете, отпустите контроль! Хуже, на самом деле, не будет. Сейчас у вас и отношения плохие, и ребенок ничего не делает. Когда вы отойдете в сторону, в школе он, возможно, учиться лучше не станет, но, по крайней мере, вы сможете заняться вашими отношениями.
Вам важно держать эту связь. И бывает, когда родители действительно отдают это пространство подростку: «всё, это твое, я в это не вмешиваюсь», то со временем – не так быстро, конечно, – может родиться и собственная мотивация. Он, конечно, может хорошенько «побултыхаться», но когда увидит, что свободен, а родители рядом и на них в трудную минуту можно опереться, – постепенно сформируются и свои интересы в области учебы.
– Мне кажется важным, чтобы дети занимались в кружках, расширяли свои творческие горизонты. Но подростки часто начинают уходить отовсюду: надоело, «не мое». Не разовьется ли таким образом привычка?
– Сама по себе привычка эта даже хорошая! Представьте, как крепко у нас в голове сидит идея, что нельзя уходить даже оттуда, где нам не нравится. Я недавно общалась с женщиной в возрасте, она говорит: «Вот, читаю детектив – сюжет не нравится, язык ужасный». «Зачем тогда дочитывать?» – спрашиваю я. «Я привыкла с детства доделывать дела до конца», – искренне отвечает она. Вот как это иногда сидит глубоко внутри! Но это нездоровая идея.
Не все дела надо доделывать и не надо оставаться в тех местах, где тебе не нравится. Ходить и искать себя в подростковом возрасте нормально! Но если ребенку ничто не интересно, ничего не увлекает, он не готов напрягаться, не умеет получать удовольствие от труда, а только сидит в планшете – тут родители должны задуматься.
Тут вопрос снова о большем – почему у него не рождается желание познавать новое? Практически я бы советовала так: не давить и не заставлять, а если связь хорошая – договориться. Пусть даст себе месяц или полгода, чтобы познакомиться, вникнуть, потрудиться. И тогда, если понял: не мое, – пусть уходит.
Авторитет: любовь плюс власть
– Подростки часто грубы и резки, но чувствуется за этим какая-то боль. Мне откликаются ваши слова о привязанности, но тут такая грань: ребенка любишь, подбадриваешь, заинтересовываешь уроками, а он ведет себя резко, психует, хлопает дверьми… Мы с родителями так себя не вели.
– Действительно, если ребенок находится в таком настроении, видно, он чем-то ранен, что-то его сильно тревожит. Возможно, в школе с чем-то он совсем не справляется. И еще хорошо, когда он приносит свои раны (в форме раздражения, недовольства, жалоб) домой. Хуже, когда подросток приходит твердый, как камень, и на все вопросы отвечает: «У меня всё в порядке, твоя помощь не нужна». Если так – значит, сердце окаменело, защищаясь от слишком болезненных переживаний. А наша задача – сохранить сердца детей мягкими, способными чувствовать, любить, откликаться. Тогда они могут эмоционально и интеллектуально развиваться.
Ребенок приходит и просит помощи, капризничает, раздражается, и видно, что ему не по себе, – значит, у вас есть к нему доступ, этим нужно пользоваться. Щедро, сполна давать ему эту помощь. В этот момент подросток почувствует себя защищенным: с ним рядом сильный взрослый, который о нем позаботится, и это очень важно. Родители часто думают: «Да что он висит на мне, дергает, пристает, он ведь уже большой». Он и будет приставать, если ему плохо. Лучше сказать: «Конечно, я тебе помогу», а не: «Все твои одноклассники уже делают это сами».
– Но дети перестали воспринимать родителя как авторитет…
– Я бы поставила вопрос по-другому. Не дети перестали авторитет родителей воспринимать, а родители разучились быть авторитетом для детей. Вы скажете, вроде бы дети должны нас слушаться. Ничего подобного! Дети ведомые, их вести нужно.
Мы должны не ждать, когда ребенок вдруг нас почему-то зауважает, а предъявить себя соответствующим образом, вести себя как авторитетная фигура.
Авторитет, вообще, сложная штука – в нем и любовь, и уважение, и послушание. Но подчеркну: первое – это любовь, и первый шаг к ней – абсолютное приятие своего ребенка и постоянный контакт (общее дело, общие интересы, разговоры). Вторая составляющая – это уверенная сила, когда родитель знает, что делает, и готов вести за собой ребенка. Если такой авторитетной фигуры нет – подросток вынужден брать ведущую роль на себя. А если мудрая власть есть – он может расслабиться и развиваться: о, хорошо, за меня отвечают.
Традиция и сопротивление
– Есть и еще одна составляющая понятия «авторитет» – традиция.
– Раньше все семейные роли были четко прописаны. Ребенок рос и знал, что делать можно, что нельзя. Он не ставил под сомнение, нужно ли вставать рано и доить корову, к примеру, – он просто доил, это не обсуждалось. Сегодня традиций не осталось, и нужно каждый день заново с ребенком выяснять, что он должен, что не должен, какие у него обязанности и какие права.
Моя дочка учится в пятом классе. И поскольку она на семейном обучении, то после летнего отдыха ей бывает сложно войти в учебу. Тут как раз не хватает «традиции» ходить в школу: все встали 1 сентября утром и пошли учиться, это принимается как данность. А у нас каждый сентябрь некоторое время уходит на вхождение в процесс.
Но когда это становится семейным правилом, с примером старших детей и т. д., ребенок быстро привыкает и принимает ситуацию: надо встать по будильнику и сесть заниматься.
– Подросток найдет и другие области, где повозмущаться.
– Для подростка в определенной степени сопротивляться – это норма. Если мы будем на него давить, то сопротивление будет возрастать. Наша задача – стараться не вступать с ним в конфронтацию, но при этом добиваться выполнения необходимого. В этом могут помочь семейные правила и традиции. Если это не я тебе говорю «ты должен выносить мусор», а это традиция такая в семье, что дети по очереди выносят мусор, – вроде и не с кем бороться.
С подростком – как с 3-летним ребенком: надо стараться не входить в непосредственное противостояние. Чем больше мы в него входим, тем меньше шансов из него выйти.
– Какие еще могут быть традиции в семье?
– Ходить в церковь, собираться всей семьей на ужины, читать книжки вслух… Если мы просто вдруг скажем подростку: «Давай соберемся сегодня и будем читать», он, возможно, ответит: да я не хочу, что за ерунда. А если так давно заведено в нашей семье – он будет гораздо меньше сопротивляться.
Право просить и право отказывать
– Замечаю разницу между поколениями родившихся в 1990-х и в 2000-х. Раньше дети редко что-то просили. Сейчас же сколько ни купишь, всё время хотят что-то еще. Очень мало благодарят и очень много чем-то недовольны.
– Нужно в принципе учить детей быть благодарными. Для этого родители должны сами уметь благодарить, а также обращать на это внимание детей: «Вот, тебе это сделали, как здорово, давай поблагодарим».
Откуда взяться благодарности, если дети не видят её в своей семье? Но допустим, родители умеют благодарить и дети это замечают, но всё равно постоянно требуют: давайте еще и еще. Почему? Подросток нуждается в крепкой теплой связи с заботящимся родителем (пусть его внешний вид нас не обманет: он еще не взрослый, он ребенок). И если эта связь недостаточно хорошая, то ему вас остро не хватает.
Давайте назовем это голодом по привязанности, по правильным теплым иерархическим отношениям. И если есть голод отношений с родителями, то подросток ищет хоть каких-то отношений, а самыми близкими и доступными оказываются, повторюсь, отношения с ровесниками. Ему становится сверхважно, куда они ездили, что смотрели, во что одеты.
– Бывает, что и в семье всё прекрасно, но ребенок всё равно что-то просит и чем-то недоволен.
– Подросток, защищенный здоровой привязанностью к родителям, тоже может обращать на эти вещи внимание. Но одно дело, если это однократное «о, у Маши новый айфон», а родитель отвечает «да, но я считаю неправильным менять так часто телефоны», и вопрос закрыт. И совсем другое, если это вопрос, который сложно закрывается и предъявляется снова и снова.
Подарили новый айфон, уже нужно что-то еще. Вот это точно про голод привязанности. И сколько ему ни дай хороших вещей, развлечений, вкусной еды, всё будет мало. Это не принесет подлинной радости, это как бездонная яма. Родители часто пытаются «накормить» ребенка, давая ему всё, что он хочет, развлекая его. Но это ложный путь, и голод только усиливается.
Вообще, это нормально, если дети чего-то хотят (в советское и перестроечное время они меньше хотели, просто потому что ничего не было). И нормально, если родители не удовлетворяют все их многочисленные желания, спокойно и уверенно отвечая «нет».
Например, когда мы путешествуем за границей, дети знают, что в кафе мы не заходим, это невозможно по деньгам. И хотя они обычно любят ходить в кафе, в путешествиях даже не упоминают.
А вот мороженое просить, проходя мимо каждого лотка, – запросто. Но и это не значит, что они его каждый раз получают. Дети прекрасно знают, что доступно для них, а что нет, что можно просить, а что бесполезно. Они имеют право просить, а мы имеем право отказывать. Это здоровые отношения.
– Как привить интерес к чему-либо, кроме «инстаграма», «телеграма», игр и прочего зависания в гаджетах? Заметила, что когда проводишь время с подростком, он с удовольствием делает что-то рядом с тобой, но как только начинаешь заниматься своими делами – ребенок уже «сидит в телефоне».
– Да, с компьютером, телевизором, гаджетами конкурировать сложно. Это легкий способ получения информации, он не требует активности в процессе познания, к нему быстро привыкаешь. И именно потому, что конкурировать сложно, нужно ограничивать с самого начала. Должна быть такая традиция в семье, чтобы ребенок не вступал потом в противоборство с родителем.
«У нас в семье играют в компьютер только в выходные», «у нас принято так-то» – и всё, ребенок растет с этими правилами. А история про подростка, который готов отложить телефон ради общения с вами, очень вдохновляющая. Постарайтесь как можно больше времени отдавать этому. А когда контакт уже достаточно хорош – можно просто опереться на послушание. «Сидеть в телефоне целый день нельзя, это вредно», и всё. «Можно столько-то, а оставшееся время лучше книжку почитай». Если вы дружны, ребенок послушает вас.
Полицейские меры ничего не исправят
– В чем родителям стоит проявлять строгость? Какие виды наказания вы допускаете?
– Я против наказаний. Не потому, что это плохо, а потому что всё больше убеждаюсь: они не работают. Особенно в подростковом возрасте, когда уже особо и власти у родителей нет. Что делают наказания? Разделяют и ожесточают. А это как раз то, чего мы должны избегать.
Если ребенок не слушается, он и так уже теряет хорошую связь с родителем, он и так вошел в противостояние с ним. И когда мы полицейскими методами пытаемся удержать его в рамках, мы нашу связь только еще сильнее рушим с ними.
Но мои слова не значат, что детей нельзя ограничивать. Мы обязаны говорить: «нет, это нельзя, а это можно». Конечно, «можно» должно быть больше, чем «нельзя». И подростку должно быть больше «можно», чем маленькому ребенку.
Но когда подростку предоставлена полная свобода, так, что родители не знают, где он и с кем, сколько времени проводит в интернете и что там делает, – это тоже нездоровая ситуация. Дело родителей – говорить, сколько можно сидеть за компьютером, во сколько можно приходить домой.
– Допустим, сказали: приходи в 21:00, а он отключил телефон и пришел в 23:00.
– Непростая ситуация. Родители встревожены и рассержены непослушанием. Но будет ли польза от наказания, всё равно вопрос. Сразу же наказывать точно не нужно. Это ожесточит, отдалит и скорее всего, спровоцирует сделать еще что-нибудь плохое.
Лучше оставить ситуацию, пока много эмоций. Когда поутихнут – вернуться к ней (так и сказать: мне это очень не понравилось, мы вернемся к этому завтра). А завтра постараться обсудить произошедшее спокойно, по-доброму. Если это единичный случай и связь с родителем крепкая – подросток, конечно, его услышит.
Тут важно не делать ребенка плохим. Когда его ругают и наказывают, он считывает это как «я плохой», и у него не остается противоядия против того, чтобы быть плохим (а если я хороший, то я не хочу делать плохое, то, что мои родители считают плохим).
– Но если это происходит постоянно?
– Значит, связь уже потеряна и подросток делает, что хочет. Ну и, предположим, мы его накажем. Подействует? «Всё, запираем тебя дома». А кто сторожить будет? У нас, на самом деле, не очень много средств воздействия на подростка. Мы же не будем его лупить!
Парадокс наказаний состоит в том, что они действуют на тех, с кем и без наказаний можно всё решить: на тех, у кого это был единичный случай, у кого с привязанностью всё в порядке. А тех, с кем действительно сложно, наказания только ожесточают. Я часто задаю вопрос: лучше становится от наказаний? Лучше не становится.
Родителю будет эмоционально немного легче. Он снял свою агрессию, отомстил за свою боль. Но отношения становятся хуже и хуже. Надо начинать с другого конца – пытаться налаживать связь с подростком. Чтобы он открылся и захотел слушаться. А это долгий путь.
Говорить спокойно и открыто
– С какого возраста ребенку, вступающему в подростковый возраст, нужно «сексуальное просвещение»?
– Когда приходит интерес, когда возникают вопросы, тогда и нужно на них отвечать. В среднем, это 10–11 лет. Но у ребенка, который ходит в школу и детский садик, эти вопросы часто возникают раньше, он раньше сталкивается с информацией на тему взаимоотношения полов. И надо сразу честно отвечать на них. Главное этой темы не бояться и не делать из нее секрета.
Тут важны два момента: первый – ребенок должен иметь доверие к родителю. Тогда он не промолчит, а расскажет обо всем, что его волнует и озадачивает. Второй момент: родитель должен уметь спокойно, не напрягаясь, поговорить на эти темы. Иначе ребенок спросит вас обо всем, кроме секса.
В принципе, хорошо бы рассказал родитель того же пола, он лучше знает про свой организм. Но если ему этот разговор очень трудно дается, то лучше пусть рассказывает тот из родителей, кто может говорить об этом спокойно и открыто.
Беседовала Анна Ершова
Санкт-Петербургский духовный вестник «Вода живая», № 11 (ноябрь) 2018
Комментировать