и҆̀же ѡ҆бхожда́хꙋ бы́лїе въ де́брехъ, и҆̀мже бы́лїе бѧ́ше бра́шно, безче́стнїи же и҆ похꙋле́ннїи, скꙋ́дни всѧ́кагѡ бла́га, и҆̀же и҆ коре́нїе древе́съ жва́хꙋ ѿ гла́да вели́кагѡ.

Воста́ша на мѧ̀ та́тїе,

и҆́хже до́мове бѣ́ша пещє́ры ка́мєнны:

ѿ среды̀ доброгла́сныхъ возопїю́тъ, и҆̀же под̾ хвра́стїемъ ди́вїимъ живѧ́хꙋ:

безꙋ́мныхъ сы́нове и҆ безче́стныхъ, и҆́мѧ и҆ сла́ва ᲂу҆гаше́на на землѝ.

Нн҃ѣ же гꙋ́сли є҆́смь а҆́зъ и҆̀мъ, и҆ менѐ въ при́тчꙋ и҆́мꙋтъ:

возгнꙋша́лисѧ же мно́ю ѿстꙋпи́вше дале́че, ни лица̀ моегѡ̀ пощадѣ́ша ѿ плюнове́нїѧ.

Ѿве́рзъ бо тꙋ́лъ сво́й ᲂу҆ѧзви́ мѧ, и҆ ᲂу҆здꙋ̀ ᲂу҆ста́мъ мои̑мъ наложѝ.

На деснꙋ́ю ѿра́сли воста́ша, но́зѣ своѝ простро́ша и҆ пꙋтесотвори́ша на мѧ̀ стєзѝ па́гꙋбы своеѧ̀.

Сотро́шасѧ стєзѝ моѧ̑, совлеко́ша бо мѝ ѻ҆де́ждꙋ.

Стрѣла́ми свои́ми ᲂу҆стрѣли́ мѧ: сотвори́ ми, ꙗ҆́коже восхотѣ̀: въ болѣ́знехъ скисо́хсѧ, ѡ҆браща́ютсѧ же мѝ скѡ́рби.

Ѿи́де мѝ наде́жда ꙗ҆́коже вѣ́тръ, и҆ ꙗ҆́коже ѡ҆́блакъ спасе́нїе моѐ.

И҆ нн҃ѣ на мѧ̀ и҆злїе́тсѧ дꙋша̀ моѧ̀: и҆ ѡ҆держа́тъ мѧ̀ дні́е печа́лей:

но́щїю же кѡ́сти моѧ̑ смѧто́шасѧ, жи̑лы же моѧ̑ разслабѣ́ша.

Мно́гою крѣ́постїю ꙗ҆́тсѧ за ри́зꙋ мою̀: ꙗ҆́коже ѡ҆жере́лїе ри́зы моеѧ̀ ѡ҆б̾ѧ́ мѧ.

Вмѣнѧ́еши же мѧ̀ ра́вна бре́нїю, въ землѝ и҆ пе́пелѣ ча́сть моѧ̀.

Возопи́хъ же къ тебѣ̀, и҆ не ᲂу҆слы́шалъ мѧ̀ є҆сѝ: ста́ша же и҆ смотри́ша на мѧ̀.

Наидо́ша же на мѧ̀ без̾ ми́лости, рꙋко́ю крѣ́пкою ᲂу҆ѧзви́лъ мѧ̀ є҆сѝ:

вчини́лъ же мѧ̀ є҆сѝ въ болѣ́знехъ и҆ ѿве́рглъ є҆сѝ мѧ̀ ѿ спасе́нїѧ.

Вѣ́мъ бо, ꙗ҆́кѡ сме́рть мѧ̀ сотре́тъ: до́мъ бо всѧ́комꙋ сме́ртнꙋ землѧ̀.

А҆́ще бы возмо́жно бы́ло, са́мъ бы́хъ себѐ ᲂу҆би́лъ, и҆лѝ моли́лъ бы́хъ и҆но́го, дабы̀ мѝ то̀ сотвори́лъ.

А҆́зъ же ѡ҆ всѧ́цѣмъ немощнѣ́мъ воспла́кахсѧ, воздохнꙋ́хъ же ви́дѣвъ мꙋ́жа въ бѣда́хъ.

А҆́зъ же жда́хъ благи́хъ, и҆ сѐ, срѣто́ша мѧ̀ па́че дні́е ѕѡ́лъ.

Чре́во моѐ воскипѣ̀ и҆ не ᲂу҆молчи́тъ: предвари́ша мѧ̀ дні́е нищеты̀.

Стенѧ̀ ходи́хъ без̾ ѡ҆бꙋзда́нїѧ, стоѧ́хъ же въ собо́рѣ вопїѧ̀.

Бра́тъ бы́хъ сі́ринамъ, дрꙋ́гъ же пти́чїй.

Ко́жа же моѧ̀ помрачи́сѧ вельмѝ, и҆ кѡ́сти моѧ̑ сгорѣ́ша ѿ зно́ѧ.

Ѡ҆брати́шасѧ же въ пла́чь гꙋ́сли моѧ̑, пѣ́снь же моѧ̀ въ рыда́нїе мнѣ̀.

Синодальный

Языки

1 Иов уверяет, что беззаконные проводят дни свои в роскоши и умирают; 25 «А другой умирает с душею огорченною»; 27 «В ваших ответах остается одна ложь».

И отвечал Иов и сказал:

выслушайте внимательно речь мою, и это будет мне утешением от вас.

Потерпите меня, и я буду говорить; а после того, как поговорю, насмехайся.

Разве к человеку речь моя? как же мне и не малодушествовать?

Посмотрите на меня и ужаснитесь, и положите перст на уста.

Лишь только я вспомню, – содрогаюсь, и трепет объемлет тело мое.

Почему беззаконные живут, достигают старости, да и силами крепки?

Дети их с ними перед лицем их, и внуки их перед глазами их.

Домы их безопасны от страха, и нет жезла Божия на них.

Вол их оплодотворяет и не извергает, корова их зачинает и не выкидывает.

Как стадо, выпускают они малюток своих, и дети их прыгают.

Восклицают под голос тимпана и цитры и веселятся при звуках свирели;

проводят дни свои в счастье и мгновенно нисходят в преисподнюю.

А между тем они говорят Богу: отойди от нас, не хотим мы знать путей Твоих!

Что Вседержитель, чтобы нам служить Ему? и что пользы прибегать к Нему?

Видишь, счастье их не от их рук. – Совет нечестивых будь далек от меня!

Часто ли угасает светильник у беззаконных, и находит на них беда, и Он дает им в удел страдания во гневе Своем?

Они должны быть, как соломинка пред ветром и как плева, уносимая вихрем.

Скажешь: Бог бережет для детей его несчастье его. – Пусть воздаст Он ему самому, чтобы он это знал.

Пусть его глаза увидят несчастье его, и пусть он сам пьет от гнева Вседержителева.

Ибо какая ему забота до дома своего после него, когда число месяцев его кончится?

Но Бога ли учить мудрости, когда Он судит и горних?

Один умирает в самой полноте сил своих, совершенно спокойный и мирный;

внутренности его полны жира, и кости его напоены мозгом.

А другой умирает с душею огорченною, не вкусив добра.

И они вместе будут лежать во прахе, и червь покроет их.

Знаю я ваши мысли и ухищрения, какие вы против меня сплетаете.

Вы скажете: где дом князя, и где шатер, в котором жили беззаконные?

Разве вы не спрашивали у путешественников и незнакомы с их наблюдениями,

что в день погибели пощажен бывает злодей, в день гнева отводится в сторону?

Кто представит ему пред лице путь его, и кто воздаст ему за то, что он делал?

Его провожают ко гробам и на его могиле ставят стражу.

Сладки для него глыбы долины, и за ним идет толпа людей, а идущим перед ним нет числа.

Как же вы хотите утешать меня пустым? В ваших ответах остается одна ложь.

1 Иов вспоминает людей, отверженных в его прошлой жизни, 9 которые теперь издеваются над ним и прибавляют к его страданиям; 19 Иов упрекает Бога, что Он поражает его и не отвечает на его вопль; 27 его жалкое состояние.

А ныне смеются надо мною младшие меня летами, те, которых отцов я не согласился бы поместить с псами стад моих.

И сила рук их к чему мне? Над ними уже прошло время.

Бедностью и голодом истощенные, они убегают в степь безводную, мрачную и опустевшую;

щиплют зелень подле кустов, и ягоды можжевельника – хлеб их.

Из общества изгоняют их, кричат на них, как на воров,

чтобы жили они в рытвинах потоков, в ущельях земли и утесов.

Ревут между кустами, жмутся под терном.

Люди отверженные, люди без имени, отребье земли!

Их-то сделался я ныне песнью и пищею разговора их.

Они гнушаются мною, удаляются от меня и не удерживаются плевать пред лицем моим.

Так как Он развязал повод мой и поразил меня, то они сбросили с себя узду пред лицем моим.

С правого боку встает это исчадие, сбивает меня с ног, направляет гибельные свои пути ко мне.

А мою стезю испортили: всё успели сделать к моей погибели, не имея помощника.

Они пришли ко мне, как сквозь широкий пролом; с шумом бросились на меня.

Ужасы устремились на меня; как ветер, развеялось величие мое, и счастье мое унеслось, как облако.

И ныне изливается душа моя во мне: дни скорби объяли меня.

Ночью ноют во мне кости мои, и жилы мои не имеют покоя.

С великим трудом снимается с меня одежда моя; края хитона моего жмут меня.

Он бросил меня в грязь, и я стал, как прах и пепел.

Я взываю к Тебе, и Ты не внимаешь мне, – стою, а Ты только смотришь на меня.

Ты сделался жестоким ко мне, крепкою рукою враждуешь против меня.

Ты поднял меня и заставил меня носиться по ветру и сокрушаешь меня.

Так, я знаю, что Ты приведешь меня к смерти и в дом собрания всех живущих.

Верно, Он не прострет руки Своей на дом костей: будут ли они кричать при своем разрушении?

Не плакал ли я о том, кто был в горе? не скорбела ли душа моя о бедных?

Когда я чаял добра, пришло зло; когда ожидал света, пришла тьма.

Мои внутренности кипят и не перестают; встретили меня дни печали.

Я хожу почернелый, но не от солнца; встаю в собрании и кричу.

Я стал братом шакалам и другом страусам.

Моя кожа почернела на мне, и кости мои обгорели от жара.

И цитра моя сделалась унылою, и свирель моя – голосом плачевным.