Толкования на Евангелие от Матфея 26:16

Ст. 14-16 Тогда шед един от обоюнадесяте, Иуда глаголемый Искариотский, ко архиереом, рече: что ми хощете дати, и аз вам предам Его? Они же поставиша ему тридесять сребреник: и оттоле искаше удобна времене, да Его предаст

Тогда шед един от обоюнадесяте, Иуда глаголемый Искариотский, ко архиереом, рече: что ми хощете дати, и аз предам вам Его. Тогда. Когда же? Когда Христос говорил это, когда сказал: на погребение. Иуда не тронулся этим и не убоялся, когда услышал, что евангелие будет проповедано повсюду (а сказанное заключало в себе невыразимую силу); тогда как жены, и жены блудницы, оказывали такую честь Иисусу, он совершал дьявольское дело. Почему же евангелисты говорят о его именовании? Потому что был другой Иуда. Без опасения они говорят и то, что Иуда был из числа двенадцати. Таким образом они не скрывают ничего, что кажется постыдным. Можно было бы сказать просто: был некто из учеников Христовых, - потому что были и другие. Теперь же они прибавляют: от обоюнадесяте, и как бы говорят: из первого лика, из числа лучших, избранных учеников, которые были с Петром и Иоанном. Они старались об одной только истине, о том, чтобы не утаить событий. Поэтому умалчивают о многих знамениях, но не скрывают ничего такого, что кажется постыдным, и смело возвещают о том, хотя бы это было слово или дело, или что другое.

И не только первые три евангелиста повествуют об этом, но и сам Иоанн, возвещающий высочайшие тайны. Он более всех говорит о поношениях и поруганиях, претерпенных Иисусом. И смотри, как велика злоба Иуды, когда Он произвольно приступает к предательству, когда делает это из-за денег, и притом денег столь незначительных. Лука говорит, что он имел совещание с военачальниками (Лк. XXII, 4). По причине возмущений иудеев, римляне поставляли над ними своих начальников, которые наблюдали за порядком, - потому что власть уже была отнята у иудеев, по пророчеству. Пришедши к этим военачальникам, Иуда сказал: что ми хощете дати, и аз вам предам Его? Они же поставиша ему тридесять сребреник. И оттоле искаше подобна времене, да Его предаст (ст. 15-16), так как он боялся народа, и хотел взять Иисуса наедине. О, безумие! Как ослепило его совершенно сребролюбие! Не смотря на то, что часто видел, как Иисус проходил среди толпы и не был удерживаем, как являл многие доказательства Своего божества и силы, Иуда думал удержать Его, и не смотря на то, что Иисус столько раз повторял ему и страшные и кроткие слова, чтобы разрушить злой его умысел. Даже и на вечери не переставал заботиться о нем, но до последнего дня беседовал с ним об этом. Но Иуда не получил никакой пользы: не смотря однако на все это Господь не переставал совершать Свое дело. Зная это, и мы неопустительно должны делать все для заблуждающих и беспечных: увещевать их, учить, утешать, умолять, подавать им советы, хотя бы от этого не получили мы никакой пользы. И Христос предвидел, что предатель не исправится, - однако не переставал с Своей стороны заботиться о нем, увещевать его, угрожать ему, соболезновать о нем, не открыто и явно, но сокровенно. В самое же время предания даже попустил облобызать Себя, - но все это для Иуды было бесполезно. Вот какое великое зло сребролюбие! Оно именно сделало Иуду и святотатцем, и предателем.

Ст. 15-16 И сказал: что вы дадите мне, и я вам предам Его? Они предложили ему тридцать сребренников; и с того времени он искал удобного случая предать Его

И сказал: что вы дадите мне, и я вам предам Его

Несчастный Иуда! Он хочет ценой Учителя вознаградить тот ущерб, который, по его убеждению, он потерпел через пролитие драгоценной мази. И однако он не требует определенной платы (summam), чтобы предательство не показалось как-нибудь совершенным из-за большой прибыли, но продавая как бы дешевое имущество, он оставил на волю покупающих дать столько, сколько им будет угодно.

Они предложили ему тридцать сребренников; и с того времени он искал удобного случая предать Его

Иосиф был продан не за двадцать золотых монет, как многие полагают согласно Семидесяти толковникам, а за двадцать серебряных монет, как говорит еврейская истина (т. е. еврейский текст). Да и в самом деле, раб не мог быть продан дороже, чем Господин.

и с того времени он искал удобного случая предать Его

Всякий сребролюбец, симулирующий добродетель ради предосторожности, когда обретает вожделенный металл, отказывается от того образа [жизни], согласно которому он ранее считал себя учеником Слова.

Ст. 14-16 Тогда один из двенадцати, называемый Иуда Искариот, пошел к первосвященникам и сказал: что вы дадите мне, и я вам предам Его? Они предложили ему тридцать сребреников; и с того времени он искал удобного случая предать Его

Когда чуждая жена, блудница, оказала столь великую честь, тогда ученик уходит, чтобы предать Его! «Тогда пошел» сказано не напрасно, но чтобы обозначить бесстыдство Иудино. Выражение «Искариотский» присовокупил евангелист для того, чтобы определеннее обозначить его, так как был другой Иуда, Леввей; оный же предатель происходил из некоего селения, которое называлось «Искара». «Они предложили ему тридцать сребреников», то есть только согласились, определили дать ему, а не то, чтобы уже отвесили их, как многие думают. Иуда искал удобного времени, чтобы предать им Его наедине: так как они боялись народа, то и подкупили Иуду, чтобы он известил их, когда Иисус будет один.

Ст. 14-16 Тогда шед един от обоюнадесяте, Иуда глаголемый Искариотский, ко архиереом, рече: что ми хощете дати, и аз вам предам Его? Они же поставиша ему тридесять сребреник: и оттоле искаше удобна времене, да Его предаст

Тогда шед един от обоюнадесяте, Иуда глаголемый Искариотский, ко архиереом, рече: что ми хощете дати, и аз вам предам Его

В то время, когда чужая стала своей, свой стал чужим и удалился к тем, которые не звали его. Присоединено прозвание от места рождения, потому что был и другой Иуда, называвшийся Иаковлевым. Не сказал: Иисуса, или: Христа, но: Его, потому что ненавидел даже имя Иисуса Христа. Лука (22:4) сказал, что Иуда говорил также с начальниками, как Его предать им. Первосвященники, значит, убедили и начальников помочь им против Иисуса Христа, как возмущающего народ.

Они же поставиша ему тридесять сребреник: и оттоле искаше удобна времене, да Его предаст

Первосвященники отвесили ему тридцать сребреников; а сребреник – это была мера веса, как и динарий, статир, талант. Марк (14:11) говорит, что они обещали дать ему сребреники, а Лука (22:5) – что согласились дать ему сребреники. Может быть, сначала, они согласились и обещали, а потом отвесили. Некоторые слово поставиша понимали: условились и назначили. Лука (22:6) относительно Иуды прибавил, что он также исповеда, т.е. заключил прочный договор, обещая от сердца исполнить условие. Под удобным временем разумей время благоприятное для того, чтобы взятием Иисуса Христа не поднять возмущения. Начиная с этого места до самого конца Евангелий необходимо приложить особенную заботливость к тому, чтобы согласовать между собой изречения евангелистов, которые кажутся противоречащими друг другу и для невнимательных представляют большое затруднение. Поэтому, придерживаясь Матфея, мы будем приводить, где нужно, изречения и других, как необходимые для пояснения, чтобы повествование было более согласное и ясное.

Ст. 14-16 Тогда один из двенадцати, называемый Иуда Искариот, пошел к первосвященникам и сказал: что вы дадите мне, и я вам предам Его? Они предложили ему тридцать сребренников; и с того времени он искал удобного случая предать Его

«На земле, – говорит святитель Иннокентий Херсонский, – в совете человеческом положено не лишать Пророка Галилейского жизни до окончания праздника Пасхи; иначе положено было на небе, в совете Всевышнего: Агнцу Божию, вземлющему грехи мира, надлежало быть принесену в жертву в одно время с агнцем пасхальным, который столько веков служил Его прообразом. Люди, которые, сами не зная, пошли было вопреки вечных судеб Его, сами же не зная, обратились внезапно к исполнению их, решившись захватить и умертвить Иисуса Христа немедленно, при первом удобном случае. Причиной такой перемены в мыслях синедриона был один человек, который, явясь к первосвященникам, объявил, что он, издавна принадлежа к числу учеников и постоянных спутников Иисуса и зная потому все тайные места пребывания Его, легко может содействовать давнему желанию их – захватить Его в свои руки тайно от народа, и готов употребить для этого все свои средства и силы, если верховный синедрион обратит внимание на такую важную услугу.

Жалкий человек этот действительно был тот самый ученик, который на вечери в Вифании притворно сожалел о миро и нищих: это был Иуда Искариотский». Так назывался он в отличие от другого ученика Христова Иуды Иаковлева или Леввея. Искариот был родом из города Кариофа, и только он один происходил из Иудеи; прочие все были галилеяне. Он пришел ко Господу с земными видами и с чувственными надеждами на славное земное царство Мессии. Примечая, что Учитель не ищет земного царства, что Он вместо царства говорит о кресте, о страданиях, Иуда стал тяготиться общением с Ним и решил оставить Его. Но и тут в нем сказалась та же страсть корыстолюбия: почему не воспользоваться этой близостью к Иисусу, чтобы нажить лишние деньги?.. И мысль о предательстве стала близка его сердцу. Он постарался войти в сношение с врагами Господа. «По должности хранителя денег в малом обществе Иисусовом, – говорит Иннокентий, архиепископ Херсонский, – Искариот мог благовидно оставлять это общество и отлучаться за покупками в город, и потому имел возможность вести постыдные переговоры с врагами своего Учителя и торговаться за Его жизнь, не будучи никем подозреваемым в измене». Забыто все, чему он был свидетелем в течение трех с половиной лет; забыта вся Божественная любовь Учителя, Который так щадил его самолюбие, Который не лишил его счастья вместе с прочими проповедовать Царствие Божие и творить чудеса… Вот он у запертых ворот Иерусалимского храма; он просит стражей храма доложить первосвященникам, что пришел к ним по важному для них делу. Тогда один из двенадцати, называемый Иуда Искариот, пошел к первосвященникам. Тогда… Когда же? «Когда чуждая жена, блудница, оказывает такую честь, тогда ученик уходит, чтобы предать Его! – восклицает святитель Златоуст. – Иуду не тронули слова Господа: «приготовила Меня к погребению», он не убоялся, когда услышал, что Евангелие будет проповедано повсюду, – ибо сказанное заключало в себе невыразимую силу, – но тогда, когда жены, и жены блудницы, оказывали такую честь Иисусу, он совершал диавольское дело. Для того сказано: тогда, – говорит святитель Златоуст, – чтобы ты не смел обвинять Учителя в безсилии, когда видишь, что ученик предает Его. Учитель имел такую силу, что и блудниц привлекал к Себе. Отчего же, скажешь, Он ученика не мог привлечь? Мог Он и ученика привлечь, но не хотел принуждать делать добро и силой привлекать к Себе. Тогда… пошел… Первосвященники не звали, не принуждали, – он сам собой и добровольно привел в действие свое намерение, не имея ни одного советника этому нечестию. Слова: один из двенадцати служат для этого великим обвинением. Это был лик, окружающий Царя, это было общество приближенных к Учителю, и от него-то Иуда отторгся».

Святая Церковь в трогательных песнопениях Великой Среды делает поразительное сопоставление помазания Господа женой и предательства Иудина, происшедших в один и тот же день. «Блудница приступи к Тебе, миро со слезами изливающи на нозе Твои, Человеколюбче, и смрада зол избавляется повелением Твоим: дыша же благодать Твою ученик неблагодарный, сию отлагает, смрадом одевается, сребролюбием продая Тебе, слава, Христе, благоутробию Твоему! – Егда грешная приношаше миро, тогда ученик соглашашеся беззаконным. Она убо радовашеся, истощающи миро многоценное: сей же тщашеся продати Безценнаго». «Простре блудница власы Тебе Владыце, простре Иуда руце беззаконным: ова убо прияти оставление, он же взяти сребренники. Темже Тебе вопием проданному и свободшему нас: Господи, слава Тебе!» Допущенный к первосвященникам, Иуда сразу выказал всю свою алчную душу: лишь только его ввели в палату, где наскоро собрались несколько членов синедриона, и он сказал: что вы дадите мне, и я вам предам Его? Прямо говорит, что ему нужны деньги и за деньги он готов предать своего Учителя. «Не просит даже определенной цены, чтобы, по крайней мере, продать выгоднее, – говорит блаженный Иероним, – но на волю покупающих оставляет цену, как бы продавая какого-либо раба презренного». «О проклятое слово! – восклицает святитель Златоуст. – Как оно исторглось из уст? Как подвигло язык? Как все тело не оцепенело? Как не потерялся ум?.. Что вы дадите мне, и я вам предам Его… Этому ли учил тебя Христос? Для того ли Он говорил: «Не берите с собою ни золота, ни серебра, ни меди в поясы свои» (Мф. 10:9). Что вы дадите мне, и я вам предам Его… Какое безумие! За что, скажи мне? За какую вину, малую или большую, предаешь Учителя? За то ли, что Он дал тебе власть над демонами? За то ли, что Он дал тебе исцелять болезни, очищать проказу, воскрешать мертвых? За то ли, что Он дал тебе власть над смертью? За такие благодеяния, – тем ли ты воздаешь? О, безумие или, лучше: о, сребролюбие, – ибо все зло от него родилось; оно сильнее демона приводит в неистовство души, которыми овладевает, заставляет забыть все – и себя, и ближнего, и законы природы, отнимает даже ум и делает сумасшедшими… Несмотря на то, что Иуда часто видел, как Иисус проходил среди толпы невредимым, являл многие доказательства Своего Божества и силы, он думал удержать Его, и притом тогда, когда Иисус столько раз повторял ему и страшные и кроткие слова для того, чтобы разрушить его злой умысел»… Нельзя себе представить ту истинно адскую радость, какой исполнились сердца врагов Иисусовых при появлении предателя. Его предложение как нельзя более отвечало их желаниям и сразу изменило их первоначальный план.

«Хитрый саддукей Каиафа, – говорит Иннокентий, архиепископ Херсонский, – мгновенно рассчитал в уме своем, что при помощи такого человека, каковым выдавал себя предатель, можно будет захватить Иисуса без всякого шума, даже без ведома народа. Немедленным же осуждением Его на смерть и преданием в руки Римского правительства предполагалось удалить от себя и последнюю опасность. Народ, думали они, не посмеет предпринять что-либо против Римлян, которые на время Пасхи особенно усиливали свою военную силу в Иерусалиме… Немедленно назначается и цена предательству – та самая, которую Моисей велел взыскивать за раба, когда он будет убит кем-либо ненамеренно, т.е. тридцать сребренников или сиклей»: они предложили ему тридцать сребренников. «Тем удивительнее алчность предателя, – продолжает Иннокентий, архиепископ Херсонский, – которая могла удовлетвориться такой малостью в этом случае, когда враги Иисуса Христа, по всей вероятности, не пожалели бы никаких сребренников». Итак, Иуда согласился и с того времени он искал удобного случая предать Его тайно от народа. Заключив этот постыдный договор, подряженный предатель тайными путями возвратился из двора Каиафы в святое общество Иисусово, чтобы до времени представлять в нем лицо апостола. Размышляя о том, как «трудно было, находясь столь долго в такой близости к Сыну Божию, не сделаться добрым, не занять от Него Духа Божия, невольно приходишь в изумление и вопрошаешь с Церковью: кий тя образ, Иуда, предателя Спасу содела? Еда от лика тя Апостольска разлучи? Еда дарования исцелений лиши? Еда с онеми вечеряв тебе от трапезы отрину? О, коликих благ не памятлив был еси!» (Иннокентий, архиепископ Херсонский). Обуревалась душа Иуды грешными помыслами. Поистине в нее вошел сам сатана. Так и объясняют его состояние святые евангелисты. «В самом деле, только сатана мог сделать из апостола предателя и сына погибели» (Иннокентий, архиеп. Херсонский ). Должно помнить, что тайна искупления рода человеческого смертью Сына Божия была недоведома для духа тьмы. Под кровом этой тайны Премудрость Божия, посмеивающаяся козням сего врага исконного, соделала то, что он в этом случае сам устроил свою погибель. Ему хотелось только положить конец нестерпимому для него действию проповеди и чудес Иисуса Христа, подобно тому, как он доводил до мученической кончины пророков, и недавно еще руками нечестивого Ирода запечатлел уста Иоанну Крестителю; но в этом случае вышло совершенно противное: смертью Сына Божия, которая стоила стольких усилий врагу рода человеческого, нанесено ему решительное поражение, однажды и навсегда ниспровергнута его держава греха и смерти.

Святой Иоанн указывает, так сказать, на то отверстие, сквозь которое древний змий вполз в душу Иуды и неприметно опутал собой его ум и сердце. Это – страсть к сребренникам, которая, издавна зародившись в душе его, постепенно тлела и наконец разгорелась в пламень совершенно адский, в котором, как в своем чертоге, сидел и царствовал сатана. Во время вифанийской вечери, на которой Иуда жалел о мире, диавол наложил последнюю петлю на душу сребролюбца, чтобы увлечь его за собой в ад. Господь все видел, что творилось в этой несчастной душе, но с намерением скрывал это от учеников Своих до последней возможности: иначе чего не позволила бы себе пламенная ревность Петра для предупреждения такого несчастья? «Столь великое зло – сребролюбие! – восклицает святитель Златоуст. – Оно сделало Иуду и святотатцем, и предателем. Слушайте все сребролюбцы, страждущие болезнью Иуды! Слушайте и берегитесь страсти сребролюбия! Если тот, кто пребывал со Христом, творил чудеса, пользовался таким учением, упал в такую бездну оттого, что не был свободен от этой болезни: не более ли вы, которые не слушаете Писания, легко можете быть уловлены этой страстью, если будете беззаботны? Эта страсть самая ужасная из всех страстей. Отсюда убийцы, отсюда войны и драки, отсюда всякое зло, как бы ты его ни назвал. Нет никакой прибыли, когда душа больна, и нет ущерба, когда душа богата»…

и с того времени он искал удобного случая предать Его

(Мк. 14:11; Лк. 22:6). “Удобного случая” — возможно, не точно; в некоторых текстах — “благоприятного,” или, еще лучше, хорошего удобного времени (εύκαιρίαν). Очень ясно, что дальнейшие действия Иуды определяются этою именно целью. Он ведет себя так, чтобы, с одной стороны, не возбудить подозрения, а с другой — чтобы не нарушить данного иудеям обещания. Иуде едва ли пришлось подвергать дело обследованию и изучению. Он прекрасно его знал. Он знал, что Христос часто пребывал со Своими учениками на горе Елеонской. Но предосторожности были необходимы, потому что от одиннадцати сильных мужчин (не говоря о других приверженцах и последователях) возможно было ожидать сильного сопротивления.