Толкования на Евангелие от Матфея 13:8

Ст. 3-8 И поучал их много притчами, говоря: вот, вышел сеятель сеять; и когда он сеял, иное упало при дороге, и налетели птицы и поклевали то; иное упало на места каменистые, где немного было земли, и скоро взошло, потому что земля была неглубока. Когда же взошло солнце, увяло, и, как не имело корня, засохло; иное упало в терние, и выросло терние и заглушило его; иное упало на добрую землю и принесло плод: одно во сто крат, а другое в шестьдесят, иное же в тридцать

Вопрос. О чем говорит Господь: «Вышел сеятель сеять. И одно упало у дороги, другое на камень, иное в терн. То, что было при дороге, поклевали прилетевшие птицы небесные. Что на камне – так как не было глубокого слоя земли, не было корня, – то, пробившись, засохло. А что в терн – задохнулось». Так об этом говорит Священное Писание.

Ответ. Вышел сеятель сеять – вышел от Отца Христос, превечный Бог. Ибо Он – сеятель нашего спасения. Семя – божественное и животворящее слово. Нива – это все человечество; волы – Апостолы; плуг – крест; ярмо – соединение, сладостная струна любви, которая связует, но и склоняет выи богословцев. Сеятель вышел сеять не пшеницу, не ячмень, ни что другое, что в земле и для чрева, но веру к Отцу, Сыну и Святому Духу и надежду воскресения, и любовь к Богу и к ближнему нелицемерную. Христос вышел сеять, держа десять упряжек волов, как сказал великий Исайя, ибо не перестают десять упряжек волов доводить до совершения единую житницу. Десять упряжек умственно понимаемых волов являют у Божества святой лик апостольский. Двенадцать – Апостолов пред страстями. Семь – те, кто со Стефаном (архидиаконом) были выбраны после Святого Воскресения. О двадцатом слышали с неба – Савл. «Савл, что ты Меня гонишь?» – внезапно обезоружив того, кто стал воевать против единоплеменного Израиля, вооружив его на бой за Христа. Вот умственно понимаемые воины. Двенадцать волов распахали ниву души, ниву человечества, и во Христе засеяли подсолнечную верой к Нему. Сделали наше земное смешение (состав тела) единым сосудом, способным принять Божественный раствор крови и воды, излившийся во спасение нам от удара копьем. Сеятель и благодетель нашего состава - Христос, Который прежде Своего воплощения создал нас из небытия. Нас, ставших скверными и вместилищами худшего, Он, сокрушив смерть, вновь обновляет, и делает не принимающими примеси зла, бессмертными, блаженными, присносущими в нашей совокупности и виде. Он – глина (глиняный сосуд), которая из нашей глины стала плотью, держа животекущую (проточную) воду Своего Божества, которую Иоанн [Предтеча], как бы нося проповеданием Крещения, увидев Иисуса, возопил: «Вот, Агнец Божий, вземляй (поднимающий, и этим разрушающий) грехи всего мира», – Крестом и излитием крови и воды. Опять же об этом, когда ученики спросили Иисуса, где Ему приготовить иудейскую пасху, сказал: «Идите в этот город, и вы встретите человека, несущего глиняный сосуд с водой, и скажете ему: Учитель сказал: «У тебя сотворю Пасху с учениками Моими». Он покажет горницу большую устланную, там и приготовьте». Это и стало наяву. Такое разумеется в сравнении: муж, который несет глиняный сосуд воды, – это Иоанн Креститель, проповедующий крещение в покаяние. Город – горний Иерусалим, граждане которого – Иоанн и другие – собрание праведников святых. Горница, застеленная цветными половиками, которые украшены, как звездами, различными изображениями, может быть уподоблена нашему царскому помосту (алтарю), который состоит из различных украшений. А то, что Апостолы и Пророки могут быть сравнены с волами, на это явно указывает апостол Павел, который (под святым двадцатым числом) весьма сильно говорит: «Не обуздаешь вола молотящего» И тотчас прибавляет: «Разве о волах беспокоится Бог? Во всяком случае говорит о нас – ибо нас ради написано». Но вернемся опять к возвышенному Исайе, последовав за его пророчеством: «Не прекращают десять упряжей волов творить одну житницу». И тотчас прибавлено: «Посеявший шесть спудов, пожнет три меры». Увы, мыслить ли нам, что столь великое было согрешение, что хотя было посеяно шесть спудов, собрано только три меры? Не сказано: «произведет три спуда», но всего лишь «три меры», что очень мало. Однако войдем за внутреннюю завесу написанного, и найдем то, что этим сказано. Шестью спудами будет засеяна церковная нива человеческая: четырьмя книгами слова о Боге, еще книгой Деяния Апостольского, и шестой – писаниями великого апостола Павла, едиными по уставу. От этих шести и ими плод приносят те, кто в оглашении (церковном научении и просвещении) следует за святыми. Сеются три веры – вера к Отцу, вера к Сыну, вера к Святому Духу.

Вышел сеятель сеять, не пшеницу, хлеб творящую, но животворящую веру. Но не во всех проросло семя: одно упало «при пути», а не на самом Пути – они не совершенны о Христе, не веруют в Него прямо. Сам Он сказал: «Я – путь жизни». «Недалеко от пути» ариане, как и эллины или иудеи, но они не на пути, а при пути, то есть вне Христа. То, что они исповедуют (признают) Христа, ведет их близ пути, а то, что тем хуже хулят Христа, что Он мол не равен Отцу, отбрасывает их от живого Пути. Так что птицы небесные – диаволы – слетаются и склевывают Божии семена из сердца ненаставленных. Ибо Сам Господь повелел всем творить в согласии с Его обычаем, когда сказал: «Не разбрасывайте святыни Мои псам, не сыпьте бисера Моего перед свиньями». И еще: «Возьмите от него сребренник и дайте имеющему десять сребренников», – любому человеку, имеющему правую веру, будет даровано, и будет прибавлено от не имеющего веры, надежды и любви совершенных к Богу. «И то, что он думает, он имеет – будет отнято от него», – сказал Господь. То есть никакой пользы не будет от совершенных добрых дел, если служат Богу без правой веры. Ибо Сам Господь сказал: «Кто будет веровать и креститься, тот спасется», а не уверовавший осудится. Ничем не лучше, думаю, неверных зловерные и нечестивые еретики.

А те, кто в тернии, думаю, что это евномиане: по причине их хулы их многие назовут беззаконниками, ибо они в безумие дерзают болтать о Христе, что Он, мол, создание и творение. Это как терние подавляет их и не позволяет прорасти и совершиться верой. Удачно подходит слово и к тем, кто в нашей Церкви раздавлен терновой материей забот о житейском и не силится, чтобы в них проросло и в конце концов сотворило плод Божественное семя.

Другое пало не на камень, но в каменистую почву. Ведь Камень – это Христос, как сказал божественный Павел. Мне думается, что в каменистой почве те, у кого сердце окамененно и непокорно. Сердце человека мягче, чем камень, который есть самое жесткое по своей природе. Такой же природы и семя – оно мягкое по сравнению с камнем, но жестче, чем земля. С камнем Господь сопоставляет богомерзких последователей Македония и Марафона, которые возводят хулу на Духа и говорят ложные слова о Его созданиях. Они на себя навлекают кару Господню без прощения. Ибо Господь сказал: «Тот, кто скажет слово на Сына Человеческого, будет ему отпущено, а кто скажет на Святого Духа, не будет ему отпущено ни здесь, ни в будущем веке». У них земля не благоплодоносна, не приемлет семя, как христиане, но твердый камень, который обтесывается, чтобы огораживать святыню. Исповедовать, что Божий Сын, Бог Иисус Христос подобен по природе Отцу – это являет их размягченными, а то, что они отрицают, что Святой Дух – Бог – это делает их сердца каменными: они наполовину здоровы, но совершенно слепы, причисляя Творца к творению, и Владыку делая слугой и безмолвным рабом. Отлучая их от христианства, великий Апостол сказал: «Кто не имеет Духа Христова, тот не есть Его (Христов)».

А иное семя, – сказал Господь, – упало на благую землю и дало плод: одно тридцать, одно шестьдесят, одно сто. С землей благой сравнивается правое и благоразумное сердце, очищенное от терна ереси, и сперва прозябающее траву веры, а затем – колос надежды, а после – зрелый плод совершившейся любви. На это указует и божественный Павел, утверждая, что лучшим является вера, надежда и любовь. Итак, тот кто верит – творит тридцать, кто надеется – шестьдесят, а кто стал совершенным благодаря любви, тот совершает из божественного [плод] сторицей, от единого семени трижды собирая плоды. Бога почитая, в Церкви возносимого, само Сущее духом разумеем, душой зрим, телом претерпеваем. На земле славим, из мертвых встаем, на небесах почиваем. Совершенный человек о Троице – он верен, кроток, любим всеми, смирен, милостив, человеколюбив, праведен, не щадя тела идет в Божественном, с жаждой Небесного, живя телом с людьми и являясь на земле «образом». Так что тридцать они собирают как живущие среди людей, шестьдесят – как служащие вместе с Ангелами, и сто – как общающиеся с Богом. Елеопомазанием они дают плод тридцать, Крещением – шестьдесят, и совершенным Миропомазанием – сто. Верующий во Отца творит тридцать, исповедующий Бога Сына равным Отцу творит шестьдесят, а Духом совершаемый, исповедующий Его (Духа) Богом, – совершенно творит сто. Некие люди из богомерзких сказали, что вера к Духу творит тридцать, к Сыну – шестьдесят, ко Отцу – сто. Они сами себя развращают, что считают нужным умалить Святой Дух, Отца и Сына превознося и славя более Него, высшими, по числу (по порядку) полагая Отца и Сына. Это весьма порочно для разума. Ибо сперва веруют не в Духа, а во Отца, потом – в Сына, и затем – в совершенный Святой Троицы Божественный и Святой Дух. Как и божественный Песнопевец, сказывая, что во всем сотворении мира была Троица, сказал: «Словом Господним небеса утверждены, и Духом уст Его вся сила их». Уст – Господа Отца; словом – Сыном, Дух Святой – полнота Святой Троицы. Его (Духа) Господство (то, что Он – Господь) явил Господь, когда воскрес из мертвых и сказал Своим ученикам: «Примите Дух Святой… Кому отпустите грехи, будут отпущены». Этим Он являет Господство Духа – что приятие Духа дарует [власть] отпускать грехи. Мы не должны теперь погибнуть вместе с еретиками, желая, чтобы южная царица (Савская), которая пришла с конца земли к Соломону, чтобы встретиться с премудростью, осудила нас за леность о лучшем.

Ст. 3-9 И поучал их много притчами, говоря: вот, вышел сеятель сеять; и когда он сеял, иное упало при дороге, и налетели птицы и поклевали то; иное упало на места каменистые, где немного было земли, и скоро взошло, потому что земля была неглубока. Когда же взошло солнце, увяло, и, как не имело корня, засохло; иное упало в терние, и выросло терние и заглушило его; иное упало на добрую землю и принесло плод: одно во сто крат, а другое в шестьдесят, иное же в тридцать. Кто имеет уши слышать, да слышит

Когда Он сел тут, начал поучать притчами. И глагола им притчами много (ст. 3). Не так Он поступил на горе: там слово Свое не предложил Он в столь многих притчах. И это потому, что там был только простой и необразованный народ, а здесь находились и книжники, и фарисеи. Но заметь, какую прежде говорит Он притчу, и как по порядку предлагает их Матфей. Итак, какую же прежде говорит Он? Ту, которую должно было прежде всего сказать, и которая более способна возбудить внимание в слушателе. Намереваясь говорить прикровенно, Он прежде возбуждает ум слушателей притчею. Потому и другой евангелист говорит, что Христос сделал им упрек за то, что они не разумеют: како не разуместе притчи (Мк. IV, 13)? Впрочем, не для того только говорит Он притчами, но и для того, чтобы сделать слово Свое более выразительным, глубже напечатлеть его в памяти, и представить предмет нагляднее. Так поступают и пророки.

Итак, какая ж это притча? Се изыде сеяй, да сеет. Откуда вышел вездесущий и все исполняющий? Или, как вышел? Не местом стал Он ближе к нам, но расположением и промышлением о нас, когда облекся плотью. Так как грехи заграждали нам доступ к Нему и не позволяли взойти, то Он сам выходит к нам. И для чего вышел? Погубить ли землю, исполненную терний? Наказать ли земледельцев? Нет. Он вышел для того, чтобы тщательно возделать землю и посеять на ней слово благочестия. Здесь под семенем Христос разумеет Свое учение, а под нивою души человеческие, под сеятелем же Себя самого. Какой же плод этого семени? Три части его погибают и одна только остается. И сеющу ему, ова падоша при пути; и приидоша птицы, и позобаша я (ст. 4). Христос не сказал, что Он сам бросил, но что семя упало. Другая же на камень, идеже не имеяху земли многи: и абие прозябоша, зане не имеяху глубину земли; солнцу же возсиявшу, присвянуша, и зане не имеяху корения, изсхоша. Другая же в тернии, и взыде терние, и подави их. Другая же на земли добрей, и даяху плод: ово убо сто, ово же шестьдесят, ово же тридесять. Имеяй уши слышати, да слышит (ст. 5-9). Четвертая часть уцелела, да и та не одинаковый принесла плод, но большое и здесь различие. Из этих слов видно, что Христос предлагал учение Свое всем без различия. Как сеятель не различает находящейся пред ним нивы, но просто и без всякого различия бросает семена, так и Он не различает ни богатого, ни бедного, ни мудрого, ни невежду, ни беспечного, ни заботливого, ни мужественного, ни робкого; но всем проповедал, исполняя Свое дело, хотя и наперед знал, какие от этого будут плоды, чтобы можно было Ему сказать: что Мне еще нужно было сделать, и не сделал (Ис. V, 4)? Пророки говорят о народе, как о винограде: виноград бысть возлюбленному; и: виноград из Египта пренесл (Ис. V, 1, Пс. LXXIX, 9). А Христос говорит о народе, как о семени. Что же Он показывает этим? То, что теперь народ будет скоро и легко повиноваться, и тотчас даст плод. Когда же ты слышишь, что изыде сеяй сеяти, то не почитай этого тождесловием. Сеятель выходит часто и для другого дела, например: вспахать землю, или истребить негодную траву, или исторгнуть терние, или сделать другое что-нибудь подобное; но Христос вышел для сеяния.

Отчего же, скажи мне, погибла большая часть семени? Это произошло не от сеявшего, но от земли приемлющей, т. е. от души не внимавшей. Но почему не говорит Он, что иное семя приняли беспечные, и погубили его; другое приняли богатые, и подавили его; иное слабые, и пренебрегли его? Он не хочет сделать им сильного упрека, чтобы не ввергнуть их в отчаяние, но предоставляет обличение собственной совести слушателей. Впрочем, это случилось не только с семенем, но и с неводом. И в нем было много бесполезного. Настоящую притчу Христос предлагает для укрепления и наставления учеников Своих, чтобы они не унывали, хотя и большинство приемлющих слово их погибнут. То же было и с самим Господом; и хотя Он наперед знал, что так именно будет, не переставал однакож сеять. Но благоразумно ли, скажешь, сеять в тернии, на каменистом месте, при дороге? Конечно, в отношении к семенам и земле это было бы не благоразумно; но в отношении к душам и учению это весьма похвально. Если бы земледелец стал так делать, то справедливо заслуживал бы порицания, потому что камню нельзя сделаться землею, и дороге не быть дорогой, и тернию не быть тернием; но не то бывает с существами разумными. И камню можно измениться и стать плодородною землею; и дорога может быть не открытой для всякого проходящего и не попираться его ногами, а может сделаться тучною нивою; и терние может быть истреблено, и семена могут расти беспрепятственно. Если бы это было невозможно, то Христос и не сеял бы. Если же такое изменение происходило не во всех, то причиною этого не сеятель, но те, которые не хотели измениться. Христос исполнил Свое дело; если же они пренебрегли Его учением, то явивший столь великое человеколюбие не виновен в том. Заметь еще и то, что не один путь погибели, но различные, и один от другого далеко отстоящие. Те, которые подобны дороге, это - нерадивые, беспечные и ленивые, а камень изображает только слабейших. На камени сеянное, говорит Христос, сие есть: слышай слово, и абие с радостию приемлет е: не имать же корене в себе, но привременен есть. Бывши же печали, или гонению словесе ради, абие соблажняется. Всякому слышащему слово истины и не разумевающу, приходит лукавый, и восхищает всеянное из сердца его: сие есть при пути сеянное (Мф. XIII, 20, 21, 19). Не одно и то же, когда учение теряет силу свою без всяких козней и притеснений, и - когда оно бывает недействительно при искушениях. Те же, которые подобны тернию, виновнее всех прочих.

Итак, чтобы не случилось с нами чего-нибудь подобного, будем усердно внимать учению и беспрестанно иметь его в памяти. Пусть дьявол и хищничает; но от нас зависит не давать ему расхищать. Если семена и засыхают, то не зной бывает причиной этого, - не сказано, ведь, что посохли от зноя, но: зане не имеяху корения. Если и подавляется слово, то не от терния это происходит, но от тех, которые допустили взойти ему. Можно, если захочешь, не допустить этого негодного растения и богатство употребить, как должно. Потому Христос не сказал: век, но: печаль века; не сказал: богатство, но: лесть богатства (ст. 22). Итак, будем обвинять не самые вещи, но испорченную волю. Можно и богатство иметь, и не обольщаться им, - и в веке этом жить, и не подавляться заботами. Богатство соединяет в себе два противоположные зла: одно сокрушает и омрачает - это есть забота; другое расслабляет - это есть роскошь. И хорошо сказал Спаситель - лесть богатства, потому что все в богатстве лесть, - имена только, а не действительность. Подлинно, и удовольствие, и слава, и пышность и все тому подобное - один только призрак, а не действительная истина. Итак, сказав о различных родах погибели, Он наконец говорит и о доброй земле, чтобы не привести в отчаяние, но подать надежду на раскаяние и показать, что возможно из камня и терния обратиться в добрую землю. Но если и земля хороша, и сеятель один, и семена одни и те же, то почему одно семя принесло плод во сто крат, другое в шестьдесят, третье в тридцать? Здесь опять различие зависит от свойства земли, потому что и в хорошей земле можно найти много различия. Теперь видишь, что виною этому не земледелец, и не семена, но приемлющая земля. Различие это зависит не от природы людей, но от их воли. И здесь открывается великое человеколюбие Божие в том, что Господь требует не одинаковой степени добродетели, но и первых приемлет, и вторых не отвергает, и третьим дает место. Это говорит Он для того, чтобы последователи Его не подумали, что для спасения достаточно одного слышания. Почему же, скажешь ты, Он не сказал о других пороках, - наприм., о плотском вожделении, тщеславии? Сказавши: печаль века сего и лесть богатства, Он все сказал, потому что и тщеславие, и все другие пороки дело века сего и лести богатства, как, наприм., удовольствие, жадность, зависть, тщеславие и все прочее, подобное этому. О пути же и камне Он упомянул, желая показать, что недостаточно освободиться от любви к богатству, но нужно позаботиться и о другой добродетели. Что пользы в том, если ты не пристрастен к богатству, но женоподобен и изнежен? Что пользы в том, если не изнежен, но беспечно и нерадиво слушаешь слово? Недостаточно одной добродетели для спасения нашего, но нужно, во-первых, тщательное слушание слова и всегдашнее памятование о нем; потом нужно мужество; далее - презрение богатства, и наконец - бесстрастие ко всему житейскому. Слышание слова потому поставляет Он прежде всего прочего, что оно прежде всего нужно. Како уверуют, если не услышат (Рим. X, 14)? Так и мы (если не будем внимать слову, не будем иметь возможности узнать то, что должно делать). Потом уже говорит Он о мужестве и о презрении настоящих благ.

Ст. 4-8 и когда он сеял, иное упало при дороге, и налетели птицы и поклевали то; иное упало на места каменистые, где немного было земли, и скоро взошло, потому что земля была неглубока. Когда же взошло солнце, увяло, и, как не имело корня, засохло; иное упало в терние, и выросло терние и заглушило его; иное упало на добрую землю и принесло плод: одно во сто крат, а другое в шестьдесят, иное же в тридцать

Эту притчу Валентин употребляет для доказательства своей ереси; он вводит учение о трех природах: духовной; естественной, или душевной, и земной, хотя здесь [в притче] указывается четыре: одна - при дороге, другая - каменистая, третья наполнена тернием, а четвертая - плодоносной землей. Мы на немного времени оставляем толкование Господа ученикам, желая услышать то, что говорится в тайне.

Толкование на Евангелие от Матфея.

См. также Толкование на Мф. 13:3

другая же падоша на земли добрей и даяху плод, ово убо сто, ово же шестьдесят, ово же тридесять

Слова сии: ово убо сто, ово же шестъдесят, ово же тридесять, - могут указывать на девство, воздержание и честный брак, а также могут означать обучение души, служение тела и раздаяние денег. Ибо спасать душу лучше служения, совершаемого посредством тела, равно как это лучше и самого раздаяния денег, потому что первое бывает соединено с трудами и пролитием пота, а второе выполняется с помощью приобретаемого совне.

Иное упало на добрую землю и принесло плод: одно во сто крат, а другое в шестьдесят, иное же в тридцать

Три части посева погибли и только четвертая спаслась, потому что спасаемых вообще немного. О доброй земле говорит после, чтобы открыть нам надежду на покаяние, ибо хотя бы кто был каменистой землей, хотя лежал бы при дороге, хотя был бы тернистой землей, ему можно сделаться доброй землей. Не все из принявших слово приносят плод наравне, но один приносит сто, может быть, тот, кто обладает совершенной нестяжательностью; другой - шестьдесят, может быть, общежительный монах, занятый еще и практической жизнью; третий приносит тридцать - человек, который избрал честный брак и усердно, как только можно, проходит добродетели. Обрати внимание, как благодать Божия принимает всех, великое или среднее, или малое совершили они.

иное упало на добрую землю и принесло плод: одно во сто крат, а другое в шестьдесят, иное же в тридцать

Исключив и отвергнув не внимающих учению Божественного Духа, каковыми являются сущие при дороге, а также тех, которые хотя и внемлют, но на короткое время, которые – подобны каменистой почве, и тех, которые, хотя и принимают и удерживают в области ума, но по причине богатства, славы и наслаждений, приводят к тому, что оно глохнет (потому что это и есть каменистые места), Он затем чрез притчу вводит и представляет некоторые достойные уважения сердца, говоря: «Другое же паде на земли блазе»: т.е. в душу, имеющую прекрасное и доброе расположение, которая горячо и принимает и удерживает в себе слово учения, не допуская возникновению пути, которым бы вошли враги ее спасения, и в терпении твердо хранит его, держась слышанного для доблественного перенесения искушений, и совершенствует его, устраняясь от любостяжательного и построенного на искании удовольствий и расслабленного образа жизни, и приносит плод, как говорит божественный Марк, «восходящ и растущ, и приплодоваше на тридесять, и на шестьдесять, и на сто» (Мк.4:8), что можно было бы сравнить с состоянием рабства, наемничества и сыновства. Потому что истинно-приступающий к Богу, сначала, действительно, бывает как бы подотчетный раб по причине прежнего своего непокорства и непослушания; затем, побыв в состоянии раба, добивается платы (т.е. вознаграждения от Бога за свой покаянный труд), преуспев же в любви, он уже становится, как сын, сделав добродетель как бы своей второй природой и, можно сказать, без принуждения оказывая послушание Небесному Отцу.

Ст. 1-9 Выйдя же в день тот из дома, Иисус сел у моря. И собралось к Нему множество народа, так что Он вошел в лодку и сел; а весь народ стоял на берегу. И поучал их много притчами, говоря: вот, вышел сеятель сеять; и когда он сеял, иное упало при дороге, и налетели птицы и поклевали то; иное упало на места каменистые, где немного было земли, и скоро взошло, потому что земля была неглубока. Когда же взошло солнце, увяло, и, как не имело корня, засохло; иное упало в терние, и выросло терние и заглушило его; иное упало на добрую землю и принесло плод: одно во сто крат, а другое в шестьдесят, иное же в тридцать. Кто имеет уши слышать, да слышит

Глубоки и возвышенны были тайны Царствия Божия, возвещаемые Христом Спасителем нашим; не все можно было прямо и открыто сообщать людям, зараженным предрассудками и ложными мнениями о грядущем Царстве Мессии. Но Господь не хотел оставлять даже и врагов Своих без наставлений и вразумлений; Его Божественная любовь изобрела, в премудрости Своей, еще одно средство излагать Свое учение в доступной для народа форме: притчи. Слово притча в общем, широком смысле, означает речь образную, но в особом смысле оно значит правдоподобный, цельный рассказ из жизни человеческой или из природы, приводимый с целью объяснить истину веры или правило духовной жизни. Бог есть единый Творец мира видимого и невидимого; и тот и другой мир Он сотворил согласно Своей премудрости и благости; и в том и другом мире запечатлел Свои Божественные совершенства, Свои Божественные законы.

Оттого между миром видимым и миром невидимым есть некое дивное единство, некое сродство, и мир видимый говорит нашему сердцу, нашему уму о законах мира невидимого. «Небеса проповедуют славу Божию», – говорит царственный Пророк (Пс. 18:2). «Ибо невидимое Его» (Божие), «вечная сила Его и Божество», – говорит апостол Павел (Рим. 1:20), – «от создания мира через рассматривание творений видимы». Итак, весь видимый мир, с его солнцем и луной, светом и тьмой, сеянием и жатвой, рождением и смертью, все люди со всевозможными случаями их ежедневной жизни, словом – все, что доступно нашим чувствам, есть поразительная притча, есть великая книга Божия, в которой Бог начертал в живых образах великие духовные истины для того, чтобы они помогли нашей вере и разумению. Притча не есть басня; в басне допускается много неправдоподобного, например, разговор животных и даже растений; таких вымыслов, не согласных с законами природы, Господь не употреблял. Притчи напоминают те сравнения и уподобления, какие бывают в пословицах; что в пословице выражено кратко, в нескольких словах, то притча изображает в целом рассказе. Вот почему люди мудрые издревле пользовались притчами, когда хотели нагляднее изобразить какую-либо нравственную истину. Жители Востока особенно любят говорить притчевой, образной речью, когда речь касается предметов духовных. Но нет во всех писаниях человеческих притчей лучше тех, какие читаем мы в Библии, и нет притчей во всей Библии лучше, чем притчи нашего Спасителя Господа Иисуса. Они важны и неоценимы для всех возрастов и состояний; они понятны и малому дитяти, но в каждой из них много и такого, над чем может задуматься самый глубокомысленный человек. «Господь говорит притчами, по объяснению святителя Златоуста, для того, чтобы сделать слова Свои более выразительными, облечь истину в живой образ, глубже запечатлеть ее в памяти и как бы представить глазам». Притча действует не на один ум, но и на сердце, и на воображение слушателя, и потому истина, как картина, легче удерживается в памяти. Хотя слушатели иногда и не понимали смысла притчи, но сама притча оставалась в них добрым семенем, которое давало росток тотчас, как только касалась сердца всеоживляющая благодать Духа Божия». «Притчи Господа, – говорит один толкователь, – суть не что иное, как прекрасная ткань, измысленная и составленная Его любовью и премудростью отчасти для прикрытия истины до времени, чтобы она не ослепила чьи-нибудь слабые очи, отчасти для возбуждения внимания к тому, что сокрыто под этим таинственным покровом. Их некоторая темнота, некоторая загадочность привлекала к Иисусу за их разрешением».

Выйдя же в день тот, – пишет святой евангелист Матфей, – в тот день, когда Господь обличил фарисеев, требовавших от Него знамения, из дома, где Ему сказали, что Его ищут Мать и братья, Иисус сел у моря, на берегу моря Галилейского. «Он садится у моря, – говорит святитель Златоуст, – чтобы ловить и привлекать к Себе людей, находящихся на земле». На отлогом берегу озера собрались многолюдные толпы: и собралось к Нему множество народа. Число слушателей было так велико, что они оттеснили Божественного Учителя, так что Он вошел в лодку и сел. Он нашел нужным войти в лодку и сел на самой возвышенной ее части – так, чтобы никто не был позади Его, а все перед глазами: а весь народ стоял на берегу. И, отделившись несколько от берега, Он стал поучать народ, поучал их много притчами. Во всем Евангелии не встречается столь обильного собрания притчей, такой полной нити драгоценнейших жемчужин, как в этой, тринадцатой главе Евангелия от Матфея. Взору Спасителя невдалеке, на каком-нибудь близком холме, могло представиться зрелище хозяина, который засевал возделанное поле. И вот, как бы указывая на него, Господь начал Свою первую дивную притчу, говоря: Слушайте! вот, вышел сеятель сеять; и когда он сеял, иное упало при дороге, где земля не была вспахана, и потому семя не могло углубиться в ней, было затоптано прохожими, или же стало легкой добычей птиц, которые на Востоке целыми стаями сопровождают сеющего земледельца и стараются склевать бросаемые им хлебные зерна: и налетели птицы и поклевали то. «Не сказал Господь, что сеятель намеренно бросил при дороге, – замечает святитель Златоуст, – но что семя само собой упало». Было и другое семя, которое сначала обещало урожай, но под конец тоже пропало: иное упало на места каменистые, где немного было земли, где лежал на сплошном камне лишь тонкий слой почвы, и скоро взошло, скоро появился росток на поверхности, потому что земля была неглубока, потому что камень не позволял корню углубиться. Когда же взошло солнце, растение не устояло под его палящими лучами и тотчас поблекло: увяло, и, как не имело корня, который питал бы его влагой из почвы, засохло. Иное упало в терние, что вполне могло там случиться, потому что поля часто разделяли терновой изгородью, и выросло терние, выросло вместе с ростком пшеницы, и заглушило его, этот росток, потому что, разросшись, лишило его воздуха и света, своими корнями поглотило все соки в почве, и семя пропало для земледельца.

Но не всякое семя погибает; земледелец питает надежду, что, с благословения Божия, труд его не будет напрасен, что часть семян вознаградят его за этот нелегкий труд. И действительно: иное упало на добрую землю и принесло плод: одно во сто крат, а другое в шестьдесят, иное же в тридцать, смотря по тому, насколько была удобрена и подготовлена почва под посев. Сторичный (стократный) урожай на Востоке не является делом неслыханным: «И сеял Исаак в земле той и получил в тот год ячменя во сто крат: так благословил его Господь» (Быт. 26:12). В заключение этой притчи Божественный Учитель возгласил: кто имеет уши слышать, да слышит! Кто желает познать истину, кто не заглушает в себе голоса совести, тот пусть вдумается в смысл этой притчи и приложит ее к себе…

другая же падоша на земли добрей и даяху плод, ово убо сто, ово же шестьдесят, ово же тридесять

другая же падоша на земли добрей

Добрая земля – это добрая душа, свободная от вышеуказанных страстей и способная приносить плоды добродетели. Смотри, как редко благо, и как немного спасающихся. Вот только четвертая часть семени приносит плод, а три части – погибают. И конечно, сеятель сеет на всех, не различая одного от другого, однако в некоторых семя погибло, а в некоторых принесло во много раз больший плод. Зависело это не от свойства семени, которое было одно и то же для всех, а от различия человеческих душ, в которые семя было брошено.

Почему Христос без различия сеял и на пути, и на каменистой почве, и среди терний? Конечно, по величайшей Своей благости и правде, чтобы не могли сказать в день суда, что если бы Он бросил в них семя, то они принесли бы плод. Он знал их бесплодие, но как человеколюбец сделал то, что надлежало, чтобы мог сказать: что еще надлежало бы сделать для виноградника Моего, чего Я не сделал ему (Ис.5:4)?

Спаситель сказал эту притчу, увещевая учеников не отчаиваться, если они найдут больше погибающих, нежели спасающихся, и не переставать по причине этого сеять; так как они имеют пример в своем Учителе, Который хотя наперед знал неплодных, однако сеял и в них.

и даяху плод, ово убо сто, ово же шестьдесят, ово же тридесять

Подобно тому как различаются между собою погибающие, так различаются и спасающиеся. Погибающих перечислено три рода: малодушные, порабощенные жизненными заботами и обольщенные богатством. Спасающихся – тоже три рода: приносящие плод во сто крат, в шестьдесят и в тридцать. Чрез сто крат обозначил высшую плодотворность добродетели, чрез шестьдесят – среднюю, и чрез тридцать – низшую, потому что по отношению к тридцати шестьдесят в два раза больше, а сто – в три раза, даже больше, чем в три раза, – по причине высоты совершенства. Ово убо сто, т.е. со временем в таком человеке будет сто, в другом шестьдесят, в третьем тридцать. Однако принимает и первых, и вторых, и третьих.

Итак, не будем губить семени по нерадению, ни изменять ему по малодушию, ни подавлять его житейскими заботами или обольщением богатства. Прежде всего должно бодрствовать при его восприятии, затем великодушно переносить искушения, наконец, быть свободным от всяких жизненных забот суетного богатства, и таким образом – быть хорошею землею и приносить плод по силам, или большой, или средний, или малый, но ни в каком случае не погибать. Если мы об одном будем нерадеть, а о другом заботиться, то все-таки погибнем. А какое различие в том, что мы погибнем не по нерадению, а по малодушию, или же не по малодушию, а вследствие суетных забот.

иное упало на добрую землю и принесло плод: одно во сто крат, а другое в шестьдесят, иное же в тридцать

(Мк. 4:8; Лк. 8:8). В настоящее время пшеница в Палестине дает урожай сам 12-16, но ячмень часто — 50, а урожай проса, которым питаются большею частью беднейшие классы, по временам бывает сам 150 или 200. Но урожаи были, по-видимому, лучше во время Христа, чем теперь. “Сторичный урожай на востоке”, — говорит Тренч, — “не есть дело неслыханное, хотя вообще о нем упоминается, как о чем-то чрезвычайном”. У Луки (8:8) просто “принесло плод сторичный”, причем размеры меньших урожаев опускаются.

иное упало на добрую землю и принесло плод: одно во сто крат, а другое в шестьдесят, иное же в тридцать

Говорится, что семя, упавшее на хорошую землю, принесло плод во сто крат, в шестьдесят и тридцать. Это, конечно, зависит от того, как приготовлена и удобрена почва под посев. Сторичный урожай на востоке – дело обычное (Быт. 26, 12).