С недавнего времени общество и врачи все чаще обсуждают готовность прибегнуть к такой исключительной мере освобождения безнадежного и страдающего больного от страдания как эвтаназия, когда пациент сам просит о смерти. О моральных аспектах технологии в кризисный период медицинский обозреватель РИА АМИ Ирина Власова расспросила председателя Правления Российской Ассоциации паллиативной медицины, д.м.н., профессора Георгия Новикова.
– Георгий Андреевич, как, на Ваш взгляд, следует относиться к этой проблеме? Это устаревший запрет или возможная «вседозволенность», опасная на практике? Как Вы оцениваете такой шаг с моральной точки зрения?
– Эвтаназия – это прекращение жизни человека, который страдает тяжелыми неизлечимыми заболеваниями и испытывает невыносимые страдания от продолжения жизни. Данный метод применяется лишь в некоторых странах. В Российской Федерации медицинским работникам запрещается осуществление эвтаназии в соответствии со статьей 45 Федерального закона «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» от 21.11.2011 N 323-ФЗ. Более того, она приравнивается к умышленному убийству и карается по статье №15, часть №1 УК РФ. Так что в любом случае любое понимание проблемы эвтаназии тесно связано с юридическими законами.
– Бывает активная эвтаназия, пассивная, добровольная, недобровольная – как тут разобраться?
– Пассивная эвтаназия – это отключение больного от аппаратов, поддерживающих его жизненные функции. Активная эвтаназия – введение человеку, который страдает неизлечимым заболеванием, специальных препаратов, помогающих умереть быстро и безболезненно. Добровольная эвтаназия осуществляется по просьбе самого тяжелобольного или в соответствии с юридическими документами, оформленными ранее, где человек сам распорядился своей жизнью и высказал добровольную волю применить эвтаназию, если он впадет в кому, и будет не в состоянии лично передать такую просьбу о своём умерщвлении. Недобровольная эвтаназия проводится по просьбе родственников, если больной находится в коме, и прогнозы врачей по выздоровлению самые неблагоприятные.
– Где в мире разрешена эвтаназия?
– Разрешена эвтаназия в Нидерландах. Это первая страна, в которой уже в 1984 году Верховный суд признал добровольную эвтаназию приемлемым способом ухода из жизни, чтобы прекратить невыносимые страдания. В Бельгии легализовали эвтаназию в 2002 году. И в 2003 году 200 смертельно больных пациентов добровольно ушли из жизни, в 2004 году эвтаназия была проведена 360-и пациентам. В США в 1994 году эвтаназию разрешили проводить в штате Орегон, а в ноябре 2008 года – в штате Вашингтон, но в марте 2012 года запретили эвтаназию. Швейцария, Швеция, Люксембург, Австралия и Канада выпустили законопроекты, разрешающие отключать больных от аппаратов искусственного поддержания жизни или введения препаратов, с помощью которых больной умрет безболезненно. Есть разрешающий закон в Германии. Но я думаю, что поскольку занимаются этим частные компании, то на первый план выходят экономические соображения, а не моральные, и лучше бы, на мой взгляд, держаться от этого бизнеса подальше.
– Почему же там разрешили эвтаназию, и почему не разрешают у нас?
– В ряде случаев, чтобы иметь возможность поддерживать жизнь, необходимы большие финансовые затраты, этот тяжелый груз ложится на родственников больного, ну и на мой взгляд, каждый человек имеет право на свободу выбора. Эвтаназия нравственно допустима только в самых редких случаях и без ассистенции медицинского персонала. Но этой практикой до того легко злоупотребить, что любая легализация эвтаназии, по-моему, принесет больше вреда, чем милосердия.
Сам термин «эвтаназия» впервые употребил еще Ф. Бейкон в XVII столетии для определения «легкой смерти», и с XIX века слово означает «умертвить кого-либо из жалости». Причем идет речь о преднамеренном убийстве с целью облегчить ненужные страдания. Но со времен Гиппократа и до наших дней традиционная врачебная этика включает в себя запрет: «я никому, даже просящему об этом, не дам вызывающее смерть лекарство, и также не посоветую это».
Клятва Гиппократа – это прямое противоречие осуществления эвтаназии! Да и кто будет выполнять такую функцию? Кому и какую выдавать лицензию для выполнения таких действий? «Врач-убийца» – как бы его ни назвали? Это неприемлемо. Медики и на Западе отказываются выполнять такую функцию. Да и путь от добровольной эвтаназии к недобровольной слишком быстро формируется. С точки зрения религиозной, я тоже не знаю ни одной религии, которая одобряла бы такой шаг. Церковь и любое вероисповедание полностью осуждает суицид и эвтаназию. Это пример умерщвления невинного, что является моральным злом и не должно быть допустимо законом.
– Те, кто выступают за эвтаназию, говорят о милосердии…
– Говоря об эвтаназии, неизбежно приходится сталкиваться с понятием неизлечимости, но всегда ли можно с уверенностью говорить, что больной неизлечим? Широко известно, ошибки в диагнозах не исключены, когда врачи строят свои прогнозы. Во многом, понятие неизлечимости зависит от средств и возможностей, имеющихся в данный момент у врачей. Даже исторически известен случай с врачом, который помог умереть сыну, больному дифтерией, а затем услышал об открытии противодифтерийной сыворотки Roux.
– Если говорить о невозможности исправить решение, видели ли вы лично в своей практике «чудесные исцеления»?
– Представьте себе, видел. Один случай касался больного, которому диагностировали рак, а впоследствии диагноз оказался ошибочным. Второй смертельный прогноз был сделан женщине с гинекологическим заболеванием, тоже оказался врачебной ошибкой. В третьем случае болен был известный художник, которому поставили диагноз опухоль позвоночника, а речь шла о туберкулезном повреждении, и он прожил еще несколько лет…
– Но что можно сказать об альтернативе эвтаназии? Недавние новые суициды говорят о том, что проблема далека от решения.
– Все равно единственной альтернативой я вижу доступность паллиативной помощи, тем более, что ее гарантирует как бесплатную помощь, государство, только активнее необходимо проводить в жизнь эту систему. Я убежденный противник эвтаназии.
Сейчас есть современные медикаментозные и нейрохирургические и иные возможности устранять страдания, обеспечивать приемлемое качество жизни. Когда-то в молодости я работал реаниматологом, и у меня были сомнения на этот счет, но чем старше я становлюсь, тем глубже понимаю, что врач не Господь Бог, и врач не может брать на себя функцию судьи – и решать, кому жить, а кому не жить, врач только может помогать уменьшить страдания. Так что вижу паллиативную медицину реальной альтернативой таким смертельным практикам.
А если кто-то говорит о суицидальных настроениях или попытках пациентов покончить с собой по причине боли – в первую очередь, надо устранить эту причину. Более 25 лет я вижу, что если пациент нормально обезболен, обычно таких намерений он не высказывает, не обсуждает с персоналом, и его качество жизни приемлемо. Психика пациента подстраивается под тяготы и лишения. Нельзя больного «списывать со счетов». Если есть нормальная система помощи больному – физиологическая, психологическая, религиозная, есть поддержка родственников и коллег, то больной остается участником важных семейных событий, видит своих внуков, как же мы можем говорить об эвтаназии!
Тягостные симптомы можно убрать лекарствами, ведь если не говорить об онкологии, в которой болезнь быстро прогрессирует, то при других патологиях, скажем, при инсульте, рассеянном склерозе, астме, ревматологических заболеваниях, пациент может прожить еще годы, адаптируясь к болезни, и получая квалифицированную медицинскую помощь и социальную поддержку. А если у человека просто от тяжелого заболевания развилась депрессия? Как же живут в цивилизованных государствах инвалиды? Они создают семьи, помогают друг другу, часто работают.
– Но смогут ли родственники страдающего пациента также твердо сказать «нет»?
– Необходимо создать систему паллиативной медицинской помощи, стационары, куда можно положить тяжелого больного, в том числе на время «отпуска» близких людей. Чтобы родственники могли отдохнуть, выспаться, наконец. И конечно, доступной должна быть паллиативная медицинская помощь в конечном периоде жизни с эффективным контролем хронического болевого синдрома.
Кроме родственников и друзей должен быть обученный медперсонал. Там, где произошел суицидальный случай необходимо гласно разбираться с причинами произошедшей трагедии, все ли было сделано, чтобы помочь больному. Убежден, сейчас есть все условия, чтобы общество повернулось лицом к проблеме, чтобы с болевым синдромом люди научились жить как с диабетом. Необходимо преодолеть косность, нерасторопность, а нередко непрофессионализм и бюрократизм.
– Почему вы этим занимаетесь с таким вниманием?
– Глупо было бы думать, что нас минует чаша сия, как говорится «все мы смертны», поэтому мы пытаемся сделать все возможное, чтобы выстроить систему паллиативной медицинской помощи в РФ. Мой учитель из МНИОИ им. П.А.Герцена профессор Н.А.Осипова учила нас – своих учеников, эффективной и безопасной терапии хронической боли. Как знать, когда-то такое искусство может потребоваться и нам самим, и нашим близким.
Если раньше и обратиться было некуда по этой проблеме, то сейчас это не так. Да, где-то терапия хронической боли еще несовершенна или недоступна в полном объеме, но специалисты по паллиативной медицинской помощи решают эту проблему, а не отворачиваются от страдающих пациентов. А каждый свой выбор будет делать сам.
Источник: РИА АМИ
«Проще всего сказать: давайте сделаем эвтаназию». Монолог русской медсестры из Новой Зеландии, которая помогает умирающим в Москве
В 1990-е годы родители Екатерины эмигрировали в Новую Зеландию и, как шутит сама девушка, вывезли ее с собой в животе. После школы Катя закончила медицинский университет и работает медсестрой в новозеландской больнице. Последние два года девушка приезжает на несколько месяцев волонтером в больницу святителя Алексия в Москве.
– Часто люди переезжают в Новую Зеландию в поисках лучшей, спокойной жизни. Действительно, там мало суматохи. Идешь по улице, навстречу идет человек. Улыбаешься ему, он улыбается в ответ. Казалось бы, идиллия. Но вместе с тем это совершенно другое общество, которое ставит перед христианами сложные вызовы времени.
Отдельная боль — эвтаназия, которую могут узаконить. Мне страшно за несчастных бабушек и дедушек, которые, чувствуя себя обузой, будут соглашаться на эту процедуру. Как только появляется этот, как они говорят, «выбор — жить или не жить», выбор исчезает. Они, я уверена, будут психологически вынуждены его сделать, чтобы не причинять остальным неудобства. Жить в таком «перевернутом» обществе, где убийство человека выдают за помощь, — очень тяжело.
Я, как верующий человек, понимаю, что страдания порой даются для очищения, переосмысления жизни. А страдающий человек посылается другим для дел милосердия. Эвтаназия — просто убийство со стороны медицины. При этом она даже не может точно сказать, умрет человек или нет, лишая его времени на покаяние и причастие. Здесь, в больнице святителя Алексия, много людей первый раз участвуют в таинствах только перед самой смертью. И мирно уходят. Человек действительно может для себя решить, жить ему или умереть, и так, к сожалению, бывает, но нельзя впутывать сюда медицину — она существует для помощи. Я все время говорю: встаньте с дивана и сделайте что-то для людей, чтобы они не так страдали.
Проще всего сказать: «Бабушка страдает, давайте сделаем ей эвтаназию». Нет — пойди к ней, накорми, помой, почитай ей. Да хоть просто поговори, в конце концов — вот это будет милосердие, а не так: отправляй ее на тот свет и живи дальше в своем комфортном мире. А в Новой Зеландии в Фейсбуке есть целые группы «Медсестры за эвтаназию».
Я даже не имеющим отношения к медицине подругам много рассказывала о паллиативной помощи и как она облегчает жизнь больного, не убивая его. Подруги были в шоке — они не подозревали, что такая помощь есть. У людей создается впечатление, что умирающий человек — тотальное страдание. Я стараюсь объяснить, что это не так. У каждого пациента есть свои горести и радости даже в такой жизни. Например, когда человек первый раз после инсульта сам пошел. У него такая радость, которую мы, обычные люди, никогда не испытываем. А с эвтаназией человек просто не дойдет до этой стадии. Но складывается впечатление, что в больницах все плохо, поэтому нужно «облегчить всем страдания».
Прийти к человеку, быть с ним — вот это значит принести ему настоящее облегчение.
Работа в паллиативе с умирающими людьми полностью переворачивает твое сознание. Ты начинаешь смотреть на многие проблемы и вещи с точки зрения Вечности и посмертной ответственности перед Богом. Перестаешь волноваться о каких-то несущественных мелочах вроде нового телефона или модной одежды. Главное — не растерять это состояние, когда возвращаешься обратно. В Москве всегда и везде открыты храмы, где ты можешь получить духовную поддержку, а в Окленде, где я живу, православный храм всего один, и службы там проходят только по воскресеньям и праздникам. Дай Бог русским ценить то, что у них есть.
(публикуется с сокращениями)
Источник: Фома.ру
Комментировать