Александр Мясников: Вера в Бога – она… Это не то, что ты начинаешь вдруг верить. Ты просто в какой-то момент времени начинаешь Его ощущать. Это разные вещи. Вера и ощущение – это разные вещи.
В медицине то же самое. Сначала, пока ты молодой врач, тебе кажется, что ты можешь все. Ты можешь дать лекарство, сделать операцию, что-то сделать, и ты этим упиваешься вначале.
А потом, когда ты уже обзавелся своим кладбищем, обзавелся опытом, когда начинаешь думать, ты понимаешь, что далеко все не укладывается в привычные тебе схемы.
В.: У каждого врача свое маленькое кладбище. Невеселый, слегка циничный профессиональный афоризм он готов применить и к себе. Врач Александр Мясников давно прошел этап юношеского максимализма и самоуверенности. Когда так часто видишь смерть, поневоле задумаешься о вечности.
Александр Мясников: Вот отсюда я обычно утром, особенно, когда осень, здесь уже идет снежок, я вот тут все время…
В.: Круто!
Александр Мясников: Вода холодная, проточная. Ну, в общем… в общем, вот так. Ой, так что я здесь плаваю. Ну, как – плаваю? Ну, вот так, насколько дыхания хватает.
Живые, на природе – правило жизни от доктора Мясникова. Каждое утро ныряние, зимой – моржевание. Свои советы правильной здоровой жизни он до сих пор раздавал в теплой телевизионной студии. Это первое его эксклюзивное ныряние перед камерами в реальных условиях в домашнем пруду.
В.: Ну, вот здесь ощущается какая-то прямо благодать.
Александр Мясников: Да, особенно утром. Я встаю рано, обычно в пять, полшестого. Весь дом спит. Я вот сюда выхожу, пишу книжки или, там, что-то, читаю. Тишина, и потом петухи начинают у соседей кричать, птицы поют. Вот, слышите, да?
В.: Слышу.
Александр Мясников: Петух. Нет, очень хорошо!
Залог его отличной формы в его 66 – помимо ежедневного купания, ранний подъем на природе. Его загородный дом в сотне километров от столицы. Никакого смога, суеты и шума большого города – лучшая компенсация за все неудобства отдаленности от Москвы.
Александр Мясников: Я купаюсь в этом пруду, я тут хожу, хожу на реку. У меня тут много, чего есть.
В.: Грибы растут.
Александр Мясников: Грибы растут на участке, да, вовсю. У меня тут много живности. Совы живут, прилетают вечером, реально совы, вот. Так что здесь хорошо. Здесь 100 километров от Москвы, но я езжу каждый день туда-обратно, потому что… Ну, для меня, во-первых, дорога – я еду, расслабляюсь, я слушаю музыку, еду, думаю.
В.: Ну, во-вторых, это того стоит.
Александр Мясников: Ну, и потом, конечно, вечером, особенно утром. Я еду в основном из-за того, что утром. 2 часа вот здесь на рассвете – это… Я целый день живу, вот я этим живу, 2 часа мне дают такую зарядку.
И я поэтому, как бы я ни устал, я думаю: ну, чего ехать в 9 часов вечера? Ты приехал в пол-одиннадцатого и лег спать. Ну, чего ехать? Нет, я знаю, что будет утро, Господь даст, я встану, и я буду радоваться этому утру.
Чтобы научиться благодарному отношению к жизни и Богу, ему понадобились годы.
То есть я раньше – как бы скорее, надоело. Вот завтра я полечу туда-то. Ничего подобного. Завтра будет, не будет? Вот я здесь, я дышу, я радуюсь, я время подгонять больше не буду.
Кстати, это очень сложно… легко сказать, сложно сделать. Я только, может быть, несколько месяцев назад научился, потому что я всегда говорил: «Так, завтра – это уже все. Давайте, завтра я туда полечу, потом туда, потом будет то, потом се».
Нет, я уже перестал хотеть завтра. Вот сегодня идет время, и слава Богу. Пусть идет, пусть идет подольше, потому что теперь уже надо экономить, в общем-то, каждую минуту.
Вот мы сейчас с Вами сколько разговариваем, сколько людей за эту минуту умерло? Вот просто умерло физически: не довезла «скорая», попали под машину, получил пулю в лоб, остановилось сердце в больнице. Если по миру – это десятки тысяч вот за эти несколько минут. Так что, смотря, с чем сравнивать.
Это не голословные фразы. Врач высшей категории, кардиолог, главный врач одной из столичных больниц знает данные не сухой статистики – ежедневной практики. За плечами почти 40-летний опыт работы, 4 поколения знаменитой врачебной династии Мясниковых. Главная формула его жизни вряд ли отличается от формулы его дедов и прадедов.
Рецепт долголетия доктора Мясникова достаточно прост – не жалеть о прошлом, не заглядывать в будущее, благодарить Господа за каждое мгновение, и, да, вести здоровый образ жизни, жить на природе, рано вставать, много двигаться.
Я вывел для себя формулу: больной человек – это тот, кто считает себя больным, а здоровый – тот, кто считает себя здоровым. Это очень важно. Если ты считаешь себя больным, даже, если у тебя прекрасное здоровье, все, ты так и будешь. А если ты больной, но при этом считаешь, сколько тебе отпущено – ты проживешь.
Знаете, как мне, типа: «Вот неблагоприятные дни – я себя плохо чувствую», – женщина моего возраста. Я говорю: «Ну, хорошо, сколько нам с Вами осталось? Сколько-то. И мы будем делить дни на благоприятные и неблагоприятные? Вы ж понимаете, чем дальше идешь под горку, тем больше будет неблагоприятных дней.
Чего же Вы сами у себя жизнь-то крадете? Любой день сегодня благоприятный, любой. Вы живы, у Вас болит плечо и спина – радуйтесь. У кого-то в морге уже ничего не болит».
Я выхожу, вот у меня все снимает, о чем бы ни думал. Я выхожу, я думаю: Господи, сам дышу, сам хожу, сам ем, сам писаю – слава Богу! Ничего больше, ничего больше не хочу. Вы знаете, по сравнению с этим не надо вообще ничего.
В юности он, как и многие, был атеистом и даже состоял в атеистическом кружке.
Я, например, в детстве в школе был председателем клуба атеистов, считал это нормальным. В школе у нас были какие-то кружки, и, в частности, был клуб атеистов. Я даже читал… купил книжку «Библия для верующих и неверующих».
Ну, это были глубокие времена советской власти, вот. У нас же даже был Дом атеиста, я помню. На самом деле, тогда ведь под словом «атеизм» понимали не просто «вот я не верю в Бога». Тогда-то, собственно, я и познакомился с какими-то постулатами христианства, мусульманства, основными религиями.
Я вообще плохо в этом разбирался раньше, вот. Но, конечно, этот примитивный атеизм, знаете, что вот космонавты летали на небо – Бога не видели, значит, Его нет.
Юношеский атеизм быстро улетучился, когда молодой врач лицом к лицу столкнулся со смертью. Пройдя ординатуру, аспирантуру и защитив кандидатскую диссертацию, Александр Мясников отправился в Африку. В это время в Мозамбике, где он работал врачом вместе с группой геологов, в самом разгаре шла гражданская война.
Какой же я, наверное, плохой человек. Я всегда говорю: «Господи, только спаси, только пронеси!» Потом пронесло, я встал, отряхнулся, я даже не сказал «спасибо», понимаете? Вот что меня убивает. Когда… Я еще не задумывался над этим, я просто понимал…
Я был молодой еще, я в 27 лет попал на войну в Африку, и, когда впервые я просил: «Господь, только пронеси, я вот… только пронеси!» А потом я действительно вставал, отряхивал красную землю, чего-то люди туда-сюда, и уже раненые, и дальше уже не думал.
Когда геологическая группа распалась из-за военных действий, он не вернулся на родину, а остался работать в Африке. Тогда, в ситуации реальной смертельной опасности, он мало задумывался о смысле жизни, но со временем, работая кардиологом в Москве, и уже позднее в Париже, Нью-Йорке, где окончил ординатуру и получил диплом врача, его устоявшаяся картина мира все чаще давала сбой.
И, поскольку врач очень тесно находится вот на этой грани жизни и смерти, особенно, если ты грамотный врач, который сопереживает и думает, ты понимаешь, что далеко не все объясняется законами медицины, таблетками, скальпелем.
И ты видишь, что человек при одинаковых раскладах, кто-то, несмотря на все твои страдания, уходит, а кто-то, несмотря на все прогнозы, остается. Мы все, любой врач знает излечение от запущенного рака 4-й степени, любой врач знает какие-то чудесные вещи.
Мы-то знаем, киваем, ну, и думаем: ну, да, это, наверное, случается. А почему это случается? Что за этим стоит? Ведь так же не бывает. Поэтому… поэтому мы чувствуем. Любой врач это чувствует.
В Америке он вдруг узнал, что прогноз онкологического больного далеко не всегда зависит от отсутствия или наличия метастазов в организме. Все так, но не совсем так.
Меня, когда я приехал работать в Америку, спросили: «А, русский доктор? Иди сюда. Как?» Я говорю: «Ну, наличие метастазов, локализация опухали, распространенность процесса, ответная терапия». Он говорит: «Все да, но не так».
Существует специальная шкала активности. Если больной, даже с метастазами, с чем угодно, бреется, чистит зубы, умывается, застилает постель, делает гимнастику, ходит в магазин, и так далее, и так далее, и так далее, он живет дольше, чем больной даже без метастазов, который лег и поднял лапки вверх. Это настолько математически просчитано.
Существуют специальные шкалы, где от 1 до 100 баллов просчитывается активность пациента, и прямо в историю болезни вписывается: счет по такой-то шкале, там, 69%. Это прогноз, это… Там никто не смотрит на метастазы и так далее. Любой вам врач скажет: если тяжелый больной лег, он уже не встанет.
У Александра Мясникова перед глазами пример отца. Он узнал о раке в самый расцвет жизни и карьеры. Папа тоже был врачом, известным доктором медицинских наук и профессором.
Александр Мясников: Грехи – ведь это тоже такая вещь, они же тоже даются нам за что-то. Всегда удивляет, когда человек не выделяет верно. Вот когда человек заболевает онкологией, какой первый у него вопрос?
В.: За что?
Александр Мясников: За что? Они же не думают, что это, может быть, дадено, наоборот, чтоб ты переосмыслил жизнь, чтоб ты жил по-другому, чтоб ты боролся. А всегда вопрос: «За что?» А, может быть, это дано в испытание, в искупление, наоборот, чтобы пробудить в тебе какие-то другие жизненные…
Сколько людей с онкологией просто себя по-другому ведут. У меня отец – он, когда в 35 лет заболел онкологией, ему вырезали почку, и он понимал, что он скоро умрет, после этого он стал… написал докторскую, стал профессором, директором института, стал ездить на конгрессы.
А я его еще спрашивал, я говорю: «Папа, ну, ты же знаешь, скоро уйдешь. Зачем тебе это?» Он говорит: «А я хочу больше успеть. Мне дали ограниченное количество жизни, и я ее хочу прожить».
Примечательный случай из папиной жизни. Когда, узнав диагноз и думая, что вот-вот умрет, он поделился этим со своими друзьями, все сочувствовали, поддерживали, как могли.
Вот прошло несколько лет – из четверых друзей в живых остался только Леонид Мясников. Папа ушел в 45, прожив еще 10 лет после того, как узнал о раке. Для его сына это еще одно доказательство промысла Божьего о человеке, его веры. Если уж лекарства помогают вылечить рак, то вера и подавно.
Александр Мясников: И вот есть лекарство, которое как бы демаскирует опухоль, в результате чего иммунная сила, наша собственная, начинает эту опухоль пожирать и уничтожать, вплоть до того, что меланома вот такой величины, с кулак, под грудью у пациента исчезает полностью. Вот кулак был – и нет.
Ну, если вдуматься, раз мы можем лекарствами заставить наш организм… Мы ничего с опухолью не сделали, мы просто убрали с нее маску, сказали: «Вот он – рак». Знаете, как у гугенотов кресты на воротах делали мелом. Мы убрали эти маски, и собственные силы уничтожают запущенную опухоль.
Вот вам ответ, почему вера. Если мы можем сделать лекарствами, почему мы не можем это сделать верой? И…
В.: И ведь бывают случаи, именно вера.
Александр Мясников: И мы знаем эти случаи.
В.: Да.
Александр Мясников: Но в будущем медицина будет, я уверен, направляться именно к мыслям. Уйдут лекарства, уйдет хирургия, мы будем это делать просто усилием воли. А что есть усилие воли, как не проявление воли Кого-то, Кто стоит над нами?
Загородная жизнь, пусть и не полностью, помогает забыть о своем напряженном графике. Александр Мясников действительно много и успешно трудится и на медицинском, и на телевизионном поприще, и пока еще не устал от признания.
В.: Как Вы относитесь вот к этой своей популярности?
Александр Мясников: Ну, к популярности я не очень привык. Мне вот до сих пор приятно, когда меня узнают на улице, подбегают. Все говорят: «Ой, как это тяжело!» А мне не тяжело, мне приятно. Меня узнают, я говорю: «Спасибо!» То есть я пока еще радуюсь этому.
А как к деятельности? Считаю очень важной, важнее. Ну, понимаете, как врач, сколько я могу человек спасти или помочь? Ну, 10, ну, 100, ну, хорошо, 150. А если я правильно научу людей себя вести, правильно относиться к своей жизни, правильно относиться к медицине…
Аудитория – миллионы, и если хотя бы 10% увидят от миллионов, это уже сколько? И хотя бы 1 из этих 10%, 1% последуют, это уже сотни тысяч жизней, судеб, здоровья. Это правильно.
Он всегда честен и со зрителем, и с пациентом, и с собой. Размениваться на лукавство – слишком дорогое удовольствие.
Я никогда не вру на телевидении. Все, что я говорю, я говорю то, что говорит мировая медицина. Нет мнения доктора Мясникова, я не говорю свое мнение вообще. Если говорю, об этом специально оговариваю – я говорю точку зрения мировой медицины.
Меня спрашивают: «Почему Вы говорите одно, а другие – другое?» Я не отвечаю за других. Я отвечаю… Я американский сертифицированный доктор, я не могу говорить то, что противоречит позиции Международного сообщества врачей. Меня тогда просто лишат американской лицензии.
Хотя доктор Мясников очень ценит американский врачебный диплом, однако остаться в Штатах не смог. Душа рвалась на родину, к лесу и березам.
Александр Мясников: Никогда не хотел жить вне России. Для меня это просто исключено по самым примитивным… Меня спрашивают: «Почему Вы вернулись? Только не пишите о березках». Да, березки. Да, березки.
В.: Да, вот липы, березки.
Александр Мясников: Я ненавижу все остальное, я не могу видеть. Я, когда был в Африке много лет, я говорил: «Господи, как я ненавижу этот песок, вот этот океан голубой». Я не могу без своей земли. Мне нужно, чтобы был снег, чтобы была осень, чтобы были желтые листики. Ну, вот так.
В.: Да.
Александр Мясников: Я к этому привык. Я выхожу в лес, и все равно все, что вокруг, мое. Оно все равно мое, никого кругом нет, кругом нет. Это моя речка, это мой лес, моя лужайка. Вот это мой гриб, вот это моя белочка, вот это мой дятел – это мое.
Грибы у меня прямо на территории растут. Это же тут недалеко самое грибное место. Я когда… У меня когда-то была дача в Красновидово, я вот в эти места приезжал собирать грибы.
В.: Юджин!
Александр Мясников: Юджин!
В.: Нельзя.
Александр Мясников: Ну, вот ты интересное, любопытное существо. Что ты там увидел?
Для него это именно усадьба, дом, никак не дача, хотя жить тут постоянно не получается. Семья Александра Леонидовича – супруга с сыном, остались во Франции. Доктору приходится каждую неделю вырываться к родным.
Свой дом Александр Мясников с юмором называет кубик Рубика. Он неоднократно и со всех сторон достраивался. Все началось вот с этого маленького уголка и с гостиной с камином, а уже потом появились рабочий кабинет, кухня и даже баня.
А вот у меня дом начинался вот с этой комнаты, собственно, вот эта была комната, с той прихожей 6 на 6 – это все здесь было. Окно, и здесь было окно, а там была просто стена. Ну, и вот мы пристроили…
Сначала я пристроил вот эту часть террасы, потом ту, потом ванную, потом библиотеку, потом 2-й этаж, потом баню. Я говорю – кубик Рубика. У меня вот так все и сложилось.
Из любимых писателей Достоевский, Толстой и Дюма. А вот настольная книга деда Александра Леонидовича Мясникова. Он был ученым с мировым именем, академик. По его учебникам до сих пор занимаются студенты всех медицинских вузов.
Вот это удивительная книжка, это «Болезни печени» моего деда. Это первая его книжка… не первая, а вторая, за 1935 год. За нее дали ему докторскую степень без защиты диссертации. Чего? Молодой парень в 35 лет написал совершенно основополагающий труд по болезням печени, где многие вещи актуальны сегодня.
Потом уже была его знаменитая «Пропедевтика внутренних болезней», «Атеросклероз», за которую он получил премию «Золотой стетоскоп». Предсказывал, что будет какая-то инфекционная субстанция, которой это вызывается. Все здесь… все здесь было описано.
Главные жильцы этого дома – кот Арамис, сенбернары и молодая овчарка Юджин. Несмотря на явную страсть хозяина дома к охоте, защитники животных могут спать спокойно.
Здесь к братьям меньшим относятся, как к полноценным членам семьи. Спят четвероногие на диванах и креслах, а кот и вовсе, вопреки всякой логике, ходит с хозяином в баню.
Уже тут у меня он такой милый, хороший, добрый, в баню мы с ним ходим. Сидит по 15 минут при 100 градусах. Мне жарко, а он в такой шубе сидит в бане. Просится. Подходит, начинает проситься в баню: «Пусти».
Забирается на нижнюю полку, у него там специальный коврик, я ему положил, и вот он сидит, мурлычет громко. Вот так. Первый у меня кот такой, который ходит в баню, первый.
У Юджина другое развлечение – он постоянно ловит солнечных зайчиков и гоняется за собственной тенью.
Они не обращают внимания на него, а он – на них. А этому же играть надо, он задирается с детства, ну, и получает все время. Ну, вот для него… Он не может пока понять, что тень и вот эта игра зайчиков, он все зайчики ловит, это у него прямо загадка № 1.
Впрочем, доктор Мясников за годы своей жизни и медицинской практики привык, что не все поддается разумному объяснению.
Александр Мясников: Вот у меня какое-то ощущение, что Бог – Он лично мой. Нет, я умом все понимаю, я додумываю.
В.: Но у Вас с Ним личные какие-то отношения?
Александр Мясников: Но у меня с Ним личные отношения, понимаете? Вот я не знаю, как это объяснить. Звучит абсолютно… Меня бы сожгли на костре за это раньше.
В.: Ну, нет, нет! Это совершенно нормально.
Александр Мясников: Но у меня вот с Ним личные отношения. Но я Ему всегда скажу: «Спасибо». Я иногда могу даже усмехнуться, подумать: «Надо ж, как Ты задумал, как Ты сделал!» То есть…
В.: Управил, да?
Александр Мясников: Да, как Ты управил! Поэтому звучит, может быть, диковато, но я говорю… я говорю честно.
В.: Это… это… это как раз таки нормально, потому что у нас получается, что все равно у каждого человека свои отношения с Господом.
Александр Мясников: А иначе быть не может, потому что, собственно, на земле и есть только ты и Бог.
Он редко говорит о Боге – слишком личное. Но он точно знает, благодаря Кому пережил клиническую смерть. Она случилась с ним, когда доктор Мясников жил в США.
Я ехал на работу, это было около 6-и утра. В 6 утра уже начинается обход, ты должен приехать. И вот недалеко от госпиталя в меня врезался огромный кадиллак.
Я с переднего сидения перелетел на заднее, через боковое окно двери оказался на улице. А машину вообще бросило, там, на соседний дом, сломало ограду, елку какую-то.
Я пришел в себя уже в своем же госпитале. Открыл глаза – передо мной вот друзья находились.
Возможно, потому что сам был на пороге смерти и видел ее часто в профессии, он совсем не может жить обычной размеренной жизнью, его убивает рутина. Он любит экстрим, ходит в горы, научился управлять вертолетом и несколько раз в год ездит в тайгу.
Так. Сейчас пойдет. Я люблю огонь, люблю воду. У меня тут камин, там камин, на улице, как Вы видели, очаг в одном месте, в другом. Меня огонь как-то бодрит.
Правда, это здесь, в доме, огонь больше символическая составляющая, для удовольствия. В тайге – вопрос жизни и смерти.
И вот в тех условиях… Понимаете, когда… Это так кажется, что лес – ты можешь запалить огонь. Ничего подобного. Если ты просто возьмешь дерево, оно не будет гореть.
Ты должен выбрать дерево сухое, сухое, и только его распилить, которое уже несколько лет стоит сухим, и оно загорится, и будет давать жар. Просто дерево, спилить ветку – оно никогда не разгорится на морозе минус 50.
И, когда мы ехали, так получилось, мы несколько раз на снегоходах, там, сложно через реки, через горы, и в санях у нас была поклажа, и мы потеряли бензопилу.
Вот, казалось, подумаешь – потерял бензопилу. Когда ты в минус 56 оказываешься в тайге, и ты понимаешь, что ты не доберешься до дерева, что бензопила – это твоя жизнь, потому что без сухого дерева ты никакими зубами, никаким топором ты себя не обогреешь, и не согреешь группу, не согреешь дом ледяной.
Ну, в общем, уже было темно. Мы эту бензопилу искали, поверьте мне, с очень большим энтузиазмом. Поэтому огонь здесь – это приятно, а вот в тех условиях это вещь просто необходимая для жизни, ведь это вопрос жизни и смерти.
В тайге он видел не раз, как некоторые не доходили до цели. Отрезанные жестокой природой от цивилизации, сдавались морально и погибали.
Кто-то, не выдержав, заканчивал жизнь самоубийством, не в силах вынести страдания, а кто-то до последнего вздоха умирал в борьбе. Тайга каждый раз давала ему наглядные уроки жизни и смерти, добра и зла.
Для меня очень показательна картина Ильи Глазунова. Можно по-разному к нему относиться, но у него есть картина, называется «Христос и антихрист».
Два человеческих лица, два лика полностью идентичны один с другим, только у одного голубые глаза, а у другого карие. Христос и антихрист, понимаете? Они не отличаются, отличаются только цветом глаз. И ад, и рай…
Я вообще считаю, что ад – это только в душе человека может быть. На самом деле, в любом человеке есть и ад, и рай, сочетаются и самый святой человек, и Чикатило, в любом.
Обстоятельства и его слабость или, наоборот, сила подавляют либо, наоборот, растят либо того, либо другого. И какого цвета у тебя глаза, переименовываю, зависит и от тебя, и от условий, и так далее.
Поэтому никогда никого не осуждай, ты такой же. Просто ты смог, а он – нет, и у него вот это вылезло, а что вылезет в тебе, еще пока неизвестно. Ты еще живой, ты еще не знаешь дна, до которого ты можешь упасть.
Комментировать