‒ Могу сказать так, что до этого я был протестантом, но до протестантства я был просто человеком, обычным парнем, ну, у которого иногда появлялись мысли о том, что есть Всевышний: я на тот момент всегда называл его Всевышнем, не звал как-то Богом, там, Христос… У меня всегда был крестик на шее, ну, особо, прям, так, чего-то не было… Знал, что есть надо мной кто-то, чувствовал то, что надо мной кто-то, наблюдает, но это не знаю… как это так можно… только вот если болезнь как-то называется (смеется). Но я всегда чувствовал, что есть какое-то, как наблюдение.
‒ Это в школе у вас было?
‒ Да, это в школе было, ну как-то так, вот, постоянно было, то что есть такое ощущение, что кто-то смотрит за тобой. Это странно звучит иногда (смеется).
‒ До этого был крещеный, да?
‒ Да, я от рождения крещен.
И в один прекрасный момент, мы гуляли компанией на Московской (это было давно уже, я не помню какой примерно год, наверное, где-то 2007, я не помню точно), и мы остались с подругой, (ну, так, она не особо, подруга был, знакомая больше) получается, вдвоем в чужой компании. И она собралась куда-то уходить. Она сказала: «Я сейчас хочу уже уйти». Я тогда не знал, куда она хочет уйти, а это была протестантская церковь «Церковь XXI века». И я ещё не знал, она не говорит. Я говорю: «Ты куда? Зачем ты уходишь? Оставляешь меня в чужой компании, я вообще тут никого не знаю, мне как бы, ну, не по себе будет». Она такая: «Ну, мне надо, извини, я пошла». Я такой: «Давай я с тобой пойду». Она на меня так посмотрела: «Ну, я не знаю, тебе там не понравится». Я помню, до сих пор это, вспоминаю «тебе там не понравится». (смеется) Я такой: «Да ладно, всё нормально, всё будет хорошо».
‒ Дар пророчества есть в этой церкви ‒ тебе в конце концов не понравилось.
Нет, ну, на самом деле, я ещё не договорил. Она такая: «Ну, ладно, пошли, но только ты скорее всего назовёшь что это сектой» (что-то в этом роде, она так вот это сказала). Я такой: «Всё нормально, пошли». Я пришел туда, и там было так классно, там было, действительно, классно. Я познакомился со многими людьми, которые, вот, как Витя Лавриненко из «Церкви XXI века» ‒ это действительно человек, который, я не знаю, сложно так, прям, сказать, но, действительно, человек, который во многом дал хороший фундамент именно в христианском направлении. Действительно, и церковь протестантская она дала хорошее начало мне, но дело в том, что постепенно, постепенно, так как я изначально верил в то, что есть Всевышний, верил (я уже уверовал в Господа) ‒ чего-то не хватало, я что-то чувствовал, что что-то не так, как бы, что-то не до конца.
‒ А ты уже к ним ходил, да?
‒ Да, я уже ходил…Кстати, вот тогда я познакомился еще и с ребятами… И с одним священником из Православной Церкви (у меня тогда были претензии по поводу икон, потому что я узнал в протестантской церкви то, что там мы начали изучать… Ну, вот, реально у протестантской церкви плюс в том, что они изучают Писание. Минус, конечно, что они изучают его только на русском языке, ну, как бы не все, некоторые изучают всё-таки на разных языках, чтобы быть более… Но большинство людей изучают на русском, и у меня было в привычку читать чисто на русском, русскую Библию.
‒ Ты имеешь ввиду не смотрят, там, на греческом…
‒ Да, а так как у нас на русский язык достаточно, скажем так…
‒ …Приближенный перевод…
‒ Ну, да. Допустим, вот, то же самое греческое слово «любовь» есть на греческом, четыре вида, все по-разному, а у нас «любовь»: «люблю маму», «люблю телефон», «люблю», там, не знаю, «свою машину», и всё – «любовь», а по сути маму ты любишь больше, чем машину, и Бога ты любишь больше, чем машину, и, как бы, в греческом есть понятия разные «любви». И так же, вот, поэтому, когда мы читаем чисто на русском Писание, мы можем не совсем точно понимать, что имеется ввиду. Ну, здесь не совсем точный момент к этому, но дело в том, что, прочитав место «не создавайте себе идолов и не поклоняйтесь», у меня возник вопрос: как так? почему в православной церкви иконам поклоняются? И с этой претензией я поехал в православную церковь, познакомился там с классным священником (не буду называть имени), и он мне объяснил, что иконам не поклоняются, икона ‒ она именно… как к святому, его просят о помощи, так к Богу обращаются через икону. Ну, как через человека, который на иконе изображен к Богу обращаются, чтобы он к Богу обратился. Но есть люди, которые, действительно, они не знают ничего, и они, да, они могут воспринимать это вот так.
‒ Ну, протестанты, вот, они говорят: вот, там, помолись за меня…
‒ Да.
‒ Вот, это фактически здесь мы находимся в таком теле, да, тело такое, в любви находимся, Церковь, там, Земная, Небесная, вот мы вся единая Церковь, поэтому мы просим: «Помолись за меня Богу…»
‒ Да.
‒ … потому что Он уже достиг, Он уже там, как бы…
‒ Вот, у протестантов, но я не знаю, насколько сейчас это честно сказать, но на тот момент, когда я был в протестантской церкви, там идёт такое отделение, получается, Небесной от Земной церкви, потому что всех, кто там, никто никого не просит, а здесь, в православной церкви мы понимаем то, что мы ‒ единая церковь, даже которая на небесах, и те люди, которых мы знаем, что они, ну, то что они достойны ‒ они умирали за Христа, они со Христом, мы верим в это, ‒ мы можем и имеем право просить их о помощи, чтобы они молились вместе с нами, но молились – не им молимся, а молились вместе Богу, в плане того, что у меня какая-то душевная проблема, или у меня какой-то случай случился, там, болезнь какая – я прошу определенного святого, который мне близок по духу, можно даже Деву Марию просить, можно просить, разных святых, кому какой ближе, просить вместе молиться Богу определенную проблему решить. И вот это ‒ правильное понимание, мне это понимание объяснили и предложили ходить [вы православную церковь], но у протестантов веселее всегда было, и как-то, более современно, молодёжно, и это все-таки втягивало, затянуло, хотелось именно туда ‒ помимо Бога хотелось именно потусоваться.
И эта тусовка – она втягивает. Ну, и так прошло лет… сколько я пробыл у протестантов… лет шесть, наверное, где-то так, я точно не помню. Я не стал ходить в православную церковь, хотя мне сказали, что… Ну, священник, священник оказался вообще очень правильным, действительно, он мне сказал… ну, вот у меня реально такое ощущение, что он знал, что все будет нормально. Он сказал: «Протестанты – это не так страшно». Он поговорил еще тогда с моей мамой, мы вместе тогда еще пришли: «Протестанты ‒ это не так страшно, для начала, типа…» (он как-то так, с таким намеком, сказал, что все будет хорошо). И, я не знаю, это осталось у меня даже до конца, до вот этого моего вопроса по поводу Евхаристии (до которого мы еще не дошли, сейчас дойдем), это осталось ‒ именно вот эта любовь, которую он преподнёс, что: «Ничего страшного, ты не сектант какой-то там, все нормально». И это очень хороший такой момент, то семя, которое, действительно, взросло потом. И через какое-то время (я ходил в протестантскую церковь), а потом, скажем так, у меня была конфликтная ситуация с кое-каким человеком, как раз, в «XXI века», ну, не конфликтная, мы не поняли друг друга, и обиды, скажем так, были, потом помирились… Но я узнал о другой церкви протестантской и начал ходить туда. Ходил какое-то время, ходил, но, опять же, всё это какое-то, вот… Всё, как бы, хорошо: проповеди ‒ они так заряжают, ты, как бы, хочешь действовать… но опять, всё равно чего-то не хватает! Вот, я не знаю, когда тебе нужны именно не тусовки, а вот именно не земное, ты хочешь именно что-то большее, тебе все время вот этого всего мало. Вот это даже, если у тебя все будет вообще все круто, если у тебя, там, знаете, вот, бывают люди, которые имеют все, но они несчастливы: там, мерседесы, дома крутые – всё-всё; деньги есть, но они все равно несчастны, становятся наркоманами, умирают от передоза. Такое часто бывает, и вот здесь чем-то похожая ситуация, потому что здесь, в этой «Благой вести» стало еще круче, в плане того, что как бы всего и больше, и более насыщенно, но это… не этого хотелось, как бы, чего-то хотелось еще больше ‒ и большего я не получаю.
Я познакомился там с одним парнем, и он – католик. В чем прикол, то что он говорит: «Я хожу в свою католическую церковь, участвую в Евхаристии на мессе, а так, вот, я общаюсь с протестантами, прихожу в гости, как бы, у меня тут все нормально». Я такой: «Да? Интересно». А мне всегда нравилось католическое: как католичество устроено, там, орган, готические храмы, или как там у них называется… И мне это всегда все нравилось и очень интересно было. И я ему говорю: «Своди меня к себе на мессу». Он такой: «Да, я знаю, тут у нас очень старинный есть храм»… или не храм, как это у них называется…
‒ Костёл…
‒ …костёл, старинный, он еще во время войны был. Я такой: «Ну, своди меня туда, я посмотрю». И когда мы подошли к костёлу, он мне решил рассказать о Евхаристии. Как католики воспринимают Евхаристию. Я не знаю, но это сто процентов ‒ это говорил Бог через него. Он мне начал говорить о том, что у католиков (он тогда о православных не говорил, он именно за себя говорил), что во время мессы, когда приносят дары Богу, священник молится, Святой Дух сходит, и эти дары полностью превращаются, ну он как-то говорил, что это полноценная Кровь и Тело Христа, и мы воспринимаем, что это полноценная Кровь и Тело Христа, а у протестантов такого нет ‒ вот так он говорил. И, я не знаю, когда он это все объяснял, очень сложно передать это, но я, прям, прочувствовал, что что-то есть в этом. И я подумал, что мне это надо. Вот этого мне и не хватает ‒ именно участвовать в Евхаристии. Тогда это вот только зародилось, а потом постепенно, с каждым днем, у меня больше вопросов по этому поводу появляться стало. И я такой: «Надо пойти к католикам, мне всегда там нравилось ‒ пойду».
Приехал в католический храм, который на Невском находится, не помню, как он называется, около Казанского собора. И я такой, прихожу к священнику, прошу. Там у них тоже молодежные сходки в семь часов под храмом, где они пьют чай, разговаривают. И я попросил священника поговорить, и говорю ему: «Я, вот, как бы, крещеный в православной церкви, хожу к протестантам, а можно я к вам буду причащаться приходить?» (смеется). Просто причащаться. Он такой на меня смотрит: «Ну, вообще, знаешь, это не совсем правильно, если ты будешь участвовать в Евхаристии, а будешь, там у протестантов». Я такой: «А что нужно, чтобы мне участвовать в Евхаристии?» А он: «Ну, для начала тебе нужно определиться, где ты ‒ ты или у протестантов, или у православных, или у католиков. Лучше быть где-то, чем везде одновременно. И если ты хочешь все-таки участвовать в Евхаристии, быть католиком, то ты должен начать проходить катехизацию, в общении находиться с церковью, и через какое-то время, допустим, через полгода, я тебя уже допущу к Евхаристии». Я как-то призадумался, как-то все долго, а все равно хочется. Вот, реально, ты понимаешь, что тебе это надо.
И там как-то раскрутилось, что я решил поехать опять в этот храм, где когда-то познакомился со своим священником. А там уже другой священник, но этого священника я тоже знал, потому что я с ним познакомился, когда он только заканчивал семинарию, он приходил к моему священнику и рассказывал о своей работе, и мы с ним познакомились нормально, и я начал общаться с православными людьми.
Но там, конечно, была жесть: то что они меня сразу сектантом назвали, то что я протестант, просто ‒ ты сектант. Не все, конечно, но это, прям, так отталкивало поначалу, реально, прям, какая-то жесть. Но все равно, протестанты видимо дали какую-то закалку к этому моменту, в плане того, что я относился с любовью, и на такие моменты закрывал глаза, то что там очень жестко относились. И продолжал тоже ходить к ним, это по вторникам было. И поднимал вопросы, в чем же там отличие, почему… И мне начали рассказывать о том, какие есть моменты у католиков, которые отличаются от православия. Узнал я о том, что когда-то был раскол; узнал о том, что у католиков и православных раскол произошел, они были одной церковью, и узнал догматы, которые приняла католическая церковь, которые, даже если закрыть на них глаза ‒ я лично не могу закрыть глаза на эти догматы, поэтому, узнав об этих догматах, я не смог быть католиком, я не смог ходить туда, потому что меня они отталкивают, эти догматы. Я также продолжал ходить и в протестантскую церковь, но после того, как я узнал о Евхаристии, я уже не смог причащаться там больше. У меня как отрезало, просто. Я понял, что это не причастие. И участвовать в, как они называют, «причастии» …
‒ Воспоминание…
‒ Ну, они, прям, так не говорят ‒ «воспоминание», они говорят причастие просто. Ну, по Писанию читают, там, какие-то моменты…
И я не смог там больше, не чувствовал этого, это просто не чувствуется. Познакомился с «Атриумом» тоже. Приехал сюда к вам, тоже здесь побывал. И здесь одна девочка была, я не помню, Таша ее, вроде, зовут. И она предложила поехать в Псков, они на машине вчетвером собирались ‒ поехать в Псков в женский монастырь. Я поехал, ну, как-то не особо там было, там, конечно, круто, но опять, там эта вот атмосфера, нагнетающая все-таки. И я сидел не в самом храме, так как там сидеть негде было, обычно там все занято бабушками какими-то, и я решил где-то в сторонке посидеть. И подошла ко мне старая монашка, старенькая вообще, и начала со мной общаться: что я тут делаю. И я ей рассказал, что я протестант. Она такая: «О, протестанты! Классные ребята! Я их знаю, к нам приезжают иногда протестанты». Я такой: «Да? Ну, классно». Она такая: «Вот, выбери здесь» ‒ у них коробочка такая лежала, со старыми иконками, ну, кто умер уже из монахов или монашек, их иконки, ‒ «возьми себе какую-нибудь». Я такой: «Ну, я вот эту возьму». А там ‒ «Последний суд». Она такая: «Интересно-интересно…» И мы общаемся, общаемся, и она такая говорит: «Я вижу в тебе будущего миссионера». Я такой: «Да?» Она такая: «Ты, вот, протестант, но православие истинно, и ты увидишь это». Я такой: «Да?» И она такая (это уже совпадение): «Тебе нужно прочитать Сысоева книжку». А я слышал именно в «Атриуме» про Сысоева то, что я тут узнал о нём. И она говорит: «Тебе нужно Сысоева прочитать, вот, возьми здесь, купи, здесь рядышком магазинчик, и купи там книжку Сысоева». Я такой: «Ну, ладно, ладно, типа, я куплю». Я не знал куплю я или не куплю, но, просто. И ушел, мы разошлись. Она потом находит меня в конце службы, дает мне книжку свою личную ‒ Даниила Сысоева, и говорит: «Мне скоро на тот свет, а она тебе нужнее». Я был в шоке, то, что, вот, действительно, какое-то, просто, я не знаю…чувствовалось, что Господь ведет. Я не знаю, вот чувствовалось, что ты доверился Богу, ты доверился ему еще тогда, когда к протестантам шел, и сейчас доверился, вот эти все вопросы, ты позволил Ему не зависнуть где-то там в убеждениях своих личных, эгоистических, или даже, когда гордость, когда ты зависаешь в убеждениях, когда ты, вот, прям, убедился и всё, и знаешь, что так вот правильно. Ты не даешь, своей гордостью ты запираешься и не даешь Богу дальше действовать в твоей жизни. Я позволил Ему посеять дальше семена, чтобы они росли по поводу Евхаристии, и дальше Господь стал меня вести. Я не привязывался сильно к обществу, к людям, и это позволило Богу дальше подвигать меня. И здесь я чувствовал, что Господь действует… И Он через монашку… Я ехал обратно и думал, что я ради этого и приехал. Я, просто, вот, ехал домой и говорил, и все были в шоке, как раз, вот, ребята из «Атриума», и они говорят тоже: «Вообще, ну, круто».
И я такой, говорю этой девочке: «Ты знаешь отца, священника того»? Она: «Да, знаю». Я такой: «Отведи меня к нему». А это тот священник, который сказал мне как раз: ну, протестанты нормальные. И это семя взросло, в плане того, что он не назвал меня тогда еретиком ‒ он не назвал меня таким. И эта любовь ‒ она сейчас взошла. И я такой: «Отведи меня к нему, я буду к нему ходить».
Я прихожу туда, она меня приводит: «О! сколько лет, сколько зим!» Примерно так было. Он меня вспомнил! Прошло столько лет – лет 7, я не знаю, сколько тогда прошло. Он говорит: классно, давай, сейчас чтения, садись. И всё, я начал ходить туда, ходить, но меня сначала не допускали до Евхаристии, как бы я не хотел. Мне самое главное было участвовать в Евхаристии, но были вопросы… Прошло уже месяца три-четыре, и уже на исповеди меня спрашивают: «Ты уже готов, ты уже всё?» И я такой: «Я еще не готов». У меня много вопросов, вопросы были по поводу икон и почему я священника должен звать отцом ‒ и такие вопросы меня действительно очень сильно отталкивали, потому что это надо было бороться внутри себя. И некоторые вопросы так у меня и не решились. И, вот, прошло уже больше полугода, до Пасхи время прошло, и он говорит, что, если ты готов… А я уже не мог, мне нужно было участвовать в Евхаристии, я уже признавал, полностью признавал, что это есть Тело и Кровь, и мне нужно это, и я уже говорю: «Я со всеми вопросами не могу разобраться, потому что сам в себе задумываешься, там внутри какие-то…» И я просто вспоминаю текст из Писания, точнее, мне кажется, что это Господь говорит во мне. Из места, когда Христос спрашивает отца: «Веришь ли ты?» И отец говорит: «Верю, помоги моему неверию». И вот эти слова я услышал в себе, в сердце. Я верю, что это Господь сказал. И я говорю себе: «Я войду в церковь под этими словами. То, что некоторые верующие, они все равно остаются таким, я верю, что Евхаристия ‒ это тело и кровь Христа, и это самое главное, на этом стоит церковь, это самое важное. И я говорю то, что под другими вопросами я пойду, чтобы Господь помог мне открыть их в дальнейшем, чтобы я уверовал как есть».
И дело в том, что после Евхаристии первой, которая прошла у меня сознательно, я не знаю, раза три-четыре я плакал, просто я не мог остановиться. И в этот же день два вопроса, которые по поводу икон и по поводу «отца», открылись, и я был просто в шоке. В момент этого открытия я находился дома и рассказать даже сложно, я чувствовал, что это Господь говорит. Но я еще хочу к этому добавить то, как я подошел к Евхаристии. И на самой Евхаристии были у меня такие моменты, искушения, в ту Литургию…
‒ Перед Пасхой, Великой субботой…
‒ Да, была эта Литургия очень сложная для меня. Во-первых, она очень долгая. Все это знают, а я не очень люблю, когда долго. И в этот момент у меня были очень сильные искушения. Реально, я стоял на этой Литургии, потому что я на Пасху, получается, первый раз причащался, и на этой Литургии было очень сложно. Я стоял, меня всего метало, я, прям, чувствовал голос внутри себя: «Уйди отсюда, тебе это все не надо». Короче, у меня все на отвращении было, что это все чушь, уходи отсюда, все это брось. А я уже всё, я уже был готов причащаться на Пасху, через пару дней, получается. И меня всего раздирало внутри, я, прям, не знал, как это объяснить, прям, плохо было.
Потом священник с этой иконой идет вокруг всех, кладет ее, и все должны подойти и поцеловать ее…
‒ Плащаницу…
Да, плащаницу. Наотрез не хочу не целовать ‒ ничего. Через силу просто подошел поцеловал, как бы, потому что я не понимал, почему я должен это делать и зачем мне это надо. И домой уже еду, и мне там говорят, что надо готовиться будет к причастию ‒ мне дали книжечку, и вот, когда я начал готовиться к причастию, мне, прям, так плохо, мне ничего не надо. Там еще в следующий день как раз, перед тем, как готовиться к причастию, должен быть полный пост, то есть только пить можно, или даже пить нельзя, я не помню. Есть нельзя целый день.
‒ В страстную субботу…
‒ Да, и я его полностью взял, этот пост, чтобы полноценно войти. И, я не знаю, под конец дня, как раз, когда я начал готовиться к Евхаристии меня, прям, раздирало всего внутри, просто я чувствовал, это громко сказано, дьявол, прям, говорил, он, прям, говорил: «Тебе все это не надо! Все это брось! Все это чушь!» Всё, прям, в голове. Я стою, потом сажусь на пол, держу последование ко причастию, мне плохо, я не знаю, что мне делать, меня, прям, раздирает всего внутри, я не хочу никуда идти, хотя уже сделал шаг, и то, что вот я сейчас должен причащаться, вот на следующий день. Я начинаю читать, я не помню, там первая или вторая страничка, когда ты читаешь, и там такие слова…
‒ Очисти, омой меня слезами…
‒ Я читаю и, вот, кладу, и от себя уже начинаю молиться Богу, потому что мне было очень тяжело в этот момент, прям, вообще. И я говорю: «Господь, …» И я не знаю, меня просто накрыло, меня, прям, накрыло конкретно, я плакал, плакал ‒ и я слышу голос: «Держись, я с тобой». После этого, мне это придало силы очень, я был уверен, что Господь со мной. Это надо пройти, надо сделать шаг, вот, через это. Я сделал этот шаг. И ни капельки не жалею. Это, действительно, было так надо. Вот такая история.
Видео-источник: православный молодежный миссионерский центр «Атриум»
Комментировать