Есть ли у самоубиенных надежда на спасение или их участь окончательно решена?
Знаем, что самоубийц не отпевают, за них нельзя подавать записки, и церковь о них не молится. Но ведь в этом случае получается, что у них нет надежды на спасение, что Страшный суд по факту для них уже случился. Или всё-таки надежда есть?
4 Ответа
Вот отрывок из жития подвижницы монахини Афанасии (Логачевой):
Будучи на родине в селе Кудлей монахиня Афанасия проживала некоторое время в келии рядом с храмом. В подполье своей келии она вырыла могилу, куда поставила гроб, в который и сходила для молитвы с памятью о смерти, никем и ничем не развлекаясь. В это время она предприняла молитвенный подвиг за своего родного брата Павла, в пьяном виде удавившегося.
Пошла первоначально к блаженной Пелагее Ивановне, жившей в Дивеевском монастыре, посоветоваться, что бы ей сделать для облегчения загробной участи своего брата, несчастно и нечестиво окончившего свою земную жизнь. На совете решено было так: затвориться ей в своей келии, поститься и молиться за него, каждодневно прочитывать по 150 раз молитву «Богородице, Дево, радуйся». По истечении сорока дней она увидала глубокую пропасть, на дне которой лежал как бы кровавый камень, а на нём лежали два человека с железными цепями на шее, и из них один был её брат. Когда она сообщила об этом видении блаженной Пелагеи, та посоветовала ей повторить подвиг. По истечении вторично 40 дней она увидела ту же пропасть, тот же камень, на котором были те же два лица с цепями на шее, но только её брат встал, походил около камня, опять упал на камень, и цепь оказалась на шее его. По передаче сего видения Пелагее Ивановне, последняя советовала в третий раз понести тот же подвиг. Через 40 новых дней м. Афанасия увидала ту же пропасть и тот же камень, на котором находился уже только один неизвестный ей человек, а брат её уходил от камня и скрылся; оставшийся на камне вслед говорил: «Хорошо тебе, у тебя есть на земле сильные молитвенники. После сего блаженная Пелагея сказала: «Твой брат освободился от мучений, но не получил блаженства».
Т.е. тут смотря что понимать в вопросе под спасением: если не получил блаженства, это спасение или нет? Также я встречал такое мнение, что многие из самоубийц, которых не отпевают по формальным признакам, т.е. кто не состоял на учете у врача и точно не известно, что он сошел с ума, на самом деле сошли с ума. Просто это известно только Богу.
Самоубийца самовольно решил отвергнуть жизнь - дар Божий. Последним своим поступком он засвидетельствовал отсутствие веры в Бога и надежды на Его милосердие. Поэтому Церковь не отпевает его и тем свидетельствует, что он навеки отлучен от лицезрения Бога. Если кто желает лично молиться о самоубийце, надо приготовиться к искушениям. Однако для самоубийцы, возможно, это будет некое утешение в его безотрадном состоянии (хотя и не дает ему надежды на спасение). Известны несколько случаев успешных молитв святых о самоубийцах - но на то они и святые, чтобы их дерзновенное исключение подтверждало общее правило. Зато мне известны случаи, когда люди, молившиеся за самоубийц, потом сами кончали жизнь так же.
Приведу здесь большую цитату о самоубийстве митр. Вениамина (Федченкова), автора келейного канона по самоубийцам.
Если признавать лишь один этот естественный мир, то смысл жизни почти гибнет: стоит ли жить, если все кончается с могилой? Жизнь оказывается пустой, как ни заполняй ее делами и удовольствиями. А сколько при этом еще скорбей, забот, болезней, мук, недоумений, страстей! Зачем, для чего все это терпеть? Не лучше ли все сразу оборвать самоубийством?! Одно мгновение – и нет ничего!
Совсем иное мировоззрение и ощущение бывает у верующего человека: есть еще другая жизнь, загробная, бесконечная и – для удостоившихся – блаженная, прекрасная. Есть Бог, Которым и для которого можно и должно жить. Тогда и эта кратковременная жизнь получает полновесный смысл. Такие рассуждения, лучше сказать, – живые чувства – переживались и мною лично. Мне совершенно ощутительным, осязаемым казалось переживание бессмыслицы жизни, если все кончается здесь. (...)
Но мне мучительно было даже допустить такой бессмысленный конец... И жуткий холод овладевал мною при одной мысли об этом! И тогда я почувствовал: почему люди кончают самоубийством от неверия! «Нечем жить», – писали иногда самоубийцы перед смертью.
И жизнь показывает, что многие самоубийцы кончали расчеты с жизнью именно от неверия и бессмыслицы жизни. И это делали не только мальчики и девочки в 15 – 20 лет, но сознавали и большие ученые. (...)
В Дневнике своем Достоевский приводит несколько случаев самоубийства, по разным мотивам. Но никто из покончивших с собой не был верующим. Есть дневник Дьяконовой, где она подробно описывает свою жизнь, как она дошла до самоубийства.
И наоборот, вера спасает от самоубийства. Расскажу два случая из моего опыта.
Один бывший богатый человек, приехавший эмигрантом в Америку, рассказывал мне про себя следующее. Тяжелая жизнь в бедности, лишение богатства часто приводили его к мысли о смерти. Однажды вечером он направился к реке, чтобы потонуть. И вдруг он видит во тьме светящееся приглашение такого рода:
– Прежде самоубийства зайдите сюда!
Он зашел... Пастор стал беседовать с ним. И в результате – он остался жив и нашел себе место.
А вот другой случай.
За границей я был законоучителем и духовником в Донском кадетском корпусе. Пришел годичный срок смерти б. атамана К., застрелившего себя из револьвера. Назначена была всенощная, а завтра – литургия и военный парад. Да и самый корпус был назначен во имя самоубийцы атамана.
Я решительно отказался молиться церковно за него и служить службы. Директор обещался жаловаться на меня высшему духовному начальству моему. Я не возражал. Так служб и не было. Парад провели.
После обеда приходит ко мне высокого роста офицер (кажется, подполковник), в шинели нараспашку, и задает вопрос:
– Почему вы не служили ни вчера, ни ныне по нашем атамане?
Я объясняю ему, что так учит наша Церковь – за самоубийц нельзя молиться – если только они не покончили с собой в ненормальном состоянии. И сослался ему на каноническое правило св. Тимофея, патриарха Александрийского. Он выслушал меня внимательно и говорит:
– Ну, благодарю вас!
– За что? – спрашиваю я его удивленно.
– Значит, Церковь строго смотрит на это?
– Как видите!
– А я ныне хотел застрелиться. Но ваше (мое) поведение остановило меня.
И он остался жив, – слава Богу.
Почему это так – понятно. Если человек знает, что есть другая жизнь, и если за наше поведение придется еще и давать ответ пред Господом, то невольно задумаешься пред таким решением.
Смерть в состоянии любого нераскаянного смертного греха, будь-то самоубийство, убийство другого, блуд, зависть, клятвопреступление и т. д. ввергает душу умершего в ад навсегда. Без шансов. Просто самоубийство, в отличии от других грехов, это последний смертный грех, который успевает человек совершить при жизни.
Но надежда может состоять в том, что человек мог уйти из жизни в состоянии невменяемости. Св. Синод Константинопольской Церкви вынес такое суждение по этой теме:
Самоубийство всегда понималось в Православной Церкви как трагедия и серьезное посягательство на достоинство человеческой личности. Но со временем, по мере того как углубилось понимание психических заболеваний и эмоциональной неустойчивости, Церковь все чаще признает, что самоубийство обычно связано с «духовными и/или физиологическими факторами, которые значительно подрывают разум и свободу человека» (Постоянная конференция канонических православных епископов Америки, Пастырское послание о самоубийстве, 2007). Поэтому христианская любовь требует, чтобы Церковь не отказывала категорически в погребении и полном заупокойном богослужении по человеку, покончившему с собой. Верующие также не должны смотреть на человека, совершившего самоубийство, как на того, кто свободно и сознательно отверг Бога. Это тот случай, когда божественная икономия и сострадание определяют тáинственную и пастырскую икономию.
С этим суждением можно поспорить при желании, но оно есть.