Протоиерей Александр Ильяшенко родился в 1949 году в Москве. В 1972 году окончил МАИ, факультет «Двигатели летательных аппаратов». Работал в Институте атомной энергии имени И.В. Курчатова, занимался нейтронно-физическим расчетом ядерных реакторов. В 1995 году окончил богословско-пастырский факультет ПСТБИ (ныне – ПСТГУ). В 1994 году рукоположен в сан диакона, в 1995 – в сан священника. Настоятель храма Всемилостивого Спаса бывшего Скорбященского монастыря. В 1974 году женился на Марии Евгеньевне Амбарцумовой, дочери протоиерея Евгения Амбарцумова, внучке расстрелянного в 1937 году священномученика Владимира Амбарцумова. У отца Александра и матушки Марии 12 детей (дочь Варвара скончалась в 2016 году) и 50 внуков.
– Отец Александр, вы росли в неверующей семье?
– Мама была верующая. Папа из верующей семьи, сам не был практикующим христианином, но был человеком нравственным и внутренне очень сильным. Он с молодости боролся с тяжелейшей болезнью. У папы окостенели суставы на ногах. Руками он владел, ел сам, брился, но причесаться сам не мог – так высоко рука не поднималась. Все движения были скованы. Но он никогда не унывал, наоборот, отличался оптимизмом, чувством юмора и эрудицией. Много с нами общался, читал нам вслух стихи и прозу. С выражением читал, артистически! Он видел игру наших великих артистов… Так вот, папа мог передавать их игру, и мы это воспринимали. Нам с сестрой он вслух прочитал всю «Войну и мир». Надолго это чтение растянулось – уделял нам час или два, а роман огромный, – но целиком прочитал. Привил нам любовь к русской и к мировой классике.
Папа умер, когда мне было всего тринадцать лет, но его пример мы запомнили на всю жизнь.
– А его отношения с мамой были для вас примером?
– Я не помню, чтобы они ссорились.
– Ваш брат известный математик, вы окончили МАИ, до принятия сана много лет проработали в Институте Курчатова. Любовь к учебе вам тоже родители прививали?
– И родители, и их друзья. Например, они дружили с Давидом Альбертовичем Франком-Каменецким и его женой Еленой Ефимовной. Они были людьми высокой культуры, очень образованными. Давид Альбертович ученый с мировым именем, занимался физикой горения, физикой плазмы, астрофизикой. Он был один из создателей атомного оружия. У них с Еленой Ефимовной было четверо детей. И родители наши были люди образованные, любили свою работу. Папа один из создателей авиационной промышленности, мама специалист по истории Франции. Но у папы также было много гуманитарных интересов. Про его любовь к литературе и театру я вам уже сказал. И историей он интересовался.
– Можно сказать, что в МАИ вы пошли по папиным стопам, а интерес к истории унаследовали от обоих родителей?
– Да.
– А когда у вас появились первые мысли о создании своей семьи?
– Никаких особых мыслей у меня не было. Конечно, это милость Божия, молитвы близких людей, родителей. Родители мои умерли рано – папа в 1962 году, мама в 1969, оба не дожили до шестидесяти лет, – но они оставили нам в наследие не что-то материальное, а пример любящей мудрой семьи и своих друзей, с которыми мы продолжали общение и после ухода папы и мамы. Круг общения с годами расширялся, но это родительское наследие. Например, мама с семьей моей будущей жены – протоиереем Евгением Амбарцумовым (сыном священномученика Владимира) и его женой Татьяной Александровной – была знакома еще до войны, через нее и папа с ними познакомился.
– Вас в детстве, в пятидесятые годы, водили в церковь?
– Практически нет. Папа в церковь не ходил, да ему и физически это было очень трудно, а мама была ученицей создателя МГИМО академика Сергея Даниловича Сказкина, преподавала там, и, если бы ее увидели в храме, сразу выгнали бы с работы. Тогда с этим было очень строго. Она не могла регулярно бывать в храме, но была человеком верующим, они с папой венчались, всех нас – брата, сестру, меня – крестили.
В храм я стал ходить вскоре после маминой смерти, этому способствовала семья наших крестных, Бориса Петровича и Екатерины Александровны Ефимовых. У них самих было пять детей. Борис Петрович мой крестный, а Екатерина Александровна – крестная моей сестры и моей матушки. У них в доме мы и познакомились. Моя будущая супруга жила в Ленинградской области, но приезжала к крестной, и как раз в один из ее приездов я пришел к ним в гости.
Поначалу мы друг другу не приглянулись, а потом произошла такая таинственная история. Скончался Борис Петрович, человек праведной жизни, волжский богатырь – он и физически был могуч, и нравственно. На первую годовщину его смерти приехала Татьяна Александровна, моя будущая теща, с Машей, моей будущей женой. И я был на годовщину у Ефимовых. За разговором выяснилось, что я давно мечтаю съездить в Ленинград, посмотреть город, и так совпало, что как раз Татьяна Александровна решила задержаться в Москве. Билеты тогда не были именными, она отдала мне свой билет, и мы с Машей поехали. Наверняка это произошло по молитвам Бориса Петровича. И потом Господь меня умудрил – я начал объяснять матушке, что семья должна быть большая. А их у отца Евгения и Татьяны Александровны было семеро.
Погостил, пообщались, вернулся домой, написал письмо с благодарностью, она мне ответила, я ей тоже, и понял, что после такого письма должен сделать предложение. Через две недели приехал в Ленинград и сделал. Венчал нас ректор Ленинградской духовной академии архиепископ Мелитон, друг священномученика Владимира Амбарцумова. И венчал, и застолье устроил.
Матушка тогда заканчивала медицинский институт, ну а поскольку я уже работал, ее распределили в Москву, тогда же вышла замуж моя сестра, ее муж переехал к нам, а в свою квартиру пустил меня. Это кооперативная квартира, потом мы ее купили, но главное, что мы начали свою семейную жизнь в прекрасных условиях – в малогабаритной, но своей двухкомнатной квартире.
– А потом стали рождаться дети. Вы оба, как я понял, с самого начала были настроены на многодетность, но вряд ли могли предположить, что детей будет двенадцать?
– Нет, конечно. Я и не задумывался, но на свадьбе Машин старший брат пожелал, чтобы у нас было восемь детей, а она воскликнула: «Что ты меня ограничиваешь?»
– Какая разница в возрасте между вашим старшим и младшим ребенком?
– Девятнадцать лет.
– То есть когда их уже было двенадцать, все дети учились или были дошкольниками, и жили вы все вместе. Матушка, естественно, не работала. Я помню, что в институтах, связанных с оборонным производством, платили больше, чем в обычных отраслевых НИИ, но точно не столько, сколько нужно даже на очень скромную жизнь такой большой семье.
– Когда меня спрашивают, как я вырастил своих детей, отвечаю: не знаю. Господь помогал. Прохожие на улице, добрые люди, друзья наших родителей… Конечно, мы жили очень скромно, но и жизнь тогда была совсем другая. Лакомства в доме были редкостью, но дело не в лакомствах. Большая семья – это особый организм, непохожий на маленькие семьи. Господь дает и детей, и на детей, и всех умиротворяет. Конечно, конфликты случались, где-то и я бывал неправ, где-то старшие дети пытались устроить некую дедовщину, приходилось с ней бороться, но в целом это особый дух. Потому что когда дети подростки или уже юноши и девушки, а в семье младенец, капризничать просто несерьезно. Наоборот, старшие младших любили и нянчили, взяли на себя колоссальную нагрузку: одевали, переодевали, купали. Делали они это добровольно, с радостью! И я понимал, что детей нужно приучать к труду, потому что если дети в большой семье становятся иждивенцами, как можно вести большую семью? Всячески поощрял инициативу. Например, посылали кого-то из детей в магазин, давали деньги, говорили: купи то и то, а если останутся деньги, купи что-нибудь интересное. И никогда за такую самостоятельную покупку не ругал их. Если мне эта покупка казалась неудачной, говорил так: спасибо, инициативу проявил, но можно было выбрать более удачно. Но никогда не пресекал стремление детей принимать решение самостоятельно. Теперь, глядя на них, даже удивляюсь: такие решительные, самостоятельные, инициативные.
– Даже когда супруги очень близки и стремятся стать единым целым, какие-то спорные вопросы, в том числе и касающиеся воспитания детей, неизбежно возникают. А уж когда столько детей, сколько у вас, можно предположить, что такое случалось неоднократно. Как вы решали эти споры?
– Мирно. Матушка моя исключительно мирный человек. Никогда не роптала, не возражала. Если возникали разногласия по серьезным вопросам, мы их и обсуждали серьезно. Еще до женитьбы, когда я сказал ее крестной, Екатерине Александровне Ефимовой, что хочу жениться на Маше, Екатерина Александровна предупредила меня: «Имей в виду: она духовный человек и она выше тебя». И я это воспринял. По многим вопросам я сознательно спрашивал у матушки совета и принимал то решение, которое предлагала она.
Часто неправильно расставляют приоритеты в семье. Спрашиваю кого-нибудь: скажи, пожалуйста, кто в семье главный? Почти все отвечают: конечно, муж. Ответ правильный, но неполный, потому что главное в семье – совет и любовь. «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф. 18:20). Если между мужем и женой согласие, совет и любовь, тогда Сам Господь направляет эту семью, и тогда устанавливается правильная иерархия: Господь, муж, жена. Если же муж пытается залезть на место, которое принадлежит Одному Господу, он всё искажает. Муж вовсе не фельдфебель, и не должны остальные брать под козырек. Вот если понимать, что в семье решения принимаются не единогласно, а единодушно, как в Церкви, Господь помогает, помогает ненавязчиво и незаметно: в семье всё хорошо, у мужа с женой всё хорошо, дети понимают, что в большой семье неизбежны трудности, что эти трудности надо переносить, и переносят их достойно.
Конечно, всё индивидуально. Например, известный священник протоиерей Глеб Каледа был женат на сестре отца Евгения Амбарцумова, и я наблюдал эту семью. Там папин авторитет был настолько высок, что он никогда не обсуждался. Если папа сказал, значит, так и есть. Но это потому, что отец Глеб был и высочайшей духовной жизни, и интеллектуал, образованнейший человек, и с огромным опытом руководства – он был ученый-геолог, имел в подчинении большой коллектив. Поэтому ни у его матушки, ни у детей не возникало никаких вопросов – его слово было законом. Но именно потому, что для него на первом месте был Господь.
– Вы понимали, что в вашей семье так быть не может?
– Конечно. Я на это и не претендовал, и не претендую. Всегда знал, что в каких-то вопросах матушка компетентнее. Да и дети даже сейчас могут в чем-то со мной не соглашаться. Но если ты ищешь ответ совместными усилиями, это и тебе полезно, и всем остальным.
– Отпуск вы проводили вместе с детьми?
– Да, мы давно купили избушку в Ярославской области, под Переславлем-Залесским, и пока дети были маленькими, выезжали туда: матушка с детьми на всё лето, а я приезжал на выходные и в отпуск. Эта изба и деревня нас спасли. Сейчас этот дом функционирует, там живет один из моих сыновей, дом напротив купил другой сын, а дом рядом купила старшая дочь. У них троих в общей сложности восемнадцать детей, поэтому летом там бывает небольшая колония.
Когда старшие повзрослели, а младшие еще подрастали, как раз стали восстанавливаться храмы, при многих приходах летом организовывали детские лагеря, походы, и мои дети в этом участвовали. Я и сам пару раз ходил в эти приходские походы.
– В повседневной жизни, в городе, находили время сходить куда-нибудь с детьми или вдвоем с матушкой?
– Очень редко. Гулять ходили, водил детей в Музей изящных искусств, в Третьяковку. В Троице-Сергиеву лавру ездили. Ходили в ближние походы, по Подмосковью. Иногда в кино. Но очень редко.
– А традиции семейного чтения вслух у вас были?
– Да, эту традицию я перенял от родителей и много читал детям вслух. Для них это дорогое воспоминание. А когда старшие дети были маленькие, пытались к праздникам сделать домашние спектакли для дошкольников.
– Ваши старшие дети ходили в советскую школу. Не было у них каких-то сложностей из-за того, что они верующие? И вообще тяжелое испытание для ребенка, когда родители воспитывают его в вере, а в школе твердят, что Бога нет.
– Тогда уже такой грубой антирелигиозной пропаганды не было. Матушка моя в хрущевское время страдала в школе от такой пропаганды, а когда наши дети учились, это уже сходило на нет.
– У вас с матушкой был один духовник?
– И сейчас есть. Слава Богу, наш духовник жив. И дети наши к нему ходят. Конечно, лучше, когда у мужа и жены один духовник. Он знает семейную ситуацию.
– Были случаи, когда какой-то спорный вопрос вы с матушкой сами разрешить не могли и вместе шли к духовнику?
– Было такое. Наверное, один или два раза, но было. Разрешали у духовника. Поэтому и замечательно, когда у супругов один духовник.
– Сегодня многие православные люди, включая священников, сокрушаются, что их дети в старших классах или на первых курсах охладевают к вере, часто вообще перестают ходить в церковь.
– Это беда современной жизни, но наших детей она, к счастью, миновала. Получилось так, что мы вошли в среду больших православных семей, и дети общались друг с другом, их жизнь была наполнена, они не нуждались в сторонних развлечениях. К тому же чувствовали, что должны противостоять этому натиску. С внуками сейчас труднее, потому что потребительская идеология стала господствующей, а порок возведен в добродетель. Как писал Шекспир: «И добродетель в этот жирный век должна просить прощенья у порока». Гениально! Прямо про наше время.
– В первые века не лучше было.
– Да, но первые христиане были по-другому устроены и смогли и противостоять, и переломить эту разлагающую атмосферу. Удастся ли это нынешним поколениям? Надеюсь, что Господь явит Свою милость.
– Когда у ваших детей появились свои семьи, они советовались с вами по поводу воспитания внуков или взаимоотношений с мужьями и женами?
– Как правило, нет. Мы стараемся не вмешиваться. Господь так устроил, что все наши дети имеют отдельную квартиру. Слава Богу! Как-то справляются.
– Священником вы стали уже на пятом десятке. Долго созревало это решение?
– Долго. Я тугодум. Были маниловские мечты – хорошо бы, – но не дерзал даже заикнуться об этом. Слава Богу, духовник сам мне предложил.
– То есть если старшие дети росли просто в верующей семье, младшие – в семье священника. Вы почувствовали разницу?
– Разница, прежде всего, в том, что я стал реже бывать дома, и мое участие в воспитании детей уменьшилось. Но сам момент, что папа священник, был для детей очень важен.
– Ваш супружеский опыт помогает вам в пастырском служении?
– Думаю, что да.
– Наверное, приходится помогать и прихожанам преодолевать кризис семейных отношений, разрешать конфликтные ситуации?
– Да. Мы часто упускаем очень важный момент. Господь сказал, что если кто-то разводится и женится на другой, он прелюбодействует. Следовательно, Господу неугодно, чтобы семья распадалась. А раз так, то Господь на стороне того, кто пытается семью сохранить. Ну а если Господь с нами, кто против нас? Когда человек понимает, что его борьба за сохранение семьи угодна Богу, Господь действительно помогает, и реально удается сохранить семью от распада.
– Оглядываясь назад, видите вы какие-то свои ошибки и в воспитании детей, и в отношениях с матушкой?
– Конечно, были ошибки, но Господь смягчил и исправил то, что я напортил. Слава Богу! Любовь Божия покрывает наши недостатки.
– С детьми, невестками, зятьями и внуками вас уже больше семидесяти человек. Удается хотя бы изредка собраться всем вместе?
– На Рождество и на Пасху стараемся устроить общесемейный сбор. Иногда получается стопроцентная явка, иногда стопроцентная не получается, но обязательно собираемся.
– Считаете вы свою семейную жизнь счастливой, состоявшейся?
– Безусловно. Это милость Божия, абсолютно незаслуженная. Почему-то Господь на нашу семью так изобильно излил Свою благодатную помощь!
Беседовал Леонид Виноградов
Комментировать