Из дневника священника

^ 2009 (часть вторая)

11 февраля

Мы живем в совершенно другую эпоху… Свидетели тех событий умерли или, в любом случае, не писали мемуаров – своими свидетельствами они могли повредить живущим. Общаясь с людьми и узнавая, что передо мной – свидетель жизни полувековой давности (а то и почти вековой), спешу записать и сохранить их свидетельства. В назидание нам, живущим в 21-м веке.

Вот еще фрагменты рассказа Л.Ф.:

 

«Я воспитывалась в обеспеченной семье. Мой дедушка был очень хороший врач. Он получил медицинское образование в России, а потом целый год жил среди тибетских лам, изучал тибетскую медицину. Вернувшись из своей поездки на Тибет, он сказал, что он так укрепился в православной вере, как никогда, и что его никогда не сможет заинтересовать другая вера. У нас в семье было не обрядоверие, а настоящая, глубокая вера. С детства меня научили молиться, научили делать добро. Как это было? Специально никаких бесед со мной не было, а просто смотрели, что я делаю, чем я занимаюсь.

Например, был такой случай. Я очень любила есть варенье из банки, а бабушка мне говорила, что это нехорошо, чтобы я положила хоть целое блюдце, но только бы не ела из банки. Она ушла, а я по-прежнему открыла банку, съела сколько хотела, закрыла и поставила ее обратно. Мне казалось, что я закрыла ее так же, как бабушка. Когда бабушка пришла и стала класть принесенные покупки в буфет, она увидела и спросила: “Ты ела варенье?” Я сказала: “Нет, я не ела варенье”. Тогда бабушка сказала: “Знаешь, Люда, ты можешь обмануть меня, других людей, но Бога обмануть ты не можешь. Он все видит и все знает”. Мне стало так страшно и стыдно, потому что я вспомнила, сколько раз я бабушку обманывала. Еще когда-то обманывала, а Бог все видит. Это произвело на меня огромное впечатление. Я не могу сказать, что в жизни я никогда не лгала, но всякий раз меня это очень вразумляло. За этим последовал другой эпизод дня через три. У меня была подружка, и я пошла с ней погулять. Она пыталась убить муху на стене. Пока муха была низко, мы могли ее достать, но потом она улетела. Я говорю: “Пойдем гулять! Ну, далась тебе эта муха!” А она отвечает: “Нет, надо убить эту муху, потому что, когда мама уходит и я остаюсь одна, а эта муха потом все маме рассказывает, что я делала”. Теперь я взрослый человек и могу увидеть, что один человек говорит, что все Бог видит, а другой говорит: “Убей свидетеля – и делай, что хочешь”.

 

Я, как и все дети, хотела все себе, была какая-то жадность. В те времена у нас были копилки. У меня была кошка-копилка. Когда накопили денег, разбили эту копилку и домработница поменяла накопленное на бумажные деньги. Я не помню, что я хотела купить, но дедушка сказал: “У тебя здесь немного не хватает денег. Завтра у меня неприемный день, больных не будет, так что мы с тобой пойдем и купим то, что ты захочешь, а я добавлю”. Мы шли с дедушкой, вели оживленную беседу (мы с ним всегда много говорили), и вдруг он мне говорит: “Люда, посмотри, вон там сидит нищий. Пойди и дай ему денежку, и посмотри ему в глаза”. Я так возненавидела этого нищего! Зачем он там сидит?! Почему я должна поделиться теми деньгами, на которые я хочу что-то купить? А теперь что будет? Когда я подошла к нему, сначала дала немножко денег, а потом отдала все, и я возвращалась от этого нищего совершенно другим человеком. Вернулась к дедушке и говорю: “Я ему все деньги отдала”. – “Ну, и молодец. У тебя есть игрушки. Ты очень хорошо сделала. Мы просто погуляем”. Пришли домой. Сели есть. А у меня – эти глаза нищего передо мной. А вдруг он голоден? А вдруг он ничего не ел? Потом играю и забуду про него. А вечером ложусь спать в теплую постель и снова думаю: “А где спит этот человек? Какой ужас!” И так продолжалось очень долго. Я не могла забыть этого момента. Это сохранилось у меня до сих пор, потому что мне трудно пройти мимо нищего.

 

У меня было много кукол. Я играла с девочкой, в семье которой было много детей, и игрушек у нее было мало. Я не видела, как она украла, но я видела, как, когда она уходила, кукольные ноги из-под одежды болтались. Я сказала дедушке: “Я больше с этой девочкой играть не буду. Она украла у меня куклу». Дедушка посмотрел на меня и сказал: “Это твой грех, а не ее. Ты ее вынудила украсть. У тебя столько кукол! Почему ты с ней не поделилась? Да, она плохо сделала. Надо было попросить у тебя, но она, видимо, стеснялась. Это твой грех, что ты не поделилась. С этой девочкой ты должна дружить. Я сам с ней поговорю». Это тоже для меня было большим уроком.

 

А вот еще. Мы гуляем с дедушкой по лесу. Я сорву цветок и брошу, сорву и брошу. Дедушка спрашивает: “Зачем ты это делаешь? Если ты хочешь нарвать букетик, то нарвешь около дома, поставишь его в воду и он будет радовать нас всех какое-то время. А ты знаешь, кто написал первую книгу?” – “Нет”. – “Бог написал первую книгу. Вот природа и есть первая книга. Ты была с бабушкой в деревне и сказала, что там люди не умеют читать, но какие они хорошие. Так вот, люди читают эту природу. Они сеют, сажают, они даже могут сказать, какая погода будет, потому что они эту книгу читают, а мы с тобой не умеем, потому что мы не среди природы живем, и мы читаем книжки. А это для них книжка”.

С тех пор мне всегда жалко что-то сорвать и бросить, потому что я всегда думала, что это Бог создал, а если Он создал, значит, для чего-то. Поэтому, мне кажется, никаких специальных бесед не надо. Просто появился случай – и надо объяснить. Так это и было. Мы всегда молились перед едой, после еды. Было еще и такое. Когда бабушка и женщины ее возраста собирались у кого-нибудь дома, все приходили со своими внуками. Мы играли, а они разговаривали, но то, о чем они говорили, было очень интересно слушать, потому что они говорили о Боге, вместе молились, пели песни.

 

 

…Мама меня очень строго воспитывала. У нас были домработница, повар-китаец, но когда приходила новая домработница, мама говорила: “Это комната нашей дочери. Здесь вы ничего не делайте. Она сама заправляет постель, моет посуду, галоши. Все она делает сама”.

Мне всегда было обидно, почему всем делают, а мне нет. Но мама сказала: “Потому что все это умеют делать, а ты нет. Если ты ничего не будешь уметь делать, ты будешь неряха. Если ты не научишься класть вещи на место, то будешь всю жизнь что-то искать и у тебя не останется времени ни на чтение, ни на что другое». И когда я плохо заправляла постель, мама говорила: “Ты будешь десять раз заправлять постель, но заправишь, как следует, потому что я тебе показывала и ты знаешь, как это сделать. Но тебе лень и ты не хочешь это делать. Но ты будешь это делать». И я знала, что, раз мама сказала, то это все. Поэтому я научилась сразу все делать. То же самое и с посудой. Если я вымою как попало, мама говорила: “Эту посуду можно поставить на стол? Как ты вымыла! Сейчас же пойди и вымой все заново!” Мне всегда казалось, что мама придирается.

 

У нас во Владивостоке все заведения были закрыты – там ждали войны. Я уехала заканчивать в Н., и там я жила в общежитии. Вот тут-то я и поняла, как мама была права, потому что было соревнование за чистоту и порядок в комнате. Если девочка была неряшлива, плохо заправляла постель… то сразу двойка за поведение. Поэтому если девочка неаккуратна, ее никто не хотел брать к себе в комнату. Тогда я села и написала маме письмо: “Мамочка, я только сейчас поняла, как ты была права, что так меня воспитывала и наказывала, потому что мне не стыдно, меня все хотят в свою комнату”. Мама мне написала: “Ты знаешь, как у меня далеко слезы, но когда я получила это письмо, я так плакала! Плакала слезами радости, что ты поняла и оценила”. Многие из маминых подруг говорили: “Девочка так хорошо учится! Что ты ее заставляешь все делать? Дай я сделаю”. Мама говорила: “Я тоже могу это сделать за нее, но зачем я это буду делать, ведь так она не научится сама”.

 

Я не любила играть в куклы, но шить им я любила. Мама вывернула наизнанку кофточку куклы и сказала: “Люда, посмотри, какую кофту ты надеваешь и что ты сделала со своей куклой». Подруга мамы говорит: “Но это же для куклы”. Мама отвечает: “Если она научится так шить для куклы, для себя она будет делать то же самое”. Я хочу сказать, что такие вещи запоминаются надолго. И это не то, чтобы тебя пилят…

 

Вот еще один эпизод из моего воспитания. Дедушка мне сказал, что нельзя никогда лгать. У дедушки был друг – тоже врач. Он не был женат. Он очень любил к нам приходить. Когда я была маленькой, он любил меня подкидывать, а мне это не нравилось. Но я молчала, потому что не хотела его обидеть. Я всегда молчала, хотя ведь это ложь, потому что мне не нравится, а я делаю вид, что нравится. Один раз, когда он пришел, я сказала: “Не делайте так. Мне это не нравится». И ушла к себе. А он был настолько обескуражен. Когда он ушел, дедушка сказал: “Люда, как ты себя вела?!” – “Но ты же сам говорил, что нельзя лгать! Я и не солгала. Сказала, что думаю”. Он сказал: “Ты меня извини, Люда, но я сказал тебе не совсем правду. Вежливость – почти всегда ложь. Мы можем своему близкому другу сказать правду, даже очень тяжелую”. И он объяснил мне, что такое этикет, но на моем, понятном мне, языке. Он сказал, что есть правила, которые должны в обществе людей существовать, а иначе жить будет невозможно. Через неделю у меня был день рождения, и все принесли мне одну и ту же игрушку. Первому человеку я улыбнулась, сказала “спасибо”. Второму человеку тоже, и так всем. Когда все ушли, дедушка посадил меня на стол в своем кабинете (это означало, что он очень мною доволен) и сказал: “Людочка, какая ты молодец! Если ты сказала бы, что у тебя уже есть такая игрушка, то люди огорчились бы. Ведь люди так старались! Они хотели купить тебе самое лучшее, и каждый купил тебе самую лучшую игрушку (в то время игрушек было мало), а она одинаковая. Но ты не расстраивайся. Ты подаришь всем своим девочкам, и все будет хорошо”. Так меня учили этикету…

 

В детстве я очень любила читать и рассказывать прочитанное своим друзьям, ребятам с соседних дворов. Мы играли, искали клад, кто-то стоял заколдованный, и, пока его не расколдуют, он будет стоять. Или, например, я написала пьесу, и мы ее играли. Все меня любили, и я всех очень любила. Если я говорила, что кто-то мне не нравится, то дедушка спрашивал, за что. Когда я объясняла, он говорил: “Люда, ты думаешь, у тебя нет плохих качеств? А Бог тебя любит. Бог всех любит. Кто ты такая, чтобы не любить этого мальчика? А ты ему помоги исправиться”. Поэтому у меня проблем в общении с детьми не было.

Когда я училась в школе, то слабых учеников прикрепляли к тем ученикам, которые учатся хорошо. Ко мне прикрепили одного мальчика. Он приходил ко мне. Мы вместе делали уроки. Я ему помогала. Однажды я куда-то очень торопилась, да и надоело мне все это, и я с ним обращалась не очень хорошо. Когда он ушел, бабушка мне сказала: “Люда, как ты посмела с этим мальчиком так обращаться?” – “Бабушка, я так устала! Он мне надоел!” – “А ты думаешь, я от тебя не устала? И ты мне не надоела? Ты когда-нибудь слышала, чтобы я тебе это сказала? Как тебе не стыдно! Бог дал тебе эти способности, и ты должна быть благодарна Богу. Надо делиться всем хорошим, что есть у тебя, потому что все, что есть у тебя хорошее, это от Бога. А не будешь делиться – и Бог заберет у тебя это”.

 

Когда я стала постарше, дедушка подарил мне поэму Эдгара По “Если”. Там очень много чего перечисляется, а заканчивается тем, что, если ты можешь говорить с царем и не смущаться, и будешь говорить с самым простым человеком о сложных вещах, и он будет тебя понимать, то тогда ты можешь называться человеком. Эта поэма есть у меня на английском языке. Когда я ездила в Англию, я ее купила. Долго я знала ее наизусть, и она была моим как бы руководством.

 

На день рождения дедушка всегда дарил мне какой-то подарок и обязательно письмо, в котором он, наблюдая меня целый год, рассказывал про меня и писал, что и как надо. Однажды он подарил мне тетрадку, разлинованную вдоль, и сказал: “Вот здесь ты будешь записывать все, что ты делала за день, и как ты это делала. А я буду смотреть эту тетрадку и буду тебе помогать”. Сделал он это потому, что я, начитавшись разных книг, разрезала у себя палец и кровью написала: “При всех обстоятельствах я буду…» И дальше написала четыре пункта, четыре “буду”. Этот листок я повесила у себя над кроватью. Дедушка, когда это увидел, воскликнул: “Люда, это что? А где ты кровь взяла?» Я созналась. Тогда он спросил, почему я не написала это ручкой. Я объяснила. “Люда, – сказал дедушка. – это невозможно выполнить, что ты написала”. – “Почему невозможно?” – “Хорошо, я тебе сейчас напишу: вставать каждое утро, независимо от того, идешь ли ты в школу или нет, во столько-то, сделать утреннюю гимнастику, прочитать молитву… Если ты за неделю все это сделаешь, ты совершишь героический поступок”.

Прошел один день, а я и половины не сделала. Второй день прошел еще хуже. Прошла неделя, и я во всем созналась дедушке. А он сказал: “Не надо брать на себя то, что ты сделать не можешь, но то, что ты можешь, это надо делать”. В тетрадку, которую он мне подарил, я должна была записывать все. Прошел один день, а я ничего хорошего не сделала. Правда, и плохого ничего, но хорошего-то не сделала. После второго дня я подхожу к дедушке и говорю: “Я ничего доброго не сделала”. – “Ладно, не расстраивайся. Завтра пойдешь на кухню, возьмешь хлеб и покормишь птиц. Это всегда угодно Богу, и это всегда хороший поступок”. С тех пор, если я за день ничего доброго не сделала, я птичек кормлю. Все эти вещи в жизни мне очень пригодились.

 

У дедушки была очень большая библиотека. У него была сестра, которая была не замужем, и она заведовала ею. Мне разрешали заходить в библиотеку и читать. Дедушка предупредил меня: “Люда, те книжки, которые ты читаешь, ты о них никому не рассказывай. Это не к тому, что я тебе говорил, что со всеми надо делиться. Но эти книжки сейчас не разрешают читать всем. Поэтому, если ты кому-то расскажешь, то будет плохо и этой девочке, и тебе, и нам, и всем будет плохо”.

Он мне очень подробно на доступном мне языке рассказал и по поводу молитвы и крестика. Крестик у меня был зашит. Иконы у нас не висели, а стояли в шкафу – мы молились, а потом их обратно ставили. Я об этом была осведомлена. Сказали мне это перед тем, как я пошла в школу.

Перед первым классом я пошла в библиотеку и взяла первый том Энциклопедии. Когда дедушка нашел меня за этим занятием, он спросил, что я тут делаю. Я ответила, что прочту все эти книги и в школу ходить не буду. Дедушка сказал: “Люда, это справочники, и они школу тебе не заменят”. Я сначала не хотела ходить в школу. Это потом мне понравилось. Когда я узнала про молитвы, иконы, то, начиная со школы, я жила, как шизофреник, потому что у меня было два мира – мир в школе и мир дома. Когда я была студенткой, уехала учиться, мне было очень тяжело, потому что я могла молиться только лежа в постели, очень рано утром и вечером, когда все лягут спать. А ведь, бывало, девочки лягут и еще долго разговаривают. Я хочу спать, но я не могу уснуть без молитвы. Поэтому, когда все засыпали, я минут 15 молилась. Но зато какая молитва была за эти 15 минут! Я думаю, что у меня никогда не было такой сильной молитвы, как тогда, потому что я была не дома, мне не с кем было поделиться, спросить. Тогда я чувствовала какую-то близость Божью. Если мне было страшно, я про себя помолюсь. Или, например, когда иду к доске, я молилась. Но молилась я тогда глубже, чем когда была дома, среди своих людей и перед иконой».

 

12 февраля 2009

Какая злоба и агрессия у бесов, какая «непорядочность», как выразилась одна интеллигентная прихожанка, по отношению к людям, желающим начать церковную жизнь!..

Сидим на лавочке и разговариваем с прихожанкой, которая вместе с мужем и дочерью делает первые шаги в вере. Красивая семья, красивые люди, но в прежней жизни было много неправильного…

И вот – прозрение. Хотят перестроить жизнь на основах веры и чистоты.

Поехали всей семьей в паломничество по монастырям Санкт-Петербургской епархии – «столько света в душе, столько всего узнали, наполнились». И вот, поздно вечером возвращаются – и тут же страшно ругаются. Муж хватает куртку – и в дверь, ночевать у друзей.

Потом созваниваются и долго друг друга обвиняют. Вдруг жене приходит SMS-сообщение: «Если так относиться к мужу, то его легко потерять».

Пытается дозвониться – бесполезно. И понимает, что муж может совершить непоправимое. Падает на колени перед иконами и молится. Чувствует чудовищную тяжесть, но молится изо всех сил…

Из комнаты выбегает восьмилетняя дочь: «Мамочка, мне страшно, меня пугают…»

 

Утром прибежал муж и рассказывает, что вечером у него был такой мрак, что он не знал, что делать. И тут слышит в душе голос: «Ты в этом мире никому не нужен, ничего не имеет смысла, ты должен уйти из жизни».

Он пытался сопротивляться этому голосу, психологическому давлению, но не имел сил – «был как бы парализован». И тут как луч вошел в душу. Стало отпускать. Это было то время, когда жена начала молиться.

– И вот, представляете, отец К., – говорит женщина, – как только они поняли, что тут ничего не получится, накинулись на ребенка. Стали пугать мою девочку… Но зачем же ребенка? Какая непорядочность…

 

Еще и еще нужно людям, желающим начать духовную жизнь, напоминать: бесы приложат все силы, чтобы помешать человеку идти путем веры. Надо быть к этому готовым. Но идти нужно. Только с молитвой, только не в одиночку, а ухватившись за Христа, мы пройдем по мосту от прежней жизни к жизни в Церкви.

 

13 февраля 2009

С этой женщиной, И., мы познакомились случайно лет семь назад.

На скамейке в храме плакала женщина. Я подошел, попросил, если можно, рассказать о причине слез.

Оказалось, что она попала в зависимость от одного экстрасенса. Сначала общение казалось интересным, потом почувствовала рабство. Пыталась освободиться от наваждения – ничего не получилось. Разрушалась семья, она была постоянно подавлена, мысли об этом человеке стали наваждением.

Решив покончить жизнь самоубийством, И. отправилась на реку, но по пути увидела рекламное приглашение на консультацию с психологом.

Тот, поговорив, отправил ее в храм.

Таким нелегким путем И. пришла в храм.

Она никогда не исповедовалась, не причащалась. Можно сказать, что вообще в первый раз по-настоящему пришла в храм. Что делать?

Тут и произошла наша встреча.

И. воцерковилась. Стала исповедоваться, причащаться. Семья восстановилась, пришел мир в душу, зависимость от экстрасенса исчезла. Сегодня И. – прихожанка другого храма, но периодически бывает и у нас, со всей семьей: «Я опытно ощутила заботы Бога обо мне. Он есть! Он действует!»

Как-то, готовя материалы к передаче о участии Божием в нашей жизни, я попросил ее рассказать о чудесах в ее жизни.

 

«Я хочу рассказать о чуде, которое произошло со мною. Некоторое время назад я устроилась на работу, которую считала своей любимой: она соответствовала моей специальности.. И все было прекрасно. Отношения в коллективе тоже были чудесными, и я очень радовалась этому обстоятельству. Я бежала всегда на работу пораньше, уходила попозже для того, чтобы все успеть сделать. Моя работа была связана с оформлением загранпаспортов. Недавно со мной произошла такая вещь, которая могла произойти с любым из нас, то есть от этого никто не застрахован. Когда я шла с этими паспортами в МИД, то по дороге у меня сумку вырвал воришка. Денег там было немного, но там были очень важные документы – паспорта, которые я уже должна была сдавать. Когда я прибежала на работу, то сотрудники были буквально в шоке… Мы все очень переживали, и, естественно, шансов вернуть документы не было практически никаких. Конечно, мы обратились в милицию, сделали все, что могли.

Когда пришли люди, которые доверили нам документы, мы с начальником начали оправдываться и говорить, что такое могло произойти с каждым. Они сказали: “Извинения ваши нам понятны, но, тем не менее, возместите нам материально тот ущерб, который мы потерпели”. Они за это потребовали очень приличную сумму. Я сказала начальнику, что могу не получать свою зарплату и возмещу им… Но начальник сказал, что не стоит этого делать, что нужно подождать: возможно, паспорта все-таки вернут, хотя шансов на это мало. Кроме того, он сказал, чтобы я сходила к начальнику того отделения милиции, он согласен выдать загранпаспорта без предъявления российских паспортов. Соответственно, риск здесь сводился к минимуму, а затраты на восстановление российских паспортов у нас небольшие. Другое дело, что моральные издержки были у людей, никакими деньгами их не оплатишь. И все же мне казалось необоснованным платить им такие большие деньги. Но клиенты все равно настаивали. Мало того, они даже сказали, что, если мы не заплатим им деньги, которые они хотят, они вообще перестанут работать с нашей фирмой. А имидж для нас – это все-таки многое. Поэтому я сказала, что все-таки не буду получать свою зарплату, и все заплатим им. Так начальник и сделал.

Мы с мужем, естественно, сразу сменили замок на дверях, потому что в сумочке у меня были ключи. Я очень переживала, но муж сказал: “Не волнуйся. Все-таки по нашим молениям, я думаю, это решится”. Но я сказала, что не может такого быть, что они просто возьмут деньги, а документы выбросят, и на этом все закончится. Но тут мой муж напомнил один случай: когда мы ездили по “Золотому кольцу”, то во Владимирском соборе одна монахиня из Пюхтицкого монастыря потеряла сумку с документами и деньгами, и батюшка, который там служил и к которому она подошла и со слезами спросила, что же ей делать, сказал ей: “Господь посетил”. Она не поняла и повторила: “Я потеряла в вашем храме сумку. Наверное, ее украли”. Он сказал: “Да нет, возвращайтесь в автобус – и сумка будет там”. Монахиня ему не поверила, но все оказалось именно так – она нашла сумку в автобусе.

Муж напомнил мне этот случай, и мы стали молиться и думать только о хорошем. И в самом деле, на следующий день мне позвонил мужчина и сказал, что он готов со мной встретиться, что он нашел сумку у себя в гараже. Денег там не было, но зато были паспорта и документы. Он передал все документы, которые там были, и все закончилось хорошо. Конечно, мы поблагодарили Господа за такое чудо.

Мой муж пришел к начальнику и сказал, что клиенты должны вернуть те деньги, которые мы заплатили в возмещение ущерба, потому что ущерба как такового не было. Они стали просить прощения и деньги вернули. После этого мне вернули мою зарплату и сказали, что я могу продолжить свою работу, что все нормально, но я отказалась и решила поехать трудницей в какой-нибудь монастырь поработать во славу Божью».

 

А вот еще свидетельство, одной моей знакомой, которая попросила ее рассказ предать огласке, но нигде не упоминать ни ее имени, ни имени мужа.

 

«Мой муж – музыкант. На протяжении двадцати пяти лет он выпивал, так что к концу этой двадцатипятилетки, можно сказать, спился. Он известный музыкант, солист оркестра, и во всем мире он известен. День приезда, день отъезда, приемы с королями, послами – всегда была выпивка. Это порочная практика всей нашей жизни, во всех коллективах. Человек уже погибал. Когда он пил, он не понимал, что он погибает, утверждал, что не пьет, говорил: “Да пойдем хоть на экспертизу!” Звать его лечиться было бесполезно, потому что, когда человек не осознает своего падения, он не может никуда пойти.

Конечно, мы с дочкой молились. Дочка была подростком, а детская молитва, наверное, очень сильная. Однажды он уехал на гастроли в Америку, и я осталась дома одна. Он уже уезжал достаточно выпившим. Я училась во всяких бесовских школах – школах энергетики, экстрасенсорики и так далее. Но к Богу я пришла. Я поняла, что есть какая-то сила, и эта сила – Бог. У меня уже было так, что по моей молитве совершилось чудо. В этих школах нас учили, что надо молиться. Как молиться – нас тоже учили. Нас учили, что молиться нужно, сосредоточившись на проблеме.

 

Но как может человек, который только пришел к вере, на чем-то сосредоточиться? Молиться я не умела. Я села на диван, а знала я только молитву “Отче наш”, и стала ее читать. Я стала просить: “Господи, помоги ему, ведь он человек хороший!” Когда человек 25 лет пьет, то про него очень трудно сказать, что он человек хороший, но я все равно говорю: “Господи, он хороший музыкант, он хорошо работает, его во всем мире ценят, его студенты ценят (они без него просто пропадут), он очень хороший и талантливый педагог, он моей маме помогает и своей маме помогает, моему брату помогает и своему брату помогает. Я всю жизнь дома сижу, детей воспитываю. Как семьянин он очень хороший человек!” Так я произносила молитву “Отче наш” и почти все одно и то же наизусть четыре раза, не вставая с дивана.

 

Он приехал из Америки, и приехал выпивший. Попросил бутылочку купить, а бутылочку я никогда не покупала. Тогда он говорит: “Купи бутылочку, войди в положение! Точно завтра брошу!” Конечно, он хотел бросить пить, но как человеку бросить пить в пьющей стране, в пьющем коллективе, когда все вокруг пьют и все уговаривают, чтобы выпил. Всем дико, когда человек за столом сидит и не пьет. Надо хотя бы воды в бутылку наливать, чтобы никто не обращал внимания.

 

На следующий день после приезда ему надо было ехать к его маме, а мама его всегда угощала. Я и говорю: “Ты к маме поедешь, как ты ей скажешь, что ты не пьешь? Давай скажем, что ты подшился?” Он согласился. Я набираю ее номер и говорю: “Мы подшили вашего сына. Не угощайте его”. Она меня выслушала. На следующий день он поехал, а она мне говорит: “Ну, как же так! Он не хочет даже выпить! Я такого хорошего винца купила, а он даже выпить не хочет”. А я говорю: “Я жена, и я вас всю жизнь просила не поить его. Как вы не понимаете, что, если человек алкоголик, то он выпьет рюмку – и пойдет добавить. А потом придет в семью такой. Но если вы этого не понимаете, то, в конце концов, это ваш сын, и умрет он у вас за столом, а не у меня, так что на вас и будет этот грех”. Долго я ее убеждала, но, наконец, она убедилась. Он уехал и там не выпил. Я ему сказала: “Тебя будут везде заставлять. Когда будет собираться компания, ты вкладывай деньги, как все, чтобы не думали, что ты из-за денег”. В какой-то компании он говорил, что смертельно болен, в какой-то говорил, что подшился. Постепенно от него отстали. Даже сок ему покупали. Он постоит-постоит с ними, пока они пьют, и увидит, в какое состояние они приходят. Ему стало это так дико! У него было такое покаяние! Он увидел себя, каким он был, глядя на этих людей. Он увидел, как на него смотрели люди трезвыми глазами. Его, конечно, это очень ужасало. Потом он сказал, почему он бросил пить в один день и как ему Бог помог вразумиться.

Когда он был в Америке, он там тоже выпил на каком-то приеме и заснул. Во сне он попал в длинную, продолговатую, наполненную смрадом комнату. Там стояли столики. К ним подходил служитель, ставил стакан, а они как бы сами себя поминали. Он понимал, что все понимают, что они поминают сами себя. Они опрокидывали содержимое стакана в себя, вставали и подходили к служителю, который стоял в углу, и вставали в очередь. Когда человек к нему подходил, ему давали чемоданчик черненький, как раньше были у сантехника. Сбоку от служителя был проем, в котором виднелись два эскалатора – один вниз, а другой вверх. Но все ехали вниз. Они туда как бы проваливались. Он тоже встал в эту очередь. Служитель этот выглядел, как в кино показывают инопланетян с огромными глазами, которые уменьшаются к ушам. Он встал в очередь, а когда дошел до служителя, то понял, что тот его не видит. Он даже во сне понял, что он еще не умер, а все остальные люди – уже умершие души. Он понял, что, если он сейчас туда спустится, то это уже конец. Тогда он стал искать выход, стал прощупывать стены. Он даже сам не понял, как он вышел из этого помещения, в котором не было ни окон, ни дверей. Просто было огромное напряжение воли. Он напрягся – и произошел сильный щелчок, и вдруг он оказался на поляне, поросшей изумрудной травкой. Неземная тишина. Но его поразило, что на этой поляне стоял самолет “кукурузник”. Потом он проснулся и подумал: “Вот, приснится же такое!” Он совершенно спокойно повернулся на другой бок и снова заснул. И снова попал в ту же комнату. Тогда до его сознания дошло, что это не сон. На этот раз ему пришлось преодолеть еще большее напряжение, чтобы оказаться на той полянке и проснуться. Всю эту ночь он просидел за столом, и держа глаза руками, чтобы не заснуть. Еще две ночи он не спал и все боялся заснуть.

 

Этот опыт он помнил всю жизнь. С этого дня он ни одной капли никогда не выпил – даже никакого лекарства на спирту не пил. Он всегда говорил: “Если, когда я умру, мне кто-нибудь нальет в рот водки, я найду силы, чтобы ее выплюнуть”. Он говорил, что, если он первый умрет, чтобы я поминала его без алкоголя. Когда он умер, мы все поминки справили без алкоголя».

 

17 февраля 2009

Священник произносит проповедь о вреде примет и суеверий. Посреди очередного обличения вдруг чихает – и сразу же: «Вот, братья и сестры, видите? Я правду говорю!»

 

****

 

Отец Димитрий Дудко как-то поведал рассказ одного новообращенного. Этот человек пришел к католикам – там встретили приветливо, посадили на скамейку в первый ряд. Затем заглянул к баптистам – там и чаем напоили, и невесту обещали подыскать. Пришел в православный храм – там лишь одна старушка оглянулась, фыркнула и опять отвернулась. «Батюшка, я экономист, – сказал этот человек отцу Димитрию, – и знаю, что хороший товар навязывать не будут».

 

24 февраля 2009

Знамение…

А., который безуспешно уже несколько лет пытается победить увлечение спиртным, молится об избавлении от зависимости, но постоянно срывается, рассказывает:

– Представляете, отец Константин. Вчера жена на сутках, я думаю, ну, праздник, надо отметить. Взял две бутылочки коньяку. Пришел домой. Сделал хороший ужин. Поставил стопочку. Перед едой встал помолиться. И думаю – угодно ли, что я вот так… со спиртным. С другой стороны – все-таки праздник. И как только я закончил молиться и хотел сесть, иконка, которая была над столом закреплена, отрывается и падает. Прямо вот так, падает со стены на стол. Я думаю: что бы это значило? Ну сел. Налил, выпил. Еще… Допил бутылочку и открыл вторую. А сам думаю: что за знак, что иконка упала? И вот, знаете, половину второй выпил, и оказалось, что лишку… Как то стало плоховато. Зачем, думаю, я вторую купил?.. Вот те и знак. Вторая была явно лишняя…

Я, иронично:

– А вы не подумали, что икона упала, чтобы вы вообще не пили? Такой мысли не было? А., подумав:

– Да не, это знак, что вторая была лишняя…

 

28 февраля 2009

Почти каждый год в этот день на Никольском кладбище Александро-Невской Лавры собираются люди, чтобы почтить память архиепископа Михаила (Мудьюгина) (я уже писал о владыке в дневниковой записи от 22 июня 2006 года).

 

 

Вот и в этот раз мы на кладбище. Капель, теплый ветер, но здесь еще лежит снег. Головокружительно пахнет весной. На кладбище тинькают птички, за стенами гудит шум автомобильной трассы.

Молимся небольшой общинкой, разговариваем, вспоминаем владыку Михаила.

Один Интернет-портал, занимающийся сохранением и изданием наследия владыки Михаила, записал нашу встречу, свидетельства. Расшифровку и фотографии нашей встречи попросил и я…

 

Слово свящ. Константина Пархоменко

 

«Мы сейчас стоим у могилы владыки Михаила, который в жизни каждого из нас имеет значение, большее или меньшее. Прошло уже девять лет, и пройдет еще столько же, и больше, и мы все равно будем собираться у этой могилы. Хотя я не часто бываю здесь, но каждый день, когда я совершаю Божественную литургию, всегда поминаю архиепископа Михаила. Я его люблю, чту и помню.

Начну я с маленького свидетельства, маленького, в каком-то отношении – курьеза. Владыка Михаил был во многом человек нестандартный, особенный. Господь по отношению к нему тоже проявлял, если так можно выразиться, некую “нестандартность» и какие-то маленькие чудеса творил в нестандартном виде.

Несколько дней назад я ехал в машине с одной доброй женщиной, мама которой здесь присутствует. И вот едем, а я ей говорю, что в ближайшую субботу поеду служить панихиду по владыке Михаилу. Моя спутница задумалась, а потом говорит: “А вы знаете, что и мой приход в Церковь связан с именем владыки Михаила?”.

Я попросил рассказать, как это произошло. Я недаром начал с того, что Господь иногда курьезным образом подает свои знаки. И вот эта женщина рассказывает, что ее мама очень почитала владыку и организовывала беседы с врачами, педагогами, которые проводил владыка. Эта женщина была далека от веры, и когда мама ей однажды сказала, что надо владыку подвезти к лекции на машине, так как владыка плохо видит, то она отреагировала резко: “Да что вы носитесь с этим владыкой? По радио постоянно упоминают, на встречи приглашают… Какое-то нездоровое внимание этому пенсионеру уделяете!”

В тот раз владыку она довезла, но в ее сердце ничего не тронулось. Более того, несмотря на то, что владыка тепло благодарил ее за поездку, она чувствовала раздражение и недовольство.

“Вдруг, – говорит, – к вечеру я почувствовала себя плохо, и на следующий день у меня высыпали какие-то большие гнойники вокруг рта. А я же работаю с людьми (она врач), и для меня это было очень неудобно, приходилось надевать марлевую повязку, чтобы это скрыть. День, второй, ничего не помогает… Тогда я стала думать, почему Господь дал мне это. Наверное, потому что я не слежу за своим языком и болтаю много лишнего». Тогда она искренне перед Господом покаялась в том, что высмеяла владыку. Она говорит: ”Могу свидетельствовать о чуде: на следующий день у меня все прошло”.

 

Этот реальный эпизод показывает, как Господь благоволит к верным своим, что даже жестокое, неправильное слово все равно каким-то образом дает о себе знать. Владыку мы все знаем. Я говорю «знаем», потому что со смертью жизнь не заканчивается, душа после смерти просто переходит в иное качество бытия. Поэтому под словом “знаем” я имею в виду и тех, кто никогда при жизни владыку не видел, но познакомился с ним через его книги, лекции, рассказы о нем и кто сегодня сюда пришел.

Мне очень радостно, что сегодня так много людей собралось у его могилы. Мне хочется, чтобы каждый из нас на протяжении своей жизни нес людям то служение, то отношение, которое имел владыка.

 

Говорить о нем можно бесконечно.

Владыка сам признавался, что он человек вспыльчивый, что это его грех и что он всю жизнь с этим борется. Бывало, вспылит, но, замечательное его качество – исполняя слова Священного Писания “Да не зайдет солнце во гневе вашем”, – он не стеснялся просить прощения, и он старался сделать это как можно скорее.

Я помню случай, как мой сокурсник диакон пришел на службу в сандалиях, надетых на босую ногу. Служил владыка. Владыка рассердился и говорит: «Что ты тут юродствуешь? Что за неблагоговение к службе! Зачем ты сандалии без носков, на голую ногу надел?» Тот говорит: “Мне так нравится”. (Надо сказать, что апостолы тоже на голую ногу носили сандалии.) Владыка на диакона рассердился и говорит: “Нравится?.. Если ты сейчас же не наденешь носки на ноги, я тебя прогоню со службы!” Скрипя зубами от досады, этот диакон (он был очень молодой и любил всех эпатировать своим поведением) пошел, надел носки и вышел служить. Заканчивается служба – и перед Причастием вдруг владыка подходит к этому диакону и говорит: “Прости, брат, что я вышел из себя и позволил себе вот так накричать на тебя, обидел тебя!” Этот диакон сам стал говорить: “Да что вы, владыка! Вы имели полное право так сказать!”

После службы он всем нам, сокурсникам, рассказывал это и говорил: “Владыка поистине святой человек! Он так просил прощения…”

Вот нам нужно этому учиться! Иметь такое качество.

 

Или, например, другое качество владыки – его миссионерская харизма, то есть его способность, где бы он ни был, в любом обществе, в любой компании всегда на самом высоком уровне – и на научном, и на человеческом уровне – вести беседы, свидетельствовать о Боге. Эта его даже не природная способность, а развитая в себе, с помощью Божьей лелеемая, возгреваемая, дисциплина ума сделала очень много доброго. Я не буду перечислять людей, которые под воздействием проповеди владыки обратились к Господу. Мне вспомнился маленький эпизод. Однажды я дежурил в соборе, и ко мне пришел человек (сейчас этот человек – мой прихожанин, врач-анестезиолог), который рассказывал мне, как он, будучи 16-летним юношей, зашел с приятелями в начале 1960-х годов в собор Александро-Невской Лавры. Зашли, огляделись. Увидели, что священник совершает какую-то службу. Скоро служба закончилась. Священник, улыбаясь, подошел к ним, поздоровался. Сказал несколько слов о храме, о вере. Своей теплотой просто покорил. “Мы, – говорит, – советские мальчишки, были поражены, увидев образованного, яркого, живого священника. Оказывается Церковь – это не древние старушки, не какие-то выжившие из ума фанатики”. Священник спросил, сколько нам лет. Огорчился, что еще нет восемнадцати. “Приходите через два года, и я вам буду рассказывать о вере, а пока не могу, вы несовершеннолетние”[12]. Мы ушли и унесли с собой свет, исходивший от этого человека. “Потом я ходил в разные храмы. А лет через 25 по голосу узнал в одном служившем священнослужителе того священника. Присмотрелся – точно, он. Спрашиваю: “Кто это?” Отвечают: “Архиепископ Михаил (Мудьюгин)”.

 

Можно рассказывать бесконечно о том, как владыка своим словом, жестом, фразой привел людей к Господу. Хочется, чтобы мы подражали ему, во-первых, в самоотверженности до конца, чтобы, не щадя себя, нести Слово Божье людям, с которыми мы встречаемся.

Чтобы мы имели такое же настроение – я имею в виду не вспыльчивость, а смирение, которое имел владыка.

Чтобы мы постоянно работали над собой, над своим образованием – и интеллектуальным, и духовным, – как этим занимался владыка (когда он был уже совсем престарелым, он просил читать ему что-то духовное, потому что и в 90 лет в нем шла мыслительная работа).

Дай Бог и нам, хотя бы немного, ему подражать. Давайте пропоем ему еще раз “Вечную память”. Когда мы поем “вечную память”, то это значит память не у людей, а у Господа, чтобы Господь всегда имел его, как друга, при Себе… Аминь».

 

***

 

Потом пришедшие делились своими мыслями о владыке Михаиле.

 

N.: …Когда я его увидела в первый раз, у меня было ощущение, что ко мне прикоснулся Господь. У меня было много вопросов о Церкви. В то время я была формально верующей, а во владыке Михаиле я увидела настоящего православного человека. Он показал всю глубину православной веры. Я жила от вторника до вторника – дня его лекций. Я не могла дожить до следующего вторника, когда снова погружусь в эту совершенно изумительную сферу видения Господа и видения нашей православной веры. Это было замечательно.

 

Сергей Степучев: А мне вспоминается такой момент: Владыка как-то сказал, что нехорошо, когда во время молитвы мыслями отвлекаешься, и всегда когда я мыслями куда-то от молитвы ухожу, я вспоминаю эти слова. Во владыке удивительным образом сочетались и его религиозность и светскость. Он всегда был человеком цельным в любой обстановке. Где бы он ни был, с кем бы ни общался, в нем всегда был виден человек Божий. А у нас часто церковь отдельно, а жизнь отдельно. А так, чтобы жизнь всегда была гармонична и посвящена всегда Богу, – этого нет. Нам многому можно поучиться у владыки…

 

Свящ. К. Пархоменко: Я, Сергей, учился у владыки, и тому, что ты сейчас говоришь, у меня есть замечательный пример.

Когда я учился в Семинарии и услышал первую проповедь владыки, она меня просто потрясла – настолько она была живая. Владыка рассказывал, что, когда он был мальчиком, в начале 1920-х годов, он прислуживал одному владыке (может, это был священномученик Вениамин Петроградский, но, может быть, и не он, не помню, какое имя называл владыка). Этот епископ был очень молитвенным. А мальчик ему прислуживал. И вот владыка Михаил рассказывал, как шла служба, а он, стоя на коленях у столика, покрытого покрывалом с бахромой, заплетал косички у бахромы. Владыка увидел это, подошел и говорит: «Что ты делаешь! Ангелы служат с нами! Ангелы трепещут, а ты тут бахрому заплетаешь!» Тогда его, как он говорил, как ошпарило. Он на всю жизнь понял, как нужно относиться к молитве, что тут невидимо ангелы присутствуют.

 

N.: Я в то время ходила в лютеранскую церковь. Я еще не знала, что есть какие-то конфессии. Но как-то на работе меня спросили, в какой храм я хожу. Я ответила, что в храм святой Екатерины. «Так это ж лютеранский!» – сказали мне. Я сразу задумалась. Потом поняла, что я крещена в Православии, и стала искать пути к православной вере. Сначала, когда я приходила, я вообще ничего не понимала. Мне так было страшно, что все всё знают, а я ничего не знаю. У меня были сомнения, но вдруг я услышала по радио «Теос», что архиепископ Михаил читает лекции в немецкой школе, «Петер Шуле». Я пошла туда. Мне сначала было очень тяжело, но владыка Михаил открыл мне всю красоту, правоту и любовь к Православию. Я стала понимать, что это такое, но для меня сначала это было очень тяжело. Я на старославянском ничего не понимала. Я молитву «Богородица» учила два месяца, так как мне все это было не понять. Тогда он сказал: «Читайте на русском. Когда поймете на русском, тогда будете читать на старославянском». Это мне все как-то облегчило, поскольку у нас на работе все православные были жесткие, а владыка Михаил открыл мне терпимость, и я поняла, что Православие – это любовь. До этого я стеснялась задавать какие-то вопросы и очень жалею, потому что он мог ответить на любой вопрос – и на церковный, и на житейский. Он нам очень много дал. Он всегда говорил, что у Бога можно просить все, хотя это не значит, что мне это полезно. «Вот, я долго просил, а выпросил – и понял, что мне это неполезно, недаром Бог мне это и не хотел давать». С тех пор, когда я что-то прошу, я думаю, а будет ли мне это в пользу. Мне его очень не хватает.

…Однажды я спросила, как насчет снов, ведь бывают разные сны вещие от Бога. Он сказал: «Я скажу слова своей тетушки, которая была очень верующим человеком. Она говорила: “Десять процентов снов – от Бога, десять процентов – от диавола, а остальное – от несварения желудка”».

 

 

Свящ. К. Пархоменко: Да, меня тоже владыка всегда поражал. Он говорил очень просто. Многие считали его простачком, а не богословом. На самом деле его простота прошла несколько этапов: сначала простота от малознания, потом знание, умудренность, а затем… снова простота, но уже обновленная, от того, что все это растворилось в тебе, стало твоим.

На все вопросы отвечено, все сформулировано, все обдумано. Меня поразило, когда, еще до моей учебы в Семинарии, когда я еще жил в другом городе и, естественно, еще не знал имени владыки Михаила, я читал сборник, посвященный тысячелетию Крещения Руси. Это было в 1990 году. Там была статья одного богослова, который говорил, как нужно относиться к Богу. Святые отцы отмечают, что существует три принципа отношения к Богу:

Можно относиться к Богу, как рабы относятся к господину. Раб боится наказания. Так и человек, который строит на таком принципе отношения с Богом: он служит Господу, боясь ада, адских мук.

Можно относиться к Богу, как слуга-наемник, который получает за это деньги, то есть заключает с Богом негласный договор, что ты трудишься, выполняешь предписания, постишься, молишься, а Господь все хорошее организует в этой жизни и загробной.

И, наконец, – как сын, который все делает ради любви к отцу, ради истины, ради закона, который в семье установлен.

Об этих принципах говорят многие святые отцы. И лектор, делавший доклад на симпозиуме, посвященном тысячелетию Крещения Руси, говорил, что мы должны проповедовать отношение к Богу только как к Отцу. Все остальное – ложные подходы и они к Богу не ведут. И вот я читаю прения по докладу, и среди них – мнение епископа Вологодского и Великоустюжского Михаила. Я тогда еще не знал, кто это такой. Он говорит: «Вы все правильно сказали, но получается, что вы как бы вычеркиваете других людей, которые еще не умеют, как дети, относиться к Богу, которые немощны в вере, которые пока находятся на уровне раба, на уровне слуги. Нужно не отметать эти пути, а вести к высшему пути. Но ставить крест на этих людях нельзя».

Меня тогда поразило, насколько этот епископ человеколюбив и насколько он всеобъемлющ для людей, которые, может быть, имеют неправильную религиозную ориентацию. Он их не отвергает. Он на них не ставит клеймо, как будто они какие-то неправильные люди. Кстати сказать, такое отношение широты, терпимости, всеприемлемости было очень характерно для владыки. Он не боялся с протестантами общаться, чего еще многие лет 10 назад боялись. Владыка говорил, что не надо бояться, но надо свидетельствовать, общаться, надо говорить о Господе, о своей вере. Почему многие боятся общаться и сотрудничать? Потому что не уверены в своих знаниях. А владыка был уверен в себе. Простите, всегда вспоминается курьезное. Помню, он как-то по радио «Теос» вел пастырский час и одна женщина, дозвонившаяся до него, все время владыку перебивала. Тогда он рассердился – это было слышно по радио – И сказал: «Что вы архиепископа перебиваете? Молчите лучше и слушайте умного человека!» И продолжал отвечать дальше. Это было в его стиле.

 

N.: Я вспоминаю последние годы его жизни и могу сказать, что на нем было явлено чудо для нас, поскольку в таком возрасте он перенес инсульт, и речи у него не было, и видеть он не мог. Но он полностью восстановился, стал ходить, говорить, прада, на пианино он не мог играть, так как одна рука действовала не так, как раньше. И это нас всегда умиляло. Жалко, что он ушел от нас.

 

Свящ. К. Пархоменко: Я вспоминаю, как у владыки сдавал экзамен (он вел основное богословие – несложный предмет) и мне надо было ехать на радио. Я решил прежде всех сдать. Пришел владыка, разложил билеты, сказал, чтобы мы тянули билеты и отвечали. Я говорю: «Владыка, мне нужно на радио. Можно, я первый сдам?». А он и говорит: «Ну и что, что на радио?» Я говорю: «Что все-таки на радио: Вы и сами там ведь ведете передачи, неудобно подводить людей, они ждут…» И нехотя – он не любил, когда кто-то лез вперед, выпячивался, даже из благородных побуждений, – говорит: «Ладно, сдавай первым…»

Я вытащил билет, бойко отвечаю. Ответил хорошо, на однозначную пятерку. Владыка задает дополнительные вопросы. На все отвечаю. Вот он и спрашивает: «Кто сказал из святых отцов, что Бог при Сотворении мира, как птица, высиживал, его?» Это из библейского рассказа про то, что при Сотворении мира «Дух Божий носился над водою». В оригинале стоит оборот речи, означающий высиживание птенцов наседкой.

Я говорю: «Владыка, в вашей книге, которая недавно вышла, говорится, что это сказал Василий Великий, но на самом деле Василий Великий процитировал талмудическое предание, ведь еще евреи до нашей эры говорили об этом».

Владыка насупился и говорит: «Нет, Василий Великий». Я снова стал говорить, что это талмудисты, что это известный факт, что я могу принести книги, подтверждающие то, что Василий Великий взял это у талмудистов.

Владыка рассердился на меня за упрямство: «Все, иди. Четыре». «Почему, – спрашиваю, – четыре? Я же все ответил!»

«Для смирения. Иди на радио».

 

2 марта 2009. Чистый Понедельник (начало Великого поста)

Покаянный фольклор: Одно из 50 полученных накануне SMS-сообщений:

 

«Простите, родные, простите друзья,

за все, что мороз продирает по коже.

Простите за то, что исправить нельзя,

а только простить, ради милости Божей».

 

Нынешний Пост начался невероятно. Вместо гулкого прохладного храма, черных облачений, запаха жидких щей из кухни собора, который по вентиляционным шахтам попадает всегда прямиком в алтарь, – я в студии популярной петербургской радиостанции. С наушниками на голове, передо мной чашка кофе.

Постоянная аудитория слушателей – 200 тыс. человек, а потенциально весь Северо-Запад, где есть прием. Я веду утренний эфир (в это время люди едут на работу в автомобилях и слушают радио).

Мы говорим о Посте. О том, зачем поститься, что это дает душе и телу, какую щадящую норму поста можно принять людям, еще не церковным, но которые сделали первый шаг в сторону веры.

Конечно, священник в студии, на волнах молодежной развлекательной радиостанции, – это очень необычно. И люди реагируют по-разному.

Сначала шок.

Потом начинаются звонки. Н.: «Когда я еще ходила в церковь, то батюшка на вопрос – можно ли есть майонез, ведь в нем яйцо, сказал: “А вы видели, как туда яйцо клали? Ешьте”. Вот так все в Православной Церкви – лицемерие и обман…»

И брошена трубка.

Другие звонят: «Как хорошо! Как мы благодарны, что вы пригласили священника на радио!»

…И для нас, священников, это уникальная возможность обратиться сразу к такой большой и преимущественно светской, молодежной аудитории.

Общее впечатление от эфира – воодушевление слушателей.

 

 

Вечером – в храме. Мой любимый Канон Андрея Критского. Окунуться в пост удается только теперь, с вечера.

 

P.S. По сообщению статистических центров, проводивших накануне Великого поста опрос, строго поститься в этом году собираются 3% россиян. 70% сказали, что пост никак не отразится на их рационе. Будут питаться так же, как и обычно.

 

6 марта 2009

Лиза до ночи вразумляет старшую дочь Катю, которая, наслушавшись сверстников (вечная проблема), говорит, что счастливы в жизни лишь красивые девушки. Их любят, они всем нужны, у них все хорошо складывается… Около половины второго ложимся спать. Катя что-то бурчит. Я не выдерживаю: «Так. Чтобы этот разговор не был впустую, напишешь завтра сочинение на тему: “Не родись красивой…”».

Катя – иронично, под нос: «…а родись боголюбивой…»

 

* * *

 

Читаю записки моего друга и редактора Л.А. А там… про нас…

«Была по одному делу в доме у отца К. “Покажи, как ты умеешь креститься!” – говорит он своей младшенькой (второй год), беря со стены деревянное распятие и поднося к ней. После нескольких попыток изобразить с помощью отца крестное знамение девочка прижимает ручку к своему лбу, а затем, пристально и серьезно глядя Распятому в сомкнутые очи, прижимает ручку к Его лбу. И так несколько раз: к Нему – к себе, к Нему – к себе. Богоообщение».

 

 

7 марта 2009

Глубокая и страшная по ответственности беседа.

Женщина-врач рассказывает, как в 1970-е годы работала в особом засекреченном институте, в котором ставили опыты на младенцах. Что-то вживляли, что-то отрезали. Потом «списывали» отработанный материал. Младенцев брали из спецроддомов, рожденных от проституток и бродяг.

Все, конечно, были неверующие, все относились к жизни ребенка, как к научному материалу.

Шли годы. И вот у этих молодых ученых пошли проблемы… Со здоровьем, с собственными детьми. Дети рождались больными, умирали, или эти врачи не могли иметь детей. Так как коллектив этого института был не таким уж большим, то все друг друга знали и общались. И делились жизненными неурядицами. Вот тогда и открыли коллеги страшную истину, что все они как бы расплачиваются за содеянное.

Каждый решал проблемы по-своему. Кто-то спился, кто-то стал циником и старался брать от жизни все. Вот и эта женщина много лет пыталась бороться со своими проблемами. Но теперь сломалась. Тяжело болеет, страдает любимая дочь.

Переступила порог храма. Хочет каяться и спрашивает: что делать? Возможно ли для нее спасение? Даже не для нее, а для дочери… При всем этом, прекрасно понимает, что была… убийцей…

 

Что ответить такому человеку? Возможно ли какое-то искупление грехов?

Что может сказать Церковь убийце?.. И убийце младенцев, и, в более широком смысле, вообще убийце?

 

На помощь нам приходит святоотеческая древность. Дело в том, что в Византии суд над убийцами находился в ведении… Патриарха и Синода. Убийц судил преимущественно духовный суд, так как только он имел компетенцию в боговедомых вопросах жизни и смерти.

Читая древние документы (IX–X века), мы узнаем о позиции Церкви по отношению к убийцам следующее:

Убийца отлучался от Причастия на 15 лет (по канону св. Василия Великого). Если с ним случалась болезнь, грозящая смертью, то он мог причаститься, если после этой болезни выздоравливал, то опять лишался Причастия, пока не пройдут все 15 лет.

В течение трех лет убийца стоит в притворе храма, не заходя в него. Он оплакивает свой грех и просит прощения у всех приходящих в храм. По окончании богослужения может войти в храм, приложиться к иконам. Антидор не ест, святую воду пьет только в великие праздники.

В течение трех лет несет послушание строгого поста. Не ест мясо, молочные продукты и яйца (как в Великий пост), в среду и пятницу несет подвиг сугубого поста (только суровая пища без масла) и пьет лишь воду. Мясные и молочные продукты разрешено вкушать только в дни от Рождества Христова до Крещения, в сплошные недели перед Великим постом, в недели св. Пасхи и Троицы.

Св. Василий Великий сказал: «Ты совершил убийство? – Иди на мученичество, или соверши равное мученичеству по значению». Это значило, что убийце рекомендовали или уйти в монастырь, чтобы «умереть для мира», или всю жизнь служить другим активными делами любви.

Одному убийце, который исполнил все епитимьи, но чувствовал угрызения совести, Патриарх послал такое: «Как добровольный убийца ты, Диасорин [имя убийцы], должен постоянно думать о своем грехе и, хотя исполнил назначенное правило и получил прощение от Церкви, обязан и впредь пребывать в душевном сокрушении и скорби о грехе и совершать ежедневные молитвы о прощении. Ведь лучше здесь, в настоящей жизни, подвергнуться малому наказанию, чем явиться неоправданным на будущем Суде Божьем. Необходимо всю жизнь пребывать в сокрушении, бодрствовании, покаянии, посте, смирении, воздержании от всякого злого поступка и в прилежании ко всякому доброму делу».

Патриарх далее предписывал: «…плачь, припадай и умоляй о прощении, совершай Литургии и Таинство Елеосвящения, потом узнай, не остались ли родственники у убитых тобой лиц, найди их и соверши возможную милостыню. Если ты приобрел какую-либо выгоду от своего преступления, отдай все, на эти средства приобретенное, ибо это цена крови и тебе не должно ей владеть. Если не найдешь родственников, отдай бедным и нуждающимся.

Затем, ты должен быть кротким ко всем, милостивым, внимательным, подражая во всем Господу и стремясь к жизни крестной, то есть мученической, и, хотя бы ты подвергся оскорблению от другого, побоям, презрению, несправедливости, ты все должен терпеть и переносить ради Царства Божия».

 

Можно было бы приводить и приводить примеры древнего православного отношения к убийцам, однако и так понятно, что к греху убийства Церковь относилась с крайней строгостью.

Понятно, что сегодня древнюю практику нельзя применять во всем объеме, однако не нужно и накрывать голову кающегося убийцы епитрахилью и читать разрешительную молитву. Убийца должен понести епитимью, которой искупит преступление.

 

Эта епитимья, как мне кажется, сегодня может быть такой:

– Отлучение от Причастия. но отлучение от него не на очень длительный срок, чтобы человек вообще не ушел из Церкви. Это отлучение должно даваться на 3–5 лет.

– Усиление поста и строгое соблюдение предписанных Церковью постов.

– Дела доброделания. Не обычные, как у всех людей, а особенные, сугубые подвиги милосердия и служения людям.

– Если убийство было соединено с наживой, то человек, даже если он отсидел в тюрьме положенный срок, должен взять на себя попечение о семье, которую он обездолил. Древнехристианские отцы писали кающимся убийцам: «Вы лишили семью кормильца, ввергли ее в тяготы, лишения. Желая искупить свой грех, возьмите на себя заботу об этой семье, возьмите на себя тяготы и лишения, которые она претерпевает из-за вас».

 

Об этом можно думать и думать, но не должно быть механического, как у нас, по замотанности нашей, бывает, отпущения греха. Это исключительнейший грех, и к делу искупления его нужно подойти со всей серьезностью.

 

8 марта 2009. Праздник Торжества Православия

А по совпадению – и любимый всеми с советских времен Женский день.

Утром подвозит до храма человек: «Везде пьяные… Ладно, мужики, так и женщины, ну все пьяные. Сейчас видел, как шла одна… ну как на ногах держится – непонятно, телепает ее из стороны в сторону. Так ее даже трамвай пропустил… Это правильно, что пропустил, ведь женщины – они украшение жизни, эти хрупкие создания. Как такую нимфу не пропустить…»

 

В соборе светло, много людей. Исповедь более чем 150 человек. Потом Чин прославления Православия, и уже плачут младенцы, ожидающие крещения. Передохнуть и пообедать удается к 15 часам и опять люди-люди.

На торжественном чине прославления Православия, когда читалось Евангелие, задумался о том, какое удивительное Евангельское чтение положено читать в этот день. Только представим себе: имперский пафос, византийское витийство текстов праздника – и Евангельское чтение… как кажется, совсем о другом.

О чем же? О любви, которую мы должны иметь к каждому, о ценности каждого.

«…Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих; ибо говорю вам, что Ангелы их на небесах всегда видят лице Отца Моего Небесного. Ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее. Как вам кажется? Если бы у кого было сто овец, и одна из них заблудилась, то не оставит ли он девяносто девять в горах и не пойдет ли искать заблудившуюся? и если случится найти ее, то, истинно говорю вам, он радуется о ней более, нежели о девяноста девяти незаблудившихся. Так, нет воли Отца вашего Небесного, чтобы погиб один из малых сих…»

Как мудро! Ведь за великим, грандиозным так легко не заметить малого, так легко не обратить внимания на какого-то отдельного человека. В этом было все строительство коммунизма: «Лес рубят – щепки летят» – официальное мнение Сталина на этот счет.

Но Церковь со своими задачами, проектами никогда не упускала из поля зрения отдельного человека. Нет воли Отца нашего Небесного, «чтобы погиб один из малых сих»!

Во всей своей жизни мы должны помнить о безмерной ценности каждого. Никого не оттолкнуть, ни к кому не быть невнимательным, черствым, небрежным – как бы мы ни уставали от своих собственных дел и забот.

И, конечно, иметь терпение. Об этом говорит нынешнее Евангельское чтение далее: «Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним; если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего; если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово; если же не послушает их, скажи церкви; а если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь»…

 

Кстати, вот эта приведенная мною вторая часть чтения также очень полезна нам, и вот в каком отношении: через эти советы Христа мы имеем четкое указание о том, как строить общение с людьми (например, с подчиненными, коллегами).

Видим согрешающего – обличим наедине.

Не исправился – обличим при одном или двух свидетелях.

Если и тут исправления не наступило, Христос советует: «скажи церкви» [церковь с греч. – «собрание людей»], то есть всем, объединенным с тобой общим делом. В случае с нерадивым работником нужно поставить вопрос об этом человеке перед всем коллективом.

Наконец, если и тут человек не исправился, – отвергнитесь его: «…да будет он тебе, как язычник и мытарь».

Один священник на днях: «А я строгий начальник. Один раз скажу, а на второй раз выгоняю». Говорю: «А разве это по заповеди Христовой? Христос-то какие указания дал на этот счет?..»

 

Вечером – лекция на тему Торжества Православия. Рассказываю, как в этот день была прославлена и незыблемо утверждена Православная вера в отношении святых икон.

Икона – это не картина, не портрет. Это лик Бога, явившегося в наш мир для его спасения. Святые отцы приводили очень смелые примеры. Святой Иоанн Дамаскин говорил, что икона похожа на зеркало. Мы знаем, что, если мы подойдем к зеркалу, то наше лицо изобразится в нем. Так вот, в иконе изображается лик Господа Иисуса Христа. И когда мы целуем зеркало, то мы целуем свое изображение, а когда мы целуем икону, мы целуем само изображение и даже как бы реальное присутствие Самого Господа в этой иконе.

Или, св. Иоанн Дамаскин приводил другой пример. Если царь возьмет свой перстень и поставит печать, оттиск в глине, сургуче, каком-то другом материале, то эта печать не просто уже изображает самого царя, печать царя. Она несет как бы силу, власть царя. Вот так же и икона – это не просто портрет, это не просто благочестивое изображение, икона – это как бы само присутствие Господа в этом мире.

 

Ухожу из храма – мне дарят книгу Евгения Каширского «Записки пастора». Книга о жизни протестантской общины на окраине Москвы[13]. И тоже, в этот же день, в который было незыблемо утверждена Православная вера относительно икон, читаю в книге пастора… про иконы. Но… совсем иное.

 

«…Глеб сказал, что его мать убедительно просит меня прийти. Говорит, что приняла важное решение.

Мария Васильевна встретила нас на пороге своего домика. На ней было шерстяное синее платье, которое она надевала в Новый год и на годовщину Октябрьской революции.

– Извините, если я что неправильно скажу… – обратилась она ко мне, когда мы расселись вокруг сто­ла. – Я хотела бы вступить в вашу церковь, хочу вместе с вами молиться Богу. Только мне уже 79 лет, возраст не маленький. Примете?

– Прекрасно, все наши будут очень рады.

– Но вы же знаете… я всю жизнь молилась на иконы. Вон у меня их сколько накопилось. Мне ничего за это не будет?

– Не беспокойтесь, Бог видит ваше доброе сердце. А что теперь вы с ними намерены делать? – спросил я.

– Не знаю. А что полагается?

Глеб подошел к комоду и взял одну из икон:

– Ну, сама подумай, зачем тебе их хранить?

– А что вы сами об этом думаете? – спросил я.

– Да, держать их в доме неправильно, – сказала она, помолчав.

Было видно, что решение далось ей непросто.

– Почему? – спросил я.

Мария Васильевна задумалась и сказала:

– Все эти иконы – неправильное дело. Надо от них избавляться! Всех вон из моего дома.

– Наконец-то! – сказал Глеб, не скрывая своей радости.

Мы приступили к обсуждению технической проблемы. Куда деть эти произведения рук человеческих? Икон было шесть штук: две в деревянной оправе, стоявшие в спальне, и четыре – простые картон­ки, украшавшие комод.

Я посоветовал закопать эту наглядную агитацию в землю. Глеб и Мария Васильевна решили иначе. Они предложили отправить иконы по реке. Пусть Господь Сам решит, как с ними поступить.

Глеб прихватил с собой фотоаппарат. «Сделаем пару снимков для истории», – сказал он.

Пошли на реку. Признаться, я чувствовал себя не­много странно, сознавая себя участником какого-то ритуального действа. Будто мы хотели что-то дока­зать окружающему нас миру.

На берегу долго не находилось подходящего брев­на или доски. Мы взмолились Богу, затем продолжи­ли поиски. Вдруг в кустах обнаружилась хорошая большая доска – пятидесятка. Скорее всего, ее припрятал работяга с близлежащего предприятия, наме­реваясь отнести вечером домой.

Найденная доска придала нам решимости. Господь ответил на нашу молитву. Положили иконы на доску, и Глеб оттолкнул ее подальше от берега. Пускай плывут!

Я взял фотоаппарат и запечатлел эту историческую сцену. Кто его знает, может, действительно пригодит­ся… для музея Реформации.

Вдалеке стояла группа людей, стараясь понять, что мы делаем.

Так Мария Васильевна рассталась с иконами и сво­им семидесятидевятилетним православным про­шлым. Потом мы вернулись в ее дом и напились чаю. Глеб прочитал отрывок из Евангелия от Матфея. По­молились по очереди. Настроение было превосходное, будто мы сделали большое и важное дело.

 

Всю свою жизнь эта маленькая хрупкая женщина жила тихой жизнью советского служащего. Честно трудилась и боялась начальства. Казалось, ее интере­сы были навечно ограничены кругом привычных по­нятий.

Однако сегодня эта женщина сделала свой религи­озный выбор, расставшись с верованием, которое ничего не дало ее душе. Отныне в ее жизнь вошли Евангелие и сердечная молитва Богу».

 

9 марта 2009

Прихожанка говорит, что они с сыном решили в Пост не смотреть телевизор. Сыну далось это решение нелегко, но он его принял.

И вот в понедельник приходит в гости двоюродная сестра, крестная мальчика. «Фанатики! Бедный ребенок!» И включает телевизор. Мама говорит: не надо.

«Надо! Я как крестная говорю».

Спрашивает, что делать? Все-таки крестная…

Спрашиваю, насколько церковная эта крестная. Вообще нецерковная, в храм не ходит, не исповедуется и не причащается.

Объясняю, что она только по названию крестная. И что, если ее советы идут вразрез с учением Церкви, то слушать ее не надо.

 

Вспоминается в этой связи древняя практика Церкви. Для младенцев крестные… не требовались, поскольку крестными считались сами родители малыша. Ведь кто такие крестные? Духовные наставники. В случае, если крестился взрослый человек, ему такие наставники были нужны. Ими могли стать друзья-христиане, просто авторитетные прихожане, которых назначит священник. А для младенцев, у которых были верующие родители, крестные не требовались. Зачем? Ведь сами родители будут их наставлять и укреплять в вере.

Сегодня, конечно, уважая сложившуюся традицию, мы просим, чтобы и у детей воцерковленных родителей были крестные. Просим, но не настаиваем.

 

Сегодня же еще один разговор на эту тему: «Батюшка, тут наш крестный приходил. Напился, как свинья. Всех унижал и обижал. Дети от него рыдали…»

Ох, расплачиваемся за то, что в крестные берем кого попало, не из соображений пользы, а из соображений дружбы.

Но в любом случае от таких крестных нужно дистанцироваться. Если начинает учить плохому, ведет себя соблазнительно – отстраним от себя. Грешника ведь Церковь тоже отлучает, отвергает. Так и грешащего или учащего антихристианским вещам крестного нужно отлучить от семьи.

 

****

 

Меткие высказывания прихожан:

 

«Все время в душе какие-то обрывки мыслей, звуки, шум. Моя душа – не храм Божий, а проходной двор».

 

Прихожанка о прожорливости в дни Поста: «Ем все, что не приколочено».

 

13 марта 2009

Десять лет воцерковлению Л.А. Отметили этот день молитвенно, в храме. (Хотя Л.А. внесла в этот праздник нотку изящной светскости: принесла своему духовнику – автору этих заметок – сетку экзотических фруктов, вино и другие приятные сувениры.)

У меня сохранилась запись, сделанная на предыдущий «юбилей» – пятилетний. Я тогда собирал свидетельства людей о различных чудесах и попросил и Л.А. рассказать о чудесах Божиих в ее жизни. Она сказала, что вся ее жизнь, с тех пор, как в нее вошел Бог, наполнена чудесами. Но если говорить о самых ей запомнившихся, то это были, как я думаю, чудеса-знаки о присутствии Божием, чудеса-поддержка в том, чтобы не унывала, но шла вперед.

Этот путь горė (вспомним возглас Литургии: «Горė имеим сердца!»; горė означает «вверх и вперед, на гору») в Л.А. совершается.

Дай Бог, чтобы, как 5 лет назад, как – теперь уже – 10, мы могли отметить и 15-, и 20-летие, и иные «круглые» даты ее воцерковления…

 

«Меня попросили вспомнить о чудесах, которые были в моей жизни. Но, естественно, речь может идти только о том, что было после Святого крещения, потому что, если до этого какие-то чудеса со мной и происходили, я их не воспринимала как чудо. То, о чем я хочу сейчас рассказать, было и увидено, и понято мной именно как чудо.

Я с 16 лет курила, и курила очень много. Еще Марк Твен говорил: “Нет ничего легче, чем бросить курить. Я это делал миллион раз”. Я тоже делала это много раз и даже с большими перерывами, на рождение детей, но потом снова к этому возвращалась. Мне казалось, что я потеряю лучшего друга, если брошу курить. Сигарета была моей как бы исповедницей.

Когда я приняла осознанное решение креститься, на предварительной беседе священник, отец Г., сказал, что окрестит меня на первой седмице Великого поста. Правда, это состоялось чуть позже, но я очень хорошо помню, как вечером Прощеного воскресенья, в 11 часов, сказала сыну: “Саша, пойдем на кухню, выкурим по последней”. (К сожалению, я, видимо, плохая мать, ведь сын когда-то начал курить, глядя на меня… Сначала курил тайно, а потом уже и открыто.) Мы с ним тихонечко посидели, ни о чем особенном не говорили и разошлись.

Утром, когда я проснулась… Не буду брать на себя грех и говорить, что даже не вспомнила. Нет, я вспомнила, что в это время я всегда вставала и первым делом плелась на кухню закурить сигарету. Но в это утро я с радостью поняла, что свободна, что больше никогда этого не сделаю. Мне это было настолько ясно! В этом, наверное, и было чудо: что мне это было абсолютно ясно. Мне не нужно было зарекаться, брать сигарету сына, класть ее, а потом в отчаянии снова брать, проходить все эти многократно пройденные муки. Я знала: с этого утра больше никогда этого не будет. Начинается новая жизнь, совершенно новая, мне неведомая, и я должна войти в нее с чистым сердцем и чистыми устами. Больше я никогда не брала в руки сигарету и даже не хотелось.

 

И еще я хочу рассказать об одном маленьком, но очень красивом чуде, случившемся вскоре после моего Крещения. Это было пять лет назад, но я очень четко помню все краски, все звуки, сопровождавшие то чудо, что случилось со мной 27 мая 1999 года. Я даже помню число.

Я пришла домой поздно, так как было одно очень важное для меня дело, и очень коротко помолилась на ночь, потому что у меня просто не было сил долго молиться, при всем моем неофитском рвении. У меня тогда еще подсвечника не было, а был маленький кругленький подсвечник из-под католической свечи. Чтобы свечки там держались, у меня был как бы припаян к донышку маленький-маленький остаток красной пасхальной свечи. На него я и ставила, как в гнездышко, свечи, когда молилась потом, уже после Пасхи. Я помолилась, легла и как-то очень-очень быстро заснула.

Проснулась я от какого-то непонятного треска. В то время пресса, телевидение были полны рассказов о рушащихся домах, тресках, которые этому предшествовали, пожарах. Этот треск меня встревожил, и я в тревоге устремила глаза в тот угол, откуда он доносился, – и увидала пламя свечи. Я поняла, что это свеча трещит, но уже не тревожно для меня, а весело. Я вскочила, не веря глазам своим, потому что этого в естественном, в земном порядке не могло, не должно было быть, ведь у меня оставался совершенно крохотный остаточек свечи – с ноготь мизинца. И вот он пылал.

 

Первое, что я сделала, я побежала к сыну, разбудила его и сказала: “Саша, иди скорее посмотри. Мне ведь никто не поверит!” Он пришел со мной, обнял, постоял немного и ушел, а я продолжала молиться около этого огонька. Я не знаю, когда он загорелся. Может быть, он горел всю ночь, а может быть, он зажегся только утром. Когда я проснулась от треска этой свечи, комната была залита солнцем. Я не знаю, сколько времени это продолжалось. Может быть, минуты две, может быть, три, может быть, пять, но я помню, что в моем ощущении это было долго, невероятно долго для такого маленького огарочка свечи. Когда же он, наконец, догорел, мой маленький подсвечник оказался изнутри девственно чист: донышко его сияло, как надраенное.

Я потом спрашивала у своей подруги (она химик по образованию): “Оля, скажи, могло все это произойти? Могла там быть какая-то скрытая теплота? И она стала искать себе выхода и нашла в этом пламени? Ну как этот огарочек мог сам зажечься?”. “Ты что, с ума сошла? – сказала она. – Этого не может быть! Это невозможно ни по каким химическим законам”.

 

Прибавлю к этому, что буквально через несколько дней у меня зацвел лимон, который вот уже двадцать лет рос из обыкновенного семечка, не от черенка. Он не был привит. Я вообще никак за ним не ухаживала, а давала ему расти так, как он хочет. И вот однажды, придя домой, я услышала очень сильный и незнакомый мне аромат. Ища носом источник запаха, я набрела на лимон. Стала его рассматривать и нашла на нем крохотный невзрачный белый бутончик, только-только приоткрывший свои лепестки. На следующий день я увидела еще один бутончик. Я крестилась в Духовной академии и первое время ходила туда исповедоваться. Чаще всего исповедь у меня принимал отец Стефан (Садо). Когда я ему на очередной исповеди об этом рассказала, он так улыбнулся хорошо и сказал: “А это чудо Божье!..”»

 

14 марта 2009

Рассказываю жене вечером:

– Апофеоз абсурда! Представь себе: сегодня утром получаю SMS-сообщение: «Батюшка, помогите. Это беременная Н., которую Вы обручали. Я не хочу больше жить». Созваниваемся, встречаемся.

Ситуация такая: ее бросил жених. А бросил вот почему – он безумно ревнив. И он следит за невестой. И для этого в ее телефоне поставил программу, через которую он будет знать, где она находится. Сам уехал на другой конец земли, за границу, но через ноутбук, который всегда с ним, он следит, где находится невеста.

Прошла неделя, другая. Н. стало скучно. Она по Интернету общалась с разными людьми, и одна пара пригласила ее в гости. Она поехала за город, в гости. Там – гостеприимный дом, много детей, собаки. Словом, она там провела день, ночевала, а наутро вернулась домой.

Жених проследил, что она была не дома, а за городом. Навигация, спутниковые карты… Он определил, что это было за дом, что это была за семья. Узнал то, что сама Н. не знала: что эти люди состоят в клубе свингеров. (Свингеры – супружеские пары, которые обмениваются партнерами с другими парами.)

Звонит утром ей и говорит: «Ты мне изменила, прощай…»

Невеста (5 месяц беременности) в ужасе, пытается связаться, но бесполезно. Я не знала, что это свингеры, меня прекрасно принимали, да что же это такое?.. Ее вопросы повисают в пустоте. Бросил бесповоротно!..

 

– Ну, не бред ли? – говорю жене. – Современные технологии на службе греха ревности!

Лиза говорит.

– Нет, апофеоз абсурда – это другое. Знаешь, сегодня А. (сиделка нашей больной бабушки) впустила в квартиру посторонних людей.

– Как? – спрашиваю – Она, что ли, не спросила, кто там?

– В том-то и дело, что спросила. А ей ответили: «Ваша мама пришла, молочка принесла»[14]. Вот она и впустила… Когда я ее потом спрашивала, почему она это сделала, она не понимала, а что тут такого. Объясняла: «А я думала – мама… молочка…». (При том, что наши мамы находятся за тысячи километров.)

 

16 марта 2009

Перед отпеванием стою у открытого гроба. Там – опрятная старушка в белом платочке. Подходит хорист:

– Кого отпеваем, мужчину или женщину?

(Это нужно для того, чтобы знать, как поминать покойного – в мужском или женском роде.)

– Сами посмотрите, – говорю.

– Нет, вы скажите…

 

Что это? Болезненная тенденция профессионального церковного певца самому не думать, а все спрашивать у батюшки? И некоторые батюшки поощряют это и даже культивируют.

А, может, желание абстрагироваться от происходящего? Попели, получили деньги – и разошлись. Не впускать трагизм в свою жизнь, не задумываться о том, что это реальная смерть реального человека. Который лежит перед нами?..

Непонятно…

 

18 марта 2009

Фотоочерк: Один день пастырского служения…

 

Почему этот день?

Так случилось, что со мной весь день был фотоаппарат. И день оказался достаточно разнообразным.

Неверно думать, что священник живет «очень яркой, насыщенной жизнью, не то, что мы…» – как приходилось слышать не раз. Может быть, правда, есть насыщенность и яркость, но они – душевного характера, они внутри.

Из чего складывается жизнь священника?

 

Пастырство:

Целый день в храме.

Богослужения и встречи.

Чаще всего в беседах с людьми, у которых в жизни – в семье, на работе – неприятности и скорби… Большинство из них жили небрежно и теперь пожинают плоды. Как мне ни жалко, ни горько это говорить людям, приходится. Люди, которые не воспитывали по-настоящему детей, которые обманывали и изменяли, не верили в Бога и жили мелкой обывательской жизнью. И вот теперь, когда отворачиваются дети, когда рядом нет настоящих друзей, когда разваливается или развалилась семья, начались проблемы со здоровьем и многое-многое другое, эти люди, приходят в храм со словами, что их сглазили, и с вопросом, как снять порчу.

Не к Богу, с покаянием, а к священнику с вопросом: как все поправить.

Спрашиваю: – Для чего поправить? Чтобы вы опять так жили?..

 

Недавно женщина первый раз переступила порог храма и плачет:

– Помогите! Мне поставили диагноз – онкология. Я должна жить!

Спрашиваю:

– Почему должны жить? Посмотрите на свою жизнь. Есть что-то, ради чего вы действительно, по Божьим, по человеческим меркам, должны жить? Есть ли миру от вас польза?

Она, подумав, в ужасе:

– Не-е-ет.

И начинается беседа…

 

…Множество людей, которые приходят в храм с просьбой отслужить молебен о какой-то нужде, панихиду.

Всегда беседую. И почти всегда оказывается, что люди далеки от веры. Не участвуют в Таинствах, ничем не служат миру и людям. Но кто-то посоветовал «отслужить» молебен, и тогда, якобы, все поправится.

 

Требы:

Ездить по домам, совершать требы – великая миссия, которая также отнимает много сил и времени (Когда я иду по району своего храма, я могу вспомнить о требах, которые были практически в каждом доме, мимо которого прохожу. За время служения приходским священником я побывал в сотнях домов.) Требы отнимают много сил, душевной энергии, но это то, чем живет священник.

За свое общение с людьми священник денег не получает, поэтому не осуждайте священников, которые уделяют вам в храме мало времени или неохотно общаются. Общаться или не общаться – их частная инициатива, а ведь надо кормить семью. Я говорю предельно честно. Куда-то поехать и что-то освятить выгоднее, чем сидеть с прихожанином на лавочке. В первом случае – хоть фруктов детям купишь…

 

Послушания:

Почти все священники несут различные послушания. Их деятельность в храме – лишь часть их жизни. Кто-то имеет послушание окормлять тюрьму, кто-то ведет воскресную школу, кто-то окормляет дальний приход… Деятельность разнообразная, и работы много.

 

Сегодня с 9 утра я в храме. Исповедал более 50 человек.

Прихожанка:

– Я, отец Константин, на батюшку П. обиделась…

– Почему?..

– Да… у меня несколько лет назад умер муж. И вот мне стал оказывать знаки внимания один человек. Пригласил в театр. Я спросила отца Павла, можно ли пойти в театр, а он не разрешил.

Спрашиваю:

– А человек женатый?

– Женатый.

– Зачем же вы с ним в театр бы пошли?

– А мне подруга говорит: дура, может быть, это твое счастье. Надо же и для себя, наконец, пожить…

Закончилась беседа:

– Ой, отец Константин, кажется, я и на вас уже обиделась…

 

После исповеди фотографирую Литургию Преждеосвященных Даров для создания Интернет-альбома.

 

 

 

 

 

Потом – в приют, который окормляет наш собор. По пути присоединяются мои друзья. Священник Николай и чтец Андрей.

Фотографии из приюта отправим в Америку, где заинтересованные люди помогут найти спонсоров.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Потом – на метро на другой конец города, в одну семью: наших прихожан, у которых случилось чудо – стали мироточить иконы.

Миро появилось в виде маслянистых тягучих капель несколько дней назад. В случае с одной иконой капли выступили на стекле, в случае с другой – на ламинате.

Какие-то естественные причины появления масла исключены – мы все осмотрели, иконы вне доступа детей, на полочке, на высоте вытянутой руки взрослого человека. Капли появлялись несколько дней и все увеличивались, пока не стали сползать вниз по иконе. Ко дню нашего прибытия они остановились и застыли, как смола на дереве.

 

 

 

 

 

 

После чудесного чая и строго постной закуски в компании очаровательных детей и хозяев – опять на другой конец города, в семью О. Освящение квартиры в ультрасовременном небоскребе.

 

 

После освящения ужинаем «чем Бог послал». Красивый, но исключительно постный стол.

 

 

Радушная хозяйка: – Батюшка, благословите рыбки подрезать?

Говорю: – Благословляю.

Хозяйка, уходя на кухню, под нос: – Сами мы, конечно, рыбку не едим, но для вас поставим…

Андрей: – Э, матушка, это можно было бы и не говорить. Или, в крайнем случае, про себя…

 

Спешим домой в темноте. В городе автомобильные пробки, гам, но на душе светло от встреч и общения с дивными людьми, которое подарил сегодня Бог.

 

 

Недалеко от дома, проходя мимо Князь-Владимирского собора в одиннадцать ночи, наблюдал сюрреалистическую картину. Женщины жгли старые православные газеты (чтобы те не осквернили неблагоговейным использованием).

 

 

19 марта 2009

– Вот вам праведный гнев трудящихся. Простых русских людей.

И протягивают листочек. Там стихотворение:

…

Мамино последнее желанье:

В храме, где вели ее к венцу,

Литургическое поминанье

Заказать по ней и по отцу.

И вошла я, как из паствы дикой,

В лоно злата, серебра, парчи;

В лоно иерархии великой,

Знающей от вечности ключи.

«Все же, повезло тебе, старуха,

Все-таки, пришла твоя пора:

Ты – в пресветлом государстве духа,

Веры, справедливости, добра».

Мне казалось, нет нигде красивей

Райских ликов, Божьего чела…

Имена Надежда и Василий

В поминальном списке я ждала.

Но в красе, рассчитанной по рангам,

Склонной к ритуалам дорогим,

Места не нашлось простым трудягам,

Праведным родителям моим.

Мне растолковали, что публично

Поминанья всех умерших нет..

Но, как исключение, мне лично

Храм поможет выполнить обет.

…Как прекрасен наш народ, как страшен:

То мы верой пламенной горим,

То уничтожаем храмы наши,

То их пуще прежнего творим;

Путаем бездумно чад и ладан,

Плохо различаем свет и тьму…

Я сказала: – Лично мне? Не надо!

Ничего, пожалуйста, не надо.

Почему? Не знаю, почему.

(Е. Шевелева)

 

Как реагировать на просьбы, которые идут вразрез с принятой, продуманной, логичной практикой жизни Церкви?.. Уверен, что не потакать невежественным вещам, но возводить к культуре подлинного понимания веры. Другое дело, что мы должны это делать крайне деликатно. Всякое резкое слово или невнимательное отношение воспринимается болезненно. Трижды болезненно – в храме.

 

Из этой же серии обид, которые отталкивают от веры:

Только что закончил дневники Юрия Нагибина. Сложная жизнь умного, но гордого и очень привязанного к земным удовольствиям человека.

Бога он не знает, хотя эта тоска по Богу, по небу, по вечности прорывается:

«Дивная весна! И хочется кому-то громко крикнуть: спасибо за весну! – но кому? Бог упорно связывается для меня с неприятностями. Я отчетливо проглядываю Его мстительную руку в делах Ильина и ему подобных, но как-то не верю, что Он заставил светить солнце так жарко, небо так ярко голубеть, а землю гнать из себя всю эту сочную, густую, добрую зелень. Прости меня, Боже, но милости Твои изливаются только на негодяев, и мне трудно постигнуть тот высокий и упрямый замысел, который в это вложен» (16 апреля 1974).

 

Но вот собственно выписка, которую хочу привести к теме обид и разочарований:

«Были в Печерском монастыре. Настоятель отец Гавриил нас не принял, хотя мы передали ему письмо от Гейченко. В монастыре противно: шизофренические слюнявые монахи, какие-то бабы разного возраста и назначения. Настоятеля, кстати, тоже обслуживает нестарая баба. Великолепные клумбы, дивные розарии, но все слишком пестро, не строго, не чинно; Богом тут не пахнет. Царит мирская суета, какая-то смесь из обмана, КГБ и психической неполноценности» (20 июля 1979).

 

Так увидел и написал, потому что разобиделся. Но может быть, будь отец Гавриил внимательней, можно было бы для души писателя что-то сделать?..

 

22 марта 2009

Подарил прихожанке свои книги. Среди них – Дневник, вернее, та часть его, которая доходит до лета 2008 года. Она дала почитать мужу: неверующему мучителю и тирану (об этой прихожанке я писал в записи от 12 апреля 2008 года). Рассказывает о его впечатлении: «Искренне. Сильно. Но как мне его [то есть меня, автора. – свящ. К.П.] жалко стало. Все с такими дурочками, как ты, возится».

Думаю про себя: «Все от таких, как ты, мужей, защищаю».

 

3 апреля 2009

Вновь и вновь люди свидетельствуют о дивной помощи нашего петербургского светильника, преподобного Серафима Вырицкого.

Разговариваю с Ю., постоянным прихожанином храма в Вырице, «серафимо-вырицким птенцом», моим хорошим другом.

Говорит о том, что сложно перечислить, сколько раз преподобный прямо или косвенно являл свои чудеса в его жизни, да и вообще, насколько жизнь наполнена чудесным.

 

«Года полтора назад у меня был такой эпизод. Был воскресный день, и я решил поехать в Вырицу. Там есть храм в честь Казанской иконы Божьей Матери, и в нем удивительная икона. Более красивого лика я не видел. Въехал в Вырицу, и вижу: идут две женщины – наверное, на могилку преподобного, думаю я. Приехал в храм. Там у меня есть знакомый, N. Он очень своеобразный человек. Ко всем подойдет, спросит, как дела. Вдруг в храм входят те две женщины, которых я обогнал, когда ехал на машине. Он с ними начинает шутить, но я вижу, что одна из этих женщин как-то не так смеется, скорее из приличия, что что-то у нее произошло. Причем, видно, произошло что-то очень серьезное.

И эти женщины рассказывают, что приехали вытащить записку с ответом, брошенную на могилу одной местной старицы… Я удивляюсь, как у нас люди путают богословие с суемудрием, с суеверием. Они готовы поверить любой глупости, сделать все, что угодно, вместо того, чтобы помолиться, поговорить с Богом, попросить о помощи, хотя это, конечно, дается не сразу. Надо исповедоваться, причащаться, а не верить в гадание с могилки.

Я на эту тему с женщинами говорил.

Мне уже нужно было собираться назад. Воскресный день, лето, вечер. Я поехал. Они попросили взять их с собой, и я взял. Одна из женщин шутит, смеется, но чувствуется, что ей это тяжело.

Не знаю, что меня гнало, но я ехал на очень большой скорости, и мы неожиданно скоро приехали в Санкт-Петербург. Когда мы подъехали к станции метро “Московская”, я предложил довезти до метро “Технологический институт” или до центра, но они сказали, что выйдут здесь. Они вышли из машины, а я и говорю: “Ну ладно, сидите здесь три минуты и только потом уходите”. Почему так сказал, что имел в виду – не понимаю и не помню, кажется, сказал просто так.

Я оставил женщин, еще раз настоятельно посоветовав им не верить в приметы, а через неделю узнал следующее. У этой женщины было серьезное горе – у нее пропала дочка. Этой дочери не было уже около двух лет. И мать не знала, как о ней молиться – о здравии или об упокоении. Все старцы, к которым она обращалась, молчали, и только один сказал, чтобы она молилась о здравии.

И вот тут как раз об этом обычае. У нас есть суемудрие, когда люди приходят на могилку к тем или иным праведникам, поют панихиду и кидают две записочки – о здравии и об упокоении. Они кинули эти две записочки– на могилку некой блаженной Натальи в Вырице. После панихиды она вытащила записку об упокоении. Якобы Наталья дала ей такой ответ, что дочь умерла.

Вот почему у матери пропавшей женщины было такое странное, как мне сразу показалось, состояние.

И вот они сидят у метро, где я их высадил. Спустя минуту одна из них собралась идти, но другая женщина сказала: “Нет, нам сказано сидеть три минуты, так что посидим три”. В этот момент та женщина, которая тянула свой жребий на могилке у Натальи, вдруг падает в обморок. А упала она потому, что к ней подбежала девушка и говорит: “Мама, прости, я к тебе хотела прийти, но боялась”.

Потом эти женщины мне позвонили (мы до этого обменялись телефонами) и все это мне рассказали.

Вот как Господь являет нам чудеса. Он заставляет не мудрствовать, а просвещать свой ум и свое сердце, живя церковной жизнью. Разве все произошедшее – не чудо? По-моему, это явные чудеса. Мне кажется, что каким-то образом преподобный Серафим Вырицкий приложил тут руку.

Почему я внезапно поехал в Вырицу? Почему там познакомился с женщинами? Почему взял их с собой, почему так гнал по дороге в Питер? Самое невероятное – почему попросил сидеть три минуты у станции метро? Ответов нет. Ответ один – Промысл Божий и участие в нашей судьбе святого Серафима Вырицкого.

 

4 апреля 2009

А вот еще один рассказ Ю.:

 

«Это даже не чудо, а совпадение. Но я, может быть, хоть и ошибаюсь, воспринимаю его как чудо. …Лет десять тому назад. Я ехал от отца Николая с острова Залита. Въезжаю в город, и вижу: стоит девушка с детьми и голосует. Одного ребенка, полутора годовалого примерно, она держит на руках, и рядом стоит дочка лет шести. Это было возле Витебского вокзала. Я не мог не довезти – все-таки ребенок. Я не знаю, что меня дернуло сказать ей об этом, но я сказал: “Почему ребенка-то не покрестили? Старшенькая крещеная, а младшая нет”. – “Ой, а откуда вы знаете?..”

А я молчу, сам не знаю, откуда.

Мы доехали до Большой Морской, и она хочет расплатиться. Я не взял, а еще дал своих денег, и говорю: «Вот тебе деньги. Лучше в ближайшее время пойди и покрести ребенка. Крестик купи». Когда мы еще ехали, то выяснилось, что у нее муж – художник. Вот так бывает: красивое видишь, а прекрасное не замечаешь…

Я на всю жизнь запомнил этот эпизод, потому что в ближайшую субботу я приехал в Пушкин. Там восстанавливали Софийский собор, и настоятель, мой хороший знакомый, отец Геннадий Зверев, показал мне новый пол в алтаре, который делала Балтийская строительная компания. Я был поражен работой, сделанной с любовью. Когда мы вышли из алтаря, я вижу… в храме сидит эта девушка. Муж ее действительно художник, и они всей семьей пришли крестить ребенка.

Вот такое чудо было…

Во всяком случае, для меня это чудо. Без веры невозможно жить, без Бога невозможно существовать. Чудес много, но их просто надо видеть, а мы иногда их сами не замечаем.

 

****

 

В городе – Патриарх Кирилл. Чувствуется воодушевление, которое захватило даже нецерковных людей.

Отец Сергий, бывший среди сопровождавших Патриарха, рассказывает: «Приезжает в храм… Настоятель ему: «А вот какие мы сделали фрески, а вот какие работы провели…» Патриарх перебивает: «Это все хорошо, Бог в помощь, только давайте-ка мне рассказывайте, как у вас поставлена воскресная школа, как с людьми работаете…» Настоятель поджимает губы.

Отец Сергий: «Да, не оценил Патриарх штукатурно-малярных работ….»

 

5 апреля 2009

Наводя порядок в компьютере, натолкнулся на файл – свидетельство о действии Божием в судьбе одного священника. Этот священник приехал в наш храм к другу (нашему диакону) лет пять назад. Отец Г. вспомнил меня, я его. Когда я заканчивал Духовную академию, он поступил в Семинарию.

Как раз тогда я готовил цикл передач на радио, где рассказывал о Промысле Божием в нашей жизни. Отец Г., узнав об этом, попросил записать его свидетельство. Диктофон был рядом.

 

«…Я являюсь клириком в одной из епархий соседнего государства – Украины. Я родился в России и долгое время прожил в ней. Жил, как у нас говорят, номинально верующим до тех пор, пока в моей жизни не произошло событие, знаменательное для меня и моей семьи. Родился я в семье священнослужителя и долгое время ходил в церковь по большим праздникам, исповедовался и причащался Святых Христовых Таин. Но все это – как бы по привычке, не осознанно моим сердцем и моим разумом.

Так я прожил до 18 лет и был призван в ряды Вооруженных сил. После армии у меня, скажем так, было очень сложное положение в обустройстве гражданской жизни. Через три года после возвращения из армии я впал, можно сказать, в такое отчаянное состояние, что ни мои родители, ни мои родственники не могли мне каким-то образом помочь. Тогда, от безысходности, я согласился на то, что мне предлагали. А мне предложили быть сторожем в одном из вновь открытых церковных приходов. Работал я по ночам, а день у меня был, в общем-то, свободен. Тогда впервые, находясь на дежурстве в храме, я начал читать духовную литературу более углубленно. Мне было 23 года.

Спустя некоторое время мой отец, будучи священником, вызвал меня к себе (мы жили в разных городах) для того, чтобы совершить поездку к некому старцу. О старцах я читал, верил, что они были, но не подозревал, что они существуют и по сей день. Скептически относясь к его предложению, я все-таки поехал, так как другого выбора у меня просто не было: я находился в полном отчаянии от своего невостребованного положения в современном обществе. Мы с отцом поехали в хорошую глушь в центре черноземного района, где до ближайшего центра ехать пять часов на автобусе, который ходит только несколько раз в неделю. Приехав туда, мы обнаружили храм, который был достаточно большого размера для села (это был храм городского уровня). Само село было в запустении – там было буквально несколько домов. Но храм, на удивление, был в очень хорошем состоянии.

В этом храме был один священник, он же настоятель, – старенький батюшка. Я в своей жизни видел много священников – молодых и старых, интересных и не очень – но удивительно, что разговор, который у нас начался с этим священником, как-то странно и неожиданно стал касаться моей жизни, хотя обо мне его никто не предупреждал. Отец обо мне не говорил этому священнику, а священник не говорил со мной, но разговор касался каких-то внутренних моих переживаний. О них я даже отцу не рассказывал. Когда мы начали непосредственный разговор о моих проблемах, о моей жизни, я стал находить ответ, хотя прямых вопросов я не задавал. Именно этот человек сыграл в моей жизни самую первую и важную роль.

Когда мы закончили разговор, у меня на душе было такое состояние легкости! Хотя я не использовал его как психолога и не рассказывал о чаяниях своей души, но, тем не менее, легкость такая ощутилась. Он напутствовал меня благословением и сказал: “Ну что ж, отправляйся с Богом. Бог даст – сядете”. Вышел я из его дома, который находился при храме, и отец сразу спросил меня: “Что сказал тебе батюшка?” Я говорю: “Бог даст – сядете”.

 

Мы вышли. Времени уже было где-то девять часов вечера, а для зимы это достаточно позднее время. Находились мы от ближайшего центра километрах в ста – это при том, что до дороги еще около тридцати километров. Началась пурга. Мы идем с отцом, и я думаю, что мы у его знакомых переночуем. А отец шел уверенно вперед по дороге, взвалив на меня весь багаж, а он был немаленький. Так как отец был после аварии, ему нельзя было носить тяжести. Нес все я. Спустя час или больше силы начали меня покидать, и я спросил: “Отец, куда мы идем? Село уже закончилось, а мы все идем. Ты хоть соображаешь, куда мы двигаемся?” А он говорит: “Тебе что сказал батюшка? Бог даст – сядете”. Я не учел тот факт, что отец уже давно был знаком с этим священником и, вероятно, более серьезно, чем я, относился к каждому его слову. Так я шел, не надеясь ни на что абсолютно, потому что с точки зрения логики шансов выбраться не было.

 

Сколько прошло времени, я не могу сказать… вдруг сзади фары нам осветили дорогу. Мы не знали, что это – трактор, машина. Мы проголосовали. Оказалось, это было такси. Каким образом такси занесло в эту глухомань, непонятно. Как сказал водитель: “Мне вас Сам Бог послал, потому что погнался за длинным рублем из города, а теперь началась пурга, и я думал: как я буду выбираться на трассу?..» Мы не стали ему объяснять, кто, кому, кого послал, а просто тихо радовались. Денег особых у нас не было. Доехали мы до города, расплатились с ним. Он был очень доволен, хотя мы расплатились только за десятую часть пути. Но он был без всяких претензий. Это было первое знаменательное событие.

 

Старец сказал мне буквально следующее: “В чем смысл твоей жизни? Почему ты в отчаянии?” – “Я везде чувствую себя невостребованным”. – “А увлечения, хобби есть в твоей жизни?” – “Автомобиль”. – “А разве машина может быть целью жизни человека? Если одна машина совершенна, то другая будет еще более совершенна, так что это целью быть не может даже в принципе. Что же еще?” – “Ну, служение Богу, наверное, как мой отец”. – “Если служение Богу, тогда поступай в семинарию”. – “Но я не хочу быть священником! Я знаю, что такое быть священником. Я достаточно на них насмотрелся еще в советские времена”. – “Ты поступай и поучись, а там скажешь, в чем же смысл твоей жизни”.

Дальше я задавал ряд конкретных вопросов, как мне поступать, потому что документы у меня были не в порядке, да и я сам был на таком низком уровне, что к вступительным экзаменам в семинарию не был готов. А он и говорит: “Иди и поступай прямо сейчас». – “Но сейчас уже конец октября! В какие же учебные заведения меня сейчас примут? А тем более в семинарию и тем более в Санкт-Петербургскую”. – “А ты подойди к митрополиту и скажи, что тебе надо учиться в семинарии. У тебя же есть мама, которая является духовным чадом митрополита. Объясни всем саму ситуацию и посмотри, что получится”.

 

Так я и сделал. Я приехал в Санкт-Петербург, обратился к своему родственнику с тем, чтобы устроить встречу с митрополитом. Я попросил и маму. Так как она духовное чадо, то это могло быть смягчающим фактором. Было сделано все, чтобы устроить эту встречу. Мама моя побеседовала с митрополитом. Я к нему приехал, и у нас с ним вышел диалог. Он сказал: “Хорошо, давай сделаем так. Ты подойдешь к ректору, расскажешь о своей ситуации, дашь ему бумаги, которые требуются. Посмотрим, что решит совет”. Я пришел, и, к моему удивлению, ректор сказал: “Давайте рассмотрим это дело на совете, с тем чтобы определить время сдачи вступительных экзаменов”. Он сказал мне прийти послезавтра. Когда я пришел, мне сказали: “Вас в виде исключения зачислили в семинарию, а о подробностях спросите у ректора и в канцелярии”. Я поспешил к владыке поблагодарить, а он говорит: “А я еще не в курсе. Ты первый, кто мне об этом рассказал. Вот видишь, Бог подействовал”. Я говорю: “Да как же мне дальше-то жить?” – “Так и живи. Исполняй то благословение, которое дал тебе тот старый священник”.

 

Так я стал учиться в семинарии понемногу, скрепя сердце, как говорится. На каникулах я приезжал к этому священнику, говорил, что, наверное, уже хватит учиться, что я все равно никем не буду, что я не готов. А он говорит: “Нет-нет, ты поучись до конца…” О принятии священнического сана и речи не было, потому что я сразу сказал, что таким священником, каким бы я хотел стать, я не буду, а каким могу, я не хочу. Он на это не обратил внимания.

Моя учеба каким-то образом, каким-то чудом стала складываться. Сначала были плохие оценки – двойки, тройки, а потом стали получше, хотя многие мои одноклассники удивлялись, потому что я особо за учебниками не сидел. Информации в моей голове очень мало было. По окончании семинарии я снова приезжаю к этому человеку, а он говорит: “Ну, теперь поезжай в сопредельную Украину, в град Полтаву, и там ты будешь жениться». Мягко говоря, я был ошарашен, потому что никаких родственников или знакомых у меня на Украине не было. Но делать нечего. Отец сказал: “Раз тебе сказали так, значит, надо делать так”. Я поехал в этот город, пришел к местному архиерею и все ему рассказал. Он знал моего отца, и он сказал: “Посмотрим, как будет действовать благословение”.

По окончании богослужения священник этого храма говорит: “Я там вывел девушек, и сейчас мы тебя будем знакомить”. Ощущение было не из приятных. Меня перед всеми поставили (их было человек двадцать) и говорят: “Вот семинарист. По окончании Петербургской семинарии он приехал в наш город и, возможно, хочет здесь кого-то встретить”. И нас стали знакомить. Каково же было мое удивление, когда свою будущую супругу я как бы почувствовал. Она не была в моем вкусе, и я о ней скоро забыл. Но я запомнил ощущение, когда нас знакомили, что, если она станет моей женой, я смогу стать священником. Почему у меня были такие мысли, я до сих пор не могу сказать. Но дальше было еще более необычно, так как мой отец, который приехал со мной, сказал: “Ты останься в этом городе, послужи, попой, почитай. Побудь здесь несколько дней, а потом возвращайся в Россию”.

 

На следующий день отец меня покинул, а мы с ней опять повстречались. Я из деликатности спросил, чем она занимается после службы. Мы вышли с ней, пошли пешком , и тут я честно рассказал ей всю безумную историю своей жизни. Мы сразу перешли на “ты”, и она говорит: “Если так складывается и если так нужно, я согласна стать твоей женой”. То есть никакой влюбленности не было даже и близко. Тут настал мой черед удивляться. Я говорю: “Хорошо, я поеду и возьму благословение у своего наставника”. Собрал вещи и поехал в Россию. Спрашиваю его, а он и говорит: “А это и есть твоя жена. Нужно тебя женить и рукополагать”. Он тут же назначил дату. А мы в том государстве – иностранцы. Там много формальностей, которые так просто не преодолеть. Каково же было мое удивление, когда, едва я коснулся вопроса росписи и прочего, в виде исключения мне назначили венчание на ближайшее время. Я даже не успел всех родственников предупредить. А среди ее родственников были военнослужащие, и именно в это время они получили разрешение на приезд, как раз к этому дню. Так мы с ней совершили Таинство брака и стали мужем и женой.

 

Буквально через три дня архиерей сказал, чтобы я готовился к принятию сана. Я говорю, что я еще в себя не успел прийти, что так все быстро произошло. На что он сказал: “Ничего-ничего”. Я стал в спешном порядке что-то читать. Прихожу на службу, и там меня посвящают в иподиаконы, и, соответственно, на следующий день я становлюсь диаконом. Митрополит тут же, в конце Литургии, говорит: “А назавтра готовься стать священником”. Тут я еще больше опешил, потому что это, насколько я понимаю, из ряда вон выходящий случай. Тем более, кто я такой в чужой стране, в чужом городе? Но все произошло именно таким образом, и на следующий день я стал иереем. Дальше были суровые будни новоиспеченного священника. Сорок положенных служб я отслужил в соборе этого города, а потом меня отправили в село. Лишь спустя несколько месяцев я осознал, что я священник, что у меня есть семья, что я вообще исполняю то благословение, которое слышал много лет назад от того самого старого священника в глухом селе. Таким образом, я могу свидетельствовать о его ясновидении: если бы не было благословения Божьего, которое через этого священника было ниспослано мне, окаянному, никем бы я не был в этой жизни. Это уже однозначно. Может быть, я плохой священник и, может быть, даже нерадивый христианин, но одно я знаю точно: что не могут такие вещи исходить от диавола, потому что все было обустроено к спасению моей души».

 

От себя добавлю, что сегодня отец Г. – хороший и достаточно известный священник, о котором пишут в церковных журналах.

 

6 апреля 2009

В начале 1990-х годов на прилавках церковных книжных лавок появилась книга, переиздававшаяся затем многократно и менявшая название, но по сути остававшаяся самою собой. Это так называемая полная исповедь некой анонимной прихожанки. Несколько сотен (в некоторых вариантах – больше тысячи) грехов, самых странных, патологических, бредовых. Всякому нормальному человеку, читающему эту книгу, было ясно, что это исповедь психически больного человека, а если присмотреться внимательней, становилось очевидно, что это никакая не реальная исповедь, а сборник, неизвестно кем и для чего составленный.

Могу засвидетельствовать, что эта книга подробным описанием извращений (телесных и душевных) соблазнила немало людей.

Мы, и священники, и просто образованные верующие (я тогда был студентом Духовной Семинарии, а затем – Академии), много сил потратили, объясняя людям, что на эту книгу как на эталон ориентироваться нельзя; что подобные книжки извращают Таинство Покаяния, уделяют внимание деталям, пусть некогда бывшим, но о которых и говорить, а не только смаковать подробности, неприлично.

Проблема усугублялась тем, что эта книга издавалась и переиздавалась авторитетными церковными издательствами – «по благословению». У меня, например, дома издание, выпущенное Оптиной пустыней.

Сколько ни пытался узнать я, беседуя с компетентными людьми, историю происхождения подобных брошюр, никакой конкретной информации не получил. Узнал лишь, что составил эту исповедь некий иеромонах, собиравший в книжечку многие годы разные грехи. Одни говорили, что сделал он это по «святой простоте»[15], другие – что это какая-то духовная патология, возомненная добродетелью…

И вот свет на причину появления этой работы проливает свидетельство монахини Валерии (Мокеевой), известной своими трудами на благо Церкви в годы хрущевских и брежневских гонений[16]:

 

«…Умерли постепенно почти все духовные люди, родившиеся в конце 19-го и начале 20-го века. Остались ровесники кровавого безбожного Октября, люди 1917-го, 20-го годов рождения, не получившие уже, в основном, церковного воспитания, таким образом, задача разложения церковной среды для властей облегчилась.

Появились отдельные “исповедники”, которые каждой мирянке, каждому без исключения говеющему задавали глубоко неприличные вопросы, такие, что “о них же срамно глаголати”. Спрашивали не просто о не венчанных браках и абортах, но о разных патологических извращениях, которые в 60-х годах еще не были свойственны поголовно всему народу, и сотни верующих этих самых скверных дел еще не ведали. Тем более не знали этого школьницы того периода, кому сейчас по 45–50 лет.

Но эти один-два духовника усердно зачем-то разъясняли на исповеди, как именно происходит тот или иной разврат. Делалось это якобы с целью предотвратить эти виды разврата, а на самом деле результат был сугубо обратный, – молодые исповедующиеся стали проявлять нездоровый интерес к этим нечистым подробностям. Кое-кто возмущался и протестовал. Другие увлекались описанием разных видов грехов. Появились печатные, так называемые “тайные исповеди”, в которых такая психопатическая мерзость, которой в реальной жизни и не случается: не жила ли исповедующаяся женщина со своим духовником и, извините, не ела ли она своих испражнений […] (дамского характера!). Ясно, что обычные верующие женщины, тем более 20–25 лет назад, ничего подобного не делали, а те, кто мог такое вытворять, на исповедь явно не пошли бы!

Отыскались нити связей этого прославленного духовника с КГБ. Он научил всему, такому же, другого, более молодого духовника. Тот был переведен потом в далекую украинскую Лавру и повел на исповедях те же беседы.

И там он сотворил еще одну проделку: нанял двух баб, которые за деньги записались на магнитофон, а называлась эта какофония “Исповедь блудницы Тамары и девицы Светланы”.

В Лавре случился в то время некий конфликт, налетела с обыском милиция и изъяла эти магнитофонные пленки, приняв их за антисоветские! Ну и хохотала же вся милиция! Ну и матерились же почаевские милиционеры от глубоко развращенного, небывалого текста этих магнитофонных пленок!

Третий духовник из этой же плеяды был запрещен, наконец, Святейшим Патриархом Пименом в священнослужении. Его духовные чада этого запрещения не признали. Самый же главный наставник и инициатор этой некрасивой тематики находится в таком зените [на 1993 год – время записи воспоминаний] своей земной славы, что из него сотворили кумира!

Впрочем, теперь, в 90-е годы, люди уже так массово развратились, что никто больше таким исповедям и беседам не удивляется!»

 

Что касается благословений на издание, то в большинстве случаев, когда это благословение ставится, его на самом деле нет.

Несколько лет назад Святейшего Алексия спросили, не хочет ли он благословить введение богословской цензуры. Лично я, как и все остальные священники, был за церковную цензуру, чтобы не плодить ереси и глупости, которых так много в книжках, продающихся в церковных ларьках.

Но всех поразил ответ Святейшего: «Мы не можем это сейчас сделать, чтобы не поднять против Церкви волну злобы и критики – А, вот они, церковники, свободу ущемляют…»

 

На самом деле это очень точно. Безбожным СМИ только дай повод, чтобы любую искру раздуть в пожар. А мы оказываемся заложниками этой глупой ситуации.

 

Огромное количество благословений на книжках: «По благословению…» – это липовые благословения. Одни мои знакомые издатели еще сегодня цинично ставят на своих книгах гриф: «По благословению Высокопреосвященнейшего Митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна». При том, что владыка Иоанн умер в 1995 году.

Поэтому нужно доверять не грифам (кроме единственного официального: Издательский отдел Русской Православной Церкви), а смыслу.

 

7 апреля 2009

Мысленно возвращаясь к вчерашней записи: бывают исповедующиеся, которые достают такую книжечку «полной исповеди» и испытывают себя по ней. Приходится останавливать, объяснять, что нельзя доверять подобным сочинениям. Но душе вред нанесен. (Знаю и тех, кто после знакомства с такой книжкой сделал вывод: «Все грех! А раз так, раз все грех, буду жить без тормозов». И люди эти пустились в еще более тяжкую греховную жизнь.)

 

Из другой серии – умилительные люди, самостоятельно составляющие свои исповеди:

 

Человек с лицом рабочего-механика. Кается конкретно: «Утилизация семени ручным способом».

 

Интеллигентная дама: – Каюсь в мшелоимстве.

Я: – В чем конкретно?..

Потупясь: –…Мышей ловила.

[На самом деле «мшелоимство» (от слав. мшел – мзда, корысть) – это грех неправедного приобретения.]

 

Маленькая девочка, краснея: – Грешна сребролюбием…

Я: – Как это?

– Люблю все блестящее.

 

12 апреля 2009. Вербное воскресенье

Одиннадцатилетняя дочь Уличка слушает, как я разговариваю по телефону. А я беседую со старушкой-прихожанкой, которая жалуется, что у нее нет вербы, где купить, она не знает, и находится в полном расстройстве, потому что очень хочет иметь букетик из верб.

Я, прерывая прихожанку словами: «Ладно, я вам свой букет отдам, не расстраивайтесь…»

Уличка в лице меняется – она сама любит эти букеты. Когда я кладу трубку, она с экспрессией восклицает: «Папа. Ты не имеешь морального права отдавать кому-то свой букет, когда у тебя полный дом детей!»

 

13 апреля 2009

Начало Страстной недели. Над городом, как шапка, висит покрывало бензиновых и газовых испарений. Утром вышел – нечем дышать. Когда подлетаешь к Петербургу на самолете, видишь, как город покрыт серым облаком – смогом.

Но сквозь гул клаксонов, шум толпы все же проглядывает ощущение приближающегося Праздника. Какая-то Тайна разлита в природе, чувствуется наступление священных событий.

Вечером гулял с Устиной в Петропавловской крепости. Залезала на пушки, смотрела, как рыбаки, выстроившиеся вереницей, ловят корюшку. По Неве плывут последние льдины. Две недели назад Нева была закована льдами. Хотя на улице было тепло, вблизи реки сильно несло холодом. Сегодня тепло разлито везде. И везде пробуждение жизни. Год кризиса, в который многие потеряли работу, многие просто сильно напугались. Обвально увеличилось количество абортов, клиники и медцентры переполнены – женщины боятся рожать детей, так как нет уверенности в завтрашнем дне.

Люди стали меньше ездить отдыхать за границу, пустуют кафе.

 

В газетах пишут о Страстной. Как всегда, стараются выудить «страшилки» для обывателя. Мистический ужас охватывает читателя бесплатной газеты Metro, №64 (1698), когда он читает, например, такое: «Всю неделю прихожане до блеска начищают храмы. Чтобы стекла на иконах блестели и благоухали, их протирают розовой водой. Подсвечники чистят раствором нашатыря. Вода, которой моют полы в храмах, сливается в специальный колодец, чтобы никто не мог ее осквернить, а пыль из пылесосов сжигается». Отец В., развернув газету, иронично качает головой: «Надо еще им посоветовать дописать: …а пепел развеивается над проточной водой».

 

В храмах много людей, светлые лица. Разные лица…

Прихожанка: «Как жить? Люди, батюшка, такие, стали… Все злые, нетерпимые… Прямо взяла бы автомат и всех постреляла…»

 

23 апреля 2009

Часто спрашивают: почему батюшка уделяет мне мало времени? Как это так получается, что у священника нет времени на общение с людьми? Почему в древних книгах сказано, чтобы священник посещал дома духовных чад, а ныне священники не ходят по домам прихожан?

В самом деле, почему?

Тут необходимо вспомнить вот какую древнерусскую ситуацию.

Первое: Известно, что на Руси было много храмов, и приходы были очень невелики, например, храм строился на 15 дворов. Да и в этом храме служил не один, а два священника. Если приход был помноголюдней, в храме могло служить и 3, и 8, и даже 14 священников. Нередко, когда на 33 двора определяли четверых священников (С. Смирнов. «Древнерусский духовник»). Сегодня по статистике в крупных городах один священник приходится на 30-50 тысяч потенциальных прихожан. В реальности один священник общается, по крайней мере, с несколькими сотнями прихожан.

Второе: Исповедовались люди тогда же, когда и причащались, то есть 3-4 раза в год. Значит, священник не был загружен духовничеством. И то, количество его чад было невелико. В одном сборнике 15-го века говорится, что священник может «принимать на исповедь» (то есть иметь в духовных чадах) до 15-20 человек, и не больше. То же число встречаем в Поучении патр. Иосифа (1642 г.). У очень известного духовника протопопа Аввакума за 30 лет священства всего было духовных детей около 500. И такое количество он признает огромным и гордится им. Кто-то уезжал, иные переходили к другим духовникам, умирали. Всего же за всю его пастырскую деятельность было 500 человек.

Сегодня многие причащаются (и, соответственно, подходят исповедоваться) раз в неделю, раз в несколько недель. Несмотря на то, что исповедь (к большому сожалению) чаще всего совершается формально, ни о каком глубоком духовничестве нет и речи, это тоже отнимает у священника силы и время.

Третье: В древности не служились бесчисленные панихиды и молебны, которые очень любят современные прихожане – в течение дня постоянно подходят с просьбой послужить. О том, когда и почему молебны и панихиды вошли в нашу практику в нынешнем виде и почему полюбились людям, – говорить не будем[17], укажем только что нынешняя практика не совсем верна. Но эта прижившаяся практика «индивидуального благочестия» отнимает много сил и времени.

Есть и другие причины, но и указанных достаточно, чтобы показать, что современный священник (особенно имеющий семью) совершенно загружен, причем в последнем случае – искусственно, поэтому не имеет возможности посещать и уделять должное время не только вообще нуждающимся в этом христианам, но и своим духовным чадам.

 

24 апреля 2009

Про нерадивое духовное чадо:

Протопоп Аввакум писал: «Не подобает приходящего к нам отгнать, а за бешеным не гоняться ж». Коротко и ясно.

 

1 Мая 2009

Письмо от радиослушательницы Е.:

 

«Здравствуйте, уважаемый отец Константин! Услышала по радио «Град Петров» Вашу просьбу присылать рассказы о чудесах Божиих. Может быть, мой рассказ пригодится Вам. Если что-то не так, извините. Человек я очень грешный. В молодые годы, поддавшись убеждениям Свидетелей Иеговы, чтобы не поклоняться изображениям-идолам, разбила икону Спасителя и сломала крестики. Прошло несколько лет. Муж бросил. Осталась одна с маленькой дочкой. Познакомилась с мужчиной, встречались несколько месяцев, вроде бы все хорошо – щедрый, заботливый, внимательный, но уж очень ревнивый. Пыталась уговорить свое сердце, а оно в ответ: “Не тот”. Решила я расстаться с Игорем и сказала ему об этом по телефону, а в ответ услышала: “Сейчас приеду и зарежу, чтобы ты никому не досталась, пусть меня потом в тюрьму сажают”. Стало страшно и за себя, и за дочку. Защитить некому, идти некуда. Звоню приятельнице, плачу: “Зиночка, что делать?» «Дверь не открывай, что-нибудь придумаем”.

Только я положила трубку, перезванивает Зина и убедительным тоном говорит: «Ничего не бойся, все будет хорошо».

А произошло вот что. Телефонный аппарат стоял в темном коридоре, после моего звонка Зина положила трубку и на стене увидела сияющее изображение Спасителя – Господа нашего Иисуса Христа, которое вскоре исчезло. Как потом ни пыталась Зина приоткрывать дверь в коридор (может быть, это была игра света) или проделывать другие манипуляции, изображение больше не появлялось. После Зининого утешительного звонка сразу перезвонил Игорь, извинялся, говорил, что сам не знает, что на него напало и как он мог такое сказать. С Игорем мы расстались. Молилась Господу, чтобы мне послал хорошего человека. И Господь услышал. В тот же год я познакомилась с мужчиной, за которого вышла замуж. Через 6 лет всей семьей мы стали ходить в нашу родную Православную церковь. Вот такая история. Я обидела Господа, но Он меня не оставил. Теперь всем говорю: “Что бы у вас ни случилось в жизни, верьте Господу, молитесь, надейтесь только на Него, и Он вас не оставит”. Слава Богу за все! Отец Константин, спасибо Вам за Ваши полезные, нужные, важные передачи по радио и телевидению… С уважением и признательностью раба Божия Елена».

 

3 Мая 2009

Письмо от простой петербурженки, которая меня никогда не видела, но слушает мои передачи по радио. Письмо пришло на радио, и здесь мне его передали. «Мое письмо – не свидетельство о чуде. Но рассказ о уверовании», – сказала слушательница, когда мы созвонились. И согласилась, «если это кому-то вдруг будет нужно», чтобы я его опубликовал.

 

В самом деле – письмо не о чуде. Здесь нет эффектных моментов. Но есть нечто очень важное. Что? Момент прозрения.

 

Я постоянно говорю приходящим ко мне людям, дезориентированным, запутавшимся, желающим улучшения во всех сферах жизни, что нужно прислушаться к совету Христову: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф. 6, 33).

Начнем искать истины, Божьего, и жизнь станет поправляться.

Многие беды наши оттого, что живем без веры. Но стоит встать на путь веры и жизни по вере, как увидим, что и в здоровье, и в работе, и во всех других отношениях у нас начнутся улучшения.

Не сначала ждать улучшений, а потом уже верить, а сначала начать строить жизнь по вере – «Ищите же прежде Царства Божия», а потом и остальное приложится.

Итак, письмо:

 

«Я хочу рассказать о том, как в мою жизнь вошел Бог и как я начала точно знать, что Бог есть… Решающим и поворотным событием в моей жизни была смерть моей мамы. На кладбище со мной случился приступ, и я стала просить Бога, чтобы я осталась в живых и дальше воспитывала своих детей и не ушла сразу вслед за мамой. Мама моя была верующим человеком, очень добрым, воспитывала восьмерых детей, заботилась всегда о них, о своем муже. Она была такой, какой нужно быть женщине: как она слушалась мужа, как она правильно вела семью. От женщины очень многое зависит в семье. Мама умирает – и у меня начинаются приступы, я заболеваю очень серьезно. Меня лечат очень хорошие врачи… профессор Крылов, невропатолог Сайкова и многие другие, но причину моей болезни никак не могли найти. Тогда я начала задумываться и поняла, что в этой своей болезни виновата я сама, мои грехи, которые были совершены за мою жизнь.

Только меня выписали из больницы, я пошла в церковь, подготовилась к исповеди, купила молитвослов (к моему счастью, их как раз в то время начали продавать, ведь до 1989 года такой литературы в продаже практически не было). Я подготовилась и пошла. Я многого еще не знала. На исповеди мне было очень тяжело. Я ждала исповеди, стоя на коленях.

Священник мою исповедь очень внимательно выслушал, сказал, что Господь всех нас любит и все грехи Он прощает. Только надо всегда с верою, с надеждою, с любовью понимать, что есть Господь, десять Заповедей, которых надо придерживаться, вести правильную жизнь, чтобы больше грехов не допускать, которые я допустила, чтоб исправлять свою жизнь, постоянно следить за собой, смотреть, что Бог есть и Он ведет нас по нашему жизненному пути, больше полагаться на Бога, доверять Богу. До исповеди я с трудом передвигалась, а после исповеди у меня как камень с души упал, будто сердце мое освободили. Домой по Смоленскому кладбищу я побежала прямо бегом.. Потом священник заочно отпел маму. В тот день, в который мы отвезли землю на могилу к матери, мне тоже стало намного лучше.

С этого момента я стала понемножечку поправляться. Но болезнь еще долго длилась. Я начала часто ходить в церковь, а особенно на вечерние службы. Если утром у меня была высокая температура, то вечером я шла на вечернюю службу и после нее у меня уже не было температуры. Я молилась святому Пантелеимону Целителю, Николаю Чудотворцу, просила, чтобы Господь исцелил меня и я могла воспитывать своих деток. Дочкой я занималась больше, а сыном, так получилось, меньше. Дочку я тоже приобщила, и она тоже начала ходить в церковь.

Господь воспитывал меня. Я постепенно входила в Церковь. К Таинству исповеди и Причастию я ходила, но удавалось это редко. Постоянно что-то мешало, удерживало. В сорок лет я сделала аборт. Я решила, что больной человек нормального ребенка не сможет родить. Но Господь просто меня испытывал. Вдруг моя дочь, которая была умственно нормальной, начинает очень сильно болеть, не хочет жить. Я не думала, что совершаю такой грех, потому что везде говорилось, что не нужно больному рожать. Врач мне направление на аборт дал, но он мне сказал, что я должна родить. Теперь я понимаю, что это, наверное, говорил Бог, но я не вразумилась и не послушалась врача. Я все-таки решила, что все будут смеяться надо мной.

И вот, моя девочка очень сильно заболела. Я столько переживала, но не осознавала, что это все из-за моего греха. Я опять начала усиленно ходить к Ксении блаженной. Просила Господа, чтобы Он вернул дочке здоровье. Просила о ней, а о себе я забыла. Мои проблемы, мои болезни все ушли, а начались дочкины проблемы. Я по два раза в день – утром и вечером – ходила к Ксенье блаженной и там усердно молилась, чтобы она помогла и исцелила. Священники из храма Смоленской иконы Божьей Матери очень помогали. Но приключения моей дочери еще не закончились. Когда все наладилось, стало все хорошо, наладилась семейная жизнь, вдруг моя девочка попадает под машину. Мне стали все говорить, что вот ты ходишь в церковь, а вот так. А я говорю: “Это опять за мои грехи и мне вразумление”. Здесь я уже понимаю, что моя дочь попала под машину только по моим грехам. Я начинаю опять усиленно молиться. В день, когда это случилось, я пошла в церковь и стала просить помощи у святого Пантелеимона Целителя. Я понимала, что только Бог может помочь по молитвам, но сейчас нужна была и врачебная помощь. Я молилась, чтобы Господь послал ей хороших врачей. У нее действительно были очень хорошие врачи в Покровской больнице. Ее в реанимации выхаживали, потом травматолог выхаживал.

Когда в тот день я пришла из церкви домой, мне позвонили врачи, сказали, чтобы я пришла, что ей делают операцию, что, может быть, я увижу ее последний раз еще живую. Мы с мужем поехали. Врачи нам разрешили, и мы посмотрели на нее после операции… Потом одиннадцать дней ждали. Мне посоветовали, чтобы после того, как я посмотрю на свою дочку, легла спать и понадеялась только на Бога, чтобы я была готова ко всему. Мне сказали выспаться, так как мне понадобятся силы, и если она выживет, и если нет. Я пришла – физически сил уже не было – и сделала по этому совету. Я надеялась только на Бога, так как врачи сделали все возможное, чтобы мой ребенок был жив, а теперь все зависит от Бога. Когда на следующий день мы пришли, нам сказали, что моя девочка уже проснулась, что для реанимации состояние удовлетворительное, что все дальнейшее зависит от Бога. Все одиннадцать дней, пока она была в реанимации, я молилась, ходила в церковь и утром, и вечером. Ровно сорок дней у нее был кризис. На сороковой день ей стало лучше, и она начала поправляться. Девочка моя, слава Богу, поправилась. Она осталась и умственно нормальным человеком, закончила институт и сейчас работает. Вышла замуж, родила ребенка. Слава Богу. Это только по молитвам Ксении блаженной и всех святых.

В дальнейшей моей жизни я каждый момент чувствовала присутствие Божье. Сейчас мне стало легче жить, потому что я знаю: жизнь моя полностью зависит от Бога. Я стараюсь исправлять свою жизнь и чувствую помощь Божью. Дочке моей было трудно выйти замуж, родить, но мы с мужем молились, ездили в монастыри, и у нас родилась очень хорошая здоровая внучка, хотя врачи не советовали дочери рожать. Даже в час рождения ее предупредили, чтобы она не пугалась, если родится ненормальный ребенок. А родилась очень хорошая девочка, здоровенькая, и умственно, и физически. Я считаю, что материнская молитва – самая сильная молитва. Она может ребенка выручить из любой беды. Мать и жена обязательно должны молиться: жена за своего мужа, а мать за своих детей. Когда мать молится, то ангелы направляют жизнь этого ребенка и остановят его, если мать молится правдиво, честно, не выпрашивает что-то, а молится, чтобы ребенок был верующим, понимал других людей, был добрым, делился последним, напоил жаждущего, накормил голодного, ухаживал за больными. Теперь своей жизнью я стараюсь показывать пример своим детям. Конечно, это очень трудно. Я всегда анализирую, добро ли я делаю. Понять, добро ли это и правильное ли это добро, очень трудно. Но я стараюсь и все делаю с молитвой.

Я не выхожу из дома, не прочитав молитву: “Отрицаюсь от тебя, сатана, и гордыни твоей, и служения твоего. Сочетаюсь с Тобой, Господи Иисусе Христе, Сыне Божий”. Вера в Бога – это самое основное. Надо это осознать и чувствовать, что Господь есть, Господь с нами, Господь был, будет и вечен, а мы из земли пришли и в землю уйдем. Надо об этом задуматься и вести себя так, чтобы не только людям не мешать, но делать людям добро, стараться любить окружающих. Это очень трудно, но надо стараться, и тогда все в жизни будет исправляться. И дети наши будут добрыми, если мы сами будем добрыми.

Если неправа в чем – не судите, но простите. И, пожалуйста, молитесь за меня, а я за Вас».

 

Следующая часть Дневника, если Богу будет угодно,
будет размещена 12 декабря 2009 года.

 

[12] Я уже рассказывал об этом в дневниковой записи от 22 июня 2006 года, но здесь не могу не повторить.

[13] СПб., «Мирт». 2007.

[14] Кто не понял – слова волка из сказки «Волк и семеро козлят».

[15] Та самая «простота», которая, по русской поговорке, «хуже воровства». Само выражение «святая простота» – надеюсь, читателю понятно, – несет в себе иронию. Это ставшие хрестоматийными слова Яна Гуса, сжигаемого на костре. Произнес он их, видя, как некая благочестивая старушка подложила по доброте душевной в его костер свою вязанку хвороста.

[16] Ее воспоминания доступны в Интернете на сайте www.swod.ru.

[17] Лишь два слова: Краткую заупокойную службу – литию положено совершать вечером, после окончания богослужения, или утром, перед началом Литургии. После Литургии – не положено совершать никаких богослужений.

Насчет молебнов вообще отдельный разговор. Молебен – это искусственная служба, по сути, это сильно сокращенная служба утрени. Сомнение вызывает и «нужность» молебнов. Моления с просьбами, с благодарностью и проч. уместнее всего обращать ко Господу во время Божественной литургии. А молебны святым – самый популярный тип молебнов – как уже было сказано, представляющие из себя сокращенную утреню, должны служиться в исключительных, торжественных случаях, а не через запятую, десятками, как принято сегодня.