Часть 6. Сословия в монастырях

В синодальный период особенно ясно и выпукло обозначилась тенденция не единичного, а массового ухода в женские монастыри представительниц разных сословий. На это указывают и большое число вновь возникших обителей за этот период, и их многолюдность (в силу общежительного характера большинства), и факт значительно увеличившегося абсолютного числа насельниц по сравнению с началом синодального периода⁷⁸⁷.

Каждое сословие внесло свою существенную лепту в образование новых общин и монастырей по всей территории Российской империи⁷⁸⁸. Женские обители синодального периода не могли бы приобрести силы и размаха без массового участия в их созидании представительниц крестьянского сословия. Статистические данные, отчеты обер-прокуроров Синода, указывают на высокий процент крестьянок в женских монастырях уже в 1820-е гг. – 42,5%, по сравнению с другой многочисленной социальной группой – из священнического сословия – 19,1%. В 1840–1850-е гг. крестьянок догоняют представительницы купеческого сословия и мещанского. На эти две группы приходится 31,6%. Но к началу XX в. процентная доля крестьянок в монастырях вырастает до 62–70,4%⁷⁸⁹. Но и другие сословия вносили свою, по-своему равную лепту в то, чтобы женский монашеский ренессанс в России состоялся. Дворянство и купечество – как организаторы и финансисты (и деньгами и землей) этого процесса, и в немалой степени как деятели духовного (в том числе богословского книжного) просвещения, как светочи подвижничества, ориентированного на святоотеческую (первохристианскую) традицию. В городах была заметна активность мещанства в деле организации городских и слободских женских монастырей.

Лысогорские монахини: первый ряд, третья слева инокиня Пелагея; второй ряд – вторая слева –Феофания, четвертая слева – Феонила

Доля крестьянского участия даже в городских монастырях, не говоря уже о сельских, как показывает анализ вновь образованных монастырей Тамбовской и Воронежской губерний, была предельно высокой⁷⁹⁰. Причем это характерно не только для позднего периода (после 1861 г.), но и для раннего времени. Крестьянки (из числа казенных, т. е. государственных) составляли основной контингент вновь создаваемых общежительных монастырей.

Следует обратить внимание и на некоторые возрастные особенности поступления в монастырь. В целом крестьянки в более раннем возрасте попадали в обители. По ведомостям Тишениновского Боголюбского Оржевского монастыря, относящегося к категории сельских, в период с 1861 по 1881 г. в монастырь поступали в основном в юном возрасте, до 12 лет. После 1881 г. и до 1908 г. картина меняется, начинает все более выделяться возраст от 17 до 23 лет. Возраст 20-летия является самым представленным у крестьянок. Похожие цифры получились после подсчета данных по городскому Кирсановскому Тихвинскому монастырю.

Возраст послушниц из крестьян, самой массовой категории насельниц (их было более двухсот на 1908 г.): до 12 лет (19 чел.); 13–16 (56 чел.); 17–21 (93 чел.); 22–30 (22 чел.). Итак, самый интенсивный возраст поступления в поздний период у крестьянок колеблется в пределах от 16 до 22 лет. Крестьянство – в лице, конечно, государственного крестьянства, достаточно рано включилось в движение по образованию общин и монастырей, начиная с 1820-х гг., но наиболее интенсивно с 1840–1850-х. На это, безусловно, повлияло правительственное разрешение 1850 г. (еще до отмены крепостного права в 1861 г.) поступать в монастырь представителям податного сословия⁷⁹¹. Хотя и в прежнее время существовала практика узаконенного ухода крепостных девушек в монастырь, но это были единичные случаи, когда судьба будущей насельницы монастыря полностью зависела от воли помещика и его письменного разрешения.

Благодаря включению крестьянства в общинное движение, последнее приобрело массовый характер, что дало возможность состояться женским общинным монастырям как особому феноменальному явлению синодального периода. В крестьянках нуждались, как показали наши исследования, – чтобы достичь статуса монастыря – не только сельские, но и городские обители.

Монастырские ведомости – прекрасный источник по сословному составу насельниц. Благодаря этим сведениям, мы можем представить весь спектр монашеской социальной структуры, а это и послушания, и возраст поступления, и местожительство в миру, вплоть до здоровья, национальности, указания на статус – «девица» или «вдова».

Из архива Софийского девичьего монастыря в рукописном фонде Краеведческого музея г. Усмани сохранилась уникальная (тем, что ранняя по времени) Ведомость за 1866 г., которая позволяет нам увидеть формирование социального состава, начиная с 1820-х гг., и до 1860-х гг. В монастыре на 1866 г. было всего 76 насельниц: 19 мантийных монахинь, ни одной схимницы. Почти все они престарелого возраста. Пятнадцать монахинь являлись выходцами из казенного крестьянства, остальные: одна – из мещан; одна – дочь ямщика; одна из дворян и одна из священнического звания.

Следующая иерархическая группа, более низшая по сравнению с предыдущей группой, рясофорные послушницы, состоит из 35 девиц, уволенных от общества и поступивших в монастырь в 1850–1860-е гг. Лишь две девицы поступили в монастырь в конце 1830-х гг. То есть существовал промежуток в 10–15 лет, когда в монастырь не поступали свежие силы. Это были 1840-е гг. В этой группе из 35 рясофорных послушниц – 26 являются выходцами из казенных крестьян, семь девиц – из мещан разных городов: две из Усмани, остальные – из Тамбова, Задонска, Скопина, Воронежа, Борисоглебска, Лебедяни. Из других сословий: одна дочь пономаря и одна дочь канцеляриста. Таким образом, в этой группе увеличилась процентная доля выходцев из мещанского сословия. В 1850–1860-е гг. в монастырь стали больше приходить из городов. Совсем нет дворянок.

В следующей группе указных послушниц – 7 девиц, четыре являются выходцами из казенных крестьян, две – пономарские дочери, и одна послушница – из мещан. Все они поступили в монастырь в середине 1860-х, т. е. незадолго до составления Ведомости. Шесть из них – местные, одна из них (дочь пономаря) – из Тульской губернии.

И последняя группа, наиболее подвижная, – «белицы на испытании» – состоит из 12 человек. В последующие годы, к началу XX в., как свидетельствует опыт других монастырей, эта категория станет массовой – до нескольких сот человек будут ходить в «белицах на испытании». В Ведомости Усманского монастыря из 13 белиц на испытании – две являются купеческими дочерьми, одна девица – из мещан, и 10 человек – выходцы из казенного крестьянства. Все они поступили в обитель недавно. Основная масса этих насельниц (11 человек) уже не из Усманской округи: из Воронежской губ., четыре девицы из Борисоглебского уезда, купчихи – из г. Землянска. Причем купчихи – мать и дочь, что указывает на то, что в монастырь стали принимать не только девиц.

Как видим, начиная с 1820-х гг. (а монастырь основан в самом конце XVIII в.), в обители устойчиво держалось первенство выходцев из казенных крестьян, выходцев, в основном, из Усманской округи. Но были девицы из различных уездов Воронежской и Тамбовской губернии. Сравним эти данные с материалами Ведомости за 1889 г. В Ведомости за 1883 г. наличествует 134 насельницы. В 1883 г. мы еще застаем 11 престарелых монахинь, пришедших в обитель в 1820–1830-е гг. и игуменью Софию (Богданову) 83 лет. В 1889 г. в монастыре 148 сестер, уже другая игуменья, умерли и почти все престарелые монахини. Рясофорных монахинь на 1889 г. – 34, их возраст: от 87 до 47 лет. Рясофорных послушниц – 75 человек, возраста от 22 лет до 52. Но большинство 30–40 лет. Белиц на испытании – 38, возраст их разный: в основном от 19 до 38 лет. Но есть и пожилые крестьянки 60 лет, поступившие в обитель в конце 1860 – начале 1870-х гг. По социальному составу из 148 насельниц: 123 – из крестьян (82%); 15 – из мещан; 2 дворянки; 4 – из купцов; 2 – из духовного звания; 1 – из казачества; 1 – из солдат⁷⁹². На втором месте мещанки – 10%.

Согласно ведомости другого монастыря Тамбовской губ. – Темниковского Рождества Богородицы за 1890 г.⁷⁹³, в монастыре находилось 80 монахинь, 40 рясофорных послушниц и 40 указных послушниц, т. е. всего 160 насельниц. По социальному составу монахини почти все поступили в монастырь до 1861 г. Все – девицы. Поступили в монастырь в хронологический период с 1832 по 1858 гг. 36 человек принадлежали к крестьянскому сословию, 27 были из числа мещан городов: Темникова (большинство), Кадома, Краснослободска, Козлова, трое – из священнического звания; трое из купеческого; четверо из дворянского. Среди рясофорных послушниц: 27 крестьянок; 6 мещанок; 3 купчихи; из священства – 2; из дворян – 1 и 1 солдатская дочь. Среди указных послушниц – 31 крестьянка; 5 мещанок; 1 солдатская дочь; 1 – из священнической среды. В целом, из 160 насельниц 94 – крестьянки, т. е. около 70%. На втором месте – мещанки (38 чел.), т. е. 24%.

Кирсановский Тихвинский Богородицкий женский монастырь Тамбовской губ., хотя и был городским, но если мы посмотрим состав, то опять же увидим преобладание крестьянок над прочими сословиями. По ведомости 1910 г.⁷⁹⁴; все насельницы являются девицами, среди монахинь (а их – 134 чел.) большинство – крестьянки (94 чел.), на втором месте (17 чел.) – мещанки, большая часть из которых – жительницы Кирсанова, но имеется несколько лиц из Керенска, Новохоперской, Сердобска, Тамбова; из священнического сословия – 8; из купеческого сословия – 2 чел.; дворянок – 2; из казачества – 1; из солдат – 1. Кирсанов был купеческим городом, но купеческих дочерей в монастыре было мало. Среди указных послушниц (всего их по ведомости 177 человек) 154 крестьянки, 17 мещанок, 3 солдатки, по одной представительнице от священства и дворянства, казачества, нет ни одной купчихи. Указные (рясофорные) послушницы – инокини – основная квалифицированная масса насельниц, основа монастыря. По месту жительства к местным (из Кирсанова и Кирсановского уезда) принадлежит 89 насельниц из 177 указных послушниц, т. е. почти половина. Остальные принадлежат также к местам недалеким от Кирсанова: Новохоперский, Борисоглебский, Козловский уезды Воронежской и Тамбовской губерний. Много приезжих из Чембарского уезда Пензенской губернии. Несколько человек и г. Сердобска и Сердобского у., Балашова и Балашовского у. Саратовской губ., по одной насельнице – из Владимирской, Томской губерний. Группа послушниц на испытании состояла из 240 человек, из них 204 были из крестьянского сословия, 9 – мещанок, 7 – солдатских дочерей, 2 купчихи, две дворянки и 1 – из священнического звания. Эта группа поступала в обитель в хронологический промежуток между 1872 и 1908 гг. 138 послушниц поступило в монастырь с 1872 по 1900, а 102 послушницы в период с 1900 по 1908 г.

Таким образом, подавляющее большинство насельниц (из 685 насельниц 445 были крестьянками, т. е. около 70%) городского Кирсановского монастыря были крестьянками, пришедшими в обитель в 20-летнем возрасте.

В территориально близком ему, но сельском монастыре – Боголюбском Тишениновском Оржевском монастыре Тамбовской губ., по Ведомости 1914 г.⁷⁹⁵, всего было 239 человек: 46 монахинь и 193 указных и неуказных послушниц. Всего в 4 группах: крестьянок – 187; дворянок – 2; мещанок – 11 (5%); купеческих дочерей – 1; дочерей священников – 1. Таким образом, к крестьянству принадлежало 78% насельниц.

В Иларионовском Троекуровском женском монастыре (по Ведомости за 1897 г.)⁷⁹⁶ числилось 240 насельниц: 40 монахинь, 24 рясофорные послушницы, 36 нерясофорных послушниц, 140 послушниц, проживающих на испытании. Настоятельница игуменья Нафанаила (Наталья Антоновна Арнатова), – дочь причетника г. Лебедяни. Из 40 монахинь 22 являются гос. крестьянками и 3 из числа частновладельческих крестьян (поступивших в этом качестве до 1861 г.), 5 – из купеческого звания, 9 – из мещан, 2 – из духовного сословия. Из 24 рясофорных послушниц: 22 гос. крестьянка, 1 из числа частновладельческих, 1 – из мещан, 1 – из купцов, 1 солдатская дочь. Из 36 нерясофорных послушниц: 28 крестьянок (1 из числа частновладельческих), 5 – из числа мещан, 3 – из купцов. Из 140 послушниц на испытании: 115 крестьянок, 7 – из мещан, 3 – из купцов, 6 – солдатские дочери, 3 – из священства. В целом, в монастыре находилось из 240 насельниц: 198 крестьянок, 22 мещанки, 9 купчих, 5 представителей священнического сословия и 6 солдатских дочерей. Таким образом, в монастыре 80% было крестьянок и 9,1% мещанок.

В Вознесенском Тамбовском монастыре (в это время был еще своекоштным, а не общежительным) по ведомости за 1909 г. было 16 монахинь, из них 5 из мещанок, 2 из купцов, 5 из крестьянок, 1 из солдаток, 1 из священнического сословия. Вне штата – 74 сестры, из них 57 крестьянок, остальные мещанки, две рясофорные послушницы, дворянка и крестьянка; 135 указных послушниц, из них 120 крестьянского происхождения⁷⁹⁷. Всего же в монастыре пребывали из общего числа 225 насельниц 182 крестьянки (79%) и мещанок 8%. В 1912 г. монастырь стал общежительным и уже к 1914 г. в нем насчитывалось 588 насельниц⁷⁹⁸. Тулиновский Софийский монастырь, «помещичий», сельский, к 1894 г. насчитывал 202 человека, из них 170 были крестьянками (85%), мещанок 9%⁷⁹⁹. Монахинь 14 чел., из дворян – 2, из купцов – 2, из священнического сословия – 2, из мещанского – 3, из крестьянского – 5. Вне штата находилось 188 человек, из них крестьянок 165, из мещан – 15, из дворян – 1, из солдаток –2, из духовного сословия – 5. Мещанки попали в Софийский монастырь из самых разных мест: Тамбова, Пензы, Козлова, Темникова, Владимира, Борисоглебска, С.-Петербурга, что, скорее всего, указывает на путь монастырских сборщиков милостыни для монастыря.

Иоанно-Сезеновский монастырь

Сезеновский Иоанно-Казанский сельский монастырь Тамбовской губ., по ведомости за 1886 г.⁸⁰⁰, насчитывал 213 чел. Из дворян всего было 8 насельниц, духовного звания – 10, из купцов, мещан – 43 чел. (20%), крестьян – 152 (72%).

В восьми рассмотренных общежительных (за исключением Вознесенского) монастырях Тамбовской губ., таким образом, можно говорить о преобладающем наличии крестьянских насельниц. И городские, и сельские обители были более чем на 70% заполнены крестьянками. Это и позволяло им выйти на уровень общежительного монастыря, что хорошо видно на примере Тамбовского Вознесенского монастыря. На втором месте везде – представители мещанского сословия, их доля колеблется от 5 до 24%. А учитывая, что купечество тоже входило в эту категорию, можно говорить о 30% «горожан» в системе монастырей. Дворянство, духовное сословие и все другие имели в этой сословной картине только единичные и десятые доли процентов.

В помещичьих обителях Воронежской и Тамбовской губ. роль дворянского сословия была значительной, многие из них возникли здесь в бывших дворянских имениях, и нередко сами помещицы, приняв пострижение, становились настоятельницами этих общин и монастырей. В Воронежском Покровском девичьем монастыре в XIX в. настоятельницами большей частью были выходцы из дворянства⁸⁰¹. С 1814 г. монастырем руководила игуменья Христофора из дворян Полтавцевых. Владыка Воронежский Антоний I пригласил ее, надеясь на то, что она наведет в монастыре порядок и сделает его благолепным. Действительно, тогда монастырь был приведен в образцовый порядок, сюда стали активно прибывать новые насельницы, в 1821 г. пришло сразу 60 чел. из разных мест. С 1836 по 1866 г. игуменьей была Смарагда, из дворян Бегичевых, также много поспособствовавшая процветанию монастыря. Побывавший в Воронеже поэт В. А. Жуковский отметил порядок и красоту Покровского монастыря. Новая игуменья, пришедшая на смену Смарагде, после ее кончины в 1866 г., – Анастасия (Водяницкая) также принадлежала дворянскому сословию. Ее сменила в 1878 г. купеческая дочь игуменья Зинаида (Агаркова), потом была избрана в 1888 г. опять дворянка – монахиня Клеопатра (Евреинова). Но она недолго руководила монастырем, умерла через три месяца после избрания. С 1889 г. на настоятельскую должность заступила игуменья Маргарита (Понятовская), из духовного сословия. Вплоть до революции избирались настоятельницы, вышедшие из духовного сословия. В 1914 г. игуменьей была Арсения (Турбина), из духовного звания.

В новых сельских общежительных монастырях Воронежской епархии сословная картина настоятельниц была другой. На момент возникновения общин сословный состав начальниц в Воронежских общинах был следующим: в Таволжанской Казанской – монахиня Мария (Соловьева), из духовного звания; в Варваринском монастыре – игуменья Серафима, из дворян. Потом ее сменила основательница монастыря монахиня Варвара (Сомова), из дворян; Лысогорскую общину возглавила в первый год монахиня Арсения, потом монахиня Евграфа (из местных крестьян); Николо-Тихвинскую общину – основательница общины помещица Шидловская, в монашестве Валентина; Знаменскую в Землянском у. общину – монахиня Авраамия, потом монахиня Мария (из дворян); Задонскую Тихвинскую общину – монахиня Евсевия, потом Поликсения (из дворян); Задонскую Свято-Троицкую общину возглавляла мещанская дочь М. Н. Попова.

К 1914 г. социальная картина в Воронежских женских монастырях несколько изменилась. Задонским Богородице-Тихвинским монастырем – игуменья Клавдия (Нарцысова), из духовного звания, Задонским Свято-Троицким руководила игуменья Виталия (Гущина), из крестьян; Знаменским в г. Землянске руководила игуменья Валерия (Захватаева), из мещан; Казанским Таволжанским монастырем заведовала игуменья Аполлинария (Иловайская), из купцов; Лысогорским Успенским – игуменья Серафима (Петропавловская), из духовного звания; Николо-Тихвинской общиной – монахиня Аполлинария, из крестьян; Троицкой общиной в Острогожском у. – игуменья Амвросия (Гусева), из мещан⁸⁰².

Дворянство вообще не было представлено ни в одном монастыре!

В Тамбовской епархии в конце XIX в. женскими обителями руководили представители разных сословий⁸⁰³: Тамбовским Вознесенским Девичьим монастырем – игуменья Антония, из купеческого звания; Сухотинским Знаменским женским монастырем – игуменья Анфиса, из мещан г. Усмани; Козловским Ахтырским Богородицким монастырем – игуменья Иоанна, из дворян, а после нее – игуменья Митрофания, присланная из числа монахинь Воронежского Покровского Девичьего монастыря (она – солдатская дочь); настоятельницей Кирсановского Тихвинского Богородицкого монастыря была игуменья Серафима, из мещан г. Кадомаа; настоятельницей Козловского Боголюбского монастыря была игуменья Феофания, из купечества; Кирсановским Оржевским женским монастырем руководила игуменья Аполлинария, духовного звания (дочь дьякона); Лебедянским Сезеновским Иоанно-Казанским женским монастырем руководила в 1897 г. игуменья Антония, из купцов; Усманским Софийским девичьим монастырем – игуменья Клавдия, из мещан г. Усмани; Троекуровским Лебедянским монастырем руководила игуменья Нафанаила, из духовного звания (дочь причетника); Темниковским Рождества Богородицы монастырем руководила игуменья Глафира, из купцов; Кадомским во имя иконы Божией Матери Милостивая руководила игуменья Филарета, из мещан; Тамбовским Тулино Софийским женским монастырем руководила игуменья Мария, из мещан г. Кирсанова. В епархии существовали на 1897 г. еще несколько женских общин: начальницей Казанской женской общины в Спасском уезде (Спасск – ныне Беднодемьяновск) была монахиня Мария (Попова), из мещан г. Кадома; настоятельницей женской общины во имя Всемилостивого Спаса в Моршанске была баронесса Аделаида Фитингоф-Шель⁸⁰⁴. Дворянок в числе тамбовских монастырей только две, купечество и мещанство было преобладающим элементом в составе перечисленных выше настоятельниц. В нижегородских обителях на памятный 1903 г. наблюдалась следующая картина: В Крестовоздвиженском игуменья Мария (Соболева), из купечества; в арзамасском Николаевском монастыре игуменья Евфросинья – из духовного звания; в Ардатовском Покровском монастыре игуменья Тарасия – из мещан; Арзамасского Алексеевского монастыря игуменья Евгения – из духовного звания; Абабковского Николаевского монастыря игуменья Антония – из духовного звания, с 1906 – игуменья Смарагда, из крестьян, с 1912 г. игуменья Рахиль, из казачества; Серафимо-Дивеевский монастырь – игуменья Александра (Траковская), из дворян; Серафимо-Понетаевский монастырь – игуменья Нектария, из военных нижних чинов; Ягодинский Введенский монастырь – игуменья Мария, из крестьян, с 1906 – игуменья Магдалина, из крестьян; Дальне-Давыдовский монастырь – игуменья Августа, из духовного звания; Выксунский Иверский монастырь – игуменья Павла, из мещан, с 1910 г. игуменья Серафима, из крестьян; Макарьевский Желтоводский монастырь – игуменья Феофания, из крестьян; Зеленогорский Спасский монастырь – игуменья Таисия, из военных; Лукояновский Тихоновский монастырь – игуменья Асенефа, из дворян; Медведевский Покровский единоверческий монастырь – игуменья Маргарита, из крестьян; Осиновского Крестовоздвиженского единоверческого монастыря – игуменья Агния, из крестьян; Мало-Пицкий Богородицкий монастырь – игуменья Асенефа, из крестьян, с 1906 г. – Поликсения, из крестьян; Кутузовский Богородицкий монастырь – игуменья Анфиса, из крестьян⁸⁰⁵. Таким образом, большинство настоятельниц было из крестьянства (8 чел.), далее идут представительницы духовного сословия (4 чел.), дворянки (3 чел.), представительницы мещанского сословия и нижних военных чинов (по 2 чел.), на последнем месте – настоятельницы из купечества и казачества (по 1 чел.).

П. Н. Зырянов приводит сведения на 1906 г. по всем женским обителям. Из 310 настоятельниц 100 относилось к крестьянскому сословию (32,2%), 57 – к мещанскому (18,3%), 49 – к духовенству; 45 – к дворянскому (14,5%); 35 – к купеческому (11,2%). Далее идут с большим отрывом выходцы из казачества, однодворцев и т. д.⁸⁰⁶ Одно можно сказать, что дворянство переместилось в отдельную область и, скорее всего, это была область так называемых «социальных» монастырей и общин, подобных тем, которые возникли в Польше.

Исчезновение дворянок из уже устроенных обителей в качестве настоятельниц показывает, что тот малый процент их внутри каждой обители не давал им шанса эволюционно продолжать занимать эти ответственные должности. И они могли быть первыми лишь там, где только начиналось зарождение общины и монастыря, где поколенная иерархия еще не сложилась. Вот почему это не была проблема ухода дворянок из монастырской жизни, а проблема расширения, роста монастырей, при котором дворянкам (по новым условиям общежительной жизни) просто не хватало места. Они продолжали, судя по всему, поступать и в обычные монастыри, но на настоятельские должности попадают лишь там, где дело только разворачивалось. Дворянки, в большей степени, чем другие сословия, попадали в самые отдаленные места, когда искали обитель себе «по душе». Для этого предпринимались и специальные многомесячные паломничества по монастырям, велась длительная переписка, и здесь движение было очень разнообразным. Но этот «хаотичный путь» был для них самым правильным, учитывая их малый численный процент в обществе, по сравнению с остальными сословиями. Конечно, в крупных городах сословная принадлежность к дворянству учитывалась, ей нередко отдавалось предпочтение. Игуменья здесь была публичным лицом, наряду с городскими гражданскими чинами она представляла город во время посещения его высокими гостями. Важными были такие ее «общественные» характеристики, как сословное воспитание, образованность, наличие связей в высшем обществе. Приведем несколько характерных примеров.

Игуменья Тверского Христорождественского монастыря Палладия (Ельчанинова, 1821–1908), дочь вице-губернатора Таганрога, получила образование в Смольном институте и тогда уже, несмотря на светские успехи, «ум и талант» была склонна уйти в монашество. В 1855 г. она поступает в монастырь, после кончины матери, в 1862 г. постригается в монашество, в 1869 г. определяется в Христорождественский монастырь «в помощь слабой игуменье Марии». До своего игуменства Палладия занималась обучением сирот, живших при обители, и клиросным пением. С 1875 г. она – игуменья монастыря. За 33 настоятельства в Тверском Христорождественском монастыре изменилась в лучшую сторону духовная жизнь сестер, и значительно возросло материальное благосостояние обители. Игуменья поддерживала духовную связь со старцами: Иоанном Кронштадтским и Варнавой Московским. Монастырь стал пользоваться известностью, и фабричные рабочие стали отдавать сюда девочек на обучение и воспитание. В 1906 г., вскоре после прославления прп. Серафима Саровского, она строит храм в его честь. Также этот храм был посвящен памяти родившегося в семье Романовых наследника Алексея Николаевича⁸⁰⁷.

Воронежская схиигуменья Митрофания, или же игуменья Смарагда (Бегичева, 1788–1886), как ее долгое время знали горожане, родилась в семье тульского помещика, потом Орловского губернатора Никиты Степановича Бегичева и была названа Варварой⁸⁰⁸. Воспитывала Варвару ее тетя Дарья Ивановна Кологривова, потом бабушка Феодосья Васильевна, глубоко религиозная личность. Это были уже воронежские края, под Задонском. Варвара Бегичева стала мечтать о том, чтобы продать свое имение, удалиться «в небольшой домик при Задонском монастыре, где, не вступая в женский монастырь, они втроем с тетушкой и со своим другом Катенькой Лабынцевой могли бы вести жизнь вполне монашескую»⁸⁰⁹. Это был 1815 г. Так они и поступили. Братья забрасывали ее письмами, требуя и умоляя вернуться в мир, в противном случае грозя разрывом. Может, для укрепления веры и намерений Варвара предпринимает паломническую поездку в Москву, Киев, находит себе старца-духовника иеромонаха Аарона в Киево-Печерской лавре. Какое-то время она живет в Киеве, помогая духовнику в различных миссионерских делах, потому что православные храмы здесь терпели большую материальную нужду. Именно здесь она познакомилась с будущим воронежским архипастырем Антонием (Смирницким). В 1830 г. Варвара вместе с тетей вступила в киевский Флоровский девичий монастырь и стала проходить различные послушания: свечницы, просфорницы, закупщицы строительных материалов. Когда представился случай, свт. Антоний пригласил постриженную уже тогда монахиню Смарагду Бегичеву в Воронеж, возглавить Покровский девичий монастырь.

Воронежский Покровский девичий монастырь

В это время губернатором г. Воронежа был брат монахини Смарагды Димитрий Николаевич Бегичев. С приходом деятельной и подвижнически настроенной новой игуменьи многое в Покровском монастыре изменилось: было обращено внимание на клиросное пение, было устроено специальное трапезное помещение для поминальных обедов, устраиваемых богатым купечеством для сестер в памятные поминальные дни. Там же стала читаться неусыпаемая Псалтирь. Игуменья Смарагда расширила территорию монастыря, сделала его удобным для посещений богомольцами и красивым. Обитель посещали известные люди: великий князь цесаревич Александр Николаевич, будущий император, поэт В. А. Жуковский, оценивший перемены в монастыре. Игуменья отличалась простотой и доступностью, ее можно было видеть, например, читающей странникам в монастырской беседке духовные книги, жития святых, разговаривающей с ними о Законе Божьем. Кроме настоятельских обязанностей она не забывала свое старое послушание – вышивание воздухов золотом. В годы игуменства монахини Смарагды (Бегичевой) Покровский девичий монастырь приобрел то действительное значение для епархии, которое позволило ему стать настоящим духовным центром. И сам Покровский девичий монастырь, благодаря подвижническому духу, усвоенному во время этого игуменства, стал в начале XX в. общежительном монастырем. К 1886 г. – времени кончины игуменьи Смарагды в Покровском монастыре насчитывалось уже 400 насельниц⁸¹⁰.

Знаменательной личностью из дворянской среды была и другая насельница воронежского Покровского девичьего монастыря игуменья Поликсения (Кондратьева, 1810–1894), устроительница Богородице-Тюнинского Задонского монастыря. В 1861 г. ее поставили настоятельницей Тюнинской общины после кончины начальницы общины Елены Никитишны Богачевой. Игуменья Поликсения до своего назначения прошла долгий путь, сначала выбора монашества, многочисленных и имевших большое значение богомолий, послушания в Покровской обители г. Воронежа и, наконец, как итог – собственное игуменство. Заслуга игуменьи Поликсении в том, что подняла общинную жизнь сестер вверенной ей обители до монастырского уровня, научила их жить по закону послушания, на основе уставной жизни, и этот опыт стал достоянием воронежской епархиальной жизни в ту пору, когда общинное движение здесь только стало набирать силу. Основное внимание игуменья обращала на дух благочестия в обители, для чего здесь читались жития святых и образцом жизни ставились древние святые, пресекалось увлечение сестер красивой одеждой, обувью, обращалось внимание на пост и богомыслие. При ней монастырь (с 1866 г.) активно отстраивался, вырос величественный собор, деньги на который собирались несколькими сборщицами милостыни. Задонск, являвшийся во второй половине XIX в. крупнейшим в России духовным центром, местом народного паломничества, благодаря трудам игуменьи Поликсении, приобрел образцовую женскую обитель, столько важную для миссионерских целей Церкви.

Выдающимися настоятельницами дворянского происхождения в XIX в. были игуменья Евгения (Мещерская), основательница и настоятельница Борисоглебского Аносина монастыря⁸¹¹, игуменья Мария (Тучкова), основательница и настоятельница Спасского Бородинского монастыря, игуменья Мария (Ушакова), настоятельница Дивеевского Свято-Троицкого монастыря с 1859 по 1904 гг., игуменья Емилия (Степанова, 1810–1873), основательница Верхо-Харьковского Николаевского монастыря, игуменья Мария (Белаго), настоятельница Суздальского Покровского монастыря⁸¹². Игуменья Мария (Белаго, 1851–1915) с детства была настроена на монашескую жизнь, благодаря влиянию тетки – игуменьи Владимирского Княгинина монастыря. 16-летней девушкой она попадает в монастырь, в 1883 г. принимает монашество, трудится на образовательном поприще: заведует библиотекой, трудится учительницей при церковно-приходской школе, потом – заведование ризницей, наконец, ей доверено управление новой общиной в г. Коврове. После двухлетних трудов монахиню Марию переводят настоятельницей Муромского Троицкого монастыря, а через три года – настоятельницей Суздальской Покровской обители. За плодотворную организационную деятельность на настоятельских должностях монахиня дважды удостаивалась высокой награды: золотым наперстным крестом от Синода и таким же крестом от императора («из Кабинета ЕИВ»)⁸¹³.

Игум. Мария (Ушакова)

Судьба дивеевской игуменьи Марии (Елизаветы Алексеевны Ушаковой, 1819–1904) также была определена в детстве, в 25 лет, после долгих отговоров отца, она покинула дом и прибыла в Дивеево. Поначалу пела на клиросе, занималась письмоводством, писала отчеты, училась живописи, трудилась на расчетной должности по приему дров. В эти же годы послушница Елизавета не чуждалась и черной работы: вывозила навоз, участвовала в полевых трудах – жницей, косицей. В Муроме, куда она ездила по делам письмоводства, поддерживала связь со слепым старцем Антонием. Именно от него она услышала благословение не отказываться быть казначеей: «Вот тебе мое последнее слово: если не послушаешься, то Божьим велением будешь изгнана из обители и нет тебе спасения»⁸¹⁴. Летописец отмечает, что «у Елизаветы Алексеевны был редкий ум, сила воли, по слову свт. Филарета Московского, „старица кроткого и молчаливого духа“». Сами сестры называли ее «Филарет Милостивый», за ее материнские качества. У нее было огромное влияние на сестер обители. Умерла она 19 августа со словами: «Слава Богу за рождение цесаревича Алексея»⁸¹⁵. При игуменье Марии начался подлинный расцвет Дивеевской обители, закончилась многолетняя смута, монастырь быстро рос и расширялся. Ко дню прославления старца Серафима Саровского это был уже крупнейший в России женский монастырь, с числом насельниц около 1000.

Все более значительным, со второй половины XIX в., становится вес игумений из числа духовного сословия. Большое внимание, которое уделялось воспитанию девочек из семей вдовствующего духовенства, принесло свои плоды: во многих общежительных монастырях появились монастырские воспитанницы с юного возраста именно из этого сословия. В летописи Феодоровского женского монастыря в Переславле-Залесском особо отмечено значение для обители времени правления игуменьи Евгении, дочери священника из с. Боголюбова Владимирской губ. В 3 года девочка попала в Феодоровский монастырь под опеку родственницы – игуменьи Максимиллы, и 80 лет провела здесь в монашестве. Став игуменьей монахиня Евгения сумела благоустроить жизнь в обители, число сестер от 200 увеличилось до 500, было устроено три киновии, воспитывалось большое число сирот («не одна сотня прошла через монастырь»). Монастырь отметил своим посещением царь Николай II с семейством. За свои труды игуменья Евгения не раз награждалась высокими наградами⁸¹⁶.

Судьба игуменьи Апфии (Анна Константиновна Юмина, 1846–1905), настоятельницы Свияжского Иоанно-Предтеченского монастыря, также была типичной для своего времени. Ее отец, священник Вятской губ., умер рано, оставив семью с восемью девочками без средств к существованию. Дочь Анна, выучившись дома читать и писать, стала стремиться в монастырь, «где можно свободнее молиться и духовно развиваться». Ее чувство еще больше укрепилось после киевского богомолья. Именно во время паломничества она нашла и монастырь для себя, и духовного отца. В 22 года она поступает в Свияжскую обитель и проходит путь от клиросной певчей до казначеи. Имевшая выдающие организационные способности, в 1893 г., т. е. в 57 лет, она была выбрана настоятельницей Предтеченского монастыря. В годы ее настоятельства были построены основные корпуса для сестер, соборный храм во имя иконы Божьей Матери Всех Скорбящих Радости. Храм стал одним из лучших в Поволжье. В годы ее настоятельства число сестер выросло в несколько раз. Для всего города Свияжска она была уважаемым и почитаемым человеком⁸¹⁷. Похожая судьба была у игуменьи Еликониды (Екатерины Абрамовой, ум. 1882), родившейся в Воронежской губ., дочери рано умершего сельского священника. В 14 лет девочка с несколькими сельскими женщинами пошла в паломничество в Киев и там осталась. Потом была переведена в Чигиринский Троицкий девичий монастырь, где оставалась до кончины. В Троицком монастыре за свои организационные способности и духовные качества была выбрана настоятельницей⁸¹⁸.

Монастырское воспитание, безусловно, зависело от духовного уровня воспитателей. У выдающейся игуменьи Антонии (Троилиной, 1821–1897), настоятельницы сначала Московского Страстного, а потом Алексеевского монастырей были и великие учителя: свт. Филарет Московский и игуменья Бородинского монастыря Мария. Выросшая в купеческой среде города Москвы, Александра Троилина получила хорошее образование и не меньшее духовное воспитание. Когда девушка попала в Бородинский монастырь, игуменья Мария сделала ее своей ближайшей помощницей, называла «мое чадо, только молоком ее не питала». В 37 лет ее постриг (1858) владыка Филарет Московский, а в 1861 она стала настоятельницей Страстного, а с 1870 г. Алексеевского монастыря. Деятельная игуменья вводит в Алексеевской обители общежитие. С ее именем было связано такое масштабное мероприятие, как воспитание девочек из южнославянских земель, находящихся под господством Турции. В Алексеевской обители девочки проходили обучение и потом их рассылали по различным женским монастырям⁸¹⁹. Игуменья Антония заслужила высокое доверие общества, и ей стали передавать большие суммы на благотворительные цели. Круг благотворительных вложений игуменьи был широким: сюда включались миссионерские проекты в Якутию, Японию – преосвященному Николаю Касаткину, на Алтай, в Киргизию и т. д. посылались деньги, иконы, книги, утварь), поминальные (пожертвования в различные мужские монастыри России), благотворительные (в женские обители, в русские монастыри на Афоне, православным монастырям в Болгарии). Игуменья Антония вела обширнейшую переписку⁸²⁰, вызванную размахом благотворительной деятельности, поддерживала духовную связь с Иоанном Кронштадтским, переписывалась со свт. Игнатием Брянчаниновым, поддерживала тесные отношения со многими представителями аристократии, была представлена императрице Александре Федоровне. Монастырские послушницы Алексеевской обители трудились в тюремной больнице как сиделки (духовное чтение и молитва). В тюремные больницы привозились полезная пища, лакомства, вещи, осуществлялись похороны за счет монастыря. На общественные нужды трудились сестры в мастерских монастыря: здесь шили лазаретные палатки для раненных на поле боя, заготавливали корпии (вата) для раненых. Многочисленной и разнообразной была монастырская помощь нуждающимся жителям Москвы в праздничные дни⁸²¹. По сути, игуменья Антония выполнила ту роль, которая в свое время, по ряду причин, не удалась игуменье Митрофании (Розен). Она аккумулировала у себя не только огромные средства, но и духовные связи, она стала опираться на широкий круг людей в разных регионах России, формы социальной деятельности стали отличаться разнообразием (не только общины социального характера), и к тому же игуменья Антония жила под старческим руководством, вела переписку и общалась с известными духовными пастырями.

Игуменство в женских обителях XIX в. предполагало, в первую очередь, наличие выдающихся организаторских способностей, необходимых не только для деятельно-аскетической внутренней монашеской жизни, но и для организации всего монашеского устройства, а это и вся церковная, хозяйственная, учебная, реабилитационная и жилая части монастыря. Игуменье надо было быть и хорошим прорабом, и купцом, и архитектором, а также такой личностью, которую бы общество «принимало», доверяло бы ей, симпатизировало. Вот почему мы замечаем, что игуменья монастыря со второй половины XIX в., когда уже новая культура общежития и новый монастырь стали достоянием не только церковной жизни, но общественной и даже государственной, становится знаковой фигурой на представительском уровне (губернском или уездном), частью устоявшего порядка. Она приглашается на особые мероприятия, чествуется в дни юбилеев, входит в число людей «заслуженных и уважаемых». Игуменьям обязательно посвящают пространные некрологи и не только в церковных, но и в светских изданиях. То есть они были публичны, знаковы, открыты и хорошо представлены обществу в России. Тем более странно (и мы об этом скажем подробно ниже), что их, как и женские монастыри, не хотели замечать «прогрессивные силы». Как игуменьи, так и монастыри, очевидно, ассоциировались с «самодержавием», «клерикализмом» и прочими «недостойными» культурного и образованного человека вещами.

В монастыре начинала вестись обычная уставная и послушническая жизнь в соответствии с чином пострижения. Послушниц одевали в специальную одежду, состоящую «из подрясника толстой крашенины, ременного пояса и мухояровой рясы. Камилавок тогда не носили (середина XIX в. – О. К.), а покрывались платками»⁸²², а также они получали четки – символ непрестанной молитвы. Послушница хотя еще без монашеских обетов, но должна была «разделять со всеми сестрами все послушания, то есть общественные обязанности и службы»⁸²³. Через несколько лет послушницу «одевали» или «облекали» в рясофор, и она получала новое имя. Следующий этап был пострижением в Ангельский образ – «в мантию», то есть рясофорная послушница становилась монахиней, произносились монашеские обеты. Последней ступенью являлось пострижение в Великий Ангельский образ – в схиму. Обычно с момента основания общины до основания монастыря проходило 5–10 лет, но общины, основанные в XVIII – начале XIX в., подолгу оставались таковыми.

Число послушниц в женских монастырях XIX в. может служить показателем «подвижнической активности» и популярности монастыря у населения данной местности. Это своего рода индикатор нового отношения к монастырю, по которому мы можем судить и о тенденции образования общин и общежительных монастырей.

В отчете епархиальных архиереев, поданных в Св. Синод в 1847 г., ясно просматривается этот зримый критерий общинной, или подвижнической, активности как женщин, так и мужчин⁸²⁴.

В это время еще нет бума образования новых общин, случаи обращения в Синод пока единичны, но по критерию «численности послушниц» в женских монастырях за 1847 г. можно однозначно говорить, что в обществе среди женщин уже существует повышенный интерес к общежитию, пока удовлетворяемый не через создание вновь открытых общин, а через рост числа послушниц в имеющихся монастырях.

Число послушников и послушниц в мужских и женских м-рях России на 1847 г.⁸²⁵

Приведенные данные свидетельствуют, что абсолютное большинство послушниц приходилось на Владимирскую епархию, при том, что число женских монастырей здесь было меньшим, чем в Московской епархии. На втором месте – Московская епархия – 345. Далее следуют с небольшим отрывом друг от друга Орловская (285), Костромская (254), Ярославская (252), Тверская (240), Нижегородская (220), Воронежская (211).

Еще один приоритет – число послушниц в одном монастыре. По этому критерию выделяются Воронежская епархия – 211; Тамбовская – 139 и 121; Владимирская – 137 и 122; Костромская – 132; Ярославская – 120.

Следует еще отметить, что к этому времени (1847 г.) не было еще благоприятных условий для реализации выросших потребностей женщин в общежительных монастырях и общинах, вот почему ищущие монашества шли в имеющиеся в епархии монастыри с ограниченным штатом монахинь, но неограниченным числом послушниц.

Итак, уровень подвижнической активности на 1847 г., в соответствии с этим отчетом, был наиболее высок в Воронежской и Тамбовской епархии, при том, что в этих епархиях число старинных женских монастырей было меньшим, чем во Владимирской и Московской епархиях. Однако, зная из других источников о существовании в это время нескольких крупных женских общин в Нижегородской епархии⁸²⁶, еще не зарегистрированных официально (это оговорка касается и Пензенской и других епархий), мы можем говорить, что эти выводы верны лишь до определенной степени.

Вторая половина XIX и начало XX в. дают неодинаковую картину по регионам. В целом наблюдается постоянный рост такой категории как послушницы, но это происходило неравномерно. Например, судя по Ведомостям 1890 и 1909 г., в Темниковском Рождественском монастыре за этот промежуток происходит какой-то качественный скачок – происходит резкое увеличение числа временных послушниц, самой низшей категории послушниц⁸²⁷.

Динамика изменений числа послушниц в женских монастырях и общинах Воронежской епархии (1880–1905)

В 1880 г. в Воронежском Покровском было 120 монахинь и 258 послушниц;

Задонском Тихоновском – 29 мон., 38 посл.;

Знаменском Землянском – 25 мон., 45 посл.;

Варваринской общине в Сомовке – 88 чел.;

Тихоновской общине – 122 чел.⁸²⁸

В 1890 г. в епархии было 6 женских монастырей и две общины. В Покровском Воронежском монастыре – 130 мон., 173 посл.;

Задонском Тихоновском – 39 мон., 40 посл.;

Св.-Троицком Задонском – 23 мон., 63 посл.;

Знаменском Землянском – 56 мон., 14 посл.;

Варваринском Сомовском – 17 мон. 11 посл.;

Казанском Таволжанском – 10 мон., 94 посл.;

Николо-Тихвинской общине в Бирючах – 53 сестры; Успенской Лысогорской общине – 60 сестер⁸²⁹.

В 1896 г. в епархии было 7 монастырей и одна община. В Покровском монастыре – 120 монахинь и 135 посл.; в Задонском Тихоновском – 145 монахинь и 17 послушниц; в Задонском Св.-Троицком – 48 мон., 49 посл.; Знаменском Землянском – 55 монахинь и 10 посл.;

Варваринском Сомовском – 12 мон. и 15 посл.;

Казанском Таволжанском Новохоперском – 11 мон., 11 посл.;

Лысогорском Успенском – 11 мон., 17 посл.;

Тихвинской общине в Бирючах – 33 чел.⁸³⁰

В 1905 г. в Воронежской епархии существовало 8 женских монастырей и одна община.

В Покровском Воронежском монастыре – 83 мон. и 801 посл.;

Задонском Тихоновском – 45 мон., 99 посл.;

Св.-Троицком Тихоновском – 48 мон., 164 посл.;

Знаменском Землянском – 56 мон., 46 посл.;

Варваринском Сомовском – 49 мон., 95 посл.;

Казанском Новохоперском – 20 мон., 176 посл.;

Лысогорском Успенском – 23 мон. и 135 посл.;

Николо-Тихвинском – 28 мон., 185 посл.; Троицкой общине – 95 сестер⁸³¹.

Далее статистика по годам с 1902 г. по 1915 г. будет выглядеть следующим образом.

Число послушниц в монастырях Воронежской епархии⁸³²

В этой сводной таблице по Воронежской епархии явно не учитывается (до 1910 г.) категория неуказных послушниц, которые, судя по другим данным, были уже к 1905 г. численно большой группой. Например, по данным на 1905 г., всего в Покровском Воронежском монастыре находилась 801 послушница. Из них около 150 чел. являлись указными, а другие 650 чел. явно относились к неуказным.

Послушание дивеевских сестер

В целом из приведенных данных ясно, что постепенно к концу века нарастает в обителях та категория, которая называлась послушницами, и особенно быстро растет численность неуказных послушниц, куда входили и юные богомолицы, временно живущие в монастыре, и трудницы, и девочки школьницы. Даже в небольших монастырях, где проживало не более нескольких десятков монахинь и указных послушниц, эта масса имела численность более ста человек. Мы не утверждаем, что школы были единственной причиной роста этой примонастырской массы насельниц. Были и другие причины, например, после прославления прп. Серафима Саровского Дивеевская обитель пополнилась сразу на тысячу человек⁸³³, и дело было не в учебных заведениях при монастыре.

Динамика роста послушниц в нижегородских монастырях за период с 1904 по 1913 г. выглядит следующим образом.

Сведения на 1904 г.⁸³⁴

В 1910 г. в Серафимо-Дивеевском монастыре было уже 1049 послушниц, в Понетаевском монастыре – 689 чел., в Алексеевском монастыре – 744 чел., Выксунском – 394 чел., Ардатовском – 312 чел. К 1912 г. в Дивеевском монастыре находилось 995 послушниц, в Алексеевском – 725, Понетаевском – 671, Выксунском – 385, Ардатовском – 307 чел.

Сведения на 1913 г.⁸³⁵

Сведения на 1914 г.⁸³⁶

В 1915 г. число указных послушниц в Дивеевском монастыре еще прибавилось и составило 1084 чел., в Алексеевском монастыре – уменьшилось и составило 308 чел. Следует учитывать, что кроме белиц – указных послушниц была еще группа неуказных, но она в эти отчеты не попала. Но и по указным послушницам можно сделать вывод, что резкое увеличение этой категории лиц (указных послушниц) в монастыре началось за период с 1904 по 1910 г. По какой-то неизвестной нам причине происходили резкие скачки числа насельниц-послушниц с 1910 по 1913 г. (уменьшение с 1049 до 488 чел.), а потом, с 1914 по 1915 пошло возрастание (с 1002 до 1084 чел.). Скорее всего, причина этого в массовости послушниц. В данные отрезки они в короткий промежуток времени появлялись в монастыре, скорее всего из одного региона, и может быть, даже местности, и как рой пчел, которые не нашли того, что искали, также коллективно покинули стены этой обители, направившись куда-то в другое место. С точки зрения духовной, для монастырской адаптации такой значительной группы необходимо было значительное время, но какие-то внешние факторы влияли на активность этой массы, и она, подверженная им, принимала «коллективное» решение и переходила в другое место. Скорее всего, эта проблема адаптации огромного числа молодых насельниц только встала в предреволюционные годы и так не была разрешена. Но это симптоматичное явление для женского общинного движения, которое готово было перейти, судя по этим показателям, к новой стадии своего развития, но этому помешала революция.

Сельские монастыри Центрального Черноземья, особенно основанные крестьянами, не имели больших доходов: богомольцев в них приходило не так много, как в известные монастыри, благотворители одаривали монастырь единичными дарами – святынями, украшениями, землями, небольшими средствами в период строительства, постоянным же доходом была ежедневная кропотливая трудовая деятельность всех насельниц, от старших монахинь до послушниц. И при этом обители обязательно содержали за свой счёт богадельни, странноприимные дома, школы и больницы, деятельно помогали местному населению.

Эффективность монастырского труда зависела от нескольких причин. Самое главное, что это был труд во славу Божью. Особая его организация, основанная на принципе послушания, позволяла эффективно действовать большому количеству людей, как одному часовому механизму. В то же время нельзя сказать, что это была механическая деятельность. Это был творческий труд, именно в силу существования первого принципа (во славу Божью). Выработка послушания, как особой аскетики, как инструмента духовного воспитания сестер, была важнейшим делом в многолюдных общежительных монастырях. В наказах прп. Серафима Саровского сестрам Мельничной общины звучит ясно: «Послушание выше поста и молитвы»⁸³⁷. «Нет паче послушания, как послушания церкви! И если токмо тряпочкою протрет пол в дому Господнем, превыше вся кого другого дела поставится у Бога! Нет послушания выше церкви!»⁸³⁸ Послушание сравнивается по высоте аскетического делания с постом и молитвой и ставится выше их по значимости. «На этом всё монашество зиждется, – говорил прп. Серафим, – послушание и полное отсечение своей воли, вследствие неисполнения которых возник первородный грех ветхого Адама, всё погубивший, и чем только и спасен весь мир, чрез Человека же, Нового Адама, Спасителя и Господа нашего Иисуса Христа, ибо: послушлив быв, даже до смерти! Поэтому и ныне не может быть хуже греха!»⁸³⁹ Послушание в этом смысле синонимично не просто несению жизненного креста, но именно того, какой тебе поручила и благословила Церковь, а значит, Сам Бог. Здесь звучит мысль об осознанности крестоношения: как Сын Божий осознанно нёс Свой крест и шел на Голгофу, на муки и страдания ради спасения людей, так и послушник осознанно несет крест своего послушания в монастыре. Это жертвенный подвиг во имя спасения не только себя, но и других. Вот почему так высоко ставилась добродетель послушания. И чем строже были духовные порядки в монастыре, чем сильнее было развито подвижничество, тем яснее осознавалась святость заповеди послушания.

Шитье церковных облачений дивеевскими сестрами

Другое важное обстоятельство, указывающее на особый характер монастырского труда, – его всесословный характер. Хотя, как мы увидим ниже, учитывались сословные трудовые навыки вновь приходящих сестер, но в строгих общежительных монастырях не было акцентировки на сословность, не было иерархии по сословному принципу. Подвижничество оказывало сильнейшее влияние на переплавку сословных привычек и особенностей в новое качество – монашество. Прежде всего, это и проявлялось в качестве монастырского труда, учитывая, что в рассматриваемый период сюда входили и строительство всего архитектурного комплекса монастыря, нередко обработка больших участков земли под сельскохозяйственные культуры, уход за скотом, самое разнообразное рукодельное производство, и, наконец, самое основное – уставная молитвенная жизнь. Для того, чтобы оценить сословный характер послушаний, обратимся к конкретным примерам из истории некоторых женских обителей Воронежской и Тамбовской епархий.

Пригородный (несколько километров от г. Усмани Тамбовской губ.) Софийский женский монастырь, основанный в бывшем помещичьем имении в начале XIX в. помещицей Федоровой, имевшей на это благословение свт. Тихона Задонского. Основная часть насельниц монастыря была по происхождению крестьянской. Вот как выглядела картина послушания. Настоятельские и руководящие должности в монастыре занимали выходцы из купечества и мещанства. Девушки-крестьянки, судя по ведомости 1866 г., приходили в монастырь, обученные в родительском доме обычным для крестьянского круга рукоделиям: в основном упоминается прядение, но есть и выделка сукна, прядение мухояра⁸⁴⁰, шитье одежды, в двух случаях – вязание чулок. Про многих крестьянок в списке отмечено «прядет и ткет». Слободская крестьянка – «шьет белье». Мещанки – «шьют белье» или «шьют платье», «вяжут кружева», «обделывают фольгой образа» (в двух случаях), «вяжут чулки»; дочь пономаря – «прядет», «вяжет чулки»; дочь канцеляриста – «обделывает фольгой образа»; купчиха – «вяжет чулки», «шьет и ткет», дворянка – «прядет мухояр». Как видим, у крестьянок и у мещанок круг рукоделий самый широкий и отличный друг от друга⁸⁴¹. Как следует из других источников, постепенно производство мухояра стало к XIX в. основным ремеслом, которым занималось большинство насельниц.

По ведомости 1889 г. видно, что круг рукоделий не изменился, послушания у монахинь таковы: в основном они прядут, некоторые шьют (4 мещанки и 1 купеческая дочь и 3 крестьянки). У рясофорных послушниц – почти все – прядут. Шьют – из крестьян (4 чел.); из мещан 3 (чел.). Вяжут чулки – крестьянки, мещанки, представители купечества и духовного сословия. Ткут – 1 мещанка. Шьют белье крестьянки (2 чел.), казачки (1 чел.). Шьют платья – крестьянки (2 чел.), дочь солдата, мещанки (3 чел.). Шьют по канве – 1 купеческая дочь. Обряжают иконы – мещанки (3 чел.)⁸⁴². Усманский монастырь не отличался своими размерами, а также в основном был крестьянским, вот почему и круг рукоделий не меняется.

Таким образом, мещанки в этом монастыре занимались украшением икон фольгой, купчихи – шили по канве. Прядение, шитье одежды, платьев, тканье, вязание и прядение было присуще здесь всем сословиям.

Другой женский монастырь – Оржевский Тишениновский во имя образа Боголюбской Божией Матери (Тамбовской губ.) – также был основан в помещичьем имении, но по размерам был более крупным. На его больший размах влияло и то, что он находился возле г. Кирсанова, где ранее уже создался женский монастырь, имевший большое духовное значение для всей окрестности, с которым были тесные связи. Это сельская обитель, выросшая рядом с крупным и развитым (в прошлом помещичьим) селом Оржевка, где процветали ремесла и крестьяне жили зажиточно, благодаря хозяйственным инициативам местных помещиков. По ведомости 1914 г., Тишениновский монастырь насчитывал 239 человек: 46 монахинь и 193 указные и неуказные послушницы.

Все послушания расписаны по иерархическим группам (монахини, указные – рясофорные – послушницы, неуказные, послушницы на испытании), и потому мы получаем более сложную картину распределения послушаний (по сословному признаку и по иерархии).

В монастыре насчитывалось 46 монахинь, часть их по немощи и старости – без послушаний, – значительная часть занимала должности старших в том или ином послушании. Старшая в живописной – монахиня Аркадия, из мещан г. Чембара Пензенской губернии; старшая в просфорне – мон. Антония, 60 лет, из мещан г. Скопина Рязанской губ.; старшая на конном дворе – мон. Порфирия, 63 года, из крестьян с. Тарханы Чембарского уезда Пензенской губ.; старшая в башмачной – мон. Еликонида, из крестьян; ктиторша – монахиня Аполлинария, из мещан г. Кирсанова; помощница ктиторши мон. Паисия, 41 год, из крестьян Кирсановского у.; старшая огородница – мон. Никандра, из крестьян Козловского уезда; старшая в рукодельной – мон. Арсения, из мещан г. Чембара Пензенской губ.; старшая в гостиной – мон. Августа, из крестьян Липецкого уезда; заведование амбаром – мон. Парфения, из крестьян Кирсановского у.; старшая в хлебной – мон. Евтихия, 57 лет, из крестьян Рязанской губ.; старшая в ковровой – мон. Мария, 55 лет, из крестьян с. Кевды Мельситова Ломовского уезда Пензенской губ.; смотрительница за постройками – мон. Антония (Кочукова), 52 года, из крестьян Тамбовского уезда; старшая в поварской – мон. Тавифа, 60 лет, из крестьян Пензенской губ.; заведующая подворьем в г. Кирсанове – мон. Архелая, 58 лет, из крестьян с. Оржевки. Таким образом, на начальственных должностях заведования мастерскими – большей частью крестьянки. Но мещанки – на таких постах (живописная, просфорня, ктиторство), где требовалось особое образование.

Часть монахинь имела неначальственные послушания: чтение Псалтири (8 чел. из крестьян); прядение шерсти (5 чел. из крестьян); в рукодельной (одна из крестьян); алтарница (одна из крестьян); церковницы (одна из крестьян); в поварской (одна из крестьян); на клиросе (одна из крестьян); в просфорне (две крестьянки).

Таким образом, у монахинь за крестьянками числятся все чисто экономические послушания, а из художественных – ковровое дело, клирос. Мещанки руководят мастерскими: живописной, просфорней, рукодельной.

Указных послушниц насчитывалось 156. В этой группе имелись начальствующие лица: старшая в коровнике – Евфросинья, 49 лет, из крестьян; ризничная – 46 лет, из мещан г. Кирсанова; экономка – 42 года, из крестьян Московской губ.; помощница экономки – Анна 42 лет из крестьян Тамбовской губ. (из Сухотинского монастыря); лесничая – 44 года, из крестьян Пензенской губ.; регент левого хора – 42 года, из крестьян Моршанского у.; учительница в монастырской церковно-приходской школе-приюте – Наталия, 39 лет, из дворян Витебской губ.

Все остальные сестры не имели начальствующих должностей. Клирос был весьма представительным, он состоял из 35 человек. Часть их относилась к правому, часть к левому клиросу. В основном клирос состоял из рясофорных послушниц, но часть была из числа послушниц на испытании (9 чел)⁸⁴³, то есть самой низшей иерархической группы в монастыре. Вполне возможно, что они составляли левый клирос, но в ведомости об этом не говорится. Регент – рясофорная послушница Домникия, 30 лет, из крестьян Воронежской губ. Все певчие – крестьянки, прибывшие в монастырь из разных мест Тамбовской, Пензенской, Воронежской губерний. То, что в Оржевском монастыре такое внимание уделялось клиросу, объясняется, на наш взгляд, тем, что монастырь находился в сельской местности, прихожанами его были крестьяне, а клиросное пение, как ничто другое, делало богослужение красивым и привлекательным, поэтому клирос был своего рода миссионерским инструментом для монастыря.

В живописной мастерской трудились под руководством монахини Аркадии (из мещан) четыре крестьянские девицы: рясоф. посл. Екатерина, 41 года, из д. Тишениновки Кирсановского у.; рясоф. послушница Марфа, 41 года из крестьян с. Пересыпкина Кирсановского у.; рясоф. посл. Александра, 37 лет, из крестьян с. Бондари Тамбовского у.; рясоф. посл. Евдокия, из крестьян с. Дмитриевский Кирсановского у.

Чтение синодиков дивеевскими сестрами

Чтением неусыпаемой Псалтири занималось 12 человек: 8 человек монахинь (из крестьян) и 4 рясофорные послушницы (из крестьян). Это немало для монастыря. Значит, послушание считалось очень важным. Мы видим, что в число чтиц Псалтири не входили лица из низшей иерархии, духовно малоопытные сестры, здесь большая часть монахинь и часть рясофорных послушниц. Это послушание также полностью закреплено за крестьянками. В ведомости не отмечено старшинство в этом послушании.

Также не говорится о старшинстве среди церковниц (чтицы, алтарницы). Церковниц насчитывалось восемь человек, и все они из числа монахинь и рясофорных послушниц, что указывает также на особую духовную ответственность этого труда. По социальному происхождению – крестьянки⁸⁴⁴.

В ковровой мастерской подвизалось пять сестер⁸⁴⁵, все они – крестьянки, в основном из Пензенской губ., что указывает на источник ремесла, которым они занимались.

Рукодельная мастерская состояла из 12 человек⁸⁴⁶, в основном, рясофорных послушниц. Основная часть послушниц – крестьянки (10 чел.) из Пензенской губ., но есть и две мещанки из г. Кирсанова. В белошвейной мастерской трудилась одна рясофорная послушница Елена, 35 лет, из крестьян, из Моршанского у.

Просфоры пекли три человека – две пожилые монахини и рясофорная послушница, что указывает на духовную важность этого послушания. Также в поварской трудись две пожилые монахини, обе из крестьян.

Пекли хлеб под руководством старшей монахини одна рясофорная послушница и три послушницы на испытании. Больницей занимались четыре рясофорные послушницы. Также и в школе-приюте под руководством учительницы из дворян⁸⁴⁷ трудились четыре рясофорные послушницы из крестьянок. Письмоводством занималась крестьянская девица из числа рясофорных послушниц, жившая в монастыре с 10-летнего возраста.

На послушании, обозначенном в ведомости как «чернорабочий», трудилось 57 человек: рясоф. посл. – 37 чел.; послушниц на испытании – 22 чел. Все – крестьянского сословия. В коровнике – одна монахиня, 49 лет, и одна рясофорная послушница; на конном дворе – две рясофорные послушницы; на скотном дворе – одна рясофорная послушница. Также в монастыре существовали портняжная мастерская (два человека: одна монахиня и одна рясофорная послушница); башмачная мастерская (две рясофорные послушницы); переплетная мастерская (одна рясофорная посл.). В гостинице несли послушание три человека: монахиня и две рясофорные послушницы.

Итак, выходцы из мещанского сословия являются старшими над следующими послушаниями: живописная, рукодельная мастерская и ризница, при том, что во всех указанных мастерских работали только крестьянки. Остальными послушаниями руководили крестьянки. Школой заведовала дворянка, но помогали ей ухаживать за детьми четыре крестьянки.

В Оржевском монастыре не было чисто «крестьянских» или чисто «мещанских» послушаний. Если регент – мещанка, то помощница у нее – крестьянка, если школой руководит дворянка, ее четыре помощницы – из крестьян. Также мы видим, что под началом крестьянок, первенствующих в хозяйственных послушаниях, трудятся и мещанки, и девушки из духовного звания. Все строилось на способностях и умении каждого члена монастыря. Также мы можем сделать вывод о том, что такие специфические виды послушаний, как ковровое дело или рукоделья выросли на мастерстве конкретной группы лиц из конкретной местности. Здесь выделяется группа насельниц из Пензенской губ. Чембарского у.

Таким образом, мы видим, что в монастыре существовали ряд церковных послушаний: церковное (8 чел.), клиросное (35 чел.), чтение Псалтири (12 чел.), также были – школа (5 чел.), больница (4 чел.), несколько крупных мастерских: белошвейная, живописная (4 чел.), рукодельная (12 чел.), портняжная, башмачная (2 чел.), ковровая (5 чел.), переплетная (чел.), чернорабочие (57 чел.) и др. более мелкие послушания. Иконы, которые писали в монастыре, были высокого качества, судя по сохранившимся в приходском храме с. Оржевка отдельным образцам. Очевиден уклон, с одной стороны, в церковную молитвенную деятельность (чтение неусыпаемой Псалтири и высокий уровень клиросного пения), с другой стороны, заметно и большое внимание хозяйству, учитывая большую группу чернорабочих.

Кирсановский Тихвинский женский монастырь Тамбовской губ. относился к числу городских, был многолюдным, с обилием самых разных послушаний. Город Кирсанов – крупный купеческий центр, связанный с торговлей зерном, во многом определил и специфику участия монастыря в духовной, хозяйственной и культурной жизни города. По ведомости за 1910 г., в монастыре числилось 554 насельницы: 134 монахини (108 крестьянок, 17 мещанок, 4 священнические дочери, 2 купеческие дочери, 3 дворянки); 177 указных послушниц (147 крестьянок, 17 мещанок, 3 солдатские дочери, одна священническая дочь и одна дворянка); 225 неуказных послушниц (212 крестьянок, 9 мещанок, 2 купеческие дочери, 2 солдатские дочери, 2 дворянки и одна священническая дочь)⁸⁴⁸. Настоятельница игуменья Евгения (Волосатова), из мещан г. Кирсанова, с домашним образованием; казначея – дворянка из г. Кирсанова, с гимназическим образованием; благочинная из государственных крестьян с. Карачан Новохоперского уезда Воронежской губ.

Итак, перед нами иерархические категории насельниц: монахини, указные послушницы и неуказные послушницы. Монахини являлись заслуженной и возрастом и годами послушания элитой монастыря. Часть их (40 чел. из 134) находится в престарелом возрасте, они немощны и потому живут уже без послушаний. Но есть и работающие монахини.

В ризнице занимаются шитьем две монахини: из числа купчих и из государственных крестьян Борисоглебского у. Старшая в конвовой (шитье по канве) рукодельной и ктиторша – монахиня – из мещан г. Тамбова.

Но есть и монахини, пребывающие на общем послушании (это хозяйственные работы: летом – огород, зимой – помощь в других послушаниях; из гос. крестьян – 19, из собств. крестьян – 2; (дочь священника – 1, дочь дьячка – 1, дочь пономаря – 1). Старшая на огороде также монахиня-крестьянка. Монахиня из мещан г. Кирсанова является старшей в рукодельной келии; старшая в белошвейной – из мещан г. Кирсанова; старшая в ковровой келии – из государственных крестьян Новохоперского уезда; старшая в портной келии – из временнообязанных крестьян. Принимают участие монахини и в сборе доброхотных подаяний. Всего здесь 7 монахинь: дочь дьячка и шестеро крестьянок. Шесть монахинь-крестьянок читают Псалтирь.

Старшая на гостинице – монахиня из государственных крестьян; старшая в золотошвейной – монахиня из мещан г. Ставрополя; пять церковниц-монахинь из крестьян и одна дочь дьячка. Письмоводством заведует дворянка – дочь титулярного Советника. Старшая в живописной – из мещан г. Кирсанова. Важная должность была у монахини – старшей келарной (из гос. крестьян Шацкого у.), отвечающей за общий порядок в келиях всех сестер. За печение просфор также отвечает монахиня – старшая в просфорне – (из гос. крест. Борисоглебского уезда). Учительским делом заведовала монахиня мещанка из г. Кирсанова. Еще монахини входили в число работающих при трапезе, в рукодельной, в портной, в образной (из солдатских дочерей), живописной (из крестьян), при игуменской келии (из гос. крестьян).

Как видим, сама по себе социальная монастырская иерархия жестко не влияла на характер должности: часть монахинь, действительно, занимали начальственные должности, были старшими над определенным послушанием, но другая часть продолжала пребывать даже на общем послушании в качестве обычных трудниц. Сословное распределение среди монахинь ориентировано на сестер, имеющих соответствующие навыки: мещанки первенствуют в золотошвейном деле, живописном, среди учителей, в белошвейной мастерской, рукодельной келии. Высокородная дворянка заведует письмоводством. Крестьянки являются старшими на многих послушаниях, в основном чисто хозяйственного типа (келарная, огород, гостиница, просфорня, портная).

Указные послушницы, или рясофорные монахини, – основная часть трудоспособных насельниц монастыря.

На общем послушании (сельхозработах) было задействовано 55 человек, в основном, крестьянок. Рукоделиями были заняты 19 насельниц (17 крестьянок и 2 мещанки). В золотошвейной мастерской работало 11 указных (трое мещанок – из городов Кадома и Кирсанова; семь крестьянок – Козловского, Кирсановского, Темниковского уездов Тамбовской губ., Новохоперского уезда Воронежской губ., Чембарского у. Пензенской губ.; одна донская казачка). Выделкой ковров занимались 5 человек. Ковроткачеством занимались крестьянки Кирсановского и Новохоперского уездов.

К белошвеям относились 4 чел. (крестьянки Козловского у., Балашовского у. Саратовской губ; мещанки городов Новохоперска, Тамбова); в шелкошвейной келии – 2 чел. (мещанка г. Кирсанова и крестьянка из Кирсановского у.). В ткальной работали четыре насельницы из крестьянского сословия; в портной келии трудилось 8 чел. крестьянок; в башмачной – 3 крестьянки. Одна насельница из крестьян шила ризы. В живописной трудилось четыре крестьянки (Козловского, Новохоперского, Усманского, Кирсановского уездов); в образной келии было занято 2 человека: крестьянка Пензенской губ. и мещанка г. Анкарска Саратовской губ. Псалтирь читали из указных две крестьянки. На кухне несли послушание семь крестьянок; 3 чел. – при трапезной, 3 – в хлебной. Пекли просфоры три крестьянки. Обрабатывали огород четыре крестьянки.

На клиросе значилось 8 человек. В это число входили регент (из крестьянок Сердобского у.) и две ее помощницы. Почти все клирошане совмещали клиросное послушание с другой деятельностью: рукодельем, ковроткачеством, золотошвейным делом, работой в образной. При церкви значилось три церковницы из крестьянок.

Итак, все наличные силы из числа мещанок в категории указных послушниц были задействованы в таких послушаниях, как золотошвейное дело, шелкошвейное, белошвейное, рукоделье. Во всех остальных присутствовали крестьянки.

Другая категория послушниц – «на испытании» – трудилась на тех же послушаниях, что и предыдущая группа. На общем послушании было занято 76 человек (72 крестьянки, одна дворянка, одна – из духовного сословия, две солдатские дочери).

Также много сестер трудилось в рукодельной мастерской – 74 чел. (71 крестьянка, одна мещанка, одна солдатская дочь); учительницей рукоделия в церковно-приходской школе была мещанка; в чулочно-вязальной келии работали купеческая дочь и крестьянка. Две псаломщицы из крестьянок трудились в церкви. Также при церкви числилось еще три крестьянки.

В образной несли послушание одна мещанка и четыре крестьянки; белошвеями были четыре крестьянки и одна мещанка; в ковровой было восемь крестьянок; в золотошвейной – одна мещанка и шесть крестьянок; в ризнице – одна крестьянка; в шелкошвейной мастерской – две крестьянки; в конвовой мастерской – две крестьянки и одна солдатская дочь; в ткальной мастерской – одна крестьянка; в башмачной – пять крестьянок; в портной – одна крестьянка; в живописной – 4 крестьянки, купеческая дочь и мещанка; на огороде – шесть крестьянок; в просфорне семь крестьянок. Весь клирос был крестьянским – 31 чел. Помощница регентши – из крестьян. В хлебной – шесть крестьянок; на кухне – три крестьянки, одна солдатская дочь; на хуторе несли послушание две крестьянки; на скотном дворе – четыре крестьянки; на конном дворе – одна крестьянка. В этой иерархической категории мещанки были задействованы в следующих послушаниях: в рукодельной (в том числе и как учительница в школе), в образной, в золотошвейной, в живописной мастерских. Купеческие дочери – в чулочно-вязальной, в живописной мастерских.

Итак, если суммировать всю картину послушаний по Кирсановскому монастырю, то увидим, что к наиболее массовому послушанию относилось так называемое «общее». Им занимались преимущественно крестьянки. Зная, что монастырь сам обрабатывал пахотную землю и выращивал урожай зерна своими силами, следует отнести общее послушание к сельскохозяйственной деятельности. Много лиц было задействовано в рукодельной мастерской – почти 100 человек, большая часть из которых были крестьянки. Производилась качественная художественная продукция частью под заказ, частью на рыночную продажу. Это статья дохода для монастыря была одной из основных. В городе Кирсанове было несколько мест, где продавались изделия монастыря.

Исследователи отмечают, что Кирсановский монастырь достиг больших успехов в своей промышленной деятельности. Для мастерских были куплены машины, мастерская кройки и шитья работала на заказ, изготовляя светские платья по журналам мод того времени⁸⁴⁹.

Важную основу монастыря составляли лица мещанского сословия, мещанки находились на разных начальственных должностях, например, старшей сестрой в рукодельной была монахиня из мещан. В золотошвейной мастерской было занято 13 крестьянок, 4 мещанки, и руководилась мастерская монахиней из мещан. Белошвеи были и крестьянки (6), и мещанки (3), но руководство мастерской было за монахиней из мещан. В шелкошвейной мастерской работали и крестьянки, и мещанки, то же было в конвовой (вышивка по канве). В живописной трудились 8 крестьянок, мещанка и купчиха. Весь многочисленный клирос был крестьянским – 39 человек. Полностью крестьянскими были мастерская по выделке ковров, шитью одежды, обуви, ткальная, а также – огород. Таким образом, крестьянки участвовали во всех монастырских послушаниях, за исключением настоятельской и казначейской должности. Также руководство некоторыми нетрадиционными для крестьян рукоделиями осуществлялось выходцами из мещанского сословия. Роль дворянства сводится здесь к двум послушаниям: казначеи (жительница Кирсанова с гимназическим образованием), письмоводительницы (дочь титулярного советника), еще одна без послушания, еще одна наблюдает за порядком в приюте. Все работоспособные дворянки несли ответственные «единичные» послушания.

Троекуровский Иларионовский монастырь (Тамбовской губ.) был основан стараниями старца Затворника Илариона при приходской сельской церкви в 1853 г. Это была чисто сельская обитель на территории дворянского имения.

По ведомости за 1897 г. в монастыре числилось всего 240 насельниц: 40 монахинь, 24 рясофорные послушницы, 36 нерясофорных послушниц, 140 послушниц, проживающих на испытании. Настоятельница – игуменья Нафанаила (Наталья Антоновна Арнатова), дочь причетника г. Лебедяни. Здесь не было такого разнообразия послушаний, как в Оржевском или Кирсановском монастырях.

Судя по ведомости, монахини и рясофорные послушницы были заняты сугубо на церковных послушаниях: алтарницы, чтицы, чтицы Псалтири, пономарки, клиросные, чтицы правила, чтицы синодика, трудницы при свечном ящике. У нерясофорных послушниц, кроме тех же, существовали еще послушания: звонарок, ризошвей, кухарок, хлебниц. Есть свои особенности и в сословной картине послушаний.

Чтение неусыпающей Псалтири – одно из важнейших послушаний в этом монастыре, здесь было занято 29 человек. Картина по сословному распределению и иерархии не однообразная, а, скорее, пёстрая⁸⁵⁰. Из 29 читающих Псалтирь 25 – крестьянки, остальные купчихи и мещанки. Также здесь представлены все иерархические монастырские группы: монахини, рясофорные послушницы, белицы на испытании. Кроме чтения Псалтири есть послушание «чтение синодика», для одного человека (из купчих).

Клирос большой – из 20 человек, но сословно и иерархически смешанный (есть монахини, рясофорные послушницы, послушницы на испытании – их большинство – 16 человек)⁸⁵¹. Из 20 клирошанок 17 были крестьянками. Алтарницы – четыре человека, все монахини, из крестьян. Пономарки также церковная должность. Здесь трудились три монахини (2 крестьянки, 1 – из священнической семьи) и четыре послушницы (крестьянки). Одна послушница была звонаркой. В свечном ящике несли послушание две монахини. Рукоделье сводилось к шитью риз. Этим занималась одна послушница из крестьян. На кухне трудились три кухарки-послушницы.

Троекуровский монастырь по этой картине являет образец преобладания здесь чисто церковных молитвенных послушаний, на что в большей степени и была, очевидно, ориентирована жизнь обители. Не просматривается даже сословно-профессиональная специализация в силу слишком пестрой картины внутри нескольких послушаний.

В численно небольшом сельском «помещичьем» Софийском Тулиновском монастыре, по ведомости 1894 г.⁸⁵², все сестры грамотные. Управляла монастырем в эти годы игуменья Митрофания (Александра Воронкова), дочь солдата, Воронежской губ., постриженица Воронежского Покровского девичьего монастыря, потом она трудилась в Петербургском Воскресенском монастыре, там была пострижена в мантию (1881 г.) архимандритом Игнатием Брянчаниновым, благочинным женских монастырей епархии, имела клиросное послушание, обучала детей, была также «письмоводительницею». По приглашению вел. кн. Александры Петровны перешла к ней в Киевскую Покровскую общину письмоводительницей и учительницей пения. Потом занимала должность казначеи, а с 1890 г. – игуменьи. Оттуда была назначена игуменьей в Софийский Тулиновский монастырь. Круг послушаний 10 постриженных в мантию монахинь таков: казначея (из крестьян), руководство послушаниями (трапезная, просфорня), одна свещница, остальные не обозначены. Все монахини обучались читать «в родительском доме». Указные послушницы (4 чел.): печение хлеба, хозяйственное послушание, старшая на хуторе. Далее идут «белицы на испытании» – 63 чел. Круг их послушаний у каждой таков: клирос и рукодельное (крестьянка, далее – кр.); клирос и чтение за богослужением, ковроткачество (кр.); клирос, шитье гладью (кр.); рухольная и при свечах (кр.); кастелянша (кр.); церковница, ткет ковры (кр.); клирос, вышивает гладью (мещ.); клирос, ткет ковры (кр.), клирос, ткет ковры (кр.); ткет ковры, столовая (кр.); старшая в башмачной (кр.); клирос, в рухольной шьет церковные облачения (кр.); сборщица (кр.); клирос-чтение за богослужением, в рукодельной-вышивание гладью (кр.); на разных послушаниях (кр.); просфорня (кр.); клирос, читает при богослужениях, вышивает гладью и золотом (кр.); клирос, тканье ковров (кр.); на хуторе (кр.); сборщица (кр.); клирос, в рухольной (дочь причетника), на хуторе (кр.); в поварне (кр.); сборщица (кр.); повар для детей приюта (мещ.); вышивка гладью (мещ.); клирос, башмачная (крест.); разные послушания (свящ.); регент, вышивка гладью (крестьянка, обученная в монастырском приюте), церковница, вышивка гладью (солд.); клирос, вышивка гладью (кр. из приюта); на разных послушаниях (кр.); башмачная, звонарь (кр.); на хуторе (кр.); на разных послушаниях (кр.); клирос, ковроткачество (кр.); на хуторе (кр.); на хуторе (кр.); шитье гладью (солд.); в поварне (кр.); клирос, в рухольной (кр.); клирос, вышивание гладью (кр.); уставщица, чтение и пение за богослужением, вышивка гладью (кр.); на хуторе (кр.); клирос, в башмачной (кр.); повар (мещ.); клирос, просфорня, в рухольной (кр.); регент, вышивка гладью (солд., обучалась в приюте), на хуторе (кр.); на хуторе (солд.); келейница настоятельницы (каз.); чтение при богослужениях, в приюте при детях (свящ.); клирос, в башмачной (кр.); клирос, в рукодельной (кр.); разные послушания (кр.); в хлебной (кр.); клирос, в рухольной (кр.); клирос и разные послушания (кр.); клирос и разные послушания (кр.); просфорня и ковроткачество (кр.).

Небольшие размеры монастыря не позволяли сосредоточиться на одном послушании, поэтому у всех сестер (кроме имеющих важные начальственные должности: казначея, келейница, – по нескольку послушаний. Это же обстоятельство позволяет говорить о слишком большой интенсивности рукодельных работ. На вышивке гладью сосредоточено наибольшее число сестер (12 чел.). Очевидно, эта деятельность приносила монастырю существенный доход. Здесь трудились представительницы разных сословий, что также указывает на ответственность. В отборе лиц (мещанки, солдатки, крестьянки и лица, закончившие приют в монастыре). Вторым массовым рукодельным ремеслом здесь было ковроткачество: 8 человек, все из крестьян. Клирос состоял из 19 человек разных сословий, что характерно для сельского монастыря, где пению уделяется особое внимание, при прочих скромных возможностях. Уставщица и одна регент из крестьян, другая из солдаток, с детства обученных в монастырском приюте. Три сборщицы из крестьянок собирали милостыню. Отметим еще такие особенности: келейницей у настоятельницы – энергичная казачка, казначея – крестьянка, повар у детей – мещанка.

Расчет на свои силы, без изнурительных и духовно опасных сборов милостыни был характерен для монастырей, в основном, руководимых старцами. Так, например, в Иверском монастыре на Выксе (Владимирская губ.), основанном прп. Варнавой, Гефсиманским старцем, существовала практика: или зарабатывать своим трудом, или же получать добровольные пожертвования доброхотов в самой обители. При жизни старца в монастыре подвизалось 400 сестер, существовало строгое общежитие. Все необходимые средства для ее строения доставлял сам старец, который бывал здесь 6–7 раз в год. Старец строго заповедовал начальницам обители ни в коем случае не посылать сестер с книжкой в мир, чтобы сохранить сестер «от соблазнов мира в чистоте и целомудрии»⁸⁵³. Такую же позицию занимал и прп. Серафим Саровский в отношении Дивеевских сестер. Оба старца говорили о собственном труде насельниц и добровольных жертвователях, обращавшихся в обители к настоятельнице. При этом из рукоделий в Иверском монастыре был небольшой круг послушаний, т. к. главные послушания связаны с церковной и хозяйственной стороной жизни монастыря. В живописной мастерской трудилось до 30 послушниц, из них шестеро готовили доски для икон. В золотошвейной мастерской, разделенной на две комнаты, в одной – несколько послушниц вышивали золотом церковные облачения, воздухи, плащаницы, хоругви; в другой – также несколько человек «шьют золотом и шелками, вышивают бисером и синелью разные изящные вещи». Отдельная мастерская – для шитья риз и облачений (8 послушниц); в переплетной мастерской – несколько послушниц; в свечной мастерской – 8 человек; в цветочной – 10 послушниц делали цветы и украшали образа фольговыми ризами; две сестры здесь же ткут пояса. Эти послушания были рассчитаны на изготовление изделий на продажу. Хотя были еще портняжная, башмачная, малярная мастерские, в которых сестры работали только для внутреннего потребления.

Если взять для сравнения один из известных женских монастырей не общежительных, а своекоштных – Елецкий Знаменский – и сравнить источники обеспечения сестер, круг послушаний, то увидим совершенно другую картину. Главный свой доход монастырь имел от процентов на денежный вклад (деньги благотворителей) в банке (то, что в средневековое время обеспечивалось доходами от монастырских вотчин); владел участком пожертвованной земли в 100 десятин и 50 десятинами из казенных дач; небольшая часть дохода шла от продажи просфор, от кружечного сбора, записей в монастырский синодик. Никаких коллективных рукоделий и ремесел в монастыре не было, за исключением иконописания, которое, однако, также направлено на удовлетворение собственных внутренних нужд. Сестры жили каждая своим трудом, каким-то рукоделием, но это, скорее, кустарное производство, нежели художественное ремесло, как заметил это посетивший обитель в конце XIX в. писатель В. И. Немирович-Данченко⁸⁵⁴. Сестры учились от елецкого художника-самоучки, поэтому «брали упорством» и природным талантом. Не имея возможности ввести общежитие, монастырь только к концу XIX в. начал делать первые шаги в этом направлении. 27 ноября 1890 г. была открыта трапеза для бедных и трудящихся в послушании сестер⁸⁵⁵. Но у нас нет сведений о дальнейшей судьбе общежития здесь.

Сестер объединял в одно целое высокий идеал, к которому они стремились. «Уневещивание Христу» было для них не пустым звуком и метафорой, а живой реальностью, основой сердечного, духовного чувства. Этот зримый идеал был с ними, в его силовом поле они жили, трудились и воспитывались. Своей общине и своему монастырю насельницы отдавали все, что имели: и свет души, и молодые силы, и здоровье, и все свои устремления. Создавался Дом Божий, и в его рукотворности заключалось уже нечто нерукотворное, и они это чувствовали и знали. Исследователи, занимающиеся историей архитектуры женских обителей в указанный период, отмечают, что при строительстве обителей существовала сознательная ориентация на «небесную проекцию» – Небесный Иерусалим, известный по описанию апостола Иоанна Богослова в Откровении. «Некоторые особенности планировки монастырей, такие, как прямоугольный план территории, башни на углах внушительной ограды, установка ворот на главных композиционных осях ансамблей объясняются влиянием идеального образа – небесного Иерусалима»⁸⁵⁶.

Но интересно отметить, что внутреннее самочувствие обитательниц монастыря также было ориентировано на соотнесение своей обители с небесной – идеальной. Вот, например, как видели свою обитель темниковские монахини в начале XX в.

Стоит обитель одиноко

В долине ровной и большой

И отражает взор глубоко

Своею дивной красотой.

Вокруг ея стена виднеется,

Четыре башни по углам;

В средине высится, светлеет

Великолепный Божий храм.

Вкруг храма келий целый ряд,

И в кельях инокинь пред Богом

Лампадки светлые горят.

Часовня там стоит с иконой,

Колодезь в ней с святой водой,

Где бьется ключ воды холодной,

Журчит целительной струей.

Угрюмый лес, дубы красивы;

Там сад дорожный, и цветы,

И все средь этой перспективы

Священной полно простоты.

О! Неземное вдохновенье!

Мы неземной здесь пьем восторг:

То будто в Божьем мы селеньи

И будто ближе здесь к нам Бог.

На все глядя, спросить желаем:

Кто это так устроить мог,

Какого богача, не знаем,

На этот подвиг вызвал Бог.

Кто этот был благотворитель?

Так сильно Царствия искал,

И эту дивную обитель

Для бедных инокинь создал.

И что ж, любитель Божьей славы

Был не богатый господин

И не вельможа величавый,

А весь наш православный мир!⁸⁵⁷

Что важнее всего и на чем останавливается взор пишущей эти строки монахини? Одинокая обитель – это, на евангельском языке, человек, оставивший все: дом, родных – и пошедший за Христом, это купец, продавший все имение и купивший жемчужину. В этом одиночестве звучит отъединенность от всего мирского, отстраненность от бренного. С этого начинается путь в обитель. Далее идет долина «ровная и большая дивной красоты». Она скрыта за стеной и должна быть невидна обычному праздному взгляду, но тот, кто пишет эти строки, видит и долину, и стену, ее окружающую. В центре долины находится храм, вокруг него «келий целый ряд». Это отсутствие человеческих фигур, вместо которых мы видим лишь церковные здания, порождает ощущение, что это не здания, а люди: «великолепный храм» – это Христос, а «кельи», как невесты вокруг него – это сами насельницы монастыря. Они «мудрые девы», потому что их светильники заправлены, и лампады пред Богом горят, т. е. они постоянно в молитве и бдении. Здесь же рядом их добрые дела веры и благочестия: «часовня с иконой» и «колодезь со святой водой». Далее следует картина внутреннего вида души монахини: она замкнута, закрыта от мира – «угрюмый лес», но эта угрюмость не опасна, не страшна – «дубы красивы». И вот самый центр души – «там сад дорожный, и цветы», и все это «священной полно простоты». Находясь в плену такой красоты, рядом с Богом и людьми, монахиня восклицает: «неземной мы пьем восторг, как будто в Божьем мы селеньи». Все это еще больше убеждает нас, что речь идет об описании не просто конкретного монастыря, но града Небесного Иерусалима, описанного в Апокалипсисе Иоанном Богословом. Отсюда и появляется простосердечное обобщение о творцах, созидателях обители – «весь наш православный мир». Это признание крайне важное для понимания той темы, которую исследуем – темы женского подвижничества. По мысли самих монашествующих, мир в котором они живут, мир Небесного Иерусалима, это не их только дом и не только плод их личного подвижничества. Весь православный мир потрудился, чтобы его создать, чтобы оградить от зла стенами, чтобы поселить туда чистых девиц, неустанно славящих Христа, и этот Небесный град не отделен от остальных строителей глухой стеной. На это указывает и начало стихотворения (взгляд на монастырь извне), и его конец (признания участия всего православного мира в Божьем деле). В этой ясной позиции заключена вся правда темы женского подвижничества, которое в XIX в. было реализовано столь полномасштабно устроением сотен обителей, а в веке XX в. прошло и через голгофу мученичества и через апостольский подвиг духовного просвещения. И в каждый из этих периодов «весь православный мир» был един и неделим, потому-то монахини, выйдя за стены своей обители, и смогли понести до конца свой подвиг служения Христу.

Разнообразие моделей, которое являют рассмотренные женские монастыри Тамбовской епархии, – явление вполне закономерное и объяснимое, в первую очередь, разницей духовной жизни каждой обители. Сословный состав исследованных обителей следующий: в восьми рассмотренных общежительных (за исключением Вознесенского) монастырях Тамбовской губ. можно говорить о преобладающей доли в них крестьянских насельниц. И городские, и сельские обители были более чем на 70% заполнены крестьянками. На втором месте везде – представители мещанского сословия, их доля колеблется от 5 до 24%. А учитывая, что купечество тоже входило в эту категорию, можно говорить о 30% горожан в системе монастырей. Дворянство, духовное сословие и все другие группы имели в этой сословной картине только единичные и десятые доли процентов. Что касается сословного состава настоятельниц, то здесь следует отметить особую выдающуюся роль дворянок в такой важный момент жизни любого монастыря, как период создания инфраструктуры, время его строительства. Здесь наблюдается их явное первенство. Но на более позднем этапе жизни монастыря, в силу малочисленности дворянок, на руководящие должности попадают представители других сословий. В Тамбовской епархии в конце XIX в. купечество и мещанство преобладало на настоятельских должностях, а целом по России (по данным П. Н. Зырянова) впереди шли представительницы крестьянства, потом мещанки и выходцы из духовного сословия. Важной категорией внутри монастыря были неуказные послушницы – самая массовая группа внутри монастыря. Неуказные послушницы являются индикатором, показывающим рост популярности в обществе конкретной обители и в целом монастырей. Мы имеем подробную статистическую картину по неуказным послушницам в Воронежской епархии, начиная с 1880 г. и заканчивая 1915 г. Небывалый всплеск активности наблюдался между 1896 и 1905 г. (очевидно, после 1903 г. – прославления прп. Серафима Саровского), когда число таких послушниц в Воронежском Покровском монастыре увеличилось сразу на 600–700 человек. В других – сельских монастырях Воронежской епархии также постоянно шло увеличение числа неуказных послушниц, но не в такой прогрессии.

Тот настрой, который монастыри получали еще в пору своего создания, когда они являлись общинами, когда делали первые шаги, во многом объясняет и их дальнейшую эволюцию, и особенности функционирования в пору расцвета. При том, что явно наблюдалось преобладание крестьянок на всех послушаниях, за исключением самых важных начальственных должностей в монастырях, дворянство продолжало играть заметную роль, его ресурс был явно необходим обителям, прежде всего, на настоятельских должностях, ведь настоятельство – это не только хорошая организация, но и наличие связей в административных кругах, это лучшее знание «общей ситуации», в силу тех же связей (письменных). Без дворян не работали бы школы, на это прямо указывают факты биографий многих известных настоятельниц, которые нам удалось просмотреть. Именно дворянки занимались школами в общинах, начиная с 1820-х гг. Рассмотренные модели говорят о существовании двух групп среди сельских обителей: в одних преобладала тенденция к церковным послушаниям, большое внимание уделялось чтению Псалтири и подготовке хорошего клироса при том, что ремесленно-рукодельная деятельность там была несложна и имела однообразный характер. Также в этих монастырях большое значение отводилось хозяйству. Все это говорит, скорее всего, о преобладании в этих обителях (Оржевская, Троекуровская) крестьянских настроений, крестьянского понимания монастырской жизни. В других сельских монастырях (Усманском Софийском и Тулиновском Софийском), небольших по масштабу, большое количество послушаний в сфере рукодельной, нет особого специфического внимания к церковному послушанию, акцент на профессиональные навыки представителей отдельных сословий: дворянства, купечества, мещанства. В городском же монастыре (Кирсановском) наблюдается явное преобладание ремесленной деятельности над всем остальным, а также, как и в случае с небольшими сельскими монастырями, уделено особое внимание профессионализму начальствующих должностей. Может быть, поэтому Кирсановский монастырь приглашал к себе не раз настоятельниц из других монастырей Тамбовской епархии.

В глазах насельниц монастырей их обитель выглядела как «Небесный Иерусалим», т. е. место, у которого есть уже все признаки Небесного града, известного по описанию в Откровении Иоанна Богослова. Этот второй план объясняется тем обстоятельством, что у монашествующих уже ясно проступает свое сознание, отличное от того, что они имели в миру: крестьянского, дворянского, купеческого и т. д. Они живут новым – монашеским сознанием. Благодаря послушанию и монастырю, как особой территории, ими созданной, сословность и вся прежняя их привязанность к месту, где они родились и воспитывались, переплавились в нечто иное, особое, и это особое и может быть обозначено как «монашеское».