Окамененное нечувствие

И знай в сердце твоем, что Господь, Бог твой, учит тебя, как человек учит сына своего. Итак, храни заповеди Господа, Бога твоего, ходя путями Его и боясь Его (Втор. 8, 5–6).

Берегись, чтобы ты не забыл Господа, Бога твоего, не соблюдая заповеди Его, и законов Его, и постановлений Его, которые сегодня заповедую тебе (Втор. 8, 11).

Когда будешь есть и насыщаться, и построишь хорошие дома, и будешь жить в них, и когда будет у тебя много крупного и мелкого скота, и будет много серебра и золота, и всего у тебя будет много, – то смотри, чтобы не надмилось сердце твое, и не забыл ты Господа, Бога твоего (Втор. 8, 12–14).

Если же ты забудешь Господа, Бога твоего, и пойдешь вслед богов других, и будешь служить им и поклоняться им, то свидетельствуюсь вам сегодня небом и землею, что вы погибнете; как народы, которые Господь Бог истребляет от лица вашего, так погибнете и вы за то, что не послушаете гласа Господа, Бога вашего (Втор. 8, 19–20).

И сказал мне Господь: Я говорил тебе один и другой раз: вижу Я народ сей, вот он народ жестоковыйный; не удерживай Меня и Я истреблю их, и изглажу имя их из поднебесной, а от тебя произведу народ, который будет больше, сильнее и многочисленнее их. Я обратился и пошел с горы, гора же горела огнем; две скрижали завета были в обеих руках моих; и видел я, что вы согрешили против Господа, Бога вашего, сделали себя литого тельца, скоро уклонились от пути, которого держаться заповедал вам Господь; и взял я обе скрижали, и бросил их из обеих рук своих, и разбил их пред глазами вашими. И вторично повергшись пред Господом, молился я, как прежде, сорок дней и сорок ночей, хлеба не ел и воды не пил, за все грехи ваши, которыми вы согрешили, сделав зло в очах Господа, Бога вашего, и раздражив Его; ибо я страшился гнева и ярости, которыми Господь прогневался на вас и хотел погубить вас. И послушал Господь меня и на сей раз (Втор. 8, 13–19).

И было слово Господне к Захарии: так говорил тогда Господь Саваоф: производите суд справедливый, и оказывайте милость и сострадание каждый брату своему; вдовы и сироты, пришельца и бедного не притесняйте и зла друг против друга не мыслите в сердце вашем. Но они не хотели внимать, отворотились от Меня, и уши свои отяготили, чтобы не слышать. И сердце свое окаменили, чтобы не слышать закона и слов, которые посылал Господь Саваоф Духом Своим через прежних пророков; зато и постиг их великий гнев Господа Саваофа. И было: как Он взывал, а они не слушали, так и они взывали, а Я не слушал, говорит Господь Саваоф (Зах. 7, 8–13).

И Он сказал мне: сын человеческий! Я посылаю тебя к сынам Израилевым, к людям непокорным, которые возмутились против Меня; они и отцы их изменники предо Мною до сего самого дня. И эти сыны с огрубелым лицом и жестоким сердцем: к ним Я посылаю тебя, и ты скажешь им: «так говорит Господь Бог!» Будут ли они слушать, или не будут, ибо они мятежный дом; но пусть знают, что был пророк среди них (Иез. 2, 3–5).

... а дом Израилев не захочет слушать тебя; ибо они не хотят слушать Меня, потому что весь дом Израилев с крепким лбом и жестоким сердцем (Иез. 2, 7).

Смиренномудрый и духовно действующий, читая Божественное Писание, все к себе будет относить, а не к другому (Св. Марк Подвижник).

Прот. Евгений (Попов) – Сей мертв бе, – сказано о блудном сыне (Лк. 15, 32). Омертвение этого рода есть невидимая, но несомненная смерть духа для всего божественного и священного; это холодность к вере, совершенное равнодушие к вечной участи своей. Как в наболевшем каком-либо члене тела уже не чувствуется боль, так и в душе не бывает сочувствия к духовному. Такое состояние не вдруг образуется, но бывает последствием продолжительной беспечности жизни: беспечной впрочем об одной душе, о Боге, о вечности, но может быть самой заботливой относительно житейского. Таким образом, в юношах омертвение души еще не бывает: в них легко пробудить сочувствие к христианской добродетели; в них скорее бывает легкость суждений, чем бесчувствие души. Последнее состояние свойственно людям пожилым и старым. Оно мирится и с мягкостью характера, и с приличной безукоризненной по наружности жизнью, – мирится с всяким званием, даже и духовным. Бывает временное нечувствие к духовному и божественному, например, хочет человек заняться чтением Евангелия, и на него нападает лень; встанет на молитву, и – торопится окончить свое моление; стоит на литургии, и – хочет чтобы служба скорее кончилась; такое охлаждение к духовным ощущениям еще нельзя считать омертвением души. Омертвение – повторяем – уже усвоенная душою холодность, постоянное качество души.

Приведем примеры. Человеку советуют, чтобы он веровал в Бога, чтобы молился и ходил в церковь, чтобы исповедывался и причащался. Он слушает вас, но будто совсем ничего не понимает, будто глух, он даже и не противоречит вам, даже не гневается. Если же он не в первый раз слышит чтение Евангелия, то и такие места евангельские, как учение о страшном суде, его не устрашают. Случается, что прослушает он историю страшного суда, и – начинает смеяться. Находя в себе пустоту, скучая, он живет вне себя, в вещах сотворенных. Поэтому силы его души обращены к греховному, земному или по меньшей мере, к суетному. Иногда же и все наскучивает ему. Но вот что всего достойнее сожаления: этот человек не видит своего состояния, не признает себя в какой-либо опасности, не беспокоится за свои грехи.

Один подвижник спрашивал опытного старца: «вот некоторые мирские люди и не постятся и не молятся, не ходят совсем в церковь, живут в грехах и страстях: между тем духом не тревожатся, не считают себя особенно грешными, будто они и не падают. А мы вот и постимся и молимся и стараемся угодить Богу другими подвигами: между тем все боимся, как бы не погибнуть, как бы не очутиться после смерти в вечном огне; все виним себя в падениях и называем себя недостойными и грешными. Что же это значит»? Старец отвечал: «Справедливо, что миряне, живущие так, уже и не падают; потому что они давно пали, и так пали, что ниже и некуда им пасть. Вместе с тем, и враг-дьявол не борется с ними, так как и они не вооружаются против него».

Нередко случается, что омертвевшие духом, но не явно порочные, и сами себя почитают и от других, которые подобны им, почитаются безгрешными. Один человек высокого чина и старых лет умирал от медленной болезни. Он отличался естественной добротой сердца, щедростью угощений и вообще щедрыми платами и вознаграждениями, но не был исполнительным христианином, в церковь, например, приходил лишь однажды в год. Врачи окружали его, и уже все предвидели его близкую кончину (болел он водянкой). Оставалось ему напутствоваться перед смертью. Но он сам не просил о напутствовании, а семейные не хотели обеспокоить его. Так без всякого напутствования он и умер. Но чем же успокаивали себя на этот раз его семейные? Говорили: «у него не было грехов; он был как младенец. Он не обижал никого...». Вот сочиненная для других и для себя безгрешность вследствие омертвения души! – Какое самообольщение! Какое опаснейшее состояние!

Св. Максим Исповедник – Человек, если будет держаться одного чувственного, свойственного телу, различия вещей по приятности и неприятности их; то, преступив Божественную заповедь, вкушает от древа познания добра и зла, одно умея хорошо различать, что служит к сохранению целости тела, и вследствие того приятное принимать, как доброе, а неприятного избегать, как злого. Если же он будет всецело держаться одного умного рассуждения, различающего временное от вечного, то сохранив Божественную заповедь, вкушает от древа жизни (т.е. премудрости, в уме созидающейся), одно умея различать, что служит ко спасению души, и вследствие того славу вечных благ принимать, как добро, а тленность благ временных отвергать, как зло.

Свт. Иоанн Златоуст – И ныне много подобных людей, которые снаружи украшены, а внутри исполнены всякого беззакония. И ныне о внешней чистоте прилагают много труда, много заботы, а о душевной нисколько. Но если бы кто раскрыл совесть каждого, то нашел бы множество червей, множество гноя и нестерпимое зловоние, – я разумею гнусные и злые пожелания, которые отвратительнее червей.

Когда мы, удостоенные быть храмом Бога, вдруг делаемся гробами, вмещающими в себе такое зловоние, это уже крайнее бедствие. Быть гробом тому, в ком жил Христос и действовал Дух Святой, в ком совершилось столько тайн, – какое в самом деле бедствие! Какого плача и рыдания достойно то, когда члены Христовы делаются гробом, исполненным нечистоты! Размысли, как родился ты, чего удостоился, какую получил одежду, как соделался храмом нетленным, прекрасным, украшенным не златом, или перлами, но Духом, что несравненно драгоценнее. Подумай, что в городе не держат ни одного гроба с покойником; поэтому и тебе нельзя явиться в град горний. Если это воспрещено здесь, то тем более там. Или лучше, и здесь над тобой стали бы все смеяться, если бы ты стал носить мертвого человека, и не только стали бы смеяться, но и избегать тебя. Так рассуждай и в настоящем случае. Ты представляешь гораздо ужаснейшее зрелище: ты носишь всюду душу, умершую от грехов, душу, преданную гниению. Кто пожалеет о таком человеке? Если ты не жалеешь о своей душе, то будет ли жалеть кто-либо другой о таком жестоком и пагубном враге самому себе?

Тех только одних не обличает совесть, которые или достигли верха добродетели, или пали в самую глубь зла (Авва Фалассий)

Свт. Иоанн Лествичник – Нечувствие, как телесное, так и душевное, есть омертвение чувства от долговременного недуга и нерадения.

Безболезненность есть обратившееся в природу нерадение, оцепенение мысли, порождение худых навыков. Это – отвержение страха Божия.

Бесчувственный есть безумный мудрец, учитель, осуждающий себя самого, слепец, учащий видеть; беседует о врачевании язвы, а между тем беспрестанно чешет и растравляет ее; жалуется на болезнь, и не отстает от вредных для него снедей; молится о своем избавлении от страсти, и тотчас исполняет ее на самом деле; за совершение ее гневается сам на себя, и не стыдится слов своих, окаянный.

«Худо я поступаю», вопиет, и усердно продолжает делать злое. О смерти любомудрствует, а живет как бессмертный. Вздыхает о разлучении души с телом, а сам пребывает в дремоте, как бы был вечный. О воздержании беседует, а стремится к объядению. Читает слово о последнем суде, и начинает смеяться. Читает слово против тщеславия, и самым чтением тщеславится. Говорит о бдении, и тотчас погружается в сон. Хвалит молитву, и бегает от нее, как от бича.

Ублажает молчание, но восхваляет его многословием. Воспрянув от греховного усыпления, воздыхает, но, покивав головой, снова предается страсти. Осуждает смех, и учит о плаче, смеясь. Сладострастно смотрит на лица, и между тем беседует о целомудрии. Пребывая в мире, хвалит безмолвствующих; а того не разумеет, что он этим посрамляет себя самого. Славит милостивых, а нищих поносит. Всегда сам себя обличает, а прийти в чувство не хочет.

Притча о винограднике

Был некоторый хозяин дома, который насадил виноградник, обнес его оградою, выкопал в нем точило, построил башню, и, отдав его виноградарям, отлучился. Когда же приблизилось время, он послал своих слуг к виноградарям взять свои плоды; виноградари, схвативши слуг его, иного прибили, иного убили, а иного побили камнями. Опять послал он других слуг, больше прежнего; и с ними поступили также. Наконец, послал он к ним своего сына, говоря: постыдятся сына моего. Но виноградари, увидев сына, сказали друг другу: это наследник; пойдем, убьем его, и завладеем наследством его. И, схвативши его, вывели вон из виноградника и убили. Итак, когда придет хозяин виноградника, что сделает он с этими виноградарями? Говорят, Ему: злодеев сих придаст злой смерти, а виноградник отдаст другим виноградарям, которые будут отдавать ему плоды во времена свои. Иисус говорит им: неужели вы никогда не читали в Писании: «камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла» (Мф. 21, 33–42)?

Свт. Иоанн Златоуст – Настоящею притчею Христос научает многому: что Бог с давних времен промышлял об иудеях; что они с самого начала склонны были к убийству; что приняты были всевозможные меры для их исправления; что даже по избиении ими пророков, Бог не отвратился от них, но еще послал к ним Сына; что и один и тот же есть Бог Нового и Ветхого Завета; что через смерть Христову совершено великое дело; что иудеи за крест Христов и за злодеяние свое понесут крайнее наказание; что будут призваны язычники, иудеи же отвержены.

Иудеи, при всем о них попечении, дали блудницам и мытарям опередить себя. Рассуди же, как велико было Божие попечение о них, и как непомерна их беспечность. Он сам сделал все, что надлежало делать земледельцам: обнес оградою, насадил виноградник, и все прочее, а им оставил немногое: заботиться о том, что уже есть, и сберегать порученное. Так, когда иудеи вышли из Египта, Бог дал им закон, дал им город, устроил жертвенник и храм воздвигнул. И отыде, – то есть долго терпел, не всегда наказывал тотчас по преступлении. Под отшествием разумеется великое Божие Долготерпение. И посла рабы своя, – то есть пророков, – прияти плоды, – то есть, повиновение, доказываемое делами. Но они и в этом случае показали свою злобу: не только после таких попечений о них не дали плода, что обнаруживало их недеятельность, но даже вознегодовали на пришедших. Если нечего было отдать, хотя были к тому обязаны, то им надлежало не досадовать и не негодовать, а умолять. Они же не только вознегодовали, но еще обагрили руки свои кровью и, сами заслуживая казни, предали казни посланных. Но почему Бог не тотчас послал Сына? Для того, чтобы они почувствовали, как несправедливо поступили с посланными рабами и, отложивши гнев, устыдились Его пришествия. Бог знал, что убьют и Сына; и однако послал. Словами же: Усрамятся Сына Моего указывает, что должны они были сделать, – потому что им должно было устыдиться. Если они уже были непризнательны к рабам, то по крайней мере должны были почтить достоинство Сына. Но как поступили они? В то время, как им должно было прийти и просить помилования в своих преступлениях, – они ведут себя по-прежнему, даже предпринимают новые злодеяния ужаснее прежних. На это и сам Христос указывает, говоря: исполните меру отец ваших (Мф, 23, 32). В том же обвиняли их прежде пророки. Но они не сделались благоразумнее, хотя и дана им была эта великая заповедь: не убиеши, а через нее велено было воздерживаться от многого другого. Но, несмотря и на все это, они не оставили своего злого навыка. Но что говорят они, увидев Сына? Приидите, убием Его. И изведше убиша (Лк, 20, 15). По свидетельству св. Луки, Христос сам объявил, что надлежало им за это претерпеть, а они сказали: да не будет, но Он привел свидетельство. Воззрев, – говорится, – на них, рече: что убо писанное сие: камень, его же небрегоша зиждущии, сей бысть во главу угла? И: всяк падый на нем сокрушится (Лк. 16, 18). Матфей же говорит, что иудеи сами произнесли приговор. Но в этом нет противоречия; и то, и другое было. Они произнесли на себя этот приговор, а потом, уразумев смысл притчи, сказали: да не будет! и Он возразил им словами пророка, уверяя, что это непременно сбудется. Впрочем, и в этом случае не указал им прямо на язычников, чтобы не раздражить их против Себя, но намекнул только, сказав: и виноград предаст иным (Лк. 20, 16). Без сомнения, Он и удовольствовался одной притчей, но привел еще два пророчества: одно Давидово, другое собственное Свое. Итак, что же должны были сделать иудеи, выслушав это? Не поклониться ли Господу? Не удивляться ли Божией о них попечительности, явленной как в древние времена, так и после этого? Если никакое благодеяние не могло их сделать лучшими, то по крайней мере не надлежало ли им вразумиться хотя страхом наказания? Но они не вразумились. Что же сделали они после этого? Слышавше, говорит евангелист, разумеша, яко о них глаголет. И ищуще Его яти, убояшася народа; понеже яко пророка Его имеяху (Мф. 21, 45–46). Но ни народ, ни слова Христа не вразумили иудеев; они не устыдились ни свидетельства пророков, ни собственного своего приговора, ни мнения народного. Так совершенно ослепило их любоначалие, тщеславие и привязанность к временному!

Царство небесное подобно человеку царю, который сделал брачный пир для сына своего и послал рабов своих звать званных на брачный пир; и не хотели прийти. Опять послал других рабов, сказав: скажите званным: «вот, я приготовил обед мой, тельцы мои и что откормлено, заколото, и все готово; приходите на брачный пир». Но они, пренебрегши то, пошли, кто на поле свое, а кто на торговлю свою; прочие же, схвативши рабов его, оскорбили и убили их (Мф. 22, 1–6), и прочее.

Свт. Иоанн Златоуст – Эта притча заключает в себе больше первой: она предвозвещает отпадение иудеев и призвание язычников и, кроме того, показывает правильный образ жизни, и то, какая казнь ожидает беспечных. Справедливо эта притча предлагается после предыдущей притчи. Сказав в предыдущей беседе: дастся языку, творящему плоды его (Мф. 21, 43), Христос показывает здесь, какому дастся языку; и не только это, но еще и то, что Он имел особенное попечение об иудеях. Там Он изображается призывающим прежде распятия Своего, а здесь – настоятельно привлекающим их к Себе и после распятия; и в то время как надлежало их наказать тягчайшим образом, он влечет их на брачный пир и удостаивает высочайшей чести. И заметь, как там прежде призывает не язычников, а иудеев, так и здесь. Но как там, когда иудеи не хотели принять Его, и даже пришедшего к ним, убили, Он отдал другим виноградник, так и здесь, когда они не хотели прийти на брачный пир, Он позвал других. Может ли что быть хуже такой непризнательности – быть званными на брачный пир, и не прийти? Кто не захочет пойти на брак, на брак царя, царя уготовляющего брак для сына? Ты спросишь: почему царствие небесное называется браком? Чтобы ты познал попечение Божие, любовь Его к нам, великолепие во всем, – познал то, что там ничего нет печального и прискорбного, но все исполнено духовной радости. Поэтому и Иоанн называет Его женихом (Ин. 3, 29); поэтому и Павел говорит: обручих бо вас единому мужу (2Кор. 11, 2); и еще: тайна сия велика есть, аз же глаголю во Христа и во церковь (Ефес. 5, 32). Почему же невеста обручается не Отцу, но Сыну? Потому, что если она обручается Сыну, то обручается и Отцу. В Писании то или другое полагается безразлично, по тождеству существа. Здесь Христос предвозвещает и о воскресении. Так как прежде Он говорил о смерти, то теперь показывает, что и после смерти будет брак, будет жених. Но и это не сделало иудеев лучшими, не смягчило их жестокого сердца.

И. Ильин – В этом мире все измеряется ценой денег: и любовь (проституция), и покаяние (индульгенция), и правосознание (наемные софисты, адвокаты и политики) и искусство (рынок эстрады и выставок), и свободное слово (продажная пресса). Здесь все решается мнением толпы, одобрением улицы: предрассудком, поговоркой, эфемерной репутацией, модой, массовым психозом, рекламой, пропагандой, фельетоном, карикатурой, большинством голосов. Здесь все направляется расчетом и тщеславием, которое связывает человека не с предметной субстанцией жизни, а со своим беспредметным отражением в чужих душах. Такая жизнь, взятая не из главного, родит светскую суету и мещанскую пошлость, – узкие воззрения, мелкие масштабы, ничтожные побуждения, море лжи и фальши, привычное лицемерие, продажность и разврат.

Смерть, взятая не из главного, вызывает мелкий страх о себе (мнительность, трусость, дезертирство, деморализацию, предательство) и корыстный расчет в отношении к другим (пресмыкательство перед наследователем, подделку завещания, мародерство на поле битвы, убийство). Счастье, взятое не из главного, ведет к пошлому самодовольству, пошлому наслажденчеству, пошлому эгоизму. Несчастье, взятое не из главного, вызывает пошлое малодушие, пошлое озлобление, ожесточение и ропот. Богатство ведет к глупой гордости, пошлой безответственности и еще более пошлой роскоши... Бедность – к запуганности, пресмыканию и зависти.

Человек, не умеющий отнестись к самому себе из главного, теряет чувство собственного духовного достоинства и перестает уважать самого себя. Человек, строящий свое отношение к другим не из главного, будет колебаться между унижением и гордыней, впадая то в пошлость «хамства», то в пошлость деспотизма (явления коррелятивные!), не уважая никого и не доверяя никому.

И если у такого человека проснется религиозная потребность, то она поведет к недуховной и противодуховной религиозности. Человек будет предаваться суевериям, всевозможным заговорам и наговорам, «чураниям», задабриванию богов, фетишизму, вере в талисманы, жадному выпрашиванию. Эта религиозность будет питаться корыстью и страхом; она будет наполнена сделками с собой и с мнимыми богами, лицемерными обманами и черствой сентиментальностью.

Восприятие не по-главному вырождает религиозность человека: оно делает религию просто неосуществимой и невозможной, ибо легкое и фривольное отношение к священному разрушает самую сущность духовности. Религия никогда не возникала из легкого скольжения по поверхности предметов, из безответственного прожигания жизни, из «опустяшнения» ее содержания.

Естественно и неизбежно, что там, где исключены высокие интересы, там мелкие обращаются в крупные, и где нет предметных – царят беспредметные. И вот, именно сосредоточенность на своем личном, взятом не из главного, но превращенном в главное и не возводящем душу к главному (к Богу!), составляет сущность религиозно-мертвящего себялюбия, того пошлого эгоизма, от которого вырождаются люди и гибнут общества. Черствый эгоизм не просто нравственно- предосудителен и жизненно-скуден; он духовно-разрушителен.

И. Ильин – Религиозно-спящая душа увлечена своими сонными содержаниями. Такой человек, если он духовно проснется и протрет себе глаза, – верно отличит Божественное от небожественного. Но одержимый земным и слишком человеческим сном, он погружен в иное. Он не интересуется священным, не любит его; оно ему не важно, не существенно, не дорого. И самой духовной способностью своей он пренебрегает, не укрепляет ее и не живет ею. Он не умножает в себе этих содержаний, не строит ими ни себя, ни свою жизнь, ни культуру своего народа.

Божии лучи касаются его души, и душа его, может быть, даже отзывается на них; но отзывается слабо, пассивно, мимолетно, почти безразлично. Такой человек не берет того, что ему щедро дается свыше; и уж совсем не думает об отыскании, добывании и приобретении духовных благ. Бывает так, что в глубине его существа чуть брезжит потребность в духовном и священном, так что душа его что-то «зачерпывает» и опять теряет. Но это только происходит в ней; это не она сама. Душа не жаждет Божиих лучей. Их появление не радует ее; утрата их может пройти незамеченной; отлучение от них не испытывается как угроза и беда. Ни для этих состояний, ни из этих содержаний душа не делает ничего. Получив, она не берет; взяв, она не принимает; приняв, не наполняется и не усваивает.

У такого человека все основные акты духа оказываются подавленными и устраненными силой личного быта. Они еле-еле осуществляются – беспомощно, неверно, вяло, нерешительно. Они не только не возводят душу к Богу и не образуют центр ее бытия, но почти не замечаются ею; и в лучшем случае они или раздражают ее бесплодным уроком (совесть! правосознание! патриотизм!), или же служат ей орудием для недуховных целей, – для тщеславия и обогащения, или для политической карьеры.

Можно было бы сказать, что у такого человека все духовные силы – чувство, воображение, воля, мысль, ощущение, – спят в обращении к религиозному предмету: творческое ядро личности занято другим и не отзывается на Божии лучи. Религиозно говоря, такой душе будут доступны страхи, суеверия, депрессивные состояния и любопытство; но путь к Божественному не знаком ей; и что такое сущая религиозность, она не знает. Нужна катастрофа, чтобы в ней переместился центр тяжести и возникла религиозная интенция; и это будет означать, что она вышла из духовно-религиозного сна.

Религиозный индифферент такого склада есть существо религиозно-апатичное. Отсюда его неумение отличить священное, воспринять его надлежащим образом и включить его в свою жизнь. У него нет духовной воли. Он не способен выработать в себе духовно- религиозный характер. Ему всю жизнь некогда, он все «не знает, как»; и нет стимула побороть свою лень и слабость. Но это объясняется именно тем, что душа его, одержимая духовным сном, прилежит к небожественному, для которого есть и время, и умение, и бодрость, и настойчивость. Пафос его в другом; он верит в другое, и по этому другому разбросалась, с ним срослась его бездуховная и безрелигиозная жизнь.

Св. Макарий Великий – Человек был в чести и чистоте, был владыкой всего, начиная от неба и до дольнего, умел различать страсти, чужд был демонам, чист от греха, – Божиим был подобием.

Но это обилие благодати не имело ничего приневоливающего. Человек был свободен быть с Богом и благодатию, или отделиться от них. Он отделился и пал, как пали и духи.

Адам, преступив заповедь Божию и послушав лукавого змия, продал и уступил себя в собственность дьяволу, и в душу – эту прекрасную тварь, – облекся лукавый. Душа называется телом лукавой тьмы, пока в ней пребывает духовная тьма.

Лукавый князь – царство тьмы -вначале пленив человека, так обложил и облек душу властью тьмы, как облекают человека, чтобы соделать его царем и дать ему все царские одеяния, и чтобы от головы до ногтей носил он на себе все царское. Так лукавый князь облек душу грехом, все естество ее, и всю ее осквернил, всю пленил в царство свое, не оставил в ней свободным от своей власти ни одного члена. Как в теле (при болезни) страждет не один его член, но все оно всецело подвержено страданиям: так и душа вся пострадала от немощей порока и греха, и тело соделалось страждущим и тленным.

Того и домогался враг, чтобы Адамовым преступлением уязвить и омрачить внутреннего человека, владычественный ум, зрящий Бога. И очи его, когда недоступны им стали небесные блага, прозрели уже для пороков и страстей.

Оковами тьмы связывают падшую душу духи злобы; почему не может она ни, сколько желает, любить Господа, ни, сколько желает, веровать, ни, сколько желает, молиться, потому что со времени преступления первого человека, противление и явно и тайно во всем овладело нами.

Когда пал Адам и умер для Бога, сожалел о нем Творец; Ангелы все силы, небеса, земля, все твари оплакивали смерть и падение его. Ибо твари видели, что данный им в царя стал рабом сопротивной и лукавой тьмы.

Св. Макарий Великий – Вследствие падения, вся тварь и весь род человеческий подвергся тиранству врага и страстей.

Представь себе царя, у которого есть достояние, и подвластные ему служители готовы к услугам; и случилось, что взяли и отвели его в плен враги. Служителям и приставникам его также необходимо следовать за ним. Так и Адам чистым создан от Бога на служение Ему, и в услугу Адаму даны твари сии, потому что поставлен он господином и царем всех тварей. Но как только нашло к нему доступ и побеседовало с ним лукавое слово, – Адам сначала принял его внешним слухом, потом проникло оно в сердце его и объяло все его существо. И таким образом, по его пленении, пленена уже с ним вместе служащая и покорствующая ему тварь, потому что через него воцарилась смерть над всякой душой, и вследствие его преслушания, так изгладила весь Адамов образ, что люди изменились и дошли до поклонения демонам. Ибо вот и плоды земные, прекрасно созданные Богом, приносятся демонам. На алтари их возлагают хлеб, вино и елей и животных. Даже сыновей и дочерей своих приносили в жертву демонам.

Св. Макарий Великий – Лазарь, которого воскресил Господь, этот Лазарь, исполненный великого зловония, так что никто не мог приблизиться к гробу его, был образом Адама, принявшего в душу свою великое зловоние и наполнившегося чернотой и тьмой. Но ты, когда слышишь об Адаме, об изъязвленном разбойниками и о Лазаре, не дозволяй как бы по горам блуждать уму твоему, но заключись внутри души своей, потому что и ты носишь те же язвы, то же зловоние, ту же тьму. Все мы сыны этого омраченного рода, все причастны того же зловония. Какою немощью пострадал Адам, тою же пострадали и все мы, происходящие от Адамова семени. Ибо такая же немощь, как говорит Исайя, постигла и нас: ни струп, ни язва, ни рана палящаяся; несть пластыря приложити, ниже елея, ниже обязания сотворити (Ис. 1, 6). Такой неисцелимой язвою уязвлены и мы.

Св. Макарий Великий – Как во Египте, в продолжение трехдневной тьмы, сын не видал отца, брат брата, друг – искреннего друга, потому что покрывала их тьма, так и после того, как Адам преступил заповедь, ниспал из прежней славы и подчинился духу мира, и покрывало тьмы снизошло на душу его, – от него и до последнего Адама – Господа – не видал человек истинного Небесного Отца, благосердной и доброй матери – благодати Духа, сладчайшего и вожделенного брата – Господа, друзей и искренних своих – святых Ангелов, с которыми некогда радостно ликовал и праздновал. И не только до последнего Адама, даже и ныне, для кого не воссияло солнце правды – Христос, у кого не отверзлись душевные очи, просвещенные истинным светом, – все те покрыты тою же тьмой греха, имеют в себе то же действие сластолюбия, подлежат тому же наказанию, и нет у них очей, которыми бы могли видеть Отца.

Определение, изреченное Создателем Каину явно: стеня и трясыйся, в тревоге, будеши на земле (Быт. 4, 12), служит в тайне образом и подобием для всех грешников.

Св. Макарий Великий – Люди приводятся в колебание непостоянными помыслами боязни, страха, всякого смущения, пожеланиями, многообразными всякого рода удовольствиями. Князь мира сего волнует всякую душу, не рожденную от Бога и, подобно пшенице, непрестанно вращающейся в решете, разнообразно волнует человеческие помыслы, и уловляет мирскими обольщениями, плотскими удовольствиями, страхованиями, смущениями.

Видимый мир, от царей и до нищих, весь в смятении, в борьбе, и никто из них не знает тому причины, то есть этого явного зла, происшедшего вследствие Адамова преступления, – этого жала смерти, потому что этот грех, как разумная некая сила и сущность сатаны, посеял всякое зло: он тайно действует на внутреннего человека и на ум, и борется с ним помыслами; люди же не знают, что делают это побуждаемые чуждою некоею силою; напротив того, думают, что это естественно, и что делают это по собственному своему рассуждению. Но в самом уме имеющие мир Христов и озарение Христово знают, откуда воздвигается все это.

Сколько появлялось царей из Адамова рода, которые овладевали всею землею, и много думали о царском своем владычестве! И ни один при таком довольстве не мог познать того повреждения, какое преступлением первого человека произведено в душе, и омрачило ее, почему не познает она происшедшей в ней перемены, а именно, что ум теперь за падение свое облечен стыдом, и по ослеплении очей сердечных, не видит той славы, какую до преступления видел отец наш Адам.

Были праздные мудрецы в мире: одни из них показали свое превосходство в любомудрии, другие удивляли упражнением в софистике, иные показали силу в витийстве.

Были и разные художники, упражнявшиеся в мирских искусствах... И все они, обладаемые поселившимся внутри их змием и не сознавая живущего в них греха, сделались пленниками и рабами лукавой силы и никакой не получили пользы от своего знания и искусства.

Св. Макарий Великий – Но и после преступления осталось ведение. Осязательно это видно в действиях совести. Когда разбойника начинают судить, князь спрашивает его: когда делал ты зло, разве не знал, что будешь пойман и предан смерти? И разбойник не осмелится сказать, что не знал: потому что было ему это известно. И блудник не знает разве, что делает худо? – Так люди и без Писания, по естественному смыслу, не знают разве, что есть Бог?

Осталась в человеке свобода, какую Бог дал ему в начале. Как совершенный не привязан к добру какой-либо необходимостью, так не привязан и ко злу погрязший в грехе и делающий себя сосудом дьявола.

Ты свободен; и если не хочешь погибнуть, то знай, что природа твоя удобоизменяема. Кто хочет, тот и покорствует Богу, и идет путем правды, и владеет пожеланиями, потому что ум сей есть противоборник и твердым помыслом может победить порочные стремления и гнусные пожелания.

Напрасно, однако, думают собственной своей свободой устранить от себя поводы ко греху. Свобода, возможная для человека, простирается на то, чтобы противиться дьяволу, а не на то, чтобы непременно иметь и власть над страстями. Ибо сказано: аще не Господь созиждет дом и сохранит град, всуе бде стрегий и трудится зиждущий (Пс. 126, 1).

В нас действует зло со всей силой и ощутительностью, внушая все нечистые пожелания. Однако же оно существует в нас не так, как смешано вино с водой, но как на одном поле растут и пшеница сама по себе, и плевелы сами по себе.

Так и грех примешался к душе; но и у греха и у души своя особая природа.

Источник изливает чистую воду; но на дне его лежит тина. Если возмутит кто тину, – весь источник делается мутным. Так и душа, когда бывает возмущена, срастворяется с пороком. И сатана чем-то одним делается с душой; оба духа во время блуда или убийства составляют что-то одно. Посему то прилепляяйся сквернодейце едино тело есть с любодейцею (1Кор. 6, 16). В иное же время, самостоятельная душа действует сама по себе, и раскаивается в своих поступках, плачет, молится и приводит себе на память Бога.

Св. Максим Исповедник – Бог, как написано, есть солнце правды (Мал. 4, 2), всех равно осеняющее лучами благости Своей. Душа же, по настроению своему, обыкновенно бывает или воском, как Боголюбивая, или грязью, как веществолюбивая. Как грязь по естеству своему солнцем иссушается, а воск естественно им умягчается: так и всякая душа веществолюбивая и миролюбивая, приемля от Бога внушения вразумительные и по настроению своему отвергая их, жестеет, как грязь, и сама себя, подобно Фараону, ввергает в пагубу; всякая же Боголюбивая душа при этом умягчается, как воск, и, воспринимая отпечатки образов Божественных вещей, делается в духе жилищем Бога.

Свт. Филарет Митр. Московский – Сердца чувствительного и любящего не браню, ибо лучше ли холодное или каменное? Каменное надо разбить, холодное согреть, чувствительное и любящее надобно возвысить от любви естественной к духовной. Для сего последнего путь одинокий есть, благий путь Провидения, чтобы оно, погрузясь в связи семейные, не погрязло совсем в одной естественной любви. И детство сердца не во всех отношениях страшная вещь. Господь велит быть детьми. Апостол толкует: Не дети бывайте умы, но злобою младенствуйте. Следовательно, будьте незлобивы, как дети, будьте добры, как дети, будьте простодушно любящи, как дети. Не надобно жаловаться на то, что Бог дал в природе, но надо возвышать оное к благодати, и будет все благо.

«Се стою при дверях и толку: аще кто услышит глас Мой, и отверзит двери, вниду к нему» (Апок. 3, 20).

Св. Макарий Великий – После того, как от Адама стал царствовать грех, то, умилосердившись, пришел Агнец Божий, чтобы собственною Своею силою взять грехи мира, связав прежде крепкого, и потом расхитив собранные им в добычу сосуды, по сказанному: пленил ecu плен (Пс. 67, 19).

В Законе предписано было жрецу взять двух голубей: одного заклать, а живого окропить его кровью и пустить летать на свободе. Это действие было образом и сенью истины. Ибо Христос заклан, и кровь Его, окропившая нас, соделала окрыленными, потому что дала нам крыла Святого Духа невозбранно воспарять в воздухе Божества.

Собственные от земли взятые врачества, то есть свои только дела правды, не могли уврачевать и исцелить душу от такой невидимой язвы; только силой небесного и Божеского естества, даром Духа Святого – сим одним врачеством мог человек получить исцеление и достигнуть жизни, по очищении сердца Духом Святым.

Господь наш Иисус Христос, восприняв на Себя попечение о спасении человека, совершил все домостроительство, и с самого начала прилагал попечение через Отцов, Патриархов, через Закон и Пророков; а напоследок пришедши Сам и пренебрегши крестный позор, претерпел смерть. И весь труд Его был для того, чтобы от Себя – от естества Своего, породить чад Духом, благоволив, чтобы рождались они свыше от Божества Его. И как земные отцы печалятся, если не рождают, так и Господь, возлюбив род человеческий, как собственный Свой образ, восхотел породить их от Своего Божественного семени. И если иные не хотят принять такое рождение и быть рожденными от чресл Духа Божия, то великая печаль Христу, за них страдавшему и терпевшему, чтобы спасти их.

Земледелец всюду бросает семена и желает, чтобы все они принесли плод; а потом приходит с серпом, и огорчается, если не находит плода. Так и Господь хочет, чтобы слово Его посеяно было в сердцах человеческих и скорбит о скудном и не приносящем плода сердце.

Св. Макарий Великий – Господь непрестанно ударяет в двери сердец наших, чтобы отверзли мы Ему, и Он вошел и почил в душах наших, и сотворил обитель у нас. Ибо говорит: се стою при дверях и толку: аще кто услышит глас Мой, и отверзет двери, вниду к нему (Апок. 3, 20). Для того Он благоволил много пострадать, чтобы пришедши к душе нашей, сотворить в ней обитель. Ибо и пища, и питье, и одежда, и покров, и упокоение Его – в душах наших. Поэтому непрестанно ударяет в дверь, желая войти к нам. Примем же Его и введем внутрь себя; потому что и для нас Он есть и пища, и питье, и жизнь вечная. И всякая душа, которая не приняла Его в себя и не упокоила Его в себе ныне, или лучше сказать, сама не упокоилась в Нем, не имеет наследия со Святыми в царстве небесном, и не может войти в небесный град. Ты Сам, Господи Иисусе Христе, введи нас в оный!

Свт. Марк Подвижник – Сластолюбивое (одних приятностей ищущее) сердце во время исхода бывает темницей и узами для души; а трудолюбивое (любящее себя утруждать наперекор себе, Господа ради) есть от- верзтая дверь в другую жизнь.

Св. Макарий Великий – Человек по природе имеет предначинание, и его-то и взыскует Бог. И поэтому повелевает, чтобы человек сперва понял, поняв, возлюбил и изъявил свою волю. А чтобы мысль привести в действие, или перенести труд, или совершить дело, – это дает благодать Господня возжелавшему и уверовавшему. Воля человеческая есть как бы существенное условие. Если нет воли, – сам Бог ничего не делает, хотя и может по свободе Своей.

Как слепой, если бы не возопил, и кровоточивая, если бы не пришла к Господу, не получили бы исцеления: так, если кто не приступит к Господу по собственной воле и не будет умолять Его с несомненностью веры, то не получит он исцеления. Ибо почему они тотчас были исцелены, а мы еще не уврачевались от тайных страстей? За неверие наше, за то, что не любим Его от всего сердца и не веруем в Него искренно.

Господь милосердствует и долго терпит, ожидая нашего обращения. Мы только отрезвимся, приобретя благую мысль, взыскав Его помощи, а Он готов спасти нас.

Св. Марк Подвижник – Как делами и словами обнаруживается мысль, так и сердечными действиями (к чему влечет, в чем вкус находит) предуказывается будущее воздаяние.

Св. Макарий Великий – Господь вразумляет душу невидимо, иногда обращает несчастьями, иногда непосредственным воздействием Своим, как на Апостола Павла, но основной глашатай к обращению есть слово Божие.

Когда по домостроительству Божию бываешь в скорбях, в страданиях, в язвах, тогда что почитаешь для себя противным, то это самое служит к пользе души твоей.

Как был уловлен Богом св. Павел? Как мятежник, захватив кого-нибудь в плен, уводит к себе, а потом сам уловляется истинным царем, так и Павел, когда действовал в нем мятежный дух греха, гнал и расхищал Церковь; но поскольку делал это по неведению, не из противления Богу, но как бы подвизаясь за истину, то и не презрел, но уловил его Господь. Небесный и истинный Царь, неизреченно облистав его, сподобил слышать Свой глас и, ударив в лицо, как раба, даровал ему свободу.

Как царь, написав послания к тем, кому хочет дать грамоты и дары свои, дает всем знать: «старайтесь скорее прийти ко мне и получить от меня царские дары». И если не придут и не получат, то не принесет им пользы чтение посланий, скорее же сделаются они повинными смерти за то, что не захотели прийти и из царских рук сподобиться чести: так и Божественные Писания Царь-Бог, как послания, предложил людям, объявляя ими, чтобы взывавшие к Богу и уверовавшие просили и получили небесный дар от Ипостаси Божества Его. Ибо написано: да будем Божественного причастницы естества (2Петр. 1, 4). Если же человек не приходит, не просит, не приемлет, то не будет ему пользы от чтения Писаний, а напротив того, будет он повинным смерти за то, что не восхотел от Небесного Царя принять дар жизни.

Св. Марк Подвижник – Призывай Бога, чтобы Он отверз очи сердца твоего, и ты увидел пользу молитвы, и чтения, опытно уразумеваемого.

Св. Макарий Великий – Человек не сразу, как услышит Божие слово, делается уже достойным благой части.

Слушающий слово, приходит в сокрушение, и потом начинает упражняться и поучаться в брани, и после долгого состязания и борения, одерживает победу и делается христианином (решается быть строгим последователем Христовым).

Христианство не есть что-нибудь маловажное; оно – великая тайна. Познай же свое благородство, а именно, что призван ты в царское достоинство, что ты – род избран и язык свят (1Петр. 2, 9). Тайна христианства необычайна для мира сего. Видимая слава и богатство царя суть нечто земное, тленное, преходящее; а то царство и то богатство Божественны, небесны, славны, никогда не проходят, никогда не прекращаются.

Велики и неизреченны обетования христианам, и в такой мере велики, что с верой и богатством одной души не идут даже в сравнение вся слава и красота неба и земли.

Что значат слова: их же око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящим Его (1 Кор, 2, 9)? В оное время великие праведники, цари и пророки знали, что придет Избавитель; но не знали, и не слыхали, и на сердце им не всходило, что Он пострадает и будет распят, что прольется кровь на кресте, что будет крещение огнем и Святым Духом, что в церкви будут приносимы хлеб и вино, вместооб- разные Его плоти и крови, что причащающиеся видимого хлеба духовно будут вкушать плоть Господню, что Апостолы и христиане примут Утешителя и облекутся силой свыше, сподобятся единения с Духом Святым.

Как круг солнечный находится на небе, свет же и лучи его нисходят на землю, и вся сила света и блистательность его стремится к земле, так и Господь, сидит одесную Отца, превыше всякого начала и власти, но око Его устремлено на сердца людей, пребывающих на земле, чтобы ожидающих от Него помощи вознести туда, где Сам пребывает. Ибо говорит: идеже есмь Аз, ту и слуга Мой будет (Ин. 12, 26).

Св. Макарий Великий – Бог, сотворив тело само по себе нагим, устроил, что все необходимое для жизни заимствует оно совне, и невозможно телу жить без того, что вне его существует, то есть без пищи, без питья, без одежд. Таким же образом и душа, не имеющая в себе Божия света, сотворенная же по образу Божию (ибо так домостроительствовал и благоволил Бог, чтобы имела она вечную жизнь), не из собственного своего естества, но от Божества Его, от собственного Духа Его, от собственного света Его восприемлет духовную пищу, и духовное питье, и небесные одеяния, что и составляет истинную жизнь души.

Горе душе, если останавливается она на своей только природе, не имея общения с Божественным Духом; потому что умирает, не сподобившись вечной Божественной жизни. Как печалятся о больных, когда тело их не может уже принимать пищи, и плачут о них все близкие, так Бог и святые Ангелы достойными слез признают те души, которые не вкушают небесной пищи Духа и не живут в нетлении.

Св. Макарий Великий – Как дом, в котором присутствует сам владетель, бывает полон всякого убранства, красоты и благолепия, так и душа, которая у себя имеет Владыку своего, и в которой пребывает Он, исполняется всякой красоты и благолепия; потому что Господь с духовными Его сокровищами есть обитатель ее и браздодержец.

Свт. Филарет Митр. Московский – Радость земная проницается печалью, потому что душа сокровенно чувствует неудовлетворительность земного и потребности лучшего. Печаль о Господе проницается радостью, потому что душа предчувствует то, что сказано апостолом: Печаль яжв по Бозе, спасение соделовает. Да взыщем радости, в которой бы не скрывалось жало печали. Да не страшимся и печали, которая в радость будет.

Св. Макарий Великий – Очень немного таких, которые с добрым началом соединили добрый конец, дошли до цели, имеют единую любовь к Единому Богу и от всего отрешились. И многие приходят в умиление, многие делаются причастниками небесной благодати, уязвляются небесной любовью; но, не выдержав встретившихся на пути различных препятствий, подвигов, трудов и искушений от лукавого, остались в мире и погрязли в глубине его.

Иногда хорошие, по-видимому, начинания приводятся в исполнение ради славы и людской похвалы; а это пред Богом равно неправде. Ибо сказано: Бог рассыпа кости человекоугодников (Пс. 52, 6).

Что возлюбил человек в мире, то и обременяет ум его, овладевает им и не позволяет собраться с силами.

Плывут иные морем, и застигнуты сильным волнением; один, раздевшись донага, бросается в воду с намерением спасти только себя; и вот он, гонимый волнами, и ничем несвязанный, кроме заботы о душе своей, плавая поверх волн, вышел из горького моря, а другой, вознамерившись спасти нечто из одежд своих, подумал, что и с ними, если возьмет их с собой, можно плыть и выйти из моря, но взятые им одежды обременили его и потопили в глубине морской, и вот, ради малой корысти, не позаботившись о душе своей, погиб он.

Св. Марк Подвижник – Мысленно показывай себя Владыке: человек бо на лице зрит, Бог же на сердце (1Цар. 16, 7).

Зло (грех) в помыслах обращаемое (с услаждением) огрубляет сердце (окаменяет), а воздержание с надеждой, истребляя зло, умягчают сердце.

Свт. Игнатий (Брянчанинов) – Все дары Бога человеку достойны уважения. Дар слова несомненно принадлежит к величайшим дарам. Им уподобляется человек Богу, имеющему Свое Слово. Слово человеческое, подобно Слову Божию, постоянно пребывает при отце своем и в отце своем – уме, будучи с ним едино и вместе отделяясь от него неотдельно. Слово человеческое ведомо одному уму, из которого оно постоянно рождается и тем выражает существование ума. Существование ума без слова и слова без ума мы не можем представить себе. Когда ум захочет сообщиться уму ближних, он употребляет для этого свое слово. Слово, что-бы приобрести способность общения, облекается в звуки или буквы. Тогда невещественное слово делается как бы вещественным, пребывая в сущности своей неизменным.

И Слово Божие, чтобы вступить в общение с человеками и спасти их, вочеловечилось. При основательном взгляде на слово человеческое делается понятна и причина строгого приговора Господня, которым определено и возвещено, что человеки дадут отчет в каждом праздном слове. Божественная цель слова в писателях, во всех учителях, а паче в пастырях – наставление и спасение чело- веков. Какой же страшный ответ дадут те, которые обратили средство назидания и спасения в средство развращения и погубления! Святой Григорий Богослов писал стихами с возвышенной, глубоко благочестивой целью: доставить Христианскому юношеству чтение и образцы в поэзии, сделать для них ненужным изучение языческих поэтов, дышащих сладострастием и прочими страстями, дышащих богохульством.

Каждое слово, сказанное и написанное в духе мира сего, кладет на душу печать свою, которою запечатлевается усвоение души миродержцу. Необходимо в таких словах, исторгнутых увлечением и неведением, покаяние. Необходимо установить в сердце залог верности Христу, а отпадения сердца от верности, по немощи нашей, врачевать немедленно покаянием, и устранением от себя действий, внушенных неверностью, соделанных под влиянием духа и духов, нам льстящих и вместе жаждущих погибели нашей.

И. Ильин – Обычно человек живет непрерывно текущим потоком состояний. Но всякое событие душевной жизни, всякое потрясающее чувство, всякая захватывающая фантазия, всякая сосредоточенная мысль, всякое волевое решение, всякое острое ощущение (ослепляющий луч света, удар грома, прикосновение к чему-нибудь неприятному) – выделяется из этого потока, как остров на реке, – выделяется и по своему содержанию, и по своему акту. Такие события можно вызывать в себе. И вот духовная жизнь человека состоит именно в том, что он не плывет в мутном потоке случайных содержаний и поверхностных состояний, а выбирает свои содержания и посвящает им свои акты. Он организует свою жизнь для того, чтобы заполнять ее духовно-значительными содержаниями и вызывать в себе духовно-значительные акты. А так как религия принадлежит к духовно-значительным сферам жизни, то религиозному человеку естественно жить духовными актами по преимуществу.

Таков каждый помысел о Боге; о мире в Его лучах; о других людях, как Его созданиях; и о себе самом в Его свете. Такова каждая молитва; таков акт покаяния;

таково совершение таинств; таково каждое религиозно-обоснованное решение воли; но таково же и каждое грехопадение, почувствованное и осознанное как религиозное событие жизни.

Напротив, религиозное содержание – не есть душевное состояние; оно не слагается из душевных функций; оно не есть личное переживание и не подлежит законам психологии и физиологии; оно не есть проявление душевной силы. Это есть то, что взято и принято религиозной душой (например, Его воображенная красота; Его пугающая и опасная сверхсила; Его воспринятая благость). Это есть то, о чем человек молится, за что и как он благодарит Бога; это его осужденные им и облитые слезами грехи; это то, что решила его воля, что он жертвует в своем приношении; это пропетое им славословие; это оформленный догмат.

Религиозное содержание переживается всегда лично; но пережитое лично, оно может быть доступно и другим. Если оно взято любовью, то оно узрено актом сердца; если оно воображено актом воображения, то оно есть образ и стоит в сцеплениях образов; если оно помыслено (догмат), то оно взято актом мысли и подлежит законам логики; если это словесный гимн или икона, то она подлежит художественному рассмотрению; если оно взято волей, то оно находится в ряду целей и средств и подлежит совестному и целевому рассмотрению и т.д. Но все это только основа и начало.

И. Ильин – Искать Бога значит искать Его непосредственного восприятия. Мириться со своей заграж- денностью значит не иметь духовной потребности в общении с самим Богом. Ибо тот, кто не имеет непосредственного видения, тот совсем не видит Предмета, а видит лишь Его (может быть, искаженные) отражения в чужих душах, и притом так, что эти отражения в лучшем случае загораживают ему Бога, а в худшем случае заменяют Его ему. Из этого возникает и упрочивается неверная направленность религиозного чувствилища, направленность не к Богу, что единственно желанно и спасительно, а к другим людям, что ведет к земным осложнениям, недоразумениям, искажениям и соблазнам. Человек, привыкший к загражденности, лишает себя лучшего, что есть на свете: непосредственного общения с Богом. Он приучается спрашивать у людей, а не вопрошать Бога; – подражать людям, а не стремиться к Богу; – доверять человеческим словам, а не вверять себя Богу; – покоряться человеческим предписаниям, а не отдавать свою волю Всеблагому; – надеяться на человека, а не на Бога. В конце концов он может настолько привыкнуть к людям и отвыкнуть от Бога, что не сможет ничего без обращения к человеческой призме чужого восприятия, толкования и приказания...

Призма чужой души, сколь бы чиста и гениальна ни была сама душа, остается субъективной и ограниченной; она неминуемо преломит и разложит Божии лучи и передаст их другому не в подлинном и цельном, а в преломленном и разложенном виде. Тот, кто удовлетворяется этим, тот заранее мирится с тем, что останется отлученным от Бога, что не увидит Его «по-своему», глубиной своего собственного обнаженного сердечного чувствилища, что не воспримет лучей Солнца ни больше, ни лучше своего заградителя: вершина его достижения – это «копия с человеческой копии». Это не означает, что всякое копирование бесцельно и вредно; но это означает, что настоящий религиозный опыт начинается именно там, где кончается копирование.

И. Ильин – Интерес религиозного человека с самого начала прилепляется к духовно-лучшему, к качественному преимуществу, к Совершенному. Душа с проснувшимся и открытым оком духа пленяется всяким Божиим лучом, который коснется ее. До того, как она осознает в себе духовную потребность и способность; задолго до того, как она научится сосредоточивать на переживании Божественного свои внутренние силы, – она непроизвольно «повертывает голову» туда, где скрыта искра Божия, и не хочет от нее оторваться, умиляясь и радуясь. Всякое проявление истинной доброты, всякий героический поступок; музыка благодарения и хвалы; сад на заре, орошенный утренней росой; облака в закатных огнях; дивная бабочка; доверчиво показывающая тайну своих крыльев; благоухающий цветок; черное небо в звездах; пылинки, золотящиеся в солнечном луче, – всякое явление богоданной красоты, доброты, любви, гармонии и силы уже говорит ее сокровенному оку. Она чутка к Божиим лучам, отзывчива; она «звучит», как верно натянутая струна. Иногда она чует приближение Божие, как бы издали и заранее предвкушает близкую и чистую радость; тогда она сосредоточивается, не отрывает от Него взора и как бы провожает Его глазами.

Религиозную душу характеризует некая повышенная ранимость Совершенством. Восприятие Божиих лучей, общение с ними – она испытывает, как лично для нее необходимое, существенное, главное; ее интерес приковывается к ним так, как если бы ее влек к ним инстинкт самосохранения. На самом деле это так и есть, ибо у религиозной души дух владеет инстинктом из глубины и самосохранение ее есть дело его духовного питания.

Эта черта может быть присуща душе с детства; но она может обнаружиться с определенностью гораздо позднее, иногда после очистительной телесной болезни, иногда после какой-нибудь личной катастрофы. Жития христианских святых знают об этом хорошо. С раннего детства эта черта бывает присуща человеку как истинный дар Благодати, как гениальная способность, как естественная духовная сила; но она может быть пробуждена воспитанием и укреплена упражнением.

Эта способность приводит Сергия Радонежского к подвижнической государственности, Серафима Саровского к лучащейся благостной любви, Варсануфия Египтянина – к сорокалетнему незримому уединению в поисках истинного метода, о коем он затем начинает диктовать незабвенные слова своему ученику Иоанну.

Религиозность есть духовная интенсивность. Это не апатия, а пафос, который не терпит никакой аффектации и может оставаться едва заметным извне. Это не сон духа, а бодрствование, которое может не прерываться даже и в самых обыденных условиях жизни; это не теплота, а огонь, который не прекращается и в тихом тлении; это не пассивная вялость, а неутомимая энергия, отнюдь не ведущая к суете и многоречию; это не разбросанность по многому, второстепенному, случайному, но собранность в одном, сосредоточенность на Главном, пребывание в Существенном.

Иеромонах Арсений – Мир держит людей как своих пленников, и очень неохотно освобождает их, что видим из слов Евангельских о тесном и широком пути и в притчах о званных на пир. Знаем мы все, что эта жизнь суетна и маловременна, и что час смертный разом разорвет все земные узы, но не достает решимости добровольно разорвать их, чтобы свободно работать Господу.

Если уже невозможно нам по обстоятельствам и немощи оставить мир, то надо жить в мире жизнью богоугодной: изменить прежний порядок жизни, удаляться от бесед светских и душевредных, – посещать чаще храм Божий, читать душеполезные книги и чаще размышлять о вечной жизни; в пище соблюдать воздержание; быть ко всем, кроме себя, милосердным и снисходительным, особенно к нуждающимся в пособии или духовном утешении. О себе должно думать всегда, до самого исхода души из тела, что мы великие пред Богом грешники, а иначе, подобно фарисею, все потеряем. Это самая опасная из всех дьявольских сетей. Как только человек станет исправляться в жизни, то искуситель внушает ему, что он уже святой стал, и указывает ему на других, греховно живущих. Этот злой неду1 именуется в духовной жизни – самомнением.

К сожалению, многие этим уловлены в монастырях и в миру. Надо стоять неусыпно на страже своего сердца и подобные бесовские внушения в самом начале отражать и уничтожать воспоминанием своих грехов и молитвой Иисусовой, о чем говорится в 136 Псалме: блажен, иже имет и разбиет младенцы твоя о камень. Здесь под младенцами можно разуметь внушения дьявольские, а камень есть Христос.

Св. Феодор Эдесский – Самолюбие, сластолюбие, и славолюбие изгоняют из души память Божию; когда же пресекается память Божия, тогда поселяется в нас мятеж страстей.

Свт. Игнатий (Брянчанинов) – Вы обратились ко мне ради Бога для пользы души Вашей; я – также ради Бога – располагаюсь говорить Вам то, что сочту истинным и душеполезным. Шествуя к Господу путем ума и сердца, желая встать пред величеством Его неприступной славы, лицом к лицу, не будьте разумны и многосведущи. Для Него приятнее младенческое лепетание души, умачившейся, так сказать, от зрения множества немощей своих, нежели красноречивое витийство души, напыщенной самомнением. Апостол Павел сказал о себе: «Не судих себе ведети ничтоже, точию Иисуса Христа, и сего распята». А для меня предовольно, если я познаю, что я грешник. Довольно мне будет этого знания! Оно, прикасаясь, как жезл Моисеев к камню, к моему ожесточенному сердцу, будет изводить живую струю слез. Плач мой пред Господом моим предпочитаю всей земной мудрости, – и «грех мой предо мною есть выну» Грех мой – первенствующий предмет моего духовного созерцания!..

В письмах Ваших ко мне не будьте умны, красноречивы, сведущи в Писании. Будьте буи! Из премудрой сделайтесь буйною, чтобы стяжать истинную премудрость – смиренномудрие, в котором обилие духовного разума. И я, грешник, в ответе Вам буду произносить обнаженное, безлестное слово сердца, приятное одной искренностью и, может быть, истиной. Отселе вкусив его, познайте, что сказанное мною, сказано – ради Господа.

Свт. Игнатий (Брянчанинов) – С некоторого времени я начал часто обращаться воспоминанием к молитве Святых трех Отроков в пещи Вавилонской: «Согре- шихом, беззаконовахом» и проч. Какое превосходное в этой молитве исповедование своей греховности и частной и общественной! Какое оправдание попущения Божия и благоговение пред ним! Какой верный взгляд на современников! Точно: утешение Христианина заключается в истинном духовном разуме, находящемся в тесном союзе с верою и смирением, которым плотской и душевный разум противен.

Бояться нужно больше всего духовной смерти, которая внутри нас в сердце, ибо ею умирает внутренний человек, уготовляя себе геенну.

(Свт. Игнатий (Брянчанинов)

– К смертной памяти – полезно принуждать себя, хотя бы сердце и отвращалось от нее.

(Свт. Игнатий (Брянчанинов)

Жизнь старца-инока близ города

Антинои

Свт. Иоанн Лествичник – Когда мы пришли в Фиваиду, один старец рассказывал нам: за городом Антиноей жил великий старец, проживший в своей келии около семидесяти лет. У него было десять учеников. Один из них был очень нерадив. Старец не раз уговаривал и молил его: «брат, подумай о своей душе. Придет смерть и вместе с нею – кара». Но брат никогда не слушал старца и не принимал к сердцу его слов. Спустя немного времени этот брат скончался. Много печалился о нем старец: он знал, что он покинул этот мир в великом нерадении и беспечности. И начал старец молиться: «Господи Иисусе Христе, истинный Бог наш, покажи мне, что сталось с душею брата». И вот как бы в забытьи он видит огненную реку. В огне – великое множество осужденных, и среди них – брат, погруженный по шею. – Не ради ли этой муки я молил тебя, чадо, чтобы ты позаботился о своей душе? – Благодарю Бога, отец мой, что хотя моя голова свободна от мучений. По молитвам твоим я стою над головою епископа.

«Страшно впасть в руки Бога живаго»

Свт. Иоанн Лествичник – В Фессалонике был один архиепископ, по имени Фалалей. Он не боялся ни Бога, ни будущего воздаяния, презирал христианское учение, ни во что ставил, несчастный, и свой священный сан – словом: то был не пастырь, а лютый волк. Отвергши поклонение Святой Единосущной Троице (прости, Господи!), он служил идолам... Церковные власти того времени соборным определением лишили его епископского сана. Прошло немного времени, и Фалалей, совсем потеряв совесть, вздумал снова возвратить себе священный сан. По слову премудрого Соломона – злата всяческая послушают... вот и этот епископ был приглашен вернуться в свою епископию... Он ведь побывал в Константинополе, где власти, по слову пророка Исаии, оправдали нечестивого даров ради (Ис. 5, 23)... Однако Бог не оставил Своей Церкви без попечения: Он отверг, как неугодное Ему, определение, составленное вопреки апостольским правилам. Однажды Фалалей облачился в пышные одежды, намереваясь представиться властям, чтобы, согласно постановлению, принять утверждение в прежнем своем сане. Он уже готов был выйти из дома, как вдруг, почувствовав боль в желудке, должен был удалиться для отправления естественной нужды. Там он пробыл два часа. Видя, что он не выходит, некоторые из дожидавшихся его снаружи вошли в отхожее место сказать ему, чтобы он выходил, и нашли, что голова его застряла внизу в нечистом отверстии, а ноги торчат кверху... Несчастный погиб вечной смертью, столь же ужасной, как и нечестивый богоборец Арий. Арий также надеялся насильственно войти в церковь при помощи властей, но дивный великого совета Ангел святой Божией Церкви поразил его: в отхожем месте разорвались его внутренности, носившие в себе богохульство... Так и Фалалей надеялся было при помощи беззаконного содействия властей сотворить еще горшее прежнего злодеяния, но ангел Церкви Солунской, вместе с великим мучеником Димитрием, не допустили этого: там, где он сидел, замышляя вместе с подстрекавшим его нечистым демоном козни против св. Божией Церкви, безбожная голова раба неключимого застряла внизу в смрадном месте, а ноги, не ходившие прямыми путями по земле, оказались торчащими на воздухе, в знамение грядущего осуждения, и того, как страшно впасть в руки Бога Живого.

(Солунь, или Фессалоники – родина свтт. Кирилла и Мефодия – город в Македонии, при Эгейском море. Там особенно был чтим св. мученик Димитрий, пострадавший в 306 году. В начале V века над гробом св. Димитрия был воздвигнут исцеленным при гробе мученика Леонтием великолепный храм. Открытие св. мощей последовало не ранее конца VII века, при перестройке храма, причем нетленные мощи мученика источили миро, почему он называется мироточивым).

И. Ильин – Очищение требует, прежде всего, чтобы сердце человека разлюбило ничтожное, пошлое, грех и зло: отлепилось от него, охладело к нему, не мечтало о нем, не вожделело его; угасло бы для него. Но и этим определяется только первая, отрицательная стадия очищения (негативный катарсис). Вторая, высшая заключительная стадия очищения состоит в обращении души к божественным, духовным, священным содержаниям жизни и в выработке соответственных этому актов. Духовное око человека должно раскрыться и увидеть, оно должно изведать свет и радость божественного; воля должна свободно и сильно захотеть этой радости; сердце должно прилепиться к этим священным содержаниям, а душа – выработать и усвоить акты духовного строения.

И первое, что это очищение духа даст человеку – живое ощущение тайны, из которого родится всякая подлинная религиозность.

Мы окружены этой тайной, – до рождения и в самом рождении, в течение всей жизни, в смерти и после смерти. Кто ее не испытывает и не видит, тот слеп умом, скуден сердцем и мертв воображением. Мы таинственно засыпаем и видим сновидения, таинственно предчувствуем и молимся. И весь мир вокруг нас есть живая тайна, – в своей безмерной огромности, во внутренней глубине своих малейших частей, в своей сплошной тотальной сопринадлежности, в своем самодеятельном равновесии, в своей молчаливой разумности, в своем неизъяснимом величии.

Все великие ученые приступали к своим исследованиям с живым чувством предстояния великой тайне и кончали их в уверенности, что они далеко не преодолели и не исчерпали ее; они никогда не воображали, что плоские темы человеческого рассудка способны к этому, и потому они не повинны в современном духовном оскудении и опошлении науки. Великие художники и артисты жили и творили из этого чувства живой тайны. Чего ждать от воспитателя, не способного осязать живую тайну в душе воспитываемого ребенка?

Можно прямо признать, что все истинно великое в истории человеческой культуры создано из этого чувства; так же будет и впредь...

И вот, религиозное очищение души вновь освобождает и возрождает в человеке это великое чувство, приучая его к тайне духовной любви, к тайне живого созерцания, к тайне совести и к тайне молитвы. Эти лично субъективные тайны ведут нас к церковно объективным таинствам, к которым плоский и пошлый акт современного человечества утратил всякую способность. Церковные таинства открывают человеку возможность не только созерцать Божию тайну, как данную, и не только переживать ее про себя в любви, созерцании, совести и молитве; но и участвовать в ней в качестве призванного участника, – душой и телом, сердцем и волей, словом и делом, очищением и приобщением.

Это искусство созерцать живую тайну и благоговейно подходить к ней – вызовет в очищающейся душе то драгоценное смирение, которое составляет необходимую основу всякой подлинной религиозности.

Привыкая созерцать сердцем живую тайну мира, человек возвращается к себе с чувством своего бессилия и своей малости. Вначале это может показаться ему неприятным и тягостным. Многие именно на этом останавливаются и начинают отрицать тайну, для того чтобы не испытывать своего ничтожества, ибо тщеславие их не терпит никаких унижений и гордость их запирает им пути к Богу. Но те, у кого дух уже окреп и у кого потребность в совершенстве вышла за пределы личного самолюбия, те испытывают от созерцания таинственного величия Богосданного мира такое предметное удовлетворение и настолько глубокое предчувствие Божества, что разрешают эту проблему совсем иначе. Они привыкают «вычитать себя» из этого предметного обстояния, не оскорбляясь, и созерцать величие, не испытывая унижения; они смиряются душой и именно вследствие этого начинают духовно расти. И уже скоро они начинают замечать, что духовное созерцание Бога и художественно созданного Им мира дает им новые неожиданные силы и возносит их на новую, не испытанную дотоле высоту. Тогда они начинают понимать великое значение смирения: оно есть дверь, ведущая к подлинной религиозности; оно научает самозабвению; оно воспитывает в человеке неутомимость искания и самосовершенствования; оно научает человека – не унижающему его духовно поклонению «в духе и истине».

Прот. Евгений (Попов) – Сердце наше есть способность чувствовать, и как бы это середина души нашей. К нему сходится вся духовная деятельность наша. Христиански чистое сердце, это как чистый, светлый ручей воды, в котором можно видеть и самое дно; это – чистое, светлое небо, на котором нет ни одного облачка. Впрочем и эти подобия еще слабы. Чистое сердце человека – такая краса, что всякая другая красота или изящество в природе будут ниже его. Первый для нас пример этой чистоты, без сомнения, есть богочеловеческое сердце Иисуса Христа: яко кроток есмь и смирен сердцем, сказал о себе Господь (Мф. 11, 29). Из Апостолов в особенности была чистая, невинная душа Иоанна Богослова. Святые угодники над чистотой сердца трудились целую жизнь, но за то и обладали ею. Мы, конечно, не можем похвалиться чистотою своего сердца. А что составляет его нечистоту, то в нас есть. Обратимся к Евангелию и посмотрим, как об этом предмете говорится там. От сердца бо исходят помышления злая, убийства, прелюбодеяния (Мф. 15, 19) и т.д. Исходят, т. е. переходят в дела. Но если же «не исходят», если почему-либо не обнаруживаются в греховных делах? Что же тогда? В таком случае злые помыслы остаются в одном сердце: выходит только скверна духа, а и не плоти вместе с тем. Худо первое, т.е. переход нечистых помыслов в самые дела: но нет ничего хорошего и в последнем или в осквернении помыслами сердца. В первом случае помыслы сквернят уже всего человека, т.е. и душу его, и тело, и внешние члены. А во втором все зло задерживается в одном сердце.

Как же можем мы достигнуть сердечной чистоты?

Для этого мы должны иметь правильное чувство истины, которое может быть врожденным или воспитано. Ум наш принимает истину, а сердце должно воспринять или усвоить ее. Это значит глаголяй истину в сердце своем (Пс. 14, 1). Напротив есть люди, которые хоть об истине и размышляют, хоть истину по какой- либо своей обязанности и цели защищают, но в сердце свое ее не проводят.

Затем развитию в сердце чувства к благородному и высокому содействует чувство красоты, например, живопись. Прекрасно облагораживает, смягчает и возвышает чувства пение: поюще в сердцах ваших (Ефес. 5,19), сказано прямо, то есть поет как бы не грудь, а само сердце.

Есть самое благородное чувство в природе человека. Это стыд, в котором видим какое-то сжатие сердца. Сердце сжимается от страха встретить бесчестие или позор, иной раз только за чужую вину, а не за свою. Наружно стыд проявляется краскою в лице, или румянцем. Сердце и румянец здесь дружественны. Сердце, так сказать, командирует от себя часть крови к лицу, – не для того, чтобы самому остаться пустым, но чтобы заслонить человека от постыдных речей и действий, чужих или его собственных. Истинный стыд в том состоит, чтобы чувствовать смущение, когда что-либо говорится или делается противное совести и закону Божию.

Опасно доходить до таких поступков, которые подвергают нас стыду пред всеми или многими, равно как следует щадить и других от публичного стыда, потому что понести заслуженно хоть немного раз общенародный стыд – значит уже быть близким к тому, чтобы совсем подавить в себе чувство стыда.

Один расстроился в своем поведении: однако же не до того, чтобы потерял совсем стыд. Он нарушал седьмую заповедь. Все окружающие его замечали, что к нему приходит для постыдной цели женщина. Решились устыдить его публично. Пришли к нему в комнату, чтобы застать у него постороннее женское лицо. Он успел однако скрыть это совиновное лицо под большой кадкой, поставив кадку вверх дном. Но один из тех, которые пришли, был святой по жизни и прозорливый. Чтобы избавить его от публичного позора, этот святой человек сел на ту кадку и просидел до тех пор, пока пришедшие не осмотрели комнаты и не ушли все обратно. Таким образом, виновный не понес публичного стыда, хотя и заслуживал его, и это послужило к его исправлению.

Но если прекрасно стыдиться людей, то тем еще более нужно хранить стыд перед Самим Господом Богом. Когда же можем мы чувствовать стыд пред Богом? Когда сознаем свои грехи или только бываем застигнуты какими-либо печалями, которые большей частью происходят также от грехов. Приметьте за собой: если вы останетесь в уединении и будете изливать пред Богом свою душу в скорбных чувствах и молитве, – рука ваша как-то сама по себе поднимается, чтобы прикрыть лицо. Тогда оправдываются слова: стыд лица моего покры мя (Пс. 43, 16).

Мы также должны развивать и поддерживать в себе чувства благочестивые или «религиозные». Более всего в нас может развивать эти чувства сознание вездеприсутствия Божия, или живое представление, что нет такого места или пространства, где бы ни находился Господь Бог, и нет такого мгновения в нашей жизни, когда бы Он не слышал или не видел нас. Такое сознание носил в себе Иосиф целомудренный, и – сколь же это была чистая, невинная душа!

Это состояние высокое и трудно достигаемое. Скорее же можно достигнуть чистоты ума, чем чистоты сердца. Но зато это состояние более постоянное, между тем как ум способен изменяться и колебаться. Зато оно более благодетельно для всей жизни человека. Оно ступень к ангельской природе и на том свете удостоится самой высшей награды: блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят (Мф. 5. 8), сказано. Без содействия благодати Божией невозможно достигнуть этой чистоты и доброты сердца. Когда святой Давид произнес молитву о чистоте своего сердца, то затем сказал: и Духа Святаго не отъими от мене, т.е. выразил надежду быть чистым по сердцу только благодатию св. Духа.

О благочестивый христианин! Если ты хочешь истинно любить самого себя, то полюби чистоту своего сердца и развивай его в доброте.

Тогда ни грубый или черный какой-либо труд, ни постоянные умственные занятия, ни строго подвижническая жизнь, ни разочарования в людях; так как люди часто за доверие платят изменой и за доброжелательство кознями, – ничто не иссушит до самой старости твоего сердца. Сердце твое навсегда останется мягким, сострадательным и сочувственным ко всему чистому, возвышенному и святому.

И. Ильин – Человек религиозен тогда, когда он целен в приятии Бога. Но цельность приятия дается только любви, и есть сама любовь.

Религиозное состояние души имеется там, где единый огонь горит и в духе и в инстинкте человека; а это только и может быть огонь любви.

Ни холодная мысль, ни холодное воображение, ни холодная воля – не дадут и не создадут религиозного опыта. Холодная мысль о Боге создаст в лучшем случае последовательную доктрину, дедуктивное пустословие о понятии Бога. Холодное воображение создаст в лучшем случае правдообразный миф, стройную легенду, интересную химеру о мнимом Боге. Холодная воля создаст дисциплинированную душу и прочную социальную организацию на почве холодной доктрины и лицемерно-симулированного чувства. Но логическая стройность теологии не есть религия; и разработанная легенда не откроет и не покажет человеку Бога; и устойчивая церковная организация может укрывать за собой дух мертвый, лживый и порочный.

Религиозное откровение должно быть воспринято сердцем и сердечным созерцанием. И если это совершилось, то человек будет иметь религиозный опыт и станет религиозным даже и тогда, если он не будет в состоянии изложить ни последовательной теологической доктрины, ни стройного правдоподобного мифа, ни явить дисциплинированной душевной и церковной организации. Ибо религия живет огнем чувства и невозможна без него. А раз этот огонь горит, то он рано или поздно откроет человеку взор для религиозных событий, вразумит его мысль для богословского учения, и научит его личной и церковной дисциплине.

Таково значение сердца в составе религии.

И. Ильин – Внутренние силы человека могут быть поименованы приблизительно так.

Сила чувства. Человеку присуще множество чувств; но среди них есть два основных «хоровода»: один, положительный, творческий, руководимый любовью или сердцем, другой – отрицательный, разрушительный, предводимый ненавистью и завистью. При всем этом чувство следует называть эмоцией, если чувство изливается и изживается вовне; и аффектом, если чувство замыкается, не выражается и накапливается в душе.

Сила воображения. Человеку свойственно предметное воображение и беспредметное фантазирование. Помимо этого есть воображение и фантазирование чувственное, предающееся телесно-пережитым содержаниям; – нечувственное, посвященное образам внутреннего, душевного мира; – и сверхчувственное, возносящееся к метафизическим, чисто духовным и, главное, божественным содержаниям.

Сила мысли. Человеку присуща способность к целому ряду различных и разноценных мыслительных актов; их нельзя просто перечислить. Нет единого интеллекта, как думают иные наивные люди; и поэтому, говоря о рационализме, необходимо точно указывать строение его акта. Мысль может быть чувственно-связанной, наблюдающей, логически-формальной, – то дедуктивной, то диалектической, то конструктивной; она может быть разумной, превозмогшей обе первые ступени и притом освободившейся от них на различных путях (созерцании, спекуляции, интроверсии, проекции и т.д.); она может быть еще – чисто интуитивной или мыслью сердца, или мыслью воли.

Сила воли. Человеку присуща энергия решения и выдержки во многих различных формах и видах. Есть воля формальная, есть воля инстинктивная, есть воля духовная; совестная и бессовестная; созерцающая и слепая; воля терпения и воля нетерпеливой торопливости; воля созидающая и разрушительная.

Сила чувственных восприятий – зрение, слух, вкус, обоняние, осязание, мускульное ощущение, тепловое, голод, жажда, эрос. И все это в различной степени инстинктивного своеволия, соматической страстности и одухотворенности.

Религиозный опыт должен овладеть всеми этими силами: все подчинить себе, все одухотворить, все религиозно осмыслить. Но в рождении и укреплении самого религиозного опыта – эти силы совсем не равносильны и не равнозначны. После Евангельского Откровения здесь не может быть никакого сомнения...

Религиозный опыт родится в одухотворенном сердце, – в виде любви к Богу. Любимое должно быть подлинно узрено, – духовным созерцанием. Разум призван помогать сердцу и созерцанию присущим ему чувством познавательной ответственности, тягой к трезвению и очищению; разум обещает религиозному опыту свою созерцательную мысль и «умную» любовь к Богу. Воля призвана принять все это богатство духа к ограждению, закреплению и осуществлению. А сила чувственных состояний и восприятий должна научиться служить этому осуществлению, должна дать радость этому осуществлению, развертывая жизнь человека в великий Божий сад, в сад духовной культуры...

Самым драгоценным и могучим религиозным актом является сердечное созерцание.

Можно было бы сблизить идею созерцания с идеей воображения; но созерцание не блуждает беспредметно, оно сосредоточено и направлено и потому оно призвано вступать в объективный состав созерцаемого предмета.

Воспринять Бога, принять Его, уверовать в него и предаться Ему можно только силой цельного сердечного созерцания. Никакое рассуждение, никакое доказательство, никакое волевое решение подавить в себе все сомнения и заставить себя веровать не могут заменить сердечного созерцания. Ибо вера дается через вчувствование в духовное Совершенство, – вчувствование, удостоверяющее даже вопреки всяким рассудочным противо-доказательствам и вносящее в душу цельность, недоступную ни для какой волевой дисциплины.

Понятие о нравственном характере

Протоиерей Евгений (Попов) – Тверди бывайте, непоступни (непоколебимы) (1Кор. 15, 58). Характер – это есть постоянство не только в делах, но и в мыслях, чувствованиях и желаниях. Человек с характером неуклонно стремится к одному чему-либо, разумно предпринятому. Он не падает духом в виду препятствий; напротив, препятствия еще более возбуждают его дух (энергию) к достижению цели. Такие люди дороги в общественной жизни: здесь они лучшие деятели. Однако же истинный, достойный богоподобной природы нашей характер только тот, который стремится к добру не иначе, как во имя истины и добра, кто как бы жаждет добрых дел, готов ради своих нравственных убеждений и пострадать. С задатками такого характера могут рождаться люди, могут и не иметь таких задатков, но воспитание и развитие в нас этого характера во всяком случае принадлежит христианству.

Слабохарактерный человек часто делает то, чего сам не одобряет; или благоволит к тому, кем недоволен, на кого жалуется. Истинное несчастье для этого человека, если он дойдет до какой-либо страсти, например, до пьянства: хоть и родится у него желание бросить страсть, но не будет силы воли бороться с ней. Без христианства возможен разве характер упрямый. О чем вы ни попросите упрямого человека, у него на все в готовности один ответ: «нет», так что в той мере, как вы усиливаете пред ним свою просьбу, он становится жестче; упрямый не имеет основательных причин не соглашаться с вами, но вся причина его – нехотение. Вне христианства известен еще характер своенравный. Своенравие не одно и то же с упрямством. Упрямый только не соглашается с вами, не уступает вам. Но своенравный идет дальше: он хочет, чтобы и другие непременно делали по его желанию. В богобоязненном же христианине нет таких неровностей характера или же они сглаживаются в нем.

Он подчиняется закону постепенности: начинает с меньшего и идет к большему. Хотя и он не отступает от своих планов и начатых дел, но в то же время и не идет против непреодолимых препятствий, не усиливается чрезмерно, предает судьбу своих дел воле Божией. Он стоек и самостоятелен: однако же не до мелочей, в случае неудачи сохраняет благородство духа и самостоятельность характера. Когда святых мучеников истязали, то вовсе не мучители были над ними победителями, а они побеждали твердостью своих убеждений, непоколебимостью своей воли. Тот же сильный характер выражался и в истинных пастырях Церкви. Свт. Василий Великий, как подсудимый, был введен к одному областному начальнику (наместнику) и говорил так твердо, что начальник заметил ему: «с такой свободой никто доселе не говорил со мной». «Может быть, – отвечал Василий – ты не встречался с епископом... Во всем ином мы бываем кротки, смиреннее всякого. Но когда дело идет о Боге и против Бога дерзают возражать, тогда мы, все прочее вменяя за ничто, взираем только на Него Единаго».

Чем же можем мы развивать в себе такой сильный характер? Важно обыкновенное или, так сказать, местное постоянство в жизни. Так, например, не следует без всякой нужды переходить с места на место, – по службе, по житейскому занятию какому или менять свои квартиры. Дерево, которое часто пересаживают, не приносит плодов. Некоторые переезжают в другой город, когда постигнет их великое несчастие, например, смерть жены или детей. Но и в таком случае спешить с перемещением не следует. Нужно оставаться на том самом месте, где получен удар, – оставаться по крайней мере до тех пор, пока скорбь не пройдет: пройдет скорбь, и тогда можно переместиться, если требует того нужда или есть сильное желание удалиться. А иначе мы и не испытаем благодетельных последствий от несчастия, которым с премудрой целью посетил нас Бог; и можем встретить на новом месте ту же или подобную скорбь, от которой бежали. Святые не любили часто переселяться с места на место.

Вот только по каким причинам они переселялись: 1) если кто напрасно гневался на них или притеснял их и если все меры к примирению с врагом или к смягчению притеснителя, какие они употребляли со своей стороны, оставались напрасными; в таком случае они поступали по заповеди евангельской: егда гонят вы в ограде сем, бегайте в другий (Мф. 10, 23); 2) если их слишком начинали прославлять: чтобы избегнуть славы, иной раз они вдруг скрывались по примеру Христа-Спасителя, Который тотчас скрылся от народа, когда народ хотел объявить Его царем (Ин. 6, 15); и 3) если кто из них по несчастью впадал в блудный грех.

Оседлость очень важное условие к развитию в человеке постоянного характера!

Затем нравственно-сильный характер развивается усидчивым или терпеливым трудом. Труженик напрягает свой ум и телесные силы к известному занятию. Он не оглядывается по сторонам, но углубляется в дело, когда настала для него пора делать. Это оставляет след и в его духе. Но в свою очередь сила твердого характера отражается и на его трудах. Такой человек не только везде находит себе дело, но и заставляет удивляться, – откуда же это у него берется столько сил и времени для полезных дел.

Для христианина есть очень верные упражнения, чтобы образовать в себе нравственно-сильный характер. Это исполнение им уставов церковных. Церковь не любит перемен. Она, например, в известный час ударяет в колокол к вечерне или обедне: этим она приучает нас к постоянству в часах для нашей молитвы. Она отправляет по временам особенно продолжительные службы, например, всенощные на годовые праздники: тем самым она воспитывает в нас характер стойкости для религиозных, духовных дел. Она держит длинные посты, для чего же? – чтобы мы привыкли к лишениям вообще, чтобы были способны побеждать себя.

Еще более развивается в человеке сила характера, когда он выходит на борьбу со злом, когда борется с неправдой, равно как и с несчастьями, которые приходят к нему помимо человеческой неблагонамеренности или злобы. Да! Не нужно поддаваться злу в себе самом и в других; не нужно уступать неправде, сколь бы ни сильны были представители ее. В христианине, однако, эта борьба не беспорядочная. В нем эта борьба мирная, не раздражающая других, хотя ею в высшей степени раздражаются люди неумные. Человек с нравственно-твердым характером только лишь не одобряет неправды и злоупотреблений. И если долг службы и другие обстоятельства не вызывают его, то он и не вопиет об этой неправде и злоупотреблениях, потому что оттого было бы одно раздражение других. Когда же на него бывают прямые нападения или когда его самого вынуждают поступить несправедливо: в таком случае он лучше решается потерпеть, чем согрешить или изменить своей честности и долгу правды. Что же касается несчастий, настигающих его по воле Божией, то в то самое время как он горюет в своем несчастии, однако не вдается в какую-либо слабость, – в это-то время и крепнет его дух. Испытавший в своей жизни много несчастий, делается подобен крепкому дереву, которого не может сломить никакой ветер. Впрочем, может быть великодушие в несчастиях и неистинное. Иногда оно бывает только «философское», в духе одной гордости. Кто-либо, положим, и не падает духом в горе, но только ради того, чтобы его не назвали трусом и малодушным. За общее же положение можно принять, что пусть лучше будет малое падение со смирением, чем добродетель с гордостью. Гордо-великодушный человек в свою очередь не ценит и счастия. И к радостям и печалям в своей жизни он относится равнодушно, вместо того, чтобы в первом случае дать себе свободу нарадоваться, а во втором – наплакаться, чтобы за одно поблагодарить Бога, а в другом – прибегнуть к Богу. Нет, бороться с несчастьями нужно в духе христианском, с покорностью воле Божией, с сознанием своей вины перед Богом.

Прп. Иоанн Кассиан – Ибо я и подвластный человек, но, имея у себя в подчинении воинов, говорю одному: пойди, и идет, и другому: прийди, и приходит, и слуге моему: сделай то, и делает (Мф. 8, 9). Итак, если бы и мы, также мужественно сражаясь против возмущений и пороков, могли подчинить их своей власти и рассуждению, и воинствуя, подавить страсти в своей плоти, или непостоянную толпу наших помыслов покорить власти разума, и спасительным знамением креста Господня прогонять от пределов нашего сердца свирепые полки противных властей; то за заслуги таких побед мы были бы возведены в чин этого духовного сотника, которого Моисей таинственно изображает так: поставь себе тысяченачалъников, стоначальников, пятидесятиначалъников, десятиначальников (Исх. 18, 21). Так и мы, поднявшись на высоту этого достоинства, будем иметь власть повелевать и силу, по которой не будем увлекаться теми помыслами, какими не хотим, но возможем пребывать в тех или заниматься теми, какими духовно услаждаемся, а худым внушениям приказывать: отойдите, и отойдут; а добрым скажем: приидите, и придут; также и слуге нашему, т. е телу прикажем то, что принадлежит к целомудрию или воздержанию, и оно без всякого прекословия будет повиноваться, уже не производя в нас противных возбуждений похоти, но оказывая всякую покорность духу. А какие оружия этого сотника или к каким упражнениям для сражения они приготовляются, слушай, что проповедует блаженный апостол: оружия воинствования нашего не плотския, но сильные Богом (2Кор. 10, 4). Он сказал, какие Оружия, т.е. не плотские, не слабые, но духовные и сильные Богом. Потом последовательно внушает, для каких сражений надобно употреблять их: на разрушение твердынь; ими ниспровергаем замыслы, и всякое превозношение, восстающее против познания Божия и пленяем всякое помышление в послушание Христу, и готовы наказать всякое непослушание, когда ваше послушание исполнится (2Кор. 4, 6). Теперь хочу показать вам роды оружий и свойства, которыми препоясавшись, мы постоянно должны ходить, если хотим вести брань Господню и с евангельскими сотниками воинствовать. Возьмите, сказано, щит веры, которым возможете угасить все раскаленные стрелы лукавого (Ефес. 6, 16). Следовательно вера есть щит, который, отражая раскаленные стрелы похоти, умерщвляет ее страхом будущего суда и верованием царству небесному. И облекитесь в броню любви. Она, окружая и ограждая важнейшие части нашей груди, противостоя смертоносным ранам страстей, отражает удары противников и не допускает стрелам дьявола проникать до внутреннего нашего человека. Ибо она все покрывает, все терпит, все переносит (1Кор. 13, 4–7). И шлем-надежду спасения возьмите. Шлем есть защита головы. Поскольку глава наша есть Христос, то мы должны ее ограждать всегда надеждою будущих благ, как несокрушимым шлемом во всех искушениях и гонениях, и сохранять веру в Него нерушимою и неповрежденною. Возьмите и меч духовный, который есть слово Божие (1Кор. 17). Ибо оно проницательнее всякого меча обоюду острого; оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов, и судит чувствования и помышления сердечные (Евр. 4, 12), именно отделяя и отсекая все то, что найдет в нас плотского или земного. Кто будет вооружен этим оружием и всегда защищен от стрел и нападений врагов, тот не будет отведен, как пленник покоренный, в неприятельскую землю помыслов, будучи связан узами грабителей.

Совесть – светлое чувство духа человеческого

Прот. Евгений (Попов) – Совестью называется закон ума (Римл. 7, 23). Совесть – наука, различающая добро от зла, наука даровая, врожденная. Совесть есть светлое чувство духа человеческого. Первые языческие законодатели не имели пред собой примера писанных законов и не были знакомы со Священным Писанием; между тем составили правильные законы, например, о браках, против обид ближнему и убийств. С чего же они списали законы? Со своей совести. Совесть есть первый учитель человека в самом главном и необходимом, т.е. что человек должен делать и чего не делать. Вместе с тем, она есть обличитель. До совершения греха она учит, удерживает, а после греха обличает. Почему же она не обличает или не вполне обличает человека и перед самым грехом или во время греха? Так часто мы видим, что и готовясь согрешить и согрешая, иной вовсе не чувствует смущения совести, напротив – бывает весел, доволен, хотя бы грех его и был тяжкий. А затем согрешивший тотчас показывает раскаяние или только делается скучным. Отчего же это так? Виновником на сей раз бывает ум. Совесть труднее обольстить, чем ум. Прямо или положа руку на сердце, никто не назовет порока добродетелью, например, не скажет, что воровство или блуд не предосудительные дела. Но со стороны ума являются предлоги: «велик ли это грех? кто Богу не грешен?..» Таким образом, обольщенный ум действует и на совесть: совесть входит с умом в сделку.

Но как только грех совершится, как страсть будет удовлетворена, – в первые же за этим минуты совесть и проявляет свое право, которое есть право судить. Сильнее совесть упрекает человека в каких-либо стеснительных обстоятельствах, и на сей-то раз упреки ее бывают за самые тяжкие грехи и часто возникают через продолжительные годы. Братья Иосифовы через 22 года, когда подверглись крайне стеснительному положению, услышали вопль своей совести по предательству своего брата. Но как строгий обличитель совесть проявляет себя только по временам. Почему же? Потому, что иначе человек не вынес бы ее мучений. Господь Бог оказывает нам милосердие, когда освобождает нас от терзаний совести каждый день или час. Зато как учитель и обличитель совесть терпелива: она даже после тысячекратных ослушаний со стороны человека не отступает от него, даже до самого гроба находится с ним.

Словом, Господь Бог ничем столько не выразил к человеку своей любви при сотворении, как тем, что наделил его совестью. Это такой близкий к человеку учитель и обличитель, что не одну тысячу лет даже до времен Моисея, она одна несла службу учителя, без всяких посторонних помощников. А для чего (спросят) стал нужен при совести закон писанный, для чего понадобилась Библия? Для того, чтобы человек яснее видел в Библии требования Божии, которые неясно стала передавать ему совесть; чтобы прямее сознавал свои грехи. В Новом Завете Иисус Христос обновил человеческую совесть святым крещением (Евр. 10, 22) и евангельским учением.

И ныне, с большим распространением тьмы греховной, совесть в человеке темнеет, подобно тому, как свеча в комнате, где больше соберется людей и больше будет удушливого воздуха, – горящая свеча делается тусклою, а пожалуй и совсем гаснет. Готовые в слове Божием названия совести недоброй, высказанные по разным случаям, и к нашему времени имеют полнейшее применение. Так есть совесть у людей слишком «слабая» (1Кор. 8, 10), так что она или молчит, или едва-едва говорит. Есть совесть сомнительная, или мнительная; есть совесть «лукавая» (1Кор. 10, 25), готовая во всем оправдываться. Есть совесть «мертвая» (Евр. 10, 2), которая, так сказать, уже устала обличать человека, потому что все без пользы вразумляет и обличает его. И есть совесть «сожженная» (1Тим. 4, 2), или просто бессовестность, которая легко решается на всякую ложь, на всякий проступок и грех. Какие это печальные отзывы о человеческой совести! Что же, – есть ли возможность потерявшему ее снова пробудить ее в себе? Есть ли надежда довольно совестливому более развить в себе совесть? Да, есть надежда, и даже гораздо большая надежда, чем на исправление других поврежденных сил и способностей души нашей. Действительно, ни одна душевная сила не сохранила в себе столько остатков образа Божия, как совесть.

На совесть имеют влияние всякая неправильная мысль, ложные умствования, неправославные взгляды. Положим, совесть еще борется с умом, который уклонился совсем от истины; но затем и она попадает в плен. А просветить ум, сообщить человеку правильные взгляды может одно Евангелие (Мф. 6, 22).

Совесть и Евангелие – это как два глаза у человека при одной голове и груди! Евангелием и учением православной Церкви совесть изощряется наподобие острого ножа. В этом случае совесть начинает примечать в нас и самые малые погрешности.

Нужно не только спрашивать свою совесть, но и вслушиваться в нее. Иные говорят спокойно: «совесть моя не укоряет в том и другом», между тем как действия их неправильные и богопротивные. Как понимать их? Можно понять их только в том смысле, что они вовсе не прислушиваются к своей совести, что бегут от совести, лишь только она начнет обличать их. Пример такого бегства видим в Пилате. Перед Пилатом стоял Сам Творец совести. Пилат предлагает вопрос Иисусу Христу: Что есть истина (Ин. 18, 39)? И, предложив вопрос, не дождавшись ответа, тотчас же бежит к народу. Так и ныне многие стараются убежать от самих себя, лишь только совесть заговорит в них, они бегут в гости, на вечера, в клубы или же в самом одиночестве своем, которое более всего могло бы пробудить спящую их совесть, – усыпляют ее насильственно, например, нетрезвостью, плотским грехом. Однако же (повторяем) убежать от своей совести нельзя, как и от самого себя никуда не уйдешь. Страшно только дождаться того времени, когда совесть начнет мучить без пощады.

На совесть производит самое вредное впечатление тяжкий грех, если не будет в этом грехе скорого раскаяния.

В этом случае необходимо помолиться усерднее за вечерней молитвой, отслужить молебен в чувстве сокрушения. Но если к несчастию будет допущен и смертный грех, или такой, который не дает покоя совести, в таком случае недостаточно одного уединенного или домашнего покаяния. Нужно тотчас прибегнуть к церковному покаянию, исповедаться пред священником. Лучше средства, чем частая исповедь, нет на тот предмет, чтобы совесть была нежною, чувствительною, всегда чистою пред Богом. Как дорого иметь чистую, благую совесть во всем (Евр. 13, 18)!Давид, как царь, обладал в жизни всеми удовольствиями или средствами для удовольствий и счастия. Но лишь только к счастию и изобилию его присоединилось угрызение совести, то и счастие превратилось в скуку: он почувствовал, что несть мира в костех его от лица грех его (Пс. 37, 4). И так дорожи ты в себе чистой совестью, как святыней! Чистая совесть и может быть только у истинного христианина.

Свт. Василий Великий – После грехопадения человека Бог не презрел его, но сперва дал ему закон, для охранения его и попечения о нем приставил Ангелов, для обличения порока и научения добродетели посылал пророков, порочные стремления пресекал угрозами, усердие к добрым делам возбуждал обетованиями, – а потом, когда мы и при всех таких пособиях, оказались неисправимыми, благоволил воззвать нас от смерти и оживотворить в Господе нашем Иисусе Христе предивным домостроительством. Ибо Он во образе Божии сый, не восхищением непщева быти равен Богу, но Себе умалил, зрак раба приим (Фил. 2, 6), – восприял на Себя и наши немощи, понес болезни, был язвен за нас, чтобы мы язвою его исцелели (Ис. 58, 5), искупил ны есть от клятвы, быв по нас клятва (Гал. 3, 13), претерпел позорную смерть, чтобы нас возвести к славной жизни, и не удовольствовался тем, но еще даровал нам достоинство причастия Божества, уготовал вечные упокоения, великостию утешений превышающие всякую человеческую мысль. – Что убо воздадим Господеви о всех, воздаде нам (Пс. 115, 5)?– Когда все сие привожу себе на мысль, тогда (откроюсь в своей немощи) прихожу в какой-то ужас и страшное исступление от боязни, чтобы по невнимательности ума или по причине занятия суетным, отпав от любви к Богу, не сделаться мне некогда укоризной Христу. Ибо тот, кто ныне обольщает нас, и мерзкими приманками всемерно старается произвести в нас забвение о Благодетеле к погибели душ наших, тогда сие забвение наше обратит в укоризну Господу, хвалясь нашей непокорностью и нашим отступничеством; потому что он не сотворил нас и не умер за нас, однако же имел нас своими последователями в непокорности и нерадении о заповедях Божиих. Эта укоризна Господу и эта похвальба врага для меня кажутся тяжелее геенских мучений – врагу Христову послужить поводом ко превозношению пред Тем, Кто за нас умер и воскрес.

Св. Варсонофий Великий – Бог сотворил человека свободным, и Сам же говорит: без мене не можете творите нечесоже (Ин. 15, 5). Как согласовать свободу с тем, что без Бога ничего нельзя сделать? – Бог сотворил человека свободным, дабы он мог склоняться ко благому; склоняясь же к нему произволением своим, он не в состоянии бывает совершить благого без помощи Божией. Когда человек преклоняет сердце свое к благому, и призовет на помощь Бога, то Бог, внимая его доброму усердию, подаст ему силу к деланию, и таким образом бывает место тому и другому, – и свободе человека, и помощи, даруемой ему от Бога; ибо благое проистекает от Бога, совершается же через Святых Его. Итак Бог славится во всех и прославляет их.

Еммануил в переводе означает с нами Бог. И так испытайте самих себя, есть ли поистине с нами Бог. Если мы удалились от зол, и стали чужды изобретателя их дьявола, то воистину с нами Бог. И если горька стала нам сладость злых дел, и мы услаждаемся желанием благих дел, и тем, чтобы всегда иметь жительство на небесах, то воистину с нами Бог. Если на всех людей смотрим одинаково, и все дни (скорбные и благополучные) для нас равны; то воистину с нами Бог. Если любим ненавидящих нас, поносящих, укоряющих, презирающих, наносящих убыток, и угнетающих, также как и тех, которые любят нас, хвалят, доставляют нам приобретение и упокоивают нас, то воистину с нами Бог. Признак же достигшего в меру сию состоит в том, что такой человек всегда имеет с собой Бога, ибо и Бог всегда с ним.

2. Библия, Московская патриархия. М., 1988 г.

3. Добротолюбие, т. 1. М., 1895 г.

4. Избранные творения архиепископа Константинопольского Иоанна Златоустого, кн. 2. Московская патриархия, 1993 г.

5.  Нравственное богословие. Свято-Успенский Псково-Печерский монастрырь, 1994 г.

6. Добротолюбие, т. 3. М., 1900 г.

7. Иоанн Лествичник. Лествица. М., 1994г.

8. И.А.Ильин. «Аксиомы религиозного опыта», Париж-Москва, 1993 г.

9. Собрание писем Святителя Игнатия (Брянчанинова). М.-С-пб., 1995 г.

10.  Письма иеромонаха Арсения Афонского. М., 1899г.

11. Творение блаженного Иоанна Мосха. Луч духовный. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, Сергиев посад, 1915.

12. Писания преподобного отца Иоанна Кассиана. М., 1892 г.

12. Святоотеческие наставления о молитве и трезвении. М., 1889 г.