Прибавления к изданию творений святых отцов в русском переводе. Часть 8 (1849 г.)

Яже свыше премудрость, первее убо чиста есть, потом же мирна, кротка, благопокорлива, исполнь милости и плодов благих, несуменна и нелицемерна. (Иак.3:17).

В сем изречении святой апостол Иаков изложил некоторые свойства истинной премудрости, на тот конец, чтобы можно было по сим отличительным чертам непогрешительно узнать её, и благонадёжно к ней прилепиться.

Ныне, сынове России, мы радуемся о Царе своём: и естественно, наша мысль и сердце идут к источникам нашей радости, – к царским доблестям, особенно для всех открытым, и для всех понятным в благотворениях и милостях. Как отечески печётся Благочестивейший Государь наш о своих подданных, вообще и порознь, соответственно званиям и различным обстоятельствам жизни! Как деятельно распространяет благодеяния воспитания и образования от высших до низших сословий народа! Как покровительствует и собственным оком назирает учреждения для призрения сирых, беспомощных, престарелых, для врачевания болящих! Как любит озарять своим благоволением заслугу, даже и не Его престолу оказанную! Как не отчуждает от своего милосердия даже и тех, на которых бесспорные права объявило карающее правосудие! Как поспешно простирает подъемлющую руку к поражённым внезапным бедствием! При таких помышлениях о царской деятельности, исполненной милости и благотворения, как приятно встретиться с апостольской мыслию, что милость и благотворительность принадлежат к отличительным чертам премудрости, яже свыше.

Итак дела и памятники царской милости представляют очевидное доказательство того, что Великому Государю на Всероссийском престоле соприсутствует яже свыше премудрость: и если она соприсутствует Ему в делах милости, то, конечно, не оставляет Его и в делах правды и вообще в делах попечения о благе царства. Возблагодарим за сие и прославим всевышнюю Премудрость, которою царие царствуют: и тем с большим дерзновением и упованием да просим у Неё Благочестивейшиму Государю нашему и ещё дара того, который Соломон видит у Неё в правой руке, как бы в готовности подать: долгота бо жития и лета жизни в деснице ея (Притч.3:16).

О свойствах же истинной премудрости не бесполезно нам войти в некоторые размышления для самих себя.

Не думаю, чтобы кто из людей, более или менее размышляющих, отказался внять размышлению о премудрости, как бы о предмете, принадлежащем особенному кругу людей, и не входящем в общие потребности жизни. Сего, кажется, нельзя опасаться от века, который заботится о просвещении, едва ли не больше, нежели о добродетели, и который, не знаю, довольно ли основательно, только довольно незастенчиво провозглашает себя просвещённым. Противоположность невежества есть просвещение. Противоположность невежества есть премудрость. Итак, просвещение и премудрость сходятся. Кто не обрекает себя на невежество, тот не должен быть равнодушен к премудрости. Кто помышляет о просвещении, тот пусть помыслит, может ли оно светить каким-нибудь иным светом, кроме премудрости.

Если бы кто из христиан подумал, что он может в чувстве смирения, как в тени, покоиться, не заботясь о свете премудрости; такового я спросил бы: ты, однако же, хочешь ли знать Христа? Если не хочешь, то перестаёшь быть христианином. А если желаешь знать Христа: то ты должен вспомнить, что Евангелие проповедует Христа, Божию силу и Божию премудрость (1Кор.1:24); что Христос есть премудрость, не только Сам в Себе, но и собственно для нас: Иже бысть нам премудрость от Бога (1Кор.1:30).

Итак, если желаешь знать Христа: то не можешь миновать знакомства с премудростью. Она должна светить разумению христианина, охранять его веру и управлять его жизнью. Блюдите, поучает Апостол, како опасно ходите, не якоже немудри, но якоже премудри (Еф.5:15).

Но как не всё, что̀ блестит солнечным блеском, есть золото; и потому, кто не хочет быть обманут, тот должен изучить отличительные признаки благородного металла: так не всё, что имеет вид премудрости, есть подлинно премудрость; и потому кто не хочет быть прельщён лжемудрием, тот должен вникнуть в отличительные свойства истинной премудрости. Сему-то и поучает святой Иаков в изречении, которое мы взяли за основание настоящего размышления.

Яже свыше премудрость, первее убо чиста есть. Первое отличительное свойство истинной премудрости есть то, что она чиста. Чтобы по собственному разумению Апостола определить, что̀ желал он здесь означить наименованием чистоты, надлежит принять в соображение, что премудрость, яже свыше, противополагает он земной, душевной, бесовской (Иак.3:15). Итак, первое отличительное свойство истиной премудрости есть то, что она удалена от нечистот земных, душевных, бесовских, или, по выражению другого апостола, от всякия скверны плоти и духа (2Кор.7:1). Последователь истинной премудрости не оскверняет руки неправедною корыстью, сердца похотью, духа гордостью и неблагонамеренностью. Он всевозможно хранит себя нравственно чистым в мыслях, в намерениях, в чувствованиях, в действиях.

Наименованием чистоты, означив образование, которое истинная премудрость даёт человеку преимущественно в нём самом, слово апостольское представляет далее черты, которыми она ознаменовывает его более в отношениях к другим.

Потом же мирна, кротка. Другие черты истинной премудрости суть: мирное расположение духа, кротость, в противоположность зависти горькой и рвению, положенных апостолом в образ в мудрости ложной. Что зависть есть черта мудрости ложной, в том убедиться нетрудно. Завидуют в том, чего не имеют: следственно, завидующий другому в мудрости сим самым обличается в том, что не имеет мудрости. Рвение, то есть, пристрастное усилие доставить преобладание своему мнению, есть плод зависти: следственно, и сия черта принадлежит к образу мудрости ложной. Истинная премудрость не завидует, потому что имеет; не рвётся, потому что имеет не мнение, а истину, обладающую внутреннею, непреоборимою силою. Последователь истинной премудрости мирно предлагает истину, и действует для правды; кротко вразумляет неведущих, и исправляет неправых. Если распря и вражда восстанут против истины и правды: он станет за истину и правду с твёрдостью, но без раздражения, и исполнив долг справедливой защиты, не замедлит возвратиться в свой внутренний мир, если не с радостью о торжестве мира, то, по крайней мере, с мирною молитвою и за не мирных. Так можно и до́лжно понять того, который сказал о себе: c ненавидящими мира бех мирен (Пс.119:6).

Далее, по апостолу, премудрость, яже свыше, благопокорлива. Будучи сама свыше, от Бога тем не менее охотно покоряется она земной законной власти и начальству, яко также от Бога поставленным, и не только начальству, но и просто ближнему готова оказать послушание в требовании справедливом и благонамеренном. Только на богопротивное требование не обинется она сказать: повиноватися подобает Богови паче, нежели человеком (Деян.5:29): и скажет сие только для того, чтобы пострадать за повиновение Богу без нарушения повиновения власти.

Яже свыше премудрость, исполнь милости и плодов благих. Таково её отношение к бедствующим и вообще к ближним. Всем делает она всякое возможное добро, по чувству долга пред Богом, по влечению любви и милосердия к ближним.

Наконец, истинная премудрость несуменна, или не склонна судить и пересуживать, и не лицемерна. Она не выискивает сомнений против дознанных истин, чтоб иметь тщеславие указать новые пути знанию. Не судит, без призвания, людей, которых суд предоставил Себе Бог. Она не связывает людей новоизобретёнными мнениями и соумышлениями в отдельные пучки, к ослаблению и расторжению всецелой общественной связи и единства. Не покрывает личиной своих мнений, правил и намерений, чтобы наружною благовидностью привлечь к тому, что не способно привлечь внутренним достоинством. Не корчемствует словом, мешая вино истины с водою суеты и с поддельными растворениями, которые возбуждают не благородную бодрость, но неистовую ярость страстей. В таком духе безпритворной искренности говорит апостол Павел: отрекохомся тайных срама, не в лукавствии ходяще, ни льстяще словесе Божия, но явлением истины представляюще себе ко всякой совести человечестей, пред Богом (2Кор.4:2).

Таковы по учению апостольскому свойства истиной премудрости. Рассмотрев их несколько, какое употребление можем мы сделать из сего рассмотрения? Можем сделать то самое, для чего изложил свойства истинной мудрости апостол, – охранить себя от прельщения мудрости ложной.

В наше время у некоторых народов возникла новая мудрость, которая вековыми трудами государственной мудрости обработанные и усовершенствованные государственные установления находит, не только требующими исправления, но совсем негодными, и хочет всё переломать и перестроить. По огромности предприятия можно подумать, что это должна быть огромная мудрость; и вот случай прельщения. Итак, может быть, не излишне испытать сию новую мудрость на оселке апостольском.

Чиста ли она?

Нет. Она совсем не говорит о благоговении к Богу, которое есть единственный источник чистоты, и потому не имеет мысли о том, что̀ христианство называет чистотой.

Мирна ли она?

Нет. Она живёт и дышит распрями не только её последователей с непоследователями, но и последователей между собою.

Кротка ли?

Нет. Надменна и дерзновенна.

Благопокорлива ли?

Нет. Мятежна.

Исполнена ли милости и плодов благих?

Нет. Жестока и кровожадна.

Несуменна ли?

Напротив, она ничего не произвела, кроме сомнений, подозрений, нареканий и недоверенности.

Нелицемерна ли?

Она переменяет личину за личною, смотря по тому, какою, когда лучше прельстить можно.

Посему какая это мудрость?

Очевидно не та, которая свыше. Какая же? Не беру на себя дать ей имя. Вашему проницанию и беспристрастию предоставляю выбор из имён, предложенных апостолом: земна, душевна, бесовска.

Но ещё ближе, познание свойств истинной премудрости можно, и до́лжно, употребить для приобретения истинной премудрости. Приобретайте свойства премудрости, яже свыше: и вы постепенно будете приобретать самую премудрость, которой они принадлежат. Подвизайтесь быть чисты, мирны, кротки, благопокорливы, исполнены милости и плодов благих, несуменны, нелицемерны: только успевая в сих подвигах, вы будете верно успевать в премудрости.

Страстные любители знания могут возразить, что это – смешение понятий; что иное – знание, а иное деятельность; иное – мудрость, а иное – добродетель.

Не спорим, что они разделены в понятии: но так ли в жизни! Можете взять отдельно голову и сердце, – мёртвые; но в живом человеке они находятся в единстве, и голова не живёт без сердца. Так можете взять отдельно мудрость и добродетель в мёртвом понятии: но в истинной жизни они находятся в единстве; ум не живёт без сердца, и мудрость без добродетели.

Апостол указал, между прочим, на мудрость бесовскую. Что̀ она такое? Знания естественного диавола может иметь не меньше и даже, может быть, больше, нежели человек: поскольку, по тонкости своего существа, видит в природе многое, чего дух человека, заключённый в теле, не видит. Чего же не достаёт в мудрости диавола?

Доброты.

Итак, по апостолу, знание без доброты есть мудрость дьявольская: и следственно, по противоположности, знание с добротою есть премудрость ангельская, или человеческая, смотря по тому, – одета ли она плотью. Итак, любители знания, покажите мне добродетель: и я обрадуюсь сему удостоверению, что вы имеете премудрость.

Известна вам евангельская притча о мудрых и юродивых девах. Она возбуждает к мудрости не каких-либо избранных подвижников знания, но всех нас. И мудрые, и юродивые девы имели светильники и свет. Чем же отличались и преимуществовали мудрые? Тем, что сверх того имели елей в сосудах для поддержания света. Свет светильника есть знание ума; елей в сосуде – любовь к добру в сердце. Когда, по истощении времён, отверзнутся двери вечности, и явится небесный Жених: свет земного знания угаснет вместе с земною жизнью, и с истлением светильни, то есть, преходящих предметов знания. Но душа мудрая, которая благовременно наполняла свой духовный сосуд живою и деятельною любовью, во-первых, и верховному добру, к Богу и Христу, а последовательно и ко всякому добру, помощью сего духовного елея воспламеняет и украшает свой светильник небесным, неугасающим светом, с которым некоснеющею и верною стопою идёт в сретение Божественного Жениха Христа, и приемлется в чертог вечной радости.

Любите свет: но не забывайте и елея, которым он питается. Любите знание и мудрость: но не забывайте и добродетели, которою живёт мудрость, и которая даже есть самая мудрость, как учит многоиспытанный мудрец Иов: се благочестие ест премудрость, а еже удалятися от зла есть ведение (Иов.28:28). Аминь.

За несколько месяцев пред сим, совершали мы здесь, подобное нынешнему, соборное моление, с радостью, и не без опасения с радостью о том, что болезнь, внезапно поражавшая некоторых, и всем угрожавшая, по-видимому, прекратилась; но и не без опасения, потому что мы не смели разрешить в свою пользу недоумения, достойны ли мы совершенного избавления от бедствия. Посему и воззвали мы тогда к возлюбленному богоспасаемому граду словом Господним: се здрав ecu, ктому не согрешай, да не горше mu чmo будет, (Ин.5:14).

К прискорбию, опасение оказалось ненапрасным. Бедствие возвратилось, и явилось горшим прежнего. Меч ангела истребителя, хотя не слишком умножил свои поражения, но шире прежнего блистал, и долее нам не позволял насладиться чувством безопасности.

Наконец вновь нам думается, что Ангелу, погубляющему люди, уже сказано, как некогда в Иерусалиме: довольно ныне, отъими руку твою (2Цар.24:16). Но точно ли сказано? Решительное ли это повеление? Кто нас в сем уверит твёрже прежнего?

И что̀ же мы будем делать? Неужели и ныне примешивать, к радости, страх? Думаю, что так и до́лжно. Потому что духовная мудрость предписывает сие не только для какой-нибудь сомнительной радости, но и для самой основательной, и потому можно сказать, для всякой радости. Работайте, говорит, Господеви со страхом, и радуйтеся Ему с трепетом (Пс.2:11). Радуйтесь пред Богом, Который хранит, щедрит, милует: но радуйтесь с трепетом, потому что и в день милости Он не престаёт быть неумытно праведным Судиею; и – аще беззакония назриши Господи, Господи, кто постоит?

Но чтобы нам иметь более близкое указание свыше, что должны мы делать в настоящем положении нашем; слышите, что Бог богов Господь глагола: призови Мя в день скорби твоея, и изму тя, и просливиши Мя (Пс.49:1, 15).

Первой части сего повеления надлежало уже быть исполненной доныне: и мы можем, как и прежде, с утешением свидетельствовать, что она не осталась неисполненною, как во граде сем, так и в области его. Церковь во дни скорби призывала Бога умоляющим гласом: и послушные ей чада последовали ей благоговейным вниманием, воздыханиями, слезами, коленопреклонениями, крестными хождениями. Одни благоговейно притекали в места прославленные святынею; другие ознаменовавшую себя спасительными действиями святыню привлекали в места своего жительства, к подкреплению своей веры, к ограждению себя благодатью. В разных местах, некоторые святые иконы, в продолжение многих дней, многопоприщными путями, странствовали по селениям на руках молитвенников, среди неоскудевающего сонма других молитвенников. Алтарь радовался о множестве приходящих с покаянием и взыскующих Божественного брашна, во оставление грехов и в жизнь в вечную.

Что̀ сказать о второй части приведённого нами Господня изречения, содержащей в себе обетование: изму тя?

Сожаления были бы достойны те из нас, которые подумали бы, что глагол, изшедший из уст Господних, который, по удостоверению пророческому, не возвратится тощь (Ис.55:11), остаётся для нас уже праздным и бездейственным. Таковых ненарушенную безопасность, и мы можем изъяснять не столько, словом, Избавителя, сколько молчанием Судии, Который не спешит пресечь время долготерпения, потому что иметь впереди вечность правосудия. А о тех, которые по вере призывали Бога Избавителя, и невредимо прошли сквозь годину опасности, что̀ иное можем мы думать, как то, что на них исполнилось Божие обетование избавления, хотя бы им и не явились небесная рука, их покрывающая, и невидимая благодать, их осеняющая и ограждающая? От многих же имели мы утешение слышать смиренное исповедание явственно на них ознаменовавшегося избавления. Инде целое селение, между другими постигнутыми губительною болезнью, являлось ограждением от неё: и нельзя было приметить никакой ограды, кроме усердной общественной молитвы. Инде, уже водворившиеся в селении болезнь и смерть отступали от оного, как скоро посещала оное некая святыня, верою призванная. Иному в болезни, вообще столь упорной против усилий врачей, решительным врачеством был от святыни взятый елей, а иному – один от сердца произнесённый молитвенный обет.

После сего нашему благоговейному вниманию и ревностному исполнению предлежит остальная часть Божия повеления: прославиши Мя.

Не будем невнимательны. Не будем тяжкосерды. Не будем неблагодарны. Прославим Господа, не до конца прогневавшегося, не давшего искуситися паче, еже мощи, но сотворившаго со искушением и избытие, поразившаго и изцелившаго, наказавшего и милующего, простёршего над нами сень смерти, и разрешившего её светом жизни.

Если в день скорби, пред угрожающею ночью смерти, ты воззвал к Богу из глубины души, и мог потом приметить некое мановение невидимой руки, изымающей тебя от опасности: прославь Бога, дающего молитву молящемуся, близкого к призывающим Его, являющегося в милостях и щедротах.

Если ты не видал особенного знамения спасения, но тем не менее спасён от беды, ходившей окрест тебя: прославь Бога сокровенного, но тем не менее везде присутствующего и вседействующего, призирающего на тебя, когда ты о том не знаешь, и спасающего тебя, когда ты о том не думаешь.

Если ты столь тяжкосерд, и так занят суетою, что и близкое бедствие не устремило тебя к Богу: одумайся хотя теперь, прославь Бога долготерпеливого, и перестань искушать Его долготерпение невниманием к Его судьбам и к вечной судье твоей собственной души.

Не преминем прославить имеющего в руке Своей сердце Царёво Бога и за те облегчения общественного бедствия, которые даровал Он нам действием человеколюбивого сердца Благочестивейшего Самодержца нашего, чрез верные орудия благотворной воли Его, и чрез возбуждение частной благотворительности. Угрожаемым губительною болезнью благовременно, всенародно предложены были советы и вразумления предохранительные как от самой болезни, так и от сопутствующих ей ложных страхов и недоразумений, вредных не только для здоровья, но и для общественного спокойствия. Постигнутым болезнью приготовлены были врачебницы, врачи, врачевства. На оставшихся беспомощными после в умерших простёрто благотворительное призрение.

Не обинусь сказать ещё: прославим Бога и за самое бедствие, и за род бедствия, которым мы посещены. Признаемся, что без сего бедствия мы меньше молились бы, меньше каялись, меньше смирялись. Итак, слава Богу, хотя и неприятным средством, умножившему в нас молитву, покаяние, смирение. А если сравним бедствие устрашавшей нас болезни телесной, с бедствием умственной и нравственной болезни, какою в наше время заражены некоторые люди, и чрез них невольно поражены некоторые народы и государства до такой степени замешательства и превратности, что у них больные хотят лечить здоровых, обуявшие в своеволии составляют законы для царственной мудрости, забывшие Бога мечтают созидать новый мир, неукрощаемый дух беспокойства и тревоги, одних приводит в воспламенение ярости, других в оцепенение недоумения; и стогны городов устилаются мёртвыми от язвы междоусобия: – от сих тяжких зрелищ обращаясь к себе, конечно, с глубоким убеждением присоединиться можем к образу мыслей Давида, и сказать: слава Богу, что мы впали в руце Господни, яко многи суть щедроты Его зело; в руце же человечи не впали (2Цар.24:14)!

Не словом же только прославим Бога: но наша жизнь, которую Он нам сохранил и сохраняет, да представит в нас ревностных чтителей Его славы, а вследствие сего и деятельных исполнителей Его воли. Твёрдость в вере, послушание Церкви, верность к Царю, усердие по благу общему, непрельщение суетою и блистательною ложью духа времени, любовь к истине и правде, готовность к возможному благотворению, кратко сказать, наши добрые мысли, добрые чувствования, добрые дела, да прославят Отца нашего, Иже есть на небесах! Аминь.

И отвещав, Иисус рече к законником а фарисеом, глаголя: аще достоит в субботу целити (Лк.14:3).

Некогда Господь Иисус, оком всеведения Своего взирая на сокровенные помыслы законников и фарисеев, вызывал оные наружу вопросом: аще достоит в субботу целити? позволительно ли в день, посвящённый Богу, врачевать больных?

На вопрос о законе, у законников не нашлось ответа. Они же умолчаша. В молчании сем заключалось строгое мнение, что в субботу врачевать не до́лжно, и желание обвинить Иисуса, за Его исцеления в субботу, в нарушении закона: но строгие судьи не осмелились отверзть уста свои, потому что народ благоговел пред Иисусом и пред Его исцелениями.

Посему Господь субботы Сам разрешил Свой вопрос: и – как легко и непререкаемо даже для противящихся Ему! Он тотчас исцелил бывшего пред глазами Его человека, страждущего водяною болезнью. Прием изцели его, и отпусти. Очевидно, что исцеление было чудесное. Дело чудесное есть дело Божие. Дело Божие не может быть противно закону Божию. Следственно, врачевание больных в день, посвящённый Богу, не противно закону Божию. Достоит в субботу целити.

Известно вам, что день воскресный есть то же самое в христианской Церкви, что был в Церкви Ветхого Завета день субботний.

Вопрос: позволительно ли в день воскресный врачевать больных? не затруднил бы, думаю, ни учёных, ни неучёных, между нами. Кто не пошлёт за врачом в день воскресный? Какой врач не пойдёт к больному в день воскресный? От чего же сия разность во мнениях? От того ли, что мы лучше Иудеев понимаем закон дня Господня?

Хорошо, если так. Или, может быть, не от того ли, что ли меньше Иудеев внимательны к закону дня Господня?

Можете рассудить, как сие было бы унизительно для христиан.

Итак, надобно нам, братия христиане, помыслить и попещись о том, чтобы закон дня Господня и разуметь, и исполнять, не только не хуже древних Иудеев, но и совершеннее, так как христианство, без сомнения, выше и совершеннее иудейства.

Возьмём в руководство Закон и Священную Историю.

Что̀ говорит коренной закон субботы, то есть, дня покоя благочестивого, или дня Господня?

Помни день субботный, еже святити его: – в день седьмый, суббота Господу Богу твоему. Да не сотвориши всякаго дела в онь (Исх.20:8, 10). Примечайте. День всецело посвящается Господу; никакой доли оного не выделяется для человека и для его дел. Не бесполезно при сем заметить, что день измеряется здесь тою мерою, какою первоначально измерен он при сотворении мира, по сказанию Моисея: бысть вечер, и бысть утро, день един (Быт.1:5). Посему, как некогда в еврейской, так и ныне в христианской Православной Церкви, всегда верной древним священным преданиям, праздника, начинался и начинается вечером предпраздничного дня, и оканчивается вечером дня праздничного, как сие видите в порядке богослужения. Может быть, возразят, что невозможно посвятить Богу целые сутки, потому что человеку необходимо нужно некоторое из суток время, собственно, для себя, например, время одеться, время принять пищу, время подкрепить тело необходимым сном. Возражение сие разрешается, во-первых, тем, что человек может употребить подвиг отказать себе в иной потребности, чтобы не похитить времени, посвящённого Богу; во-вторых, тем, что и обыкновенные дела можно делать для Бога, и тем освятить их, и согласить с законом дня святого. Можно, например, в день Господень и одеваться, с благочестивою мыслью, чтобы чистою одеждою почтить чистоту и святость дня и храма Божия, в сей день преимущественно посещаемого: и вот правильное начало праздничных одежд, которые растлённый в последствии времени обычай обращает на идолослужение суете и тщеславию.

Можно в день святой, по выражению Ездры, ясти тучная, и пити сладкая (Неем.8:10), но ясти и пити в славу Божию (1Кор.10:31), с радостною и благодарною мыслью о Боге: и вот начало праздничных пиршеств, которые в древности некоторым образом присоединялись к жертвоприношению и богослужению. Мысль, что и ночь праздника есть доля дня святого, может и должна побудить человека, чтоб и сию долю времени, как можно более, освятить богоугодным подвигом, как можно менее уступить бездействию сна: и вот начало праздничных всенощных бдений, которые частью нужда, частью немощь, а частью и произвол сокращает нередко до того, что наименование всенощной службы становится обличением ослабевшей ревности к молитвенным подвигам.

Что̀ говорит далее дополнительный и охранительный древний закон субботы?

Сохраните субботу, яко свята сия есть Господу и вам: осквернивый ю, смертию умрет: всяк, иже сотворит в ню дело, потребится душа та от среды людей своих (Исх.31:14).

Что̀ ещё говорит о сем предмете Священная История?

Однажды, во время странствования в пустыне, Израильтяне обретоша мужа собирающа дрова в день субботный (Числ.15:32). Не знаю, затруднились ли бы мы определить степень сего преступления: а тогдашний весь сонм, не исключая и Моисея, и Аарона, недоумевали, как поступить с виновным. Не совещаша бо, что̀ сотворят ему. Но дело кончилось тем, что побиша его камением весь сонм вне полка, якоже глагола Господь Моисею (Числ.15:32–36).

В книге пророка Иеремии читаем тяжкую от лица Божия угрозу за преступления против праздника, по-видимому, не слишком тяжкие. Аще не послушаете Мене еже святити день субботный, и не носити бремен, ниже входити вратами Иерусалима с бременами в день субботный: то зажгу огнь во вратех его, и пожрет домы Иерусалимли, и не угаснет (Иер.17:27). Известно, с какою грозною точностью исполнена сия угроза чрез Вавилонян.

Нельзя не упомянуть ещё об одном примере, добровольной строгости в хранении субботы, который представляют времена Маккавеев. От гонения Антиоха, принуждавшего Иудеев к язычеству, многие из них удалились в пустыню. Язычники догадались, что выгодно будет напасть на них в субботу, в которую они, по закону, хранят покой. Тогда ревнителям благочестия внезапно представился нерассмотренный ими дотоле вопрос: аще достоит в субботу сражаться? И что̀ же?

Умрем вси в простоте нашей (1Макк.2:37), сказали они, и около тысячи человек допустили убить себя, не сделав ничего для своей защиты. Уже сей случай вразумил Маккавеев, что таким образом язычники совсем истребили бы благочестие; и потому принято за правило – и в субботу сражаться с нападающими врагами.

После сказанного доселе, пусть, кто хочет, удивляется строгости древнего закона о дне Господнем: для меня более примечательна его важность и сила. Пусть иные осуждают мнительность некоторых исполнителей оного: но не более ли достойно уважения их благоговение к закону, их самопожертвование закону? Хвалитесь, если угодно, высшим, нежели у древних, как и должно быть в христианстве, разумением закона: но позаботьтесь и о доказательствах сего похваления. Верные же доказательства высшего разумения духовного закона суть высшие подвиги и добродетели.

Или вы думаете напротив, что высшее разумение закона о дне Господнем менее от вас требует, и более вам позволяет, согласно с свободою новоблагодатною, вопреки рабству ветхозаветному?

Для разрешения сего возьмём в руководство Евангелие.

Что̀ же говорит Евангелие, к облегчению строгости закона субботы, или дня Господня?

Кто есть от вас человек, иже имать овча едино, и аще впадет сие в субботы в яму, не имет ли е и измет? Кольми убо лучши есть человек овчате? Темже достоит в субботы добро творити (Мф.12:11–12). Суббота человека ради бысть, а не человек субботы ради. Темже Господь есть Сын человеческий и субботе (Мк.2:27–28). Из сих изречений можно извлечь два правила. Первое: дела неизбежной нужды позволительны в день Господень. Второе: дела благотворные и человеколюбивые достойны дня Господня. Но из сего по необходимости надлежит заключить и то, что дела, в которых нет ни неизбежной нужды, ни нравственного достоинства и благотворности, и Евангелие, так же как древний Закон, оставляет запрещёнными в день Господень.

Что касается до величественного изречения Господня: Господь есть Сын человеческий и субботе: слыша сие, не подумайте, чтобы Господь, создавший субботу, Сам разрушил её, и позволил попирать её. Он сказал, что не пришёл разорити Закон, но исполнити (Мф.5:17). И нарекши Себя Господом субботы, Он являет Своё Божество и власть истолковать закон субботы (ибо кто лучше может истолковать закон, как Сам Законодатель?), исполнить его и обновить. Сию власть особенно явил Он в том, что, сохранив сущность первоначального закона – посвящать Богу седьмой день, освятил для сего новый день Своим славным, воскресением. Древний день субботний, празднованный в память сотворения мира, не вполне радостный с того времени, как сотворённое повреждено грехом, по справедливости, должен был уступить свою славу новому дню воскресному, в память нового творения, которым мы созданы во Христе Иисусе на дела благая (Еф.2:10), порождены во упование живо воскресением Иисус Христовым от мёртвых (1Пет.1:3). Видите, как Господь субботы не разорил её, но ещё возвысил. И потому, если свят и благоговейно чтим был древний день Господень, день субботы, то есть, покоя, в память первого творения временного: то не паче ли должен быть свят и благоговейно чтим новый день Господень, день воскресный, день радости нового творения, пребывающего во веки?

Братия! вопрос Господень: аще достоит в субботу целити? оставшийся без ответа со стороны вопрошаемых, показывает вам, что истина вразумляет не только рассуждениями и ответами, но иногда и вопросами, на которые неизбежный ответ находится в совести вопрошаемых. Пойдём и мы по следам Небесного Учителя, и предложим нашей совести некоторые вопросы, которых разрешение, кажется, довольно предуготовлено предложенными теперь сведениями и размышлениями.

Достоит ли христианам, чадам благодатной свободы, менее рабов Закона пещися о хранении дня Господня, потому только, что ныне за сие не угрожает побиение камнями?

Достоит ли в утро дня воскресного, во время святого дня, преимущественно святое, идти не в храм Божий, а на торжище, наполнять его до тесноты, вместо молитвы и покоя, суетиться среди молвы, купли и продажи? Закон гражданский снисходительно позволяет в день воскресный продавать и покупать необходимое для дня: пусть бы пользовались только сим снисхождением; однако и то, чем менее, тем лучше. А продавать и покупать в день воскресный, что можно было бы отложить до дня работного, продавать потому только, что сего хочет корысть, покупать потому, что в праздник досужно, – достоит ли?

Не довольно ли шести дней недели для сих продаж и куплей? Надобно ли вторгаться с ними в день седьмой, чтобы и на купленное, и на цену проданного положить печать греха против заповеди, освятившей день седьмой?

В навечерии дня Господня, в часы, как изъяснено выше, принадлежащие действительно к составу дня освящённого в которые Церковь уже начинает торжественные славословия, в которые благочестивые предки наши обыкновенно вкушали духовное веселие на вечернем или всенощном богослужении, достоит ли потомкам их спешить в места веселия мирского, на зрелища, которые и не в такое важное время не много имели бы права на внимание христианина, как перенятые от язычников, и едва ли когда восходящие выше языческих представлений суеты, страстей и пороков?

В день, посвящённый славе Христа Спасителя и радости спасения, достоит ли, под видом веселия предаваться делам, которые не только не славят Бога, но и человека унижают, и его спасению вредят, – делам плотоугодия, невоздержания, бесчиния?

Имеяй уши слышати, да слышит. То есть, имеющий не заглушенную совесть да внимает её ответам на вопросы, теперь предложенные.

Заповедь, Церковь, совесть да управляют вашими поступками, как всегда, так наипаче во святой день Господень! Праздничную же свободу полагайте в том, чтобы не раболепствовать страстям, суетным обычаям и осуждения достойным примером. Аминь.

В конце 1847 года известно было, что Папа Пий IX отправлял к Турецкому Султану Архиепископа Саидского Ферриери, и что сей посланник, между прочим, имел поручение, относящееся до Восточных Церквей¹. Он привёз на Восток послание от Папы к христианам Восточной Православной Церкви, в котором вновь выразилось давно питаемое Папами желание подчинить её своему престолу.

Чем старался преклонить Папа православных христиан к предлагаемому союзу, и как ими принято сие предложение, может показать представляемый при сем в переводе «Ответ», изданный в минувшем 1848 г. в Константинополе на греческом языке, под заглавием: Ἀπάντησις· τῆς ὁρϑοδόξου Ἀνατολικῆς Ἐκκλησίας εἰς τὴν ἀρτίως πεμφϑεῖσαν πρὸς τοὺς Ἀνατολικοὺς ἐγκύκλιον ἐπιστολὴν τοῦ Μ. Πάπα τῆς Ῥώμης Πίου тοῦ ἐννάτου. Ἐν Κωνσταντινουπόλει, ἐκ τῆς πατριαρχικῆς τοῦ γένους τυπογραφίας. 1848 in 8°

Православная Восточная Церковь, как от самого основания своего, так и всегда впоследствии, и в настоящем веке, хотя бедствует как бы от бурь и треволнений, и борется с различными искушениями, но не падает, терпит приражения, но стоит твёрдо на неколебимом камне веры, как видимо хранимая невидимым Богом.

Блаженнейший Папа Пий IX, в Окружном Послании своём, поговорив довольно с теми, которые постоянно пребывали в общении с престолом его и в верности оному, обращает (стр. 7) речь к нам вообще Православным на Восток, выражаясь (как говорит он) с любовию, миром и благопопечительностию о нас, которые, хотя Христу служим, однако же, чужды Петрову престолу. Он говорит, что, по примеру Христову, желает расточенных овец возвратить в ограду паствы Господней. Обращаясь к занимающим высшие церковные достоинства (не произнося, однако же, имени Патриаршеского), он приводит и на память древнее состояние наших Церквей, когда он были в единении с прочими Церквами вселенной, и предлагает на замечание, какую пользу приносили им последовавшие затем разногласия, по которым у них (Восточных Пастырей) не только с Церквами Западными, но и между ними самими не сохранилось единства в учении и священноначалии.

Восточная Церковь, с Предстоятелями своими и всем сонмом Православных, благодарит его за ту заботливость, с какою желает собрать в ограду расточенных овец. И что касается до многих тысяч отделившихся и отторгшихся от общения с Римом, то на Его Преосвященстве лежит священный долг снова призвать их в паству, которую они оставили. В рассуждении же Православных Восточных такое его усердие совершенно не имеет места. Ибо ему самому хорошо известен тот древний союз единомыслия, которым, в продолжение целых восьми веков, две сестры соединены были в едином духе и едином исповедании веры; известны ему и причины, не какие-либо человеческие, но важные (потому что дело касалось Божественного догмата), по которым Западная Церковь, оставшись при своих нововведениях, расторгла этот священный узел, скреплявший её с Восточною Церковью, а Церковь Восточная и прежде, и по изменении политических своих обстоятельств, и под оттоманскою (Промыслителю Богу тако изволившу) властью ничего не изменяла в первоначальных постановлениях. Она всецело неизменным сохраняет древний свой вид; клир исполняет обязанности, с каждою степенью сопряжённые; повсюду священнодействуют Божественные Таинства; короче сказать: Восточная Церковь все те догматы, какие приняла от самих апостолов и богоглаголивых отцов и учителей, ненарушимо и непреложно, без всяких в чём-либо нововведений, хранила, и твёрдо хранит, и будет хранить и блюсти без всяких разногласий, сечений и разделений в учении и в единстве Пастырей, хотя и жестоко клевещут на неё, укоряя её противным сему.

Его Блаженство в Окружном Послании своём предлагает далее, чтобы Восточные вспомянули Символ Веры, и единую, святую, Кафолическую (Соборную) и Апостольскую Церковь, которую они отвергают, яко существующую в общении Церкви Римской.

Христиане Восточной Вселенской и Православной Церкви с верою приемлют благочестивый состав догматов, правое и здравое учение содержащий. Кирилл Иерусалимский, в 18-м огласительном слове, толкуя речения священного Символа, говорит: «Церковь называется Кафолическою, потому что простирается по всей вселенной, и потому что преподаётся учение кафолическое, без опущения, о всех догматах». Итак, Церковь, которая содержит все догматы без опущения и без малейшего в них изменения, есть единая, как одно целое; единая, потому что един Бог; святая, по святой Главе своей, которая есть Пастыреначальник Христос. Под управлением сей Главы состоящие Предстоятели первоначально-Апостольской Церкви, вместе с законно-подчинёнными им и другими по местам самостоятельными Церквами, пребывают в союзе мира и единомыслия; и по правоте веры, по неповреждённости Апостольских и Соборных правил, все в совокупности Православные Восточные составляют одно всестройное тело, одну святую Кафолическую и Апостольскую Церковь.

За сим в Окружном Послании предлагаются обыкновенные доводы в подтверждение власти Римских Предстоятелей:

1) о ключах, данных апостолу Петру;

2) о неоскудении веры его;

3) о повелении утвердить ему братию свою, и

4) пасти овец.

Что̀ Господом Иисусом Христом сказано Петру: «Ты еси Петр», и проч., то̀ сказано и прочим апостолам: «елика аще свяжете на земли, будут связана на небеси» (Мф.18:18). А ра́вно и слова: «на сем камени созижду Церковь Мою», сказаны ко всем апостолам, и даже к пророкам. Назданная на основании апостол и пророк (Еф.2:20.), стена града Иерусалима, сходящего с небеси, имеяше оснований дванадесят, и на них имен дванадесять Апостолов Агнчих (Откр.21:14). А из приведённых слов выводится то заключение, что первым камнем в основании Апостолов и всей Церкви есть один Иисус Христос; – сущу краеугольну самому Иисусу Христу (Еф.2:20). Правда, что Петру на ответ его сказано Господом: «ты еси Петр, и на сем камени созижду Церковь Мою»; но это потому, что при вопросе Христовом предварил он прочих апостолов и учеников, исповедав: «Ты Еси Христос, Сын Бога живаго» (Мф.16:16). Смысл же сих слов: и на сем камени созижду Церковь Мою, – кроме других восточных отцов, и священный Августин (Serm. 124. in Ioh.) объясняет так: «Ты еси Петр, – говорит Христос, – и на сем камени, который исповедал ты, на сем камени, который познал ты, сказав: Ты еси Христос, Сын Бога живаго, созижду Церковь Мою; на Мне можешь ты созидать, а не на себе Меня, т. е. тело Моё, Церковь Мою. Но те, которые хотели основываться на людях, говорили: аз есмь Павлов, аз же Аполлосов, аз же Кифин (Петров)» (1Кор.1:12). А из сего мнения блаженного отца западной Церкви усматриваем, во-первых, что камень, на котором создана Церковь, есть не апостол Пётр, но петрово исповедание веры, сам Иисус Христос: камень же бе Христос (1Кор.10:4); во-вторых, если кто утверждает: «аз Кифин (Петров), и Петра исключительно уважаю, и признаю главою всех священных учителей и самой Церкви», то таковые, по слову божественного Павла и священного Августина, разделяют Христа, и назидают людей на основании человеческом.

Если Христос молился о Петре, чтобы не оскудела вера его: «Аз же молихся о тебе, да не оскудеет вера твоя: и ты некогда обращся утверди братию твою» (Лк.22:32); то о сей молитве Господней находятся ясные толкования отцов Церкви, именно: Василия, Златоуста, Августина, Амвросия, Епифания, Макария Египетского, Тита из Боцры, Феофилакта и Кирилла Александрийского. Иисус Христос молился вообще об апостолах и о верующих словес их ради, в Своём дивном молении и прошении к Отцу Своему небесному, какое читаем в 17-й главе у Иоанна. Особенно же молился о Петре, потому что предвидел, как отречётся и тяжко падёт сей высокоумно говоривший о себе: аще и еси соблазнятся о Тебе, аз никогдаже соблажнюся (Мф.26:33); от чего, понадеявшись на свою силу, и дав обещание, которого после не исполнил, предался он страху и впал в отречение. И Христос молился не о том, чтобы не поколебалась вера петрова, по попущению Божию поколебавшаяся уже за высокомерные слова петровы, но о том, чтобы она не оскудела, и не погибла, доведённая до отчаяния отречением, и чтобы Пётр, покаянием и слезами смыв с себя грех и обратившись к прежней вере, соделался образцом спасительного утверждения для других, колеблющихся в вере, братий.

После упомянутых выше слов, которые (как изъяснено отцами, и как оные сами собою показывают) сказаны Господом Петру не о единоначалии, но чтобы Пётр не впал в отчаяние, по важности содеянного им греха, – в Окружном Послании, в подтверждение власти, какую присваивают себе римские епископы, непосредственно приводятся обычные и в обычном порядке доводы, которые Восточная Церковь за много уже до сего веков опровергла письменно.

Иисус Христос Петру окончательно поручил пасти агнцев и овец, и, следовательно, всю Церковь, состоящую из истинных агнцев и овец Христовых, и сие принадлежит верховным архиереям Рима, и т. д.

В разрешение сего предложения и в настоящем случае, скажем только: При троекратном вопрошании сказанное Петру есть более заповедь, нежели что-либо другое, и означает не власть, но долг, и такой священный долг, который решительно заповедан всем служителям Господним. Пасите еже в вас стадо Божие (1Пет.5:2). А утверждающие, что в сей данной Петру заповеди заключается какое-то преимущество, пусть заглянут в писания святых отцов: Августина, Амвросия, Златоуста, Епифания и Кирилла Александрийского, и увидят, в каком смысле они объясняют сию заповедь. Для краткости представим слова последнего из упомянутых отцов: «Троекратным повторением Петрова исповедания (ей, Господи, Ты веси, яко люблю Тя) заглажден грех троекратного отречения, и обновлено в Петре апостольское достоинство, в отклонение той мысли, что оно ослаблено отречением, в которое впал Пётр, по человеческой немощи». С таким замечанием до́лжно читать священные слова Евангелия, по разуму древних духоносных учителей Церкви. Иисус говорит Симону Петру: «Симоне Ионин, любиши ли Мя паче сих»? т. е. ты, похвалившийся некогда и сказавший: аще и еси соблазнятся о Тебе, аз никогдаже соблазнятся (Мф.26:33), скажи, любишь ли Меня более прочих апостолов? Пётр же, наученный и уцеломудренный горестным опытом, не смеет уже сказать Иисусу, что любит Его более прочих, но отвечает: ей, Господи, Ты веси, яко люблю Тя. Господь, приняв от него сей смиренный его ответ, спрашивает его вторично уже не о любви паче всех прочих, какою некогда хвалился он, но о любви просто: «Симоне Ионин, любиши ли Мя»? Почему со смирением повторяется тот же ответ. Но когда Пётр спрошен был в третий раз, тогда, вспомнив троекратное своё отречение, не без причины поскорбел он сердцем: «оскорбе же Петр, яко рече ему третие, любиши ли Мя?» Итак, из сказанного следует, что в сем не отличие какое видит для себя Пётр, но паче унижение, как самообличаемый за отречение.

И троекратное повторение слов Господних Петру: пасти, вовсе не означает ни всей Церкви, ни чего-либо другого чрезвычайного, что воображают римские притязатели, перетолковывая сие по-своему. Для большего подтверждения истины приведём свидетельство западных святых отцов, и во-первых, священного Амвросия. «Апостол Пётр, – говорит он, – после своего, по немощи человеческой, падения, во время страдания Христова, вопрошается трижды, потому что трижды отрёкся. Первое вопрошение: любиши ли Мя? знаменует любовь его до креста, второе – любовь к пастве; а третье – прощение греха его» (Книга 2. О Таинствах, гл. 7). Во-вторых, представим следующее свидетельство и священного Августина: «Трижды отрёкся страх, трижды исповедала любовь. Если желаешь знать, что означает заповедь Господня: паси овцы Моя; то знай, что пастѝ значит учить и питать духовною пищей» (Беседа 5 на посл. Иоан.). Так свидетельствуют святые Отцы, таково издревле разумение Кафолической Церкви; оно твёрдо, и выше всякого другого принуждённого и противного намерению слов Господних толкования.

В Окружном Послании (стр. 9.) приводятся слова святого Иринея из книги против ересей (кн. 3, гл. 4.), но произвольно изменённые в таком виде:

Ириней, против еретиков своего времени желая сослаться на учение апостолов, почитает напрасным делом перечислять предания всех Церквей, какие получили начало своё от апостолов, утверждая, что достаточно сослаться на учение Римской Церкви. Почему говорит: «вся Церковь, т. е. верные всех стран, должны сходиться ради первенства в сию Церковь, в которой данное апостолами предание соблюдено, в рассуждении всего, что известно между верными всех стран».

Слова Иринея против еретиков гностиков в неповреждённом их виде таковы: поскольку предания всех Церквей перечислять весьма долго (а не напрасное дело); то, взяв в рассмотрение то апостольское предание и ту возвещённую людям и до нас дошедшую веру, какие имеет у себя весьма великая, весьма древняя и всеизвестная, двумя славнейшими апостолами Петром и Павлом (а не одним Петром) назданная в Риме Церковь, заграждаем уста тем, которые в своих умозаключениях простираются далее надлежащего. Ибо с сею Церковью, по причине весьма крепкого начала, надобно согласоваться всей Церкви, т. е. верным всех стран; в ней всегда соблюдалось предание апостолов.

Как жалко обезображено в переиначенном виде сказанное у отца! Слова: надобно согласоваться всей Церкви, – исказители, не обращая внимания на связь речи, изменили в следующее: верные должны сходиться в сию (Римскую) Церковь ради первенства. Сего первенства, как ещё не выдуманного и не существовавшего тогда, блаженный Ириней вовсе и не знал. Он, рассуждая о гностиках, обращал речь к западным Церквам, подчинённым Церкви Римской, и, опровергая упомянутых еретиков древним преданием, т. е. данным от апостолов всем Церквам, умалчивает о прочих, по многочисленности, и указывает на одну Церковь в Риме, потому что сам был и епископствовал в его области, и не было ещё тогда другого царствующего града. Церковь древнего Рима имела старейшинство над подчинёнными ей на Западе Церквами; потому Ириней и указывал на неё. Притом, сей же Отец в той же главе против гностиков ссылается не на одну Римскую Церковь, но также на Ефесскую и Смирнскую. Если бы он признавал единоначальственное достоинство епископа Римского; то сослался бы против гностиков на одну сию Церковь, не упоминая о других Церквах. Но он и другие Церкви признавал равными и равномощными Церкви Римской и вместе с другими окружными епископами убеждал папу Виктора с обличением, чтобы не отлучал от Церкви христиан азийских за разность во дне Пасхи, что было бы погрешительно, и чтобы не расторгал легко единства Церквей.

В то время как Церкви, Восточная и Западная, соединены были неповреждённостью Божественных догматов и союзом любви и единения о Христе, иерархи Восточной Церкви неоднократно, в случае несправедливого на них нападения, испрашивали себе помощи от благочестивых предстоятелей римских, как старейших по чести места и председательства. По разделению же двух Церквей, предстоятели римские, думая о себе выше надлежащего, и не довольствуясь первенством места, стали присваивать себе первенство преобладания над всею Церковью. А потому и в Окружном Послании (стр. 9), после приведённого из Иринея места, как важное и сильное доказательство первенства римских архиереев, представляется в пример обстоятельство испрашивания у них помощи, и во-первых, об Афанасии Великом сказано так:

Александрийский Иерарх Афанасий, неправедно осуждённый и изгнанный от своего престола, прибыл в Рим. Епископ же Римский Юлий, рассмотрев дело каждого (потому что и другие гонимые арианами пришли в Рим), и нашедши веру их согласною с Никейским исповеданием, поскольку держались они того образа мыслей, какого держался он сам, принял их в общение. И поскольку по достоинству престола попечение обо всех принадлежало ему; то возвратили Церкви и проч.

Великий и многострадальный Афанасий, оклеветанный и осуждённый арианскими епископами под председательством сильного врага его Евсевия Кесарийского, приходил в Рим к Констансу, Самодержцу Западному, и к папе Юлию; ибо знали, что Церковь Римская не арианствует, но право хранит Никейскую веру. Юлий же писал к Восточным и арианствующим за Афанасия, как осуждённого несправедливо, но писал не со властью, как например: так угодно римской Церкви по силе ключей петровых, – и не в каких-нибудь других высокомерных выражениях, но скромно и в духе общения церковного. В доказательство, что Григорий рукоположен в Александрии на место Афанасия незаконно, не сказал он, что до́лжно было прежде спросить папу, и тогда уже низложить Афанасия и возвести Григория, а написал то одно, что прилично было восточным, делая это, написать и к западным, чтобы всеми вместе определено было, чего требует справедливость, так как потерпевшие были епископами тех Церквей, которых основателями были единые апостолы. О послании же сем к восточным Юлий присовокупляет, что оно написано по приговору римского Собора. Ибо, говорит он, хотя и один я писал, однако это не моё только мнение, но всех епископов Италии, а здешних стран. И поскольку в сем послании к восточным Юлий неоднократно представляет судиею не себя, но Собор; то из сего нельзя вывести заключения ни о каком достоинстве церковного единоначалия и о праве верховного приговора (Афан. Апол. 2. Сократ и друг.). Короче сказать: не римский епископ, но Константий, по просьбе и вместе угрозам Констанса, возвратил престол Афанасию и дозволил ему вступить в Александрию (Сокр. кн. 2).

После сего в Окружном Послании и о златословесном Иоанне говорится следующее:

Иоанн Златоуст, архиерей Константинопольский, нагло осуждённый на Соборе в Кархидоне (читай: Халкидоне), чрез послания и посланников прибегал и сему же апостольскому престолу, и его объявил невинным наш предместник Иннокентий I.

Св. Иоанн, лишённый престола Собором, против сего божественного мужа беззаконно составленным у Дуба, вблизи Халкидона, о сем по страсти неправедном на него нападении писал, (послов же никогда не посылал) не к одному Иннокентию, но и ко многим другим, как то: к Флавиану Антиохийскому, к Иоанну Иерусалимскому, к Евлогию епископу Асийскому, к Феодосию епископу Скифополя Палестинского, к епископам Македонским и к Аврелию, епископу Карфагена Африканского (Созомен, кн. 8, гл. 24. Письма Злат. 37, 91, 95). Иннокентий же, по требованию Златоуста составить Вселенский Собор для исследования взведённых на него клевет и для суда по оным, хотя много употреблял усилий созвать Вселенский Собор, имея помощником западного Самодержца Гонория, однако же, ничего не мог сделать. На посланных от папы в Византию, чтобы ходатайствовать по сему делу, окружающие Аркадия и Евдоксию составили наветы: и посланных папою, как пришедших беспокоить чужеземное правительство, отослали с бесчестием, а божественного Иоанна, по царскому повелению, успели послать на жительство ещё далее – в Питиунт (Пис. Иоан. 2 к Иннокент. Созом., кн. 8, гл. послед.). Из сего верного, основательного, подтверждаемого свидетельствами, a не на вымыслах и искажённых историях, какие выставляют римляне, составленного рассказа видно, что св. отец о случившемся с ним писал не только к епископу Римскому, но и к другим, а притом яснейшим образом открывается верховное достоинство Вселенского Собора, которого домогались оба – и Иоанн, и Иннокентий.

В виде прибавления, для удостоверения во вседержавии предстоятелей римских, по причине пресловутого их первенства, в сем Окружном Послании, которое неожиданно явилось среди такого всеобщего сотрясения и умоисступления народов, предлагается и следующее:

Новое свидетельство уважения ваших предков к первенству римских архиереев видно на Соборе в Кархидоне (читай: Халкидоне) в 451 году. Собравшиеся там епископы в числе 600, которые, за исключением немногих, были восточные, по прочтении посланий (читай: послания) от верховного архиерея римского св. Льва Великого, во второе деяние Собора возгласили: «Пётр беседовал с нами чрез Льва», и проч.

Послание папы Льва к четвёртому Вселенскому Собору, составившемуся в Халкидоне, хотя и православно, однако же, подверглось соборному исследованию и поверке, точно ли согласно оное с исповеданием веры первого и второго Вселенских Соборов и с исповеданием св. Кирилла на третьем Вселенском Соборе, как это видно из деяний сего четвёртого Собора. По окончании же рассуждения о сем послании, на вопрос, православно ли оно и согласно ли с определением трёх Вселенских Соборов, Анатолий Константинопольский ответствовал, что согласно со святым Символом 318 и 150 отцов и с тем, что постановлено Кириллом на Ефесском Соборе. Итак, видите, не на основании сего Львова послания, подвергнутого поверке, произнесён суд о ереси евтихиевой, и положен конец произведённому в Церкви смятению, но на основании постановленного Соборами в Никее, в Константинополе, в Эфесе. Кто же больше, подлежащий исследованию и суждению, или исследующий и судящий? Лев, хотя и православный и святой, в послании своём к Собору ничего не сказал сам от себя, но что говорили отцы прежде него бывших Соборов, то и он изложил в своём исповедании. Итак, нельзя отсюда вывести никакого заключения в пользу единоначалия, или первенства, о каком помышляют римляне, выставляя сие послание св. Льва, писанное к четвёртому Собору, доказательством господства. И если это послание св. Льва названо столпом Православия; то и грамоты восточных архиереев к Патриарху Тарасию отцами седьмого Вселенского Собора названы столпом благочестия, и взаимно, послание Тарасия к восточным епископам Отцами седьмого Собора наименовано правилом Православия. Итак, столп Православия, столп благочестия и правило Православия суть одно и то же.

Когда отцами четвёртого Собора потребовано сперва и прочтено послание святого Кирилла Александрийского; тогда Собор воскликнул: «Кирилл так верует, и мы так веруем; вечная память Кириллу!» Потом, когда прочтено и послание св. Льва, воскликнули также: «это вера отеческая, это вера апостольская»; Пётр вещал сие чрез Льва; и потом присовокупили: «так учили апостолы». Итак, явствует из сего, что за согласие с Кириллом отцы признаю́т Льва право верующим. И если послание Кирилла не дало первенства Кириллу; то и послание Льва не дало первенства Льву.

«Римские архиереи (стр. 10) занимали первое место на Соборах, особенно на Вселенских. И что к власти их прибегали и до созвания Собора и после того, в рассуждении сего кроме Соборов можем сослаться на многие другие деяния и писания Отцов и древних мужей апостольских, из которых делается видным, что первенство римских архиереев признавалось на Востоке отцами вашими», и проч.

Во-первых, ни один из семи Вселенских Соборов не был созван мнимою властью первосвященника римского, к которой будто бы прибегали и до созвания Собора и после того; но, как видно из соборных деяний и историй, Соборы сии созываемы были положительно и собственно верховною властью и полномочием православных восточных Самодержцев, которые своим указом сущих повсюду священноначальников Востока и даже Запада приглашали предстать на Соборе или самолично, или чрез местоблюстителей. А что для созвания семи Вселенских Соборов никогда не было нужды в соизволении папском, и что местоблюстители папские присутствовали на Соборах не со властью, но со смирением, в доказательство сего достаточно следующего. Легаты, присланные папою Агафоном на шестой Вселенский Собор, говорили Императору Константину Погонату: «Государь, по повелению, какое от богоносной державы Вашей дано святейшему папе нашему, присланы мы к всечествуемым стопам богоутверждаемой тихости Вашей, с донесением притом от него». А в сем донесении ясно было сказано следующее: «По Благочестивейшиму повелению Вашей Богохранимой снисходительности, ради послушания, к какому обязаны мы, а не по дерзновению, посылаем сих предстоящих Вам сослужителей наших, и мысленно преклоняя колена, с покорностью умоляем за них Ваше человеколюбие, удостойте их Вашего принятия» (Деян. 1 Собора). Папа же Адриан, посылая своих местоблюстителей на седьмой Вселенский Собор, к Самодержцам Константину и Ирине писал следующее: «Благочестивейшие и тишайшие Государи! с великою сердечною любовию умоляю Вашу кротость, и как бы лично преклоняя пред Вами колена и припадая к стопам Вашим, прошу и пред Богом увещеваю и заклинаю, повелите святые иконы восставить и утвердить на древнем основании в царствующем граде, и в обеих частях Греции» (Деян. 2 Собора).

Что касается до первенства, о котором много было шуму и споров, на которое имеет сильное притязание, которое возвышает и превозносит, которым грозит епископ Римский, как туча громовым ударом; то скажем истину, что оно не доказывается писаниями восточных отцов, и Восточная Церковь никогда не признавала, чтоб оно имело силу, как мудрствуют римские архиереи. Восточная Церковь со своими предводителями священноначалия, четырьмя православными Патриархами, до разделения церковного, по решительным правилам семи Вселенских Соборов, ничего не предоставляла Предстоятелям Римским, кроме первенства места, нимало не соединяя с сим первенства в целой Церкви.

Шестое правило первого Вселенского Собора гласит так: «Да хранятся древние обычаи, принятые в Египте, и в Ливии, и в Пентаполе, чтобы Александрийский епископ имел власть над всеми сими; потому что и римскому епископу сие обычно. Подобно и в Антиохии, и в иных областях да сохраняются преимущества Церквей».

Из приведённого нами священного определения ясно видно, что, какую власть имел епископ римский, такую же, равную ей, имели и епископы Александрийский, Антиохийский и другие. А из сего выводится ясное заключение, сколько далёк был первый Вселенский Собор от того, чтобы епископа римского признать имеющим первенство всё держащей власти над Вселенскою Церковью, или главою Церкви.

Третье правило второго Вселенского Собора предписывает следующее: «Константинопольский епископ да имеет преимущество чести по римском епископе; потому что град оный есть новый Рим».

Итак, если предположить исследование о том, имеет ли римский епископ просто честь первостояния, а совсем не старейшинство всеобщей власти: то надлежит тщательно заметить силу соборного правила, почему епископ Константинополя непосредственно следует за римским.

По той причине, что это – новый Рим. Итак, почему же римский епископ предваряет константинопольского? По той причине, что это – древний Рим. Вот какое именно отличие старшинства даёт епископу римскому второй Вселенский Собор; но отнюдь не какую-либо исключительную власть.

Третий Вселенский Собор, подтверждая права древней независимости епископов Кипрских и других, нарушаемые некоторою частью епископов, и власть каждого епископа ограничивая одною собственною его епископией, без права простирать оную далее, в предостережение на прочее время постановил следующее: «да не преступаются правила отец; да не вкрадывается, под видом священнодействия, надменность власти мирские, и да не утратим помалу, неприметно, той свободы, которую даровал нам кровью Своею Господь наш Иисус Христос, Освободитель всех человеков» (Правило 8).

Таким образом, и сей священный Собор, не одобрив и не приняв такой самочинной и неограниченной власти Епископов (какую ныне Церковь римская допускает в папе), отринул оную; и притом Собор обратил строгое внимание на то, чтобы такого надмения власти в последствии времени не появлялось впредь в пастырях Церкви.

Двадцать восьмое правило четвёртого Вселенского Собора гласит так: «Во всём последуя определениям святых отец, и признавая читанное ныне правило ста пятидесяти боголюбивейших епископов (3 Правило 2 Собора), бывших на Соборе, во дни благочестивые памяти Феодосия Великого, то же самое и мы определяем и постановляем о преимуществах Святейшей Церкви того же Константинополя, нового Рима. Ибо престолу ветхого Рима отцы прилично дали преимущества: поскольку то был царствующий град. Следуя тому же побуждению и сто пятьдесят боголюбивейшие епископы предоставили равные преимущества святейшему престолу нового Рима, праведно рассудив, да град, получивший честь быть градом царя и синклита, и имеющий равные преимущества с ветхим царственным Римом, и в церковных делах возвеличен будет подобно тому, и будет второй по нём».

По постановлению и сего Собора до́лжно взять во внимание, во-первых, что священный Собор хотя допускает преимущества епископа Римского, по одной важности города Рима, однако же не признаёт за ним той чрезвычайной власти, какою надменно облекается сей епископ ныне. Во-вторых, престолу нового Рима, как второй, так и третий Вселенские Соборы дали одинаковые преимущества с престолом древнего Рима. Посему, если Римский Епископ получил первостояние и первенство чести пред Константинопольским, то получил сие по той единственно причине, что иначе не возможно двоим вместе быть первыми, а не в том разуме, будто бы имеет он какое-то превосходство особенной, исключительной власти и мощи в отношении к Вселенской Церкви. Епископ Константинопольский был тем же в новом Риме, чем Римский в древнем Риме. Церковь же нового Рима столько же зависела от Церкви старшего Рима, сколько и последняя от первой. То же, разумеется, и о прочих трёх Патриархах Восточной Церкви, которые на Соборах и в других случаях, если бывали вместе, епископам Римскому и Константинопольскому всегда уступали только первенство в месте и председательстве, не предоставляя ничего больше.

Да и шестой Вселенский Собор в 36 правиле своём, возобновляя то, что было утверждено и законоположено о патриаршеских престолах на предшествовавших Соборах, присовокупляет сие: «Возобновляя законоположенное стопятидесятью святыми отцами, собравшимися в сея богохранимом и царствующем граде, и шестьсот тридесятью отцами, собравшимся в Халкидоне, определяем, да имеет престол Константинопольский равные преимущества с престолом древнего Рима, и, как сей, да возвеличивается в делах церковных, будучи вторым по нём; после же оного да числится престол великого града Александрии, потом престол Антиохийский, а за сим престол града Иерусалима».

Согласно с тем, что постановлено соборным определением, Константинопольский епископ, по обыкновению восточных, именуется Патриархом, епископ же римский, по обыкновению западных, папою; как и Александрийский, по древнему обычаю, также именуется папою.

На основании всех изложенных здесь решительных доказательств, заимствованных из Вселенских Соборов, в которых присутствованием, голосами и согласием на постановления участвовали тогдашние блаженные папы, всякий беспристрастный пусть судит сам, как далеко от истины, будто это предполагаемое первенство имело когда-либо силу на Востоке у наших отцов, т. е. на сих самых Вселенских Соборах. Но Риму обратилось уже почти в общий и любимый обычай всё по произволу неверно понимать, перетолковывать и извращать.

Итак, никакое подобное первенство или главы Церкви, или вседержавной власти, или средоточия единства не было известно или признаваемо когда-либо в епископе Церковью Христовою, которая хорошо знает, что епископы первенствующей Церкви всегда имели в памяти слово Господне: «Иже аще хощет в вас быти первый, да будет вам слуга» (Мф.20:26–27). И поскольку каждый из них, по сей Божественной заповеди, признавал себя последним рабом; то, пока живы были апостолы и собеседники их мужи апостольские, никто из епископов не мечтал никогда о первенстве и о превосходстве пред другими, но Церкви знатнейших тогда городов, имевшие y себя большее число благочестивых, наипаче же Церкви, о которых известно было, что епископы оных имеют непосредственное преемство от апостолов, получили преимущество пред другими, сопредельными им Церквами, менее знаменитыми во множестве христианских Церквей, и сделались как бы прибежищем для других. Таковы были Церкви: антиохийская, которой епископы поставлены апостолами Петром и Павлом, александрийская, основанная евангелистом Марком, и римская, основанная вместе Петром и Павлом. Потом на Вселенских Соборах порядок требовал, чтобы из трёх упомянутых епископов знатнейших Церквей один получил первую честь, и чтобы дано ему было первостояние. Посему-то, по словам соборного определения, отцы не без причины дали первенство престолу древнего Рима, как города царствующего. Постоянно же держась слов сего соборного правила: «Отцы дали первенство», спешим без всякого сомнения присовокупить неоспоримое заключение, что дано сие римскому епископу не апостолами и не Самим Христом. A как Церковь Христова и в каком отношении не признаётся телом предстоятелей римских; то никак не может она иметь их главою. Ибо кроме Иисуса Христа, никто другой, по Священному Писанию, и, по словам небошественного апостола, не есть глава Церкви (Еф.4:8–15).

Если же в доказательство первенства приводят послание св. Климента к Коринфянам; то сие не ведёт ни к какому заключению; потому что в те древние времена, как сказано выше, Церкви меньшие по числу благочестивых, по делам, касающимся до веры и каких-либо споров и разбирательств, относились к епископам знатнейших городов; а такова была Церковь римская, впрочем не по праву, присвояемому римскими предстоятелями, окончательно решать дела всей вообще Церкви, – праву, которое, как выдуманное уже в поздние времена, вовсе не было известно в Церкви, особенно в начале второго века. И если Климент Римский писал в Коринфе, увещевая прекратить зло и жить в мире и единомыслии; то, кроме других епископов иных Церквей, и Дионисий, известный коринфский епископ при Антонии Вере, муж святой, ученик собеседников Апостольских, отличавшийся учёностью и трудолюбием, писал ко многим Церквам, доставляя много всякого рода пользы и чужеземцам. Наставления его и послания, в которых являются обильные познания, во многих Церквах воспламенили желание просить у него новых посланий, как источающих не млеко, но твёрдую пищу. Таким образом, в первые времена Христовой веры богопросвещённые мужи писали к Церквам подобные послания не из любоначалия, но, по слову божественного апостола, в созидание и к совершению сущей повсюду паствы Христовой (Еф.4:12)

«Сыны восточной Церкви поблагодарят Его Блаженство за приглашения, какими поспешил они призывать нас, и даже без замедления, чтоб обратились к общению с его престолом, который он полагает действительным основанием истинной Церкви Христовой», и проч.

Во-первых, говорим, что восточная Церковь от самого начала своего никогда не признавала и не признаёт (как достаточно объяснили мы это выше) Петра, или кого-либо другого, основанием Церкви. Первым камнем основания, она, как не иномудрствующая, исповедует с верою единого Иисуса Христа. Основания бо инаго никтоже может положити паче лежащего, еже есть Иисус Христос (1Кор.3:11).

Во-вторых, в Окружном Послании говорится, что восточные по своей воле отторглись от твёрдости камня, на котором наздана римская Церковь, т. е. восточная Церковь отделилась от Церкви западной. Но чтобы сказать это справедливо и основательно, для сего надлежало бы доказать, что западная римская Церковь и по разделении пребыла такою же, какою была с начала, а восточная Церковь преступила какой-либо важный и неотъемлемый закон единой святой Кафолической Церкви. Но поскольку о сем умолчано; то переходим к другому. Рассматривая ту и другую Церковь во времена их единения, или, лучше сказать, рассматривая Кафолическую Церковь в первые восемь столетий, находим, что она для точного и надёжного соблюдения своего единства и чистоты как бы в другой священный закон вменяла себе следующее: вообще правота веры и канонический устав Кафолической Церкви утверждается словом Божиим чрез общее согласие Церкви, отцов её и учителей, а частные поместные Церкви могут делать свои распоряжения, касающиеся, впрочем, одного церковного благочиния, и то не самовольно, чем поколебались бы основания христианства. На сем священном законе незыблемо основаны и Вселенские Соборы, которых и не было бы, если б не существовал такой закон.

Итак, начнём с первых восьми веков единой, святой, Вселенской Церкви, переходя к временам, в которые произошло разделение двух Церквей, исследуем, соблюдён ли сей, упомянутый выше, священный закон Кафолической Церкви, и если соблюдён, то в которой из сих двух несогласных уже между собою и разделённых Церквей пребывает он в своей силе? Обращая же внимательный взор на Церковь римскую, видим в ней новое исповедание веры, утверждённое Собором, составившимся в Триденте в Германии 1545 года при папе Павле III-м, уклоняющееся от исповедуемой веры, и до совершенной противоположности странное и чуждое исповеданию древней Кафолической Церкви, и священному Символу Вселенских Соборов, первого Никейского и второго Константинопольского. В сем Тридентском определении, после незаконного прибавления к древнему Божественному догмату, сделанного вопреки определительных в Евангелии слов Иисуса Христа и Бога, следуют такие новоявившиеся, превратные догматы, странные предписания, которых и следа нет в древнем досточтимом Символе, и которые прибавило дерзновенное нововведение; именно, во-первых: «исповедую истинное Таинство, всецело всего Иисуса Христа приемлемого под единым видом; во-вторых: верую в силу разрешительных грамот (индульгенций), данную Церкви Иисусом Христом, и употребление оных исповедую спасительным для человеческого рода»; в-третьих: «Первосвященнику римскому, как преемнику петрову и наместнику Христову, обещаю истинную подчинённость и совершенную благопокорность, в чём и клянусь Богом».

При виде таких и толиких нововведений и чужевводных в древнее исповедание веры членов, самовольно определённых, как бы на Вселенском Соборе (как называют западные Собор Тридентский, не зная, что с тех пор, как состав христиан разделён на две разрозненные половины, Собора Вселенского нет, и не должен быть назван Вселенским, составившийся не по согласию и единению всей Церкви; упомянутый же Собор в Триденте не может быть назван общим Собором и западной Церкви, которая была тогда потрясена и взволнована жестокою бурею, разделена и растерзана Лютером; при виде, говорим, толиких нововведений и (да будет позволено сказать), при виде, отступления Западной Церкви от древнего всесвященного исповедания веры и словом Божиим определённого закона правоты догматов, которые сама Западная Церковь вместе с Восточною, в продолжение восьмисот и несколько более лет, без повреждения согласно и единомысленно исповедовала и чтила, восточная Церковь с предстоятелями своими и всем сонмом православных пришла в недоумение и недоумевая дивится, как блаженнейший папа, при таком всенародном сотрясении, взялся за подобное дело, к соединению с престолом своим убеждать Восточную Церковь, которая с самого проповедания Божественной веры во Христа и доселе в постоянном единомыслии и согласии богословствует и священнодействует, содержа тот же благочестивый и чистый догмат богопреданной веры, какой приняла, блюла и блюдёт неразрушимым, неприкосновенным, неизменным и непреложным, не допуская никаких нововведений, ничего не прибавляя и не убавляя? Как он решился отступление от отеческих и ненововведённых преданий предложить тому племени, которое первое из всех языков приняло веру во Христа, и первое стало именоваться от имени Христова, которое и до взятия Константинополя столько терпело за веру, как показывает это неподкупная история, и после того столько перенесло от Рима и посылаемых им, как говорят, для преподания веры? Сии посланники Рима своими лжеумствованиями, разглагольствиями, сочинениями, даже, как и теперь, клеветами, различными оскорблениями и всякими изворотами желали перевернуть сие племя и поколебать в преданном от отцов, но трудились вотще; потому что при всех превратностях времени оно пребыло твёрдым, не преступило пределов, какие положены отцами, не потерпело никаких суесловных прибавлений, но неуклонно и непреложно содержало апостольские учения и предания согласно с уставами и правилами, утверждёнными о Святом Духе, на семи Вселенских Соборах восточными и западными отцами.

Чрез предстоятелей своих и весь сонм православных восточная Церковь достаточно уже объяснялась, когда была вызываема уклониться от исповедания своей веры, отступить от священных догматов, и принять догматы Рима, те Тридентские нововведения в исповедание и чуждые примешения, по которым сама западная Церковь отделилась и отщетилась не только от Церкви восточной, но даже и от древней правоучившей Церкви римской. Короче сказать, пока римская Церковь остаётся неисцелённою от нововведений, особенно же от этого прибавления, составляющего верх всего худого, и в своём упорстве не оставлять сих нововведений пребывает несговорчивою и несогласимою, до тех пор, говорим, против воссоединения разъединённого между восточною и бывшею некогда сестрою её латинскою Церковью, – пропасть велика утвердися.

В заключение сего ответа восточная Церковь молит Господа нашего и Владыку Иисуса Христа, Главу её и камень веры, дать врачевание и исцеление от угрызений и язв, нанесённых чрез толикие нововведения началолюбным змием, укрепить изнемогшие, оживотворить злостраждущие члены тела Церкви. На Его Божественную силу полагаясь, Православная Церковь, несомненно, уверена, что, по милосердию и щедротам к немощи человеческой, всенародно совершит она наконец чудо, подав исцеление от язв, жизнь вместо смерти, единение вместо раздавления, вместо пристрастных споров, укоризн и злословий, признание западными и уразумение истинного понятия о предвечном ипостасном бытии Всесвятого Духа от Отца, взамен слова: испущение, которым они (по недостатку латинского слова равнозначительного и равносильного слову: исхождение) означают различные нисхождения Духа Святого, как безначальное, недомыслимое и неизреченное, так и временное, как то: сверхъестественные дары Духа, от Отца чрез Сына изливаемые, преподаваемые и сообщаемые, как будто это одно и то же. Равным образом и понятия сущности и ипостаси не двумя различными словами, как выражает это язык греческий, но одним и тем же речением на их языке: субстанция, означая, безразлично, сливают они то и другое, понимая сущность, где значит оно ипостась, и ипостась, где означает сущность. Что Дух Святый от единого существа с Обоими, Отцом вкупе и Сыном, восточная Церковь верует и исповедует; но что Дух Святой, по ипостаси, или лично исходит от Отца и Сына, сие отрицает, и входящих это нововведение, или лучше сказать суесловие, отвращается как хульников. Таким-то образом, не хотя выразуметь разности между сущностью и ипостасью, отсекают они себя от истинного Богословия. В этом всё их уклонение; от сего их раскол и раздор с восточною Церковью.

Но Отец и Бог, дарствующий миру мир, а с ним единомыслие и единодушие, да умиротворит обоя, (только бы они, деятельнее исследовав, касательно догмата пожелали отложить то, что̀ упорно и не по рассуждению водрузили в уме своём), и две сёстрами бывшие Церкви, разделённые между собою разноречием и разномыслием, да совокупит, как и прежде, общением Святого Духа, по вечному бытию исходящего от Единого Отца! Буди! Буди!

Как учитель и защитник веры, преподобный Ефрем является преимущественно в своих полемических сочинениях. Опровергая то, или другое современное ему заблуждение, он раскрывает ту или другую, противоположную заблуждению, истину веры. Голос святого Ефрема сам по себе имеет великое значение, как голос свидетеля истины богопросвещённого. Прибавим к сему, что в творениях святого Ефрема в первый раз открывается нам учение Церкви Сирийской на собственном её языке. Слышать голос древней Церкви, насаждённой апостолами в Едессе, – слышать глаголющих разными языками, но согласно и, единомысленно, величия Божия: – это доставляет новое убеждение в чистоте и апостольском происхождении учения, содержимого нами, – новое обличение против суемудрых и ложных учений, возникавших в древности, повторяемых и в позднейшие времена. Вот причины, побудившие нас, в дополнение к общему очерку творений святого Ефрема, изложить некоторые черты его догматического учения².

Указывая пытливому исследователю, мечтавшему разумом постигнуть Божество, источники, откуда может он почерпать истинное понятие о Боге, св. Ефрем говорит: «У тебя пред глазами видимая природа, под руками священное Писание; природа для нас не ясна, но Писание доступно для нашего разумения. Поскольку из природы мы не можем научиться о Христе; остаётся оттуда познавать Его Божество, откуда знаем о Его человечестве. Одно Писание может научить нас об Отце, и Сын и Духе; Святом»³. Св. Писание св. Ефрем называет чистым зерцалом, в котором чистое око видит изображение истины⁴. Ибо св. Писание есть произведение Того, Который есть Истина. Священные писатели писали по непосредственному внушению Духа Святого, так что их изречения суть изречения Святого Духа⁵, их пророчества суть предречения Духа Святого⁶, их слова суть слова Духа Святого, Который употреблял язык их как орудие. Так объясняя слова (2Цар.23:2): И Дух Господень глагола во мне и слово Его на языце моем, Ефрем говорит: «сим хочет Давид указать на истинность и верность не только того, что он говорит в сей песни, но вообще всего, что доселе написал по слову и по внушению Божию; потому что все слова, которые он написал в своих псалмах, происходят от Бога, Который употреблял язык Давида как орудие, как писец свою трость, как сам Давид свидетельствует о сем»⁷.

Священное Писание представляет св. Ефрем как одно неразрывное целое, – как единое тело, которого члены так между собою соединены, что нельзя отсечь ни одного без ущерба для всего тела. Обличая дерзость еретиков, которые из всего Писания избирали для себя только то, что̀ им нравилось, а прочее отвергали, св. Ефрем сравнивает такой образ действования с отсечением членов от тела, и говорит: «если кто дерзнёт отсечь один член от тела, остальные члены будут показывать, что недостаёт одного, и будут требовать его. Самое место его будет говорить, что недостаёт члена». Составленное еретиками из разорванных частей Писание Ефрем называет телом, у которого нет ни головы, ни ног, ни рук, телом безо́бразным, в котором, на том месте, где надлежало бы быть глазу, находится рука, где надлежало быть руке, там находится нога⁸. В другом месте, сравнивая Евангелие с алфавитом, св. Ефрем говорит: «как состав алфавита имеет полноту в своих членах, и нельзя ни убавить букву, ни прибавить какую-нибудь другую: так истина, буквами алфавита написанная во святом Евангелии, есть полная мера, не допускающая ни убавления, ни прибавления»⁹.

Еретики, говорит св. Ефрем против лжеучителей своего времени, отторгают Завет, данный чрез раба, от Завета, установленного Сыном¹⁰. Основание к этому они думают найти в Ветхозаветном учении о Боге и в разности учреждений Ветхозаветных и Новозаветных. По их мнению, Бог в Ветхом Завете является только Богом правды, но не любви, как Бог Новозаветный. Св. Ефрем доказывает, что и в Ветхом Завете вместе с правосудием открывалась благость и любовь Божия, и говорит, что правосудие Божие отделять от Его благости – значит разделять Бога от Бога; оба сии свойства восполняют друг друга.

Ибо и правосудие без благости не достаточно, а благость имеет нужду в правосудии… «Един и тот же и благий и правосудный. В благости Твоей, Господи, и в правосудии состоит красота Твоего совершеннейшего существа»¹¹ Что касается до разности учреждений Ветхозаветных и Новозаветных, то св. Ефрем говорит: «Вникни, какой закон, и на какое время дан, и не впадай в заблуждение, когда слышишь глаголы, которые, при сходстве, и различны: – один требует жертв, а другой отменяет жертвоприношения, один объявляет известные яства чистыми, другой дозволяет всё без различия вкушать (Деян.10:13), один устанавливает праздники, а другой упраздняет празднества; один освящает известный день, другой отвергает субботы (Кол.2:16); один определяет, да обрежется всяк мужеск пол, другой отменяет обрезание. Когда слышишь всё сие, стой в том и другом с рассмотрением, а не заблуждай вместе с прочими, которых погубила пытливость. Ибо ты слышишь глагол, изречённый одними устами для разных родов¹². Оба Завета тесно соединены между собою и составляют единое тело истины»¹³. Св. Ефрем уподобляет Ветхий и Новый Завет двум музыкальным инструментам, из которых одна и та же рука извлекала различные звуки, смотря по состоянию тех, которые должны были принимать сии звуки. «Благословен, – говорит он в одном месте, – Господь всяческих, Который настроил и поставил два органа, т. е. пророков и апостолов, но единым перстом извлекал из обоих различные звуки, – два Завета. И как орган, хотя один, и один художник (ударяющий в него) издаёт различные звуки: так, сын мои, органы истины разнообразят звуки, но истина одна. И как одна и та же свирель может издавать различные звуки: для слуха сведущего звуки совершенные, для слуха детского звуки простые, для слуха немощного звуки лёгкие: так точно тру́бы истины издают для совершенных звуки совершенные, а для детей предлагают обещания млека и мёда»¹⁴. Тот же самый, Который издал повеление о ковчеге, устроил храм народу, и Кто соделал всё это, Тот же самый создал святую Церковь. Тот самый, Который поддерживает преемство существ сотворённых, устроил преемство пророков и апостолов¹⁵. Представляя всё домостроительство спасения одним продолжительным путём, простирающимся от древа познания добра и зла до креста, от одного древа до другого, от рая до Сиона, от Сиона до св. Церкви и от Церкви до царства небесного, св. Ефрем говорит, что путь сей есть путь древний и новый. В начале шли по нему необрезанные (т. е. патриархи до Авраама) и несли тайны Господа нашего, как знамя жизни; потом вышли на среду обрезанные, облечённые также образами Сына, Который давал жизнь и первым, и средним и последним. Один путь Он разделил натрое; но начало и конец едино и всё содержит Господь всяческих¹⁶. Наконец св. Ефрем, в доказательство происхождения обоих Заветов от единого Виновника, указывает на то, что Древним предъизображался Новый и в Новом нашёл своё исполнение Древний. Оба Завета, говорит он, находятся между собою в неразрывном союзе. Ибо Ветхий Завет был подобием и образом Завета, имеющего всегда пребывать, постоянного и не преходящего¹⁷. «В Завете Моисеевом является только образ твой, говорит он о вере, в Новом ты издаёшь полный свет; и свет Твой простирается от первых до последних. Благословен Даровавший нам сперва слабые лучи твои, потом и полный свет»¹⁸.

Вымыслы гностиков об эонах, несмотря на свою нелепость, находившие себе последователей, заставляли св. Ефрема защищать и сей первый догмат христианского учения. В разных местах он показывает нелепость учения о многих вечных существах и в самом понятии о вечном существе находит доказательство его единства. Двух богов, говорит он, не может быть; ибо поклоняемое имя Божие едино. Если Бог не один, то и не есть Бог. И не Бог, и не один, если не высочайший и не превыше всего. Но тот не может быть высочайшим и превыше всего, к которому присоединяется иной равный ему. И если не может быть многих богов, то не может быть также и многих вечных существ; ибо тождественно имя и достоинство обоих – вечного существа и Бога. Потому что Богом именуется существо безначальное, естество первое, древнейшее всего. Итак, Вардесан, который признаёт и утверждает, что двух богов не может быть, но который говорит и учит, что много вечных существ (эонов), утверждает то̀, что отрицает. Не зная естества Божественного, еретики размножают вечные существа и богов... Но всех их опровергает то, что Божество превыше всего, и нет другого равного Ему. Ибо едино могущество и едино имя Божества, едино и единственно вечное существо¹⁹.

Догмат о Святой Троице св. Ефрем поставляет в таком отношении к другим истинам веры христианской, в каком голова находится к другим частям тела, и исповедание в чистоте сей высочайшей тайны столько же необходимым для вечной жизни, сколько необходима голова для жизни физической. «Как голова, – говорит он в одном месте, – предпочтительнее для тебя всех членов тела твоего, и если занесены на тебя камень, или палка, или меч, подставляешь другие члены тела, только бы спасти от удара голову, зная, что без неё невозможно жить в настоящей жизни: так предпочтительнее всего да будет тебе вера во Святую и Единосущную Троицу; потому что без Неё невозможно жить истинною жизнью»²⁰.

Св. Ефрем учит, что три Лица суть едино, по существу, и каждое Лицо имеет ипостасное бытие и каждое имеет личное свойство, по которому отличается от других. «Слышишь, – говорит он о Боге, – что Он Отец, по Отечеству Его познавай Рождённого Им. Ибо если Отец рождает, Сын Его рождён именно от него... Слышишь о Духе, что Он Дух Святой, называй Его именем, которым Он именуется. Слышишь Его имя, исповедуй Его в сем имени, и не дерзай испытывать естество Его. Слышишь об Отце и Сыне и Духе, в именах исповедуй лица. Не имена Их (только) соединены, но на самом деле три (Лица) соединены. Если исповедуешь (три) только в именах, а не исповедуешь в Лицах; то чтишь только словом, а на деле; ты неверный. Коль скоро нет лица, то имя, выставляемое на среду, пустой звук... Отец, Сын и Св. Дух объемлются собственными именами; не дерзай испытывать Лица Их, но созерцай в именах Их. Имя Отца да будет для тебя пределом; не переходи к исследованию существа Его. Имя Сына да будет для тебя стеною; не дерзай исследовать рождение Его; имя Духа да будет для тебя забралом; не входи в исследование Его... Истина написана в кратких словах; не пускайся в длинные исследования. Что есть Отец, всякий знает, но каков Он, никто не знает. Все признают, что есть Сын, но кто Он и как велик, сего нельзя определить. Духа Святого все признают, но никто не в силах исследовать Его. Исповедуй, что Отец есть Отец, но не думай, что Он может быть постигнут. Веруй; что Сын есть Сын; но почему верить, что Он может быть постигнут? Содержи, что есть Дух Святой, но не утверждай, что Он исследим. Верь и утверждай, что Они едино, и не сомневайся, что три. Нет между Ними разделения, потому что у них едина воля; нет смешения в Их теснейшем единении, потому что там великий порядок. Из того, что Они теснейшим образом соединены между Собою, не выводи, что это есть смешение; равно из того, что Они различаются, не выводи, что это есть разделение. Они соединены, но не смешаны, различны, но не раздельны. Их единение не есть смешение, их различия не разделение»²¹.

О взаимном отношении между собою и личных свойствах Лиц Божественных св. Ефрем так говорит: «Отец безначально из сущности Своей произвёл Сына и Духа Святого не по какой-нибудь необходимости, потому что родил Сына естественно из сущности Своей. Равно и Духа Святого явил из сущности Своей... А если же Духа Святого именуем после Сына, то в означение не времени, а лица. Ибо одно время и Духа, и Слова. Отец не имел нужды во времени к рождению Слова, и не во времени, не после Слова извёл Духа Святого. Посему-то Божество Святой Троицы совечно. Отец и Сын и Святой Дух, хотя три Лица, но единой сущности. Посему-то Святая и Единосущная Троица есть единый Бог»²². И в других местах св. Ефрем так же изображает личные свойства Божественных Лиц. Первое Лицо Святой Троицы он называет началом, не имеющим начала; в наименовании Отца указывает Его отношение к Сыну и в наименовании Сына указывает отношение Его к Отцу, как Рождённого к Родившему. Личным свойством Духа Святого св. Ефрем поставляет исхождение Его от Бога Отца²³.

Подобно другим Отцам Церкви св. Ефрем, для того, чтобы, по возможности, приблизить к уразумению истину, каким образом три Лица Святой Троицы суть едино, и как единое Божество вместе и троично, указывает в видимой природе некоторые подобия и заключает, что разум никакого противоречия своим началам не может находить в учении о единстве в Троицы и троичности в единстве. «Луч солнца не позднее солнца; ибо не было времени, когда бы он не был с солнцем. Свет его второе, теплота третье; они не позднее его, но и не одно и то же с ним. Посмотри на солнце в высоты: первое представляется оно само в себе; склони твой взор долу и увидишь, как второе, его свет; испытай, ты ощутишь и найдёшь его третье – теплоту. Сходны они между собою, и не сходны.

Соединено с солнцем второе, но отлично от него, соединено также и третье, но отлично, хотя соединено и связано. Три сии вещи троично соединены; каждое особо и в совершенном согласии соединено с другими; они соединены, но не смешаны, связаны, но не стеснены, совокуплены, но без принуждения; расходятся, но не отделяются одно от другого... Видишь, что одно составляет три и три суть едино»²⁴. Прилагая сие подобие к тайне Святой Троицы св. Ефрем пишет: «солнце есть образ Отца, свет – Сына, теплота – Духа Святого; и хотя едино Божество, но Троичность является в Нём»²⁵. Подобные образы, объясняющие отчасти тайну Св. Троицы, Ефрем указывает в природе огня, в природе человека, и о всех сих подобиях замечает, что они не более, как слабые уподобления, потому что удовлетворительного, совершенного образа Божественной Троицы в сотворённой природе; нельзя найти²⁶.

О втором Лице Святой Троицы св. Ефрем особенно много богословствовал. 80 гимнов против пытливых исследователей природы Божественной составляют как бы одну непрерывную проповедь о Сыне Божием, в которой он раскрывает, что Сын Божий есть истинно Бог, равен во всём Отцу и единосущен Отцу. Подтверждение сему св. Ефрем указывает в Божественных именах, свойствах и действиях Сына, в том, что силы небесные воздают Ему Божескую честь, и наконец, в том самом, что не может быть исследовано существо Его. «Сын не одинаковой природы с ангелами, чтобы они могли исследовать Его, как подобного им. Он не есть один от Херувимов; потому что они носят Его, как Господа. Не летает Он между Серафимами; потому что почтен седением одесную. Не между слугами Он; потому что Ему служат, как и Его Отцу; все силы небесные от Него приемлют повеления, и не могут видеть Отца иначе, как по мановению Первородного... Преславно сияние Отца. Единый только Сын видит Единого, и Един только может видеть Единого, и чрез Единого видят все твари. По Своей благости Он милует, и по Своему правосудию наказывает; по той награждает, по сему наказывает. Ибо Сам Он есть мера Своих воздаяний. По Своему гневу Он воспламеняется и по Своему милосердию милует; по Своему ведению открывает, и по Своему знанию учит. Сам от Себя научает и сам от Себя обогащает... Ангелы покланяются Ему в молчании, Серафимы великим гласом прославляют Его святость, Херувимы благоговейно Его носят»²⁷. В другом месте св. Ефрем говорит: «Различай имена Отца и Сына, но признавай, что Они равны между Собою: Отец есть Бог, и Сын также есть Бог. Ибо, по свидетельству Священного Писания, Божественно имя Отца, Божественно также и имя Сына. По имени Сын отличен от Отца, потому что Он есть Сын, по имени также и равен Отцу, потому что Он также есть Бог²⁸. Они (т. е. Бог Отец и Бог Сын) нераздельны в существе Своём, так что никак не может быть отделено могущество Отца от Сына, и Сын не может быть отделяем от Отца²⁹. Они едино суть, потому, что едино есть Их естество; но, при единстве природы, Они не смешиваются: один в другого не переходит; один с другим соединены, но один от другого различаются»³⁰.

На вопрос: как Отец родил Сына, св. Ефрем отвечает: «Зачем нам мучить себя безрассудным трудом? Зачем утомлять ум бесполезным занятием? Человеческий разум слеп для того, чтобы видеть непостижимое рождение Сына, и не в силах постигнуть, что такое оно и каково; и другого пути к этому нет, кроме веры, т. е. когда будем верить свидетельству Божию. Если справедливо осуждают слепца, который стал бы противоречить словам своего вожатого о свете; то какого осуждения достоин тот, который слышит глас Бога родившего: Сей есть Сын Мой, и не верует сему гласу»³¹? Если Твоё рождение видимое привело в недоумение мудрствующих, говорит св. Ефрем, обращаясь к самому Сыну Божию, «то кто может понять Твоё рождение от Бога³²? – Писание, изображая Сына, не изображает, когда Он стал Сыном, и, возвещая об Отце, не возвещает, как Он стал Отцом»³³.

Защищая Церковное учение о Божестве Сына Божия и Его единосущии с Богом Отцом против еретиков, нечестиво мысливших о Сыне, как о твари, св. Ефрем пишет: «Поскольку имя тварей чуждо Творцу, то также оно чуждо и Сыну Творца. Что принадлежит природе Отца, то равным образом должно принадлежать и Сыну Отца... От Отца заключай о Сыне. Если бы Родивший был равен тварям, то и Рождённого до́лжно было бы признавать тварью. Поскольку же Отец иного естества, то и Плод Его сроден с Ним. Или до́лжно совершенно отделить Его от Отца, и говорить, что Он не Сын Его, или признавая Сыном прекратить споры³⁴. И поскольку Он называется Сыном, то и нельзя говорить, что́ Он раб, или тварь. Самое название раба и Сына отличают состояние того и другого. Название раба не может относиться к Сыну, и имя Сына само собою ясно говорит, что Его нельзя причислять к рабам³⁵. Потому что под именем Сына никто не разумеет раба, и наименование Сын (Божий) не может означать тварь³⁶. Умалять Творца сравнением с тварью, потому только, что Господь назывался именем рабов Своих, было бы столько же безумно, как из наименования людей Его именем выводить, будто одна природа человека и Бога»³⁷.

Безрассудный спрашивает: каким образом произошло, что Бог имеет Сына? «Оставь все сии мудрования, – говорит св. Ефрем, – и спроси лучше: какая Его воля. Отец хочет, чтобы ты верил, что Его Сын есть от Него. Когда Он сего хочет, то имени Его соответствует действительность. Если бы Он не хотел сего, то Он сам был бы против Своего имени, и имя Сына не имело бы значения в собственном смысле. Но вполне истинно и имя Отца и имя Сына Его»³⁸.

На возражение, – что и людей Бог называл сынами, и что нельзя будто из этого имени выводить учения, что Сын не есть творение, св. Ефрем отвечает: «такое возражение опровергается свидетельством Божиим, – что человек сотворён из персти... Сына же Своего Бог Отец ясно назвал Своим собственным Сыном³⁹. Отец Единого (по естеству) есть Отец многих по любви»⁴⁰.

«Оба Завета учат об Отце, Сыне и Святом Дух и нигде не называют Их именем твари, создания; нигде не встречается там имени твари⁴¹, (т. е. когда говорится, о трёх Лицах Божества)».

О третьем Лице Святой Троицы св. Ефрем учит, что Оно единосущно Богу Отцу и Сыну, совечно Им, что Оно также есть Лице Божественное, а не создание. «Еретики, – пишет он, – отвергают равенство Св. Духа с Отцом и Сыном. Но пророки нигде не говорят о Его несовершенстве, апостолы о Его недостаточности (как твари); нигде не называют Его рабом, существом служебным, тварью и созданием; потому что Он превознесён над плотью и выше всего»⁴². В друго́м месте пишет: «Еретики (Вардесан и Маркион) причисляют Сына и Духа Святого к тварям; Создавших всяческая уничижают. Но неверующих в Сына опровергают вышедшие из гробов умершие. А неверующих в бытие Духа поражает Писание, которое говорит, что Дух есть Дух Святый, и Дух уст Господних. И если нет времени, если нет места, когда и где бы не было Духа, то да престанут прения»⁴³. Дух Святой так же не постижим в существе Своём, как Бог Отец и Бог Сын. Он так же, как и Они, Творец всего существующего. По порядку Божественных Лиц Дух Святой есть третий; но если Духа Святого именуем после Сына, то в означение не времени, но лица. Ибо одно время и Духа, и Слова. Об исхождении Духа Св. от Отца св. Ефрем говорит часто, но нигде не говорит, что Он исходит и от Сына⁴⁴. «Дух Святой, говорит он, исшёл из сущности Отца... Духа Святого Отец явил из сущности Своей... не родив извёл Его»⁴⁵. В объяснении слов: и Дух Божий ношашеся верху воды, замечает: «Дух Божий, т. е. Дух Святой Бога Отца, от вечности исходящий от Него и равный по существу и действиям Отцу и Единородному Его Сыну»⁴⁶.

а) Сотворение мира св. Ефрем представляет делом единственно благости Божией; учит, что если Бог сотворил мир, то не потому, чтобы в нём имел какую-нибудь нужду; и если сотворил его таким, каким сотворил действительно, то не потому, чтобы Его всемогущество не могло иначе сотворить, но потому, что Его премудрость находила это устройство совершенным, и потому, что естество сотворённое не может принять бо̀льшего. «Что Верховный Художник сотворил, – пишет св. Ефрем, – то не для того сотворил, чтобы чрез это особенно возвыситься; не меньше Он был прежде сотворения мира, и не больше стал от того, что сотворил»⁴⁷. Объясняя, почему таким именно Бог сотворил мир, а не иным, Ефрем пишет: «Бог дал тварям, что могли они вместить, и не ставит в вину того, чего не могли вместить. Поэтому вы, человеки, не обвиняйте Его могущества, что не соделало для природы вместимым невозможное. Виною сему не Создатель, но природа твари. У художника золотых изделий есть искусство, но не хочет придать золоту чего-нибудь бо̀льшего, потому что само оно не допускает того. Так и Бог, хотя может, однако же, не простирается далее, потому что нет способного вместить Его... Если и Бог не без труда сотворил существующее, то вы, желающие возражать, вправе заключить тогда, что не может Он сотворить большего. Но хотите ли видеть, с какою несказанною лёгкостью творить Он? И небеса и всё, что на них, сотворил Он словом. А сим доказывается, что может Он творить ещё многое и лучше, но не творит потому, что тварная природа не вмещает того. Бог всё сотворил соразмерно с потребностью каждой твари и не по нужде какой-нибудь изобрёл разности тварей... Благость Его – причина всему; правда Его – устав всему; премудрость Его открывается в разнообразии»⁴⁸. «Если бы Он хотел, говорит Ефрем в другом месте, творить ежедневно; то от умножения и распространения тварей произошло бы нестроение: твари при множеств своём не знали бы одна другую и одни для других были бы бесполезны... Кто в состоянии определить, сколько ещё Он может сотворить? Много сотворено; но много оставлено, (что могло бы быть сотворено). И того, что̀ сотворил Он, мы не в силах определить, и того, что оставлено, мы не можем исследовать»⁴⁹.

б) Дело сотворения мира св. Ефрем относит ко всем трём Лицам Божества. Так он говорит, что мир сотворён Богом Отцом чрез единородного Его Сына. – «Силою Единородного в начале сотворил мир.

Сокровенный Бог без труда чудно создал всё чрез Своего Единородного»⁵⁰. Мир сотворён Ходатаем, Который есть единосущен Отцу и равно с Ним обладает творческою силою⁵¹. Об участи Святого Духа в деле творения св. Ефрем весьма ясно говорит в объяснении слов: и Дух Божий ношашеся верху воды... «О Духе Святом сказано, пишет он, что Он носился верху вод, чтобы сообщить им производительную силу. Не только над водами, но и над воздухом и над землёю Духу Святому нужно было носиться, чтобы произросли растения, произошли животные и птицы; и чтобы таким образом мы верили, что дело творения мира равно принадлежит и Духу Святому, как Отцу и Сыну. Отец сказал, Сын совершил, Духу Святому прилично было показать Своё участие в творении чрез ношение над водами, чтобы таким образом было ясно, что всё сотворено Святою Троицею»⁵².

в) Мир сотворён не из предсуществовавшей материи, но из ничего. Объясняя первые слова книги Бытия, Ефрем говорит: «В начале сотвори Бог небо и землю... Небо и земля сотворены из ничего. Очень недальнему уму свойственно думать, что в веществе всегда умаляющемся и изменяющемся есть нечто вечное. И как изменяющееся стало вечным? Ни что̀ не было, пока не стало быть. Ни что̀, кроме единого Бога, не было всегда»⁵³. Впрочем, св. Ефрем замечает, что только первоначальные основные стихии сотворены из ничего, а прочие видимые творения Всемогуществом Творца были образованы из сих стихий. Небо и земля, огонь, воздух и воды сотворены из ничего, как возвещает Писание. Свет же, который был в первый день, вместе с прочими творениями, после явившимися, произошёл из того, что̀ было⁵⁴.

г) Библейское повествование о шестидневном творении мира св. Ефрем удерживает во всей точности и восстаёт против иносказательного объяснения дней творения. «Не думай, – говорит он, – будто нужно искать аллегорий в делах шести дней; не позволительно думать, что созданное, по повествованию, в определённое продолжение шести дней, создано мгновенно; не надобно также думать, что всё это – названия без вещи, или не означает тех вещей, которые собственно обозначаются словами»⁵⁵.

д) Все создания Божии добра зело. Но человек составляет как бы венец творений видимого мира: Творец далеко превознёс его пред ними. И во-первых, сам Своими руками образовал тело его и вдунул в него душу; дал человеку власть над всем, что в раю и вне рая, облёк его славою, дал ему слово и разум, и ве́дение Высочайшего⁵⁶.

Образ Божий в человеке первозданном, по учению св. Ефрема, состоял, между прочим, в том, что человек облечён был властью над всеми тварями земными. «В чём состоял образ Божий, – говорит св. Ефрем, – это Моисей показывает, когда говорит: да обладает рыбами морскими и птицами небесными и четвероногими и всею землёю; т. е. в той власти, которую человек получил над землёю и всеми тварями земными состоит образ Бога, Который вышними и нижними обладает»⁵⁷. Но св. Ефрем усматривает черты образа Божия не в одних только внешних преимуществах первозданного человека. Он указывает и на то, что «человек получил чистую душу», и что «своим умом человек простирается всюду, и может производить, что хочет»⁵⁸, т. е. св. Ефрем внутренние черты образа Божия поставляет в чистоте, разумности и свободе первозданного человека. Телесную природу первозданного св. Ефрем изображает такими чертами: тело Адама было прекрасно, юно, полно свежести сил⁵⁹, мощно и крепко⁶⁰, и не подлежало смерти⁶¹. Когда же Адам преступил заповедь Божию, тело его подверглось всем тем немощам, каким теперь подвержено тело человеческое⁶².

Об ангелах святой Ефрем говорит:

а) что они суть существа бесплотные. «Патриарх Авраам предложил небесным ангелам земные снеди, и они ели их. Подлинно великое чудо, что бесплотные духи вкушали на земле плотские снеди»⁶³.

б) что они суть существа разумные и своим разумом и ведением превосходящие человека. «Ведение человеческое, – говорит он, – в сравнении с Ангельским слабое мерцание, но и Ангельское ведение в сравнении с ведением Духа слабый свет»⁶⁴.

в) что они разделяются на известные степени или чины, так что одни из них выше, другие ниже по достоинству. «Когда, – говорит он, – Ангелы желают узнать что-нибудь о Сыне, обращаются с вопросами к Ангелам высшего чина. Но и сии высшие Ангелы научаются мановением Духа. По степеням ангелов и вопросы ангелов, так что ни один ангел не дерзает преступить назначенных ему пределов»⁶⁵.

В действиях своих по отношению к людям ангелы представляются у св. Ефрема, как и в св. Писанин, служебными духами, в служение посылаемыми за хотящих наследовать спасение. Объясняя аллегорически слова (3Цар.5:15) и бяше Соломону седмьдесять тысящь носящих бремена и осмъдесять тысящь секущих камение в горе, Ефрем пишет: «столько тысяч людей, собранных для сечения камней и ношения тяжестей означают тысячи тысяч служебных духов, для спасения нашего посылаемых. Ибо ангелам Своим Господь повелевает души святых как бы иссекать из гор каменных века сего и обделывать»⁶⁶. Служение Ангелов людям св. Ефрем показывает и в том, что они приносят ко Владыке молитвы праведников, любящих Бога⁶⁷, и возносят души святых на небо⁶⁸. Мысль, что у каждого есть ангел хранитель, св. Ефрем выражает, когда ангела явившегося Даниилу называет его стражем, всегда при нём находящемся⁶⁹. Ещё яснее выражается эта мысль в следующих словах: «блажен, кто стал многоплоден о Господе, и потому имеет хранителями святых ангелов, как и плодовитое дерево имеет хранителем своего вертоградаря»⁷⁰.

О злых духах святой Ефрем говорит, что они вышли из рук Творца не злыми, но сами от себя сделались таковыми, во зло употребив свободную волю⁷¹. Гордость и восстание против Бога духов, созданных добрыми, низвергли с неба и лишили прежней славы. «Не слыхали разве, – говорит он, – что диавол за гордость ниспал с небес? Не слыхали разве какой и сколько высокой славы лишился он за противление Богу?»⁷².

Мир, сотворённый Богом Отцом чрез единородного Его Сына, Им и управляется. «Един Правитель вселенной и всё управляется возлюбленным Его Сыном. Им мир и все части мира сотворены и управляются»⁷³. «Вижу здание, – говорит св. Ефрем в другом месте, – и заключаю о здателе; вижу мир и познаю Промысл; вижу, что корабль без кормчего тонет; видел, что дела человеческие ничем оканчиваются, если Бог не управляет ими. Вижу город и различное устройство гражданских обществ и познаю, что всё держится Божиим распоряжением. От пастыря зависит стадо, а от Бога всё, что возрастает на земле. В воле земледелателя отделение пшеницы от терний; в воле Божией благоразумие живущих на земле во взаимном их единении и единомыслии. В воле царя расположить полки воинов; в воле Божией определённый устав для всего. На земле нет ничего невозглавленнаго, потому что начало всему Бог. Реки от источников, а законы от премудрости Божией. Земля приносит плоды, но если нет дождя с неба, ничего не может произвести сама от себя»⁷⁴. О Промысле по отношению к человеку св. Ефрем так говорит: «Всё от Бога – и доброе и скорбное и недостойное: – доброе по благоволению, скорбное по домостроительству, недостойное по попущению; по благоволению, – когда живём добродетельно; ибо Бог хочет, чтобы мы проводили жизнь безгрешно и жили в благочестии и добродетели; по домостроительству, – когда вразумляет нас поползновенных и впадающих в грех; по попущению, – когда мы и при вразумлении не обращаемся; ибо Бог благоволит о спасении человека, как и Ангелы взывали, говоря: слава в вышних Богу и на земли мира в человецех, благоволение; как домостроитель, Бог вразумляет нас впадающих в грех, да не с миром осудимся, как говорит апостол: судимы же от Бога наказуемся, да не с миром осудимся, и: несть зла во граде, еже Господь не сотвори (Ам.3:6), таковы глады, язвы, болезни, поражения на брани. Ибо всем этим истребляется грех. Попускает и совершенное оставление тех, которые не хотят проводить жизнь безгрешно, или при вразумлении обратиться, но во грех остаются, как написано: ослепи Бог очи их и окаменил сердца их и предаде их в неискусене уме творити не подобная, то есть, попустил сие им по их свободе, и: ожесточая ожесточу сердце Фараона, то есть, попущу ожесточиться сердцу его по причине непокорства его»⁷⁵.

В борьбе с учением еретиков о неизбежной судьбе и о влиянии звёзд на действия человека, о материи, как произведении злого начала и, вследствие сего, как начале зла, св. Ефрем подробно раскрывает учение о свободе человека. Он доказывает, что каждый человек одарён свободою действовать так или иначе, и что не в материи, но в свободе человека вина̀ нравственного зла. В доказательство свободы воли св. Ефрем приводит

а) то, что благий Творец дал нам законы, по которым требует исполнения. «Если мы по природе злы, то вина в Творце, но если наша воля зла, то вина в нас». «Если мы не имеем свободной воли, то зачем наша воля подвергается ответственности? Если наша воля не свободна, то Он не по праву осуждает её. Но если она свободна, то справедливо взыскивает Он. Требование отчёта связано со свободою»⁷⁶.

б) Доказательством свободы служит то, что человек имеет разум, которым отличает истинное от ложного, исследует, познаёт; и самые рассуждения, споры о свободе показывают, что люди свободны. «Спрашиваем и спрашивают нас: дал ли Творец нам свободу или нет? Если не дал, то можно спросить, почему не дал? Но если нет у нас свободной воли, то как мы можем об этом говорить? Вопросы и исследования рождаются от свободы. Вопросы и исследования между собою сродны и суть плоды свободной воли... Когда кто поднимает спор и спрашивает, есть ли свобода, то тем самым, что сказал он тебе, опровергает себя. Из самых вопросов узнаём мы, что он господин своей природы... Если ты имеешь возможность спрашивать, значит ты не необходимо спрашиваешь. Если бы ты лишён был способности сделать вопрос, то лишён бы был и свободы. Природа лишённая свободы не может опрашивать. Вопросы суть дело свободы. Только свободная природа может спрашивать: ибо её воля свободна». Далее эту мысль св. Ефрем раскрывает в сравнении. «Немой не может говорить: ибо лишён языка. Кто не имеет недостатка сего, тот может говорить; потому что уста его не связаны. В примере немого, которого язык связан, ты видишь, что такое природа, лишённая свободы. В примере того, который имеет дар говорить, можешь узнать, что такое свобода. Таким образом, сам из себя и по самому себе ты можешь узнать, что такое свобода»⁷⁷.

в) Различные законы и обычаи народов сами собою опровергают учение о неизбежной судьбе, и свидетельствуют о свободе, как произведения свободы. «Наказания, которым подвергаются дерзкие, и законоположения, которыми вразумляются неразумные, свидетельствуют о свободе. Судия, наказывающий преступника-убийцу, вора и прелюбодея, показывает и научает нас, что есть у нас свобода. Если нет свободы, зачем наказание»⁷⁸. Кущи Евреев и жилища Агарян, обычаи и законы говорят о свободе... Все народы подчиняются правителям, повинуются начальникам, чтут царей⁷⁹. Не от судьбы обрезание и не обрезание. Не от судьбы происходит, что один народ хранит свои обычаи, другой свои обряды, один наблюдает различие в пище, другой в жизни⁸⁰. «Сколько разных религий есть между людьми, и с какою твёрдостью каждый народ держится своих обычаев; и течение звёзд, которое безумцы считают колесом перемен, сему не препятствует»⁸¹.

г) Отпадение от древней религии, соединённой с почитанием звёзд, и принятие веры Христианской также противоречит учению о господстве звёзд над судьбой человека. «Кто нас отвлёк от звёзд? Сами же они заставили нас не верить в них... Видишь, как судьба, подчинившая рабов господам, сама себя отвергает тем самым, что заставила нас восстать против неё. Ибо если нет у нас свободы, то сила заставила нас презирать судьбу»⁸².

д) Образ жизни христианских подвижников также свидетельствует о свободе человека. «Как могли размножиться в мире подвижники, которых правила показывают пренебрежение к судьбе и побеждают природу? Не звёзды вложили праведность в праведных. Посмеиваются над звёздами богатые, которые раздали свои богатства; бедные, которые с терпением переносят свои несчастия, постники, с твёрдостью подвизающиеся в постах, возлюбившие девство свидетельствуют, что нет судьбы. Вот как много противников судьбы, и твёрдо стоят они, и судьба оставляет их следовать путём, избранным их свободою»⁸³.

е) Наконец, нравственное чувство людей и естественное расположение к добру и отвращение к злу, также служит доказательством свободы. «Если судьба так устроила руку, чтобы она везде наносила смерть, то почему рука убийцы цепенеет при народе? Кто остановил влияние звезды его? Блудница стыдится судии и раскаивается. Кто сделал целомудренным лицо бесстыдной звезды? Если и доброе и худое от судьбы, если нет свободы, нет способности различать: то откуда в нас наклонность к добру и отвращение ко злу»⁸⁴!

Свободная воля человека не так слаба, чтобы не могла побеждать нападения врага и противиться греху. «Ты знаешь, – говорит св. Ефрем, – что враг твой может не ненавидеть тебя; – сим самым ты обличаешь свободу свою, что она может не грешить. Если у него есть сила избирать, то и у тебя также... Естество свободы одинаково во всех людях. Если она совершенно бессильна в одном, то и во всех, и если крепка в одном, то такова же (по своей природе) и во всех... Если большой тебе говорит, что на его вкус сладкое горько: это от того, что усилившаяся в нём болезнь заглушила в нём сладкое, – источник приятного ощущения. Равным образом, когда нечистый говорит, что свобода его бессильна, обрати внимание на то, как сам он лишил себя упования, отрицаясь свободы, составляющей украшение природы человеческой... Кто хотя концом пальца своего попробует морской воды, тот узнает, что вся она горька, сколько её ни много: так по одному человеку можно судить обо всех. Не трудись дознаваться обо всех, могут, ли они побеждать лукавого; если один мог победить, то и все могут победить. Ибо, если ты возьмёшь Ноя, он один может обличить всех современников своих, что если бы они захотели, были бы счастливы. Сила свободы была одинакова у них и у Ноя»⁸⁵.

Не в веществе начало зла. Вещество не есть произведение злого начала и нельзя считать его причиною зла. Начало зла в свободе человека, т. е. в злоупотреблении дарованной человеку от Бога свободы. «Не было бы и зла, – говорит св. Ефрем, – если бы не воля; как там, где свет, нет тьмы... Неверные вместе с Халдеями, по своей собственной свободе, отвергают свободу; злое начало, говорят они, могущественнее свободы, и судьба связывает её и подчиняет себе. Покажем, что свобода господствует над всем; она привлекает к себе добро и зло... и нет злого начала, противодействующего ей, и неизбежного насилия судьбы⁸⁶. Вся природа свидетельствует, что зло не от Творца, но от повреждения свободы⁸⁷. Посмотри на природу: всё прекрасно вышло от Творца; рассмотри нравы: все испорчены волею. Нравственная порча распространилась на природу, и прекрасная природа осквернилась нечистотами. Так, путём необходимого для тела питания, вкралась в нас несытость, чрез питие – пьянство. Что хорошо по природе, то свободная воля обратила во зло; она превратила всякий порядок и нарушила всякую меру. Как скоро человек оставит греховную привычку, он правильно следует природе»⁸⁸.

Падший по злоупотреблению своей свободы человек искуплен вочеловечившимся Словом Божиим. В учении о воплощении Сына Божия св. Ефрем главным образом раскрывает следующие истины, что истинный Бог истинно принял на себя человеческое естество, воспринял тело именно такое, какое мы имеем, не призрачное, не с неба принёс себе плоть, но восприял её от Девы Марии, не как чрез канал прошёл чрез Неё; не одно только тело восприял, но вместе с телом и душу; – что два естества – Божественное и человеческое соединились во Христе в единое Лице, но без слияния и без смешения. Что именно Божеское Лицо восприяло человеческое естество, об этом св. Ефрем так пишет. «Господь наш восприял плоть от крови Адама и Давида, дабы уничижить и посрамить лукавого во плоти, которую он привёл ко греху. И это Твоё уничижение (Сыне Божий) превыше всякого слова, ибо кто может отверсть уста, чтобы говорить о Питателе мира, Который сам питался от бедной трапезы Иосифа и Марии? Как Ты, нисшедши от великих, богатых и всё обогащающих недр, возрастаешь в убогих недрах Марии; и на земле есть смертный отец у Тебя, Живой и Всеоживляющий⁸⁹? Славен, но сокрыт был вход Единородного во чрево Марии; явно уничижён Он был во исходе из Неё. Бог во входе, и Сын человеческий во исходе. О чудо, приводящее в изумление слышащего! Огнь воссиял во чреве матери, облёкся плотью и исшёл! Гавриил наименовал Господом Его, Владыку ангелов. Наименовал Господом, дабы научить нас, что Он Господь его, а не равный ему»⁹⁰. «Носила Мария Младенца безмолвного, тогда как в Нём сокрыты были все язы́ки. Носил Его Иосиф, но в Нём сокрыто было естество древнейшее всего древнего. Вышний сделался младенцем, но в Нём сокрыто сокровище мудрости, достаточное для всех. Вышний питался млеком Марии, но от благости Его питаются все твари. Он есть сосец жизни, и дыхание жизни; от жизни Его ссали жизнь и мёртвые и живые. Нельзя жить человеку без дышания воздухом; нельзя восстать ему без силы Сына. От Его дыхания живого и всё оживляющего зависит всякое дыхание горе и низу. Тогда, как питался Он млеком Марии, источал жизнь всему; когда заключался в недрах матери Своей, в Его недрах заключались все твари; безгласен был как дитя, но издавал всей твари повеления Свои. Без Единородного человек не может приблизиться к Вечному, Которого Он един объемлет. Тридцать лет, когда был Он на земле, кто правил тварью? Кто принимал все жертвы и хвалы от горних и нижних? Весь был Он в нижних и весь в вышних; весь во всём и весь в одном. Когда тело Его образовалось во чреве, сила Его образовала члены всякой плоти. Когда совершалось зачатие Сына во чреве, Он образовывал младенцев во чреве. Немощна была плоть Его во чреве, но не сила, также как истощилась Его плоть на древе, но не сила. Когда Он обитал во чреве, воля Его незримо всё совершала. Смотри, когда Он висел на кресте, сила Его приводила в трепет весь мир, омрачала солнце, колебала землю, разверзала гробы, низводила из них умерших. Смотри, как весь Он был на кресте, когда весь был во всём: так весь был и во чреве, весь находясь во всём. Как на кресте живил мёртвых, так, будучи младенцем, образовал младенцев. Умерщвлённый отверзал гробы, и находясь в утробе отверзал утробы... Сила Его не заключалась во чреве, как Его плоть. Сила Его обнимала и Ту, Которая обнимала Его. Ибо если бы отъял Он силу Свою, распалось бы всё... Как Бог давал Он Марии млеко, и как человек питался млеком её. Носили Его руки Ея, потому что умерил Он могущество Своё. Держали Его недра Её, потому что Он умалил Себя...»⁹¹, «Дивна Матерь Твоя, – говорит св. Ефрем в другом месте, – вошёл в Неё Господь и соделался рабом, вошёл глаголющий, сделался в Ней безгласным; вошёл Пастырь и стал в Ней агнцем... Изменён порядок в чревоношении родившей Тебя, приводившего всё в порядок. Вошёл богатый, исшёл бедный; вошёл высокий, исшёл уничижённый; вошёл светозарный сокрыв Свой свет, исшёл уничижённый; вошёл крепкий и опасностям подвержен стал исшедши из чрева»⁹².

Бог Слово не в призрак плоти явился на земле, но восприял ту же плоть, какую мы имеем, «Прежде нежели Ты сотворил Адама, – пишет св. Ефрем, – сам от Себя и в Себе Ты был велик. Люди уничижали Тебя, когда ты нисходил к ним и принимал на Себя подобие их (в Богоявлениях Ветхозаветных) для того, чтобы Твоим уничижением возвысить их. И если уподобление образу человеческому, которым Ты облекался, по видимости, уничижало Тебя, то сколько более уничижила Тебя плоть, которою Ты по любви облёкся истинно, а не в подобии только»⁹³. В подтверждение истинности тела Иисуса Христа св. Ефрем указывает на одинаковость потребностей и свойств тела Иисуса Христа с нашим. «Плоть, воспринятая от Марии, обличает проповедующего, что Бог обитал в теле не одинаковом с нашим. Небесное тело совершенно: как же тело Иисуса Христа возрастало, питаясь нашим хлебом? Как оно покрывалось по́том, проливало слёзы и кровь»⁹⁴? Особенно подробно св. Ефрем раскрывает учение о действительности тела Христова в той беседе против еретиков, где сравнением с жемчужиною доказывает, что Пресвятая Дева сверхъестественно зачала и родила Господа нашего, и что рождённый Ею как есть истинный Бог, так есть и истинный человек. «Жемчужина не вид только имеет, но существо, и Сын Божий истинно родился, а не по видимости только... Как принять один образ Тому, Кто стал причастным и естества, и сущности и времени рождения?.. Если Слово восприяло только образ, на что было нужно естество? Если произошёл только по видимости, на что была нужна жена? Если прошёл как чрез трубу, на что было нужно время и зачатие? Если родился таким, каким с неба вселился в Деву, почему не прямо с неба явился на земле? Если Он не восприял на Себя человеческого естества, то почему не прямо из воздуха явился человеком? Бог не делает излишнего и не посмеявается. Излишнею была бы Мария, если бы Христос пришёл в призраке; посмеявался бы Бог, показав людям рождение при яслях... Имею, говорит далее св. Ефрем, и другое доказательство действительности Его воплощения, именно возрастание до совершенного возраста. Если Слово имело один образ (σχήμα), то облеклось как одеждою; но укажите одежду, которая бы возрастала. Если Христос пришёл в призраке, покажите ризу, которая бы прибывала, становилась светлою, а не ветшала. И если Христос пришёл в призраке, то как из младенца возрастал в состояние совершенного мужа? Возрастание свидетельствует о зачатии и зачатие – о возрастании. Как одно не было мгновенно, так и другое не переступило определённого природою времени. Призраки не имеют ничего общего с естеством, но, как одежды, суть изобретение искусства. Какая же нужда была в естестве, когда Христу служило орудием искусство»⁹⁵?

Учение о двух естествах в Лице Иисуса Христа св. Ефрем выражает ясно в следующих словах, которые он влагает в уста Божией Матери: «Когда взираю на Твой образ внешний, находящийся у меня пред глазами, и когда представляю умом образ Твой сокровенный, о Святый! во внешнем образе Твоём вижу Адама, в сокровенном вижу Отца Твоего, Который едино с Тобою»⁹⁶. Два естества, Божеское и человеческое, соединились во Иисусе Христе, в единое Лицо, но так, что каждое сохранило все свои свойства. «Благословен Премудрый, Который счинил и соединил Божество и человечество, одно естество от вышних, другое от нижних, как врачевства смесил⁹⁷ и соделалось Лицо Бог-человек»⁹⁸. В другом месте св. Ефрем говорит: «Он (Иисус Христос) есть благий Господь, Он скорбел и утомлялся, потому что облёкся нашею немощью: но взаимно облёк нас именами Своего величия. Люди неразумные, видя в Нём, что было нашего, подумали, что восприятое от нас есть собственное Его, – и не замечают, как сами постыждены: потому что должны были бы приписать нам и собственно принадлежащее Ему⁹⁹. Благий Бог по любви Своей к смертным, именовал их богами (Пс.81:6): а они в своих исследованиях назначают Ему, Сущему Богу, пределы как человеку. Его, облечённого вашею плотью, носят херувимы; пред Ним благоговеют серафимы, ангелы безмолвствуют: а вы, нечестивые, глумитесь над преславным Его рождением. Немощной плоти, которою Он, нисшедши облёкся, соответствуют Его имена и действия: Он должен был чувствовать голод, равно как должен был молиться. И как Его голод, так вообще ощущение всякой нужды единственно принадлежали плоти... Он описуем, как человек, и неописуем как Бог по естеству»¹⁰⁰. С особенною ясностью учение о том, что в Лице Иисуса Христа соединились два естества, и что каждое из них в соединении удержало все свои свойства, св. Ефрем выражает в следующих словах: «Христос, пребывая Словом Божиим, от Марии рождается как человек; не особенное получил естество, почему стал бы инаковым живым существом, но имеет совершенное двоякое естество. Не первое естество – Бог одно являлось на земле, и не второе – человек одно взошло на небо, но совершенный от совершенного, человек от человека, Бог от Бога, и Христос от Девы. Не отдельна была плоть от Божества и Божественное естество не обременяло человеческое естество; не умалился от соединения с воспринятым, и потому не утратил того, что имел, но вполне имеет то, чем был и вполне имеет то, что восприял. Соединение не произвело слитности; ибо не тело с телом соединено, но человек соединён с Божеством»¹⁰¹. Посему-то св. Ефрем говорит: «хотя духовные созерцатели употребляют двоякий способ выражения о Христе (то есть, как о Боге и как о человеке), но истинно един есть и неразделен Христос»¹⁰².

О цели и спасительных плодах воплощения Сына Божия святой Ефрем пишет: «Свет от Света пришёл к нам и, озарив нас, привёл к Свету. Сошёл к нам, соделавшись подобным нам, чтоб нас соделать подобными Себе. Бессмертный сошёл к смертным, и сделав их бессмертными, вошёл опять к Отцу»¹⁰³.

Изъясняя слова пророка Захарии о первосвященнике Иисусе (Зах.3:4) св. Ефрем говорит: «по своему первосвященству сей Иисус есть образ Иисуса Христа, Слова Божия, который поставлен от Бога Отца Своего, и послан, чтобы быть великим и верным первосвященником исповедания нашего (Евр.3:1–2). И Он стал для нас очищением, чрез излияние крови Своей (Рим.3:25)... Он взял на Себя грехи всего мира¹⁰⁴. Он в крови Завета Своего испустил узники от рова, не имуща воды (Зах.9:11) то есть, освободил Адама и Еву, заключённых в аде, где нет жизни, и святою кровью Своею, которую источил из ребра Своего на кресте Завета Своего, извёл их из рва погибели»¹⁰⁵.

Христос избавил род человеческий от владычества диавола, которого державу только Он один и мог сокрушить. «Диавола, – пишет св. Ефрем, – не могли обессилить ни Силы небесные, ни Патриархи, ни Пророки; один Эммануил... Крестом сокрушил сатану и всю силу его»¹⁰⁶. «Князь тьмы, – говорит св. Ефрем в другом месте, – ни одним из сынов человеческих не мог быть побеждён; только один Эммануил мог изгнать князя века сего»¹⁰⁷.

Крестною смертью поправ смерть, Христос освободил нас от владычества смерти, перешедшей от Адама на весь род человеческий, и воскресением Своим воскресил нас.

«Желая сокрушить смерть, Христос прикрыл Своё естество бессмертное, и уподобившись (нам) смертью сокрушил смерть¹⁰⁸. Смерть воцарилась над Адамом, потому что он преступил заповедь, и заключила во гробы его и рождённых от него, как пленников своих. Но Господь явил милость Свою, и Он послал Сына Своего, Который пришёл и сокрушил вереи адовы и возвратил к жизни род наш»¹⁰⁹. «Чтим крест Твой, Христе, – говорит св. Ефрем в другом месте, – крест, которым мы восстановлены, воскрешены, которым мёртвые восстают из гробов, и облекаются славою тела их. Слава Тебе, Который в начале сотворил по образу Твоему и почтил естество наше, а в последок дней искупил чрез Сына Твоего Возлюбленного. Благословен Христос, смирившийся и восприявший добровольно смерть, чтобы возвратить Адаму наследие рая, которое он потерял. Крестом Твоим искуплены погибшие потомки Адама, возведены из праха и стали наследниками Твоего царствия»¹¹⁰.

Спасительные плоды искупления, по учению св. Ефрема, простираются не на тех только, которые жили и живут после пришествия Христова на земле и веруют в Него, но и на души прежде отошедших святых, веровавших во грядущего Мессию; заключённые во ад, они изведены Им оттуда. Эту мысль св. Ефрем выражает ясно в следующих словах: «Умерший погребённый Эммануил сошёл в преисподняя земли и, восходя оттуда, извёл с Собою Адама¹¹¹. Мёртвые восстали от праха и прославили Его, как Спасителя своего»¹¹².

О Пресвятой Деве Марии, Которая по Божественному определению должна была послужить таинству воплощения Сына Божия, св. Ефрем говорит:

а) что Она как действительно есть, так и должна быть почитаема Материю Бога. Эту истину св. Ефрем высказывает, когда говорит, что Мария родила Бога¹¹³, что Бог Слово сошёл во чрево Девы Марии, что Мария, зачав Сына соделалась небом, носящим Бога, чертогом в котором обитал Царь царей, ветвью, износящею грозд, источником, из которого истекла вода живая для жаждущих... «Того, Которого носят херувимы, носят длани Марии; Бога, Который ничем не объемлется, объемлет и носить Мариам; Царь, пред Котором трепещут Ангелы, лежит на персях Девы и она объемлет Его и лобызает, как младенца. Небеса – престол Его славы, и Он покоится на коленах Марии»¹¹⁴. В молитвах к Пресвятой Деве св. Ефрем везде называет. Её Богородицею, Богородительницею, Материю Божиею¹¹⁵.

б) Учит, что рождение Сына Божия Пресвятою Девою преестественно; ибо Она зачала безсеменно, пребыла Девою в зачатия, безболезненно родила и по рождестве пребыла Девою. «Зачала неразтленно Дева, говорит св. Ефрем, и родила безболезненно... Сын родился не от семени плотского, и чрево плодоносило Отроча без мужа, который бы содействовал деторождению... Едина Жена родила без мужа, потому что Рождаемый был чужд повреждения. Родила Дева, ибо Рождаемый Ею есть источник чистоты; не познавшая сласти служила рождению Сына, ибо родила победителя страстей... Не страдала Мария, как жена, и не имела болезней рождения; как Дева... не человек требовал рождения от Девы, но Бог». В другом месте св. Ефрем говорит, что как Иисус Христос восстал из гроба, не разрушив печати гроба, так вошёл во чрево Девы и исшёл из него, не нарушив девства. – «Воскресением Своим Ты уверяешь не верующих о рождестве Твоём; потому что пребыло заключённым чрево Матери Твоей, как запечатан остался гроб. Чист во чреве и жив во гробе... Преестественно чрево родило Тебя и гроб отдал Тебя. Гроб, в котором положили Тебя мёртвого, запечатан был, чтобы стеречь; девственно было чрево, которое не познало мужа»¹¹⁶. Подобным образом и в других местах св. Ефрем выражает мысль, что Пресвятая Дева безсеменно зачала Сына, и как при зачатии, так и по рождении Его, пребыла Девою¹¹⁷.

Святую Церковь св. Ефрем называет невестою Христовою, невестою Божией¹¹⁸, двором великого Пастыря, в который собраны овцы стада Его¹¹⁹, домом Божиим, домом, которого страж – Господь. «Блаженна ты, – говорит он, – Церковь верных: ибо Царь царей утвердил в тебе Своё жилище; твои основания никогда не поколеблются: ибо Господь – страж твой; и врата адовы не одолеют тебя, и хищные волки не могут сокрушить или ослабить твоей крепости. О, как велик ты, дом Божий! как ты прекрасен! как великолепна ты, дщерь народов»¹²⁰! Он уподобляет её телу, которого высокая глава есть истина, распростёртые руки – два Завета, чувства – апостолы, прочие члены сего тела – пророки, праведники и непорочные¹²¹. Изъясняя иносказательно описание храма Соломонова, в преддверии которого поставлены были два столпа (3Цар.7:21), св. Ефрем говорит: «два столпа образуют собою приставленных от двух миров – видимого и невидимого – к дому Божию, который есть Церковь, открытая для всех народов: от мира невидимого, т. е. духов, в служение посылаемых, от видимого – Пророков, апостолов и их преемников, правителей Церкви, от Бога поставляемых, в свои времена и роды»¹²². Наконец св. Ефрем называет Церковь раем. «Бог насадил, – пишет он, – прекрасный рай, создал чистую Церковь, в которой, вместо древа познания, насадил закон... Утвердил в ней учение, радостотворное обетованиями и страшное по угрозам. Пренебрегающий его погибнет, а последующий жив будет»¹²³.

Истинная Церковь носит на себе, как свидетельство или печать своей истинности, имя Христа; те, которые дают обществу своих последователей своё имя, сим самым обличают себя в уклонении от учения апостольского и свидетельствуют, что нет у них истины. «Посмотрите, у кого находится учение апостолов. Апостолы никогда не называли Невесту Христову своими именами. Итак, учитель, который полагает своё имя на стадо своё, далёк от учения апостольского. А кто называет себя именами Господа своего, у того обитает истина»¹²⁴. «Видите, братия мои, – говорит он в другом месте, – что на всякой монете полагается изображение царя и не может военачальник положить свой образ ни на кодранте... Сколь же дерзок тот, который вместо изображения Господня полагает своё! Благословен Запечатлевший нас Своим именем... Презренно золото для нашего Царя; образ Его не полагается на серебре. На человеке, который есть царь над всем, напечатлел красоту Свою наш искупитель. Верующий во имя Божие приемлет печать Божию... Благословен отличивший нас (от прочих) Своим именем»¹²⁵.

Истинная Церковь доказательством своей истинности имеет свою древность и древность учения своего. «Истинное учение, – говорит св. Ефрем, – пророки предали апостолам. Благословен Виновник порядка! От Адама оно перешло к Ною, от Ноя простёрлось до Авраама, от Авраама до Моисея, от Моисея до Давида, от Давида до пленения и от пленения вавилонского до Спасителя... Благословен Хранящий преемство сие. Тот самый, Кто дал повеление о ковчеге, устроил храм народу, и Кто соделал всё это, Тот же самый водрузил св. Церковь»¹²⁶. Точно также на древность Церкви и её учения св. Ефрем указывает, как на доказательство её истинности там, где обращается к еретикам с требованием – пусть они докажут древность своего учения¹²⁷, пусть укажут от какого апостола приняли его¹²⁸.

Наконец св. Ефрем указывает на преемство иерархов, блюстителей истины, от апостолов, как на необходимую черту истинной Церкви. «Пусть спросят, – говорит он, – еретиков, от кого они получили рукоположение. Если они получили от нас и отреклись, сего достаточно для истины. Если сами восхитили священное звание, сего достаточно для их посрамления. Ибо всякий таким образом будет священником, кто только захочет сам на себя возложить руку... Вышний, сошед на вершину Синая, покрыл рукою Своею Моисея (Исх.33:22), Моисей возложил свою руку на Аарона, и простиралось это до Иоанна. Посему-то сказал ему Господь, что крещение от него есть требование правды (Мф.3:15); дабы не нарушился чин, Господь передал его апостолам, и преемство его находится в Церкви нашей»¹²⁹ и проч.

В Церкви хранится истинное исповедание Отца и Сына и Св. Духа, печать помазания и Крещение, преломление хлеба и чаша спасения, и Писание¹³⁰, целость догматов¹³¹, одним словом, всё, что необходимо нужно человеку для спасения, так что тому нет надежды получить спасение, кто не находится в недрах Церкви. Эту мысль св. Ефрема можно видеть там, где он говорит, что отпадение от учения Церкви есть отпадение от истины, восстание на Церковь есть восстание на Христа¹³², и что, следовательно, только находящийся в недрах Церкви может быть со Христом, в Котором вся надежда спасения. Яснее выражает св. Ефрем мысль, что только в Церкви можно получить спасение, когда, показывая путь домостроительства спасения, говорит, что только «из Церкви путь в Царство»¹³³, или когда говорит об еретиках, что они с отпадением от Церкви потеряли надежду на спасение¹³⁴.

По учению св. Ефрема, Церковь Христова есть видимая¹³⁵ и невидимая, небесная, которой подобие представляет Церковь, сущая на земле¹³⁶. Тело Церкви Христовой составляют верующие во Христа из всех народов, которые в единстве духа составляют из себя единое Тело Христово. Объясняя заповедь: в онь же день прейдете Иордан – поставиши себе камение велико, и обелиши я мелом (Втор.27:2–3), св. Ефрем говорит: «Народу повелевается по переходе чрез Иордан устроить алтарь из необделанных камней, обелённых мелом. Иносказательно: жертвенник есть Христос, он слагается из верующих после крещения; камни же означают племена народов, которые созидаются в Него после Крещения и составляют едино по единству духа. Мел же указывает на белые одежды, которыми облекаются исходящие из воды». Объясняя историю строения храма Соломонова (3Цар.5:10.) замечает, что Соломон прообразовал Христа, устрояющего Свою Церковь. «Как Соломон полученные с гор ливанских древа и камни повелел морем перевести, и привезённые употребил на устроение храма: так Христос, изъяв иудеев и язычников из терния неверия и погрузив их в воды св. Крещения, употребляет их на устроение храма нерукотворного»¹³⁷. Далее в том самом, что храме Соломона устроен был в Иерусалиме, принадлежавшем некогда амореям, что в строении храма принимали значительное участие финикияне, именно, Тиряне, Сидоняне и сам царь Тирский Хирам, св. Ефрем указывает образ того, что в Церковь Христову должны были войти и иудеи, и язычники¹³⁸.

Церковь, как благоустроенное общество, имеет у себя известных правителей. Священников и епископов поставленных истинным Соломоном, т. е., Иисусом Христом, св. Ефрем называет избранным сословием¹³⁹ и духовными приставниками, по установлению Эммануила, раздающими всем сынам Церкви, по степеням их, блага духовные¹⁴⁰.

Св. Ефрем учит, что Крещение необходимо для получения спасения, так что не получившие Крещения не могут быть сынами царствия Божия. Объясняя слова книги Иисуса Навина (Нав.1:2): востав прейди Иордан, в отношении к Церкви Новозаветной, он говорит: «Иордан есть предел, положенный между жизнью и смертью, между царством и геенною, между землёю и небом; кто остаётся на восточной стороне реки, тот лишается духовного наследия небожителей, а кто перешёл на другой берег, тот становится гражданином мира духовного. Изображается сим также и Крещение и смерть Эммануила»¹⁴¹. Не принявших Крещения, св. Ефрем уподобляет дому, который приготовлен для царя, но в котором царь никогда не обитал¹⁴². Из сего видно, что, по учению св. Ефрема, только чрез Крещение человек соделывается жилищем Божиим.

Называя воды Крещения водами очищения, источником примирения¹⁴³, св. Ефрем o действиях и плодах Крещения учит, что

а) чрез Крещение мы делаемся сынами Божиими. Объясняя иносказательно слова: и Дух Божий ношашеся верху воды, он пишет: «Ношением над водами Дух Святый изображал таинство нашего Крещения и предзнаменовал, что некогда оплодотворённые наитием того же Духа, воды будут порождать сынов Божиих»¹⁴⁴.

б) что в Крещении человек получает очищение грехов. Объясняя знамение, бывшее с руном Гедеоновым (Суд.6:38) св. Ефрем замечает: «Окрин воды, истёкшей из руна Гедеонова, означал Крещение, в котором невидимо присутствует Эммануил, совершающий очищение грехов наших»¹⁴⁵.

в) что в Крещении мы возрождаемся и делаемся новыми людьми. Объясняя закон о посвящении Богу первенцев (Исх.34:19), св. Ефрем пишет: «первенцы сии изображают собою крещёных, сохраняющих печать крещения и обновления, потому что они навсегда святы Господу»¹⁴⁶. В другом месте прямо говорит, что чрез Крещение мы соделываемся из сосудов бесчестных сосудами честными¹⁴⁷.

г) что чрез Крещение мы получаем духовное озарение и способность приносить небесный плод. Объясняя слова Пророка Осии (Ос.6:3): поженем, еже уведети Господа, яко утро готово обрящем его, и приидет нам, яко дождь ранний и поздный земли. Ефрем говорит: «Всякий верующий во Христа, чрез Крещение, как бы чрез духовное озарение, получает ведение о Боге, и после сего, как дождь, прольётся учение Его на тех, которые сего будут достойны; а дождь поздний означает то, что сама душа чрез откровение Духа становятся готового произращать злак и приносить плоды небесные»¹⁴⁸.

Опровергая мнение последователей Маркиона, допускавших повторение Крещения, св. Ефрем ясно учит, что Крещение едино: «Господь заповедал ученикам Своим, чтобы только единократно очищали водами грехи человеческой природы»¹⁴⁹.

Об образе совершения Таинства Крещения св. Ефрем замечает, что оно совершается с разделённым произношением имени Отца и Сына и Св. Духа. «Мы крестимся раздельно, – говорит он, – во имя Отца и Сына и Св. Духа»¹⁵⁰. И такой образ крещения существует в Церкви со времён самих апостолов. Объясняя слова из истории пророка Илии: и распростёрся и лёг на отрочища трижды, и возвратилась душа отрочища в него (3Цар.17:21), он пишет, что сии слова между прочим указывают на то, что жизнь нам сообщается призыванием имени Троицы¹⁵¹.

В творениях св. Ефрема неоднократно упоминается и о Таинстве Миропомазания. Он называет Миропомазание Таинством нашего спасения. «Ковчег Ноев, – говорит он, – предзнаменовал то, что придёт Имеющий устроить Церковь в водах, членов её именем Св. Троицы извести на свободу; а голубица изображала Духа Святого, имеющего совершить Помазание – Таинство спасения»¹⁵². «Как Бог, – говорит он в другом месте, – сошед на вершину горы, просветил лице Моисея: так от таинственного рога помазания получил озарение Соломон. Это было образом ваших времён, когда помазание перешло от одного народа ко многим, и вместо немногих многие помазуются и очищаются»¹⁵³. Он называет Миропомазание знамением, которое полагает Дух Святый, – печатью, которою запечатлевается возродившийся в водах Крещения. «Печатью Св. Духа, – говорит он, – запечатлены все входы в главе твоей, печатью Помазания запечатлены все члены твои. Царь как бы положил на тебе письмо Своё, наложил на него печати огня (Мф.3:11, Лк.3:16), да не прочтут его чуждые и не испортят письмен. Не сокрушай печати Царя, чтобы не напали на тебя губители»¹⁵⁴. «Помазанием Дух Святый запечатлевал священников и помазанников (царей); тот же Дух Святый в Помазании полагает печать Свою на овец Своих; как перстень напечатлевает свой знак на воске, так сокровенное знамение Духа в Помазании напечатлевается на телах, помазуемых при Крещении и запечатлённых Крещением»¹⁵⁵. Упоминая о Миропомазании вместе с другими Таинствами, как то: Крещением и Евхаристией, св. Ефрем показывает, что оно так же, как Крещение и Евхаристия, необходимо для человека. Изъясняя слова Пророка Иоиля (Иоил.2:24): и наполнятся гумна ваша пшеницы, и преизлиются точила вином и елеем, св. Ефрем говорит: «В таинственном значении это исполнено Христом, Который даровал народу Своему, Им искупленному, т. е. Своей Церкви, пшеницу, вино и таинственный елей. Пшеница, это – святое таинственное тело Его; вино – кровь Его, освящающая; елей – благое помазание, которым запечатлеваются крещённые и облекаются во всеоружие Духа Святого»¹⁵⁶. В последних словах нельзя не заметить и того, что возрождённый в Таинстве Крещения чрез святое Миропомазание укрепляется для преспеяния в жизни духовной; почему сие Таинство, по замечанию св. Ефрема, и совершалось после Крещения.

O Таинстве Евхаристии св. Ефрем учит, что в нём, под видом хлеба и вина, мы приобщаемся истинного тела и крови Христовой, и приобщение их даёт вкушающим жизнь, если они достойно приступают к ним. «Наполнил некогда Иосиф хлебом бесчисленные житницы (в Египте); но в голодные годы они опустели. Единый же истинный клас (Иисус Христос) дал хлеб, хлеб небесный, который не истощается. Хлеб, который преломил Единородный в пустыне, истощился, хотя и много его было. Преломил Он потом новый хлеб, которого не истощат роды и поколения. Иждились седмь хлебов, Им преломлённых, не стало и пяти, Им умноженных. Один хлеб, Им преломлённый, превзошёл Собою всё сотворённое: ибо, чем больше Он раздаётся, тем более умножается. Добрым вином наполнил Он водоносы, его черпали, и хотя много его было, но оно исчерпалось. Чаша, которую Он подал ученикам, мало содержала в себе пития, но сила её весьма велика, и она не иссякает... Это – Таинство, в котором Он сам. Сей хлеб духовен, как сам Даятель, и оживляет духовных духовно»¹⁵⁷. «В хлебе Твоём, Господи, – говорит св. Ефрем в другом месте, – скрывается Дух, который не снедается; в вине Твоём обитает огнь, который не испивается. Дух в хлебе Твоём, и огнь в вине Твоём суть два чуда приемлемые нашими устами... Серафим не прикоснулся к углю перстами своими; и уста Исаии только прикоснулись к нему. Один не взял, другой не вкусил его. А нам даровал Господь то и другое... Ангелам, существам духовным, Авраам предложил плотские снеди, и они вкушали. Новое чудо: великий Господь наш дал плотяным пищу и питие огнь и Дух... Огнь гнева низошёл некогда на грешников и пожрал. Огнь Бога милующего нисходит и пребывает в хлебе. Вместо того огня, поядающего человека, вкушаете в хлебе огнь и живы делаетесь. Ниспал огнь на жертву Илии и попалил; огнь милости есть для нас жертва жизней. Огнь попалил ту жертву: а в Твоей жертве, Господи, сам снедается огнь Твой... Огнь и Дух во чреве Матери Твоей, огнь и Дух в реке, в которой Ты крестился, огнь и Дух в нашем Крещении, в хлебе и чаше огнь и Дух Святый. Хлеб Твой умерщвляет ненасытного, который сделал нас пищей себе. Чаша Твоя истребляет смерть, которая пожирает нас¹⁵⁸. Тело Господа новым способом соединяется с нашими телами, и чистейшая кровь Его вливается в наши жилы. Весь Он вселяется во всех нас, по благости Своей. И поскольку весьма возлюбил Он Церковь Свою, то не манну её совместницы (т. е. Синагоги¹⁵⁹), дал ей, но Сам стал для неё хлебом жизни, чтобы она вкушала Его¹⁶⁰. Око веры, когда в чьём сердце сияет, как свет, ясно и светло в раздельности созерцает Агнца Божия, за нас закланного и даровавшего нам Своё святое и пречистое тело, во всегдашнее причащение, чтоб причащение его было нам в оставление грехов. У кого есть это око веры, тот ясно и светло созерцает Владыку, с несомненностью совершенной веры вкушает тело непорочного Агнца, единородного Сына небесного Отца, и нимало не предаётся пытливости о вере Божией... Итак, будь верен и непорочен, причащайся пречистого Владычного тела с полною верою, несомненно зная, что ты подлинно вкушаешь самого Агнца. Тайны Христовы суть огонь бессмертный! Не будь пытлив, чтоб причащение оных не сожгло тебя»¹⁶¹. Подобно сему, о высокой важности Таинства Евхаристии говорит св. Ефрем в объяснении установления иудейской Пасхи. Здесь он говорит, что предлагаемые в Евхаристии хлеб и вино «не простая пища», что сами Серафимы со страхом предстоят ей, что она есть «святая жертва», что «вкушением её освящаются душа и тело», что «не принявшие Крещения и еретики не могут вкушать её», что «Евхаристия совершается только в Церкви»¹⁶². Ясно, наконец, излагает св. Ефрем учение о том, что под видами хлеба и вина преподаётся истинное тело и кровь Христовы, там, где внушает, что и чистейшим Тайнам до́лжно приступать с благоговением, страхом и трепетом. «Блажен, – говорит он, – кто с страхом, трепетом и благоговением приступает к пречистым Тайнам Спасителя, вполне сознавая, что приемлет в себя неразрушимую жизнь¹⁶³. Небо, земля и море и всё, что на них, трепещут пред Господом и уклоняются: как же ты бесстыдно приступаешь? Чистые Ангелы со страхом служат и, закрывая лица, не смеют взирать: а ты нечистый и нераскаянный не имеешь стыда и не содрогаешься. Ты можешь уверить людей, что ты достойно причащаешься; но что скажешь Испытующему сердца»¹⁶⁴?

«Град убежища ныне покаяние, – пишет св. Ефрем. – Не далеко он, но близко и при вратах его стоит всякий. Еврей великое пространство должен был пробежать, и с трудом только достигал града убежища, а иногда даже и вовсе не достигал. А сей град убежища сам идёт навстречу грешникам. Благословен Благий давший нам покаяние – град убежища»¹⁶⁵. Св. Ефрем учит, что в Таинстве Покаяния грешник с сокрушением сердечным исповедуя свои грехи, при посредстве служителя Церкви, получает прощение. «Поскольку, – говорит он в одном месте, – нельзя во второй раз креститься, то не надлежало бы быть и греху. Но так как существует болезнь (греховная), то есть и кропление (очищения). Кто даровал надежду спасения в Крещении, Тот, чтобы не лишить её, даровал оставление грехов»¹⁶⁶. В другом месте пишет: «чрез грехи я осквернился, но чрез покаяние и сокрушение я возвращаю свою красоту. В Крещении Ты совлёк с меня нечистую ризу, и чрез эту баню я украсился и стал чистым. Покаяние увеличивает красоту моей одежды; одеваюсь плачем и украшаюсь»¹⁶⁷. Обличая манихеев, учивших, что грехи, соделанные после крещения, не имеют нужды во врачевании покаянием, св. Ефрем о власти вязать и решить, которою облечены служители Церкви, и о необходимости подвигов покаяния так пишет: «Господь заповедал ученикам Своим, чтобы только единократно очищали водами грехи человеческой природы. Даровавший им власть вязать и решить вместе заповедал, чтобы связанный прегрешением являлся пред лицом Того, Который оставляет все грехи, и молил Его о прощении, потому что не без скорби с нашей стороны очищает нас. Согрешившему справедливо болезновать и скорбеть»¹⁶⁸. В другом месте пишет, что без Священства не даётся смертным отпущение грехов¹⁶⁹. Наконец св. Ефрем учит, что все грехи могут быть отпускаемы в Покаянии «Даровавший нам Покаяние не ограничил его известными какими-нибудь грехами; но великий Врач душ наших даровал нам сие великое врачевство от всякой язвы греховной»¹⁷⁰.

В особенной беседе святой Ефрем раскрывает важность и величие Священства. Он называет его крепкою башнею, стеною неразрушимою, твёрдо основанным зданием, возвышающимся от земли до свода небесного; говорит, что оно беспрепятственно достигает неба небес, ходит среди Ангелов вместе с бесплотными, находится в близком общении с самим Господом Ангелов, Творцом и Светодавцем¹⁷¹

Получаемая через возложение рук¹⁷² благодать Священства дарует власть совершать Таинства, и только получившие сию благодать и могут священнодействовать. Эту истину св. Ефрем высказывает ясно, когда пишет, что без Священства не даруется смертным отпущение грехов¹⁷³, что по призыванию священнодействующих нисходит Дух Святый и освящает дары, предложенные в Евхаристии¹⁷⁴.

Св. Ефрем, указывая различные степени Церковной Иерархии, называет, по подобию Церкви В. Заветной, одних первосвященниками, других священниками, третьих левитами¹⁷⁵, или прямо епископами, пресвитерами и диаконами¹⁷⁶, и говорит, что они различаются между собою по достоинству¹⁷⁷, что только епископы и пресвитеры получают благодать совершать Таинства; только их он называет духовными пастырями, которых обязанность – пасти духовное стадо, под опасением подвергнуться осуждению на последнем суде, если по их небрежению погибнет хотя единая душа¹⁷⁸.

«Не разлучены с нами преподобные Отцы, – пишет св. Ефрем, – потому что с нами всегда любовь их. Не будем отлучать их от себя, как чуждых нам; потому что они всегда молятся о наших грехопадениях. Не презренны они, потому что прославлены; не последние из людей, потому что удостоены чести, а также не невежды, но для всех людей стали наставниками в добрых делах»¹⁷⁹. В надгробных песнопениях св. Ефрем часто обращается к почившим с мольбами о молитвах за живых¹⁸⁰. Ибо отошедшие святые ходатайствуют и помогают оставшимся живым, и святые останки их нетленные совершают чудеса. О почитании мощей св. Ефрем пишет: «Душа, которая живёт в Боге, может даровать жизнь и другим. Если желаешь слышать, то вот тебе свидетельство. Елисей, стяжав жизнь душе своей, возвратил к жизни двух умерших, одного в то время, когда сам ещё жил в мире, а другого по отшествии своём отсель... Жива была душа его в Боге, и давала жизнь телу его; и после того, как она разлучилась с телом, он давал жизнь другим. Вот жизнь и в останках мучеников. Кто не поверит, что они живы? Видишь ли, что полны жизни гробы их: кто станет сомневаться в том? Они – крепкие твердыни, которые защищают от хищников; они – укреплённые города, сохраняющие от завоевателей; они – высокие и крепкие столпы для тех, которые прибегают к ним... Кто заряжен завистью и лукавством, этим смертоносным ядом для души, пусть ищет у них врачевства против сего яда, чтобы не вредил ему. Кто обманывал, пусть молится, чтоб ему более не обманывать; кто воровал, пусть молится о том, чтоб ему не воровать. Кто далёк от любви и полон гнева на ближних своих, пусть просит их помощи, чтобы ему примириться с ними. Кем овладел дух блуда, и кто воспламенён нечистою похотью, пусть помажется елеем, горящим (пред ними), и тотчас нечистый дух отбежит. Они – врачи, неусыпно пекущиеся о нашем здравии; потому что имеют в себе врачевство жизни, врачевство для души и тела, врачевство духовное, которое врачует и душу, и тело. Только веры они требуют от тебя, и всё, что ни попросишь, дают тебе. Если в душе твоей не будет сомнения, то хотя бы ты и мёртв был, будешь жив. В их костях обитает Бог и чрез Него они совершают все чудеса»¹⁸¹. «Вера, – говорит св. Ефрем в одном надгробном песнопении, – которую святые носили в своих членах, является и из гробов их во всякое время; любовь к истине, которую хранили они, живя во плоти, просиявает из гробов их для пользы людей. Тела почивших святых суть источник жизни. И мир свидетельствует о всех исцелениях, совершаемых ими на всяком месте»¹⁸².

Молитвам живых за умерших святой Ефрем усвояет великую силу. В своём завещании он просит, чтобы, вместо всяких украшений и ублажений, постарались облегчить судьбу его молитвами, и, в доказательство силы молитвы живых за умерших, говорит: «если мужи Маттафии, содержащие только образы, загладили, как написано, грехи падших в сражении... то кольми паче священники Сына Божия могут очищать грехи умерших святыми жертвами и молитвами уст своих» В погребальных песнях св. Ефрема весьма часто выражается мысль о силе молитв живых за умерших¹⁸³.

Святый Ефрем говорит, что тела умерших воскреснут, что каждая душа возвратится в своё собственное тело¹⁸⁴. «Слыша о воскресении мёртвых, не будем оставаться в неверии, христолюбивые братия. Ибо всё возможно Богу, и нет ничего для Него невозможного. И как вверженных в пещь огненную и в пламени, как в гробе заключённых, сохранил невредимыми, и не только власы их не были опалены, но даже запах такого страшного пламени не коснулся их: так и мёртвые восстанут, нетленными, так, что не только власы их не погибнут, но и вонѝ тления не будет в них, по прошествии такого времени по их успении. Ибо всё возможно Богу, и невозможного нет для Него ничего... Ибо и люди, и земля, и пучина морская, и бездна, и всякая другая тварь, всё в Его руке и как ничто¹⁸⁵. Земля возвратит тело человека таким, каким приняла. Хотя бы звери растерзали его, хотя бы пожрали птицы, хотя бы рыба разорвала на части, не погибнет даже и волос человеческий пред Судиею. Ибо, по повелению Божию, всё преложатся в нетление. Каждый воспримет такое тело, какое заслуживает по делам своим. Тело праведных в семь крат будет светлее луча солнечного, а тела грешников будут темны и полны смрада»¹⁸⁶. Веру в воскресение мёртвых святой Ефрем почитает существенным догматом христианским, так что отвергающего воскресение не почитает и христианином. «По язычески мыслишь, когда говоришь, что нет воскресения мёртвых... Куда причислим тебя, к язычникам или христианам? Но да не будет, чтоб я причислил тебя к христианам, когда так думаешь»¹⁸⁷. На основании слов апостола: аще воскресения мертвых несть, ни Христос воста; аще же Христос не воста, тще убо проповедание наше, тща же и вера ваша (1Кор.15:13–14), святой Ефрем говорит, что отрицание воскресения разрушает веру и ниспровергает нравственность. «Если, как ты говоришь несчастный, мёртвые совершенно не воскреснут, для чего крестишься? для чего принимаешь пречистые Тайны? Знай, что доколе ты так думаешь, не в оставление грехов принимаешь, но в суд и осуждение и приложение грехов. Если, как ты говоришь недостойный, мёртвые не воскреснут, для чего изнуряешь себя постами, бдениями и молитвами? К чему девство и подвиги со слезами? Если, безумный, мёртвые совершенно не воскреснут, то всё написанное в Ветхом и Новом Завете ложно... И мученики и все святые были в заблуждении, предавая, ради будущей жизни, свои тела стольким мучениям. Видишь, несчастный, сколько святых ты своими нечистыми устами сделал лжецами, и не только святых, но и Владыку всех святых»¹⁸⁸.

«Когда исполнятся три времени и полвремени владычества и действия нечистого антихриста, тогда придёт, как молния с небеси блистающая, пречистый, страшный и славный Бог наш, Царь и Жених бессмертный на облаках со славою несравненною, в предшествии пред славою Его сонма ангелов и архангелов, которые все – пламень огненный, и реки, полной огня, страшно клокочущей... По страшному гласу трубы говорящей: „востаньте спящие, се Жених грядет“, отверзнутся гробы и сгнивший прах ощутит великое и страшное пришествие Спасителя, и в мгновение ока воскреснет весь род человеческий и увидит неизъяснимую красоту Жениха и тьмы тем ангелов; бесчисленные тысячи воинств ангельских, и святые и праведные, и все, не принявшие печати лукавого и нечестивого мучителя, возрадуются радостью великою... Ангелы, связав мучителя со всеми демонами, приведут пред судилище; вместе с ними приведутся связанные и все, принявшие печать его, все грешники и нечестивые. И Царь произнесёт на них, вечное осуждение, мучиться в огне неугасимом. Все же, не принявшие печати антихриста и все скрывавшиеся в пещерах и пропастях земных, возрадуются вместе с Женихом в небесном чертоге радостью неизглаголанною со всеми святыми во вся веки»¹⁸⁹. Блаженное состояние святых святой Ефрем так изображает: «Там лоно Авраамле приемлет подобно Лазарю терпевших скорби; там отверзаются сокровищницы вечных благ. Там горний Иерусалим, матерь первородных, как украшенная невеста, принимает исполнивших заповеди Господни... Там всё мирно и безмятежно, всё светло и прекрасно, нет обедающего и утесняемого; там невозможны грехи очернение, там свет непреступный, радость неизглаголанная; там нет ни труда, ни слёз, ни забот, ни попечений, ни сетований; там нет ни диавола, ни смерти, ни поста, ни печали, ни ссоры, ни зависти, но только радость, мир, веселие; там жизнь бессмертная, благо неизъяснимое и неименуемое, красота неизобразимая, истинный свет, источник всякого блаженства»¹⁹⁰. Хотя все праведники будут наслаждаться блаженством, но не в одинаковой степени. Каждый получит себе награду по достоинству и заслугам. Как понимал святой Ефрем слова Спасителя о многих обителях в дому Отца Небесного, это показывают нам следующие слова его: «Не по разности мест, но по степени дарований назвал Господь обители многими. Как чувственным солнцем наслаждается каждый по чистоте своей силы зрения и восприемлемости, и как от одной свечи, горящей в каком-нибудь доме, не одинаков везде бывает свет, хотя он и не разделяется на многие светильники: так и в будущем веке все праведные безразлично водворяются в одной радости, но каждый в своей мере озаряется одним мысленным Солнцем и по достоинству вкушает радость и веселие... И никто не увидит высшей и низшей степени блаженства, дабы, когда увидит превосходящую благодать другого и свой недостаток, не сделалось это для него причиною печали и беспокойства. Да не будет сего там, где нет ни печали, ни воздыхания, но каждый в своей мере внутренне веселится, по данной ему благодати»¹⁹¹. Как различны степени блаженства, так различны и роды мучений. На вопрос, одинаковому ли мучению подвергнутся все, или различимы роды мучений, св. Ефрем отвечает: «Различны места мучений, как слышим в Евангелии. Есть тьма кромешная; явно, что есть тьма и внутренняя. Иное место – геенна огненная и особенное – скрежет зубов. Червь не усыпающий в одном месте, озеро огненное в другом месте; тартар – особенное место, огнь неугасимый – отдельная страна; преисподняя и пагуба в особых местах, дольная страна земли – иное место; ад, куда идут грешники, и дно адово – место особенно тяжёлое. Сим-то мучениям подвергаются несчастные, каждый по большей или меньшей мере грехов своих. Как здесь есть разности в наказаниях, так и в будущем веке¹⁹². Иначе наказывается прелюбодей, иначе блудник, иначе человекоубийца, иначе вор и иначе пьяница»¹⁹³.

Св. Ефрем учит, что между сими двумя состояниями блаженства и мучения нет никакого среднего состояния. «Кроме сих двух состояний нет иного среднего, разумею же одно горнее, а другое дольнее; а средина между ними – множество различий в воздаяниях. Если же это верно, как и действительно верно, то что может быть безрассуднее и безумнее слов: „для меня довольно избежать геенны, а войти в царство небесное не забочусь, потому что избежать геенны и значит войти в царство, равно как быть изверженным из него значит войти в геенну“. Ибо Писание не говорит нам о трёх странах. Но что же говорит? Егда придёт Сын человеческий во славе Своей, поставит овцы одесную Себе, козлища же ошуюю. Не говорит о трёх чинах, но об одном одесную, и о другом ошуюю»¹⁹⁴. О вечности адских мучений святой Ефрем пишет: «Тем, которые сойдут во ад, нет возможности избавиться от мучений. Заключённому там за грехи нельзя разрешиться от уз неразрешимых. Ибо там огонь неугасающий и червь, не умирающий... Скорби их не имеют конца. Нет там никакого облегчения, нельзя придумать никакого средства избавиться от тяжких мучений»¹⁹⁵. О свойстве мучений св. Ефрем пишет: «Войди в самого себя, возлюбленный, и не пренебрегай праведного и непогрешительного Судью и никогда неугасающий огнь. А если пренебрегаешь, то, по здешнему испытай, можешь ли вынести жестокость и мучительность огня: зажги свечу и положи в огонь хоть конец пальца, и если ты можешь перенести боль, то может быть и там в состоянии будешь помочь себе. Если же не можешь вынести боли сего малого члена, когда всё тело твоё в огне, то что будешь делать, когда всё тело и с душою будет ввержено в геенну огненную»¹⁹⁶.

В окружном послании, которое написал Папа Пий IX, к Восточным христианам, в начале; нынешнего 1848 года, он, между прочим, приглашая их к общению с Римскою Церковью, обещает оставить неприкосновенными их древние литургии и обряды богослужебные, поскольку они не противны св. преданиям Церкви католической. Замечательно такое снисходительное обещание, со стороны Рима, тем, которые, по справедливости, хвалятся точным соблюдением всех древних обрядов первых времён христианства. Невольно сознаются в этом и сами римляне, оправдывая свои нововведения тем, что внешнее различие в богослужении не заключает в себе особенной важности, лишь бы сохранилось единство духа и догматов. Согласен, что догмат важнее обряда, но не можем быть равнодушными и к нарушению обрядов, потому что более или менее выражается ими самое учение веры, и верность в богослужении составляет не только крепкую связь нашу с первенствующею Церковью, но и настоящую взаимную связь всей Церкви православной.

Мы не можем оставлять сего без внимания и потому, что духовенство римское, уклонившись от священной древности апостольской, с пренебрежением смотрит на неведомое ему богослужение наше, хотя проникнутое духом Святых, Отцов.

Не входя здесь в разбирательство давнего разногласия обеих Церквей, предложу только, по случаю виденного мною посвящения епископов западных, сравнение между совершением сего таинства в Церкви западной и восточной, дабы всякой мог видеть, которое из них ближе к преданию Апостольскому. Не воздающие же подобающего чествования святыне и чину богослужения в Церквах наших, быть может, исполнятся некоторым чувством смирения, увидев, до какой степени богослужение наше сообразнее с правилами соборными, нежели римское!

Если спросят, что сходного между рукоположением епископским западным и восточным? я буду отвечать: сходно только одно существенное, т. е., самая хиротония или возложение рук епископских на главу посвящаемого; ещё сходно время совершения сего таинства на литургии прежде чтения Евангелия, хотя у нас оно предшествует и чтению Апостола; ещё то же число трёх рукополагателей по правилам апостольским, и потом общее служение посвящённого с старшим из епископов; впрочем Церковь восточная не согласилась бы совершить посвящение двух епископов, одного за другим, у того же престола в один день, как это случилось мне видеть в западной. Наконец сходно и то, что рукополагается один только епископ, и не более, за одною Литургией, что, однако соблюдается в римской Церкви только в отношении епископов, ибо священников и диаконов посвящает она во множестве вместе, когда напротив восточная Церковь распространила апостольское правило единства и на прочие степени священства. Во всём вышесказанном сходствуют между собою обе Церкви, при рукоположении епископов; в прочем же совершенно различествуют, и мы увидим, на чьей стороне древняя правда. Ибо образец первых веков христианства свято соблюдается в Православной Церкви нашей, резко отличаясь от западного, который отзывается духом средних веков, уже утративших глубокое изучение древности христианской.

Первым странным явлениям, для церковного глаза, представляются на алтаре гербы рукополагающего и рукополагаемого епископов, не имеющие никакого отношения к святыне алтаря и сану священства; ибо епископ облекается в образ смирившего себя ради нас и Приявшего на Себя зрак раба; следственно, не время здесь думать о благородстве происхождения; но это ещё не относится к самому богослужению. В Церкви восточной, прежде всего совершается, посреди храма, соборное и вместе всенародное испытание имеющего быть посвящённым, пред судом всех находящихся в городе епископов, восседающих рядом, с равною честью, на высоком амвоне и пред всем их клиром, стоящим окрест. Наречённого приводят пред сие священное судилище старший пресвитер и старший диакон, как представители двух низших степеней священства и клира той паствы, куда он будет назначен. Во-первых, требует от него старший архиерей, и он даёт устное исповедание Символа веры, потом объяснение того, что исповедал, и наконец, пространное изложение догматов веры и преданий отеческих, вместе с обещанием свято соблюдать все правила церковные, и пребывать в совершенном послушании правительствующему Синоду. Всё сие он должен подтвердить клятвенно, и потом приносить, как подданный, обычную присягу своему законному Государю; тогда ему поётся многолетие, и возвращается он в алтарь, а Литургия начинается торжественно общим служением всех архиереев до времени рукоположения. (Всё сие можно видеть подробнее в письмах о Богослужении: книга III).

В Римской Церкви напротив извращён весь этот церковный порядок: действователем представляется один только старший епископ; хотя необходимы три для посвящения, но, исключая самой минуты рукоположения, они предстоят только в виде ассистентов, и исполняют обязанность подчинённых членов клира, приводя и уводя наречённого, так что если бы не их облачение, можно было принять их за пресвитеров или диаконов. Такая погрешность произошла в римской Церкви от того, что в ней перемешаны все степени церковные, столь отчётливо разделённые у нас: епископы у Римлян безразлично служат как священники, а священники, при недостатке диаконов, исполняют их должность, и даже кардиналы, будучи сами епископами какой-нибудь епархии, считаются пресвитерами титулярных церквей в Риме. Это смешение степеней, установленных самими апостолами, не есть маловажная ошибка в иерархии; ибо она подводит её всю под один уровень пред выспренним римским троном св. Петра. Церковь же восточная, воздавая по слову апостольскому: «ему же честь, честь», твёрдо держится древних постановлений соборных и, даже в низших степенях священства, не позволяет ни малейшего смешения. Не охраняется ли тут догмат соблюдением обряда или правила?

Чем же начинается церемония римская?

Присягаю папе прежде испытания всенародного¹⁹⁸. Если скажут, что оно уже было сделано частным образом от папы, то в таком случае бесполезно повторять его в церкви; но если, однако оно положено по уставу, то во всяком случае должно предшествовать присяге, дабы все слышали веру испытуемого.

И какая присяга! Поистине отзывающаяся всеми ужасами средних веков. Епископ присягает в верности кафедре св. Петра и его преемников, клянётся, что не посягнёт на жизнь папы, ни даже не злоумыслит против какого-либо из его членов, не оскорбит и не возложит на него насильственно руки. Как! Человек, готовящийся к высшему священству, клянётся, что не будет человекоубийцей, когда, по правилам соборным, даже бийца, т. е. просто наносящий удары, не достоин быть священником. Можно ли было сохранить такую оскорбительную для клянущегося клятву, основанную на давно минувших смертоубийствах? В обыкновенной присяге подданного своему Государю, которую произносит потом и епископ, он только клянётся, что готов за него пожертвовать собственною своею жизнью, – ибо не вместима в душе верного сына Церкви и отечества какая либо святотатная мысль против Помазанника Божия, а в присяге, даваемой главе Церкви, представляющей лицо Христово, подчинённый ему епископ прежде всего клянётся, что не посягнёт на его жизнь!

Вот самое сильное обличение той не естественной и противной всем соборам власти, какую присвоили себе духовные владыки Рима, когда забыли они евангельское слово: «Царство Моё не от мира сего».

Далее новопоставленный клянётся защищать папство римское и регалии св. Петра (papatum Romæ et regalia s. Petri), как бы некое земное царство, и все права, почести и преимущества Римской Церкви, а потом уже правила Св. Отец; он обещает в каждые четыре года посещать лично апостольские праги, т. е. Рим, или, в случае, невозможности, чрез избранного клирика, дабы давать отчёт в своём управлении; обещается ещё не отчуждать и не продавать достояния церковного, назначенного для его стола, даже с согласия своего капитула, без воли римского Первосвященника.

Не обнаруживается ли здесь вся тёмная эпоха Запада, когда мало-помалу возросло всё готическое здание Церкви римской? После, сего он присягает в верности своему природному Государю, и следует догматическое испытание наречённого; он внимает ему, сидя между двух споручных ему епископов, и встаёт при каждом своём ответе, весьма кратком, на вопросы архиепископа, а вопрошающий сидит у самого престола, но только спиною к святыне и не рядом со своею братией епископами, так что испытание не кажется соборным. Анафема ересям следует за изложением догматов; но, что опять весьма странно, от наречённого не требуется, и он не произносит Символ веры первых двух Вселенских Соборов, хотя это есть единственное прочное основание всякого изложения веры. Кажется, однако, если бы у Римлян при каждом посвящении архиерейском, непрерывно от первых веков христианства, во всеуслышание, как у нас, произносился Символ сей, то, может быть, не решились бы присовокупить к нему позднейшее прибавление об исхождении Святого Духа и от Сына, как не решился на то блаженной памяти папа Лев III, несмотря на все внушения Императора Карла Великого; – он даже вырезал Символ, в неприкосновенном его целости, на серебряных досках у гроба св. Петра; но теперь его уже там нет. Таким образом, обряд послужил бы опять к соблюдению догмата.

Приняв благословение от архиепископа, наречённый начинает с ним вместе Литургию, благословением имени Пресвятой Троицы, и потом отходит к боковому престолу, пред которым облачают его в архиерейские одежды, – они, впрочем, ничем не отличаются от пресвитерских, ибо омофор или нарамник – существенное отличие сана архиерейского, знаменующий, что Спаситель яко заблудшую овцу, восприял на Себя всё человечество, даётся под именем паллиума одним только старшим архиепископам, и то – как милость папы. Потом оба, посвящающий и посвящаемый, продолжают служить обедню, каждый на своём отдельном престоле. Не надобно быть глубоко посвящённым в изучение Символики и устава церковного, дабы видеть, что тут на каждом шагу есть нарушение устава, как будто бы люди, изменившие порядок сей службы в средних веках, вовсе не знали, что такое правило церковное и различие в степенях иерархических. Разберём внимательнее каждое действие.

Посвящающий есть архиепископ, а наречённый покамест только пресвитер; ибо не было ещё рукоположения: однако несмотря на то они становятся рядом, и, как бы равные по сану, возглашают начало Литургии, – вот первое нарушение порядка церковного, свято чтимого в Церкви восточной. На чём же может быть основано такое нарушение? Если не ошибаюсь, то опять на преувеличенном мнении о власти папы; ибо наречённый им епископ, хотя ещё не посвящён, дав присягу папе, уже признаётся за действительного епископа, и в доказательство сего тогда же облекают его у бокового престола в полное облачение, кроме митры; законно ли это? У нас же, напротив, тогда только возлагают облачение архиерейское, когда уже совершилось посвящение, и притом оно даётся торжественно у престола руками всех архиереев, дабы он имел чрез то право носить сию одежду, и видно было изменение риз пресвитерских на епископские.

Вот ещё одно странное и ни с чем несогласное нарушение правил единства церковного: архиепископ и рукополагаемый им, начав Литургию у одного престола, продолжают её на двух разных до времени посвящения, и потом после Евангелия, когда начинается приношение Даров, опять служат вместе на одном престоле. Что за смешение? Понимаю, хотя не признаю правильным, что несколько священников служат отдельно на разных престолах, в одной и той же церкви, тайные обедни, как будто в разных церквах. Но когда одна и та же Литургия начинается и совершается вместе двумя священнодействующими на одном и том же престоле, а в промежутки служатся как бы две некоторое время на разных; то не утрачена ли тут мысль о единстве служения? Вспомним, что пишет о сем единстве св. Игнатий Богоносец епископ Антиохийский, на которого указывает сам папа в послании своём к восточным христианам, хотя по ошибке называет его Александрийским, а кажется, надлежало бы знать, кто был сей великий святитель, ибо и мощи его в Риме.

Св. Игнатий пишет в послании своём к магнизийцам: «Нет ничего лучше Иисуса Христа, Который есть един. Итак, вместе стремитесь в единый храм Божий, к алтарю единому, к единому Христу». Вот как единство алтаря знаменует единство о Христе. Сие духовное во Христе единство в самом богослужении ознаменовала восточная Церковь, по давнему преданию Богоносца и прочих св. отцов, единством алтаря для совершения божественной службы, единством неповторяемой Литургии на одном и том же алтаре в течение одного дня, дабы тем выразить единство совершившейся за нас жертвы голгофской; отселе вытекает и то правило, что священник не может служить более одной Литургии в день, и не дозволено посвящать на одной Литургии более одного диакона, одного пресвитера и одного епископа. Всё сие премудро устроено великими иерархами, в самое цветущее время христианства и таким образом, что каждой из сих трёх степеней назначено урочное время посвящения на Литургии, дабы посвящаемый мог немедленно вступать в служение соответственное своему сану: – посему диакона как служителя, не имеющего власти приносить бескровной жертвы, рукополагают уже после её освящения, так чтобы только мог приобщаться, пресвитера же, тотчас по принесении Даров на престол с жертвенника, дабы присутствовал при их освящении, а епископа – прежде чтения Апостола и Евангелия как пастыря и учителя, долженствующего изъяснять их, и посвящение сие бывает во время пения Трисвятой песни, т. е. при таинственном раскрытии догмата Святой Троицы.

Когда наступит у нас сия торжественная минута Литургии, старший пресвитер и диакон приводят опять наречённого епископа к царским вратам; он входит в алтарь к сонму ожидавших его архиереев, и становится посреди их на колена, у самого престола; святители же возлагают Евангелие письменами на главу его, как бы руку самого Господа, зовущего его на проповедь Евангелия, а с тем вместе и свои освящённые руки: – первенствующий троекратно полагает на главе его крестное знамение, и возглашает тайнодейственные слова: «избранием и искусом боголюбезнейших архиереев и всего освящённого Собора, Божественная благодать, всегда немощные врачующи, пророчествует благоговейнейшего пресвитера во епископа; помолимся убо о нём, да придёт на него благодать Всесвятого Духа». Благословив его паки троекратным знамением креста во имя Пресвятой Троицы, он тайно читает над ним молитву, воспоминающую преемственную благодать священства, нисшедшую к служителям Церкви от самых апостолов; прочие же епископы тихо ответствуют: «Господи помилуй», на тихую ектению одного из среды своей о благе Церкви и новопоставленного её сановника, покамест хор поёт: «Кирие елеисон». Потом старший, приемля одежды от диаконов, подаёт их рукоположенному, провозглашая его всенародно достойным «аксиос», и он за каждую из них, целует руки всех благословляющих Епископов; когда же увенчается митрою, целуется с ними братски, как равный и, и уже действует с ними в совершенном равенстве. Епископы отходят и разоблачаются, старший же продолжает Литургию с новопоставленным и возводит его для слушания Апостола и Евангелия на горнее место, водворяя своего сослужителя на кафедре церковной; они садятся рядом позади престола, а после чтения Евангелия новопоставленный подаёт благословение народу осенением светильников.

Как всё это просто, удобопонятно каждому и не затруднительно в исполнении, с логическою постепенностью в обрядах. Посмотрим теперь, как таинственное сие действие, столь умилительное в Церкви восточной, совершается на западе? Там апостольская простота сия показалась недостаточною, и вздумали дополнить её обрядами, вовсе не соответствующими первобытному чину церковному. Следует быть беспристрастным, говоря о таком великом действии, а потому и западным не должно принимать обличения восточных за какой-либо неприязненный укор; это не укор, но свидетельство истины, которую в деле Божием не подобает умалчивать.

Самая важная погрешность и на сей раз уже не обрядовая, а, можно сказать, догматическая, есть та, что при посвящении епископов в Церкви римской, сверх хиротонии, или собственно рукоположения, узаконенного апостолами, совершается ещё над рукополагаемым Миропомазание, своевольно прибавленное, ибо не основано ни на каком древнем постановлении. Прискорбно видеть такое нововведение в древней Церкви, которой вера прославлялась, по словам апостола Павла, во всей вселенной! Где же в священных книгах Нового Завета могли найти новейшие её пастыри, чтобы другим каким-либо образом, кроме рукоположения, преподавалось таинство священства от апостолов и их преемников? Оно так ясно определено ими, что даже называется прямо хиротонией или рукоположением; в наставлениях, какие даёт св. Павел ученику своему Тимофею, он говорит ему: «рук не возлагай ни на кого скоро» (1Тим.5:22), и мы видим в Деяниях апостольских одно только возложение рук при посвящении.

Для чего же ветхозаветное излияние мира на первосвященников израилевых, которое заменено было рукоположением новозаветным, возвратилось опять в богослужение римское, как будто бы недостаточно было сего залога апостольского для священства? В этом даже убеждены однако многие из римлян, почитая действие миропомазания необходимым и едва ли не главным при посвящении. Но разве не был уже однажды миропомазан наречённый епископ, как христианин, при своём утверждении в вере (конфирмации)? Для чего же повторять над ним не повторяемое Таинство? Нет никакой необходимости снова получать оное тому, кто готовится восприять высшую благодать священства, обильным излиянием на него Духа Святого, чрез возложение рук епископских. Одно сие Таинство, совершаемое по образу и преданию апостольскому, достаточно, чтобы восполнить в нём всё, тою Божественною благодатию, которая, по словам рукополагательной молитвы, всегда немощное врачует и оскудевающее восполняет. Но всё это забыли и опустили из виду римляне, по своей страсти к нововведениям и к умножению церемониала богослужебного; ибо в тёмную эпоху средних веков первосвященники их не поверяли своего произвола правилами Вселенских Соборов.

И сколько странных обрядов, не имеющих никакого значения, являются вместе с сим догматическим нововведением, при посвящении епископов! После чтения апостола, ассистенты приводят наречённого от бокового алтаря к главному, и он простирается ниц на ковре и подушке для слушания литаний¹⁹⁹, которые произносит архиепископ на коленах; ему вторит и коленопреклонённый клир. В первенствующей Церкви, в таком положении простёртыми ниц лежали только кающиеся или отлучённые, при входе в храм, прося молитв у проходящих и даже переступающих чрез них, для большего смирения. Да и самые литании или умилостивительные молитвы вообще не относятся к наречённому епископу: он суть обычные воззвания к Господу и Его Святым, употребляемые иногда на конце Литургии, и, следственно, не приспособленные к сему случаю. Только на конце их, архиепископ обращается к простёртому собрату, и трижды осеняет его знамением креста, с призыванием на него благословения Божия, что̀ делают со своих мест и прочие епископы, а потом довершаются обычные литании.

Вслед за сим бывает собственно хиротония над коленопреклонённым у престола епископом; но сие тайнодействие проходит почти неприметным, посреди многих обрядов, коими оно обставлено, и последующее миропомазание совершенно затемняет оное в глазах народа. Все епископы возлагают руки на главу посвящённого, говоря: «прими Дух Свят», а старший читает над ним умилостивительную молитву. Во всё это время и после, при миропомазании, один пресвитер держит на плечах рукополагаемого раскрытую книгу Евангелия, что довольно неудобно; потом повязывают ему голову белым платком, как болящему, чтобы не стекло святое миро, которым помажут ему голову, и покамест клир поёт на коленах гимн: «приди Творческий Дух», – архиепископ творит молитвенно троекратное знамение креста, святым миром, на темени рукоположенного епископа. У него уже повязана голова, но этого не довольно, – ему поддерживают ещё руки полотенцем, спущенным в виде перевязи с плеч для того, чтобы не стекло миро и с помазываемых рук, которые он кладёт одна на другую; в таком связанном и неудобном положении, на коленах, прикасается епископ к знамениям своего духовного сана и власти, потому что физически не может взять их в руки. Сперва дают ему между пальцев жезл пастырский, и тотчас отнимают, потом надевают перстень, и дают прикоснуться перстами к книге Евангелия, которое снимают с плеч, но его не венчают митрою, ибо это отложено до конца Литургии, и он вместо митры носит бархатную скуфью. Все епископы дают ему братское целование, и опять уводят к боковому алтарю, подобно Лазарю, обвитого пеленами и платком. И что же? Он опять продолжает свою отдельную Литургию, которую также совершает сам по себе и архиепископ у главного престола, до времени приношения жертвы; таким образом, оба епископа врознь слушают единое Евангелие общего их Владыки. Есть ли тут мысль о единстве?

Вот опять церемония, отзывающаяся изысканною обрядностью Рима, но в которой для православных открывается ясно обличение его нововведений. Родственники или друзья нового епископа попарно несут пред ним, для большего блеска, дары его к алтарю, и в числе их люди военного и гражданского звания, с оружием при бедре, подносят к самому престолу свечи, хлеб и вино; они становятся на колена на ступенях алтаря пред сидящим архиепископом, и вместе с ними уже посвящённый епископ, который, приемля из рук их дары, подаёт своему рукоположителю. Все прочие епископы попарно следовали за сим шествием, мало приличным внутри церкви. У нас есть особый жертвенник для Проскомидии, к которому может приступать, пред началом Литургии, всякий мирянин со своею просфорою, т. е. приношением; из сей просфоры вынимаются пресвитером части за здравие и за упокой и кладутся на дискос к Агнцу, т. е. к той части, которая имеет быть освящённою на престоле, а после приобщения они погружаются в кровь Христову с молитвою, чтобы Господь омыл грехи поминаемых; это действие приношения делает каждого участником Литургии, и потому так важно оно в нашей Церкви, как для приносящего дар свой, так и для тех, за которых приносят. У нас и новопосвящённый епископ, во время Херувимской песни, приступив к жертвеннику совершает сам Проскомидию, т. е. вынимает из просфор такие же части за живых и усопших. Но поскольку Проскомидия не существует в Римской Литургии, ибо миряне не приносят там от себя даров, то по крайней мере хотели сохранить память сего древнего обычая при посвящении епископа; от того произошла сия необычайная церемония вместо обыкновенной Проскомидии, ежедневно повторяемой у нас на Литургии.

Она также служит обличением изменённому порядку; но вот что гораздо важнее. Каким образом и для чего епископ приносит к алтарю, для бескровной жертвы, хлеб, вместо опресноков, и вино, когда только часть вина вливается в чашу, а хлеб отлагается, ибо заменяется опресноками? Если бы действительно первоначально употреблялись они для Литургии, то их бы приносили и доселе, вместо хлеба, как приносят ещё и теперь употребляемое вино? Не служит ли напротив того приношение хлеба, которое сохранилось в древнем обряде, лучшим свидетельством правоты восточной Церкви, в употреблении хлеба, а не опресноков? Ибо невозможно согласиться с тем, будто бы Церковь римская установила ещё от самого начала приносить к престолу не употребляемые на нём дары. Не гораздо ли естественнее предполагать, что она только впоследствии изменила хлеб на опресноки, как ещё позднее отменила для мирян самую чашу Нового Завета, вопреки ясным словам Спасителя: «пийте от нея вси»? А между тем прежний обряд остался свидетелем истины, и можно ли думать, чтобы апостолы, с первенствующими христианами преломляя ежедневно хлеб по домам, как сказано в книге Деяний (Деян.2:46), всякий раз приготовляли нарочно для сего опресноки, которые только в известное время употреблялись у иудеев?

Когда принесены бывают дары, оба епископа, подобно как и у нас, продолжают служить Литургию на одном престоле; но у нас они оба, как равные по сану, приобщаются один за другим, а у римлян старший приобщает младшего; таким образом, как сперва нарушен был иерархический порядок степеней, так опять нарушено иерархическое равенство: ибо по порядку епископ приобщает пресвитеров, а пресвитер диаконов. Прочие архиереи, во время Литургии, стоят в облачении у престола и не приобщаются. После обычного благословения, которое архиепископ даёт всей пастве, посвящённый пред ним становится опять на колена, и получает от руки его и других сослужителей митру, с присвоенною сему молитвою; потом снимают с него перстень, чтобы надеть перчатки, и снова надевают перстень поверх перчаток, что, кажется, свидетельствует о позднейшем установлении сего украшения; самая молитва о перчатках довольно странна, ибо здесь воспоминается, как некогда Иаков, возложив себе на руки козьи кожи, испросил благословение отца своего, который принял его за старшего своего сына Исава. Наконец сажают посвящённого на кресло архиепископа у престола, спиною к святыне, водворяя его таким образом на кафедре, и вручают ему посох; во время пения: «Тебе Бога хвалим», два ассистента ведут его кругом всей Церкви, как бы для того, чтобы учить благословлять народ, а между тем никто не подходит к сему благословению, не так как это бывает в наших церквах, где к пастырю стремится вся его паства целовать благословляющую десницу.

Но у нас всё это совершается прилично, в своё время: все посвящавшие епископы в мантиях, возложив у престола мантию на разоблачённого своего собрата, вручают ему на амвоне посреди церкви пастырский жезл, и он оттоле осеняет всю церковь, и ещё, идучи к дверям, вслед за старшим архиереем, благословляет подходящий к нему народ. У римлян же, – обойдя всю Церковь, новый епископ возвращается к алтарю, и оттоле опять благословляет народ. Но весьма странно видеть, как новопосвящённый, в полном облачении, с митрою и посохом, в знак своей благодарности трижды преклоняет колена пред равным себе, по сану архиепископом, сперва у края алтаря, потом на средине его и наконец, у самых ног своего рукоположителя, взывая всё громче и громче: «на многие лета»! Можно ли так безотчётно то непомерно возвышать наречённого епископа, давая ему равенство в служении с действительным архиепископом, то непомерно унижать, уже посвящённого, не подобающим коленопреклонением пред равным себе!

От чего же, спрошу опять, происходит всё сие смешение? От того, что отступили от порядка церковного и забыли древние постановления соборные. А каким образом? Пожертвовав всеми преданиями устными и письменными, которые были засвидетельствованы преемственно от времён апостольских, одному позднейшему преданию, собственно западному, о власти папской, возвысившись над Вселенскими Соборами, папы всё изменили по своему произволу и наполнили Церковь римскую нововведениями всякого рода, которым никто не противоречил на Запад, в тёмную эпоху Средних Веков. Таким образом Церковь сия, похваляющаяся тем, что ставит предания выше св. Писания, сама того не замечает, как, без соборной поверки преданий святым Писанием, она сама державною волею своих первосвященников отклонилась от истинного апостольского предания; она зашла так далеко в смешении власти и обычаев светских с духовными, что даже не знает, как выйти из сего лабиринта: ибо законное первенство кафедры римской обратилось у неё в незаконное господство, а сие господство сделалось основным догматом, которого по совести не может признать восток в противность всем канонам. Господь да судит и развяжет сей горький узел, мы же помолимся о мире святых Божиих Церквей!

В необозримых сокровищах Матери нашей я нашёл небольшой чванец с немногими каплями живой воды, почерпнутыми в реке, из горнего эдема истекающей (т. е. в Евангелии), дабы напаять сад церковный и разделяющейся на четыре начала, которые блаж. Иероним называет quadriga Domini. Примите от меня сей чванец, в знак братского усердия и искреннего желания вам благословений Божиих в сии торжественные дни жизни вашей. Окропите себя и друга вашего сею святою водою, сим благоуханием. Христовым, которое для одних воня животная в живот, а для других воня смертная в смерть; пусть уйдут с двора лихие, не званные гости, когда ощутят сей запах для них несносный, а на воню мира сего да стекутся к вам желанные други, светлые, добрые, умные сыны брака Агнча, разделить с вами брачную радость. Не противно моему чину и вашему, что я делаю вам подарок из имения, которое более вам, нежели мне принадлежит. Тем лучше. Мы дети одного Отца и одной Матери, и одного имения наследники, и сонаследники Единому: только бы нам не проживать родительского благословения блудно. Тайна сия велика есть! аз же глаголю во Христа и во Церковь – сеяй в плоть, от плоти пожнет истление, а сеяй в духе, от духа пожнет живот вечный? «Не зван я был на бракосочетание нашей дочери, – пишет св. Григорий Богослов к Диоклу (193), – однако явился, и праздную вместе, и принимаю участие, и желаю вам всего наилучшего. А одно из лучшего, – чтобы сам Христос присутствовал на браке, потому что где Христос, там благопристойность, и чтобы вода стала вином, то есть, всё претворилось в лучшее, а поэтому не было смешиваемо несоединимое между собою, и не были сводимы вместе епископы смехотворы, молитвы и рукоплескания, псалмопения и звуки свирелей; потому что как всё прочее, так и браки христианские должны иметь благопристойность, а благопристойным делает степенность. Вот что приносим в дар бракосочетания». Сей приносит дар вашему браку св. Григорий рукою преданного вам Макария.

Июля 1844 года.

Иегова дал; Иегова взял;

да будет имя Иеговы благословенно.

Сим веселящим сердце питием без сомнения многократно уже услаждал ты, возлюбленный о Господе, горесть разлуки с матерью детей твоих... Но прими, незабвенный мой, сие священное, утоляющее печаль, питие и от моей недостойной руки. Помнишь, каким приветом провожал я тебя вступившего на стезю жизни супружеской? «Призови, – писал я словами Григория Богослова, – призови Господа Иисуса на брачное торжество». Иисус Христос есть тот же, вчера и сегодня, и во веки; и жизнь христианина есть единое торжество, при всех изменениях временного и видимого, – та же вечная жизнь во Христе вчера и сего дня и во веки, при всём разнообразии видов своих; и Тот же Иисус Христос, Который претворил воду в вино на браке, и самым уже присутствием Своим вливал в души Ему открытые мир Свой и радость Свою; Тот же Иисус Христос, Который радовался с радующимися, плачет с плачущими сёстрами Лазаря, и говорит: Я есмь воскрешение и жизнь; верующий в Меня если и умрёт, оживёт. И всякой живущий верующий в Меня, не умрёт во век.

И сказал: где вы положили его? Говорят Ему: Господи пойди и посмотри. Иисус прослезился. Он есть единство, и потому, что̀ Он ни делает со Отцом в Св. Духом, всё то – единство разнообразное и прекрасное. Если в Кане Галилейской Он положил начало чудесам, то воскресение Лазаря было продолжением явлений славы Его в человечестве, которым не будет конца; и как там благословлял Он жизнь человека в исходящих её, так и здесь показывает, что Он есть наш Бог Спаситель, и что во власти Его, как истинного Иеговы Господа, во власти Его исходища смерти. После того, как Он Своею смертью сокрушил имеющего державу смерти, то есть, диавола, для верующих в Иисуса Христа уже не существует смерть.

Ты вкушал прежде веселия жизни с благословением Иисуса Христа, а теперь с Ним же торжествуешь победу её над смертью: и сие торжество веры прославляя, ап. Павел восклицает: смерть! где твоё жало? ад! где твоя победа? жало же смерти грех, а сила греха закон. Благодарение Богу, даровавшему нам победу Господом нашим Иисусом Христом. Итак, уверен я, что Он же, благословлявший радость вашего брака, ныне благословениями и утешениями Своими исцеляет, освящает и услаждает слёзы твои о друге, которого ты потерял из виду, и на краткое время, чтобы вскоре увидеться в небесном царствии и никогда уже не разлучаться.

Не беспокоит ли тебя иногда мысль, как одному детей воспитывать? Но тотчас ты и отвечаешь себе самому: я не один, но со мною Отец мой небесный. Вместо того, чтобы задумываться, действуешь со Христом, по настоящим указаниям Провидения Его и по крайнему разумению твоему; и как всё настоящее предаёшь воле Его, так и будущего всего ожидаешь от Его всеблагого и отеческого изволения не только с надеждою, но и с благодарением радостным; потому что мы не можем очи возвести к Нему, Спасителю и Отцу своему, без чувства благодарящего, а сердце, благодарящее Господа, уже радуется о Господе, радуется в самых страданиях.

Когда ты взглянешь на детей так сердобольно, как никто уже из человеков не может на них взглянуть; то поспеши взглянуть на Иисуса Христа и скажи: Господи приди и виждь! Также и над могилой друга, и будет легче. Это крест твой.

Октябрь 1841 года.

Душа моя, востань! Душа моя, проснись

От тягостного сна!

Душа войди в себя, опомнись, осмотрись!

Ты вся во тме грехов погружена!

Зачем ты вверяешься морю сует,

Мечтам своей жалкой дремоты? –

И радости жизни, и горестей след,

И смутныя сердца заботы,

Покоя отрада, и время труда,

И шум повседневных событий, –

Всё это проходит для нас навсегда,

Как сон, поутру позабытый!

А ты, средь потока волнений мирских,

Забыла, куда̀ им влечёшься!

Не помнишь священных обетов своих!

Не мыслишь о том, не печёшься:

Взошла ль в тебе жизни бессмертной заря?

Начался ли подвиг твой трудный?

И с чем ты предстанешь пред Бога – Царя,

Воздать Ему слово в день судный?!

Твой близок час, душа! Быть может, наступил

Последний жизни день,

Когда, в томительном бореньи жизни сил,

Тебя вдруг смертная застигнет сень.

И тело растает, как воск пред огнём!

Твой рушится столп утвержденья!

Останешься там ты одна, ни-на-чём,

Не став здесь на камне спасенья²⁰⁰!

Ты будешь там тяжко во веки страдать,

Стенать поглощаема бездной,

И жить, чтоб, к несчастию, видеть и знать,

Что нет в тебе жизни небесной!

И ужас суда обуяет тебя:

Всю гнусность свою ты узнаешь!

И в бездне ничтожества скрыла б себя²⁰¹,

Но тщетно сего возжелаешь!

Постигнет проклятие судного дня

Твой грех, твою злость и беспечность...

Увы! – Твоих мук не угасит огня

Во веки веков неизменная вечность²⁰²!

О, воспряни, душа! Молись, чтоб Царь – Христос

Тебя не осудил!

За верных Сам Себя на жертву Он принёс²⁰³,

И кровью их пречистою омыл²⁰⁴.

Он наш искупитель! Бессмертья лучи

Из гроба Его воссияли!

В руке Его ада и неба ключи²⁰⁵,

И жизни, и смерти скрижали²⁰⁶,

И суд на главы ослеплённых врагов,

И рай, и венцы испытаний²⁰⁷!

В руке Его – вся беспредельность веков²⁰⁸,

И вся необъятность созданий²⁰⁹!

И Он, мирозданья великий Господь,

От Ангелов трепетно чтимый²¹⁰,

Приявший здесь – долу смиренную плоть,

Всем тайно присущ нам, Незримый;

И ясны сердца всех, как день перед Ним...²¹¹

Но всех Он щадит и врачует²¹²,

И долго тебя милосердьем Своим,

Как блудного сына, взыскует²¹³.

Призывая теперь предстательство святого Георгия, и вознося моления к Господу Сил, мы исполняем благочестивую мысль Благочестивейшего Самодержца нашего. Какая это мысль? Это ветвь многообъемлющей мысли, по которой Державная рука создала, и в самый сей час ещё зиждет Свои чертоги.

Подобно людям обыкновенным, и Цари созидают себе дома, чтоб иметь жилище покойное, приятное, соответственное сану и потребностям жизни общественной. Но сего не довольно было для нашего Царя.

Любя жить не отдельною, личною, но единою общею со Своим народом и Царством жизнью, Он благоволил, чтобы Его дом был Царский и Царственный, чтобы в нём ознаменовались и Царь, и Царство, чтобы это была скрижаль, или каменная книга, в которой можно читать и величие настоящего, и чтимую память прошедшего, и назидание для будущего.

Между прочими Царскими чертогами, сей чертог Георгия Победоносца самым наименованием своим не даёт ли уже разуметь, о ком помышлял Государь, нарекая ему сие имя?

Он помышлял о своих верных подвижниках браней, и не только помышлял, но и восхотел свою о них мысль торжественно проявить и увековечить. Как Царский дух Его живёт в Его воинстве, непрестанным попечением о Его благоустройстве и совершенстве: так хочет Он, чтобы память и честь Его воинства жила в Его Царском доме. Чертог Георгия Победоносца должен быть храмом славы победоносного Российского воинства, или, что равно справедливо, храмом Царской любви к верному воинству. Имена полков, светлые испытанною верностью, мужеством, победами, – имена членов почётного сонма Георгиевских ратоборцев будут здесь на веки сиять и осияваться Царскою славою. И сего-то Царственного памятника полагает ныне начало Благочестивейший Государь; и сему-то начинанию призываем благословение свыше, при предстательстве святого Георгия Победоносца.

Что̀ думаете, что̀ чувствуете вы, Христолюбивые воины, при сем новом проявлении Царского благоволения к вашей службе и к вашим достоинствам?

Без сомнения, ваше сердце говорит вам то, что̀ хотел бы сказать я: однако скажу.

Посвятить себя подвигам за Царя и отечество на жизнь и на смерть, – какое прекрасное, возвышенное призвание!

Если приятен подвиг по воле отца, и тем более приятен, чем более даёт упражнения сыновней преданности в преодолении трудностей; как должен быть радостен подвиг по воле Отца миллионов народа! И не тем ли более радостен, чем более соединён с самопожертвованием?

Если приятно бодрствовать и трудиться для блага и спокойствия семейства: как должно быть вожделенно стоять на страже и в подвиге, для спокойствия и безопасности отечества!

Земная жизнь даётся человекам на время; и у многих время берёт её обратно даром. Какое же преимущество – обратить жизнь свою в талант, для приобретения Царю и Царству спокойствия, победы, славы, – сделать жизнь свою священною жертвою верности и любви к Царю и Отечеству, приблизиться чрез самопожертвование к высшей степени святой любви, по суду самого небесного Судии: Больши сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя (Ин.15:13)!

Если душе свойственно получать сильнейшее движение к добру, когда к повелительному голосу долга присоединяется ласково убеждающий голос сердечного чувства: то не возвышается ли в вас особенно ныне, сей голос? не получают ли новую силу благородные движения сердец ваших?

Чем торжественнее является вам благоволение Царя: тем пламеннее должна быть ваша ревность служить Ему и готовность к самопожертвованию за Него. Чем величественнее воздаёт Он честь вашему званию, даже в Своём Царском чертоге: тем бдительнее должны вы хранить честь вашего звания повсюду, – в битве, в походе, в городе мирного пребывания, в жизни военной и в жизни нравственной. Честь воина – не в одной пылкой храбрости, но также в строгом повиновении Начальству, в единодушии с соратниками, в непоколебимой стойкости, в недремлющей осторожности от нападающего с оружием и от подкрадывающегося со смертоносным словом, в кротости к безоружным, в уважении собственности даже неприятельской, в умеренности довольной, как учил Иоанн Креститель, своими оброки (Лк.3:14). Высшая же сила воина – в вере и уповании на Господа сил.

Да поможет Бог Державной мудрости держать Российское воинство в таком, как ныне, положении, чтобы один грозный вид его достаточен был отражать войну, и чтобы не было нужды поражать врагов. Но если, когда дерзость врагов и Царственное правосудие вызовут вас к брани; вы вспомните тогда особенно сей чертог, и каждый полк и каждый воин скажут единым сердцем: станем подвизаться так, чтобы Царь в Своём Георгиевском чертоге весёлым оком воззрел на имена полков наших!

Боже воинств небесных и земных, праведно подвизающихся для Царствия земного и небесного Твоею помощью победивший врагов Пророк не без Твоего мановения поставил памятник победы, и нарёк его камнем помощи (1Цар.7:12). Благослови и здесь устрояемый Царственный памятник, – памятник не только мужества и побед Христолюбивых Русских воинов, но и Твоей помощи, которою они победоносны и непобедимы! И Благочестивейшиму Царю нашему даруй утешение, видеть неописуемые здесь имена всегда светлыми честью и добродетелью! Аминь.

Час уже нам от сна востати (Рим.13:11).

Неужели мы спящие? Можете вы сказать, и прогневаться и обвинить меня в нелепости за слова, которые обратил я к вам, не исключая, впрочем, и себя. И мне хотелось бы, и за вас, и за себя быть уверенным, что мы не спящие, а бодрствующие; но препятствует сей уверенности подобный случай, который встречаю в Евангелии. Когда, вследствие прекословных суждений о чуде исцеления слепорождённого, сказал Господь: на суде Аз в мире сей приидох, да невидящии видят, и видящии слепи будут (Ин.9:39); тогда фарисеи с уверенностью возразили Ему: еда и мы слепы есмы (Ин.9:40)? Но ничего тем не выиграли. Потому что Господь рек им: аще бысте слепи были, не бысть имели греха; ныне же глаголете, яко видим, грех убо ваш пребывает (Ин.9:41). Итак, может быть, и мы живём как спящие и мечтающие в сновидениях, а самоуверенно почитаем себя бодрствующими: и дело тем не лучше, а виновность наша тем больше.

Неусыпный некогда страж дома Божия в стране бодрствующих и спящих, а ныне ещё совершеннее неусыпный о нас молитвенник там, где совсем нет сна, хотя есть вечный покой – Святителю Алексие! Твоим благодарным мановением и благословением возбуди, во-первых, мою дремлющую мысль и слово, а потом и внимание предстоящих, дабы мы могли понять и принять к сердцу и к исполнению пробуждающее апостольское слово: час уже нам от сна востати.

Святой апостол Павел пишет учительное послание к римским христианам, которых вера, по собственному его свидетельству, возвещается во всём мире (Рим.1:8); обличает нелепости язычества, неудовлетворительность иудейства, повреждение грехом и погибельное состояние всего человечества; возвещает единственное спасение в вере во Христа; открывает тайну будущего к Нему обращения неверующих иудеев; наконец даёт наставления для жизни христианской, и между ними взывает: час уже нам от сна востати.

Видно апостол не опасается, что римские христиане оскорбятся и возразят ему: неужели во сне достигли мы до того, что вера наша возвещается во всём мире? Неужели спящим ты предлагал возвышенное и таинственное учение, когда, наконец, думаешь пробудить нас от сна? Видно, не сомневается он в их готовности признаться, что, и при возбуждении ума к познанию, может иногда сердце оставаться не возбуждённым к добру; и что бодрствующие, по-видимому, в вере могут оказаться дремлющими в жизни.

Думаете ли вы, что вы лучше римских христиан апостольского времени? Надеюсь, что никто не будет так мечтателен, и что вы, напротив, готовы признать себя далеко не достигшими совершенства христиан времени апостольского. Будьте же и вы расположены испытывать себя, и, если потребует совесть, признаться, что, может быть, и ваше сердце не возбуждено к добру, а может быть, и ум не довольно пробуждён для истины; что, может быть, и вы дремлете в жизни духовной и нравственной, а может быть, и в вере не бодрствуете; и что, следственно, не огорчаться до́лжно, а благодарить, когда желающий добра напомнит, что час уже нам от сна востати.

Что такое сон? Что такое бдение? Бдение есть жизнь светлая, с сознанием себя. Сон есть жизнь тёмная, без сознания себя. Или иначе: поскольку человек, по естеству, живёт жизнью тела членосоставною и растительною, и жизнью души животною и разумною: то когда жизнь души восходит над жизнью тела, и проявляет себя в произвольном движении, в чувствовании, в познании, в желании, в действовании, – это есть бодрствование; а когда жизнь души погружается в жизнь тела, скрывается в замкнутом, не произвольном движении членовном, и едва пробивается призрачными представлениями, – это есть сон и сновидение. Но христианин по благодати имеет ещё высшую жизнь, духовную, по слову Господню: аще кто не родится водою и духом, не может внити в царствие Божие (Ин.3:5). Если для того, чтобы сделаться способным к царствию Божию, или, что то̀ же, дабы сделаться христианином, надобно родиться духом; то без сомнения надобно и жить жизнью духа, высшего, нежели жизнь, какою живёт естественный или, по выражению апостольскому (1Кор.2:14), душевный человек. Жизнь духовная, имея своим источником дух Божий, Бога же и Его благодать имеет своим светом, своею силою, своею пищей, началом деятельности и целью стремления. Если сия жизнь духовная восходит и господствует над жизнью душевною и чувственною: это есть состояние бдения духовного. А если духовная жизнь погружена в душевную и чувственную, и сею преобладаема или поглощена: это есть состояние духовного дремания или сна. Когда дух твой взирает к Богу верою, молитвою, Богомыслием; тогда он бодрствует: но если он перестаёт помышлять о Боге, то ты начинаешь дремать; а если ты забыл о Боге, то ты уснул. Если тебя одушевляет любовь к Богу, то ты бодрствуешь бдением насыпающих: но если одушевляет тебя не любовь к Богу, а любовь к тварям, прельщение их суетным блеском желание обладать и наслаждаться ими, то ты мечтаешь во сне. Если ты не о хлебе едином жить думаешь, но о всяком глаголе, исходящем изо уст Божиих (Мф.4:4); если по примеру Христову находишь для себя пищу в исполнении воли Божией: это также признак не спящего, a бодрствующего; потому что не во сне принимают истинную пищу; но если ты не алчешь слова Божия, не жаждешь истины Божественной и учения духовного; если не чувствуешь вкуса и услаждения в исполнении воли Божией: это есть нечувствие и сон духа; и если, как вместе с сим бывает, ты алчен к удовольствиям чувственным, жаждешь рассеяния и увеселений, думаешь иметь вкус, когда выбираешь лакомую пищу и приятное питье, и вкус изящный, когда тебя потрясают страстные звуки, когда очаровывают хитро составленные или забавные зрелища, поверь, что это более призраки ясновидящего, нежели ощущения бодрствующего: ты это узнаешь, когда дух твой пробудится в день благодати или в день суда. Если мысль о Боге движет тебя к деланию добра, и взаимно делание добра устремляет тебя к Богу, чтобы принести Ему в жертву благое дело, чтобы благодарить Его за помощь в благоделании: очевидно, что ты ходишь пред Богом и, следственно, бодрствуешь; но если движущею пружиною и целью твоей деятельности бывает самоугодие, человекоугодие, честолюбие, богатолюбие; то каковы бы ни были твои успехи и удачи, придёт, наконец, время, когда оглянешься на твою мнимо неусыпную деятельность, и увидишь исполнение над тобою пророческого слова: уснуша сном своим, и ничтоже обретоша мужие богатства в руках своих (Пс.75:6).

Не похвально спать, когда можно бодрствовать, а спать без просыпа и постыдно и опасно. Пробуждение от сна телесного не всегда в нашей воле: но пробуждение от сна душевного всегда от нас зависит; потому что немолчен для нас пробуждающий глас в совести, в слове Божием, в делах Провидения, – глас и для дремлющих и для спящих не неслышимый, если не закрывают уха нарочно.

Господь глаголет в притче; спящим человеком прииде враг и всея плевелы посреде пшеницы (Мф.13:25). То есть, во время сна, нерадения и беспечности приходит диавол и всевает в нашу жизнь худые мысли, порочные желания, беззаконные дела. Видите, как опасен нравственный сон.

В другой притче Господь глаголет нам: вы подобни человеком, чающим Господа своего; и присовокупляет: блажени раби тии, ихже пришед Господь обрящет бдящих (Лк.12:36–37). Посему и заповедует: бдите убо; не весте бо когда Господь дому приидет, – да не пришед внезапу, обрящет вы спящи (Мк.13:35–36), и вы не будете блаженны. Наконец Он подтверждает, что сие предостережение нужно для всех без изъятия: всем глаголю: бдите (Мк.13:37).

Апостол ещё указывает на некое, как он полагает, известное нам время и час, в которые как бы поспешает пробудить нас, нравственно спящих или дремлющих: ведяще время, яко час уже нам от сна востати. Какой это час? Он несколько изъясняет: ныне бо ближайшее нам спасение, нежели егда веровахом. А что такое ныне? Может быть, это значит, что ближе к нам спасение ныне, – во время новозаветное, когда уже мы видели пришедшего Христа, и познали и прияли Его таинства, нежели во время ветхозаветное, когда веровали во Христа ещё ожидаемого. Или: ныне, когда мы довольное время пребываем в Церкви Христовой, могли обрести довольно способов к утверждению в жизни духовной, ближе к нам спасение, нежели когда только ещё приступали к вере Христовой. Но, как бы то ни было, глубокого внимания нашего достойно то, что апостольское учение требует, чтобы мы восстали от нравственного сна ныне, a не завтра, в настоящий час, а не в будущие часы. Кто из нас хочет погибнуть? Более или менее думает всякий спастись: но беда в том, что многие не хотят ближайшего спасения (Рим.13:11), а думают или мечтают воспользоваться спасением отдалённым. Они располагают своё спасение подобно, как упоминаемый в Евангелии богатый свою роскошную и весёлую жизнь, на лета многа: но забываемое ими ныне поглощает сии лета многа, иногда ещё прежде, нежели они родились: в сию нощь душу твою истяжут от тебе (Лк.12:20).

Итак, надобно нам, братия, послушаться предостережения апостольского; надобно пробуждать себя от сномечтательной жизни чувственной, мирской, греховной, к истинной жизни духовной, по заповедям Божиим, по учению и примеру Господа Иисуса, сколько можно неукоснительно, ныне, в настоящий час, дондеже днесь нарицается (Евр.3:13.); потому что в час будущий, в день завтрашний, может быть, мы уже уснем в смерть (Пс.12:4), и поздно будет пробуждать нас, или же и возбудит нас, но уже не глас благодати ко спасению, но глас архангела и труба Божия к суду и осуждению.

Ураним, сколько можно, чтобы не опоздать невозвратно. Отложим дела темная, и облечемся во оружие света. Облецытеся Господем нашим Иисус Христом (Рим.13:12. 14). Аминь.

Семя свято стояние его. (Ис.6:13).

Слава и благодарение Творцу времён, сотворившему день, который мы ныне возобновляем воспоминанием и торжеством, – день воплощения Сына Божия! Это есть один из не многих дней, на которые опираются все дни земли, чтобы не обрушиться в одну нескончаемую адскую ночь. Потому что воплощение Сына Божия есть такое событие, которым поддерживается стояние и благосостояние человеческого рода, вместе с другими творениями, созданными для служения ему, и подчинёнными его судьбе, Сия, как мне кажется, мысль подана пророку Исаии, когда ему сказано: семя свято стояние его.

Посмотрим, не даст ли нам сие малое семя слова о семени святом некоторых мысленных прозябаний, на пищу души.

Чтобы достигнуть точного разумения приведённого теперь изречения о семени святом, надобно проследить целое происшествие из жизни Пророка.

В Иерусалиме, в храме или над храмом, Исаия ведал Господа, сидящего на высоком престоле, исполняющего храм Своею славою, окружённого и славословимого Серафимами с такою силою, что наддверие подвиглось от их гласа, и храм наполнился дыма. Увы мне, воскликнул поражённый пророк, почитая себя погибшим, потому что увидел Царя Господа Саваофа, имея, по собственному признанию, нечистые уста, и живя посреди людей, имеющих нечистые уста! Но Господь тотчас явил Себя возносящим смиренного. Серафим взял горящий угль с алтаря кадильного, и, прикоснувшись им к устам Исаии, возвестил ему очищение от грехов. Таинственный огнь проник душу Пророка, и одушевил его мужеством и ревностью. Кого послю, вопросил Господь, и кто пойдет к людем сим (Ис.6:8), то есть, к иудеям, на которых указал Исаия, обличая скромно, под именем нечистых уст (Ис.6:5), нечистые души и нечистую жизнь? Воспламенённый Исаия уже не убоялся ответствовать: се аз есмь, посли мя (Ис.6:8). Иди, глаголал Господь, и скажи сим людям, что они слыша не слышат, видя не видят, что сердце их одебелело, уши тяжко слышат, глаза смыкаются; почему не будут они слышать и видеть, и не обратятся, дабы Я исцелил их. Пророк сжалился, и вопросил: доколе Господи (Ис.6:11)? Долго ли не обратятся, и не исцелишь их? Господь продолжал: города опустеют; людей не станет; земля останется пуста; едва будет десятая доля прежнего, и опять будет опустошение. Но народ Иудейский будет, как теревинф или дуб, который и по сокрушении растёт вновь от корня или от жёлудя. Семя свято стояние его. Святое имя даст ему твёрдость устоять в опасностях.

Если сии пророчественные изречения сличим с событиями; то значение оных объяснится и определится следующим образом. Иудеи живут во грехах, и во грехах закосневеют. Пророков обличающих, призывающих к покаянию, вере и спасению, они не послушают. За сие будут наказаны пленением вавилонским. Из плена возвратятся в малом, против прежнего, числе и опять подвергнутся истребительным бедствиям во дни Маккавеев. Но при всём том народ сей не погибнет. Почему?

Потому что в нём хранится святое семя, для сохранения которого и он сохранён будет Провидением Божиим. Семя свято стояние его.

Здесь сам собою представляется вопрос: что за святое семя, которым сохраняется согрешающий и бедствующий народ?

Если приведём себе на память признание Давида: в беззакониих зачат есмь, и во гресех роди мя мати моя (Пс.50:7); и если примем в рассуждение, что нет причины относить признание сие к особенной личности Давида и матери его, а потому относить оное до́лжно вообще к природе сынов Адамовых; то принуждены будем заключить, что семени святого совсем нет между рождёнными по закону падшей природы человеческой. Какое же святое семя Сам Бог указал Пророку?

Верно, то, которое обетовал Адаму, когда рек первому врагу человеческого рода: семя жены сотрёт тебе главу (Быт.3:15); то, которым благословил Авраама, глаголя: благословятся о семени твоём вси язы́цы земнии (Быт.22:18); то, которое с новою знаменательностью проявил царю Давиду в качеств вечного Царя и Сына Божия: возставлю семя твоё, по тебе; управлю престол его до века; Аз буду ему во Отца (2Цар.7:12–14). Кратко сказать: единственное в роде человеческом существенно святое семя есть зачатый от Святого Духа и родившийся от Святой Девы Господь наш Иисус Христос.

Бог, Которому, по выражению Писания, разумна от века суть вся дела Его (Деян.15:18), и Которого всевидящие очи видят ещё несоделанное наше (Пс.138:16), от века видел всё, бесчисленные для нас, роды сынов падшего Адама, и провидел, и избрал один, если не во всех своих лицах достойный, по крайней мере в некоторых сохранявший наиболее останков первосозданной доброты, менее уступавший заразе греха, преимущественно расположенный к принятию и верному хранению благодати, способный наконец, при постепенном благодатном очищении, произродить чистую Деву, могущую быть приятелищем воплощаемого Божества, – света, сообщительного только чистому, огня опаляющего нечистое. Посему и надлежало беречь сей род, доколе он принесёт прекраснейший цвет и совершеннейший плод человечества, – Деву Марию, Матерь Богочеловека. Поскольку же сей род заключался в народе еврейском: то надлежало беречь и народ сей. И вот почему и сему народу, преимущественно пред другими, посылаемы были пророки, напитывать его благодатным светом, чтобы он не утратил веры, и не погиб от своих грехов и заблуждений. А чтобы он не погиб от врагов и бедствий, для того не редко употребляемы были чудесные силы и действия, как например, проведение чрез море посуху, сорокалетнее питание манною, избиение ангелом ста восьмидесяти пяти тысяч ассирийского войска, когда царь Езекия не силен был защититься от его многочисленности.

Так святое семя было твердынею и защитою народа еврейского, доколе, наконец, изыде жезл от корене Иессеова, и цвет от корене его взыде (Ис.11:1), родился Сын Божий от дщери Иессеовой, явился на земле, жил, учил, чудодействовал, пострадал, умер, воскрес, вознёсся на небо, ниспослал Святого Духа, соделал спасение наше посреди земли. Цель Провидения достигнута. Не нужно стало беречь Иудеев по-прежнему. Притом же они сами отреклись от святого семени, предав Христа на смерть. И потому они, хотя в последнее время были довольно многочисленны и сильны, однако побеждены, лишены отечества, рассеяны по всей земле, и если не исчезли, то для того, чтобы оставаться печальным и вместе поучительным памятником хранившегося в них, но не признанного ими, святого и спасительного семени, ещё же и в той надежде, что исшедшее от них святое семя возродит некогда их останки.

Что теперь думают чада не Израилева рода? Не возникает ли ревнующий помысл: как счастлив народ, которому даровано хранить святое семя, и быть им храниму!

Не завидуйте, но благодарите Бога. Один народ соделал Он хранилищем святого семени, то есть, рода и рождения Христова: но для того, чтобы чрез сие соделать спасение всех народов и всех людей, собственно духовное и вечное, впрочем, благотворно просиявающее и во внешнюю временную жизнь.

Если счастливы те, которым даровано святое семя сокровенное, – Христос грядущий, сокрытый в обетовании: менее ли должны быть счастливы мы, которым даровано святое семя явленное, – Христос пришедший, приемлемый верою? Не порождены ли мы, как сказует апостол, не от семене истленна, но неистленна, словом живаго Бога, и пребывающа во веки? (1Пет.1:23). Или не знаете себе, говорит другой апостол, яко Иисус Христос в вас есть, разве точию чим неискусни, есте? (2Кор.13:5). Христос в вас, упование славы (Кол.1:27). О Христе благочестие на все полезно есть, обетование имеюще живота нынешняго и грядущаго (1Тим.4:8). От Христа истинная Церковь Его имеет обетование, что и врата адова не одолеют ей (Мф.16:18): и не естественно ли, чтобы качество неодолимости в некоторой степени сообщилось и хранилищу истинной Церкви, верному и чистому, поколику таковое образуется в православном народе, в благочестивом царстве, под покровительством Богоизбранного Царя, Которому, конечно, не без силы само слово Божие предоставляет от Христа заимствованное наименование в достоинство Помазанника Господня?

Так и для нового Израиля, подобно как для древнего, имеет своё значение древнее слово: семя свято стояние его.

Итак, новый Израиль, благодатный народ Божий, не преставай хранить в себе святое семя: и оно хранить тебя не престанет. Семя слова Божия в уме, семя веры во Христа и любви к Нему в сердце, да питается молитвою, да растёт подвигом; да являет свою силу в жизни и делах благих: и вселяющийся верою в Сердца Христос, созидая Церковь Свою в каждом и во всех, будет для вас твердынею незыблемого стояния, оградою безопасности, вашим светом и миром внутри, вашим победоносным оружием против всякого внешнего приражения враждебных сил видимых и невидимых. Это верно, по благодати Господней; и если может сделаться сомнительным, то разве по недостатку вашего соответствия благодати: разве точию чим неискусни есте, как предостерегает апостол. Почему он и увещевает с настоятельностью: себе искушайте аще есте в вере, себе искушайте (2Кор.13:5)

Если помыслим, что так увещевал апостол христиан раннего светлого времени, которых вера не только видимо росла, но и цвела дарованиями духовными, даром исцелений, даром языков, даром пророчества, и для них находил ещё недоуменным вопрос: аще есте в вере; то, мы, пиющие дрождие поздних времён, с какою заботою, с каким опасением должны испытывать себя: аще есмы в вере! Да страшимся оказаться неискусными в вере; да подвизаемся приобресть искусство веры, не в устах только и в мыслях кратковременно являющейся, но глубоко сердечной, постоянной, живой, деятельной в любви по заповедям Божиим, чистой от неправых мыслей, так и от неправедных дел, готовой к самопожертвованию за истину и правду. Сия есть вера наша, победившая мир (1Ин.5:4), и ещё долженствующая побеждать его, доколе вся Церковь, воинствующая во времени, не прейдёт в торжествующую в вечности. Аминь.

При свете новозаветного учения о Пресвятой Троице, возвещённого миру самим Господом нашим Иисусом Христом и святыми Его апостолами, когда уже день озарил и десница воссияла в сердцах наших, для нас нет неизбежной необходимости изучать догмат о сем таинстве из книг ветхозаветных, и с этою целью обращаться, подобно сынам древнего Израиля, к пророческому слову, якоже светилу, сияющу в темнем месте (2Пет.1:19). Но тем не менее и сынам нового Израиля есть надобность заботиться о приобретении неповерхностных сведений относительно первоначального, в ветхозаветные времена, откровения о сем догмате, коренном, основном и существенно необходимом в религии откровенной.

К сему может побуждать христианина не одна только любознательность, не одно желание видеть яснее неразрывную связь того и другого Завета и собственно в отношении к догмату о Пресвятой Троице, но не менее и то, чтобы с полным убеждением в истине отразить клевету пререкающих истине, которые, – уверяя себя и других, будто в ветхозаветных Писаниях вовсе нет следов учения о Таинстве Пресвятой Троицы, и будто никому из Иудеев, ни даже праведникам ветхозаветным, достигавшим спасения, не было открыто сие Таинство, – стараются наводить отсюда тень сомнения на ту непреложную истину, что вера в Пресвятую Троицу составляет необходимое условие для получения жизни и спасения вечного.

В состав исследования ветхозаветного учения о Таинстве Пресвятой Троицы главным образом входит рассмотрение тех изречений из Бытописания Моисеева, равно как из Писаний других Пророков, в которых так, или иначе, выражаются указания на Божеские Лица в едином истинном Боге, внушаются более или менее ясно и определённо понятия о самой троичности Божества. Но для устранения каких-либо недоумений о том, были ли вразумительны и удобопонятны сии указания и внушения для людей ветхозаветных, до пришествия в мир Света миру (Ин.8:12), можно воспользоваться и теми изречениями из новозаветных Писаний, где заключаются ясные свидетельства, что лучшие из Иудеев, при данном им светильнике известнейшего пророческого слова (2Пет.1:19), прозирая в тайну домостроительства Божия о нашем спасении, действительно прозирали в таинство Триипостасного Божества.

Так как собственно ветхозаветные указания на Таинство Пресвятой Троицы и у Моисея и у других Пророков многочисленны, и, быв предложены в изречениях, имеющих отношение к различным предметам, разнообразны: то в рассмотрении их более можем иметь удобства, если раздельно представим их в таком порядке: сперва в изречения, в которых изображается вообще и неопределённо множественность Лиц в едином истинном Бог; потом изречения, в которых упоминается о двух Божеских Лицах, с различением одного от другого; и наконец, те изречения, в которых указывается троичность Божества, с наименованием, или без наименования каждого из трёх Лиц Божеских.

Такой порядок, как более сообразные с существом дела, предпочитаем хронологическому, частью потому, что последний повёл бы нас к частым повторениям, частью потому, что, следуя принятому порядку, не часто принуждены будем отступать от хронологического.

Затем, в подтверждение вразумительности и удобопонятности указанных изображений Пресвятой Троицы для ветхозаветных, можно сперва заимствовать некоторые из свидетельств Иисуса Христа, потом принять в соображение некоторые места из писаний апостольских. Но прежде всего нам должно обратить внимание на отличительное свойство тех изречений ветхозаветного Писания, в которых заключаются указания на Таинство Пресвятой Троицы.

Если смотреть на сии изречения сравнительно с теми, какие имеем в Писаниях евангельских и апостольских: в таком случае надобно будет отнести и к ним сказанное апостолом вообще о ветхозаветном Писании в сравнении с новозаветным, именно то, что указания в ветхозаветных изречениях на Таинство Пресвятой Троицы, по степени ясности, могут быть уподоблены светильнику, сияющу в тёмном месте, тогда как новозаветные внушения о Нём светлы, как день (2Пет.1:19). Ни в бытописании Моисеевом, ни в других пророческих писаниях не встречаем таких решительных и очевидных указаний на три единосущные, не слитные и нераздельные Лица Божества, какие даны нам в повествовании о Богоявлении Иорданском, по крещении Спасителя (Мф.3:16–17), или в повелении, какое уже по воскресении Его получили из уст Его апостолы – идти, учить и крестить вся языки во имя Отца, и Сына, и Св. Духа (Мф.28:19).

Но тем не менее верно, что и в ветхозаветных изречениях начатки откровения о сей высочайшей тайне Божества являются как проблески света весьма приметные и, при усиленном внимании к ним, удобопонятные и удобоизъясняемые. В них указания на таинство являются сокрытыми под покровом иногда нерешительных, иногда загадочных выражений и оборотов речи, – и, конечно, являются в сем виде по устроению той Премудрости, Которая всегда щадила немощь человеческую, Которая более внимательным и прозорливым осторожно указывала на высочайшую тайну Божества, не ослепляя светом её сынов ветхого Израиля, которые жили среди народов заражённых многобожием.

Иудеи, по замечанию блаж. Феодорита, в продолжение столь долгого пребывания в Египте, приобвыкли к многобожию языческой религии и имели привязанность к образу Жизни египтян; посему премудрый Бог и не благоволил вдруг и в полной мере раскрыть для них тайну Троицы, чтобы те, кои наклонны были к нечестию египетскому, не взяли отсюда повода к многобожию²¹⁴.

Такие отзывы с большею подробностью раскрываемы были св. Златоустом²¹⁵, Евсевием²¹⁶, Исидором Пелусиотом и друг.²¹⁷.

Итак, при изложении ветхозаветного учения о догмате Пресвятой Троицы, нам до́лжно довольствоваться такими изречениями, которые хотя не дают сами по себе полных изображений нашего догмата, впрочем, заключают в себе намёки на него, краткие свидетельства о нём и предварительные, так сказать, очертания того, что волне явил нам, снизошедший к нам, Единородный Сын, сый в лоне Отчи (Ин.1:18).

Берём во внимание те изречения, в которых, при особенной знаменательности слововыражения, можно усматривать

Первое из таких указаний представляется в начале Моисеева повествования о сотворении мира: (Быт.1:1)

Второе – в начале повествования о сотворении человека: (Быт.1:26).

Третье – в изображении приговора Божия об изгнании человека из рая: (Быт.3:23).

Четвёртое – в изображении определения Божия о смешении языков и о разделении народов: (Быт.11:7).

Пятое – в призвании пророка, которому суждено быть провозвестником воли Божией о падении избранного народа и евангелистом между пророками о грядущем Спасителе: (Ис.6:8).

Самая важность случаев, при описании которых встречаются такие выражения, отличающиеся особенно знаменательным составом речи, может предрасполагать каждого к тому, чтобы доискиваться в сих изречениях указания на сокровенное и возвышенное.

Первые слова книги Бытия: в начале сотвори Бог (Elohim) небо и землю, – по тексту еврейскому, представляют ту особенность в составе слов, что здесь Творец, о Котором сказано, как о едином: сотворил (bara), наименован словом, выражающим множественность: элогим, собственно Боги.

Употребление множественного имени: элогим – Боги, и сочетание с сим именем слова, показывающего единство: сотворил, – подаёт мысль о намерении Бытописателя прикровенно изобразить триединство Творца. В слове: сотворил, указано единство Божества, сотворившего мир; в имени элогим означены равносильные и единосущные Лица Божества, Которым как в ветхозаветном, так и в новозаветном Писании приписывается сотворение мира (Напр., Пс.32:6, 134:6, 103:24, 30; Ин.1:3; Рим.11:30; Кол.1:16–17; Быт.1:3; Иов.33:4).

Сообразность сего изъяснения с существом дела может быть подтверждена следующими замечаниями:

1) Если бы Бытописатель не имел в виду сокрыть здесь указания на равночестные Божеские Ипостаси в Творце мира: то для чего бы ему употреблять наименование Творца во множественном числе – Elohim – Боги, тогда как ничто не препятствовало ему, или то же самое имя употребить в единственном числе (Eloa, сокращённо El) Бог²¹⁸, или употребить другое из многих наименований Божиих, известных между евреями²¹⁹, или предпочтительно пред всеми употребить величественное имя Iehova – Сый Осуществитель, самим Богом открытое и Ему исключительно усвояемое (Исх.3:15, тем более, что сам же Моисей часто употребляет сие имя в других местах²²⁰.

2) Судя по обыкновенному порядку, для Бытописателя, знавшего наклонность евреев к многобожию народов языческих, было бы безопаснее удержаться здесь от того наименования Божия, которое употребляется и о богах мнимых (Исх.18:11, 22:19; Втор.32:17; Нав.24:20; 2Пар.28:23; Пс.85:8), об Ангелах и сильных земли (Пс.137:1, 81:1, 96:7; Исх.21:6). Следует заключить, что он предпочёл сие имя другим, по усматриваемому удобству сокрыть в нём указания на вечные и единосущные Божеские Лица, Которым равно принадлежит действие сотворения мира.

3) Что и вообще, как Моисей, так и другие ветхозаветные писатели, говоря о Боге истинном, употребляют столь часто²²¹ сие множественное имя элогим – Боги не без сокровенной знаменательности, убеждаемся в этом их собственными изречениями, в которых, как бы в пояснение таинственного значения сего имени, прилагаются к нему и другие слова, также множественные, а мысль о единстве Божества охраняется другим именем Iehova – Осуществитель. Таковы изречения:

(Втор.10:17) Ибо Господь Бог ваш сей Бог богов, с подлинника: Иегова Боги ваши есть Боги богов²²². (Нав.24:19) И рече Иисус к людям: не возможете служити Господеви Богу (Iehova), яко Бог Свят есть (Elohim Cadoschim – Боги святые суть).

Толкователи, которым почему-то не нравилось таинственное изъяснение сего имени, ничего не сказали достоверного – почему в рассматриваемом месте Бытописания и в других Писаниях ветхозаветных употребляется множественное имя Elohim, то в соединении сего имени с другим (напр., Iehova Elohim (Быт.2:4, 5:7 и д.), то без соединения (Быт.3:2–5, 28:17, 19), то с приложением относящихся к нему слов в числе единственном, то в числе множественном²²³.

Не оставим без внимания и того свидетельства, какое дают со своей стороны иудейские толкователи в пользу нашего изъяснения.

Раввин Гуна̀ в своём толковании на книгу Бытия замечает, что образ выражения в рассматриваемом месте и в других подобных необычайный²²⁴; а в Талмуде Мегилла̀ рассказывается древнее предание, что и сам Моисей сначала, когда ему последовало от Бога внушение употребить о Нём слова, выражающие множественность, смутился опасением и не прежде решился начертать сии слова, как после вторичного повеления от Бога. Отсюда и между позднейшими раввинами есть гадания, что в тех словах скрывается какое-либо таинство²²⁵, хотя они, как упорные в Иудейских верованиях, слишком далеки от веры в таинство, раскрытое для нас Господом нашим Иисусом Христом.

Повествование о сотворении человека Бытописатель предваряет изображением предвечного определения или совета Божия о сотворении человека и, приближая вечный совет ко времени исполнения, представляет в таком знаменательном виде: и рече Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию (Быт.1:26).

Множественность Совещавающихея выражается в сих словах так ясно, что не видеть её никто из видящих не может. И не признавать в сей множественности указания на те вечные и единосущные Лица Божества, Которым существенно принадлежит, как предвечное определение о создании и воссоздании человека, так и самое исполнение сего в определённое время, – значило бы отказываться от уразумения сказанного.

Совещание изрекается от Лица Божия. Но известно, что Бог в делах Своей премудрой и всемогущей воли не требует советов и содействия от каких либо советников и содейственников вне Своего существа. По слову Пророка, повторенному апостолом, кто уразуме ум Господень, и кто советник Ему бысть, иже научает Его? или с ким советова и настави и (Ис.40:13; Рим.11:34)? С другой стороны, невероятно, чтобы Моисей, изображая совет Божий, представлял Бога таким Лицом, Которое изрекало бы совещаемое слово единственно к Самому Себе, и притом в виде собеседования с другими лицами: сотворим по образу Нашему. Итак, чтобы не войти в крайность противоречия истине, необходимо искать совещавающихся Лиц внутри самого Божества и признавать за верное, что Бытописатель, в виде многих совещавающихся, изображает совет равночестных и единосущных Лиц Божеских, Которым приписывается сотворение человека (Быт.5:1; Мал.2:10; Кол.1:15–16; Иов.33:4), и таким образом неопределённо указывает на Троичность Божества.

Мыслью о Таинстве разрешается и то, почему многим совещавающимся Бытописатель в то же время усвояет единство, выражая оное словами: рече Бог, потом: по образу Нашему, и ниже: по образу Божию (Быт.1:27). По единосущию совещавающихся Божеских Лиц и потому, что в трёх Лицах Един Бог, прилично было Моисею означить, при самом указании множественности, единство²²⁶.

Прекословия истине, сокрытой в рассматриваемом изречении, со стороны иномыслящих, слабы и легкомысленны. Известны два взаимно-противоречащие предположения, равно не основательные.

По первому предположению, начало коего видно в грубых вымыслах иудеев²²⁷, которое однако понравилось и мудрователям христианским²²⁸, объясняют слова совещания Божия не иначе, как слова человека, которому, когда он преступает к делу, будто бы свойственно намерения свои выражать в подобных словах, – а в том, что совещание у Моисея выражается с употреблением слов во множественном числе; не примечают ничего более, как подражание обыкновению говорить о сильных земли, или от Лица сильных земли, во множественном числе.

Что касается первой половины предположения, то, умалчивая о том, сколь неуместно сие сравнение, повторим только сказанное, против вымыслов такого рода, Василием Великим: «подлинно странное пустословие – утверждать, что кто-нибудь сидит и сам себе приказывает, сам над собою надзирает, сам себя понуждает властительски и настоятельно»²²⁹. Последняя же половина этого странного предположения падает сама собою, при том свидетельстве, какое даёт нам сведущий в древностях евреев и знаменитый между исследователями священного еврейского языка – Абен-эзра. В своём толковании на книгу Бытия он говорит, что это предположение слишком произвольно и не имеет для себя основания ни в обычаях народа, ни в свойстве языка еврейского²³⁰.

Усилия подтверждать это предположение другими местами Писания: (Быт.29:27; Иов.18:3) остаются напрасными. Ибо в первом из указанных мест Лаван, обещая Иакову младшую из своих дочерей – Рахиль после старшей Лии, говорит, как глава семейства, и даже указывает на обычай страны – не выдавать в замужество младших, дочерей ранее старших (ст. 26). А во втором Валдад Савхейский начинает речь к Иову также не от одного собственного лица, но и от лица спутников своих. Эта мысль подтверждается тем, что и прежде, как спутники Валдада, так и он сам, уже прекословили Иову сообща (Иов.8). Потому слово: умолчахом (Иов.18:3) следует понимать так: не вдруг нашлись отвечать Иову, на его слова, в гл. 16 и 17 записанные.

Напротив, надобно заметить, что в Бытописании Моисея слова о царях, или слова самих царей о себе (Авимелеха, Фараона и друг.) везде представляются в единственном числе. Бесчисленные места, где и о самом Боге говорится также в единственном числе.

По другому предположению, которого держится и Абен-эзра и многие другие из иудейских раввинов²³¹, слова совещания Божия у Бытописателя относятся к Ангелам – участникам совета Божия. Своё предположение иудействующие подтверждают другими местами Писания, где представляется некоторое совещание Бога с Ангелами (3Цар.22:20; Иов.1:6, 2:1).

Столь жалкое уклонение от истины и недоразумение учёнейших толкователей иудейских, конечно, никого не приведёт к какому-либо недоумению, или сомнению, если принято будет во внимание то, что, по слову апостола, даже до днесь, внегда чтется Моисей, покрывало на сердце их лежит (2Кор.3:15).

Несправедливость же предположения их и неверность в применении сего изречения к другим местам Писания открывается из следующих соображений:

1. Мы уже заметили, что в таком деле, каково сотворение человека, в деле исключительно Божеском, нет и не может быть советников и содейственников для Бога из среды существ сотворённых, кто бы они ни были. По сему самому крайне несообразно со здравыми понятиями о Боге вводить ангелов в участие совета Божия там, где дело идёт не о служении каком либо, а о содействии Божеском.

2. Тем, которые входят в совещание, здесь же усвояется один образ – и образ Божий, то есть, одно Божеское существо; следовательно, вводить ангелов в участие сего Божеского совета – значит приписывать и самобытное и беспредельное по совершенствам естество Божеское.

3. Совсем иное видно в указываемых иудействующими местах Писания (3Цар.22:20; Иов.1:6, 2:1), где, по их понятию, представляется такое же совещание Бога с ангелами. Напротив в указанных местах Бог представляется Верховным Владыкою, Который в делах, относящихся к частным обстоятельствам жизни людей, испытательно вопрошает Своих служебных духов, приемлет от них рабские ответы, соглашается с ними, посылает их, повелевая, или дозволяя им исполнить то, что сообразно с законом всеблагого промышления Его о людях.

Посему слишком было бы нерассудительно делать сравнение между изображением совета Божия у Бытописателя, и изображением не совещания, а только вопрошания в указанных местах, тогда как у Бытописателя выражается собеседование равночестных Божеских Лиц, a там показываются отношения Бога – Властителя всяческих к Своим рабам и низшим исполнителям воли Его.

Кроме сего, изъяснению, какое дают иудействующие словам совета Божия, не благоприятствует и то обстоятельство, что у Бытописателя выше ни слова не было сказано, ни о сотворении ангелов, ни об отношении их к Творцу всяческих и к земным Его творениям. Не благоприятствуют и те изречения Писания, где внушается, что Бог сотворил как вообще мир, так и в особенности человека, Един, без советников каких либо внешних и участников: (Ис.40:12, 42:5, 44:24; Быт.5:1, Мал.2:10–15).

Самое сильное и решительное свидетельство, в пользу изъяснения предшествующих изречений, в смысле указания на таинство Пресвятой Троицы, встречается в изображении у Бытописателя того совета Божия, который изречён был о судьбе падших человеков, и который представляется в виде укоризны Адаму, посягавшему присвоить себе равенство с Богом, и вследствие осуждения лишаемому эдемского местопребывания. Особенно знаменательны здесь слова: и рече Бог (Iehova Elohim): се Адам бысть, яко един от Нас (Быт.3:22).

В наименованиях Глаголющего – Иегова и Элогим – уже предъизображается и единство и некоторая множественность; в первом показано единство Божества; во втором указано на множественность Божеских Лиц. В самом же изображении собеседования Божия тем не сомненнее видно свидетельство о Божеских, равночестных и единосущных Лицах, чем яснее счисляются здесь собеседующие, как особые, но равные Лица. В словах: яко един от Нас, местоимение показывает прямо и раздельность счисляемых Лиц и нераздельность Их по Божеству.

Силу указания на множественность в этом местоимении признают и самые ожесточённые противники догмата²³², только в изъяснениях своих удаляются от истины. Те, которые держатся иудейских заблуждений, думают, будто здесь Бог обращает речь свою к Ангелам.

В опровержение этой мысли не станем повторять сказанного пред сим, сколь несообразно с понятиями о Божестве вводить ангелов в участие совета Божия. Довольно, если примем в соображение некоторые черты Моисеева повествования, собственно, о падении прародителей. Описывая падение прародителей, Моисей предварительно сказал, что коварный обольститель преклонял и преклонил их к нарушению заповеди Божией обещанием, будто, по вкушении запрещённого плода, они будут, яко боги (Быт.3:5). Теперь, если, порождённая доверием к сему обещанию, гордость прародителей естественно выразилась в желании преступным делом достигнуть равенства с самим Богом, то надобно согласиться, что и укоризна в рассматриваемых словах Божиих направлена против сего именно посягательства – сделаться равными Богу, быть как бы одним из Божеских Лиц. В противном случае, соглашаясь с мыслью иудействующих, мы должны были бы поставлять гордость прародителей только в их желании уподобиться ангелам. Но никто из здравомыслящих не согласится признать за истину, будто гордость сотворённых по образу Божию могла состоять в желании уподобиться ангелам.

Определение Божие о смешении языков и о разделении народов изображено у Бытописателя с тою же знаменательностью, какую мы видели в изображении совета Божия о сотворении человека. Образ выражения и здесь и там одинаковый, кроме того, что здесь наименование Божие встречается не Элогим, как там, но Иегова, что, однако ж, не делает разности в указании на множественность Божеских Лиц.

Именно, от повествования о столпотворении вавилонском Бытописатель переходя к изображению отношений Божества к сему суетному и богопротивному²³³ делу сынов человеческих, говорит: и сниде Господь видети град и столп... За тем изображает и самое определение суда Божия в таком виде: и рече Господь: се род един, и устне един всех... приидите, и сошедше смесим тамо язык их, да не услышит кийждо гласа ближнего своего (Быт.11:5–7).

Не трудно понять, что в словах: приидите и сошедше смесим, выражается собеседование Божеских Лиц между Собою, и что изъяснить их в смысле простого обращения от Лица Божия к кому-либо из существ сотворённых несправедливо. Несправедливо

1) потому, что самая важность дела не позволяет думать, будто в столь величественном изображении оного не скрывается ничего более, как только простое обращение речи к существам служебным;

2) потому, что дело смешения языков и рассеяния народов, как исполнение того, о чём произнесён приговор Божий в виде собеседования Божеского Лица с Своими содейственниками, приписывается исключительно самому Божеству – Иегове, без посредства каких-либо низших служебных существ; именно сказано: и разсея их оттуду Господи (Иегова) по лицу всея земли: и престаша зиждуще град и столп. Сего ради наречеся имя его: смешение, яко тамо смеси Господь (Иегова) устна всея земли: и оттуду разсея их Господь (Иегова) по лицу всея земли (Быт.11:8–10);

3) потому, что решительно нет причин, в изъяснении выражения множественности в рассматриваемом месте, отступать от указанного значения множественности в подобных местах: гл. 1, 26. 3, 22.

Отсюда само по себе видно, как далеко от истины предположение иудействующих, а за ними и некоторых христианских толкователей, будто в словах Божиих о смешении языков, содержится обращение к Ангелам. Прямо сказано, что Иегова, и смесил языки, и рассеял народы, Сам, без посредства служебных духов.

Что касается человекообразного представления у Бытописателя о Божеских Лицах, сходящих к месту столпотворения, то несомнительным и для каждого удовлетворительным изъяснением могут служить слова блаженного Августина: «Бог нисходит, когда творит на земле нечто такое, что, быв сотворено чудесно против обыкновенного течения природы, являет некоторым особенным образом Его присутствие»²³⁴.

Призвание Пр. Исаии, которому суждено быть провозвестником суда Божия на ожесточённых иудеев, и евангелистом между пророками о Спасителе мира, ознаменовано явлением высочайшей тайны Божества.

Примечательно видение, которого удостоен был Исаия, при избрании его в служение пророческое, и при котором он слышал Трисвятое Богохваление серафимов (Ис.6:1–3). Но в настоящем случае мы ограничиваемся рассмотрением самого призвания, и именно тех слов, какие услышал Исаия от Сидящего на престоле, и какими ответствовал он Господу. И слышах, говорит Исаия, глас Господа глаголюща: кого послю, и кто пойдет к людем сим, – с подлинника Еврейскаго: и кто пойдёт для Нас?²³⁵ и рекох: се аз есмь, посли мя. И рече: иди, и рцы людем... (Ис.6:8–9).

Глас слышится от единого Бога. Но пророку надлежит идти от имени многих, ибо сказано: кто пойдёт для Нас? Кто же сии многие? У нас ответ один: многие в едином истинном Боге – это равночестные и единосущные Лица Божественной Троицы. Такой ответ дают единогласно все Отцы и учители церкви, изъяснявшие писания пророка Исаии. Другого ответа и быть не может без явного противоречия истине.

Предполагать, будто выражением: для Нас, указывается совокупно Бог с серафимами, окружающими престол Его²³⁶, не позволяет предложенный здесь же ответ пророка: посли мя, обращённый к единому Богу, а не вместе и к серафимам, также и следовавший после глас от Бога: и рече: иди.

Кроме того, и по общим соображениям о посланничестве и служении пророков, не может быть допущена та мысль, будто Исаия посылается не для одних Божеских Лиц, то есть, для возвещения людям Божеских только повелений, но и для серафимов – для исполнения повелений служебных духов Божиих. Истина, известная каждому, что все пророки, как призываемы были к своему служению самим Богом, так и говорили к людям, увещевали, угрожали, утешали, предсказывали и действовали всегда от имени Божия. Где есть повеление самого Владыки всяческих, там уже и высшие из чина ангельского являются действующими, не иначе, как по повелению общего Владыки, как споспешники земным служителям Его в исполнении Его повелений.

Желание иномыслящих уклониться от указания на таинство в словах призвания Исаии к пророческому служению, повело их к предположению, будто и здесь местоимение множественное употреблено по обыкновению сильных земли – говорить об одном своём лице, как о многих²³⁷. Обличение такого предположения давно сделано Абен-эзрою, что̀ мы уже имели случаи заметить по рассмотрении совета Божия о сотворении человека

Прибавим к тому, что здесь немыслящим надлежало бы устыдиться новой несообразности и удержаться от изъяснения слова: для Нас, обычаем сильных земли, не бывшим в употреблении у царей иудейских, тогда как другое речение: – кого послю, а не: пошлём, представляется неотразимым обличением нелепости их вымысла.

По многочисленности изречений, в которых ветхозаветное Писание различает два Божеских Лица в Пресвятой Троице, разграничиваем сии изречения, для удобнейшего их обозрения на два отдела, относя к первому те, в которых указывается Второе Лицо Божеское – Сын Божий, с различением от Первого Лица – Бога Отца, а ко второму те, в которых указывается Третье Лицо Божеское – Дух Святой, также с различением от другого Лица Божеского.

Ясные различения сих Божеских Лиц встречаются частью в Истории Богоявлений ветхозаветных, частью в тех обетованиях и пророчествах о грядущем Спасителе, где изображается преимущественно Божеское величие Его, Божеская власть, сила и слава.

Моисей, описывая Богоявления, бывшие во времена патриархов, часто именует являющегося ангелом Иеговы, и между тем изображает Его как Лицо Божеское, называет Его именем, принадлежащим одному только Богу истинному, приписывает Ему власть, силу и действия, приличествующие одному только Богу истинному (Быт.22:11–18, 16:7–14, 21:17–21, 18:1–33; Евр.13:2). Таким образом, в Лице являющемся, которое, очевидно, представляется Лицом особым от неявленно пребывающего Иеговы, но в то же время изображается равным Иегове и по имени, и по власти, сил и действиям Божеским, нельзя не узнать того Божеского Лица, чрез Которое, как в Ветхом, так и в Новом Завете, является сокровенно пребывающее Лицо Бога Отца, – Которому, по предвечному определению Отца, и по собственному человеколюбию, надлежало явиться на земле велика совета Ангелом (Ис.9:6; Мал.3:1) и испоручником завета нового (Евр.7:22), – Которое в отношении к Богу Отцу именуется Единородным Сыном Божиим, а в отношении к домостроительству спасения – Агнцем, закланным от сложения мира (Откр.3:8).

Пересмотрим особенно примечательные из описанных Моисеем Богоявлений. Так

1) Авраам при дубраве Мамврийской встретил трёх Ангелов в человеческом образе (Быт.18:1–2, 19:1). В одном из явившихся Моисей указывает того велика совета Ангела, Которому принадлежит и наименование и свойства и действия Божеские.

Принадлежит Ему наименование Божеское; ибо и в самом начале описания Он называется – Иегова: явися же ему Бог (Iehova) у дуба Мамврийска (Быт.18:1), и за тем, в изображении беседы явившихся: и рече Господь (Iehova) к Аврааму: что яко разсмеяся Сарра в себе (Быт.18:13; слич. 17 и 20)? – по отшествии спутников его к Содому: Авраам еще бяше стояй пред, Господем – с подлинника: – пред Лицом Иеговы (ст. 29. слич. ст. 26.), по окончании собеседования с Авраамом: отъидеже Господь (Iehova): яко преста глаголя ко Аврааму (Быт.18:33).

Принадлежат сему Ангелу свойства Божеские; ибо является сердцеведцем: что яко разсмеяся Сарра в себе? (Быт.18:13)..; праведным и милосердым Судиею всей земли: вопль содомский и гоморский умножися ко Мне, и греси их велицы зело (Быт.18:20, сл. ст. 25 и 32).

2) Ангел Иеговы двукратно являлся Агари вне дома Авраамова, сперва у источника на пути к Суру (Быт.16:7–14), потом у кладезя клятвенного (Быт.21:17–31).

В том и другом явлении Он называется именем Божиим: и призва Агарь имя Господа (Iehova), глаголющего к ней: Ты Бог, призревый на мя (Быт.16:11, 13).

Божеские свойства сего Ангела Иеговы, при первом его явлении Агари, усматриваются из следующих слов: рече ей Ангел Господень: умножая умножу семя твое, и не сочтется от множества (Быт.16:10), и при втором явлении: и воззва Ангел Божий Агарь с небесе, и рече ей: что ест Агарь? не бойся... Востани, и поими отроча, и ими рукою твоею его: в языке бо велий сотворю его (Быт.21:17–18).

3) По соображению сказанного не трудно понять, что то же Божеское Лицо, Которое в описании Богоявлений именуется то Ангелом Божиим, то Богом, Бытописатель различает от Иеговы и в повествовании о казни, постигшей нечестивые города – Содом и Гоморр (Быт.18:22–33).

Речь идёт о той казни, которую предотвратить желал Авраам, когда, стоя пред лицом Иеговы, явившимся ему при дубраве Мамврийской, предлагал молитвенные вопрошания о помиловании грешных ради праведных (Быт.18:22–33). Наводящим суд и казнь является то же Лицо Божеское, Которое вещало прежде Аврааму: еда утаю Аз от, Авраама раба Моего, яже Аз творю (Быт.18:17)? и в Котором Авраам видел Судящего всей земли (Быт.18:25). А самое совершение казни изображается так: Господь (Iehova) одожди на Содом и Гоморр жупел и огнь от Господа (Iehova) с небесе. И преврати грады сия, и всю окрестную страну, и вся живущия во градех (Быт.19:24–25).

Можно ли же не видеть в знаменательном усугублении здесь имени Иеговы указания на два различаемых Божеских Лица? Не виден ли здесь Сын Божий, Которому Отец отдал весь суд (Ин.5:22), Который действует в мире по соизволению Отца, неявленно пребывающего на небесах?

Почтим таинство словами св. Иринея: «Сын Божий повсюду всеян в Писаниях: то беседует Он с Авраамом, то с ним вкушает пищу, то низводит суд на Содомлян»²³⁸.

Толкование иудейских раввинов, будто усугубление имени Иегова в рассматриваемых словах достаточно может быть изъяснено из свойств языка еврейского, в котором допускается повторение имени вместо местоимения²³⁹, отнюдь не может быть допущено; потому что прямо противоречит той напряжённости выражений, какая здесь примечается, и не отвечает особенной важности действия, которое, как видно из всего описания, есть действие вышеестественное. Противопоставить сему толкованию можно ещё другие примеры такого же усугубления имени Иеговы в пророчестве Осии (Ос.1:7–8) и Захарии (Зах.2:3–11) где решительно не может быть места предположению, будто имя Иеговы повторено вместо местоимения, а не в смысле различения двух Божеских лиц.

С другой стороны представляются суетными и усилия Гроция, с подобными ему, изъяснять усугубление в рассматриваемом месте имени Иеговы в том смысле, будто под первым из них разумеется не собственно Иегова, но Ангел, действующий от имени Иеговы, и, как бы представитель Иеговы, низводящий, по данной ему власти от Иеговы, огнь с неба, то есть, из воздуха²⁴⁰. В таком изъяснении, с явным насилием священному тексту, чудодейственность огня превращается в простое действие огня стихийного, а Ангел представляется совершителем истребления городов. Но, по описанию Моисея, два Ангела – спутники Явившегося Аврааму, называя себя только орудиями истребления городов, приписывают оное, как первой причине – Тому, Который есть повелитель их и судия всей земли (Быт.19:13).

Против отступающих от прямого изъяснения рассматриваемых слов можно указать и на то, что первенствующая Церковь видела здесь действие самого Сына Божия²⁴¹, а в 4 веке было произнесено на Соборе осуждение на тех, кто слова: одожди Господь от Господа, жупел и огнь на Содом... стал бы изъяснять не в знаменательном смысле указания на Сына Божия²⁴².

Из тех обетований о Спасителе, какие, собственно, от лица Божия изречены были чрез пророков, особенно примечательны относительно к нашему предмету обетования, изображённые у прор. Исаии (Ис.8:11–15), Иеремии (Иер.23:5–6) и Осии (Ос.1:2–7)

Ясность, с какою у пророка Осии различается Божеское Лицо Спасителя от Лица Бога – изрекающего обетование о Нём, которую можно назвать поразительною и для самых ожесточённых врагов таинства, привлекает наше внимание прежде к его писаниям.

1) В начале книги прор. Осии изображено: начало словесе Господня ко Осии: и рече Господь (Iehova) ко Осии: не приложу ксему помиловати дому Израилева, но противляяся возсопротивлюся им. Сыны же Иудины помилую, и спасу я о Господе (Iehova) Бозе их (Ос.1:2, 6–7).

Раздавление двух Божеских Лиц очевидное. Сперва представляется Лицо, Которое предрекает о помиловании и спасении Иудеев; потом упоминается второе Лицо, чрез Которое имеет быть совершено предрекаемое помилование и спасение. Первое из сих Лиц означается собственным именем Иеговы; и второе Лицо называется тем же собственным именем Иеговы, и притом решительно поставляется посредствующим Лицом между определяющим спасение и спасаемыми.

При такой ясности дела, остаётся не вопрошать: кто сии два Божеских Лица? – но отвечать с уверенностью, что первое Лицо есть Бог Отец, Которому свойственно, по домостроительству, определять спасение; а второе – Сын Божий, Которому, по человеколюбию надлежало совершить и преподать людям спасение.

Покушению иномыслящих затемнить речь предположением, будто слова: и спасу я о Господе Бозе их – не указывают на посредствующую причину спасения, а заключают в себе только повторение имени Божия вместо местоимения, можно противопоставить новое доказательство в словах непосредственно и в неразрывной связи следующих за указанными: и не спасу их, то есть, сынов Иудиных, спасаемых чрез Господа Бога их, луком, ни мечом, ни бранию, ни конми, ниже конниками (ст. тот же). Самое противоположение внешних средств и земной воинской силы не позволяет сомневаться, что словами – о Господи Бозе их – означается то Лицо Божественного Посредника, без Которого, по выражению ап. Петра, несть ни о едином же ином спасения: несть бо иного имене под небесем, даннаго в человецех, о немже подобает спастися (Деян.4:11–12).

2) Подобное же различение Божеских Лиц находим в словах Божиих к народу иудейскому, которые пророк Исаия изобразил посреди²⁴³ пророчеств о рождении Богочеловека.

Тако глаголет Господь (Иегова): еже аще рекут людие сии, жестоко есть, страха же их не убойтеся, ниже возмятитеся. Господа сил (Иегова Цеваоф) Того освятите и Той будет тебе в страх. И аще будеши уповая на Него, будет тебе во освящение, a не якоже о камень претыкания преткнешися, ниже яко о камень падения (Ис.8:11–14).

Речь идёт о Спасителе. Чтобы Иудеи приняли своего Спасителя с подобающими расположениями веры и упования, а не отдалились от него неверием, Бог предъизображает всё величие Лица Его, равно как спасительную для верующих силу Его, и не иначе именует Его, как собственно принадлежащим Ему именем Иегова Цеваоф. Таким образом, очевидно, открывается в обетованном Спасителе, Божеское Лицо Сына, особое и равночестное Лицу Отца глаголющего.

Что действительно здесь говорится о Спасителе, сомневаться в этом, не позволяют той же главы ст. 18 и по подлин. 21. Также гл. 28. ст. 16 и: (Лк.2:34; Мк.12:4–10; Рим.9:33).

3) Утешительное обетование о том же Лице Спасителя, с знаменательным указанием на плоды Его пришествия, изображается у пророка Иеремии в таком виде:

Се дние грядут, глаголет Господь, и возставлю Давиду Восток праведный, и царствовати будет Царь, и премудр будет, и сотворит суд и правду на земли. Во днех Его спасется Иуда, и Израиль пребудет в надежди, и сие имя Ему, имже нарекут Его: Господь (Iehova) праведен наш (Иер.23:5–6).

Последние слова прямо относятся к тому же Лицу Спасителя, Который в предшествующих словах, изображается, как потомок Давида и необыкновенный царь. И, следовательно, по точному смыслу текста, усвоением Ему Божеского имени, Сам Бог глаголющий указывает в Нём то Божеское Лицо Сына, посредством Которого надлежало совершиться оправданию грешников и восстановлению на земле духовного царства Божия.

Древние Иудеи единогласно утверждали, что в сих словах у Пророка указывается Лицо грядущего Спасителя²⁴⁴.

Слова: Господь праведен наш, по подлиннику разделяются на два наименования Спасителя: Господь, и: правда или оправдание наше. Но сила значения относительно указания в Спасителе особого, и притом Божеского Лица, одна и та же. Наименование Спасителя правдою или оправданием нашим изъясняется тем, что Он, как Богочеловек, заслужил для всех и дарует всем верующим оправдание вечное и всецелое примирение с Отцом небесным. Слич. (Пс.71:2–18; Ис.11:4:45,8; 53:11; Дан.9:24; Зах.9:9: 1Кор.1:30).

4) Сюда же должны быть отнесены и многие другие обетования Божии, в которых более или менее ясно представляется различение Божеских Лиц первого и второго, напр., в обетовании, какое изображается:

у прор. Михея: и ты, Вифлееме, доме Ефрафов, еда мал еси, еже быти в тысящах Иудиных: из тебе бо Мне изыдет старейшина, еже быти в князя во Израили, исходи же Его изначала от дней веки – И станет, и узрит, и упасет паству Свою крепостью Господь (Iehova Мих.5:2, 4) по Евр. подл. ст. 1 и 3).

у прор. Малахии: се Аз посылаю Ангела Моего, и призрит на путь пред лицем Моим: и внезапу приидет в Церковь Свою Господь, егоже вы ищете, и Ангел завета, егоже вы хощете. Се грядет, глаголет Господь Вседержитель (Мал.3:1).

Изъяснение сиих слов было предложено в учении о лице Спасителя²⁴⁵.

Рассмотренные обетования Божии, в которых изображены слова Самого Бога о Божеском Лице Спасителя, как особом и различаемом от Лица, Изрекающего обетования, не только раскрывают для нас истину различения Божеских Лиц – первого и второго, но проливают свет и на те места пророческих Писаний, где пророки, говоря каждый от своего лица, представляют подобные различения Божеских Лиц. Посему, не столько для удостоверения об истине, несомненно раскрытой, сколько для того, чтобы иметь свидетельства о прозрении в сию истину самих ветхозаветных, боговдохновенных мужей, заимствуем ещё несколько изречений из их Писаний.

1) В пророческих псалмах Давида сказано:

Престол Твой, Боже, во век века: жезл правости, жезл царствия Твоего. Возлюбил еси правду, и возненавидел еси беззаконие: сего ради помаза Тя, Боже, Бог Твой елеем радости паче причастник Твоих (Пс.44:7–8).

Рече Господь Господеви моему: седи одесную Мене, дóндеже положу враги Твоя подножие ног Твоих... Клятся Господь, и не раскается: Ты Иерей во век по чину Мелхиседекову (Пс.109:1, 4).

Созерцая в Совершителе нашего спасения силу и славу Богочеловека, пророк усвояет Ему и то, что прилично Божескому Лицу Сына Божия, и то, что свойственно Восприявшему на Себя наше человечество, Соделавшемуся Главою благодатного царства Божия. При такой знаменательности изображения отношений Богочеловека к Богу Отцу, различение Их между Собою представляется особенно ясно и непререкаемо.

Что касается приложения сих изречений к Божескому Лицу Спасителя, то мы уже имели случай говорить об этом, при подробном рассмотрении учения о Лице Спасителя²⁴⁶.

2) Ходатайствуя пред Богом о помиловании народа иудейского и восстановлении храма Иерусалимского, пророк Даниил обращался к посредствующему Лицу Господа Спасителя и ради Его испрашивал милостей у Бога:

И ныне, Господи Боже наш, услыши молитву раба Твоего, и прошение его, и яви Лице Твое на святилище Твое опустевшее, Тебе ради, Господи, с подлинника: ради Господа²⁴⁷ (Дан.9:17).

3) Пророк Захария, описывая обстоятельства бывшего ему видения, различает от Лица Господа Вседержителя иное Лицо, явившегося ему сперва мужем, стоящим между горами, потом ангелом, повелевающим другому ангелу сказать от Него в слух пророка:

Красуйся и веселися дщи Сиона, зане се Аз гряду, и вселюся посреде Тебе, глагалет Господь. И прибегнут язы́цы мнози ко Господу в той день, и будут Ему в люди, и вселятся посреде Тебе, с подлинника: и будут Мне люди, и вселюся посреде тебе²⁴⁸ (Зах.2:10, 11, Слич. 1:10–14, 2:3, 4, 8). Не трудно понять, что это – слова не какого-либо созданного ангела, но Ангела Завета нового, Грядущего Спасителя.

Сюда же относятся слова Соломона о непостижимых делах Божиих и о, непостижимых тайнах Существа Божия: Кто взыде на небо, и сниде? Кто собра ветры в недра... Кто обдержа вся концы земли? Кое имя Его? Или кое имя Сыну Его? разумееши ли? (Притч.30:4).

4) Подобные указания на второе Божеское Лицо с усвоением Ему имени Сына, равно как наименований и свойств истинного Бога, встречаются у пророка Исаии (Ис.9:6–7, 7:14), у Псалмопевца (Пс.2:2, 6, 12)^{249 и 413 250.} и в Притч. Соломона (Прит.8:23–27).

В последнем из указанных мест Писания изображается Божеское Лицо Сына под именем Премудрости Божией. Что здесь заключается не какое-либо олицетворение премудрости, как свойства, но действительное изображение Сына Божия, о сем свидетельствуют в особенности следующие черты описываемой Премудрости:

а) Она имеет рождение от Бога прежде век (ст. 23–25.); а от Бога рождается предвечно Сам Единородный Сын Божий.

б) Она была содействующею Иегове в сотворении мира (ст. 27–29.), и это относится к Единородному Сыну Божию.

в) Она участвует в промыслительных действиях Иеговы, в устроении судьбы царств и народов (ст. 15), что также усвояется Лицу Сына Божия.

Не так очевидными представляются в Писании ветхозаветном те указания, в которых различается третье Божеское Лице от других Божеских Лиц. Наименование Духа, которое усвояется Сему Лицу в Писании, нередко употребляется и в других значениях²⁵¹. Посему в изъяснении изречений, где собственно говорится о Духе, как особом Лице Божества, требуется немало осмотрительности и внимания к тому, что именно приписывается в них Духу Божию.

Примем во внимание несколько таких изречений, в которых можно примечать указания собственно на Божеское Лицо Духа, с различением Его от первого Лица, и с различением от второго Лица.

1) В словах Бытописателя о творении мира: земля же бе невидима и не устроена, и тьма верху бездны, и Дух Божий ношашеся верху воды (Быт.1:2), нельзя не примечать указания на Лицо Божеское, особое от Того, Кто Своим всесильным Словом нарицает не сущая, яко сущая (Рим.4:17).

Действие, приписываемое здесь Духу Божию, есть действие творческое, как то видно из знаменательного выражения: ношашася²⁵², следственно, никому кроме Божеского Лица не принадлежащее. Сие действие приписывается не Тому, Кто всесильным словом: – да будет, нарицал не сущая, яко сущая, но иному Содейственнику Божию, участвующему иным образом в деле творения; следственно, особому Лицу Божескому, самостоятельно действующему. Можно ли же под именем сего Духа разуметь или ангела, или ветр, или только силу животворящую? Напротив, следует признать Лицо Духа, Который, по выражению Отцов, восполняет Собою Божественную и блаженную Троицу²⁵³. Таким образом, присовокупляет Василий Вел., из сего достаточно объясняется предлагаемый оными вопрос: без действия ли оставался Дух Св. в деле творения?²⁵⁴.

2) По соображению сказанного в Бытописании о сотворении человека, можно примечать различение Божеского Лица Духа Святого от Лица Господа Вседержителя и в тех словах (Элиуса), какие встречаем в книге Иова: Дух Божий сотворивый мя: дыхание же Вседержителево, поучающее мя, с подлинника²⁵⁵: оживотворившее мя (Иов.33:4).

Как, очевидно, сказанное о дыхании Вседержителеве сходно с повествованием Бытописателя, что Бог вдунул в лице человека дыхание жизни (Быт.2:7): так, понятно, что под именем Духа Божия в книге Иова разумеется третье Лицо Божества²⁵⁶, участвовавшее, как в совещании о отворении, так и в самом сотворении человека (Быт.1:26–27).

3) Не трудно понять, что Сие же Лицо Духа Божия различается и в молитвенном воззвании Давида, кающегося пред Богом: не отвержи мене от лица Твоего, и Духа Твоего Святого не отъими от Мене (Пс.50:13).

Предполагать, будто Давид под именем Духа Божия разумел одни благодатные дары Божии, а не вместе и Подателя сих даров, значило бы без внимания оставлять порядок молений Давидовых.

Сперва он испрашивал себе у Бога изглаждения сделанных преступлений (Пс.50:3–6), очищения сердца (Пс.50:11–12), обновления духа и внутреннего успокоения совести (Пс.50:12). А затем, по живому сознанию той истины, что всё, чего он испрашивал, совершается не иначе, как чрез Духа Божия, Который есть источник святыни и освящения нашего, кающийся умоляет Господа – не лишить его близости и общения с Духом Святым (Сообр. Рим.5:5, 8:16, 26, 15:13; 1Кор.12:4–13; Еф.4:30).

Указаний на Духа Св., как на Лицо Божеское, особое и самодействующее, встречается много и в других местах пророческих Писаний. Перечисляем те из них, которые более близки к разумению каждого: (Иез.11:5, 24; Ис.32:15, 34:16, 63:10–11, 14; Пс.105:33, 103:30; Дан.4:6, 15, 13:45; Мих.2:7, 3:8; Аг.2:6; Иоил.2:28; Зах.7:12).

Различение Духа Св. от второго Божеского Лица усматривается в тех местах Писания, где Пророки, изображая Сына Божия Посланником и Святителем исповедания нашего (Евр.3:1), представляют Его глаголющим

1) о преисполнении воспринятого Им человечества всеми дарами Духа Святого,

2) о ниспослании верующим Духа Святого, как Раздаятеля даров благодатных. Так:

1) В книге Пророка Исаии читаем: Дух Господень на Мне, егоже ради помаза Мя, благовестити нищим посла Мя, исцелити сокрушенные сердцем, проповедати пленником отпущение и слепым прозрение (Ис.61:1).

Примечательно здесь то, что Дух Господень, или Дух Святый представляется отдельно и прежде исчисления даров Божественного помазания, необходимых в исполнении спасительного служения. Отсюда само собою следует, что под именем Духа здесь указывается Лицо всеосвящающее и самодействующее в помазании, или в излиянии на Помазуемого даров духовных, и в раскаянии сил Божественных.

Таким образом, Лицо Духа Св. ясно различается от Лица Богочеловека.

Произвольное мнение западных не древних истолкователей²⁵⁷ Писания, будто в рассматриваемом месте Исаия говорит от своего лица и о себе, а не пророчески изображает говорящим Спасителя о чудодейственном Своём служении, опровергается изъяснением сих слов, которое дал сам Спаситель. В синагоге, по прочтении сказанного в книге пр. Исаии: Дух Господень на Мне... Спаситель возвестил иудеям: яко днесь сбыстся писание сие во ушию вашею (Лк.4:18, 21). Сверх того, можно противопоставить мнению западных пророческие слова той же книги Исаии (Ис.11:1–3), равно как (Лк.7:20–23).

2) В пророчестве Захарии сказано: В день он, глаголет Господь Вседержитель на дом Иудов отверзу очи Μοи... И излию на дом Давидов, и на живущия во Иерусалиме Дух благодати и щедрот: и воззрят на Нь, (с подлинника:²⁵⁸ на Мя), Егоже прободоша (Зах.12:4, 10).

Само по себе понятно, что Лицом, говорящим в сем пророчестве, представляется Божеское Лице Спасителя, ибо к Нему только, как к Богочеловеку, могут быть относимы последние слова: воззрят на Мя, егоже прободоша. Слич. (Пс.67:19). А пояснение той мысли, что под именем Духа благодати и щедрот в пророчестве Захарии разумеется собственно Лицо Духа Святого, как раздаятеля благодатных даров верующем, можно находить в пророчестве Иоиля (Иоил.2:28–29) о том же ниспослании Духа Св. на верующих новозаветных, и особенно в речи ап. Петра по сошествии Св. Духа. (Деян.2:14–21, 33).

Указания на троичность Лиц в Божестве нередко встречаются и в писаниях Моисея, и в псалмах Давида, и в книгах Пророков. Чтобы иметь более удобства в рассмотрении сих указаний, можно подводить их под два особых вида. К первому виду могут быть отнесены те изречения, в которых заключаются свидетельства о Таинстве Пресвятой Троицы, хотя довольно понятные для внимательных взоров веры, но не прямые и без отличительных наименований того или другого Лица теми именами, какие Им усвояются в откровении новозаветном. Ко второму – только те изречения, в которых замечаются более понятные и решительные внушения о Трёх Божеских Лицах, с наименованием Их отличительными именами, – с наименованием второго Лица – Словом Господним и третьего – Духом Господним.

Признавая последние указания близко подходящими к новозаветным – светлым внушениям о Боге Отце, Его Слове или Сыне и Св. Духе, а относительно к первым преимущественно ясными, обратим более усиленное внимание на исследование тех указаний, которые с первого взгляда представляются не столько ясными, сколько загадочными.

Здесь, прежде всего, представляются нашему вниманию ветхозаветные благословения, как они изображены в Моисеевых писаниях, потом Псалом 66-й, как исповедание веры в Триипостасное Божество, и наконец, краткие, в разных местах Писания встречающиеся, изречения, в которых утрояется имя Божие с особенною знаменательностью. Сюда может быть отнесено и Трисвятое Серафимское Богохваление.

Благослови я (Иаков) и рече: Бог, Емуже благоугодиша отцы мои пред Ним, Авраам и Исаак, – Бог, Иже питает мя измлада до дне сего, – Ангел, Иже мя избавляет от всех зол, да благословит детища сия (Быт.48:15–16).

Для чего Иаков, в своём предсмертном благословении детей Иосифовых, различительно упоминает о Боге дважды, привносит к тому третье имя ангела и от них вообще низводит благословение, как единое благословение от Единого Бога, – на это не найдётся удовлетворительного ответа ни в каком предположении без той мысли, что Патриарх таинственно изображает различные Божеские Лица, от Них низводит единое благословение, потому что исповедует единосущие Их и единство по Божеству. С мыслью же о Таинстве легко изъясняется как вообще состав речи в сем благословении, так и в особенности то, что кажется несогласным с истиною, – поставление ангела наравне с Богом и в таком действии, которое собственно принадлежит Богу.

а) В первых словах Иакова: Бог, Емуже благоугодиша отцы мои пред Ним, Авраам и Исаак, – не трудно приметить указание на Лицо Бога Духа Святого. Выражение: благоугождать или ходить пред Богом, обыкновенно означает то же, что верою и непорочною, в страхе Божием, жизнью прославлять Бога (Быт.17:1). Но известно, что вера и непорочная, в страхе Божием, жизнь приобретается и благоустрояется не иначе, как по силе и действию Духа Святого. Посему в том Лице Божества, по действию Которого Авраам и Исаак преуспевали в жизни благочестивой, справедливо признавать Третье Лицо Пресвятой Троицы.

б) Следующие слова: Бог, Иже питает мя измлада даже до дне сего, относятся к Богу Отцу; так как Ему преимущественно приписывается поддержание, сохранение и питание всех тварей (Мф.6:26, 30:31–32) и Он преимущественно именуется Отцом всяческих (Еф.4:6).

в) Указание на ангела: Ангел, Иже мя избавляет от всех зол, очевидно, относится к Божескому Лицу Спасителя – Сына Божия; так как Он есть Избавитель наш от всех, не только временных, но и вечных зол, и Ему обыкновенно усвояется наименование ангела Завета (Быт.16:7–14; Ис.9:6; Мал.3:1; Исх.32:34). К сему-то ангелу, несозданному, единосущному и равночестному со Отцом и Духом, прилично было Патриарху обращаться для низведения благословения.

Подобно раскрывает сию мысль св. Афанасий Великий, между своими доказательствами той истины, что в благословении Иакова под именем ангела отнюдь не до́лжно разуметь какого-либо из сотворённых ангелов²⁵⁹.

Таким образом в тройственном изречении детям Иосифовым благословения от Бога, Бога и ангела, Иаков исповедал Таинство Троичности Лиц единого истинного Бога.

Что в сем благословении указывается прежде третье Лицо Св. Троицы, а потом первое и второе, в этом ничего нет несовместного с чистотой учения о Св. Троице: так как и в посл. (2Кор.13:13) говорится прежде о благодати Господа Иисуса Христа, а потом о любви Бога Отца и общении Св. Духа.

2) Далее следует наставление, данное самим Богом Моисею, о торжественном благословении народа:

Рцы Аарону и сыном его, глаголя: сице благословите сыны Израилевы, глаголюще им: да благословит тя Господь и сохранит тя: да просветит Господь лице Свое на тя, и помилует тя: да воздвигнет Господь Лице Свое на тя, и даст ти мир (Числ.6:23–26).

Самая числительность действий, какие усвояются в сем благословении Божеству, даёт разуметь о счисляемости Лиц Божеских, знаменуемых тем, или другим отличительным действием. Так,

а) Сохранение, испрашиваемое от Бога, в особенности усвояется Первовиновнику всех тварей и Отцу духов (Евр.12:9; Мф.23:9; Мк.8:6).

б) Просвещение Лица и милование, в особенности приличествует Сыну Божию, Который часто именуется светом возсиявающим и освещающим всех (Ис.9:2, 60:1; Ин.1:4–5, 3:19, 8:12, 12:36, 46; Мф.4:13–16; Лк.2:32), Которого все дела суть дела человеколюбия и милования (Лк.9:55–56).

в) Мир внутренний и успокоение совести, как дар благодати, составляет отличительное действие Раздаятеля даров благодатных – Духа Святого (Гал.5:22; Слич. 1Кор.12:1–13).

Судя по тому, что Псалом 66 состоит из трёх частей и в каждой из них открываются знаменательные обращения к трём особым Божеским Лицам, можно с Иеронимом назвать весь Псалом исповеданием веры в Таинство Пресвятой Троицы²⁶⁰.

В первой части заключается молитвенное воззвание: «Боже! будь милосерд к нам и благословляй нас освещай нас Лицом Твоим, дабы знаем был на земле путь Твой, во всех народах спасение Твоё» (Пс.66:2–3). Здесь можно примечать воззвание, обращённое к Трём Лицам Божества.

Во второй части – прославление Божества: «Да славят Тебя все народы, Боже, да славят Тебя все народы! Да веселятся и торжествуют племена; ибо Ты судишь народы праведно и племенами на земле управляешь. Да славят Тебя народы, Боже, да славят Тебя все народы! Земля дала плод свой» (Пс.66:4–7). Что и здесь исповедуется слава Триипостасного Божества различительно, это само собою откроется, когда рассмотрена будет последняя часть сего Псалма.

В последней части – призывание неизменных Божеских благословений на всех верных Богу: «Да благословит нас Бог, Бог наш! Да благословляет нас Бог!» (Пс.66:7–8). Здесь в первом наименовании Бога видно указание на Бога Отца; во втором наименовании Бога нашего – указание на Сына Божия, так как Он есть Эммануил, – с нами Бог; в третьем наименовании Бога – указание на третье Божеское Лице – Духа Святого.

В заключении: «да благоговеют пред Ним все пределы земли!» (Пс.66:8) выражается мысль о единосущии и равночестии различаемых Лиц, или, что тоже, о единстве Их по Божеству.

Странно было бы не признавать прикровенных указаний на Троичность Божества в тех изречениях Писания, где, по видимому, без надобности, трижды повторяется одно и то же имя Божие, или встречаются три речения удобнее прилагаемые к трём Лицам, нежели к одному. Объяснять подобные изречения простым усилением речи, значило бы оставлять без всякого внимания знаменательность тех мест Писания, где, они встречаются, и строгость, с какою иудеи, по заповеди Божией (Исх.20:7), удерживались от употребления имени Божия без надобности.

Такими знаменательными изречениями представляются следующие:

1) В клятве, какую произносили сыны Ефремовы и Гадовы в удостоверение о своей верности Богу и о не причастии к требищам идольским: Бог Бог Господь сам весть, и Израиль сам познает, аще в отступлении прегрешихом пред Господем (Нав.22:22).

2) В молитве пророка Даниила: услыши Господи, очисти Господи, вонми Господи и сотвори... (Дан.9:19).

3) В пророчестве Исаии: не минет мене Господь Судия наш, Господь Князь наш, Господь Царь наш (Ис.33:22).

4) Во Второзаконии: Слыши, Израилю: Господь Бог твой, Господь един есть (Втор.6:4) Подоб. (Исх.20:5, 34:6).

Как в древней Христианской Церкви понимаемы были такие изречения, показывает следующее рассуждение одного из просвещённых Пастырей Церкви, в начале 5 века: «Догмат о Троице не вовсе сокрыт быть и от самых древних иудеев. Напротив, в Писаниях ветхозаветных Самим Богом уже были всеяны семена совершеннейшего Богословия. Так Бог, изрекая закон от Единого Себя, в то же время прикровенно являет и Свою Троичность: слыши, Израилю: Господь Бог твой, Господь един есть. И единство внушает и Троичность означает»²⁶¹.

5) В словах Псалмопевца: возжада душа моя к Богу Крепкому, Живому, когда прииду и явлюся лицу Божию? (Пс.41:3) Подоб. (Пс.138:7).

Нужно ли упоминать о той Трисвятой Церковной песни, в которой представляется изъяснение сих слов Псалмопевца в смысле указания на три Божеские Лица? О ней напомнит нам и следующее Серафимское Богохваление.

О Трисвятом Серафимском Богохвалении сказано у Пророка: Серафими стояху окрест Его, и взываху друг ко другу, и глаголаху: Свят, Свят, Свят Господь Саваоф (Ис.6:2–3).

По общему верованию Церкви, такое Богохваление не означает только возвышения святости Божией до превосходной степени, но относится к прославлению трёх равночестных Божеских Лиц в Едином Господе сил. Если бы нужно было подкрепить сие верование, то было бы прилично указать для соображения слова самого Господа, в которых видно выражение множественности Божеских Лиц: кого послю, и кто пойдет для Нас? (Ис.6:8)^{262, где рассматриваются сии слова, по соображению с еврейским текстом.} и ещё: (Ин.12:41; Деян.28:25–26).

Такие указания, относительно ко всем ветхозаветным изображениям Таинства Пресвятой Троицы, яснейшие и служащие для них пояснением, находятся у псалмопевца, и у пророков Аггея и Исаии.

Изречение, на которое издревле обращали преимущественное внимание св. отцы и учители Церкви христианской, в котором они усматривали более других полное и понятное для ветхозаветных изображение нашего догмата, равно как и лучшее пояснение указаний Моисеевых на Духа Божия и на Слово, Глаголавшее в устройстве мира, – читается у псалмопевца так: Словом Господним небеса утвердишася, и Духом уст Его вся сила их (Пс.32:6).

И под Словом разумеется здесь, по изъяснению отцов, не обыкновенная речь, из имени и глаголов состоящая, и под Духом – не дыхание, разливающееся в воздухе; но разумеется Слово, Которое в начале бе к Богу, и Дух Святый, в собственном смысле так именуемый. Посему как зиждительное Слово утвердило небо, так Дух, Который от Бога, со привнёс от Себя все силы, какие в Нём²⁶³.

На вопрос: почему псалмопевец, говоря о Лице Духа Святого, называет Его Духом уст Господних, тогда как у Бытописателя, по-видимому, точнее Он именуется Духом Божиим? ответ должен быть такой: потому что Псалмопевцу нужно было исповедать здесь и самое сокровенное свойство Лица Духа Святого – вечное исхождение от Бога Отца. «Сказано: Духом уст Его», и как замечает Василий Великий, для того, чтобы ты не признавал Его чем-либо внешним, или тварным, но славил, как имеющего ипостась Свою от Бога... Посему-то написано здесь: Дух уст Его, а в других местах, как найдём, сказано: Слово уст Его (Ис.55:11; Слич. ст. 1, 3, 4 и 5; Ин.3:17, 34; 4:34; 5:23–24, 30, 36) и далее. (Сир.24:3), дабы разумели мы, что Спаситель и Св. Дух Его от Отца²⁶⁴.

Далее, в изъяснение того, какое в словах псалмопевца разумеется небо, и какие отличительные действия приписываются здесь Слову и Духу, говорит св. Василий: «Поскольку Слово Господне есть Спасатель и Дух уст Его – Святый Дух, Оба же Они содействовали в творении неба и сил небесных; то сказано: словом Господним небеса утвердишася, и Духом уст Его вся сила их. Ибо что ни освящается, освящается только присутствием Духа Святого. Посему приведение в бытие ангелов совершило зиждительное Слово – Творец всего, а освящение им даровал Дух Святый»²⁶⁵. Сообр. (Быт.1:2–3) и след. (Иов.33:4; Притч.8:22–29; Ин.1:1–3; Евр.1:2).

Изъясняя Зоровавелю и народу Иудейскому волю Божию о восстановлении храма иерусалимского²⁶⁶, пророк Аггей передаёт им слова Самого Бога, укрепляющие их в уповании на Его милость и на твёрдость обетований, данных отцам их:

И ныне укрепляйся Зоровавелю, глаголет Господь, и укрепляйся Иисусе, сыне Иоседеков, Иерею великий... и творите: зане Аз с вами есмь, глаголет Господь Вседержитель: Слово, еже завещах с вами, егда исходисте из земли Египетския, и Дух Мой настоит посреде вас дерзайте... (Аг.2:5–6).

В виде пояснения заключающегося здесь указания на три Божеские Лица, св. Григорий Нисский так представляет слова Божии: «укрепляйся Зоровавель, ибо Я с вами есмь, и Слово Моё всеблагое, и Дух Мой среди вас». За тем непосредственно выражает свою мысль: «какая была бы надобность наименовать Трёх, если бы каждый из Трёх не был особым, самостоятельным Лицом?»²⁶⁷. А бл. Иероним, (по сличению сего текста в подлиннике Еврейском и в переводе LXX), устраняя то понятие, будто под именем Слова разумеются самые слова завещания Божия, говорит: «примечайте Таинство Троицы: Я есть с вами, и Дух, и Слово, при посредстве Которого Я утвердил завет, когда вы исходили из Египта»²⁶⁸.

Верность такого изъяснения достаточно подтверждается словами св. Стефана: (Деян.7:38; и ап. Павла: 1Кор.10:9; сл. Числ.21:5).

Против принуждённого толкования, по которому Слово принимается в смысле завещания, а не в значении Лица Сына и Слова Божия, надобно заметить, что:

1) принимать здесь Слово в сочетании с глаголом: творите, не позволяет и разделение стихов, и прямое отношение глагола: творите, ко храму, о воссоздании коего идёт речь, а не к какому-либо слову Завета;

2) Слово поставляется в соотношении с именем Духа, и соединяются сии речения союзом и; след., как под именем Духа прилично разуметь Лицо, так же прилично и под именем Слова разуметь Лицо;

3) следующим пророчеством в ст. 8 и 10, действительно, указывается в Слове Лицо Спасителя, под именем Избранного, или точнее Вожделенного для всех языков²⁶⁹, Которого пришествие некогда исполнит воссозидаемый ныне храм славою паче первого – Соломонова храма;

4) И в других местах Писания, Словом, именуется Лицо Сына, посредствующего в Завете Божием, изрекающего обетования и повеления Божии: (1Цар.3:21). Также Словом и ангелом Иеговы: (Быт.22:15–16; Сл. Евр.6:13; Исх.3:2–4, 14:19; Сл. Исх.13:21; Мал.3:1; Отрк.19:13).

В последней половине пророческих писаний Исаии, где он изображает Спасителя как бы уже пришедшего на землю и совершающего Своё служение, находятся два изречения, в которых участие каждого из Божеских Лиц в деле спасения, равно как и различие Их представляется решительнее и очевиднее, нежели в других писаниях ветхозаветных.

В первом изречении слышатся слова от Лица Сына Божия, благоволившего принять на Себя ходатайственное служение ради нашего спасения: И ныне Господь Господь посла Мя, и Дух Его (Ис.48:16).

Что сии слова не относятся к собственному лицу Исаии и к его пророческому служению, но изрекаются от Лица Богочеловека, Которому надлежало быть Посланником и Святителем исповедания нашего (Евр.3:1), это видно

1) из связи речи. Глаголющий здесь усвояет Себе вечность и Божеские действия в словах предшествующих. Послушай Мене, говорит Он, Иакове и Израилю, егоже Аз призываю: Аз есмь первый, и Аз есмь в век. И рука Моя основа землю, и десница Моя утверди небо: призову я, и станут вкупе... (Ис.48:12–13).

2) Из единогласного свидетельства св. отцов, которые не иначе изъясняли сии слова, как слова Самого Господа Иисуса Христа о тайне спасения, открывшейся в явлении Его на земле, по воле Бога Отца, в силе Духа Святого²⁷⁰.

В другом изречении также решительно различаются три Божеских Лица, первое под именем Иеговы, второе под именем Ангела Лица Иеговы, и третье под именем Духа Святого.

Милость Господню помянухом... Господь (Иегова), судия благ дому Израилеву... И рече: не людие ли мои? чада, и не отвергнутся: и бысть им во спасение от всякия скорби их. Не ходатай, ниже Ангел, но Сам Господь (Ангел Лица Его, то есть, Иеговы)²⁷¹ спасе их, зане любит их и щадит их, Сам избави их... Тииже не покоришася, и разгневаша Духа Святаго Его, и обратися им во вражду... (Ис.63:7–10).

Лицо Сына Божия – Спасителя означается в еврейском тексте наименованием Ангела Лица Иеговы, а в переводе LXX именем Божиим, без всякого разноречия в смысле: потому что и в повествовании об изведении израильского народа из Египта одно и то же Лицо Сына Божия именуется и Ангелом Божиим (Исх.14:19), и Богом (Исх.13:21; Сл. Быт.48:16, 22:16, Евр.6:13; Мал.3:1; Ис.9:6).

Что касается выражения: разгневаша Духа Святаго Его, то оно равнозначительно выражению апостола (Еф.4:30), где сказано: не оскорбляйте Духа Святаго Божия (Слич. Евр.3:7–11).

Имея пред собою столь многочисленный ряд изречений ветхозаветного Писания, относящихся к предмету нашего исследования, без всякого сомнения, можем утверждать, что таинство Пресв. Троицы, как необходимый догмат откровенной религии, действительно было открываемо и во все ветхозаветные времена для всех, знающих единого истинного Бога, сообразно с их духовным состоянием, приемлемостью, нуждами и обстоятельствами.

Без всякого сомнения, на основании тех из рассмотренных изречений, в которых выражается, очевидно, прозрение веры самих ветхозаветных мужей – патриархов и свящ. писателей в грядущего Спасителя, как в истинное Божеское Лицо, можем утверждать, что и все лучшие из Иудеев, прилеплявшиеся к закону Господа и о законе Его помышлявшие день и ночь (Пс.1:2), с пламенным желанием – познать истины спасения, – взывавшие ко Господу: открый очи, мои, и уразумею чудеса от закона Твоего (Пс.118:18), могли достаточно уразуметь и уразумевали таинство Божественной Троицы.

Итак, уже не потому, чтобы нужно было доказывать истину сего заключения, но для того, чтобы дознанную истину засвидетельствовать против прекословящих истине, не излишним считаем указать на некоторые места Писания новозаветного, подтверждающие верность заключения.

Некоторые из новозаветных свидетельств, в подтверждение той истины, что лучшие из ветхозаветных Иудеев действительно имели веру в Божественную Троицу, находим у еванг. Матфея и Иоанна, в словах Иисуса Христа, и в других апостольских писаниях.

1. В беседе о тайнах царствия Божия Иисус Христос, выразив сожаление о том, что в окружавшем Его народ до крайней степени оскудела приемлемость к учению истины, и древние верования от невнимания к духу Писаний утрачены, сказал ученикам Своим: ваша блаженна очеса, яко видят: и уши ваша, яко слышат. Аминь бо глаголю вам, яко мнози пророцы и праведницы вожделеша видети, яже видите, и не видеша: и слышаша, яже слышите, и не слышаша (Мф.13:16–17).

По-видимому, ублажая только Апостолов, Иисус Христос, не показывает особенного достоинства тех ветхозаветных мужей, с состоянием которых сравнивает состояние апостолов. Но если вникнем в сие сравнение, то само собою представится в словах Иисуса Христа решительное свидетельство о достоинстве веры в Него ветхозаветных праведников и Пророков.

Апостолов именует Христос блаженными, потому что они обрели в Нём Того, Егоже писа Моисей в законе и Пророцы (Ин.1:45), видели исполнение пророчеств, слышали от Него совершеннейшее раскрытие тайн веры, начинательно открытых в Ветхом Завете.

Что же сказано о Пророках и праведниках ветхозаветных? Они не видели того, что видели апостолы, и не слышали того, что слышали апостолы. Но они ожидали сего, желали видеть Лицо Спасителя и, подобно апостолам, слышать из Божественных уст Его полнейшее раскрытие тайн спасения. Если ожидали, то, без сомнения, имели понятия об Ожидаемом; если желали видеть, то, конечно, помышляли о Вожделенном; если желали слышать совершеннейшее раскрытие тайн, то, без сомнения, уже обладали менее совершенным и тем возбуждались искать более совершенного. Между тем известно, что средоточие тайн спасения – в Таинстве Божественной Троицы. Без веры в сие таинство невозможно обнять верою Лицо Спасителя. Следствие необходимое: – многие пророки и праведники ветхозаветные имели прозрение в таинство Божественной Троицы и желали полнившего раскрытия оного (Слич. Ин.5:46; Лк.24:27).

2. Об Аврааме сказано Иисусом Христом: Авраам Отец ваш рад бы был, дабы видел день Мой: и виде и возрадовася (Ин.8:56). Сие сказано было к тем огрубевшим иудеям, кои, выслушав учение Иисуса Христа о Его Божеском достоинстве (Ин.8:15–29) и о власти Его освободить людей от грехов (Ин.8:32–34) и от смерти (Ин.8:51), не хотели признать в Нём более, нежели человека, и вопрошали: еда Ты болий еси Отца нашего Авраама, иже умре? и пророцы умроша: Кого Себе Сам Ты твориши; (Ин.8:53.)?

Сему то неверию и невежеству вопрошавших противопоставляя веру и верность родоначальника их, Господь сказал, что Авраам хотя и не мог видеть пришествия Его так, как могут видеть они, но верою созерцал вечное Божеское Лицо Его, видел издалеча и время явления Его и день славы Его во плоти, и возрадовался. Какой же это день Иисуса Христа, в особенности радостный для Авраама, преимущественно славный для Иисуса Христа? Это день искупительной и спасительной для всех смерти Господа на кресте (Ин.13:31, 17:5).

Таким образом, приписывая Аврааму видение дня сего, Иисус Христос усвоял ему не только ведение Лица Богочеловека, но и понятие о том жертвоприношении, которое Им, как Сыном Божиим и Богочеловеком, принесено Отцу небесному на кресте за живот мира, – и Которого образ преднаписан был и в жертвоприношении самого Авраама, совершившемся в сердце его, на горе Мориа (Быт.22:2–10). Само по себе понятно, что такое видение дня Христова свидетельствует о прозрении Авраама в Таинстве Пресв. Троицы.

1. Ап. Пётр, чрез несколько дней по сошествии св. Духа, изъясняя пред народом откровение тайн спасения, говорил: и вси же пророцы от Самуила и иже по сих, елицы глаголаша, такожде предвозвестиша дии сия (Деян.3:24).

2. Ап. Павел, возвещавший таинства веры Христовой, учивший, по заповеди Христовой, дальних и ближних, уверяет, что он проповедовал, ничто же вещая, разве яже пророцы рекоша хотищая быти и Моисей (Деян.26:22).

Не сказали бы сего апостолы, если бы ни Моисей, ни другие пророки, от Самуила и после него, не имели сами и не внушали другим веры в те таинства, раскрытие коих в полноте и ясности довершено по сошествии Духа Святого на апостолов.

3. О вере Авраама и многих других ветхозаветных иудеев апостол Павел свидетельствует, что она и для них была спасительна, и для нас может служить примером истинной веры (Рим.4:3; Евр.11:1–40). Но вера в Бога спасительною для человека, в то или другое время, не может быть, если не основана на краеугольном камне спасения – Господе и Спасителе (Деян.4:11–12. Слич. 1Кор.10:4). Достигать Сего основания спасительной веры и утверждаться на Нём не иначе возможно, как по благодати Духа Святого (1Кор.12:3). Соображая всё сие заключаем, что апостол признаёт в древних праведниках необходимые для спасительной веры понятия о Лице грядущего Спасителя и более или менее раскрытые благодатью начатки разумения и благоговейного исповедания коренной тайны Божества Триипостасного, дарующего грешникам спасение и жизнь вечную.

Жизнь святого Саввы²⁷², первого архиепископа сербского, достойна особенного внимания не только потому, что представляет пример пламенной любви к Господу, высоких подвигов иноческих и трудов пастырских, но и потому, что проливает много света на историю горы афонской – хранилища и рассадника иноческой жизни между племенами славянскими, и на состояние Церкви сербской в XII и XIII веках. Мы будем излагать жизнь Саввы, главным образом руководствуясь жизнеописанием его, составленным учеником его Дометианом в 1264 г.²⁷³.

Святой Савва родился в то время, когда Сербия, дотоле униженная в политическом и церковном состоянии, начала возвышаться под твёрдым и мудрым правлением его отца Великого Жупана Стефана Немани. Сделавшись в 1149 г. Великим Жупаном Раским, а с 1165 г. возведённый на престол своего отца Теши, сверженного императором Мануилом Комниным, Стефан Неманя вскоре успел расширить свои владения покорением всей Сербии, не исключая и Боснии, и по смерти императора Мануила (около 1180 г.) совершенно освободился от зависимости греческой, отняв у самих греков некоторые области²⁷⁴. Утверждая своё политическое могущество Стефан старался вместе о распространении и утверждении в своём отечестве православной веры, уничтожал оставшиеся идольские капища, воздвигал храмы и монастыри, с особенною ревностью противодействовал распространению ложных мнений новых Манихеев (Павликиан, Кафаров, Патаренов), появившихся в большем числе в Болгарии и Боснии²⁷⁵. Стефан был кроток, справедлив и милостив; его супруга Анна²⁷⁶ не уступала мужу в добродетелях. С начала супружества они имели детей, но после Бог заключил утробу Анны. Желая иметь ещё сына, они обратились с молитвою к Богу, и молитву свою подкрепили обетом, по рождении просимого сына, отлучиться навсегда от ложа супружеского. Молитва была услышана, и благословенным её плодом был св. Савва, названный при рождении Растко (в 1169 г.)²⁷⁷.

Отличаясь красотою телесною и возрастая с годами в разуме, Растко составлял утешение своих родителей. С первых лет детства полюбил он Священное Писание, с которого начали его учение. Когда достиг он пятнадцатилетнего возраста, отец отправил его в особый удел, где с благородными юношами он мог предаваться невинным забавам своего возраста и приучаться к воинским занятиям. Но узнавши сладость Священного Писания, Растко преимущественно упражнялся в чтении божественных книг. Душеспасительное чтение утверждало в нём страх Господень, и день ото дня взгревало в нём огнь божественной любви. Он ходил в храмы Божии, постился, избегал празднословия, был кроток, нищелюбив, и особенно почитал иноческий чин.

На восемнадцатом году возраста родители хотели заставить Растко вступить в брак, но в сердце благочестивого юноши была одна только любовь к Богу, одно желание служить Ему; в нём созревало уже намерение отречься мира. Он слышал о святой горе афонской, о постниках, живущих в ней и в других монастырях; потому что к отцу его приходили иноки за милостынею отовсюду, и сам Стефан посылал милостыни в святые обители. Однажды, когда Растко пришёл из своего удела к отцу, нашёл у него иноков горы афонской; в числе их был один монах, родом русский. Растко призвал его к себе и тайно расспрашивал об образ жизни иноков на святой горе. Картина безмятежной, свободной от мирских забот, посвящённой единственно молитве, благочестивому созерцанию и подвигам самоумерщвления, жизни; иноков афонских восхитила благочестивого юношу. «Вижу, – говорил он, обливаясь слезами, – что Бог, зная болезнь сердца моего, послал твою святость утешить меня. Теперь я понял, чего я так сильно желал. Блаженны те, которые сподобились проводить такую безмятежную жизнь! Что мне делать? Как избавиться этой суетной жизни? Я не хотел бы оставаться ни одного дня, убежал бы в святую гору, если бы не боялся препятствий со стороны родителей». Видя в Растко искреннее желание иноческой жизни, старец взялся довести его до Афона.

Под предлогом охоты за оленями, Растко оставил дом отца своего и, отделившись со старцем от свиты, устремился к Афону. Родителям Растко, знавшим склонность своего сына к иноческой жизни, при вести о том, что он скрылся, не трудно было догадаться, что русский монах увёл его в афонскую гору. Тотчас же Стефан послал одного из главных своих сановников отыскать сына, дал ему письмо к начальнику Солунской области, чтобы он возвратил его сына, даже с самого Афона. Начальник со своей стороны писал к Проту святой горы, чтобы отпустили от себя сына Сербского Государя.

Пришедши в Афон, посланные узнали, что Растко в русском монастыре²⁷⁸, и ещё не пострижен. Опасаясь, чтобы он не ушёл от них, они приставили стражу стеречь его, пока не отдохнут. Тщетно умолял Растко оставить его на Афоне, обещая выпросить у отца согласие; ему отвечали, что тогда бы только оставить его могли, когда бы нашли постриженным. Эти слова указали Растко средство избавиться от возвращения к отцу. «Воля Господня да будет!» – сказал он; стал весел, показывал посланным отца вид, что хочет с ними возвратиться. Между тем просил игумена приготовить трапезу для путников, и вместе открыл ему свою тайную мысль скорее принять пострижение. Приготовлена была трапеза, и когда гости, насытились, игумен повелевает ударить в било, потому что следующий день был недельный. Игумен встаёт и с ним Растко, и идут в церковь. Встали и посланные, боясь выпустить его из глаз своих. Когда после продолжительного пения, по уставу святой горы, началось чтение, и все сели, посланные за Растко, утомлённые долгим путём, заснули. Тогда Растко встал, и, произнесши обет иночества пред алтарём, взошёл на высокий столб, где совершён был над ним обряд пострижения. Посланных сербских, когда они проснулись, и не находя подле себя Растко, с угрозами и побоями требовали его у монахов, юный инок Савва подозвал к столпу и явился им в иноческой одежде. Для уверения родителей, что он жив и уже инок, сбросил со столпа свою мирскую одежду и власы, отъятые при пострижении, которые просил доставить родителям вместе с письмом. В письме он просил не скорбеть о нём и не считать его погибшим, а лучше молить Бога, чтобы ради их молитв даровал ему благополучно совершить путь, на который он вступил²⁷⁹.

Вскоре по всей горе разнёсся слух, что сын сербского самодержца, оставив своего отца, поселился на Афоне. Все желали видеть его. Когда наступил праздник Благовещения Пресвятой Богородицы, настоятель Ватопедского монастыря, тогда одного из знаменитейших на Афон, пригласил Савву к себе, и по совету Прота упросил его остаться в своём монастыре.

Пробыв в Ватопеде несколько времени, Савва испросил у игумена благословение осмотреть монастыри афонские и посетить отшельников, живущих отдельно, дабы принять от них благословение и советы. Игумен дал ему в спутники некоторых из братий, опытных в духовной жизни.

Из монастырей святой горы, которых в XII в. было не менее 60-ти, особенное внимание Саввы обратила на себя Лавра св. Афанасия, знаменитая своим основателем и уставом в ней сохраняемым. Посетив сию Лавру и другие монастыри, Савва взошёл на вершину горы Афонской; несколько дней и ночей провёл здесь в молитве; отсюда он увидел жилища отшельников, поселившихся в боках и у подножия святой горы. Хотя устав общежития и введён был на Афоне св. Афанасием, и усердно поддерживаем был императорами²⁸⁰, но отшельническая жизнь имела многих ревнителей. Одни из отшельников жили совершенно отдельно, другие имели при себе нескольких учеников и назывались игуменами. Посещая сих отшельников, Савва старался изведать их образ жизни, дивился их высоким подвигам, и благодарил Бога, что Он сподобил его видеть таких подвижников. «Хотя, – говорит списатель жития св. Саввы, – и нельзя сих отцов звать ангелами, потому что они имеют плоть; но они истинно были человеки Божии. Они свободны были от всего; не занимались ни земледелием, ни виноградниками, ни торговлею; не имели ни дел, ни забот житейских, но единственным их занятием были молитвы, слёзы, всегдашнее прилепление ума к Богу. Иные поселились на высотах вместе с еленями. Открытое небо было для них храмом; Христа зрели в душах своих. Их тесные кельи были украшены только травою; слух их оглашался шумом дерев и пением птиц; они насыщались чистым и благоуханным воздухом, и всегда веселились божественным желанием. Возвышаясь выше земли и земных попечений, они казались богатее самых великих богачей. Иные скрывались в расселинах камней и в пропастях земных; иные подобно птицам гнездились на камнях морских, терпя дождь и ветры, летом опаляемые зноем, зимою перенося холод. Они были убоги и нищи, дым не подымался от их жилищ; татям нечего было похитить у них, кроме разве власяных рубищ, и те имели они не для покоя тела, а только для прикрытия наготы. Пища их была самая скудная; иные мало и редко принимали хлеб, другие довольствовались древесными плодами и дикими растениями; питие их была чистая вода, текущая из горы».

Зрелище высоких подвигов отшельников, их свободной от всяких земных попечений, и одному Богу посвящённой жизни, возбудило в душ Саввы желание для спасения своего избрать этот род иноческой жизни. Жизнь в монастыре, казалось, ещё не могла вполне удовлетворить его пламенному стремлению – всецело предаться на служение Господу. Возвратясь в Ватопед, он стал просить у игумена благословения вести жизнь отшельническую. «Чадо! – сказал ему опытный в духовной жизни игумен; – нельзя не утвердившемуся в первых степенях общего жития послушанием касаться самого верха иночества – молчания и уединённой жизни; рано тебе жить самому по себе; ни по времени, ни по возрасту тебе не до́лжно искать сего. Всё хорошо в своё время». Савва умел подчинить своё желание воле и рассуждению настоятеля и остался в Ватопеде. Здесь он был образцом послушания, готовый служить каждому. Днём служил он телесным нуждам братии; ночи проводил в молитве; питался только хлебом и водой, и того вкушал мало. Носил одну власяницу только для прикрытия наготы, перенося зимою холод. Ходил всегда босой, и так приучил себя, что не боялся ходить по острым камням. Иногда развозил хлебы пустынникам. Игумен и братия дивились его рвению к подвижнической жизни.

Савва вскоре имел утешение видеть и своего отца на Афоне и разделять с ним труды иночества. Получив весть о пострижении своего сына, родители Саввы сначала неутешно скорбели о нём. Но когда прошли первые порывы скорби, они с умилением размышляли о горячей любви к Господу юного их сына. Двукратно просили они его посетить их, и присылали ему золото. Савва, принимая золото, употреблял его частью на раздачу монастырям св. горы и бедной братии, a особенно на устроение и украшение монастыря Ватопедского. Он построил в нём много келий, также церкви, одну в честь и память Рождества Богородицы, другую во имя св. Иоанна Златоуста, третью на высокой башне во славу Преображения Господня, и исправил многие другие здания, так что назван ктитором обители. Но никак не хотел Савва оставить Афон и на время; напротив самого отца своего убедительно просил, оставив престол жить вместе с ним на Афоне. «Молю тебя, – писал Савва к отцу своему, – в земном царстве движимый апостольским духом, ты просветил людей своих православием, истребил ереси, ниспроверг бесовские храмы, и воздвиг церкви Богу. Теперь остаётся тебе довершить слова Сына Божия, глаголющего в Евангелии: аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе и возьмет крест свой и по Мне грядет. Прими мой добрый совет, и оставив земное царство и богатство, иди путём смирения и вселись со мною в пустыни. Здесь, упразднившись от всего молитвою и постом, ясно уразумеешь Бога. А если не примешь моего совета, то не надейся более видеть меня в сей жизни».

Стефан, собравши вельмож и выборных из всего народа, объявил им письмо сына и своё желание последовать ему. Несмотря на все моления и слёзы подданных, он марта 25 дня 1195 г. сложил с себя достоинство Великого Жупана, передав его сыну своему Стефану, и вступил в монастырь св. Богородицы Студеница, им основанный. Здесь он был пострижен и назван Симеоном. Супруга его Анна также приняла иноческий образ с именем Анастасии, и, собравши лик черноризиц, упражнялась в посте и молитвах к Богу. Два года пробыл Симеон в монастыре Студеница, потом отправился в Афон; многие из знатных сербов последовали туда же за своим царём. Ноября 2 дня 1197 г. прибыл Симеон на Афон, где мог видеть и облобызать своего сына²⁸¹.

Посетив вместе с Саввою все Святогорские монастыри, насладившись беседою с отшельниками и наделив убогих милостынею, Симеон поселился в келье, выстроенной его сыном. Вместе начали они проходить подвиг иночества, помогая друг другу. «Сын, – пишет жизнеописатель Саввы, – научал трудам отца, и сам восполнял лишение подвигов престарелого отца, трудясь и постясь и за себя, и за отца. Старец, не имея сил сам много трудиться, разделял в душе его подвиги – частые коленопреклонения и всенощные бдения. Юноша усугублял труды и пощения за себя и за старца, усугублял и старец слёзы и воздыхания за себя и за юношу. Всё у них было общее; отец ничего не почитал своим, а всё называл сыновним. Когда сын хотел послужить старости своего отца, то Симеон стыдился и отрицался принять его служение. Но блаженный Савва никому не позволял служить отцу своему, кроме себя».

Упражняясь в подвигах благочестия, святые подвижники прилагали попечение и об устроении обителей, восстановляли разрушенные, населяли опустевшие. При входе в святую гору на месте, называемом: Просфора, был прежде монастырь с храмом во имя святого Симеона Богоприимца. Сей монастырь был разорён морскими разбойниками и находился в запустении. Симеон с Саввою, по предложению Ватопедского игумена, возобновили монастырь и храм, выстроили высокий пирг и новые кельи, обнесли оградою, насадили виноградники и выпросили у царствовавшего тогда в Греции императора Алексия Ангела (1195–1203 г.), чтобы сей монастырь принадлежал Ватопеду. Много они заботились об украшении сей обители, думая окончить в ней свою жизнь²⁸². Но Господу угодно было, чтобы Симеон и Савва собрали около себя чад духовных в иной обители.

Приходит к Савве один благочестивый старец и советует ему выстроить новый, или возобновить какой-нибудь запустевший монастырь с тем, чтобы он уже навсегда принадлежал их отечеству, дабы приходящие на Афон для иноческой жизни Сербы находили себе тут пристанище. Савва и Симеон приняли сию мысль за внушение Божие, и предложили её Проту и всему собору святой горы, и, получив согласие, стали избирать место. Ни одно место так не понравилось им, как запустевший монастырь Хиландарь. Савва выпросил этот монастырь у родственника своего императора Алексея Ангела в собственность Сербии²⁸³. Щедрые приношения Стефана Первовенчанного дали возможность скоро устроить сей монастырь. Главная церковь посвящена была воспоминанию Введения во храм Пресвятой Богородицы. Симеон выпросил у сына своего Стефана несколько сёл²⁸⁴ в Сербии для содержания Хиландаря. Император Алексей отдал Савве запустевший монастырь Изыг со всеми угодьями, и Хризовулом предоставил Хиландарю право именоваться царским, и ни в избирании игумена, ни в управлении не зависеть от Прота.

Восстановивши Хиландарь преподобные Симеон и Савва перешли в него из Ватопеда, но в память пребывания своего в Ватопеде положили, чтобы Ватопед и Хиландарь по любви составляли как бы один монастырь²⁸⁵.

Преподобный Симеон только восемь месяцев жил в Хиландаре. Чувствуя приближение своей кончины, он спешил сделать последние распоряжения, просил сына своего усугубить молитвы за него, по смерти перенести тело его в Сербию и не забывать Церкви сербской, нуждающейся в попечении. Накануне дня смерти он простился со всею братией, и отпустил всех кроме сына, прося, чтобы не приходили к нему до утра. Во время ночи, старец, несмотря на слабость, встал с одра, радостно облёкся в полное иноческое одеяние, и причастившись св. тайн сказал: «слава Богу о всём» и снова впал в смертный недуг. Савва всю ночь читал в слух его псалтирь. Поутру он вынес своего отца в притвор церковный, и положил на простой рогозине. Братия, окруживши его, рыдали о вечной разлуке с своим отцом. С трудом поднявши руку, преподобный дал им знак, чтобы они успокоились, и, взирая весёлым лицом на образ Спасителя и Его Пречистой Матери, он как бы беседовал с кем. Наконец услышали, что он ясно произнёс: «всякое дыхание да хвалит Господа». Хвала Господу была последним его словом. Вдруг воздух наполнился благоуханием – это была минута смерти преподобного²⁸⁶. Так мирно о Господе почил старец, предав душу свою Христу, Которого он возлюбил более всего. Симеон погребён был в монастыре Хиландаре в церкви Пресвятой Богородицы и положен в мраморном гробе.

Савва, как сам он говорит в своём уставе, с великой скорбью и боязнью принял на себя Хиландарь, оставленный на его попечение заветом отца; потому что братии было очень мало, даже игумен Мефодий с девятью братиями оставили монастырь. Но попечением Саввы монастырь вскоре сравнялся числом иноков с первыми монастырями Афона. Савва перестроил Хиландарь до основания, снабдил книгами, сосудами, иконами, ризами и прочею утварью церковною; обеспечил внешнее содержание братии вкладами, и дал свой устав²⁸⁷ монастырю.

В сем уставе Савва высказал и свою горячую любовь к Господу и свой взгляд на иноческую жизнь. «Преподобные и богоносные отцы наши, светила всего мира, – пишет Савва о начале своего устава, – оставили мир, последуя словам Господа, глаголющего в Евангелии: иже хощет итти по Мне, да отвержется себе и возьмет крест свой и вслед Мене да грядет; иже любит отца или матерь паче Мене, несть Мене достоин, – поучающего презирать плоть, прилежати же о душе, вещи бессмертной, и призывающего к Себе труждающихся и обременённых, и обещающего им упокоение, нищим духом царство небесное и плачущим утешение бесконечное. Слыша такие слова, они оставили мир и всё, что в нём, пошли вслед Господа и восприняли в свои души начало премудрости страх Господень, и, подвизаясь в исполнении заповедей Божиих, плакали день и ночь о душах своих, с радостью претерпевали всякое злострадание и муки ради любви к Нему, распинали и умерщвляли себя ежедневно послушанием и отсечением своей воли и рассуждения. Очистивши всем этим свой ум, душу и сердце, просветились внутри благодатию паче солнца и вселили Христа в свои прекрасные души, попрали все козни диавола, и как быстрокрылые орлы, взлетели на небо, оставивши нам образ своей добродетельной жизни, дабы все, хотящие иночествовать по Боге, последовали стопам их. И я грешный, и ленивый, и последний из всех, монах Савва, молю вас, возлюбленные о Христе и духовные братия мои и отцы, уподобимся тем мудрым купцам, которые временное променяли на вечное, отдали всё своё имение, вместе с телами и души свои, и за это стяжали бесценный бисер – Христа. Поревнуйте мудрым девам, которые наполнили елеем светильники свои и готовые вошли с женихом своим в чертог и радость вечную. Боюсь и трепещу, возлюбленные, чтобы кто из вас не остался за дверьми, как пять других дев, и не услышал оного страшного и грозного определения: отъидете от Мене, не вем вас. Страшась сего определения и желая услышать вожделенный глас: приидите благословеннии Отца Моего, внидите в радость Господа своего, – смирим себя здесь, братие, да вознесемся там, восплачем здесь, да утешимся там; будем алкать и жаждать здесь, да насытимся там; помилуем здесь, да обретем милостивым Бога там». Словами Писания показав необходимость терпения (Иак.1:2–4, 12.), добрых дел (Иак.2:19–21) и любви к ближним (1Ин.1:4–7, 4:16–21, 5:1–3), Савва продолжает: «Сия есть победа, побеждающая мир – вера, надежда, кротость, терпение, горячая молитва со слезами, а паче украшение ангельское, т. е., чистота и целомудрие, послушание с самоукорением, и любовь, по которой сошёл к нам Сын Божий. К этому приложите незлобие, не дети, бывая умом, но злобою младенчествуя, и, верую в Сына Божия, что вы обрящете милость и живот вечный и здесь неоскудеваемую пищу... Если же кто из вас, братие, ленив, как я окаянный, ленивый, сонливый, немощный, воспряни, возлюбленный, и покайся и помысли о благах, которые обещал Господь. Вы знаете, возлюбленные, что претерпевшим злострадание уготована от Господа слава и честь, а ленивым, нерадивым и любящим покой телесный – вечная мука. Но как слава мира сего ничто пред славою будущего века, так и мука мира сего ничто пред вечными муками, которых трепещет сам сатана. Помыслив о сем и укрепившись о Господе, станьте крепко против лености, и, отвергши всякую гордость, с кротостью примите сие истинное слово, могущее спасти души ваши; будьте творцы слова, а не слышатели только. Я написал вам, как до́лжно поступать. Положите это писание, как некое мерило, не только для вас, но и для тех, которые будут после вас в обители; здесь показано нужное для души и для тела, дабы взирая сюда и исполняя, вы могли проводить непорочно житие ваше, имея помощником Бога и Его Пречистую Матерь нашу Владычицу и Благодетельницу, ходатайствующую о душах наших к Сыну Своему. Стремитесь всегда к лучшему, не уклоняйтесь, ни на десно ни на лево, но, по силе, как кто может, теките царским путём. Блажен ты, и добро тебе будет тщащемуся пройти сквозь тесные врата и прискорбным путём, вводящим в живот вечный. Друг друга любите, друг другу покоряйтесь, друг друга тяготы носите, все единомысленно повинуйтесь вашему предстоятелю игумену. Вспоминайте в молитвах ваших в Бозе почившего отца нашего и наставника Симеона, не забывайте и моё недостоинство. Поступая так, истинно говорю вам, свидетельствуясь Христом, что непостыдными обрящетесь на страшном суде и получите вечные блага. Благодать и мир Господа нашего Иисуса Христа и любы Бога и Отца и причастие Святого Духа буди всегда со всеми вами во веки».

Устав, данный Саввою, обнимал и порядок Богослужения, и порядок жизни и управления монастырского. Хиландарь должен быть общежительным. Монахам не позволялось иметь собственности даже и одной медницы; пищей должны были довольствоваться общею, по кельям не дозволялось ни готовить, ни держать ничего съестного. Первая одежда поступающему в обитель выдавалась монастырская, а потом даваемы были деньги каждому на одежду. Савва признавал лучшим, если по два брата будут жить вместе, но прислугу иметь запрещал, только к больным, для которых назначалась особая келья, приставляем был брат или два для служения. Ежедневно братия должна исповедовать свои грехи игумену, если он есть и духовник, по установлению Саввы. Игумен должен всех обще и каждого отдельно научать и наставлять на путь спасения. Если же он сам не принимает на исповедь, то выбрать другого брата из своей обители, или ближайшей, который бы мог быть отцом духовным для всех. Исповедь должна быть приносима в одно время, когда начнётся утреннее славословие; не бывшие в это время в монастыре, по какому-либо послушанию, должны исповедоваться после повечерия. Те помыслы, которые и днём и ночью беспокоят инока, приражаются и опять отражаются, можно прощать и простому священнику, назначенному игуменом для сего. Но если помыслы остаются долго, причиняют брань, и крепко смущают, то о таких помыслах до́лжно открывать игумену, и он подаст приличное врачевство. Исповедующийся не должен скрывать и малого, но откровенно всё объявлять. Впадши в согрешение, не до́лжно обвинять друг друга или ссылаться на какой-либо случай; это не покаяние; нужно откровенно сознавать свою вину, и очищаться покаянием. Отрекающиеся от исповеди не только не должны быть допущаемы до причащения, но их до́лжно изгонять из монастыря, как отсекают член сгнивший. Для такого монаха пребывание в монастыре послужит к вреду, а не к пользе. Как больной, не показывающий своей раны врачу, не может получить исцеления её, так и не исповедующийся не получит исцеления своей души. Напротив душа, помышляющая об исповеди, ею, как уздою, удерживается от грехов.

Те, которые чувствуют себя очистившимися от скверных помыслов и от гнева, роптания, печали и обиды, лжи и смеха, памятозлобия, ярости, сквернословия и сим подобного, по установлению Саввы, могут приобщаться святых Таин три раза в неделю. Если же кто впадает в сии греховные страсти и движения, и скоро очищается исповедью и покаянием: тот пусть причащается однажды, или дважды в седмицу. Впрочем, всё более зависит от воли игумена или отца духовного, который должен быть один для всей братии. Игумен, эконом, экклисиарх избираются согласием десяти или двадцати старейших братий без всякого участия начальства прочих монастырей афонских. Если кто приходил в монастырь из лиц известных, прося пострижения, то дозволялось его вскоре постригать; а если лицо неизвестное, то не прежде шести месяцев после того, как его способность к иноческой жизни будет изведана. Празднословие запрещалось; сидит ли в келье брат или трудится в общей работе, он должен иметь в устах молитву и церковные песни. Покорность игумену, взаимная любовь и согласие, усердное исполнение возложенного на каждого дела, должны быть непременною обязанностью каждого инока.

Подле монастыря Савва устроил гостиницу для принятия странных, нищих и немощных, которых повелевал игумену снабжать одеждою и обувью, хлебом, вином и сочивом от трапезы братской, умерших погребать по-христиански²⁸⁸.

Дабы типик сей не был забываем братией, Савва завещал читать его по субботам за трапезою, а на память ктитора прочитывать весь в церкви: «Всё, – пишет Савва в конце типика, – что не служит ко спасению, да будет изгнано от вас! Не предпочтите, о чада и братия! временного вечному, страсти – добродетели. Из преданного вам ничто не превышает сил ваших. Только хотя немного употребим усилия – и помощь Божия близка. Мы оставили мир и пришли сюда не для покоя, но для подвига и труда по силам нашим, имея в виду обетованные блага. Ибо царствие Божие нудится, и преданный лености и сну не победит врага; в царствие Божие войдёт только тот, кто трезвится, бдит, терпит скорби и болезни подвигов с благодарностью. Посему молю вас всех, живите достойно звания вашего. Представьте тела ваши Господу чистыми от всякой страсти плотской, а душу от всех скверных помышлений и воспоминаний и злых намерений. Помышляйте и творите то, что угодно Богу. Сохраните неизменно всё, что слышали и чему научились от меня, в пользу вам и спасение душевное, в утверждение, и да скажу, всем в успокоение и в похвалу и украшение отцу моему пред лицом Господним. В сем типике я показал и вину всех соблазнов, изложил ясно наставления, дабы по отшествии моём не нашёл в вас места враг душ наших и не сокрушил того, что со многим по́том и трудом во спасение душ ваших, с помощью Божьею добре возграждено и украшено. Знаю, что у начальника злобы никогда не оскудеют поводы влагать в вас развращённые и злые помыслы. Но вы все, будучи просвещены Божьею благодатью и наставлением божественного Писания, знаете его козни, и научились, как им противиться и их отгонять; станьте твёрдо против его злобы; игумен да поучает вас братски; и вы вразумляйте друг друга. Неразумный да вразумляется от хорошо знающего; не наученный и невежда да научается от уразумевающего, и таким образом о Святом Духе, сочетаясь друг с другом любовью, и один от другого утверждаясь на ополчение духовное и спасительное, соблюдётесь всегда невредимыми; враг посрамится и обличится; вы же спасайтесь и смиряйтесь, и пребывайте в чистоте все дни живота вашего».

По приведении в устройство Хиландаря, Савва захотел привести в исполнение своё давнишнее желание жить в безмолвии. «Пребых, – пишет он в своём уставе, – в монастыри, дóндеже собрася о Господе стадо не мало, помогающей немощи моей Владычице нашей Богородице и Наставнице. И егда пребывах, от многих попечений о вас, забывах своя преумноженные согрешения; и помыслих в себе: подобает уже попещися и о своих согрешениях, и исшед затворих себе седалище».

Место для безмолвия Савва избрал себе в Карее. Выстроив прежде там несколько келий для игумена Хиландарского и братии, когда они по нуждам монастырским будут приходить сюда, Савва и для себя у Ораховицы выстроил келью, и при ней храм во имя св. Саввы Освященного. Здесь заключился он с тремя братиями, которые должны была совершать церковную службу. В сей безмолвной келье Савва усилил свои подвиги: тело своё он умерщвлял всенощными бдениями, частыми коленопреклонениями, поклонами и постом; от непрестанного поста так ссохлось чрево его, что пост сделался для него необходимостью. Душевные страсти он искоренял постоянною памятью о смерти, все помышления свои устремляя ко Христу. Среди подвигов самоумерщвления Савва не оставлял и внешних дел христианской любви. Имел ли кто из пустынников нужду в чём либо потребном, хотел ли кто строить дом или корабль, искал ли кто покрова в нищете и бедствии, – все прибегали к нему и получали успокоение. Он искупал пленных иноков, восстановлял монастыри; так он восстановил Каракал и Кемронотам, разорённые пиратами; помогал окончить начатые здания; так он довершил монастырь Филофей.

Написав устав для Хиландаря по началам общежития, Савва написал и для своей калии устав по началам отшельнической жизни. Келья Саввы в Карее, хотя причислялась к монастырю, но по управлению должна быть не зависима от игумена. Брат, поселённый в сей келье, по общему избранию иноков, должен уже оставаться в ней до кончины своей. Сверх обычного богослужения каждый день должен быть прочитываем весь псалтирь и совершаемы особые поклоны при конце каждой службы. В субботы и недели должна быть совершаема литургия, и на утрени положено прочитать евангелиста. В пять дней недели положено по одному разу в день вкушать пищу, и то в понедельник, среду и пяток без масла и вина, Собственность кельи должна оставаться неприкосновенною²⁸⁹.

Во время безмолвия в Карее Савва написал и жизнь своего отца – преподобного Симеона²⁹⁰. Сильно он желал и пламенно об этом молил Бога, чтобы ему дано было какое-нибудь извещение об его отце. И в одну ночь ему явился преподобный Симеон в лике святых, украшенный небесною славою, утешил его извещением о своей блаженной участи, обещал и ему подобное блаженство, предсказав, что̀ прежде он ещё должен совершить для блага своих единоземцев. Со слезами радости, возблагодаривши Господа и своего родителя за то, что получил такое утешительное извещение, Савва с дерзновением истинной любви стал молить Господа, чтобы Он открыл святые мощи отца его и для других. В уповании на милость Господа, он призывает Прота и других игуменов св. горы с богобоязненными старцами, чтобы совершить поминовение об отце своём в день памяти его. Собралось множество званных и не званных, так что едва помещались в монастыре. По совершении обычного псалмопения, после вечерни, блаженный Савва попросил Прота совершить утреннее пение в церкви при самом гробе отца. И в то время, когда братия пошла отдохнуть, Савва взошёл на столп, и там всю ночь провёл в молитве, усердно прося Господа, чтобы Он прославил его отца.

Во время утрени, когда Прот совершал обычное пение и приносил молитвы о упокоении Симеона, церковь вдруг наполнилась благоуханием; слышали, как будто тихий ветер исходил из гроба святого. Близ стоящие увидели, что мраморный гроб преподобного Сименона весь наполнился мира. Полные удивления и ужаса присутствовавшие во храме, оставив утреннее пение, со страхом, восклицали: Господи помилуй! Тогда Прот призвал Савву. Прославив вместе Господа, они помазалась сим миром. Одержимые духами нечастыми и различными болезнями от прикосновения ко гробу и помазания святым миром получала исцеление. И не только от мощей, но и от стенного изображения преподобного Симеона истекало миро. Желая преподать утешение и своему отечеству, св. Савва наполнил сосуд сим миром, и послал его к брату своему Стефану.

Сербия находилась тогда в самом горестном положении. Оставляя престол, Стефан Неманя назначил преемником своим сына своего Стефана²⁹¹. Честолюбивый брат его Волкан при помощи венгров отнял у брата Далматию и Диоклию и объявил себя королём. Стефану оставалась одна Сербии с титулом Великого Жупана. Но враги хотели отнять у него и последние владения. Стефан с трудом отражал нападения; земля сербская страдала; кровь её сынов проливалась, опустошались поля, сжигаемы были селения. В таком несчастном положении Стефан писал к брату своему Савве, чтобы он для спасения земли Сербской перенёс мощи святого отца их в Сербию. «По отшествии вашем, – писал Стефан, – земля наша стала осквернена беззакониями нашими, улита кровью, пленена иноплеменными; враги наши одолели нас; и по взаимной ненависти мы сделались позором для соседей наших. Может быть, вашими молитвами святыми, вашим пришествием к нам, Всемилостивый Бог умилосердится над нами, соберёт воедино рассеянных и посрамит противников».

Св. Савва не мог остаться равнодушным к скорби брата и бедствиям отечества, тем более что торжество Волкана угрожало притеснением православию в Сербии. Волкан для достижения своих честолюбивых замыслов подчинился папе, распоряжавшемуся тогда силами всей З. Европы. В его владениях был собор под председательством папских легатов, на котором, приняты некоторые правила Западной Церкви²⁹². Папа убеждал также усилено и венгерского короля, чтобы он ввёл римскую веру и обычаи в Сербию²⁹³. Сам Стефан, вынужденный трудными обстоятельствами, обращался к папе с изъявлением покорности и просил у него короны и послов для устроения дел церковных²⁹⁴. Савва, тогда уже облечённый саном священства и титулом архимандрита²⁹⁵, берёт с собою мощи отца своего и отправляется в Сербию. Со священным торжеством встречены были мощи Симеона и положены в мраморном гробе, в монастыре Студеница. Савва с афонскими иноками остался в сем монастыре до дня памяти преподобного Симеона. В сей день усердными молитвами Савва испросил у Господа такое же излияние мира от мощей Симеона и его изображения, как и в святой горе, к неописанной радости всех ублажавших, его память. При сем блаженный Савва предложил народу слово, в котором прославив Бога, явившего Свою неизречённую милость в чудесном прославлении мощей и изображения преподобного Симеона, остановил свою мысль на том, что сие прославление не для праведника, потому что он не имеет нужды в сем, наслаждаясь вечным блаженством, и тело его, как от земли взятое, не требует прославления, но для нас, т. е. для того, чтобы мы видели, как благий Бог вознаграждает любовь нашу к Нему. Савва убеждал всех подражать добродетелям преподобного Симеона, угрожая грешникам и нечестивым страшным судом Божиим. Его слово произвело глубокое назидание.

После сего преподобный Савва хотел возвратиться в святую гору; но Стефан заклинал его именем отца, чтобы он не удалялся из Сербии с братьями афонскими. Уступая сей просьбе, Савва остался архимандритом в монастыре Студеница, который назван Лаврою св. Симеона.

Оставив пустыню, Савва не оставил пустынного образа жизни, а ещё увеличил свои труды, изнуряя плоть свою постом и ночными стояниями. К подвигам иноческим он присовокупил труды апостольские. Проходя по всей стране своего отечества, он проповедовал слово Божие, учил правому исповеданию Святой Троицы, с великою ревностью старался противодействовать введению и распространению мнений Западной Церкви²⁹⁶, уничтожал и другие ереси, против которых действовал ещё отец его; вводил церковный устав в порядок в службе, утверждал добрые нравы, устроил обители, сам служа для иноков примером; построил много церквей, да на всяком месте славится имя Божие. Между братьями Стефаном и Волканом, по его советам и убеждениям, водворился мир; и вскоре, по смерти Волкана, Стефан сделался единодержавным правителем всей Сербии. В это время начали строить храм Вознесения Господня в Жичах, где была кафедра епископа и впоследствии архиепископская. Однажды Савва, пришедши со своим братом Стефаном посмотреть строение храма, увидел здесь человека, расслабленного всеми членами, которого положили на пути, чтобы святой, видя его, дал ему милостыню. Савва шёл, поя псалмы Давида, и при виде расслабленного прослезился, размышляя о бренности человека. Потом, вознесши усердную молитву к Господу, сказал расслабленному: «о имени Господа Иисуса Христа, чадо, тебе глаголю, востани и ходи со всякою крепостью». Расслабленный встал здрав, благодаря Бога и св. Савву, и напутствованный наставлением пошёл в свой дом. Когда пронёсся слух об исцелении расслабленного, все стали приносить к Савве недужных и полагали у ног его; он возлагал на каждого из них руки и исцелял их молитвою. А когда был в монастыре своём, то приказывал больных приносить ко гробу отца своего, и помазывал миром от святых мощей, и больные получали исцеление. Сын был дивен отцом и отец прославляем сыном. Савва служил утешением и защитою для своего отечества. От самодержца Стефана до последнего селянина – все в Сербии с глубоким уважением произносили его имя; все жаждали насладиться сладкой его беседой.

Но убегая славы человеческой, св. Савва тяготился ею здесь и мыслил удалиться на Афон, страшась, чтобы эта временная почесть не заменила вечной. Вспоминая своё прежнее «распятое» житие во святой горе, он скорбел о пустынных подвигах, и не могши долее сносить скорби о жизни на Афоне, Савва, устроив монастырь и давши братии игумена, ушёл из своей обители. Огорчённому разлукой с ним Стефану он сказал: «если Богу угодно, я опять к вам возвращусь». Прибыв в святую гору, Савва поселился в Карее в прежней своей келье, и возобновил свои прежние труды и подвиги.

Между тем святое миро, которое обыкновенно истекало от мощей преподобного Симеона, перестало исходить. Стефан скорбел, почитая это знамением гнева Божия за грехи свои и людей своих, и ожидал наказания с неба. Испытывая свою совесть, скорбел, болезновал, возносил усердные молитвы к Богу и своему преподобному отцу, раздавал богатые милостыни, но миро не истекало. Не находя ни в чём утешения для сердца своего, он послал к святому Савве на Афон, моля его прийти и испросить излития мира. Но Савва, не желая лишиться сладости пустынного и безмолвного жития, а более всего, бегая славы человеческой, не склонился на слёзные просьбы брата, а только написал к преподобному отцу своему, как к живому, молебное послание: «Ради нашей смиренной мольбы, преподобный отче, прости согрешение пред Богом и ослушание пред тобою чад твоих, источи миро от святой раки твоей, как и прежде, и умастив им, возвесели чад твоих и людей твоих, да избавятся от скорби. И если, будучи ещё во плоти, истинно обещался ты послушать меня, как я тебя, и отходя к Богу ты говорил, что не оставишь меня своими молитвами: то ныне покажи твою отеческую любовь, послушай меня, как прежде чувственным ухом, так и духовным, да не посрамлюсь, да не лишусь моей надежды. Моли о нас, отче, в святых твоих ко Господу молитвах». Сие послание к родителю и другое утешительное послание к брату отправил Савва в Сербию с одним из своих учеников, иеромонахом Иларионом, назначив ему день, когда он должен отслужить литургию, и после молитвы к Богу и преподобному Симеону прочитать пред гробом преподобного послание, не давая его наперёд никому читать. Посланный поступил, как ему было приказано. Отслужив божественную литургию, старец Иларион во всём священном облачении, держа в руке кадило и послание святого Саввы, подходит к гробу преподобного Симеона при пении стихов в честь его. При гробе стояли Стефан, обливающийся слезами, игумен с братией и множество народа. Старец покадил гроб святого и, поклонившись ему, с благоговением, в слух всех начал читать послание Саввы. Едва кончил он чтение послания, гроб преподобного Симеона вдруг наполнился миром в таком изобилии, что не успели собирать его в сосуды, оно изливалось на помост церковный и наполнило благоуханием весь храм. Не только от святых мощей, но и от всех иконных изображений преподобного Симеона истекало миро. Все от самодержца до последнего нищего мазались сим миром и брали в сосуды, чтобы отнести в свои дома.

Господу угодно было, чтобы Савва соединился со своим отечеством более тесным союзом, как первосвятитель Церкви сербской. Превозмогающее влияние римской Церкви на гражданское и церковное состояние Сербии, особенно усилившееся со времени завоевания Константинополя крестоносцами, заставляло Савву с опасением смотреть на будущую участь Церкви в своём отечестве. Православного патриарха в Константинополе не было; между тем Церковь сербская привыкла сноситься с ним. Латинский патриарх Константинополя силился утвердить власть свою и над Сербией. Есть сказание, что сам Стефан, трепетавший за свой трон, вступив около 1217 г. в брак с внучкою венецианского Дожа Дандоло, принял по её внушению корону от папы²⁹⁷, и этим поступком, если не совершенно предался римской Церкви, по крайней мере поставил себя в некоторую зависимость от римского двора²⁹⁸. В 1220 году он отправил епископа Мефодия к папе Гонорию III-му для испрошения у него благословения²⁹⁹. Савва, будучи по делам монастырским у императора греческого Феодора Ласкаря в Никее, раскрыл пред ним и пред патриархом Германом состояние Церкви в своём отечестве, и просил назначить в Сербию архиепископа с независимою властью. Император и патриарх убедили Савву самого принять сан архиепископа, и Савва посвящён был в архиепископа сербского патриархом Германом в 1222 году³⁰⁰. Один добродетельный муж видел и после передал патриарху, что когда рукополагали св. Савву, то свет небесный сошёл на него и озарил его так, что он сделался как бы огненным и световидным. Патриарх Герман, в уважение затруднительных обстоятельств, грамотою, подтверждённою императором, дал право архиепископам сербским поставляться от своих епископов, и по смутным обстоятельствам того времени, лично Савве предоставил право надзора в областях, подлежащих кафедре патриарха Константинопольского³⁰¹. Наставленный патриархом в правилах церковных и напутствованный благословением его и милостями царскими, отправился он из Никеи. Но прежде, нежели направил путь свой в Сербию, он ещё раз посетил Афон.

Немало слёз пролил св. Савва, разлучаясь с св. горою. Он вспоминал своё мирное, безмятежное житие на Афоне, свободное от всякого рассеяния, посвящённое единственно молитве и богомыслию. Со скорбью и грустью совершал он путь свой с иноками, которых взял на Афон для постановления в епископы своему отечеству. Он молил Бога известить его, благоугоден ли Ему путь его. В сию же ночь, когда он утруждённый путешествием лёг отдохнуть, явилась ему во сне Пресвятая Богородица и сказала: «встань и иди усердно на дело, на которое ты избран, не колеблясь сомнениями; ибо всё тебе будет споспешествовать во благое». Восстав от сна, Савва полный радости, славя Бога, продолжал путь свой. На самой границе отечества встречен был он сыновьями Стефана, который сам был болен. Савва, пришедши, возложил на него руки, и Стефан вдруг получил облегчение, встал совершенно здоровым и разделил трапезу с братом своим. Итак, для Сербии была сугубая радость в исцелении государя и в пришествии архиепископа.

Первым делом пастырской заботливости Саввы было умножение числа епископов. Для утверждения православия и удобнейшего надзора за делами Церкви он разделил Сербию на 12 епархий. Все епархии наиболее назывались по именам монастырей, а не городов, потому что епископы имели пребывание в монастырях³⁰². Так как на пастырях Церкви лежала главная обязанность вразумлять и научать народ, то Савва прежде всего поучал их самих быть примером и образцом стаду своему. Сам Савва каждый воскресный и праздничный день предлагал народу поучения. Бог, дивный во святых Своих, прославлял Своего угодника. Всякой раз, когда Савва, совершая службу в той церкви, где лежали мощи преподобного Симеона, приходил кадить ему, из святых мощей его истекало миро. Такое очевидное знамение благоволения Божия было поучительным для всех предстоящих; все возбуждались к поминовению и послушанию св. Савве.

Св. Савва заботился об устроении и украшении храмов в своём отечестве. С особенным великолепием он украсил давно уже начатый постройкой храм Вознесения в Жичах, вызвав для сего художников из Константинополя. Когда храм был довершён и освящён, Савва короновал брата своего венцом, полученным от греческого императора, помазал его святым миром и одел в багряницу. На другой день назначено было новое собрание. Целью собрания было испытать, все ли правильно исповедуют святую веру, обличить и опровергнуть вкравшиеся заблуждения и утвердить православие. Св. Савва требовал, чтоб все исповедали публично свою веру. Для сего во время литургии до прочтения Евангелия св. Савва сперва сам произнёс Символ веры член за членом, за ним повторяли все предстоящие, начиная с короля до последнего подданного. Сие было совершено троекратно. После сего св. Савва произнёс ещё исповедание о признании соборов, св. Отцов, о почитании св. креста и св. икон, о присутствии в таинстве Евхаристии тела и крови Христовой. Это исповедание, очевидно, направлено было против распространявшихся тогда в Сербии мнений павликианских. Предстоящие повторили за св. Саввою и сие исповедание. Божественная литургия кончилась уже вечером. На другой и третий день Савва опять призывал народ в Жичи, давал различные наставления и заключил следующими словами: «ни добрая жизнь без истинной веры не может нам принесть пользы; ни правая вера без добрых дел не может нас привести к Богу; нужно, чтобы то и другое было соединено вместе, дабы был совершен Божий человек; ибо вера спасает тогда, когда она любовью споспешествуется». После сего отпустил свою паству в дома свои. Тех же, которые признались в ереси, он оставил на некоторое время у себя, и, научив их истинной вере, не крещённых крестил; равно крестившихся от священников римской Церкви помазывал миром. А упорно державшиеся еретических мнений были предаваемы проклятию и изгонялись из отечества.

Так как в Сербии в то время было много браков, которые заключены были без благословения церковного, то св. Савва разослал по всей стране священников венчать тех, которые жили в брачном союзе без благословения, и воспретил вперёд такие браки³⁰³. И св. Савва сам обходил свою паству, утверждал повсюду православную веру, возбуждал всех к покаянию, учил добродетельной жизни, собирал иноков в монастыри и предавал им хранить законный устав; и при помощи Божией, под управлением двух братьев, со дня на день более и более возрастало благочестие в Сербии.

Среди сих мирных занятий, Сербия возмущена была неприязненными действиями короля венгерского Андрея II. Он прислал послов с объявлением войны. Для примирения его со Стефаном, св. Савва сам отправился в Венгрию. Когда одни убеждения его не могли склонить к миру Андрея, Савва действовал силою чудес и успел остановить войну, склонив к православию самого короля, державшегося латинской Церкви³⁰⁴. По возвращении в свою страну, св. Савва вскоре оплакал кончину брата своего Стефана, облёкши его пред отшествием из сего мира в ангельский образ, и в день воскресения Христова 1230 г. короновал старшего сына Стефановна³⁰⁵ Радослова.

Пробыв с ним немного времени, св. Савва вознамерился исполнить своё давнее желание поклониться святому гробу Христа Спасителя и посетить другие святые места. Тщетны были просьбы короля и всех знатных духовных и светских лиц, чтобы он остался в земле своей. Он только утешил их обещанием опять возвратиться к ним. В Далмации сел он на корабль, и хранимый Богом скоро достиг святого града. Горячими слезами оросил гроб Господа Иисуса и св. Голгофу. С честью и радостью он был принят патриархом Афанасием. На другой день вместе с ним совершил он в церкви Воскресения Христова св. литургию. Сделав богатые пожертвования в храм и раздав обильную милостыню нищим, отправился для посещения и других святых мест. Ходил на Иордан, был в монастыре св. Герасима, в Лаврах св. Саввы Освященнаго, св. Евфимия и св. Феодосия, отсюда прошёл в Назарет, всходил на Фавор, обошёл все монастыри палестинские, посещал пустынников и живущих в безмолвии, вступал с ними в духовные беседы. Собирал св. мощи, одежды и сосуды церковные. Посетив снова Иерусалим, отправился в обратный путь. В Акре сел на корабль и благополучно прибыл в Никею, где, по смерти Феодора Ласкаря (1222 г.), царствовал тогда Иоанн Ватац. Он с честью и любовью принял Савву и часто беседовал с ним о святых местах, которые посетил он.

Из Никеи на царском судне с данными от императора проводниками, св. Савва отправился в последний раз на Афон, и чрез Солунь возвратился в отечество.

Потом св. Савва предпринял ещё раз путешествие по земле своей. Утверждал повсюду истинную веру, в монастырях вводил лучшее из того, что видел в обителях палестинских и других. Вельможам и богатым внушал не уповать на своё богатство и быть милостивыми; воинов научал остерегаться от обид, неправд и хищения, и быть довольными своими оброки. Всех вообще утверждал в вере и любви к Богу и ближним; учил не воздавать злом за зло, раздроблять алчущим хлебы, нищих и бескровных вводить в дома, покрывать нагих; со слезами умолял всех хранить целомудрие и бегать нечистоты телесной, возбуждал всех к покаянию, говоря: «обличим здесь грехи наши, чтобы не давать ответа в них в будущей жизни». Убеждал миловать вдовиц и всех нищих, защищать обиженных, искупать из рабства.

Между тем недовольные правлением Радослава возмутились против него. Низверженный прибёг к святому Савве, как к отцу своему, и утешенный его беседою облечён был в иноческий образ. А на его место св. Савва венчал младшего брата его Владислава и избрал ему в супругу дочь Асана, царя болгарского. Сей новый государь также жил с ним в мире и любви, и все их старания и труды получали успех. Св. Савва, видя, что в Сербии законы утвердились, благочестие водворено, и она наслаждается миром, помыслил оставить престол святительский. Объявил свою волю епископам своей страны, посвятил на место себя в архиепископы иеромонаха Арсения, мужа праведного, незлобивого и богобоязненного, и, преподав всем мир и благословение, отправился снова в святую землю. В Диоклитии он нашёл корабль, плывущий в Акру, и сел на него. Плавание их сначала было благополучно, но в один день поднялась буря, подул противный ветер, наступил мрак; находящиеся на корабле лишились всякой надежды на спасение, и ожидали смерти. Но св. Савва усердною молитвою утешил бурю, и корабль благополучно приплыл к городу Акре. Святой остановился в городе в монастыре св. Георгия, приписанному к Лавре св. Саввы Освященного, который он в первое пребывание своё выкупил у латинян и возвратил Лавре. Из Акры он отправился в Кесарию, оттуда в Иоппию, и отсюда в другой раз прибыл в город Иерусалим, посетил монастырь св. Иоанна Богослова, который он прежде выкупил у Сарацин; и, приняв благословение от патриарха Афанасия, отправился в Александрию. Там молился с умилением в церкви апостола и Евангелиста Марка, в церкви бессребреников Кира и Иоанна и великомученика Мины. Патриарх Александрийский дал св. Саве проводников, хорошо знающих пустыню, чтобы он мог видеть всех там живущих отшельников. Савва посетил отцов, живших в Мареоте и на границе, Ливии, вступал с ними в духовные беседы. Был в Фиваиде и других святых местах, предпринял путь на синайскую гору. Поклонился на том месте, где явился Бог Моисею в купине; восходил на самый верх горы, где Господь дал Моисею Закон. В синайском монастыре он пробыл целую Четыредесятницу; всякую субботу восходил на верх горы, и в песнях и молитвах совершал там с вечера на день воскресения всенощное стояние, а на утро божественную литургию, и опять сходил в монастырь к братии. По окончании сего странствования снова возвратился в Иерусалим. Отсюда отправился в Антиохию. Там с любовью принят был патриархом и имел с ним поучительную беседу; отсюда он ходил в монастырь святого Симеона Дивногорца, потом отправился в Армению, ища мощей святых. Прошедши Армению и Турецкие владения, сел на корабль, идущий в Константинополь. Из Константинополя отправился в Болгарию, желая видеться со своим родственником Асаном, царём болгарским, который выслал вельмож навстречу св. Савве, и когда св. Савва прибыл в Тернов, сделал великое торжество.

Здесь промыслом Божиим предназначено было св. Савве окончить дни земного своего странствования. Сделавшись болен, он предузнал своё отшествие к Богу и, призвав учеников своих, распределил святыню и церковные сокровища, которые собрал в путешествии; одну часть велел доставить в архиепископию сербскую, a другую в монастырь студенецкий. Написал послание, в котором преподавал мир и благословение королю Владиславу и преемнику своему архиепископу Арсению. Остальное, отдав патриарху болгарскому Иоакиму, святой ожидал часа смертного. В полночь, на день светлого Воскресения св. Савва, причастившись Святых Тайн, сказал: «слава Богу и всем» и благодаря Бога, в руки Его предал дух свой (1237 г). Патриарх с епископами, игуменами и начальниками города, пришедши погребсти тело его, недоумевал, где, положить его, потому что св. Савва ничего об этом не приказывал. Царь велел положить его в созданном им монастыре, в церкви сорока Мучеников; повелел украсить гроб его, сделав над ним свещники и лампады в честь святого, чтобы горел огонь постоянно.

Прошёл год после того, как тело св. Саввы положено было в городе. Тернове в недра земли. Преемник архиепископского престола св. Саввы Арсений стал говорить королю Владиславу: «стыдно нам пред Богом ими людьми оставить святого отца нашего, равноапостольного учителя, который подъял многие подвиги и бесчисленные труды для сербской земли, устроил и возвеличил её, оставить в чужой земле; нужно позаботиться о перенесении останков его в своё отечество». Король рад был такому совету и послал к своему тестю знатнейших сановников просить мощей св. Саввы. Два раза Асан отказывал в просьбе своего зятя, жалея расстаться с мощами св. Саввы, наконец, сам Владислав прибыл лично просить их у Асана, и близ самого гроба святого, со слезами молил святого преклонить сердце царя к исполнению его просьбы. Молитва его была услышана. Ночью Ангел Божий явился во сне царю в образе святого, повелевая отпустить мощи св. Саввы в отечество. И Асан позволил Владиславу взять мощи святого. Приступая к перенесению, совершили службу о памяти Саввы, открыли гроб его и увидели его тело целым и невредимым, как бы он спал; по всей Церкви разливалось благоухание. Не только тело, но и доски, и персть в гробе находящаяся, издавали благоухание и подавали исцеление. Жители города стекались видеть святого и прикосновением к святым его мощам получали исцеление, одержимые духами нечистыми получали от них освобождение, хромые стали ходить, глухие слышать. Так как от множества народа нельзя было подойти к мощам его, то брали персть, бывшую во гробе, и призывая святого прилагали к больным местам, и все получали исцеление. Владислав, боясь, чтобы Асан, передумав, не оставил у себя мощей, спешил перенести их скорее в отечество.

С торжеством были несены сии мощи в Сербию. Владислав шёл пред ними, как некогда Давид пред кивотом, прославляя и хваля Бога. На сретение их вышел архиепископ Арсений с епископами и игуменами. С верою притекающим к мощам Бог неоскудно посылал благодать. Многие больные получали исцеление. С радостью воспевая псалмы и песни, несли гроб святого и пришедши в монастырь, выстроенный самим Владиславом на месте, называемом Милешева³⁰⁶, там, в церкви Вознесения, в богатом гробе положили святого. Немного спустя времени одному богобоязненному и благоговейному мужу, жившему в монастыре, св. Савва явился во сне, приказывая вынуть свои мощи и положить в церкви открыто. Много чудес и после было совершаемо от мощей святого. Он с отцом своим преподобным Симеоном был покровом для сербской земли. «Являются они, – говорит списатель жития св. Саввы, – как современный свидетель, и пред полка̀ми сербскими на помощь, во время брани. Многие из воинов говорят, что мы видели св. Симеона и св. Савву, одного в смиренном иноческом одеянии, другого, в светлом архиепископском облачении. Многих неприятелей, нападавших, с посрамлением обращали в бегство, а других до конца истребляли».

До 1595 года мощи св. Саввы лежали в монастыре Милешев. Область, где лежали они, называлась воеводством св. Саввы, и начальники сей области называли себя стражами гроба св. Саввы.

В 1595 г. Синан, Верховный Визирь оттоманской империи, взявши сей монастырь, велел принести мощи св. Саввы в Белград и там предал огню. Пишут, что как скоро пламя коснулось св. тела, от самого костра даже до неба простёрся столп, подобно радуге сияющий разными цветами. Казнь Божия не замедлила постигнуть поругателя святыни. Победоносный доселе вождь турецкий малым числом Болгар и Сербов был разбит и обращён в бегство. И когда он вздумал испытать своё воинское счастье в войне с Сигизмундом Трансильванским, то вторично разбитый постыдно кончил свою жизнь³⁰⁷. Жители Белграда из благоговения к св. Савве оградили то место, на котором были сожжены мощи его; но в 1716 году ограда была сломана и место истоптано войсками турецкими и немецкими³⁰⁸.

Заключим обозрение жизни первого архиепископа Церкви сербской древними песнопениями, от неё посвящёнными святому архипастырю:

«Пути, вводящего в жизнь, наставник и первопрестольник и учитель бысть. Первее бо пришед, святителю Савво, отечество си просвети, породив Духом Святым, яко древа маслична, всеосвященная ти чада. Тем, яко и Апостолом и Святителем сопрестольна чтуще тя, молим, даровати нам велию милость (Тропарь)».

«Избраннаго от пелен Христовою благодатию и возлюбленнаго от юности Божиим Духом, девственное процветение Саввы блаженнаго, похвальные венцы вернии, ныне исплетше и божественную главу ныне венчавше зовем: радуйся отче, Божие обиталище (Кондак)³⁰⁹»!

Христиане!

Праздник Божией Матери, в честь иконы Её Иверской, принёс нам другой праздник – достопамятный для края. Стечение обстоятельств замечательное!

По сошествии Святого Духа, Матери Божией выпал жребий просветить Иверию светом Евангельского учения³¹⁰. Откровением Сына, исполнение воли Его отложено до времени, определённого в совет, премудрости Божией. Нива ещё не была готова для сеяния. Но судьбы Всевышнего не изменяются. – Иверия, в духовном царстве Господа Иисуса Христа, осталась уделом Царицы небесной. Кто усомнится, что покровительственное око Её особенно склонялось на страну сию, и благодать, дарованная Ей от Сына, постепенно приготовляла умы, смягчала сердца, располагала обстоятельства так, что и не ведущие истинного Бога могли познавать Божию силу и Божию премудрость?

Слабый ум отказывается следить пути, коими воля и сила небесная в продолжение трёх веков вела целый народ к просвещению. Укажу только на некоторые, более замечательные, события:

Скоро по вознесении Господа одни из очевидцев распятия Его, принёс в Мцхет, доставшийся по жребию, нешвенный хитон, который Божия Матерь устроила для Сына. И вот первое Её благословение Иверии!

Сидония, с любовью хранившая святыню, самым благоговением к ней уже проповедовала Того, Кому принадлежало это неоценённое сокровище.

Потомки Израиля, бежавшие из Иудеи от страшной кары разгневанных Римлян, стремились на север, за пределы римской империи, находили гостеприимство во многих местах Иверии, и среди язычества распространяли познание истинного Бога. Это была заря – предвестница евангельского света!

Обратим внимание на горизонт Иверии. В Эдессе проповедует Христа апостол Фаддей, в сопредельной Армении – апостол Варфоломей, в Колхиде – апостолы: Андрей, Симон и Матфей. Разве этот свет не мог, хотя слабо, отражаться в Иверии?

Приспело время. Божия Матерь избрала для просвещения народа своего немощное орудие, да посрамит крепкая. Посланница Её Нина, облечённая силою свыше, положила основание просвещения Иверии. Тринадцать сорских отцов, привлечённые тою же силою, докончили начатое Ниною. Невидимою рукою небесной Матери, поставлены светильники на высотах Зедадзенских, Марткобских, Некресских, в удолии Алавердском, в пустыне Гареджийской, в Хирсе, Икальто, Цилкани, Брети, Улумбии, Самтависи, Стефанцминде и в недрах гор Мгвинских³¹¹, да светят всем векам грядущим!

Не буду обременять внимания вашего исчислением событий в длинной цепи веков протекших. Довольно заметить, кому Иверия обязана своим просвещением. Иначе трудно было бы понять, как народ, окружённый со всех сторон мраком язычества, раздираемый врагами креста Христова отвне, подавляемый нестроениями внутренними, лишённый пособия обыкновенных наук в течении веков, богатых только бедствиями, сохранил залог евангельского просвещения, полученный от отцов.

О, Иверия! Над тобою бодрствовало недремлющее око небесной Матери. Она провела чад твоих путём креста, по следам Подвигоположника – Сына Своего. Гибли земные блага; но принятый от неба залог веры и познания Сына Божия, под покровом всесильной Заступницы, сохранился цел и невредим.

Испытания кончились. Владычица Иверии поручила удел Свой Боговенчанному Покровителю православной Церкви – Царю России, да под крепким скипетром Его достигает в меру возраста благоденствующих народов. Наступил для страны новый период развития всех народных сил, всех отраслей общественного порядка и благосостояния. Не замедлили водвориться и науки, по древнему выражению, любящие счастье.

Отец отечества, верный высокому Своему призванию, даровал закон, по коему должно совершаться образование разноплеменных народов во всех концах Иверии, получившей небесные начатки образования от небесной Матери. Торжественное объявление волн Царевой – в праздник первой Виновницы просвещения Иверии, – в храме, украшенном великим именем Её, возбуждает в душе приятную уверенность, что и сердцем Царя управляет Её благодатная сила, и исполнение Монаршей воли освящается Ея благословением.

Образователи юношества. Царица небесная смотрит на ваше сердце, готово ли оно с любовью продолжать Её дело. Благо верному рабу, умножающему талант свой распространением истинного просвещения! Горе сеющим плевелы на доброй ниве!

Круг народного образования обширен; предметы учения многочисленны, цели воспитания неодинаковы, общественные отношения разнообразны, религиозные направления, особенно в здешнем краю в некоторых случаях, далеки от единства и согласия. Но мудрость образователя должна держаться одного основания, на котором зиждется истинное просвещение. Есть возможность сделать оное общим; потому что цель земной жизни у всех одна, и все пути её должны сходиться в один путь. Не разделяйте образования на духовное и светское. Деление само в себе неправильно и ведёт к ошибочным заключениям. В так называемом светском просвещении должна быть и духовная сторона – нравственное образование души и сердца, направление воли ко всему доброму и возвышенному. Отнимите духовное; тогда самое блестящее образование будет пустоцвет, и обширная научность – полупросвещение, приносящее обществам более вреда, нежели пользы.

Святой апостол Павел говорит: телесное обучение вмале полезно есть, а благочестие на вся полезно, имущее обетование живота нынешнего и грядущего. Что это значит? Всякая наука, приспособленная к обществу семейному или гражданскому, полезна, но её влияние ограничивается только настоящею жизнью: а благочестие – внутреннее образование ума и сердца переходит с нами за пределы временной жизни, доставляет и счастье в животе нынешнем и грядущем. Истинно просвещённый соединяет в себе то и другое.

Мудрость Благочестивейшего Государя прекрасное начертала правило, чтобы во всех училищах закон Божий был основанием учения. Это общее правило выходит из общего начала жизни всех христиан. Спаситель называет Себя лозою истинною, а нас всех ветвями: Аз, есмь лоза, вы же рождие. Сколь ни разнообразны ветви, все они дотоле живут, зеленеют, цветут и приносят плоды, доколе питаются соком лозы. Отделите их от лозы, и никакие старания ваши не сохранят им ни свежести, ни жизни. Хотите ли, чтобы юные леторасли цвели и приносили плоды к утешению и пользе общества, – прежде всего укорените в сердцах их веру и любовь, соединяющую их с животворною лозою – Господом Иисусом Христом. Иже будет во Мне и Аз в нём, той сотворит плод мног. Якоже розга не может плода сотворити о себе, аще не будет на лозе: тако и вы, аще во Мне не пребудете. Вера и благочестие просвещают ум, очищают сердце, возвышают чувства, облагораживают душу. Пусть науки дадут этой душе познания, нужные для общества, – образованный юноша, какой бы путь жизни Промысл ни указал ему, всегда будет верен престолу и своему долгу, всегда составит утешение семейства и принесёт пользу для общества.

На обширном поприще народного просвещения есть места, где ещё не положено или не открыто глубокое основание истинного просвещения, которое мы указали³¹². Есть много летораслей, ещё не привитых к животворной лозе – Иисусу Христу, которых, однако, благосердое правительство не может оставить без попечения, как и Отец небесный сияет солнце Своё на злые и благие и дождит на праведных и неправедные. Будем желать, чтобы наука несколько возвысила жизнь, и в этой дикой маслине рассеяла мрак невежества и предрассудков, и соделала её способною привиться к древу жизни, когда угодно будет Господу разумов и сердец. Христиане, которых промысл Божий также не вдруг, но постепенно приводил к свету истины, много сделают, если дадут им почувствовать святую любовь, желающую добра всем, и ближним, и дальним.

Принесём благодарение Господу Богу чрез возлюбленного Помазанника Своего изливающему свет просвещения во все концы отечества нашего, и будем молить Пречистую Матерь Его, чтобы Она благословением и благодатною помощью руководила попечителей и наставников в деле просвещения страны, вверенной святому Её покрову и предстательству.

Умерщвляю тело мое и порабощаю, да не како иным проповедуя, сам неключим буду. (1Кор.9:27)

Благодарение Богови о неисповедимом Его даре (2Кор.9:15), к твоему, отныне инок Нафанаил, вечному благу! Что ещё, кроме сего, и сверх всего, по чину иноческому сказанного тебе, благопотребно было бы говорить и слышать?

Измлада Священная Писания умееши, могущая тя умудрити во спасение, верою, яже о Христе Иисусе (2Тим.3:15); потому и не требуешь, да кто учит тя о судьбах спасения и о путях восхождения от земных к небесным. Можно даже утверждать, что измлада Св. Писания воздействовали и во внутреннем святилище души твоей, подобно мечу острейшему всякого меча обоюду остра (Евр.4:12), расторгнув в сердце твоём измлада союз с миром: ибо давно примечали в тебе и не расположенность к узам мирским, и то, к чему склонял тебя потаённый сердца человек (1Пет.3:4).

Не для того, однако ж, говорю это, чтобы хвалить тебя: нет, отселе ты должен быть мёртв для всякой человеческой похвалы! Да и может ли кто извлекать похвалы человеку из того, что, явно, совершает в человеке не он сам, а Божия благодать, поселившаяся в нём? Но упомянув об этом, чтобы привести тебе на мысль, как деятельно и с какою осмотрительностью должен ты хранить и утверждать в себе приобретённое от юности, и ка̀к заботливо должен подвизаться и преуспевать в совершении заповеданного, предрасполагаю твоё внимание к тому священному напоминанию, какое и для тебя и для себя именно в словах верховного апостола, которое драгоценным считаю и для всех, подвизающихся на одном с нами поприще.

Текущии в позорищи, говорит апостол, вси убо текут, един же приемлет почесть: тако теците, да постигнете. Всяк же подвизаяйся от всех воздержится: и они убо да истленен венец приимут, мы же неистленен. Аз убо тако теку, не яко безвестно: тако подвизаюся, не яко воздух бияй. Но умерщвляю тело мое и порабощаю, да не како иным проповедуя, сам неключим буду (1Кор.9:24–27).

Не ведом ли вам, подвижники Христовы, разум сравнительных слов верховного апостола?

Повелевая коринфским христианам стремиться к почести вышнего звания Божия о Христе Иисусе (Флп.3:14), апостол напоминает каждому бороться со своим ветхим человеком и переходить от низших к высшим степеням духовного совершенства с такою же напряжённостью и быстротой, какою отличались бегавшие на позорищах, по отнюдь не останавливаться на полуживом полумёртвом желании – избегнуть только бы геенны. Он напоминает христианским подвижникам, для беспрепятственного возвышения духа, строго содержать себя в правилах самоотвержения, беспристрастия к вышним благам и жизни, и распинания плоти (Гал.5:24), подобно как те воздерживались от всего, что̀ вредило бы лёгкости телесного бега. Когда же в себе самом указывал пример и стремительности, и благоразумия в стремительности духа к высшим и высшим совершенствам, для получения венца блистательного, нетленного, апостол прямо и решительно говорит: умерщвляю тело мое и порабощаю, да не како иным проповедуя, сам неключим буду.

К сему-то внушению и указанию Апостола на собственный пример особенно часто должны быть обращаемы наши духовные очи, и по особенностям звания нашего, и по особенностям служения (послушания) нашего.

Вообще на монашеское звание, к которому мы принадлежим, по свойству самих обетов, не иначе до́лжно смотреть, как на сословие усильных искателей (Мф.11:12) высшего духовного совершенства. Это – цвет христианства. К инокам и к Обителям иноческим не по преимуществу ли должны быть относимы слова Спасителя: вы есте свет мира: не может град укрытися верху горы стоя (Мф.5:14)? Это – светильники, поставленные Господом, да светят всем, иже суть в храмине Церкви Его. И на самом деле, не от Обителей ли особенно чада Церкви ожидают, не в Обителях ли ищут и светлых примеров христианской жизни, и светлых словес назидания, утешения, вразумления и совета?

Судите же, какова должна быть жизнь инока, чтобы соответствовать званию монашескому и ожиданиям Церкви! Судите же, братия, как усильно и деятельно должны мы усвоять, являть и оправдывать в жизни своей слово Апостола: умерщвляю тело мое и порабощаю, да не како иным проповедуя, сам неключим буду! И сколь горестных надобно опасаться последствий от нашей беспечности и расслабления духовного! Вспомяните слово Христово: Вы есте соль земли: аще же соль обуяет, чим осолится? Ни во чтоже будет ктому, точию да изсыпана будет вон, и попираема человеки (Мф.5:13).

Упомянём и об особенностях нашего служения.

Нам Церковь вверяет, и сам Домовладыка Господь поручает, яко новосаждения масличная в дому своем (Пс.127:3), юные умы и сердца тех, которым суждено быть, со временем, врачами душ человеческих, строителями тайн, насадителями в сердцах человеческих веры, наставниками в христианской любви, утешителями верующих в жизни земной, руководителями в жизни небесной... К сему священному и великому служению образовать и приготовить детей и юношей, составляет ту особенность нашего служения, о которой нельзя и подумать без страха, и говорить без трепета.

Какое служение!.. Каких подвигов не требует оно от иноков, которым суждено подвизаться в исполнении тех или других обязанностей, в составе его входящих?..

Но поспешим к Евангелию, чтобы одним словом решить, что всего более требуется от нас, в нашем служении на поприще духовного просвещения, что̀ обещает не только успех несомненный, но и венец неувядающей славы. Это слово – Христово слово: иже сотворит и научит, сей велий наречется в царствии небеснем (Мф.5:19). А что без сего, всё прочее, сколько бы ни было блистательно в наших глазах, не прочно, – показывает другое слово Христово: Всяк слышай словеса Моя, и не творя их, уподобится мужу уродиву, иже созда храмину свою на песце: и сниде дождь, и приидоша реки, и возвеяша ветри, и опрошася храмине той, и падеся: и бе разрушение ея велие (Мф.7:26–27).

Судите же, сподвижники на поприще духовного просвещения, до какой степени необходимо нам иметь, достойную святого звания и благовестного служения, настроенность души, жизнь духовную, чистую, поведение не укоризненное и назидательное, – для того, чтобы духовное здание и в нас самих, и в воспитанниках наших, безопасно было от падения и разрушения вечно плачевного! И та одна мысль, что воспитанники, как и вообще дети, смотрят на нас, вникают в нашу жизнь и, большею частью, далеко проникают, не излишним делает для нас опасение, чтобы не подпасть осуждению, какое скрывается в ином слове Христовом: иже аще соблазнит единаго от малых сих верующих в Мя, добрее есть ему паче, аще облежит камень жерновный о выи его, и ввержен будет в море (Mк.9:42). Велико должно быть опасение, немало должно быть осмотрительности с нашей стороны потому, что слово Христово угрозою дышит не только против явно вопиющего порока, но и против неосторожности, по-видимому, не злокачественной. Не потому ли это, что и от одной, по неосторожности брошенной, искры нередко бывают большие беды и потери безвозвратные?

Так оживляя в сознании обеты монашеского звания и особенности нашего послушания, возлюбл. собрат, потщися себе искусна поставити пред Богом, делателя непостыдна; похотей юных бегай; держися же правды, веры, любве, мира со всеми, призывающими имя Господне от чистаго сердца (2Тим.2:15, 22). Молитвенно пред Богом желаю, да пребывает живо в душе твоей, и является всегда в жизни твоей, присно вожделенное апостольское слово: умерщвляю тело мое и порабощаю, да не како иным проповедуя, сам исключим буду.

Когда и сам страшному престолу Божию предстанешь, и мою скудость помянёшь, вознеси тогда прилежное моление о той же милости Божией ко мне. Да подана будет и всем нам крепость – с дерзновением повторять то же Апостольское слово, ныне и всегда, до конца жизни временной! Аминь.

Довольно времени протекло после кончины благочестивой графини Анны Алексеевны Орловой-Чесменской, и ещё нигде не было упомянуто о ней в повременных изданиях, обыкновенно извещающих о каком-либо замечательном событии, радостном или печальном. Неужели такое молчание знаменует забвение? Нет; лицо усопшей незабвенно для Церкви православной, которая и воздала должную ей память. Конечно, ни одному мирскому лицу и даже духовному не было с давних времён поминовения, столь торжественного; ибо, как ни одной обители или соборной церкви не забыла в своём завещании усопшая, так и ни одна из них, в свою очередь, не забыла исполнить священного долга благодарности. Святители собирали в кафедральные свои соборы ближайших настоятелей для общей панихиды; в Лаврах и больших монастырях, после собор наго поминовения, учреждалась трапеза для нищих; и все малые обители не престают также поминать свою благодетельницу на ежедневой литургии. А сколько вдов и сирот всякого звания, постоянно при таинственной Жертве приносят молитву об её упокоении, ради непристающей памяти её благодеяний, тайных и явных; ибо щедрость её к Церкви Божией, всем известная, и поражавшая взоры каждого, не даёт причины предполагать, чтобы она ограничивалась только одними храмами. Та, которая благоговела к святилищу Христову, не забывала и нищей Христовой братии, и на каждом шагу обличаются её тайные благотворения. Но, по заповеди евангельской, она старалась, чтобы левая её рука не ведала, что творит правая, и оскорблялась, если кто-либо оглашал её благотворения. Теперь, когда столь замечательное лицо сошло уже со своего высокого поприща, чувствуется пустота, оставленная ею в обширном круге её духовной благотворной деятельности, и едва ли не лежит священная обязанность на тех, которые были к ней близки, высказать, хотя в кратких словах, то, чем она была для облагодетельствованных ею; и, конечно, голос сей будет отголоском многих.

Не утешительное ли явление видеть в нашем веке, в современных нам лицах, повторение того, чем отличались первые века христианства? Такова пред нами графиня Анна, самым именем выражавшая благодать, её помазавшую на служение Церкви! В её лице, как бы, опять ожила для нас одна из двух Меланий римских. И та и другая единокровные, обременённые и честью и богатством своих предков, тяготятся сею житейскою славою; вняв проповеди блаженного Иеронима и других благочестивых мужей, он обращают свои палаты в молитвенные кельи, заключаясь от взоров докучливого мира в тайную клеть своего дома и сердца; потом странствуют по святым местам, питают там отшельников и исповедников имени Христова; потом, по мере умножения духовного богатства в душах их и возвышения в подвигах, хотят совершенно развязаться со своими несметными богатствами, чтобы всё раздать Церкви и нищим, и едва достигают сей самопроизвольной нищеты; ибо и кесари римские едва имели возможность приобрести ценою злата достояние сих отраслей рода Сципионов; наконец они обе кончают молитвенно дни свои под сенью Вифлеемского вертепа.

Не встречаем ли мы некоторые черты из замечательной жизни обоих Меланий римских в нашей русской Мелании, если только позволено назвать сим именем усопшую, ибо теперь нет причины подозревать в какой-либо суетной лести, воздающих ей подобающую хвалу? И она рождена от знаменитых родителей, и она осыпана от самой колыбели всеми благами, которых может пожелать мир; богатства её выходят из обыкновенной чреды и могут назваться царскими. И что же? увлекалась ли она их обольстительным блеском, оставшись, по смерти нежно любившего её отца, в полном цвете лет, полного распорядительницею своей блестящей участи? Нет; но примеру Меланий, и она тяготится таким бременем, под которое многие были бы готовы подставить свои рамена; по слову апостольскому, она всё вменяет за умёты Христа ради, и даже чуждается брака. С одной стороны, её смущает мысль о том, как по словам Господним: «трудно имеющим богатство войти в царствие небесное» (Лк.13:24 Мк.10:23); с другой же, она непрестанно помнит слово апостола Павла; «касательно девственности я не имею повелений от Господи; а даю совет, так как получивший от Господа милость быть Ему верным. Я полагаю, что, по предстоящим тесным обстоятельствам, хорошо, чтобы человек так оставался. Между замужнею и девицею есть разность: не замужняя заботится о Господнем, как угодить Господу, чтобы быть святою телом и духом; а замужняя заботится о мирском, как угодить мужу. Сие говорю для вашей пользы, не для того, чтобы связать вас, но чтобы вы благочинно и непрестанно могли служить Господу без развлечения; а кажется и я имею Духа Божия (1Кор.7:25–26, 33–35, 40)».

Таким образом, по особенной милости Божией, богатство, которое для других часто бывает гибелью душевною, не отвратило её от той духовной стези, по которой, избрав её однажды, твёрдо уже она потекла; ибо гораздо более мужественного, нежели женского таилось в крепкой душе её. Если она на что-либо решалась, то уже никогда не изменяла тому, что предположила. Быть может, это могло иногда увлекать её к последствиям не всегда благоприятным; но очевидная чистота её намерений и то самоотвержение, с которым она стремилась к избранной ею цели, должны её оправдать всегда в глазах и тех, которые не знали тайных высоких побуждений её души. После пламенной её любви к Богу, одна только пылкая любовь к родителю исполняла её сердце, и окрыляла её молитвы; ибо она столько же заботилась о спасении души его, сколько и о спасении собственной; её обильные милостыни текли отчасти для удовлетворения сего священного долга; ибо она пребыла верною любви своей к родителю и по отшествии его из здешней жизни.

Испуганная блеском своего положения она искала прежде всего и свыше всего наставника духовного, который мог бы руководить её на скользком поприще, и как при жизни родителя не имела собственной воли, безотчётно ему во всём покоряясь, так и по смерти его жаждала ввериться совершенно одному лицу, на которое укажут ей люди опытные в жизни духовной. Если такое самоотвержение может казаться странным для некоторых, потому что им не ве́домы примеры послушания духовного, какие встречаются в житии святых: то, во всяком случае, чувство сие изобличает глубокое смирение в лице той, которая всё имея, всё готова была принести в жертву для спасения души своей; Господь же спрашивал учеников Своих: «что даст человек в замену души своей»?

Схимонах Амфилохий, сорок лет предстоявший раке святителя Димитрия, назидал сперва своими советами благочестивую графиню, когда от времени до времени посещала она Ростов. Епископ пензенский Иннокентий, известный по святости жизни и пламенной вере, проезжая болящим в свою епархию, призрен был в московском её доме. Графиня беседовала с добрым пастырем о трудности находить себе руководителей в вере, и он отозвался ей о бывшем тогда ещё иеромонахом Фотие, как о монахе добром и строгом жизнью. Скорая кончина преосвященного Иннокентия утвердила слова его в сердце графини; она решилась вполне вверить себя тому, кто был ей указан усопшим пастырем и впоследствии ещё одобрен схимонахом Амфилохием. По возвращении в Петербург, графиня искала сблизиться с иеромонахом Фотием, который вскоре был произведён в архимандрита Юрьевского монастыря; но Фотий долго её чуждался, как бы, опасаясь влияния её богатства на своё убожество; не ближе, как чрез два года она достигла желанной цели – быть его духовной дочерью. С тех пор она забыла себя для обители Юрьевской, которую восстановила с великолепием царским. Она оставила родную ей Москву, чтобы вести жизнь иноческую под сенью любимой обители, возлагая на себя строжайшие лишения, какие едва могли выносить самые ревностные иноки. Та, которая с таким блеском, от времени до времени не переставала являться при Дворе, была смиренною послушницею в Юрьеве. С трёх часов по полуночи колокол звал уже её из любимого её уединения к утрени в монастырь; там проходя неутомимо все долгие бдения, посвящая промежуток службы на духовное чтение в келье безмолвствующего архимандрита, и почти не вкушая пищи, она, только после вечернего правила, поздно возвращалась в своё жилище близ монастыря, чтобы на следующее утро начать опять столь же трудный подвиг. Многие ли из среды живущих в мир и не наделённые подобно ей всеми земными благами, решились бы на столь труженическое житие, и ни на несколько дней или недель, но в течение многих лет? И всё это прикрыто было во время краткого её пребывания в столице светскою любезностью и весёлостью, совершенно непринуждённою; ибо она действительно достигала чистотой сердца и веры до того состояния младенческого, о коем говорил Спаситель: «аще не обратитеся и не будете яко дети, не внидите в царствие небесное» (Мф.18:3).

Таков был подвиг благочестивой графини в отношении к самой себе но более достойны внимания и, конечно, не забвенны будут её подвиги в отношении к православной Церкви; ибо они сами за себя говорят. Кто не подивится благолепию обители Юрьевской, к коей особенно лежало её сердце, и которая действительно заслуживала внимание, как древнейшая после Печерской, основанная Ярославом Великим. Не ей ли обязаны своим благосостоянием и все прочие обители Новгородские? И собор Софийский испытал её щедрую руку: – под его древнею сенью святители Никита и Иоанн почивают в серебряных раках, от неё пожертвованных: всё это памятники исторические. Ею украшен, или, лучше сказать, создан новый великолепный храм Ростова в обители святителя Димитрия, где украсила она и раку св. Иакова. Ещё не довершён храм обители Задонской, но кто положил ему основание? Лавра Печерская вся исполнена её щедрых даяний; так в Успенском соборе, по её усердию бронзовый иконостас, ценою в миллион, должен был заменить нынешний деревянный. Великолепна рака великомученицы Варвары в златоверхой обители Михайловской, вылитая вся из серебра, останется всегда народным памятником усопшей; и в Почаевской Лавре, недавно возвращённой к православию, уже есть залог её пламенной ревности: серебряная гробница первоначальника Иова и богатые украшения горнего места вокруг чудотворной иконы. Можно ли исчислить все её пожертвования? Я только назвал более известные, но сколько было принесено ею в дар церквам Божиим, во всех концах России, в течение полувека, не говоря уже о завещании, в коем вспомнила она всю отечественную Церковь и всех её убогих и сирот!

Если кто выступит за пределы нашего отечества, и там встретится с сею щедрою раздаятельницею милостыни, как бы лицом к лицу, в её неистощимых даяниях. Церковь патриаршая Живоначального источника в Царьграде, при немалых её пособиях восстановлена к благолепию. В Александрии и Дамаске обе патриаршие церкви хвалятся благолепными иконостасами, от неё присланными; и св. граду, и св. горе известно лицо благодетельницы, которая осыпала Восток неоскудною милостынею; везде там громко имя графини Анны, как бы древней Мелании; она сама сокрушалась только о такой известности, и почти огорчалась, получая благодарственные послания патриархов: – столь велико было её смирение, но сколько тут славы, не только для неё, но вообще для русского имени!

Может быть некоторые пожалеют, что усопшая не увековечивала своего имени каким-либо богоугодным заведением, подобным Шереметевской или Голицынской больницам в Москве?

Но это самое скромное желание, утаить своё имя и не привязать его ни к одному из своих бесчисленных благодеяний, было одною из главных причин, почему она не хотела основать ничего общественного, ни даже женской обители, хотя помогала всем. Есть и другая причина, которой даже трудно поверить: графине почти недоставало её огромных доходов, восходивших в начале до миллиона и постепенно уменьшавшихся, для ежедневного раздаяния щедрою рукой даров и милостынь.

«Богатство аще течет не прилагайте сердца», – говорит Писание, и действительно она не прилагала сердца к богатству; оно текло из рук её, как бы мимо их, и она, чтоб иметь, что раздавать, почти ежегодно продавала по частям свои великолепные поместья, чтобы удовлетворить возникавшим отовсюду требованиям, которые основывались единственно на известности о необыкновенной её щедрости. Можно сему поверить, если вспомнить, что неимущие из всех краёв России к ней обращались, как бы к законному источнику милости, в которой не почитали её вправе им отказывать, и даже оскорблялись, если не вполне удовлетворяла она всякой просьбе; ибо она приучила каждого почитать её богатство – общественным. Не было дня, чтобы таким образом не утекали тысячи из её рук; а кто о том знает, кроме получавших или скромных раздаятелей её милостей?

Напрасно полагают, что всеё имущество графини разлилось по обителям: на каждом шагу и во всяком звании открываются облагодетельствованные ею вдовы и сироты. Скажут ли, что можно бы пожелать, чтобы более было разборчивости в её щедрости? Мы не смеем осуждать это пространное и открытое сердце за то собственно, что оно было так пространно и открыто и не умело отказывать просящим, кто бы они ни были, почитая своими во Христе братиями всех, кто только нуждался! Много ли было когда образцов подобной щедрости, и скоро ли опять они повторятся? Но вот и ещё особенность: исключительное положение графини, которое давало ей средство помогать не только деньгами, со всею щедростью, но и мощным своим покровительством с многостороннею пользою. Потому и невозвратна утрата столь высокого лица, исторического в полном смысле по своим великолепным памятникам, и христианского, по своей духовной жизни и пламенной любви к Церкви, которой все от первой до последней заповеди она строго исполняла.

Господь наградил её послушание благою кончиною, дозволив ей и в последние минуты свято исполнить всё, чего требует Церковь от умирающего христианина, не только в совершенной силе, но и в полной памяти. За несколько недель до кончины, как бы предчувствуя её приближение, она умножила свой труженический подвиг, проводя бо́льшую часть времени на молитве. В последний день жизни, собираясь в обычный путь в столицу, и не предвидя, что ей уже предстоял иной, более обычный путь всея земли, – из времени в вечность, она приобщилась св. тайн в своей любимой подземной церкви Неопалимой Купины, где уже давно приготовила себе гробницу подле своего духовного отца. Потом, помянула его в соборной панихиде, и вместе с ним своего родителя, ибо это был день его Ангела, и таким образом ещё однажды воздала на земле последний долг всему, что было близко её сердцу, до радостного свидания на небесах. Она простилась и со всею братией, и, получив напутственное благословение своего духовника, в кельях настоятеля почти над самым местом своего подземного склепа, внезапно почувствовала смертную болезнь, но ещё успела приложиться к Иверской иконе Богоматери, пред коею особенно благоговела во всю свою жизнь, и одним вздохом предала свою чистую душу в руки Её Сына и Бога. По гласу церковной молитвы, ежедневно ею слышанной и произносимой, безболезненна, не постыдна, мирна была христианская кончина её жизни, и, конечно добрый ответ ожидает её на страшном судилище Христовом, за твёрдое исповедание Его имени пред лицом всего мира.

Аще быша людие Мои послушали Мене,

Исраиль аще бы в пути Моя ходил:

ни о чесомъже убо враги его смирил бых (Пс.80:14–15).

Тогда как мы во внутреннем мире отечества, под мирным кровом дома Божия, соединённые мыслию о Царе своём, благословляем день, в который нам дарована Его жизнь, для блага нашего предназначенная, – в таком же ли мире Он, зиждитель и охранитель нашего мира, предмет наших всеобщих молитв? И чем теперь занят дух Его? Не устремляет ли Он орлих, дальновидных взоров за пределы отечества, чтобы наблюдать движения союзных и враждебных сил, и, в пользу одних и против других, направлять нравственную и военную силу России? Не обращает ли в то же время также неусыпных, также проницательных взоров на Свою Россию, которой внутренние дела требуют Его мановений, и во время Его занятия делами внешними? Не в борении ли Он с влечением сердца к Своему Августейшему семейству, после того как отвлечён от него попечением о безопасности Своего всероссийского семейства, и о восстановлении также и у других, более или менее союзных народов, общественного устройства, если только не в конец оно там расстроено разрушителями всякого законного общества, которые, конечно в горькую шутку, называются общественниками? Если, при сих помышлениях, к радости, о Царе присоединяется забота: то тем паче должны мы благоговеть и молиться.

Сего требовал от нас и Сам Благочестивейший Государь недавним царским словом, изречённым в слух всех сынов России. Молитесь, сказал Он, потому что скоро могут начаться действия брани.

Если предвозвещение брани поразительно для любви к человечеству, которая не желала бы пролития и вражеской крови: то, вместе с сим, в призвании, по случаю брани, к молитве находит утешение и торжество вера. Молитва веры должна приобрести Царю союзника и поборника – в Царе небесном.

Но вот что не должно при сем остаться не замеченным особенно: и мы, не призванные в воинский стан и безоружные, не совсем чужды участия в войне, – участия не только мысленного, но и действительного. Мы не участвуем в деле войны: однако более или менее участвуем в достижении более или менее совершенного в ней успеха. Как это?

Вникните и увидите.

Если для времени войны, по сему собственно случаю и предмету, требуется молитва: то конечно предполагается, что молитва для войны может быть полезна. Но известно, что не всякая молитва равно действительна. Итак, если наша молитва о подвизающихся на брани братьях наших единодушна, усердна, крепка, чиста, достойна: то она способна более или менее споспешествовать им в приобретении вернейшего залога побед, – Божия благословения и помощи. Так, подвизаясь в молитве, мы становимся действительными духовными сподвижниками подвижников брани. Но если наша о них молитва не единодушна, не усердна, не крепка, не чиста, не достойна: то, по мере сих недостатков, она будет лишена действия, и мы лишим подвизающихся за нас братий наших некоторой доли споспешествования, которую могли и должны были доставить им. Если же и совсем уклоняемся от молитвы за них: то уподобляемся малодушным воинам, бегущим с поля битвы, которые и мужественных смущают и затрудняют. Говоря сие, нимало не уменьшаем значения и самостоятельности естественных сил и способностей, ни важности воинских дарований, искусства, ревности. Отдадим справедливость верности, благородству, искусству, мужеству наших вождей и воинов; но если молитва, Божие благословение и Божия помощь также не суть слова без значения: то Церковь и народ, молящиеся за воинство, суть не маловажный для воинства подкрепительный, а может быть, пред очами духа, и предваряющий к победе отряд, по силе и достоинству молитвы.

Чтобы сказанное не показалось игрою умозаключений: прибегаем к слову Божественному. Сам Бог рек устами пророка: аще быша людие Мои послушали Мене, Исраиль аще бы в пути Моя ходил: ни о чесомъже убо враги его смирил бых. Речь идёт о лёгкой и верной победе над врагами: ни о чесомъже убо враги его смирил бых. Такую победу Бог приписывает Себе, то есть, Своему благословению и Своей невидимой, или, когда нужно, и видимой чудесной помощи, ниспосылаемой избранному народу. Помощь же даруется не просто, не в произвольное отличие избранному народу, но под определённым условием нравственным и духовным: аще быша людие Мои послушали Мене, Исраиль аще бы в пути Моя ходил. Израиль мог иметь, воинов, оружие, вождей, обилие силы, искусства: очень хорошо, но это ещё не всё. Враги его могли быть более многочисленны, более искусны, хитры, дерзки: не беда. Особенно важно то, чтобы он слушал Бога, чтобы ходил в путях Господних. Веруй, Израиль, в Бога, молись Ему; слушай слова Его; поступай по заповедям Его, справедливо, благонравно, человеколюбиво; если согрешил, не медли покаяться и исправиться; надейся не на себя, но на Бога: и Он готов ни о чесомъже смирить враги твоя, даровать, тебе лёгкую и верную над ними победу.

Какими ясными, какими разительными опытами дознал Израиль сию Божественную судьбу браней!

Иисус Навин сражается с амалекитянами: a Моисей на горе молится. Крепче молится Моисей: крепче ратует Израиль, и одолевает амалекитян. Моисей изнемогает в молитве: Израильтяне изнемогают в битве, и победа склоняется на сторону амалекитян. И бысть, егда воздвизаше Моисей руце; одолеваше Исраиль: егда же опускаше руце; одолеваше Амалик. В знамение особенной силы молитвы общественной, Аарон и Ор поддержали воздвигнутые в молитве руки Моисея; и преодоле Иисус Амалика и вся люди его (Исх.17:11–13).

В другое время Иисус Навин сражается с пятью царями вдруг: и союзное с ним небо стреляет в его врагов каменным градом; а он по необычайной надежде на Бога, не произнося даже слов молитвы, собственным повелением останавливает солнце, чтобы иметь время засветло довершить свою победу.

Времена Судей Израилевых представляют целый ряд происшествий, в которых открывается одна и та же судьба. Сотвориша сынове Исраилевы злое пред Господем; – и предаде их в руки врагов. Возопиша сынове Исраилевы ко Господу, – и возставии Господь спасителя Исраилю, то есть, победоносного над врагами вождя (Суд.3:7–9).

Здесь видно, между прочим, и то, каким образом достаётся иногда победа и не чтущим Бога. Она не им собственно даётся: а отъемлется у сотворивших злое пред Господем и заслуживших наказание, и упадает в руки народов, служащих орудием наказания, доколе вновь может быть возвращена принявшим наказание и исправление.

Так израильтяне идолопоклонствуют: и их разоряют мадиамляне. Но Гедеон, возбуждённый ангелом, заменяет алтарь Ваалов алтарём истинного Бога: и, вслед за тем, с тремястами безоружных, одним ночным военным кликом: меч Богу и Гедеону, производит в стане Мадиамлян смятение и междоусобие, вследствие которого уже не нужно сражаться, а только преследовать и истреблять неприятельское войско.

Кто не знает Давида и его пастушеской пращи, которая против Голиафа и Филистимлян была победоноснее войска и военных орудий? Сила была не в праще и камне, но в имени Господа Бога Саваофа, которым вооружён был Давид.

Была и такая война, в которой главное сражение, решившее судьбу её, дано было на словах, и в которой несправедливо нападающий враг смирен был точно ни о чесомъже, без оружия и ратоборства со стороны потерпевшего нападение. Сеннахирим, царь ассирийский, напал на Иудею; взял крепости, не встретил своему войску препятствия дойти даже до Иерусалима. Иудейский царь Езекия уже признал своё бессилие, и умилостивляя победителя данью. Но Сеннахирим домогался совершенного порабощения иудеев, и, чтобы низвести до последней степени упадок духа их, вздумал поколебать их надежду на Бога, и для того словесно и письменно пустил в Иерусалим стрелы богохуления: да не возносит тя Бог твой, на Негоже ты надеешися. Езекия понял, что война переносится с земли на небо, и, во храме пред Богом, развернув богохульное рукописание, сказал: отверзи, Господи, очи Твои и виждь. Бог ответствовал чрез Пророка Исаию, что на Себя приемлет защиту Иерусалима: и бысть в нощь ону, и сниде Ангел Господень, и уби от полка ассирийскаго сто осмьдесят и пять тысящ (4Цар.19:35).

Может быть, некоторые возразят, что всё сие происходило во времена Теократии, то есть, Богоправления, и что теперь иные времена. – Никто, конечно, не станет спорить, что времена переменяются, и что нынешний год уже иной, а не тот, который прошёл. Но разве какие-нибудь иные времена имеют иного Бога? Разве Бог когда-нибудь отрёкся от Своего Богоправления над миром и человеческим родом, и преимущественно над царствами и народами, в которых преимущественно заключено и распространено, или которым особенно соприкосновенно Его духовное царство, истинная вера, святая Церковь? Если думают, что Богоправление ограничено было временами Ветхого Завета, и окончилось с началом времён христианских: то мы можем сказать напротив, что с Ветхим Заветом окончился только прежний, более частный и чувственнообразный, вид Богоправления, и в то же время начался новый, более общий и духо-образный. Это не наше гадание, а созерцание пророка. Бог Отец рек воплощённому Сыну Своему: проси от Мене и дам Ти языки достояние Твое и одержание Твое концы земли (Пс.2:8). И по Иоаннову Откровению Иисус Христос есть Князь царей земных, – (Откр.1:5) Князь царей, конечно, не по тщеславному и бездейственному имени, но по власти и по употреблению власти.

Можно даже сказать, что действие особенных Божиих судеб над царствами земными, и Божий над ними суд во временах, в некотором отношении необходимее, нежели для человеков порознь. Каждый человек имеет своё бессмертие, и потому награда или наказание за дело его во времени, без нарушения правосудия, могут быть отсрочены до вечной жизни. Но царства земные не имеют бессмертия и другой жизни в вечности: следственно, Божий над ними суд и воздаяние им за правду или неправду должны совершаться во временах, как-то посредством благотворных или карательных действий природы, посредством благоустройства или нестроения общественного, посредством браней.

И в наше время, не присутствуем ли мы при суде Божием над некоторыми царствами и народами? Не можем ли примечать и то, как они привлекли сами на себя суд?

Но скажу словом апостольским: что ми внешних судити? – Внешних Бог судит; – измите злые от вас самех (1Кор.5:12–13).

Да будем, братия, благочестиво внимательны к нашей жизни, делам и помышлениям. Ради вечного блага душ наших, а с тем вместе и ко временному благу царства и отечества, да удаляем от себя всё, что противно духу царствия Божия, который есть дух истины и правды, веры и верности, непорочности и чистоты, благости и милосердия, смирения и послушания, единодушия и любви. Да подвизаемся в молитвах о державе Благочестивейшего Царя нашего и о победе воинства Его; и да не лишим нашу молитву силы нерадением, или маловерием, или недостоинством жизни.

Словеса Господни не мимо идут никогда: и потому то же слово, которое было ветхому Израилю обличением прошедшего, гласит новому Израилю, как наставление для настоящего и обетования для будущего; аще, людие Божии, послушаете Бога, аще, новый Израиль, в пути Его ходить будешь; ни о чесомъже враги твоя смирит, и соделает тебя не только их победителем, но, как уже и было, даже избавителем их от домашнего их зла. Аминь.

Исраиль аще бы в пути Моя ходил:

ни о чесомъже убо враги его

смирил бых (Пс.80:14).

Сии слова Божией судьбы, недавно, в подобный нынешнему день, полагали мы в основание размышления, призывая вас к молитве о помощи Божией во брани. К тем же словам имеем причину возвратиться ныне. Бог смирил врагов наших.

Сказать ли: смирил ни о чесомъже?

Не решаюсь. Наше воинство понесло труд долгих и трудных путей. Боролось не только с врагами, но и с природою. Проникло сквозь ущелья гор, которые сколь легко было врагам преградить, как уже почти заграждённые природою, столь трудно было нам сделать проходимыми. Дало несколько битв против врагов, которые не имели недостатка ни в воинах, ни в предводителях, ни в оружии, ни в предприимчивости, словом, ни в чём, – кроме справедливости и законности. Города, селения, пути, – всё надлежало воинству нашему оспаривать у оружия врагов, а где они не полагались на своё оружие, там обращали убийственную руку на свою землю и свою собственность, чтобы опустошение и лишение обратить в оружие против нас. Так, по их расчётам, самая победа, которая вела бы нас внутрь их земли, должна была вести к неисходной пропасти. Но солга неправда себе: а правда не обманута. Бог дал Своё покровительство законности и справедливости: и Русское воинство превозмогло все трудности; его верность, мужество, непоколебимость над всем восторжествовали.

Наконец, да не мимо идёт слово Божиих судеб: враги наши представляют и то, конечно неожиданное для врагов, явление, что они смирены ни о чесомъже, принуждены без сражения отдаться победителям. Не знаем, начали ль они понимать законность и справедливость: но видим, что из опытов настоящей войны они поняли, во-первых, ненадёжность своего противоборства, во-вторых, достоинство русского Царя и Его воинства. Одна мысль о своей ненадёжности могла бы повести их не к покорности, но к действиям более дерзким и отчаянным; но мысль о достоинстве русского Царя и Его воинства вела и привела их к заключению, что немало чести заключается и в том, чтобы признать себя побеждёнными русским, а не иным воинством, чтобы безусловно предать себя великодушию русского Царя. И таким образом главный между ими властитель и вождь, хотя имел ещё сто сорок огнедышащих уст, готовых поддерживать его жажду брани и надежду военной славы, предпочёл однако надежду мира, который безусловною покорностью мог получить для себя и для своего народа от Самодержца Всероссийского.

Приветствуем Тебя, Богом венчанный и помазанный Государь! Бог благословил Твою ревность о защите законности. Дал доброе свидетельство Твоей правоте, хранящей союзные договоры не в писмени, но на деле. Твои всегдашние попечения о Твоём воинстве вновь оправданы. Безцарные пруги, опустошающие землю, удалены от Твоих пределов. Мечта самодельного народодержавия, взволновавшая многие народы, многих царей приведшая в недоумение, некоторых поколебавшая, некоторых даже низринувшая, обличена державною властью, сущею от Бога, и возвращается из неудачной действительности в область мечтаний.

Остаётся нам желать и молить Бога, чтобы достойный конец увенчал достойное венца дело, чтобы победа законности распространилась всюду, где против неё была воздвигнута брань, чтобы благодарность за бескорыстную помощь утвердила союзников Царя нашего в союзнической верности, в, которой Он твёрд по правоте и великодушию; чтобы успокаиваемые подвигами Его соседи предоставили Ему единственное, какое могут, вознаграждение, – успокоение от подвигов, отвне мир, в котором беспрепятственно может сеяться, возрастать и созревать плод внутреннего благоустройства и благосостояния.

Но что помыслим теперь, собственно, для нас самих? Зная из слова Божия, что Бог смиряет врагов народа при условии, если народ ходит в путях Божиих; и, видя, что враги наши смирены, польстим ли себе мыслью, что, видимо, мы исполнили требуемое Богом условие, что мы право ходили в путях Господних?

Остережёмся! И пред людьми мнение о своей добродетели есть ущерб существа добродетели: кольми паче пред Богом. Возвышение путей наших в наших собственных очах есть уклонение от пути Божия, хотя бы мы на нём и находились. Верные сему пути в благоприятных встречах видят только дары и благодеяния Божии. Не в крепости силён муж: Господь немощна сотвори супостата его.

Той судит концем земли, праведен сый, и дает крепость Царю нашему, и возносит рог Христа Своего (1Цар.2:9–10).

Богом просвещённые созерцатели Божиих судеб открывают нам, что Бог даёт царям и народам крепость, успех и славу, не только в награду за добродетель, но и в надежде, что, возбуждённые благодарностью к Его благодеяниям, они исполнят волю Его. Так древнего Кира, ещё не родившегося, Он назвал по имени, и сказал ему чрез пророка Исаию: Аз пред тобою пойду, и горы уравню, врата медяная сокрушу, и вереи железныя сломлю (Ис.45:2). Что значит сия необыкновенная милость? – Это залог того, чего Бог ожидает от Кира. Ибо глаголет: вся воли Моя сотворит (Ис.44:28). Аз возставих его с правдою царя, и вси путие его правы. Сей созиждет, град Мой, и пленение людей Моих возвратит (Ис.45:13).

Не погрешим и мы, если, в являемых нам милостях Божиих, будем видеть не столько награду за действительное хождение в путях Божиих, сколько залог для возбуждения нас благодарностью к ревностнейшему хождению в путях Божиих.

А что такое путь Божий? Где лежит он? Куда ведёт?

Путь Божий есть воля Божия и закон Божий. Лежит он в сердце, боящемся и любящем Бога, и отсюда пролегает в дела и жизнь. Ведёт он сперва к царствию Божию, которое внутрь нас есть, потом к царствию Божию, которое на небесах.

Путь Божий есть познание и созерцание истины Божией и Христовой. Лежит он в сердце верующем, в уме послушном вере, в духе отвергшем мудрование плоти, и отсюда простирается также в дела и жизнь. Ведёт он чрез Христа к соединению с Богом, по реченному самим Христом: Аз есмь путь и истина и живот: никтоже приидет ко Отцу, токмо Мною (Ин.14:6).

Путь Божий есть всякая добродетель, особенно же молитва, воздержание, человеколюбие, незлобие, терпение, смирение. Таким образом, путь сей представляет многие стези; потому что проходит по всем степеням и состояниям внутренней и внешней жизни человека: но он вместе и един, как едина душа, которая всеми своими способностями должна стремиться к Богу, как един Бог, к Которому она должна стремиться.

Евангелие говорит, что путь Божий узок, потому что стесняется окружающими широкими распутьями плоти, мира, страстей, похотей, пороков, беззаконий. Но путник не должен забывать, что узкий путь, хотя иногда по тернию, ведёт к вечному животу, a широкий, частью, может быть, по цветам, но частью также по тернию, ведёт в пагубу.

Впрочем, нельзя думать, чтобы кому-либо из нас не была известна хотя часть пути Божия, по указанию воспитания, Церкви, совести. Но он премудростью и благодатью так устроен, что известную часть твёрдо и неуклонно прошедшему самым делом, чрез сие самое открывается, как идти далее.

Итак, забота наипаче о том, желаем ли, ревнуем ли мы идти по пути Божию, и верны ли в сем. Не хотят ли некоторые беспечно отдыхать на сем пути, а не трудиться идти вперёд? Не думают ли, что без опасности можно и уклоняться от сего пути на распутья плоти, мира, страстей, порочной склонности, только бы не слишком далеко? Не доходят ли возмутившиеся страсти и порочные склонности до дерзости повторять призывающему на путь Свой Богу древний отказ: отступи от нас, путей Твоих ведети не хощем (Иов.21:14)?

Да помышляем, братия, что, по слову премудрого, нерадяй о своих путех погибнет (Притч.19:16). И потому да держимся пути Божия твёрдо, верно, ревностно, неуклонно. Потерпи Господа, и сохрани путь Его, и вознесет тя, еже наследити землю (Пс.36:34) и небо. Аминь.

О сем воздыхаем, в жилище наше

небесное облещися желающе (2Кор.5:2).

Дивна крестная смерть Господа нашего Иисуса Христа; дивно Его тридневное воскресение: но не дивно то, что они являются дивными; потому что в них заключено недомыслимое таинство непостижимой премудрости Божией; ими чудесно разрешается не разрешимый без чуда вопрос, как спасти погибший род человеческий.

Как это возможно, что пострадал и умер Сын Божий?

Возможно потому, что такова воля Отца Его, и такова Его собственная воля, для которой нет невозможного. Чашею Своего вольного, неповинного Богочеловеческого страдания Он исчерпал и упразднил чашу вечных мучений осуждённого за грех человечества. Своею смертью Он проник в замкнутую область всеобщей смерти человеческой, чтобы светом Божества рассеять, мрак её, чтобы силою Божества расторгнуть узы её.

Не позже третьего дня от смерти воскрес Он, потому что Ему надлежало быть начатком умерших воскресающих, и не ранее третьего дня, чтобы дело спасения нашего запечатлено было знамением Пресвятой Троицы, Которой оно всей всецело принадлежит.

Очевидно, не в такой степени, как смерть и воскресение Господне, однако дивна и смерть Пресвятой Девы Богородицы и Ея воскресение.

Как это возможно, что умерла честнейшая Херувимов и славнейшая Серафимов? Херувимы и Серафимы ниже Ея, и, следственно, в низшей степени должны быть блаженны: но они не знают смерти. Как умерла бывшая вместилищем воплощённого Сына Божия, и конечно не преставшая быть жилищем Божества? Нетленно приявшая огнь Божества должна ли была уступить силе земного тления?

Подлинно, можно полагать, что могла бы Пресвятая Дева, по выражению апостольскому, не совлещися, но пооблещися, да пожерто будет мертвенное животом, – но сложить с себя одежду земного тела посредством смерти, но мгновенным преображением облещись в тело прославленное. И почему же не так было? До́лжно думать, что, по Своему всегдашнему смирению и по желанию подражать уничижению Своего Божественного Сына, Она сама желала не миновать уничижённого пути смерти временной. А всеустрояющее Провидение, не препятствуя углублению смирения, долженствующему возвысить будущую славу, Смертью Матери Живота вразумляет нас, как не малый ещё и не безопасный остаток силы сохраняет смерть в естестве человеческом и после животворящей смерти Христовой. Если Пречистая Матерь Живота не миновала смерти, хотя тихой и кратковременной: то мы, далёкие от совершенной чистоты, поверженные в нечистоту мыслей, в нечистоту страстей, в нечистоту дел, в нечистоту жизни, – в какой мы опасности смерти лютой и вечной!

Слава вечной жизни начинала уже просвечивать сквозь самую смерть Пресвятой Девы. За три дня, явился небесный вестник призвать Её в вечность, и принёс Ей знамение ожидающего Её рая. Чудесно собрался Собор апостолов, чтобы почтить Её преставление и погребение. Достойные видели самого Божественного Её Сына, с небесными Силами пришедшего принять душу Её. Бездыханное тело Её чудодействовало. В третий же день от смерти, по подобию Христову, проявлено Её полное воскресение. Земного тела Её не стало во гробе. Собору апостолов Она явилась в небесной славе.

Таково событие, которое ныне воспоминает Собор Церковный торжественно, впрочем, под смиренным наименованием Успения Божией Материи, представляющим более умягчённую мысль о смерти, нежели мысль о торжестве и славе. Что же при сем думает Матерь-Церковь? Чего желает? Конечно, не думает высочайшей славе небесной доставить приращение ничтожною земною славою. Нас хочет Она поставить в созерцании, как бы на рубеже между жизнью и смертью, между землёю и небом, между временем и вечностью, каждому из чад Своих хочет Она сказать: смотри за предел гроба; помышляй на земле о небесном; во времени помни вечность; поучайся сему из книги жизни и успения Матери Божией.

Действительно, в книге земной жизни Её, поколику сия книга открыта для нас, мы повсюду находим одну господствующую мысль: стремление к небесному, вечному, божественному. Когда младенческий ум и младенческие стопы ещё не сильны были нести Её к небу: Её туда стремление выразилось тем, что Она пришла в земное небо, – в храм Божий, и здесь поселилась. Необыкновенному раннему стремлению соответствовал необыкновенный ранний успех: в нежной юности Она уже так приблизилась к небу, что ангел посещал Её, и питал небесною пищей. И не обычный в Ея времена обет всегдашнего девства для чего иначе восприняла Она, если не для того, чтобы, не связанной земными узами, тем свободнее стремиться к небу? Когда же, чрез воплощение в Ней Сына Божия, Сама Она соделалась вторым небом: с того времени нельзя уже и подумать, чтобы Её привлекало что-либо земное. Будучи живым престолом воплощённого Сына Божия, Которого носила во чреве и в объятиях, подобно живым престолам небесным, конечно, жила Она Тем, Кого носила. Она слагала в сердце Своём все глаголы Его тайн и судеб; прежде всех открыла Его Божественную силу, как видно из того, что испросила у Него первое чудо в Кане Галилейской; ранее апостолов уразумела, что видящий Его видит Отца Его; следовала за Ним, не только по трудным путям Его Богопроповеднических странствий, но и по страшному пути креста, смерти и погребения, почерпая не изнемогающее мужество в беспредельной любви. Наконец, когда воскресением и вознесением Христовым единственное сокровище Её возвратилось на небо: и по чувству материнскому, но наипаче по чувству благодатному, без сомнения, сердце Её постоянно было там, где Ея сокровище. Остальная жизнь Её на земле была один неуклонный взор из времени в вечность, одно протяжённое воздыхание к воздуху небесному – к небесной жизни со Христом в Боге.

И вот по какому направлению жизнь Пресвятой Девы достигла такого предела, на котором пожерта бысть смерть победою воскресения и славы, так скоро, и так торжественно.

Можете подумать, не слишком ли много требую, если по направлению жизни Пресвятой Девы указываю направление для вашей жизни. Мариам, по свидетельству небесному, есть благодатная и благословенная в женах (Лк.1:28.): могут ли за Нею следовать люди обыкновенные, кольми паче обременённые грехами? Она, по созерцанию церковному, выше сравнения с Серафимами: как же далека наша низость от того, чтоб идти по Её стопам?

Не допустим, чтобы сии недоумения обеспечивали леность: истина легко разрешает их. Матерь Божия наречена благодатною, по превосходству; но есть и для всех нас некоторая мера благодати, соответствующая нашей вере и потребности, достаточная для нашего спасения: явися бо благодать Божия спасательная всем человеком (Тит.2:11). Матерь Божия беспримерно благословенна в женах и в роде человеческом: но и нас, как сказует апостол: Бог благословил всяцем благословением духовным в небесных о Христе (Еф.1:3). Можно ли идти по стопам Божией Матери?

Не только можно сему быть, но и до́лжно, по предвещанию пророка: приведутся царю девы вслед Ея (Пс.44:15). Может человек подражать и Богочеловеку, Который сам к сему призывает, и обнадёживает достижением высокой цели: аще кто Мне служит, Мне да последствует; и идеже есмь Аз, ту и слуга Мой будет (Ин.12:26). Подражание не требует равенства, ни даже близости к равенству. Малый может подражать великому в том, что доступно. Не всякому пожеланию доступно дивное и чудесное: истинное и доброе доступно всем, хотя, впрочем, каждому в своей мере и степени, по мере веры, по степени чистоты желания и ревности подвига. И мы не говорим вам: девствуйте все, как Пресвятая Дева; беседуйте с ангелами; восходите выше Серафимов. Мы указываем вам доступное: возбуждаемые памятью Её жизни и успения, смотрите за предел гроба; помышляйте на земле о небесном; во времени помните вечность. Это так свойственно христианам, что апостол говорит о сем, не как о должном и требуемом, но как о существующем и обыкновенном: о сем воздыхаем, в жилище наше небесное облещися желающе.

Многие из нас неохотно смотрят в небо и в вечность, частью потому, что на сем пути зрения встречается смерть и гроб, частью, потому, что их зрение слишком погружено в предметы земные.

Как порицали бы вы человека, который бы, при виде приближающейся опасности, вместо того чтобы немедля рассмотреть, что угрожает, и принять меры предосторожности, зажмурил глаза, чтобы не видеть опасности! Не то ли, однако, делаете вы сами? Смерть к вам приближается, и непременно придёт: а вы, вместо того чтобы, не отлагая, рассмотреть, что в ней опасно, и употребить открытые вам средства сделать её безопасною, зажмуриваете глаза, чтобы вас не беспокоил Её печальный образ! Боятся смерти: но рассудите здраво, что страшнее, смерть ли, которую готовящаяся к ней жизнь может сделать безопасною и блаженною, или не готовящаяся жизнь, которая делает смерть лютою?

Что подумали бы вы о сыне, который, живя вдали от отца, так занят делами и удовольствиями чужой страны, что не думает о возвращении к отцу, и не пользуется случаями наведаться о нём и о его доме?

Без сомнения, вы сказали бы: видно, сей сын не любит отца. Что же посему до́лжно подумать о человеке, который так занят земными заботами и удовольствиями, что не помышляет о своём возвращении к Отцу небесному и о Его доме, – о небе и вечности?

Необходимо сказать: видно, сей человек не любит Бога, или, по крайней мере, более любит мир, нежели Бога. Но то верно по слову апостольскому, что аще кто любит мир, несть любве Отчи в нём (1Ин.2:15), и что не любяй даже и не позна Бога. Что же остаётся у такого человека?

Какое достоинство в настоящем? Какая надежда для будущего?

О Мати Живота! Светом Твоего живоносного успения пробуди нас от смертоносного сна нерадения о нашем вечном спасении.

К Тебе возводим очи наши Живущему на небесах (Пс.122:1): даруй нам начаток духа, да, преминув и радости и печали земные, к Тебе сладце воздыхаем, всыновления чающе, в жилище наше небесное облещися желающе (2Кор. 5:2). Отврати очи наши, еже не видети суеты, в пути Твоем живи нас (Пс.118:37). Аминь.

Писатель 2-го псалма, по еврейской Библии, не указан в надписании, но в некоторых греческих рукописях (codex Watic. Græcus), и отсюда в переводах эфиопском, арабском и нашем славянском сей псалом надписан Давидовым. Происхождение 2-го псалма действительно от Давида подтверждается прямым свидетельством Апостолов: (Деян.4:25).

Давид, говоря в сем псалме о Сионском Царе, разумеет под ним не себя самого, ни сына и преемника своего Соломона, ни кого другого, кроме Христа, о Котором он пророчествует. Это видно

1. из самого содержания псалма, и

2. из свидетельств еврейских и христианских.

1) Царь Сионский, о котором говорится в псалме, есть Сын Божий (ст. 7), Владыка царей и народов во всех концах земли (ст. 2 и 3, 8 и 10.), имеющий силу и власть сокрушать мятежников, как сосуд горшечника (ст. 9); непокорные Ему неминуемо погибнут от Его гнева, а все Ему преданные блаженны (ст. 12 см. в подлин.). Таким царём, очевидно, не может быть ни Давид, ни Соломон, ни другой кто из обыкновенных царей, но только Христос; о Нём, и притом о Нём едином, возвещается то же и в других ветхозаветных пророчествах, и в учении новозаветном.

К Давиду и Соломону, которых – того или другого – усиливаются поставить предметом псалма некоторые новейшие толкователи, не может относиться сей псалом и по историческим соображениям. Нельзя относить псалма к Давиду в тех его обстоятельствах, когда филистимляне вооружались против него, немедленно по завоевании им сионской крепости (2Цар.5:17). Ибо речь в псалме идёт о народах и царях, желающих освободиться от владычества Царя Сионского, которыми, следов., он уже владел; но ни филистимлян, ни других иноплеменных народов, Давид не имел под своею властью в то время. Притом же гора Сион в псалме названа святою (ст. 6); такое название получила она конечно по перенесении на неё ковчега Завета, a это было после указанной выше войны Давида с филистимлянами³¹⁵.

Нельзя относить 2-го псалма и к обстоятельствам Давида во время войн с Иевосфеем, или мятежа Авессаломова. Ибо в псалме говорится о многих народах и царях, возмутившихся против Сионского Царя; и кроме того, при жизни Иевосфея, гора Сион была занята ещё язычниками.

Нельзя, наконец, под возмутившимися народами и царями разуметь в псалме тех народов с их царями, с которыми воевал Давид, после перенесения ковчега Завета в Иерусалим (2Цар.8 и 10 гл). Ибо это были не такие враги, которые, находясь уже под владычеством Давида, мятежнически и все совокупно пытались бы свергнуть с себя его владычества его, каковы враги Помазанника Божия во 2-м псалме (ст. 2. 3).

О Соломоне было к Давиду такое слово Господне: сей будет муж покоя, и упокою его от всех враг его окрест... и мир и покой дам ему над Израилем в дни его (1Пар.22:9). Посему относительно Соломона Давид не мог представлять столь великого мятежа народов и царей, какой изображён в псалме. И самой истории Соломона сей псалом не соответствует. Ибо хотя под конец его царствования беспокоили его некоторые противники и из самого Израильского народа, и из народов иноплеменных, прежде покорных ему: но эти враги были и незначительны по своей силе, и не в союзе между собою (см. Библ. Ист. стр. 365). Притом чрез них Сам Господь наказывал согрешившего царя, тогда как в псалме Бог могущественно вступается против мятежников за Царя Сионского, как за Своего возлюбленного Сына (ст. 7 и 8).

2) По ясным указаниям в самом 2-м псалме на Божественного Царя-Мессию, в древности иудеи и изъясняли сей псалом именно о Мессии. В древних Иудейских книгах – Sohar, Талмуде и др. находят множество мест, в которых сей псалом изъясняется о Мессии³¹⁶. Раввины – Кимхи и Иархи свидетельствуют, что изъяснение 2-го псалма о Мессии было господствующим у их предшественников. И последний откровенно признаётся, почему он отступил от сего изъяснения: он говорит, что ему хотелось изъяснять псалом лучше о Давиде, а не о Мессии, «для противоречия» христианам³¹⁷. Итак, пророчественное значение 2-го псалма подтверждается древним иудейским преданием; и позднейшие иудеи, относящие псалом к Давиду, сами обличают свою недобросовестность.

В Новом Завете пророчественное значение сего псалма утверждается ясно и решительно. Апостолы, в собрании и других христиан, в общей своей молитве, приводили первые два стиха сего псалма, как содержащие пророчество о Христе, (Деян.4:24–27). Некоторые³¹⁸ полагают, будто апостолы воспользовались здесь первыми стихами псалма единственно для того, чтобы словами Ветхого Завета сильнее умолять Бога, не указывая в сих словах пророчества. Но когда апостолы, приведя место из 2-го псалма: собрашася вкупе на Господа и на Христа Его, продолжают молитву свою так: собрашася бо воистину... на Иисуса... сотворити, елика рука Твоя и совет Твой преднарече быти: то сим они ясно показывают, что в приведённом ими месте псалма выражено предопределение совета Божия о Христе, и что, след., псалом есть точно пророчественный о Христе. Ап. Павел в одной речи своей к иудеям приводит 7-й ст. 2-го псалма в доказательство того, что обетование, данное отцам, исполнилось в воскресении Христовом (Деян.13:32–33). Подтверждая словами псалма учение о воскресении Христовом, апостол тем показывает, что он делает не какое-либо применение ко Христу ветхозаветного места, – чем нельзя доказать решительно ничего, – но приводит исполнившееся во Христе пророчество. В послании к евр. Апостол приводит тот же 7 ст. псалма, и тем доказывает превосходство Христа пред ангелами (1:5). В том же послании Апостол говорит, что Бог изрёк слова сего стиха ко Христу (5:5).

Последуя указанию апостолов, отцы и учителей Церкви согласно видят во 2 псалме пророчество о Христе, как-то: Афанасий Великий (3 orat. contr. Arian.), Василий Великий (contr. Evnom. 1, 2.), Григорий Нисский (contr. Evnom. orat. 3.), Феодорит и др. И многие из них, притом, почерпали из сего псалма доказательства Божества Христова.

Пророчественное значение 2-го псалма столь непререкаемо, что не могут не признавать оного и такие толкователи из новейших, которые не имеют чистой веры в ветхозаветные пророчества. Замечательны слова одного из учёных сего последнего рода³¹⁹: «нельзя отрицать того, что при взгляде на 2-й псалом, как на пророчество о Христе, каждый образ в нём удерживает своё естественное значение; каждое выражение стоит, на приличном себе месте и каждое слово представляется в наилучшем свете. Чего ещё более желать, – говорит он далее, – для подтверждения сего взгляда на псалом»?

В какое время и при каких обстоятельствах дано Давиду пророчественное откровение ο Христе, содержащееся во 2-м псалме, не известно в точности. Но из самого псалма можно видеть, что он написан уже после того, как Давид утвердил в Иерусалиме своё местопребывание и перенёс сюда ковчег Завета; ибо в псалме гора Сион³²⁰ называется святою и представляется средоточием Теократии (ст. 6). Обстоятельства Давида, следовавшие за перенесением на Сион кивота Завета, были таковы: вместе с изъявлением ему воли Божией о построении храма не им самим, как он желал бы, но его сыном и преемником, дано было Давиду обетование о происхождении от него Мессии. Аз буду Ему в отца, так глаголал Господь о Божественном потомке Давида, – и Той будет Ми в сына... царство Его до века предо Мною, и престол Его будет исправлен во век (2Цар.7:8, 14, 16). За тем непосредственно, Давид вёл победоносные войны с беспокойными соседними племенами и народами (2Цар.8 и 10 гл). Сии обстоятельства проливают некоторый свет на происхождение 2-го псалма, на его содержание и характер. В таких обстоятельствах свойственно было Давиду тем живее возноситься верою к своему обетованному потомку и вместе Сыну Божию, Которого царство по обетованию Божию, должно быть вечно и непоколебимо, Которого победоносная сила действовала уже против врагов самого Давида. Ибо ветхозаветные праведники верою победиша царствия (Евр.11:32–33). Так настроенного и приготовленного пророка Дух пророческий и восхитил к созерцанию того, как против и сего всемирного Царя благодати восстают народы и цари земли, и как Он, будучи Сыном Божиим, торжествует над ними Божественною силою и властью. Сие-то пророческое созерцание изображено в 2-м псалме, и притом с такою живостью, что Пророк как бы пред своими глазами имеет мятежных царей и народов и обращается как бы лично к ним со своим увещанием, – видит в то же время Бога осклабляющагося на их замыслы и слышит Его глаголы, а в торжестве Христа, Сына Божия, точно сам участвует.

Порядок, в каком изображено пророческое созерцание в псалме, следующий:

Сначала пророк, видя общий мятеж царей и народов против Бога и Христа, возвещает, что они замышляют тщетное (Пс.2:1–3).

Раскрывая далее всю тщету и ничтожность их замыслов, Пророк указывает на Бога, посмеивающегося мятежникам и провозглашающего, вопреки им, Царя Сионского Своим помазанником и Его царство Своим царством (Пс.2:4–6); потом от лица Самого Христа возвещает, что Он, как Сын Божий, имеет власть над народами всей земли и силу низлагать мятежных без всякой трудности для Себя и к совершенной гибели их (Пс.2:7–9).

В заключение пророк вразумляет царей убояться Бога и приять Христа, Сына Божия, грозя страшным и скорым Его гневом, в случае их непокорности, и удостоверяя в блаженстве предавшихся Ему (Пс.2:10–12).

Таким образом, во 2-м псалме три части: в первой высказывается главная мысль псалма (о тщете мятежа против Христа); во-второй, разделяющейся на две половины, она доказывается; а в третьей сделан как бы вывод из неё. Потому весь псалом составляет стройное и полное целое.

Покажем теперь, как вообще такое пророчество относится ко Христу и Его царству, или как исполняется в Нём, и затем рассмотрим самые подробности сего пророчественнаго псалма.

То, каким образом вообще относится ко Христу и Его царству пророчество, содержащееся во 2-м псалме, может уясниться из след. соображений.

Общее приложение пророчества, содержащегося во 2-м псалме, к самим событиям

1) В псалме изображаются, как мы видели, мятежное восстание царей и народов земли против Бога и Христа, посрамление их от Бога и победоносная над ними сила Христова. Такое торжество Христа над мятежниками, не восхотевшими, да Он царствует над их умами и сердцами, основным и существенным образом совершилось в самом Лице Его, когда Он на земле жил, умер и воскрес. Итак пророчество, содержащееся во 2-м псалме, первоначально и главным образом относится лично ко Христу, и исполнилось в восстании на Него властей и народа, простёрших своё буйство даже до распятия Его, и в открытии чрез воскресение спасительной Его силы и власти над врагами. Так точно объясняют псалом св. апостолы, как можно видеть из мест Нового Завета, выше указанных. Именно: по приведении начальных слов псалма, апостолы так говорят в своей молитве: собрашася воистину во граде сем на святаго отрока Твоего Иисуса, егоже помазал еси, Ирод же и Понтий Пилат с языки и людьми Израилевыми (Деян.4:27). Речь, очевидно, об обстоятельствах осуждения Господа на крестную смерть. Подобно Апостол Павел изъясняет о воскресении Христовом другие слова 2-го псалма: обетование бывшее ко отцем, говорит он, Бог исполнил есть нам чадом их, воздвиг Иисуса, якоже и в псалме втором писано есть: Сын мой ecu Ты, Аз днесь родих Тя (Деян.13:32–33). Но

2) спасительная и победоносная над врагами сила открылась во Христе для сообщения и усвоения верующим, и действительно усвояется им. Посему псалмопевец в сем псалме объемлет пророчественным взором восстание мира не только лично против Христа, бывшее во время земной Его жизни, но и против Церкви Его, бывающее во все времена; равно представляет победоносную силу Христа, открытую не только в самом лице Его, но и в беспредельности действий Его во всех верующих, до скончания мира, до решительного низложения всех врагов Христовых. На верующих сам Господь простирал исполнение пророчества, изложенного во 2-м псалме: побеждающему и соблюдающему дела Моя до конца, дам ему власти на языцех: и упасет я жезлом железным, яко сосуды скудельничи сокрушатся, якоже и Аз приях от Отца Моего (Откр.2:26–27). Посему же и апостолы, сказав о исполнении сего пророчества в лице Иисуса Христа, на Которого собрашася Ирод и Понтий Пилат с языки и людьми Израилевыми, продолжают: и ныне Господи призри на прещения их т. е. тех же врагов Христовых, но замышляющих тщетное уже не против Христа лично, но против Его учеников.

Наконец

3) до́лжно взять во внимание то, что мятежный против Бога и Христа мир движется в сем мятеже диаволом с его адскими силами, и что в верующие, подвизаясь против сих врагов, имеют своим невидимым вождём и поборником самого Христа с Его небесными Силами. Посему представленное во 2-м псалме зрелище мятежа против Христа и победы Его над мятежниками Тайнозритель видел и изобразил в таких чертах:

В небе отверстом видел он Христа – Слово Божие в воинственном положении. И воинства небесная идяху вслед Его... и из уст Его изыде оружие остро, да тем избиет языки: и Той упасет я жезлом железным. В то же время видел он собравшихся против Христа и небесных Его воинств зверя, конечно духовного, и цари земные и вои их (Откр.19:11, 13–15, 19).

Итак, при руководстве новозаветных указаний на исполнение пророчества, содержащегося во 2-м псалме, можно видеть, что сие пророчество относится главным образом лично ко Христу и Его обстоятельствам, потом и к судьбам Его Церкви, и даже к действиям, в отношении ко Христу и Его Церкви, существ мира невидимого.

Имея в виду такое значение 2-го псалма, сообразно с оным рассмотрим сей псалом по частям и в подробностях.

Сначала Пророк, видя общий мятеж царей и народов против Бога и Христа, возвещает, что они замышляют тщетное ст. 1–3.

Мысль о тщетности мятежа, для её усиления, пророк выражает вопросом: вскую – почто мятутся язы́цы?.. Вскую – почто? Такой вопрос обыкновенно выражает и недоумение, соединённое с желанием узнать причину и цель чего, и негодование на что-либо, и сожаление о чём-либо или жалобу на что; иногда же сим вопросом усиленным образом показывается неуместность чего-либо, желание устранить или отвратить что, как совершенно напрасное (напр., Пс.41:10, 12, 49:16). Конечно, Псалмопевцу свойственно и негодование на мятежников: так как он представляет их подлежащими гневу самого Бога. Не чуждо ему и сожаление о них, по причине угрожающей им погибели: ибо видно в нём сильное желание привлечь к Царю благодати и самых противников (в последн. части псалма). Равно и недоумение о мятежном восстании против самого Бога и Христа – естественно. Но поскольку в сем самом месте говорится о замышлении мятежниками тщетного, потом пред величием державы Христовой вполне открывается также крайняя тщета мятежа, и наконец, выражается Пророком усилие отвергнуть или подавить столь тщетный и пагубный мятеж; то ближе к содержанию сего самого места, контекста и всего вообще псалма, так понимать начальный вопрос, что им усиленно выражает Пророк напрасное предприятие мятежа, крайнюю тщету его и вместе желание своё, чтобы мятежники оставили такой тщетный мятеж.

Самый сей тщетный мятеж изображается пророком так: шаташася язы́цы и людие поучишся тщетным, царие земстии предсташа и князи собрашася вкупе. В сем изображении мятежа указываются

а) мятежники,

б) действия их мятежные и

в) предмет мятежной их ненависти.

Мятежники – языцы и людие, царие земстии и князи. язы́цы и людие; у семидесяти, верно еврейскому, поставлено: ἔϑνη καὶ λαοί. Сии слова большею частию – и особенно в тех случаях, Когда сопоставляются одно с другим, – означают: первое – язычников, последнее – израильтян; напр. возвеселитеся язы́цы с людьми Его, т. е. с народом Божиим (Втор.32:43). Отсюда в том же значении употребляются сии слова и в Новом Завете; напр., свет во откровение языков и славу людей Твоих Израиля (Лк.2:32)³²¹. В сем самом значении и приводили рассматриваемые слова псалма св. апостолы, прилагая пророчество к событию; собрашася... на Иисуса с языки и людьми Израилевыми. Действительно, кроме народа еврейского, мятежно восстававшего на своего обетованного Царя и Спасителя, против Него неистовствовали и язычники, напр., воины, которые были не только совершителями казни, по воле власти, но и сами нагло, бесчеловечно ругались Ему. Царие земстии и князи: вообще власти народов означенных выше. Относительно Христа лично, апостолы так изъясняют это пророчество событием: собрашася... Ирод же и Понтий Пилат. Впрочем, на основании того, что Тайнозритель видел царей земных и пр., творящих брань со Христом, доколе обольщающие их не будут низвержены в езеро огненное (Откр.19:19–20), – надобно разуметь, под языками и людьми, царями и князьями, и вообще всех, под влиянием исконного мятежника, противящихся Господу властей и народов – до кончины мира. Мятежники, восставшие лично против Господа, осудившие и распявшие Его, суть как бы представители всех прочих, второе распинающих Его; посему-то в псалме и сказано о царях мятежных так общо: цари земли.

О мятежных действиях сиих противников Христовых говорится, что, во-первых, язычники шаташася: сим означается движение яростное, неистовое, и сверх того беспорядочное, мятущееся. Таково действительно и было буйство против Христа языческих воинов. Далее люди израилевы поучишася тщетным: замышляли тщетное, делали усилие о тщетном. Так народ Иудейский внял наущению своих вождей, и с усилием требовал крестной Смерти Спасителя; тщетность сего вполне раскрывает сам пророк ниже (Пс.2:4–9). Наконец, самые власти предсташа, с евр. восстали, и собрашася вкупе. Это поразительно исполнилось, когда, после предварительных козней и совещаний иудейских начальников против Господа, наконец, Он взят ими. Тогда старцы людстии и архиереи и книжницы, по словам Евангелия, собираются вместе вводят Его в сонм свой, согласно произносят приговор на Него, всем множеством своим представляют Его, как нетерпимого преступника, Пилату (Лк.22:66, 70–71, 23:1. и след.); в восстании против Христа Ирод мирится с Пилатом, и Пилат, соглашается, наконец, с начальниками и народом иудейским. Столь точно предуказаны и мятежные действия лично против Христа! Так поступают и все, не повинующиеся Христу: они шатаются по беспорядочности и необузданности своих страстей; поучаются тщетным, не терпя обличающего их и потому мучительного для них света истины Христовой, – и в своём восстании на Христа все из разных времён и народов собираются или совокупляются в одну богоборную область мира, а особенно, по видению Тайнозрителя, составят общий мятежный против Христа союз при конце времён (Откр.19 гл). О сих мятежных действиях Давид говорит в прошедшем (по переводу 70-ти) или в настоящем времени (как можно переводить с еврейского) – по живости и ясности пророчественного созерцания: будущее представлялось пророку как настоящее или уже совершившееся.

Мятеж воздвигнут на Господа (Иегову) и на Христа Его. Поскольку далее в псалме Господь говорит сему Помазаннику: Сын Мой еси Ты и пр.: то ясно, что под именем Господа разумеется Бог Отец, а под именем Христа или помазанника Его – Христос – Сын Божий воплотившийся.

Христос есть Божий, как Сын Божий, как посланный в мир от Бога Отца, как помазанный от Бога Духом Божиим, помазанный в Пророка для сообщения людям совершенного ведения о Боге, в Первосвященника для приведения всех к Богу, в Царя над царством Божиим. Из продолжения псалма, где Бог свидетельствует против мятежников не о значении вообще Своей Божественной державы, но только о помазании Им Самим Сионского царя (Пс.2:5–6), и сей Царь облекается властью и силою карать непокорных (Пс.2:9), – видно, что мятеж воздвигнут собственно против Христа, и в Нём уже против Бога Отца. И в самом деле, мятеж против Христа, Сына Божия, существенного образа Отца, есть потому мятеж и против Бога Отца; вражда против небесного Посланника есть вражда и против Пославшего Его. Иже не чтит Сына, не чтит Отца пославшаго Его (Ин.5:23). «Те люди, которые шаташася и поучишася тщетным, – говорит один древний Учитель Церкви³²² в изъяснении сего места, – по-видимому действовали против одного Христа, но им вменено, что в сем случае они поступали сначала против самого Отца».

Но что не только враждующие прямо против Христа, но и восстающие на Его Церковь, тем не менее вооружаются против самого Христа, след., и Бога Отца, это видно из слов самого Господа к Савлу, озлоблявшему Церковь: Савле, Савле, что Мя гониши (Деян.9:4).

Изображение мятежа против Христа и Бога Отца Давид дополняет тем, что открывает самые намерения и цели мятежников. Расторгнем узы их и отвержем от нас иго их.

Что в сих словах выражается не ответ мятежникам на их замыслы, но высказывают сами мятежники свои мятежные намерения и цели, это можно видеть из следующего:

1) выше в сем псалме сказано только ещё о восстании царей и народов против Господа и Христа, а не видно, чтобы они уже возложили на кого-нибудь иго или узы; следов., нельзя отвечать против их восстания: расторгнем узы их и пр. Притом

2) в сем случае не видно было бы, кто именно даёт такой ответ мятежникам на их замыслы. Бога, Который одним гневным словом приводит в смятение противников (Пс.2:5), и Христа, Который имеет власть сокрушать их, как сосуды скудельничьи (Пс.2:9), недостоин сей ответ, выражающий усилие; притом же иго мятежников ни в каком отношении не может лежать на Боге, как предполагалось бы таким Его ответом: отвержем от нас иго их. Верующим, озлобляемым от противников Христовых, также несвойственно самоуправное покушение восставать против власти своих гонителей (1Пет.2:19, 21, 23). Наконец

3) осклабление Бога, изображаемое ниже (Пс.2:4), показывает, что в рассматриваемом нами месте псалма выражаются усилия самих мятежников. В противном случае над кем и над чем осклабляется Живущий на небесах?³²³. Итак, сии слова: расторжем узы их, и отвержем от нас иго их, говорят сами мятежники, восставая против Господа и Христа.

Иго и узы их суть, очевидно, иго и узы Господа и Христа Его, Бога Отца и воплотившегося Сына Божия. Притом, поскольку мятеж против Бога Отца, изображаемый в псалме, состоит (как мы видели), в возмущении собственно против Христа: то ясно, что иго и узы, не терпимые мятежниками, возлагаются собственно от Христа и в Нём уже от Бога Отца. Далее, поскольку в псалме Христос изображается царём, и притом таким, Которого с радостью и любовью следовало бы приять (Пс.2:8, 11, 12): то видно, что узы и иго, которые стремятся мятежники сбросить с себя, суть не более как узы и иго должной благопокорности Христу, последования Его заповедям, установлениям, примеру, благодати, – словом: веры в Него, как Царя благодати³²⁴. Сие благодатное иго само по себе благо и легко; сии узы дают принимающим их на себя свободу чад Божиих: но гордые и мятежные души, находясь под влиянием духа противления только связываются и обременяются ими, и потому не терпят их на себе, к собственной гибели.

Наконец, поскольку право на всеобщую покорность Христос имеет не как облечённый внешним достоинством и саном Царя, но как Царь по самому существу Своему: то нетерпение ига покорности Ему есть то же, что нетерпение Его самого. Итак, в рассматриваемом нами месте псалма как бы так говорили мятежники: «не хотим, чтобы Своими заповедями и установлениями, Своим примером и благодатью, Христос и в Нём Бог Отец царствовал над нашими умами и сердцами; гибель Ему!»

Истинно с таким ожесточением восстали некогда на Господа и на Христа Его. В ненависти ко Христу Иудеи отрекались от того, что они народ Божий, что Царь их есть Бог: не имамы Царя токмо кесаря, и с яростью кричали против обетованного им Царя благодати: распни, распни Его и Подобное нетерпение Христовой благодати, Христовой Церкви, замечается и во всех противящихся Ему; не повинующиеся Христу и Церкви Его часто не удовлетворяются сим одним, но ненавидят и гонят Христа в лишь Его верующих или в Его учении, стремясь освободиться от Него, как от каких тяжких уз или бремени.

Здесь нужно решить вопрос, который притом некоторые направляют против самого пророчественного значения псалма³²⁵: «Конечно те, кои из среды христиан восстают против Христа, тем самым стремятся свергнуть с себя благодатное иго власти Его. Но как могли свергнуть с себя иго Его, напр., Понтий Пилат, первосвященники и проч., которые вовсе не веровали в Него, и, след., вовсе не имели на себе ига Его?» Вопрос решается тем во-первых, что пророческий взор объемлет действия Христовой державы до конца времени, и что, следов., провидит и лжехристиан, имевших возмутиться против своего Господа. Притом, во-вторых, Христу, по Его Божеству, принадлежит непреложная власть над всем миром; и, следов., на всех духовных созданиях, по самому бытию их, лежит обязанность быть покорными Ему. Наконец в-третьих, Христос, как Спаситель и Искупитель мира, от вечности к тому определённый, есть всемирный Царь благодати, Который приобрёл в Свою благодатную власть всех людей – Иудеев и язычников. След., непокорность и противление Ему кого бы ни было есть в строгом смысле мятеж против Него, усилие свергнуть с себя иго власти Его, от вечности утверждённой и простирающейся на все времена и на всех людей. Что же касается собственно осудивших и распявших Христа, – Понтий Пилат сам признавал Его праведным (Лк.27:8), Ирод знал о Его чудесах (Лк.23:8), архиереи и старейшины иудейские, кроме дел Христовых, имели, для своего руководства к познанию Его, свидетельствующее о Нём Писание. Они могли, но не захотели узнать, кто есть осуждённый ими. Посему, воспротивясь Христу и в Нём Богу Отцу, эти начальники и судии стремились разорвать самые крепкие и священные узы, какие на них лежали ещё более, нежели на других.

Раскрывая тщету выше изображённого мятежа против Бога и Христа, пророк указывает сначала на Бога, посмеивающегося мятежникам и провозглашающего, вопреки им, Царя Сионского Своим Помазанником и Его царство Своим царством (Пс.2:4–6).

Живый на небесех посмеется им, и Господь поругается им: «Живущий на небесах осклабляется, Господь смеётся им», т. е. врагам и мятежникам, указанным в предыдущих стихах. Живущий на небесах есть Бог Отец; ибо Христос поставлен от Него Царём и есть Его Сын, как сказано далее (Пс.2:6–7); Живущим на небесах назван Он или как открывающий Свою славу в горнем мире, или как Превысший всего мира. «Осклабляется, смеётся» – образ речи, очевидно, метафорический. Ослабление или улыбка над усилиями и замыслами врагов обыкновенно выражает не только уверенность в совершенной безопасности от злоумышлений врагов, но и сознание несравненного превосходства над врагами, презрение к совершенной ничтожности их замыслов и усилий³²⁶. Осмеяние или поругание неприязненных людей бывает в высшей степени тогда, когда неприязнь и козни их не только признаются и оказываются бессильными и ничтожными, но обращаются на голову самых сих ненавистников, к расстройству их замыслов, к утверждению и возвышению того, что стремились они унизить и ниспровергнуть³²⁷. (Иногда, правда, смеются над другими не более, как или для забавы, или ругательно, но такой смех недостоин и человека с достоинством).

Итак когда о Вседержителе говорится, что Он осклабляется на мятежников и посмеивается враждебным их усилиям против Христа: то сим выражается, во-первых, что Господь бесконечно высок и недоступен для их ничтожной вражды (чему соответствует и имя Его в сем месте: Живый на небесах), и что, во-вторых, Он определяет обратить мятеж их против их же самих, к низложению их и к утверждению Христова царства. Так и исполнилось, как Пророк предсказал. Распинатели Христовы не только не сделали, таким мятежом своим против Бога, никакого вреда или ущерба державе Всевышнего, но сотворили именно то, что̀ рука и совет Его преднарече быти (Деян.4:27–28). И притом, они усиливались и мечтали расторгнуть узы Христа и Бога, погубить Царя благодати, напротив оказалось, что Христос, по поводу их восстания на Него, совершил спасение мира и открылся всемирным Царём благодати, имеющим власть сокрушать Своих противников, как сосуд горшечника. С особенною же поразительностью изведены в позор или посрамлены служившие первою движущею причиною мятежа – начальства и власти тмы (Кол.11:15): доведя до смерти Начальника жизни, они, по-видимому, решительно торжествовали над Ним; но на самом деле чрез сие-то и были испразднены и обессилены со своею смертоносною державою.

Так Господь Бог посмеивается и всем Своим противникам! Он от века знает каждое враждебное действие и замыслы их, и подчинил их Своим целям и предначертаниям. Потому они самым своим мятежным противлением никак не выступают из-под Божественной державы, но против воли и намерений своих служат Её целям. Стремясь расстроить дело Божие, они тем не менее выполняют только то, что воля Божия определила или попустила, и таким образом дело Божие созидается чрез них же самих. Так посрамляются и все восстающие против Христа в лице верующих или в Его учении! Вместо того чтобы опустошать и разрушать Церковь, гонители сделали только то, что она украсилась мучениками; вместо того чтобы подорвать истину Христову, еретики давали повод к её уяснению, утверждению и торжеству.

Тогда возглаголет к ним гневом Своим и яростию Своею смятет я: Аз же поставлен есмь царь от Него над Сионом, горою святою Его, – с еврейского: Я помазал царя Моего над Сионом, или на Сионе святой горе Моей.

Чтение последнего стиха, по-Евр.,

а) находится в сирском переводе и у халдейского Парафраста;

б) в самом псалме доставляет оно нужное пополнение предыдущей речи: тогда возглаголет: – что? «Я помазал царя Моего» и проч.;

в) Св. апостолы в словах своей молитвы: собрашася на Иисуса, егоже помазал еси, – довольно прямо указывают на слова Божии по еврейскому чтению: «Я помазал Царя Моего». Вероятно, что 70 толковников, видя, что в следующем стихе излагается в 1-м лице речь Царя Сионского, отнесли к Нему же и речь в 1-м лице сего 6-го стиха, а это делало уже необходимою перемену действительного залога в глаголе на страдательный: Аз же поставлен есмь Царь и пр.

Изъясним теперь самый смысл сих слов псалма.

Тогда возглаголет к ним гневом Своим и пр. Продолжается здесь та же метафорическая речь, какую Пророк выше начал: Живущий на небесах осклабляется, смеётся над мятежниками, потом говорит им с гневом, приводящим их в смятение. Такая связь речи показывает, что, подобно, как Господь посмевается Своим противникам чрез самые события, чрез события же должно быть и глаголание Божие к ним. События, составляющие гневное глаголание Божие, должны быть грозные и разрушительные: ибо гневом Божиим называется обыкновенно такое действие, или распоряжение Божие, чрез которое осуждается и наказывается кто-либо. Таковы события по отношению к христоубийственному народу: разрушение Иерусалима и храма и рассеяние народа по всем странам; в сих событиях даже язычники услышали гневный глагол Божий³²⁸. Подобно и других противников Христа и Его Церкви, напр., гонителей и еретиков, часто явным образом постигала страшная гибель. Полное же и решительное откровение гнева Божия испытают противящиеся спасательному слову, говорит Блаж. Феодорит в изъяснении сего места, во время суда, когда они увидят неугасимый и беспощадный огнь геенны³²⁹.

Самый гневный глагол, который изрекается Богом противникам Христовым в их казнях, таков: «Я помазал Царя Моего на Сионе, святой горе Моей». Помазание царя, как известно из употребления сего священного действия ещё во время самого Давида, торжественно запечатлевает избрание и поставление кого-либо в царское достоинство, сообщая ему потребные в сем звании силы Св. Духа (1Цар.16:13; 2Цар.5:3; 3Цар.1:39). В подобном смысле и Христос по Своему человечеству помазан от Бога Отца в Царя; но помазан по выражению другого псалма (Пс.44:8) паче причастник Своих, чрезвычайным и единственным образом. На сие родясь и пришедши в мир, чтобы быть Царём истины и благодати (Ин.18:37), Он приял по Своему человечеству всю безмерную полноту даров Св. Духа (Ин.3:34), а в Своём прославлении торжественно явился Господом и Христом (Деян.2:36), изливающим благодать Св. Духа и на всех верующих, имеющим всякую власть на небеси и на земли. Что говорится здесь точно о таком единственном и высочайшем показании, это подтверждается Божественным величием и всемирною властью Сионского Помазанника, какие изображаются далее в псалме (Пс.2:7–9).

Такой высочайший Помазанник и Царь есть Свой Богу Отцу не только в том отношении, что в Своём человечестве помазан в Царя от Бога Отца, по Его вечным советам, но и в том, что обладает всею силою и властью Божественною, как Сын и наследник Своего Отца: сей есть Сын Мой возлюбленный, так возгласил Отец Небесный о Христе, при Его помазании Св. Духом в крещении. Моя вся Твоя суть и Твоя Моя, говорит сам Христос Своему Отцу о Своей власти.

Выражение: на Сионе святой горе Моей, указывает, где или над каким царством должен царствовать Помазанник. Это доказывается:

a) переводами: 70-ти, сирским, арабским, Халдейским (Парафраст.), некоторыми новейшими, в которых поставлено: над Сионом и пр.;

б) совершенно подобным, по слововыражению и мысли, местом (1Цар.15:17) помаза тя (Саула) Господь на царство Израилево³³⁰. Что же значит Сион, в котором царствовать помазан Христос? На горе Сионской Давид, утвердив своё местопребывание, основал святилище и перенёс сюда ковчег Завета; на хребте той же горы (Ис.31:4), называемом Амория (2Пар.3:1)? Соломон после воздвиг храм. Посему гора Сион сделалась таким священным и средоточным для народа избранного местом, куда должны были собираться Израильтяне для молитвы пред Богом и для жертвоприношений, и где таинственно присутствовал сам Бог, изливая на них Свои милости и благословения (Пс.64:2, 73:2, 127:6). И поскольку основанием такого общения верующих с Богом был обетованный Мессия: то Сион был светлым образом царства Мессии, в которое доступ имел открыться для всех народов, и в котором должна явиться полнота благодати и славы Божией. Потому под образом Сиона Пророки обыкновенно указывали на грядущее царство Мессии (Ис.2:2, 4:5; Пс.86:5–6, 49:1–2). Отсюда же и в Новом Завете именем Сиона означается Христово царство, или Церковь, и в состоянии её благодатном на земле (Гал.4:26), и в состоянии вечного торжества на небеси (Евр.12:23). В значении царства Христова, и благодатного и славного, нужно понимать Сион и в рассматриваемом нами месте псалма: ибо здесь говорится о Сионе по отношению ко Христу, и говорится так, что Христос помазан быть царём на Сионе. В сем значении имя Сиона понимали здесь Иларий, Иероним и др. Гора Сион, понимаемая в значении благодатного и торжествующего царства Христова или Церкви, есть святая и Божия, как потому, что принадлежащие сему царству посвящены и принадлежат во Христе Богу Отцу, быв приобретены Ему кровью Христовою (1Пет.1:15–19; Еф.2:19), так и потому, что на всю область сего царства простирается во Христе святая и освящающая благодать и слава Отца небесного во времени и в вечности (Евр.2:11, 12:22–24).

По изъяснении частных понятий, смысл рассматриваемого места вообще можно так изложить: Вседержитель грозными событиями внушает мятежникам, что Христос, против владычества Которого они восстают, есть Высочайший Его Помазанник, обладающий всею полнотой благодати и славы Божественной, и что царство благодати и славы Его есть святое, от времён в вечность простирающееся, царство Божие.

И действительно, когда избранный народ, за мятеж против Христа, столь грозно отвергнут и рассеян, и видимая гора Сион совершенно опустошена и осквернена, и притом по царственному слову Христову³³¹: то чрез это как бы провозглашено Всевышним, что Он страшно отмщает за Христа, как за Своего Высочайшего Помазанника, что Христова держава есть непоколебимая и всё покоряющая или же низлагающая держава Божия, что на место преставших сеней и образов уже пришло истинное и вечное царство Христово. Также, когда и все, противящиеся Христу и восстающие против Его Церкви, один за другим исчезают, а Церковь остаётся неодолимою и непоколебимою: то чрез это поразительно возвещается Промыслом, что Христос есть истинно Божественный Помазанник и Царь всепобеждающий, а Его Церковь есть царство Божие незыблемое и вечное. Наконец, во второе пришествие, когда решительно будут низложены все противники и мятежники, Христос и Его царство откроются во всей Божественной славе.

Продолжая раскрывать пагубную тщетность мятежа против Христа, Пророк Давид от лица самого Христа возвещает, что Он, как Сын Божий, имеет власть над народами всей земли и силу низлагать мятежных без всякой трудности для Себя и к совершенной гибели их (Пс.2:7–9).

Возвещаяй повеление Господне. В переводе 70 эти слова соединены с предыдущими словами. В нашем, даже славянском, переводе сии слова отделены от предыдущего. В еврейском сии слова действительно составляют отдельное предложение и значат: «возвещу определение Господне». От того что сам Бог Отец провозгласил против мятежников державу Христову Божественною, Псалмопевец приходит тем в сильнейший восторг, и как бы участвуя в торжестве Христа над мятежниками, говорит от Его лица: «возвещу определение Господа». В чём состоит сие Божественное определение, раскрывается вслед за сим. Впрочем, уже связь речи достаточно показывает то, что сие определение Господа направлено главным образом против мятежников, и возвещается по поводу их мятежа (ст. 4–6. сн. 9).

Господь рече ко Мне: Сын Мой еси Ты, Аз днесь родих Тя. Самое замечательное в псалме место и по своему содержанию, и по употреблению его в Новом Завете, по-видимому, в разных смыслах, и, наконец, по различному толкованию оного отцами и учителями Церкви. Рассмотрим в отдельности сначала, – какое значение имеют сии слова сами по себе, и в своём контексте, а потом – как приводятся они в Новом Завете и изъясняются св. отцами.

Для изъяснения сего места нужно раскрыть и определить с точностью каждое неясное в нём понятие, и тогда без труда откроется полный смысл всего места.

Господь рече ко Мне. Господь – есть Бог Отец, как видно из самой Божественной речи: Сын Мой еси Ты. Ко Мне: т. е. к Сыну Божию, как видно из тех же слов, и притом к Сыну Божию – в Его вочеловечении, как видно из продолжения Божеств. речи: проси от Мене, и дам Ти языки достояние Твое и одержание Твое концы земли. Христос, по Своему Божеству, обладает народами и концами земли, как непременным и всегдашним достоянием Своим; посему такое предоставление Ему всемирной власти: проси от Мене и дам Ти, относится к Его человечеству. Так и выше в псалме Царь Сионский называется Христом Господним (Пс.2:2), помазанным в царя от Господа (Пс.2:6); это может приличествовать Сыну Божию только в Его вочеловечении.

Рече: сие глаголание Бога Отца ко Христу Богочеловеку и есть то определение Господне, на которое непосредственно пред сим было указано: «возвещу определение Господа». И поскольку Бог Отец изрекает здесь Своё определение к Единородному, уже в Его вочеловечении: то значит, что определение Божественное изображается здесь не как только ещё полагаемое в предвечном совете Божием, но как изрекаемое уже к самому исполнению своему³³². В таком случае слово или определение Божие есть вместе самая сила и действие, так что и на самом деле является то, что изрекается или определяется от Бога. Что же в сем смысл и изрекается от Бога Отца Христу? Сын Мой еси Ты, Аз днесь родих Тя. Что здесь говорится о Сыне Божием в собственном смысле, о Сыне по естеству, это хорошо видно. Сын Божий, Которого называет так Сам Бог, в сей Божественной к Нему речи представлен всемирным и неограниченным Владыкою (Пс.2:8–9). Притом пророк приглашает все власти земные приять сего Сына Божия, угрожая непокорным гибелью от Его гнева, и возвещая блаженство уповающих на Него (Пс.2:10, 12). Такой Владыка мира, очевидно, есть Лицо Божественное, а, след., если назван Сыном Божиим, то есть Сын Божий в смысле собственном, Сын Божий по естеству, Единородный. Когда Сын Божий разумеется здесь в смысле собственном, то и рождение Его от Бога есть рождение также в собственном смысле, рождение из самой сущности Божией, вечное. Нельзя имени Сын давать одно значение, а сродное сему имени и поясняющее его понятие рождения толковать в другом значении. Посему и словом: днесь (евр. hajom) указывается не какой-нибудь определённый день времени, но не престающий день вечности: ибо как естество Божие, так и рождение Единородного не подлежит времени. Понятие настоящего или продолжающегося дня, действительно, употребляется иногда в значении вечности; так (Ис.43:13) в тексте еврейском читается: «и от начала дня не изменяюся»; явно, что здесь разумеется непрестающий день вечности.

По изъяснении всех частных понятий, смысл всего места ясен. Когда Христу, Сыну Божию, в самом Его человечестве, изрекается от Отца, что Он есть Единородный Его Сын, рождённый Им прежде век, и изрекается сие в смысле непреложного и действенного определения Божественного: то сие значит, что Христос и в самом человечестве нарекается или определяется, по апостольскому слово выражению ((Рим.1:4): ὁρισϑέντος Ὑιοῦ Θεοῦ ἐν δυνάμει) т. е. во всей силе и открыто является Единородным Сыном Божиим, рождённым от Отца прежде век. Сказать то же другими словами: в сем месте псалма пророчески изображено, что Бог Отец Христа, по самому Его человечеству, возводит на ту высочайшую степень достоинства и славы, на какой, по Божеству, вечно пребывает Он, как Единородный, – вводит Его в ту препрославленную жизнь, какую Он имеет от Отца прежде мир не бысть (Ин.17:5). Связь речи совершенно подтверждает представленное изъяснение: далее – в сей Божественной речи ко Христу, или в определении о Нём, изображается то же состояние прославления Его, в котором всё покорено Ему (Пс.2:8–9). Торжественное явление Христа Сыном Божиим, или возведение Его, по самому человечеству, в славу и жизнь Его Божества, есть основание того, что всё покорено под ноги Его.

Когда уже совершилась и вполне открылась тайна Христова, то с удобностью можно ещё более раскрыть глубину мысли, выраженной в словах: Господь рече ко Мне: Сын Мой и пр. Для сего нужно взять во внимание то, что Сын Божий восприял человечество ради людей, и что в Своём вочеловечении Он имеет отношение к Богу Отцу, как представитель всех людей или ходатай за них. Поэтому когда Бог Отец глаголет Своему Сыну – именно в Его вочеловечении (как в рассматриваемом нами месте): то глаголет Ему как ходатаю за людей. Если же, притом, в глаголах Отца небесного открывается во всей силе такое благоволение Его ко Христу, какое от века принадлежит Сыну Божию (как это в нашем месте): то сим выражается, что Отец приемлет ходатайство Его вполне и на всю вечность. Кратко сказать: являя Христа Своим Сыном, Бог Отец чрез это открывает Его и Первосвященником, всегда живым во еже ходатайствовати о нас.

С сим согласно и продолжение Божественной речи ко Христу, как именно Ходатаю, Приемлемому от Отца с бесконечным благоволением: проси от Мене и дам Ти и пр.; посему же в сем самом псалме возвещается блаженство уповающих на Царя Сионского (Пс.2:12). В пс.109, подобно 2-му, ясно выражена мысль о ходатайстве Христа пред Богом Отцом (Пс.109:4).

Итак, мысль сего места, всвязи с предыдущим и последующим, можно так изложить: между тем как мятежники, в нетерпении власти Царя Сионского, с яростью восстали против Него, Отец небесный явил Его Сыном Своим, и ввёл Его, по самому Его человечеству, в Божественную славу и жизнь, как Ходатая за человеков. Событие, на которое указывается в сем пророчестве, есть, как легко приметить, воскресение Христово. Ибо как мятеж против него вполне и решительно открылся в осуждении и распятии Его, так, с другой стороны, жизнь и слава Его, как Единородного, торжественно воссияла в Его воскресении из мёртвых. Правда, ещё до сего времени видели славу Его, как славу Единородного от Отца, и Сам Бог Отец провозглашал Его Своим Сыном во время Крещения и Преображения; но это были только начатки и временные проявления в Его человечестве славы Божественной, открывшейся навсегда уже в воскресении. Равно, с другой стороны, вознесение Христа на небо, сидение одесную Отца, слава всемирного Его суда суть только продолжение открывшейся в воскресении препрославленной Его жизни. Посему апостол Павел говорит, что Иисус Христос в воскресении наречён Сыном Божиим в силе (Рим.1:4); сказать то же другими словами: в воскресении Господу Иисусу Отец изрёк: Сын Мой еси Ты. Тот же апостол называет Христа перворождённым из мёртвых, подобно как Он есть перворожден всея твари (Кол.1:18, 15): т. е. слава предвечного рождения, или жизнь, какую Отец прежде век даде Своему Сыну имети в Себе, открылась во Христе, по самому Его человечеству, в воскресении Его из мёртвых. След., именно в воскресении Христа из мёртвых Господь рече Ему: Аз днесь родих Тя.

Посмотрим теперь, как в Новом Завете приводится изъяснённое нами место.

Ап. Павел в одной своей устной проповеди (Деян.13:33) говорит: обетование бывшее ко отцам Бог исполнил нам чадом их, воздвиг Иисуса. Якоже и в псалме втором писано есть: Сын Мой еси Ты, Аз днесь родих Тя. В сем месте псалма действительно видна мысль о воскресении Христовом; и именно в событии воскресения исполнились пророческие слова Псалмопевца.

Тот же Апостол в послании к Евреям (Евр.1:3–5) говорит об Иисусе Христе, что Он Собою очищение сотворив грехов наших, седе одесную престола величествия на высоких: толико лучше быв (γινόμενος) Ангелов, елико преславнее паче их наследствова имя. Кому бо рече когда от Ангел: Сын Мой еси Ты, Аз днесь родих Тя. Мысль приведённого из послания апостольского места, очевидно, следующая: Христос, в состоянии прославления, стал выше Ангелов на столько, сколько выше их Единосущный Отцу Сын Божий, слава и достоинство Которого принадлежат Ему. Это та же общая мысль, какую и мы нашли в сем месте: Господь рече ко Мне: Сын Мой еси Ты. Одно и то же место апостол приводит и в раскрытии учения о воскресении Христовом и о превосходстве Христа, как Сына Божия, пред Ангелами, подобно как место (Рим.1:4) наречён Сыном Божиим в силе, по Духу святыни, из воскресения от мёртвых, приводится обыкновенно и в доказательство того, что Христос есть Сын Божий Единородный, и в доказательство того, что Он прославился в воскресении.

В гл. 5:5 того же послания апостол Павел снова приводит это место: Христос не Себе прослави быти первосвященника, но Глаголавый к Нему: Сын Мой еси Ты, Аз днесь родих Тя. Якоже и инде глаголет: Ты еси Иерей во век по чину Мельхиседекову. Из связи речи апостольской и особенно из сопоставления места из Пс.2 с другим, более прямым, пророческим местом, видно, что по апостолу в рассматриваемом нами месте заключена мысль о Христе, как первосвященнике или умилостивителе Бога к человекам, каким явил Его сам Бог. В раскрытии мысли исследуемого текста, мы действительно видели то высокое его значение, что Бог Отец глаголет в нём Мессии, как ходатаю и представителю всех людей, и приемлет Его ходатайство со всём благоволением и на всю вечность.

Итак, ап. Павел, в разных местах приводя одно и то же место из 2-го псалма, не в разных смыслах понимает оное, но раскрывает глубину одной и той же мысли, выраженной в сем месте, и сим самым утверждает выше представленное изъяснение.

Св. отцы и учители Церкви, при кажущемся разногласии их в истолковании сего места, на самом деле раскрывают только разные стороны одной и той же мысли сего места, указанной ап. Павлом. Так, Василий Великий³³³, Августин и пр.³³⁴ находили в сем месте мысль собственно о Божестве Христа, как Единородного Сына Божия, и о Его предвечном рождении. Эта мысль действительно ярко сияет в сем месте. Киприан³³⁵, Феодорит³³⁶ и пр. указывают здесь мысль о Сыне Божием, восприявшем человечество, и именно о Его превознесении и славе. Феодорит так выражает это: «Бог Слово имел имя Единородного Сына прежде век... Однако же, имея имя Сына по Божеству, приемлет оное и по человечеству. Посему и сказал в сем псалме: Господь рече ко Мне и пр.». Амвросий³³⁷, Иларий³³⁸, Златоуст³³⁹ и пр. изъясняют сие место прямо о воскресении Христовом. Некоторые, наконец: Иустин мученик³⁴⁰, Мефодий³⁴¹ приводят сие место, говоря о крещении Господа, в котором открылись начатки славы Его, как Сына Божия, воссиявшей вполне в воскресении и прославлении Его. Ясно, что все они исчерпывают одну и ту же многообъемлющую мысль сего места, выше изъяснённую.

Почему случается, что один и тот же Отец толкует сие место и о предвечном рождении Сына Божия и о явлении Его в человечестве (Августин), или о сем последнем и о воскресении Его (Златоуст)³⁴².

Продолжая раскрывать своё торжество над мятежниками, Христос возвещает далее, что вследствие открытого явления Его Единородным, предлагается Ему от Бога Отца всемирное владычество. Проси от Мене и дам Ти языки достояние Твое и одержание Твое концы земли.

Уже выше было показано, что сии слова относятся к Сыну Божию в Его вочеловечении. И притом поскольку сии слова, как и выше рассмотренные, Господь рече Христу в смысле долженствующего немедленно исполниться определения: то ими выражается не обещание, или не предуготовление только Христу всемирной власти, но самое предоставление Ему оной, в Его человечестве. Бог Отец как бы открывает пред Христом Свои сокровища и предлагает Ему брать их с уверением, что всё они отселе будут Его собственностью, по самому Его человечеству.

Проси от Мене и дам Ти. Отношение Сына Божия, в Его вочеловечении, к Богу Отцу есть отношение Посланника и Ходатая к Пославшему Его на такое служение, и дело Его в сем отношении состоит в умилостивлении Отца. С сим совершенно сообразен тот способ, каким Христос приемлет от Бога Отца всемирную власть: проси от Мене и дам Ти. «Будучи Владыкою, по естеству, как Бог, – говорит Блаж. Феодорит о Христе в изъяснении рассматриваемого места, – Он приемлет владычество над всем, и как человек»³⁴³. Не противоречит сей способ приятия всемирного владычества и Божеству Христову, во славу Которого введено теперь самое Его человечество. Ибо отношение Христа ко Отцу, по Божеству, есть живое личное отношение Сына к Отцу, от Которого Он от века наследует всё богатство Божества, а, след., и власть над миром (Ин.5:19–27); а в сем месте Бог Отец и обращается ко Христу, именно как Сыну и наследнику Своему. Св. Григорий Богослов о приятии Христом, вместе с другими Божеств. преимуществами, наследия языков (о чём говорится в рассматриваемом нами месте) замечает: «сие относится к человечеству (Христову). А если припишем и Богу, не будет несообразности; потому что припишем не как приобретённое, но как от начала принадлежавшее, и притом по естеству, а не по благодати»³⁴⁴.

Дам Ти языки достояние Твое и одержание Твое концы земли. Выражение: концы земли, – показывает, что Христу предоставляется от Бога Отца владычество над всею вселенною. Ибо слово: земля (евр. erez), обыкновенно употребляется обо всём земном шаре, а слово: концы (евр. apsei), означает такой предел, за которым ничего нет³⁴⁵. Всемирное владычество Божие выражается таким же образом, напр.: Бог владычествует Иаковом и концы земли (Пс.58:14: Ис.55, 52).

Но название: языцы (ἔϑνη, а евр. goim), употребляемое обыкновенно о язычниках (Пс.2:1), даёт приметить, что в сем пророчестве о всемирной власти Христовой, имеется в особенном виду подчинение Христу язычников, тайна, по выражению апостола, сокровенная от веков в Бозе (Еф.3:9). Языцы и вообще концы всей земли предоставляются Христу не просто во власть, или в одержание, но во власть наследственную, или как наследство: дам достояние (у Семидесяти κληρονομιάν верно еврейскому). Это значит, что Бог Отец отдаёт Христу, как наследнику, все Свои права всемирной власти. Случается, что иной властелин поручает и своему рабу в управление и распоряжение какую-либо свою область: но это не наследие; это – владение служебное. Наследник, напротив, владеет самовластно и вполне, каким, по отношению к вселенной, Бог Отец и являет Христа, Своего Сына.

Мысль рассматриваемого изречения, и сама по себе, и в связи своей с предыдущим и последующим в псалме, понятна. Христос, войдя самым человечеством Своим в славу Своего Божества, приемлет вследствие сего, и по человечеству, власть и силу Божественную; открывшись в человечестве Сыном Божиим, является потому в Своём человечествии и наследником всего, принадлежащего Отцу. Дадеся Ми всяка власть на небеси и на земли, говорит сам Христос, по воскресении (Мф.28:18). Что же касается в особенности до рода человеческого, теперь, по открытии для всех любви Божией во Христе, не только избранный народ, но и язы́цы стали совокупным и нераздельным наследием Христовым, как искупленные ценою Его крови, яко быти, но словам апостола, языком сонаследником и стелесником и спричастником обетования Божия о Христе Иисусе, вместе с Израилем (Еф.3:6). И потому сугубое, страшное горе тем, которые, находясь под такою державою Христовою, воздвигают мятеж против Него! Эта последняя мысль и раскрывается в следующих словах псалма.

Упасеши я жезлом железным, яко сосуды скудельничи сокрушиши я. Изображение царей пастырями довольно обыкновенно в Ветхом Завете (2Цар.5:2; Пс.27:9); потому и слово: пиевет – жезл означает и скипетр, и пастырский жезл (Быт.50:10; Лев.12, 39; Пс.22:4).

Из того, что Царь благодати представляется здесь с жезлом железным и в действии кары, видно, что здесь имеются в виду из подвластных сему царю собственно мятежные народы и цари. Сему и свойственно быть: ибо о высочайшем прославлении Христа и о всемирной Его власти говорится здесь, собственно, по поводу мятежа и относительно мятежников. Названием мятежных сосудами скудельничными выражается ничтожность их пред Всемирным Царём Христом, против Которого они осмеливаются восставать. Ап. Павел, выражая ничтожность человеческую пред величием Божиим, сравнивает их также с сосудами скудельника (Рим.9:21–22). Сокрушение мятежных от Христа, подобно сосудам скудельничим, означает конечную их погибель, какою Христос накажет их без всякой трудности для Себя: ибо какой труд раздробить сосуд скудельный? и разбитый, раздробленный сосуд куда годится? Подобным образом Бог угрожает иудеям гибелью (Иер.19:11) Сия глаголет Господь сил: тако сокрушу люди сия и град сей, якоже сокрушается сосуд скудельный, иже не может ктому исцелитися тоже (Ис.30:14). Итак, из соображения рассматриваемого места с подобными местами Писания видно, что грозное величие и карательные, относительно мятежников, действия Христа представляются здесь Божественными. В такое, божественно грозное, величие Бог Отец облёк Христа, но самому Его человечеству, когда рече Ему: упасеши я жезлом, железным и пр. Сим оканчивается в псалме изображение того, как Христос во всей силе открылся Сыном Божиим.

Говорят³⁴⁶: как могут приличествовать Царю благодати столь грозная власть и столь страшно карательные действия, какие приписываются Ему в сем стих? К отражению сего возражения, правда, ещё у древних³⁴⁷ встречается изъяснение сего места такое, что предметом грозных и разрушительных действий Христовых, разумеется, здесь собственно грех; что здесь говорится об истреблении греховных страстей и похотей, и, след., о благодатном очищении и обновлении человека. Но, во-первых, такое изъяснение несогласно с контекстом, в котором говорится не о мятеже страстей и греха, но о мятеже народов и царей; во-вторых, в Новом Завете карательные действия Христа, изображённые в сем месте, относятся именно к мятежным народам и царям земным (см. Откр.19:15, 19). И вовсе нет нужды прибегать к такому изъяснению, чтобы уклониться от указанного возражения. Ибо та же самая любовь Бога Отца, существенно почивающая в Единородном Его Сыне и воссиявшая для грешных людей в Богочеловеке, любовь столь бесконечно чуждая и отвращающаяся всякого зла, как содержащая всю бесконечную полноту добра, так же естественно сжигает и карает противников и мятежников, как спасает и облаженствует послушных и верующих. Потому уже и в Ветхом Завете Христос изображается вместе и кротким Царём благодати для верующих и грозным карателем противящихся (Ис.11:4; Пс.44:4–5, 109:3, 6).

Исполнение пророчества о всемирной власти Христовой и о грозном истреблении от Него мятежников началось вместе с прославлением и превознесением Богочеловека: ещё при жизни Апостолов, вера в Христа – Царя благодати распространилась до концов вселенной (Рим.10:18), языки оказались наследием Христовым, мятежные Иудеи были сокрушены истинно, как сосуды скудельничи. Пророчество сие и постоянно исполнялось и исполняется, так что царство Христово и по самому внешнему своему виду явилось всемирным, а противящиеся Христу, или мятежно отпадающие от Него цари и народы, одни за другими, доныне караются гибельными бедствиями. Вполне же исполнится оно тогда, как все враги будут покорены под ноги Христа (1Кор.15:24–25) и всяк язык исповестся Ему как Богови (Рим.14:10–11), когда сосуды гнева будут сокрушены навеки страшным судом Христовым.

Вполне раскрыв тщету мятежа против Бога и Христа, псалмопевец убеждает власти земные вразумиться – обратиться к Богу и приять Христа, Сына Его, угрожая гибелью за противление и возвещая блаженство за преданность Ему (Пс.2:10–12).

И ныне царие разумейте, накажитеся еси судящии земли. Работайте Господеви со страхом и радуйтеся Ему с трепетом. И ныне.

Так обыкновенно делается заключение, или вывод, из прежде сказанного (Пс.26:6, 38:8. и др.). Царие разумейте, накажитеся еси судящии земли: в указании на царей и судей земли, конечно, разумеются и подвластные им народы, подобно как во 2 стихе. Всем властям земли с их подчинёнными делается здесь наставление потому, что все концы земли отданы в наследие Христу (Пс.2:8), и след., на всех лежит обязанность повиновения Ему. Впрочем, как выше говоря о подчинении Христу всего мира, пророк имел в виду наипаче мятежников (Пс.2:9), так и здесь вразумление направляет особенно к мятежникам же: ибо угроза гибелью, какую далее делает Пророк (Пс.2:12), падает, очевидно, на непокорных и мятежных. Работайте Господеви; так как выше под именем Господа (Иеговы), разумеется, именно Бог Отец (Пс.2:2–7.), то связь речи показывает, что в сем месте Господь есть Он же. Выше изображённый мятеж против Господа или Бога Отца состоял (как мы видели), собственно, в противлении Христу Сыну Его: посему здесь внушается служить Богу Отцу в том же отношении, чтобы покориться Христу. Страх и трепет пред Богом-Отцом разумеется здесь не рабский, а сыновний; ибо Он соединён не только с деятельным служением Ему, но и с радостью³⁴⁸.

Мысль сего увещания вообще понятна. С открытием во Христе спасающей любви Отца Небесного, имеют место и высшая радость, и благоговейный трепет участников сей любви, – радость о спасении и благодати, притрепетный страх, чтобы как не оскорбить Благодетеля и не погибнуть. К сей-то радости, пред Отцом Небесным, соединённой с трепетом, и убеждаются здесь цари и судьи земли, с подвластными им, – и наипаче проведённые пророком мятежники. «Обратитесь к Богу, – как бы так говорит им пророк, – покайтесь, соделайтесь во Христе благопокорными чадами Отца Небесного, детски радующимися о благодати своего Отца и боящимися оскорбить Его, трепещущими пред Его величием». О радости во Христе, говорит апостол: радуйтеся всегда о Господе, и паки реку, радуйтеся (Флп.4:1). О сыновнем страхе пред Отцом Небесным говорит другой апостол: аще Отца называете нелицемерно судяща комуждо по делу, со страхом жития вашего время жительствуйте (1Пет.1:17).

Приимите наказание, да не когда прогневается Господь и погибнете от пути праведнаго, егда возгорится вскоре ярость Его. Блаженни вси надеющиися на Нь.

Приимите наказание (евр. naschehu-var), слово в слово: лобжите Сына. Принять сей перевод, кроме прямого значения еврейских слов, побуждает, во-первых, неполнота речи по переводу 70-ти: приимите наказание да не когда прогнтевается... кто? Для восполнения сей неполноты, бросающейся в глаза и делающей речь неправильною (ибо предложение остаётся без подлежащего), LXX толковников прибавили слово: Господь, Которого в подлиннике нет. Во-вторых, требует того же контекст. Выше изображён мятеж против Господа и Христа Его (Пс.2–3); при раскрытии тщетности сего мятежа также раздельно изображены и гнев Господа, или Бога-Отца, и величие самого Христа Сына Его. (Пс.2.4–9). Посему замечаемая в Псалме стройность и соответствие частей между собою требуют, чтобы вразумление мятежных было сделано равно и относительно Господа – Бога-Отца, и относительно Сына Христа. В-третьих, в древнем переводе Сирской Церкви, могущей, по смежности с Палестиной, и узнать подлинное чтение сего места, и уразуметь истинный его смысл, сие место переведено: лобжите Сына – osculamini Filium³⁴⁹

Таким образом, место сие надобно изложить так: лобжите, т. е., по значению лобзания, с любовью, с радостью, с подобающею честью приимите Сына, всем сердцем уверуйте во Христа, открывшегося во всей силе Сыном Божиим (как то выше указано Пс.2:7).

Да не когда прогневается: чтобы иначе Он, отринутый вами, не отвратился и от вас, чтобы не осудил и не наказал вас, за противление, – во времени и в вечности. Ибо слово гнев обыкновенно в сем значении употребляется, когда приписывается Богу (напр., Рим.11:5–8; Пс.6:2, 77:21, 31 и пр.), и гневе Господа на противников бывает ещё и во времени, а вполне раскроется в вечном их осуждении.

И погибнете от пути праведного. В еврейском тексте последнего слова нет. LXX толковников прибавили сие слово для определения того, какой путь здесь разумеется; по их переводу, пророк угрожает мятежникам или тем, что они погибнут по праведному суду Божию, или тем, что они потеряют путь правды, впадут в заблуждение, в пороки и т. д. Если под путём разуметь здесь путь самых мятежников, их мятежные против Христа расположения и действия: то мысль будет яснее и ближе к предмету. «От неверия и противления своего Христу вы погибнете». Подобным образом в книге Притчей говорит сама отвергнутая Премудрость о Своих противниках: возненавидеша Премудрость, словесе же Господня не прияша: ниже хотеша внимати Моим советом, ругахуся же Моим обличениям. Темже снедят своих путей плоды... истязание нечестивых погубит (Притч.1:29–32). Подобно в Новом Завете: иже не верует в Сына, не узриши, живота (Ин.3:36); иже не имет веры, осужден будет (Мк.16:16). Погибель неверующих во Христа состоит в том, что они чужды благодати, оправдывающей и духовно оживляющей человека, и наконец, преданы будут вечной смерти.

Егда возгорится вскоре ярость Его, т. е. Сына, ибо о Нём была речь выше.

Живо, по действию Св. Духа, созерцая державу благодатную, имевшую открыться во Христе, Пророк ощущает, что по внутренней её силе, всё готово к поражению противников, не только временному, но и вечному (Ин.5:25–29). Не коснит Господь (2Пет.3:9), сдерживая силу Своего правосудия единственно долготерпением. Возгорится вскоре ярость Его. Что же касается в особенности до временного наказания восставших лично против Христа, – известно сколь скоро после того, как иудеи не восхотели приять Сына, постигла их ярость Его.

Блажени вси надеющиися на Нь, – также на Сына, или на Христа, как видно из связи речи.

Сие воззвание Пророка направлено, без сомнения, к сильнейшему вразумлению царей и судей земли покориться Христу; но, будучи поставлено отдельно от предыдущей речи и, по-видимому, с самостоятельным значением, оно выражает вместе восторг самого Давида, из такой дали времён созерцавшего царство Христово. Уповающие на Христа суть вообще предающиеся Ему верою, любовью и надеждою, ибо упование или надежда не может быть без веры и любви. Уповающие на Христа блаженны как потому, что в Нём наслаждаются благодатью Божией, очищающего их грехи, усыновляющею их Богу, приводящею их в общение с Богом и пр., так и потому, что упованием предвкушают вечное уготованное им блаженство (1Пет.1. 8. 9. 4:14; Рим.8:18, 24).

Святой Иустин мученик родился в начале второго столетия по P.X. в древнем Самарийском городе Сихем, который назывался в его время Флавией Неаполем³⁵⁰ и составлял римскую колонию (ныне этот город называется Наблуз). Отец Иустина Приск и дед Вакхий были язычники, и сам Иустин воспитан был в язычестве³⁵¹. Достигнув зрелого возраста, он по естественной любви к ведению истины, желал ознакомиться со всем, что было тогда славного в учении философов. В начале своего разговора с Трифоном он сам рассказывает о себе, с какою любовью желал учиться философии, какими надеждами льстил себя в будущем. Прежде всего, обратился он к последователю стоической философии, но в скором времени должен был оставить его, потому что Стоик имел скудные понятия о Боге, да и не признавал достаточно важным учение о Нём³⁵². Иустин перешёл к Перипатетику; но ещё чувствительнее было для него огорчение, когда он увидел, что для этого учителя философия была только средством к приобретению житейских выгод, и что под мантией философа скрывался низкий корыстолюбец; ибо чрез несколько дней Перипатетик потребовал, чтоб он условился с ним в плате за учение. Иустин тотчас оставил и этого философа с негодованием. Между тем любовь его к философии не охладела от этих неудач. Он пришёл к одному пифагорейцу, который на первый же раз распространился пред ним в похвалах музыке, геометрии и астрологии, доказывая необходимость знаний сих наук для приступающего к изучению философии, потому что он отвлекает дух от предметов чувственных, и делают его способным к созерцанию сверхчувственного. Иустин признался, что он вовсе не знаком с сими науками, и философ отказался принять его к себе. Уже Иустин стал отчаиваться в удовлетворении своей жажде знания, как один из славных Платоников открыл школу недалёко от места его жительства, – и Иустин решился в последний раз обратиться к философии. Сверх всякого ожидания он нашёл здесь, по-видимому, то, чего искал. Учение Платона об идеях произвело на него сильное впечатление; успехи его в изучении философии возрастали с каждым днём, и он думал уже, что скоро достигнет последней цели, к которой обещали привести тогдашние последователи Платона, т. е. к созерцанию Бога, – как одна неожиданная встреча с посланным от Бога человеком дала иное направление его мыслям, и из Платоника сделала его ревностным христианином.

Чтобы беспрепятственно предаваться размышлениям, Иустин имел обыкновение каждый день прохаживаться по берегу моря. Однажды, лишь только погрузился он в размышление, как увидел позади себя кроткого и почтенного старца³⁵³. Изумлённый такою неожиданною встречею, Иустин остановился и вошёл с ним в разговор. Тот сообщил ему, что вышел на морской берег посмотреть, не подъедут ли его родственники, которых возвращения он ожидал с нетерпением. Старец в свою очередь спросил философа о причине его уединения, и когда Иустин стал говорить ему, что любит в тишине уединения размышлять о предметах философских, старец возразил ему: «Так, ты любишь только умствовать, а нет у тебя любви к истине и деятельности? Ты хочешь быть мудрователем, а не деятельным мудрецом»? Такое замечание показалось Иустину странным и несправедливым, и он спросил старца: «Что же может быть выше и важнее исследований разума о причине всех вещей? Что важнее изучения философии, которая умудряет человека? Философия должна быть главным занятием для всякого; все другие занятия до́лжно считать низшими, и о степени их важности судить по тому, в какой мере они связаны с философией». Выслушав такую похвалу философии, старец спросил ещё: «Так ты думаешь, что философия ведёт к блаженству? Что же разумеешь ты под словом: „философия“»?

«Философия, – отвечал Иустин, – есть учение о сущем и познание истины, а блаженство есть награда за сие знание». Тогда старец стал доказывать философу, что философия, не имеющая высших оснований, сама собою не в состоянии разрешить, человеку важнейших для него задач. Знание о Боге, Который есть высочайший предмет созерцания, по духу Платоновой философии, не может быть достигнуто путём опыта, или обыкновенного учения, как напр., передаётся знание медицины и стратегии, или музыки и арифметики. Только то Богопознание может быть истинным и верным, которое имеет источником непосредственное созерцание вещей Божественных, или свидетельство таких людей, которые удостоились такого созерцания. Но философия не может указать такого источника. Хотя Платон и полагает, что разум человека имеет способность восходить до созерцания Бога, но это положение не имеет никакого основания. Оно опровергается другим его же положением, что не каждый человек, но только благочестивый, достигает действительного созерцания Бога; следовательно, возможность Богосозерцания условливается не естественным свойством силы разумной, но нравственною деятельностью человека.

Показав несовершенство учения Платонова о последней цели знания, старец взял в рассмотрение и другие предметы из учения Платона, как-то: учение о переселении душ. Одним замечанием он опроверг мечты о душепреселении, именно: если душа, посылаемая в тела животных в наказание за свои грехи, не сознаёт их, то и мучение её во время заключения в тела животных вовсе не имеют цели.

Суждения старца произвели на восприимчивую душу Иустина сильное впечатление. Он поколебался в своих убеждениях и в доверенности к выспреннему учению Платона, и со скорбным чувством воскликнул: «где же мне, наконец, взять себе наставника, от которого могу получить пользу, если и у философов нет истины»? Это была минута, когда старцу надлежало открыть Иустину истину, для него ещё неведомую. Вера в высокое значение философского значения разрушена в душе Иустина, и вместо её возникла потребность лучшего ведения. Старец воспользовался этим настроением души философа. Он кратко объяснил Иустину, что истина, к которой стремился он с таким рвением, и которой тщетно искал у греческих философов, легко может быть им найдена, если только он захочет почерпать е из чистого источника. «Были некогда мужи, – говорил старец, – называемые Пророками, которые по древности и святости стоя́т выше всех философов, и которые чудесами и пророчествами доказали присутствие в себе Духа Божия; они-то оставили нам свои Писания, в которых сокрыто бесценное сокровище непреложной истины». В их Писаниях можно найти удовлетворительное учение о начале и конце всего существующего и обо всех предметах, о которых нужно знать философу. После того старец, предложив Иустину молить Бога, чтобы Он отверз ему двери света, удалился; Иустин более никогда уже не видал его. «Тогда, – говорит Иустин, – возгорелся во мне огнь и объяла меня любовь к Пророкам и к другим Христовым. Размышляя о словах старца, я убедился, что обрёл наконец единую истинную и спасительную философию».

Быстрота, с какою совершилась в св. Иустином перемена мыслей, объясняется всемощным действием благодати Божией, открывшимся в то именно время, когда душа искателя истины наиболее была готова к принятию её. Недовольство учением других философов поселило в душе Иустина недоверие к путям ведения естественного; философия Платонова несколько успокоила его, но беседа со старцем разорвала последние связи, на которых держались его убеждения в важности исследований разума. Между тем христианство и до беседы со старцем успело уже произвести благотворное влияние на душу его. Радость и безбоязненность, с какою христиане шли на жестокие мучения, твёрдость и мужество, с которым они защищали веру Христову, уверили его, что несправедливо обвиняют их в разных пороках и преступлениях люди злонамеренные. «Я сам, – говорит в одном месте Иустин, – когда ещё следовал учению Платона, слышал, как на христиан клеветали; но видя, с каким бесстрашием они взирают на смерть и на всё, почитаемое страшным, – пришёл к той мысли: невозможно, чтоб они были безнравственны и преданы были удовольствиям. Ибо какой-нибудь сластолюбец, или невоздержный и почитающий за удовольствие есть плоть человеческую (как говорили тогда о христианах), захотел ли бы искать смерти для того, чтоб лишиться своих благ? Такой человек, наверное, не стал бы сам на себя доносить, чтобы быть преданным на смерть; а лучше бы позаботился укрыться от судей, только, чтобы ещё пожить»³⁵⁴. При таком взгляде на христиан недоставало только решительного сомнения в важности языческой философии и убеждения, что христиане, и в отношении религиозного знания, далеко превосходят Эллинов: тогда бы сами собой рушились последние основания, по которым Иустин держался язычества. Сокровенным действием благодати Божией и беседою с старцем он скоро разубедился в высоком значении мудрости Эллинской, и уверился в том, что буее Божие премудрее человек есть (1Кор.1:23).

Святой Иустин крестился около 133 года по P.X.³⁵⁵.

Приняв христианскую веру, он посвятил всю свою жизнь благу Церкви Христовой, боровшейся тогда со многими внутренними и внешними врагами. Свет ве́дения божественного, воссиявший для Иустина, имел чрез него явиться и другим; мир душевный, которым сам наслаждался, он желал водворить и в своих братьях о Христе. Так думал, к тому был призван св. Иустин³⁵⁶. Посему подвиги его в пользу христианства можно рассматривать с двух сторон, поскольку он действовал или как проповедник веры, или как её защитник.

Св. Иустин признавал для себя необходимою, священною обязанностью проповедовать Евангелие неверующим и учить заблуждающихся. «Всякий, – говорит он, – кто может возвещать истину, и не возвещает её, будет осуждён от Бога (Иез.3:17–19). Страшась сего и, я считаю долгом учить, по Писанию, и делаю это не из корыстолюбия и не по тщеславию, в чём никто не может обличить меня». «Сколько вы ни лукавите, – говорил он к Иудеям, – но я не престану отвечать на ваши возражения и замечания; я поступаю так без различия со всеми, кто бы ни вздумал спросить меня, или вступить со мною в спор о вере»³⁵⁷.

По внешнему виду св. Иустин, и по вступлении в Христову Церковь, оставался ещё философом, и не снимал философской мантии, может быть в намерении показать, что он и в христианстве всё ещё друг мудрости, только уже не земной, а небесной³⁵⁸. Не имея постоянного местопребывания и никакой должности, ни гражданской, ни церковной, он ходил из места в место для распространения и утверждения веры. В его сочинениях есть указания на то, в каких городах он был, по обращении в христианство. Так говорит он, что на острове Фаросе, близ Александрии, показывали ему следы того здания, в котором LXX толковников трудились над переводом В.З.³⁵⁹. В Эфесе он имел беседу с Трифоном иудеем³⁶⁰. В Кумах, что в нижней Италии, удивлялся он огромной базилике, в которой будто бы некогда пророчествовала Сивилла Кумейская³⁶¹. Два раза Иустин был в Риме; в первый раз при Адриане, когда он видел на Тибрском острове статую Симона волхва; в другой раз при Марке Аврелии, которому подал свою Апологию³⁶². Евсевий свидетельствует, что во время первого пребывания в Риме, Иустин, проповедуя слово Божие, и подвизался за веру, и что он основал там христианское училище, которое после него поддерживал Тациан, его ученик³⁶³. Философская мантия привлекала к христианскому философу толпы любопытных, и не одни христиане, но и неверные приходили слушать его³⁶⁴.

Но главным образом деятельность Иустина обращена была на борьбу с врагами христианства, против которых он вооружался словом и писанием. Эти враги были Иудеи, язычники и еретики.

Иудеи во времена Иустина показали себя врагами христианства жесточайшими, чем прежде. Постоянное умножение верующих и быстрое распространение Церкви Христовой возжигало в них дух ненависти в особенности к тем, кои обращались из иудейства; а бедствия, которым подверглись потомки Израиля, по разрушении Иерусалима, усиливали их ожесточение против христиан. По свидетельству Иустина, они торжественно произносили в синагогах проклятия на христиан, – и делали это всякий раз, по окончании своих молитв³⁶⁵. Они принимали ревностное участие в распространении клевет на христиан об их нечестии и безнравственности³⁶⁶. Где можно было, там поднимали они открытое гонение на христиан; во время возмущения, произведённого Вар-кохавом в Палестине, Иудеи всего более вооружались на христиан из своих единоплеменников, которые не хотели отречься от Христа и пристать к мятежникам³⁶⁷. Такая неприязненность иудеев, в отношении к христианству, возбуждала в Иустине дух ревности, и вызывала его на открытую борьбу с иудейством. Но так как иудеи опасались быть побеждёнными в споре с сильными защитниками веры христианской³⁶⁸, да и раввинами запрещено было им вступать в религиозные прения с христианами³⁶⁹: то Иустину оставалось необширное поприще для борьбы с иудейством. Известен один Иудей, по имени Трифон, который, вопреки запрещению старейшин³⁷⁰, решился беседовать с Иустином. Во время продолжительного разговора Иустин доказал ему достоинство христианской религии и несправедливость злобы иудеев на христиан. Этот памятник борьбы Иустина с иудейством сохранился до нашего времени.

Но с большею ревностью Иустин подвизался в борьбе с язычниками; ибо опасности, угрожавшие юной Церкви от язычников, были несравненно больше, чем опасности от иудеев. После того, как быстрое распространение христианства возбудило внимание язычников, и поселило в них опасение, что христианство, наконец, восторжествует над их религией, ожесточение язычников против христиан усилилось. Философы и жрецы, правители и народы старались истребить самое имя христиан. Во время Иустина язычники не один раз открывали против них кровавые гонения. Он свидетельствует, что не один раз бывал свидетелем, как жестоко поступали с христианами. И вот он решился защищать христиан пред императорами Антонином благочестивым и Марком Аврелием, которым подал две «Апологии». Он восстал на философе Кресцента, злейшего врага христиан, и писал «увещание к Эллинам», в котором сильно обличал заблуждения язычников и призывал их к вере Христовой.

Иустину надлежало ещё бороться с еретиками, которые деятельно распространяли своё лжеучение в его время. При всяком удобном случае он обличал их лжеумствования³⁷¹, и написал против них две особенные книги, – в одной опровергал все ереси³⁷², в другой восставал особенно против Маркиона³⁷³.

Такая деятельность св. Иустина без сомнения принесла обильные плоды для Церкви: Орозий и Зонара свидетельствуют, что первая Апология Иустина, поданная Антонину, сделала императора милостивым к христианам³⁷⁴. Своими наставлениями, своею жизнью он мог приобрести Церкви много новых исповедников веры и укреплять веру в христианах.

Для самого Иустина борьба с врагами христианства стоила жизни. Он явил себя мучеником за истину христианского учения. В сем достаточно уверяет свидетельство древней Церкви³⁷⁵. Подробное описание его кончины сохранилось в древнем сказании. В нём повествуется, что Иустин принял смерть вместе с шестью другими христианами. С радостью и безбоязненно, как во время жизни, так и пред смертью свидетельствовал он в пользу истины Евангельской. Ответы его на вопросы префекта римского, Рустика, который делал ему допрос, отличаются тем же характером, который виден и в его писаниях, – характером непоколебимой любви и верности к христианскому учению. На вопрос префекта о сущности учения христианского, Иустин отвечал просто и сильно: «Веруем во единого Бога, безначального Творца и Зиждителя видимых и невидимых, не содержимого никаким пространством, но невидимо наполняющего небо и землю, – и в Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Которого людям предвозвестили пророки, как Учителя истины и Начальника спасения, и Который приидет судить род человеческий. О вечном Божестве Его не могу удовлетворительно говорить по моей немощи: для сего нужна сила Пророков, которые издревле возвестили Его воплощение». «Так ты христианин»? – прервал его префект. «Да, я христианин», отвечал исповедник. Тогда префект с насмешкою сказал ему: «уверен ли ты, что взойдёшь на небо, если я велю бичевать тебя, и потом отсечь тебе голову»?

«Надеюсь, – отвечал Иустин с твёрдостью и крепкою верою, – надеюсь получить то же, чего удостаиваются все, соблюдшие веру во Христа, – если претерплю всё это». На новый вопрос Рустика: «неужели, в самом деле, думаешь, что взойдёшь на небо и получишь там награду?» – отвечал Иустин: «не только думаю, но и вполне уверен, так что нисколько в том не сомневаюсь».

Терпение префекта истощилось. С угрозою сказал он приведённым на суде: «ступайте все и принесите жертвы богам»! На замечание Иустина, что никто из имеющих разум не согласится на это нечестивое дело, префект сказал с ужасным негодованием: «итак, если вы не слушаетесь, то вас беспощадно накажут». Эта угроза вселила ещё большее мужество в подвижников: «мы ничего не желаем, – сказал Иустин, – как только пострадать за Господа нашего Иисуса Христа; ибо Он дарует нам спасение и блаженство на Своём страшном суде, на котором предстанут Ему все люди». Этим объяснением дело кончилось. Немедленно префект произнёс мученикам смертный приговор, и приказал сперва бить их, потом мечом отсечь им головы.

Так окончил жизнь свою св. Иустин мученик. Евсевий, свидетельствуясь Тацианом, утверждает, что виновником смерти св. Иустина был Цинический философ Кресцент. В этом ничего нет невероятного. Из всех философских школ, которые противодействовали тогда христианству, ни одна не опозорила себя столько безнравственностью, как Циническая. Кресцент сам без всякой религии, являлся в толпе, народной с притворным сетованием, что христиане отвергают богов. Естественно, что Иустин во время своего второго пребывания в Риме, узнав о действиях этого философа, почёл себя обязанным защитить христиан против обвинения в нечестии. Он довёл тщеславного и лицемерного философа до невольного сознания своего невежества и нечестности; доказал ему, что он вовсе не знаком с христианским учением, которое порицает; а если сколько-нибудь и доходили до него сведения об этом учении, то он не понял его духа³⁷⁶; это чрезвычайно раздражило Циника, и Иустин мог опасаться его мщения, – но не страшился. С верным предчувствием писал он в своей второй Апологии: «я ожидаю, что кем-нибудь из вышепоименованных (лжеимённых философов) буду пойман в сети и повешен на древе, и, может быть, Кресцентом»³⁷⁷. По свидетельству Тациана, Циник всячески старался, как бы избавиться от своего врага³⁷⁸. Всё это показывает достоверность того предания, что Кресцент был причиною мученической смерти Иустина, как утверждали, после Евсевия, Иероним и Фотий³⁷⁹.

любомудрия, Фотий – пламенным любителем благочестия³⁸⁰.

По своему характеру и деятельности св. Иустин действительно занимает высокое место между современными христианами. Он был живым и сильным провозвестником божественной истины; он не касался того, что̀ не имело непосредственного отношения к Церкви, и оставлял всякое умозрение, которое происходило не от веры и не имело с нею существенной связи. Его писания имели неоспоримое влияние на современных и последующих учителей церковных, особенно в защите христиан против нападений язычников. Доказательства, какие употреблял Иустин, встречаются в таком же виде и у других апологетов христианства: часто они буквально повторяют слова его; в особенности это до́лжно сказать о Тертуллиане.

Главную черту в жизни св. Иустина составляет его ревность быть достойным высокого звания христианина. О нём можно сказать словами Трифона: «удивляюсь твоей ревности к Божественному³⁸¹»! Сам Иустин говорил о себе римскому императору: «познав лукавство демонов, я пренебрёг народным мнением, – одного желал, об одном старался, чтобы быть христианином»³⁸². Свою ревность, основанную на живой вере в Спасителя, на глубоком непоколебимом убеждении в высоком достоинстве Его учения и в действенной силе его, св. Иустин выражал во всей своей жизни и запечатлел смертью. Среди опасностей он не боялся подвизаться за веру, и с твёрдостью духа проповедовал истину. О самом себе говорит он: «ни о чём столько не забочусь, как говорить правду, и никого не побоюсь, хотя бы сей час растерзали меня на части»³⁸³. Удивительно, с какою смелостью он защищал христиан против гонителей, с каким дерзновением говорил римскому императору о его обязанностях к гонимым. Первая его Апология начинается таким обращением к властям языческим: «Вы называетесь благочестивыми и философами и известны везде под именем блюстителей правды и любителей наук. Но таковы ли вы на самом деле, это окажется. Мы предстали пред вас не с тем, чтобы льстить вам, или говорить в удовольствие ваше, но просим вас, чтобы вы произвели суд по точному и тщательному рассмотрению дела, и произнесли свой приговор, не руководствуясь предубеждением и человекоугодием, не полагаясь на людей суеверных, не увлекаясь неосновательным каким либо побуждением, или давнею, усилившеюся худою молвою³⁸⁴». В этих и других объяснениях видим излияние души, получившей истинную, духовную ревность чрез веру в Сына Божия; – слышишь в них глаголы мужа, который, сознавая правоту дела, не страшится стоять пред престолом обладателя вселенной (как именовали тогда римских государей) и говорить ему истину, – мужа с верою в блаженную вечность, который готов смело жертвовать жизнью временною в борьбе за истину.

Мученическую кончину Иустина древние единогласно относят ко времени правления Марка Аврелия вместе с Люцием Вером³⁸⁵. Св. Епифаний, согласно с древним сказанием о страдании св. Иустина, говорит, что он был судим префектом Рустиком³⁸⁶, а Иуний Рустик был префектом римским при Марке Аврелии и Люции; Вере, как это видно из одного указа, писанного обоими царственными братьями³⁸⁷, и из замечаниям, сделанного оратором Фемистием³⁸⁸. О годе смерти Иустина единственное свидетельство встречается в Александрийской хронике, в которой сказано, что Иустин скончался в 166 году по Рождестве Христове³⁸⁹.

Древние писатели церковные всегда отзывались об Иустине с отличною похвалою. Тациан называл его мужем досточудным, Тертуллиан – мужем отличной святости и учёнейшим, св. Мефодий Патарский – мужем близким к апостолам и по времени, и по добродетели, Евсевий – искренним приверженцем истинного

Не менее замечателен характер Иустина, как писателя. Круг учёных сведений его очень обширен. Он обнаруживает знакомство с произведениями греческих писателей, приводя много свидетельств из лучших писателей греческих, историков, поэтов и философов. Оп читал сочинения историков: Александра Полигнетора, Анния, Кастора, Диодора, Гелланика, Филохора, Полемона, Птоломея и Фаллуса, и приводит из них более или менее обширные места. Он ссылается и на поэтов: Гомера, Орфея, Софокла. Он читал и иудейских писателей Филона и Флавия, и приводит их в свидетельство. Он показывает обширное и точное знание греческих философов; учения лучших школ были ему известны, и он пользуется ими в своей защите христианства и в увещании к Грекам. Но всего более Иустин знако́м с книгами Священного Писания; в своих сочинениях он приводит множество мест Писания, особенно из Ветхого Завета.

Итак, справедливо Фотий заметил о св. Иустине, что он «весьма сведущ в учении христианском и языческом, и что он муж многоучёный и богатый историческими познаниями»³⁹⁰.

Евсевий, епископ Кесарийский, в своей истории говорит: «Иустин оставил нам много полезных памятников своего образованного ума и своей ревности к предметам божественным»³⁹¹. Но бо́льшая часть сочинений св. Иустина не дошла до нас и известна только по имени. Таковы два философских сочинения, из коих одно относится к области метафизики, другое – психологии³⁹². К числу утраченных принадлежат и некоторые апологетические и полемические сочинения, как-то: краткое разрешение возражений против благочестивой веры³⁹³, два сочинения, писанные против Эллинов, именно, – о единоначалии Божием, и слово к Эллинам, в котором Иустин, между прочим, рассуждал о природе демонов³⁹⁴, два сочинения против еретиков: одно против всех ересей, другое – против Маркиона. Евсевий и Фотий упоминают ещё о сочинении Иустина под названием Псалмопевец; может быть, оно относилось к христианскому Богослужению.

Из сочинений св. Иустина дошло до нас: две Апологии, разговор с Иудеем Трифоном, увещание к Эллинам и отрывок из сочинения: о воскресении мёртвых.

1) Две Апологии всегда были признаваемы подлинными творениями св. Иустина. Тациан, св. Ириней, Минуций Феликс, Тертуллиан и Евсевий многие места из них внесли в свои сочинения. Во второй Апологии св. Иустин часто ссылается на первую³⁹⁵.

Обе Апологии, по свидетельству Евсевия, написаны в Риме³⁹⁶. В самых Апологиях есть намёки, что Иустин писал их в сем городе³⁹⁷.

Первая Апология написана в 138 или 139 г. по P.X. Это выводится из её надписания: «Самодержцу Титу. Элию Адриану Антонину благочестивому, Августу Кесарю, и Вериссиму, сыну философу, и Люцию философу, родному сыну Кесаря и усыновлённому сыну благочестивого, любителю учёности». Исчисляя царственные лица, св. Иустин не называет ещё Вериссима (т. е. Марка Аврелия) Кесарем, а сие титло Вериссим получил вскоре после вступления на престол Антонина благочестивого³⁹⁸; следовательно, Апология писана и представлена между вступлением на престол Антонина благочестивого и объявлением Марка Аврелия Кесарем, т. е. в 138 или 139 году. Этому заключению не противоречит следующее замечание, встречающееся в Апологии: «мы говорим, что Христос родился за 150 лет пред сим при Киринее, а учил при Понтии Пилате»³⁹⁹. Потому что св. Иустин не имел намерения в приведённом месте с точностью обозначать время, прошедшее от Рождества Христова, но приблизительно хотел показать, как мало времени прошло от начала новой христианской эры, в сравнении с временем, которое протекло от сотворения мира до Рождества Христова. Посему приведённое место до́лжно понимать так: «Иисус Христос родился лет за полтораста пред сим». Не противоречит приведённому определению времени первой Апологии и то, что Люций Вер назван в Апологии «философом и любителем учёности», тогда как в 139 году ему было не более 8 лет. Не ссылаясь на Евсевия, у которого наименование философом отнесено не к Люцию, но к отцу его Элию Веру (Λουκίῳ φιλοσόφου καισαρος φύσει ὑιῷ), можем обратить внимание на то, что римский историк Капитолий говорит о Лоции Вере: «он любил ещё в детстве (in pueritia) писать стихи и речи; впрочем, он был способен ораторствовать, чем быть поэтом⁴⁰⁰». Нисколько не подрывается достоверность указанного вычисления и тем обстоятельством, что св. Иустин упоминает в Апологии о еретике Маркионе и его последователях, уже значительно умножившихся⁴⁰¹. Хотя св. Ириней и говорит, что Маркион, ученик Кердона, усилился при Аниките, который, по свидетельству Евсевия, был римским епископом между 158 и 169 годами⁴⁰²; но соглашая слова св. Иринея со свидетельством св. Епифания, который появление ереси Маркионовой относит ещё к царствованию Императора Адриана⁴⁰³, до́лжно допустить, что св. Иустин мог и при начале царствования Антонинова указывать на последователей Маркиона.

О второй Апологии св. Иустина Евсевий, Блаженный Иероним и Фотий свидетельствуют, что она написана в правление Марка Аврелия и Люция Вера, именно между 161 г., когда Марк Аврелий вступил на престол, и 166 г., когда св. Иустин скончался⁴⁰⁴.

2) Разговор с Трифоном иудеем. Местом беседы св. Иустина с Трифоном Евсевий полагает город Ефес⁴⁰⁵. Время, когда Иустин вёл этот разговор, не определяется в самом разговоре; в нём есть только указание, что беседа была после написания первой Апологии: «я не заботился о моих единоплеменниках (т. е. самарянах), – говорит св. Иустин, – когда писал к Кесарю⁴⁰⁶». Разговор у св. Иустина с Трифоном продолжался два дня, как видно из часто повторяемого в нём указания на вчерашнюю беседу⁴⁰⁷.

Против подлинности «разговора с Трифоном» никто из древних не представлял сомнений.

3) Увещание к Эллинам. И это сочинение, несомненно, принадлежит Иустину, хотя надписание его не то ныне, какое встречаем у древних писателей. Евсевий говорит: «до нас дошло сочинение Иустина, против Эллинов, которое надписал он: „ἔλεγχος, обличение“⁴⁰⁸. То же повторяют Блаженный Иероним и Фотий. В изданиях Творений св. Иустина оно озаглавлено: Λόγος παραινετικὸς, – да и начинается оно так: ἀρχόμενος τῆς πρὸς ὑμὰς παραινέβεως». До́лжно думать, что ἔλεγχος и παραινετικὸς Λόγος одно и то же сочинение, и первое название ещё более приличествует сочинению, чем последнее; ибо оно писано в тоне обличительном. Изобличив заблуждения язычников, св. Иустин увещевает Эллинов к принятию веры Христовой.

Подлинность сочинения подтверждается тем, что Стефан Гобар (VI в.) и св. Иоанн Дамаскин приводят из него места, как из творения, принадлежащего Иустину⁴⁰⁹.

4) Отрывок из сочинения: о воскресении мёртвых приводится в сводном изложении параллельных мест из Св. Писания и св. отцов, принадлежащем св. Иоанну Дамаскину. Подлинность сего сочинения доказывается во 1-х ясным свидетельством св. Иоанна Дамаскина, который говорит, что сей отрывок он взял из сочинения Иустина о воскресении; во 2-х, ещё ранее сего, св. Мефодий Патарский († 311) в своём сочинении «о воскресении мёртвых» приводит слова св. Иустина, взятые из упомянутого отрывка⁴¹⁰; в 3-х, Прокопий Газский († 527) в своём толковании на третью главу книги Бытия прямо приписывает св. Иустину «слово о воскресении», и замечает, что Иустин в этом слове опровергал то мнение, будто в книге Бытия (Быт.3:21) под кожаными ризами до́лжно разуметь человеческое тело⁴¹¹.

Коль возлюбленна селения Твоя, Господи сил!

Желает и скончавается душа моя

во дворы Господни. Сердце мое

и плоть моя возрадовастася

о Бозе живе (Пс.83:2–3).

Святая радость, которою вы, любящие Сиона, исполняетесь ныне, стоя пред Господом в новосозданном и новоосвящённом храме Его, есть самое точное, самое красноречивое изъяснение сих боговдохновенных словес Псалмопевца, которыми ещё во времена ветхозаветные выражалась любовь к Сиону, то есть, к истинной Божией Церкви, и приверженность к Божию храму, к сему дому соборной молитвы и общего Богослужения. Ибо усердие к Божию храму неразлучно соединяется с любовью к Божией Церкви, и кто бегает и чуждается храма Божия, тот всуе думает, что имеет внутрь себя церковь: он, по невежественному своеволию и суеверию своему, удаляясь от единения с чадами Божиими в торжественном Богослужении, как поражённый тяжким недугом член, разобщается со святым телом Церкви, и отлучается от общения с Божественною Главою её – с Господом Иисусом Христом, и, как иссохшая ветвь, не причащаясь живоносного сока сей виноградной лозы, отпадает; а такие ветви, как глаголет Спаситель, собирают и ввергают в огонь неугасающий.

Но почто горестными напоминаниями наводит мрачную тень печали на светлый праздник ваш, светообразные чада Христовой Церкви? Воспримем красную песнь Церкви древней, и соглашая с оною звуки десятиструнной псалтири духа, взыграем радостно, и воспоём с веселием в сердцах наших Господу: «коль возлюблена селения Твоя, Господи сил! О сколь прекрасны и вожделенны сии святые места, где; мы привыкли искать и обретать Тебя, всеблагой и вездесущий Дух, всё носящий, всё наполняющий, всё сохраняющий Вседержитель!» Так, Ты всегда и везде весь, о Бесконечный, но мы, Твои создания ограниченны, и требуем особенных мест и времён, где и когда могли бы удобнее учиться благоговейному помышлению о нашей малости и ничтожности пред Твоим бесконечным Величеством, и плодоносному познанию Твоего всеобъемлющего и неотступного с нами везде присутствия, Твоего испытующего сердца и утробы всеведения. Так, мы не можем воздвигнуть дом, Тебя достойный, когда небо и небеса небес не вмещают Тебя; но Ты Отец наш; Ты любишь Своих младенствующих и немотствующих чад, и, в снисхождении к нам, призираешь милостиво на устраиваемую Тебя простотой детского усердия храмину; благословляешь и освящаешь её благодатью Святого Духа; посещаешь её с небесными Твоими чадами, нашими старшими в бытии братиями, святыми ангелами; и наконец, о таинство человеколюбия Твоего! скрываешь здесь Божества славу, которой мы не могли бы снести, и таинственно являешься среди нас под смиренными видами Божественной Евхаристии, как Отец среди семейства, как Царь среди народа, как Учитель среди учеников, как Пастырь среди овец, и как Врач среди болящих; и, да будешь всяческая во всех, самим Собою питаешь нас, причащаешь нас пречистого тела Твоего и пречистой крови Твоей, сообщаешь нам жизнь Свою, напоеваешь нас Духом Своим, дабы мы, пребывая в Тебе, и Тебя, как Начальника жизни, имея пребывающего в нас, приносили изобильный плод богоприятных добродетелей, и дабы, возрастая по внутреннему человеку до зрелости совершенного мужества и полноты откровения Твоего в нас, соделывались ещё в сем веке живыми храмами Божиими, и в грядущем удостоились быть блаженными гражданами Иерусалима небесного. Сей дивный град Божий, отцы и братия, уже не будет иметь нужды ни в солнце, ни в луне, потому что сам Агнец, как сказано в откровении Иоанна, будет светилом ему; тайновидец уже не видел и храма в нём, потому что сам Господь Вседержитель храм ему есть и Агнец, вземлющий грехи мира – Христос Иисус.

Но мы не можем войти в сию горнюю и вечную скинию Божию, пока не облечёмся в одеяние брачное, в белую ризу праведности Христовой. Между тем благо и полезно для нас и в земном храме видеть очами веры образ чертога Твоего, Спаситель наш, чертога Божественною славою украшенного, в который Ты введёшь возлюбленную Невесту Твою – святую Церковь, и в котором отрёшь всякую слезу от очей её; благо нам и в земном храме сем стоять, по наставлению св. Златоуста, как на небе. Да! Не простое какое-нибудь место есть христианский храм; это дом Божий; это врата небесные. Здесь именем Господа Иисуса Христа отверзается небо молитвам верующих; и приснотекущий источник вечной любви, крестом Иисуса открытый для нас, изливается и прохлаждает утешениями надежды и упования души, томящиеся в печали и унынии. Здесь слово Божие, живое и действенное, вселяется в сердце, возбуждает спящую совесть, и открывает в ней суд Божий над сокровенными не только делами, но и намерениями и помышлениями, в которых только ещё хотел зачаться грех. Мы читаем в Писании, что Премудрость Божия создала дом Себе, и утвердила в нём семь столпов, заклала жертву Свою, и растворила вино Своё, и посылает рабов Своих приглашать человеков к трапезе Своей, глаголя: приидите, ядите хлеб Мой и пийте вино Мое, которое Я растворила вам, оставьте стези безумия и ходите стезёю мудрости, и живы будете Божественною жизнью. Сия Премудрость Божия есть Иисус Христос; и всякой храм в Христовой Церкви можно назвать домом Премудрости Божией: семь столпов дома сего – семь таинств; а трапеза Премудрости Божией есть Евхаристия Божественная, где сам Христос Господь приходит заклатися и датися в снедь верным; стези безумия – похоть плотская, похоть очес и гордость житейская; стези сначала широкие, а ведут в тесноту и муку вечную; а стезя мудрости есть подражание Иисусу Христу, стезя в начале узкая и тесная, но ведёт в беспредельное пространство блаженной вечности. Ибо если мы будем соделываться подобными Иисусу Христу чистотой и целомудрием, кротостью и смирением, трудолюбием и воздержанием, великодушием и незлобием, братолюбием и милосердием, терпением и преданностью Божией воли, если будем верны до смерти в любви к Создателю, Искупителю, Освятителю нашему: то сделаемся сообразными Сыну человеческому в вечной славе Его.

Не смущайся, душа благочестивая, когда люди, не умеющие познавать достоинства свящ. вещей, сказали бы: не мёртвое ли это камение и тление? Ты же помышляй тако: не вещество, из которого сооружаются храмы, не украшения, которыми искусство человеческое облекает их, побуждают меня посещать их, сколько можно чаще, но желание соединяться с Богом моим в молитве и таинства тела и крови Христовой, желание утверждаться в общении со святыми братиями о Господе общим исповеданием и призыванием имении Божия, желание слышать, разуметь, исполнять слово Божие, проповедуемое в храмах: ибо христианские храмы суть самые лучшие, благоустроеннейшие, высшие и благотворнейшие училища царей и народов, которые открыла в человеческом роде и содержит Премудрость Божия: а слово Божие есть истина, не подверженная никакому сомнению, и хранилище той сокровенной манны, в которой душа вкушает благодать Божию, и которой неизглаголанную приятность зная Пророк по вкусу и опыту, восклицает: сколь сладка гортани моему словеса Твоя, паче меда устом моим!

При том, внимаем ли мы, отцы и братия, псалмопению в Церкви, взираем ли на священные изображения, в которых живописуются земная жизнь, смерть и прославление Христа, подвиги святых апостолов и мучеников, преподобных пустынножителей, пастырей и учителей достопочитаемые лики, или вникаем в глубокие основания столь различных и столь прекрасно соображённых и в единое удивительное целое приведённых действований, входов и исходов церковного Богослужения: всё сие Духом Святым, Сим премудрым Правителем Церкви, на ту единую цель наведено, чтобы мы укоренялись в любви к Богу, Спасителю нашему, и радовались о Господе. Вот почему, когда Пророку Божию говорили: «пойдём в дом Божий», он веселился и восхищался; вот почему душа Псалмопевца истаевала, горя желанием во дворы Господни, желанием, которое от препятствий не угасало, но паче воспламенялось: там он радовался о живом и всеоживляющем Боге; и сия радость была столь изобильная, что крупицы, падавшие от сей духовной трапезы на горнем месте очищенной благодатью совести и свыше просвещаемого ума, радовали и укрепляли даже телесную жизнь: сердце моё и плоть моя возрадовастася о Бозе живе.

Теперь к вам особенно обращаясь, христолюбивые строители святого храма сего, что реку? что возглаголю? Святитель Христов уже низвёл на вас благословение Божие; душа Архипастыря веселилась, созерцая в сем благолепном храм прекрасное знамение усердия вашего к Церкви Христовой и подвиг веры, победившей искушения многих лет, и венчавшейся исполнением богоугодных желаний. Итак, радуйтесь о Господе, отцы и братия, и паки реку: радуйтесь, Господь даровал народу Своему силу и непоколебимую твёрдость намерения. Не нам, не нам, помышляйте, но Имени Твоему, Господи, славу даждь. Господь добрую волю дал; Господь влагал совет благоразумный; Господь посылал средства и способы; Господь отвращал затруднения и раздвигал препятствия; Господь всё начал, Господь всё сделал; буди Имя Его благословенно!

Если б мы и всегда приносили Богу благодарение со смирением, и воздавали Ему Единому славу обо всём: то поступали бы как прилично добрым и верным рабам, и входили бы в радость Господа нашего неприступную для тщеславных и надменных мнимыми своими заслугами, приношениями, трудами. Наше – одно ничтожество, из которого мы изведены в бытие Создателем, и грехи бесчисленные: вот это наша собственность; прочее всё от Бога и Божие. И так Богу слава о всём! А наша честь – сокрушение о грехах и радость о Боге Спасителе. А что такое радость о Боге Спасителе? Высочайшее благополучие и на земли, и на небеси: ибо и царство небесное есть не иное что, как чистейшая радость о Господе, принадлежащая чистейшей любви и глубочайшему смирению.

О Пресвятая Мати Божия! Освящённое селение Вышнего! Храм и престол Царя царствующих! Во славу Триединого Бога, в честь же Твою о Господе и в память высокой чистоты нравов, добродетелей, страданий, совершенств и бесчисленных благотворений и чудес Твоего милосердия к человекам, боримым различными искушениями, сей храм сооружён и освящён днесь. Мы все смиренно молим, да будет всегда благословение Твоё на месте сем. Но буди и всюду, Благословенная Дева, нашею Одигитрией, нашею путеводительницею верною, и приведи нас к вечному покоищу и спасению нашему в Сыне Твоём и Боге нашем Иисусе Христе Слава Ему со Отцом и Святым Духом во веки веков. Аминь.

Испытатели естества утверждают, и достоверно, что радуга есть не иное что, как прекрасная игра лучей солнечных в каплях дождём чреватого облака, стоящего пред солнцем. Послушайте же: – ах как приятно и говорить, и слушать об этом, и сколь сладостным долженствует быть помышление сие, когда глас грома Твоего, Боже, раздаётся по небесам, когда молнии Твои освещают вселенную, и когда видим дугу Твою в облаках – сие знамение мира, сие знамение милосердия Твоего к человекам!

Братия и отцы! весь сонм святых, всё искуплённое и освящённое человечество изображается сею прекрасною радугою. Сколько в облаке; дождевом капель? Кто изочтёт? Сколько же избранных Божиих в Церкви, на небесах торжествующей? Кто исчислит? и все сии капли в единстве между собою; так все святые союзом любви связуются, и едино суть в Господе. И во всех сих каплях дождевой тучи лучи одного солнца отражаются, и открываются прекрасным разнообразием красок, которые, удивительным образом и различие цветов сохраняя и единую Божественную ткань составляя, являются взорам умилённого созерцателя в виде радуги; а наше Солнце правды – Христос Иисус, Его присносущный свет благодати и истины сияет во всех святых, и седмеричным действием Единого Святого Духа, производя в них разнообразные светы и совершенства, составляет из сего разнообразия прекрасное единство и единую красоту, достойную радости и любви Создателя, удивления и веселия Ангелов. Это небесная Церковь Иисуса Христа, Собор избранных Божиих в горнем Иерусалиме.

Буюк-дере, 9-го июля, 1849 г.⁴¹⁴

Наконец, исполнилось пламенное желание моего сердца! Я был в храме Св. Софии; был и молился внутренне, с чувством сердечного умиления, хотя должен был не обнаруживать своих чувств и прикрывать их внешним восторгом, какой невольно возбуждает в каждом красота здания, и к которому привыкли турки. Но не без крестного знамения взошёл я в тот храм, где предки наши впервые уверовали в Распятого на кресте; из глубины души воссылал я тайные хвалы благодарения Господу, давшему нам познать Его во храме Божественной Его Премудрости и просветившему Ею всё необъятное отечество наше! Мне хотелось плакать и от радости о минувшем, и от скорби о настоящем; мне страшно было вступить в заветную внутренность святилища: сердце моё боролось между церковью и мечетью, и родственное одолело! Я взошёл в Св. Софию, как бы христианскую, и хотел только помышлять о Св. Софии!

Здесь только вполне понял я послов Владимировых! Из храма Св. Софии нельзя было им возвратиться язычниками! Это действительно храм Божий, в полном и совершенном смысле сего слова, и такое впечатление храма Св. Софии сильно само по себе, даже и тогда, когда в нём нет христианского богослужения: – что же долженствовало быть при Патриаршем?

Я видел лучшие храмы западных вероисповеданий в Европе, но после Св. Софии ни на один не хотел бы смотреть, как и послы Владимировы говорили: «что никто, вкусив однажды сладкое, не захочет более горького». Что такое римская базилика Св. Петра в сравнении с Св. Софиею?

Там лишь чудное здание, из которого лучшие художники усиливались сделать великолепнейший в мире храм, но везде оставили они следы своей человеческой немощи, хотя и в гениальных порывах: потому что не столько благоговейное чувство, сколько суетное желание земной славы их одушевляло, и разнородная печать столетий легла на продолжительное дело стольких веков, не удовлетворив однако сердца! Даже внутри храма Св. Петра невольно спрашиваешь: где же святилище?

Ибо утрачено единство основной мысли, взоры разбегаются далее престола Божия по галереям, и красота целого, можно сказать, подавлена красотою частей!

Не так в Св. Софии: тут, напротив, все частности исчезают в гармонической красоте целого! Тут одна мысль, одно чувство, один порыв – прославить Господа на земле сооружением святилища, в котором бы приносилась Его бескровная жертва, со всем великолепием, подобающим вселенскому Христианству!

Тут действует один могущественный Государь, соображаясь со всеми потребностями богослужения своей эпохи, когда уже вполне определились все церковные обряды Православия; и вот, – для созидания новозаветного первопрестольного храма всемирной столицы берёт он образцом ветхозаветный, созданный по начертанию, которое некогда свыше показано было Моисею на горе; ибо храм Соломонов был только расширенною скинией пустыни синайской, где хранился кивот Завета Бога с человеками. Внутри сего нового чудного святилища Иустинианова должна была также совершаться Божественная служба, по образцу виденному горѐ другим таинником Божиим – Иоанном, когда в откровениях Апокалипсиса предстала ему слава будущей Церкви! И если справедливо, что, при зрелище созданного им храма, когда впервые вступил царственный ктитор в Св. Софию, он воскликнул: «о Соломон! я превзошёл тебя»! – да простится ему горделивое слово, ради истины, исторгшейся из его уст.

Нет никакой возможности словами изобразить здание, которое до́лжно необходимо видеть собственными глазами, чтобы оценить всю его красоту; скажу только одно, что нигде не поражала меня столько гармония целого, где ни одна малейшая черта не оскорбляет взоров: до такой степени изящны все формы; они везде смягчены и округлены, хотя здание четвероугольно и даже крестообразно внутри. Всё так стройно и плавно, что как будто волнами текут из-под главного полного купола другие малые полусферы подчинённых ему куполов; и самая эта половинная их форма составляет гениальную красоту здания: ибо торжественная полнота обширной, господствующей над всеми сферы сливает в едино все прочие части, как бы под один небесный свод, и взоры не забегают под иные отдельные главы, как это бывает в других храмах. Если моё сравнение слишком дерзко, простите: я не умел иначе выразить своего впечатления: самая мозаика купола и тройных полукуполов алтаря помогает воображению, образуя по ним золотые струи арабесков, текущие из центра к окружности; а когда, внутри храма Св. Софии, я сравнил это с водопадами, все бывшие со мной меня поняли.

Вам известно, что храм Св. Софии, т. е. собственно церковь без преддверия и горнего места, составляет правильный квадрат; длина его и ширина 33 сажени; но всё так премудро устроено в доме Премудрости Божией, что этот квадрат незаметен для глаз. От внутреннего расположения шести основных столбов представляется взорам одна только приятная овальная форма средней части церкви, весьма удобная для созерцания отовсюду богослужения; пред стоящим же в центре храма разбегаются в четыре стороны равноконечные ветви креста, а лёгкость сферического купола, который возвышается на 23 сажени от помоста, увлекает взоры, как бы в глубокое небо.

Теперь обращусь от целого к частям, чтобы Вы могли лучше распознать их, и потом уже чрез них составить себе опять более ясное понятие о целом. Я буду говорить со всевозможною подробностью, не опасаясь утомить Вас; потому что можно ли нам русским довольно наговориться о Св. Софии? Прежде всего скажу, что по особенному Промыслу Божию о храме Своей Премудрости, на исходе уже четвёртого столетия ига магометанского, пришло на мысль султану, сблизившемуся с образованием европейским, обновить мечеть, бывшую храмом Св. Софии, пришедшую в ветхость; ибо её великолепные столбы угрожали падением от натиска сводов. И это благое великое дело поручил он просвещённому архитектору нашей миссии, что также замечательно. Весьма счастливо, что такое обновление, которое требовало опытной руки искусного художника, не досталось кому-либо из Турков, имеющих правилом ломать всё то, что им кажется не прочным, или какому-либо греку и армянину, не опытным и не умеющим оценить остатки древности. Два брата Фоссати, оба архитекторы, занимавшиеся обновлением Св. Софии, уроженцы итальянских кантонов Швейцарии, исполнены были с детства благоговения к венецианской базилик Св. Марка, которая построена отчасти по образцу Св. Софии; и потому они старались, сколько можно, соображаться с сею копией в обновлении её священного подлинника. Такая судьба базилики Св. Марка также весьма замечательна, как будто она, в своё время, нарочно была сооружена для более верного соблюдения древности Софийского храма; ибо в этом вековом зеркале доселе отражается её первоначальная слава. Одни только Фоссати могли приступить к делу столь щекотливому; потому что, в течение десяти лет постоянно занимаясь постройками для турецких властей, они приобрели их доверенность и хорошо владеют языком.

Но несмотря на просвещённое покровительство султана и его министров, которые доставляли им все возможные пособия, чрезвычайных усилий стоило обоим, а особенно старшему, главному зодчему, достигнуть желанной цели и спасти от варварских рук остатки драгоценных мозаик, найденные на стенах. Ещё труднее было списать их и все надписи, с тою отчётливостью, с какою они это выполнили; потому что неумолимый фанатизм местных имамов, несмотря на явное покровительство султана, который несколько раз посещал храм во время перестройки, ревниво следил за всеми действиями зодчего. Часто должен был он пробираться тайно по лесам сквозь окна мечети, чтобы поспешить списать открывавшиеся постепенно мозаики, под отбитой штукатуркой, пока их опять не закрыли. Благодарение Богу: всё списано и всё сохранено, и только лёгкий слой золотой краски покрывает драгоценные мозаики, которых, впрочем, не весьма много: я разумею о фигурах, а не о золотом грунте.

Достойно особого внимания глубокое слово султана Абдул Меджида, сказанное им зодчему, конечно, без какой-либо особой мысли, и совершенно безотчётно вырвавшееся из уст его, как обыкновенно бывает с таким знаменательным изречениями: «Закрасьте, как можно легче, мозаики, чтобы всегда можно было стереть краску. Кто знает, может быть, мой преемник захочет совершенно открыть их». Действительно, по воле султана, мозаики закрашены только слегка, и можно даже различать очерки некоторых фигур из-под краски, равно и кресты, над коими написаны арабески. Они бы могли своею четвероконечною формою, от VI века и доныне, служить обличением нашим упорным почитателям мнимой своей древности. Впрочем, Фоссати просил нас не обращать много внимания на остатки крестов, потому что имамы с трудом согласились сохранить их, и если заметят, что слишком сквозят из-под краски, они готовы совершенно их истребить.

Начну с внешнего портика или преддверия (νάρϑηξ), в который входили императоры с южной его оконечности, а не из средины с запада; чтобы изъяснить странность бокового входа, до́лжно предупредить, что иначе не позволяла местность. (То же самое и в Иерусалимском храме, Св. гроба). Хотя пред главным портиком Св. Софии и находится обширный двор, обставленный колоннами, как это свойственно было всем древним базиликам, но крайняя западная стена сего двора примыкала к крутому обрыву, потому что церковь была построена на самой вершине одного из семи каменистых холмов нового Рима, так что и на самый двор нельзя было входить иначе, как с обоих боков. Под всею западною частью храма находится обширная цистерна на столбах, теперь уже без воды, каких есть много в Царьграде. (Так и в Венеции под базиликою Св. Марка, но только с восточной стороны). Только середина Св. Софии сооружена на самой скале, а под алтарём её частью наложены были огромные камни для уровня земли по крутизне спускавшегося к морю холма. Посреди двора стояла конная статуя Императора Юстиниана, напоминавшая Капитолианскую Марка Аврелия в Риме, и на четырёх пилястрах, которые и теперь выдаются с наружной стороны портика, действительно поставлены были медные кони ипподрома римского, взятые некогда из Коринфа, и которыми теперь красуется Венеция. Такое украшение весьма странно для храма; Фоссати тщательно вымерил в Венеции пьедесталы коней Св. Марка, и они совершенно одного размера с пилястрами византийскими пред Св. Софией. Впрочем, так как главный и обычный вход в самую церковь не пролегал чрез этот двор, то можно было почитать его совершенно отдельного частью здания, и конные его украшения не поражали взоры входящих, как у Св. Марка.

Ещё достойно внимания, что самое преддверие храма с запада было двойное для оглашённых. В первую часть его входили со двора Иустинианова четырьмя вратами; из неё во вторую – пятью, а оттоле, наконец, в самый храм – девятью: таким образом постепенно умножались входы в святилище, по мере приближения к святыне.

Между тем у южной оконечности сего портика, отколе обыкновенно входили в храм, находилось несколько рядов столбов, под лёгким навесом; они теперь вделаны в новую стену; архитектор не мог понять их назначения, и полагал, что утверждавшийся на них навет служил для прикрытия народа от непогоды при выходе из храма. Я объяснил Фоссати, что это было действительно прикрытие для обуреваемых, но только не одною внешнею непогодою, а внутренними бурями страстей, которые здесь каялись у входа в святилище, и просили себе молитв у проходящих в заключённый для них храм. Он остался очень доволен таким объяснением. Но вот чем мы должны быть ему ещё чрезвычайно обязаны: – напротив сих столбов, у самого входа с правой стороны, открыл он древнее восьмиугольное здание самой крещальни, по подобию Лютеранского в Риме: доселе почитал оное новым строением, потому что оно обращено в тюрбе, или надгробную палату султана Мурада IV. Крещальня сия имела внутреннее сообщение с храмом, вероятно для одних священнослужителей. Собственно же есть и было только четыре входа в Св. Софию снаружи, и они все на её оконечностях: два с двух краёв западного портика, и два с восточной стороны по обеим сторонам главного алтаря: из них северный, как ближайший к дворцу, доселе служит для торжественного вшествия султана, и там устроена для него роскошная палата. С южной и северной стороны храма, во всю его длину, не было наружных выходов, как в наших соборах; всё здание обнесено было низкою оградою, внутри коей заключались отдельные малые палаты, как напр., крещальня, ризница и прочие подобные отделения, имевшие сообщение с храмом.

Великолепные двери, так называемого коринфского металла, лучшей резьбы века Периклова, которые вероятно принадлежали какому-либо капищу, доселе отверзают главный вход Св. Софии, с южной оконечности портика. К ним были прибавлены позднейшие бронзовые ваяния для того, чтоб их расширить по объёму входа, и на них было изображено в кругах имя Феодоры, Деспоты Августы, восстановившей чествование святых икон, потому что она их пожертвовала Св. Софии после бури иконоборства. Есть и летоисчисление – ςτμθ т. е. 6349 год от сотворения мира, что означает 841 от P.X.; индикта я не мог разобрать. «Христе помоги! Господи помоги»! начертано также внутри сих кругов, краегранием коих служит всегда имя Феодоры; прочие буквы не так ясны, но есть имя и сына её Михаила. Любопытно, как могли уцелеть такие двери от жадности Венециан, которые увезли с собою для Св. Марка другие драгоценные двери собора, и кафедру проповедников, и амвон диаконский и великолепную доску престола. Итак, 1000 лет уже вращаются чудные врата сии на своих вековых петлях, отверзая и заключая священный вход Св. Софии, и сколько тысяч входивших и исходивших ими уже перешли в вечность!

Не более трёх недель опоздал я, чтобы ещё видеть над ними великолепную мозаику, вероятно ни современную, судя по красоте сохранившегося рисунка. Божия Матерь Влахернская, или, по-нашему, Печерская, восседает с Младенцем на троне, a по сторонам её стоят два императора в лиловых далматиках и золотых нарамниках, облачённые подобно архиереям. Если бы не надписи и венцы, трудно было бы отличить обоих императоров от святителей. Они в багряных сандалиях царских, и на главе их жемчужные диадемы или стеммы, т. е. низкие повязки с крестом на верху: оба без бороды, и волосы их тёмно-русые. Один подносит с правой стороны Матери Божией созданный им зубчатый город, на двойных вратах коего два креста и с боку надпись: «Константин, иже во святых великий Царь (Βασιλευς)». Другой подносит ей сооружённый им храм Св. Софии, и надпись гласит: «Юстиниан приснопамятный государь». Мозаик сей был открыт последний, и сохранился лучше всех.

Такие два великие стража поставлены на вечной страже созданного ими святилища; потому что Константин соорудил первую малую церковь Св. Софии, обновлённую Феодосием младшим и сгоревшую во время смятения народного на ристалище, при императоре Иустиниане.

У Султана была старинная мысль, или, по крайней мере, ему внушили, сохранить эту входную мозаику обоих кесарей, но между ними на место лика Богоматери изобразить себя, как обновителя храма; однако: то предположение оставлено, и все лица были покрыты золотою краской.

Свод западного портика покрыт весь золотою мозаикой с крестами, обращёнными теперь в арабески, но также крестообразной формы. Над средними из девяти дверей, вводящих в храм, которые назывались царскими, потому что одни только цари ими входили, есть мраморный портал, или навес, и многие по старому баснословному преданию называли его саркофагом неведомой царевны; Греки любили давать волю своему воображению о заветном, заключённом для них святилище. Под навесом сохранился мозаик: Евангелие, отверстое на сем изречении: Аз есмь дверь, Мною аще кто внидет, спасется, и внидет и изыдет и пажить обрящет (Ин.10:9). Свыше мраморного навеса ещё мозаик: Спаситель на престоле держит открытое Евангелие с такими письменами: «Мир вам, Аз есмь свет миру». По сторонам Господа в малых кругах Пречистая Дева, и благовествующий Ей Архангел. У ног Христовых простёрт смиренно лобызающий их император, в такой же диадиме, как и первые два, но уже не в далматике, а в длинной мантии с золотыми лилиями по белому полю и с белокурой долгой бородою. Надписи нет. Это даёт повод думать, что не Греческий Самодержец, но кто-либо из западных Государей, овладевших троном Византии, один из Балдуинов Фландрских, изобразил себя таким образом, потому что лилии были в их гербе. А быть может, здесь представлен кто другой из позднейших обновителей храма, так как многие его укрепляли. Василий Македонянин и Роман старший поддержали две боковые арки. Василий Вулгароктон, знаменитый победитель Болгар, исправил самый купол, пострадавший от землетрясения. Андроник старший, иждивением своей супруги, опять укрепил его внешними пристройками, потому что он угрожал падением. Императоры Кантакузен и Палеолог, последние из христианских блюстителей Царьграда, обновляли заветное святилище. После, же завоевания султан Селим II приказал укрепить полукупол горнего места, треснувший от землетрясения, и нынешнему султану Абдул Меджиду предстояла слава совершенно обновить Св. Софию, освободив её от лишних подпор внешних и от той грубой извести, которою первые завоеватели обезобразили стены и даже некоторые столбы. Теперь всё открыто, кроме ликов, и по-прежнему сияет.

Вот мы уже внутри самой церкви. Признаюсь, менее неприятное впечатление произвели на меня самые турки, нежели наши христиане, и ещё называющиеся православными. Хотя мы только двое с почётным и знаменитым автором нашим Князем И.А. Вяземским хотели взять на своё имя фирман для осмотра Св. Софии, однако мало-помалу собралось неприметно большое число посетителей и даже дамы вовсе нам известные; потому что, как только услышат в Константинополе, что есть фирман для входа в храм Св. Софии, все в него стремятся. В одно время с нами ворвалось в неё и довольно народа, большею частью, из греков и армян, которые с жадностью ожидают такого случая. Все они бродили без всякого благоговения по храму в своих красных фесках, которые носят обыкновенно в комнатах и церквах, и потому не производили на меня столь грустного впечатления, как шляпы бывших с нами посетителей.

Надобно видеть Св. Софию пред вечером, когда лучи солнца широко проникают во всю глубину её чрез западное обширное окно верхней галереи. Стены её до самых хор покрыты разноцветным мрамором, ясписом и порфиром, и довершают великолепие мозаиков при солнечном блеске. Колонны, коих считается более 80 по всему храму, собраны были из знаменитейших, капищ языческих, и здесь придают много красоты зодчеству, поддерживая лёгкие аркады хор и углублений алтарных. Восемь древнего зелёного мрамора взяты были некогда императором Аврелианом из капища сирийского Баалбека для украшения Солнцева храма в Риме: на них, собственно, лежат боковые хоры, или гинекион, где стояли женщины. Столько же драгоценных порфировых столбов поставлено по углам собора в его полукружиях; они принадлежали славному капищу дианы ефесской. Не менее драгоценны и прочие меньшие колонны верхних галерей.

Рассматривая убранство древнего алтаря, не мог я однако же согласиться с нынешним обновителем Св. Софии. Привыкший к тесноте западного пресбитериума, или алтаря, и судя по римским древним базиликам, он ограничивал алтарь Св. Софии одним горним местом с его сопрестолием, и основывал своё мнение на том, что при оконечностях сопрестолия есть два боковых выхода, а между ними мраморный круг на помосте, теперь уже опущенном, означал будто бы место престола. Но в таком случае весь алтарь не имел бы даже и 5-ти сажень глубины, что не соответствует величию и пространству храма, и самому устройству восточных церквей, в которых алтарь занимает почти третью часть. Если же отнести иконостас к двум основным столбам, которые поддерживают купол, то внутри алтаря будет 13 сажень, и это более соразмерно с протяжением всего храма; тогда взойдут в алтарь и два боковые полукружия с порфировыми столбами ефесскими, а позади их жертвенник и ризница сами собой обозначатся весьма прилично в углах собора. Иначе нельзя себе представить многолюдного служения, потому что не более 6 епископов могли бы стать по сторонам Патриарха в алтаре, какой назначает Фоссати, a прочему клиру не было бы и места. Он предполагал, что жертвенником и диаконником служили две отдельные палатки, примыкавшие, с обоих сторон горнего места, извне к восточной стене алтаря, и которые были разрушены султаном Селимом, когда он хотел поддержать быками эту часть здания: отдельная ризница такого рода ещё существует у северной стены и имеет сообщение с храмом; в ней и доселе хранится масло для лампад мечети. И хотя в некоторых древних церквах Грузии, современных Св. Софии, есть отдельные жертвенники, пристроенные с боку, но здесь это не соответствовало бы правильности и красоте целого, которое так замечательно общею своей гармонией, да и самое богослужение не могло бы совершаться с подобающим благолепием.

В пользу той черты, которую я назначаю для иконостаса, свидетельствует ещё драгоценный мозаически круг на помосте с правой стороны, там, где стояла, вероятно, кафедра Патриаршая, подле клироса на таком точно расстоянии, как это мы видим в наших церквах. Но прежнее возвышение помоста алтарного было снято, и устроено новое деревянное по нуждам мечети; следственно, нельзя судить о положении амвона и ступеней. Впрочем, иконостас Св. Софии был открытый, как у Св. Марка в Венеции или в Пицунде, что в Абхазии, построенной также Иустинианом. Он состоял из мраморного основания, или низкой стенки, с прозрачного, весьма искусною резьбой; на ней стояли тонкие порфировые колонны с карнизами, сплетёнными из голубей и крестов. Два таких столба поставлены в позднейшее время, как украшение, при входе в храм с юго-восточной стороны, а две резные плиты иконостаса успел спасти зодчий, и вставил их, вместо решёток с обеих сторон верхних галерей, там, где они примыкают к алтарю. Но по его размеру не более 6-ти подобных колонн могли поместиться на черте предполагаемого им иконостаса, и ему самому это кажется странным, потому что в базилике Св. Марка, которая гораздо меньше, таких столбов 12, по числу св. апостолов, а на том месте, где, я назначаю сию черту, они могут поместиться все, и будут соразмернее по своей толщине. К тому же и у Св. Марка иконостас поставлен не у горнего места, но у начала разделения ветвей креста; а базилика венецианская была списком византийской. Но так как Церковь восточная не принимает ваяния, то не было и на сих столбах статуй апостольских, позади их задёргивалась, как в святилище ветхозаветном, великолепная завеса с ткаными по ней иконами, вместо херувимов, которыми украшена была завеса, отделявшая Святая Святых, ибо Иустиниан старался подражать, в чём можно было, Соломонову храму.

Вообще в Св. Софии, как явствует из оставшихся мозаиков, было весьма мало икон, разве только в куполах и на сводах. Посреди главного купола ещё нисколько сохранился лик Господа Вседержителя, но теперь опять он закрыт: от него разбегаются лучами золотые арабески. Над горним местом, поверх трёх окон, существует ещё великолепная мозаика: Божия Матерь сидит на пурпурном одре, и подле Неё стоит Божественный Младенец, благословляющий с таким правильным перстосложением, что суемудрствующие старообрядцы наши необходимо должны бы согласиться с нами, и сия отчётливость в сложении перстов наблюдается во всех ликах. По сторонам были начертаны два ангела большие с жезлами (вероятно, рипидами), и с монограммою имени Христова в руках. Сохранился один только ангел с правой стороны, и доселе можно различить из-под краски очерки его, равно как и самый лик Пречистой Девы, будто призрак минувшей славы Св. Софии сквозь настоящий её сумрак. Других мозаиков не было в алтаре, украшенном мрамором по стенам. На так называемой царской арке, или той, что поверх иконостаса, есть ещё лик Богоматери, совершенно схожий с нашим, что в Св. Софии Киевской, над горним местом; называется нерушимой стеною. Та же одежда, то же подъятие рук. Около Неё начертан первый стих Её вдохновенной песни: «Величит душа моя Господа, и возрадовася дух мой о Бозе Спасе моём». Несколько ниже изображён император греческий Иоанн Палеолог старший, укрепивший сию арку; и виден был отчасти лик Предтечи, – его ангела. На противоположной её арке было также мозаическое изображение Матери Божией с двумя другими ликами, полустёртыми. Те херувимы огромного размера, о которых Вы, конечно, много слышали, теперь совершенно открыты, но только закрашены лица их между шестью крыл, потому что Турки не терпят никаких фигур; по крыльям, свободно парящим, рассеяны очи сих многоочитых небесных сил: противоположные два херувима уже не существуют, и новые написаны на стенах. Фоссати заменил живописью утрату мозаиков.

С северной и южной стороны в наружных арках прежде было по одному большому окну, как и теперь ещё оно существует в западной арке; но для утверждения потрясённых сводов заложены кирпичом оба боковые окна, и вместо них устроены два ряда малых с мозаиками в промежутках. Доселе сохранились в нижнем их ряде изображения трёх великих пророков, – Иеремии и Иезекииля с левой стороны, и Исаии – с правой, с хартией его пророчества о Пречистой Деве; но лик Даниила уже стёрся; а из малых двенадцати пророков можно распознать только Аввакума и Софонию. Но зато, над ними между вторым рядом окон, вполне уцелели Святители, исключая одного; их было по семи с каждой стороны, и они совершенно напоминают наших киевских, какие доселе видны в алтаре Софийском. Имена их написаны также сбоку. От правой руки следуют в таком порядке: Анфим Никомидийский, Василий Великий, Григорий Богослов, Дионисий Ареопагит, Николай Чудотворец, Григорий великой Армении, и едва ли не Григорий Нисский на праздном месте; лик его стёрся. С левой же руки: Игнатий новый (Патриарх Цареградский), предметник его Мефодий, Игнатий Богоносец, Григорий Чудотворец, Иоанн Златоуст, Кирилл и Афанасий – Александрийские. Замечательно, с какою историческою верностью изображены оба новейшие Святители Царьграда. Игнатий, сын царский, оскоплённый жестоким тираном, который лишил жизни его родителя, представлен без бороды. Подле него св. Мефодий, пострадавший от иконоборцев и утративший челюсти, написан с ланитами обвязанными клобуком иноческим. Бывший Патриарх Константий говорил мне, что с тех пор произошёл обычай иметь воскрилия на клобуках, вместо обыкновенной формы покрывала, в память страдания св. Мефодия. Судя по времени Игнатия, мозаики не должны восходить дальше X века.

Быть может, я слишком утомляю Вас подробностями; но, мне кажется, нельзя достаточно сказать о таком занимательном предмете, каков храм Св. Софии. Она послужила образцом для первых храмов нашей родины, хотя и не совершенно по зодчеству, но, по крайней мере, по имени; и вот теперь чрез столько веков внезапно явилась опять на свет со всеми тайными своими сокровищами, которых утрачена была самая память. Если теперь не воспользоваться такою благоприятною минутою и не записать всё виденное, которое как молния блеснуло, и опять отчасти скрылось, и всё слышанное от того зодчего, кто обновлял родное нам святилище, то, быть может, навсегда утратится предание минувшего. Правда Фоссати хочет издать подробное описание Св. Софии с рисунками, но ещё это не скоро исполнится; к тому же, как человек западный, хотя и любознательный, не может он смотреть на Св. Софию нашим православным глазом.

Он устроил в ней новую весьма изящную кафедру для Султана, во вкусе той кафедры проповедников, которую похитили Венециане для своих Дожей; колонны же собрал под неё на улицах Царьграда, где они брошены были, как остовы, выглядывавшие из под земли. Говоря о тех предметах, какие похитили Венециане из Св. Софии, я не могу согласиться с преданием народным, будто корабль, нагруженный её сокровищами, потонул около острова Мармары, и доселе кипит на этом месте море, и благовоние из него исходит. Чувство народное, оскорблённое утратою самых дорогих своих сокровищ, не старалось ли утешить себя тою мыслью, что, по крайней мере, они не достались и похитителям? Я видел в Венеции чудную икону Влахернскую, видел и так называемую palla d’ore, которая служила напрестольною доской алтаря Софийского, и много ещё других драгоценностей византийских, похищенных, собственно, из Св. Софии. Что касается до обруча от кладязя суматрийского, о котором говорит Патриарх в своей книге Константиниаде, будто он и доселе в Св. Софии, то я никак не могу назвать сим именем два большие мраморные кувшина, гораздо позднейших времён, в которых хранится вода при входе в церковь. Скорее можно согласиться с преданием римским, которое указывает самарийский кладезь на дворе Латерана.

Чудно зрелище всего храма от царских входных дверей, потому что тут обширное святилище открывается в полном величии своих размеров; но грустно смотреть к алтарю и видеть на горнем месте, вместо кафедры патриаршей, резную сень, устроенную для хранения Корана. Она несколько сдвинута вправо, по направлению Каабы, и самою неправильностью своего положения свидетельствует о несвойственности такого влагалища и того, что в нём хранится, для Св. Софии. Слово Божие да услышится опять вместо суетного слова человеческого в храме Премудрости Божией, и да утешатся им сердца верующих!

Теперь подымимся на хоры, на которых также сохранилось много занимательного. Несколько было на них выходов изнутри храма, и два средние служили собственно для диаконов, когда они выходили кадить в отделение женское с обеих сторон. По четырём углам собора не было вовсе ступеней в сих отлогих выходах.

Та же чудная колоннада зелёного древнего мрамора, но только в меньших размерах, представляется и на верхних галереях, которые обнесены низкими перилами из мраморных изящно изваянных плит. Такие же перила с изваяниями орлов и цветов украшают хоры и Киевского собора св. Софии. Стены и своды сих галерей покрыты были мозаиками, но с левой стороны они осыпались. Тут находилось отделение почётных боярынь цареградских, на самой середине хор, между двух основных столбов и на перилах ещё сохранилась глубоко вырезанная надпись: «место Феодоры, именитой Патрикии». Какое горделивое притязание на обладание местом в храме, чрез столько веков, когда теперь уже не известно, кто была сия именитая некогда жена? Не супруга ли Иустиниана, прежде, нежели он возвёл её в достоинство императрицы; ибо такое превозношение внутри храма Божия обличает надменность, более свойственную лицам низкого происхождения. Такова была действительно Феодора прежде, нежели воссела на трон византийский.

На противоположных хорах с правой стороны то же самое пространство между столбов определено было для царственных лиц женского пола; и там всего более сохранилось мозаиков и царских портретов. Мраморная перегородка с орлами отдаляет это место от западной части хор; но вероятно была какая-либо преграда и со стороны восточной, потому что нельзя думать, чтобы женщинам позволено было смотреть сверху, свободным взором, на совершение таинств, внутри алтаря. До́лжно предполагать, что всё пространство около него на хорах со всех сторон имело какое-либо особое назначение. Между мозаиками одна из самых лучших осталась на простенки; у входа в царственный гинекион. Спаситель представлен сидящим между Богоматерью и Предтечею. Это так называемый деисис, или молитвенное предстательство их пред Господом. Судя по красоте мозаики, можно отнести её к лучшим временам Комнинов. На боковой стене начинаются царские портреты, однако не в хронологическом порядке.

Умилительно благочестие сих державных: они всегда хотели изобразить себя в молитвенном положении по сторонам Матери Божией, Которая восседает между ними с благословляющим их Младенцем; и везде та же скромная надпись с переменою только имени: «верный во Христе; Государь и Самодержец Римлян». Как трогательно читать во главе, всякого титла: «верный во Христе», – которым более всего они дорожили, потому что нигде не опущено сие свидетельство их православия! Таким образом представлен Император Константин Мономах и Зоя его супруга, дочь Багрянородного, по сторонам Богоматери; далее Константин Багрянородный и Ирина мать Алексия Комнина опять с Владычицею, сидящею посреди них, и сам Император Алексий, ещё в юношеском возрасте, и Александр, брат царевны Анны, супруги нашего Равноапостольного Владимира. Вероятно было и много других, но они стёрлись. Нижняя часть мозаиков отпала, но до пояса весьма хорошо сохранились фигуры. Одежда царей уже не ищет простоты Иустиниановой и Константиновой: она вся испещрена золотом и яркими камнями, и напоминает отчасти царское одеяние первых Романовых. На голове их уже не диадема, как у древних Кесарей, но полные венцы в виде митр. Ещё великолепнее трёхзубчатые высокие тиары Императриц Зои и Ирины и их облачение, соблюдённое во всей точности. Цари сии уже носят бороду, но её нет у Комнина, по его молодости. Достойно внимания и то, что каждый император держит в руках мешок, я полагал, с деньгами, как знак пожертвования храму Божию; но Патриарх Константин уверял меня, что в их руках не золото, а земля ради смирения, дабы тем свидетельствовать, что они, по выражению Авраама, отца верующих, только прах и земля пред Господом. Не знаю, до какой степени справедливо такое толкование, но во всяком случае оно умилительно. Императрица Зоя держит в руках длинный свиток, и на нём написано: «из рода Константинова»; а подле её лика: «Зоя благочестивая Августа». То же титло дано и Ирине. Вот всё, что сохранилось от мозаиков в галереях и в целом храме. Я их все исчислил со всевозможною, по виденным мною рисункам, отчётливостью, чтобы память о них сохранилась на будущее время, если паче чаяния люди и время довершат своё опустошение.

Дверь, которою входили царицы и царевны с боковой лестницы на хоры, была заложена, и предание народное говорило, что тут в тесной палатке или церкви заключён, со времени завоевания Царьграда, священник, совершавший тогда литургию, и что ещё доселе жив. Я слышал и прежде о таком предании в Молдавии, во время похода 1828 года; но мне иначе рассказывали: будто бы сам Патриарх соборно совершал литургию в Св. Софии, в ту минуту, когда ворвались турки вовнутрь святилища, и что сами собою заключились царские врата алтаря, в который никто с тех пор не смел проникнуть; а литургия будет продолжаться до времени освобождения Царьграда: тогда только, при отверстии царских врат, отъидут на вечный покой священнодействовавшие в течение стольких веков. Предание это вкоренилось однако так сильно в сердце народа, что никто из работников греческих не решился выломать заветной двери, ожидая с ужасом явления четырёхсотлетнего пресвитера. Архитектор принуждён был заставить турка коснуться двери, но и тот не без страха выполнил его приказание. Так много жизни бывает в одном сказании, безотчётно брошенном в сумрак веков!

Нашли малую комнату с углублением к востоку, где можно предполагать место алтаря⁴¹⁵; архитектор едва не провалился сам в глубокую яму давно сломанного помоста: тут было найдено много турецких записей и счетов, но ни одной рукописи греческой, хотя Патриарх Константин предполагал, что здесь должна была храниться библиотека Софийская. Фоссати положительно сказал мне, что не нашёл желанных книг, и ему можно поверить, потому что он всё осматривал с большим тщанием, и даже рылся под основаниями собора, чтобы найти клады и тайные ходы к морю, о которых ему много говорили. Всё оказалось сказкой народной, облечённою в поэзию минувшего! Но недалеко от Св. Софии, там, где он строил для турок университет, нашлось несколько порфировых саркофагов, без сомнения царских, по их величине и красоте, хотя и без имени. Они теперь около церкви св. Ирины.

В западной части хор, на южной их оконечности, там, где народная молва говорила о чудном светящемся кресте, существовал довольно пространный придел, и действительно на его дверях светился крест из золотых мозаиков, который щадили и турки; теперь уже его нет после обновления храма. Придел сей давно обращён был в складочное место для всякого хлама; но на его сводах ещё сохранились, хотя и слабо, некоторые фрески и Деисус над входом и лики святых на сводах, хорошей живописи, судя по искажённым остаткам. Алтарь был у самого входа с левой стороны, ради восточного направления, и тут же в его углублении видно место жертвенника. Вероятно, это был единственный придел в целом обширном храме, если только не существовал ещё один малый в гинекионе для царственных жён; потому что в древности не имели обычая умножать без нужды число приделов, и наипаче не обращали в боковые алтари отдельных жертвенника и диаконикона, столь необходимых для порядка богослужения.

Обширное итальянское окно, с мраморными переплётами рамы, занимает всю наружную арку западных хор, и я сожалел, что ещё день не склонился к западу, дабы мне полюбоваться вечернею картиною Св. Софии, когда вся она обращается в один чудный порфировый водоём, преисполненный волнующимися лучами солнца; но довольно и того, что удалось мне видеть. Конечно, ничего подобного в мире я не увижу.

Как жаль, что нынешние зодчие, вместо того чтобы подражать чудным образцам древности, вполне соответствующим всем потребностям богослужения, хотят непременно создать что-либо новое, своё, и с таким горделивым желанием останутся всегда далеко от сего совершеннейшего произведения христианского зодчества! Правда, оно обезображено снаружи пристройками, которыми принуждены были в различные времена подкреплять потрясённое здание, но зато внутренность есть невыразимый идеал красоты художественной. Турки хотели подражать ему в главных своих мечетях – Магомета, Солимана, Ахмета и других, но они не умели соблюсти изящности размеров софийских. К тому же Св. София создана для церкви, а не для мечети, и, собственно, для православного Богослужения, потому что устройство древних базилик римских более свойственно было обрядам западным. О, если бы когда-либо пришло у нас на мысль создать Св. Софию в первопрестольной столице, как у нас уже и есть верный снимок храма св. Гроба! Какое бы это было сокровище для России!

Скажу кратко: мне ещё предстоит видеть многое на Востоке, и я уже видел довольно любопытных предметов; но если бы всё моё путешествие ограничилось одним посещением Св. Софии, я и тогда бы не считал потерянными время и труды долгого странствия до Царьграда. До такой степени удовлетворяет и взорам, и сердцу Св. София! Поистине здесь исполнились слова пророческие: «Премудрость созда себе дом»!

Буюк-дере, 21 июля 1849.

На рассвете оставил я Бруссу; восходящее солнце осветило предо мной её великолепную равнину и первые вершины Олимпа, покрытые зеленью богатейшей растительности. Мы ехали по прежней дороге, на Гемлик, чтобы перевалиться чрез горный хребет, отделяющий долину Бруссы от русла никейского озера; но, не доезжая до моря, поворотили вправо, чрез селение Омар-бей-киой, и спустились к озеру. Это одно из живописных мест азиатского берега: с вершины горы видны были и снежное темя Олимпа, с цепью ему подвластных высот, и залив Киоса или Гемлика, с его приморским поселением, и на конце глубокого ущелья, которое проходит от залива к озеру, всё его великолепное зеркало открылось взорам до самой Никеи в раме зеленеющих гор. Дорога наша извивалась подле прозрачных вод, и в ясной их лазури отражался картинною противолежащий берег; иногда масличные или шелковичные и каштановые сады прилегавших селений армянских и турецких на время отклоняли нас от озера, но потом опять спускалась к нему живописная дорога. Пустынно было озеро никейское; одни только дикие чайки и белые пеликаны летали и плавали около его берегов. Изредка, уже ближе к Никее, встречались нам рыболовы турецкие. Мне говорили, что в известное время года приходят сюда русские наши раскольники, для рыбной ловли, и лодками их покрывается озеро; но они весьма не расположены к бывшим своим соотечественникам, и встреча с ними довольно опасна. Всё у них сохранилось, и одежда, и обычаи, и язык, кроме православия и любви к прежней родине.

Часа за четыре до Никеи огромные скалы вдвинулись в озеро и пересекли дорогу, а несколько далее показались на горе развалины замка. Это как будто первые врата никейские; потому что нет другой дороги для обхода скал; и здесь, вероятно, потерпели страшное поражение от Султана Никейского Кинидж-Арслана первые толпы крестоносцев, которых невежественные вожди устремились этой дорогой к Никее. Их поражение горько отозвалось и греческому населению Киоса, которое всё было вырезано преследовавшими их врагами. Готфрид и его дружины шли уже в большем порядке и другим путём из Царьграда, чтобы отмстить за кровь своих собратий. Но хотя они и отразили все нападения Арслана, и осадили со всех сторон город, никогда не сдалась бы им Никея, если бы Император Алексий Комнин, по убедительной их просьбе, не перевёз сухим путём целую флотилию из залива в озеро. Тогда только начали помышлять о сдаче смутившиеся Сарацины, и хитрость греческая превозмогла отвагу франков. Пока воевали они около неприступных стен, город тайно сдался греческому полководцу, и с тщетною яростью увидели они знамя императорское на башнях Никеи. Видно, что прибрежная сия дорога укреплена была, по мере приближения к городу. За час от него, пред последним заливом озера, дикая скала, с остатками на ней стен, носит доселе название крепостной. Сохранились и городские бойницы с оградою, хотя местами обрушенною, которая, однако, свидетельствует о прежней чрезвычайной силе, потому что Никея долго служила для императоров твердейшим, оплотом против возникавшего могущества Сарацин. После столетнего обладания ею Сельджукидов, она возвратилась опять в руки Кесарей византийских, и только второй Султан Оттоманов, Орхан, сын Османа, овладев городом, положил на нём ту печать разрушения, которая и доселе возмущает душу зрелищем столь великих развалин.

Солнце закатилось за дальний край озера, когда утомлённый пятнадцатичасовым путём подъехал я к великолепным вратам Никеи, с южной её стороны, от местечка Генимчер. Огромные бойницы окрашены были ярким румянцем вечера, как бы последним отблеском давно минувшей славы; a между тем луна уже взошла на ясное небо, символом оттоманской державы, всё сокрушившей в этом древнем забрале христианства; но уже луна начинала терять двурогий образ герба Исламова от умножения дней своих: так стёрся мало-помалу, с течением лета, и самый рог Ислама, утратившего свою фанатическую силу. Эта мысль утешила меня при зрелище развалин Никейских. Опустевшая мечеть султана Орхана стояла вне городских стен пред вратами, как бы в возмездие за все жестокие опустошения завоевателя внутри сей летописной столицы. Тройными вратами входят в её заветную внутренность, и на одной из величественных арок существует полустёртая надпись: «Самодержцу Кесарю Марку Аврелию и Священному Сенату и народу, при Консуларие Велеие Маркеллине». С этой стороны расположен был главный стан крестоносцев, Графов Раймунда Тулузского, двух Робертов – Фландрского и Нормандского и великого Гугона, брата короля Франции, всё это под сенью Легата Папского Адемара.

Итак, триумфальные врата римлян, стан крестоносцев, мечеть Оттоманов, всё это слилось в одну массу воспоминаний и развалин, у входа в Никею, при молчаливом сиянии месяца, наводящего столько дум! Но не такие впечатления наполняли мою душу; и вот, я помышлял о Никее христианской, о Никее Вселенских Соборов, где возник первый символ нашей православной веры из священного собрания 318-ти св. отцов, в дни великого Константина, и где ещё раз соединился Собор уже последний Вселенский, чтобы утвердить предания и восстановить иконы. В таких размышлениях вспомнил я, что следующий день, 16 июля, посвящён был памяти св. Отец шести Вселенских Соборов, и весьма обрадовался нечаянному случаю, который приводил меня в град Соборов в самый день церковного их воспоминания. Но сколь велико было моё изумление и вместе разочарование, когда въехав чрез торжественные врата в давно желанную Никею, я нашёл вместо города один обширный пустырь и сады, обнесённые грудою развалин! Это ли та славная Никея, некогда бывшая столицею Кесарей и потом твердейшим оплотом христианства, так что её соборное имя слилось с основными догматами нашей веры!

Чем далее я подвигался, тем более встречал разочарования: вот меланхолическая группа кипарисов, осеребрённых луной, из-за которых показался купол главной мечети! Взоры мои искали в Никее церкви, но два великолепные мраморные столба, которые поддерживали наружный портик мечети, и мраморные, изящные решётки её преддверия, ясно о себе гласили, что они похищены из какого-либо древнего храма, быть может, стоявшего на этом месте. Не менее тягостным для моего сердца было проезжать чрез грязный базар, оживлённый ночным разгулом турков, после томительного для них постного дня рамазана; я был вынужден, однако, искать себе ночного приюта, посреди сего шумного базара, в армянском доме, где вопли веселящихся Турок не дали мне покоя; – и это всё в православной Никее.

Весьма сожалел я впоследствии, что не обратился к одному из старшин греческих, Экзарху митрополита Никейского, который дал мне письмо на его имя; но когда я пригласил к себе единственного священника убогой ныне Никеи, и он привёл с собою старшину, было уже слишком поздно, чтоб переменять жилище; потому что я почувствовал веяние душного лихорадочного воздуха.

Я просил священника отслужить для меня литургию на следующий день и совершить память св. отцов шести Вселенских Соборов, хотя правилами положено относить торжество сие на ближайший воскресный день; это была ещё суббота; но я не мог оставаться долее, чтобы не опоздать к пароходу никомидийскому. Охотно согласился он исполнить моё желание; потому что не много православных посетителей видел у себя в церкви, и предварил меня о её глубокой древности, восходящей до времён Великого Константина и ознаменованной чудом Великого Василия. Рассказ его показался мне странным; я никогда не читал в житии Святителя о посещении им Никеи. «Если вы сомневаетесь, – сказал мне священник, – я покажу вам минею, где напечатано: января 19, память в Никее великого чуда, яко св. Василий молитвами открыл двери соборной церкви для православных, – и синаксарь, объясняющий самое чудо». Действительно на другой день он принёс мне; обе книги. Там описано было, каким образом, когда Ариане овладели всеми церквами, при императоре Валенте, православные жители Никеи обратились к св. Василию и умолили его идти к Кесарю, дабы испросить у него, хотя одну сию древнейшую церковь для христиан. Подвигся святитель в царствующий град, и на сей раз умилостивился Валент. Он предоставил ему лично рассудить в Никее прение между Православными и Арианами. Великий Василий собрал тех и других и сказал противникам: «Бог да рассудит между вами и нами! Заключим двери храма, и обратимся ко Господу с молитвою, дабы Он отверз их тем из нас, которые более Ему приятны. «Согласились ариане, но после трёхдневных непрестанных молений, заключёнными остались для них двери; помолился св. Василий, и мгновенно сами собой отверзлись пред ними и трое внутренних врат церковных, так что весь народ прославил Бога отцов своих, многие из ариан обратились к православию. Сие местное предание напоминает библейское сказание о прении пророка Илии со жрецами Ваала. Священник рассказывая о том беспрестанно смешивал ариан с армянами, по сходству имени, и хотя я замечал ему столь важную ошибку, он казалось не ясно понимал различие.

Радостное изумление ожидало меня на следующее утро, когда я увидел себя в святилище, современном Великому Константину. Внешнее зодчество сего малого храма и портик с двумя рухлевшими колоннами, и мозаик над входом, свидетельствовали о глубокой древности. Я поспешил взойти, потому что уже оканчивалась утреня, и священник, возгласив: «слава Тебе, показавшему нам свет» вслед за тем, по обычаю греческому, началась немедленно литургия. Давно не молился я с таким усердием. Нас было не более пяти человек в церкви; к причётнику, который был вместе и учителем убогого училища никейского, подходили один за другим дети, чтоб помогать ему в пении, и низко кланялись пред троном отсутствующего митрополита. Это было весьма трогательно, как будто сам пастырь лично предстоял своему стаду. Когда же, во время пения тропарей, священник громко возгласил из алтаря песнь отцов, и обратился ко мне из-за царских дверей, чтобы я с большим вниманием следовал за его словами, – я заплакал. Слышать посреди развалин Никеи в единственной уцелевшей там церкви, но современной вселенскому первому Собору, из уст единственного пресвитера, который заменил всех 318 св. отцов, сей церковный гимн в их славу: «Препрославлен еси, Христос Боже наш, светила на земли отцы наши основанный, и теми ко истинной вере вся ни наставивый, многоблагоутробне, слава Тебе», – слышать и не быть потрясённым до глубины души, было бы не естественно. Сколько раз внимал я пению сего торжественного тропаря во дни храмовых праздников нашей Синодальной церкви, посреди полного блеска служения архиерейского, а теперь я слышал его на самом месте события и увы! в пустыне.

Такое же сильное впечатление произвело на меня чтение символа никейского, в современной ему церкви никейской! Я вообразил себе, посреди нынешнего убожества, всю духовную славу сего вселенского собрания святителей и исповедников Христовых, кровью запечатлевших свою веру, и простёрся ниц на мозаический помост храма, который попирали священные стопы их. О какое сладкое, невыразимое чувство наполнило мне сердце! Я забыл и болезнь, и утомление долгого пути; мне казалось, что я в кругу самих отцов, и я благодарил Бога, что удостоился быть членом их Православной Церкви, которой «единую веру запечатлели, по словам гимна, апостолов проповедание и Отец догматы. Сего ради носящи ризу, истканную от Богословия, еже свыше, исправляет и славит она благочестия великое таинство!»

После литургии я стал внимательно осматривать церковь, начиная с алтаря. Священник указал мне горнее место, о шести высоких ступенях, на котором восседал св. Василий Великий, и я с благоговением поцеловал мрамор сих ступеней. Сопрестолия нет; на помосте алтарном, собранном из разнородных плит, есть надпись: «башня Михаила великого Императора и во Христе, Самодержца, в лето 6366». Камень сей, вероятно, принадлежал городской бойнице, им сооружённой. Поверх горнего места на золотом грунте мозаиков, Матерь Божия в том виде, как Её изображает икона Печерская, стоит с Младенцем на руках, и под Нею три сходящие луча с надписью: «из чрева прежде денницы родих Тя». Здесь видно, какое знаменование издревле давали сему стиху псалма. На своде алтаря изображены, также мозаиком, Евангелие в кругу, представляющем небо, и четыре ангела в диаконских стихарях, с трисвятою песнью «Свят, Свят, Свят», начертанною над главою каждого из них. Кругом царской арки над иконостасом написано ещё: «дому Твоему подобает святыня, Господни, в долготу дний».

Алтарь разделён, по древнему чину, на три части, и в диакониконе устроен малый предел во имя Успения Пресвятой Девы; но престол его не находится на середине, а углублён в стене, как я видел это и в других малых приделах (параклисах) равно греческих и грузинских. Священник показал мне в боковом приделе две иконы Одигитрии и св. Великомученика Димитрия, обе слывущие чудотворными, хотя и не весьма древние, принесённые со св. горы: пред ними два подсвечника, или, лучше сказать, две большие свечи, вроде наших обетных, но только из прозрачного чёрного мрамора; а подле в стене есть малое углубление, с изваянием голубей на белом мраморе, быть может, для св. воды, если это не была детская гробница. В главном алтаре все новые иконы; между ними одна храмовая целой Никеи, 318 св. отцов, а другая св. мученика Неофита, уроженца никейского, которого и гробница видна в преддверии. Внутреннее расположение напоминает отчасти и в малом виде Св. Софию; но купол был обрушен, и потому нет мозаиков на новом. Помост сохранился в древнем своём виде и весь испещрён мозаиками, по подобию Киевского десятинного собора. Не более двухсот лет, как обновлена церковь сия после долгого запустения; но я не успел списать на хорах времени сего события и имени обновителя; на сводах же алтарных начертан 1833 год; ибо тогда опять поправляли ветхости здания, и, быть может, устроили иконостас. На правой руке со входа существует доселе в углублении гробница основателя, Патрикия Никифора, бывшего при отце великого Константина, как гласит местное предание. Верхняя доска сломана до половины, и на ней уцелел ещё четвероконечный крест; если же спустить свечу внутрь гробницы, то совершенно прозрачною является передняя плита её, на которой изваяны весьма изящно два звёздообразных круга.

Трое врат, которые сами собою чудно отверзлись, по молитве св. Василия Великого, и доселе служат входом из портика внутрь церкви: на них не повешено дверей, по запрещению Святителя затворять их на память чуда. Как драгоценны такие предания, которые можно изучать только на местах? Над средними вратами изображено мозаиком знамение Матери Божией, и около Неё надпись греческая крупными золотыми буквами: «Господи, помоги рабу твоему Никифору Патрикию, Препоситу вести (вестиарху) и великому Этериарху» (Κύριε βοηϑει τοῦ σοῦ δούλῳ Νικηφόρῳ Πατρικίῳ, πρεποσίτῳ βέστι καὶ μεγάλῳ Ἑταιριάρχω). Удивительно, как могло всё это сохраниться, после и столь долгого запустения! В куполе преддверия Спаситель и Предтеча в мозаических кругах, друг против друга, и четыре Евангелиста по углам; сверху опять звездообразный круг. Над боковым входом, со стороны гробницы Никифора, изображены были Константин Великий и сам Патрикий на коленях пред Материю Божией, но мозаика сия осыпалась и их написали над южными дверьми портика, где был прежде придел св. Диомида, и отколе взошёл Святитель Василий для совершения чуда. На противоположной стороне гробница мученика Неофита в углублении. Там горит неугасимая лампада пред иконой Богоматери. Два звездообразных креста, похожие на лабарум или монограмму имени Христова, бывшей хоругви Константиновой с пальмовыми вокруг их венками, изваяны на мраморной лицевой плите, совершенно так, как я видел изображения сих мученических символов в катакомбах римских, и нет сомнения, что от украшения современны. На гробе Патрикия не могли изваять таких венцов, несмотря на то, что он занимает, как ктитор, почётное место в храме. До такой степени дорожили в то время отличиями мученичества, как бы теперь орденскими знаками.

Св. Неофит, коего память совершается в Никее 21 января, был уроженцем сего города, как сказано в кратком его синаксаре, и от юности почувствовал влечение к жизни созерцательной. Однажды последовал он за порхавшей пред ним голубицею на гору Олимп, где долго подвизался в искусе иноческом. Но когда услышал о жестоких гонениях Кесаря Диоклитиана, добровольно сошёл с горы, чтобы кровью запечатлеть своё исповедание. Церковь Никеи благоговейно чтит ещё память святителя Харалампия; икона его также стоит местною в алтаре; потому что к его молитвам прибегают многие, для избавления от болезненных поветрий, опустошающих город. Сей единственный храм Никеи празднует вместе Успению и св. Димитрию и сверх того – Пасхе, потому что есть давнее предание о ежегодно повторявшемся чуде в три последние дни страстной недели. Все стены и столбы покрывались влажностью, в виде капель выступившего из них пота: как бы в самом мраморе было сочувствие всемирному событию Господних страданий, подобно тому, как это обнаружилось в час распятия землетрясением и затмением солнца. Так иногда более является сочувствия в предметах неодушевлённых, нежели в одушевлённых, и не напрасно сказал Господь: аще сии умолчат, камение возопиет (Лк.19:40).

Из церкви просил я священника и старшину проводить меня в древний собор Св. Софии, где, по церковной истории, соединился седьмой вселенский Собор; там без сомнения происходил и первый, хотя место оного указывают за стенами города. Это есть предание турецкое, усвоенное и греками; но кроме неудобства самого места, о коем скажу в своё время, можно ли думать, чтобы воспоминание о первом Соборе не было освящено, хотя впоследствии, храмом. Если Императрица Ирина и Патриарх Тарасий избрали Никею для седьмого вселенского Собора с тою целью, чтобы воспоминанием священной местности возвысить достоинство определений церковных о чествовании св. икон, то без сомнения они соединили епископов даже в том самом храме, где некогда именитые 318 св. отец провозгласили своё торжественное исповедание веры в слух вселенной. Да и самое здание, теперь полуразрушенное, но ещё сохранившее внимание стены, свидетельствует о своей глубокой древности по двухъярусной форме прежних базилик, какие и доселе и видны в Риме. Известно, что первые императоры имели обычай обращать сначала присутственные залы, носившие название базилик, или царских, в храмы Божии. Самое имя Софии, которое предпочтительно любил давать церквам своим Великий Константин указывает на сие святилище, как на то место, где лучшие святители вселенной призваны были им совещаться о великом догмате воплощения Слова и Премудрости Божией.

Но, увы! одинакова судьба всех храмов Св. Софии во всех пределах империи оттоманской! И сия церковь, хотя теперь она в развалинах, обращена была временно в мечеть, когда завоеватель султан Орхан осквернил своим присутствием кафедральный собор Никеи, сделав его капищем магометанским. Одинокий минарет у входа свидетельствует доселе о таком поругании. На нём неподвижно сидел белый аист, как бы иероглифическая птица Египта, пустынный страж развалин, и при нашем приближении с шумом стал бить крылами воздух. Мы взошли чрез обрушенный портик; внутри храма представился нам густой каштановый сад, дико поросший по всему его пространству, между внешних высоких стен, коих столбы и верхние галереи уже обрушились. Вертоград на том месте, где восседали св. отцы двух вселенских Соборов, – о, как это тяжко было для сердца! С трудом пробирались мы сквозь чащу вовнутрь алтаря, очищенного от дерев, потому что ещё сохранился под ним отчасти купол; видно полукружие горнего места. С обеих сторон под малыми куполами уцелели также отделения жертвенника и диакон икона, и в сем последней, между окон, видны ещё лики святых, написанные фресками. Они сохранились, как бы во свидетельство восстановления св. икон догматом вселенского Собора, здесь соединившегося. И здесь опять вопияли камни, посреди безмолвия и вопреки хульных воплей еретиков, осуждающих догматы Никейские!

Сквозь обвалившуюся стену жертвенника вышел я на соборный двор и видел ещё верхний ярус окон базилики, более уцелевший с северной стороны; но этот двор был завален всякою нечистотой и костями животных. «И ты, Господи, доколе!» Горько вздохнул я при таком древнем и новом поругании столь драгоценного для нас святилища, и удалился из него с символом никейским в сердце и в устах! Обширная митрополия примыкала некогда с северо-восточной стороны к Св. Софии, но теперь по её развалинам рассеяны здания турецкие, отчасти воздвигнутые на старых основаниях; есть тут и мечеть, малая, низкая, которая, как говорят, была прежде церковью Святителя Николая; виден и древний саркофаг, обращённый теперь в Фонтан и точащие живые струи из недр смерти. Кто разгадает весь этот хаос разрушения, где столпились веки над веками в одну громаду безответных камней!

Грустно, однако, думать, что в самые решительные эпохи для Православия, не раз изменяли ему митрополиты никейские, несмотря на важность своей кафедры. Так на первом вселенском Соборе Феогнид принял сторону Ария, хотя и обратился впоследствии; и на бедственном Флорентинском собрании, горько именитый Виссарион предпочёл багряницу римскую и титло кардинала высокой степени православного митрополита Никеи. Много повредили они, вместе с нашим изменником Исидором, делу Православия! Митрополия никейская, равно как и Св. София находились в средине обширного города, где теперь осталось не более 200 убогих домов промежду садов и обломков.

Утомительно было бы исчислять все древние здания, отчасти уцелевшие, или обращённые в мечети и кладовые турков, но нельзя умолчать об одной великолепной обители, которая совершенно сохранилась подле развалин бывшего дворца императоров. Она гораздо позднейшего века, потому что отзывается вкусом сарацинским, и могла быть сооружена во время пребывания Императоров греческих в Никее, когда крестоносцы овладели Царьградом. Старшина и священник называли здание это трапезарием, или трапезною церковью, и говорили, что она сооружена по образцу киновий афонских. Всё оно складено из красного кирпича, с узорочными кругами по местам, вместо украшений: пять куполов его венчают, и над главным ещё возвышается малая сень на столбах. Изящный портик принимает со входа; он состоит из пилястров и мраморных столбов, соединённых остроконечными лёгкими арками, как это встречаешь в зданиях арабских. Внутри представляется обширная зала с полукруглым возвышением, которая однако не обращена к востоку; ближе ко входу две пристроенные палаты под куполами давали крестообразную форму всему зданию; но устройство церкви в нём не заметно; и действительно, это могла быть царская трапеза по соседству дворца; так как всё ближайшее пространство земли покрыто её обломками, и говорят, что доселе обширные камеры сокрыты под их грудою. Но какое же ныне назначение сей царственной трапезы? Пастухи никейские загоняют туда свои стада!

О суета суетств и всяческая суета! Недалеко от бывших царских палат возвышаются ещё одни пышные врата опустевшего города, из которых направлялся путь во внутреннюю Азию: они, носят название ближайшего селения Левки, и подле них сквозь городскую стену пробито отверстие для живительной струи водопровода, идущего от соседних гор. Шумно стремятся падающие воды в опустевшую столицу кесарей и султанов, и оживляют безмолвие их обрушенных чертогов, поросших дикими травами. На бойнице сиих великолепных врат опять громкая надпись римская: «Парфянского (?) божественного Первы внуку Траяну (вероятно, Адриану)», и тут же имена вождей воинских и гражданских, соорудивших врата в честь Императора. Чего ещё более славного, более громкого, желать для роскоши таких развалин! С этой стороны стоял и стан Готфрида. Sic transit gloria mundi!..

Мы прошли обратно весь город, и, чрез развалины западной стены никейской, вышли к озеру. Священник и старшина хотели показать мне мнимое место первого Собора, каким слывёт оно и у Турков; они привели меня в довольно обширную палестру, прилегавшую к древним стенам и обнесённую низкою оградою. Тут показали мне три мраморные кафедры с опрокинутыми столбиками, на трёх оконечностях палестры; уверяли, что одна из сиих кафедр, ознаменованная крестом, была Константинова, а две другие служили амвонами, на которые будто восходили попеременно епископы для прения о вере, в слух пред всем народом. Чрезвычайно изумило обоих, когда я решительно отверг все их предположения, и сказал им, что это место было не что иное, как народное игрище; ибо на таком большом расстоянии не могли бы даже слышать друг друга состязавшиеся. К тому же благочестивый Константин, как видно из истории, собрал епископов не под открытым небом, а в своей палате, чтобы совещаться о высоком таинстве, несвойственном для общенародного прения. Я указал им на Св. Софию, как на единственное место Соборов; но они, кажется, остались оба при своём мнении.

Пробираясь с трудом сквозь колючие кустарники и травы, которые вместе с соседним озером испаряют болезненный воздух для Никеи, мы возвратились в город, и посетили ещё обломки одного исполинского ристалища, наподобие римского Колизея. В его обширных подземельях, где ещё видно много костей, вероятно, содержались звери, и готовились к побоищу гладиаторы; колоссальные своды здания и местами ещё его стены возвышаются из массы развалин; но уже утрачена самая форма, a в нескольких шагах, как бы для того, чтобы смягчить жестокие воспоминания язычества, струится под малым сводом чистая вода христианской агиасмы, где многие доселе обретают исцеление. Вот всё, что успел я видеть в Никее несмотря на томление зноя и болезни. Я спешил оставить город, чтобы подышать свежим воздухом в горах, на пути к заливу никомидийскому: было уже за полдень, когда я выехал из Никеи чрез третьи великолепные врата, носящие название цареградских, потому что ими выезжали Императоры из своей столицы; ещё есть на них триумфальная надпись Льва Премудрого, над коею теперь посмеялись и люди, и время: «Здесь конечный трофей над полчищем бесстыдных сарацин, здесь христианские Императоры наши Лев и Константин обновили град, возобновив сию развалившуюся башню, ценою кентария злата и семилетних трудов».

Но другое священное предание сохранилось о сих вратах, хотя оно и не имеет верности исторической; самые турки, однако, его повторяют. Сторож, присланный мне для почести от Аяна, или градоначальника, показал нам, в одной из громадных бойниц с правой стороны торжественных ворот, так называемую, темницу св. Николая Чудотворца; по местному преданию, здесь он был заключён за то, что поразил на соборе Ария, защищая догматы веры, и содержался в узах, доколе не был оправдан свыше по небесному суду, который ознаменовался явлением Евангелия и омофора, как это пишется на его иконах. Глубокое уважение к святителю, можно поистине сказать, вселенскому, обнаруживается даже и в магометанах; и как объяснить это счастливое влияние, которое сей угодник Божий, преимущественно пред всеми, имеет на все племена и язы́ки?

Пред захождением солнца достигли мы за 5 часов от Никеи, в ущельях гор, селения Кизъдербент, населённого Куцовлахами, или ссыльными волохами, издавна сюда удалёнными; я радовался провести ночь в более свежем воздухе, но меня озаботила неприятная весть, что накануне зарезан был, по частной вражде, священник сего селения. Другой священник, приглашённый для служения воскресной литургии, рассказал мне печальные подробности сего убийства, и, признаться, не совсем было приятно оставаться на ночь в таком разбойническом месте; но невозможно было и продолжать дороги. Поднявшись с рассветом, мы спустились на берег морской, близ местечка Кара-мусал, и по счастью успели ещё захватить пароход, шедший из Никомидии.

Один из греческих жителей сего города рассказал мне на пароходе, что подле стен на берегу моря находится знаменитый в древности монастырь св. Великомученика Пантелеимона, где ещё доселе хранится в мраморной раке большая часть его мощей, и многие притекают туда за исцелением. Недавно одна женщина исповедания римского, онемевшая, получила опять владение языка. Но до такой степени скудна сия обитель, что не может даже содержать особого священника, и если кто желает слушать там литургию, должен пригласить иеромонаха из митрополии, которая внутри Никомидии и также очень убога. Обитель Пантелеимонская служит почётным кладбищем для жителей. Когда их несут туда на смертном одре, всегда останавливаются доро́гою посреди поля, ознаменованного также воспоминанием историческим; это место всесожжения Святителя Никомидийского Анфима и с ним двух тем мучеников, при жестоком гонении Диоклитиана. Так свято соблюдает Церковь память своих подвижников, и так живы они доселе в сердце народа. Не забыты в Никомидии и восемьдесят мужей священного чина, которых велел посадить неистовый Валент, на зажжённый корабль и пустить на средину залива. Память их совершается ежегодно. С любопытством слушал я все сии церковные сведения о Никомидии, которую уже не надеялся более увидеть, и поспешаю сообщить и Вам, вместе с моим описанием Никеи, зная, как Вас занимает всё, что только относится до древностей Православия.

Иже обрете благодать пред Богом,

и испроси обрести селение Богу Иаковлю:

Соломон же созда Ему храм (Деян.7:46–47).

Это говорит Стефан первомученик о царях Давиде и Соломоне.

Что такое сделал Давид? Как обрёл он селение Богу Иаковлю?

Его жизнеописание показывает, что он предпринял создать храм Божий, и, по откровению Божию чрез Ангела, определил для сего место.

Итак, по мнению святого Первомученика, чтобы сделаться храмоздателем, для сего надобно приобрести благодать Божию, надобно сие испросить у Бога, как милость.

Благодать обратит место, где мы теперь, в селение Богу Иаковлю, создать Ему храм сей, обрёл святитель, Алексий.

Ныне, по милости Божией, мы видим сей храм возобновлённым во внутренности его, со всевозможным сохранением древнего образа его, и возобновлённым не столько по надобности, в употреблении его, сколько по уважению к его древности.

Ко времени теперь ещё возобновление, – возобновление в наших мыслях, древней, и от древних до новых времён простирающейся, судьбы сего места.

За четыреста восемьдесят лет, и несколько более, пред сим, место сие принадлежало татарскому хану: потому что татарская власть тяготела тогда над Россией. Нет сомнения, что как Великому Князю неприятно было видеть в самом Кремле своём, недалеко от дворца своего, владение ордынского царя; так и святителю Алексию неприятно было видеть, недалеко от соборной церкви, гнездо чтителей лжепророка. И если Великий Князь не находил ещё средств переменить сие: то, конечно, ещё менее Архиерей.

Но Алексий обрете благодать пред Богом: и она дала ему средство превратить двор врагов христианства в дом и селение Бога христианского.

Владетеля сего места, хана Джанибека, жена, Тайдула, подверглась тяжким припадкам, и лишилась зрения. Как некогда у язычника Неемана жестокость болезни вынудила веру к духовной силе пророка Елисея: так случилось и с магометанкой Тайдулой, по слухам о духовной силе святителя Алексия. Хан требовал, чтобы он пришёл и исцелил её. Святитель не поколебался в вере: пришёл в орду, и исцелил царицу. Благодарная Тайдула подарила ему сие место, и он, за двенадцать лет до своего преставления, создал здесь обитель и храм во имя святого Архистратига Михаила, – по откровению Божию, как говорит древнее повествование; но какое то было откровение, нам неизвестно.

Святой преставился, и, по его завещанию, погребён здесь, в созданном от него храме. Когда прошли потом около шестидесяти лет: внезапно храм обрушился во время совершавшегося в нём Богослужения. Но, по благодати, обретённой святым Алексием, сие не причинило никому вреда, и было мановением Провидения к открытию мощей Святителя.

Великий Князь Василий Васильевич повелел на месте разрушившегося созидать новый каменный храм: и когда надлежало углубить в землю его основание, тогда обретены мощи Святителя Алексия, благоухающие нетлением и целебною силою.

Если обновлённый ныне храм не во всех частях есть тот самый, который основан Великим Князем Василием Васильевичем: по крайней мере, он тот же в основании; потому что, и по пересоздании его в начале шестогонадесять столетия, по прежнему сохранял в себе могилу святителя Алексия, в которой удостоился тогда положен быть Новгородский Архиепископ Геннадий, усердно послуживший сей обители и православию.

Сей храм, по освящении своём, принял в находившийся при нём придел Благовещения Пресвятой Богородицы мощи Святителя Алексия, уже благоговейно чтимые, и хранил их несколько десятилетий.

Потом, близ сего древнего храма, был воздвигнут новый храм во имя святителя Алексия, в который и мощи его перешли; но по времени сей новый храм обветшал, и следы его исчезли. Его заменил видимый ныне храм святителя Алексия и Благовещения Божией Матери, и уже там успокоились мощи святителя Алексия, внесённые руками Царей Иоанна и Петра.

Можно сказать, что довольно твёрдо выдерживал сей древний храм то испытание, которое, по слову евангельскому, выдерживает храмина созданная мужем мудрым: сниде дождь, и приидоша реки, и возвеяша ветри, и нападоша на храмину ту, и не надеся: основана бо бе на камени (Мф.7:25). Не раз падал на сию землю дождь бед, ниспосылаемый Небом для её омовения от грехов, и для возбуждения добрых прозябаний; не раз приходили огненные реки пожаров; не раз бурно взвевали веры разных превратностей человеческих; неистовствовали здесь ляхи, и от них в самой сей обители блаженный Патриарх Гермоген, за ревность по вере и непоколебимую верность отечеству, вкусил мученическую гладкую смерть; опустошали и разрушали Кремль Галлы: но сей храм и сия стена древних священных изображений стои́т, выдержав приражения людей, времён и стихий; потому что утверждается на камени. На каком?

На камени веры Святителя Алексия, на благодати, ему данной, на его первоначальном здесь благословении, на нём самом, на его теле, которое почивало в основании храма сего, прежде его основания каменного.

Не всякому человеку даётся жребий создать или возобновить храм Богу, каменный или деревянный: но каждый из нас имеет одушевлённый храм Божий, более или менее ветхий, который может и должен возобновить.

Сотворением человека Бог создал Себе одушевлённый храм, и поставил в нём Свой образ. Человек, прельщённый духом лестчим, не удовольствуясь честью быть храмом Божиим, захотел сам быть богом: и затмил в себе образ Божий, и храм Божий привёл в запустение и ветхость. Всеблагий Бог Отец, не уступая Своего дела злу, послал Единородного Сына Своего, Которым создана быша всяческая (Кол.1:16), пересоздать храм Свой в человеке; и, чтобы возобновить в нём Свой образ, ввёл посредством воплощения в человечество единосущный образ Ипостаси Своея (Евр.1:3). Богочеловек, Иисус Христос, по собственному Его предназначению и предречению, разорённый крестною смертью храм Своего тела воздвигнул (Мф.27:40) воскресением, дабы, по подобию сего и силою сего, мог воздвигнуться новый храм Божий, или Церковь, и во всём человечестве, и в каждом человеке. Христос сам есть и основание сего храма, по слову апостольскому: основания инаго никтоже может положити паче лежащаго, еже есть Иисус Христос (1Кор.3:11); сам и зиждитель, по Его собственному слову: созижду Церковь Мою (Мф.16:18). Есть и вспомогательные здатели, зиждущие орудиями слова и таинств, как о сем говорит апостол: Богу есмы споспешницы, яко премудр Архитектон основание положих, ин же назидает (1Кор.3:9–10).

Но поскольку зиждутся не мёртвые, а живые храмы: то и мы, зиждемые, не должны быть без дела, которое и даёт нам апостол, когда говорит: ко Христу приходяще, камени живу, от человек убо уничижену, от Бога же избрану, честну, и сами, яко камение живо, зиждитеся в храме духовен (1Пет.2:4–5).

Созидай себя в духовный храм: не трудное ли это требование?

Подлинно, братия, трудное, – скажу больше: даже невозможное к исполнению, если вздумаем созидать себя только своим умом, только своею силою. Когда первый из апостолов, наречённый Петром, то есть, камнем (Мк.3:16), без сомнения, по особенной твёрдости, хотел утвердиться на собственных своих помышлениях и на своей силе, и сказал: аще и еси соблазнятся, аз никогда же соблажнюся (Мф.26:33): вскоре оказалось, что он строил на песке: от лёгкого ветра из уст празднословящей рабыни пала его духовная храмина, отречением от Христа.

Но невозможная у человек возможна суть у Бога (Лк.18:27). Тот же Пётр, когда исправил погрешность самооснования и самонадеяния, когда перестал утверждаться на своей силе и добродетели, почему и говорил: своею ли силою или благочестием сотворихом (Деян.3:12)? когда начал утверждаться на благодатной силе Христа, как и говорил: Сей есть камень, бывый во главу угла: и несть ни о едином же ином спасения (Деян.4:11): тогда не только свой духовный храм твёрдо основал и высоко создал, но и созидал когда в один день по нескольку тысяч живых храмов, поучением, крещением и преподаянием Святого Духа. Подобно сему и другой первоверховный апостол, тогда как трудясь паче всех (1Кор.15:10) Апостолов, ничего не приписывал себе, а всё благодати: не аз, но благодать Божия, яже со мною, – создал многие и великие Церкви, и всю вселенскую Церковь писаниями своими немало подкрепил и украсил.

Сии образцы высоки для нас: впрочем, закон твёрдого основания и созидания, и для великих, и для малых зданий, один и тот же. И каждый из нас, дабы устроить себя в храм духовный, да не полагается на собственное мудрование, да не надеется на собственную силу, да ищет благодати Божией; да просит милости Божией; Христа, и веру в Него, и любовь к Нему да полагает в основание своих мыслей, дел и жизни; и на сем основании да назидаем, по иносказанию святого Павла, не дрова, сено, тростие, то есть, не суетные и тленные помышления и дела плотские и мирские, но сребро, злато, камение честное (1Кор.3:12), то есть, помышления чистые и дела благочестия и добродетели. Если так себя созидать будем: то и аще земная наша храмина тела разорится, будем иметь создание от Бога, храмину нерукотворену, вечну на небесех (2Кор.5:1). Аминь.

Хвалите Бога во святых Его.

Утешительно видеть собор верующих, собравшийся к единому из Святых, отошедших к Богу, и совершающий торжество. В сем видим величественный союз земного с небесным, воинствующей Церкви с торжествующею. Слава Святых на небесах; и земная слава не нужна им: но счастливо то̀ для земли, что она чтит и славит небесную добродетель. Если приветствующего тебя, в твой личный или семейный праздник, ты не оставляешь без взаимного привета, или угощения, или дара: то может ли Святый, совершившийся в любви, менее быть внимателен к приветствующим его в его праздник?

Надобно только приветствовать святых таким образом, который бы их был достоин. Не учит ли сему нас пророческое слово: хвалите Бога во святых Его?

Достойно внимания, во-первых, то̀, что пророк приглашает хвалить святых вообще, а не некоторых из святых в частности. Отсюда можно заимствовать наставление не излишнее для тех, которые к одному из святых, по его славе или по дознанной на себе его помощи, прилепляются не только преимущественною любовью, что надлежало бы признать справедливым и естественным, но как бы исключительною, простёртою до невнимания к другим праведникам.

Если заповедь Божия повелевает нам любить всех человеков, несмотря на то, что в некоторых из них и не любезные качества встречаются: то кольми паче до́лжно и свойственно любить всех святых, которых все качества и действия достойны любви и благословения.

Дерзаем уповать, преподобный отче Сергие, что Ты благословишь сие размышление, которое не касается многой веры и любви к Тебе, утверждённой и непрестанно утверждаемой Твоими благодатными молитвами, благодеяниями и чудесами, но стремится утвердить и возвысить любовь к святым там, где, её нет, или где она частью возвышается, а частью падает.

Все святые суть присные чада Отца Небесного, все составляют одно великое семейство Христово. Если вы, в добром и единодушном семействе, любя одного, другого не любите, то сим оскорбится конечно и тот, которого любите: подобно сему, если, имея особенную любовь к одному из святых, о других вы помышляете без благоговения, то и чтимый вами, в своём лице, бывает оскорблён вашею холодностью в лице других; потому что все Святые не только единодушны между собою, но и совершенно едины суть в Господе.

Святые на небесах, подобно как верующие на земле, имеют дарования, по благодати данной им, различна (Рим.12:6); потому что в совокупности обладать всеми силами и совершенствами свойственно единому Богу. Сие разделение благодатных дарований ведёт частью к тому, чтобы дарованием одного святого пользовались многие, имеющие нужду в сем даровании, а частью к тому, чтобы каждый человек мог пользоваться помощью многих святых, по своим различным потребностям, по их различным дарованиям; и чтобы таким образом на благодати, на вере и на любви, основывался и утверждался всеобщий союз всех человеков со всеми Святыми в едином Боге.

После сказанного, теперь не трудно признать в рассматриваемом нами изречении псалмопевца другую поучительную знаменательность выражения. Он приглашает не просто хвалить святых, но хвалить их так, чтобы в них прославляем был Бог. Хвалите Бога во святых Его.

Святые суть сосуды благодати. Но чья в них благодать? Не их, а Божия. И хотя она дана им от Бога, соответственно их вере, любви, подвигам; и хотя совершившиеся святые утверждены в благодати на века: но при всём том она не сделалась их собственностью, а пребывает Божиим дарованием, Божией в них собственностью. Посему и не имеют они власти употреблять её по своему произволу, и не пожелают так употреблять её, по своему смирению и преданности воле Божией, употребляют же только по воле Божией. Итак, если ты приближаешься к Святому, не одушевляясь в то же время верою и усердием к Богу: то и надлежит опасаться, что ты прикоснёшься только к сосуду благодати, а заключённой в нём благодати не достигнешь. Если же приступая с молитвою к святому, в то же время чрез него приступаешь с верою к Богу: то преклоняешь к себе и сосуд, и заключённую в нём благодать; молитва святого восходит и Богу, и возносит твою молитву; благоволение Божие нисходит, дарование Божие во Святом движется, и, по мере твоей веры, орошает твою душу; благословение Божие осеняет твои мысли и дела, и твои во благих желания исполняются.

Посему-то и Матерь Церковь, премудрая таинница благодати, учит нас не только прикасаться к святому сосуду, но и простираться к исполняющему оный, Всесвятому; наставляет нас не просто говорить святому: помоги, сотвори благодеяние, но взывать богомудренно: моли Бога о нас. То есть: мы знаем, что ты угоден Богу, исполнен благодати и силы; но знаем также, что благодать и сила в тебе есть Божия, и что ты ею действуешь не иначе, как по воле Божией; посему чтим тебя, и вместе воздаём славу Богу; просим твоего предстательства, и вмести исповедуем, по учению апостольскому, что всяко даяние благо и всяк дар совершен свыше есть, сходяй от Отца светов (Иак.1:17); веруем, что твоя молитва сильна приобрести нам дар, которого не была бы достойна одна собственная наша молитва; но как дар сей Божий, то не к тебе только, но чрез тебя к самому Богу прибегаем: моли Бога о нас.

Сими размышлениями поставляя себя в правильное положение пред лицом святого, не оставим без внимания и того, как до́лжно нам поставлять себя в правильное положение в отношении к празднику святого.

Праздник святого часто именуется в Церкви памятью святого. Что это значит? Неужели Святых надлежит иметь в памяти только во дни праздников их, а в прочие дни забывать?

Без сомнения не та мысль Церкви. Что̀ же думать о наименовании: память святого! Или это есть случайно взятое в языке слово, не довольно точно приспособленное и предмету?

Нет. Надобно лучше думать о богомудрых отцах наших, чиноположителях церковных. Всё, чем обогатили они Церковь, они заимствовали обыкновенно из сокровищ слова Божия. Посему мне кажется более нежели вероятным, что наименование праздника: память святого, заимствовано из апостольского изречения: поминайте наставники ваша. Но почему отсюда взято наименование?

Всего вероятнее потому, что здесь лежит основание самого установления церковного; здесь закон праздника: поминайте наставники ваша, иже глаголаша вам слово Божие, иже взирающе на скончание жительства, подражайте вере их (Евр.13:7). Но вместе с законом праздника здесь же и наставление празднующим, как им праздновать. Поминайте наставники ваша, – подражайте вере их.

Праздник не для того, чтобы только отложить дело, и остаться в праздности, кольми паче не для того, чтобы позволить себе дела, которые далее отстоят от святости, нежели дела работных дней: но для того праздник святому, или святым, чтобы воспоминать их богоугодную жизнь, взирать на их блаженную кончину, и подражать их вере, как созерцательной, то есть, их твёрдости в православном христианском учении, так и деятельной, то есть, их добродетелям христианским.

Сорадуюсь, тем, которые лучшую часть нынешнего праздничного дня освятили участием в церковных молитвах и благоговейным предстоянием при Божественной таинственной службе. В сем есть часть подражания вере святых, имевших общим чувством то, что изобразил словом псалмопевец: возвеселихся о рекших мне: в дом Господень пойдем.

О если бы могли мы иметь утешительную уверенность, что приобретённого утром освящения никто из пришедших на сей праздник не утратит и в прочее время дня, но всякий и сохранит, и дополнит оное продолжением священных воспоминаний, благочестивым чтением и размышлением, домашнею молитвою, воздержным употреблением земных благ с благодарением Богу, назидательным, или, по крайней мере, невинным и мирным, собеседованием, без рассеяния, без суетных игр, без обаятельных увеселений! К сожалению, не так легко сего надеяться от всех, как легко было бы сему исполниться.

Какое оскорбление достоинству веры, какой это, вместо подражания, перекор примерам святых, что закон греховный, не редко с особенною силою противовоюет закону духовному в дни святые, хотя в сии дни Церковь преимущественно вооружает нас духовными оружиями, словом Божиим и молитвою!

Если рассматривать и соображать существо и достоинство предметов: неужели радость духовная менее имеет сладости, нежели веселие плотское? Неужели молитвенная беседа с Богом менее занимательна, нежели празднословие между человеками? Неужели менее приятности в псалмах и песнях духовных, которые просвещают, питают и управляют душу, нежели в песнях плотских, которые её омрачают, растлевают и расслабляют? Неужели брашно негиблющее менее вкусно и питательно, нежели брашно гиблющее? Неужели трезвый ум менее может доставить удовольствия, нежели отуманенное неумеренностью чувство?

Конечно нет! Но чувственности преданный человек не понимает себя, не знает, чего хочет, и желает насытиться от рожец и одуряющего зелья мирских забав, ленясь употребить некоторый труд, чтобы очистить и возвысить свой вкус, для услаждения хлебом небесным и вином духовным.

Со апостолом молю вас, братия, да не лениви будете, но подражатели наследствующих обетования верою и долготерпением (Евр.6:12). Подвизайтесь подражать вере и богоугодному житию святых, и не порабощаться суетным обычаям, не уступать греховным влечениям. Имейте довольно терпения и твёрдости, чтобы рассудком и законом Божиим удерживать и умирять чувственные желания, чтобы не давать пищи плотским страстям. По мере их умерщвления в вас будут получать более живости желания духовные и вкус к чистым и возвышенным наслаждениям. Тогда суетные и низкие мирские увеселения будут для вас не нужны и безвкусны; вам приятно будет и дом ваш обращать в церковь, посредством богомыслия и молитвы; церковь же ощутительно будет для вас небом; вы, не по имени только, но действительно, будете сожителе святым и приснии Богу (Еф.2:19), и в близости к ним будете праздновать святые и сладкие праздники в чистом сердце. Да сотворит сие благодать Господня молитвами преподобного Отца нашего Сергия и всех святых! Аминь.

По звавшему вы Святому, и сами святи

во всем житии будите. Зане писано есть:

святи будите, яко Аз свят есмь. (1Пет.1:15–16).

В царствах человеческих народ с особенным почтением обращается к приближённым царя, частью, вследствие благоговения к царю, облёкшему их своею доверенностью, властью, почётными званиями, частью, в надежде их благодетельного пред ним предстательства и покровительства, по данной им власти. Подобно сему и в царстве Божием, которое есть Церковь Христова, народ верующих, как и вы ныне, с благоговением обращается к святым Божиим человекам, чтя живущую в них благодать Божию, и по вере надеясь от них молитвенного пред Богом предстательства и благодеяний, по данной им благодати.

Но в царстве человеческом народ, воздавая честь вельможам, остаётся народом, и, по самому свойству государственного устройства, не может достигать преимуществ, пред которыми преклоняется; а в царстве Божием не так. Здесь каждый из народа верующих, чтя святых Божиих, может и сам достигать достоинства, которое чтит в других, и не только может, но и призывается, убеждается быть святым. По звавшему вы святому, и сами святи во всем житии будите; зане писано есть: святи будите, яко Аз свят есмь.

Братие, чтущие святость, как преимущество избранных! Помыслим о святости, как об обязанности всех и каждого.

Если бы гражданину или поселянину сказали: делай то и то, будь приближенным царя, который даёт тебе право на сие преимущество, и призывает тебя к оному: с какою охотою, с каким жаром принялся бы он за требуемые от него дела, хотя бы подвиг был не лёгок и труд не краток. Но вот провозвестник воли Царя Небесного нам, и последней степени гражданства в сем царств в недостойным, говорит: святи будите; будьте святы нравственно, и потом будьте святы блаженно; живите благочестиво и добродетельно, и будьте приближенными Царя Небесного, Который позволяет вам не только приближаться к Нему, но и пребывать в Нём, и Сам хочет не только приближаться к вам, но и жить в вас. Что же? Как приемлется сие призвание? Все ли, – по крайней мере, многие ли последуют оному с готовностью, с горячим усердием, с неослабною ревностью, с полною деятельностью? Не обыкновеннее ли то, что мы думаем и говорим: где нам быть святыми? Мы люди грешные; довольно, если как-нибудь спасаемся покаянием.

«Где нам быть святыми?» Но подумали ль мы, чем же мы будем, и что будет с нами, если не станем подвизаться, чтобы сделаться святыми? Есть высшие степени святости, на которых сияют особенно избранные и облагодатствованные души: но святость вообще не есть только частное между христианами отличие, которое похвально иметь некоторым, и без которого легко могут обойтись другие. По учению апостольскому, каждый, кто призван Святым Богом к царствию Божию, иначе сказать, каждый христианин, в самом призвании сем и в мысли о призвавшем Боге, должен находить для себя закон, обязанность и побуждение, чтобы ему непременно быть, или сделаться святым. По звавшему вы святому, и сами святи во всём житии будите. Сие правило тем сильнее обязательно для сынов Нового Завета Божия, что и сынам Ветхого, менее совершенного Завета, оно уже было дано самим Богом: зане писано есть: святи будите, яко Аз свят есмь. Если же вы живёте без старания и без надежды быть святыми: то живёте не по звавшему вас святому не соответствуете достоинству званных Богом и сынов завета Божия, – вы христиане по имени, а не в существе. К чему ведёт такая жизнь, можно усмотреть из другого апостольского изречения: мир имейте и святыню со всеми, ихже кроме никтоже узрит Господа (Евр.12:14). Яснее: имейте мир со всеми, имейте святость: а без мира и без святости никто не увидит Господа, то есть, не достигнет вечного блаженства.

Итак, если мы небрежно и беспечно думаем, что нам не быть святыми: то сами на себя пишем приговор, не узреть Господа, быть чуждыми вечного блаженства.

«Мы люди грешные». – Кажется, это истина неоспоримая. Ибо, напротив того, аще речем, яко греха не имамы, себе прельщаем, и истины, несть в нас. Но случается, что злоупотребление истины бывает не лучше явного заблуждения. Если мы признаём себя грешниками, по глубокому самосознанию, и чрез то входим в чувство нашей о недостоинства и окаянства, сокрушаем наше сердце, смиряем прирождённую гордость ветхого человека, побуждаем себя к исканию благодатной помощи и к подвигу против греха: такое признание греховности не только не обезнадёживает нас в достижении святости, но и пролагает к ней путь. А если мы называем себя грешниками, с поверхностною мыслью, без сокрушения сердца, без отвращения от греха, с беспечностью, с лукавым подразумеванием, что в том же должны признаться и все прочие, и что, следственно, нам, и не стыдно признаваться, и не опасно после признания оставаться такими же, какими были до признания: такое признание греховности конечно не поведёт к святости; и в сем случае даже говоря истину, яко грех имамы, себе прельщаем, истины несть в нас, то есть, в нашем сердце и в нашей жизни, хотя и есть звук истины в устах наших. Верно слово и всякого приятия достойно, яко Христос Иисус прииде в мир грешники спасти (1Тим.1:15). Но мы обманываемся, если думаем, что спасёмся, оставаясь грешниками. Спасает Христос грешников тем, что даёт им средство сделаться святыми.

«Как-нибудь спасёмся покаянием». – Да, покаяние принадлежит к числу средств спасения, которые преподаёт Христос грешникам, когда проповедует: покайтеся и веруйте во Евангелие. Но если мы думаем, как-нибудь покаяться, как-нибудь спастись: то слишком легко судим о деле высокой важности. Угодит ли раб господину, если будет делать его дело как-нибудь, а не как можно лучше?

Конечно, не угодит. Кольми паче не угодит человек Богу, если только как-нибудь делать будет дело Божие, каково есть дело нашего спасения. Если и малое дело не делается хорошо и успешно, когда делается как-нибудь, невнимательно, небрежно: кольми паче великое дело спасения, – дело всех наших сил и способностей, главное дело всей жизни нашей. Мысль спастись покаянием есть мысль спасительная: но что до́лжно подумать, когда видим в слове Божием несчастный пример человека, который покаяния места не обрете, аще и со слезами поискал его? (Евр.12:17). Видно, и покаяние не позволяет найти себя как-нибудь, а требует, чтобы грешник искал его неленостно, рассудительно, с искренностью, с твёрдым намерением, исправления, не допуская себя до закоснения во грехе. Притом, совершенный учитель покаяния, Иоанн Креститель, сказует, что истинное покаяние требует чего-то ещё вслед за собою. Сотворите, говорит, плод достойный покаяния (Мф.3:8). Покаяние очищает землю сердца от терния, возделывает, умягчает; вера всевает в неё семя небесное; возрастание сего нового растения есть соблюдение заповедей и делание добра; цвет его – духовное внутреннее просвещение, а зрелый совершенный плод – святость. Надобно, чтобы пшеница достигла зрелости, дабы она внесена была в житницу. Надобно, чтобы человек достиг святости, дабы он введён был в царствие небесное.

К чему, братия, поведут нас предложенные теперь размышления? К большей ли ревности и заботливости о деле спасения, для которого требуется не только покаяние, как начатие оного, но и святость, как совершение оного? Или может быть, к большей безнадёжности достигнуть спасения посредством святости, которую видим так высоко над собою?

Христе Боже, упование наше! Не попусти нам изнемочь в нашей безнадёжности; но укрепи нас Твоим упованием. Были некогда и апостолы Твои в безнадёжности: но Ты разрешил её всемогущим. Твоим словом. Даруй и нам ощутить в вере силу того же самого слова: невозможная у человека, возможна суть у Бога (Лк.18:27).

Поистине, братия, если бы человеческими только естественными силами надлежало нам достигать святости: то не несправедливо было бы отозваться, что это выше нашей возможности. Но когда для сего имеем Божию благодать предваряющую, просвещающую, укрепляющую содействующую, охраняющую: никто не должен терять надежду достигнуть того, к чему Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа избра нас в Нём прежде сложения мира; а Он избрал нас быти нам святым и непорочным пред Ним в любви (Еф.1:3–4).

Посему, и чувством долга, и надеждою от помощи Божией благого успеха, да пробуждаем себя от нерадения и беспечности, да побуждаем себя к ревности в деле, нашего спасения. По увещанию апостола Павла, очистим себе от скверны плоти и духа, творяще святыню от страсе Божии (2Кор.7:1). По увещанию апостола Петра, совершенне уповайте на приносимую вам благодать откровением Иисус Христовым, яко чада послушания не преобразующеся первыми неведения вашего похотении, но по звавшему вы Святому, и сами святи во всем житии будите (1Пет.1:13–16). Если в сих увещаниях встречаете довольно великие требования: творить святыню, быть святыми; то вместе с сим и довольно простые способы удовлетворить великим требованиям, именно, отвергнуть похоти, стараться очищать себя от скверны плоти и духа. По той мере, как деятельно и верно человек со своей стороны подвизается в очищении себя от нечистых дел, от нечистых желаний и страстей, от нечистых мыслей: на него, при посредстве Церкви и её таинств, сходит освящение Божие, которого и да сотворит причастниками всех нас вседействующая благодать Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

Сближая земное с небесным, вера христианская указывает нам в возвышенном над нами, небесном и невидимом, мире благих духов, подобосущных человеку, по природе духовной, и поставленных премудрою благостью Создателя в содружные отношения к человеку, по жизни духовной.

Вера порождает в нас светлую мысль, что обитатели мира небесного, как первые и высшие создания Божии⁴¹⁶, светящиеся отпечатленным в них образом Божиим⁴¹⁷ и освящаемые светом лица Божия⁴¹⁸, не иначе взирают на разумных обитателей мира земного, как на своих младших братий, и любят их небесною любовью), в особенности потому, что и в них есть сияние образа Божия, потому что и на них является дивная любовь Отца Небесного, и к ним нисходит свет лица Божия.

Сие-то сродство духовной природы и любовь представляются естественным основанием изначала общения Ангелов с человеком и той благодетельной готовности Ангелов споспешествовать человеку в достижении высшего духовного совершенства, путём Богоугождения, о которой мы имеем свидетельство в бесчисленных опытах из времён ветхозаветных и новозаветных, о которой забывать никому из нас и никогда не до́лжно, чтобы не устранить от себя вспомоществования сих небесных хранителей наших и споспешников нашего спасения.

В отеческих писаниях нередко встречаются такие мысли, что Ангелы и по первоначальному Творческому назначению поставлены быть споспешниками и содейственниками человеку в восхождении к высшему нравственному совершенству, хотя бы даже и избегнул он падения, хотя бы не утратил крепости своих сил и не подвергся тому плачевному состоянию, в котором особенно важны и нужны для него утешение, помощь и благодетельное участие в судьбе его со стороны благих, верных, Ангелов Божиих.

Так древний из богопросвещённых мужей, писавший о небесной иерархии, имея в основании ту мысль, что «кроме, истинно Самосовершенного и Всесовершенного и нет ничего самосовершенного, и что не требовало бы усовершения⁴¹⁹, и что, по требованию Божественного законоположения, духи высшие по совершенствам и ближайшие к Богу должны быть для низших тайнодействователями и руководителями в просвещении, приближении к Богу и общении с Ним»⁴²⁰, утверждает, что чрез Ангелов низших, по свойству иерархии, должны переходить Божественные озарения к человекам; так как Ангелы, последние между небесными существами, имеют ангельское свойство... и ближе к миру⁴²¹... сей-то провозвестнический чин... начальствует над человеческими иерархиями, чтобы в порядке было восхождение и обращение к Богу, общение и единение с Ним⁴²².

Краткие указания на те же мысли встречаются и в Творениях других отцов древней Церкви. После Григория Нисского⁴²³, Иоанн Дамаскин, указав на некоторые действия Ангелов в отношении к роду человеческому, утверждает, что Ангелы на то поставлены самым Творцом⁴²⁴.

Подобная мысль выражается в словах св. Димитрия: «Ангелы суть созданы, яко да поют Богу и Тому служат, потом же да служат в мире сем человеком»⁴²⁵.

Если же таков закон Мироздателя, чтобы ближайшие к Нему и высшие по духовных совершенствам существа служили менее близким к Нему и менее совершенным содейственникам в духовном преспеянии: то не очевидною ли становится сообразность с отеческим примышлением Божиим деятельного участия благих Ангелов Божиих в нашей судьбе и благодетельного служения их земным братьям своим, стенающим под бременем бедствий и с верою взыскующим свыше благодатного утешения, подкрепления и спасения? По прозрению небошественника Павла, тернистое поприще нашей жизни на земле есть поприще благодетельного для нас служения небесных братий наших, так что апостол не усомнился наименовать их такими служебными духами, которых посылает Бог на служение для земнородных, долженствующих наследовать спасение. Не вси ли суть служебнии дуси, в служение посылаемы за хотящих наследовати спасение (Евр.1:14)?

Внимательное соображение сих мыслей может быть полезно, с одной стороны, для нашего утверждения в правильном воззрении на те указания в Св. Писании ангельских явлений и действий, которые служат основанием, или подкреплением вероучения об Ангелах Хранителях, с другой, для обличения лживых вымыслов человеческого воображения, по которым некоторые из протестантских писателей, чтобы избежать истинных понятий о служебном участии Ангелов Божиих в деле мироправления в Промышления о человеческом роде, хотят уверить себя в других, будто те места Св. Писания, на которых основано вероучение об Ангелах Хранителях, не иначе должны быть принимаемы, как только за иносказательные изображения промыслительных действий Божеских, или за олицетворения силы Божеской.

Всё, что̀ входит в состав вероучения об Ангелах Хранителях человеческого рода, может быть представлено, для удобнейшего обозрения, в двух частных исследованиях. Основание разделения заключается в самом предмете.

Как в изречениях Св. Писания, так и в писаниях богопросвещённых истолкователей догматов христианских, встречаются два различительных понятия о том хранении, какое поручает тем или другим Ангелам единый Отец и ангельского мира и человеческого рода. По первому понятию различаются между Ангелами хранителями такие из чина ангельского, которым вверяются целые общества человеческие, бо̀льшие или меньшие, для хранения и благоуправления. По второму понятию различаются между Ангелами такие хранители, которым поручается попечение в особенности о частных лицах, то есть, хранение и руководство, в жизни, того или другого из нас.

Не умалчиваем и о том, что есть, как в Св. Писании, так и в писаниях отцов и учителей Церкви, указания на третий род служения Ангелов, когда упоминается об Ангелах, имеющих область на огни (Откр.14:18), держащих четыре ветры земския (Откр.7:1), или о Ангеле водном (16:5)⁴²⁶; но исследования о сих Ангелах и слугах Божиих, как имеющих предметом своего служения части и силы стихийного мира, не входит в состав вероучения об Ангелах Хранителях нравственного мира, или, что то же, человеческого рода.

Потому, ограничиваясь двумя только исследованиями, относящимися к нашему предмету, раскроем для себя, прежде и с большею подробностью, внушения веры об Ангелах Хранителях частных лиц, как учение ближайшее к нам и особенно благотворное для каждого из нас; потом коснёмся и учения об Ангелах Хранителях целых обществ человеческих.

Выражение сущности сего учения находим в немногих, но многознаменательных словах того возглашения, которым Православная Церковь часто оглашает наш слух, чрез своих священнослужителей, испрашивая от Бога, для каждого из чад своих, и научая каждого из нас испрашивать себе Ангела мирна, верна наставника, хранителя душ и телес наших⁴²⁷.

В сих молитвенных словах Церкви обозначаются четыре главные черты учения об Ангелах Хранителях:

I. Убеждение в потребности для каждого из нас всегдашнего, неотступного, охранения ангельского.

ΙI. Уверенность в благодетельном устроении Отца Небесного, чтобы каждый из нас имел особого спутника в здешней жизни – Ангела Хранителя.

III. Общее изображение отношений к нам небесных наставников и хранителей наших; и

IV. Напоминание о том, что требуется от нас в отношении к сим руководителям и хранителям нашим.

Кто не идёт наперекор свидетельству опыта собственного, кто не глух к печальным отзывам других о бедственности жизни нашей, о тех разнообразных опасностях, какими она окружена, о тех скорбях, болезнях и лишениях, какими, более или менее, от колыбели до гроба, она бывает обременена, о том бессилии духовном, о тех немощах плоти, которыми, обыкновенно, затрудняется наше восхождение к совершенству, заповеданному Господом и Спасителем нашим: тот легко поймёт, до какой степени вожделенно встретиться с мыслью, что к каждому из нас посылаются с небес благие Ангелы, как верные на всю жизнь приставники Божии, тот поймёт, в какой мере благопотребно нам иметь в сих Ангелах содружных себе охранителей, помощников, утешителей, наставников, споспешников и покровителей. Только человек с каменным сердцем может не чувствовать нужды в помощи высшей, и только беспечный в самообольщении может называть небесных помощников излишними для людей, вопреки всем внушениям веры о небе, человеке и значении человеческой жизни.

Но, предоставляя судить о сем каждому по собственному чувству, не оставим без внимания ещё большых опасностей, всем равно угрожающих, хотя и не всеми, к несчастию, и не всегда живо сознаваемых. Какие это опасности?

Опасности со стороны лютых и страшных врагов нашего спасения. Знает ли кто сии опасности, беззаботно ли кто предоставляет врагам действовать: – но всё равно должны выслушать заботливое слово апостола, в предостережение от тех опасностей. Трезвитеся, сказал апостол, бодрствуйте, зане супостат ваш диавол, яко лев рыкая, ходит, иский кого поглотити (1Пет.5:8). Всё равно должны внимать и наставлению другого апостола, который сказал: облецытеся во вся оружия Божия, яко возмощи вам стати противу кознем диавольским: яко несть наша брань к крови и плоти, но к началом, и ко властем, и к миродержителем тмы века сего, к духовом злобы поднебесным... Восприимите щит веры, в немже возможете вся стрелы лукаваго разжженные угасити (Ефес.6:11–12, 16).

Опасность от сих врагов каждому тем более угрожает, чем сильнее и стремительнее они в своей злобе и зависти, чем разнообразнее могут, и коварнее умеют действовать. Они могут и умеют возбудить в человеке злые намерения (Ин.13:2), воспрепятствовать тому, что нужно было бы для блага людей (1Фес.2:18), даже возобладать человеком (Мф.10:8, Мк.5:9–14, Лк.10:14) и, при невнимательности человека, похищать у него предложенные средства ко спасению, как то изобразил сам Господь Иисус Христос в притче о сеятеле, сеющем семена свои: приходит диавол, и вземлет слово от сердца их, да не веровавше спасутся (Лк.8:5–15).

В отражении сих опасностей тем более требуется бдительности, предусмотрительности и осторожности, чем хитрее духи неприязни назирают и следят за нами, стараются искушать и запинать нас, от младенчества до последнего предела нашей жизни. Таковое положение наше в отношении к искусителю не будем отрицать, если вникнем в сказанное о самом Спасителе нашем, в образ и в защиту нам, допустившем до Себя искусителя, что искуситель отъиде от Него до времене (Лк.4:13).

В книге: Ермы: Пастырь сказано: два духа, находятся при человеке: один дух добрый, другой дух злой⁴²⁸. Это мнение принято, как мнение древнее, св. Григорием Нисским⁴²⁹, повторено нашим отечественным Иерархом Туровским Кириллом⁴³⁰, встречается и в жизнеописаниях святых⁴³¹.

Итак, если, по премудрым намерениям Божиим, попускается диаволу и миродержателям тмы века сего действовать в мире к вреду и соблазну тех, которым суждено воинствовать в здешней жизни для достижения отечества небесного: то уже само собою разумеется, что неотступное охранение и благодетельное руководствование христиан воинствующих усвоять сильным крепостью Ангелам Божиим сколько прилично, столько же и благопотребно.

Судя по нашей маловнимательности к путям и средствам спасения и по забывчивости о врагах, ищущих нашей погибели, такое охранение, можно сказать, необходимо для отражения неистовых усилий диавола погубить нас безвозвратно.

На пути к нашему заключению, мудрствующие паче, еже подобает мудрствовати (Рим.12:3), поставляют следующие затруднения:

1) Известно, что сам Бог промышляет о нас, и зная наши немощи, беды и опасности, хранит нас, яко зеницу ока; по выражению Давида, се не воздремлет, ниже уснет Храняй Исраиля. Господь сохранит тя, Господь покров твой на руку десную твою (Пс.120:4–5, 16:8), сам Бог дарует нам вседействующую силу благодати, и, по уверению апостола, облекает нас во всеоружие духовное (Еф.6:11): прилично ли же и нужно ли для охраняемых самим Богом служение Ангелов Хранителей?

2) По опыту известно, что никто из нас не изъят от бедствий жизни и от грехов: где же благопотребное служение и содействие Ангелов?

На первое недоумение можно отвечать сперва словами премудрого сына Сирахова: яко велия сила Господня, и смиренными славится. Вышних себе не ищи, и крепльших себе не испытуй. Яже ти повеленна, сия разумевай (Сир.3:20–21).

Затем до́лжно припомнить, что, как вообще Божеский Промысл действует двояко: непосредственно вседействующею Божескою силою, и посредством сил и действий существ служебных Ему; так и благодатное промышление Божие совершается двояким образом: непосредственно силою и действием Божеским и посредством существ сотворённых. Потому весьма прилично, чтобы благо и спасение наше, зависящее главным образом от непосредственного действия на нас силы Божеской, раскрываемо было посредством служебных духов мира невидимого, имеющих к сему, по самой природе своей, высокую способность и готовность.

Если нужно ближайшее и, так сказать, осязательное указание на то, как в самом деле являются действия Промысла Божия о нас не непосредственные, чрез существа служебные в руках Промысла: посмотрите на правителей царств, на предстоятелей Церкви, ещё ближе – на родителей и наставников ваших. Сам Бог промыслительной силою и действиями объемлет царства человеческие (Дан.4:14, 22). Но в то же время цари, как слуги Божии (Рим.13:4), служат действительными орудиями Промысла Божия о царствах и народах. Предстоятели Церкви, как приставники и пастыри стада Христова, служат духовными орудиями, посредством которых Глава Церкви – Христос зиждет благо и спасение наше. Родители и наставники, вместе с обязанностью воспитывать достойных членов земного и небесного отечества, принимают на себя обязанность послужить верными орудиями Отца Небесного, Который объемлет Своим Промыслом не только каждую из летораслей человеческих, но даже и птенцов врановых (Пс.146:9).

Явно, что было бы крайнее неразумие – недоумевать: точно ли прилично и нужно, чтобы вседействующий Промысл Божий употреблял для блага нашего поставляемых им царей, пастырей и воспитателей? Подобная неосмотрительность обличается и в вопросе противоречащих истине: прилично ли и нужно ли для охраняемых самим Богом служение Ангелов Хранителей?

В соответствие приводимым свидетельствам, о непосредственном Промысле Божием, из псалма Давидова: се не воздремлет, ниже уснет Храняй Исраиля. Господь сохранит тя, Господь покров твой на руку десную твою (Пс.120:4–5) и из послания апостола Павла о всеоружии Божием (Еф.6:11), надлежит принять для соображения и те свидетельства о служебном участии, в деле промышления Божия, Ангелов Божиих, какие представляются у того же псалмопевца: яко Ангелом Своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путех твоих (Пс.90:11), равно как и у того же апостола: не вси ли суть служебнии дуси, в служение посылаеми за хотящих наследовати спасение (Евр.1:14)?

На второе недоумение немного требуется слов. Достаточно сказать, что случающиеся с нами бедствия и падения греховные вовсе не дают основания сомневаться о благопотребности для нас служения Ангельского, также как нимало не дают они повода сомневаться о действительности верховного и всеобъемлющего Промысла Божия, против коего никто, кроме нездравомыслящего, возразить не может.

Мимоходом, однако ж, можно заметить здесь главнейшие из тех объяснений, какими примиряется свидетельство опыта о бедствиях жизни физической и нравственной с мыслью о благом Промысле; именно:

1) Бедствиям жизни физической подвергаются и находящиеся под особенным смотрением Промысла и под охранением Ангелов; потому что сии бедствия служат к существенному благу самих претерпевающих бедствия, или направляются к пользе и вразумлению других.

2) Действия же греховные не пресекаются, как промыслительной силою Божией, так и действием хранителей наших св. Ангелов Божиих, в тех случаях, когда пресечением их уничтожалась бы наша свобода, – когда мы неудержимо стремимся по пути греховному, отвращаемся и избегаем добрых руководителей.

Православная Церковь содержит учение о бытии Ангелов Хранителей при каждом из верующих, как учение непререкаемой важности, и потому всем и каждому внушает даже некоторые обязанности, в отношении к сим небесным Хранителям.

Удостовериться ближе в непререкаемой важности сего учения никому не трудно, при внимании к слову Божию, в котором представляются твёрдые основания верований, как ветхозаветной, так и новозаветной Церкви, относительно благодетельного служения Ангелов Хранителей. К сим-то основаниям нашего верования, открытым в Св. Писании Ветхого и Нового Завета, мы должны теперь обратиться, чтобы достигнуть ближайшего уяснения для себя всей важности внушений Св. Церкви, относительно Ангелов Хранителей наших.

Сравнивая относящиеся сюда изречения Св. Писания ветхозаветного и новозаветного, находим, что последние, при своей ясности и определённости, проливают свет на первые, менее ясные и определённые. Потому и берём в рассмотрение сперва более ясные и определённые –

1) Евангелист Матфей передаёт нам, полное силы и убеждения, наставление об Ангелах Хранителях из уст самого Иисуса Христа –

Слова Иисуса Христа

Убеждая уважать каждого верующего, сколько ни казался бы он малым и слабым, Иисус Христос сказал апостолам: блюдите, да не презрите единого от малых сих: глаголю бо вам, яко Ангели их на небесех выну видят лице Отца Моего небеснаго (Мф.18:10).

Станем ли относить сие изречение, в высшем знаменовании его, в качестве притчи, к младенцам веры (слич. Мф.18:5–6 и Mк.9:37, 41–42), или же будем разуметь оное собственно о младенцах естественных, из которых один был видимым предметом слова Христова (см. Мф.18:2–5)⁴³²: одинаковою остаётся сила заключения о том, что каждый из верующих имеет своим хранителем одного из духов мира высшего, наслаждающихся ближайшими и блаженным лицезрением Отца Небесного.

Разность знаменования, в каком могут изъяснять сие изречение Христово, действительно не делает никакой разности в силе наставления об Ангелах Хранителях. Во-первых, если каждый верующий – и младенец веры, имеет Ангела Хранителя, то ужели не имеют Ангелов Хранителей и малые дети, тогда как они, по силе крещения, могут именоваться и младенцами веры? И наоборот: если каждое малое дитя имеет Ангела Хранителя, то не решительно ли можем заключить, что и возрастные не лишены Ангелов Хранителей? Не только можем, но и должны, по следующим соображениям: возрастные несравненно более подвержены искушениям, а потому более, нежели младенцы естественные, нуждаются в помощи хранителей небесных. Возрастные несравненно более имеют самодеятельности, а потому более важно для них руководство споспешников небесных. Возрастные, несравненно, выше младенцев по раскрытию духовных сил, а потому более способны к духовным общениям.

Итак, в общем наставлении Иисуса Христа не трудно приметить следующие существенные понятия о наших Хранителях:

Хранителями нашими служат высшие существа мира невидимого – Ангелы, созерцающие лицо Отца Небесного;

Ангелу Хранителю поручен каждый с раннего, и даже с первого младенческого, возраста жизни;

Ангел Хранитель, не почитая для себя низким пещись о малом и немощном человеке, обращает на него заботливые взоры любви, и за него неотступно устремляет ходатайственный взор предстательства к Отцу Небесному,

2) Апостол Павел удостоверяет нас и о близости Ангелов Хранителей к тем, спасению коих они поставляются от Бога споспешниками.

Слова апостола Павла

Рассуждая о высочайшем Божеском достоинстве Иисуса Христа, сравнительно с достоинством Ангелов Божиих, апостол говорит о них:

Не вси ли суть служебнии дуси, в служение посылаеми, за хотящих наследовати спасение (Евр.1:14)?

По соображению сказанного Иисусом Христом об Ангелах младенцев веры, не сомневаемся изъяснять и слова апостола преимущественно об Ангелах Хранителях каждого верующего, так как всякий верующий, по силе крещения, предназначается ко спасению.

Пользуемся словами апостола в предупреждение и разрешение недоумения, какое может быть при одностороннем обращении внимания нашего на ту одну мысль, что Ангелы верующих на небесех выну видят лице Отца Небесного. Апостол даёт разуметь, что они посылаются на служение для спасаемых; следовательно, по свойству естества, могут, не теряя блаженного созерцания лица Божия в небесной славе, нисходить и к немощным обитателям земли; a по свойству служения, действительно бывают ближайшими хранителями, наставниками и содейственниками нашими в течение всей жизни нашей на земле, не переставая быть и в сонме блаженносозерцающих, и славящих Небесного Отца духов.

Изъяснить самый способ ближайшего сопребывания Ангелов Хранителей с охраняемыми на земле, без нарушения блаженного сопребывания их в сонме небесных созерцателей лица Отца Небесного, мог бы разве тот, кто восхищен был до третияго небесе (2Кор.12:2); но как это тайна царствия Божия, недоступная для земного ока и слуха, то требовать изъяснения её было бы с нашей стороны дерзновенно, особенно, когда и сподобившиеся прозрения в тайны мира невидимого уверяют, что о них не леть есть человеку глаголати (2Кор.12:4). Верою бо ходим a не видением (2Кор.5:7)!

3) В книге Деяний Апостольских представляется примечательное свидетельство веры в апостольской Церкви, относительно Ангелов Хранителей (Деян.12:12–16).

Свидетельство апостольской Церкви

Чтобы вернее вразумить сие свидетельство, начнём с того замечания, какое сделал св. Лука, в начале повествования о заключении Иродом ап. Петра в темницу в Иерусалиме, вслед за убиением ап. Иакова; именно: в ночь, когда стерегли Петра в темнице, молитва бе прилежна бываемая от Церкве к Богу о нём (Деян.12:5). Далее сказано, что Апостол Пётр в ту же ночь разрешён был от уз и изведён из темницы Ангелом (Деян.12:6–11). И вот получивший свободу поспешно идёт к тому дому Марии, матери Евангелиста Марка, идеже бяху мнози собрани и молящеся (Деян.12:12). Понятно, что здесь было молитвенное собрание верных сынов Церкви апостольской, что они молились об избавлении Петра от угрожавшей ему той же опасности, какая постигла Иакова (Деян.12:2.), и что молитва их имела действие молитвы праведного, любовью споспешествуемой (Иак.5:16). В таком-то соборе верных Церкви апостольской выразилось верование в Ангелов Хранителей каждого верующего, по следующему обстоятельству:

Когда ап. Пётр постучался в дверь у сеней, служанка узнала толос Петра, и от радости не отворила сеней, но, вбежав, уведомила, что Пётр стоит у сеней. Быв поражены внезапным известием, молившиеся об узнике, стрегомом в темнице четырьмя четверицами воинов, не доверили Роде; но она утверждала, что говорит правду. Они же глаголаху: Ангел его есть (Деян.12:15).

Нужно ли кого уверять, что в душе и в устах произносивших сии слова было то священное верование, что не только у каждого младенца веры, но и у каждого из таких доблестных мужей веры, каков Пётр и прочие Апостолы, есть особый Ангел Хранитель?

Священным называем сие верование; потому что без всякого сомнения в нём слышится отголосок Божественных слов Христовых к апостолам: глаголю бо вам, яко Ангелы их на небесех выну видят лице Отца Моего Небеснаго (Мф.18:10). Видно, что апостолы, как сами видели в сих словах утверждение древнего священного верования об Ангелах Хранителях каждого верующего, так и ученикам своим истолковали учение об Ангелах Хранителях.

Это выражение верования в Ангелов Хранителей так много говорит о непререкаемой общеизвестности учения об Ангелах Хранителях в первенствующей Апостольской Церкви, что и протестантские истолкователи догматов убеждаются признавать здесь указание на общеизвестность сего учения в то время, хотя источником его поставляют не то, что действительно служит его источником, Довольно, если укажем на Розенмюллера⁴³³ и Шмидта⁴³⁴. Последний даже не одобряет других за то, что они не хотели признавать в рассматриваемом месте ясно выраженного верования в Ангелов Хранителей⁴³⁵.

Имея пред собою рассмотренные изречения Господа Иисуса Христа, апостола Павла и верных учеников ап. Петра, каждый может видеть и убедиться, – до какой степени не верны отзывы иномыслящих, будто верование Православной Церкви относительно Ангелов Хранителей каждого человека, принадлежащего к царству Божию, не имеет оснований в новозаветном Христовом откровении, a основывается, будто бы, на одном только веровании ветхозаветных Иудеев.

Было верование в Ангелов Хранителей и в сынах Церкви ветхозаветной: охотно соглашаемся с этою мыслью, и даже имеем в виду уяснить для себя те основания в самом Писании Ветхого Завета, на котором утверждалось всеобщее верование Иудеев. Но нельзя не согласиться и с тою истиною, что, как многие важнейшие догматы веры, быв предложены для веры Иудеев в ветхозаветном откровении начинательно, раскрыты и приведены в ясность для христиан в откровении новозаветном; так и учение веры об Ангелах Хранителях было, без сомнения, предложено для Иудеев в ветхозаветном откровении, но не умолчано и в новозаветном откровении.

Оно не только не умолчано, но, подобно важнейшим догматам веры, раскрыто для нас и приведено в ясность самим Иисусом Христом и Его апостолами.

Последняя мысль доказана; первую постараемся уяснить далее.

Общая мысль о служении Ангелов, в деле нашего спасения, во времена новозаветные не менее, как в ветхозаветные, – которая может служить подкреплением в частности учения об Ангелах Хранителях каждого верующего, – очевидною представляется по соображению следующих мест Писания новозаветного: (Ин.1:51; Лк.1:11, 26, 2:13, 22, 43; Мф.1:20, 2:13, 4:11, 25:31, 26:53, 28:2; Ин.20:12; Деян.5:19; 10:3, 7, 12:7).

Истина, ο которой пред сим упомянули, что верование древних иудеев в Ангелов Хранителей имело основание в самом Писании ветхозаветном, поскольку в нём действительно предложено было то, что является раскрытым ясно в Писании новозаветном, – сия истина вполне оправдывается при рассмотрении относящихся сюда изречений ветхозаветного Писания.

Напрасно стали бы мы отыскивать в ветхозаветном Писании такие решительные указания, из которых вытекало бы само собою заключение об Ангелах Хранителях каждого в верующего, без всякого пособия со стороны новозаветных изречений, кои сами по себе, ясны и служат пояснением для первых. Но действительно встречаются в В. Завете: то

1) простые указания на близость и вспомоществование Ангелов человеку, в том или другом случае, в тех или других обстоятельствах жизни его и служения; то

2) некоторые намёки и на особых Ангелов Хранителей того или другого из людей богобоязненных.

Итак, по самому свойству начинательного откровения, требующими пояснения представляются следующие ветхозаветные указания на Ангелов Хранителей.

1) В книге Бытия (Быт.24:2–67) есть указание на близость и содействие Ангела рабу Авраамову, посланному в Месопотамию, для обретения жены Исааку.

Авраам, посылая раба, обещал ему в руководство Ангела: Господь Бог небесе и Бог земли, говорил Авраам, Иже поя мя из дому отца моего, от земли, в нейже родихся... Той послет Ангела Своего пред тобою, и поймеши жену сыну моему Исааку оттуду (Быт.24:7). И сей раб имел дивное руководство от Ангела в обретении Ревекки (Быт.24:14 и дал).

2) В книге Иисуса Навина сказано, что сему вождю народа Божия послужил наставником и распорядителем, в чудесном завоевании Иерихона, Ангел, явившийся ему близ Иерихона и наименовавший себя Архистратигом силы Господней: бысть егда бяше Иисус у Иерихона, и воззрев очима своима виде человека стояща пред ним, и меч его обнажен в руку его... И рече ему: аз Архистратиг, силы Господни, ныне приидох семо (Нав.5:13–16, 6:1–19).

3) В Книге Судей (Суд.13) описывается двукратное посещение родителей Сампсона Ангелом⁴³⁶, который сперва жене, потом Маною и жене, предсказал необыкновенное рождение, преподал правила осторожности и воздержания матери в дни её чревоношения, и указал обоим способ изъявления благодарности к Богу: и явися Ангел Господень к жене, и рече к ней: се ты неплоды и не раждала еси, и се зачнеши, и родиши сына. И ныне блюдися... И рече Ангел Господень к Маною: от всех, яже глаголах, к жене, да сохранится... Аще сотвориши всесозжжение Господеви, то вознеси е (Суд.13:3, 13, 16).

Сюда же может быть отнесено здесь же сказанное о призывании Ангелом Гедеона к освобождению народа Израильского от ига Мадиамнтян и Амаликитян (Суд.6:3–24).

4) В книгах Царств написано, что пророк Илия, в своём дивном служении, неоднократно получал и пособие, и наставления, и руководство от Ангела. Так, когда угрожаемый опасностью от Иезавели, с болезнью духа, пророк удалился в пустыню, се Ангел Господень коснеся ему, и рече ему: востани, яждь и пий... яко мног от тебе путь (3Цар.19:2–19).

Когда послы разболевшегося царя Охозии шли вопросить Ваала, аще жив будет от болезни сея, Ангел Господень рече ко Илии Фесвитянину, глаголя: иди на сретение послом Охозии царя Самарийска, и речеши к ним: или несть Бога во Израили, яко грядете вопрошати Ваала, сквернаго бога во Аккароне?.. И глагола Ангел Господень ко Илии, и рече: сниди с ним; не убойся от лица их; и воста Илия и сниде с ним к царю и глагола... (4Цар.1:3–15, 16).

Кроме исчисленных указаний, могут быть приняты в соображение и следующие места ветхозаветного Писания: (Быт.18 и 19; 22:15, 17, 28:12, 32:1; Исх.14:19; Суд.2:1–6; 2Цар.24:16; 4Цар.6:17, 19:35; Дан.3:92, 6:22, 9:21; Ис.6:6–7; 2Макк.11:6).

Те из отцов Церкви, которые занимались истолкованием Писаний Ветхого Завета, единогласно указывают на два, преимущественно пред другими близкие, свидетельства об Ангелах Хранителях –

в двух псалмах Давида

Именно:

1) В псалме 33, изображая особенное покровительство Божие и особенно близкую помощь Вышнего к людям смиренным и богобоязненным, Давид свидетельствует, что Бог ополчает Ангелов Своих вокруг боящихся Его: ополчится Ангел Господень⁴³⁷ окрест боящихся Его, и избавит их (Пс.33:8).

2) в 90 псалме, показывая безопасность каждого из живущих под покровом Вышнего и уповающих на всесильную Его помощь, Давид уверяет: не приидет к тебе зло, и рана не приближится телеси твоему. Яко Ангелом Своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путех твоих (Пс.90:10–11).

Кто станет рассматривать сии изречения в отдельности, без соображения яснейших и прямых внушений, об Ангелах Хранителях каждого верующего, в Новом Завете: тому, конечно, не совсем легко перейти отсюда к заключению, что Давид выражает и внушает веру именно в особых Ангелов Хранителей каждого верующего. По-видимому, у Псалмопевца выражается только одна общая мысль, что Господь повелел и повелевает Ангелам Своим помогать людям благочестивым, защищать их от врагов и хранить от всякой опасности. Но при свете наставления Христова (Мф.12:10) и учения апостольского (Евр.1:14; сл. Деян.12:15) об Ангелах Хранителях, даруемых от Бога каждому верующему и ищущему спасения, – никому не трудно уразуметь и в приведённых изречениях древнего провозвестника истины то же учение собственно об Ангелах Хранителях, даруемых благостью Отца Небесного каждому верующему и ищущему спасения. Особенно примечательное изъяснение слов псалмопевца встречается в творениях Василия Великого⁴³⁸.

Есть мнение, по которому полагают, что и в благословении, данном сыновьям Иосифа Иаковом (Быт.48:16) заключается так же, как в приведённых изречениях Псалмопевца, указание на Ангела Хранителя. Но, по замечанию св. Афанасия Великого, там, где изрекается благословение от имени Божеских Лиц, неприлично под именем Ангела разуметь какого-либо из сотворённых Ангелов, а необходимо иметь высшее понятие о Божеском Лице несозданного Ангела Завета – о Сыне Божием⁴³⁹.

Кроме указанных свидетельств Псалмопевца, представляются ещё довольно понятные свидетельства веры в Ангелов Хранителей в пророческой книге Захарии и в повествовании о Товите и Товии.

В книге пророка Захарии

Пророк Захария, сподобившийся видеть и слышать Ангелов, имеющих не равное достоинство и служении, и самого Господа Вседержителя, свидетельствует многократно, что он ощущал ещё особенную близость к себе Ангела, глаголавшего в нём, и от сего ближайшего и особенно содружного Ангела получал, как разрешение недоумений, так и наставление в руководство при своём служении. Так говорит Захария: се Ангел глаголяй во мне стояше, и ин Ангел исхождаше в сретение ему (Зах.2:3), и вопросих, и рек ко Ангелу, глаголющему во мне, глаголя: что суть сия, Господи? И отвеща Ангел, глаголяй во мне... (Зах.4:4–5). И изыде Ангел глаголяй во мне, и рече ко мне: воззри очима твоима и виждь исходящее сие (Зах.5:5). Подобное см. гл. 1. ст. 9. 13, 14, 17, 19. гл. 4. ст. 1 и 5, гл. 5. ст. 10 гл. 6 ст. 4. 5.

В повествовании о Товите и Товии

Не излишне, наконец, принять во внимание и повествование о сих мужах веры и благочестия.

В особенности примечательна та часть повествования, в которой описывается путешествие Товия, по распоряжению Товита, в отдалённый Мидийский город Раги. Здесь представляется каждому ясно живое и трогательное изображение тех действий охранения, руководства, вразумления и вспомоществования, каких может надеяться, в разных обстоятельствах жизни, человек, преданный вере и закону Божию, от светлого, со дружного ему Хранителя – Ангела.

Именно сказано, что Ангел вызвался быть видимым, хотя и неведомым, спутником Товии в Раги (Тов.5:4–17), избавил его от опасности при Тигре, давал благотворные советы (Тов.6:2–18), располагал всё ко благу (Тов.6:1–6) и, что̀ всего более послужило к счастью благочестивого семейства, устроил исцеление Товита (Тов.11:2–14).

Сообразив указания на Ангелов Хранителей, заимствованные из Писания ветхозаветного и, в особенности, из новозаветного, всякий должен, с одной стороны, признать справедливым то первоначальное убеждение, что под именем Ангелов Хранителей разумеются собственно духовные существа мира Ангельского, с другой – строго различать сих небесных Хранителей от тех небесных покровителей наших, из лика святых человеков преселившихся на небо, которым Св. Церковь каждого из нас поручает, при самом наречении нам имён.

Следы смешения в понятия Ангелов Хранителей с покровительствующими нам святыми угодниками Божиими видны в словах Оригена, будто в небесном чине Ангелов Хранителей находятся и души пророков⁴⁴⁰, а за тем и у Иеронима – в предположении, будто Ангелами Хранителями бывают иногда и души св. мужей, достигших совершенства ангельского⁴⁴¹.

Напротив сего в писаниях Св. Отцов особенно должно быть примечательно, в отношении к нашему предмету, то, что они не только со всею строгостью изъясняли понятие об Ангелах Хранителях в значении лиц мира высшего, мира духов ангельских, но старались даже определительно разрешить вопрос: которым из девяти чинов ангельских в особенности назначено от Бога проходить служение хранителей и быть руководителями и защитниками верующих?

Довольно, если припомнить здесь три мнения, относящиеся к разрешению сего вопроса:

1) Одни полагали, что хранителями человеков поставляются от Бога Ангелы, принадлежащие к низшей степени небесной иерархии⁴⁴².

2) Другие, на основании книги Товита, утверждали, что к тем, кои должны наследовать спасение, посылаются от Бога Ангелы, предстоящие пред славою Божиею и возносящие к Богу молитвы молящихся (Тов.12:15–18)⁴⁴³.

3) Иные, знаменитейшие из отцов 4 и 5 века, о степени в небесной иерархии и достоинстве Ангелов, посылаемых от Бога в служение за хотящих наследовать спасение, заключали по соображению достоинства и значения самих охраняемых; а потому не ограничивались, ни степенью низших Ангелов, ни степенью высших, когда рассуждали об Ангелах Хранителях, но, по различию охраняемых, видели и в хранителях Ангелов различных степеней и достоинств⁴⁴⁴.

Чем твёрже и решительнее удостоверяемся, на основании изречений Св. Писания, об отрадной для нашего сердца истине, что действительно есть при каждом из нас Ангел Хранитель; тем ощутительнее становится желание ближе узнать сих светлых спутников нашей жизни, и подробнее объяснить для себя самые отношения, в каких, по устроению Любви небесной, они поставлены к человеку, идущему путём жизни земной в жизнь другую.

В Св. Писании подробного раскрытия сих отношений не встречаем. Но в тех же самых изречениях Св. Писания, в которых заключается удостоверение об Ангелах Хранителях, можно усматривать и основные указания на их отношения к охраняемым.

Раскрытие сих основных указаний Св. Писания представляется во многих писаниях св. отцов и учителей Церкви, так что, при благонадёжном руководстве их писаний, может быть составлено довольно подробное и довольно полное изображение отношений и нам Ангелов Хранителей наших.

Итак, не забывая основных указаний Св. Писания на Ангелов Хранителей в рассмотренных уже изречениях, а иногда принимая в соображение и другие, мы должны обратиться к тем писаниям отцов, в которых встречаются пояснения, или дальнейшее раскрытие сих указаний, чтобы заимствовать отсюда, что̀ может служить к подробнейшему раскрытию нашего предмета.

Само собой разумеется, что, встречая в писаниях отцов те или другие изображения отношений к нам Ангелов Хранителей, мы будем встречаться с новыми подтверждениями той истины, что Ангелы Хранители действительно есть.

Чтобы самое обилие отеческих писаний, с многосторонними изображениями отношений к нам Ангелов Хранителей, не показалось неудобообъемлемым и затруднительным, для сего, ограничиваясь только более примечательными, располагаем их в порядке ответов на три вопроса:

1) когда начинается благодетельное служение человеку Ангела Хранителя?

2) до какого предела оно продолжатся? и

3) в чём именно состоит сие служение?

К разрешению сего вопроса, преимущественно ясные основания представляются в словах Иисуса Христа об Ангелах младенцев возрастом и младенцев веры (Мф.18:10), также в сказанном у псалмопевца, что Бог ополчает Ангелов Своих, только окрест боящихся Его (Пс.33:8), и в свидетельстве ап. Павла, что сии служебные духи посылаются от Бога к тем только, которые призваны к наследованию спасения (Евр.1:14).

Строго державшиеся сих оснований, знаменитейшие из отцов, согласно внушают нам, что служение Ангела Хранителя человеку начинается со времён присоединения его к обществу верующих в Спасителя и оживотворения души его благодатию, но не с самого рождения, как полагали некоторые, большею частью западные, учители Церкви⁴⁴⁵.

Внушение такой мысли можно усматривать во всех местах отеческих писаний, где св. провозвестники истины предлагали свои рассуждения о том: каждому ли человеку безразлично, или только каждому верующему, и, следовательно, принадлежащему к царствию Божию, дарует Бог Ангела Хранителя? Общим ответом их на сей вопрос представляется, основанное ближайшим образом на изречениях Св. Писания, мнение, что не всякому человеку безразлично даруется Ангел Хранитель, но удостаиваются сего особенного попечения и усиленного охранения только имеющие в себе залог веры и, по вере, сподобляющиеся благодатного усыновления и прав на наследие того спасения, которое приобретено для нас Господом и Спасителем нашим.

Заимствуем несколько собственных слов св. отцов, из их писаний, сюда относящихся.

Василий Великий говорит: «что с каждым из верных есть Ангел, который как детоводитель и пастырь управляет его жизнью, против сего никто не будет спорить, помня слова Господа, сказавшего: не презрите единого малых сих, яко Ангели их выну видят лице Отца Моего Небеснаго (Мф.18:10); и псалмопевец говорит: ополчится Ангел Господень окрест боящихся Его» (Пс.33:8)⁴⁴⁶.

Подобные места – в Беседах Василия Вел. на псал. 33⁴⁴⁷, 48⁴⁴⁸, и в творениях Ефрема Сирина⁴⁴⁹ и Григория Богослова⁴⁵⁰.

Иоанн Златоуст в изъяснении послания к колоссянам, говорит: «Прежде Ангелы были по числу народов, а ныне по числу верующих. Откуда сие известно? Слушай, что̀ Христос говорит: блюдите, да не презрите единого от малых сих: глаголю бо, яко Ангели их на небесех выну видят лицо Отца Моего Небеснаго (Мф.18:10). Знай же, что каждый из верных имеет Ангела; да и каждый из древних праведников имел Ангела»⁴⁵¹.

Подобные места в изъяснениях того же отца на посл. к евреям 1 гл.⁴⁵², 9 гл.⁴⁵³, Деян. апостольских 12 гл.⁴⁵⁴.

Амвросий Медиоланский, возбуждая верных к борьбе против похотей плотских, в ободрение напоминает страшливым: «Бог посылает Своих Ангелов для охранения и для вспомоществования тем, которым усвоено право на наследие обещанных благ в жизни небесной»⁴⁵⁵.

Подобные внушения встречаются в слове Амвросия против Авксентия⁴⁵⁶.

Св. Анастасий Синаит, к изъяснению (Быт.1:22) присовокупляет несколько таких слов о наших хранителях: «Тем, которые получили крещение и возлетают на высоту добродетелей, даны от Бога Ангелы, пекущиеся о них и содействующие им в просвещении... В сем уверяет нас Господь, когда говорит, что есть Ангелы Хранители у всякого, кто верует в Него»⁴⁵⁷.

Подобные соображения выражаются у древнего писателя ответов на вопросы о вере православной⁴⁵⁸, у Феодорита⁴⁵⁹, у Кирилла Александрийского⁴⁶⁰, у Илария Пиктавийского⁴⁶¹, у Феодора Студита⁴⁶², у Феофилакта⁴⁶³ и у многих позднейших.

Следуя таким внушениям отцов, никто, конечно, не затруднится повторить с полным убеждением, что нам, собственно даруются Ангелы Хранители вскоре по рождению, и что служение наших Ангелов Хранителей начинается со времени нашего возрождения в купели крещения. Но, повторяя это о себе, не можем отрицать и того, что при ином положении спасаемых во времена ветхозаветные, когда ещё не было таинства Крещения, и во времена новозаветные, когда некоторые из богобоязненных и искренно верующих в Господа Иисуса Христа, по обстоятельствам жизни, оставались, иногда на много лет, без таинственной купели крещения, – не можем отрицать, что ни один из них и до крещения не был оставлен без помощи Ангелов Хранителей. Верующий ветхозаветный пользовался служением Ангела Хранителя в достижении спасения, по вере в грядущего Спасителя (Сообр. Пс.90:11). Верующий во времена новозаветные, но ещё не получивший крещения, имеет нужду в руководстве Ангела Хранителя к достижению полного благодатного освящения, по вере в Иисуса Христа, и теснейшего присоединения к телу Церкви Его посредством таинств (Сообр. Деян.10:3, 6, 22, 11:13–14).

По соображению цели, для достижения которой даруются нам Ангелы Хранители, которую апостол определяет служением спасению призванных к вере, и спасению (Евр.1:14), справедливо думать, что служение Ангела Хранителя человеку, принадлежащему к царствию Божию, продолжается до конца спасительных подвигов, то есть, до последнего предела его жизни в здешнем мире. В притче Иисуса Христа о богатом и Лазаре, именно в словах: бысть же умрети нищему, и несену быти Ангелы на лоно Авраамле (Лк.16:22 сл. 12:20), есть основание и к той мысли, что служение Ангелов Хранителей наших простирается за пределы нашей жизни в здешнем мире.

Соответственно сим указаниям Св. Писания, Отцы Церкви единогласно свидетельствуют, что

1) служение Ангелов Хранителей не прекращается никогда до отшествия человека с поприща здешней жизни, как с поприща, на котором он должен воинствовать до смерти, –

2) не прекращается вовсе, хотя и встречаются случаи в жизни охраняемого, когда Ангел Хранитель принуждён, бывает отдаляться от него на время, и

3) служение Ангелов Хранителей сопровождает порученных им и за пределы здешней жизни, до решения их участи в мире духовном.

Заимствуем из отеческих писаний указания на каждую из сих мыслей в особенности.

Всеобщая уверенность о постоянном сопребывании Англов Хранителей с охраняемыми, выражающаяся во всех многообразных рассуждениях отцов и учителей Церкви о сих небесных приставниках наших, видна в особенности из тех наименований, какими обозначаются у отцов их отношения к нашей жизни. Так – Василий Вел. выражает уверенность о всегдашней, от начала до конца жизни, близости к нам Ангелов Хранителей, когда именует их такими детоводителями и пастырями, которые управляют нашею жизнью⁴⁶⁴.

Св. Григорий Нисский, в том же значении, именует Ангелов Хранителей всегдашними зрителями нашей жизни⁴⁶⁵.

Св. Иларий, входя в соображения о постоянном со пребывании Ангелов с охраняемыми во всю жизнь, именует их свидетелями нашей воли, то есть, наших расположений душевных, раскрывающихся во всей нашей деятельности, от начала и до конца здешней жизни⁴⁶⁶.

Подобные выражения встречаются часто у писателя 3 века – Оригена⁴⁶⁷, у Климента Александрийского⁴⁶⁸ и Августина⁴⁶⁹.

Между творениями Блаж. Августина есть молитвенные размышления, в которых благочестивый писатель, выражая благодарение Богу, между прочим, и за дарование Ангела Хранителя, говорит: «благодарю Тебя, Господи, за то, что даровал мне Ангела мирна, дабы он сопутствовал мне всегда, и был стражем моим от рождения до конца моей жизни»⁴⁷⁰.

Допуская случаи удаления Ангела Хранителя от человека, богомудрые учители находят сообразным с истиною, иногда виновником сего удаления поставлять самого человека, иногда же объяснять причину оного из премудрых намерений Божия Промысла.

1) Сам человек бывает виновником удаления от себя Ангела Хранителя, когда, пренебрегая добрые и святые внушения, погрязает в нечистотах плотских, или беспечно и необузданно предаётся страстям, надбавляющего всякую добродетель. В таком случае Ангелу – духу чистому, любящему доброе и святое, остаётся сожалеть об угрожающей человеку погибели и только выжидать минуты его раскаяния, чтобы снова приблизиться к нему и иметь радость (Лк.15:7–10) ополчиться окрест кающегося грешника.

2) Иногда Промысл Божий скрывает содействие Ангельское от борющихся с искушениями, для того чтобы открывать мужам силы поприще деятельности напряжённейшей и усиленной.

Чтобы видеть собственные свидетельства отцов о тои и другом случае, обращаемся к их писаниям.

1) Василий Вел., рассуждая о греховной вине человека, удаляющей от него Ангела, и о печальных следствиях сего удаления, пишет: «Ополчится Ангел Господень окрест боящихся его: Ангел не отступит от всех уверовавших в Господа, если только не отгоним его сами худыми делами. Ибо как пчела отгоняет дым и голубей смрад, так и Хранителя нашей жизни отдаляет многоплачевный и смердящий грех»⁴⁷¹.

После изъяснения пророческих слов Исаии: «отниму ограждение винограда» (Ис.5:5–6), Великий учитель замечает: «Поскольку и каждый из нас имеет святого Ангела, ополчающегося окрест боящихся Господа; то и каждый из нас может, по изобличении во грехах, сделаться повинным бедствию; такового перестаёт закрывать стена, то есть, защита святых Сил, которые пока пребывают с человеком, соблюдают непреоборимыми охраняемых ими. Всякая же душа, оставшаяся без этой защиты, предоставляется на разграбление врагам, то есть, сопротивным деятелям, и на попрание тому, кто хвалится и говорит: прошед вселенную, се есмь (Иов.1:7). Ибо не ограждённые словом и ангельскою силою преданы бывают неразумному движению»⁴⁷².

Подобные мысли выражаются у Феодорита в толковании на Книгу Бытия⁴⁷³, у Анастасия Синаита⁴⁷⁴ и у многих позднейших.

2) Св. Амвросий, имея в виду случающееся как бы удаление Ангелов Хранителей от борющихся со врагами снесения, говорит: «Зачем же вдали стоят (как сказано в 37 псалме ст. 12) те, которые на то и поставлены, чтобы оказывать помощь? Да они и не отошли далеко; только палимый искушениями полагает, что далеко от него те, которых желал бы он видеть ближе. Но, тогда как он считает себя оставленным ими, они нетерпеливо ждут того мановения, которым Владыка укажет им выступать в помощь. Владыка же, чем блистательнейшую для своего борца предвидит победу, тем продолжительнейшее предоставляет ему борение»⁴⁷⁵.

Иоанн Златоустый, по соображению евангельского повествования о борьбе с искусителем, выдержанной самим Подвигоположником нашим Иисусом Христом, предполагает нечто подобное и в нашей жизни. Именно, в изъяснение слов Евангелиста (Мф.4:11): «и се Ангели приступиша и служаху Ему», говорит: «Доколе продолжалась брань, Христос не попускал являться Ангелам, дабы сим не отогнать того, которого надлежало уловить. Но когда изобличил его во всём и заставил бежать, тогда явились и Ангелы. Познай отселе, что и тебя после побед над диаволом примут с рукоплесканием Ангелы, и будут ограждать во всех случаях»⁴⁷⁶.

Раскрыта сия мысль в другом толковании (между Творениями св. Златоуста) следующим образом:

«По смотрению Божию Ангел Хранитель иногда отступает от человека, и лучше не отступает, а только скрывается, для себя невидимым для искусителя. Ибо Ангел добрый не бывает видим для диавола, если сам того захочет. Итак, когда он уклоняется, чтобы дать диаволу доступ искушать нас, со вниманием ожидает следствий, какие от того произойдут. Посему, когда злое пожелание возникает в твоём сердце и влечёт тебя ко греху, знай, что не близ тебя Ангел добрый, и что диавол говорит в сердце твоём, искушая тебя и обольщая. Но если ты будешь крепко сокрушать сердце твоё, или лучше, сокрушать будешь диавола в сердце твоём, сей без победы отступит от тебя. Когда же ощутишь, по ослаблении страсти, радование в сердце своём о прогнании злого искушения, и почувствуешь в душе тихий глас радостного благодарения Богу., знай, что удалился от тебя диавол, и после одержанной над ним победы, Ангел приступил и служит тебе, беседует с тобою и производит радостные ощущения»⁴⁷⁷.

Немало свидетельств в писаниях отеческих и о том, что верующие не лишаются служения своих Хранителей Ангелов при самой кончине и за пределами здешней жизни.

1) Ангелы Хранители присутствуют при самом разлучении души с телом.

Имея во внимании сказанное Иисусом Христом о кончине человека, не помышляющего о смерти и о жизни по смерти (Лк.12:20), приводим слова великого подвижника духовной жизни:

Св. Феодор Студит, в одном из утешительных писем к Евфросинии, похоронившей свою мать, писал: «Всегда содержи в уме своём мысли о смерти; ибо где мысль о смерти, там удаление страстных расположений; размышляй о самом разлучении душ от тела, – о разлучении, которое будет под начальственным смотрением твоего Ангела; размышляй и о последующем отведении души в страну небесную»⁴⁷⁸.

2) Ангел Хранитель отводит душу в назначенную ей страну духов блаженных, или же мраком томимых. Так:

Св. Иларий, при изъяснении слов псалмопевца: «возвеселится праведник, егда увидит отмщение» (Пс.57:11), замечает: «радость праведникам (отшедшим) – зрелище воздаяния; они исполняются радостью тогда, как, быв отведены Ангелами в обитель вечного успокоения, обращаются мыслью к заслуженному грешниками воздаянию»⁴⁷⁹. Далее говорит св. отец приспособительно к сказанному в притче о богатом и Лазаре (Лк.16:19–31) и к словам Иисуса Христа (Ин.3:18–19)⁴⁸⁰.

Древний составитель ответов о православной вере (между творениями св. Иустина) говорит: «По исшествии из тел, души праведников отделяются от душ нечестивых, именно, отводятся Ангелами туда, кто куда достоин; души праведников – в рай, для блаженного общения с Ангелами и Архангелами и, как открыто, для лицезрения самого Спасителя Христа (благоволим паче отъити от тела, и внити ко Господу (2Кор.5:8)); а души нечестивых во ад... И те и другие блюдутся в подобающем им состоянии до воскресения и решительного воздаяния»⁴⁸¹.

Сведущий в тайнах царствия Божия и обнимавший любовью дальних и ближних сынов царствия Божия, когда хотел изобразить свои благожелания к ним, в особенности важные для всех и каждого, сказал вообще: всесовершен ваш дух и душа и тело непорочно в пришествие Господа нашего Иисуса Христа да сохранится (1Фес.5:23). Признавая в словах апостола указание на то, что с нашей стороны существенно и необходимо требуется для достижения главной цели всей нашей жизни, и самого содействия нам служебных духов, в служение посылаемых за хотящих наследовать спасение (Евр.1:14), не можем не видеть, что именно к сему благоустроению нашей жизни направлено служение Ангелов Хранителей наших. Их попечение о нас, их неутомимая заботливость о вечном спасении нашем, открываются во всевозможном содействовании к тому, чтобы сохранить без порока наш дух, и душу, и тело, к пришествию Господа нашего Иисуса Христа. Сего-то преимущественно благо устроения в нашей жизни желает нам Св. Церковь, кои да сама испрашивает за нас, и нам внушает испрашивать для себя от Бога, Ангела мирна, верна наставника, хранителя душ и телес наших. Не о той же ли тройственной непорочности верующего упоминается и в писаниях отцов, когда они в разных словах повторяют, вслед за апостолом (Евр.1:14), указание на главный предмет служения Ангелов Хранителей наших, именно то, чтобы послужить к спасению спасаемых⁴⁸²?

Что̀ же касается до более подробного указания частных действий, в которых открывается благодетельное влияние Ангелов Хранителей на нашу жизнь, – попечение их о преуспеянии каждого в совершенствах духовных, о чистоте, непорочности и невредимости по душе и телу: то, не находя нужды повторять известное каждому из употребления церковных молитвословий к Ангелам Хранителям⁴⁸³, можем ограничиться немногими соображениями, с засвидетельствованием их писаниями отцов и учителей Церкви. Именно:

1) Ангелы Хранители являются содейственниками нашими в том, что всего нужнее, с нашей стороны, для нашего духовного преуспеяния и для крепости нашей веры, – в возвышении ума и сердца нашего к Богу, или –

в молитве

В наставлении Иисуса Христа об Ангелах младенцев сказано, что сии хранители верующих на небесех выну видят лицо Отца Небесного (Мф.18:10): не следует ли доразумевать в сих словах, между прочим, указание на то, что Ангелы Хранители, предстательствуя за охраняемых ими пред Отцом Небесным, возносят за них и их молитвы? Следует и потому, что и в других местах Писания (Откр.8:3; Тов.12:15–20) возношение молитв пред лицо Божие усвояется Ангелам. Следует и потому, что богомудрые истолкователи Св. Писания, изъясняя помянутое наставление Христово, в сем разуме, утверждают, что Ангелы Хранители не только возбуждают нас к молитве, не только укрепляют дух наш в молитвенном обращении к Богу, но с молящимся сами молятся, и возносят, в своих светлых молитвах, наши немощные молитвы к Живущему во свете неприступном. Так:

Св. Иларий, в изъяснении (Мф.18:10) пишет: «Не подвержено никакому пререканию, что при молитвах верных бывают начальствующими споспешниками Ангелы. И молитвы, людей, спасённых Христом, ежедневно Ангелами возносимы бывают к Богу. Посему-то и опасно презирать кого-либо из тех, коих желания и прошения восходят, при столь ревностном споспешествовании и служении Ангелов, к Вечному и невидимому Богу»⁴⁸⁴.

Св. Иоанн Лествичник, один из опытнейших наставников молитвы, пишет в научение молящимся: «Когда, при каком либо молитвы своея изречении, почувствуешь внутреннее услаждение, либо умиление, то остановись на оном. Ибо тогда Ангел Хранитель вкупе с нами молится»⁴⁸⁵.

В наставлении ученика Златоуста, Преп. Нила, о молитве сказано:

«Виждь, яко святии Ангели увещавают нас к молитве, и сопредстоят нам, радующеся вкупе и молящеся о нас. Аще убо вознерадим, и приимем помыслы противные: зело преогорчеваем их, яко тии о нас подвизаются толико»⁴⁸⁶.

Подобные указания встречаются в писаниях св. Кирилла Александрийского⁴⁸⁷, у Августина⁴⁸⁸, у Анастасия Синаита⁴⁸⁹, у Феодора Студита⁴⁹⁰ и у Исаака Сирина⁴⁹¹.

2) Ангелы Хранители являются руководителями нашими в благочестивых размышлениях о вереи жизни, и в уразумении воли Божией, не только в слове Божием открытой, но и в обстоятельствах жизни каждого, более или менее внятно, открывающейся. От человека требуется только внимание и доброе расположение, чтобы пользоваться благотворным вещанием Ангела Хранителя –

В наставлениях руководствующих к истине и благочестию

Внимательное соображение некоторых частных (Зах.2:3; 4Цар.1:3–15–17; Суд.2:1–6 и др.)⁴⁹² внушений Св. Писания, об отношении к верующим Ангелов, и общих понятий о их знании, превышающем мудрость человеческую, о проницательности их духовного взора, превосходящей прозорливость человеческую, – с теми явлениями в нашей жизни, что иногда среди душевной сухости и бездействия, по некоему тайному озарению, в уме просиявает светлая мысль, в сердце – животворное и пламенное святое чувство, в воле – спасительное расположение, – довольно решительно говорит о тех, тайных вразумлениях, которые вера относит к действиям Ангелов Хранителей, и поставляет выше всякого сомнения православная Церковь⁴⁹³.

В писаниях Отцов действия Ангелов Хранителей, служащие руководством охраняемых к истине и к благочестивой жизни, иногда указываются под образом служения пастырей относительно к пасомым, иногда же прямо приписывается Ангелам вспомоществование людям в уразумении воли Божией и в соблюдении заповедей Божиих. Так –

Василий Великий пишет: «Истинный пастырь положил душу Свою за овец, и потом воскресив их с Собою, предал пасти их правым, то есть, святым Ангелам: и обладают ими правии заутра. Ибо к каждому из верных приставлен Ангел»⁴⁹⁴.

В другом месте, об отвергающих спасительные действия Ангелов, пишет: «не ограждённые словом и силою Ангельскою преданы неразумным движениям, и от умножающегося в них зловония греха делаются способными услаждаться свиным пиром»⁴⁹⁵.

Св. Иларий, упомянув, что к служению Ангелов принадлежит содействие к напечатлению в душах человеческих внушений, какие начертаны в Божественном Откровении, утверждает, что пророк, говоря в псалме (Пс.120:1) о помощи свыше, разумеет и помощь Ангелов, «которые суть споспешники наши в уразумении заповедей и воли Его (Божиих), приносящие нам блаженное успокоение... К ним возводятся очи, потому что чрез них, посредством наставлений, совершается восхождение ума к высшему и вечному»⁴⁹⁶.

Подобную мысль выражает Григорий Богослов, говоря о просвещении, с указанием на слова псалмопевца: просвещаеши Ты дивно от гор вечных (Пс.75:5)⁴⁹⁷. А Иоанн Лествичник о себе самом свидетельствует: «когда я жаждал большего успеха, то в сем случае просвещал меня являвшийся мне Ангел»⁴⁹⁸.

3) Ангелы Хранители, как постоянные сопребыватели наши во всякое время, в разнообразных случаях жизни, являют нам свою помощь –

в отклонении опасностей и вредных влияний на душу и тело

Как многочисленны случаи в жизни человека, когда он подвергается опасностям, угрожающим его душе или телу, – когда стараются уловить его враги спасения в свои пагубные сети, – когда испытывает он неприязненные отношения к нему ближних: так многообразно и благодетельное служение Ангелов Хранителей наших. Иногда они невидимо отклоняют от нас опасности, иногда благовременно предостерегают нас от них, когда нужно, одушевляют нас мужеством, проливают небесные утешения в сердца, сокрушённые скорбями и болезнями, всегда бодрствуют над соблюдением наших благ временных, наипаче же вечных (Мф.16:26; слич. Быт.19:15–19; Пс.33:8, 90:10–11; Деян.12:6–11, 5:19).

Избираем из писаний отеческих некоторые указания сих действий, основанные на Св. Писании.

Василий Великий решительно утверждает: «Как городские стены, вокруг облегая город, отовсюду отражают вражеские нападения: так и Ангел служит стеною спереди, охраняет сзади, и с обеих сторон ничего не оставляет неприкрытым. Посему-то падёт от страны твоея тысяща, и тьма одесную тебе, к тебе же не приближится удар которого либо из врагов, яко Ангелом Своим заповесть о тебе» (Пс.90:7, 12)⁴⁹⁹.

Св. Амвросий, обнимая мыслью все многочисленные действия Ангелов к охранению нас от опасностей и бед, свидетельствует так: «рабов Христовых охраняют от напастей более те, которые невидимы, то есть, Ангелы, нежели те, которые видимы»⁵⁰⁰.

Св. Иларий, изображая нужду в Ангельском вспомоществовании, пишет: «Мы, при своей немощи, не могли бы противостоять всем злобным нападениям стольких врагов духовных, если бы нам не были даны для защиты Ангелы. Необходимо каждому, для противодействия врагам, содействие существа более могущественного... Сих-то Ангелов Владыка изводит к нам, чтобы чрез них являть вспомоществование немощным человекам, чтобы сии божественные стражи бодрствовали в охранении нас против миродержателей тьмы века сего» (Еф.6:12)⁵⁰¹.

Подобное указание на действия Ангелов в отражении врагов нашего спасения встречается в писаниях Кирилла Александрийского⁵⁰² и Августина⁵⁰³.

Феодор Студит, в ободрение считавших себя беззащитными от врагов, писал: «ты имеешь близ себя Господа, Которого любишь; имеешь и Ангела Хранителя жизни твоей, которого служение состоит в том, чтоб избавлять тебя от всех зол; посему не смущайся духом, но ободрись, крепко подвизайся, а не ослабевай»⁵⁰⁴.

Примечательное размышление о действиях Ангела Хранителя, ко благу и к защите охраняемого им человека, встречается между творениями Августина, в следующих словах благочестивого писателя: «С великою заботливостью и с неутомимым попечением Ангелы Хранители присутствуют при нас во всякое время и на всяком месте, вникая во все нужды наши, стараясь о всём необходимом для нас и заботливо посредствуя между нами и Тобою, Господи, вознося к Тебе стенания и воздыхания наши, чтобы испрашивать для нас милости Твоего благоволения и низводить на нас вожделенное благословение Твоей благодати. Они сопутствуют нам на всех путях наших, входят и выходят с нами, внимательно наблюдая, благочестиво ли, честно ли, ведём себя среди мира развращённого, тщательно ли, с алканием ли и жаждою ищем царствия Твоего и правды его, со страхом ли служим Тебе, с трепетом ли пред Тобою радость сердца нашего. Они помогают трудящимся, оберегают покоющихся, воодушевляют мужеством воинствующих, увенчавают побеждающих; они сорадуются, когда мы радуемся, то есть, когда радуемся о Тебе; со страждут, когда мы страждем, то есть, страждем ради Тебя. Так велика их заботливость о нас, так сильна и попечительна любовь их к нам; но всё это для прославления Твоей неоценённой любви, которою Ты возлюбил нас. Они тех только любят, которых Ты любишь; охраняют тех, которых Ты охраняешь, и оставляют тех, которых Ты оставляешь. Они не любят творящих беззаконие, потому что и Ты возненавидел еси вся делающия беззаконие, и погубиши вся глаголющия лжу» (Пс.5:6–7)⁵⁰⁵.

Читая в писаниях св. отцов многосторонние изображения Ангельского служения верным, неправомыслящие считают за неприличное приписывать Ангелам Божиим служение какому бы то ни было человеку, и стараются вводить верующих в смущение благовидным вопросом: можно ли, без противоречия истине, думать, чтобы существа мира высшего, существа столь чистые, святые, каковы Ангелы, становились слугами людей, живущих в мире земном и порочном, слугами людей, согрешающих много?

Отвечать на такой вопрос не трудно.

Точно св. Ангелы выше человека, особенно после его падения: но тем не менее истинно и священно, по наставлению Христову и апостольскому, верование, что они являются служебными духами, в служение посылаемыми за тех людей, которые из грешников должны соделаться праведными, по благодати Христовой. Несообразности, или противоречия, в таком служении вовсе нет; а была бы некоторая несообразность, если бы сего служения не было, по желанию неправомудрствующих. Именно:

1) Когда сам Господь и Владыка Ангелов и человеков, Сын Божий и Всесовершенный Бог, не возгнушался снизойти к грешному роду человеческому, чтобы совершить спасение всех и грешников, под условием искренней веры в Него; то нисхождение Ангелов на служение в усвоении грешникам спасения, самим Господом приобретённого столь дорогой ценою, очевидно, и с волею Божией и с их достоинством сообразно, как служебное участие в деле, совершение коего принял на Себя Господь и Бог их. Напротив, не трудно ли было бы объяснить бездействие Ангелов там, где является действование самого Бога!

2) Если сам Богочеловек прииде послужити (Мф.20:28); если Он в делах Своего служения спасению грешников видел славу Свою (Ин.13:31, 12:23) и явление славы Бога Отца (Ин.12:27–28, 15:8): то ни с чем несообразно, считать унижением для Ангелов служение спасаемым грешникам.

3) Вникая и в самые отношения Ангелов Хранителей к верующим, находим, что действия их служения также не ведут их к унижению пред человеком, как пастыря не ведут к унижению пред овцами действия, служащие к защите их и охранению.

Отношения, или обязанности, какие налагает на каждого верующего вера и долг любви к Ангелу Хранителю своему, легко могут быть определены, по соображению главных понятий об отношении к нам сих небесных приставников, и их содействии нашему спасению.

Главнейшие из таковых обязанностей постараемся уяснить для себя в следующих соображениях:

1) Мысль, словом Божиим внушаемая (Мф.18:10; Евр.1:14 и т. п.) о том, что Ангел Хранитель принадлежит к лику святых духов горнего мира, и есть слуга и посланник Божий, не по достоинству человека, падшего и грешного, но ради благодатного восстановления и усыновления его Богу, посылаемый на служебное содействие его спасению, – мысль о сем внушает каждому священную обязанность – благоговеть пред своим Хранителем, как пред существом высшим, святым и ближайшим ко Господу Богу, – как пред Ангелом, приходящим к нему от самого Господа Бога.

Отсюда сама собою открывается первая обязанность верных, в особенности чтить своих Ангелов Хранителей и обращаться к ним с благоговейными молитвами.

Говоря, собственно, о нашей обязанности молиться Ангелам, св. Амвросий указывает и на то, сколь нужно и благопотребно человеку обращаться к св. Ангелам с молитвою. «Больные не могут испросить себе помощи у врача, если он не будет призван к ним старанием других. Немощна наша плоть, душа болезненна, связана и греховными узами, не может изъяснить Врачу оному всего, что нужно. Посему-то нам и до́лжно обращаться с молитвою к тем Ангелам, которые даны нам, как споспешники»⁵⁰⁶.

2) Живое сознание нежной и предусмотрительной любви, с какою Ангел – подражатель божией беспредельной любви, – проходит своё служение верному рабу христову, не должно ли иметь, глубокого действия на сердце каждого, живущего под влиянием такого содружества и любви? – не до́лжно ли непрестанно воспитывать в ней чистых расположений любви к Ангелу Хранителю своему, и желания соответствовать всегда и во всём нежной его заботливости?

И вот обязанность благодарной любви к Ангелам Хранителям⁵⁰⁷.

3) Памятование о той цели, к которой направлено здесь всё благодетельное служение Ангела Хранителя, именно: к укреплению человека в жизни благочестивой – по учению, закону и примеру Подвигоположника Иисуса Христа, – живо напоминает верующему о его обязанности, деятельным упражнением и ревностными подвигами для достижения в зрелость мужа, в меру полного возраста Христова (Еф.4:13), сохранять верность своему Ангелу Хранителю.

4) С другой стороны, примечая в себе враждебные Богу и Ангелу Хранителю влечения на путь нечестивых, испытывая многообразные прелести и искушения от врагов спасения, верующий должен возбуждать себя к неослабному сопротивлению, между прочим, представлением своей обязанности не изменять Ангелу Хранителю, раболепным служением греху и содружеством с противником всякого добра.

5) В случае грехопадений и нарушения союза с Ангелом Хранителем, верующий обязан покаянием, скорым и искренним, привлекать к себе небесного споспешника и восстанавливать живой с ним союз, без уныния, с уверенностью, что не только Ангел Хранитель, но и все прочие Ангелы на небеси радуются о едином грешнице кающемся (Лк.15:10).

1) Из понятия об Ангелах Хранителях, как о сопребывателях наших, как о ближайших и всегдашних свидетелях нашей жизни, само собою следует сугубо обязательное для каждого из нас правило: соблюдать осторожность не только в действиях, но и в словах и в мыслях, дабы ни в уединении домашнем не оскорблять своего Ангела Хранителя, ни в общении с другими не сделать чего-либо неприличного и оскорбительного для чистого взора и слуха св. Ангелов, которые, и пребывая с нами, выну видят лицо Отца Небесного (Мф.18:10).

«Если мы, – говорит св. Иоанн Златоуст, – имеем близ себя Ангелов; то надлежит нам вести себя скромно, как прилично в присутствии таких наставников»⁵⁰⁸.

«Если опасение, встретить свидетелей преступления», по словам св. Илария, «останавливает от совершения преступления, уже замышлённого в душе; то как не укоризненно должно быть, поведение человека-христианина, когда он представляет себе, что его отовсюду окружают взоры столь многих духов Ангельских, которые суть свидетели не одних только дел наших, но и самых намерений воли? Когда повлечёт нас к страстному вожделению немощная природа: не должны ли мы почувствовать страха в присутствии окружающих нас ликов Ангельских?.. Ежели Ангелы младенцев всегда видят Отца нашего Небесного: не должны ли мы страшиться свидетельства таковых Ангелов, когда знаем, что они и при нас всегда присутствуют, и пред Богом предстоят»⁵⁰⁹?

2) Из понятия об Ангелах Хранителях, как о наставниках наших, очевидно вытекает обязанность наша заботиться о молитвенном настроении духа, иметь внимательный ум, открытое сердце, искреннее желание, не только слышать их благие вещания, но и следовать святым их внушениям.

«Аще истинно молишися, – говорит преп. Нил, – многое извещение обрящеши: и Ангели приидут к тебе, якоже и к Даниилу (Дан.6:22, 10:12), и вины бываемых возвестят ти»⁵¹⁰. «Молитвою своею, – по замечанию одного из отечественных наших, проповедников, – Даниил проложил стезю, или поставил лествицу, по которой низошёл к нему небесный посланник»⁵¹¹.

3) Из понятия об Ангелах Хранителях, как о неотступных стражах наших среди опасностей и заступниках наших в различных напастях жизни, вытекает обязанность наша в опасностях – просить их ходатайства пред Богом, об избавлении нас от напастей, и в их предстательстве искать себе успокоения и защиты от недоброжелателей и врагов.

«Помните, – говорит св. Амвросий, – что рабов божиих хранят более те, которые невидимы, нежели те, которые видимы. Но они и хранят тогда, когда бывают призываемы вашими молитвами»⁵¹².

4) Из понятия об Ангеле Хранителе, как о небесном помощнике в болезнях душевных и телесных, открывается наша обязанность – от него просить утешения, и в случае недугов телесных к нему обращаться прежде, нежели к земным врачам и советникам.

5) Тому, кто смущается мыслью о смерти, прилично искать примирения с сею мыслью в уповании на неотступного, и при смерти и по смерти, Ангела Хранителя своего.

Предоставляя благочестивому размышлению каждого уяснить в своё назидание обязанности наши: усвоять, по возможности, ангельские свойства чистоты, стремиться к жизни ангелоподобной, и т. п., мы должны теперь рассмотреть возражение против первой главной обязанности нашей, в отношении к Ангелам Хранителям.

Лютеране и кальвинисты, отвергая вообще почитание и молитвенное призывание святых Божиих, и важнейших обязанности – благоговейно чтить своего Хранителя, как св. Ангела Божия, и входить посредством молитвы в благоговейное общение с ним, – противопоставляют одно изречение Св. Писания и одно правило поместного, Лаодикийского Собора.

Именно против православного почитания и молитвенного призывания св. Ангелов они находят неотразимое, по их мнению, свидетельство в словах апостола Павла (Кол.2:18) и в правиле Лаодикийского Собора тридцать пятом. Без должного внимания к значению слов апостола и силе соборного правила, они обращают их в оружие против верования и обычая Вселенской Церкви.

Долг наш со вниманием рассмотреть слова апостола и соборное правило, чтобы и священную истину привести для себя в ясность, и противоречие со стороны неправо мыслящих отразить.

В упомянутом послании ап. Павел действительно предостерегал верующих от несообразного с духом христианской веры служения Ангелам, когда писал: Никто же вас да прельщает изволенным ему смиренномудрием и службою Ангелов, яже не уведе уча, без ума дмяся от ума плоти своея (Кол.2:18).

Не поверхностный требуется взгляд на сие предостережение Апостола к тому, чтобы верно усмотреть, что̀ именно Апостол порицает и от чего предостерегает колоссян.

Надобно принять в соображение:

1) силу выражения: службою Ангелов, и

2) продолжение той же речи, без перерыва, в следующем стихе;: a не держа Главы, из Неяже все тело составы и соузы подаемо и снемлемо, растит возращение Божие (Кол.2:19).

1. Сила выражения: службою Ангелов должна быть определяема в точности, по значению подлинного текста, где сказано: (ϑρησκεία Ἀγγέλων, и по употреблению в других местах Св. Писания. Слово: ϑρησκεία, равносильное слову религия, означает не просто служение, но служение, проникнутое мыслью о зависимости нашей от того, кому служим, как от Бога. Следовательно, в слове о службе Ангелов у Апостола заключается указание на такое служение относительно Ангелов, в основании которого лежит суеверие, обоготворяющее Ангелов, – исповедующее зависимость человека от них такую же, какую мы исповедуем зависимость от самого Господа и Бога нашего Иисуса Христа, и потому воздающее им честь подобающую Единому Богу.

Можно видеть примеры употребления сего слова (ϑρησκεία) у св. писателей в собственном значении вероисповедания (Деян.26:5), истинной веры и благочестия (Иак.1:26–27), злочестия идолопоклонников (Ирем.14:18), идолослужения и идолопочитания язычников (Ирем.11:16; 14:16). Было бы крайне несправедливо отвергать в сих примерах подтверждение нашего заключения о том, что и в рассматриваемом предостережении Апостол именует словом – ϑρησκεία божеское чествование Ангелов, которого никто из нас не думал называть иначе, как суеверием и отступлением от истинного верования Церкви.

2. В непрерывном продолжении речи Апостола о суеверных чтителях Ангелов: а не держа Главы, из Неяже все тело... никто не затруднится понять, что под именем главы разумеет Апостол Богочеловека, единого Ходатая Бога и человеков, Иисуса Христа (как и в 18 ст. 1. гл.), a под именем всего тела – всех верующих, всех членов Церкви Христовой. Что же отсюда следует? То, что у Апостола и здесь и выше идёт речь о таких людях, которые, под личиною самоуничижения, обольщая других службою Ангелов, и сами отторгались, и других отторгали от веры во Единого Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа, – которые, и сами пренебрегали, и другие внушали пренебрегать благодатное общение с Церковью Христовою, ради измышлённого и суеверного общения с обоготворяемыми Ангелами.

Останавливаясь на сиих словах, св. Иоанн Златоуст вопрошает: «что бы значило сказанное Апостолом»? и в виде ответа свидетельствует: «были тогда люди, которые утверждали: мы должны быть приводимы к Богу не чрез Христа, но чрез Ангелов; ибо первое выше приемлемости нашей»⁵¹³.

Можно и нам, прежде нежели войдём в исторические разыскания о людях, проповедовавших суеверное почитание Ангелов, остановиться и заметить: как несправедливо поступают противники, когда возражают против почитания св. Ангелов Божиих, воздаваемого им в православной Церкви.

Апостол вооружается против суеверного обоготворения Ангелов и воздавания им божеской чести, божеского поклонения, – восстаёт против лжеучителей, которые оставляли Христа ради Ангелов, и чуждались общения со Св. Церковью.

В нашем признании священной для каждого обязанности благоговейно чтить св. Ангелов, как служебных духов, в служение посылаемых от Бога за хотящих наследовати спасение (Евр.1:14), как наших споспешников в достижении того спасения, которое приемлем от единого ходатая между Богом и человеками – Иисуса Христа Богочеловека, нет ни малейшей тени обоготворения Ангелов, или воздавания им божеской чести, или поклонения им, подобающего единому истинному Богу, и, Его же послал есть, Иисусу Христу (Ин.17:3).

Однако, неправомыслящие, без внимания к истине, стараются уязвлять истинно верующих оружием Апостольского слова, направленного решительно не против нашей священной обязанности к Ангелам, а против суеверия отступников от веры и Церкви Христовой.

По соображению исторических сказаний у писателей церковных, оказывается, что во времена апостольские были три рода заблуждений, касательно Ангелов и их почитания, заблуждений происшедших из смешения и искажения понятий иудейских, языческих и магии.

Первое из сих заблуждений состояло в том, что признававшие необходимым для всех обрезание, защитники иудейских предрассудков, утверждали, будто Христос простой человек, низший Ангелов, и что как Моисей получил закон от Ангелов, так и Христос заимствовал власть и силу творить чудеса от тех же Ангелов.

Второе заблуждение состояло в том, что Ангелов признавали создателями мира земного, промыслителями о созданном и посредниками между Божеством неприступным и людьми, живущими в мире. Повторяя, таким образом, языческие мысли, еретики говорили, что доступа к вечному и непостижимому Богу нет для человека; Бог неприступен; потому и должны люди обращаться к Нему не иначе, как только чрез посредство Ангелов.

Третье заблуждение состояло в том, что от призывания Ангелов, подобного вызыванию демонов и душ отошедших (1Цар.28:7–18) посредством магии (Деян.8:9, 13:8–12; Слич. Исх.7:11, 22:18, Лев.20:27; Втор.18:10–12), ожидали чудес.

Собирателем сих заблуждений и составителем из них одного безобразного еретического мудрования сделался, ещё при жизни некоторых Апостолов, Керинф. Он, путешествуя по разным странам и сходясь с иудейскими и языческими мудрователями и магами, усвоял себе ложные понятия каждого о бесплотных существах. От него и вероятно, ещё от его предшественников, частью распространялись сии заблуждения и между обратившимися ко Христу, но ещё находившимися под влиянием пристрастий, то к иудейству, то к язычеству, и тем успешнее, чем хитрее действовали распространители, принимая вид чтителей закона иудейского, уважающих общие верования мудрецов языческих, и хвалившихся общением с высшими духами⁵¹⁴.

Надобно только не закрывать взоров, чтобы в таких свидетельствах истории о бывших во времена апостольские распространителях лжеучения, видеть окончательное объяснение слов ап. Павла и бесспорно признать ту истину, что обличение, какое заключается в словах Апостола, направлено было против нечестивых толков, образовавших в своём смешении ересь, известную под именем Керинфовой⁵¹⁵, но отнюдь не может быть направляемо против благочестивого почитания св. Ангелов, какое обязаны воздавать им верные Главе Церкви – Господу нашему Иисусу Христу.

Заблуждения керинфиан, не смотря на предостережение Апостола, находили себе последователей, заражая, время от времени, многих членов Церкви во Фригии и Нисидии, и отторгая верных от служения единому истинному Богу и Христу к божескому поклонению Ангелам. И вот, для предохранения верных от тех же самых лжеучений, от которых предостерегал колосских христиан Апостол, Отцы Собора, бывшего около 364 года, в одном из Фригийских городов – Лаодикии, постановили правило противопоставляемое протестантами православному почитанию Ангелов.

В правиле 35 сказано: «Не подобает христианам оставляти церковь Божию и отходити, и Ангелов именовати, и творити собрания. Сие отвержено. Того ради аще кто обрящется упражняющимся в таковом тайном идолослужении, да будет анафема: понеже оставил Господа нашего Иисуса Христа, Сына Божия, и приступил к идолослужению»⁵¹⁶.

Очевидно, сходство сего правила с приведёнными словами Апостола: как там, так и здесь обличаются воздающие богопочтение Ангелам и оставляющие Главу Церкви, Иисуса Христа, Сына Божия. Что у Апостола названо службою Ангелов, то в правиле Собора именуется уже прямо идолослужением. Там порицаются лжеучители, отрекавшиеся входить в общение, молитвенное и благодатное, с самим Богом и признававшие единственным средством к тому посредничество Ангелов: и здесь осуждаются такие же поклонники Ангелов, еретики, не молящиеся Богу и Христу, а только Ангелам, яко бы творцам и правителям мира⁵¹⁷.

Если принять в соображение некоторые другие правила Лаодикийского Собора, то ясно увидим, что Собор преследовал и другие суеверные правила и убеждения Коринфиан, перешедшие к ним, от мудрователей иудейских и от магов, вместе с искажёнными верованиями относительно Ангелов. Таковы правила, напр. –

29-е. Не подобает христианам иудействовати и в субботу праздновати, но делати им в сей день: а день воскресный преимущественно праздновати, аще могут, яко христианам. Аще же обрящутся иудействующие: да будут анафеми от Христа;

16-е. В субботу читати и Евангелие с другими Писаниями⁵¹⁸.

36-е. Не подобает освященным или причетником быти волшебниками, или обаятелями, или числогадателями, или астрологами (гадателями по звёздам), или делати так именуемые предохранилища, которые суть узы душ их. Носящих же оные повелели мы извергати из Церкви⁵¹⁹.

Пояснение исторических соображений о том, что и указанные слова ап. Павла (Кол.2:18) и правило Лаодикийского Собора (35) направлены к обличению одного и того же заблуждения, к осуждению последователей одного и того же суеверия, представляется в следующих свидетельствах Блаж. Феодорита, к которому имеют уважение и протестанты⁵²⁰.

В изъяснении слов Апостола: (Кол.2:19) Феодорит свидетельствует, что лжеучители, против которых писал Апостол предостережение, и которые защищали закон (иудейский), старались приводить к почитанию Ангелов, говоря, что и закон дан был Ангелами. И после того надолго оставалось это суеверие во Фригии и Писидии. Посему и Собор, бывший во Фригийской Лаодикии, воспретил правилом своим такое служение Ангелам⁵²¹.

Затем Феодорит присовокупляет изъяснение, – в чём состояла ересь; «так поступали чтители Ангелов под видом самоуничижения, и утверждали, что Бог всяческих невидим, недоступен и непостижим; потому и до́лжно приобретать себе Его благоволение не иначе, как только чрез Ангелов. Сие-то и означает сказанное: изволенным смиренномудрием и службою Ангелов (Кол.2:18)»⁵²².

В изъяснении слов Апостола: (Кол.3:17) Феодорит пишет: «и благодарить Бога и Отца, заповедует Апостол, чрез Господа Иисуса Христа, a не чрез Ангелов. Последуя сей заповеди Лаодикийский Собор, чтобы истребить древнее заблуждение, постановил правило против оставляющих Господа нашего Иисуса Христа и молящихся Ангелам»⁵²³.

По мнению Иеронима, боготворение воинства небесного, подобное тому, какое обличает Апостол (Кол.2:18), бывало и в прежние времена между отступавшими от Бога Иудеям. Такое заключение Иероним основывает на обличении у пророка Амоса (Ам.5:26, 7:9), по сличению с речью Первомученика Стефана (Деян.7:42–43)⁵²⁴.

Итак, не перенимать какие-либо сомнения надлежит нам от людей, готовых всё перетолковать в сомнительную сторону, но утверждаться в разумении истины Христовой, содержимой Св. Церковью, и стараться, по возможности, верностью Св. Ангелам, – верным наставникам и хранителям нашим, – и Бога благодарить за дарование нам таких великих и святых стражей, – и к ним быть признательными за то, что они не пренебрегают нас, но служат нашему спасению неотступно и неутомимо.

Если не бывает ощутительна для нас близость, или не примечается содействие Св. Ангелов; то сии столь печальные опыты должны каждого вести не к недоумениям о действительности невидимого ангельского охранения, но, по увещанию св. отцов, к укорению себя, либо в маловерии, либо в чрезмерном пристрастии к земному с забвением о небесном.

«Маловерным мало и даруется, – говорит св. Григорий Нисский, – а имеющим высокую веру и даруется великое»⁵²⁵.

Другой же из св. отцов, рассказывая о бывших в его время опытах с людьми, подобострастными нам, но возлюбившими небесное и оставившими пристрастие к земному, передаёт нам такие радостные вести: «Поскольку они, оставив всё земное, возлюбили небесное, и соделались подражателями Ангелам: то и сами Ангелы не скрывали от них своего зрака, и исполняли всякое их желание. По временам Ангелы являлись им, научая, как им надлежит жить, иногда объявляли им, что было непонятно, иногда и сами Святые спрашивали их, что было нужно. Иногда, во время явной борьбы врага со святыми, показывались им лично и говорили, что они посланы к ним на помощь, и производили в них отважность, бодрость и мужество, иногда совершали чрез них исцеления, иногда и самих святых исцеляли, если они впадали в какие болезни»⁵²⁶.

Промыслительная любовь Божия является ещё и в том устроении, чтобы целые общества человеческие, как великие семейства, объемлемые любовью Отца Небесного, и преимущественно те, которых судьба особенно связана с судьбой духовного царствия Божия на земле, имели каждое особого приставника из лика небесных Ангелов Божиих. Сии небесные народоблюстители делаются споспешниками роду человеческому в достижении тех мудрых и благих целей, какие единым Отцом и Мироправителем назначены каждому народу, каждому обществу, поколику они живут и действуют под влиянием Промысла Божия.

Если бы мысль о таком устроении всеобъемлющей Любви в котором и благо человеческого рода находит себе созидание от сильных крепостью Ангелов Господа, творящих волю Его (Пс.102:20), и самим Ангелам, подражателям любви Божией, даруется упражнение, достойное их ревности об осуществлении благих намерений Божиих в жизни человечества, – если бы сия мысль была только догадочною, неприятно было бы подвергать её сомнению, как мысль возвышенную, успокоительную и наставительную. Но пред нами открыты и твёрдые основания сей мысли в слове Божием и удостоверения о ней в свидетельствах провозвестников истины.

Твёрдыми основаниями сей мысли называем те свидетельства Св. Писания, в которых изображаются самые действия тех или других Ангелов, клонящияся ко благоустроению того или другого народа или общества.

Бесспорно, к таким свидетельствам должны быть отнесены:

1) прямое указание на Ангелов-народоблюстителей в книге пророка Даниила, и

2) таинственное видение семи звёзд в Откровении Иоанна Богослова.

Пророк Даниил свидетельствует, что, когда умножил он свои вопли, и усугубил молитвы к Богу о прекращении бедствий народа израильского, о совершенном освобождении его от ига персидского⁵²⁷, открыся ему истинно слово, и сила велика, и разум дадеся в видении (1Ездр.10:1–3).

Чтобы уяснить для себя сие откровение, надобно принять во внимание следующее:

Ангел, пришедший к Даниилу в словесах молитвы, открыл, что молитва Даниила услышана и принята Богом (1Ездр.10:12). Но к освобождению народа от ига персидского встречаются затруднения, именно, в молитвенном предстательстве пред Богом Ангелов народоблюстителей:

1) Ангел народоблюститель, или князь Персидского царства, молил Бога об удержании народа израильского под владычеством персидского царя: Князь же царства Персскаго стояше противу мне двадесять и един день (1Ездр.10:13).

2) Первый из Ангелов народоблюстителей, Михаил, князь народа израильского, молил Бога о том же, о чём умолял Его и пророк Даниил – о прекращении бедствий израильского народа и о совершенном освобождении от ига персидского: и се Михаил, един, от старейшин первых, прииде помощи мне, и того оставих тамо с князем царства Персскаго (1Ездр.10:13), и приидох сказати тебе... несть ни единаго помогающего со мною о сих: но точию Михаил князь ваш (1Ездр.10:14, 21). В последующей речи о нём же сказано: и во время оно востанет Михаил князь великий стояй о сынех людей твоих (1Ездр.12:1).

3) Ангел народоблюститель, или князь греческого (Македонского) царства, входит также в участие молитвы не о том, чтобы дана была народу израильскому независимость и освобождение от власти иноплеменников: аз же исхождах, князь же Еллинский грядяше (1Ездр.10:20).

Судьба народа израильского тесно соединена была с судьбой царства персидского, равно как македонского и образовавшихся из него сирского и египетского. Пояснение того, о чём молил Бога Ангел – покровитель царства эллинского, или македонского, представляется в последовавшем ходе событии при Александре Македонском, потом при Птоломеях египетских и при селевкидах сирских, от которых Иудея всегда подвергалась или только зависимости, или даже и тяжким притеснениям⁵²⁸.

Мысль об Ангелах Хранителях обществ человеческих, или, по крайней мере, мысль об Ангелах Хранителях целых народов, очевидною представляется по соображению сего откровения⁵²⁹. Если не только народ израильский имел Архангела Михаила своим покровителем и блюстителем, но и персидское и греческое царства не лишены были каждое особого покровителя и блюстителя из небесного же лика Ангелов Божиих: то нет причин сомневаться в том заключении, что и каждое, царство земное имело и имеет особого покровителя и блюстителя в своём Ангеле Хранителе. Нет причин усомниться напр., что и фараону Ангелом (Быт.41:1–28.), поставленным над египтянами, так же как и царю вавилонскому своим Ангелом, в сновидениях было возвещено о Промысле и власти управляющего всем и над всеми господствующего⁵³⁰.

Что касается вопроса: – как до́лжно быть изъясняемо самое прение или состязание св. Ангелов народоблюстителей, в предстательстве пред единым Всеведущим Мироправителем Богом: то, не усиливаясь решать в точности принадлежащее к тайнам Божиим, необъемлемым и неизследимым, можем, в предотвращение сомнений, сказать только, что и от самих Ангелов, как от духов не всеведущих многое бывает сокрыто в неисповедимых судьбах Божиих. Как не всеведущие, одни из них могли полагать, что продолжение зависимости народа израильского от иноплеменного народа было бы полезнее и для самого народа израильского и особенно для других народов, которые могли от него более заимствовать познания об истинном Боге, потому и молили Бога продлить ещё подчинение того народа иноплеменному. Между тем другие, полагая, что время прекратить утеснение народа Божия от иноплеменников уже настало, молили Бога о совершенном освобождении Израильтян от ига. Но как те, так и другие, молили Бога, и от Него ожидали суда совершенного, Его мановениям готовы были следовать; посему молитвенное прение их нимало не представляется странным или противоречащим истине⁵³¹.

Евангелист Иоанн в 1 главе Апокалипсиса предаёт слова Господа о семи Ангелах семи Церквей малоазийских: таинство седми звезд, яже видел еси на деснице Моей, и седмь светильник златых: седмь звезд, Ангели седми Церквей суть: и седмь светильников, яже видел еси, седмь Церквей суть (Откр.1:20).

Правда, что под символом звёзд, именуемых в изъяснении их Ангелами Церквей, до́лжно разуметь и епископов, или видимых предстоятелей Церквей, по соображению того, что в последующих главах 2-й и 3-й повелевает Господь написать к сим Ангелам Церквей. Но тем не менее можно и до́лжно доразумевать здесь, совместное с тем, указание и на невидимых предстоятелей и приставников Церквей, которых, первоначально, и в собственном смысле наименовал Господь Ангелами седми малоазийских Церквей. Можно доразумевать сие потому, что «для защищения паствы Божией, – по уверению св. Амвросия, – не только поставил Господь епископов, но и Ангелов определил»⁵³². До́лжно нам доразумевать сие потому, что именно так понимал написанное здесь ап. Иоанном Богословом другой Богослов, св. Григорий, который не усомнился сказать: «я уверен, что особенный Ангел покровительствует каждую церковь, как научает меня Иоанн в Откровении (Откр.1:20)»⁵³³.

Таким образом, в Откровении Иоанна находим указание на ту мысль, что есть Ангелы, которых соблюдению и охранению поручены целые общества верующих, или Церкви малоазийские. А отсюда естественное заключение, что и все общества верующих, или Церкви, подобные упомянутым в Иоанновом Откровении, не лишены особых Ангелов Хранителей, как не лишены и освящаемых от самого Духа Божия епископов.

В Церкви ветхозаветной верование в бытие Ангелов народоблюстителей с древних времён было общим верованием. После плена вавилонского, сие верование, быв подкреплено изображённым в книге Даниила откровением об Ангелах Хранителях народов (Дан.10:12–20, 12:1), выразилось, как нельзя яснее, в переводе LXX. Переводя с еврейского на греческое наречие книги Ветхого Завета, они, с мыслью об Ангелах Хранителях народов, допустили в греческом такое чтение слов Моисея: егда разделяше Вышний языки, яко разсея сыны Адамовы, постави пределы языков по числу Ангел Божиих (Втор.32:8), где словами по числу Ангел Божиих заменены слова еврейского текста: по числу сынов Израилевых⁵³⁴.

Важность сего свидетельства об Ангелах Хранителях племён и язы́ков тем очевиднее для нас, чем ближе держалась и держится его Церковь новозаветная; ибо все Отцы и учители Церкви, говоря об Ангелах Хранителях человеческих обществ, пользуются сим свидетельством также, как и основными свидетельствами Писания (Дан.10:12–20; и Откр.1:20).

Из писаний отцов и учителей Церкви новозаветной заимствуем только немногие свидетельства, во избежание излишних повторений одного и того же.

«Богословие вверяет священноначальство над нами, – сказано в книге о Небесной Иерархии, – Ангелам, когда называет Михаила князем народа Иудейского (Дан.10.), равно как и других Ангелов князьями других народов; ибо Вышний поставил пределы язы́ков, по числу Ангел Божиих (Втор.32:8). И другими народами управляли не чужие какие-нибудь боги, но Единое Начало всего, и к Нему приводили своих последователей Ангелы, начальствующие каждый над своим народом»⁵³⁵.

О достоинстве сих Ангелов Василий Великий свидетельствует: «Все Ангелы имеют как и одно наименование, так, конечно, и ту же общую всем природу, однако же одни из них поставлены начальствовать над народами, а другие быть сопутниками каждому из верных. Но в какой мере целый народ предпочтительнее одного человека, в такой же, без сомнения, по необходимости выше достоинство Ангела народоправителя, в сравнении с достоинством Ангела, которому вверено попечение об одном человеке»⁵³⁶. Так же рассуждают: св. Иоанн Златоуст⁵³⁷, Блаж. Феодорит⁵³⁸, и св. Иоанн Дамаскин⁵³⁹.

К Никопольским пресвитерам писал св. Василий Великий: «вас печалит, что извергнуты вы из ограды стен: но вы водворяетесь в крове Бога Небесного, и с вами Ангел Хранитель Церкви (Никопольской)»⁵⁴⁰.

И Григорий Богослов, прощаясь с кафедрой Константинопольскою, восклицал: «простите Ангелы, назиратели сея Церкви, и также моего здесь пребывания и отшествия отсюда, если только и мои дела в руке Божией»⁵⁴¹.

Св. Епифаний, упоминая об Ангелах Хранителях Церквей, называет их стражами Алтарей: «Иоанн в Откровении к одной из Церквей, или к Епископу, предстоящему в ней, при споспешествовании св. Ангела, который есть страж алтаря, написал от лица Христа Господа: но се имаши, яко ненавидиши дел Николаитских, ихже и Аз ненавижду» (Откр.2:6)⁵⁴².

В Православном Исповедании Кафолической и Апостольской Церкви Восточной сказано об Ангелах: «они даются ещё для сохранения городов, царств, областей, монастырей, церквей и людей, как духовных, так и мирских»⁵⁴³.

Господне есть царствие, и Той обладает языки (Пс.21:29).

Замечали ли вы, что при начатии церковных молитвословий обыкновенно мы возглашаем: благословен Бог наш, или: слава Святей Троице; а при начатии моления о Благочестивейшем Государе нашем, в день Его воцарения, или царского венчания, употребляем особенное славословие: благословенно царство Святые Троицы? И если вы сие замечали: то помышляли ли о том, что значит сия особенность? Не думает ли, может быть, Церковь представить менее высоким царство земное, нарочно превознося над ним царство небесное, в то самое время, когда верный народ с особенною торжественностью чтит своего Царя молитвою и радостью? Нет. Церковь имеет при сем другую – лучшую мысль и намерение. Она возвышает и утверждает царство человеческое, связуя оное с царством Божиим. Воспоминая начатие благословенного царствования, и с сим вместе благословляя Бога именно в качестве Царя, она чрез сие даёт нам разуметь, что высшее начало царствования сокрыто в Боге, хотя и открывается посредством земного закона престолонаследия, по воле главы царствующего рода; и что, если доблестями и подвигами Царя, Его мудростью, крепостью, благостью пользуемся мы для нашего блага: то за сие благословенно царство Божие, ниспосылающее нам сии дары. При таком умопредставлении, как высок Царь, когда власть Его есть орудие и проявление власти Царя Небесного! Как Он твёрд на своём престоле, который поддерживается Вечным и Всемогущим Вседержителем! И какое сильное в сем умопредставлении заключается побуждение для Царя ко всякой добродетели и совершенству, чтобы Ему быть достойным орудием Царя Всесовершенного! Какое сильное и чистое побуждение для подданного, не только повиноваться Царю, но и благоговеть пред Ним, не только исполнять Его законы и повеления видимыми действиями, но и предаваться Ему верным и любящим сердцем на жизнь и на смерть, пред очами Всевидящего Царя царствующих!

В наше время многие народы мало знают отношение государства к царству Божию, и, что особенно странно и достойно сожаления, мало сие знают народы христианские, – мало знают не потому, чтобы не могли знать, но потому, что не хотят знать; и глаголющиеся быти мудри между ими с пренебрежением отвергают дознанное и признанное древнею мудростью. Им не нравится старинное построение государства на основании благословения и закона Божия; они думают гораздо лучше воздвигнуть здание человеческого общества, в новом вкусе, на песке народных мнений, и поддерживать оное бурями бесконечных распрей. Их новые построения никогда не достраиваются, каждый день угрожают падением, часто действительно рушатся: однако новые столпотворители вавилонские, не смотря на смешение мыслей, худшее древнего смешения языков, кажется, не думают ещё отстать от своего столпотворения.

В такие времена, как особенно нужно, так и особенно должно быть приятно нам, братия, часто напоминать себе и крепко содержать оправданное судьбой отечества нашего, преданное нам от предков, или, лучше сказать, от пророков, учение, что владеет Вышний царством человеческим; что Господне есть царствие, и Той обладает языки.

Если бы сей особенной истины и не открыло человеку слово Божие; он мог бы найти её в общем составе своих познаний о Боге Творце и Промыслителе.

Как Бог есть Творец мира вещественного и мира духовного: то, без сомнения, Он есть и Промыслитель того и другого. И если промышления Его требует мир вещественный, движимый необходимостью законов, при сотворении в него впечатлённых: то не паче ли требует оного мир духовный, которого существа, пользуясь преимуществом свободы, по сему самому иногда могут уклоняться от Творческого направления и назначения, и для таковых случаев особенно призывают руку Промыслителя, охраняющую и возвращающую? И если существа духовно-нравственные требуют промышления Божия раздельного, по своим частным свойствам, расположениям и обстоятельствам: то не требуют ли также сосредоточенного промышления Божия целые общества человеческие, поскольку от общества много зависит совершенствование и благосостояние каждого человека? Но как благоустроение и охранение общества человеческого преимущественно зависит от верховной над ним власти: то и открывается необходимость, чтобы промышление Божие преимущественно сосредоточено было над верховною властью, чтобы владел Вышний царством человеческим.

Царствование Божие над царством человеческим не для всех и не всегда бывает явно, во-первых, потому, что Царь Небесный безмерно высок и непостижим, и Его нисходящее действие не редко скрывается в цепи посредствующих естественных причин и действий; во-вторых, потому, что, царствуя над существами, которым даровал свободу, Он хранит неприкосновенным Свой дар, оставляет довольно простора свободе человеческой; и от того случается, что мы довольно долго слышим шум, и видим движение дел человеческих, не редко смешенных и беспорядочных, и не примечаем, как за ним тихо шествует Божий Промысл и суд, утверждающий, охраняющий и возвышающий то, что служит царствию Божию, и ранее или позже низлагающий то, что ему противоборствует. Посему, чтобы видеть царствование Божие над царством человеческим, надобно наблюдать со вниманием особенные случаи, в которых оное, по требованию обстоятельств, с особенною ясностью открывается.

Рече Господь к Самуилу: прииди, послю тя ко Иессею до Вифлеема, яко узрех в сынех его Себе царя (1Цар.16:1). Самуил колебался, находя опасным сие посольство и Господь признал опасность; и повелел чрезвычайное посольство прикрыть видом обыкновенного жертвоприношения: но самого дела не отменил. Пророк приходит в Вифлеем, пересматривает сынов Иессея, не зная, кто из них должен быть царём. Едва, наконец, найден Давид, бывший у стада и оставленный отцом без внимания: и тогда уже Самуил получил от Бога определительное изволение, и помазал Давида в царя. Но что потом? Давид пошёл не на престол, а обратно к стаду. По времени он позван в дом царя, но не царствовать, а играть на гуслях. Ещё по времени, пришёл он в войско, не как воин с оружием, а как обозный, с хлебом для своих братьев воинов: но нечаянно вызвался на единоборство с Голиафом; победил его; получил славу; сделался сродником царя. Теперь он уже не так далёк от престола: но и после сего, ещё он должен быть не царём, а изгнанником, бездомным, скитающимся по горам и дебрям, не находящим иногда безопасности в отечестве, и принуждённым удаляться к иноплеменникам. Что ж это значит? Для чего Давид помазан в царя так рано, так, по-видимому, неблаговременно, с опасностью? Для того, во-первых, чтобы помазанием преподать ему царскую благодать, которая бы соделала его и победителем, и любезным народу, и в гонении непобедимым, и наконец довела до престола, как и сказано в Писании, что вследствие показания, ношашеся Дух Господень над Давидом от того дне, и потом (1Цар.16:13). Во-вторых, для того рано помазан Давид, чтобы после, по действительном воцарении его, и непокоривые принуждены были признать, что Царь поставлен не случаем, не народом, а самим Богом.

Не бесполезно, думаю, будет, указать теперь особенное проявление царствия Божия над царством человеческим, в христианские времена.

В начале сих времён, три столетия Церковь Христова не пользовалась помощью царства человеческого, а, напротив того, часто подвергалась гонениям от него. В разумение тайны сего попущения Божия вводит нас апостольское слово: немощная мира избра Бог, да посрамит крепкая, – да не похвалится всяка плоть пред, Богом (1Кор.1:27–28). Надлежало Церкви Христовой являться беспомощною дабы очевидно было, что она зиждется, утверждается и возвышается не человеческою, а Божьею силою. Надлежало ей страдать, и страданием победить, чтобы заградить уста неверующим и хулителям, древним и нынешним. Но надобно же было, наконец, отдать истине и видимую справедливость: надобно было, чтобы, по слову пророка, одержала правда покой (Пс.32:17); чтобы Церковь, нося стольких царей гонителей, имела Царя покровителя. Бог избирает для сего Константина: но Константин язычник, и Христова истина обыкновенным путём человеческого наставления не проникает до глубины его сердца. Итак, Царь царствующих действует сам, как о сем рассказал Константин, и как нам, пересказывает слышавший от него историк Евсевий. «Однажды в полуденные часы дня, когда солнце начало уже склоняться к западу, – говорил царь, – я собственными очами видел составившееся из света и лежавшее на солнце значение креста, с надписью: сим побеждай. Сие зрелище объяло и ужасом как его самого, так и всё войско. Вслед за сим, во сне явился ему Христос Божий с виденным на небе знамением, и повелел, сделав знамя, подобное сему виденному на небе, употреблять его для защиты от нападения врагов» (Евсев. о жизн. Констант. Кн. I, гл.28:29). Константин исполнил повеленное; под знамением креста победил Максентия; сделался единовластителем Римской Империи, уверовал во Христа, и явился первым христианским царём и равноапостольным. Не очевидно ли здесь, что цари христианские ведут первое начало своё непосредственно от Царя Небесного?

Я мог бы указать особенные пути царствия Божия и в княжении нашего равноапостольного Владимира, и в царствовании наших Царей ближайшего времени. Но да не отягчу слушающих продолжением слова в праздник, поспешаю заключить оное мыслями, которые из предшествовавшего размышления сами собою рождаются.

Если сам Бог Своим словом и Своими действиями внушает нам мысль, что Он посредством особенного промышления царствует над царством человеческим: то конечно мысль сия благопотребна для нас, и мы не должны терять её из вида. Подлинно в ней заключается сила, оружие, опора, руководство для царя, для царства и для каждого в царстве.

Предстоит законный, необходимый, но трудный подвиг: царь земной повелевает; Царь Небесный помогает.

Подвиг совершён; но, как иногда случается, не усмотрен или не вполне усмотрен: ничего не потеряно; у Царя Небесного хранится полное воздаяние.

Приближается искушение, прельщение: если бы случилось, что уважение к закону земного Царя поколебалось бы силою прельщения, око Царя всевидящего издалеча осветит дебри и пропасти, неизбежные на распутьях беззакония, и удержит искушаемого на пути долга и чести.

Если Царь Христос непосредственно Своим действием в лице равноапостольного Константина основал достоинство христианского Царя, для споспешествования Своей Православной Церкви: то сию священную обязанность может ли без оскорбления Царя Христа пренебречь какое-либо христианское царство?

Слава Богу! Благочестивейший Государь наш деятельно и успешно исполняет сию обязанность, и не один миллион душ приобрёл православию от неправославия. Да ревнуем и мы, каждый в своём круге действования, чтобы обязанности служить Царю земному и служить Царю Небесному, быть верным подданным и истинным христианином, составили для нас одну нераздельную обязанность, один непрерывный подвиг всей нашей жизни. Аминь.

Буюк-дере 28 июля 1849

Выходя из храма св. Софии, я помнил приказание Ваше, посетить и храм св. Ирины, и легко мог это исполнить, по близости места, потому что одна только стена древней Византии разделяет между собою обе церкви, сооружённые великим Константином во имя Премудрости Божией и мира (греческое слово Ирина знаменует мир). Стена сия, укреплённая башнями от залива золотого рога до Мраморного моря, служила и служит доселе оградою палатам Кесарей и Султанов, которые со своими кипарисовыми садами занимают весь треугольник древней Византии. Высокие врата, по сие время ознаменованные названием императорских, и ещё весьма недавно ужасавшие народ головами врагов Порты, которые на них выставлялись для позорища, служили торжественным входом на первый двор Серая или дворца; в левом углу его стоит храм св. Ирины, храм мира, обращённый, как, бы наперекор сему имени, в хранилище оружия, ибо там придворный арсенал, a не мечеть; и долго не разрешали турки входить в её заветную внутренность.

Мне пришло на мысль, до какой степени великие князья наши старались подражать во всём императорам греческим. Ярослав великий, соорудив храм св. Софии, в память византийского, воздвиг на таком же точно расстоянии от митрополии и церковь св. Ирины, которой развалины были недавно открыты под валом старого Киева. Неподалёку и золотые врата, долженствовавшие напоминать императорские. С северной стороны спускаются под низкие своды сего древнего святилища, которое вросло в землю от натиска веков, и тем внушает ещё большее благоговение; но грустное чувство наполнит душу, когда обратившись к востоку, вы внезапно увидите пред собою бывшую церковь, уставленную ружьями во всю длину её от входного портика до углубления алтарного; два вооружённые истукана стоят, как бы на страже, позади решётки, заключающей арсенал, и хотя она открылась пред нами, сердце невольно стеснилось при входе; в обезображенный храм второго Вселенского Собора! Быть может, Вам это не было известно, но здесь соединил Император Феодосий в своей придворной Церкви 150 православных Святителей посреди бури арианства; здесь из уст вселенских Отцов огласился сей торжественный догмат Православия, свято соблюдённый нами в отношении к Символу Никейско-Константинопольскому: «И в Духа Святого, Господа Животворящего, Иже от Отца исходящего, Иже со Отцем и Сыном спокланяема и сславима, глаголавшего Пророки». Не напрасно заметил Римлянам великий Марк Ефесский, как премудро отделили Святители догмат исхождения от единого Отца от совокупного прославления Духа Святого со Отцом и Сыном; ибо если бы не было сего важного, существенного различия, не выразились бы с такою точностью и Отцы соборные. Входя во внутренность бывшего святилища, я громко произнёс сей восьмой член символа, и уцелевшие доселе своды, которые некогда огласились сим чистым исповеданием нашей веры, могут служить обличением для дерзнувших присоединить суетные вымыслы человеческие к Евангельскому учению Вселенского Собора.

Церковь св. Ирины не образует правильного четырёхугольника, как св. София, но простирается более в долготу, нежели в ширину, как прежние базилики, хотя имеет купол. Я вымерил шагами 15 сажен от входной арки до возвышения алтарного, которое ещё уцелело, и семь ширины при входе; внутри же нельзя было вымерить поперечника, потому что выстроены вокруг деревянные хоры для складки оружия. Алтарь занимал четыре сажени с полукружием горнего места, поднятого под одну ступень, и такой же ширины галерея с трёх сторон окружала всю церковь. Мраморный водоём с небольшим кладезем находится теперь на том месте, где был престол; вся горняя арка украшена рыцарскими шлемами крестоносцев и греков, между коими есть весьма драгоценные, по их золотым насечкам, хотя теперь и заржавленным. Брат мой, командовавший войсками нашими в 1833 году в Царьграде, воспользовался данным ему от Порты позволением, и снял шестом несколько таких шлёмов с сей горней арки; в числе их и нашёлся один царственный по своему великолепию. Теперь позволено всходить на деревянные хоры и в то заветное отделение над самым алтарём, где хранится лучшее оружие; своды и стены сей церкви, древнейшей из всех в Царьграде, выкрашены грубою жёлтою краской, под которой вероятно есть ещё остатки мозаики, как и в св. Софии, если только не повредила их известь. Четырёхугольный двор, как в старинных базиликах, пристроен с запада к храму св. Ирины, и в нём есть ещё малый овальный водоём, служивший крещальней, в который струится вода из фонтана; христиане с благоговением черпают сию воду, которая, не знаю почему, называется Златоустовой. Но конечно и богослов и Златоуст черпали из сего источника, и крестили в сей купели. Древние памятники и саркофаги поставлены посреди двора, и в боковой галерее собрано несколько древностей любознательностью зятя нынешнего Султана Ахмет-Фоти-Паши; но, кроме, одного саркофага из красного порфира с крестом, это всё – более остатки времён языческих.

Снаружи храма св. Ирины, около стены церковной собраны также несколько саркофагов и обломков. Тут великолепный порфировый гроб царевны Аркадии, дочери Императора сего имени, с изваянным крестом, альфой и омегой, которые знаменуют начало и конец человеческой жизни; тут и мраморное основание колонны, воздвигнутой в честь её матери, императрицы Евдоксии, гонительницы Златоуста. Латинская надпись ещё гласит, что Симиликий, Префект города, поставил сей памятник Евдоксии Августе. Недалеко от храма св. Ирины возвышаются посреди двора два огромных явора (платана), которые, конечно, современны Империи греческой. Один из них имеет семь сажень окружности, и в дупле его образовалась как бы келья. Под их широкую тень собирается доселе многочисленная прислуга сановников Порты, или начальников монетного двора, который находится по соседству храма; и весьма живописна эта разнообразная группа всадников и коней, прохлаждающихся под сенью византийских платанов. Я всегда с особенным уважением смотрю на сих древесных старцев, коими природа утешает людей, и которые без всякого лицеприятия распространяют вековую тень свою на все племена, сменяющие друг друга у их корня.

Вечером в тот же день я отплыл на пароходе, который служит для ежедневного сообщения между Константинополем и островами Княжескими, на второй из них Антигону. Там гостеприимный кров ожидал меня в доме греческого купца Захарова, подданного России, который всегда расположен к своим соотчичам. Четыре острова и несколько, около них, утёсов составляют так называемую группу Княжеских, которые всегда пользовались особенною свободою, даже и в самые тяжкие времена ига оттоманского, и потому охотнее селились там угнетённые греки; благорастворённый воздух делает и теперь острова сии любимым убежищем жителей столицы от летнего зноя, a частое сообщение пароходов ещё более умножило их население. Первый из них, называемый Прота, как ближе лежащий к Царьграду, меньше всех и долго не имел жителей. Весьма недавно только построили там несколько домов миссионеры протестантские для не многих убогих семейств армянских, которые успели вовлечь в свою ересь. Миссионеры латинские счастливые; им принадлежат богатейшие банкиры Султана и главных сановников Порты, и чрез них они имеют большое влияние на дела церковные.

Немедленно посетил я, на Антигоне, давнего моего знакомца, бывшего Патриарха Константия, мужа знаменитого своею учёностью в греческом мире. В 1830 году избран был он в Патриархи вселенские из архиепископов горы Синайской, и с честью проходил трудное и высокое своё поприще, в течение четырёх лет, доколе, по обычаю, не удалили его козни собственных сограждан и подозрения турок.

Константий был свидетелем славного похода нашего на Босфор, для спасения столицы оттоманской в 1833 году, и расположение его к Русским было одной из причин его падения; но памятником его краткого правления остаётся навсегда мраморная церковь Живоносного Источника в Балукле, которую он восстановил из четырёхсотлетних её развалин с помощью соотчичей наших. Оставив вселенский престол, он продолжает заниматься делами синайскими и учёными трудами в своём уединении на острове Антигоне, где выстроил себе малый дом, изредка посещая и Синайское подворье в Царьграде. Все его уважают и любят, как светильника своего времени. Но и в мирном, по-видимому, пристанище не остался покоен 80-летний старец. В минувшем году зимой 16 разбойников ночью приплыли к его дому, который стоит на краю селения, и ограбили всё, что̀ имел он у себя драгоценного. Один из них держал Патриарха на постели, подняв над ним кинжал, пока прочие злодеи расхищали; особенно горестно старцу утрата некоторых рукописей; часть вещей была найдена вместе с хищниками; но деньги пропали, и Патриарх должен был даже заказать себе новую панагию в России. В приятной с ним беседе неприметно протекло время; и три раза, в течение одних суток, посетил я маститого Святителя.

Рано, утром, на другой день слушал я обедню в малой церкви Антигоны, которая сооружена была Великим Императором Феодосием, и ещё от того времени сохранился алтарь с фресками без мозаики; в нём хранится малая часть руки Предтечи, в серебряном кивоте, имеющем самый образ руки, но хрисовула царская, данная при пожертвовании сей святыни, утрачена. Между тем, внезапно поднявшаяся буря задержала меня на острове, и только в полдень мог я переплыть в малой лодке на противолежащий остров Халки, отстоящий не более четверти часа от Антигоны. Это красивейший из всех Княжеских и более занимателен. Целое утро с нетерпением смотрел я на две его обители, которые живописно представлялись издали. Одна, – ближайшая, Успения Богоматери, лежала в ложбине между двух холмов, поросших соснами от берега моря и до их вершины; другая – Св. Троицы, где теперь знаменитое училище Халки, возвышалась на западной оконечности острова, на высокой горе, которая, по обширности своих видов, называется Феоптра, т. е. Зрелище.

Мы направились к первой, и поднялись на крутую гору, по мощёной уступами дороге, осенённой ветвистыми соснами. Прежде всего нам предстала, пред вратами обители, обширная белая ограда, с чугунною решёткой и гранитным памятником внутри. Это кладбище русских пленников, которые содержались, числом до 1.600, в сей обители во время последней Турецкой войны, и около трёхсот из них, изнурённые ранами и томлением плена, положили здесь кости свои за веру и отечество. Между пленными находились и 24 офицера, которые, по освобождении своём, собрали несколько денег для украшения обители и сооружения памятника усопшим.

Вел. Князь Константин Николаевич, посетив Халки, приказал устроить сию ограду; и в нынешнем году было освящение кладбища Архимандритом нашей Миссии, в присутствии, посланного от Государя императора к Султану, Генерал-Адъютанта Граббе.

Умилительно было мне встретить столь нечаянно усыпальницу моих собратий на дальнем острове Мраморного моря, близ опустевшей обители, для которой эти славные усопшие ещё служат от времени до времени оживлением. Нельзя было нигде живописнее избрать для них места последнего приюта; над ними тихо веют родные им сосны, как бы напоминая о далёкой родине; подле царская цистерна Палеологов, полная дождевой воды, призывает к отдыху мимоходящих, утоляя их жажду, и святая обитель охраняет молитвенно христолюбивых воинов; а вдали, промежду Княжеских островов, открывался за синею пучиною моря – великолепный Царьград и св. София.

Я взошёл во врата обители. Обнесённая деревянными красными зданиями, поверх каменной стены, она снаружи вовсе не похожа на монастырь; внутри же две низкие церкви, под сенью вековых платанов, напомнили о её назначении. Они сооружены были первоначально Императором Иоанном Палеологом, когда отправлялся он на Собор Флорентийский, и его супругой Мариею, из дома Трапезундских Комнинов; но первая, во имя Предтечи, совершенно разрушилась от пожара, и на месте её весьма недавно сооружена новая Господарем Ипсилантием, а старая, во имя Богоматери, сохранилась в неприкосновенной целости, обновляемая от времени до времени. Странная судьба постигла сию царственную обитель Палеологов и Комнинов. В начале XVIII века, братство её ещё умножилось иноками, бежавшими из другого монастыря Предтечи, основанного тем же Императором, во имя его Ангела, близ Сизополя. Наши казаки Запорожской сечи накликали им бедствие в 1626 году, когда, подобно древним князьям Оскольду и Олегу, в лёгких челноках своих переплыли Чёрное море и разорили селение Буюк-дере на Босфоре, отколе теперь пишу вам сии строки; на обратном пути они причалили к монастырю Сизопольскому, и волей или неволей были приняты братией; в след за ними гнавшиеся Турки отмстили монастырю за набег Запорожский, и разорили его до основания. Ему принадлежали иконы местные, которые теперь находятся в иконостасе древней церкви Халкийской, и много иной утвари перешло в неё из Сизополя, вместе с хрисовулами царскими; оттоле и синодик наших Царей Дома Романовых, ради коего обитель доселе получает милостынную дачу.

Когда жестокий пожар опустошил её в исходе XVII века, знаменитый Панагиоти, первый из христиан облечённый в сан великого драгомана Порты, испросил себе у Визиря дозволение обновить монастырь; но он не восстановил из развалин храма Предтечи, а только расширил и украсил церковь Божией Матери. Тогда велел написать икону Её на боковой арке, по-гречески, камаре, почему икона сия до ныне слывёт камариссою, привлекая к себе благоговение народное. Сам Панагиоти изображён на стене в одежде великого драгомана, и гроб его на дворе монастырском. Сто лет спустя, пришла опять в совершенный упадок древняя обитель, и снова нашёлся именитый обновитель из рода древних властителей Трапезундских, Князь Александр Ипсиланти. Не без горнего внушения приступил он к сему христолюбивому делу; рассказ о том ещё живого свидетеля 80-летнего старца Анфима, который разделял его страдания, и теперь Секретарём Св. Гроба, достоин внимания.

Дом Ипсилантия пришёл в совершенный упадок между богатыми фамилиями греческими Фанари, так что в праздничные дни, не имея чем прилично угостить именитых посетителей, удалялся он в обитель Халки, к которой питал особенное уважение. Однажды проводя там святки 1774 года, он помолился пред иконою Божией Матери, – Камариссы, и дал обет восстановить обитель, если восстановится собственное его состояние. Ещё не окончились праздничные дни, когда произошёл переворот в высшем управлении Порты, и Султан Абдул Хамид внезапно назначил великим Визирем друга Ипсилантиева. Новый сановник немедленно возвёл его в сан великого драгомана, и на островах Княжеских нашёл его султанский фирман. Чрез полгода, Ипсиланти облечён был в достоинство Господаря Валахскаго, и забыл о своём обете, посреди неожиданного величия: но однажды ночью он видит во сне Камариссу, требующую от него исполнения данного обещания. Встревоженный Господарь в то же мгновение написал грамоты к Вселенскому Патриарху и к покровителю своему великому Визирю, прося уступить ему в полное распоряжение обитель Халки, чтобы мог обновить её. Не было отказа сильному Господарю, и в краткое время украсил он великолепно храм Успения, устроил серебряную богатую ризу на икону Камариссы, и соорудил новую церковь Предтечи на развалинах Палеологовой.

Протекли годы; Ипсиланти два раза с честью восходил на господские кафедры Валахии и Молдавии, и уже сын его княжил там вместо него, когда в 1806 году, при заключении мира Бухарестского между Россией и Портой, весь гнев Султана Селима III обрушился на старца Ипсилантия; его заключили в башню Бостанджи баши, и там, несмотря на преклонные лета, подвергали тяжким пыткам, в течении 40 дней. С ним страдал и верный секретарь его, нынешний монах Анфим. Однажды, в день воскресный, со светлым лицом просыпается страдалец Ипсиланти и говорит ему: «Сегодня конец моим мукам; Владычица явилась мне, и спросила: кому оставляю Её обитель? – Поручаю её моей супруге». И в тот же день он скончался. Тело его погребено в Халки. Под покровительством его семейства монастырь существовал до последней войны нашей с Турками; последний Игумен Самуил погребал там соотечественников наших; но уже он оставался один от целого братства. Тогда старшины греческие упросили Патриарха Константия уступить им сию обитель для училища народного, и оно основалось тут с большим успехом; при посещении Вел. Князя Константина Николаевича, все ученики встретили Его во вратах с пением: «благословен грядый во имя Господне».

Многие из молодых греков уже окончили первый курс в этом училище, другие готовились ещё воспользоваться плодами образования, когда, два года тому назад, и сия единственная школа была закрыта по недоброжелательству властей турецких, которые по обычаю воспользовались внутренними несогласиями греков; надеются, однако, опять открыть училище в нынешнем году.

Много именитых усопших приняла под сень свою сия тихая обитель, отстранённая от путей человеческих в глубине своей рощи. Там покоится знаменитый и приснопамятный для нас Патриарх Иерусалимский Феофан, посвятивший в Москве в сан Патриарший Филарета Никитича и восстановивший угасшую митрополию в Киеве. Из числа Патриархов вселенских, скончавших на троне Святительском своё поприще, там один только Каллиник II, преставившийся в 1702 году, и его мраморная гробница, с орлом византийским, видна позади алтаря. Но много иных Патриархов, его преемников и предшественников, низведённых с престола, почивают в Халки, где обрели они или безбурное пристанище для остальных дней жизни, или хотя последний приют для своих тленных останков. Между именитыми: Гавриил III и Паисий II, бывшие вскоре после Каллиника, и два Парфения, старший и младший, оба скончавшиеся мученически в половине XVII века, мужи, исполненные доблести христианской; первый брошен был в море между островами Княжескими, второй повешен в Царьграде в Лазареву субботу 1657 года; но православные извлекли из пучины многострадальные телеса. Ещё один Святитель, самый бедственный из всех, пять раз восходивший на кафедру вселенскую, и ублажаемый как мученик за насильственную кончину, Кирилл Лукарь, оклеветанный в мнимом расположении к протестантам и оправданный впоследствии, нашёл себе мирное пристанище в обители Халки. Он был удавлен и брошен в море, но Парфений старший, его преемник, как бы предчувствуя, что та же участь его ожидает, велел собрать кости страдальца, втайне погребённые, и с честью положить их в деревянной раке в алтаре, Халкисской церкви; там, в кивотах, хранятся и ещё два новые мученика греческие, известные только по имени: Димитрий и Панагиот, один из Хиоса, другой из Кесарии, оба пострадавшие от турок за правое исповедание своей веры.

Со мною не было умного руководителя, и я не оставался довольно времени в монастыре, чтобы подробно осмотреть всё, что в нём заключается занимательного. Одно из самых любопытных есть библиотека, собранная уже впоследствии из многих мест, которая заключает в себе до 150 рукописей харатейных. Я видел между ними Евангелие XII века с прекрасными рисунками того времени, и Номоканон пергаменный, начинающийся правилами Апостолов, 883 года, как впоследствии нашёл его помеченным в каталоге. Хорошо бы приобрести нам сии сокровища, теперь лежащие втуне в оставленной обители и могущие пропасть, ибо один только убогий инок остался на её страже. Выходя из монастыря, я просил его взять с собою епитрахиль и кадило и отслужить для меня панихиду над гробом русских: «да почиют в мире, за веру и отчество живот свой зде положившие»!

Прекрасная аллея развесистых сосен привела меня, по отлогому скату холма, к подошве крутой горы, на которой стоит обитель Св. Троицы. Поднявшись на сию площадку, осенённую кипарисами и платанами, я остановился, чтобы полюбоваться очаровательным видом, который открывался во все стороны; потому что гора сия, вернее сказать холм, господствуя над островом, вдаётся в море. В полном великолепии, будто вышел из волн, Царьград, на краю тёмной широко-шумящей пучины, как любил называть её старец Омир; картина сия должна быть особенно восхитительна при восхождении солнца, когда, подымаясь из-за гор анатолийских, оно освещает первыми лучами св. Софию и кипарисовый мыс Серая и весь своенравный лес, минаретов Стамбула; – гористый берег тянулся с обеих сторон острова по горизонту, образуя заливы Никеи и Никомидии; вблизи подымались из волн соседние острова Принкипо, Антигона и Проти, и селение Халки со своими кипарисами оживляло окрестность. Это место действительно заслуживает название Феоптры, потому что лучшей панорамы нельзя себе представить, и невозможно было избрать приличнее места для обители. Патриарх Фотий указал оное, и хотя разрушилось от времени и варваров основанное им жилище иноков, но по любви его к просвещению, он как бы присущ был духом своим к сему месту, – и вот чрез столько веков, опять учредилась здесь обитель, и уже учатся на развалинах той, которой начало положил учёнейший из Святителей Востока.

С благоговением взошёл я во врата сего нового рассадника науки, единственной духовной академии и семинарии в славившейся некогда просвещением Византии. Новая церковь Св. Троицы стоит посреди двора обнесённого зданиями училища, в виде правильного четырёхугольника; другой ограды нет вокруг выспренней площадки холма. Ученики и учители выходили в ту минуту из-за общей трапезы, во время коей производилось чтение по чину монастырскому: не более 40 человек учащихся собраны здесь под непосредственным покровительством и заведыванием Вселенского Патриарха; потому что училище устроилось и содержится единственно доходами Великой Церкви, т. е. Патриарха, без всякой посторонней помощи и светского влияния; и весь курс наук Богословский. Но учредитель оного Патриарх Герман уже сменён, и живёт теперь на покое, как многие другие его собратья по патриаршеству: два Константия, Анфим, только что оставивший престол, и более других знаменитый Григорий.

Однако училище поддерживается в прежнем порядке, благодаря отличному его предстоятелю, недавно посвящённому в митрополита Ставропольскаго, Константину Тибальди, который искал приюта в Царьграде от гонений английских на островах ионических за своё неколебимое православие. Его я встретил впереди всех, и просил показать училище; с любовью исполнил он моё желание, но так как это было время отдыха, мог показать мне только церковь, учебные залы и некоторые из келий, где живут по двое и по трое его ученики. Они все готовились к экзамену, который должен был начаться на следующей неделе, в присутствии Патриарха, всего Синода и обоих Господарей Молдавии и Валахии, случавшихся в городе. До сих пор вышли из сего училища, основанного не более семи лет, одни только диаконы, занимающие должности при епархиальных архиереях; но когда они сами достигнут высших степеней, можно будет лучше судить о плодах его. Любовь учеников к своему учителю трогательно обнаруживается при оставлении ими духовного гнезда, где возросли под его отеческою сенью; потому что, кроме опытности в науках, он имеет большое нравственное на них влияние; все со слезами прощаются с Халки; и я этому поверю. Хотя провёл не более часа в приятной беседе, с Тибальди, я нашёл его вполне достойным той молвы, которая о нём распространилась и в России; с учёностью классическою соединена в нём и образованность выходца ионических островов, а языки итальянский и французский, которыми он владеет, делают его доступным и для европейцев, что – большая находка для Великой Церкви. Видел я и славянского учителя, но не успел много с ним говорить; он из болгар и мало знает по-русски, хотя понимает наши книги. Оба жаловались мне на скудость славянских и греческих книг в своей библиотеке; и действительно, кроме немногих книг на разных языках, которые пожертвовал им архиепископ Фаворский, они не имеют никаких элементарных пособий, истинно учёных или классических авторов для справок.

Тибальди дал мне при прощании службу, составленную им в честь Патриарха Фотия, которая переведена уже и печатается на славянском; я спросил у него, давно ли Церковь Восточная ублажила святителя в лике святых? Он отвечал, что издавна память его местно чтилась в обители пустынной, Предтечи, где он окончил дни свои в заточении, и которой развалины предполагают недалеко от устья Босфора на азиатском берегу Чёрного моря (это явствует из Синаксария Никифора Феотоки, под 6 числом февраля); во вселенской же Церкви, в неделю Православия, ему возглашалась торжественная память, как равноапостольному исповеднику; а так как, по обычаю многих обителей греческих, память храмоздателя совершалась на другой день храмового праздника, то и сия обитель, с благословения патриаршего, совершает память Святителя Фотия на третий день Св. Троицы, поскольку он создал во имя Ея обитель, и на другой – Духова дня, ибо он с равноапостольною ревностью исповедал и защищал догмат Его исхождения от Единого Отца против латинян, это сближение дней весьма счастливо и прилично. Время воздать блаженному Исповеднику подобающую ему почесть за все несправедливые гонения, коим подвергся при жизни, и за все клеветы римские по смерти, которыми и теперь стараются очернить его память. Когда народ привыкнет уважать его как святого, твёрже будут отражать нападения Римлян.

И другой великий подвижник Православия, Марк Ефесский, причтён Великою Церковью к лику святых, и память его совершается 19 января, ибо это был день его кончины; особенно в Галате, предместье Царьграда, праздник Святителя Марка более чествуется, ибо по местному преданию полагают, что он тут окончил дни свои, и был погребён в сей единственной церкви Галаты. Подробное описание его жития составлено Никифором в книге его против пап. По запросу ионической Церкви: «следует ли праздновать день памяти Марка Ефесского»? Великая Церковь Константинопольская, в начале нынешнего столетия, соборным положением причла Марка к лику святых. Вот Вам два любопытных сведения о сих двух ревнителях Православия, и ими заключаю я моё краткое описание Халки; по возвращении же с горы Афонской буду ещё иметь случай посетить обе занимательные обители острова.

Возвратясь в Антигону, я случайно видел похороны греческие; умерла молодая прекрасная женщина, родственница Патриарха Константия, и все почётные жители острова приглашены были в дом, где раздавались жалобные вопли родителей и отчаянного супруга. Ожидали из Царьграда трёх архиереев для пышности обряда, потому что, к сожалению, сан архиерейский очень унижен здесь от множества титулярных епископов, заменивших наших архимандритов и менее уважаемых, потому что они живут милостынею при церквах приходских. Константинопольская Церковь подражает в этом Римской, производя без нужды епископов in parlibus; одно то в ней лучше, что она не захватывает чужих кафедр, как римская, но раздаёт только свои опустевшие епархии.

Приплыли из Царьграда митрополит Агафопольский и два епископа, из коих один Синадский, знаменитый проповедник; только старший облёкся в мантию, прочие надели епитрахили, и все были без митр. Тело опрятали на открытом ложе, положив сверху великолепнейшие одежды, и понесли кругом всего селения, останавливаясь пред домами присных для литии; из окон лили розовую воду на усопшую. Когда тело пронесли мимо родительского дома, и отчаянная мать с воплями бросилась на тело дочери, чтобы сказать ей последнее прости, вся процессия вступила уже после вечерни в соседнюю церковь. Чин погребения был несколько короче нашего. Епископ Синадский говорил утешительное слово с чрезвычайною свободою, как будто он просто беседовал с народом, и такая речь поразительна. Он был долго учителем при Галатской Церкви, и за своё красноречие возведён в сан архиерейский. Пред тем, как спускать тело в могилу, сняли с него все украшения, и в саване без гроба похоронили: такое обнажение неприятно.

Вечер провёл я опять в беседе с Патриархом Константием, и утром пароход довёз меня до Царьграда. Вместе с моим антигонским хозяином поспешил я в квартал греческий Фанарь к вселенскому Патриарху Анфиму, который уже испытал однажды горькое низведение с престола, и только недавно опять восстановлен на место соимённого ему Анфима. Грустно было мне взойти на двор патриарший мимо тех ворот, на коих повешен был мученик Святитель Григорий в самый день Пасхи; я помнил место, потому что за 15 лет пред сим мне указали его депутаты сербские, рассказав страшную, ещё свежую тогда, повесть, которую я немедленно записал в своей путевой книге. С тех пор уже несколько раз поклонялся я в Одессе гробу страдальца, и накануне отъезда ещё раз служил по нему панихиду. Счастливо отечество наше, приобрётшее сокровище его мощей.

Неприятное впечатление произвела на меня и вся Патриархия, убогая снаружи и внутри, и вовсе не представляющаяся жилищем вселенских Святителей. В большой зале встретили меня несколько дежурных священников и доложили обо мне Святейшему Анфиму. Он сидел по восточному обычаю на диване, и, встав на подушки, осенил меня большим крестом. Подали обычное угощение, сладкое и кофе; беседа продолжалась на греческом языке, несколько минут, о цели моего путешествия.

Патриарх показался мне заботливо мрачным и как бы не уверенным в своём положении. Больно было видеть в таком унижении преемника Богослова и Златоуста на кафедре вселенской. Я не более желал видеть наружного блеска, который мне неприятен был во владыках светских Рима, но мы привыкли на святой Руси к иному типу, или образцу, Святителей наших, о коих можно часто с утешением сказать: таков нам подобаше Архиерей. Я просил позволения посетить его кафедральную церковь св. Георгия, на дворе патриаршем, и мне поспешили её открыть.

Это та самая, которую соорудил Патриарх цареградский Иеремия на деньги русские, когда возвратился из Москвы с богатыми дарами Царя Феодора, после посвящения Иова в Патриарха. Он прибегнул к нашей помощи, потому что Султан Мурат, сослав его прежде на остров Родос, отнял у христиан бывшую великолепную Патриархию во имя Всеблаженной Девы (τῆς Παμμακαρίστου) и обратил её в мечеть. Со времени Патриарха Геннадия, бывшего при завоевателе Царьграда и до сего Иеремии, в течении 150 лет она служила соборным храмом после Св. Софии, и утрата её не могла ничем вознаградиться. Едва успел вынести из неё местоблюститель патриарший некоторую только святыню. Нынешняя патриаршая церковь, хотя и с колоннами внутри, не соответствует достоинству вселенского Святителя; иконостас в ней новый; от древней святыни сохранилась часть столба, к которому привязан был Господь во время биения в темнице; другую часть я видел в Риме, – обе одного тёмно-багрового цвета. Есть ещё две священные иконы, из мозаики, весьма уже ветхие, – Матери Божией, и Предтечи, свидетельствующие сами о своей глубокой древности. С благоговением поклонился я сей многовековой святыне, видевшей лучшие дни церкви православной. Предо мною открыли также три деревянных ковчега с цельными мощами: Великомученицы Евфимии всехвальной, которая после гонения Копронимова была перенесена из Халкидонского храма, где некогда соединился под её сенью четвёртый Вселенский Собор; Саломии, матери Маккавеев, и св. царицы Феофании, супруги царя Льва Премудрого; ради её построен был храм в честь всех Святых, дабы и она в числе их не лишилась подобающей чести, если оной удостоена Господом. Горняя кафедра для проповедников и обычная патриаршая, обе деревянные, испещрённые перламутром, привлекли моё внимание, тем более, что им усвоено название Златоустовых; но я прочёл на верху патриаршей кафедры, после букв поставленных без всякого смысла, и, вероятно, перемешанных, год 1095: это не гласит о её древности дальше царствования Комнинов, свидетелей крестовых походов. Ещё выше есть надпись об обновлении сей кафедры одним из господарей Валахии. Со сжатым сердцем я удалился из патриаршего храма и дома.

Подле Патриархии посетил я доброго старца, митрополита Ираклийского Панкратия, который один имеет право вручать жезл пастырский новопоставляемому Патриарху, потому что некогда убогая Византия находилась в епархии ираклийской; как не утратились такие предания старины? Не смотря на то, он считается третьим между 12 архиереев, составляющих Синод Патриарший, и ему предшествуют Кесарийский и Ефесский. Я застал у него двух митрополитов, членов Синода, – Никомидийского и Кизического. Первый из них, человек простодушный, услышав о моём желании посетить Никею, предложил мне письмо к митрополиту Никейскому, живущему теперь в Киосе на берегу залива, где пристаёт пароход, а не в древней, славной некогда, Никее. С благодарностью принял я его предложение. От Ираклийского владыки зашёл я на соседнее подворье Иерусалимское к давнему своему знакомцу Архиепископу Фаворскому, и приятно было встретиться нам после долгой разлуки.

Мне хотелось ещё поклониться иконе Влахернской, над священным её источником, или агиасмою, среди развалин древнего дворца Кесарей; Фаворский дал мне своего архидиакона спутником в близь лежащий квартал Галаты на берегу моря, так названный, вероятно, от бывших тут некогда палат царских. Под навесом древних сводов обрушенного здания спускаются сперва к тому месту, где стоит икона, и потом, ещё и несколькими ступенями, к агиасме, струящейся под низкого аркой. Зачерпнув священной воды из источника, который один уцелел от всей минувшей славы сих мест, я жадно глотал его прохладные струи, и, омыв себе лицо, по обычаю местному, поставил свечи пред иконой. Она невелика, в серебряном выпуклом окладе, и не показалась мне, древней. Патриарх Анфим сказал мне, что неподалёку, в церкви св. Дмитрия, близ так называемых деревянных врат Ксилопетри, находится священный подлинник Влахернской, но я усомнился в истине сего предания. Впрочем, я ещё буду иметь случай осенью осмотреть подробнее всё, что осталось древности и святыни христианской в Царьграде.

Вечером я возвратился в Буюк-дере, но, может быть, слышавши так часто это имя, Вы пожелаете знать: что такое Буюк-дере?

Это летнее очаровательное пребывание русского посольства на Босфоре, которое приобретено нами ещё в минувшем столетии от одного богатого англичанина. Дом с жителями и службами, на набережной, осенён великолепным садом платанов и кипарисов, который расположен террасами по крутой горе; он представляется с моря в виде дворца, и господствует над всеми прибрежными дачами и селением греческим, как будто всё прочее было для него создано: это жилище по своей местности достойно нашего посольства, и здесь не чувствительно душное лето от прохладных северных ветров, постоянно веющих с Чёрного моря. Если бы Вы увидели высокие ворота посольского двора, на берегу Босфора, поросшие живописно густым плющом с двумя мраморными на верху их вазами столетнего олова, Вы бы подумали, что это та высокая блистательная Порта (sublime Porte), ο которой так давно гремят иностранные послы.

Устье Босфора не далеко, на четверть часа пароходного плавания и те страшные в языческом мире утёсы Кианеи, где приносили жертвы богам преисподним пловцы, вверившие себя бурным пучинам Понта Евксинского. Самое имя Евксинского, или гостеприимного, дано ему было как умилостивительное почётное название, чтобы не раздражился сей чёрный Понт истинным своим названием бурного и негостелюбивого (ἄξενος). Так и левая сторона, всегда не благоприятная, называлась, однако, у древних, по той же человекоугодливости, лучшею (аристера). Босфор образует глубокий залив в Буюк-дере, отличную пристань для кораблей, и название сие означает большую долину от потока, текущего по обширной долине, в пролив. Семь огромных сросшихся платанов, или яворов, называемых семью братьями, служат обыкновенным местом собрания для жителей Буюк-дере в воскресные дни, и они слывут платанами Готфреда, потому что, по местному преданию, под их необъятною тенью расположен был стан крестоносцев. Недалеко от устья потока видны в полугоре развалины, – несколько арок, вросших в землю и покрытых плющом: это остатки знаменитой обители во имя всех мучеников, основанной св. Патриархом Тарасием, где и сам он был погребён.

Ещё далее, на европейском берегу Босфора против самого его устья, есть террасы в углублении между гор, осенённые высокими чинарами. Туда также собираются подышать свежим воздухом жители ближайших селений Буюк-дере и Терапии (это место называется Керечь-бурну, т. е. мыс черешен); и подле есть агиасма, или источник, под древними сводами; я полагаю, что тут находился знаменитый монастырь св. Феодора Тирона, основанный Юстинианом, куда императоры греческие приходили ежегодно в первую субботу великого поста на память мученика. Место это создано для обители, и, по описанию Патриарха Константия, кажется, нельзя искать другого, хотя самая агиасма носит имя св. Никиты; может быть, это был придел. Люблю я с этой поэтической террасы, из-под сени вековых яворов и чинар, смотреть к широкому устью Босфора, которое будто хочет поглотить в себе всю синюю пучину высоко подымающегося вдали моря. Это настоящие врата России (баб ель Московь), потому что ими входят в наше внутреннее море; это триумфальная дверь наша к Царьграду!

Близко от Кереч-бурну, где оканчивается залив Буюк-дере и делается теснее Босфор, расположены вдоль берега дачи английского и французского посольств, и за ними селение Терапии, так названное от того, что тут исцелился Патриарх Аттик, преемник Златоуста. Здесь собственно кафедра митрополита Деркийского (τοῦ Δερκίου) одного из подгородных столицы, который заменил в Синоде Патриаршем Анкирского, слишком отдалённого.

Описав Вам местность европейского берега, я скажу и то, что открывается из моих окон на азиатском, и чем я могу спокойно любоваться, не двигаясь со своего дивана, во все часы дня и в лунные очаровательные ночи Босфора. С левой стороны, близко от его устья, возвышается на горе Генуэзская развалина, одна её башня с остатками стен, охранявших купеческий путь республики из Царьграда в Кафу и крайний Азов; правее – высокая гора исполина Аймика, который хотел преградить Язону вход в Чёрное море, когда стремился он в Колхиду за золотым руном. Там на самой вершине виден посреди дерев монастырь Дервишей, достойных хранителей баснословного великана, которого огромную могилу показывают позади своей мечети, говоря, что тут только часть его гроба. Совершенно вправо, где последняя покатость исполинской горы сбегает в море, уже напротив Терапии, открывается роскошная долина царская. Там, подле Султанского киоска, расположены были войска наши в 1833 году, и строится теперь великолепный дворец Мегемет Али Египетского; вероятно он имел намерение подарить его Султану; и доселе работа продолжается, хотя без всякой цели. Но для меня особенно драгоценно это место: там, на берегу, под тенью трёх дерев, доселе стоит обломок гранита с турецкими раззолоченными стихами и русской надписью: «25 июня 1833 года». Это памятник, воздвигнутый братом в память пребывания наших войск, над коими он начальствовал; он перевёз его чрез Босфор из каменоломней европейского берега, и поставил в свидетельство будущим поколениям о славе русского имени, как тот ратный щит, который прибил некогда Олег к вратам Царьграда!

11 августа 1849 г.

Пишу Вам из глубины Афона, из нашего русского скита, прозванного Сераем, или дворцом, по его счастливому положению на лучшем месте св. горы, близ её монашеской столицы, Кареи. Из высокого окна моей уединённой кельи, пред которою стоит, как бы на страже, стройный кипарис, открывается пространное море Эгейское, с тремя островами: Тасо, Самофраки и Лемносом; близким кажется море, хотя оно на расстоянии более часа прямого пути. Чудно это зрелище, когда после утреннего бдения, постепенно алеет восток, и заревом, его румянится вершина Афона, и солнце вытекает багряным щитом из раскалённых волн, близ самого Лемноса, баснословного жилища Вулканова. А мне, чтобы любоваться столь великолепной картиной, не нужно даже и приподыматься с моей постели, и кипарис мой защищает меня от слишком ярких лучей встающего светила. По склону горы рассеяны посреди садов белые кельи и каливы иноков, живущих по два и по три вместе в окрестностях Кареи, на участках различных монастырей, с тех пор как она сама престала быть лаврою келий. Далее горный хребет Афона покрыт густым лесом, ибо восточный берег славится своею растительностью, и над всею массою зелени подымается голая гряда утёсов, с остроконечною главою, которую подобострастие Эллинов хотело иссечь в образ Македонского героя. Усердие же христианское увенчало её малою церковью, во имя Преображения Господня, когда языческий Афон преобразился весь в гору святую, удел Матери Божией, спасительный для многих народов.

Вот где я теперь и что передо мною, и Вы можете себе представить, как усладительно для меня такое зрелище, хотя и тут от времени до времени посещает сердце моё невольное чувство сиротства моего на чужбине. Что̀ касается до воздуха, то нигде на всей св. горе нельзя найти более благорастворённого, как по морской прохладе, так и по свежести горной. Особенно вечером, приятно и даже целительно дышать им, потому что нет здесь и малейшей сырости, ни духоты, свойственной южным климатам. Когда же при глубоком безмолвии ночи, которое прерывают только журчание текущих вод и жужжание тысячи насекомых, или позвонки бродящих по садам мулов, над вами расстилается необычайно яркий звёздный покров, и вы созерцаете все сии тайны мира, в промежутке псалмопений всенощных, невыразимый восторг наполняет вашу душу, увлекая её за пределы видимого!

Я упомянул о псалмопениях. Отрадно здесь, в ските, слышать всю божественную службу на родном языке, в том порядке, в каком мы привыкли внимать ей на родине, потому что, несмотря на совершенное единство веры, трудно привыкнуть к богослужению греческому. Когда стою в малой Серайской церкви Великого Антония, я забываю, где нахожусь, и только выходя на балкон моей кельи, вспоминаю опять, что я на Афоне. Скит, или келья Серайская была как бы предназначена для обители русской двумя своими основателями; потому что оба они нашли себе последний приют в России. Святейший Патриарх цареградский Афанасий Пателарий, нетленно почивающий в Лубнах, сидя на своей кафедре, первый избрал себе жилищем Серай, как по здоровому его местоположению, так и по соседству Кареи, – и Патриарх Серафим, погребённый у ног его в той же обители Лубенской, окончательно устроил себе келью на участке, принадлежащем Лавре Ватопедской. Келья его пришла в совершенное запустение во время общего упадка горы афонской, после восстания греческого; но в 1841 году два выходца русские, из Брянской пустыни Белых берегов, Виссарион и Варсануфий, взяли за себя полу-обрушенные кельи патриаршие от обители Ватопедской, и мало по малу образовалась около них община монашеская, которая хотя и не имеет ещё самостоятельных прав отдельного скита, однако не уступает другим в благочинии церковном.

Впрочем, таких келий, больших или меныших, как я уже Вам сказал, здесь множество в Карее, до двухсот; только Серай господствует над всеми, и, вероятно, со временем будет обителью, когда получит собственную печать от Ватопеда, подобно как другой скит наш Илии Пророка получил её от Пантократора; но Серай может нам быть ближе к сердцу, потому что в нём нет никакой примеси греческой или болгарской. Каждая келья имеет здесь своё предание, священное или историческое. Так, например, та, что ближе к Сераю, на малом холме; и принадлежит монастырю Ставрониките, была устроена обновителем его, Патриархом Иеремией, столь знаменитым в церковной истории нашей, потому что он посвятил первого нашего Патриарха Иова. Здесь обитал он на покое, уже в схиме под именем Иоанна, и теперь тут поселился на покой бывший епископ Москонисийских островов, Каллиник, муж учёный и благочестивый. Одинокую келью славного своим учением Святогорца Никодима, который оставил по себе столько душеполезных сочинений, показывают за глубоким оврагом Капсола, или погорелым, и в том же направлении есть келья, служившая долгое время убежищем св. Савве, сыну царя Сербского Симеона, столь именитому в летописях своей Церкви и на Афоне. Я ходил туда искать старых книг, и нашёл в малой церкви Преображения, им основанной при келье, Патерицу, которую заповедал он всегда там хранить, от чего и самая келья прозвалась Патерицею. Умилительно предание об этой Патерице. Св. Савва освящённый, Палестинский, употреблял се вместо пастырского жезла, и, умирая, завещал ученикам своим, отдать её только соимённому ему пришельцу, который по прошествии многих лет посетит плачевную юдоль. Прошло семь столетий, и не являлся достойный понести посох Освящённого; и вот, однажды приходит в Лавру юноша, убогий с виду, хотя и царского рода, и к его ногам сама собою падает Патерица. Изумлённая братия спрашивает о его имени, и узнает в нём того Савву, коему искони предопределён был посох блаженного их Отца. Царевич Сербский унёс её с собой на Афон, и, удаляясь сам на святительскую кафедру своей родины, хотел, чтобы пустынный посох его всегда оставался в его пустынной келье. И что же? – несмотря на частые запустения горы Афонской, Патерица сия доселе остаётся в убогой церкви, где даже редко бывает Богослужение, потому что два старца греческих, нанимающих себе келью св. Саввы для жительства, уже не в силах совершать литургии; а между тем основанная им Лавра Хиландарская, не смеет нарушить его заповеди и взять посох. И ещё одна его заповедь свято соблюдается в другой келье Карейской. Когда вытесненный набегами сарацинскими из своего мирного жилища, св. Савва принуждён был на время поселиться в башне на Карее, он устроил себе и там церковь, и оставил строгой устав или типик, повелевая под клятвою исполнять его всем грядущим жильцам сего убежища. Сверх обычного правила, они обязаны ежедневно прочесть ещё Псалтирь и Евангелие, пищу же вкушать только однажды в день, и обитель Хиландарская с тех пор всегда содержит двух старцев, строго исполняющих там типик св. Саввы; оттого и самая келья прозвалась Типикарницей, подобно как первая Патерицей. Не достойна ли уважения такая вековая ненарушимость преданий отеческих!

Есть ещё одна именитая келья по священному её воспоминанию, недалеко от серайской мельницы, в самой глубине палёного оврага, слывущего тут адом, вероятно от жаров. Келью зовут доныне: «достойно есть (ἄξιον ἐστίν)», потому что на этом месте явился некогда Архангел смиренному послушнику, который воспевал, по древнему обычаю отцов пустынных и заповеди отца своего духовного, высокий гимн в честь Пресвятой Девы: «Честнейшую Херувим» без приложения: «достойно есть» Бесплотный повелел ему оттоле всегда прилагать сей первый стих небесного гимна к гимну земному, и это доселе, свято соблюдается церковью. Самая икона Богоматери, при которой совершилось знамение, находится теперь в Протате, т. е. в соборном храме бывшей Лавры Карейской. Не достало бы времени, а я бы увлёкся слишком далеко, если бы захотел рассказать Вам все драгоценные предания о сей знаменитой пустыне келий, которой это название столь же свойственно, как и египетской Великого Макария. Но прежде, нежели буду описывать Вам первенствовавший её скит Протат и Карею, я должен Вам сказать: каким образом достиг до Афона.

Немало затруднений стоило мне это странствие. Я не хотел ехать обычной дорогою чрез Салонику, потому что, кроме продолжительного плавания, предстояло ещё оттоле четыре дня трудного пути по горам, и неприятно было бы мне плыть мимо самого Афона, не имея возможности выйти на священный берег. Пароходы не останавливаются у св. горы, по недостатку хорошей пристани, а плавание на купеческом судне из Царьграда бывает продолжительно при неблагоприятном ветре. Нашёлся, наконец, удобный случай. Русский пароход повёз многих путешественников из нашего посольства на Афон; но и тут встретились препятствия. Мы оставили Царьград ночью.

На рассвете мы уже плыли около мраморного острова, где по преданию местному потонули все сокровища св. Софии с венецианским кораблём; пред вечером достигли устья Дарданелл. Древний Лампсак, уже не существующий ныне, и против него весёлый городок Галлиполи и замок дарданелльский со всеми укреплениями обоих берегов, мыс Сигейский, прославленный поприщем Илиады с холмами Ахилла и Патрокла и дальним курганом Гектора, на том месте, где был Илион и высокая Ида, гора богов Омира, – всё это как призрак мелькнуло пред нами, увлекая воображение в века давно минувшие. Тогда вдали из-за островов Архипелага в лучах заходящего солнца предстала нам священная вершина Афона, и воспоминаниями христианскими заглушила языческие. Но она, издали нас к себе манившая, как будто отталкивала вблизи, и защищалась от нас, по выражению мореплавателей.

Едва только вышли мы в открытое море, как ветер, дотоле лёгкий и попутный, начал всё больше свежеть, и под бурным его дыханием взволновалось море; малый наш пароход не мог противостоять напору волн, и пройдя остров Имброс, уже на половине дороги к Афону, мы принуждены были опять возвратиться к Дарданеллам. Тогда нам пришло на мысль воспользоваться попутною бурею на парусном судне, которое уже давно стояло в устье пролива, и ещё долго должно было ожидать южного благоприятного ветра, весьма редкого летом. Мы перешли с парохода на Фрегат наш, Андромаху, возвращавшийся из Греции; но лишь только распустил он все паруса, в полной надежде, до рассвета достигнуть св. горы, как вдруг при захождении солнца, ветер начал стихать и к утру сделалась совершенная тишина, благоприятная только для пароходов. Мы подвигались медленно, а между тем св. гора издали подымалась пред нами во всём своём великолепии, и Лавра св. Афанасия белела посреди густой зелени садов, маня к себе утомлённых плавателей. День склонялся к вечеру. Мы решились воспользоваться последними его часами для достижения желанной цели; вёсла заменили нам паруса, и на двух быстрых ладьях достигли мы благополучно пристани Лаврской. Мне весьма хотелось приехать в Лавру накануне; праздника Преображения Господня, чтобы с вечера подняться на священную вершину Афона, и там отслушать горнюю Литургию в самый день праздника, как бы на высотах Фавора; но буря нас задержала, и только 7 августа вышел я на берег св. горы.

Отрадно было ступить на землю афонскую, и сказать себе, что я уже под сенью той дивной горы, которая прославилась столькими подвижниками в течение многих веков, и летопись коей тесно связана с иноческою летописью нашего отечества. Малая пристань, ограждённая утёсами, куда взошли наши лодки, была охраняема зубчатой башней, и переносила воображение во времена Византийские. Казалось, мы вступили в иной, давно забытый, мир, отголосок коего ещё слышится только под сводами наших древних храмов. В самой башне, отделённой от утёса глубоким рвом с подъёмным мостом, были два придела – Преображения Господня и Григория, Просветителя Армении. Итак, если не в самый праздник и не на верху горы, то хотя у подошвы Афона встретила нас церковь Преображения. Крутая стезя, живописно извивавшаяся промеж виноградников и маслин, привела нас к Лавре. Она возвышалась в полугоре на площадке, у подножия главного хребта, как гранитный за́мок, увенчанный башнями. На верху высоких стен устроены были кругом деревянные кельи, и лёгкостью своею противоречили каменной массе, над коей висели. Всё здание представляло нечто особое, чего дотоле не встречали наши взоры, и к чему впоследствии привыкли до сытости; потому что Лавра послужила образцом зодчества для всех обителей святогорских.

Несколько старцев-иноков сидели у святых ворот; потому что давно уже виделся им в море фрегат наш, и они любопытствовали о проезжих. Увидев архимандрита нашего посольства, все встали и дружелюбно его приветствовали, равно как и всех нас, хотя заметно было на их лицах некоторое недоумение. Ударили в колокол, и как только взошли мы, сквозь тройные врата на первый двор Лавры, раздался звон всех колоколов, столь отрадный для слуха на чужбине, потому что в Турции отвыкли от родного благовеста. Внутренний двор Лавры, или площадка с крещальней, между собором и трапезою, с мраморною колоннадою портика соборного, поразила нас своим классическим великолепием. Два девятисотлетних кипариса, посаженные св. Афанасием, возбудили в сердце глубокое благоговение: последние лучи солнца золотили их пирамидальную вершину, как бы венчики на древних иконах. Между ними, в кругу современных им столбов, журчала прохладная струя колоссальной чаши, или фиала крещальни, иссечённой из одного куска драгоценного мрамора, а за нею открывалась нам священная внутренность собора с роскошным мрамором его помоста. «Достойно есть, яко воистину» – обычный приветственный гимн огласил вековые своды храма, покамест, архимандрит и, вслед за ним, мы все прикладывались к древним иконам Палеологов; но уже нельзя было, ради позднего времени, рассматривать археологические сокровища собора.

Мы поспешили поклониться, в боковом приделе 40 мучеников, гробу св. Афанасия, и я вспомнил о Вас над сею священною дскою, потому что праздник отшельника Аввы Афонского совпадает в один день с нашим родным праздником Аввы Радонежского, 5 июля: мысль о настоятеле Лавры Сергиевой неотлучна была от меня в Лавре Афонской. Потом мы заглянули и в чудную трапезу, расписанную лучшею кистью средних веков, и трапеза эта мне напомнила Никейскую. Нельзя было в темноте распознавать лики; но я не тужил о беглом обзоре Лавры, имея в виду ещё однажды её посетить, совершив обхождение всех обителей Афона, но для моих спутников потеря сия была невозвратима. Епитропы в то время пригласили нас в архондарик, или гостиную келью. Мы воспользовались, однако, остатком вечера, чтобы обойти вокруг живописных бойниц Лавры и полюбоваться чудными видами на море и на горы; посетили и усыпальницу братии, где по чину, принятому на всей горе Афонской, чрез три года вырываются кости, чтобы сложить их в общую груду под погребальною церковью; не утешительный обычай, о котором в последствии я много спорил с святогорцами. Рано утром, отслушав Литургию в приделе, где почивает св. Афанасий, и, приложившись к святыне драгоценных мощей, мы продолжали путь наш в обитель Иверскую, отстоящую за 6 часов.

Дорога из Лавры живописна видами, богата растительностью, но чрезвычайно утомительна, по каменистым спускам в глубокие овраги, и столь же крутым подъёмам. Одни только мулы в состоянии верной ногой ступать над ужасными пропастями, и надобно вполне довериться осторожному животному. Кое-где источники проложили себе глубокое русло в сердце горы, и около них стоят пустынные кельи и малые церкви, принадлежащие Лавре, потому что владения её простираются на 4 часа в эту сторону. На расстоянии двух часов есть агиасма при церкви Богоматери. Вода стремится из-под каменных сводов, и путник, утоляя жажду свою, благословляет изведшего живые струи из бесплодного камня. Авва Афанасий был здесь вторым Моисеем; ему, озабоченному устройством новой своей обители, предстала на этом месте Богоматерь в образе светлой жены. Бежал пустынник женского зрака, не виданного на всей святой горе, и услышал вслед себя глагол: «куда стремишься, Авва, и что сомневаешься? ударь посохом скалу, и потекут воды, во свидетельство Моего явления. Отселе уже не заботься о Лавре, ибо Я сама буду в ней Икономиссой». И действительно, с тех пор не поставляются никогда экономы в Лавре, а только подъэконом заведует её хозяйством под покровом Божественной Икономиссы.

Не умилительно ли такое предание? и подобными исполнена вся св. гора, в которой проявляется особенная любовь Матери Божией к избранному Своему уделу!

История Афона есть как бы летопись посмертного жительства на земле Пречистой Девы, сходно со словами церковной песни: «в рождестве девство сохранила еси, во успении мира не оставила еси, Богородице!» На каждом шагу, в каждой обители есть чудотворная Её икона, и какое-либо предание о видимом Её предстательстве. В Лавре Она хочет быть Икономисой, в Хиландаре не велит ставить игумена, Сама заступая его место. В Иверской обители смиренно делается Вратарницей, предпочитая малую привратную церковь великому собору, и там Божественная Вратарница многих приводит ко спасению чрез хранимые Ею врата. И у нас на Руси Матерь Божия стала также на страже Иверских врат внутри столицы, осеняя Своим благословением входы и исходы святыни Московской!

Часом далее, от источника Афанасиева, развалины башни на приморском холме, и видна высоко на скале обитель Амальфитанская, которую тут основали православные выходцы сей республики в дни своих торговых сношений с Востоком. Я видел надпись латинскую игуменов Амальфитанских на грамоте Афонской 1169 года; они, вероятно, силою своих италийских сограждан, присвоили себе исключительно право держать суда на Афоне. Обитель западная, хотя и православная, на горе святой – замечательное явление, свидетельствующее о долгом мире, Запада и Востока, даже и после Керулария. Крестовые походы его нарушили, а не Фотий и Михаил. Два малых участка небольших обителей Каракаллы и Филофея прилегают к морю далее обширных владений Лавры, и одинокая башня свидетельствует о месте прежнего монастыря Каракаллы, который перенесён был на гору уже в позднейшее время ради удобства. Он виден был невдалеке посреди зелени, но монастырь Филофея высоко на горах закрыт чащею леса. Мы оставили их в стороне, по незначительности обоих. Далее ещё одна башня, бывшая обителью, но упразднённая по несостоятельности иноков, принадлежит опять Лавре. Уже два других монастыря Ставроникита и Пантократор виднелись вдали на прибрежных скалах, ограждающих залив Иверский, но ещё укрывалась в глубине его сия знаменитая обитель, и вот она внезапно явилась во всём своём великолепии, также в виде замка, воздвигнутого на отлогом скате горы близ моря; высокий пирг, или башня, необходимое условие всех обителей афонских, сторожил её со стороны земли, возвышаясь из массивных стен, увенчанных кельями. Другой столь же высокий страж уединённо стоял на самом берегу, охраняя пристань. Зелёное ущелье позади Ивера и горы, покрытые кельями и садами, дополняли красоту этой картины.

И тут встретила нас в святых вратах вся братия, при звоне колоколов. Икона Успения написана искусной кистью на сих первых вратах, а на вторых Иверская за стеклом и с лампадою, как это бывает в наших обителях. Но более утешительная встреча ожидала нас в малой привратной церкви: – Сама Вратарница!

Я забылся на минуту, мне казалось, я стою́ в нашей Иверской часовне, и вот сейчас раздастся вечерний звон Ивана великого. Икона Богоматери Иверской, искони нам родная, сияла предо мной в иконостасе, в великолепной ризе, пожертвованной усердием граждан Московских, и пред нею горит многолиственный серебряный подсвечник, также дар боголюбивой Москвы, как гласит его надпись. Я узнал на ланите Пречистой Девы ту заветную рану, которую нанёс ей варвар, покаявшийся от ужаса при виде истекшей крови, и прозванный здесь святым варваром; ибо окончил дни свои в молитве и посте. Обратились к Богу истинному и другие хищники сарацинские, некогда ограбившие обитель Вратарницы; и не только покаялись, но и все свои сокровища отдали для обновления опустошённых ими храмов. Вам известно, что икона сия ещё в IX веке, при иконоборце императоре Феофиле, брошена была в море одной благочестивой старицей никейскою, чтобы спасти её от поругания. Пробывши многие годы во глубине пучины, она приплыла наконец на берег афонский к новой обители, где извлёк её из волн благочестивый иверец Гавриил. Малая церковь с агиасмою и теперь знаменует на берегу место явления иконы, но Владычица избрала Себе; пристанище при вратах обители Иверской, и там соорудили Ей малую церковь, как некий священный кивот. Но из актов монастырских не мог я узнать времени Её чудного явления, которое, однако, долженствовало быть не ранее исхода X века; ибо тогда только основана обитель.

Три блаженных её ктитора, все трое иверцы, – Иоанн, Евфимий сын его и родственник Георгий, происходили от царственного рода Багратионов, из области Таосской, где сосредоточилась в то время вся сила династии Грузинской, ибо оттоле вошёл великий Баграт Куропалат на трон всея Иверии. Иоанну, воеводе и ближайшему советнику своих царей, пришло пламенное желание безмолвия, и, по заповеди Евангельской, оставив всё красное мира, ради креста Господня, он начал сперва испытывать силы свои в одной из пустынных обителей родины, потом переселился на гору Олимпийскую, прославленную подвигами великого Аввы Иоанникия, и, услышав, наконец, о пустынном Авве Афанасии, происходившем из соседнего ему Трапезунта, к нему устремился на Афон, чтобы довершить под руководством столь славного вождя подвиг, не менее славно им самим начатый. С любовью принял великий Афанасий ратоборца духовного, не как новоначального, но как равного себе, и с ним разделил заботы о возникавшей тогда Лавре; его посылал он к императорам греческим, по делам церковными; потому что Иоанн был известен Кесарям, по своему высокому роду и доблестям воинским, и ему заблаговременно хотел поручить Авва устройство Лавры после своей кончины. В одно из сих странствований, сердце отшельника Иоанна было утешено нечаянным свиданием с близкими, и новый подвижник приобретён им Афону в лице сына.

Младенец Евфимий оставлен был в Грузии отцом своим, на руках у деда, который не щадил денег и трудов для его образования светского и духовного. Провидение готовило в нём опытного делателя вертограда Господня, и чудным образом направило стопы его по следам великого отца. Случилось царю Иверскому Баграту иметь нужду послать именитого мужа к императору греческому Никифору Фоке, другу Афанасия, и он избрал посланником отца блаженного Иоанна; юный внук последовал за ним в столицу Кесарей. Случилось и великому Афанасию послать в то же время друга своего к императору. В палатах царских неожиданно встретили и познали один другого пришельцы Иверские и Афонские. Иоанн пал на выю старца родителя, отрок Евфимий к ногам своего отца, и уже не хотел его более оставить.

Умилился строгий отшельник и воздал хвалу Господу, даровавшему ему такого сына, и подобно Аврааму он желал его принести в жертву Богу, посвятив жизни иноческой; ибо заметил в нём разум духовный не по летам. С горькими слезами, но и с должною покорностью к судьбам Божиим согласился отец Иоаннов отпустить от себя любимого внука; на одно лишь краткое мгновение обрадованный свиданием с сыном и внезапно лишаясь обоих сокровищ, сирым возвратился он в Иверию.

Между тем, Иоанн отдал отрока в лучшее училище Царьграда, дабы с духовным совершенством соединял он и просвещение, полезное ко спасению других. От чрезвычайной ревности к наукам юный Евфимий впал в тяжкий недуг, от которого исцелился только предстательством явившейся ему Матери Божией, и это ещё более побудило его к подвигам иноческим. Когда же окончил своё учение, устремился к родителю в Лавру св. Афанасия, и великий Авва, предвидя его духовные доблести, не укоснил постричь его без предварительного искуса.

Тогда просияло в полном блеске духовное образование Евфимия, и отшельник афонский из глубины своей кельи сделался Златоустом дальней родины Иверской, послав для неё много душеполезных книг, которыми доселе, чрез 8 столетий, ещё восхищаются его соотечественники. Но лучшею по себе памятью оставил он драгоценный перевод Св. Писания, и тем не только восполнил духовный недостаток родного наречия, но даже образовал его совершенно.

Утешались своим благодатным чадом оба его родителя, плотский и духовный, и убедили принять на себя сан священства для назидания братии; но с возвышением степени духовной возвысились и подвиги юного старца, который весь был в горних, как бы уже отрешившись от земных уз.

Однажды в духовной беседе родителя с сыном, им проявилось, взаимно, давно таившееся на сердце; обоих желание, искать ещё большего уединения, и они вместе пошли сообщить его великому Афанасию. Огорчился Авва, видя, что ему предстоит тяжкое лишение двух таких сподвижников, но убеждая их при себе остаться, не смел он и слишком удерживать от исполнения благого помысла, потому что знал ту пользу, какую могут принести многим душам. Они поселились за 6 часов от Лавры на берегу моря, при малой церкви, давно уже основанной неким монахом Климентом.

Молва об их святой жизни распространилась быстро по всему Афону и в дальние пределы Грузии, скликая к ним учеников, так что людно и тесно стало при убогой церкви Климента любителям безмолвия. Но уже они не хотели оставить избранного ими места, и соорудили малый храм во имя Предтечи. В числе подвижников пришёл к ним знаменитый воевода Иверский Георгий Торникий, прославленный победами и в греческом царстве. Вдова императора, Романа младшего, Феофания, угрожаемая Сарацинами, вскоре, вызвала его из уединения афонского, чрез просительную грамоту к великому Афанасию, и принудила снова облечься в броню воинскую для отражения супостатов. Победителем возвратился Торникий, и щедро одарённый царицею, отошёл опять в обитель, которая прозвалась Иверской от своих ктиторов; он употребил щедрые даяния Кесарей на её расширение и укрепление башнями, по случаю частых набегов вражеских, и соорудил впоследствии новый великолепный собор Успения.

Между тем дивный Евфимий восходил от силы в силу, и уже облагодатствован был даром чудес, как и великий Авва его Афанасий. Посланный однажды всеми иноками Святогорскими в Солунь, по делу церковному, он принят был там с великою честью архиепископом, и упрошен им состязаться с одним упорным евреем, хулившим веру Христову. Красноречивый Евфимий долго старался доводами Священного Писания убедить своего соперника. Когда же силою слова принудил его к молчанию; ненавистник христианства излил ярость свою в хульных словах против Господа Иисуса. «Немы да будут уста льстивые!» – воскликнул в порыве апостольской ревности Авва, и внезапно не только умолкли уста, но и сам еврей пал пред ним мёртвый, как некогда Анания и Сапфира пред стопами верховного Апостола Петра. Проснулось сострадание в кротком сердце отшельника; взяв за руку мёртвого, он возвратил его к жизни, и воскресший просил святого крещения с чувствами искренней веры; он предлагал ему все свои сокровища для обители, но Евфимий приказал раздать их убогим и сам облагодатствовал его даром вечной жизни в спасительных водах купели.

И другое знамение явил Авва. Гора афонская стонала вся от бездождия; помолился Евфимий, и, как некогда по гласу пророка Илии, разверзлось раскалённое небо обильными потоками дождя. Вся братия афонская издавна имела обычай собираться на вершину горы, для празднования там светлого дня Преображения Господня. Евфимий избран был всеми, как более достойный, для совершения Божественной службы, и когда возгласил он победную песнь: Свят, Свят, Свят Господь Саваоф! внезапный свет объял святую гору, и ниц пали все иноки афонские, как некогда ученики Спасовы; один только Евфимий, непричастный страху, спокойно довершил литургию посреди труса и огня.

Старец Иоанн уже скончался, и благоговейный сын заступил его место в обители Иверской. Но по научению демона, не терпящего мира между братией, один из них обезумевший от ярости, решился покуситься на жизнь святого; ночью искал он проникнуть в его келью, всегда заключённую на верху башни, и, не достигнув цели, решил смертельно двух келейников святого, и сам в порыве бешенства наложил на себя руки. Авва едва только успел напутствовать и постричь в ангельский образ пострадавших ради него. Несколько времени спустя, другой инок, движимый тою же дьявольскою враждой, ударил, ножом св. Евфимия, но не мог нанести ему раны; рука убийцы мгновенно засохла; раскаянный повергся к стопам старца, умоляя о прощении, и кроткий служитель Алтаря разрешил его болезнь. Однако не тихая кончина ожидала угодника Божия, как некогда и самого Афанасия; ему суждено было довершить дни свои страдальческим образом.

По смутам, возникшим на афонской горе, был он опять умолён братией идти в Царьград, для устройства дел церковных. Там однажды приезжая на муле по улицам столицы, увидел лежащего нищего, который просил у него милостыни. Остановился авва, чтобы удовлетворить его просьбу; нищий же быстро вскочил со своего места, и тем напугал мула, который опрокинул старца. Разбитый почти до смерти, он прожил ещё несколько дней, и преставился к лучшей жизни, посреди общего плача столицы; священные его останки перенесли в Лавру. Григорий остался один преемником обоих великих мужей, и был их достоин. Чрезвычайно умножилась братия при его добром и мудром управлении, и малая Лавра сделалась как бы целым градом иноков. Так, с помощью царей греческих и иверских, соорудил он великолепный собор Успения, подле малой церкви Предтечи, и трапезу с колокольней. «Аз утвердих столпы сии и не подвижатся. Георгий инок Ивиръ» начертал ктитор на хоросе собора во свидетельство своего подвига, и слова его исполнились.

Если Вам угодно знать о позднейших событиях Лавры Иверской, то вот что успел я извлечь из записок, найденных мною у одного из старейших архимандритов, доброго и почтенного старца Афанасия. Трудно приобретать теперь какие-либо исторические сведения об обителях афонских, потому что после их запустения, во время восстания греческого, истребились большею частью библиотеки, а между тем утратилось устное предание, которое предавалось от старца к старцу. С последними, доживающими век свой, многое совершенно исчезает, a между тем, в последние цветущие годы Афона, никому не пришло на мысль, составить полную его историю. Записки некоторых учёных отшельников исчезли, теперь же никто и не думает составить целого из отрывков, или устных сказаний.

В крестовые походы обитель Иверская много пострадала от суровых выходцев Запада, которые опустошили её в 1260 году, разграбили её святыню, и умертвили иноков; вероятно, это были страшные дружины каталонцев, грабившие всё поморье. Император Михаил Палеолог несколько лет спустя довершил разорение Ивера, за то, что братия православной сей обители не хотели подражать Лавре Афанасиевой и принять Унию, которую насильно на них навязывал Палеолог вместе с Патриархом Векком. Этот губительный поход Михаила, по всему Афону ознаменований кровопролитиями, слывёт папским, и на стенах некоторых обителей изображён даже сам папа в лице мучителя. Едва лишь начали собираться рассеянные иноки, как новое, жестокое нашествие турок, повергло Лавру в окончательное запустение, и при бессилии Империи греческой она уже не могла восстать собственными средствами. Такое бедственное состояние продолжалось до 1500 года. Тогда несколько иноков святогорских пошли в землю иверскую, и представили горькую судьбу именитой Лавры некогда сильному царю Георгию Светлому, властвовавшему ещё до разделения Грузии на три царства. Он и его сын Кай-Хозрой оказали действительно царскую помощь, и их даянием воздвигнуты были из развалин все башни и кельи; западная главная бойница сооружена вновь; новый притвор пристроен был к древнему собору, и возобновлены три его падшие купола. Опять процвела Лавра Иверская, как в дни великого Евфимия, добродетелями пустынных своих иноков, как о том свидетельствует разделявший их подвиги пришлец палестинский Феодосий в 1511 году, который занимался перепиской церковных книг.

Но в исходе XVI столетия, от нестерпимых притеснений турецкого правительства, Лавра впала в неоплатные долги, и пришла бы в конечное запустение, если бы братия не прибыли снова к великодушию властителей Иверских; им поднесли иноки и ключи монастырские в 1592 году. Александр, царь Кахетинский, немедленно пожертвовал 12.000 червонных на уплату долгов, и в течение 10 лет, при благоразумном управлении настоятелей, очищены были все долги. Между настоятелями того времени Парфений Морейский и Гавриил Афонский оставили по себе благую память, и возвели в прежнее цветущее состояние Лавру, которая была тогда общежительной, как явствует из одной древней славянской книги. Они соорудили крепкую башню на пристани, восстановили все кельи и трапезу, пришедшую в ветхость, помощью Радула, воеводы Угро-влахийского, который пожертвовал им до 60.000 червонных в 1614 году на обновление Лавры. Окончательное её устройство довершено было в 1674 году содействием владетельного князя Мухрожского, Асетана, из рода Багратионов Грузинских, и тогда расписаны были стены собора и трапезы, живописью весьма изящною, которая уничтожена теперь при последнем обновлении. Уцелели только портреты Ктиторов Радула и Асетана в привратной церкви.

Если Вам любопытна надпись грузинская, сохранившаяся на нижней иконной ризе Богоматери Иверской, под великолепным окладом московским, то вот её перевод, свидетельствующий о древнем её благочестии властителей Грузии: «О Владычице, Матерь человеколюбивого Бога, всенепорочная невеста Мария! спаси душу господина моего Квирквира, сына Кай Хозроя. Я же раб Твой, верный опекун... благодарю Тебя, что удостоила меня недостойного, позлатить и украсить святую икону Твою Вратарницу. Се приношу Тебе малый дар, прими оный от меня грешного, и в жизни сей сохрани меня непорочным, и в день исхода души моей заступи, и невидимым сотвори рукописание грех моих, поставляя и меня грешного одесную Сына Твоего и Бога, яко Ему подобает слава с безначальным Его Отцем и всесвятым, благим и животворящим Его Духом, ныне, и присно, и во веки веков, аминь»!

Остатки прежней живописи ещё видны в преддверии малой церкви Вратарницы, куда доселе не достигла рука обновителей, стирающих всё старое, как бы недостойное их грубого вкуса. Большая икона Богоматери с Младенцем написана во весь рост на дске, во внешнем притворе, и почитается чудотворною. Над ним возвышается пирг, или башня, где была келья преподобного Евфимия, а подле; неё келья нового мученика Патриарха Григория; тут он обитал долго во время двукратного своего удаления с кафедры Вселенской. Четыре зелёных мраморных столба, на коих лежит свод, – вот всё, что осталось от древнего в церкви Предтечи. Пострадал и собор от неуместной ревности епитропов, расширивших его окна и ярко расписавших стены. Одно преддверие ещё осталось неприкосновенным, и теперь это самый замечательный остаток прошедших веков; своды его расписаны деяниями вселенских Соборов и картинами Апокалипсиса. Три морфома, или образы, Спасителя во весь рост с Богоматерью и Предтечей по сторонам поражают взоры входящего на сию паперть, и местное предание гласит, что одному отшельнику пришло тайное желание видеть лик Господа таким, каким он жительствовал на земле; тогда было ему откровение идти в Лавру Иверскую, дабы там созерцать сей священный лик. Подлинно он напоминает отчасти тот лик Спасителя, какой привыкли мы составлять себе в воображении нашем; но несравненно лучше его образ Спасителя в обители Пантократора, кисти Панселина. Царственные ктиторы изображены также по стенам паперти, но утрачены их подписи, и надобно угадывать Великого Константина, Романа младшего, супругу его Феофанию с сыном, отроком Василием, и воеводу их Торникия. До́лжно предполагать, что стоящие по правую руку Константина, в одежде царской, были Грузинские властители Баграт Куропалат, Георгий Светлый и Александр Кахетинский, обновлявшие Лавру, если только это не греческие Императоры. Два боковых предела Архангелов и Святителя Николая, соединённые сенями, составляют вторую внутреннюю паперть собора, и в западной её стене; находятся лучшее сокровище Лавры – мраморная гробница трёх святых ктиторов: Иоанна, Евфимия и Георгия; но иверцы нерадят о ней. Увидев в стене отверстие под мраморной плитой, я спросил, что там находится? Мне отвечали: вероятно, какие-либо остатки от сосудов для полиелея. Когда же я опустил туда руку, с благоговейным ужасом осязал череп; но и тогда иноки не хотели согласиться, что тут кости их основателей, уверяя, что их давно уже нет, а это должны быть останки отцов, убиенных папою. Но и в таком случае они заслуживают более уважения.

Вот какое неблагочиние происходит от несчастного обычая, принятого на св. горе, тревожить кости мёртвых, спустя три года после их погребения, чтобы потом собирать их в одну общую груду, под усыпальницею, или церковью на кладбище. Когда я говорил о том с отцами афонскими разных обителей, то все повторяли, что такой обычай спасителен для усопших, потому что, если кто из них связан какою-либо клятвою, и тело его не разрешается чрез три года, тогда призывают Архиерея служить панихиду, читают разрешительные патриаршие грамоты, и повторяют это несколько раз, пока не останутся только кости; впрочем, такие примеры очень редки. Но как же отличите вы угодников Божиих, сохраняющих нетление? – спрашивал я. Мне отвечали, что кости святых отличаются по особенному благовонию от них происходящему, вместе, с чудесами. Я опять им заметил, что у нас кроме чудес сохраняются ещё самые телеса, во свидетельство будущего их воскресения, и что если бы вмешали древние в одну груду кости св. Афанасия Афонского, то теперь не покланялись бы его гробу. Даже царские гробницы ктиторов не сохраняются в Афоне, а если где и существуют, то в них сложены в последующие времена кости всех ктиторов обители, а прочие упразднены и уничтожены. Между тем в самых усыпальницах, вместе с костями, бросают иногда и ненужную утварь, и нет даже дверей в сей погребальный склеп; а свежие кости, только что вырытые, лежат в корзинах у входа: привычка обращаться с ними делает равнодушными к памяти усопших, хотя и читается каждую субботу помянник в усыпальнице. В Иверской обители по старым спискам погребено от её начала до 27.000 тел.

Какая разница в благословенном отечестве нашем, где прах усопших предков до такой степени уважается, и составляет драгоценное наследие потомков, приходящих часто совершать поминовения на могиле! Мне кажется, у меня рука не поднялась бы прикоснуться к гробнице родительской, чтобы, собрав кости его, бросить неблагоговейно в одну общую или открытую всем груду! Но местный обычай всё изменяет по-своему. Я сказал братии афонской, что, несмотря на всю святость горы их, не хотел бы на ней остаться ради сего неблагоговейного обычая, стесняющего моё сердце!

Обращаюсь опять к описанию обители Иверской, по которой Вы можете себе составить понятие и о прочих, так как все они; строены по единому образцу, с бо́льшим или меньшим великолепием. Собор не весьма обширный имеет крестообразную форму, по обычаю всех афонских обителей. С обеих сторон выдаются полукружием два хора, или клироса, а для народа остаётся только одна нижняя часть креста; видно, что на св. горе, по малому числу посетителей, храмы строены единственно для братии. На четырёх мраморных столбах лежит арка сводов и купол. Это же повторяется во всех храмах св. горы, даже новейших, и придаёт довольно лёгкости их архитектуре: в притворе, большею частью по два столба поддерживают свод, и притворов всегда бывает по два, – внутренний и внешний. Узкие окна старого собора расширены были при обновлении, и уничтожены мраморные столбы открытого иконостаса, на которых, вероятно, висела завеса, потому что в прочих древних храмах Афона ещё уцелели и колонны, и мраморное их основание позади новых высоких богато раззолоченных иконостасов. В исходе минувшего столетия произошли все сии перемены, потому что тогда наипаче, в самое цветущее время для Греков под сенью Господарей обоих княжеств и великих Драгоманов Порты, избираемых из Фанари, рука обновителей тяготела на древностях афонских, и истребила памятники минувшего. Живопись в соборе совершенно новая, и неприятно поражает взоры своею яркою пестротой, которой восхищаются иверцы. Они хотят распространить такое обновление и на паперть, и, разрушив трапезу, от коей осталась часть стены с прекрасной живописью, намереваются ещё сокрушить подле неё древнюю колокольню времён св. Евфимия, несмотря на то, что на ней есть чудотворная икона Матери Божией. Икона сия проглаголала однажды, во дни оскудения хлеба, эконому, чтобы не лишил он убогих обычного подаяния, и в ней замечательно то, что ангел подаёт Божественному Младенцу орудия будущей его страсти. Услышав о предстоящем разрушении, я умолял Епитропов и самого обновителя, старца Афанасия, пощадить древнюю колокольню, на коей сохранился даже герб Империи греческой, и снять, по крайней мере, богатые фрески с остатков трапезы. Они обещали исполнить моё желание, но сомневаюсь, сдержат ли данное слово, потому что не понимают достоинств древности, и с улыбкой внимали моим речам. Каждый Епитроп, после долгого управления, почитает долгом оставить по себе какую-либо память обновлением древних зданий, и так постоянно рушится старина. Я просил также сохранить прекрасные иконы на вратах Успения и Покрова, и уцелевшую живопись притвора церкви Вратарницы: но надолго ли?

Одно только переходит в целости из рода в род во всех обителях афонских: это мощи святых, большею частью, дарованные при хрисовулах царских, вместе с богатыми достояниями, которые жертвовали Императоры греческие; и доселе с благоговением сохраняют их монастыри в драгоценных кивотах первых времён. В Лавре Иверской имел я утешение поклониться честному древу и орудиям страстей Господних, части мощей жены Самарянской, беседовавшей с Господом при кладезе, главе Великого Василия, мучеников Тирона и Стратилата и части руки Златоуста; святыня сия прошла незадолго сквозь все бури гражданские и церковные, возмущавшие Афон, и увезена была в Грецию при последнем его запустении от восстания греческого. Горькие следы оставило оно по всему Афону: большая часть братии всех монастырей разбежалась; иверцы и ватопедцы, хотя и не оставляли своих обителей, но были под непрестанным страхом смерти; потому что Султан Махмуд хотел казнить всех за возмущение. Рождение нынешнего Султана Абдул Меджида изменило гнев на милость: но гарнизоны турецкие, поставленные внутри монастырей, для охранения их от морских разбойников, были хуже пиратов. Они требовали себе денег, и братия принуждена была продать и заложить лучшие вещи, снять ризы с икон, чтобы удовлетворить их жадности; а между тем нельзя было выйти за ограду, потому что разбойники грабили по всему полуострову, и такое бедственное состояние продолжалось девять лет, до заключения мира между Россией и Портой. Тогда лишь, мало-помалу, начал водворяться порядок, и возвратилась братия.

Множество келий рассеяно по лесистому ущелью Лавры Иверской, и там живут отшельники по два и по три вместе; но не все из них подвижники; большая часть занимается возделыванием садов. К чести обители, до́лжно сказать, что с незапамятных времён она содержит больницу для прокажённых, и это есть единственное их прибежище на целом Афоне. Теперь их не более семи человек, они живут все вместе, и не сообщаются ни с кем, но получают пищу от монастыря. Однажды в год иеромонах приобщает их запасными дарами из особенного сосуда длинною лжицею. Ближе к Иверу, стоит на холме пространная больница для своих и для странных; и это заведение достойно также похвалы. Спутники мои спешили в Ватопед, а я на следующее утро направился ближайшим путём в Карею, которая отстоит только на один час от Ивера, на вершине живописного лесистого ущелья, подымающегося от моря ко хребту горы. Недалеко от Ивера увидел я на горе, уединённый крест и спросил провожавшего меня монаха о его значении. Он отвечал, что тут однажды явилась Матерь Божия страннику, который не был принят в обитель ради убожества, и горько жаловался на жестокосердие братий, пренебрёгших его рубище. Милостивая Вратарница велела ему следовать за Собою, и ввела в ограду. Там, когда он просил записывать имена для поминовения, иноки не хотели их писать, потому что не надеялись получить за каждое по 50 левов, цену, установленную для помянника; но мнимый нищий записал их тысячу и заплатил щедро за всё, пристыдив лицеприятие иноков. Как поучительны такие повести! Я не опускал ни единого случая, чтобы уловить их из уст местных жителей, потому что они нигде не записаны, а между тем, от времени до времени, всё это постепенно забывается, и многое уносят с собою в могилу старцы афонские.

Мне хотелось непременно написать Вам, хотя несколько строк из обители Есфигменской, потому что здесь, спасался св. Антоний, и как будто ещё веет отсель благословением св. горы на дальнюю родину.

Теперь уже ночь; море с шумом ударяет о берег и в стены угловой башни, где я поселился. Полная луна, только что освободившаяся от затмения, освещает передо мною узкий залив и гору Самарскую, на коей спасался наш великий Антоний; его пещера и новая церковь видны влево от обители на вержение камня, и серебряными кажутся голые их утёсы. Гора названа Самарскою, не от библейского имени Самарии, но от наружного её сходства с самаром, т. е., вьюком мулов; и их колокольчики слышны в саду монастырском, сквозь шум набегающих валов. Столько нечаянного встретилось мне в этой малой обители, где я не надеялся найти что-либо любопытное после огромной Лавры Ватопедской, что я даже колебался, провести ли здесь ночь, и не идти ли лучше в соседний Хиландарь? Но вечер застал меня у подошвы горы антониевой, куда ходил я на молитву, и великолепная восточная ночь заключила меня в крепкие стены Есфигмена.

Самые здания мало замечательны после великолепия Ватопедского; это обыкновенный приморский за́мок с кельями и параклисами на башнях и главным собором посреди двора; этот собор совершенно новый; но Есфигмен более других для нас любопытен своими историческими лицами. Удивительно, что никто из наших доселе о нём не писал. Помните ли, как я нечаянно услышал от Вас о том, что св. Антоний тут спасался, а Вы сами это узнали только из письма владыки киевского, а он – от игумена Агафангела, собиравшего милостыню для своей обители. Даже Барский, любознательный Барский, описавший с такою отчётливостью все обители Афона, безмолвствует о св. Антонии, при посещении Есфигмена, хотя он сам уроженец киевский. Какое непонятное забвение преданий, столь для нас священных, и равнодушие здешних иноков, которые могли бы извлечь из сего много для себя пользы! Патриарх, бывший вселенский, Анфим, подтвердил мне в Царьграде предание, близкое нашему сердцу, о св. Антонии; потому что сам был пострижеником Есфигмена; но только здесь я поверил истине его на самом деле. Я спросил иноков, почему до сих пор ни в каких описаниях Афона, и даже, в недавно напечатанном каталоге всех святых Афонских, ни слова не упомянуто о св. Антонии, хотя там помещён пресвитер по нашей Минее неведомый, Константий, который в 1648 году, по неудовольствию с посланником, бежал, и потурчился, а потом удалился на св. гору в Лавру, и, покаявшись, возвратился в Царьград для исповедания имени Христова и для венца мученического. Это для Вас новость, и для меня была также, пока я с изумлением не увидел сего Константия на общей иконе; всех святых Афонских в Синодальной зале Протата, и не прочёл его имени в лике угодников Божиих, коими хвалится Лавра; но между ними нет св. Антония Печерского.

При безмолвии иноков есфигменских, один из них, весь седой как лунь, которого я было принял за живущего здесь на покое архиерея Меленикского, разрешил моё недоумение. «Когда блаженной памяти Никодим Святогорец, – сказал он, – в исходе минувшего столетия, составлял жизнеописание святых афонских, он обращался ко всем обителям, прося их доставить в его келью карейскую все сведения об их великих мужах; но, по несчастию, не было тогда, кому собрать желанные сведения в Есфигмене. Обитель была в совершенном упадке, и едва ли оставалось в ней более трёх иноков. Тогда, в последних годах минувшего века, Преосвященный Солунский, Даниил, удалившись сюда на покой, учредил общину, и восстановил Есфигмен, вызвав из скита св. Анны игумена Евфимия с братией. С помощью архиепископа Касандрского, Игнатия, он создал и новую церковь: теперь же вся надежда на игумена Агафангела, дабы помощью преподобного Антония обновить обитель, где спасался ваш великий Авва».

Я взглянул на умное, выразительное лицо старца, отличавшегося беседой от прочих убогих братий общины, и спросил о нём: мне отвечали, что это бывший дидаскал и иерокирикс, и так как много можно встретить подобных дидаскалов на Афоне, я не обратил на него внимания. Это было в полдень, в том архандарике, на вершине башни, отколе Вам теперь пишу, уже ночью. Меня ввели туда с большою честью, хотя и с меньшею, чем в Ватопед, где архиерей в облачении со всем духовенством встретил странника во вратах, так что мне совестно было идти за ними. Здесь один священник с честными мощами и диакон с Евангелием приняли меня у входа в обитель; и после обычного пения «Достойно есть» в соборном храме, пригласили отдохнуть в архандарике. Я имел нужду в покое, после всенощного бдения Ватопедского, которое продолжалось 6 часов, по случаю воскресного дня, но увлёкся невольно беседою с любопытным старцем, и расспрашивал его о св. Антонии. Он уверял, что с давних лет, будучи здешним пострижеником, всегда ходил молиться в пещеру нашего аввы, где теперь построена церковь во имя его, но прежняя праздновала святителю Николаю, и ему памятны одни только её развалины. Архимандрит, провожая меня из Ватопеда, сказал, что есть здесь и житие, и новая служба авве Антонию, составленная другим дидаскалом, Иаковом, старцем, которого мы накануне видели в убогом ските их Великомученика Димитрия. Я попенял архимандриту, как он ни слова мне не упомянул о том, будучи в ските, и спросил себе эту службу. Если Вам любопытно, как прославляют наших святых на Афоне, вот её начало: «Монашествующих лики обители есфигменские и российские Лавры Печерския, днесь соберитесь вкупе, праздновать священную память Антония блаженного, сей бо удостоился, по исходе своём источить обильное миро». Вот их кондак: «Рождение Российское, всесладостнаго Антония, подвизавшагося на горе Афонской и просветившего лик иноческий Киева, и там славную Лавру Печерскую создавшаго, приидите купно восхвалим в песнях взывая: радуйся отче Антоние». Утешительно видеть, прославление нашего великого аввы и на горе афонской, которую теперь обратно озаряет он лучами своей славы, и укрепляет помощью своих российских чад; но драгоценны и сведения, какими можно наполнить начало жития угодника Божия. Скитский дидаскал Иаков из местных источников почерпнул: что близ обители есфигменской была основана и другая также во имя Вознесения, незадолго до пришествия Антония, святым Архиепископом Василием Солунским, на память своего блаженного учителя, Евфимия нового, который недалеко от неё спасался. Остатки первой обители есфигменской и скита евфимиева и теперь видны поблизости новой. Тогда ещё не существовала Иверская знаменитая Лавра; Ватопедская была разрушена арабами, и только что основалась Лавра Афанасиева. Игуменом есфигменским по списку 180 предстоятелей различных обителей афонских, которые скрепили общую грамоту в Протате, был некто Феоктист в 973 году, и к нему пришёл инок Антоний; с его благословения поселился он в пещере на расстоянии одного поприща от обители, и не один раз, a дважды был посылаем в Россию отцом своим духовным, потому что возвратился опять на Афон, по случаю возникших смут.

Я просил, чтобы для меня списали службу и житие, и удалился для отдыха в келью отсутствующего настоятеля Агафангела; но шум моря, ударявшего в основания башни, не дал мне сомкнуть глаз. Между тем архимандрит Ватопедский пришёл со мной проститься и с ним вместе опять старец дидаскал. Разговор зашёл о древностях монастырских, и он со вздохом сказал, что все лучшие сокровища пропали во дни восстания греческого, и книги продавались на вес по 15 пар (денежек) за ок, т. е. три фунта. Тогда исчезло и описание монастыря. Эта башня, где мы сидим, продолжал он, памятна и потому, что в ней жил новый мученик Агафангел, которого мощам Вы покланялись в храме. Мне любопытно было узнать, кто был этот новый подвижник, потому что и в Ватопеде, живущий там на покое митрополит Адрианопольский, Григорий, старец истинно святой, дал мне житие своего родного брата Феодора, пострадавшего Христа ради в Смирне, в исходе минувшего столетия. Он записан великою Церковью патриаршею в лик мучеников, и его мощи целы на острове Митиленском.

«Последние годы до восстания греческого, – сказал старец, – породили много мучеников, не щадивших своей крови для омовения невольного отпадения от веры Христовой, и Господь допустил меня, недостойного, быть духовным отцом двух из них – Тимофея и Агафангела, которых память мы совершаем здесь по разрешению великой Церкви. Мне поручил настоятель Евфимий 19-летнего Агафангела, бежавшего к нам в обитель, чтобы оплакать своё невольное отречение, в летах ещё отроческих. Он возлагал на себя самые тяжкие подвиги, принял схиму, и пребывал постоянно в посте и молитве; но ничто не могло успокоить его совести, и даже многие видения призывали его к мученичеству. Наконец, решительно объявил он настоятелю, что идёт в Смирну, исповедать гласно Христа на том месте, где от Него отрёкся. С ним вместе отпустили и меня, чтобы я мог утешить его последним напутствованием, и действительно, юноша мужественно исповедал Господа Иисуса пред целым Диваном. Сбросив с себя одежду турецкую, он попрал чалму, и громко возгласил, что силою креста сокрушатся все враги Христовы. Напрасно ласками и угрозами искали пристыженные и разгневанные Имамы склонить его к вторичному отречению. Мученик, вверженный в темницу, повторял до последней минуты: „христианин есмь“, и в присутствии целого города отсечена была честная глава его. Христиане и самые турки омочили кровью его платки свои, как бывало в первые времена мученические, и св. мощи были тайно увезены в Хиос.

Другой мученик, Тимофей, был родом из Фракии и женат. Один из магометанских жителей похитил его жену, которая изменила не только мужу, но и вере; однако любовь супружеская сохранилась в сердце, Тимофея, и вовлекла его в горькое падение. Услышав, что жена его несчастна со своим похитителем, он искал добыть её обратно; но не было иного средства для её освобождения, как объявить себя магометанином. Тимофей не пощадил собственной души, чтобы спасти душу жены, и, отрёкшись от Христа, получил её обратно; оба немедленно бежали в Анатолию, и там с общего согласия постриглись для искупления своего греха. Тимофей поселился на Афоне, и семь лет провёл в Лавре св. Афанасия в величайших подвигах. Но как скоро услышал о мученичестве Агафангела, пришёл в обитель Есфигменскую, и объявил игумену Евфимию, что непременно хочет следовать примеру юноши, который пострадал за невольное отречение, когда сам он, напротив того, волею, хотя и не искренно, отрёкся от Христа. Игумен, видя решимость мужественного воина Христова, прислал его ко мне в Румелию, где я тогда находился, будучи назначен проповедником от великой Церкви. Вместе мы пришли в Адрианополь, и Тимофей исповедал Христа пред Пашой. Жестокие биения и узы темничные были следствием смелого исповедания; но ничто не могло поколебать сильного мученика. Несколько клириков были заключены с Тимофеем, но пострадал он один. Ночь, накануне его мучения, мы провели вместе в непрестанных молитвах; утром, приобщившись Св. Тайн и ещё однажды исповедав Господа Иисуса, был он усечён мечем. Я написал житие и службу обоих мучеников: Агафангела и Тимофея, которых память совершается 19 апреля и 29 октября; обитель Есфигменская причла их к лику своих ктиторов и заступников вместе со св. Григорием Паламою, Святителем Солунским и блаженными царями Феодосием младшим и девственною сестрою его Пульхерией». Внимая сему мученическому синаксарю из уст самого свидетеля и духовного отца подвижников, я переносился мысленно в первые века христианства.

Какие люди процвели в бедственной Греции, в исходе минувшего и начале нынешнего столетия, на кафедрах святительских, в её училищах и в обителях, и как чувствуется теперь их оскудение!

Теперь уже утро, море утихло, и вода так прозрачна под моими окнами, что видна плавающая в ней рыба. Гора Самарская, церковь св. Антония в розовом свете зари; я только что возвратился от обедни, и пока готовят монастырскую трапезу и мулов для дальнейшего пути в Хиландарь, хочу досказать Вам о Есфигмене.

Вчера после вечерни мы посетили на горе развалины бывшей обители времён св. Антония, и нашли только один обломок стены алтарной, живописно обросший густым плющом, как бы для ознаменования места благоговейных молитв. Потом узкой каменистой тропой поднялись к новой церкви св. Антония, только что оконченной, на самом обрыве скалы, над двойною пещерою преподобного. Мы спустились и в пещеру, пред которой видны остатки бывшей церкви с тремя алтарными окнами. «Чувствуете ли благовоние, – сказал мне старец, – внутри пещеры Антоньевой? – Это память его благодатного тут жительства». Действительно, благовонный запах по временам будто исходил от камней низкого свода, и бывшие со мной все его почувствовали. Пещера сия так тесна, что едва могла служить жилищем одному человеку. Другая, рядом с нею, с малым отверстием для окна, недавно только обновлена одним русским пустынником Саввою, который прожил здесь 15 лет, и скончался в глубокой старости в русском монастыре св. Пантелеимона; но в этой пещере не было запаха. Я взял из первой малый камень и доску, вероятно, бывшей старой иконы, чтобы написать на ней новую в России. «Не дивитесь благовонному запаху, – сказал мне старец, – я расскажу вам ещё чудо св. Антония, случившееся в прошлом году, когда строили церковь, и все здесь стоящие вам подтвердят истину. Один из мастеров, молодой человек, очищая место от груды камней, от размаха сорвался вместе с камнем, который хотел бросить с утёса, где мы стоим; но падая, он призвал имя св. Антония, и что же? – как бы ангелы Божии взяли его, дабы не преткнул о камень ногу свою, по словам псалма. Он вышел цел и невредим из этой пропасти, и продолжал строить». Я посмотрел на стремнину, и ужаснулся; до десяти иноков бывших со мною, все единогласно засвидетельствовали истину события.

Что скажут неверующие против столь ясного знамения?

Когда я был в последний раз в Киеве, владыка благословил меня за обеднею в Лавре, образом преподобных Печерских Антония и Феодосия. Мне пришло на мысль оставить сию икону в новой церкви св. Антония, и я просил отслужить пред нею молебен. Братия принесли с собою священную утварь, потому что в ожидании иконостаса не освящена ещё церковь. Итак, это было первое молитвенное призывание аввы в будущем святилище. Оно было умилительно до слёз, при лучах заходящего солнца, при шуме волн морских, над самою пещерою преподобного, как сказано в таинственной песни – «Свете тихий: пришедше на запад солнца, видевше свет вечерний, поем Отца, Сына и Св. Духа Бога». Пели канон Божией Матери, ибо это было накануне отдания праздника Успения, что также согласовалось с памятью св. Антония, и канон нашему великому авве, составленный на св. горе, и услаждавший душу созвучием Киева и Афона во славу общего их Отца. Молились о великом Государе нашем и всем Августейшем Его доме, помолились и о нынешнем настоятеле Лавры Печерской, как в обители Иверской молились торжественно за Вас.

Уже солнце село, когда по обрывам скал спустились мы в обитель есфигменскую, и часть вечера протекла в беседе с занимательным старцем. Я спросил его о имени, и он назвал себя Германом; но тогда только это имя привлекло моё внимание, когда он в свою очередь начал спрашивать меня о своих русских знакомцах: бывшем посланнике в Греции Г. Катахази и других членах нашей миссии.

– Откуда вы их знаете? спросил я Германа.

– Как же мне; не знать их, когда вместе с ними много лет подвизался я в Афоне за православие против протестантов, и с их помощью издавал журнал: «Евангельская труба». Тогда только я узнал в моём собеседнике одного из знаменитейших проповедников Греции, того Германа, сподвижника отца Иконома, который опроверг нововведения монаха Вамвы и еретика Когорния, и обличил первые покушения протестантов против православия. С благоговением смотрел я на семидесятилетнего старца, теперь сделавшегося скитником афонским, и извинялся, что не узнал его прежде, по мудрым речам. Много рассказал он мне, как при самом начале миссионеры американские обманули Патриарха Вселенского и правителя графа Каподистрию, испросив себе позволение строить свои училища, где проповедовали клеветы на Церковь православную, и как он записался сам в их училище на острове Сире, чтобы изучить и потом обличить их ересь. Только после трёх месяцев разгадали они, кто был этот Герман, а между тем он успел открыть глаза и ученикам и правительству, и начал издавать свой журнал, в котором окончательно опровергал врагов Православия. Король Оттон ему благоприятствовал по нелюбви к протестантам, но в его отсутствие Герман подвергся изгнанию от министра Армансперга, и снова был вызван возвратившимся королём. Но уже старец желал себе покоя, и с трудом выпросив себе увольнение, посетил сперва св. гроб, и наконец, поселился на Афоне, чтобы тут окончить дни свои в безмолвии.

Итак, здесь ваша мирная обитель? спросил я Германа. «Нет, – отвечал старец, – я провёл здесь 6 лет до восстания греческого, когда оставил училище Кидонийское и блаженного нашего учителя Григория, а теперь живу в скиту обители Ксенофа, недалеко от монастыря русского, в отдельной келье. Сюда же пришёл, чтобы достать нужную утварь для освящения малой моей церкви во имя мучеников Агафангела и Тимофея». – «Вы будете сами освящать её?» – спросил я. «Нет, – отвечал старец, – я уже не служу сам, но приглашу других иереев». Отчего же вы сами лишили себя утешения духовного приобщаться часто? спросил я ещё Германа; и, помолчав несколько, он сказал: «простите; приобщаюсь я часто, иногда по два и по три раза в неделю, как иерей в алтаре, только в епитрахили; но я наложил на себя заповедь, не служить более Литургии, потому что в день восстания греческого был одним из его двигателей, и хотя сам не носил оружия, но многих возбуждал к битве, а быть может некоторые из них и не были готовы к исходу». Старец умолк, и я также, дивясь его смирению христианскому. В эту минуту несколько братий взошли поспешно в келью, чтобы известить нас о затмении Луны. Недоставало ещё этого события для дополнения замечательных для меня впечатлений Есфигмена. Мы вышли на галерею, смотреть на умаление круга Луны. И как вчера прервали нашу словесную беседу с отцом Германом вестью о затмении лунном, так и теперь опять прерывают письменную мою с Вами известием, что всё уже готово для дальнейшего пути в Хиландарь.

Простите, радуюсь, что всё что успел написать, не выходя из обители есфигменской.