Декабрь, книга 1-я

«Яко же посла Мя Отец, и Аз

посылаю вы». (Ин.20:21).

«Идите паче ко овцам погибшим

дому Израилева». (Мф.10:6).

«Скорбь ми есть велия по братии

моей». (Рим.9:1–3).

(Окончание)

С возвращением Виталии и других из-под ареста 9 февраля, нравственная атмосфера в Терновских хуторах существенно переменилась. Заметна была и сказалась глубокая реакция против отвратительных человеко-убийственных действий, который были внушены мирному населению хуторов кружком фанатических затворниц. В самом скиту только один человек, слабый старик, согласно требованию Виталии, запостился по выходе из тюрьмы, но все другие не отказывались от еды вполне и принимали пищу, хотя в ограниченном количестве, но в правильные промежутки. Экстаз уже, видимо, проходил и появлялось размышление, рассудок вступал в свои права. Самое закапывание трех старушек и с ними Авдотьи Ковалевой носит совершенно иной характер, чем первые два закапывания. Там не было страха, там был экстаз, люди находились в умилении, не были лишены способности выражать свои чувства, беседовали, молились, плакали, радовались, были одушевлены надеждой и другими чувствами возбуждающая характера. Здесь было противоположное душевное состояние. Три старушки и Авдотья Ковалева находились под постоянными гнетущими чувствами: у старушек был страх и тяжелые ожидания, у Авдотьи Ковалевой печаль и отчаяние, и это ясно сказалось в последнюю минуту, когда они четверо сидели тупо, молча несколько часов, пока на их глазах готовилась могила. Их закапывание никак нельзя назвать вольной смертью, как у первой группы, напротив, это было простое, мрачное лишение себя жизни – самое обыкновенное самоубийство, вытекавшее из непобедимого болезненного страха и отчаяния. Их самоубийство является фактом чисто божественным, психопатическим в строгом смысле этого слова.

Тюремное содержание с отказом от пищи отразилось и на Виталии в такой степени, что ее деятельность направилась далее не только по фанатическому, как было раньше, но отчасти по болезненному пути, в силу острого малокровия мозга. Существенная перемена, которую мы видим в душевном состоянии и деятельности Виталия, состояла в том, что она начинает принимать меньшее участие в делах и, видимо, начинает испытывать страх. Она уже не заботится о новых делах, но главным образом думает о ликвидации старых и всего более заботится о сохранении в тайне того, что уже произошло. Она заключает Ковалева никому не выдавать тайны дел, в которые он посвящен, ни под каким видом не показывать мест, где произошли закапывания; она употребляет заклинания и религиозные угрозы за нарушение этой тайны. Страх и упадок духа Виталии заметен во всем ее поведении дальнейшем, как увидим ниже. Виталия, как бы в противоположность тому, что проповедовала и чего требовала от других, начала в тайне отступать на деле от своих собственных убеждений. Требуя втайне от всех поста, умеряя и уменьшая порции у скитников, сама она, по-видимому, употребляла пищу не в самых скудных размерах, судя по тому, что ее труп найден не очень исхудалым, а в ее желудке и кишках при вскрытии найдены остатки пищи, тогда как у других лиц, вместе с нею закопавшихся, в желудках не найдено никаких остатков пищи.

По-видимому, главнейшим условием, поколебавшим веру и фанатизм Виталии, была указанная уже нами выше реакция против самоистребления; но еще большее влияние произвел начинавшийся общественный суд, сказавшийся в стоустой молве. В народе слышались проклятия и ужас против закапываний, о которых, как говорил Ковалев, повсюду рассказывали – как в колокола звонили. Еще не было раскрыто дело, еще не были найдены могилы, но общий говор о страшных Терновских событиях уже стоял в воздухе, и виновница этих событий уже чувствовала на себе всю тяжесть приговора народной, а быть может, и своей собственной совести. Упадок духа Виталии очевиден, и ее самоубийство является событием, вытекавшим из страха и отчаяния. Это вовсе не был торжественный акт, каким было первое закапывание, это было суетливое бегство растерянной души с лица земли.

События между 12-м и 28-м февраля, т.е. от времени закапывания третьей группы до закапывания Виталии, носят на себе характеристической отпечаток случайности и отсутствия руководящего начала. Состояние общего упадка духа овладело всеми. Но в особенности это состояние сказалось на старухе Ковалевой. Быть может, во всех Терновских событиях никто больше ее не пострадал душою. Она потеряла все, что было самого дорогого – свою наиболее даровитую и наиболее мягкую и симпатичную дочь Авдотью, потеряла горячо любимую невестку и двух внучат, потеряла в числе закопанных много других лиц, более или менее близких родных. Остававшиеся в живых не могли дать ей утешения в страшных потерях. Но в особенности она страдала, при виде Феодора Ковалева, который из веселого семьянина, окруженного молодой жизнью, сделался полу-затворником, полу-монахом, перешел на житье в скит и при свиданиях с матерью приводил ее в отчаяние видом и страданиями, который он начинал чувствовать, и о которых первая узнала мать. Но более всего на старухе Ковалевой отражался гнет того факта, что она являлась главным ответственным лицом за все случившееся, как старшая в семье, как хозяйка дома, с согласия которой совершались все события.

Как можно судить по рассказам Феодора Ковалева, душевное состояние его матери было чрезвычайно тяжелое, и это резко отразилось на ее внешних чертах. Ея лицо потемнело, глаза впали, черты лица опустились, и весь корпус ее согнулся вперед и вбок: она представляла самый жалкий вид. Она стала молчаливой и проводила время в своем крошечном флигельке вблизи скита, где она постоянно находилась в обществе своего сына Дмитрия. Этого Дмитрия одни считали полу-умным, другие называли его глухонемым. Он жил в передней того помещения, которое занимала Ковалева. Угол, в котором жил Дмитрий, представлял собой крошечное пространство без света, отделенное от остальной комнаты простой соломой, связанной в снопики. Помещение это ничем не отличалось от логовища животного.

Независимо от тяжелых нравственных чувств, который переживала Старуха Ковалева, ее сильно тревожила все расширявшаяся и росшая молва о закапываниях.

С психологической точки зрения, является трудно понятным факт, почему в это именно время Виталия все свое влияние сосредоточила на старухе Ковалевой и, оставивши без внимания других, остановилась именно на ней, запугивала ее и беспрестанно твердила: «ты пропадешь без меня, тебя враг уловит хитростью». Эти и подобного рода выражения, по словам Федора Ковалева, постоянно слышались в беседах Виталии с его матерью. Судя по многим данным, собранным нами, необходимо заключить, что Виталия в это время уже имела в виду ли тенге себя жизни и всю силу своего характера употребляла на то, чтобы склонить старуху Ковалеву на совместную с нею смерть. По-видимому, также Виталия не хотела смерти, боялась ее и избегала: посылая других на смерть, в могильные ямы, сама она предполагала оставаться в живых. Она смело истребляла людей, думая, что этим путем спасает их, хотя, в то же время, решительно не имела в виду применять к самой себе подобное средство спасения. Но кажется гораздо вероятнее, что, широко жертвуя человеческими жизнями, Виталия думала не столько о спасении людей, сколько о торжестве дела, которому служила и которому отдалась. Но когда обстоятельства и неумолимая логика вещей стала изрекать свое грозное судное слово, когда реакция и ропот сказались в среде, прежде ей беспрекословно повиновавшейся, когда страх уголовной ответственности чуялся в воздухе, – Виталия пришла к мысли о неизбежности самоубийства и, ужасаясь самой мысли быть одной, она с решительностью и изобретательностью, свойственной ее характеру, составила план самоубийства, обставленный всем ореолом того положения, которым она пользовалась в ските и в среде населения Терновских хуторов. Это было одно из тех беспощадных и холодных решений, на которые способна была эта женщина, не чувствовавшая до поры до времени страха перед самыми страшными вещами.

Стремление Виталии, во что бы то ни стало, Ковалеву к общему самоубийству не подложить сомнении, судя по рассказам Федора Ковалева и старика Я.Я. Для этого она пользовалась всем и не упускала ни одного случая. Так, когда Ковалевой, со стороны полиции, дан был совет записать жильцов хоть вымышленными именами; то Виталия тотчас воспользовалась этим случаем, говоря, что «враг хочет хитростью обойти ее, хитрым крючком захватить ее», и при этом добавила, что без нее Ковалева «непременно попа деть в расставленные врагом сети», что в виду этого она должна жить и умереть вместе с нею. Состояние Ковалевой было таково, что, независимо от тяготевшего над нею авторитета Виталии, к самоубийству ее могли побудить тоска и отчаяние, вызванные всем совершившимся, и готовый пример многих предшествовавших смертей. По-видимому, никто так долго не сопротивлялся мысли о самоубийстве, как старуха Ковалева. Это видно из того, что убеждения Виталии, склонявшей Ковалеву, были многочисленны и продолжительны, как это видно из слов Ковалева. Ускорило развязку обстоятельство случайное в смысле историческом или прагматическом, но неизбежное и крайне характерное в смысле психической патологии. Все выдающиеся события человеческой жизни не обходятся без того, чтобы субъекты психически-больные не приняли участия делах и не выступили деятелями в минуту, когда здоровые растерялись или изнемогли в жизненной борьбе. Так было, например, в дни Парижской коммуны, когда умалишенные попали в составе правительства и произвели ряд действий, вытекавших из их болезней. Подобное мы видим в Терновских событиях: деятелем явился слабоумный Дмитрий Ковалев.

Хотя его называли глухонемым, однако же не подлежит сомнению, что он обладал слухом, ибо, по словам Федора, он по временам очень хорошо слышал. С другой стороны, Дмитрий Ковалев, не был и нем, так как, хотя вообще он был молчалив, и иногда по целым дням и неделям ничего не говорил, однако же, по временам говорил он ясно и отчетливо. Наконец, еще одной чертой, свойственной Дмитрию, была его крайняя возбужденность, выступавшая по временам и заставлявшая даже брать его на цепь. Тот, кто знаком с психическими болезнями, не затруднится, на основании приведенных фактов, распознать в Дмитрии Ковалеве больного, страдающего идиотизмом. Больные этого рода мало или вовсе не говорят, вследствие слабости мыслительных процессов; но в лихорадочном жару – при действии на мозг горячей крови, а также в возбужденном состоянии, под влиянием прилива крови к голове, они вдруг начинают хорошо говорить и проявляют умственные способности, превышающие обычную вседневную норму их ума. Таков был именно Дмитрий Ковалев, как в том мы убедились из расспросов о нем брата его Федора. Хотя Дмитрий Ковалев присутствовал при первом закапывании, но, невидимому, потрясающая сцена не оставила на нем никакого впечатления. Равным образом, на нем, казалось, ню отразились и все другие событий, свидетелем которых он был. Так как его присутствие, обыкновенно, никого не стесняло, то от него, как и от ребенка, не держали никаких секретов. Однако же исключительные события отразились и в его тупой голове, и вот, однажды, он, совершенно неожиданно для всех, произнеси патетически монолог, который поразил мать, но в особенности поразил Федора. Дело состояло в следующем. Дмитрий стал в позу и страстно заговорил:

– Мать, что ты все вот так, да так?

При этих словах Дмитрий не без искусства скопировал согнутую несчастную фигуру своей матери.

– Что ты журишься (тревожишься), продолжал он,

плюнь на все, а там – при этом он указал на небо – там будет тебе хорошо.

Сцена эта произвела большое впечатление на старуху Ковалеву. Она произвела также сильное впечатление и на Федора Ковалева и, быть может, заставила колебавшегося Федора взять на себя предстоявшую ему страшную роль закопать мать. Когда самая сцена произошла, Федор Ковалев принял ее за небесное откровение.

Виталия воспользовалась словами Дмитрий Ковалева и склонила старуху его мать умереть вместе с нею, ещн раз подтвердивши: «ты без меня пропадешь».

По-видимому, Виталия страшилась всех других видов смерти, кроме медленной смерти от голода. Но затем неожиданно и решительно у нее родился другой план, именно смерть чрез закапывание в очень тесном пространстве. Этот способ являлся средним между закапыванием в просторных минах первой и второй партии и закапыванием живьем третьей партии. Она была свидетельницей этого последнего вида смерти и, при всей ее холодности, не могла не ужаснуться мысли о подобной смерти для нее самой.

Когда Виталия остановилась на способе смерти, она прямо и открыто объявила жильцам скита о состоявшемся решении. Уверенность ее в согласии всех была так полна, что назначен был срок, именно на 21-е февраля, для исполнения. К удивлению, своему, Виталия встретила неожиданное препятствие в слепце старике Я.Я., который решительно отказался закопаться. Этот старик уже и раньше, в пору первых закапываний, не разделял мысли о необходимости насильственной смерти и склонен был думать, что такого рода смерть равносильна наложение на себя рук. Теперь он твердо заявил Виталий свой решительный отказ. Между ним и Виталией произошел следующий обмен мнений. Видя сопротивление старика, Виталия сказала, что больше не остается Святых Тайн для причащения, что их имеется всего для одного раза; между тем ему – старику весьма необходимо причащаться всякие сорок дней и не стоит отсрочивать смерти при таких условиях. На это старик заметил: «Нынче Тайн нет, а там Бог пошлет, откуда-нибудь получим». Тогда Виталия сказала, что имеющиеся у нее Тайны – старые, от старинных хороших попов, а нынешние Тайны от теперешних попов той силы не имеют, и что он, старик, продолжая жизнь, будет лишен тех средств спасения, на которые рассчитывает, так как нынешние попы и даже архиереи «одни против друг их орудуют» и Тайн не выдают.

Так как Виталия была сильнее старика Я.Я. в диалектике, то он разговора с нею продолжать не мог, но прибегнул к извороту, сказав:

– Матушка, вы все долго молились, а я всего три недели, как надел черное платье, и еще недостаточно молился, мне еще надо помолиться, еще я не готов на смерть.

Отказ старика Я.Я. сильно разгневал Виталию. Последствием этого было то, что старик Я.Я., бывший с другим стариком в одной келье, немедленно был от него отделен и помещен особо, в отдельную камеру и два дня не получал никакой пищи.

Отказ старика Я.Я. произвел такое сильное действие, что закапывание, назначенное на этот день, было отменено и затем оно произошло неделю спустя в ночь на 28-е февраля.

Взвешивая данные и впечатления, вынесенные нами из бесед с Федором Ковалевым и стариком Я.Я., мы приходим к убеждению, что в описываемое время страх был господствующим чувством, которое испытывала Виталия, и которым объяты были жители скита. Старуха Ковалева находилась почти под исключительным гнетом тоски и печали.

Главнейшим аргументом, к которому Виталия в это время наиболее прибегала, было запугивание угрозами земных и небесных кар, между тем как раньше в ее словах звучала надежда, указание на грядущие блага и проч.

Местом для закапывания был избран тот самый погреб, которого так добивались три старушки третьей группы, т.е. погреб в усадьбе Сомина, где зарылась первая группа. Этот погреб находился очень близко от усадьбы Ковалевых и скита, что значительно облегчало предстоявшую задачу.

Сравнительно поздно, в ночь на 28-е февраля, направились туда все участники мрачного дела.

Яму могли рыть только двое мужчин – Федор Ковалев и его брат Дмитрий. Но более всего поспешность внушена была Виталией, которая и с первыми закапываниями торопилась, а здесь время ожидания лично для нее, как для жертвы, могло быть особенно тягостным; в силу этого она чрезвычайно торопила обоих работавших Ковалевых и со всеми почти присутствующими помогала приготовлению мины, причем сама она трудилась более других, убирая землю.

Прежней мины, которая заключала в себе тела первой группы закопавшихся, не коснулись, но было назначено Виталией смежное место. Вырытая мина представляла собою широкую, но не высокую нишу, дно которой было на одном уровне с дном погреба или несколько ниже. Ниша была в длину около двух аршин, шириной около трех с половиной, а в высоту имела не более трех четвертей аршина. Когда яма была готова, быстро последовала торопливая неторжественная процедура закапывания. Несчастные жертвы поместились в мине в следующем, кажется, порядке: Дмитрий Ковалев, Виталия, Поля Младшая, Таисия Рассейская, Евгения Рассейская и старуха Ковалева. Вырытая ниша была достаточно широка, чтобы в ней поместились шесть человек, лежа боком в плотную друг к дружке, но длина ниши была короче роста человека, и все поместившиеся в этой, поспешно сделанной, неудобной могиле должны были согнуться, прижав голову к груди и поджав ноги. Когда они улеглись, Федор Ковалев, по распоряжению Виталии, заложил мину камнями, засыпал землей и утрамбовал. На этот раз, совершенно один, Ковалев быстро ушел от этого страшного места и страшного дела!

Что касается психического состояния, в котором находились в последнюю ночь закопавшиеся, то оно ближе всего подходит к общей спутанности чувств, вытекающей из страха. Наиболее была свободна от этого Виталия. Для нее предстоявшая смерть была более всего следствием убеждения в необходимости подобного шага. Ея последние распоряжения касались более всего сокрытые тайны. Она многократно передавала в этом смысле Федору Ковалеву свои распоряжения, сопровождаемые клятвами и религиозными угрозами. Виталия грозила Ковалеву страшной ответственностью, если, по его вине, тела закопанных, в особенности ее тело, открыты. «Тебе будет великий грех, если нас откроют», сказала она. Она, между прочим, мотивировала свое требование и тем, что открытие трупов может повлечь за собою вскрытие тел. Затем она взяла с Ковалева строгое клятвенное обещание, что он, после их смерти, не останется в живых. Она прямо говорила ему: «не живи поели! нас, не ешь, умри с голоду». В ответ на это Ковалев дал обещание: «как вас зарою, не буду жить».

Легши в могилу, все жертвы тихо шептались между собой, слышалось, как они говорили: «прости, прости», старались поудобнее лечь в тесном помещении.

Пространство, в котором были заключены шесть жертв, хотя и допускало некоторую вентиляцию через заложенное входное отверстие, но в сущности помещение было так мало, что жизнь могла продолжаться самое короткое время –от десяти до двадцати минут.

По вскрытии ямы 6-го мая погребенные найдены одетыми в монашеское платье, как и в первых группах, а Виталия была одета в костюм раскольничьей схимницы, который представлял собою длинное суконное платье с капюшоном, надевавшимся на голову. Все это платье было расшито нашивками и надписями на церковно-славянском языке. По снятии с Виталии одежд, при вскрытии тела, на ней найдены вериги в форме двух крестов, из которых один приходился на груди, другой на спине, причем оба были между собою соединены в верхней и нижней части медной цепью небольшого веса. Нижняя часть этой цепи в виде пояса охватывала тело, и концы ее захвачены были замком, ключа к которому не было.

Кроме того, при трупе Виталии найдена небольшая жестянка из-под икры, на которой остались печатные наклейки с обозначением торговой фирмы. В жестянке этой находилась небольшая серебряная чаша, крошечная ложечка и шелковый платочек для вытирания губ, т.е. предметы, относящиеся к причащению. Найдены были также старинные книги и другие предметы.

В период Терновских событий Ковалев находился под могущественным влиянием другой личности и в такой мере усвоил себе ее нравственный облик и характер, что это отразилось даже на основных чертах его лица. Можно сказать, с совершенной научной точностью, что преступник, совершающей иной раз самый тяжелые преступления, остается по основным чертам характера тем же человеком, каким он был раньше; здесь же у Ковалева мы видим временное преобразование всего характера.

Первое время отношения Ковалева к тяжелому мраку, окутывавшему жителей хуторов осенью прошлого года, было вполне отрицательное. Опасности, которым предсказывала Виталия, не пугали Ковалева; он долее всех оставался оптимистом и даже, в самую последнюю минуту всеми овладела мысль о грядущих бедах и о необходимости искать от них спасения в смерти еще продолжал думать, что необходимо выжидать события, но не идти к ним навстречу, не предварять их. Он первый останавливал свою жену, склонявшуюся к смерти, и, в наивности своей, даже принес на нее жалобу Виталии в уверенности, что Виталия своим авторитетом остановит страстный порыв молодой женщины.

Но причиной всех дальнейших ошибок Ковалева была его умственная недалекость и слабая воля, другими словами – его малая одаренность от природы. Он – только добрый человек, но недалекий и соответственно тому слабый волей. В этих основных чертах его характера и кроется источник тех личных несчастий, которые он сам приготовил себе, погубивши собственными руками жену, детей, мать, брата, сестру. На Ковалеве оправдались те глубокие идеи, которые, в своих художественных произведениях, впервые старался раскрыть Шекспир, – что причиной несчастий человека являются не столько внешние условия, сколько неправильности, или недочеты, лежащие в самом характере человека. Это мы видим на Ковалеве. В самом деле, имея столько здравого смысла и воли, чтобы протестовать и бороться с порывами жены, склонявшейся на смерть, он сразу уступил Виталии и своей матери, когда те поддержали его жену.

В течение января в его бедном порабощенном уме успело всплыть сознание безумности закапываний, и когда старушки приставали к нему с просьбой закопать их, у него доставало разума и воли отказывать им, полемизировать с ними и отклонять в течение многих дней их упрашивания и умаливания; но достаточно было нескольких слов Виталии, и он, несмотря на правильную постановку дела своей оппозиции, подчинился ее требование и явился орудием ее воли в самом прямом смысле этого слова в такой мере, в какой ребенок может явиться орудием воли взрослого. Давление авторитета Виталии и матери и тяжелые волнения, которыми была полна Терновская атмосфера, а затем потрясающая сцена первого закапывания ввергли его в состояние нравственного безразличия и бесчувственности. Спокойствия, с которым Ковалев передавал подробности потрясающей сцены закапывания живьем своей сестры, справедливо производило наиболее тяжелое впечатление на всех, кто выслушивал этот рассказ непосредственно от самого Ковалева. Нравственная бесчувственность сказалась почти во всем, Ковалев перестал испытывать чувство страха и ночью, после совершенных им убийств, не испытывал боязни. Таково было состояние этого человека, в сущности доброго по природе!

Нравственное освобождение этого порабощенного человека началось тотчас после смерти Виталии. Рассказы об этом Федора Ковалева, отличающиеся детской искренностью и простотой, полны психологического интереса.

Закопавши Виталию, своих близких и большую часть жильцов скита, Ковалев вернулся в опустевший скит, где он нашел старика Я.Я. и еще двух-трех лиц. Согласно данному Виталии обещанию, он не ел и не пил, оставаясь в твердом намерении запоститься, и ждал, что через три-четыре дня наступит светопреставленье, как предсказывала Виталия.

– Три или четыре дня ничего не ем и не пью, – рассказывал Ковалев, вижу – нету светопреставленья; я напился водицы на четвертый день. На пятый день нету свето-преставленья, – я съел баклажанчик. Так прошло две недели, продолжал он, вижу светопреставления нету, в острог не берут, войны нету, что такое, думаю себе, и стал хлеб есть и так помаленьку стал все есть.

Таким образом, освободившись от гнета чужой мысли и воли, Ковалев стал правильно понимать окружающие явления и сообразовать с этим пониманием свои действия.

Нравственное восстановление Ковалева идет медленно и в ту пору, когда мы имели случай беседовать с ним (28-го июня), его нравственные силы еще носили глубокие следы потрясения, но уже он стоит на верном пути; в первые дни после закапывания жены и детей, Ковалев находился в полном нравственном безразличии и бесчувствии и лишь в дни Рождественских праздников 25-го и 26-го декабря, войдя вечером в свою опустелую избу, он впервые почувствовал жалость к умершим и заплакал, но сердце не отходило. Большею же частью в душе оставалось тупое безразличие, которое формулировалось в такую фразу: «не жалко и не страшно, потому что они пошли не на муку, а в царствие небесное». И, однако ж мысль о переходе близких в царствие небесное не давала душе никакой радости, оставляя в ней какую-то тяжелую и непонятную пустоту. Самое чувство стыда и виновности как бы совсем угасло. Но с течением времени, мало-помалу, печальные воспоминания и тихое раздумье постепенно просветили его душу, и по мере восстановления чувств, мысль Ковалева шаг за шагом начала освещать протекшие как в кошмаре, события. Теперь Ковалев начинает понимать, что «горше всех Виталия виновата», и в объяснение веры в нее говорит: «она не ест, не пьет, молится, грамоту читаешь и она это все одобряла, т.е. закапывания; на нее все положились: Анюта, Фомин, – все на нее положились, потому что она постница, воздержница, никто не думал, что это – одна погибель (т.е. погибель в том, что слушали Виталию). И как это не перебили (т.е. не помешали), и не нашлось такого человека, чтобы рассказать» (т.е. объяснить, образумить) – закончил он с глубоким сожалением о невозвратном.

В заключение наших бесед, на вопрос о жене и детях, Ковалев снова повторил: «сердце и теперь все болит и не отходит. Спать – сплю, а как проснусь – сейчас сердце болит. И как не болит? Другой матери и другой жены не будет.

В настоящее время Ковалев со всеми говорит вполне откровенно и с особенною искренностью; на каждый вопрос отвечает подробностями, которые превышают самый запрос собеседника. Видимо, что в обмене мыслей он находит себе утешение. Из уст его часто слышится фраза: «и как не нашлось человека, чтобы объяснить».

К концу нашей продолжительной беседы с Ковалевым неожиданная ассоциация вызвала в нашем уме цепь мыслей о бедной простодушной Чешской вдове, которая положила свою вязанку дров на пылавший костерь Гусса. Она умерла с утешительной мыслью, что совершила доброе дело, прибавив лишний огонь для еретика. Такой же нравственно-бедный и простодушный Ковалев сделать нечто, беспредельно превосходящее подвиг Чешской вдовы, и теперь прозрел и пришел к ясному пониманию своего непоправимого заблуждения.

Теперешний Ковалев – это тихая, не усыпающая грусть о невозвратном и неустанное искание истины, для рассеяния следов еще не вполне исчезнувшего из души тумана

События, подобные тем, которые случились в Терновских хуторах, как ни кажутся поразительными и беспримерными, на самом деле представляют далеко не редкое явление в нашей истории и неоднократно происходили не только в течение XVII и XVIII веков и даже в нынешнем столетии. Терновская драма в такой мере сходна до подробностей с самоистреблениями, бывшими при царях Алексее Михайловиче, Иоанне и Петре Алексеевичах, что не может быть и речи о чем-нибудь новом и небывалому напротив, на все случившееся необходимо смотреть, как на печальное, но обычное историческое явление в русской жизни. Правда, явление повторяется все реже, и реже, но едва ли навсегда исчезло.

Издавна способы самоистребления были различные; из них самым частым способом было самосожигание. Для этого выбирались избы, обкладывались горючим материалом и зажигались, причем почти всегда гибли все, кто не ускользнул от роковой засады. Иногда делалась специальная постройка для гари, например, более или менее значительное пространство обносилось оградой из весьма горючих материалов (смолы, стружек, соломы и даже пороха). Сожигались более или менее в значительном числе – сотнями и даже тысячами. При Петре Первом сгорел (сжег себя) Князь Мышецкий со всей своей дворней – свыше 100 человек.

Другим нередким способом самоистребления было моренье голодом. Кроме того, употреблялось самоутопление, причем старшие топили детей или младших, сопротивлявшихся смерти. Наконец, практиковались и закапывания. Андрей Иоаннов, описывая случавшиеся при царе Алексее Михайловиче самосожжения, говорит: в Новгородской области многие в могилах живые погребались и тако живота своего бедного лишалися; и в той же Новгородской области тоже многие тысячи огнем в овинах горели и в лесах, а в луговой стороне в морильнях от учителей своих запертые помирали».¹⁴⁸

Обстановка, при которой происходили самоистребления в два последние столетия, до такой степени напоминает обстановку Терновских событий даже до подробностей, что нам невольно приходит на мысль, что в самоистреблениях мы встречаемся не просто с историческими или бытовыми явлениями, но в известной степени с явлениями патологическими, относящимися к разряду так называемых психических эпидемий.

Что касается причин этого странного явления, то нам почти буквально приходится повторят то, что было сказано двести лет назад в одном официальном документе. Описывая одно из самосожжений, случившееся в 1684 г. в Пошехонском уезде в поместье Сикорских, в деревне Лейкине, официальное донесение заканчивается словами, – что крестьяне, сожгли сами себя, а для чего то учинили, про то никто не ведает.¹⁴⁹

Историки, занимавшиеся вопросом о самоистреблениях, высказывают касательно причин этого явления мало определенные взгляды: но наибольшею определенностью отличается точка зрения Пыпина, который причину самоистребления видит в преследованиях, каким подвергался раскол со стороны правительства. Почти такой же взгляд как Пыпин, но гораздо резче, высказывает о самосожжениях автор предисловия к новому изданию «Истории Выговской Пустыни».¹⁵⁰ Но объяснения обоих авторов, если их признать верными, применимы только к некоторым случаям, так как известно из истории не малое число несомненных примеров, которые не могут быть объяснены с точки зрения преследовании. Нам кажется, что оба уважаемые историка обобщили частные случаи. В этом отношении интересны фактические данные, приводимые Сапожниковым¹⁵¹; из этих данных видно, что самоистребления практиковались по преимуществу в некоторых местностях, тогда как в других местностях они не случались или случались реже, несмотря на то, что именно здесь отношение властей к расколу было более резко. Наконец, такой крупный историк, как Соловьев, усматривает причину самосожигания не в преследованиях правительства, а в иных условиях. Очевидно и несомненно, что в самоистреблениях мы имеем дело с явлением сложным, которое не может быть объяснено одной исторической точкой зрения. Нам кажется, что важнейшим источником для объяснений самоистреблений могло бы послужить подробное психологическое и психиатрическое исследование тех лиц, которые были непосредственными участниками событий; но так как источник этот для Терновской драмы со смертью Виталии и других утрачен, то остается единственная возможность сделать некоторые выводы по этому важному вопросу, руководясь исключительно соображениями, основанными отчасти на фактических, отчасти на психологических данных. Психологические и психиатрические данные мы считаем в этом случае важным источником разъяснения и будем пользоваться этим источником, подтверждая наши выводы историческими справками.

К числу исторических данных относится прежде всего то обстоятельство, что самоистребление свойственно исключительно или почти исключительно расколу. В этом смысле можно сказать, что самоистребление – по крайней мере массовое, о котором у нас идет речь – относится к широкой области церковной или религиозной жизни, но оно не вызвано политическими или иными условиями. Политическая жизнь, социальные бедствия, преследования правительств скорее вызывают появление мятежей бунтов, активного сопротивления; в самоистреблениях же мы имеем дело с психологическим явлением глубоко пассивного типа. Этой своей стороной самоистребление ближе всего подходит к явлениям патологическим.

Другую отличительную черту самоистреблений составляет то обстоятельство, что они всегда совпадали с какими-либо особыми событиями церковной жизни. Так, частые массовые самоистребления при Алексее Михайловиче, при царях Федоре, Иоанне и Петре Алексеевичах соответствовали времени появления раскола. В это время в русской жизни самоистребления были чрезвычайно часты. Но и эта связь не противоречит предположению, что в самоистреблениях мы имеем дело с явлениями, не лишенными, между прочим, и болезненного оттенка. В самом деле, с психиатрической точки зрения можно считать вполне доказанным, что политические перевороты и религиозные события всегда оказывали влияние на увеличение числа душевных заболеваний или на более резкие проявления тех болезненных состояний, которые до того времени были выражены слабо или оставались скрытыми. Этот факт, конечно, необходимо понимать в том смысле, что всякого рода преобразования и перемены в жизни политической или в вопросах совести и т.п., составляя успех жизни, требуют напряжения и подъема сил. На такой подъем способны только лучшие люди, но не те, кто слаб душой и телом. Прогресс жизни подвигает вперед лучших людей и выбивает из строя или оставляет за флагом неподготовленных и слабых. В вопросах умственного или нравственного прогресса такими слабыми обыкновенно являются субъекты с так называемыми болезненными и неправильными характерами. Болезненные характеры, менее заметные при обычном течении жизни, могут резко проявиться в ту пору, когда жизнь делает поворот, к которому эти натуры не могут так легко приспособиться, как натуры нормальные. В таком случае эти натуры обнаруживают странную деятельность и даже заболевают психически в эндемических или эпидемических размерах. Таким образом преобразования или реформы отдели ют здоровое от болезненного и являются той силой, которая увлекает за собой все здоровое и ломает все болезненное и слабое.

Исследуя явления самоистребления с изложенной точки зрен1я, мы встречаемся с некоторыми существенно важными фактами, указывающими на видную роль болезненных натур при всех преобразованиях: натуры эти резко выступают со своей психопатической реакцией и, как странные персонажи в драмах, подчеркивают собою могучий ход реформы.

Во всех случаях самоистреблений яркой чертой, заметной в настроении масс, является пессимизм, отсутствие веры в лучшее будущее и упадок духа. Типический пример такого состояния духа находим в Письменных Известиях Чаусских раскольников. Ныне, говорится «в Известии, как духовные и земские власти не по избрании Святого Духа поставляются, а злата ради, того ради они нарицаются от бесов, а не от Бога; того ради нынешние власти во всем жестоки, гневливы, наглы, люты, яры, нестройный, страшны, ненавистны, мерзки, не кротки, лукавы; своими ересями и прельщением они отставляют человеков от пути правого и сводят в погибельный путь», «ныне во все страны посылают указы и взаконения с посланники жестокими, – те нарицаются бесы, чувственные человеки… Ныне гладь по всей земле, запустение церкви, умножение ересем"… Как видно, речь идет не о каких-либо исключительных, но о самых обыкновенных общественных недостатках, а между тем тон, которым описываются эти недостатки, свидетельствует о крайнем пессимизме авторов и указывает на их болезненную чувствительность, на душевное страдание, вызванное преувеличенной оценкой обычных общественных зол. Таким оттенком отличается большая часть раскольнических писаний и жалоб, но в особенности такой отпечаток замечается в словах и жалобах тех, которые обрекали себя на самоистребление. Весьма замечательно, что, даже и в этих крайних случаях, жалобы нередко носили характер общих печалований и всеобщего недовольства всем, без указания на какие-либо конкретные обстоятельства или частные события, вызвавшие такое настроение. Все такие жалобы отличаются общим и субъективным отпечатком мало мотивированной мiровой скорби. Читая эти жалобы и взвешивая психологические оттенки чувств, которыми они запечатлены, мы приходим к убеждению, что в большинстве случаев стремление к самоуничтожению вызвано было скорее субъективными состоянием, нежели внешними событиями. Внешние же события, в этих случаях, служили лишь поводом к самоистреблению, но вовсе не причиною: истинная причина коренилась в болезненном настроении и в давнем, готовом пессимизме, которым жили отдельные лица или целые группы людей.

Рядом с пессимизмом и с крайней болезненной чувствительностью всегда стоит склонность к самоубийству у раскольников ХVII века. Эту связь тонко подмечает Андрей Иоаннов. К самоубийству столько склонны, говорил он, что всегда наведываются, где, когда и сколько сожглось или запостилось самовольно.¹⁵²

Пессимизм и стремление к самоубийству яркой чертой проходит и в Терновских событиях. С полным правом можно сказать, что события эти являются беспочвенными и безосновательными и представляют собою плод измененного настроения духа, вызванного психопатическими причинами, но не внешними событиями. В самоистреблениях Терновских, как и в самосожиганиях XVII века, мы видим следующие сходные психологические черты: замена рассудка чувством, слабая воля и склонность к самоубийству.

Было бы крайне важным делом разрешить вопрос о том, к какой болезни, или к какому психическому состоянию относится группа указанных симптомов, – можно ли их отнести к большой истерии или к так называемому утомлению жизнью – taedium vitae. То и другое психопатическое состояние может появляться как у отдельных лиц, так и у целых масс людей. Главным образом является искусственным результатом психологического подбора. Этот подбор можно проследить в истории самосожжений XVII и XVIII века, но в особенности в Терновских событиях.

В истории самосожиганий мы постоянно встречаемся с фактом более или менее продолжительной подготовки масс путем пропаганды, увещаний и обманов со стороны так называемых учителей, как их называет народ, или расколоучителей, как они именуются официально. Эти учители, помощью разнообразных приемов, старались объединить субъектов болезненного и психопатического типа и направить их сообща к той цели, к какой те стремились, т.е. к самоистреблению. В этих случаях учители в сущности делали то же, что теперь делают американские клубы самоубийц. Без сомнения, в этих случаях религиозные агитаторы пользовались существовавшей в населении склонностью и старались ее развить и придать ей более широкие размеры. Замечательно, что во многих случаях кажется, даже в большей части случаев, агитаторы сами не участвовали в самосожиганиях, но ограничивались тем, что, увлекши множество жертв в роковую засаду, сами незаметно ускользали от опасности, оставались в живых и даже пользовались имуществом сгоревших. Множество примеров подобного рода приведено у Сапожникова.¹⁵³ Об этом свидетельствует также Димитрий, митрополит Ростовский.¹⁵⁴ Правда, случалось, что агитаторы самосожиганий и сами участвовали в общей гибели, но чаще, однако же, они сожигали других, а сами оставались в живых. Без сомнения, это делалось зачинщиками не всегда по дурным побуждениям (например, для грабежа, для захвата имущества сгоревших и проч.), но чаще всего с тою целью, чтобы сохранить самих себя для дальнейшей деятельности. Совершенно то же наблюдаем и в Терновских событиях. Как мы видели выше, главнейшие руководительницы Терновских событий, Виталия и Поля Младшая первоначально не предполагали лишать себя жизни, и самоубийство их явилось для них впоследствии актом неизбежным по мотивам чисто внешним.

Еще большее сходство Терновских событий с самосожиганиями минувших веков обнаруживается в подборе жертв. Главнейшим орудием этого подбора явился Терновский скит, куда стекались лица одинаковых убеждений и сходных настроений духа. Подбор усиливался деятельностью Виталии, которая сортировала старых жильцов и вновь прибывающих. Благодаря такой сортировке, население скита состояло из одряхлевших и полуумных субъектов, а также из пессимистов и людей псиихически-больных, мрачных, боязливых, подозрительных, которые, утратив чувство жизни, могли пребывать в полутемных, грязных удушливых келиях скита, похожих более на логовища животных, чем на человеческое жилье. При таком составе скита – его влияние на чувствительных нервных людей и особенно на детей и подростков оказалось чрезвычайно вредным. Дети и одряхлевшие старики подпали всецело влиянию скита.

Таким образом возникло патологическое ядро, состоящее из субъектов наиболее болезненных и односторонних. Эта сплоченная масса, объединенная и руководимая Виталией, производила значительное действие на окружающую среду. В руках Виталии скит явился истинным орудием патологического подбора и опаснейшим источником психической заразы. Подобные факты не новы в истории. Вредное влияние раскольничьих скитов было известно издавна. Уже в прошлом столетий (в 1723 году), в видах предупреждения самосожжений, Святейший Синод постановил: «Сообщить Сенату ведением о самоохотно сгоревших раскольниках, требовать распоряжений его о рассылке крепких указов ко всем вотчинникам, или их управителям о том, чтобы они нигде в поместьях своих, ни под каким видом, не дозволяли раскольникам строить скитов себе и пустынек, а, чтобы жили подобные люди с прочими крестьянами в селах и деревнях неотложно».¹⁵⁵ Это сообщение Синода показывает, что опасное значение объединения и сплочения помешанных и психопатов было давно замечено.

В Терновских событиях мы встречаемся, кроме того, с проявлением, в более резких формах, того условия, которое замечается и в других психопатических эпидемиях, именно мы видим здесь непосредственное участие в деле, не только психопатических субъектов, но и помешанных. Влияние помешанных на здоровых людей, насколько нам известно, не было предметом научного исследования, но оно несомненно существует и становится особенно заметным в периоды умственных брожений и психических эпидемий. В психопатической эпидемии 1892 года, среди штундистов Киевской губ., известной под именем Молеванщины¹⁵⁶, которую мы имели случай наблюдать, во главе движения стоял Малеваный, (штундист) страждущий типической формой помешательства. Подсчет количества помешанных в нескольких деревнях показал, что количество помешанных в секте Малеванцев было больше, нежели в среде остального населения, не принимавшего участия в религиозном брожении. Было также замечено, что религиозное брожение поддерживалось в населении ближайших к Киеву уездов, пока сам Малеваный находился в доме умалишенных в Киеве. А когда Малеваный был отдан на попечение родных и появился в среде невежественного сельского населения, брожение значительно усилилось и охватило многие уезды Киевской и смежных губерний: начались паломничества к Малеваному, и стали то там, то сям, среди здорового дотоле населения, вспыхивать эпидемии большой истерт с судорогами, галлюцинациями и бредом. Но когда вслед затем Малеваный опять был изъят из населения и помещен в отдаленную от Киева Казанскую Окружную Лечебницу для умалишенных, религиозное брожение в народе стало быстро стихать и уже не возрастало. Несомненно, что присущее умалишенных в среде невежественного населения не может оставаться без вредного действия на некоторую часть этого населения, заметное в обыкновенное время – влияние это проявляется с особенной силой при обстоятельствах исключительных. В Терновских событиях такое крайне вредное влияние производил идиот Дмитрий Ковалев и две помешанные Поля Старшая и Виктория Рассейская, а также Авдотья Ковалева, Сухова (мать) и вероятно другие.

Немалые трудности представляет решение вопроса, что именно послужило непосредственным ближайшим поводом к развитию эпидемии Терновских самоистреблений. В прессе указаны были два события: всеобщая народная перепись и открыты мощей Святителя Феодосия Углицкого. Первое событие относится к области политической жизни, второе к церковной. Внешним образом Терновские события несомненно связаны с всеобщей народной переписью, однако же, по своему внутреннему характеру, события эти всецело относятся к сфере религиозной, или церковной жизни. Правда, трудно указать непосредственную связь Терновской эпидемии с церковным торжеством 9 сентября; но, по времени, некоторая связь, по-видимому, существует. Без сомнения, открытие мощей святителя Феодосия явилось крупным событием не только в церковной, но и в народной жизни: оно вызвало общее народное возбуждение, выразившееся подъемом духа, паломничеством, усилением надежд и чаяний. Несомненно, также, что на раскольников и других диссидентов это церковное торжество не могло не произвести противоположного действия, не могло не напомнить об их обособлении, о мучительном религиозном отщеплении и отделении от великого народного организма, с которым они соединены языком, бытом, обычаями и в то же время резко разграничены в церковном и вероисповедном отношении. При религиозности русского народа это разделение является весьма существенным обстоятельством для народной совести и влечет за собою нечто в роде безмолвного, непрекращающегося суда одной стороны над другой, т.е. православных и старообрядцев. Этот народный суд явно сказался во время отрывания трупов погибших сектантов, когда тысячи зрителей своими массами запрудили Терновские хутора, и когда сотни изумленных лиц, собравшихся на крышах, деревьях, возвышенных местах, устремили взоры свои на страшную картину откапывания трупов. В собравшейся толпе слышались угрозы, раздавались проклятия; в настроении тысяч присутствующих сказывалось строгое осуждение не только Терновским сектантам, но и всему расколу. Это осуждение принимали на свой счет не одни Терновские обитатели, но и многочисленные представители других раскольнических толков и согласий, присутствовавшие при открыли трупов. Они чувствовали тяжесть события, которое ложилось укором на весь раскол без различия его партий. Таким образом разделение русских людей на старообрядцев и православных не остается без серьезных психологических последствий; оно способно колебать настроение народных масс в особенности среди событий исключительных. Успех и подъем духа у одних может вызывать противоположный чувства у других. И в самом деле многие события в церковной жизни православных вызывали у старообрядцев то фанатизм и озлобление, то упадок духа и скорбь. Скорбь, печаль, упадок духа и неразлучная с ними наклонность к самоубийству появляются именно у лучшей части раскольников, у людей с нежной душой, для которых рознь по высшим вопросам жизни является источником глубокого страдания, истинной мiровой скорби. В этом смысле и торжество 9 сент. не могло остаться без влияния на старообрядцев.

Таким образом, церковное торжество 9-го сентября произвело значительное впечатление на народные массы впечатление весьма неодинаковое для православных и для старообрядцев. По понятиям народной совести, открытие мощей Феодосия Углицкого явилось событием, оправдывающим одну сторону и осуждающим другую. Говорят, что такое именно настроение замечалось осенью минувшего года в среде Терновских сектантов и послужило основанием пессимизма, который так резко проявился именно в это время.

Пессимизм особенно был заметен в Терновском ските, и деятельность Виталии и ее сотрудниц по скиту является попыткой противодействовать этому настроению, найти героическое лекарство против болезни, которая грозила поразить многих. По-видимому, эта решительная женщина задалась смелой мыслью устроить в Терновских хуторах священное место, богатое останками мучеников, у таинственных могил которых должны были стекаться поклонники, подобно тому, как это случилось в Чернигове. Это предположение, слышанное нами на месте происшествия, подтверждается поведением Федора Ковалева. Когда в его присутствии происходило откапывание замурованных сектантов, его настроение носило характер уверенности и торжественного ожидания; но он сразу упал духом, когда его взору представились трупы с признаками разложения и с ползавшими по ним червями: он увидел не то, что ждал. Это обстоятельство поколебало его фанатическую уверенность в правоте религии, которой он служил, и явилось исходной точкой поворота в его мыслях и началом откровенных признаний.

Несомненно, что Виталия и Поля не чужды были некоторых исторических сведений о самоистреблениях в русском расколе. Обь этом можно судить по стилю и содержанию той записки, которая была подана из скита счетчикам народной переписи, и которая была редактирована, по всей вероятности, Полей Младшей. Записка эта во многом напоминает те челобитные и заявления, которые писались в ХVII веке раскольниками, готовившимися к гари. Весьма правдоподобно, что в уме Виталии или Поли Младшей, на основании исторических сведений, созрел план ответить на церковное торжество 9-го сентября так, как раскольники XVII и ХVIII века на церковные реформы.¹⁵⁷ С этой целью Виталия и Поля Младшая воспользовались готовыми описаниями самоистребления в русском расколе и подобно учителям XVII века возбудили известное настроение в Терновском ските и отсюда направили его в Терновские хутора. Их личные качества обеспечили им успех печального дела.

В заключение нельзя не высказать некоторых общих мыслей, который невольно возникают в уме при чтении скорбного сказания о беспримерном несчастии, поразившем раскол в лице Терновских сектантов. Никогда печальное состояние раскола не обнаруживалось в более мрачных красках, как в Терновской драме. Поэтому не должно быть в отношении несчастных сектантов иного чувства, кроме безграничной жалости, и иного отношения, кроме самых искренних братских усилий к примирению и объединению с ними. Каковы бы ни были понятия о расколе с догматической и обрядовой стороны, нельзя не признать того факта, что все держащиеся старой веры – дети того же доброго русского народа, что они строго хранят в себе все его народные черты и остаются верными народному духу даже за пределами отечества.

В виду этого истинная забота о них (а не одни догматические словопрения с ними) является самым настоятельным и самым не отложенным долгом Церкви и государства.

И. Сикорский

Распоряжением св. Синода в 1885 году в курс семинарских наук введены история и обличение раскола и сектантства. Мера эта ближайшею своею задачею имеет достодолжную подготовку кандидатов священства в пастыре-миссионерской деятельности, а чрез то и возвышение успехов собственно приходской миссии.¹⁵⁸ Таким образом, кафедра истории и обличения раскола в наших духовных семинариях является еще новою, а наука эта только нарождающеюся. Однако в течение истекших 12 лет существования настоящей кафедры у семинарских преподавателей миссионерских наук достаточно накопилось наблюдений и опытов для критической опенки степени соответствия задачам миссии учебных курсов, программы науки и вообще для суждений о наилучшей постановке преподавания как истории, так и обличения расколо-сектантства.

Пользуясь присутствием большинства семинарских преподавателей по этой кафедре на Казанском миссионерском Съезде, последний признал полезным для миссионерского дела образовать комиссии для обсуждения вышеизложенного вопроса. В этой комиссии принимали самое живое и деятельное участие все прибывшие на съезд преподаватели семинарии, а также доцент Московской академии И.М. Громогласов, проф. Казанской академии Н.И. Ивановский и некоторые из миссионеров. Председательствовал в комиссии преподаватель Ставропольской семинарий, свящ. о. В. Кутепов, автор известного труда «Хлысты и Скопцы». Занятия комиссии состояли в живом обмене мнений ближайших, деятелей этой науки относительно методов и способов преподавания, распределения учебного материала, оценки учебных курсов и проч. «Учебная комиссия», как называлась эта секция Съезда, представляла собою небывалый в летописях духовных учебных заведений съезд преподавателей предмета. Члены этой комиссии собирались чаще и более всех прочих, несомненно и вынесли из своих совещаний громадную пользу как каждый для себя, так и все для общего дела. Можно искренно пожалеть о тех преподавателях, которые не могли прибыть на съезд и воспользоваться чрез то всею совокупностью живых мнений и братских советов своих коллег.

В виду важности значения кафедры истории и обличения для миссионерства, мы считаем полезным на страницах «Мис. Обозрения» привести из протокола главнейшие заключения данной комиссии.

Прежде всего по вопросу о расположении и содержании учебного материала комиссия высказала следующие соображения.

1) По истории раскола

Выходя из того основного положения, что история русского старообрядческого раскола, сообщая ученикам точные исторические сведения о начале, дальнейшем развитии, о распространении и о современном состоянии русского раскола и его различных толков, должна служить прежде всего и главным образом подготовительною ступенью к изучению обличения его, комиссия признала: а) желательным, чтобы при изучении истории раскола обращалось главное внимание на внутреннюю его жизнь и, чтобы раскольнические его секты поставлялись в генетическую связь между собой, так, чтобы каждому ученику ясно было, как одно заблуждение порождает другое, как одна секта с необходимостью вызвала появление другой. Только при таком способе изучения многочисленных раскольнических толков можно ожидать, что ученик не спутает, напр., филлиповщину с федосеевщиной или поморщиной; б) Желательным признавалось также и то, чтобы обзор внешних правительственных мероприятий по отношении к расколу выделен был в особый отдел. При этом высказано, что таковой обзор существенного значения для полемики с расколом не имеет, да и вообще обстоятельное изучение этого отдела истории раскола может иметь значение только для ученого исследователя, а потому комиссия полагала при изучении этого отдела ограничиваться сообщением только общих сведений. Но при этом признано полезным и желательным ввести в этот отдел ознакомление учеников со всеми, действующими ныне законоположениями о раскольниках и сектантах, а – попутно – и с некоторыми, имеющими особенно важное значение, кассационными решениями правительствующего Сената по делам о раскольниках и сектантах; в) чтобы обзор духовных воздействий в ослаблению раскола также составлял особый отдел и притом с таким характером изложения, чтобы всякий мог видеть всегдашнюю и неизменную благопопечительность отечественной Церкви об обращении заблудших на путь истины, а равно и значение тех или других действий церковной власти или бывших полемических произведений особенно древнего времени.

г) Признано, что история учреждения и постепенного распространения единоверия, существующего уже более столетия, может по справедливости занимать в истории раскола особый отдел хотя бы под таким заглавием: «Возвращение раскольников к православию».

д) Сверх сего, усмотрено некоторое практическое неудобство, встречающееся при прохождении курса истории раскола, заключающееся в том, что изучение истории русской Церкви начинается в V л. и патриарший период приходится изучать узе тогда, когда история происхождения раскола окончена; поэтому многие ученики недостаточно усвояют сведения об обстоятельствах, благоприятствовавших происхождение раскола. Комиссия выразила желание, о возможном устранении этого неудобства.

2) По обличению раскола

а) Так как изучение древних раскольнических сочинений, как пособий для ознакомления учеников с учением раскольников, в настоящее время не встречает особенной надобности в полемике с расколом, по общеизвестности их существенного содержания, то, разделив эти сочинения по группам, соответственно содержанию, достаточно ознакомить с существенными чертами каждой группы. Что же касается новейших произведений раскольнической литературы в роде сочинений: Швецова, Мельникова, Перетрухина и пр., то, в виду их современного значения, полезным представляется ознакомлять с ними учеников в соответствующих отделах науки; б) При изучении главнейших полемических сочинений православных писателей древнего времени необходимо обращать внимание не только на положительную сторону содержания этих сочинений, не имеющую теперь в полемике особенного значения, но особенно на отрицательную, или на те недостатки, «похуления», как выражаются раскольники, которые заключаются в этих книгах. Опыт показывает, что раскольники в беседах с православными особенно любят указывать эти недостатки в полемических сочинениях наших писателей и иногда злонамеренно приписываюсь последним такие похуления, которых вовсе нет в их сочинениях, хотя это ознакомление с большею пользою может быть отнесено в отдел «о порицательных выражениях»; в) В целях методических учение о Церкви, таинствах представляется полезным поставить на первом месте и при том не разрывать этот отдел на несколько частей, расположенных в разных местах обличения раскола, и главу об обрядах отнести на последнее место. Такое расположение предметов требуется и самым существом дела, ибо учение о Церкви имеет характер догматический и всякому православному полемисту прежде всего необходимо разобрать, опровергнуть, уничтожить неправое учение раскольников об этом предмете, а рассмотрение обрядов имеет второстепенное значение и их следует рассматривать преимущественно с апологетико-полемической стороны; г) Замечено, что по религиозно-нравственной жизни православных христиан и о недостатках православного духовенства в отправлении им богослужения и церковных тайнодействий представляется возможным вместо излишних подробностей в науке обличения раскола ограничиться лишь общими замечаниями об этом предмете; д) В виду того, что и древние и современные раскольники придают особенно важное значение вопросу о клятвах собора 1667 года, желательно обратить особое внимание на разъяснение этого вопроса, так чтобы ученик в силах был ясный дать ответ вопрошающему. Причем вопрос о порицательных, возражениях в полемических книгах следует поставить отдельно; е) При разборе учения беспоповцев о таинствах достаточно ограничиться таинствами крещения, покаяния и причащения. О таинстве брака можно и не упоминать в обличении раскола, если только этот предмет с достаточною полнотой изложен был в истории раскола на основании полемики поморцев и федосеевцев. О таинствах миропомазания и елеосвящения сделать краткие замечание.

3) По истории и обличению сектантства

а) Желательно, чтобы при изучении истории сектантства обращено было особое внимание на местные секты; б) В виду почти повсеместного распространения штундо-баптизма, пашковщины, толстовщины и др. рационалистических и мистических сект, угрожающих православному населению, комиссия рекомендовала обратить особенное внимание на обличение упомянутых сект, вместе с тем комиссия полагала: кроме тех сведений, который сообщаются при обличены протестантства в обличительном богословии, необходимо ознакомить учеников и с теми своеобразными приемами и способами доказательств своей правоты, которые практикуются нашими русскими сектантами.

Независимо от изложенного, комиссии имела суждение и по вопросу о служебном положении преподавателей по истории и обличению русск. расколо-сектантства и о ведении преподавателями по сей кафедре собеседований с раскольниками и сектантами. а) Признавая таковые собеседования желательными и полезными в делах педагогических и вероохранительных, комиссия полагала, что таковые собеседования могут быть ведены названными преподавателями в воскресные дни Филиппова поста и св. Четыредесятницы, как время более удобное для учеников, которые достаточно будут подготовлены на уроках к слушанию бесед, так и для народа, который более охотно посещает беседы в это именно время года.

б) Но принимая во внимание, что труд по заведыванию семинарскими библиотеками представляется в высшей степени кропотливым, отнимающим значительную часть времени, а вместе труд этот и ответственный, требующий при том от лиц, ведущих это дело, особой склонности и способностей, а также имея в виду, что преподавателя истории и обличения русского раскола и сектантства, помимо обязанности ведения бесед с раскольниками и сектантами, возлагаются и другие, не менее важный и сложный, как, например: изучение местного раскола и сектантства (по требованию объяснительной записки к программе учения о русском расколе), деятельное участие в советах братств и епархиальных миссионерских комитетов, исполнение разных поручений епархиальных преосвященных, консисторий по делам раскольников и сектантов, например: чтение рукописей раскольнических и сектантских с своими заключениями, а временами и командировка в зараженные расколом и сектантством местности, производство экспертизы по требованию судебных следователей, вызов в окружные суды, в качестве экспертов и проч., и наконец, принимая во внимание, что об освобождении и преподавателей названных предметов от заведывания библиотеками уже было возбуждено ходатайство пред Св. Синодом вторым миссионерским съездом, – комиссия постановила: просить Съезд о возбуждении нового ходатайства пред св. Синодом относительно освобождения преподавателей истории и обличения русск. раскола и сектантства от заведывания семинарскими библиотеками, как отвлекающего от прямых, а частью и косвенных, возлагаемых на них обязанностей. При этом комиссия указала и на тот прискорбный факт, что в последнее время некоторые преподаватели истории и обличения русского раскола и сектантства, достаточно опытные и знакомые с делом, оставляют эти кафедры.

в) Комиссии возбуждала также ходатайство пред св. Синодом и о том, чтобы в тех семинариях, в которых есть штатные параллельные отделения в V и VI клас., каждый урок сверх 7 оплачивался особо, как это делается по отношению к преподавателям, имеющим 12 уроков.

г) В виду требований объяснительной записки к программе преподавания учения о русском расколе, чтобы преподаватели этого предмета изучали местный раскол и сектантство – желательно, чтобы им были доступны архивы местных консисторий и братств, чтобы они обязательно состояли членами советов братств и миссионерских комитетов и чтобы в случаях, если им нужно будет, с целью ознакомления с расколом и сектантством, сделать поездку в села или местности, зараженные расколо-сектантством, предоставлялись каждый раз – необходимым для сего епархиальные средства, и

д) Комиссия, принимая во внимание, что отпускаемых на семинарские библиотеки средства недостаточны просила съезд возбудить ходатайство пред св. Синодом о безмездном снабжении семинарских библиотек необходимыми старопечатными книгами единоверческой печати, без которых совершенно невозможно ведение уроков с учениками по обличению раскола, а равно и ведение бесед с раскольниками, где таковые могут быть.

Окончание¹⁵⁹

Содержание: Организация секты. Причины, содействовавшие распространению и продолжительному существованию секты. Отношения гражданского и духовного правительства к сектантскому обществу. Замечательные борцы против секты и особенные меры борьбы с нею.

Мы теперь подошли к такому пункту в истории духоборческой секты, который наименее всего поддается в желательной степени точному определению и полному описании. Разумеем организацию сектантского общества. В то время как относительно истории и вероучения сектантов сохранились хоть какие-нибудь, правда, далеко истинные и часто противоречивые сведения, касательно устройства духоборческой секты не имеется почти никаких положительных, тем более документальных свидетельств. Причины этого заключались, кажется, в следующем. Сами духоборцы всегда тщательно скрывали от посторонних лиц эту сторону своей жизни и старались обходить ее, по возможности, совершенным молчанием в тех показаниях, какие они иногда соглашались давать относительно своих религиозных убеждений. С другой стороны, и всякому постороннему исследователю, или наблюдателю невозможно было проникнуть во внутреннее устройство духоборческой общины, которая во все время своего существования отличалась крайнею нетерпимостью и никого не допускала до этого.

Можно думать, что до переселения духоборцев на «Молочные Воды» у них не было определенного, точно выработанного общественного устройства, так как тогда секта не представляла особого целого и единого общества, а состояла из небольших общин, разбросанных по разным городам и (преимущественно) селениям нескольких губерний. Тогда нисколько отдельных личностей, крепко соединенных между собою общими религиозными убеждениями, образовали из себя особое общество. Таких обществ было множество и обособлению их особенно содействовало то обстоятельство, что сектанты, в силу религиозных своих убеждений, нетерпимо относились к православным, в свою очередь, враждебно настроенным в отношении к ним. Подобные духоборческие общества, не смотря на свою разбросанность и пространственную обособленность, были связаны между собою внутренним единством, которое состояло в единстве вероучения и высшего управления, причем это последнее существовало только в теории. Как и нередко бывает в новообразовывающихся сектантских обществах, так и у первоначальных духоборцев существовало теократическое управление. По учению сектантов, верховным правителем их был Сам Бог. Отголосок этого древнего учения сохранился и в катехизисе современных духоборцев, где на вопросы: «есть ли у них царь» и «признают ли они власть человеческую» даются такие ответы: «наш царь – Бог Отец, а управитель – Христос Спаситель. Признаем мы власть человеческую, которая от Бога дана, тому власть от Бога дана, кто всем слуга».

Понятно, что в обществе, где признавалось верховное управление Самого Бога и власть понималась, как служение всем, должно было существовать полное равенство всех членов его, которые, собираясь все вместе, должны были руководить течением общественной жизни. Так оно и было, кажется, в первоначальных общинах духоборцев, существовавших до переселения их на «Молочный Воды». По крайней мере неизвестный автор записки о духоборцах, относящейся к 1805 г., прямо говорит, что у них «строго наблюдается почтение детей к плотским родителям и вообще младших летами к старшим, хотя сии старшие и даже родители не присваивают себе над ними никакой власти, почитал себя духовно им равными… В обществе их совершенно нет никаких старшин, кои бы управляли и распоряжали(сь) обществом; но общество управляет всеми и каждым».

Но, разумеется, подобное устройство духоборческих общин не могло существовать долго. Оно могло иметь силу и значение только до тех пор, пока среди духоборцев был сильный подъем религиозного чувства. Только при этом последнем условии не могло быть между ними «никакого беспорядка и разногласия», о чем говорить вышеупомянутый автор записки 1805 г. с такою уверенностью, кажется, не совсем основательно и поспешно. С течением времени в духоборческих общинах, как и во всяких человеческих обществах, должны были непременно появиться злоупотребления, пороки и преступления, для искоренения которых и для установления порядка необходимо потребовалась реальная и притом сильная власть. И такая власть, действительно, существовала среди духоборцев гораздо раньше появления их на «Молочных Водах». Вопреки категорическому утверждению автора записки 1805 г., что в обществе духоборцев не было никакой власти, никаких старейшине и веб были равны, мы видим еще во второй половине ХVIII в., по крайней мере, среди некоторых духоборческих общин вожаков, которые и были действительными начальниками и руководителями их, деспотически управлявшими ими, следившими за поведением всех членов общины и принимавшими решительные меры к искоренению замеченных беспорядков.

Такими именно вожаками, или главарями духоборцев были в прошедшем столетии Силуан Колесников среди екатеринославских и Илларион Побирохин и Савелий Капустин среди тамбовских сектантов. Власть и начальнические права этих вожаков первоначально основывались исключительно на выдающихся личных дарованиях их. Судя по сохранившимся о них сведениям, все они были люди крепкого ума, сильной воли, все обладали хорошим даром слова, а иные из них к тому же отличались и внешнею представительностью, импонировавшею их подчиненным. Так, напр., о Силуане Колесников известно, что он был даровитый от природы человек, грамотный и любил произносить речи пред своими единоверцами в мистическом духе, причем речи его всегда производили сильное впечатлите на слушателей. Илларион Побирохин, заимствовавши, по мнению некоторых, свои духоборческие заблуждения от Колесникова и перенесший их из екатеринославской в тамбовскую губернию, был богатый человек, оптовый торговец шерстью, производивший широте торговые обороты в соседних губерниях и потому много видевший и слышавший, – словом бывалый и многоопытный человек; кроме того, он имел чрезвычайно увлекающиеся характер и обладал хорошим даром слова и силою убеждения. Как Колесников, так и Побирохин пользовались большим уважением в среде своих единоверцев и были влиятельными руководителями тех общин, к которым они принадлежали.

Но еще большее значение, чем оба они, имеет в истории духоборческой секты Савелий Капустин, бывший преемником, а по мнению некоторых даже и сыном Побирохина. Он был одним из самых ревностных распространителей духоборчества среди православного населения тамбовской губернии, но самое важное значение его деятельности на пользу духоборческой секты состоит в том, что он был организатором ее. Особенному успеху его пропаганды и его выдающемуся положению в обществе духоборцев, подобно тому как это мы видели и относительно его предшественников, способствовали, без сомнения, его духовные дарования и самая наружность его. Это был мужчина высокого роста, атлетического сложения; осанка его была величественна, походка и взгляд его внушали невольное уважение. При внушительной наружности и душевные его способности были далеко незаурядны. Его острый природный ум, красноречие, замечательная память, причем он, по отзыву знавших его, мог прочитать наизусть всю библию и помнил все, чтобы и где бы ни прочитал, наконец, увлекательность речи, по временам переходившая в особенную вдохновенность и сильное одушевление, – все это невольно покоряло и располагало к нему каждого, кто только видел и слышал его. По всему этому, некоторые сравнивают положение и значение Капустина в духоборческом обществе с положением Иоанна Лейденского в обществе анабаптистов.

Но как человек очень хитрый и дальновидный, Савелий Капустин не мог, конечно, не сознавать всей непрочности своего положения, основанного единственно на силе впечатления его личных особенных дарований и преимуществе пред другими. Он желал сделать свое положение как можно более прочным и с этою целью воспользовался существовавшим в среде духоборцев ложным учением о переселении души Иисуса Христа. Попытки воспользоваться этим лжеучением в своих честолюбивых видах бывали, кажется, и прежде в среде духоборцев. По крайней мере, это положительно известно о Побирохине; а по другим свидетельствам и даже по уверению самого Капустина, высказывавшегося об этом пред своими подчиненными, еще в Колесникове духоборцы признавали пребывание души Иисуса Христа. Таким образом, Капустин только определеннее формулировал возникавшие среди духоборцев лжеучение и сообщал ему догматический, непререкаемый авторитет силою личного своего влияния.

Сущность этого лжеучения в том виде, какой придал ему Савелий Капустин, состояла в следующем. В первый раз, как Богу угодно было воплотиться, Он избрал для этого тело самого чистого и совершенного человека на земле, именно Иисуса Христа. С тех пор, как Бог открыть Себя в Иисусе Христе, Он постоянно остается в роде человеческом, именно в избранной части его, в духоборческом обществе, причем душа Иисуса Христа, выражающая высшее сравнительно со всеми человеческими душами божественное разумение, в силу закона переселения душ, постоянно переходить из одного избранного и праведного человека в другого и во время пребывания в каждом избранном сохраняет сознание и воспоминание о своем божественном начале. Поэтому, каждый человек, в котором она обитает, ясно сознает, что в нем – именно душа Иисуса Христа. Такими избранными в среде духоборцев были сначала Колесников и потому Савелий Капустин.

Такова была приблизительно история происхождения, или, точнее, появления среди духоборцев лжеучения о воплощении души Иисуса Христа в избранных людях. Весьма вероятно, что оно появилось и было принято всеми духоборцами не сразу, что оно могло вызвать много споров и даже противодействия со стороны отдельных лиц, но, благодаря исключительному влиянию Савелия Капустина среди духоборцев, проводившаяся им мысль восторжествовала и тогда он сделался не просто главарем, или какими были, напр., Колесников, Побирохин, но и богочеловеком, Христом, пророком, в котором обитала душа Иисуса Христа, а потому и законным земным владыкою и верховным главою всего духоборческого общества. В качестве такого верховного правителя и пророка, Савелий Капустин начал уже бесконтрольно и деспотически обращаться с своими подчиненными и путем деспотизма и хорошо рассчитанной политики успел организовать тесно сплоченное общество пока, на первых порах, из своих односельцев и ближайших духоборцев Тамбовского края.

Весьма важное значение в деле дальнейшего упрочения власти и положения Савелия Капустина посреди духоборцев, а также и расширения его прав над духоборцами не только Тамбовской, но и других губерний имело, несомненно, переселение духоборцев в одно место, именно на «Молочные Воды». Не будь этого последнего обстоятельства, исключительно влиятельное положение и власть Савелия Капустина над духоборцами, быть может, не распространились бы дальше Тамбовского края. С другой стороны, без этого и самая власть Капустина не возросли бы в такой степени, как это мы видим на «Молочных Водах». Тамбовские духоборцы хорошо знали прошлую жизнь своего руководителя, равно как знали они и истории превращения его из простого главаря в царя-лжехриста. Поэтому, хотя они и подчинялись последнему, но все-таки едва ли стали бы окружать его таким почетом и относиться к нему с таким благоговением, какими пользовался Савелий Капустин среди мелитопольских духоборцев. И эта перемена в отношениях духоборцев к своему вожаку произошла незаметно и естественно. В 1805 г. Тамбовские духоборцы, под руководством Капустина, переселились в Таврическую губернию и основали здесь слободу «Терпение». Явившись сюда с признанным уже авторитетом пророка и Христа, Савелий Капустин в новом месте, посреди людей, не знавших его прошлого, начал действовать еще с бόльшею уверенностью. Дан того, чтобы еще более возвысить свой авторитет в глазах духоборцев, он окружил себя, между прочим, таинственностью. Дом, в котором он жил, состоял из двух этажей; в верхнем из них на лицевой стороне была устроена галерея, на которую в известные дни выходил Капустин и показывался духоборцам, во множестве собиравшимся пред домом. При каждом таком выходе духоборческого пророка и царя, все собравшееся падали на колена и с благоговением выслушивали его речь, когда ему угодно было поведать что-либо своим подчиненным. Иногда Капустин сидел у себя на верху, в зале причем собравшиеся духоборцы входили к нему – в одну дверь мужчины, а в другую женщины – и все благоговейно принимали благословение от него.

Укрепив подобными средствами свою власть и свое влияние в среде Мелитопольских духоборцев, Капустин начал затем деспотически и бесконтрольно управлять ими и притом и отношении не только религиозных, но и общественных дел. Высшее, хотя и негласное управление всем духоборческим обществом, собравшимся на юге России, сосредоточивалось в руках пророка Капустина. Правда, в каждой отдельной слободе духоборческой была своя общественная сходка, в которой участвовали все взрослые мужчины и которая решала все дела, касавшиеся целого общества; но все такие сходки бывали обыкновенно слепым орудием в руках дальновидного и опытного царя-пророка. Тайные указания и распоряжения его всеми исполнялись беспрекословно, а малейшее сопротивление ему впоследствии стало караться обыкновенно смертною казнью, причем осмеливавшееся делать это бесследно исчезали. Высший суд над духоборцами также принадлежал царю-пророку, причем его решение считалось окончательным и безапелляционным. Впоследствии, – неизвестно, с какого именно времени, – Капустин ввел среди мелитопольских духоборцев полную общность имений, которая явилась новым средством в его руках для укрепления и усиления своей власти над подчиненными. Обратив все состояние духоборцев в одно общественное хозяйство, Капустин начал неограниченно и бесконтрольно распоряжаться им. Впоследствии же, под предлогом, что заведывание общественным имуществом утомляет и отвлекает его от других, более важных занятий, он продал общественный скот и большую часть вырученных от продажи денег оставил у себя.

Сначала, после поселения духоборцев на «Молочных Водах», Капустин правил их обществом сам непосредственно и единолично. Впоследствии, – когда именно, неизвестно, – он в помощь себе установил особый правительственный совет, состоявший из 30 лиц, из которых 12 человек исполняли около него, как христа, обязанности апостолов. Управление совета, руководимого Капустиным, было построено всецело на системе страха, шпионства и самого крайнего деспотизма. Это был своего рода трибунал жестокой и правовой инквизиции. Главным руководительным началом его деятельности было умерщвление всякого, кто только изменять религиозным убеждениям сектантов, или противился порядку общественной жизни, подавление всякого малейшего проявления свободы. Само собою разумеется, какое важное значение имели и в каком ходу были, при подобной системе управления, всякие интриги, честолюбие, клевета и доносы. Достаточно было самого легкого подозрения, малейшего признака мнимого отступничества или измены обществу, чтобы подвергнуться самой жестокой пытке и потом казни. Правительственное расследование, произведенное несколько позже, пред выселением духоборцев в Закавказский край, при всем умении духоборцев скрывать свои тайные преступления, обнаружило 21 зверское убийство, причем одни из убитых оказались заживо погребенными, другие – обезглавленными и сильно изуродованными; тогда же открылось, что в течение последних двух лет управления Капустина духоборческим обществом исчезло 400 человек, не никаких следов. Дом, в котором происходили тайные заседания совета 30 и где нередко производилась и самая пытка, назывался: «рай и мука». Местом исполнения смертных приговоров был избран остров, находившийся при впадении реки Молочной в лиман Азовского моря.

Подобными средствами Савелий Капустин окончательно закрепил свою неограниченную, деспотическую власть над духоборцами. Но, как человек очень предусмотрительный и дальновидный, он, кроме того, позаботился еще о закреплении такой власти и за своим потомством, за своим родом. Для этого потребовалось измышление принятого на веру всеми его подчиненными и возведенного потом в догмат нового учения о переходе души Иисуса Христа преемственно от отца к сыну в одном и том же избранном роде, именно в роде Капустина. Результатом этого явилась в духоборческом обществе наследственная верховная правительственная власть, которая сделалась потом одним из важнейших условий продолжительного и сравнительно спокойного существования этого сектантского общества. Это последнее условие имело бы еще большую силу и значение, если бы со смертью Савелия Капустина не прекратился в его роде ряд умных и деятельных представителей его, стоявших во главе духоборческого общества.

С 1820 года, когда, как можно думать, последовала смерть Савелия Капустина, должность пророка и высшее управление делами духоборческого общества, в силу вышеуказанного порядка, установленного Капустиным, перешли к его сыну Василию, принявшему с целью лучшего укрывательства от гражданской власти фамилию своего нареченного отца, однодворца Никифора Калмыкова. Василий Калмыков был совсем непохож на своего отца, и не отличался ни особенным умом, ни энергией воли; кроме того, он был развратный человек и алкоголик. Тем не менее, однако же, духоборцы беспрекословно признали его власть над собою, и он полновластно и деспотически управлял духоборческим обществом в течение 12 лет. В 1832 г. он скончался посреди всеобщего почета. Его место занял сын его Илларион Калмыков, который пошел вполне по следам своего отца. При нем распущенность нравов стала широко распространяться в среде духоборцев и, без сомнения, внесла немало расстройства в их общественную жизнь. Сам духоборческий царь с окружавшим его приближенными особенно предавался разврату. Еще Савелий Капустин завел т.н. Сиротский дом, в котором содержалось несколько престарелых мужчин и женщин для пропитания и подготовлялось несколько девиц в запевалы. Но при Василии Калмыкове и особенно при его сыне – Илларионе здесь стали содержаться одни только девицы с предосудительною целью. Во время управления Иллариона Калмыкова духоборческим обществом возмутительные оргии и жестокости стали допускаться даже во время секретных молитвенных собраний. При нем же достигли высшего своего развития деспотизм и жестокий произвол совета 30 и старшин в управлении духоборческим обществом.

Начавшееся разложение духоборческой секты, несомненно, было задержано наступившим в первой половине 40-х годов истекающего столетия кризисом в виде принудительного Переселения духоборцев в закавказский край, которое совершилось под руководством того же Иллариона Калмыкова. Преемниками его в высшем управлении закавказским духоборческим обществом был сын Иллариона Калмыкова Петр и затем жена последнего Лукерья, со смертью которой прекратился совсем правительственный и бывший в глазах духоборцев священным род Капустиных-Калмыковых, и вслед затем начались беспорядки в среде духоборцев, не прекратившиеся и доселе.

Итак, вот главнейшие черты общественного устройства духоборческой секты. Во главе всего их общества, со времени поселения их на Молочных Водах и до 1886 г., находился неограниченный, наследственный правитель, деспотически и бесконтрольно, на правах пророка-христа или богородицы, как это имело место в отношении к Лукерье Калмыковой, управлявшей всеми членами общества. По-видимому, ему принадлежало право распоряжаться не только имуществом, но даже и честью, и жизнью своих подчиненных. В его ведении находились также общественное имущество и капиталы. Около него находился постоянный правительственный совет из нескольких (до 30) лиц, которые содействовали ему в управлении обществом и выбор которых зависел, кажется, всецело от него самого. Правление общественных дел сосредоточивалось в т.н. «сиротском доме», в котором впоследствии жил сам правитель и хранились общественные капиталы, и внутренняя организация которого остается доселе таинственною и неразгаданною. Существовавшая в каждом отдельном селении сходки общественные были слепым орудием в руках главарей.

Духоборческая секта существует в виде вполне определившегося и особого общества уже более 100 лет. Главнейшими причинами, содействовавшими быстрому и широкому распространению секты в начале ее образования и затем сравнительно продолжительному существованию духоборчества, по нашему мнению, служили следующие обстоятельства. Прежде всего, правительство и общество русское долго, по-видимому, не обращало никакого внимания на новую секту, которую к тому же в начале ее обнаружения большею частью смешивали с другими сектами – то с квакерскою, то с хлыстовскою и т.н. Это обстоятельство помогло духоборцам окрепнуть и собраться в отдельные более или менее многочисленные общины. Этим только и можно объяснить иначе непонятный факт неожиданно широкого распространения духоборческой секты к концу ХVIII в. в самых отдаленных краях России. Далее, сосредоточение духоборцев в одном месте жительства чрез принудительное переселение их на «Молочные Воды», каковое переселение к тому же было обставлено многоразличными льготами и привилегиями для духоборцев, содействовало не только упрочению, но даже и распространенно духоборчества, так как мелитопольские духоборцы, пользуясь покровительственно-снисходительным отношением правительства к ним, вели деятельную пропаганду своего лжеучения, что прекрасно доказал документальными данными проф. А.С. Лебедев, по крайней мере, относительно Слободской Украины. Установление прочного и постоянного высшего управления духоборческим обществом в виде наследственной, неограниченной и единоличной власти послужило, без сомнения, одною из важнейших причин продолжительного существования духоборческой секты, особенно после того, как чрез поселение духоборцев в одном месте они, не без сознательного стремления их главарей, сильно и резко обособилось от остального населения русского государства, образовав до известной степени государство в государстве. Наконец, была еще одна внутренняя особенность жизни духоборческого общества, которая много содействовала продолжительному существованию его самого и нелепого его лжеучения. Разумеем именно полное умственное невежество духоборцев, обусловленное совершенным отсутствием среди них грамотности. Полнейшим умственным невежеством в значительной степени объясняются и другие некоторые черты внутренней жизни и устройства духоборческого общества, отмеченные нами раньше, как-то: распространение среди них и легкое усвоение ими разных нелепых догматов в роде переселения души Иисуса Христа, безусловное и беспрекословное повиновение главарям, какой бы произвол они ни позволяли себе иногда, господство деспотизма, жестовой системы наказаний и мн. др.

Отношение гражданского и духовного правительства к духоборческой секте за время ее продолжительного существования было неодинаково. Сначала, как сказано, на нее обращали мало внимания и совсем не следили за ее развитием, так как хорошо не знали ее, или, правильнее, не отличали ее от других сект. Но так как общее отношение власти к сектантам, которых тогда считали и называли вообще еретиками, в то время было строгое, то, вероятно, наряду с другими сектантами подвергались иногда наказаниям, и духоборцы еще в первой половине ХVIII в. Начиная со второй половины того же века, когда духоборцы уже ясно выделились из среды других сектантов, к ним стали относиться более внимательно, хотя внимание это выражалось в принятии исключительно внешних мер для сокращения секты. Когда открывалась где-либо духоборческая секта, последователей ее сначала увещавали оставить свои заблуждения, что обыкновенно лежало на обязанности духовенства. Остававшихся упорными в своих заблуждениях духовное ведомство передавало гражданскому начальству, которое судило и затем подвергало наказанию, причем самым обыкновенным наказанием для духоборцев тогда была ссылка в каторгу, «по предварительном учинении им публичного наказания кнутом». Сенатор Лопухин в 1801 г. писал, что «никакая секта до того времени не была столь строго преследуема, как духоборцы…». Разными образами их истязывали, целыми семействами ссылали в тяжкие работы, заключали в самые жестокие темницы. Некоторые из них сидели в таких, где ни стоят во весь рост, ни лежать, протянувшись нельзя было… Всякий генерал-прокурор, вследствие губернаторских представлений, объявлял именной указ о ссылке их целыми семействами в разные места на поселение и на каторгу, и сосланных таким образом не одно сто».

Со времени царствования императрицы Екатерины II отношение правительства к духоборцам по внешнему виду не изменилось, хотя в основание этого отношения теперь было положено совсем другое начало. Теперь, после того, как запрещено было «ради различия веры вчинять ссоры или распри», потому что «гонение раздражает только умы», духоборцев уже начали наказывать не как еретиков, а как обыкновенных гражданских преступников. Не желая стеснять свободу их совести, правительство в то же время не считало возможным оставлять без всякого наказания людей, которые своим учением явно шли против общественного устройства и открыто противились гражданской власти. Несомненно, что сами духоборцы были виновниками подобного отношения правительства к ним. Так, напр., в 1791 г. екатеринославские духоборцы судились за то, что «проповедовали свое учение на улицах и толпы народа постоянно окружали их», т.е. за открытую пропаганду своего лжеучения. С другой стороны, сам народ православный, из среды которого выходили духоборцы, презирал и ненавидел их за то, что они крайне враждебно и нетерпимо относились ко всему святому и дорогому для православно-русского гражданина. Сам сенатор Лопухин, близко изучавший положение духоборцев и сочувствовавший им, отзывался в 1801 г., что «поселяне подлинно их не терпят, как и все почти жители».

Правительство Императора Павла I сначала было стало относиться к духоборцам снисходительно, но потом должно было, вследствие крайне отрицательного отношения сектантов ко всему церковному и общественному строю русского государства, возвратиться к прежней системе, основанной на строгости. Духоборцев в это время наказывали преимущественно посредством ссылки в Сибирь для разработки рудников, с назначением их на самые тяжелые работы.

С началом нынешнего столетия и вместе царствования Императора Александра 1-го отношение правительства к духоборцам существенно изменилось. Мы уже раньше видели, что это было отношение полного снисхождения, нередко переходившего даже в явное покровительство сектантам. Подробному выяснению мотивов такого отношения правительства к духоборцам посвящен, между прочим, Высочайший рескрипт от 9 декабря 1816 года на имя Херсонского военного губернатора, где говорилось следующее: «из двух представлений ваших к управляющему министерством полиции, касательно поселенных в Мелитопольском уезде так называемых духоборцев, вижу Я, что вы испрашиваете переселение их с нынешнего места жительства на другое. К таковому представлению побуждаетесь вы донесениями о развратной, будто бы, их жизни, зловредных для общества правилах и желании рассевать оные между другими. Вследствие сего и по поданной со стороны самих духоборцев просьбе о защите их от притеснений, повелел уже Я управляющему министерство» полиции снестись с вами о доставлении сведений об обстоятельствах, до духоборцев касающихся. При семь Я признаю за нужное обратить ваше внимание особенным образом на начало и причину переселения сего рода людей из слободско-украинской и других губерний в мелитопольский уезд Таврической губернии на Молочные Воды. Сие переселение их последовало (как вы и из повеления моего, данного бывшему новороссийскому губернатору Миклашевскому 25 января 1802 года увидеть можете) частью во уважение претерпенного ими разорения, частью же в ограждение их от неуместных и напрасных притязаний в отношении к образу их мыслей о религии. Они отделены уже там довольно от непосредственного с прочими жителями сношения и тем распространению сей секты положены пределы. В продолжении нескольких лет по ныне правительство, не получая ни с которой стороны жалоб, ни донесений о беспорядках, имело все причины полагать принятия по сему меры весьма достаточными. Отдаление сих людей от православной греко-российской церкви есть, конечно, с их стороны заблуждение, основанное на некоторых погрешительных заключениях их об истинном богослужении и духе христианства. Сие происходит в них от недостатка в просвещении, ибо ревность Божию имеют, но не по разуму. Но просвещенному ли христианскому правительству приличествует заблудших возвращать в недра церкви жестокими, суровыми средствами, истязаниями, ссылками и тому подобными? Учение Спасителя мiра, пришедшего на землю взыскать и спасти погибшего, не может внушаемо быть насилием и казнями, не может служить к погибели спасаемого, коего ищут обратить на путь истины. Истинная вера порождается благодатью Господнею чрез убеждение, поучением, кротостью, добрыми примерами. Жестокость же не убеждает никогда, но паче ожесточает. Все меры строгости, истощенные над духоборцами в продолжены 30 лет до 1801 г. не токмо не истребили сей секты, но паче и паче преумножили число последователей ее. Впрочем, местные начальства разных губерний отзывались о духоборцах неоднократно весьма выгодным образом со стороны их поведения, хотя и приносили жалобу на отпадете их от православной церкви. Сенаторы Лопухин и Нелединский-Мелецкий, при обозрении ими в 1801 г. слободско-украинской губернии, найдя там сего рода людей, отдал им также во многом справедливость, хотя и не защищал их заблуждений; ибо они судили о них беспристрастным и на любви христианской основанным образом. Все сии обстоятельства показываюсь довольно ясно, что не о новом переселении сих людей помышлять теперь надлежит, но об ограждении скорее их самих от всех излишних притязаний за разномыслие их в деле спасения и совести, по коему ни принуждение, ни стеснение никогда участия иметь не могут. Переселением таковым судьба их отяготится снова, и они наказаны уже будут по одному доносу, без исследования истины обвинения и доказательств. Благоустроенное правительство ни в каком случае и ни с кем так не поступает и церковь православная, сколь ни желала бы обратить сих отпадших от нее чад в себе, может ли одобрить меры гонения, толико противные духу главы Ее Христа Спасителя, оставившего Своим последователям сие достопамятное изречение: «аще бы бысте ведали, что есть милости хощу, а не жертвы, николи же убо бысте осуждали неповинных». Руководясь духом сим, духом истинного христианства, можно всего лучше успеть в достижении желаемой цели по сему предмету».

Итак, правительство Императора Александра I-го: во-1) решительно осуждало систему прежнего отношения русского правительства к духоборцам, основанного единственно на строгости, и 2) с своей стороны, решило руководиться в отношении к сектантам одною милостью и христианским снисхождением, полагая, что таким путем «можно будет лучше всего успеть в достижении желанной цели». К сожалению, последствия не оправдали доброго предположения, и высокогуманная цель, преследовавшаяся правительством Императора Александра 1-го и состоявшая в том, чтобы кротостью и снисхождением смягчить сердца непокорных и если не привлечь их к православной вере, то, по крайней мере, превратить дальнейшее распространение секты, нимало не была достигнута им. Духоборцы, осыпанные редкими милостями и привилегиями, стали еще с большей нетерпимостью и враждой относиться ко всему православному, даже ко всему русскому. Вожаки их, пользуясь покровительством власти, укрепляли и усиливали свой деспотизм, сопровождавшийся ужасными преступлениями. По их инициативе и в расчетах на еще бόльшее расширение их деспотической власти, духоборцы мелитопольские стали добиваться даже полной независимости их общества от правительства и законодательства русского государства, полной не только религиозной свободы, какая была уже дана им, но и гражданской самостоятельности. Таким образом, духоборческое общество, осыпанное щедрыми льготами и привилегиями русского правительства за то только, что сектанты впали в «заблуждение, основанное на некоторых погрешительных заключениях их об истинном богослужении и духе христианства, что произошло в них от недостатка просвещения», – духоборческое общество желало быть особым, самостоятельным государством в государстве. «Отечеством» этого государства духоборческого имела быть уже не вся русская земля, а только та часть ее, на которой были сектанты, которая вмещала в себе их учреждения и их собственную верховную власть, которая собственно и была олицетворением их нового отечества. Духоборпы пользуясь неумеренвым покровительством власти, стали добиваться, себе такого положения, при котором русское правительство, если бы оно пожелало вникнуть в их положение, могло бы сделать это не иначе, как чрез их верховного руководителя. И замечательно, что не только закавказские духоборцы, но даже и мелитопольские в последнее время пребывания их на юге России иногда практически осуществляли подобные свои химерические мечтания. Они открыто заявляли гражданской власти, что могут исполнять требования, с которыми согласится и которые одобрит их глава. Не ограничиваясь заявлением просьбы о присвоении им официального названия «духоборцев», они однажды решились принести жалобу даже на распоряжение Государя Императора Александра I-го. На всех вообще русских православных людей, входивших с ними в сношения, на гражданских чиновников, являвшихся к ним по делам службы, они смотрели, как на гостей, или как на послов, или же представителей соседней дружественной державы. В то же самое время духоборцы, постоянно жаловавшиеся правительству на притеснения их со стороны местной гражданской власти и совершенно вопреки расчетам правительства, продолжали деятельную пропаганду своего лжеучения между окрестным православным населением. Все эти совершенно отрицательные результаты гуманного отношения правительства Императора Александра I-го к духоборцам рельефно изображены были в Высочайшем повелении к ним от 26 января 1841 г.

С переселением духоборцев в закавказский край, которое было заключительным актом целого ряда ограничительных мер, принятых в отношении к ним правительством императора Николая I-го, русское правительство, а за ним и все русское общество почти совсем забыло их, предоставив их самих себе, и вспомнило только в самое последнее время. Такое отношение русского правительства и общества к закавказскому духоборчеству, без сомнения, было одною из важнейших причин его усиления и внутреннего своеобразного благоустроения.

Как видим, представителем и выразителем такого или иного отношения православно-русского общества к духоборцам было почти исключительно одно правительство. Частных лиц, которые бы вели борьбу с сектантами не по поручению только правительства, но и по личным побуждениям, было весьма мало. Но тем с большею, разумеется, благодарностью наша церковь и, в частности, наша миссия должна хранить память о подобных деятелях. К таким деятелями-борцам против духоборчества мы должны по всей справедливости отнести архиепископа Феоктиста Мочульского (1732–1818 г.), который боролся против распространения секты в пределах Слободской-Украины, входившей тогда в состав его епархии (Курско-Белоградской). По складу ума своего и характера, этот архипастырь был человек глубоко гуманный и добрый. Такому характеру архипастыря соответствовали и употреблявшиеся им меры борьбы с духоборчеством. Прежде всего, он сам посещал селения, зараженные духоборчеством, беседовал с сектантами и старался действовать на них преимущественно посредством слова убеждения. В одно из своих путешествий в с. Большие Проходы для подобного собеседования с сектантами он обратил их в православие до 80 чел., что, при известной нетерпимости и упорстве духоборцев, составляет редкий и великий успех. Путем частых собеседований с духоборцами, он с течением времени хорошо и близко познакомился с ложным учением сектантов, причем не мог не убедиться, что «духовная тьма и недостаток просвещения» были одною из главнейших причин, содействовавших существованию и распространению секты. Для того, чтобы дать сектантам истинное знание тех пунктов православно-христианского вероучения, в которых они заблуждались, им было составлено и напечатано даже особое сочинение под заглавием: «Рассуждение о Божественности христианского учения». Сочинение это вместе с тем, по мысли автора, должно было служить и руководством для всем тех лиц харьковского духовенства, которым необходимо было, или которые бы сами пожелали вести борьбу с сектантами. Не ограничиваясь своею личною деятельностью, архиеп. Феоктист привлекал к противо-духоборческой миссии и других подчиненных ему лиц харьковского духовенства. Самым деятельным и полезным сотрудником его в этом отношении был префект Харьковского Коллегиума протоиерей Андрей Прокопович. Вообще же архиеп. Феоктист держался такого правила и порядка в противо-духоборческой миссионерской деятельности: как только ему давали знать о появлении в известном месте духоборческого лжеучения, он тотчас же назначал миссионерскую комиссию из опытных священников епархии для расследования дела и для первоначального увещания обнаруженных сектантов. Независимо от сего, для того, чтобы миссионерское служение духовенства было действеннее, архиеп. Феоктист Мочульский и словесно, и посредством официальных указов внушал духовенству, как можно внимательнее следить за ходом сектантского движения и в своей жизни и служения не допускать ничего такого, что могло бы послужить для сектантов основанием упрекать православную Церковь. Так, напр., в 1800 г., по поводу обращения нескольких духоборцев, он предписывал священникам, чтобы они за раскаявшимися сектантами «имели неослабное и осторожное наблюдение: все ли они будут ходить в церковь, полагать на себе крестное знамение, и с каким восторгом молиться в оной, будут ли приступать в исповеди и святым тайнам, с чистосердечным ли и усердным к Богу молением, или только с одним наружным видом…; 2) обращались с ними ласково, учтиво, имели разговоры касательно веры и церковных преданий крайне осторожные, отнюдь не доводили себя до неосновательных прений или раздоров, были бы всегда в приличной священнической одежде и трезвости, отправляя священнослужение чинно, с восторгом и умилением сердца, подавали пример в любви к Богу, почтении Угодников Его Святых и повиновении Высочайшей власти и долг пастырский требует».

Из числа других немногих борцов против духоборчества достойны упоминания Екатеринославские епископы Амвросий и Иов, а также м. Евгений Болховитинов, из коих последний трудился над научною разработкой истории секты, хотя иногда принимал и непосредственное деятельное участие в противо-духоборческой миссии.

Доцент Киев. Вед. Священник Ф. Титов

Содержание: Полное и не полное освящение. Святость не избавляет от смущений и падений. Правила для сохранения святости. Развитие возрожденного человека. Плоды возрождения. Описание лиц достигших высших степеней совершенства. Учение г. Бутса о будущей жизни и мнение об этом предмете г. Пэрона.

Салютисты говорят, что существует полное и не полное освящение. Последнее бывает у лиц только что обращенных. Оно состоит в том, что человек освобождается от греха, но все же чувствует грех внутри себя. Грех еще находится внутри человека, но он уже перестал властно господствовать над ним. Освящение становится полным тогда, когда грех совершенно исторгнут из человеческой души и все ее способности, силы, ее влияния посвящены служению и славе Божией.¹⁶⁰

Однако, полное очищение от грехов и посвящение себя Богу, словом – святость не освобождает человека ни от искушений, ни от заблуждений; она не может его охранить и от падений. Адам и Ева, говорить автор «Святой жизни», были искушены, Иисус Христос быль тоже искушаем, однако, они были святы. Чем более человек успевает в святости, тем более шансов к нападению сатаны. Святость таким образом не избавляет от искушений, но она дарует победу над ними.¹⁶¹ Человек, сделавшись святым, не освобожден от заблуждений. Утверждать противное значило бы, по словам автора «Святой жизни»¹⁶², объявить себя непогрешимым. Освященным душам обещается непосредственное просвещение от Святого Духа. И они действительно и пользуются этим просвещением. Они познают духа во всех своих путях, и он направляет их стопы. Человек может потерять свою святость. По этому поводу вышеупомянутый автор говорит следующее: сам сатана пал с неба, Адам быль изгнан из рая, хотя оба были совершенны до такой степени, до какой мы никогда не можем возвыситься. Нам вообще не указано степени благодати, которой нельзя было бы лишиться.¹⁶³

По мнению г. Пэрона, чтобы сохранить святость, нужно быть чрезвычайно внимательным к себе. Нужно выполнять такого рода правила: 1) пребывать по отношению к Св. Духу в тихом настроении, чтобы тотчас исполнять Его решения. Неукоснительное исполнение Его воли вполне легко, и затем оно становится святым обычаем для исполнителя. 2) Воспитывать в себе чувство вездеприсутствия Божия. Нужно находить это вездеприсутствие повсюду, даже в таких из наших занятий, которые, по-видимому, менее всего имеют отношения к предметам духовным, и которые наиболее поглощают наш ум и отвлекают его от всякой другой заботы. Рассказывают о брате Лоране, что он, когда имел какое-нибудь внешнее дело, то не думал о нем заранее, но в нужный момент исполнения, совершения, он находил в Боге, как в ясном зеркале – то, что необходимо было сделать в данное время… и говорят о нем, что он при обыкновенных своих занятиях, имел более общения с Богом, чем оставляя их, чтобы погрузиться в уединенные, благочестивые упражнения. 3) Усвоить себе привычку добрых обычаев, установить для себя известные правила поведения и оставаться им верным, как бы властны ни были непредвиденные обстоятельства, которые, в большинстве случаев, становятся наперекор предначертанному образу жизни. 4) Вставать рано, как бы поздно не заснул. 5) Не выходить из комнаты, не предавшись деятельной молитве, т.е., не почувствовавши божественного прикосновения. 6) Посвящать значительное время, насколько это возможно, чтению Слова Божия и размышлению о прочитанном. 7) Ограничить питание строго необходимым и сократить время, проводимое за столом. 8) Приберечь себе в продолжении дня короткие моменты для молитвы и сосредоточения своих мыслей. 9) Верно хранить святой обычай семейного богослужения. 10) Мало говорить. Святой Дух умерен в словах. 11) Следить за тем, что говоришь, подвергая свой язык поверке Св. Духа. 12) Приказать своим глазам, чтобы они останавливались только на том, что добро и – ушам, чтобы они слушали только то, что полезно слушать.¹⁶⁴

Получивший полное освящение, «новый человек», «рожденный от Бога» не представляет из себя нечто неподвижное, покоящееся, нет, он развивается, возрастает в духовной жизни, сила Божия в нем увеличивается.¹⁶⁵ По словам г. Пэрона, жизнь нового человека подчинена законам, которые управляют мiром физическим; в начале она сообщается чрез зачатие, совершаемое Святым Духом, затем она обнаруживается чрез рождение. Когда рождается дитя, оно бывает слабо, ограниченно в своих способностях, но все-таки оно живет, а это-то именно и важно. В силу энергии жизненного принципа, которая находится в нем, оно развивается, оно растет. Живущему свойственно роста и увеличиваться. Очевидно, что чудное развитие этого дитяти предполагает, что жизненное начало, делающее это возможным, есть начало божественное. Новый человек – это новое творение; чтобы его образовать, Бог употребил совершенно новые элементы. Не будьте как дети, говорит ап. Павел. Возрастайте в благодати. Будьте людьми. Работайте для вашего спасения (Флп.3), и мы должны работать. В чем же состоит эта работа? Во-первых, мы должны спрашивать себя – имеем ли мы веру? Мы должны испытывать себя, живет, или не живет в нас Христос? (1Кор.13:15). Это значит: мы должны непрестанно осведомляться, живо ли новорожденное дитя? Во-вторых, наблюдать за тем, чтобы ничто не повредило бы развитию дитяти. Если мы замечаем, что рост остановился, это значит, что встретилось на пути развития дитяти нечто не нормальное. Если я констатирую, что растение чахнет, что оно теряет свою силу и свежесть, – я тотчас же предполагаю, что произошло нечто, что производит это истощение; я не считаю это натуральным; я спешу ближе это исследовать: я открываю корни и тогда, если я удостоверяюсь, что червь подтачивает их, я обираю червей и, сделавши это, я замечаю, что растение начало снова развиваться, как будто ничего не произошло. И я не ограничиваюсь только зашитой дитяти: я поддерживаю его, я его кормлю. Я знаю, что ему нужно прежде всего «духовное чистое молоко» т.е., пища, которую он может усваивать по своему возрасту. Потом ему нужно «солидное (хорошее) мясо». Апостол Павел упрекал евреев в том, что они, вместо того, чтобы употреблять твердую пищу, еще нуждаются в первоначальных наставлениях Слова Божия: «и для вас, говорит он, нужно еще молоко, а не твердая пища. Всякий, питаемый молоком, не сведущ в слове правды, потому что младенец. Твердая же пища свойственна совершенным, у которых чувства навыком приучены к различению добра и зла» (Евр.5:12–14) Мне кажется, замечает Пэрон, есть много таких евреев в XIX веке.

И дитя растет, растет по необходимости; закон природы дитяти – расти. И вот приходит день, о слова! когда дитя достигает возраста и совершенства. Рост рожденного от Бога, совершается таким образом постепенно. И рожденный от Бога, по мнению Пэрона, во всех своих степенях развития остается совершенным. г. Пэрон сравнивает рожденного от Бога с полевой лилией. Полевая лилия совершенна, когда ее первые листья, соединенные с сильным стеблем, пробивают поверхность почвы и показывают свою маленькую зеленую верхушку. Она совершенна так же и в то время, когда листья разделяются и когда бутон, который на другой день должен сделаться цветком, только что появился. На каждой из этих степеней своего роста лилия совершенна. Когда же цветок распустился, тогда он веселит глаз блеском своих лепестков и когда распространяет вокруг себя чудное благоухание, тогда растение достигло своего назначения, для которого оно было создано: оно совершенно!¹⁶⁶

Рожденные от Бога, говорит автор «Священной жизни», получают такие плоды: 1) совершенный мир, которым могут пользоваться только те, у которых всякая борьба против Бога прекратилась; 2) великую радость и иногда чувство истинно небесного восторга; 3) спокойное и постоянное доверие, что они получают от Бога постоянное благословение и духовные милости; 4) полное и искреннее согласие их воли с волей Божией во всем, что касается их дел; 5) великую нежность сердца по отношению к Богу и людям и готовность служить им, не останавливаясь ни перед какими жертвами; 6) преданность служению Божию, которая овладеет душой до такой степени, что делает ее нечувствительной к мiрским удовольствиям и желаниям. 7) Победу над всеми соблазнами страстей и привычками, которые раньше были причиной греха, и освобождение от самой возможности греха.

В частности, солдаты и офицеры армии обнаруживают следующие плоды. Солдаты отказались от курения табаку, от всех украшений, а также от всех светских обществ и развлечений. Из любви ко Христу, они более не боятся носить мундир и знаки армии и покоряются ее дисциплине. Те, которые не соглашались говорить в собраниях армии или небрежно относились к некоторым из своих обязанностей, обнаруживать не только наилучшие наклонности, но великую поспешность сделать все, что они могут. Те, которые раньше производили некоторое смущение легким и суетным поведением, злоречием, ревностью, недоброжелательством к их товарищам, теперь серьезны, ревностны, смиренны и любезны со всеми. Офицеры исполняют свое дело от всего своего сердца. Они показывают воем истинную, внимательную и нелицеприятную любовь. Они полны любви для всех других офицеров, уважая их больше, чем самих себя и желая, чтобы они столько же или даже более были почитаемы, чем они сами. Они всегда предпочитают интересы армии своим личным удобствам и выгодам, и всегда готовы безропотно и без колебаний исполнять повеления и указания, которые они получают. Они в состоянии довериться Богу с ясностью духа, находясь в недрах всевозможных затруднений, и работать с большим напряжением, не отдыхая после побед, и оставаться смиренными как дети, среди самых великих успехов. Вся их жизнь, как частная, так и публичная доказывает, что они истинно живут только для Бога, жертвуют Ему всей своей деятельностью и привлекают к Нему тех, которые их окружают.¹⁶⁷ г. Пэрон в таких чертах обрисовывает жизнь рожденных от Бога, достигших высших степеней нравственного совершенства; они (совершенные) стоят пред престолом Божиим и служат день и ночь в Его храме, в том святилище, к которому мы приглашены приблизиться «с искренним сердцем», с полною верою, очистив сердце от порочной совести и омыв тело водою чистою (Евр.10:22). Они стоят пред престолом Божиим, они созерцают Бога и видя Его таким, каков Он есть, они сделались подобными Ему. Они служат Ему день и ночь. Их призвание служить: мертвые для греха, мертвые для самих себя, они живы для Бога. И эта служба не прекращается, не нарушается никаким себялюбивым желанием; для себя они не существуют, они распяты, они более не живут, но Христос живет в них; они постоянно погружаются в божественное и ничто не в них, ни вне их не помрачает эту светоносную атмосферу, и оставшееся в них смертное поглощено жизнью. Они следуют за Агнцем всюду, куда Он идет и их дорога освещена солнцем, которое не заходит, и потому они не спотыкаются, имея пред собою свет жизни. Для них прошедшее не существует: исправленное повсюду, где это было возможно, омытое драгоценною кровью, оно исчезло, как пар при появлении солнца; слезы, стенания, которые вызывались некогда бесплодными сожалениями и которые могли бы их ослабить или замедлить их шествие, – исчезли.

А будущность? Они не заботятся более о ней, они вложили ее в руку Божии, которая приняла на себя, в этом случае, всю ответственность. Для них достаточно знать, что они в поминовении и что боящимся Бога обещано, что у них не будет недостатка ни в каком благе. Они сделали уже опыт, что ничего прискорбного не может произойти из акта послушании, как бы не казались ужасными последствия, когда придет момент исполнения. Совесть не осуждает их, и они имеют спокойствие пред Богом; все, о чем просят, они получают, потому что они знают Его заповеди, и они делают все, что Ему приятно (Ин.3:22). Они отказались предпринимать что-нибудь сами, даже в интересах царства Божия, памятуя, что Бог обещал приготовить пути, чтобы они могли шествовать по ним, и ожидают божественного внушения. Они остаются в положении ангелов, находясь постоянно готовыми для службы; предоставляя себя для движения чрез Святого Духа, не опережая Его внушение и немедля ни одной минуты для повиновения Ему. Воля Божия исполняется в их сердце так же, как она исполняется на небе. Слова, которые они произносят, это не их слова, но слова Отца, который обитает в них; это Он совершает дела.

Деятельность их едина, нераздельна; поле рабочее, где они упражняются, не делится на двое, т.е., на часть, принадлежащую Богу и на часть, посвященную их личным интересам; они не имеют отдельного интереса; они не вступают в дележ с братьями. Вечный – их общее наследие. Они ищут и находят Бога повсюду, во всех обстоятельствах их жизни. Все их доброе принадлежит Богу. Они прилагают свой ум с одинаковым вниманием, навь для приготовления кушанья, для управления собственностью, для производства торговли, т.е. – исполнения земного призвания, так и для того, чтобы держать собрание, или писать статью для газеты «Вперед». И это их единое направление обеспечивает им такой покой духа, такую полную и совершенную отчетливость во всех их занятиях, – что они всегда видят верно; их взгляд никогда не бывает затемнен от боязни ошибиться или же от возбуждения, произведенного усилием. «Суждение мое верно, сказал Иисус, потому что я не ищу воли Моей, но воли Пославшего Меня». В спокойствии лежит их сила и залог их успеха. Жизнь всецелого отречения до того уничтожает сожаления, страхи, опасения, что никакое предвиденное или непредвиденное событие не может уменьшить спокойствие их духа. Мисс Green мне рассказывала, что однажды, отправляясь в собрание, в котором ей следовало председательствовать, она должна была перейти чрез полотно железной дороги. На своем пути, сторонясь от поезда, шедшего с одной стороны, она не заметила другого поезда, идущего в противоположном направлении. Только Провидение спасло ее, потому что машина зацепила ее платье. Когда она вошла в собрание, она заметила, что пульс ее бился по обыкновенному и ничто ни в ее внешности, ни в цвете ее лица, ни в звуке ее голоса не обнаруживало никакого волнения. Таким-то образом, повинуясь божественному внушению, они во всем имеют успех. Они подобны дереву, растущему у текущих вод, листья которого не увядают и которое приносит плод во время свое. (Пс.1) Они осуществляют свое призвание учеников Христовых, которое состоит в том, чтобы приносить плод и прославлять Отца.

Они чувствуют себя одинаково хорошо повсюду; они не желают покинуть место, назначенное им Богом; но они не чувствуют ни малейшего сожаления, если получают от Бога другое место. И в тюрьмах, и в оковах они поют, как говорит песнь комиссара. Они могут проводить годы в тюрьме, как г-жа Гюйон (guyon), без желания когда-нибудь ее покинуть; они знают, где Бог желает их видеть. Они готовы, как Авраам быть отосланными вдаль и в страны неизвестные. Они не боятся смерти телесной, но они и не ищут ее; они говорят со св. Павлом: если мы живем, мы живем для Господа; если мы умираем, умираем для Господа; живем ли мы, или умираем, мы принадлежим Господу. Они в Боге, и разлука с телом ничего не прибавляет к их единству с Богом, но ничего не убавляет из него. В них услышана молитва, обращенная Христом к Богу: «пусть они будут одно с нами и Я в них». И когда они должны покинуть их бренные останки, они делают, как доктор Аза Магон (Aza Magon), автор «Крещения Духов», они не занимаются собою, чтобы принизить и возвысить себя, нет, они забывают о себе и говорят Богу: «Будь славен и спасай мiр».

Они не обращают внимания на мнения посторонних; они говорят с Апостолом: что мне за дело, что вы меня судите, если я сам себя не сужу: единый мой судья – Бог. Да, они подчиняют себя праведному Судье. Некогда дорогая маршальша так ответила одному господину, упрекнувшему ее в недостатке скромности: «скромна я или нет, – ни то, ни другое: я уже больше не существую». Они готовы дать тот же ответ о себе. Они так же не судят и друг друга; они могут говорить друг о друге, но скорее в смысле чудесного действия Св. Духа, совершившегося уже, или еще совершающегося чрез их посредство, как говорил о себе Св. Павел: «я сделал более, чем все они», «однако не я лично, но при помощи благодати Божией, существующей во мне». Они радуются столько же благословениям, которых удостоились другие, сколько и своим собственным. В настоящее время много возлагают надежд на альтруизм, т.е., такое настроение, которое должно располагать человека к участию в судьбе ближнего; в них-то и существует настояний альтруизм.

Они внутренне наслаждаются полным миром, миром Иисуса, который ничем не может быть нарушен; мир этот имеет сходство с неизменяемостью Того, Кто им его сообщает. И мир глубок как море, дно которого остается неподвижным даже и тогда, когда поверхность чрезвычайно взволнована. И это волнение поверхности не вызывается чем-нибудь таким, что их трогало бы лично: они перестали чувствовать и желать чего-нибудь для самих себя. Их волнение происходит от заботы о душах, которые Спаситель доверил им и которые они носят, как мать носит в своем чреве дитя, которое должно родиться и которого они порождают Богу с болями (2Кор.2:28–29).

Их моральное состояние постоянно одно и то же. Однако, бывают случаи, когда великая радость их волнует. Это как бы некоторое бремя славы, которое их чудно тяготит. Они чувствуют в себе избыток полноты, который должен разлиться и распространить вокруг себя благословение, подобно тому как родник внезапно проторжившийся в пустыне, которую он и преобразует в сад, и река воды живой вытекает из их недр. Когда они проходят по долине плача (Восса), они ее преобразуют в место полное источников (Пс.40). Их единственная работа, единственный предмет их помышлений – это благословение мiра и желание стать самим предметом благословения, так же как Авраам стал благословенным по слову Вечного. Блаженство, их наполняющее до такой степени, что в них нет уже места для чего отбудь другого, – это любовь, жезл, вложенный в их руки Богом для сокрушения народов подобно разбитию глиняного горшка, – это любовь; они судят все и все взвешивают на этих весах святилища, т.е. любви; всякое учение имеет в их глазах значение только в той мере, насколько оно проникнуто любовью; любовь – это единственный двигатель всех их действий. Конечно, говорить г. Пэрон, таких лиц не много, но уже достаточно и того, что они существуют.¹⁶⁸

В своем «обязательстве», при вступлении в секту, салютисты заявляют о своей вере в воскресенье тел, во всеобщий суд, который совершится при конце мiра, в вечное блаженство праведников и в вечное мученье грешников.¹⁶⁹ г. Бутс говорит, что после смерти солдата, его дух очищенный взойдет на небо… и нет никакого сомнения, что Царь на небе может употребить его на какую-нибудь службу, к которой его специально подготовило военное воспитание, полученное им в этом мiре.¹⁷⁰ Несмотря на ясность такого учения, у г. Пэрона касательно этого пункта находятся весьма важные оттенки. Мне представляется, говорит он, особенно важным низвести на землю, в действительную жизнь, то место, где должно осуществиться столько обещаний. Исполнение этих обещаний, обыкновенно, ожидалось на небе, что означало, по мнению большинства, пристанище, которого достигает душа, отделившаяся от тела. О, ловкая тактика отца лжи, обеднившая настоящее, чтобы обогатить прошлое и будущее! Самоотречение, потеря имущества, бесчестие, преследования, удаление от мiра; все это было хорошо для отдаленного прошлого, для времен апостольских; все это отвечало первым шагам христианства. Тогда было необходимо удобрить почву, только что принявшую божественное семя, кровью мучеников; а что касается очищения от всякого греха, свободной жизни, святости, божественной любви, могущества всех этих славных прерогатив искупления, они находили себе полное осуществление только по ту сторону могилы! Но в таком случае, что же оставалось для настоящего? Ничего, или очень мало. Несчастье, безрадостное служение, никогда неудовлетворенное стремление к святости, жалкая слабость в деятельности, и безнадежная бедность в ее результатах.

Однажды я, продолжает г. Пэрон, беседовал с директрисой богадельни, и она мне рассказала о блаженной кончине одной особы, получившей последнее напутствие в управляемом ею учреждении. С трогательною простотой и скромностью она говорила мне: видите ли, она страдала так долго, потому что душа ее не была еще вполне приготовлена. И как только душа ее была приготовлена, Господь взял ее на небо. Этому другу, замечает Пэрон, и не пришло в голову, что воля Божия заключается не столько в том, чтобы населять небо душами, приготовленными путем великих страданий, сколько в том, чтобы образовать здесь на земле народ, принадлежащий Богу, очищенный им и ревностный в совершении добрых дел. (Тит.2:14) Да, воля Отца состоит в том, чтобы низвести с неба на землю человека, человека божественного, рожденного от Бога, «святой град, новый Иерусалим, приготовленный, как невеста для своего жениха». Бога желает именно здесь на земле нас видеть святыми и сильными; Он желает, чтобы здесь же, на земле, установилось Его царство.

На земле, говорит г. Пэрон, произошло падение, а потому земле же должно было совершиться и искупление. Не около Бога на небе, оставался Иисус, чтобы совершить свое дело, но Он пришел на землю (слово небо мы понимаем в обыкновенном его смысле). Христос жиль на земле и умер, чтобы искупить нас и восстановить наши сношения с Отцом. Он обещал людям Св. Духа на земле. Св. Дух даруется здесь, на земле, и оплодотворяет человека для новой жизни, и растит, и развивает нового человека по подобию Христа, этого рожденного от Бога в здешней (земной) жизни. Рожденный от Бога не грешит более здесь на земле и охраняет сам себя так, что лукавый не может коснуться. Божественный план состоит, чтобы довести нового человека до полного сходства со Христом, с этим совершеннейшим типом человека, с этим вторым Адамом. И только, когда это дело завершится, когда человек станет совершенным во Христе, когда невеста сделается славной без всякого пятна и порока, чистой и безупречной, тогда-то воздвигнется Скиния Божия с людьми. (Ап. XXI). И в этот момент этот святой город, этот новый Иерусалим, под которым следует подразумевать возрожденную душу, не вознесется, по мнению священного писателя на небо, а напротив того сойдет с небес от Бога.

В этот момент завершится божественный план искупления, и Христос скажет «совершилось», но ведь все это произойдет здесь на земле».¹⁷¹

Протоиерей Арсений Рождественский

Около полугода живем мы вблизи г. Таращи, Киев. губ. – этого гнезда штундовой проказы, часто сталкиваемся с простонародием и не редко наблюдаем характерный черты его, могущие дать «людям науки» материал для психологии современного малоросса. Итак, сознавая свою роль «копииста вне штата и класса», представляем, «не мудрствуя лукаво», точную копию предметов наблюдения, ручаясь лишь за жизненную правду фактов и не смущаясь темнотой фона картины.

Весною, сего 1897 года, в один праздничный день с утреннего поезда Ф. жел. дороги, осталась на станции Ольшаница, одна интеллигентная особа, направлявшаяся в село верст за 25. Барина подрядился довезти на место следования молодцеватый парень, лет 25-ти, заправский извозчик, чистый малоросс. Приличная пароконная бричка (повозка), запряженная сытыми, выхоленными лошадками быстро помчалась. Возница оказался словоохотливый. Подобно гоголевскому Петрушке, рассуждая с лошадками, обращался кучер и с вопросами к пассажиру. Начался разговори, по обыкновению, с погоды, окружающих предметов и великолепия леса, в который путники въехали. Раздавшийся благовест праздничного богослужения направил разговори на религиозную тему. Крестное знамение, изображенное на себе путником, при благовесте не вызвало подражания в извозчике, – но словоохотливость Игната (таки звали кучера) усилилась, попав на излюбленную для него тему. Вот, у нас село большое, хорошее, оживлялся Игнат, – народу, в большие праздники, например, пасху, много бывает в церкви, хотя и штунда орудует по-своему… Священник хорошо, правду сказать, служит и поют добре, но… наши брат вообще мало вчащае до церкви!… «Почему же это»? – спросил путник. – «Знаете, барин, какой теперь свет: если священник непондравится, то и церковь почти пуста!… ». Как же это так? Сами вы говорите, что он хорошо служит, и поют хорошо; от чего же церковь пуста? «Гм!», – снисходительно улыбнулся и осанисто передернул плечами возница. – «А дело просто: теперь народ просвещается и на веру смотрит прямо, с понятием: помолиться можно, но идти в церковь, чтобы и там так долго стоять, как наш священник держит, то у нас охоты не найдешь! Да и кроме службы у нашего-то (священника) и проповеди еще!… Строгий очень он, – не по справедливости: что делается на селе – знает, до всего добирается, и до всего ему дело есть и – как станет выговаривать в церкви то, хоть и без показу на людей, но всякий догадается, за что и на кого он метит, – вот то и обидно; и «того нельзя, и то у нас не по-христиански» и «старшему не уважил и в другом деле – разврат», а народу нашему это не может пондравиться!… Мы, слава Богу, теперь понимаем все, не меньше его – самого «что и куда идет»! Ненужно нам теперь такой науки! Только обида, что все видит, во все вмешивается!… Правда: наши старики его (священника сего) сильно любят и почитают, потому он на их сторону тянет: и «почитай их, и уважай и никому старшему не перечь» (не прекословь)! А того не разберет, сам-то священник, что старики – народ – темнота – неграмотны, у них была своя жизнь и понятие, а мы, слава Богу, с другим понятием: сами законы разобрали. Наприм., я первый – не к похвальбе сказать, прошел курс наук, получил свидетельств на льготу, – сам не хуже другого понимаю: «что и как»!, а тут меня «как малого ребенка попрекают: и «цего нельзя и того робы»! Прошли те времена, когда всяк имел право верховодить нами, а теперь без вожака обойдемся! Ты, например, священник, свою службу справляй по-нашему, как след для людей, а как жить теперь на свете, то мы сами лучше его знаем. Всяк свой ум имеет и просвещение! а ты…, священник… ему угоди и честь отдай, то и тебя не обидим. А теперь, к примеру сказать, я сам до церкви «не наскучаю», потому что закон хорошо и так понимаю, а нужно помолиться, выпадет время, то и пойду, ежели священник не растягивает службы – и не попрекает своими проповедями народу. А то смотри: в одну службу он станет в проповеди научать: как так нужно по-православному креститься! Будто мы не крещеные и «руку доноси до плечей и пальцы так-то складывай и вдумывайся! Будто я не крестился, и не знаю! Да кому какое дело, как я крещусь? Я сам для себя!, а не для него нахожусь! И… так… всякий… понимает!… А в другой раз, прямо так-таки, как сказку и почнет историю священную рассказывать, а либо евангелие, как маленьким детям. На что же оно? Разве мы без понятия?! – Люди давно обедают, да – по приятности беседуют или гуляют, а ты в церкви стой, да священную историю разбирай, што и всяк знает давно! Оно, пожалуй, для простого другого «темного человека» и приятно, часом такой и размякнет до слез, а иная баба то и прямо расплачется, ежели за Святого какого, жалостливое что расскажет, «но всякий «понимающий человек» прямо понимает, что церковь не для одного темного простонародия, а что нужно больше подражать людям с образованностью, потому их понятия поважнее!!!"… Самоуслаждение оратора искрилось во взоре, устремленном вдаль, причем рука его плавно размашисто водила кнутом над лошадками, бежавшими бодро вперед. Путник молчит: сгрустнулооь чего-то! что-то защемило в сердце его, как бы от боли какой или тоски, словно чуется потеря какая – утрата чего-то таинственно-милого, дорогого, близкого сердцу и важного в жизни, в той жизни, – где все Божьи дети, где недругов – самолюбия нет, – где правда царила, – где сердце любовью-добром трепетало и билось, – где вечность понятна душе!

Не долго, однако ж, продлилось молчание. «Да, времена меняются, переменились на наших глазах!, снова раздался грудной, самоуверенный голос возницы. Все мы это понимаем хорошо! одни только старики, да попы на понятия молодых согласиться не могут: все по-ихнему теперь хуже, чем прежде жилось, и молодежь, чем дальше, тем больше буйна – непокорлива стала! «Бог его знает?! Як це воно»! Оно и (в правду) справди иногда, как будто чего-то нам не достает; чего-то, как будто собой недоволен; чего-то хотел бы душе!… Недаром, вечная память Мирону-диду (я чуть его помню), всегда он, бывало, твердит:

«Будете вольны»

«Та ни чим недовольны»!

Оно так теперь и есть: мало, чего-то спокою душе; мало добра между людьми; всяк зажирае що може, – всякому мало, один перед другим хитрит и лукавит; другой и трудится денно и нощно, и будня от праздника не различает, и пить (водки) не пьет, и достатком Бог не окривдыв (не обидел), – а все чегось нехватае (недостает) душе; як будто щось сгубыв, або (или) забув десь (где-то) щось дуже потрибне, або паходыт (наступает) на тебе якась люта бида не мыгуча (не отвратимая)! Ох, Боже Праведный! помилуй нас грешных!! грустно, – протяжно вздохнул рассказчик.

Но грусть мимолетна! «А все-таки, мне кажется, – встрепенулся он и с новой энергией молвил, – что всему виною наши священники, – что они людям должного понятия за веру не дают! и часто понапрасну принизить людей стараются!

От и со мною, не так-то давно,

Комедна оказия (смешное происшествие) случилась,

С чужим; – не далеко от нас – пан – отцем! (священником)

У меии ридни хрыстыны (крещение) пидпалы (случились)

(И) – мене за кума позвалы (пригласили)».

Славный ребенок, поэт по натуре своей, наш малоросс, подумал барин. Э? да вы и стихи складываете?! сказал он «Хиба (разве) це (это) стихи?! презрительно мигнул Игнат глазом. Так проста балачка (рассказ)… От як в Кобзари!! аж жилы дризаются (дрожать), мороз пробырае… душа млие!! – «Продолжайте за священника!» напомнил пассажир. «Ага? за христыны?, самодовольно осклабился импровизированный поэт – так вот: «Я кавалером (холост) ще був, гарну (щегольскую) одежду носыв и знав соби цену и мисто между людьми. Кумою, – зо мною девыца пригожа (статная) з богатой шляхты була; прийшлы мы к священныку; правда! – вин степенный человик: пожилый; у всих у почоти, грих худое за него сказать, но що з ным зробылось, чего вин до мене вчепывся (придрался) и по сю пору не знаю!!! Войшлы мы до хаты: а тут, якись (какой-то) чоловик напротив от него выходыть; священнык и каже тому: позови же, идучи дорогой до дому, псаломщика; дытя будем хрыстыть. Той выйшов; а вин (священник) обернувся до мене, тай каже: а ты братец! тем часом, налей-ка в крестильню воды. А де ж (где же?) та вода? пытаю его. «Вин каже»: в колодце, бо тут выйшла вся, а вот за двором колодезь… возьми ведерко вот здесь"… Вдруг кровь так и залила сердце мет. Взглянув на куму, дай думаю: щоб я кавалер, жених хоть куды, та воду попови… я… носыв?!! Нет, стой, брат! цего не буде!, – тай гаркнув, як молотом выковав: «Я вам не наймыт!» (наемный слуга). Нехай (пусть) слуга ваша несе!». «Я заплатыть можу ии», як це (это) до мене належит!» (следует). Вин довго дывывся на нас, якось (как-то) жалостливо всмихнувся, тай каже: «Тут обиды ни для кого нет никакой. Вода нужна для тайны – крещения младенца! Все носят у нас, як треба, а теперь у меня и слуги в подворьи нет ни одной!». А мне ще (еще) гирше (хуже) в груди запекло, от тыхого голосу, усмешки его! «Ну вжежь и я не пойду, бо я не слуга никому»! Так и выпалыв знов я. Вин, покачав головою, тай каже: «То вже, як так», «то я сам повынен прынесты»! И взяв вин видерце, … и согнувшись, пошол через улицу, … достав воды… тыхо несе…; аж тут до хаты, псаломщик шмыгнув, … молодый здоровый, выдно розумный… побиг до окна, лукаво всмихнувся… руки потер… так щыро до мене моргае и тыхо намъ каже: «так ему и треба!!! Нехай не мудруе» (пусть не умничает), «наука це (эта) добра (хороша) ему»! Внес воду священник; мы как бы не видим, в крестильницу влил, настали крестины; а мне чего-то и не по себе так, как будто и жалко, но и ясно я бачу (чувствую) що унызыть (унижаться) себе я не мог, что сказали бы обо мне и если бы кто побачив (увидал) що я, в одеже первейшей, жених хоть куды, до попа воду носыв?? Вин (пип) мог кого-нибудь покликать воды принести, яб не поскупился и гривенник дать за ведро! а вин непременно до мене вчепывся! сам выноват!!! Стою я с кумою, – он тихо молитвы читает, мене же чегось злость розбирает, на кого? на що? и не можу сказать. А с боку от нас псаломщик стоит; голова на бок, чуб до горы, смеется тихонько, бровями лукаво моргает, то в спину попови, то в очи нам вгляне, то руки за спину закине, то ногу видсуне, то боки пидопрет, – ферт (букву Ф) зробыт (состроит) из себя, а я все-таки чувствую, как будто я щось украв!… Но – тут повернулся священник… на нас подывывся, тай тихо промолвил: оборотитеся назад… мы обернулися и дальше як слидуе… продолжае хрыстить… Отрицаешься сатаны!…, а я соби и думаю: «а бач (видишь), правда на верху… Теперь сам вже спохватився, що дарма обидыв мене!!! «не каже на мене, як перше: ты! братец!… а вже «оборотитеся»!!… Сам разобрал, що тыкать (говорит «ты») не свякому можно! Кончили крестить; священник ушол… а мы стоим… Псаломщик метрику пишет… нас «благородно» роспытуе: як изволите зваться… «по батюшке"… (отечество)… и все записав… аж тут до хаты зновь хтось вошел; священник вышел, – до него балакая…, а нам а ни слова?! Ну, – я соби думаю, чикай (погоди) же?! Вынимаю пулярес (кошелек)…, вытягнув цилу бумажку рубля… тай кажу псаломщику: спасиби вам! за ваше понятие и образованность! это для вас самих рубль, получайте! Тот снова усмехнулся, мов счастье найшов, а я повернулся и с хаты пишов!… Наступила продолжительная пауза, затишье кругом… Лошадки приуныли, умаялись видно. Рассказчик опустил голову на бок и угрюмо глядел вперед, словно сон одолел потрясенные нервы… Долго понуро сидел он, порою вздохнет глубоко, порою плечами поводит, как бы в недоумении…, как бы оправдываясь, пред кем-то, за что-то темное, неразрешенное… Эх; Боже наш!, еще глубже вздохнул он, и за тем, почти непосредственно продекламировал, повыся голос:

«Кто виноват, кто прав»

«Судить не нам!»

«А воз и ныне там!», так бывало мы выкрикиваем в школе пред учителем, а вин усмехнется так гарно и лучше похвалит, чем за любую историю по закону Божию… «Закону учить», бывало все каже нам «то не мое дило…, то священника дило! а це як будете знаты, буду щыро любыты»!…

«Ох, ох, ох!!! снова вздохнул он, и кажется и добре все, а як подумаешь, то чегось нехватае… Правду дид Мирон казав: «будете вольны, та ни чим недовольны»! Тут же, почти сразу, порывисто встряхнув головой, широко осклабился он добродушной улыбкой и на распев произнес: «Якось-то воно буде! Перемелется – мука буде»!! Но, но, дитки, с Богом и любовно понукивал лошадок… Пассажир сосредоточенно молчал, грустно улыбаясь, возница же, видно, поняв его молчание знаком согласия и одобрения его философии, снова заговорил: «Простите, барин, может я вам и наскучил, но у меня натура така – «люблю с образованною особою душу отвесть» у меня, знаете, дома нема с кем, слышен легкий вздох и саркастическая улыбка мелькнула по лицу Игната. У меня, знаете, хоть и хороша жена, здорова, рабоча, из родовой шляхты взял я ее, но беда що не грамотна, без понятия… образованности…; часом, присядешь в холодку, на призби (завалинке), в праздник, на синня (семечки, подсолнухи) лузаишь, гарно одетый, сапоги блестят – вычищены ваксою; задумаешься, знаете, по высшему понятию, в голови як рой пчел – мысли работают, хочется побалакать по душе и пожартуешь: (пошутишь) «а що, Фесько, (Феодосия) яка з тебе пани выйде, як я пὸшту (почту) при волости, на торгах вὸзму? а через год-другой и до поссесии (аренды экономической земли) не далеко»?!… А она, знаете, так пристально на тебе гляне и бровями не моргне, а чуть, якось комедно усмехнется и ровно, спокойно промолвит: «Эге! А ходам лучше, та вынесем помои свиньям, бачь як спивают!». Встанет по малу, пидтыкает платье, засучит рукава, да еще и руками повозится в лоханке в помоях, – може що дытына вкинула туда, – ложку, або (или) пуговку или еще что-нибудь, як уже колись случалось…

«От тоби, думаешь, и на! Ну вже понятие у ней! Эх, наука великое дело!! И тут же, по малой паузе, сам эвонко расхохотался.

Переправа по «животрепещущему», вновь постланному из хвороста и соломы, в местах разрыва водой, импровизированному мосту, – гати чрез быстроводную Рось, отвлекла возницу от умозрительной философии, напротив вызвала целый поток восклицаний и стереотипных фраз, уже чисто-практического, непосредственного, острого смысла и характера.

Проезжают поселком, – церкви не видно, хаты жильцов как-то сиротливо-убого прячутся за неряшливыми хозяйственными строениями, зияющими по местам прорехами нужды и небрежности; там крыша раскрыта, тут стенка лежит, там вместо двери сквозная дыра, тут виден навоз лишь один, а там и навоз перегнил, и с кучкой строений какую-то темно-серую бесформенную группу грязного вонючего мусора изображает… Две-три грязных, прегрязных, тощих, претощих свиньи сонно лениво делают какие-то сосредоточенные исследования…

Из подворотни дома более щегольского, судя по вновь выбеленным стенам, с целыми, хотя и подслеповатыми, запачканными глиною, окнами, тявкнула несколько раз разбитым сиплым голосом, собачонка, порывисто-резко заявив нарушителям ее собачьего покоя, свое злобное недовольство судьбой. «Эге? ще и тоби треба чегось?!».

«От це похрабрилась, як штунда на попа»!!! и тут воны (штунды) пустоверхи есть!, от це ще в нас бурьянец! (сорное растение) не то репях, не то щерыця, не то чортополох, не то митлыця!… Эт! цур иим! багацько (много) говорит та нема чого слухать! закончил возница…».

Киев. губер. Свящ. Петр Коссовский

9 истекшего ноября состоялось второе собеседование членов Киевского религиозно-просветительного общества с местными штундистами. Зало городовой думы уже с 5 часов было переполнено слушателями до необычайной тесноты; между теми как большая часть жаждавших послушать собеседование осталась на площади за дверьми городского дома, тщетно добиваясь возможности проникнуть в залу. Толпа не расходилась до 9 ч. вечера; среди посетителей и на этот раз было много интеллигенции, в том числе студентов академии и университета. Воспитанники 5 и 6 классов Киевской семинарии присутствовали in corpore. – во главе со своим инспектором, иеромонахом Анастасием и преподавателем, по кафедре истории и обличения расколо-сектантства г. Корчинским. В 6 часов прибыл в залу собеседования преосвященный председатель Общества, епископ Сергий, в сопровождении архимандритов – наместника лавры о. Антония и ректора семинары о. Иоанникия, городских протоиереев, иереев и местных миссионеров. Киевские собеседования привлекают не только городское духовенство, но и многих сельских священников из киевской и соседней Черниговской, нарочито приезжающих в Киев послушать и поучиться «прениям о вере», руководимым преосвященным архипастырем.

Пред началом собеседования хор диаконов и псаломщиков пропел молитву Св. Духу, а преосвященный владыка сам громко прочитал «Молитву Господню». После чего хор с канонархом исполнили стихиру: «Во пророцех возвестил еси нами пути спасения».

Преподав общее архипастырское благословение собравшимся слушателям, при пении хора «исполла эти», преосвященный председатель открыл настоящее собеседование следующими словами:

«Во имя Отца и Сына и Св. Духа. Бог многократно и многообразно чрез пророков возвещал нам путь спасения, а в последние дни говорил нам в Сыне (Евр.1:1) и чрез апостолов излил на нас благодать Духа Святаго, – Бог, который есть наш Бог первый, который по сих и который во веки есть Бог наш». Так о распространении откровения Божественного учит Св. Писание, так учит и Св. Предание, хранимое св. Церковью. Об этом и было наше предшествующее (первое) собеседование, или иначе о том, что источниками нашего вероучения служат нам – все Св. Писание как Ветхого, так и Нового Завета и Св. Предание. Так и должно было нам поступить, чтобы прежде всего утвердить то основание, на котором зиждется вероучение наше, дабы дать возможность ясно понимать всякому, откуда при собеседованиях об истинах веры Христовой должно почерпать непреложные свидетельства истины.

В прошедшее наше собеседование отделившиеся от нас не выяснили нам тех оснований, в силу которых они пренебрегают полнотой Св. Писания и Св. Предания, а между тем это вопрос весьма важный; по сему мы отказываемся и впредь побеседовать о нем, если уклоняющиеся от нас того пожелают.

Для чего, возлюбл. брат., сообщил нам Господь Божественное о Себе откровение и распространил его чрез Св. Писание и Св. Предание? Единственно для спасения нашего; для того, чтобы всякий, призывающий Имя Господне, мог спастись (Рим.10:13), для восстановления падшего человека, пока он придет в единство веры и познания Сына Божия, в мужа совершенна, в меру полного возраста Христова (Еф.4:13) и, призванный к вечному наследию, получить обетованное (Евр.9:15). Но достигнуть сего, т.е. получить обетованное спасение, по Слову Божию, можно не иначе, как только принадлежа к единой, основанной Господом Иисусом Христом, Церкви, ибо Сам Господь Иисус Христос говорит, что Он есть единый Пастырь единого стада, которому дает Он жизнь вечную (Ин.10:16–28). Это-то единое стадо, имеющее единого Пастыря-Христа, и есть, по Слову Божию, св. Новозаветная Церковь Христова, которую Господь Иисус Христос искупил Своею Кровью, в которую Он призывает не праведных, но грешников к покаянию (Мф.9:13), которую питает Своим Телом и Своею Кровью, и греет, освящая благодатью Духа Святаго, которую не одолеют врата ада, которая пребудет всегда, оживляемая Таинством, Тела и Крови Христа Спасителя, доколе Он приидет (1Кор.11:26), чтобы представить Себе ее Церковью славною, не имеющею пятна или порока, или чего-либо подобного, но дабы она была свята и непорочна, и дабы сыны и дщери ее соделались чадами царствия (Мф.13:38) и достигли вечной жизни (1Тим.6:19). Но сие не от нас, а по милости Божией к нам, ибо благодатью Божией мы спасены чрез веру, не от дел, чтобы никто не хвалился (Еф.3:8–10).

Выслушайте же, возлюбл. брат., на Слове Божием, на Св. Писании и Св. Предании утвержденное учение о св. Церкви в ее сущности, основанной Иисусом Христом Спасителем нашим».

Речь свою преосвященный оратор, как и всегда, произнес громко, с одушевленным чувством и глубоким впечатлением. После того, приняв благословение преосвященного председателя, член общества, законоучитель кадетского корпуса священник А.М. Клитин взошел на кафедру и предложил вниманию слушателей составленное им апологетическое чтение «об основании Иисусом Христом Церкви Божией на земле». (Чтение это полностью напечатано во 2 декабр. книге «Миссионер. Обозрения») Содержанием настоящего чтения было раскрытие и доказательство главнейших положений (тезисов): 1) Церковь основана Иисусом Христом; 2) что она есть Тело Его, глава же Церкви – Христос; 3) цель основания Церкви – спасение людей; 4) вне Церкви Христовой нет спасения».

В мастерском изложены словами главным образом Св. Писания лектор изобразил историю основания на земле Церкви Христовой, причем оттенил ту мысль, что, Спаситель, собравши около Себя верующих, объединил их; и основанная Им такими образом Церковь должна объединять всех верующих, так чтобы двое или трое не отделялись от единства, ради спасения вне Церкви; и все, которые отделяются от нее, чрез то делаются чуждыми для нее; а потому, «кому Церковь не мать, тому Бог – не Отец».

По окончании чтения, преосвящ. Сергий, резюмируя прочитанное, сказал: «Итак, для нашего спасения Господь Иисус Христос основал Церковь на земле, Церковь, которая по изображению апостола Павла, есть одно тело, состоящее не из одного члена, но из многих, которые порознь члены, а вместе одно тело (2Кор.12:12, 14), Глава которого Христос (Еф.1:18); и все эти члены, соединенные в единое тело Христово, имея один дух и одну веру, призываются в одной надежде своего звания(Еф.4:4) – для своего спасения (2Сол.2:10). Единение членов тела с Главою Христом, по Слову Самого Господа, должно быть таково: все они едино да будут, как Ты, Отче, во Мне и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино (Ин.17:21). Он, Христос есть лоза, а члены – ветви. Как ветвь не может приносить плода сама собою и члены, если не будут на лозе, так и члены, если не будут во Христе. Та ветвь, которая пребудет на лозе, принесет плоды; а которая отделится и не будет с Главою Христом, извергнется вон и засохнет (Ин.15:6). Общества, отделившиеся от единства тела Святой, Соборной и Апостольской Церкви, как ветви от лозы, могут ли представлять из себя истинную Церковь, основанную Господом Иисусом Христом дня спасения людей и получения ими вечного блаженства на небесах? Об этом предлагаю рассудить в настоящем собрании нашем, а вас, оо. и братие, члены Общества и миссионеры, благословляю о семь побеседовать». Причем преосвященный напомнил, что собеседование это не для спора или пререканий, а для уяснения истины: оно должно быть в духе взаимной христианской любви и без раздражений, ибо гнев мужа правды Божий не соделает. Необходимым условием для собеседования должно быть также и то, чтобы рассуждающие не уклонялись от главного предмета, не разбрасывались и говорили по одному, терпеливо выслушивая друг друга.

Как только окончилась речь преосвященного, из толпы стремительно выступил человек некий, по виду мастеровой и как оказалось после – не сектант, а ревнитель православия. Он вынул из бокового кармана записную книжку и начал громко читать что-то вроде речи или поучения, местами выписанное из печатных источников, а местами, как видно – собственного сочинения. Речь неожиданного оратора, принятого сначала за штундиста, отличалась сердечностью, проникнута была непритворною скорбью верного сына Церкви по поводу появления сектантства среди малорусского народа. Простец-оратор выражал глубокое сожаление, что русские люди, предки которых при Богдане Хмельницком и в других случаях геройски проливали кровь свою за православную веру и св. Церковь, легкомысленно теперь изменяют вере предков своих, хулят своих духовных отцов за то, в чем последние совершенно неповинны и проч.

Между тем сектанты один за другим подступали к кафедре: оказалось в нынешний раз желающих собеседовать уже не один-два, а около двух-трех десятков. Движения штундистов и их позы производили такое впечатление, что они как будто приготовились и выступают к решительному бою против какого-то незримого для всех других врага. Сектанты имели видь смелый, вызывающий; можно было думать, что собеседники приготовились и сумеют постоять за свои сектантские убеждения. Среди тысячной массы слушателей воцарилась мертвая тишина.

Преосвященный Сергий предложил уклонившимся от Церкви совопросникам высказаться: согласны ли они со всем тем, что сейчас было прочитано священником о Церкви, основанной Господом Спасителем на земле?

Отвечать на этот вопрос вызвался человек средних лет, в пиджаке и при манишке, в чисто вычищенных ботфортах.

Это был передовой начетчик Демиевской общины, как слышно, много бродивший по городам, железным дорогам с проповедью лжеучения, а в последние годы достигший желанного всяким штундистом «сана лжепресвитера». Мягким голоском, смиренно лукавым тоном Михаил (так звали собеседника) даль такой ответ на предложенный владыкою вопрос.

– Совсем прочитанным сейчас этим человеком указывая на священника-лектора, (священником как все штундисты он не хотел пастыря назвать, а обычным у них «попом» посовестился) мы даже очень согласны, так как все чтение их изложено на основании Слова Божия, а не на измышлениях или философии человеческого лжеименного разума. Нам всегда очень приятно слушать все, что от Слова Божия и для спасения…

Собеседование с выступавшим совопросником далее вел священник миссионер о. Д. Слюсарев, который предложил сектанту такой вопрос: «где же теперь та истинная Церковь на земле, которую основал Господь Иисус Христос и которая должна существовать вечно?». Избегая прямого ответа на вопрос, сектанты пытались свести беседу на то, что церковь должна быть только внутренняя. На это преосв. Сергий заметил им, что речь идет о Церкви видимой, – такой, которая основана Спасителем на земле, состояла и состоит из людей – руководящих (пастырей) к спасению и руководимых (пасомых); что те и другие видимы, а невидимая для нас Церковь на небе и состоит из умерших в мире с видимою Церковью и из Ангелов. Вслед затем был повторен вопрос: «Итак, где же эта истинная видимая на земле Церковь: у православных, или же в их (сектантов) братстве?». Где то единое стадо на земле, Пастырь которого Сам Иисус Христос? спросил миссионер Слюсарев. На это штундист Филипп ответил явною нелепостью, что теперь стада того нет уже, что оно было лишь во времена апостольские, до соборов вселенских, а после того уже истинная церковь якобы изменилась, подобно тому, как некогда извратилось Богоучрежденное ветхозаветное священство; что Церковь Христова утеряла заповедь Божию, а приняла предания человеческие и проч.

– Значит, по-вашему, теперь уж на земле нет истинной Церкви? спросил миссионер; заблуждаетесь, братие! вы, значит, не верите обетованию Спасителя о неодоленности Церкви до скончания века. Миссионер прочитал (Мф.16:18). Другие собеседники сектанты, чтобы замять неловкость, в которую столь явно попал их брат, начали утверждать, что где-нибудь на земле необходимо должна существовать единая, истинная, спасающая Церковь.

Но где же она? где найти спасение грешному человеку: у вас в братстве, или у нас в православной Церкви? спросил преосвященный председатель.

Сектант Данила в ответ вычитал (Мф.18:14–20) и самодовольно пояснил: вот где истинная Церковь, где два или три собрались во имя Его, важно во имя, – глубокомысленно повторил Данила.

– Вы в начале беседы все согласились с прочитанным, что Церковь Христова должна состоять из епископов, пресвитеров, диаконов и мiрян, а теперь уже говорите, что довольно двух-трех мирян… Создаете уже новые церкви без епископов и пресвитеров? сами себе противоречите и Писание извращаете, братие! Заметил о. Слюсарев, и тут же объяснил истинное значение прочитанного места свящ. Писания, доказав, что слова Спасителя нисколько не относятся к вопросу о Церкви, а касаются способа и условий истинной молитвы.

– Итак, где же и какая истинная Церковь? паки вопросил миссионер своих недоумевающих совопросников.

– Церковь истинная та, которая основана на апостолах по евангелию, по истине обитающая в беспорочных сердцах, ибо только в таких обитает Христос и вот мы, брата евангельская, стараемся представить из себя такую именно церковь, а потому и уклоняемся от грехов, господствующих в православии, сказал, после некоторого колебания, Демиевский начетчик Михайла.

– Что же? вся, значит, ваша братия имеет чистые, непорочные сердца, вы все святые, а среди миллионов православных уже нет, по-вашему, с чистым сердцем людей? спросил принимавший участие в беседе В.М. Скворцов.

Сектанты почти единогласно ответили утвердительно, что они истинно-верующие, искуплены честною Кровью Спасителя и потому святые. Тогда им было прочитано (1Ин.1:8–10). Один из совопросников начал ослаблять после того решительность своего прежнего фарисейского ответа, сказавши, что надо грехи различать: грех к смерти (Ин.5:17) и не в смерти. На вопрос о том, какие грехи сектанты считают не к смерти, тот же совопросник пояснил, что к последним они относят «семейные» грехи, споры, распри, пересуды, грехи невольные, а вот драки, убийства, ложь – ненависть, это в смерти, – этих грехов мы избегаем и стараемся жить в братолюбии и веровать, и соблюдать во всем по написанному в Евангелии, – держаться здравого учения, ибо истинная Церковь должна быть славна не иметь скверны или порока. Сектант вычитал из (Еф.4) и проч.

Тогда Еп. Сергий заметил, что речь наша идет не о том, какие грехи к смерти и какие не к смерти, – в понимании и изъяснении этого вы также заблуждаетесь и путаетесь, – а о том, «состоит ли ваше общество уклонившихся от православной Церкви из одних только беспорочных сердцем, т.е. святых, или есть в нем и грешные?». Прямого ответа на этот вопрос сектанты не дали. Тогда им было указано на то, что Иисус Христос, основывая на земле Церковь, призывал не праведников, но грешников к покаянию (Мф.9:13); что никто из людей не может и не должен считать себя беспорочным, ибо «в беззакониях мы зачинаемся и во грехах рождаемся» (Пс.50), что «ни один человек не может быть чист от греховной скверны, хотя бы был и один день жизни его на земле» (Иов.14:4–5), что кто согрешит в одном чем-либо против закона, тот становится виновником против всего вообще закона; что только самообольщенный гордец и лжец могут считать себя беспорочными на земле, ибо, «если мы говорим, что не имеем греха, обманываем самих себя, и истины нет в нас» (1Ин.1:8). Резюмируя все это, преосв. Сергий заключил, что в истинной Церкви Христовой до страшного суда вместе будут и праведные, и грешные, пшеница и плевелы; что от Церкви отсекаются видимым действием церковной власти или невидимым действием суда Божия только упорные нераскаянные грешники, а все прочие обретают в ней благодатные средства, (таинство покаяния) для очищения совести своей от мертвых дел, что с непорочным сердцем могут считать себя только небожители – ангелы и праведники; доблестно окончившие свой земной подвиг и перешедшие от Церкви воинствующей (против греха) на земле в Церковь торжествующую на небе. Земная Церковь состоит не из «беспорочных только сердец», а из праведных и грешных, руководимых ко спасению Богоучрежденною иерархией, которая составляет один из необходимых признаков истинной Церкви Христовой на земле: где нет такой иерархии, там не может быть и истинной Церкви.

Доказав с очевидностью, что Христова Церковь есть Богом основанное общество истинно верующих во Христа, распространенное и утвержденное св. апостолами, руководимое ко спасению их преемниками, богоучрежденною и законно поставляемою иерархией, архипастырь спросил: кто же основал их (уклонившихся от Церкви) братство, существующее несколько десятилетий, какие апостолы распространяли и утверждали их общество, и есть ли у них руководители ко спасению, есть ли у них пастыри, а если есть, то кто их поставил?».

Вопросами этими сектанты были озадачены и сначала растерялись, и не нашлись, что отвечать. Но потом, оправившись от смущения, стали высказываться в том смысле, что руководители ко спасению у них есть, что называются они также епископами, пресвитерами и диаконами, но, в виду правительственных стеснений, они не в действии, что поставляются они Словом Божиим. Тогда сектантам поставлен быль такой вопрос: «где же сказано в Св. Писании, что Слово Божие поставляет пастырей Церкви?». – При этом миссионер разъяснил, что в Слове Божием о поставлении пастырей Церкви говорится совсем не то. Там говорится, что Сам Иисус Христос поставил в Церкви Своей апостолов, им и их преемникам дал власть вязать и разрешать грехи (Мф.16:19; 18:18; Ин.20:22–23), учить, священнодействовать и духовно управлять (Мф.28:19–90), что Иисус Христос поставил в Церкви Своей одних апостолами, других пророками, иных евангелистами, иных пастырями и учителями, к совершению святых (христиан верующих), на дело служения, для созидания Тела Христова (Еф.4:11–13), что, следовательно, в истинной Церкви Христовой одни руководят ко спасению, это – пастыри, а другие должны быть руководимы и слушать своих пастырей, это – пасомые. И так должно быть, доколе все придем в единство Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова (Еф.4:13).

Приводились и многие другие места Св. Писания, которыми неопровержимо подтверждаются вышеизложенные истины: соответственные тексты Св. Писания предлагалось читать самим сектантам. Такой способ собеседования решительно обескуражил самоуверенно выступивших было совопросников. Наконец, один из вожаков сектантских в доказательство того, что и их руководители ко спасению и все их братство не самочинны, привел следующий текст: «и сами, как живые камни, устрояйте из себя дом духовный, священство святое, чтобы приносить духовные жертвы, благоприятные Богу Иисусом Христом». (1Пет.2:4). В ответ на это сектантам выяснено было, что они неправильно понимают слова ап. Петра; приведенные слова св. Апостола не то означают, что каждый христианин есть священник и пастырь Церкви, а то, что Бог спасает каждого из нас только при деятельном нашем участии в деле нашего спасения, что каждый христианин должен и сам заботиться о своем спасении, а не надеяться на одну только благодать Божию; что для спасения христианина столь же необходимы нравственные усилия его воли, как и благодать Божия. Один из сектантов (Григорий) согласился с таким объяснением текста. Но другие продолжали стоять на том, что приведенный текст доказывает законность существования их братств и их руководителей ко спасению…

Тогда сектантам было повторено, что законно только то священноначалие, которое ведет свое происхождение от Господа Иисуса Христа, и истинная Церковь есть лишь та, которая Им основана. Между тем «братство», уклонившееся от православной Церкви, существует всего лишь несколько десятилетий, а руководители этого братства никакой преемственной связи с апостолами не имеют: их никто не рукополагал, и право учительствовать, совершать Тайны Божии и управлять духовно они присвоили себе сами, т.е. братство их не есть истинная Церковь Христова, а самочинная религиозная община; руководители же их суть не призванные и незаконные учители…

На это один из сектантов повторил, что их руководители к спасению поставляются Словом Божиим, но на предложенные вопросы «как же Слово Божие поставляет руководителей ко спасению», ответа не дал. Не ответили и другие сектанты. Тогда им доказано было из Св. Писания, что не Слово Божие рукополагало пастырей Церкви, а св. апостолы (1Тим.4:14; Тим.1:6; Деян.6:6; 14:23); что в век апостольский были в Церкви диаконы, пресвитеры и епископы, которым власть священства сообщена была чрез апостольское рукоположение, и что право рукоположения апостолы передали только епископам, как своим преемникам. Эта часть собеседования, подкрепляемая неопровержимыми местами из Св. Писания, решительно оставила безответными сектантов-совопросников, видимо, привела их в большое смущение, так что один из них вслух всех заметил: «да как же тогда понимать слова апостола – сами, как живые камни, устрояйте из себя дом духовный, священство святое?». Недоумение его, конечно, было разрешено еще раз.

После этого сектантам поставлен был следующий вопросы «почему же они, признававшие чтение священника (А. Клитина) о Церкви согласным о Словом Божиим, а, следовательно, и то, что в истинной Церкви Христовой должны быть таинства и пастыри, которые неизменно существуют в православной Церкви, – почему же они отделились от последней?

В ответ на это один из них (Гавриил) заметил, что и католики, и лютеране отделились от православной Церкви: почему же их не спрашивают об этом? – Маневр этот, по-видимому, рассчитан был на то, чтобы отвлечь собеседников в сторону и сгладить то, невыгодное в глазах слушателей для сектантов, впечатление, которое получилось в предшествующей части беседы. Но преосв. предстатель собрания остановил совопросника и заметил, что, хотя слова его и не относятся к предмету беседы, однако, он (преосвящ.) считает необходимым объяснить, что католики и лютеране не от нас отделились, а сектанты от нас, и что по любви к сектантам, из-за желания им спасения, и происходят самые собеседования. Тогда тот же сектант сказать, что в Церкви не должно быть никакого различия между верующими, что в ней «нет ни еллина, ни иудея, ни обрезания, варвара, скифа, свободного, но все и во всем Христос», – все равны и пастыри и пасомые. На это штундисту было сказано, что и в Церкви православной нет никакого различия в отношении возможности спастись между еллинами и варварами, свободными и рабами, что дверь спасения открыта всем, что пред нравственным законом все равны. Тем не менее в истинной Церкви Христовой должны быть законные, преемственно идущие от апостолов, пастыри и пасомые, а у сектантов-то нет пастырей, а только один заблудшие овцы. Прение длилось более двух часов.

Собеседование закончено было импровизированной речью преосв. председателя собрания. «Благодарение Богу, – так приблизительно сказал преосвящ. Сергий, – мы на основании Св. Писания в бывшем сегодня чтении показали необходимые признаки истинной Церкви Христовой. И не смотря на ясное свидетельство Слова Божия об этих признаках, совопросники наши не показали нам, чтобы эти признаки были в их братстве. Они указывали нам на то, что каждый христианин должен устроить из себя храм Божий. Но никто и не возражает против этого: и мы признаем, что Бог спасает каждого из нас, при участии его свободной воли. Но из этого еще не следует, что в истинной Церкви Христовой не должно быть особых учителей и пастырей. Когда один благочестивый муж был призван в собор епископов для наречения его в епископа, то сказал следующие знаменательные слова: «я в свое время удалился в уединение, и не помышлял быть епископом Церкви, ибо желал быть епископом только сердца своего и приносить в жертву Христу помышления и чувствования, освященные духом». Из этих слов видно, что иное дело быть епископом сердца своего, о чем говорили и наши собеседники, и иное дело быть епископом Церкви. Епископом сердца своего должен быть всякий христианин, а епископом Церкви Божией может быть только званный от Бога. У сектантов произошло очевидное смятение понятий. В истинной Церкви Христовой непременно должны быть эти званные от Бога епископы, Богоучрежденная иерархия, которой нет в обществе сектантов.

Кто основал их общину и давно ли? Какие апостолы распространили ее и утвердили? В их здании, в их общине религиозной нет краеугольного камня, который есть Христос, нет строителей, которые суть апостолы и законно поставленные, преемственно от апостолов идущие, пастыри Церкви… Но об этом предмете будет собеседование в следующий раз».

Пением «Достойно есть» и архипастырским благословением народа закончилось собеседование. Причем после собеседования раздавалось слушателям напечатанное предыдущее чтение о. Троицкого.

Для характеристики душевного настроения Киевских «евангельских христиан», – они же и штундисты, не лишне бросить взгляд на поведение «братчиков» в толпе и за толпой во время бесед и после оных. Прежде всего киевские штундисты весьма охотно, без всякого внешнего на них воздействия, посещают собеседования всегда почти в полном составе всех членов городской общины, во главе с своими верховодами. Интерес к слушанию и участию в собеседованиях после каждой беседы не только не ослабевает, но, по-видимому, возрастает. На последнем, наприм., собеседовании были сектанты даже из ближайших сел, многие страстно добиваются попасть в залу и простаивают по целым часам в ожидании пропуска.

Чтения, речи и наставления епископа сектанты с полным вниманием выслушивают и соблюдают при этом тишину и приличие. Но когда начинаются прения, то вожаки и начетчики выражают большее беспокойство и нередко гнев, хотя резких грубостей доселе не допускали: они шепчутся, переходят один к другому, поспешно перелистывают св. евангелие, что-то подыскивая, подсказывают что-то на ухо собеседующей братии своей, нередко ретивые перебивают друг друга и говорят причем всегда почти не впопад и в противоречие самим себе. На второй беседе обращал на себя внимание какой-то смуглый с сверкающими глазами «брат», – он все время молчал и как будто не принимал непосредственного участия в собеседовании, но, по-видимому, составлял среди сектантов центр тяжести: он гневно сверкал своими черными глазами, когда кто-либо из братии говорил явную несообразность и совершенно обескураживался неопровержимыми доводами православных собеседников. В такие критические моменты смуглый сектант старался выручать своего брата из беды или спешил с укором по адресу православных заявить, что им, членам братства не дают всего высказать, что в зале шум и им нельзя ни говорить, ни слышать. Но заявление это вытекало из явного раздражения и было не более, как выдумкой.

На той же беседе подбадривал штундистов и какой-то молодой человек в форменной одежде какого-то ведомства. Он то и дело шнырял среди сектантов, прячась за их спинами: в полголоса интеллигентный опекун штунды говорил собеседователям: смелее, дружнее, господа… Смотрите, как священники и миссионеры ведут полемику, все говорит и действуют, как один человек, каждый свое дело знает и друг другу помогают, ни в чем не противоречат. А вы сами себя режете, зачем доверяете одному, говорите все… Вы должны составить из себя как бы телегу – кто колесо, кто чеки, кто оглобли, составьте из себя вопрошающих, отвечающих, подсказывающих… Кто-то с досадою толкнул локтем под бок непрошенного советника, сказав: отстаньте, пожалуйста… «Беспринципная штунда в форме» обидчиво спряталась в толпе, обозвав совопросников штундовых – «болванье"….

Лектор священник Клитин приводит текст ап. Павла (Гал.1:8), заканчивающийся словом «анафема». Молча стоявший за толпою у самой стены залы сектант, вдруг проворчал: сам ты анафема, – лучше бы ты просил о дарах Духа Святаго, а не философствовал. Тут же стоявший прозелит из евреев заметил штундисту, что так добрые христиане не поступают, что это и грешно и неприлично… Сектант этот почувствовал угрызение совести, – покраснел. Тогда сосед его штундист-извозчик свирепо возразил, а ты жид чего здесь…

В коридоре после беседы собрался кружок православных ревнителей простецов около двух-трех штундистов и горячо беседовали.

– Невозможно нам в церковь вашу ходить через образа, – это главнейшее препятствие. Все евангельские христиане из своих домов повинны (обязаны) вынести образа богив ваших, – евангелисту значит, нельзя молиться там, где есть эти… В Писании ясно сказано, – философствовал низенький, толстенький – с большою бородою, но коротким, видно, умом «братчик».

– Да я у вас самих видел множество портретов и картин на стенах, возразил православный ревнитель. Значить, по-вашему, изображение отца, брата, приятеля, – людей грешных, держать в домах можно, а священных изображений – Начальника жизни нашей, Господа, Божией Матери, святых людей не можете держать?… Греховодники!… – Опальный народ! – пойдем домой прибавил другой ревнитель. Идите лучше в трактир, ведь вы православные, язвительно заметил «евангельский христианин». Дурак ты, брат, и больше ничего, а не евангельский христианин, огрызнулся ревнитель.

На лестнице, при входе в зал ораторствовала женщина-штундистка, собрав около себя группу слушателей. – «Попам надо же защищать Церковь и православие, ведь она им что мельница-мельнику, дает доход… Вот у нашего священника два больших дома сооружены, а принесите-ка ребенка крестить, или хоронить, небось, даром не справит службы, а за все заплати, самым аккуратным манером.

– Почему ты указываешь на два дома священника, а не укажешь на десятки домов богатеющих миллионеров, купцов возразил один из православных: а что купец даром тебе отпустит хоть фунт муки?… Священник берет не за требу, а за труд, – служителю алтаря, по слову Божию, надлежит от жертвенника питаться; «наставляемый, сказано, делись всяким добром с наставляющим"… Разве священник не имеет плава есть и пить. Почитай-ка (Гал.6:6; 1Кор.9:4–5; 2Кор.11:8 и др.). Штундистка ничего не нашлась возразить. Но вот какой-то интеллигент ехидно заметил:

– Это, видно, сам-то из «Воскресенских или Преображенских"… Ошибаетесь, милостивый государь, запасной фейерверкер Смолин…

*** декабря. Понедельник. Вечер. На далекой окраине, в глухом переулке, в квартире уже знакомого нам по беседам штундиста И-на К-ва один за другим собиралась «евангельская братия», – все это были передовые члены Киевской общины, бойкие говоруны и начетчики, больше всего из сапожного цеха: здесь были и Дио-ий, Ди-д, Дем-ий, Са-лий, Тим-ей, Ст-н извозщик и некое чудовище и др. Лампа тускло освещала небольшую комнату, хозяйка усердно угощала званых гостей чайком. Штундовые заседатели чинно сидели за столом и думали крепкую думу «насчет православных собеседований». Это был, так называемый, административный распорядительный советь избранных членов общины. – На вред или на пользу «евангелическим христианам» идет новая затея поповская – эти беседы православного духовенства, – или они только одно «уловление» для христиан?… Вот вопрос, который начал озадачивать штундовых верховодов, почувствовавших свою слабость в полемике и великое значение бесед и главари собрались на совет…

– Братия заслушивается сильно попивских речей, надо правду сказать…, да и православный народ всматривается в дело, теперь труднее будет нашим «детям Божиим сеять Слово Божие», говорил Д-д. Вот, наприм., архиерей-то на анамеднишней беседе своим рассуждением, что всякий христианин есть епископ сердца – прямо-таки зарезал нашего собеседника, брата Г-ла. И как ведь слово-то это всем врезалось в сердце и нашим-то даже теперь этого текста (1Пет.2:9), хоть не толкуй… Потолковав довольно на эту тему, главари решили, что надо братии «похитрее» вести беседы и «построже» держаться, – не поддаваться и ни в чем не соглашаться. Но как же это сделать, чтобы помешать успеху? Встал брат К-в и сказал:

– Братие! послушайте меня, я нахожу необходимым на следующем же собеседовании прочесть из (1Кор.2:14). На это поверьте, не найдется и сам архиерей Сергий что ответить. А затем прочесть из (Откр.9:7–8), а из (13:1–3; 19:19–20). Я уверен, когда мы вычитаем эти места, то никто из православных собеседников не сможет противостоять нам, – не дадут попы ответа и будут постыжены пред всей публикой.

Да – это, действительно, будет задача попам, с удовольствием поддакивали другие.

Вы понимаете, бр., надо доказать будет, что-архиерей-то и есть апокалипсический зверь, ибо у него на голове диадема (митра), с богохульными именами, т.е. с дукачиками (иконками Святых) и что одну из смертельных рань залечил дракон, наш брат изменник, Влад., выступив в обличение братии и в защиту Церкви.

Братия с умилением слушала тупое остроумие своего верховода. Но вот премудрому оратору неожиданно выступил оппонентом брат Д-ий, говоривший, что не следует читать эти места, и вообще не надо раздражать епископа и «приводить в азарт духовенство», иначе можем оказаться мы противниками высшим властям… – Поймите, брат., что ведь разъяснения даются от Слова Божия, мирно и благородно, епископ Сергий все основывает на евангелии, нас не теснят, в судилища не водят, зачем же нам раздражать власти, которые от Бога, – ораторствовал Д.

– Неужели ты думаешь, что зверь и лжепророк от Бога? сердито спросил К.

– Нет, тихо отвечали Дем-й; зверь и лжепророки не от Бога, а епископ, хотя и православной Церкви, все же от Бога, ибо он читает Слово Божие…

– Точно так, бр. Д. правильно советует, одобрительно подтвердил брат К-т.

Брат К. пришел в ярость и раздражительно заметил, обращаясь к Д-ю: – что читает евангелие архиерей с попами и миссионерами – это еще ничего не доказывает; евангелие читают воры и разбойники, и пьяницы…

– Дорогой брат! Какое нам дело судить пьяниц, воров, кто даль нам это право?… сказал все тот же Д-й. Рассерженный И-н, оправдываясь, пояснил, что он имеет в виду необыкновенных воров и разбойников; а «татей закона Божия», утаевающих спасение от «сих малых» – т.е. миссионеров, а наипаче же г. Ск-ва…

Незаконное штундовое сонмище продолжалось за полночь… Таковы Киевские «евангельские христиане»!…

Ревнитель

В числе наиболее придирчивых возражений со стороны раскольников является замечание их, заимствованное из Деяний собора 1667 года, относительно того, что троеперстное сложение ведет свое начало от святых апостолов и вселенских соборов. Раскольники пользуются этим выражением в Деяниях собора 1667 года находящемся, чтобы унизить собор и всю Церковь. Обсуждая это выражение на Казанском Съезде, миссионеры указывали свои ответы на такое замечание, если и не однородные, то и не противоречивые, не исключающие один ответ другого, а дополняющие. Эти свои ответы они совершенно верно направляли на придирчивые резкие выводы раскольников. Они указывали, что и в Потребниках патриархов Филарета и Иосифа относительно чина крещения также сказано, что он от апостолов и святых соборов, а между тем самые чины у того и другого патриарха во многом между собою не согласуются: который же, спрашивается, чин от святых апостолов и можно ли за таковую разность похулить патриархов и всю Церковь? А с другой стороны и относительно некоторых постановлений древних соборов последующими соборами замечено: «не добре разумеша того собора отцы». Законно ли было бы отделяться из-за этого от таковых отцов и от всей Церквей, – образовав раскол? – Никто в святой древности этого и не подумал сделать. (Неокесар. соб. прав. 15-е и VI всел. соб. прав. 16).

Далее за сим раскольники австрийского священства за последнее время ставят возражение, почему обращающихся от них епископов и священников не принимает православная Церковь в сущих санах и в этом находят ересь. По поводу этого возражения миссионеры возбудили вопрос, как смотреть на австрийское священство. Один миссионер раскрывал и доказывал тот взгляд, что это священство – самозванное, другой, – что оно еретическое, третий, мнение которого пожелали знать, воздержался от ответа, разъяснив, что лучше этого вопроса и не ставить, раскольники же сами его не поставят и на постановку его не вызовут, что и было показано примерною беседою. Довольно сказать и доказать, что Амвросий пришел не к Христовой церкви и из нецеркви не мог создать Церковь Христову. Возражения же раскольников относительно непризнания действительности белокриницкой хиротонии можно решать вне связи с возбуждаемым вопросом: во-1-х, вопрос о принятии иномыслящих в православную церковь так, или иначе, есть вопрос не догматический, а церковного устроения, что видно из случаев признания, или непризнания действительности крещения известных еретиков разными церквами и в зависимости от сего неперекрещивания, или перекрещивания их при обращении в церковь. Во-2-х, хотя сам Амвросий имел на себе преемственную хиротонию и судом церкви не был ее обнажен, но важно то, что он перешел в общество, в коем преемственность хиротонии была уже порвана. Мог ли он, отъинуду, – яко бы от еретиков пришедший и при этом церковные каноны нарушивший, восстановить ее преемственно якобы в Церкви Христовой? Мог ли он своим незаконным постановлением в чуждом ему до того времени обществе связать порванную нить апостольского преемства? – Очевидно, не мог. Пересохший ручей благодати должен, для восстановления течения, получить новый, светлый источник, а не мутный, еретический. В-3-х, и древняя церковь иногда не признавала за действительную хиротонию раскольников, например, 2-й вселенский собор не признал хиротонию от Киника последовавшую. Раскольники обращают внимание на употребляемую иногда фразу: «раскольнические мнения» и этою фразою стремятся унизить единоверие. Был разъяснен действительный смысл этого выражения, что слово «раскольнический» относится не к содержанию обрядов, а к отделению от православной Церкви из-за обрядов. Но в виду придирок и во избежание недоразумений профессор Ивановский советовал лучше этого выражения не употреблять. На рассмотрение общего собрания съезда было внесено наиболее часто поставляемое возражение раскольников относительно вопроса о запрещении «старых обрядов», соответствующею властью не разрешенном. Основаниями для возражения служат некоторые выражения, находящиеся в деяниях собора 1667 г. и в синодальном указе 1772 года. Многие миссионеры обменялись мыслями о том, как это возражение они решают, а затем просили профессора Ивановского объяснять, как он его решает. В обстоятельной речи, разграничив власть соборов, как власть судебную и законодательную, и остановившись на рассмотрении определений собора 1667 года, с последней точки зрения, он примерами древней церкви установил полную возможность и православной церкви последующего времени и не соборным образом разъяснял, ослаблять и отменять эти определения по изменившимся обстоятельствам, только бы они не касались догматов веры, а относились к предметам изменяемым. Материал для такого решения собран уже и изложен профессором в печатной статье «Старообрядчество и раскол».

Ц.В.

Нисколько замечаний о суждениях печати по поводу тираспольского изуверства. Неразрешенный спор Мисс. Обозр. и Брат. Слова по вопросу о секте, к которой принадлежали замурованные. Отголоски газетных и журнальных толков по поводу Третьего миссионерского Съезда. Полезная справка о статьях закона, ограждающих православие детей отпавших («Русск. Вед.»). Идеализация раскола и сектантства и действительное значение этих явлений. Некоторые наблюдения, касающиеся раскола и единоверия в Томской и Вятской епархиях («Томск. и Вятск. Еп. Вед.»). Амурские прыгуны («Камч. Еп. Вед.»).

В истекающем году имели место два выдающихся события – одно в области раскола, другое в жизни внутренней православной миссии, – привлекшие к себе самое живое внимание печати и общества и в короткое время породившие чуть не целую литературу. Разумеем страшное проявление раскольнического изуверства в известной Тираспольской драме и состоявшейся минувшим летом в Казани Третий всероссийский миссионерский Съезд. Так как с суждениями, высказывавшимися в печати по поводу этих событий читатели «Мисс. Обозр.» довольно подробно ознакомлены и так как, с другой стороны, далеко не все то, что писалось по этим поводам заслуживает серьезного внимания, то мы ограничимся лишь некоторыми общими замечаниями об отношении светской и духовной печати к помянутым двум событиям.

В светской периодической печати, как газетной, так и журнальной, ужасающий факт самоумерщвления 25 человек терновских раскольников вызвал такие же оживленные толки, какие, обыкновенно, вызываются каким-нибудь выдающимся по обстановке, или загадочности самоубийством, крупным хищением, скандальным процессом и т.п. Описывались местность и обстановка события, сообщались сведения о его жертвах, приводились заключения экспертов и мнения сведущих лиц, высказывались собственный предположения касательно некоторых подробностей происшествия. Но что касается внутренней стороны этого глубоко печального события, – вопроса о тех причинах и условиях, которыми создается в старообрядческом мiре самая возможность такого рода событий, то в этом отношении наша печать не пошла дальше заезженных и ничего в сущности не говорящих фраз о фанатизме и невежестве раскольников, да сопоставления этого невежества с общим состоянием блестящего развития культуры накануне XX века. По крайней мере, в светской печати мы не встретили ни одной, сколько-нибудь заслуживающей внимания попытки осветить указанное событие, как одно из многих проявлений той глубокой и закоренелой духовной болезни, которая, возникнув на почве отделения от Вселенской Церкви и характеризуясь глубоким извращением и болезненным направлением религиозного чувства, в течение вот уже двух слишком столетий, медленно и незаметно, но глубоко разъедает внутреннюю жизнь раскола и только при исключительных обстоятельствах проявляется симптомами столь устрашающего характера, как последняя Терновская драма.

Что касается духовной нашей печати, для которой смысл и значение этого события так же ясны, как и породившие его условия, коренящиеся в общем характере и направлении религиозной жизни раскола, то для этой части печати, равно как и для всех причастных в противо-раскольнической миссии лиц, во всем этом деле вопросом первостепенной важности являлся прежде всего вопрос о том, в какой именно секте раскола принадлежали несчастные жертвы мрачного изуверства; для миссии это важно в тех видах, чтобы на эту именно секту направить, особливое попечение мер духовного воздействия и административных ограничений, в деле пресечения изуверства.

И действительно, как только появились первые известия о терновском событии, тотчас же возник вопрос о том, к какой секте принадлежали заживо замурованные тираспольские раскольники. При этом сразу и резко выделилось мнение, что замурованные принадлежали к беспоповщинской секте бегунов. Мнение это разделяли и одесские епархиальные эксперты, которые дали основание и «Миссионер. Обозрению» высказаться также в пользу бегунства.

Позже в одесских газетах, а затем в специальном противо-раскольничьем журнале «Брат. Слово» тираспольский благочинный, священник Вижевский выступил против этого мнения с доводами, что Виталия и ее погибшие ужасною смертью последователи-скитяне были не беспоповцы-бегуны, а поповцы противо-окружники. С предположением о. Вижевского вполне согласился и заштатный заслуженный профессор Моск. академии, известный расколовед Н.И. Субботин, который в июльских «Москов. Ведом.», напечатал пространную статью, доказывая, на основании доставленных ему о. Вижевсвим данных, что заживо-замурованные тираспольские изуверы принадлежали к секте противо-окружников, причем профессор бросил упрек «Мисс. Обозрен.» в ошибке.

Херсонский миссионер Кальнев, состоя экспертом по делу о тираспольских замурованных, внес вопрос о характере секты на обсуждение 3 всероссийского миссионерского Съезда в Казани; последний всесторонне, в особой комиссии, под председательством известного расколоведа профессора Казанской академии Н.И. Ивановского обсуждал данный вопрос, и за неполнотой следственных данных, оставил вопрос открытым. Опубликованное в «Мисс. Обозр.» (август месяц) постановление Съезда вызвало в «Брат. Слове» (ноябрь) полемическую статью, вышедшую из-под пера самого редактора проф. Субботина, под заглавием: «По поводу суждений Казанского миссионерского Съезда о заживо-похороненных тираспольских раскольниках».

К сожалению, почтенный профессор решительно ничего нового не сказал ни по существу вопроса, ни в разъяснение недоразумения. По-видимому, вопрос этот в данной статье послужил профессору только одним лишь предлогом излить свои недобрые чувства в отношении Казанского съезда миссионеров и «Мисс. Обозр.». Такова история путанного вопроса, окончание которого очевидно остается в наследие новому году.¹⁷²

Переходя за сим к обзору суждений и толков печати по поводу Третьего миссионерского Съезда, мы считаем нелишним остановить внимание читателей на одной справке «Русских Ведомостей» относительно тех статей закона, коими ограждается православие детей, рожденных от смешанных браков и в раскольничьих семьях.

«Русск. Вед.», высказывая свои соображения по поводу статьи «Мисс. Обозр.» (сент.-окт.): «Сенсационные кривотолки», возражают против постановления Съезда о распространении 190 ст. улож. о наказ. на раскольников в тех случаях, если отпавшие в раскол и секты не будут воспитывать своих крещенных в Церкви детей в православии.

Подлинный текст статьи 190 гласит: «Родители, которые быв по закону обязаны воспитывать детей в вере православной, будут крестить их или приводить к прочим таинствам и воспитывать по обрядам другого христианского исповедания, присуждаются за сие: к заключению в тюрьме на время от восьми месяцев. Дети их отдаются на воспитание родственникам православного исповедания или, за неимением оных, назначаемым для сего от правительства опекунам также православной веры».

Московская газета сообщает, что вопрос об условиях и объеме упомянутой статьи был обсуждаем Правительствующим Сенатом, из разъяснений которого известный юрист Н.С. Таганцев выводит заключение, что ст. 190 «имеет в виду лишь родителей, особо к тому по закону обязанных», а такими родителями являются: 1) лица иноверных христианских исповеданий, вступившие в брак с православными и от которых при совершении брака отбирается подписка, по установленной в законе форме: о том, что они рожденных от такого брака детей будут воспитывать в православии; 2) лица иноверных исповеданий, воспользовавшиеся предоставленным им правом крестить детей по обрядам православной веры, так как от этих лиц отбирается подписка, что они упомянутых детей будут воспитывать по правилам православной веры, и такие родители за неисполнение принятой ими обязанности отвечать по от. 190; 3) наконец, той же ответственности подлежат иностранцы иноверных христианских исповеданий, усыновившие подкидышей, происхождение и крещение которых неизвестно. Но от. 190 не распространяется на родителей, отступивших от православия в иное христианское вероисповедание потому, что по отношению к таким лицам применяются от. 188 улож. и ст. 39 уст. о пред. и прес. прест.: на основании их принятие мер об охранении православия детей совращенного, в отличие от правила ст. 190, возложено на министра внутренних дел, который о таковых мерах представляет установленным порядком на усмотрение Его Императорского Величества.

В таком же положении находятся по разъяснению г. Таганцева, и раскольники. Так как по отношению к ним закон (ст. 33 т. X, ч. 1) допускает браки с православными не иначе, как по принятии раскольниками соединения с православной Церковью с присягой (?), то раскольничьи браки не могут быть подведены под смешанные, связанные с отобранием от родителей подписки о воспитании их детей в православной вере. Поэтому вопрос об ответственности раскольников за воспитание их детей не по правилам православной Церкви может возникнуть: или в случае отпадения обоих родителей, или одного из них в раскол или же в случае усыновления раскольниками до закона 12 марта 1891 г. лиц, крещеных в православной вере. По своду законов подвергались ответственности по ст. 216 (по изд. 1842 г.) лишь раскольники, воспитывавшие малолетних по обрядам жидовской ереси. При издании уложения 1835 г. это постановление вошло в ст. 208¹⁷³ проекта, но в более широком объеме, так как в ней было указано: «за допущение малолетних христиан производит духовные обряды по жидовской вере или иной какой-либо ереси, или участвовать в оных». Это расширение объема статьи вызвало сомнение в практике относительно ее применения, и Правительствующий Сенат, в решении по делу Селютиной, 1872 г., № 1673, высказал, что вышеупомянутая статья имеет в виду лишь воспитание в правилах ересей, признаваемых особенно вредными. Затем эта статья была вовсе отменена в силу Высочайше утвержденного 1 мая 1884 г. мнения Государственного Совета, так как после издания закона 3 мая 1883 г., по мнению главно-управляющего кодификационным отделом, представлялось очень затруднительным с точностью установить, к каким именно сектам она могла бы быть применена.¹⁷⁴ В виду того, что из уложения устранения была статья, имевшая целью ограждение малолетних от совращения в раскол, признано было необходимым внесение в устав о пред. и пресеч. преступ. ст. 57. Если бы 190 ст. улож. распространялась на раскольников, то во включении в устав о пред. и прес. прест. новой статьи, также касающейся попечения об охранении православия малолетних детей, не было бы надобности. В виду этого Н.С. Таганцев и приходит к тому выводу, «что как при составлении в 1845 году статьи 190 улож., так и при согласовании уложения с законом 3 мая 1883 г. под ее действие не предполагалось подводить случаи воспитывания по правилам раскола родителями их детей, подлежащим воспитыванию в православной вере. Такое же разъяснение статьи 190 было дано еще 1 февраля 1861 г., согласно с предложением управлявшего министерством юстиции, общим собранием 4-го, 5-го и межевого департаментов Правительствующего Сената по делу Сысоева, признанного Сенатом не подлежащим никакой ответственности за воспитание детей своих в расколе.¹⁷⁵

Как видно из этой выдержки, говорит «Русск. Вед.», «утверждение г. Скворцова, будто ст. 190 является законом об отобрании детей у раскольников и сектантов, совершенно неверно. Да и сам г. Скворцов сообщает факты, показывающие, что попытки духовенства воспользоваться упомянутым законоположением терпели неудачу на суде. Так, напр., самарский суд отклонил обвинение по статье 190 родителей-сектантов, которые не воспитывали детей своих в православии. Мы узнаем от самого же г. Скворцова, что на съезде происходил «обмен мнений о 190 ст. улож., об ее юридическом отношении к детям отпадших».

Интересно было бы знать, в чем заключался этот обмен мнений, спрашивает газета. По словам г. Скворцова, съезд признал, что «наиболее соответственным задачам миссии представлялось бы вменение сектантам, под ответственностью перед законом, коим обязывает государство католиков и лютеран, при заключении смешанных браков с православными чадами церкви, –приводить детей к обрядам и таинствам православной церкви и воспитывать в духе православной веры». Но вменение раскольникам в обязанность воспитывать своих детей в православной вере и приравнение их в этом отношении к католикам и лютеранам повлекло бы за собой распространение на сектантов и раскольников ст. 190, на основании которой, как было сказано выше, родители, коим вменено законом воспитывать своих детей в вере православной, в случае неисполнения этой обязанности, подлежать тюремному заключению; причем дети их отдаются на воспитание родственникам или опекунам православного исповедания. Таково ли было постановление съезда, трудно сказать на основании изложения г. Скворцова, а между тем знать это было бы весьма важно для решения вопроса, вызвавшего столько недоразумений в печати.

г. Скворцов в своей статье о «кривотолках» очень жалуется на эти недоразумения; но в таком случае для восстановления истины, казалось бы, проще всего было напечатать труды Съезда с подлинными протоколами заседаний.

В заключение газета замечает, что обнародование таких документальных сведений было бы весьма важно в виду того, «что сообщения о занятиях казанского съезда отличались чрезвычайной скудостью (?), особенно странно почти полное молчание (?) духовной печати о таком собрании, на котором обсуждались вопросы, имеющие первостепенное значение для интересов православной Церкви. Но протоколы Съезда до сих пор не обнародованы» и проч.

«Русск. Вед.» по обычаю либеральной прессы, и здесь допустили недомолвку и передержку… Прежде всего, говоря об отказе Самарского Окружного Суда распространить от. 190 улож. на родителей раскольников за совращение ими своих детей, крещенных в Церкви, – орган русских прогрессистов умалчивает о второй весьма важной справке, приведенной «в Деяниях Съезда», – это о распространении той же 190 ст. на сектантов и штундистов Киевскими Окружным Судом и Палатой и даже самим Сенатом, который не отверг по существу постановления упомянутых двух судебных инстанций, а это обстоятельство и послужило основанием для Съезда видеть и искать в духе и в букве этой именно статье (190) закона защиту детям раскольников и сектантов, безнаказанно совращаемым изуверами-родителями. Газета интересуется далее знать, в чем именно заключался обмен мнений на съезде по вопросу об юридическом отношении этой статьи закона к детям раскольников? Трудно понять, чего газета хочет, когда сама же далее и приводит ответ на свой вопрос: что съезд признал соответственным распространение ст. 190 и на раскольников, наравне с католиками и лютеранами, так как преступления тех и других и по существу, и по вредности, в отношении интересов Церкви и государства, весьма близки. Даже в последнем отношении изуверные секты наши гораздо, конечно, вреднее инославных исповеданий, в своем религиозно-воспитательном влиянии на подрастающее поколение. Если закон в одних случаях (при смешанных инославных браках) строго охраняет православие подрастающего поколения, то почему же в других (в отношении раскола и сект) он колеблется не только в действии своем, но и в воззрениях, доктринерствующих криминалистов наших. Вот в этом собственно и суть обмена мнений на казанском съезде. Отбирать детей от родителей-раскольников, и отдавать их под опеку православных родственников или на воспитание в монастырские приюты, – это значит карать ни в чем не повинных детей, и оставлять безнаказанною пропаганду лжеучений со стороны взрослых в семейной среде.

«Русск. Ведом.» очень боятся, как бы раскольников не стали сажать в тюрьму по 190 ст. Но как же быть с фанатиками и преступниками, губящими и растлевающими своих детей? Проектируемая Съездом мера может служить острасткой для фанатиков-родителей, насилующих свободу совести своих детей, но не будет за то сопровождаться теми тяжелыми последствиями для невинных детей, какие влечет нынешняя практика в применении ст. 188 улож. и 39 ст. уст. о пресечен., т.е. опека или отобрание.

«Русск. Ведом.» далее сетуют, что не опубликованы доселе подлинные протоколы Съезда. Да будет ведомо почтенной газете, что Миссионерский Съезд не есть Съезд каких-либо лиц по частным предприятиям. Миссионерский Съезд представляет собою учреждение церковно-правительственное; деяния его подлежит рассмотрению Св. Синода и лишь церковной властью могут быть одобрены, или не одобрены к опубликованию в подлинном виде, в частях или во всей полноте. Мы можем только уверить недоверчивых, но любопытных писателей названной газеты, что занятия Казанского Съезда так широко, обстоятельно и откровенно распубликованы и в светской, и духовной печати, что ничего нового или иного подлинные протоколы им не дадут.

А потому сетование «Русск. Вед.», что будто бы сообщение о занятиях Казанского Съезда отличались чрезвычайною скудостью, и обвинение духовной печати, что она якобы хранила почти полное молчание о таком важном событии, – совершенно неосновательное.

В светской печати о занятиях Съезда писано так много, что на страницы ее попало много и такого, чего и вовсе не было. Все серьезные духовные органы печати дали обстоятельные отчеты¹⁷⁶ о съезде, начиная с официального органа Св. Синода «Церк. Вед.» и продолжая органами наших академий – Казанской, (Православный Собеседник) и Московской («Богословский Вестник»), С.-Петербургской («Церковный Вестник»), не говорим ухе о специальном журнале «Миссионерское Обозрение», посвятившем в книжках второго полугодия большинство страниц своих Казанскому Съезду, так что «Русск. Ведомостям», для восстановления извращенной ими же самими истины, совершенно довольно сведений, появившихся в печати, если бы только газета более заботилась о правде, а не о либеральной кривде.

Это недоверие к нравственным силам православия, эта готовность при малейшем поводе стать на сторону его врагов обусловливается многими причинами, из которых две могут быть признаны главнейшими, именно – отчужденность значительной части нашего образованного общества и руководителей печати от Церкви и ее благодатного воздействия, а с другой стороны, такая же отчужденность от действительной народной жизни и проистекающее отсюда ложное понимание совершающихся в этой жизни явлений. Чуждая и даже враждебная Церкви, эта часть нашего общества, естественно, начинает проявлять сочувствие ко всему, что так или иначе выступает против Церкви, и уже одного этого противления достаточно для возбуждения ее симпатий. Отсюда и идеализация раскола, как сохранившего будто бы в неприкосновенной чистоте дух древней православной общины и основные черты русской народности, отсюда же идеализация и сектантства, яко бы вносящего свежую струю богословской мысли и живого религиозного чувства в жизни русского народа; отсюда, наконец, и этот чрезвычайно упрощенный взгляд на отношения, существующие между православной Церковью – с одной стороны, расколом и сектантством – с другой, – взгляд, по которому Церковь всегда представляется в роли гонительницы, а раскольники и сектанты – в роли гонимых и притесняемых. О том, что такое раскол и сектантство в действительности, защитники их не знают, а многие не имеют и охоты узнавать, довольствуясь раз составленным ложным убеждением, что это не более как добрые и честные христиане, подвергающееся притеснениям от тех, на чьей стороне сила, и потому нуждающиеся в защите со стороны всех, кому дороги интересы гуманности и справедливости. А выступить в благородной роли защитника слабых и притесняемых, спокойно при этом сидя в кабинете и ничем не жертвуя и не рискуя, очень заманчиво. Оттого-то так многие с легким сердцем, а подчас и головой, берутся за эту роль.

Между тем, если бы эти добровольные защитники и покровители наших раскольников и сектантов взяли на себя труд изучить поближе своих клиентов, вдуматься в смысл и значение некоторых явлений, возникающих на почве раскола и сектантства, едва ли у них сохранилась бы охота выступать в роли их покровителей. По крайней мере, люди, изучившие раскол и сектантство путем непосредственных личных наблюдений, рисуют нам их в таких красках, которые нисколько не способны вызвать к ним в ком бы то ни было симпатии.

Вот, например, какую характеристику томского раскола, во многом приложимую и ко всему вообще расколу, дает на страницах «Томских Епарх. Ведомостей» местный миссионер и преподаватель семинарии Ив. Новиков («Из путевых заметок по расколу»). В последнее время, по свидетельству г. Новикова, в жизни раскола можно заметить некоторые перемены, касающиеся не только внешнего положения раскола, но и самого учения, его догматики. «Некоторые из раскольников явно стали на путь рационализма, отрицания церковного авторитета и даже самой обрядности. В среде раскола появились такие, никогда здесь невиданные и даже неслыханные, люди, которые неуважительно относится и не доверяют излюбленным раскольниками «старым книгам», а некоторые даже не считают нужным и совсем читать их». Но наряду с этим новым веянием, преобладающая часть раскола все еще продолжает держаться своих старых верований в силу слепой привязанности в внешней обрядности. Источником этой привязанности служит «усвоенный раскольниками слишком внешний взгляд на самые средства спасения». «Раскольник вовсе ничего не знает о подвигах и добродетелях чисто-нравственного, духовного характера; для него вся сила – в добродетелях и подвигах внешних. Такой только путь спасения кажется ему и легким, а в то же время и верным, и надежным». «Привязанность к внешнему не позволяет раскольнику проникнуть в сущность религии, убивает деятельность ума и доводит как бы до религиозного усыпления. Трудно найти раскольника, который бы сознательно ставил пред собою вопросы правильны ли его религиозные верования? Если раскольник и начитывается разных книг, выписок и брошюр, то не из желания беспристрастно отыскать истину, а из желания чем-нибудь заклеймить ненавистное ему никонианство» («Томск. Еп. Вед.» № 15). И эта старая раскольничья закваска внешнего формализма нередко остается, к сожалению, и среди раскольников, принявших единоверие, но продолжающих жить среди прежних своих единоверцев, упорствующих в расколе. Вот, напр., какое наблюдение вынес г. Новиков из одного прихода, в котором, наряду с православными и раскольниками, проживают и единоверцы. «В большинстве своем единоверцы эти не далеко ушли от раскола. Все они строго наблюдают «чашку», не сообщаются с православными, не ходят в православную церковь и не пускают в свою православных; за священником своим строго наблюдают, чтобы он не имел общения с никонианами не только в молитве, но и в пище, и не перенимал никонианских обычаев. Однажды, отправляя своего священника на благочиннический съезд, единоверцы, очень озабоченные тем, как бы священник их не «измiрщился», снарядили даже вместе с ним особого выборного, которому и поручили наблюдать за священником. Выборный очень ревностно исполнял свою обязанность. Присутствуя на обеде и заметив, что все едят из особых тарелок, он привез своим доверителям успокоительный отзыв, что и православные священники все наблюдают «чашку» (там же № 3).

Таким образом, раскол с формализмом и буквоедством своих последователей представляет собою область «сени смертной», в которой нет места духовной жизни и развитию, а возможны только смерть и разложение. Бесконечное дробление раскола на толки и согласия – факт достаточно общеизвестный. Защитники раскола готовы усмотреть и в этом факте признак внутреннего развития раскола, свидетельство о непрекращающейся в нем работе критической мысли. Однако, достаточно только ближе присмотреться к этому процессу дробления раскола, чтобы подметить в нем все признаки духовного разложения. Укажем один пример. В «Вятских Епарх. Ведом» за нынешний год (№№ 14 и 15) печаталась «история раскола в деревне Туреке, Уржумского уезда», которая и представляет собою ничто иное, как именно историю постепенного разложения раскольнического общества в этой деревне. Раскол в форме федосеевщины появился в этой деревне около ста лет тому назад и к настоящему времени успел уже разделиться на шесть враждебных друг другу согласий. О том, по каким причинам совершалось это разделение и что представляют собою отдельные согласия турекской федосеевщины, сообщается следующее. Федосеевцы браков законными не признавали: если же у кого-нибудь из них, жившего единодомовно с женою, оказывалось чадородие, то такового, как явного блудника и нераскаянного грешника, отлучали от молельни. Такое наказание постигло и одного наставника их. Тита Окунева. Он слыл человеком начитанным и высоконравственным и, хотя имел жену, но, пока детей у него не было, правил в молельне должность наставника. Но когда жена у него оказалась беременною, его за это от должности наставника отставили, от совокупного моления и ядения отлучили. Мало того, так как в это самое время Окунев читал годовую псалтирь по умершем турекском богаче, то федосеевские старцы чтение им псалтири признали неспасительным, даже греховным и потому положили вновь перечитать псалтирь другому старообрядцу. Однако Окунев не только не смирился, но даже задумал основать свой толк и разделить молельню. Первое ему удалось скоро осуществить; он начал проповедовать учение, близко напоминающее даниловщину, и приобрел себе некоторых последователей. Труднее было добиться разделения молельни. Бывало, придут последователи Окунева и наставят свечей пред иконами, а федосеевские старцы сбивают свечи с подсвечников палками, считая осквернением прикоснуться к ним руками. Началась тяжба, которая продолжалась несколько лет, но ни к чему не привела, и раскольники решили покончить дело силою своих мусколов. «Последователи того и другого толка, собравшись во множестве в молельню, стали судить, рядить. Одни из них говорили, что большая половина молельни принадлежать им, другие твердили: нет, нам, – но никто из них не мог убедить друг друга. Спор перешел в ругань. Более дерзкие из ревнителей мнимой старины, засучив по локоть свои рукава, вместо документальных правь на владение лучшей части молельни показали своим соперникам жирные кулаки и толстые пальцы, которыми и вцепились в волосы и бороды своих противников, и потащили их из молельни, приговаривая: «вот, вам брак, вот вам часть молельни, еретики вы этакие; прочь, прочь, чтобы вас здесь духу не пахло!». Молельню, однако, все-таки разделили.

Кондратий Данилов, основатель Кондрашина согласия, отделился от турекских федосеевцев из-за того, что последние стали впускать в молельню поженившихся. Учение Кондрата представляет собою собственно строгую федосеевщину и отличается только особенно настойчивой проповедью о воцарении духовного антихриста. Основатель Евланина согласия Евлампий Лелеков «имел слабость пить запоем. Бывало, пропив все имеющиеся наличные деньги и вещи, он часто пропивал и богослужебные книги, которые ему неоднократно покупали его прихожане. При всем этом он был страстный и ревнивейший расколоучитель, видевший в каждой букве и обряде неизменяемые догматы веры». Отделившись от федосеевцев, Евлампий измыслил следующее учение: Иконам поклоняться не следует, потому что на них пишут вместе с ангелами диавола, а также – животных, светила небесные и т.п. Он не признает трех лиц Божества; признает за правильное поклоняться только гладкому кресту, без надписи И.Н.Ц.И. Пред крестом ладаном не кадить и свеч не возжигает, говоря, что это обычай языческий, а не христианский. Книги, напечатанные при первых пяти патриархах, считает испорченными. «Крестил Евлампий сам себя семь раз, да и последнее крещение не считал правильным. Есть слухи, будто бы он крестился в восьмой раз и своих последователей тоже перекрещивал». Крещение он совершал без слова «аминь», говоря, что «этого указания нет в Евангелии». Но из-за этого слова «аминь», отделился от Евлампия один из его последователей, Петр Евстратиев, который считает нужным произносить при крещении «аминь». Кроме того, Петр не отвергает возжжения свеч, масла и каждения ладаном пред иконами, а также надпись на кресте И.Н.Ц.И. признает за правильную. Последователи его, около 70 душ, составляют согласие Пети Елистратова. Согласие Нинанорово имеет во главе Никанора Лелекова, который измыслил свое новое учение. Он учит, что «Церкви на земле нет, да и не было никогда»; водное крещение отвергает и учит, что креститься нужно духом; вследствие этого детей своих не крестит; таинство причащения также отвергает, говоря, что Христос не причащался, да и нам не велел причащаться. Кто, по его учению, причащается, тот жидовствует, потому что Христос ел с учениками ветхозаветную пасху и сказал, что Он есть ее больше не будет, а потому и нам не должно есть ее, т.е. не должно причащаться. – Было еще в Туреке и седьмое, – Ларионово согласие, но теперь последователей его осталось всего два дома. Всего же в Туреке раскольников до 1.000 душ обоего пола.

Эта история турекского раскола представляет собою лишь один из типичных отрывков истории всего вообще старообрядческого раскола. В расколе нет живой идеи, способной к здравому и плодотворному развитию. Отсутствие же развития порождает застой, а застой неизбежно приводить к разложению, которым и характеризуется вся двухсотлетняя история раскола. Дробление раскола на секты и толки и есть результат именно разложения, а не развития, потому что какое может быть развитие на мертвой почве сухого формализма и слепой приверженности к букве?!

То же разложение составляет неизбежный удел и нашего сектантства. Правда, здесь признаки разложения не так бьют в глаза, как в расколе; мало того, можно указать, да и указывают многие, на некоторые такие стороны и явления в жизни сектантов, которые, по-видимому, свидетельствуют скорее о способности сектантства к здоровому и плодотворному развитию, чем о начинающемся разложении его. Но и здесь достаточно только ближе познакомиться с внутренней жизнью сектантства, – что правда, не легко и не каждому доступно, – и с подробностями учения его многочисленных представителей, чтобы убедиться, что привлекательные в сектантстве стороны являются не более, как только приятной для поверхностного взгляда окраской гроба, скрывающего разлагающийся труп.

В «Камчатских Епарх. Ведом.» за нынешний год печатался очень хороший очерк А. Кириллова об амурских прыгунах («Амурские прыгуны или духовные христиане»), содержащий в себе историю, изложение вероучения и описание важнейших обрядов этой секты. История амурских прыгунов имеет конечно своих, типичных для многих сект, героев, которые считали себя сынами Божиими и собирались возноситься на небо. Основанием вероучения прыгуны признают озарение свыше или наитие Духа Св., которого удостаиваются истинно верующие, т.е. прыгуны. Наитие Духа Св. внешним образом выражается в духовной пляске или прыганье. Автор дает подробное описание сектантского радения; вот некоторые картинки из этого описания. «Пляска в полном разгаре. Прыгуны, поснимав свои кафтаны и пальто, в одних рубашках; пот с лица у всех льет градом; платки, которыми они обыкновенно вытирают пот, мокры; многие уже не раз выбегали и на улицу, чтобы прохладиться и освежиться, но напрасно: в комнате жара и духота невыносимые, в воздухе – пыль и миазмы, и сколько ни охлаждайся, пользы мало. Многие и не обращают внимания на выступающий у них двадцатый пот, а пляшут себе и пляшут. Шум и гам стоят невообразимые. В суматохе один из прыгунов забрался под скамью, изобразил из себя собаку и, ползая на руках и высовывая из-под лавки голову, с лаем начал хватать зубами за платье и обувь всех подходящих к нему.

Придавали ли прыгуны какое-либо таинственное значение обращению своего собрата в четвероногое и видели ли в лае его какое-нибудь небесное указание, – не знаем, но знаем то, что, по убеждению их, и в этом случае действовал Дух Св., и это был вдохновенный. Надевали же на себя ветхозаветные пророки рога, ярмо и проч., действуя так по внушению Божию, почему же и их прыгунов внушение свыше не может заставить лаять по собачьи для каких-нибудь особенных целей"… – «Во время пляски, когда на кругу вихрем носились несколько субъектов, один из них поскользнулся и упал, на него свалился другой, а на этого третий. Пресвитер, как бы ожидавший подобной оказии, сейчас же громогласно произнес: «на сем камне созижду церковь мою», и вот целая масса – мужчины и женщины без разбора, улеглись на этот краеугольный камень из трех прыгунов. Образовалась куча, изображающая собою церковь прыгунов, – куча, в которой виднелись головы и торчали ноги…». Третья сценка. «Среди комнаты идет духовный пляс: мужики и бабы топчутся и скачут, насколько позволяют силы. У стола, стоящего близ печки, сидит изможденный, дряхлый старик, опершись на руку, и улыбается ангельской улыбкой. Это – признак, что в нем сидит Св. Дух и он, осененный Духом, все видит и все знает. Рядом на табуретке сидит молодой рыжий прыгун и, сложив руки на колени, покачивается, пыхтит, ударяет руками по коленям, потом начинает шевелит и шептать губами, издавая какие-то особенные звуки, наконец, вскакивает с табуретки и бросается в круг. Здесь, подхватив двух баб, которые плотно обняли его, начал вместе с ними отплясывать. Пляска была продолжительна. Бабы устали и истомились, истомился и мужик. Наконец, бабы оставили своего кавалера. Одна из них, в изнеможении, продолжая тихо кружиться, начала кричать: «ха, ха, ха! дух, дух, дух! вот он! вы его не видите?». Хохот, это – признак, что пляшущая видит Св. Духа и озарена им. Мужик, оставленный дамами, между тем, упал, на пол на колени и еще очень долго кружился или, правильнее, ерзал на коленях, пока совсем не свалился на пол».

Прыгуны, по свидетельству г. Кириллова, являются самым трезвым народом среди всех местных сектантов и если старообрядца и духоборца можно видеть выпивающим водку, а молоканина нередко и пьяным, то о прыгуне этого никак нельзя оказать. Прыгуны обыкновенно говорят о спиртных напитках: «в них заключается все зло, и мы пьем вино радости на горе сей». Что это за вино радости, которым они упиваются, это, по словам г. Кириллова, можно видеть из объяснения одного старика: «так напрыгаешься, что пьянее будешь, чем от всякого вина; и к чему же нам после этого ваше вино?». Это очень интересное объяснение. «Зелено вино» прыгуны заменили «вином радости» – экстатической пляской, доводящей до одурения не хуже настоящего вина. Которое из этих двух вин вернее доводит до галлюцинаций и полного расстройства нервной системы, – не трудно, полагаем, решить.

Небесное озарение у прыгунов выражается иногда еще и в том, что они, по их словам, начинают говорить на неизвестных им языках. г. Кириллов приводит из какого-то «обряда» следующий маленький отрывок, по словам прыгунов, речь на «чужестранном» языке: «стани дон заневере навин, навердон ривян навидон заневеравин востань навердон. Свят, свят, свят Господь Бог Саваоф, исполни небо и землю славы его во веки веков, аминь». «Что означает эта бессмыслица, говорит г. Кириллов, – ни один из прыгунов, к которым я обращался за разъяснением, мне не мог объяснить. Когда же вы замечаете, зачем такую бессмыслицу выдают за какое-то пророчество на чужестранном языке и даже поют во время молитвенных собраний, они отвечают: «и об апостолах, когда они в день пятидесятницы говорили на разных языках, многие, не понимая их речи, замечали, что они пьяны, а они ведь говорили по внушению Св. Духа».

Очерк г. Кириллова, помимо интереса содержания, отличающийся еще и большой осторожностью автора в выводах и обобщениях, а также осмотрительностью в выборе сообщаемых фактов, было бы очень приятно видеть в отдельном издании; он был бы полезным пособием для миссионеров и ценным источником для каждого желающего ближе познакомиться с такой странной отраслью религиозного заблуждения, какую представляет собою прыгунство.

Н. Вышневский

Нельзя не приветствовать появления в свет книги г. Преображенского с вышеуказанным заглавием, – книги, являющейся первым опытом многостороннего и подробного статистического обзора отечественной церкви за полувековой период ее жизни. Важность статистики – факт общепризнанный. До последнего времени наша церковно-историческая наука не пользовалась во всем объеме и полноте статистическим материалом, на основании которого и можно представить за тот иди другой период времени обзор жизни нашей отечественной церкви. Нашему только автору пришла счастливая мысль впервые воспользоваться статистическими данными, как сырым материалом, и изобразить за последний пятидесятилетий период (1840–41 по 1890–91 гг.) жизнь нашей отечественной церкви, во всех ее проявлениях, языком цифр. Труд автора, как покоящийся на неопровержимо-верных статистических данных, заслуживает всяческого одобрения и вынуждает нас с особым вниманием отнестись к нему и познакомить с ним наших читателей.

Предпослав краткое предисловие (I-III стр.), в котором не столько доказывается польза статистики, сколько опровергается одно из возражений, имеющих в виду поколебать в самом основании доверие к этой науке, автор во введении знакомит читателя как с самим характером работ, так и указывает источники, откуда заимствованы им материалы дли исследования. Самое же исследование распадается на пять глав. Первая из них (II-38 стр.) посвящена статистическому обзору отечественной церкви за весь этот период с показания числа епархий, особ архиерейского сана, монастырей и монашествующих, церквей, часовен и количества белого духовенства. Вторая глава касается вопроса о состоянии православной паствы в Империи; показателем этого состояния служит число присоединений к православию и число браков – заключенных и расторгнутых (38–79 стр.). Третья глава трактует о церковно-приходских школах и школах грамоты, библиотеках, церковно-приходских попечительствах, богадельнях и больницах (79–147 стр.). Интерес этой главы преимущественно сосредоточивается на довольно обстоятельном обзоре судеб церковно-приходской школы, которой пришлось перенести не мало злоключений на протяжении пятидесяти лет, пока наконец она не получила, начиная с 1884 г., окончательного устройства и полного права гражданства (79–114 стр.). Интересующиеся делом развития на Руси церковно-приходских школ здесь найдут для себя много интересного и поучительного; очерк этот наглядно иллюстрирует прогрессивный рост, вопреки всем стихиям, религиозного самосознания в нашем народе. Четвертая глава знакомит нас с судьбами, на протяжении всего этого периода, духовно-учебных заведений всех категорий как мужских, так и женских. (147–219 стр.). Центр тяжести в этой главе покоится на кратком историческом обзоре мужских духовно-учебных заведений, начиная с 1836 года по 1891 год, где автор довольно подробно изображает всю историю преобразования духовно-учебных заведений, пока они не вылились в те формы, которые существуют в настоящее время; а также – на истории возникновения женских учебных заведений духовного ведомства. Пятая глава, как бы придаточная, трактует о материальных средствах духовного ведомства (219–236 стр.). В приложении помещено семь таблиц-диаграмм, из которых шесть графическим путем показывают рост за последнее десятилетие наших церковно-приходских школ и школ грамоты.

Для нашего специально-миссионерского журнала особый интерес представляет второй отдел второй главы (45–65 стр.), где автор, на основании статистических данных, именно – по числу присоединений к православию, – судит о состоянии за весь пятидесятилетний период нашей миссии, как среди инославных и не христианских исповеданий, так и среди сектантства.

Число присоединений из католичества и протестантства к православию далеко было не всегда одинаково; в различные годы итоги присоединений к православию разнообразится до невероятия, что объясняется теми или другими обстоятельствами. Заслуживает особого внимания движение среди эстов и латышей в средних пятидесятых годах (1845–48 г.), выразившееся в присоединении к православию этих инородцев в количестве 113.000. Движение эго истекало единственно из того порядка вещей, что лютеранство, благодаря своей сухости, не удовлетворяло ни эстов, ни латышей; но оно с помощью экзекуционных мер было подавлено местными властями – лютеранами. Но движение эго не могло быть совершенно искоренено; оно продолжало, подобно искре, тлеть и ожидало удобного случая. – В начале 80-х годов оно возродилось, хотя и не с такою силою, как в 50-х годах, но во всяком случае цифра присоединения (1885–1887 гг.) достигает до 14 тысяч. Движение эго связано с коронационными торжествами в царствование Александра III. Небезынтересно также, что и среди католичества замечается во второй половине пятидесятых годов движение в пользу православия. С 1865–68 гг. присоединилось к православию до 75.000; возвратились в православие преимущественно русского происхождения обращенные некогда силою в католичество; движение это явилось именно тогда, когда, после польского разгрома в 1863 г., влияние на народ польщизны и ксензов значительно ослабело. На 1875 год падает наибольшая цифра присоединений из иноверцев, простиравшаяся свыше 250.000 что объясняется присоединением к православию греко-униатов после знаменитой энциклики папы Пия IX, усиливавшегося совратить холмских греко-униатов в латинство.

Разнообразны и поучительны итоги присоединений к православию из раскольнических сект за весь пятидесятилетий период. По статистическим данным мы находим, что в царствование Николая Павловича обратилось из раскола в православие в 2½ раза более, чем за 35 последующих лет. Объяснение подобному явлению кроется в направлении внутренней политики Императора Николая I-го, имевшей в виду ослабление раскола с помощью ограничительных мер и усилие православия. Гуманные меры Императора Александра II, закончившиеся, как известно, изданием закона 3-го мая 1883 года, в значительной мере имели влияние на усиление раскола, всегда относившегося к православию со злобой, ругательствами и злохулениями, – и на уменьшение числа присоединений к православию. Правда, в последнее десятилетие возвратилось в православие почти вдвое больше, чем в предыдущие два десятилетия, взятые вместе (55.000 р.); но объяснение этого обстоятельства мы должны искать не в законе 3-го мая, а в усилении противо-раскольничьей миссионерской деятельности за это десятилетие. С точки зрения мер, принятых церковью в последнее десятилетие по отношению к расколу, возвращение в лоно церкви 55.000 из раскольнических сект должно быть признано плодом недостаточно обильным.

Автор, говоря о числе присоединений из раскола, нашел вполне уместным коснуться и вопроса о числе раскольников у гас на Руси: общераспространенное мнение, что всех раскольников в Империи 15 миллионов, должно признать не только до крайности преувеличенным, но даже баснословным. Если бы в действительности было так, то раскольники составляли бы ⅛ часть всего населения России, не исключая иноверцев, что противоречит действительности!…

Нельзя пройти молчанием того обстоятельства, что автор, при рассмотрении вопроса о борьбе с расколом, ни одним словом не обмолвился о так называемом рационалистическом сектантстве и о борьбе церкви с ним. Пробел этот является весьма чувствительным в исследовании автора, – и очень жаль, что вопрос этот существенной важности, обойден молчанием. Кому не известно, что на вторую половину 80-х годов падает период наибольшего распространения южнорусского штундизма, интересовавшего как духовную, так и светскую прессу. Читатель, к великому сожалению, в труде г. Преображенского не находит никаких сведений о штунде и неразрывно связанных с нею пашковщине и баптизме.

Рассмотренный нами труд «Отечественная Церковь по статистическим данным с 1849–41 по 1890–91 гг.», как единственный в своем роде и представляющий собою первый опыт обследования истории церкви на основании статистических данных должен быть приветствуем как отрадное явление в нашей церковно-исторической науке. Если мы добавим, что свое исследование автор ведет на основании самым тщательным образом проверенных цифровых данных, частью опубликованных, частью самостоятельно извлеченных из центрального управления духовного ведомства, – и что в выводах своих он крайне осторожен, – то для читателя, интересующегося судьбами нашей отечественной церкви, труд г. Преображенского будет иметь сугубую ценность.

Издание довольно опрятное и по цене книжка сравнительно недорогая.

Пожелаем же труду нашего автора самого широкого распространения и самой широкой известности.

П. Козицкий

Такие «разговоры» в последнее время не редкость встретить на страницах Епархиальных Ведомостей и в отдельных брошюрах. Но книжка о. Тихвинского выделяется из них своею сравнительною полнотой: в ней можно найти рассуждение почти по всем недоуменным для штундиста вопросам. Это одно из выдающихся достоинств книжки о. Тихвинского, которых, впрочем, немного можно найти в настоящем труде почтенного миссионера. Автор дал своему труду форму диалогическую, которая издавна употребляется в духовной литературе, как более удобная для точного и раздельного раскрытия и изъяснения известных истин, и как более живая, интересная… Православный катехизис, – эта символическая книга для православных христиан, – имеет, как известно, такую форму. Мы не думаем, чтобы о. Тихвинский в своем труде преследовал главными образом ясность и раздельность изложения христианских истин. Эта цель прекрасно достигнута существующими уже руководством в обличении штунды. Автор, очевидно, имел в виду представить в своем труде образец диалектической убедительности. И действительно, он заставляет своего собеседника-штундиста признаваться чуть ли не на каждой странице (стр. 4, 7, 15, 23 и т.д.) в полной своей несостоятельности. Мы слышали, что в практической своей деятельности на поприще миссии, о. Тихвинский пользуется успехом, и как миссионер достигает значительных результатов. Но практика и литературный труд, как оказывается, – не одно и то же, и мы думаем, что книжка о. Тихвинского не служит памятником его практических бесед. Таких «разговоров» со штундистами, какие представляет нам автор, в действительности едва ли бывает: слишком они вялы, книжны, слишком не походят на живую речь живых полемизирующих собеседников. Любимый прием автора, имеющий такое значение в живой беседе, – reduction ad absurdum, – в литературном произведении был бы тогда уместен, если бы оно отличалось всеми качествами живо и интересно написанного диалога. Произведение же о. Тихвинского этим далеко не отличается. Диалог для автора не больше как внешняя форма изложения: в нее он вложил готовое содержание, которое дают существующие руководства по обличению штунды и… может быть и собственный опыт миссионера.

Далее, не хотелось бы верить, чтобы большой опыт известного уже миссионера, как о. Тихвинский, подсказывал ему такое нанизывание без всякой нужды текстов Св. Писания, какое допускает автор в печатной брошюре. Возьмем для примера первое попавшееся место из его «разговора». Штундист полагает, что в словах Евангелиста (Ин.21:20): «многое и другое сотворил Иисус и т.д.» говорится о делах Божиих, о чудесах Иисуса Христа, а не о слове (в смысле учения) Божием. Автор на это возражает:

«Напрасно так думаешь: слово Божие есть в то же время и дело: «вот дело Божие, говорит Иисус Христос, чтобы вы веровали в Того, Кого послал Отец» (Ин.8:29). Если Христос называет делом Божиим веру в Себя (а вера от слышания), то тем более есть дело Божие Его Божественные слова, Его проповедь и вообще, слово Божие: «и будут все научены Богом. Всяк слышавший от Отца и научившийся, приходит во Мне (Ин.8:45; Ис.54:13) и т.д. и т.д.

Вместо столь легкого, даже на основании одного места Св. Писания, разъяснения недоумения, автор уснащает его искусственно связанными, не, всегда идущими к делу текстами. От чего в голове читателя книжки о. Тихвинского, вместо одного недоумения получаются ряд других новых. Это, можно сказать, общий недостаток содержания «Разговора». К частным недостаткам нужно отнести не везде тонное, а иногда и неправильное, ничем не оправдываемое в положении автора, приведение мест Св. Писания для доказательства православных истин, как например, на стр. 74 в доказательство необходимости для христиан крестного знамения автор ссылается на слова Господа в евангелии Марка (16:16): «кто будет веровать и креститься, спасен будет». Кто из читавших евангелия не знает, что в этих словах Господа говорится о таинстве крещения, о погружении в воду, а не о крестном знамении. Есть и другие неточности (на стр. 76, 77, 83, 135) в пользовании текстами Св. Писания.

В послесловии к своей книге автор совсем не к месту пользуется известным уже ранее в старой полемической литературе приемом, касательно случайного совпадения слова вольнодум, в его числовом значении, с апокалипсическим числом 666, и применения этого звериного числа к штундистам, которых он называет «вольнодумами». Совпадение это – большой курьез и указание на него может произвести – допустим – иногда ошеломляющее действие на простецов. Но в серьезной религиозной полемике, а тем более, назначаемой к печати, такой аргумент, хотя и остроумный, нельзя рекомендовать для пастырей Церкви. Книга может попасть в руки образованного, критически относящегося к чтению, читателя и такие устрашающие «жупелы» могут не убеждать, а лишь раздражать и вооружать против миссии и ее литературы.

Не смотря на отмеченные нами недочеты, «разговоры» о. Тихвинского сводом и группировкой в них по предметам полемики текстов Св. Писания могут служить полезным подспорьем для пастырей в их миссионерской деятельности.

С. Потехин

Брошюра передает (тоже) разговор автора с своим спутником по дороге, штундистом. Случайно возник разговор, случайны и затронутые в нем темы. Автор отвечает на вопросы собеседника: зачем священникам нужно широкое образование, отчего они не живут по-апостольски, в чем видна и почему присуща благодать Божия, зачем они преследуют иномыслящих, зачем носят длинные волосы и называются «батюшками». Автор даете обстоятельные ответы и разъяснения и лишь фанатизмом собеседника-штундиста можно объяснить заключительные слова последнего:

«Желаю отступить, – и отступлю, и отступаю!… И никто не смеет противоречить мне, никто"… – Встреча со штундистом наводит автора на размышление о трудности борьбы со штундизмом, с этим слепым отрицателем всего, напоминающего Православие. Причину увлечения штундизмом автор видит в незнании народом своей религии; разговор ведется живо и назидательно, изложен языком литературным.

Брошюра содержит несколько статей. Первая из них передает разговор в вагоне железной дороги с последовательницей пашковщины. Собеседница автора – классная дама одного из петербургских институтов. Она имеет в кармане евангелие и затевает разговор на тему о значении добрых дел в деле спасения. Разговор чисто «дамский». Цитируя известные слова ап. Павла о значении веры для спасения, она как бы не подозревает параллельных, объясняющих и дополняющих их, других мест Свящ. Писания. – Вторая статья представляет историческую справку о местном расколе в посаде Дубовке в 1864 г. Развитию в этой местности раскола, по словам автора, много способствовал указ Екатерины и снисходительность гражданского начальства, дозволившего поповцам австрийского толка, несмотря на возражение духовенства, построить в 1863 г. молельню. Любопытно появление здесь же секты «незнаек». В 1865 году несколько беспоповских семейств впали в странный раскольничий нигилизм, не признавая ни Бога, ни Царя и никого; на предлагаемые вопросы они упорно молчали или чаще отвечали: «не знаю». Распродав свое движимое и недвижимое имущество, они построили в конце посада землянки и жили здесь целыми семействами. По присуждению начальства, они, после сильного сопротивления, были сосланы на Кавказ. Далее в статье описывается противо-раскольничья деятельность наших священников и состояние жизни и богослужения у дубовских австрияков, беглопоповцев, беспоповцев, молокан воскресников, молокан-субботников (которых автор называет караимами) и ново-открывшейся там пашковской ереси. Третья статья передает беседу автора с беспоповцами на дубовском соборе 1885 г. о совокупном ядении и питии с еретиками. Беседа, касается слов св. Иоанна Златоуста, взятых из 13-го слова Просветителя Иосифа Волоцкого. Остальные статьи касаются церковной практики с обращенными из раскола.

Почтенный о. протоиерей Флегматов большой знаток пашковщины. Он издал целый ряд своих бесед с пашковцами (и отчасти с молоканами), которые (беседы) велись им в Царицынско-Вознесенской церкви. Беседы имеют предметом главные пункты пререкаемые сектантами в православном учении – о необходимости иерархии, храма, крещения водою, причащения, почитания икон поминовения умерших и т.п. Нового в отношении обоснования православно-христианского учения, автор и ничего не дает, но опытною рукою пользуется известными данными полемического богословия.

Главная заслуга автора, несомненно, в том, что он не скрывает силы возражений сектантов, не ставит их так, чтобы на них легко было ответить, а приводит их с точностью, с тою остротой и искусством, которые «искушают» и опытных миссионеров, заставляя задуматься над ответом. Вот почему желательно, чтобы на брошюры о. Флегматова было обращено внимание готовящихся в собеседовании с сектантами: они могут сослужить им полезную службу.

С. Потехин

Пред отъездом в С.-Петербург для присутствования в Святейшем Синоде, Высокопреосвященнейший Владыка митрополит Киевский Иоанникий пожелал видеть у себя и благословить членов киевского религиозно-просветительного Общества. Утром 13 ноября назначено было это представление в лаврских митрополичьих покоях. К этому времени собрались все члены Совета просветительного Общества, миссионеры и почетные члены его. Представлял Владыке членов совета Общества председатель последнего почетный член его, преосвященный Сергий епископ уманский. Представляя членов Общества, преосвященный Сергий заявил высокопреосвященному Владыке митрополиту, им пастыри и другие члены Общества с похвальным усердием трудятся в деле религиозно-нравственного просвещения в духе православия и в частности в ведении бесед с сектантами, и просил Владыку на прощанья – благословить тружеников на дальнейший их труд. Владыка-митрополит, благословивши представленных ему, пригласил всех в гостиную и долго отечески беседовал с членами общества, преподав им весьма ценные миссионерские советы и указания относительно целей собеседования с сектантами и приемов ведения их. Заявив, что он сам следил за трудами Общества и слышал со стороны и от духовных, и от светских лиц о благоплодной деятельности киевского религиозно-просветительного Общества, архипастор напомнил латинскую пословицу: bonum initium dimidium facti est (хорошее доброе начало – половина дела) благодарил членов за их усердие к благому делу и молитвенно пожелал Обществу больших и больших успехов. Затем коснувшись вопроса о том, как следует вести беседы с сектантами, чтоб эти беседы достигали цели, Владыка сказал: «что не ученость, не искусство в словопрении имеют главное значение при беседах с сектантами, а искреннее, сердечное желание образумить заблуждающихся и наставить их на путь спасительной истины. Правда, трудно рассчитывать на то, чтобы собеседования сразу же, или в скорости, возвращали к Церкви уклонившихся, – не только трудно, но, пожалуй, и невозможно; но этим не следует смущаться: собеседования достигнут своей цели даже и в том случае, если поселять в душе сектанта только сомнение в том, что (в лжеучении сектантском) раньше казалось ему несомненным… Собеседующий должен вести это дело не для того, чтобы показать, что он сильнее сектанта и больше его знает, а исключительно по любви к заблуждающимся, ради спасения их души. Ясно, что в собеседовании ни в каком случае не должно быть допускаемо раздражение, горячность или гнев. Любовь к заблуждающемуся, полное спокойствие и выдержанность – вот условия, без которых собеседования не принесут пользы, а скорее повредят делу… Если собеседующему нанесет сектант в словах какое-либо личное оскорбление, нужно покрыть это христианскою любовью… Но если оскорбление коснется священной истины, Церкви и т.д., тогда этого нельзя допускать, – в таких случаях следует их останавливать. Упорство и упрямство со стороны заблуждающихся не должны охлаждать ревности в деятелях-просветителях; добрые слова, сказанные вслух многочисленных слушателей, не могут остаться бесплодными для кого бы то ни было». Одобрив бесплатную раздачу брошюр религиозно-нравственного содержания народу, во время собеседований с сектантами, и вообще при ведении бесед членами Общества в храмах и в других местах Киева, – Владыка-митрополит на издание этих брошюр пожертвовал 500 руб. Эти мудрые советы иерарха Киевского необходимо твердо запомнить всякому пастырю и миссионеру, ведущим борьбу с сектантством.

В Брянское уездное земское собрание гласный Лагода внес доклад о религиозно-нравственном просвещении народа. Указывая на увеличивающийся упадок нравственности в народе, на остатки суеверных, языческих понятий, еще крепко сидящих в уме народа, на непонимание им сущности религии, обрядов церковного служения и правил нравственности, гл. Лагода предложил земскому собранию ходатайствовать об учреждении неустанных проповедников Слова Божия и толкования истин веры. По мнению Лагоды, таковых проповедников необходимо иметь по нескольку на уезд с назначением им правительством особого вознаграждения, при материальном содействии земства в виде помещения для них и платы по их разъездам. Проповедники эти, находись вне всякой материальной зависимости от нравственно-опекаемого населения, должны способствовать уменьшению проступков и преступлений в народе, должны образовать нравственный оплот проникновения и распространения в народе пагубных влияний всякого рода вредных учений. Брянское уездное земское собрание, выразив полное сочувствие предложению гласного Лагоды, единогласно постановило представить настоящее ходатайство правительству чрез губернское земское собрание и вместе с тем, по предложению председателя собрания, доклад этот постановлено сообщить обер-прокурору святейшего Синода.

Факт в высшей степени знаменательный и отрадный! Симпатичное ходатайство это служит новыми доказательством насущной необходимости повсеместного учреждения в епархиях должностей миссионеров-веропроведников, которые бы утверждали в истинах веры и охраняли народ православный от увлечения религиозными заблуждениями. Даже земцы и те уразумевают эту потребность и идут навстречу духовной нужде!… Интересно проследить дальнейшую судьбу изложенного ходатайства.

В ноябр. книге «Мисс. Обозр.» мы несколько слов сказали о состоянии в г. Киеве штунды. Но есть у матери городов и раскольничьи плевелы. Расколи издавна свили себе здесь прочное покойное гнездо, о чем свидетельствуют давным-давно здесь существующие и довольно благолепные церкви-молельни, с полными причтами, дорогою ризницею и утварью. Количество раскольников в Киеве понемногу увеличивается, благодаря многими благоприятным условиям, а главное – сильной поддержке со стороны московских (Морозова) и местных капиталистов (купцов Попова, Истомина), и т.п. По сведениям самих раскольников, число их в Киеве простирается свыше 4.000, особенно большой наплыв в Киеве бывает летом раскольников мастеров и огородников. Раскольники, проживающие в Киеве, все принадлежат к толку – окружников, приемлющих австрийское священство. Киевские лжесвященники и лжедиаконы австрийского поставления вместе с своей паствой подлежать ведению балтского лжеепископа Сильвестра. Одна из старообрядческих церквей-молелен находится вблизи Братского монастыря в соседстве с духовной академией. Она устроена на пожертвования раскольников, а главным образом на средства покойного купца-капиталиста Николая Попова, на имя которого был сделаны и крепостные бумаги. В недавнее время между раскольниками, принадлежащими к этой молельне едва не произошло раскола. Дело было так.

По смерти Н. Попова его имущество, а также и молельня перешли по наследству к его жене Елисав. Гаврил. Поповой. Последняя давно была недовольна на своего попа. Унаследовав имущество мужа, вдова Попова потребовала, чтобы поп был удален, или по крайней, мере чтобы удалился из ее дома, находящегося при молельне и отданного Н. Поповым под квартиру причту. Ее желание в среде раскольников вотировал дьячок Макар, которому благоволила и который лет 10 уже находится в сильной вражде со своим настоятелем. Макар начал возмущать против попа Киевскую раскольническую общину и настаивал на устранении его от этой должности. Притязаниям Макара покровительствовала и Попова, но так как далеко не все раскольническое общество сочувствовало им, то последняя прибегнула даже к крутым мерам. Пользуясь своим наследственным правом, она в один праздник заперла молельню и не дозволила совершать в ней богослужения. Это произвело, конечно, взрыв негодования, которое повело к разделению. Молельня Е. Поповой стала при богослужениях пустеть. Не так давно для умиротворения своей паствы приезжал в Киев лжеепископ Сильвестр, но не успел ни в чем. Отслужив Киевским раскольникам, всенощную и литургию, он уехал, не достигнув своей цели. Весть о киевском разделении достигла и до московских раскольников, почему приезжал в Киев сам глава русских раскольников московский лжеархиепископ Савватий. Он прибыл в Киев истекшим летом с своим архидиаконом и двумя певцами. Савватий здесь устроил собор, на котором разделение старообрядцев было умиротворено и вот каким образом. В угоду щедрой благотворительницы вдовы – Поповой положено было иметь в молельне двух попов, которые бы служили по-недельно. Однако и этою мерою не был упрочен мир юридической владелицы поденной купчихи Поповой, причта и общины. Присланный лжепоп выжил не только прежнего настоятеля Кирилла, но и дьяка Макара. Чтобы не оказаться в положении беспоповства из-за строптивого Макара г-жа Попова отъяла от него свою руку защиты и «архидиак» ныне не у дел. Вместе с тем на соборе затронуты были некоторыми раскольниками и вопросы общецерковного свойства: предлагалось установить взгляд на единоверие и господствующую российскую Церковь, но Савватий эти вопросы отклонил, ибо он по опыту хорошо знает, что в такую минуту эти вопросы могут повести к сильным спорам и к большему разделению. Это тем удобнее было сделать, что вопросы были подняты лицами, не пользующимися в здешнем раскольническом обществе большим влиянием.

В заключение своего пребывания в Киеве лжеархиепископ Савватий совершил в молельне Поповой другую литургию¹⁷⁷ в сослужении 4 лжепопов (2-х местных и двух приезжих из Чернобыля и Черкас) и 3-х лжедиаконов. Богослужение совершалось со всеми особенностями старопечатного служебника, так, наприм.: после «Агиоса» (динамис) было возглашение многолетия Савватию, причем последний осенял, стоя на горнем месте. После последнего прошения сугубой ектеньи, вместо троекратного «Господи помилуй» было возглашено «на многа лет Владыко»; на великом выходе поминовения особ царской фамилии не было¹⁷⁸, а произносилось только «да помянет вас Господь Бог во царствии своем», затем следовало многолетствование Савватия; такое же многолетствование было и пред Символом веры. После литургии был совершен параклисис с каноном Успению. Канон был исполнен хором раскольников знаменным распевом; по 6-й песни было прочитано евангелие, а по 9-й молитва Пресвятой Богородице. Затем, по окончании параклисиса Савватий совершил благословение нового старосты (одного из местных купцов, Иоакима Коломакина). Благословение состояло в том, что Савватий, взяв от храмовой иконы церковные ключи, передал их новому старосте со словами: «Прими залог сей и сохрани его конца жизни своея» и т.д. Затем были прочитаны 3 молитвы, в которых испрашивалось ему благодать для непорочного прохождения своего служения, причем призывалось и заступление святых. После чтения молитв новый староста, стоявший во время с наклоненной головой и державший в своих руках ключи, поданные ему Савватием (последний до окончания молитв также не выпускал их из рук), сделал поклон своему лжеархиепископу и поцеловав его руку, принял от него ключи. – Умиротворив киевских раскольников, лжеархиепископ Савватий в тот же день отправился в Москву.

Не безынтересно и то обстоятельство, что на киевском раскольничьем собрании был поднят вопрос об отношении старообрядцев к православной Церкви, о законности их священства и др. Очевидно в последнее время среди лучшей части киевских старообрядцев снова начинают выступать это вопросы, оставленные неразрешенными на московских соборах окружников и противо-окружников. А это обстоятельство говорит о том, что у наших местных раскольников есть благоприятная почва, на которой бы можно было посеять семена единоверия и православия. Умственное состояние киевского раскольнического общества отличается, как и везде, крайним невежеством. Никто из них никогда не читал не только противо-раскольничьих брошюр, но не знает хорошо и своих старопечатных книг. В таком невежественном состоянии находятся не только пасомые, но и пастыри. Понятно, что при том невежестве, в каком находятся киевские раскольники, они сами никогда не получат разрешения своим недоумениям и вопросам, очевидно уже назревшим и составляющим в среде их больное место, которое они опасаются трогать. А потому необходимо, чтобы почтенное киевское религиозно-просветительное общество, с своими членами подало с любовью свою руку помощи и этим заблудшим братьям, учредив также как с штундистами и с раскольниками полемические собеседования.

М. Лисицын

25 ноября, вечером, часов в 9, в больницу Самарского губернского земства, по словам «Самар. Газ.», были доставлены для подания медицинской помощи два брата, крестьяне Дмитрий и Иван Федоровы Саловых, самарской губ., николаевского уезда, с. Березовый Гай. Братья Саловых оказались оскопленными, и им нужно было наложить повязки, чтобы остановить кровотечение. Изуверы Саловых еще у себя в деревне были замечены родителями в принадлежности к секте скопцов, а когда они поехали в Самару, то за ними следом приехал сюда их отец и заявил полиции о своих подозрениях. Однако, розыски Саловых ни к чему не привели, пока не было заявлено полиции из бани Чаковсвого (на Волге), что какие-то два неизвестные человека заняли номер и не хотят оттуда удалиться вот уже около трех часов. Явилась полиция, номер был отворен, и зрителям представилась ужасная картина: весь пол, скамейки и проч. были залиты кровью, а находившиеся там лица оказались кастрированными. Отрезанные части были найдены под полком в парном отделении номера. Орудия кастрации не найдены. На допросе полиции Саловых заявили, что операцию им произвела женщина, бывшая с ними в номере, но кто она такая, как ее фамилия и где она живет – не знают. Но ни коридорная, ни номерная прислуга не заметили, чтобы в номер Саловых приходила или уходила бы оттуда женщина, хотя номер этот четвертый по порядку в коридоре и не заметить сказанного выше нельзя. Братья Саловых еще молодые люди: старшему 37 лет, женат и имеет детей, а младшему 19 лет, и он холост.

В Черниговской епархии по инициативе благопопечительного о духовных нуждах своей паствы архипастыря, епископа Антония, учреждена должность противо-сектантского миссионера. Жалования назначено 1.500 руб., в том числе 300 р. разъездных.