И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим

После обращения к Божеской щедрости надлежит испрашивать и Его милосердия. Пища не всё обнимает нам нужное и полезное.

Знал Господь, что один Он всегда безгрешен. Почему научает нас молиться об отпущении долгов наших. Это исповедь, испрашивание прощения. Кто испрашивает прощения, тот исповедует грех. Так доказывается, что «Бог приемлет и покаяние; его желает паче, нежели смерти грешника» (Иез.33:11). Долг в Писании есть образ греха; и подлежит суду и истязанию, от которого не избудет истязуемый, пока не воздаст всего, как изобразил Господь в притче – Мф.18:23–34. Притча та вся относится к истолкованию смысла настоящего прошения. Ибо то, что там, в притче, раб, помилованный господином, не пощадил ради сего своего должника, и за то, по донесении о том господину, предан изстязателю для взыскания с него долга до последнего кодранта, то есть до малейшего остатка его, к тому ведёт, чтоб расположить и нас прощать должникам своим, для получения прощения от Господа. С тою же целью Господь и в другом месте заповедал: «отпущайте и отпустят вам» (Лк.6:37). И когда Пётр спросил Его, отпущать ли до седми крат, сказал: «не до седми только, но до седмидесяти крат седмерицею» (Мф.18:22).

И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим (Мф.6:12) или по Луке: и остави нам грехи наша, ибо и сами оставляем всякому должнику нашему (Лк.11:4).

Мы имеем много обязанностей и обязаны не только к вещественным даяниям, но и к дружественности отношений и к такого, а не другого рода действиям: мы обязаны даже тот, а не другой образ расположения питать к другим. Эти наши долги мы или уплачиваем, исполняя предписания Божественного закона, или же, презирая здравый разум, не уплачиваем их и, таким образом, остаёмся должниками.

Подобным же образом должно судить об обязанностях к тем из братии, которые вместе с нами в религиозном отношении возрождены во Христе: к ним мы должны относиться как к имеющим с нами одну и ту же Мать и одного и того же Отца. И по отношению к согражданам имеем мы обязанности, и потом другие обязанности, общие по отношению ко всем людям; частные ещё имеем обязанности по отношению к чужеземцам и частные же по отношению к тем, которые состоят в возрасте родителей; и другие обязанности лежат на нас относительно тех, которым по всей справедливости принадлежит честь, приличествующая сынам или братьям. Поэтому, кто того не исполняет, что он обязан оказывать братьям, на том неисполненное остается долгом. Равным образом если мы и то оставляем без исполнения, что нами должно было бы оказываться нашим ближним в дружественном духе мудрости (в духе христианской любви к ближним), то долг от того лишь увеличивается.

Но и по отношению к себе самим мы имеем обязанности. А именно: мы должны своим телом так пользоваться, как учат тому разум и Откровение, и не истощать его в удовольствиях; обязаны мы заботиться и о душе, поддерживать остроту рассудка, равно как обращать внимание на слова, чтобы они не имели в себе жала, которое могло бы уязвлять ближнего, напротив, чтобы отличались назидательностью и не были бы праздны (какие слова подлежат суду Божию – см. Мф.12:36). И обязанностей к себе самим если мы не исполняем, то долг наш через то лишь большей тяжестью ложится на нас.

И так как мы – излюбленнейшее Божие творение и образ Божий, то в довершение всего обязаны мы поддерживать известное душевное настроение и по отношению к Богу, а именно любовь от всего сердца, от всей силы, от всей своей души (Мк.12:30; Втор.6:5); а если мы надлежащим образом этого не исполняем, то остаёмся должниками пред Богом и погрешаем против Господа. И кто тогда будет за нас ходатайствовать? Потому что если согрешит человек против другого, то можно еще за него молиться; а если он против Господа погрешит, то кто за него будет молиться, как говорит Илия в Первой книге Царств (1Цар.2:25)? Но мы состоим должниками и Христа, Который искупил нас Своею Кровию (Деян.20:28; 1Кор.6:20), подобно тому, как каждый слуга состоит должником того, кто его выкупил и за него заплатил известную сумму денег. И по отношению к Святому Духу имеем мы долги (1Кор.6:19–20), уплачиваемые, если мы Его не огорчаем грехами, потому что ими мы изгоняем Его из своего сердца, Его, Которым запечатлены в день искупления (Еф.4:30); и если мы Его не огорчаем, то приносим требующиеся от нас плоды (Мф.3:8; Лк.3:8–11; 8:15; Ин.15:16; Рим.7:4; Гал.5:22–23), поскольку в том Он способствует нам и дает нашей душе сверхъестественную жизнь, потому что лишь при воздействии на нас Святого Духа можем мы приносить любезные Богу плоды добродетели (1Кор.12:3).

Но если мы и с личным нашим ангелом хранителем, который видит лице Отца Небесного (Мф.18:10), не знакомы близко, то каждому из нас при надлежащем размышлении по меньшей мере то становится ясным, что и по отношению к нему мы состоим крупными должниками. Далее, если мы состоим зрелищем для мира, для ангелов и человеков (1Кор.4:9), то должны мы знать это; подобно тому как актер обязан перед лицом зрителей то и это говорить или делать и подлежит он наказанию, если должного не исполняет, потому что тем оскорбляет он всю публику, точно так же и мы всему миру, всем ангелам и человеческому роду тем обязаны, чему при сохранении в себе доброй воли можем научиться от Мудрости.

Кроме этих, более общих долгов или обязанностей, особенные ещё обязанности имеет вдова, призреваемая Церковью; другие обязанности имеет диакон; опять иные – пресвитеры; и особенно тяжёлая обязанность лежит на епископе, за пренебрежение которой Спаситель взыщет с него именем всей Церкви.

Наконец, апостол упоминает об обязанностях, общих мужу и жене, говоря: Муж оказывай жене должное благорасположение; подобно и жена мужу (1Кор.7:3). Он прибавляет также: «Не уклоняйтесь друг от друга» (1Кор.7:5).

И к чему перечислять, как много лежит на нас обязанностей соответственно нашему призванию и состоянию, потому что читатели этого сочинения из сказанного прочее могут вывести ведь и сами. Этих обязанностей мы или не исполняем и остаемся тогда связанными от них, или мы их исполняем и тогда от них свободны. Конечно, в этой жизни невозможно на каждый час дня и ночи не иметь какой-либо обязанности. Но, обязанным, нам можно или исполнять свои обязанности, или пренебрегать ими; можно их исполнять в жизни, но можно их и не соблюдать, потому есть много людей, которые никому и ничем не обязаны; есть много людей, исполняющих большую часть своих обязанностей и остающихся обязанными лишь за немногое; многие уплачивают лишь немногое, а за большую часть остаются должными; может быть, есть и такие, которые ничего не платят, но за всё остаются должными. А кто все исполняет так, что он никому и ничего не остаётся должным, тот получает возможность к этому, конечно, лишь со временем и оттого нуждается в прощении ему ранних долгов; все же это прощение может он наверное получить, если он с определённого времени старался так жить, что из своих обязанностей ни одной не оставлял без исполнения и не имел никаких в этом направлении долгов. Законопреступные же действия, напротив, пишутся в душе и, таким образом, становятся тем вопиющим против нас рукописанием (Кол.2:14), по которому мы, как бы по книге какой, так сказать, собственноручно нами написанной, будем судимы и которая потом объявлена будет, когда все мы явимся пред судилищем Христовым, чтобы каждому получить соответственно тому, что он делал, живя в теле, доброе или худое (2Кор.5:10; Рим.14:10).

Но если по отношению ко многим мы состоим должниками, то многие и нам должны; одни состоят в долгах у нас как у своих ближних, другие – как у своих сограждан, иные – как у отцов, ещё иные имеют обязанности к детям, и потом жёны имеют брачные обязанности по отношению к своим мужьям, друзья – по отношению к своим друзьям.

В случае если из великого числа наших должников многие в исполнении своих обязанностей по отношению к нам оказываются нерадивы, то тем дружественнее по отношению к ним мы должны поступать, забывая их несправедливости по отношению к нам и помня о множестве собственных обязанностей, во многих случаях нами не исполненных не только по отношению к нашим ближним, но и по отношению к Самому Богу. Потому что если мы о том вспомним, чего в качестве должников мы не исполнили, но что опустили, времени протечь позволивши, в которое ближнему мы должны были оказать то и это, то будем мы снисходительны и по отношению к тем, которые нам должны, и не будем слишком строго требовать уплаты нам их долгов, особенно если мы того не забудем, чем погрешили мы против Божия закона и в чём мы оказались преступными против Его величия, будет ли это из неведения истины или по недовольству нашими судьбами. Если же мы по отношению к нашим должникам не хотим быть снисходительными, то и с нами поступлено будет подобным же образом, как и с тем, который не хотел своему сотоварищу по рабству простить ста динариев.

Следовательно, если наши обидчики выражают раскаяние, то мы должны прощать им даже и в том случае, если бы должник наш и часто причинял нам это. Написано: если твой брат согрешает против тебя семь раз в день и семь раз в день обратится и скажет: каюсь ты должен прощать ему (Лк.17:4). А против тех, которые не выражают никакого раскаяния, мы не должны быть жестоки, потому что такие – самим себе враги, по написанному; Отвергающий наставление не радеет о своей душе (Притч.15:32). Но, конечно, в таких случаях мы всячески должны заботиться и об исцелении того, который так всецело извратил себя, что не чувствует даже собственной своей бедственности и пребывает во тьме своей извращенности, как бы в опаснейшем хмелю, хмелю от вина.

Но так как грехи оттого происходят, что мы наших обязанностей не исполняем, то словами: «и остави нам грехи наша» (Лк.11:4) Лука выражает то же самое, что и Матфей в словах: «остави нам долги наша» (Мф.6:12); но, кажется, Лука исключает из числа достойных прощения того, который, молясь о прощении своих грехов, сам желал бы прощать лишь грешникам, сокрушающимся о своих грехах, ибо он говорит о том, что повелел нам добавлять в молитве Спаситель: и мы прощаем всякому должнику нашему (Лк.11:4).

Все мы, следовательно, властны прощать грехи, против нас учинённые. Но кто вдохновлен Иисусом, подобно апостолам (Ин.20:22), и по плодам своим даёт заметить, что он Святого Духа имеет в себе и есть духовен, потому что он по образу Сына Божия во всех занятиях своего призвания бывает руководим от Святого Духа, тот отпускает грехи во имя Божие и удерживает от неисцелимых, потому что он, подобно пророкам, которыми возвещаемы были не их личные измышления, а Божественные советы, действует, служа Богу, Который один власть имеет Сам от Себя прощать грехи.

По испрошении пищи испрашивается отпущение грехов, чтобы человек, питаемый Богом, и жил в Боге, и не о временной только жизни заботился, но и о вечной, а к ней можно достигнуть, если прощены будут грехи, которые Господь называет долгами, когда говорит в Евангелии: «весь долг отпустил тебе, понеже умолил Мя eси» (Мф.18:32). И сколь необходимо, сколь промыслительно и спасительно напоминание, которым мы, грешники, побуждаемся к молению о грехах, чтобы, испрашивая милосердие у Бога, дух приходил в самосознание! Для устранения довольства собою, как бы невинными, для избежания опасности погибнуть чрез высокомерие нам повелевается ежедневно молиться о грехах и тем даётся напоминание и наставление, что мы и грешим ежедневно. То же указывает в послании своём Иоанн, говоря: «Аще речем, яко греха не имамы, себе прельщаем и истины несть в нас. Аще исповедаем грехи наша, верен есть и праведен, да оставит нам грехи наша» (1Ин.1:8–9). В послании своём он обнял и то, что мы должны просить о грехах, и то, что получим прощение, если будем просить. Ибо он назвал Господа верным, то есть верно исполняющим свое обещание; а научивший нас молиться о грехах и долгах наших обещал нам милосердие Отца и следующее за тем прощение. К этому Господь ясно присовокупил и прибавил закон, ограничивающий нас известным условием и обетом, по которому мы должны просить, чтобы нам оставлены были долги, так как и мы оставляем должникам нашим, зная, что не может быть получено нами отпущение грехов, если мы не сделаем того же относительно должников наших. Потому-то и в другом месте он говорит: «в нюже меру мерите, возмерится вам» (Мф.7:2). Да и раб, который не захотел простить своему товарищу, тогда как господин простил ему самому весь долг, заключён был в темницу: он утратил оказанное ему господином снисхождение, потому что не захотел оказать товарищу своему снисхождение. Это ещё сильнее и с большею строгостью своего суда излагает Господь в заповедях своих, когда говорит: «Стоите молящеся, отпущайте, аще что имате на кого, да и Отец ваш, Иже есть на небесех, отпустит вам согрешения ваша. Аще ли же вы не отпущаете, ни Отец ваш, Иже есть на небесех отпустит вам согрешений ваших» (Мф.6:14–15). Итак, тебе не остается никакого извинения в день суда: ты будешь судим по собственному своему приговору и с тобою поступлено будет, как сам ты поступишь с другими.

Бог заповедует, чтобы в дому Его жили только мирные, согласные и единодушные. Он хочет, чтобы возрождённые и оставались такими, какими Он сделал их вторым рождением; – чтобы ставшие сынами Божиими пребывали в мире Божием; – чтобы у нас, у которых один дух, было одно сердце и чувство, Он не принимает жертвы от того, кто находится во вражде и повелевает таковому возвратиться от алтаря и прежде при- мириться с братом, чтобы потом можно было умилостивить Бога мирными молениями. Для Бога большая жертва – наш мир и согласие братское, народ, соединённый в единстве Отца и Сына и Святаго Духа. При первых жертвоприношениях, принесённых Авелем и Каином, Бог не смотрел на дары их, но на сердца, так что тот и угодил Ему дарами, кто угодил сердцем. Мирный и праведный Авель, принесши в невинности жертву Богу, дал урок и другим, приносящим дар к алтарю, – приходить туда со страхом Божиим, с простым сердцем, с законом правды, с миром согласия. Принесши Богу жертву с таким расположением, он потом и сам сделался жертвою Богу, хранителем правды Господней и мира. Он первый, претерпев мученичество, славою своей крови предначал страдание Господне. Таковые наконец и увенчиваются от Господа! Таковые в день суда будут судить с Господом! Напротив, кто находится во вражде и несогласии, кто не имеет мира с братьями, тот, по свидетельству блаженного Апостола и святого Писания, хотя бы претерпел смерть за Имя Христово, всё же останется виновен во вражде братской (1Кор.13:3); а в писании сказано: «всяк ненавидяй брата своего, человекоубийца есть» (1Ин.3:15), – человекоубийца же не может ни достигнуть Царства Небесного, ни жить с Богом. Не может быть со Христом тот, кто лучше захотел быть подражателем Иуды, нежели Христа. – Каков этот грех, когда не омывается и крещением крови?! Каково это преступление, когда его нельзя загладить и мученичеством?!

Поскольку случается грешить и после бани возрождения, то Спаситель и касательно этого случая, показывая Своё великое человеколюбие, повелевает нам приступать к человеколюбивому Богу с молением об оставлении грехов наших и так говорить: остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим. Видишь ли бездну милосердия Божия? После отъятия толиких зол, и после неизреченного величия благодати, в купели крещения, дарованной нам, опять согрешающих удостаивает прощения! А что эта молитва принадлежит верным, показывают как уставы Церкви, так и начало Молитвы Господней. Не просвещенный верою не может Бога называть Отцем. Если же молитва Господня принадлежит верным и если она повелевает им молиться об отпущении грехов, то явно, что и после крещения не уничтожается благодетельное употребление покаяния. Ибо если бы Христос не хотел показать этого, то не заповедал бы молиться об этом. Когда же Он упоминает и о грехах и повелевает просить прощения в оных, и научает, каким образом мы можем получить такое прощение, и тем самым делает для нас лёгким путь к получению этого; то без сомнения, ввёл этот закон молитвы по- тому, что и Сам совершенно знал и нам желал внушить, что и после крещения можно омыть грехи. Воспоминанием о грехах внушает нам смирение; повелением отпускать другим уничтожает в нас злопамятство; а обещанием за это и нам прощения, утверждает в нас благие надежды и научает нас размышлять о неизреченном человеколюбии Божием.

Особенно же достойно замечания то, что Он в каждом вышесказанном прошении упомянул о всех добродетелях, а этим последним прошением ещё объемлет и злопамятство. И то, что через нас святится Имя Божие, есть несомненное доказательство совершенной жизни; и то, что совершается воля Его, показывает то же самое; и то, что мы называем Бога Отцем, есть признак непорочной жизни. Во всём этом уже заключается и то, что должно оставлять гнев на оскорбляющих нас, однако Спаситель этим не удовольствовался; но желая показать, какое Он имеет попечение об искоренении между нами злопамятства, особо говорит об этом; и после молитвы припоминает не другую какую заповедь, как эту: «аще отпущаете человеком согрешения их, отпустит и вам Отец ваш небесный» (Мф.6:14). Таким образом, это отпущение первоначально зависит от нас, и в нашей власти состоит суд, произносимый о нас. Дабы никто из неразумных, будучи осуждаем за великое или малое преступление, не имел права жаловаться на это, Спаситель тебя, самого виновного, делает судьёю над самим собою и как бы так говорит: какой ты сам произнесёшь о себе суд, такой же суд и Я произнесу о тебе. Если простишь своему собрату, то и от Меня получишь тоже благодеяние, хотя это последнее на самом деле гораздо важнее первого. Ты прощаешь другого потому, что сам имеешь нужду в прощении, а Бог прощает, тогда как ни в чём не имеет нужды; ты прощаешь брату, а Бог рабу; ты виновен в бесчисленных грехах, а Бог безгрешен. С другой стороны, Господь показывает Своё человеколюбие и тем, что хотя бы Он мог и без твоего дела простить тебе все грехи, но Он хочет и в этом благодетельствовать тебе, во всём доставляет тебе случаи и побуждения к кротости и человеколюбию, гонит из тебя зверство; погашает в тебе гнев и всячески хочет соединить тебя с твоими членами. Что ты скажешь на это? – То ли, что ты несправедливо потерпел от ближнего какое-нибудь зло? – Если так, то, конечно, ближний согрешил против тебя; а если ты потерпел по правде, то это не составляет греха в нём. Но и ты приступаешь к Богу с намерением получить прощение в подобных и даже гораздо больших грехах. Притом еще прежде прощения мало ли получил ты, когда ты уже научен хранить в себе человеческую душу и наставлен кротости? Сверх этого и великая награда предлежит тебе в будущем веке: потому что тогда не потребуется от тебя отчёт ни в одном грехе твоём. Итак, какого будем достойны мы наказания, если и по получении таких прав оставим без внимания спасение наше? Будет ли Господь внимать нашим прошениям, когда мы сами не жалеем себя там, где всё в нашей власти?

Словами: Хлеб наш... даждь... днесь, научив нас высокому любомудрию (возвергат на Бога печаль свою, в уверенности, что Той печется о нас) и зная, что невозможно, чтобы мы, как люди, облечённые смертным телом, не падали, Господь научает ещё говорить в молитве: и остави нам долги... Этими словами доставляются три блага вместе: достигших высоты добродетелей. Он научает смиренномудрию и увещевает не полагаться на свои подвиги, но бояться, трепетать и помнить о прежних грехах, как поступал и божественный Павел, который после бесчисленных подвигов говорил: яко Христос Иисус прииде в мир грешники спасти, от них же первый есмь аз. Не сказал: я был, но есмь, выражая, что он непрестанно вспоминал о грехах своих. Итак, достигшим высоты добродетелей Господь доставляет этими словами безопасность в смиренномудрии; а падшим после благодати Святого Крещения не попускает отчаиваться в своём спасении, но научает их просить у врача душ врачевства прощения. Кроме того, эти слова научают человеколюбию. Он хочет, чтобы мы были кротки к виновным, незлопамятны к согрешающим против нас, прощением их приобретали прощение себе и сами предуготовляли себе меру человеколюбия Его. Ибо мы просим столько даровать нам, сколько сами даём ближним, и испрашиваем себе такого же прощения, какое даем своим должникам.

И остави нам долги наша... Ибо много у нас грехов; падаем и словом и мыслию, и весьма много делаем достойного осуждения. Якоже и мы оставляем... И с Богом вступаем в договор, умоляя Его прощать нам грехи, как мы прощаем долги ближних. Поэтому, представляя в уме, взамен чего и что получаем, не станем ждать и медлить взаимным друг другу прощением. Поступки, против нас сделанные, малы, неважны, удобозаглаждаемы; а грехи, сделанные нами против Бога, велики и имеют нужду в человеколюбии, свойственном одному Богу. Посему будь осторожен и, по причине неважных и малых прегрешений против тебя, не загради для себя возможности получить от Бога прощение в самых тяжких грехах.

Слово, простираясь вперёд, взошло на самый верх добродетели. Ибо словами молитвы изображаешь, каким, по его требованию, должен быть приступающий к Богу; показывает, что он уже вне пределов естества человеческого и уподобляется по добродетели самому Богу, так что, делая то, что свойственно делать одному Богу, по-видимому, и сам делается вторым богом. Ибо оставление долгов есть Божие свойство, и свойство преимущественное, как сказано: «никтоже может оставляти грехи, токмо един Бог» (Лк.5:21). Посему если кто в жизни своей уподобился отличительным чертам Божия естества, то сам некоторым образом делается тем же, с кем сходство показал в себе точным уподоблением.

Итак, чему же учит слово сие? Во-первых, с дерзновением, на какое приобретено право предшествовавшею жизнью, сознать в себе уподобление Богу (что простил сам) и тогда уже осмелиться, назвав Бога Отцем своим, просить прощения в прежних прегрешениях, потому что не всякому просящему возможно получить то, чего желает, но тому, кто делами приобрёл себе право просить с дерзновением. Ибо сие прямо внушает нам Господь в настоящем изречении, а именно: приступая к благодетелю, будь сам благодетелем; приступая к доброму, будь добрым; приступая к правдивому, будь правдив; приступая к долготерпеливому, будь терпелив; приступая к человеколюбивому, будь человеколюбив; а также будь и всем иным, приступая к благосердому, к благоволительному, к всещедрому, к милующему всякого, и если ещё что усматривается божественного, во всём этом уподобляясь произволением, приобретай тем себе дерзновение на молитву. По сем, как невозможно лукавому освоиться с добрым, и покрытому нечистыми сквернами иметь общение с чистым и нескверным, так приступающего к Божию человеколюбию отлучает от оного жестокосердие. Посему, кто за долги держит человека в своей власти и обходится с ним жестоко, тот нравом своим устранил себя от Божия человеколюбия. Ибо какое общение у человеколюбия со зверством, у любительного расположения со свирепостью? Как сделавшийся добычею смерти уже не жив, и наслаждающийся жизнью удалён от смерти, так приступающему к Божию человеколюбию совершенно необходимо быть чуждым всякой жестокости. А кто сделался чуждым всего разумеемого под именем порока, тот, некоторым образом, по такому нраву делается богом, доводя до преспеяния в себе то, что разум признает и о божественном естестве.

Видишь, до какого величия Господь возвышает слушателей словами сей молитвы, прелагая некоторым образом естество человеческое в божественное и узаконивая, чтобы приступающие к Богу сами делались богами? Но кто достойно раскроет все величие Божия слова? Заключающаяся в нём мысль превосходит словесное истолкование. Ту мысль, какая мне приходит при сем на ум, смело и в уме держать, а ещё смелее раскрыть её в слове. Ибо что сказано? Как преуспевающим в добре представляется в подражание Бог, по словам Апостола: «подражатели мне бывайте, якоже и аз Христу» (1Кор.11:1) так, наоборот, требуется, чтобы твоё расположение к добру стало образцом для Бога; изменяется некоторым образом порядок, и мы осмеливаемся надеяться, что, как в нас подражанием Богу совершается доброе, так и Бог будет подражать нашим делам, когда преуспеем в чем-либо добром, – и ты возможешь сказать Богу: «что сделал я, сделай и Ты; подражай рабу своему Ты, Господь, – убогому и нищему, Ты, царствующий над всем. Я отпустил грехи, не взыскивай и Ты! Я уважил просителя, не отвергни и Ты просящего! Я отпустил должника своего весёлым, таков пусть будет и Твой должник! Не делай, чтобы Твой был грустнее моего! Пусть оба равно благодарят оказавших милость! Пусть посредниками обоих подтверждено будет равное отпущение и моему и Твоему должнику! Моим должником такой-то, а Твоим я; какое решение дал я о своём должнике, такое же да возымеет силу и у Тебя; я разрешил, разреши и Ты! Я отпустил, отпусти и Ты! Я великую милость оказал соплеменнику: подражай и Ты, Господи, человеколюбию раба Твоего. – Конечно, мои прегрешения пред Тобою тяжелее сделанных предо мною моим должником. Признаю это и я. Но воззри и на то, сколько преимуществуешь Ты во всяком добре. Тебе справедливо нам, согрешившим, даровать милость, соразмерную преизбытку Твоего могущества. Малое человеколюбие оказал я; потому что большего не вмещает природа моя; а Ты сколько ни пожелаешь, могущество не воспрепятствует щедродаровитости Твоей».

Но постараемся с большею тщательностью понять предлежащее изречение молитвы: рассмотрение смысла его, может быть, и для нас послужит неким руководством к высокой жизни. Потому исследуем, какие те долги, которым повинно естество человеческое, и еще какие те долги, отпущение которых в нашей власти. Познание этого доставит нам достаточное некое уразумение преизбыточества Божиих благ. А потому сделаем здесь перечисление человеческих прегрешений пред Богом. Человек стал подлежать наказанию от Бога, во-первых, за то, что отступил от Сотворшего и передался противнику; во-вторых, за то, что самовластную свободу променял на лукавое рабство греху и быть под тиранством тлетворной силы предпочёл сопребыванию с Богом. Да и это – не взирать на красоту Создавшего, а обратить лице к гнусности греха, можно ли признать каким-либо вторым из зол.

И какой род наказаний заслуживающим почесть должно презрение божественных благ, предпочтение же приманок лукавого? Заглаждение образа, повреждение божественных черт, отпечатленных в нас при начале творения, удаление от Отчей трапезы, освоение со зловонною жизнью свиней, расточение драгоценного богатства и все подобные прегрешения – исчислит ли какое слово?

Итак, пoелику род человеческий за такие вины должен понести от Бога наказание, то мне кажется, что поэтому слово Божие учением, изложенным в молитве, наставляет нас – к молитвенному собеседованию с Богом, хотя бы кто из нас и всех более далёк был от человеческих прегрешений, никогда не приступать с таким дерзновением, как будто бы у него чистая совесть. Ибо иной, может быть, подумает, что он, подобно оному богатому юноше, образовав жизнь свою по заповедям, вправе, как и тот, похвалиться своею жизнью и сказать Богу: «вся сия сохраних от юности моей» (Мф.19:20), и даже предполагать о себе, что ему, как ни в чём не погрешившему против заповедей, крайне не прилично прошение об оставлении долгов, пригодное одним согрешившим. Осквернённому блудом, скажет он, приличны такие слова, или за любостяжательность обвиняемому в идолопоклонстве необходимо просить прощение, и вообще всякому, каким-либо прегрешением уязвившему совесть души, прекрасно и сообразно с нуждою прибегать к милосердию. А если он Илия вели- кий или действует духом и силою Илииною (Лк.1:17), или Пётр, или Павел, или Иоанн, или другой кто из тех, чьё превосходство засвидетельствовано Божественным Писанием, то для чего употреблять подобные речения, коими испрашивается оставление долгов тому, на ком нет никакого греховного долга? – Для того (ответим ему), чтоб иной, имея в виду что-либо подобное, не впал в высокомерие, подобно оному фарисею, не знавшему и того, что он такое по естеству. Ибо если бы знал, что он человек, то, конечно, естества своего не представлять чистым от скверны научился бы из св. Писания, которое говорит: «не найдёшь у людей, чтобы жизнь одного дня могла быть без скверны» (Иов.14:4–5). Посему, чтобы у приступающего с молитвою к Богу не произошло чего подобного с душою, слово Божие заповедует не смотреть на преспеяние, но приводить себе на память общие долги человеческого естества, в которых всякий, без сомнения, и сам участвует, как участвующий в естестве, и умолять Судию, чтобы даровал прощение прегрешений.

Ибо, так как живёт в нас Адам, и каждый из нас – человек, то – пока видим в естестве своём кожаные эти хитоны, и скоро увядающие листья вещественной этой жизни, которые, обнажившись от вечных и светлых риз, сшили мы себе ко вреду своему, вместо божественных одежд облекли себя в забавы, славу, однодневные почести, убийственные услаждения плоти, – и пока взираем на это плотское местопребывание, на котором осуждены мы обитать, – как скоро обращаем в молитве взор на востоки, мысленно приводя себе при сем на память изгнание из светлых восточных стран блаженства, справедливо тогда присовокупляем сии речения и мы, оттеняемые не доброю смоковницею жизни, отверженные от очей Божиих, самовольно предавшиеся змию, который ест землю и по земле ползает, ходит на персех и на чреве своём, и нам советует делать то же, – предаваться земным наслаждениям, по земле пресмыкающимися и влачащимися мыслями занимать своё сердце и ходить на чреве, то есть заботиться о жизни сластолюбивой, в таком находясь состоянии, подобно оному блудному сыну, после долгого бедствования, в котором пребывал, пася свиней, как скоро приходим, как и он, в себя, и приводим себе на мысль небесного Отца, тогда прекрасно пользуемся такими речениями: остави нам долги наша.

Посему хотя бы кто был Моисеем и Самуилом, и другим кем из прославившихся добродетелью, тем не менее, пoелику он человек, почитает для себя приличными слова сии, как причастный Адамова естества, участник и его падения. – Но сие сказано, чтоб иной при взгляде на более общее мог уразуметь предлагаемое в слове. Если же кто будет искать истинного смысла в сем изречении, то, думаю, не потребуется для нас возводить понятие к общему взгляду на естество; потому что достаточно совести, чтобы в рассуждении каждого поступка в жизни сделать необходимым прошение о помиловании.

Поскольку жизнь наша в этом мире подлежит многообразным влияниям, как по душе и разумению, так и по чувствам телесным; то трудно или и совершенно невозможно не увлечься ко греху хотя одною какою- либо страстью. Например, эта любящая наслаждения жизнь относительно к телу делится по нашим чувствам, а относительно к душе оказывает себя в стремлении разума и в движении произвола: кто же столько возвышен и одарён таким благоразумием, чтобы по той и другой жизни избыть ему всякой скверны порока? Кто безгрешен оком? Кто невинен слухом? Кто чужд этого скотского услаждения гортани? Кто чист от прикосновения греху осязанием? – Кому неизвестна эта предлагаемая Писанием загадка: «взыде смерть сквози окна» (Иер.9:21)? Окнами Писание назвали чувства, посредством которых сообщаясь с внешними предметами, душа по выбору занимается ими, – и они-то пролагают путь для входа смерти. Действительно многих смертей входом делается часто глаз: видит он оскорбившего и раздражается гневом; видит благоденствующего не по достоинству и воспламеняется завистью; видит горделивого и впадает в ненависть; видит какое-либо драгоценное вещество или красивое лице и всецело поползается в вожделение нравящегося. И ухо отворяет окно смерти, когда вместе с тем, что слышит, принимает в душу многие страсти: страх, печаль, раздражение, удовольствие, вожделение, неумеренный слух и тому подобное. А услаждение вкуса, как скажет иной, есть матерь всех подряд зол. Ибо кому неизвестно, что корнем почти всех погрешностей в жизни служит заботливость о гортани? От неё зависят роскошь, пьянство, чревоугодие, беспорядочное поведение, многоядение, пресыщение, разгульная жизнь, скотское и неразумное падение в страсти бесчестия. Подобным образом чувство осязания составляет крайний предел всех согрешений; всё, что ни делается для тела сластолюбцами, принадлежит к числу недугов осязательного ощущения, подробное описание которых было бы продолжительно. А весь рой погрешностей души и произвола в состоянии ли и исчислить какое слово? Сказано: «от сердца исходят помышления злая» (Мф.15:19), и присовокуплён список того, что оскверняет нас в помысле. Итак, если повсюду распростерты нам мрежи грехов всеми чувствилищами и сердечными движениями души, то, как говорит Премудрость: «Кто похвалится чисто имети сердце?» (Притч.20:9), «Кто чист от скверны?» (Иов.14:4). А скверна для душевной чистоты есть удовольствие, во многих видах и многими способами примешиваемое к человеческой жизни и душою и телом, помышлениями и чувствами, сердечными движениями и телесными действиями. Итак, у кого душа чиста от этой скверны?

Пoелику же в нас есть всё это, и все, кто одного с нами естества, всегда непременно участвуют в погрешностях естества; то, припадая в молитве к Богу, просим поэтому оставить нам долги. Но не приемлется такой глас и не достигает божеского слуха, если не вопиет вместе и наша совесть, что оказанною милостью делиться с другими – прекрасное дело. Ибо кто рассуждает, что человеколюбие прилично Богу, от того справедливость требует собственными своими делами подтвердить суждение о прекрасном деле, чтобы самому не услышать от праведного судии: «Врачу, исцелися сам. Меня умоляешь о человеколюбии, которым не делишься сам – с ближними. Просишь об оставлении долгов; почему же сам мучишь должника? Умоляешь, чтобы рукописание на тебе было изглажено, а сам тщательно хранишь расписки занявших у тебя долг? Просишь об уменьшении счёта долгов, а сам данное в долг приращаешь лихвою? Твой должник в темнице, а ты в молитвенном доме? Он страдает за долги, а ты испрашиваешь оставления долга? – Твоя молитва не услышана, потому что заглушает её голос страждущего. Если разрешишь телесный долг, разрешены будут тебе душевные узы. Если простишь, прощено будет и тебе; сам будешь своим судиею, сам себе предпишешь закон, расположением к лежащему у ног твоих произнеся свыше приговор о себе».

Посему, если намереваемся принести Богу моление о милости и прощении, то, приуготовив дерзновение совести, представим жизнь свою ходатайницею за произносимую молитву, чтобы воистину можно было сказать: «яко же и мы оставили должником нашим».

В Крещении все ваши долги, то есть прегрешения, вам отпускаются, совершенно все. Но так как никто не может прожить здесь без греха, – ведь никто не может прожить на этой земле если не без большого греха, из-за которого отсекаемся от Святого Хлеба, то вообще без прегрешений, а Крещение мы можем принять единожды, – то нам и дана эта молитва как источник ежедневного очищения, так что нам ежедневно отпускаются грехи, но только если исполняем, что затем следует в молитве: «якоже и мы оставляем должником нашим».

Итак, братья мои, предупреждаю вас: вы будете детьми Бога, а не какого-то великого человека. Разве начальник провинции соизволит усыновить кого-либо из вас? А Божия благодать всех делает Его детьми.

Вы будете произносить эту молитву ежедневно после Крещения, и даже главным образом после Крещения. Собственно, молиться этой молитвой до Крещения вы и не будете: до восьмого дня это будет чтение наизусть, а не молитва; будете ею молиться после Крещения, ибо кто же может говорить: «Отче наш», не будучи рождён?

Итак, поскольку вы будете произносить эту молитву ежедневно, убеждаю вас, по Божией благодати сыновей моих, а по Отцу Небесному братьев моих: когда кто-либо оскорбит вас или прегрешит против вас, а затем придёт, исповедует свой грех и испросит у вас прощения, тотчас от всего сердца отпустите ему, дабы не удалиться вам от нисходящей от Бога милости. Ведь если вы не отпускаете, то и Он не отпустит вам. Смотрите, что говорит вам Бог: «Справедливо именно у Меня вы про- сите прощения, ибо Я согрешать не могу. И вот когда во Мне нельзя найти никакого греха, Я прощаю, вы же простить не желаете. Хорошо, Я уступаю, не прощайте. Но тогда живите так, чтобы Я не обрёл в вас ничего заслуживающего наказания».

Бог разрешает тебе воздать человеку, который тебя оскорбляет, но просит милости. Тот был врагом, но, испрашивая прощения, разрушает вражду. «Нет, – говоришь ты, – желаю отомстить». Остерегись, как бы в тебе самом не нашлось основания для мести; ты ли, человек, пребывающий во грехе, хочешь, чтобы был наказан грех? Смотри, как бы не наказал тебя Тот, в Ком нельзя найти греха.

Таким образом, это прощение относится к теперешней жизни, ибо грехи где совершаются, там и отпускаются; в иной жизни они за неимением отпускаться не будут.

Долгами, очевидно, здесь называются грехи, как и в другой раз, когда возвестили о Галилеянах, которых кровь Пилат смесил с жертвами и об осмнадцати побитых падшим столпом Силоамским Господь сказал: «мните ли, яко тии должнейши бяху, паче всех живущих в Иерусалиме?» И потом прибавил: «аще не покаетесь, еси такожде погибните» (Лк.13:1–5). Итак, здесь не деньги оставлять должникам понуждаемся, а то, чем согрешили против нас другие. Деньги оставлять повелевает нам заповедь, положенная выше: «хотящему судитися с тобою и ризу твою взяти, отпусти ему и срачицу» (Мф.5:40). Но и здесь не поставляется в необходимость всякому денежному должнику оставлять долг, а тому, который не хочет отдавать с таким нехотением, что даже готов тягаться: «рабу же Господню не подобает сваритися», как говорит Апостол (2Тим.2:24). Итак, когда кто, ни самоохотно, ни по убеждению, не хочет отдать должных денег, тому надо оставлять их. Ибо если не хочет он отдать, то делает это по двум причинам: или потому что не имеет, или потому, что скуп и жаден до чужого. Но то и другое обличает скудость: первое – житейскую, а второе – душевную. Посему кто отпустит такому долг, отпустит неимущему и сделает христианское дело. Впрочем, если кто, держа на сердце готовность оставить то, чем ему кто должен, кротостью и дружелюбием так подействует на своего должника, что тот отдаст ему долг, – не столько о возвращении денег заботясь, сколько о том, чтоб исправить этого человека, для которого, конечно, пагубно – иметь из чего отдать и не отдать; то он не только не погрешит, но ещё сделает дело полезное, чтобы тот, присвоив себе чужие деньги, не потерпел вреда душевного, с которым никакой другой не может идти в сравнение. Из сего можно однако же заключить, что и в этом пятом прошении, хотя не о деньгах прямо говорится, а о всём том, чем кто погрешает против нас, но под этим можно разуметь и денежный долг. Ибо тот, кто не отдаст тебе должных денег, когда имеет из чего отдать, погрешает против тебя. И если ты не отпустишь этого греха, то не можешь говорить: остави нам, якоже и мы оставляем.

Просим отпустить нам долги, потому что все мы должники пред Богом, не деньгами, а грехами. Скажешь, может быть: и вы? – Отвечаю: и мы. И вы, святые епископы, должники? Да – и мы должники. Ужели и вы? Быть не может, Владыко мой; не говори на себя неправды. Не неправду на себя говорю, а говорю истину: должники мы. И «аще речем, яко греха не имамы, себе прельщаем, и истины несть в нас» (1Ин.1:8).И крещены мы, и должники. Не потому, чтоб оставалось что-либо за нами, что не было бы отпущено в крещении; но потому, что, живя, набираемся того, что имеет нужду в каждодневном отпущении. Которые, только что окрестившись, отходят из сей жизни, те без всякого долга восходят горе и проходят в небесные обители. А которые, окрестившись, остаются жить в сей жизни, те, по немощи нравственной, набирают в себя много такого, что, хотя не причиняет крушения кораблю жизни, должно, однако же, быть очищаемо. Ибо если не очищать, то мало- помалу внутрь столько найдёт, что весь корабль погрузится. Молиться показанным образом и значит – очищать себя. И если бы не дано было нам так очищать себя каждодневно святою молитвою, то мы поставлены были бы в большую крайность, несмотря на то что в бане пакибытия омыты все грехи наши. Но се – благодарение Господу! Милостыни и молитвы очищают грехи наши, только б не были учинены такие, за которые следует лишить нас хлеба насущного (Св. Причащения), – только б избегали мы таких, которые подвергают строгому осуждению.

Никто из вас да не почитает себя праведным, который не имел бы нужды говорить: остави нам долги наша. Пусть далеки вы от идолопоклонства, от звездочётства, от волхвований; пусть непричастны еретичества и раскола; пусть отвращаетесь от человекоубийства, блуда, хищничества, лжесвидетельства и всяких подобных непотребств; но и кроме этого, есть многое, чем человек грешит. Воззревая с вожделением на недолжное, он грешит. Но кто удержит быстродвижность ока? – Глаз, впрочем, тотчас закрыть можешь, если захочешь; а ухо и закрыть не всегда можешь, и оно набирается против воли речей срамных, нечистых, соблазнительных, злословных и хульных. Слыша женоподобное, не грешишь ли ухом, хоть и не делаешь того делом? И язык сколько учиняет грехов, нередко и таких, за которые следует удалять от чаши? Празднословие, пересуды, злословие, хулы – его дело. Но пусть рука не делает ничего худого, нога не течет на зло, око не направляется вожделением, ухо не приемлет непотребного, язык не говорит недолжного: кто удержит помыслы, скажи мне? Не бывает ли часто, братия моя, что когда молимся, мыслями блуждаем неизвестно где, забыв, пред Кем стоим и пред Кем простершись лежим долу? – Если всё подобное собрать вместе, ужели это не должно тяготить совести, хотя каждое отдельно есть малость? Какая разность – свинец ли давит тебя или песок? – Свинец массою давит, а песчинки количеством. Каждая ничтожна, а когда много их соберётся, они также давить могут, как и свинец. – Малы грехи! – Не видишь, как из каплей составляются реки? Малы, да многочисленны.

Итак, будем всегда взывать и взывать искренно: остави нам долги наша, делом исполняя и то, что далее следует: якоже и мы оставляем должником нашим. Бог благоволит вступить с нами в уговор. Сие глаголет тебе Господь Бог Твой: «отпусти, и отпущу. Не отпустил ты: сам против себя идешь, а не Я». Итак, отпускайте всё, что ни имеет кто в сердце своем против другого. Отпусти от сердца – будь уверен, что вместе с тем прощаются тебе все грехи твои, словом, делом и помышлением совершённые. Кто поживёт на земли этой и не поимеет врага? Но напрягитесь любить их. Самый ярый враг твой не может причинить тебе такого зла, какое сам ты себе причиняешь, если не любишь врага. Он может вред нанести или полям твоим, или скоту твоему, или дому твоему, или рабу твоему, или рабе твоей, или сыну твоему, или супруге твоей, или – самое большое, если дана будет ему власть, – плоти твоей.

Настолько ли всё это разрушительно, насколько то, когда ты (не прощая ему) вред причиняешь душе своей? Простритесь же, возлюбленные, к такому совершенству, умоляю вас. И не думайте, чтоб это было невозможно: я знаю, знал, на самом деле видел христиан, которые любят врагов своих. Чтоб и нам успеть в этом, веруйте, что это возможно, и молитесь, да будет в вас и в сем отношении воля Божия. – Что тебя раздражает во враге твоём? Конечно, не природа человеческая. Ужели потому имеешь его врагом, что он имеет душу и тело? – Ибо и у тебя то же: ты имеешь душу, и он имеет душу, ты имеешь тело, и он имеет тело. Он соестественник тебе: оба из земли сотворены и от Господа одушевлены. Он то же, что и ты: усмотри же в нём брата своего. Первые двое – Адам и Ева – были родители наши: он отец, она мать. Стало быть, мы братья. Но оставим это первоначалие наше; Бог – Отец наш, церковь – мать. Стало, мы – братья. Да враг мой – язычник, иудей, еретик, говоришь ты. Но молись, и он станет тем же, чем ты, и вместе со всем другим исчезнет и вражество ваше.

А вы все говорите: кто это может? Кто так делает? – Бог да совершит сие в сердцах ваших. – И я знаю, что немногие так делают: но которые делают, те велики, те истинно духовны. Ужели таковы все верные в церкви ко алтарю приступающие, и Тело и Кровь Христовы приемлющие? Ужели таковы все? – И однако же все говорят: остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим. Бог праведно скажет им: что просите вы, чтоб Я сделал то, что обещал, когда сами не исполняете того, что Я заповедал? Что Я обещал? – Отпустить долги ваши. Что заповедал? – Чтоб и вы отпускали должникам своим.

Но как можно сказать, что вы это исполняете, когда не любите врагов ваших? – Что же нам делать, братие? До какой малости сокращается стадо Христово? Если одни те должны говорить: остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим, которые любят врагов; то и не знаю, что делать, не знаю, что сказать. Сказал бы вам: если не любите врагов ваших, то и не молитесь. Но не смею, а паче говорю: молитесь, чтоб полюбить. Не сказать ли вам: если не любите врагов ваших, то не говорите в молитве Господней этого прошения: остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим? – Но если не будете этого говорить, грехи ваши на вас будут. И выходит: если не будете говорить, не отмстятся, если будете говорить и не делать, тоже не отпустятся. Остаётся одно: и говорить, и делать, чтоб отпущены были.

«Отпущайте и отпустит вам», сказал Христос Господь (Лк.6:37).

И вы что говорите в молитве? – Остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим. Так остави, Господи, как мы оставляем. Это говорите: так остави нам, Отче, Иже еси на небесех, долги наша, как и мы оставляем должникам нашим? – Это и делать должны вы; и, если не будете делать, погибнете. Когда враг просит прощения, тотчас отпусти ему. И этого будто много для вас? – Много было бы любить врага, когда он злобствует и злодействует. Но ужели много для тебя – любить человека, обращающегося к тебе со смиренною мольбою? Но я желал бы, чтоб ты и тогда (когда он злобствовал) благорасположенно смотрел на него; желал бы, чтобы, перенося его злобу, ты воспоминал Господа, рекшего: «Отче, отпусти им, не ведят бо, что творят» (Лк.23:34). Этого наипаче желал бы яревал на Господа Бога Твоего, изрекшего такие слова. Может быть, скажешь: Он сделал так, как Господь, как Христос, как Сын Божий, Единородный, как Слово, плоть бывшее; мне же, человеку худому и немощному, куда так? – Если много для тебя подражать Господу Твоему, приведи на мысль сораба своего. Св. Стефан был побиваем камнями, и под ударами камней, преклонив колена, молился, говоря: «Господи, не постави им греха сего» (Деян.7:60). Те камни пускали в него, не прощения просили; а он молился о них. Таковым быть желаю тебе. Поднимись немного. Что всегда долу – по земле влачишь сердце своё? слышишь: горе имеим сердца! Поднимись же, полюби врага. Если не можешь любить, когда он злобствует, полюби по крайней мере, когда просит прощения. Люби человека, который говорит: брат, согрешил я, прости мне. Если в это время не простишь, то не говорю, что молитву изглаждаешь ты из сердца своего, – но что себя изглаждаешь ты из книги живота.

Итак, когда просит прощения враг, отпусти ему – отпусти неприязнь к нему из сердца: неприязнь, говорю, отпусти из сердца, а не одно взыскание долга. – Скажешь, может быть: он притворяется, обманывает. – О, судия сердца чужого! Скажи мне помышления отца твоего, скажи твои собственные вчерашние помышления. Умоляет, просит прощения; отпусти, совсем отпусти. Если не отпустишь, не ему повредишь, а себе. Не отпустишь ты, сораб, сорабу своему; так он пойдёт к Господу – своему и твоему – и скажет Ему: Владыко мой! просил я сораба своего, чтоб он отпустил мне; не хотел отпустить. Ты отпусти! – И Он всеконечно отпустит. Таким образом тот отойдёт от Господа своего разрешённым, а ты останешься связанным. Как связанным? Придёт время молитвы, наступит минута, когда ты скажешь: остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим: и Господь ответит тебе: «Рабе лукавый, весь долг он отпустих тебе, понеже умолил мя еси: Не подобаше ли и тебе помиловати клеврета твоего, якоже и Аз тя помиловах» (Мф.18:32–33). Из Евангелия эти слова, а не из моего сердца. Но если ты, умолен будучи, простишь просящему прощения, то смело уже можешь говорить молитву ту. Хоть ты не силён ещё любить врага своего, но молитву ту можешь говорить: остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим.

Остави нам долги наша, говорим мы, и будем говорить: ибо говорим правду. Кто из живущих во плоти сей не имеет долгов? Кто из людей так живёт, чтоб ему не нужна была молитва эта? Надмиться так он может; но вправду быть таким не может. Добрее нам есть подражать мытарю, а не надмеваться, как фарисей, который, вошедши в храм, хвастался своими заслугами, а раны прикрывал. Но тот лучше знал, зачем вошёл в храм, кто говорил: «Боже, милостив буди мне грешнику» (Лк.18:10–13). Рассудите, братия мои. Так молиться научил Господь Иисус учеников Своих – тех великих первых Апостолов Своих, предводителей наших. Если же предводители наши молятся об отпущении грехов своих, не тем ли паче должно это делать нам? И в Символе Веры, между другими благами домостроительства спасения, вы именуете и оставление грехов (чрез св. Крещение). Отпущение грехов одно есть такое, которое единожды дается, другое же такое, которое даётся каждодневно. То, единожды даемое, даётся во св. Крещении, а это, каждодневное, испрашивается в Молитве Господней, пока живем здесь. Почему и говорим: остави нам долги наша. Бог вступил с нами в завет и договор, скрепив его крепким рукописанием, когда научил нас говорить в молитве: якоже и мы оставляем должником нашим. Кто хочет иметь действенными слова: остави нам долги наша, пусть делает, чтоб истинны были слова: якоже и мы оставляем должником нашим. Но если он эти последние слова или не говорит, или говорит лживо, то всуе говорит и первые. Почему я и внушаю вам непрестанно: отпускайте всё, что имеете в сердцах своих на кого-либо; отпускайте там, где видит Бог. Бывает, что иной отпускает устами, а сердцем удерживает: отпускает устами людей ради, а сердцем удерживает, не боясь очей Божиих. Отпустите всецело. Что ни удерживали вы доселе, всё отпустите теперь. Не надлежало никогда солнцу заходить во гневе вашем; а сколько раз заходило оно таким образом? Не думайте, что гнев – ничто. Пророк говорит: «Смятеся от ярости око мое» (Пс.6:8). Но у кого око смущено, тот не может видеть солнца: не может видеть умного Солнца и тот, у кого смущено гневом око ума. Что есть гнев? Жажда мести. Грешный человек жаждет отмщения, – тогда как Христос Господь не был отмщён, и св. мученики не были отмщаемы! Ещё ожидаете Божие долготерпение, да обратятся враги Христовы, да обратятся враги мучеников. Мы же кто такие, что ищем отмщения? Если бы Бог восхотел взыскать его от нас, куда бы нам деваться? Но и Он, ни в чём не повинный, не ищет отмщения; а мы, во всём виновные и повседневно Бога оскорбляющие, ищем его. Итак, отпускайте, отпускайте от сердца. Разгневался ты, не согрешай, как учит Пророк: «гневайтеся и не согрешайте» (Пс.4:5). Гневаетесь вы, яко человеки, быв побеждаемы раздражением; но не согрешайте, удерживая в себе гнев. Если не удержите, дойдёте до ненависти, которая есть застарелый гнев. Гнев, когда делается застарелым, называется ненавистью. Что было гневом, когда было ново, стало ненавистью, когда застарело. Гнев – спица, а ненависть – бревно. Если мы, осуждая гневающегося, сами держим на сердце ненависть, то к нам приложимы слова Господа: «Что видиши сучец, иже во оце брата твоего, бревна же, еже есть во отце твоем, не чуеши?» (Мф.7:3). Отчего спица выросла до того, что стала бревном? Оттого, что не тотчас была исторгнута. Попустив солнцу столько раз восходить и заходить во гневе твоём, ты сделал его застарелым. Набрав к гневу множество лукавых подозрений, ты полил пицу, поливши напитал; напитавши возрастил и сделал её бревном.

Устрашись по крайней мире следующего приговора: «всяк ненавидяй брата своего, человекоубийца есть» (1Ин.3:15). Пусть не извлекал ты меча, не наносил ударов, не делал ран на теле брата; но коль скоро есть помысл ненависти в сердце твоём, ради его одного ты считаешься человекоубийцею. Настолько ты виновен пред Богом. Брат и жив; а ты всё же убийца. Ты уже убил в себе того, кого возненавидел. Исправься же, очисть себя. Если в дом к вам заберутся скорпионы, сколько трудитесь вы, чтоб очистить от них жилище своё, и жить в чувстве безопасности? На сколько лиц вы разгневываетесь, и оставляете гневы сии застаревать в сердцах своих, столько у вас бывает ненавистей, столько и скорпионов, и змей. Чего же ради не стараетесь вы очистить от сего дома Божия, сердца своего? Поступайте же так, как говорите: якоже и мы оставляем должником нашим, – чтоб с уверенностью говорить: остави нам долги наша. Без долгов нельзя нам прожить на земле. Но иные из них суть те великие прегрешения, которые омываются крещением и которых вы всегда должны быть чужды: а иные – повседневные грехи, без которых человек прожить не может и ради которых необходимо это каждодневное прошение с приложенным к нему условием.

Неизреченно Божие милосердие! Оно не только предало нам образ молитвы, не только изложило нам правила нравственности, чрез исполнение коих мы можем угодить Богу, и не только исторгает самые корни гнева и печали, обязав нас всегда молиться к Нему предложенною Им молитвою; но ещё подаёт молящимся средство к снисканию себе милости и любви в день откровения суда Божия и некоторым образом сообщает нам власть смягчить определение Судии нашего и как бы обязать Его прощению наших согрешений примером собственного нашего прощения: остави нам, говорим мы Ему, якоже и мы оставляем. Итак, в надежде на эту молитву смело может просить отпущения грехов всякий, кто только отпустил своим должникам, но не должникам своего Господа. Ибо некоторые из нас (что всего хуже) бывают обыкновенно милостивы и весьма снисходительны к тем поступкам, кои оскорбляют Бога, хотя бы они были великими преступлениями, и, напротив, являются жестокими и неумолимыми отмстителями за собственные малейшие оскорбления. Посему кто от всего сердца не отпустит согрешившему против него брату своему, тот сею молитвою будет испрашивать себе не помилование, а осуждение. Ибо если эта молитва будет услышана, то в соответственность примеру его что иное должно последовать, как не гнев неумолимый и непременное определение наказания? Итак, если мы хотим быть судимы милостиво, то и сами должны быть милостивы к тем, кои против нас согрешили; ибо столько отпустится нам, сколько мы отпустим тем, кои причинили нам какой-либо вред своею недобротою. Некоторые, страшась того, чтобы не показать, что произнесением этих слов молитвы они более обвиняют себя, нежели извиняют, молча пропускают их, тогда как весь народ поёт оныя в церкви. Но напрасно стараются употреблять эти хитрости пред Судиёю всех, Который восхотел наперёд показать своим подсудимым, как Он будет судить их, то есть Он показал нам такой образ суда, по коему не хочет явиться строгим и неумолимым, но как мы хотим от Него быть судимы, так должны судить и братии наших, если они в чём-либо согрешат против нас: «ибо суд без милости будет не сотворшему милости» (Иак.2:13).

Кто, согласно пониманию предшествующего изречения Молитвы, в веке сем, который символизируется, как мы сказали, словом «днесь», добивается Молитвой нетленного Хлеба премудрости, вкушения которого нас лишило изначальное преступление заповеди; кто признаёт только одно наслаждение – преуспеяние в Божественном, Податель которого по природе есть Бог, а хранительница по произволению – свободная воля принявшего; кто знает одно только горе – неудачу в этом преуспеянии, внушителем чего служит диавол, а совершителем – всякий, по расслабленности воли устающий от Божественного и не хранящий этого сокровища, которое удерживается в душе любовным расположением воли; кто добровольно не тяготеет к зримым вещам и потому не уступает случающимся с ним телесным печалям, – тот действительно прощает бесстрастно согрешающим против него. Ведь того блага, которое он с любовью и тщанием сохраняет в себе, никто не может отобрать, ибо оно, как то удостоверяется верой, по природе своей неотъемлемо. Он предстает перед Богом примером добродетели и, если так можно сказать, призывает Неподражаемого подражать себе, говоря: остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; он молит Бога быть таким, каким он сам был в отношении к ближним. Ибо если он желает, чтобы и Бог простил ему так же, как он сам простил долги согрешившим против него, что как Бог бесстрастно прощает тех, кого прощает, так и он прощает согрешивших, оставаясь бесстрастным к тому, что случается с ним, а поэтому не допускает, чтобы ум его был запечатлен воспоминаниями о прежних скорбях, являя себя человеком, не отделяющимся от других людей и не расчленяющим единое естество человеческое. Ибо, когда воля подобным образом соединяется с логосом природы, тогда обыкновенно и происходит примирение Бога с человеческим естеством, поскольку невозможно иначе естеству, добровольно бунтующему против самого себя, принять неизреченное снисхождение Божества. И, конечно, Господь желает нашего примирения друг с другом не для того, чтобы научиться у нас примиряться с согрешившими и согласиться на возмещение многих и ужасных обид, но Он для того желает этого, чтобы очистить нас от страстей и показать, что душевное состояние тесно связано с благодатью. И ясно, что когда воля соединилась с логосом природы, то свободное произволение людей, исполняющих это, уже не будет бунтовать против Бога. Ведь в логосе природы нет ничего противоразумного, поскольку он есть и естественный, и Божественный закон, принимая в себя и движение воли, действующей в согласии с ним. А если в логосе природы отсутствует противоразумное, то вполне естественно, что и воля, движимая в соответствии с ним, будет действовать во всём согласно с Богом. Это и есть деятельное расположение души, через благодать Благого по естеству Бога способствующее рождению добродетели.

Такое расположение души имеет просящий в Молитве духовного Хлеба, а вслед за ним такое же расположение обретёт и тот, кто, понуждаемый потребностями телесной природы, просит одного только повседневного хлеба. Сознавая себя смертным по природе, он оставляет долги должникам, а затем, ввиду неизвестности смертного часа, каждый день ожидает естественно неизбежного и своей волей предупреждает природу, становясь самовольным мертвецом для мира по словам Псалмопевца: «Зане Тебе ради умерщвляемся весь день, вменихомся яко овцы заколения» (Пс.43:23). Вследствие этого он примиряется со всеми, чтобы, преставляясь к жизни неувядающей, не принести с собой признаков порочности нынешнего века, и чтобы получить от Судии и Спасителя всех в равное воздаяние то, что здесь, на земле, взял в долг. Ибо благое душевное расположение к опечалившим необходимо обоим для их же пользы.

В Боге живущий и Им, яко хлебом насущным, питающийся,Божеским преисполняется долготерпением. Почему, благодушно перенося и оставляя другим все их против себя неправды, и сам, когда просит у Бога оставление своих повседневных, яко человека, прегрешений, с смиренным дерзновением взывает: остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим, умоляя Бога быть к нему таковым, каков сам он бывает к другим. Если он желает, чтоб, как он оставляет долги другим, согрешившим против него, так и ему оставлены были Богом его Богу долги; явно, что как Бог бесстрастно оставляет, кому оставляет, так и он, бесстрастным пребывая в отношении к тому, что с ним случается, оставляет согрешившим против него, не попуская быть в уме печатаемой памяти некоей о прилучившихся ему прискорбностях, чтоб отсекая себя в сердце от естества человеческого в лице оскорбивших, не отсечь себя от Бога. Бог в благоволении к нам соображается с нашим к людям благорасположением. И невозможно нам иным способом получить божеское неизреченное к себе снисхождение. Бог желает, чтоб мы прежде устрояли искреннее друг с другом примирение, не для того, чтоб от нас научиться, как примиряться с согрешающими пред Ним и прощать им многие и страшные их вины, но чтоб понудить нас очистить себя от страстей и таким образом явить себя сообразными в расположении с свойством испрашиваемой благодати. Кто возымеет такое расположение, в сердце того не будет средостения, отделяющего его от Бога, и препятствующего излиться на него Его благостыни.

Пoелику мы грешим и после крещения, то повелевает молиться, дабы оставил нам грехи наши, оставил так, как и мы оставляем другим. Ибо если мы злопамятствуем, Он не оставляет нам. Бог поставляет нас как бы в пример Себе, так что, как мы поступаем с другими, так и Он поступает с нами.

И остави нам долги наша. Долги здесь разумеются грехи – слова, дела и помышления, закону Божию противные. Откуда Лука святый в своем благовестии написал: «остави нам грехи наша» (Лк.11:4). Называются же грехи долгами того ради, что, как в гражданстве бывает, что долги обдолжают должника к отдаче заимодавцу, и когда не отдаст долгов должник, то в темницу за долги заключается и держится в ней, доколе не отдаст долгов; так и грехи обдолжают нас к удовлетворению правде Божией (всякий бо грех бывает противу правды Божией), и когда не имеет чем удовлетворить, то заключают нас в вечную темницу. Сих долгов заплатить сами чрез себе мы не можем, того ради прибегаем к заслугам Христовым и к милосердию Божию, чтобы их туне нам оставил, и просим Его о сем: остави нам долги наша. Когда просим так: остави нам долги наша через сие показуется, что мы не только за себя, но и друг за друга молиться, и друг другу отпущения грехов просить должны. Сим словом: остави нам долги наша, показуется ясно, что и самые святии согрешают, и потому должны себе отпущения грехов просить, якоже написано: «за то, то есть за оставление грехов, помолится к Тебе всяк преподобный во время благопотребно» (Пс.31:6). Молитва бо сия есть святых, ибо кто Бога Отцем истинно и от сердца нарицает, надобно тому быть святым и чадом Божиим, и Духа Божия в себе живущего иметь, о Нём же вопиют вернии: «Авва, Отче» (Гал.4:6). В отношении к святым грехи здесь разумеются не те, которые от произволения и предрассуждения бывают, как-то: блуд, воровство, хищение, злоба, лукавство, лесть и прочая – от сих грехов удаляются святии, – но разумеются немощи, которых ради слабости своей уберечься не могут, хотя и тщатся о том. О сих грехах молятся святии: Отче, остави нам долги наша.

Глаголется: якоже и мы оставляем должником нашим. Сим словом научаемся, чтобы мы и сами оставляли грехи ближним нашим, когда от Бога просим и получаем оставление грехов. Он нам от милосердия прощает грехи – и мы, подражая Ему, от милосердия должны прощать грехи братии нашей. Когда оставляем грехи братии нашей – оставляет и Бог нам грехи наши; не оставляем мы – не оставляет и нам Бог, якоже Христос придаёт: «Аще бо отпущаете человеком согрешения их, отпустит и вам Отец ваш небесный. Аще ли не отпущаете человеком согрешения их, ни Отеи, ваш отпустит согрешений ваших» (Мф.6:14–15).

Кто от грешников, которые во грехах находятся и не оставляют их, хочет молиться и грехов оставления у Бога просит, тому должно прежде самому оставить грехи свои, и так оставивши просить Бога, чтобы благодатью своею оставил их, и от казни, которой грехи грешника предают, избавил его. Ибо не оставляет и Бог нам грехов, когда мы сами их не оставляем. А когда нам грехи не оставляются, то не иное что оттуда последует, как казнь за грехи, якоже случается должнику, которому долга заимодавец не оставляет; ибо заключает его в темницу и держит, доколе отдаст долг свой; так и грешник, которому грехи не оставляются, заключится судом Божиим в вечную темницу и будет правде Божией за долги греховные платить казнью, но никогда не заплатит. За прогневание и оскорбление вечного и бесконечного Бога праведно воздаётся вечное и бесконечное наказание. Ибо правда Божия того требует, чтобы грешник не покаявшийся достойное воспринял наказание. Но за разорение вечного закона Божия и тем оскорбление бесконечного величества Божия ничем иным человеку удовлетворить невозможно, как вечною казнью и страданием. Что же кающимся, перестающим грешить, жалеющим за грехи и просящим отпущения, грехи от Бога оставляются, то делает Бог от единого милосердия Своего и ради заслуг Христовых, ради которых в слове Своём обещал всем кающимся и верующим во Христа подать отпущение грехов, якоже сие милосердие Божие изображается во псалме 102-м: Благослови, душе моя, Господа.

Но хотящему каяться и ради страданий и смерти Христовой получить отпущение грехов должно неотменно оставить грехи свои. Ибо где нет оставления грехов, там нет истинного покаяния; где нет истинного покаяния, там заслуги Христовы места не имеют; где заслуги Христовы места не имеют, там нет отпущения грехов; где нет отпущения грехов, там следует наказание и вечное за грехи во аде страдание. И так грешник, когда не оставятся ему грехи (не оставится же ему, так как сам их оставить не хочет), за те грехи, как за долги должник, которыми пред Богом всеодолжился, истязай будет; и понеже не имеет чем искупиться, будет вечною смертию удовлетворять. Надобно убо хотящему каяться и так спастись, от грехов отстать и прибегнуть к милосердию Божию, и исповедать со смирением и жалением виноватым пред Богом, прощения просить ради излиянной крови Христовой, которая за всякого грешника излиянна есть, и всякой грех очищает; надобно с блудным сыном оставить чуждую беззаконную страну, и возвратиться ко Отцу с жалением и уничижением себе самого, и повергнуть себя, как недостойного, пред милосердыми очами Его, и призвать: «Отче! согреших на небо, и пред Тобою, и уже несмь достоин нарещися сын Твой: сотвори мя яко единого от наемник Твоих» (Лк.15:18–19). Помилуй меня благодатью и человеколюбием единородного Сына Твоего, Который как за всех, так и за меня грешного Кровь Свою излил и умер; ради Его неповинного страдания и смерти мне, повинному, прости и остави долги моя. Тако обратившемуся, и со смирением и с жалением исповедающему грехи свои и просящему милости, оставятся, без сомнения, все долги его от Отца небесного, не по каким его заслугам, но по единой благодати. Ибо самая Кровь Сына Божия, ради грешника излиянная, вопиет, да все ему долги оставятся и не помянутся ему. Узнает на себе такой грешник милость Отца небесного, якоже блудный сын возвратившийся узнал на себе милость благоутробного отца своего. Увидит грешника такого Отец небесный пришедшего к Себе, и воззрит на него милостивыми Своими очами, и мил Ему будет. Не услышит выговора от Отца за своевольство, удаление и житие развращенное, но услышит единый благоутробного Отца глас: «изнесите одежду первую, и облецыте его, и дадите перстень на руку его, и сапоги на нозе его: и приведше телец упитанный заколите, и ядше веселимся. Яко сын мой сей мертв бе, и оживе: и изгибл бе, и обретеся» (Лк.15:22–24). И тако по словеси Христову, радость будет пред Ангелами о едином грешнике кающемся.

Но так великую от Бога получившему грешнику милость должно и самому являть милость ближнему своему, и прощать ему согрешения его, да не тоежде узнает на себе, что узнал должник оный евангельский, тьмою талант царю своему одолжившийся, который, получивши от царя своего милость, не хотел клеврета своего помиловать, и, великого долга своего по единой царя своего милости освободившийся, не хотел малого долга своему брату оставить, – чего ради гневу царя своего подпал, и долг свой тяжкий паки на себе увидел, но ещё с выговором: «Рабе лукавый! весь долг оный omnycmux тебе, понеже умолил мя еси: не подобаше ли и тебе помиловати клеврета твоего, якоже и Аз тя помиловах. И прогневався Господь его; предаде его мучителям, дóндеже воздаст весь долг свой. Тако, заключает Христос притчу тую, и Отец мой небесный сотворит вам, аще не отпустите кийждо брату своему от сердец ваших согрешения их» (Мф.18:32–35).

В Молитве Господней под наименованием долгов наших следует понимать грехи наши. Грехи называются долгами, потому что мы всё получили от Бога и должны всё отдать Богу, то есть всё подчинить Его воле и закону; если же не исполняем этого, то и остаёмся должниками перед Его правосудием. Должники наши – это люди, которые не отдали нам того, что должны были отдать по Закону Божию, как, например, проявили не любовь, а вражду. При правосудии Божием мы можем надеяться на прощение долгов наших через ходатайство Господа Иисуса Христа. «Един бо есть Бог, и един ходатай Бога и человеков, человек Христос Иисус, давый Себе избавление за всех» (1Тим.2:5–6). Если мы просим у Бога прощения грехов наших, а сами других не прощаем, то не получим и мы прощения. «Аще бо отпущаете человеком согрешения их, отпустит и вам Отец ваш Небесный: аще ли не отпущаете человеком согрешения их, ни Отец ваш отпустит вам согрешений ваших» (Мф.6:14–15). Бог не прощает нас, если и мы не прощаем других, потому что мы через это оказываемся злыми и тем удаляем от себя благость и милосердие Божие. Слова Молитвы Господней: и мы оставляем должником нашим – требуют непременно, чтобы молящийся не имел никакой вражды и гнева, но имел со всеми мир и любовь. «Аще убо принесеши дар твой ко алтарю и ту помянеши, яко брат твой имать нечто на тя: остави ту дар твой пред олтарем, и шед прежде смирися с братом твоим, и тогда пришед принеси дар твой» (Мф.5:23–24). Если того, кто имеет что-то против меня, нельзя найти вскоре или если он окажется нерасположенным к примирению, то в таком случае достаточно примириться с ним в сердце, перед очами Всевидящего Бога. «Аще возможно, еже от вас, со всеми человеки мир имейте» (Рим.12:18).

И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим. Даровав грешникам возвышеннейшие блага, блага дражайшей цены, превысите всякой цены, даровав их по бесконечной Своей милости, Господь требует и от нас милости к ближним нашим. Таинство искупления основано на милости. Оно есть явление милости Божией к падшему человечеству и может быть принято единственно расположением души, всецело настроенной милостью к падшему человечеству. Мы не можем принять искупления, дарованного нам Богом, иначе, как умилосердившись над собою и над человечеством, как сознав свою греховность, своё падение, свою погибель, – как сознав греховность, падение, погибель всего человечества, – как сознав общую, всесовершенную нужду в милости Божией. Оставление ближним согрешений их пред нами, их долгов, есть собственная наша нужда: не исполнив этого, мы никогда не стяжем настроения, способного принять искупление. Ожесточение сердца подобно железным, крепко замкнутым вратам! оно не впустит в сердце наше Божественного дара. Объясняя это свойство искупления и причину условия в прошении, Господь сказал: «Аще бо отпущаете человеком согрешения их, отпустит и вам Отец ваш небесный. Аще ли не отпущаете человеком согрешения их, ни Отец ваш. Отпустит вам согрешений ваших» (Мф.6:14–15). Христианин должен обращать особенное внимание на душевный недуг памятозлобия, изгонять его при первом появлении, не дозволять ему возгнездиться в душе ни под каким предлогом, как бы этот предлог ни показался праведным при первом взгляде на него. Если допустим действовать памятозлобию – оно опустошит душу, сделает все подвиги и добродетели наши бесплодными, лишит нас милости Божией. Оставление нами согрешений ближним нашим есть признак, что Дух Божий вселился в нас, царствует в нас, управляет, руководит волею нашею. До того времени нужно особенное собственное усилие к противоборству страсти памятозлобия. Подвигу нашему против этой страсти тайно воспомоществует Бог, останавливая явное вспоможение, чтоб произволение наше выразилось с определенностью. Памятозлобие основывается на гордости. Гордость таится даже в освященных благодатно избранниках Божиих. Необходимо и для них бдеть против этого внутреннего яда и против порождаемого им убийства души памятозлобием. Через оставление братии долгов их мы привлекаем в себя благодать Божию: удерживаем её в себе, постоянно оставляя долги ближним нашим.

Русский перевод точен, если только признать, что «оставляем» (άφίεμεν) действительно поставлено в настоящем времени, а не в аористе (άφήχαμεν), как в кодексах, которые считаются лучшими. Слово άφήχαμεν имеет «лучшую аттестацию». Тишендорф, Альфорд, Весткотт-Хорт ставят άφήχαμεν, мы оставили, по Вульгата – настоящее (dimittimus), также Златоуст, Киприан и другие. Между тем разница в смысле, смотря по тому, примем мы то или другое чтение, получается значительная. Прости нам грехи наши, потому – что мы сами прощаем, или уже простили.

Всякий может понять, что второе, так сказать, категоричнее. Прощение нами грехов ставится как бы условием для прощения нас самих, деятельность наша земная здесь служить как бы образцом для деятельности небесной. Образы заимствованы от обыкновенных заимодавцев, дающих взаймы деньги, и должников, их получающих и затем возвращающих. Пояснением прошения может служить притча о богатом, но милостивом царе и безжалостном должнике (Мф.18:23–35). Греческое οφειλέτης означает должника, который должен уплатить кому-нибудь όφείληαα, денежный долг, чужие деньги (aes alienum). Но в более обширном смысле όφείληαα означает вообще какие-нибудь обязательства, всякую плату, подать, а в рассматриваемом месте слово это поставлено вместо слова «грех, преступление». Слово употреблено здесь по образцу еврейского и арамейского хоб, которое означает и денежный долг (debitum), и вину, преступление, грех (=culpa, reatus, peccatum). Второе предложение (как и мы оставляем и прочее) приводило издавна в большое затруднение толкователей. Прежде всего рассуждали о том, что разуметь под словом «как» (ώς), – принимать ли его в строжайшем смысле или в более лёгком, применительно к человеческим слабостям. Понимание в строжайшем смысле приводило многих церковных писателей в трепет оттого, что самый размер или количество божественного прощения наших грехов вполне определяется размерами нашей собственной способности или возможности прощения грехов нашим ближним. Другими словами, божественное милосердие определяется здесь человеческим милосердием. Но так как человек не способен к такому же милосердию, какое свойственно Богу, то положение молящегося, не имевшего возможности примириться, заставляло многих содрогаться и трепетать. Автор приписываемого Златоусту сочинения Opus imperf. in Matth свидетельствует, что в древней церкви молящиеся второе предложение пятого прошения совсем опускали. Один писатель советовал: «говоря это, о, человек, если будешь делать так, то есть молиться, думай о том, что сказано: «страшно впасть в руки Бога живаго». Некоторые, по свидетельству Августина, старались сделать как бы некоторый обход и вместо грехов разумели денежные обязательства. Златоуст, по-видимому, желал устранить затруднение, когда указывал на различие отношений и обстоятельства: «отпущение первоначально зависит от нас, и в нашей власти состоит суд, произносимый о нас. Какой ты сам произносишь суд о себе, такой же суд и Я произнесу о тебе, если простишь своему собрату, то и от Меня получишь то же благодеяние – хотя это последнее на самом деле гораздо важнее первого. Ты прощаешь другого потому, что сам имеешь нужду в прощении, а Бог прощает, Сам ни в чем не имея нужды; ты прощаешь собрату, а Бог рабу; ты виновен в бесчисленных грехах, а Бог безгрешен». Современные учёные также не чужды сознания этих трудностей и стараются объяснить слово «как» (ώς), – по-видимому, правильно, – в несколько смягчённом виде. Строгое понимание этой частицы не допускается контекстом. В отношениях между Богом и человеком, с одной стороны, и человеком и человеком, с другой, не наблюдается полного равенства (paritas), а есть только сходство довода (similitudo rationis). Царь в притче оказывает рабу больше милосердия, чем раб – своему товарищу.

Ως можно переводить словом «подобно» (similiter). Здесь подразумевается сравнение двух действий по роду, а не по степени.

Долги наши: под именем долгов разумеются все наши провинности пред Богом, все грехи и проступки против закона Его. Человек – грешник и должник пред Богом неоплатный: ибо не может не грешить, и ничем сам по себе не может искупить своих грехов, то есть заплатить за них, и Бог может только простить их, как заимодавец прощает долг своему должнику. Прощается этот долг по вере в Искупителя нашего, взявшего на себя все грехи людей и тем давшего нам возможность просить во имя его у Бога прощения грехов наших. Как и мы прощаем: это необходимое условие прощения Богом грехов наших (ср. ст. 14). Должники наши суть все люди, чем-либо согрешившие против нас, словом или делом, волею или неволею.

Прости нам грехи наши так, как и мы прощаем согрешившим против нас.

Христос заповедал нам любить врагов наших, благословлять проклинающих нас, благотворить ненавидящим нас и молиться за обижающих и гонящих нас. Кто исполняет эту заповедь, тот, несомненно, прощает своих врагов и за то сам заслуживает прощения грехов. Но если кто и не достиг такого совершенства, кто ещё не может любить врагов своих и благотворить им, но, однако, не гневается на них и прощает им все обиды, тот всё-таки вправе просить у Бога прощения грехов своих.

Но кто не прощает согрешившим против него, кто гневается на них и желает им зла, – смеет ли тот самый просить у Бога прощения своих грехов? Ответ на этот вопрос содержится в следующих пояснительных словах Иисуса Христа: Ибо, если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный; а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших.

Итак, прежде чем просить у Бога прощения грехов наших, мы сами должны простить всем своим обидчикам; мало того, мы должны примириться с тем, на кого сами не гневаемся, но кто имеет нечто против нас, то есть считает себя обиженным нами; и тогда только мы можем молиться о прощении грехов наших.

Вдумайтесь в эти слова молитвы; прости нам грехи наши так, как и мы прощаем согрешившим против нас! И если вы не прощаете обидевших вас, то вы должны прийти в ужас от этих слов, которые произносите ежедневно. Ведь вы просите, чтобы Бог не прощал вас! Вы просите, чтобы Он простил вас так, как и вы прощаете; а если вы таите злобу против обидевших вас и не хотите простить их, то, значит, вы просите Бога, чтобы и Он не прощал вас. Одумайтесь же и не дерзайте просить у Бога прощения ваших грехов, если сами не прощаете обидевших вас! Спешите скорее простить всех, чтобы не было поздно! ведь вы не знаете, когда будете отозваны из этого мира! а за пределами этой жизни нет места ни покаянию, ни всепрощению.

Бог благоволил вступить с нами в договор (говорит Августин); «Он говорит тебе: прости, и Я прощу! не простил ты – сам против себя идешь, а не Я».

Необходимость прощать все обиды, чтобы получить прощение своих грехов, Христос объяснил особенно наглядно в притче о должнике, которую окончил такими словами: «Тогда государь его призывает его и говорит: «Злой раб! весь долг тот я простил тебе, потому что ты упросил меня; не надлежало ли и тебе помиловать товарища твоего, как и я помиловал тебя?» И, разгневавшись, государь его отдал его истязателям, пока не отдаст ему всего долга. Так и Отец Мой Небесный поступит с вами, если не простит каждый из вас от сердца своего брату своему согрешений его» (Мф.18:32–35).

Бывают случаи, когда мы прощаем согрешившего против нас брата, но прощаем не чистосердечно, не из любви к согрешившему, не из-за желания снять с него тяжесть греха, а по особым соображениям, находя это в данное время выгодным для себя; словом, прощаем не охотно, а как бы по принуждению. Хотя такое вынужденное прощение всё-таки лучше гнева и затаённой злобы на брата, но оно не даёт нам права надеяться, что и Бог простит нам наши прегрешения. В приведённых выше словах Господа, которыми Он окончил притчу о должнике, заключается положение, не возбуждающее ни малейшего сомнения: «Так и Отец Мой Небесный поступит с вами, если не простит каждый из вас от сердца своего брату своему согрешений его». Да, надо прощать охотно, искренно, чистосердечно, из любви к ближнему, а не по иным соображениям просить прощения, включая покаяние; и только тогда мы вправе надеяться, что и Господь простит нам наши грехи; только тогда мы можем обращаться к Богу с мольбою: и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим.

Сознавши свою греховность, осуждающий себя, решающийся больше не грешить, естественно, желает снять с себя ответственность за совершённые им грехи, а потому в раскаянии молит о прощении. Таким образом, искренняя молитва о прощении грехов есть вместе с тем и покаяние в грехах.

Кто не раскаивается в грехах своих, кто не признаёт себя грешным, тот не нуждается в прощении грехов и не молится о том. Покайтесь! – взывал Иоанн Креститель. Призывом к покаянию начал Свою проповедь и Иисус Христос. За покаянием следует молитва о помиловании; нет покаяния без молитвы, нет и молитвы без покаяния.

Когда с чистою, неиспорченною совестью читаем мы слова пятого прошения: и остави нам долги наша, то при этом в глубине души своей, в своей совести мы слышим голос Бога, Который как бы так говорит нам: какое право имеете вы обращаться ко Мне с такою просьбою, как к Отцу своему, и как можете вы ожидать от неё успеха, вы, которые так часто и так тяжко согрешали против Меня и так дерзко нарушали Мои отеческие права и ваши сыновние обязанности? Да, Отче, говорим мы на это, это – правда, и мы глубоко сознаем и чувствуем это. Многочисленны и тяжки грехи наши; мы недостойны называться детьми Твоими и имеем все причины бояться, как бы эти грехи не положили стену между нами и Тобою и не заслонили от нас лицо Твоё. Но с сокрушённым сердцем дерзаем, однако, предстать пред Тобою и из глубины души воззвать: «не вниди в суд с Твоими недостойными детьми, не отврати от нас лица Твоего, устрани от нас всё, что отделяет нас от Тебя и лишает возможности лицезреть Тебя! Снизойди к нам по Своей неизреченной милости и остави, прости нам грехи наши!» В таком именно, а не другом смысле понимает это прошение наша Церковь и на вопрос, что же просим мы в пятом прошении, отвечает: мы молимся в нём Отцу Не- бесному, чтобы Он не обращал внимания на грехи наши, не гневался на нас за них и ради них не отказывал нам в нашей просьбе. Сами по себе мы, конечно, недостойны этого, так как много и тяжко всегда согрешаем и заслуживаем только одних наказаний, но Он может и хочет всё это сделать для нас из одной Своей милости.

Таким образом, прошение это имеет в основе своей смиренное сознание и исповедание того, что мы великие пред Богом грешники и заслуживаем одного только наказания. Поэтому не может по-христиански молиться этой молитвой фарисей, который сам себя оправдывает, сам себе оставляет долги свои или когда приносит молитву Богу, то рассчитывается с Ним, покрывая грехи свои тем добром, которое он сделал, причём он делает даже начёт на Бога, находит излишек и предъявляет, так сказать, иск к Богу, требуя уплаты за излишек. Пятое прошение скорее предполагает сердце мытаря, которое в сознании многих и великих своих прегрешений не находит никакого средства к избавлению от них, кроме одной милости Божией. «Боже, – говорит он, – милостив буди мне, грешному!»

Братия! Как много причин имеем мы обратить особенно строгое внимание на это словечко – наши – и просить у Бога прощения наших грехов! Они все падают на нас, они все ответственны для нас, грехи эти, не только наши собственные, лично нами соделанные, но и грехи наших братии, и не в том только смысле, что и наши братья, подобно нам, нуждаются в благодатной помощи и отпущении грехов и наша братская любовь должна побуждать нас просить за них об этом Бога, но и в том, что их грехи вместе с нашими обвиняют нас пред Богом, прибавляют лишний слой к массе наших грехов, увеличивают нашу вину, делая более тяжкою нашу ответственность на Страшном Суде. Ни один человек не живет для себя только одного и никто не делает грехов для себя только одного.

Мы никогда не можем сделать добрым то, что сделано нами дурного, и никогда не можем возместить или уплатить того, что должны мы нашему Богу, ибо каждый день увеличивает сумму наших грехов и делает нас всё более и более виновными пред судом Его. Только один Бог может быть нашим поручителем и ответчиком; только один Он может освободить нас от ответа, сложить со счетов долги наши, сделать употребление из Своего высочайшего царского права помилования и сказать: «Прощается, слагается со счёта!» Ибо иначе здесь ничего не может сделать, и Он Сам, иначе и Сам Всемогущий Бог не может освободить нас от грехов наших. И Сам Бог не может зла, сделанного тобою, совершенно изъять, уничтожить, сделать его, так сказать, несделанным, неосуществлённым. Это есть то единственное, святое ограничение, которое Он Сам сделал для Своего всемогущества. В том и заключается самая серьёзная и самая ужасная сторона греха, что и Сам Бог при всём Своём всемогуществе не имеет никакого более средства изгладить или уничтожить грехи наши, как только простить их, оставить без взыскания.

Потому-то мы и просим в этой молитве, чтобы Он оставил вне Своего взыскания, презрел грехи наши, употребив при этом Своё вели- кое милосердие, и принял во внимание искупительные заслуги нашего Спасителя, Который Сам научил нас молиться: Отче, остави нам долги наша, даже более, Который Сам принёс Себя в жертву и сделался нашим Искупителем. Даруй нам собственным опытом познать, на себе самих испытать справедливость той истины, что «идеже бо умножися грех, преизбыточествова благодать» (Рим.5:20).

Если же Небесный Отец наш действительно проявляет и даёт такую благодать, внимая твоей, друг, молитве, и успокаивает, и умиротворяет твою душу прощением грехов твоих, то старайся ближе принимать к сердцу и с должным благоговением произносить те слова, которые Учитель преподал ученикам Своим в пятом прошении, повелев говорить так: Отче, остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим.

Что же выражают слова эти, и в каком смысле мы должны употреблять их? Не в том, конечно, смысле, будто мы нашу готовность прощать наших обидчиков хотим предложить здесь Богу, как побуждение и основание, по которому Он обязан прощать и нас. Равно и не в том, будто мы просим здесь Небесного Отца прощать нас в такой мере и степени, в какой мы прощаем наших обидчиков. В этом случае мы сделали бы очень плохой и неправильный расчёт, требуя от наших должников каких-нибудь сотен грошей, тогда как сами должны нашему Небесному Отцу десять тысяч талантов. Скорее мы изъявляем здесь пред Богом нашу сердечную готовность в благодарность за Его помилование нас прощать, со своей стороны, и наших должников или обидчиков. Таким образом, словами пятого прошения «якоже и мы оставляем должником нашим» Господь требует от нас, чтобы и мы, со своей стороны, были готовы прощать и искренно благотворить тем, которые погрешают против нас.

Но как сильно, однако, изобличает, братия, сухость и холодность нашего сердца то обстоятельство, что мы должны всякий раз при чтении «Отче наш» выражать нашу готовность быть милостивыми к ближним по особенному повелению Господа определёнными словами. Ведь такое обещание содержится не в этом только прошении, но и в каждом прошении этой молитвы. Так, например, читая четвертое прошение: «хлеб наш насущный даждь нам днесь», мы выражаем то же самое обещание, то есть готовность раздавать этот хлеб и другим, делиться им и с теми, которые имеют в нём нужду. Но Спаситель здесь не заставляет нас выражать это обещание никакими особыми, прямыми словами. Он предоставляет нам самим подразумевать это в своей молитве. И только здесь, в этом пятом прошении, Он не предоставляет этого нашему собственному благоусмотрению. Здесь Он вменяет нам в обязанность высказывать это прямыми и определёнными словами. Он знает, что человеку часто очень трудно бывает и из богатого запаса благ и даров, полученных им из рук своего Отца Небесного, уделять что-нибудь своим собратьям, но несравненно труднее бывает для нас и после самой богатой милости, оказанной нам Богом, добровольно и вседушно прощать обиды другим.

О, Милосердый Отче и Господи! Как часто и как тяжко согрешаем мы пред Тобою тем, что так неохотно прощаем должников наших и так мало усвояем любовь Твою ко врагам! Но потерпи и не вниди в суд с рабами Твоими. Вместе с прежними долгами оставь нам и новые, ежедневно нами совершаемые, а также и этот тяжкий долг нашего сухого, чёрствого и немиролюбивого сердца. Даруй нам по неисчерпаемой милости и любви Твоей утешение ежедневного прощения грехов наших и огнём Твоей любви согрей и наши хладные, оледеневшие сердца. Аминь.

Почему грехи называются долгами? Потому что должник обязан заимодавцу, у которого он занял деньги, и этим он виноват перед ним, покамест не отдаст всего долга или пока он не будет прощён заимодавцем. И чтобы понятнее была нам наша греховность, вот Господь и сравнил грехи наши с долгами, что нам всем известно. Но в этом есть высший смысл. Долг потому и есть долг, что мы кому-то должны. Кому же мы должны своими грехами? Только – Богу! То есть, если человек не верует в Бога, то никакого греха не может, да и не должен признавать, потому что не перед кем отвечать. И наоборот: если мы веруем, что Бог есть и что Он дал нам заповеди – как нужно жить, тогда мы пред Ним ответственны, хотя бы никто о наших грехах, кроме нас, и не предполагал, и не знал или даже считал нас «хорошими», чуть не «святыми» людьми.

Известный писатель Достоевский приводит такой разговор между двумя братьями Карамазовыми – Иваном и Григорием Смердяковым. Иван был «законным» сыном и жил «барином» в доме богатого отца, получил образование, стал неверующим и этому же неверию учил и Григория. А Григорий был рождён от полудурочки Лизаветы Смердящей и от неё получил фамилию Смердякова. Он был тоже взят в дом Карамазова, но исполнял там обязанности лакея, хотя братья знали, что он рождён от одного с ними отца, Фёдора. Конечно, его ничему не учили, хотя он был человек способный. И вот Фёдор был убит. По случайно сложившимся обстоятельствам подозрение пало на старшего брата, Димитрия, тогда как истинным убийцей был Григорий. Однажды он и разговорился с учёным Иваном о своём преступлении, хотя об этом никто и не думал. «Хотя отца-то убил я, – говорил он холодно и без всякой жалости и без сознания своего греха Ивану, – настоящий убивец – ты: ведь ты же говорил, что Бога – нет. А раз Бога нет, то всё можно!»

И, несомненно, верно: если Бога нет, то нет и бессмертия, нет и суда, нет и ответственности ни за что, нет и никаких заповедей, ни Божиих, ни внутри себя, – то есть совести. «Живи моментом», – как говорится иногда. Или как у апостола Павла: «Станем есть и пить, ибо завтра умрём!» (1Кор.15:32).

И даже скажу больше: если не верить в Бога, то не нужно, не должно смущаться своею совестью: это – не логично, не рассудительно! Зачем путать себя, если нет Бога?! Делай всё, что тебе хочется сейчас! Ведь корова ничем не смущается – только бы наесться травы; и собака, если укусит кого, не стыдится; и кошка, когда загрызёт мышку, не жалеет её, и даже учит этому своего котёнка. И это логично, последовательно – если в Бога не верить! И наоборот: если в Бога верить, тогда и совесть понятна, и ответственность за наши дела – необходима.

Приведу случай из жизни. Я знал иеромонаха. Однажды он сопровождал меня из монастыря в скит и подносил мне довольно тяжелую посылку. Я просил дать мне понести её самому: «Это будет мне епитимией за грехи», – говорю ему. А он ответил мне следующее: «Если бы я на епитимий изрезал всё своё тело на куски, то и их бы не хватило на это!»

Не помню, в этот ли раз он сам рассказал мне или другие мне о нём сообщили, но дело было в следующем: он считал себя настолько нагрешившим, что сам наложил епитимию: никогда «не надевать на себя епитрахиль», то есть не совершать священных служб. Его никто не обвинил, не судили его, не знал ничего и епархиальный архиерей, и он мог бы жить беззаботно. Но он осудил сам себя: «не надевать больше епитрахили» – за грехи свои. Совесть его сознавала, что он недостоин быть священнослужителем. С того времени он исполнял обязанности разносчика в трапезной пищи братии, а в церкви был за псаломщика: читал медленно, крестился истово и даже вдавливал персты свои в тело, когда клал кресты. И братия не видела его огорчённым, хотя с ним обращались, как со слугою на трапезе. А ему при мне было уже 70 с лишним лет. Небольшого роста, очень худой. Вот – пример того, как человек сам сознаёт свои грехи, хотя они никому, кроме Бога и самого грешника, и неизвестны; внутренний голос обличает нас. Недаром св. Андрей Критский в великопостном каноне на первой седмице говорит: «Нужнее (принудительнее) совести ничего нет!»

Грех есть беззаконие; всякий грешник – «преступник закона» Божия (Иак.2:11). И совершенно верно, что основа права имеет корни только в религии, без этого оно ничуть не обязательно для нас, даже нерационально, неразумно. Тогда остаётся одна надежда на «нравственное» поведение: террор власти (суды, тюрьмы, телесное наказание, смертная казнь и пр.). Но в сущности это не «нравственное» поведение, а – страх перед властью, не больше!

И у всех народов всегда было сознание греховности. Христианство в этом отношении, как высшая форма религии, только глубже других сознаёт грехи. И понятно: оно нас ставит ближе пред лице Божие и чувствительнее пред своею совестью. Поэтому, чем совершеннее христианин, тем больше сознаёт себя грешным. Прошение о «грехах» поставлено после «хлеба насущного». Ведь грехи несравненно хуже, тяжелее, важнее, чем бедность, нищета, голод. И казалось бы, что по значению их нужно поставить выше «хлеба». Почему же они поставлены после него? На это можно бы ответить так.

Да, так именно и смотрит на этот вопрос и христианство, и Церковь, и святые отцы. Все, знающие Евангелие и Послания и внимательно следящие за собою и за жизнью, прямо так и учат: «Единственное зло в мире – есть грех!»

На этом и нам следует твёрдо установиться: единственное зло – грех! Это – несомненно, как увидим дальше. Он – корень всего дурного.

Так учил и Иоанн Креститель: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф.3:2). Так проповедал и Иисус Христос:«Приблизилось Царство Божие: покайтесь и веруйте в Евангелие» (Мк.1:15). И целью пришествия Господа на землю было – спасение грешников, как всем нам известно. Так же учили апостолы: «Покайтесь, и да крестится каждый из вас во Имя Иисуса Христа для прощения грехов; и получите дар Святого Духа» (Деян.2:38). Так учили и все святые отцы: можно бы привести здесь тысячи выдержек! Но мы, христиане, и сами знаем это, потому нет надобности в других ссылках.

Но, к великому сожалению, этого даже мы, христиане, не достаточно сознаём! Это – горький наш опыт! А вот когда заболеем, или когда наступит голод, когда даже и хлеба не хватает, или вообще, когда наступят какие-либо земные бедствия (пожары, войны и пр.), мы очень чувствительны к этому.

Вот, может быть, поэтому о «грехах» поставлено после «хлеба»: о нём мы больше беспокоимся. Да и то нужно сказать: если мы научимся ограничивать себя в жизни до насущного хлеба, то легче нам будет бороться и с грехами: первое куда как меньше, а второе несравненно труднее. И подвижники обычно начинали с телесных постов, а потом уж – переходили к духовной борьбе.

Иные задают себе вопрос: почему Бог не создал бы человека неспособным грешить. На это обыкновенно отвечают: человек, как высшее богоподобное существо, должен быть непременно свободным – то есть способным делать и добро и зло. Так и ангелы: одни пали, а другие остались верны Богу.

Если же человек был бы создан не свободным, как животные, то он всё равно творил бы зло (как волки, змеи и др.), но и не сознавал бы ещё этого: был бы двойной грех; а теперь, при свободе, мы хоть и грешим, но сознаём свои грехи, а иногда боремся против них, даже и побеждаем их с Божией помощью – к этому мы способны и свободны. И в нас вложено хоть желание не грешить(Рим.7:15–20), и это остаток свободы. А без свободы – нет и добродетели.

И Богу угодны лишь те, которые добровольно творят добро, а не бессознательно, как животные. Да и то ещё нужно сказать: то добро угодно Богу, которое сделано во Имя Господа Иисуса Христа – так говорит преподобный Серафим Саровский; или во славу Божию – так часто говорил Сам Христос, что Он всё творит во славу Отца: «Отче! пришёл час, прославь Сына Твоего, да и Сын Твой прославит Тебя... Я прославил Тебя на земле, совершил дело, которое Ты поручил Мне исполнить» (Ин.17:1–4 и далее). И Сам Христос говорил: «Будете просить во Имя Мое» (Ин.15:16; 16:23–26). Это известно и нам по опыту нашему.

А иной раз даже думаешь: и животные бывают иногда лучше людей – добрее, ласковее, послушнее, терпеливее, смиреннее... Это всё мы знаем. А всё же человек создан свободным... И даже безгрешным. А потом он злоупотребил свободою своею. Пал – непослушанием... И даже не покаялся, а начал оправдываться, ссылаясь на Еву, «которую Ты мне дал, она дала мне от древа, и я ел» (Быт.3:12). Ева же сказала: «Змей обольстил меня, и я ела» (Быт.3:13). И на это они имели свободу: покаяться или оправдываться; они избрали второе. Но так было нужно допустить человеку: чтобы он не думал высоко о себе... За это Господь изгнал прародителей, лишил их благодати Духа Святого и предо- ставил им жить своею волею, своей свободой, но – уже без той Божией силы, которую Он им давал и которая теперь стала уже им тяжка.

И им казалось легче жить без Бога, но по своей «свободной» воле.

Но в сущности эта «свобода» была уже мнимая: они попали в рабство к искусителю – диаволу, послушавшись его совета против Бога. «Всякий, делающий грех, есть раб греха», – сказал Сам Господь (Ин.8:34). Грех стал господствовать в мире. А злой господин, диавол, стал «князем» мира сего (Ин.12:31;14:30). И апостол Павел говорит: «Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских» (Еф.6:11).

Освободить от этого рабства и пришёл Господь Иисус Христос, Сын Божий, верой в Которого и Духом Святым и освобождаются грешники. (Ин.8:36; 2Кор.3:17). Это – истинная, духовная свобода!

Её достигают вполне лишь святые. А мы, грешные, еще не свободны... В этом – разрешение вопроса: есть ли свобода воли в человеке...

Теперь обратимся к вопросу: насколько мы греховны?

Возьмём пример из нашей собственной жизни. От православных мы нередко слышим: «грешный я» или «я – великая грешница»...

Таково наше собственное сознание.

И в богослужениях наших постоянно слышим о грехах.

Например: возьмём утренние и вечерние молитвы. Будучи в Англии, я заинтересовался этим вопросом и их общими стихами, песнями и вообще молитвами. И легко заметил, что англичане и так называемые епископалы в Америке больше благодарят и славословят Господа, особенно за посольство Сына Своего на спасение людей.

И мы, православные, тоже благодарим, и это особенно проявляется в литургии, которая есть благодарственная и хвалебная служба Господу («Милость мира, жертва хваления»), но в то же время и искупительная Жертва Сына Божия за наши грехи. И всякую службу начинаем славословием («Благословен Бог наш», «Благословенно Царство», «Слава Святей» и т.д.), но сколько раз поминается о грехах, «согрешениях», «прегрешениях» и прочем!

А в ектении «Исполним» – просим: «прощения и оставления грехов и прегрешений», «прочее время живота нашего в мире и покаянии скончати», «доброго ответа на страшнем судищи Христово» и т.д., и т.д.

На повечерии молимся с поклонами при чтении канона св. Андрея Критского «Помощник и Покровитель», «Откуду начну плакати окаянных моих деяний», с припевами: «Помилуй мя, Боже, помилуй мя». Дальше: «Пресвятая Владычице, моли Бога о нас грешных», «Вся Небесныя силы святых и Архангел, молите о нас грешных», «Св. Иоанне Пророче и Предтече... моли о нас грешных», «Святии славнии апостоли...», «Преподобнии и богоноснии... молите о нас грешных», «Непобедимая... сила Креста, не остави нас грешных», «Боже, очисти нас грешных...»

Но если мы обратимся к утренним и вечерним нашим молитвам, то увидим почти сплошное моление о грехах и против искушений врага. Вот в этих молениях я и увидел громадную разницу между англиканами и нами, православными! И только в заключительных возгласах у нас – славословие Бога Отца, Сына и Святого Духа: «Яко Твое есть Царство, сила и слава», «Яко препрославлен еси», «яко свят еси, и Тебе славу воссылаем», «Яко благословен еси», «Яко человеколюбец» и т.д.

А уж какими словами мы не осуждаем себя: и «грешный», и «недостойный», и «окаянный» и «лукавый», и «страстный», и «нечистый».

Обратимся к молитвам пред Причащением. Там мы читаем: «всего себя повинув греху», и сравниваем себя с блудницей, разбойником, мытарем, блудным, с гонителем Савлом, и называем себя «треокаянным». Против последнего слова – припоминаю ещё в годы студенчества – «восставал» даже некий протоиерей, профессор духовной академии; между тем эту (6-ю) молитву составил такой великий святой, как Симеон Новый Богослов!

Любимая молитва на устах доброго молитвенника (монаха; а есть такие и миряне, семейные), как известно, есть молитва Иисусова: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». И один католический ксендз, разъезжавший по России, говорил: «У православных только и слышно в храмах: «Господи помилуй! Господи помилуй!» О, он ещё мало понимал!

Припомню один пример из жизни святого подвижника. Его чтили люди. И был у него послушник. Прожил он несколько лет со старцем. Потом ушёл от него и стал поносить его. Почитатели говорили об этом угоднику. Он им отвечает: «О! он ещё не всё обо мне знает! Если бы он это узнал, то мог бы сказать гораздо больше!» Через несколько лет послушник воротился с раскаянием. Старец без всяких «упрёков» принял его. И когда тот повинился, он сказал ему: «А я за это время даже не подумал о тебе худо!»

И сколько подобных примеров рассказывают в житиях святых!

Покаяние – это стихия православия!

И ещё скажу про будничные службы каждого понедельника и вторника, по Октоиху: первый канон Господу – всегда покаянный. Возьму для примера из первого гласа: «Грехов моих множество», «приими мя ныне покаянием к щедротам Твоим припадающего», «очисти, Едине Блаже, очисти и спаси мя», «множеством грехов влекийся и преклоняемь есмь тяготою прегрешений, и суда безмернаго исполняяйся», «кому тя, душе моя окаянная, уподоблю, делающую лютая и не творящую добрых», «впадох в тление страстей и боюся Твоего праведного судища», «безвестная и тайная сердца моего Ты веси», «блудяща мя на путях погибели и в ров согрешений впадающа мя, обрати, Христе». При постриге в монашество поют седален второй кафисмы: «Объятия Отча отверста ми потщися: блудне иждив мое житие; на богатство неиждиваемое взирая щедрот Твоих, Спасе, ныне обнищавшее мое сердце не презри! Тебе бо, Господи, во умилении зову: согреших Ти, спаси мя».

И это только малая часть того, что есть в Октоихе. А в Триоди постной – ещё больше. Каноны Божией Матери на повечериях (ежедневно) почти всегда покаянные.

Службы в праздники и святым, конечно, хвалебные, но и там просим мы (кроме двунадесятых праздников – за малыми исключениями) о прощении.

И можно без преувеличения сказать, что в будничные дни службы все почти – просительные, умилительные, покаянные. Значит, православный человек слезит душою о грехах своих... А иные подвижники даже лили частые слёзы. Например, преподобный Ефрем Сирин молился: «Господи! остави ми волны благодати Твоея!» Он почти всегда плакал! И на образе его написано: «Ефрем грешный». Пойдём далее. Как бороться с грехами? Прежде всего нам надо увидеть свои грехи. Сначала это покажется кому-нибудь очень лёгким? Но не думаю... И вот простых два доказательства.

Как много мы видим людей, которые оправдывают себя... Разве один из ста сознается в вине своей! А может быть и меньше? А вот другой обратный пример: чем человек духовно выше, тем он больше грехов видит в себе. Значит, для видения своих грехов необходимо ещё стать на некоторую высоту. Почему же это?

Потому, что ещё нет ясного света в душе. Обычно употребляют такое сравнение: если через окно не проходит солнечный луч, то в комнате не видно пыли. Но стоит лишь блеснуть лучу, как вдруг мы увидим миллион пылинок в нём. Так и в душе: когда она ещё не просвещена, то нам не видно всей нашей греховности, даже мы кажемся себе «не хуже других», или – «как все», или даже почти «святыми». Но когда она освещена благодатию Божией – тогда она видит в себе бесчисленное множество прегрешений, так что можно впасть даже в уныние и малодушие! И в молитвах такие люди искренне могут говорить, сравнивая себя со скотами и даже ниже их. Вот, например, что говорится в каноне Иисусу

Сладчайшему: «Преклонився, Иисусе, безсловесными сластьми, безсловесен явихся, и скотом воистинну, о Иисусе мой, страстно окаянный уподобихся, Спасе. Тем же, Иисусе, бессловесия мя избави» (песнь 8-я).

Или: «Христе Иисусе! никтоже согреши на земли от века, о Иисусе мой, якоже согреших аз окаянный и блудный» (песнь 7-я).

Или: «От Адама, Иисусе мой, согрешившия вся, прежде закона и в законе, Иисусе, и по законе окаянный и благодати, Иисусе мой, победих (превзошел) страстьми окаянно» (песнь 9-я). Нам даже кажется это невозможным! Но писавшие, конечно, искренне писали... Вот о. Иоанн Кронштадтский постоянно писал о грехах своих. А однажды он перечислил 130 грехов! Это было так невероятно, что один слушатель даже пришёл ко мне после этой проповеди в храме, на квартиру мою, и спросил меня: «Откуда он набрал столько грехов?» Я взял книгу его и прочитал эти две страницы. Возможно, что и нам с вами это покажется невероятным, поэтому я перепишу их здесь.

«Если покаянием хотим угодить Господу и спасти душу свою, достигнуть свободы от грехов и страстей, – мы должны каяться из глубины души, обстоятельно, всесторонне, твёрдо, охотно; потому что в глубине её гнездятся и коренятся все грехи наши – самолюбие, плотоугодие, чревоугодие, объядение, леность, саможаление, гордость, самомнение, кичение, унижение других, зависть, неприязнь, ненависть, злоба, ехидство, похоть, блуд, нечистота, своенравие, самочиние, непослушание, неповиновение, грубость, дерзость, суровость, строптивость нрава, сомнение, неверие, маловерие, безразличность к вере, неблагодарность, корыстолюбие, жестокосердие, скупость, жадность, алчность, ябеда, лживость, лукавство, клевета, лжесвидетельство, божба, клятвопреступление, лицемерие, лицеприятие, мздоимство, придирчивость, притеснение, лихоимство, татьба, похищение, присвоение чужого, злоупотребление, потворство грехам и поблажка, попущение, суетное препровождение времени, игры, пустословие, празднословие, сквернословие, суетность, роскошь, мотовство, недоброжелательство, зложелательство, злорадство, злопамятство, холодность, нерадение, небрежность в молитве и других делах, неуважение к старости, неподчинение родителям и начальству, вероломство и неверность, непостоянство в добродетели, тщеславие, боязливость, уныние, малодушие, без- надежность и отчаяние, гнев, раздражение, биение, страсть к чтению пустых или соблазнительных книг, нерадение к чтению Евангелия и вообще книг духовного, религиозного содержания, придумывание извинений своим грехам и самооправдывание вместо самоосуждения и самообличения, страстные лобзания или поцелуи, страстные осязания, ласкательство, опущения, недобросовестное исполнение служебных обязанностей, небрежность и торопливость, неисполнение (обязанности) присяги, казнокрадство, или похищение казённой собственности, поджигательство или подстрекательство на зло, убийство, истребление зачатого плода в утробе, отравление, призор очей и порча ближнего, проклятия на ближнего, ругательства, совращение в секты и расколы, распространение ложных и хульных мнений и учений, суеверие, стологадание, спиритизм или разговор с духами, гипнотизм, или усыпление и разговаривание с усыпленным человеком с целью выведать от него какую-либо тайну («Правда о Боге, мире и человеке», с. 52–53).

И когда я прочитал ему эти две страницы, тот человек не мог уже возразить ничего! А ведь грехов можно набрать ещё больше! Через две страницы о. Иоанн снова пишет:

«Сколь велико и глубоко растление нашей природы грехом в бесчисленных его видах и направлениях! Это я сознаю и чувствую всякий день, всякий час. Каждую минуту, как ураган, он готов охватить и всколебать, возмутить душу внезапно при малейшем невнимании и поблажке своей чувственности, поколебать меня то гневом, раздражительностью, озлоблением на ближнего – особенно низкого и бедного, надоедающего ежедневным попрошайством, то блудными помыслами и похотями и льстивым воспоминанием и воображением сладости греха, то завистью в самых пустых и маловажных вещах, то лицеприятием и человекоугодием, то корыстолюбием, любовещностью житейскою, то тщеславием и суетностью, то непослушанием, упорством и леностью, то сонливостью и зевотою, то малодушием, гордостью, унынием и расслаблением души и тела; и всякими грехами усиливается оттолкнуть от Бога – Источника нашей жизни, света, мира и блаженства» (с.56).

Ещё через две страницы он говорит: «А их (грехов) так много, много, что и перечесть трудно! Вспомни их, проси у Господа озарения сердечного, познания их, воздыхания, слёз» (с.59).

«Сердце наше – поле, заросшее сорною травою и не могущее произращать пшеницы жизненной – плодов веры и добродетели. Надо непрестанно вырывать эту сорную, бесчисленную траву и очищать сердце постоянным вниманием к себе, самоиспытанием, самоосуждением, самоудручением, самобичеванием, слезами, упражнением во всякой добродетели, особенно в молитве усердной – день и ночь, чтением Священного Писания, пением псалмов, писаний святых отцов. Святые всю жизнь трудились над очищением сердца... Что же ты спишь, душа моя, и не очищаешь себя на всякий день? Воспряни, делай даже до конца!» (с.63).

А на следующей странице, «при наступлении седмицы Страстей Христовых», о. Иоанн опять перечисляет грехи: «самолюбие, плотоугодие, сластолюбие» и прочее; даже прибавляет ещё: «рассеянность, роскошь, смех, лжеименный разум» и прочее (всего – 56).

«Глубоко скорблю, плачу и рыдаю об ужасной язве греха, растлевающей человечество, бедствующее неизмеримо, неописанно, многообразно, – о прелести греха, которою пленяется человечество и работает ему, и даже хвастает своею работою и утешается, как какою прибылью» (с. 140).

«Блазнение греха бывает столь велико, что самые простые вещи – например: глаза, лицо, нос, брови, всякое движение тела, походка, взгляд – блазнят человека грешного с нечистым расположением сердца, помыслов, влечений; всякое животное блазнит; святые иконы дома и в храме блазнят; крест животворящий, – всё, всё враг окутывает своим нечистым, смрадным туманом» (с.145).

«О, если бы мы обращали внимание на последствия наших грехов или добрых наших дел! Как мы были бы тогда осторожны, бегая греха! И как были бы ревностны на добро; ибо мы ясно видели бы тогда, что всякий грех, вовремя не исторгнутый, навыком укрепившийся, пускает глубоко корни в сердце человека и иногда до смерти смущает, уязвляет и мучит его, пробуждаясь, так сказать, и оживая в нём при всяком случае, напоминающем сделанный (прежде) грех, таким образом оскверняя его мысль, чувство и совесть. Нужны тучи слёз, чтобы отмыть застарелую грязь греха: так она прилипчива и едка!» (с.594).

Казалось бы, при таком множестве грехов легко считать себя грешником. Но на деле – как мы хорошо знаем – далеко не все мы видим свои грехи. А что мы видим не все грехи наши – это постоянно можно наблюдать. Редко-редко встретишь человека, который бы сознавал свою греховность; чаще же приходится наблюдать, как люди, и причём – искренне, не видят своих грехов. И постоянно встречаешь таких людей, которые во всём оправдывают себя, а не осуждают и даже не сознают за собой ничего худого... Подумаешь, будто кругом – ангелы... И едва ли один-два из 100 человек самоосуждают себя. Даже иногда на исповеди не знают, что греховного можно сказать о себе духовнику. А иные даже позволяют сказать, что они не знают за собой грехов! Другие говорят: «Как и у всех!» А иногда грех и за грех не считают. Например, почти никто не считает за грех – осуждение, тогда как постоянно почти мы осуждаем других.

Припоминаю случай из прошлого: сознавая грех осуждения, мы (несколько человек) сговорились не осуждать других, хотя бы в течение 5 минут. И – увы! – не смогли. Между тем св. Ефрем Сирин говорит об этом грехе так. Поскольку душа важнее тела, то и грехи душевные опаснее и вреднее телесных. Однако, не знаю как (говорит он), люди думают обратное. И указывает он, например, на осуждение. Благодать Божия оставляет за одно это человека!

И собственно – совершенно справедливо. Ведь осуждение есть выражение нелюбви к нашему «ближнему», даже хуже – вид ненависти к нему. А Господь прямо сказал: «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин.13:35). Какие же после этого мы ученики Христовы?! Теперь мы спросим, что же нам делать, чтобы хоть увидеть свои грехи? Это освещается благодатью Христовою! А самому человеку, без благодати Божией, нельзя даже увидеть себя. Это – дар Божий! Поэтому тот же св. Ефрем научил нас в Великом посту молиться: «Ей, Господи! даруй ми зрети моя прегрешения!» «Даруй», следовательно – это дар Божий... И вслед за тем читается и вторая половина прошения: «И не осуждати брата моего»... Да! если думаешь о собственных грехах, и думаешь с сокрушением, – то тебе уже не до грехов «брата»; наоборот – осуждением его ты увеличиваешь собственную греховность.

Хорошо хоть раз в год просмотришь свою душу, когда идёшь исповедоваться. А иные и этого не делают... И постепенно эта душа засыпает, застывает, каменеет, и нужно чем-то будить её...

А вон в монастырях хороших есть прекрасный обычай –«открывание помыслов» старцу, хотя бы он был и не иеромонах и не мог отпускать наших грехов. Иные послушники каждый день вечером открывают ему свои грехи. И таким образом постепенно научаются видеть себя; а потом из них вырабатываются и старцы. История «старчества» (например, в Оптиной пустыни Калужской епархии) показывает нам, что у о. Макария воспитался в старца иеросхимонах Амвросий, у о. Амвросия его келейник – о. Иосиф и т.д.

Но в миру это не практиковалось. Поэтому наш народ и стремился в монастыри. Эти старцы глубоко знали свою собственную душу, а потому хорошо разбирались в душах духовных чад своих. Но у нас, мирских людей, этого опыта не было – ни в семье, ни в школах.

«И чему только нас в школах ни учили, – говорит о. Иоанн Кронштадтский, – одному лишь не учили: как бороться со грехом!»

Теперь становится перед нами вопрос: как же избавиться от грехов? Прежде всего, прежде нас самих, Сам Господь этого желает: «Не хочу смерти грешника, – говорит Он через пророка, – но чтобы он обратился и был жив».

И после изгнания прародителей из рая Господь дал человеку закон. Назначение его состояло не столько в том, чтобы люди поступали по заповедям его, сколько в том, чтобы они сознавали через него свою греховность и неспособность жить добродетельно. Он был «пестуном», или руководителем ко Христу, – как воспитатель ведёт ученика своего, чтобы он был достойным сыном отца своего. Или возьмём другое сравнение: закон был прокурором для еврейского народа, он указывал ему на грехи его и на неспособность его исправиться самому по себе, – для этого нужен был Мессия, Христос, Искупитель, Спаситель, верою в Которого и жил еврейский народ, ожидая Мессии.

Закон обвинял, но не оправдывал. Апостол Павел так говорит про своё, дохристианское состояние: «Не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю... Знаю, что не живет во мне... доброе, потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу... Бедный я человек!» (Рим.7:15,18:24). Были исключения – но мало. Что касается язычников, от которых даже грешные евреи отвращались, то они совершенно погрязли во грехах. Но и они имели два источника добра: «рассматривание творений», что приводило их к вере в Бога, и – совесть (Рим.1:20).

И это обвинительное назначение закона вело человечество к Искупителю Христу, «Которого Бог предложил в Жертву умилостивления в Крови Его чрез веру» (Рим.3:25). И Он Своими крестными страданиями искупил нас, грешных, пред Отцом Небесным. Но этого мало: вследствие этой Жертвы Сына Своего Бог Отец послал Духа Святого, отнятого от человека после грехопадения в раю. И теперь, с Духова дня, Он и спасает человечество. Без Христа же и без Духа Святого человек не может спастись! Не может даже пожелать добра! Не может даже увидеть грехов!

Благодать же Святого Духа преподаётся в Церкви Христовой, особенно в таинствах: крещения, исповеди, причащения, елеосвящения. Вот Церковь потому и называется «банею возрождения и обновления Святым Духом» (Тит.3:5). Потому и святые отцы, в частности св. Симеон Новый Богослов, постоянно говорят о спасительной благодати. Потому и преподобный Серафим Саровский говорил, что сущность христианства заключается в «стяжании Духа Святого». Потому и молитвы наши начинаются с «Царю Небесный, Утешителю, Душе истины... прииди и вселися в ны», потому что без Него мы и помолиться, как должно, не можем: «Мы не знаем, о чём молиться, как должно, – говорит апостол Павел, – но Сам Дух ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными» (Рим.8:26). И Церковь, во Святом Духе, есть наилучшая лечебница для грешного человечества.

Затем для борьбы со грехом нужна молитва. Нужна исповедь, по возможности – частая... Думаем даже, что полезно исповедоваться и без причащения, дабы возвратить благодать Святого Духа, утерянную нами через грехи. При борьбе с грехами нужно помнить заповедь отцов: бей змея в голову, то есть пресекая грех в самом его начале – дальше будет труднее.

Относительно духовной борьбы есть немало и книг: Добротолюбие (особенно первые три тома), Лествица преподобного Иоанна, Слова св. аввы Дорофея, св. Симеона Нового Богослова (особенно первый выпуск). Но благодать Святого Духа учит христианина и без книг. Иногда помогают и скорби земные: они смиряют нас и побуждают искать помощи у Христа, нашего Ходатая, пред Богом: «Един Бог, Един и Посредник (Ходатай) между Богом и человеками, человек Христос Иисус» (1Тим.2:5).

Полезны нам и обиды, особенно несправедливые; через них, как говорит св. Иоанн Златоуст, прощаются нам прежние грехи. И во всяком случае они обнаруживают скрытую в нас гордость. Нередко Господь попущает нам – особенно после осуждения – впадать в те же самые грехи, в коих осуждаем других. Через грехи мы теряем мир душевный, ибо отходим от Бога и впадаем в рабство к мучителю – диаволу.

Но Господь поставил нам особенное условие – условие, при котором мы можем исходатайствовать «оставление» своих грехов, – это оставление нами долгов должникам нашим. На этом условии нам и следует особенно остановить свое внимание: так Господь сказал: «Якоже и мы оставляем должником нашим». Почему же из всех путей к очищению от грехов Он указал именно этот?

На это прежде всего должно ответить так: Господь сказал это! – И потому верующему человеку нужно не спрашивать, а исполнять.

Ведь и Сам Господь Иисус Христос не добавил никакого объяснения к сказанным Им словам. И этот ответ веры – самый лучший и верный! Но если мы хотим всё же помыслить о причине этих слов, то можно указать на следующее: «Бог есть Любовь», как говорит апостол Иоанн (1Ин.4:16). И потому, если мы хотим получить от Него милость, должны быть достойными её, должны уподобляться Богу, – то есть и сами должны оказывать любовь. Сами просим, должны и другим давать.

И наоборот: если мы сами жестоки, то как можем надеяться получить милость от Человеколюбца Бога? если сами горды, то как нам даст прощение смирившийся до крестной смерти Христос (Флп.2:8)? Это – невозможно!.. Но не только Бог не даст такой милости, но если бы Он и дал её грешнику и жестокосердному, она не будет ему полезна и спасительна. Наоборот, поощрит его к худшему. Почему? Тогда он может подумать, что получит милость, сам оставаясь жестоким. Бог ли будет причиной большего зла? Немыслимо это и подумать! Вот по всему этому необходимо, чтобы грешники сначала сами проявили любовь и смирение к виновному перед ними.

Поэтому перед Великим постом в «Прощёное воскресенье» Церковь установила благочестивый обряд всем христианам просить прощения у священника, а потом и друг у друга... Потом этот добрый обычай переносили в семью и кланялись своим родителям в ноги. А в древнее время в нашей Руси перед чином церковного прощения враги ехали к своим противникам и просили у них прощения.

Вот для этого и требовалось сломать свою гордость (если ты виноват), а это нелегко! А тот (если не он виноват) должен проявить любовь и охотно простить врага или обидчика. И лишь после этого уже – идти на исповедь и с надеждой ждать прощения от Господа. Тогда оно будет и благотворным и щедрым! Об этом Господь сказал притчу о жестоком заимодавце, который сам получил прощение огромного долга, а своему должнику, который должен был ему ничтожную сумму, не простил. Под множеством долга разумеется множество грехов, а под малым долгом разумеется наша виновность перед человеком, ничтожная по сравнению с грехами пред Богом.

Для пояснения этой мысли обычно приводятся примеры из жизни.

Один человек не хотел простить виноватого пред ним человека. Тогда духовник велел читать ему вслед за собой Молитву Господню. Когда они дошли до этого прошения, то духовник говорит: «И не остави мне долги, как и я не оставляю должнику моему». И тут, наконец, тот понял: какой вред себе самому наносит он, не прощая вины брату своему. И примирился...

Ещё приводится другой случай. Это было в древнее время. Двоим грозило мучение за Христа. Ожидая смерти, один просил у другого прощения, но тот не хотел. И что же? Когда наступило время мучения, то первый скончался святым мучеником, другой же отрёкся от Христа.

Расскажу случай из собственной жизни. В праздник Святой Троицы Господь даровал мне горячую веру в Троичность Божества. Но после литургии я очень резко осудил своего брата-монаха. И вдруг у меня совершенно остыла вера в Пресвятую Троицу, и на душе получилась тоска. Я понял, что омертвение было следствием осуждения (хотя, по-видимому, совершенно справедливого). Пошёл к брату и искренне попросил у него прощения. И немедленно горячая вера возвратилась.

Просить прощения, разумеется, нужно искренне, а не одними устами, или, как говорит Господь: «Бог не оставит вам согрешений ваших, если вы не простите брату от всего сердца».

Но и то уже будет хорошо, если мы попросим прощения хотя устами. В моё настоятельство в одном монастыре за границей иеромонах N. должен был служить литургию, а перед этим он провинился предо мною. Он пришёл. И произнёс покаяние. Духовник велел ему попросить прощения у меня. Но его слова показались мне неискренними, лишь на языке. И я об этом сказал ему, не ответивши даже обычными словами: «Бог простит!» Он ушёл опять к духовнику. Тот спросил его: просил ли он прощения хоть устами? – Да! – Поэтому служите!

Ещё пример. Два монаха имели вражду. Когда наступил пост, они по общему обычаю испросили взаимного прощения. Один из них, однако, пришёл ко мне и говорит, что у него не получилось мира в душе. «А вы-то сами винили в душе его?» – спросил я. «Да, так!» – ответил он. «А вы завините себя!» Тот исполнил это. И мир вошёл в душу его.

Но что делать, если у кого-нибудь не хватает сил попросить прощения у того, кого он считает виновным перед собой (а не себя самого)? На это прежде всего нужно сказать словами Самого Господа: «Невозможное для человека – возможно Богу!» Решись попросить прощения, а уж прочее сделает Сам Господь. Поэтому не говори: это дело непосильное мне! Это – неправда: Бог поможет!

К одному человеку я написал совет: в таком случае исповедуйся хоть у духовника, сознавая своё бессилие... Но это лицо не захотело исполнить и данного совета, говорит: «Не могу...» И это уже – неправда! Сказать не трудно! И, конечно, грех на нём остаётся.

Ещё несколько разных мыслей по поводу грехов. Жизнь нам показывает – и преподобный Иоанн Лествичник об этом говорит, – если ты кого-нибудь осудишь, то Господь допустит, что скоро ты сам спадёшь в тот же самый грех. Это делает Господь для того, чтобы смирить нас и научить не судить других.

Помню следующий простой пример. Сидим мы на лекции в академии. Профессор усердно читает её. Вдруг я вижу, что студент, сидящий впереди меня и за шаг-два до профессора, зазевался. Я осудил его в уме своём... Через 2–3 минуты я ловлю себя на той же зевоте.

Подобное этому бывает и с другими грехами. Недавно мне пришлось услышать радостное признание одного послушника монастыря: «Когда придёшь к брату и поклонишься ему в ноги, прося прощения, то как хорошо бывает на сердце!»

А от одного старца дошло такое слово, записанное его духовною дочерью: «Люди не знают, какая сладость бывает от любви к врагам!» И он испытал это на себе. У него был один-единственный улей. И тот украли у него. После выяснилось, кто сделал это. Старец простил его – и испытал указанную сладость.

Ещё обращаю я внимание своё на слово «наши» («долги наши», как и «мы»)... Это слово прилагается и к другим прошениям (Отче «наш», хлеб «наш»)... Здесь мы употребляем его потому, что в грехах повинны мы все. «Един Свят – един Господь». «Никтоже благ, един Господь», – говорит Иисус Христос богатому юноше.

Но есть и другой смысл: в грехах наших повинны мы все друг перед другом. Как в океане бурные волны проходят тысячи километров и докатываются чуть заметным волнением до другого берега, так бывает и в нашей жизни: грех, сделанный одним человеком, не остаётся без влияния и на других. Недаром один писатель сказал крылатую фразу: все за всех виноваты! И поэтому нужно просить «оставить долги наши» не для себя одного, а и для всех «нас». Ведь и Господь Иисус Христос пострадал за весь мир.

Да и любовь наша должна распространяться на весь мир, на всю нашу общечеловеческую семью. И Богу угодна наша молитва не только и не столько за свои грехи, сколько и за других. Эта молитва от любви исходит и к той же любви приводит. Допустим, что кто-либо вас огорчил: постарайтесь поминать имя его в молитве. И вы увидите, что недружелюбие, а тем более – ненависть исчезнут у вас и явится сожаление к нему и даже, может быть, любовь!

Вот вам простой пример. Жили два брата столяра. Хозяйство было записано на старшего брата, но младший был способнее. И заказчики стали больше обращаться к меньшему. Это огорчало старшего. И он задумал разделить дело. Приходит он ко мне за советом. Я предложил ему две недели помолиться и поминать брата. Через этот срок старший брат пришёл ко мне и сообщил своё решение: «Я решил переписать дело на брата: он способнее меня; пусть он и будет хозяином. А уж делиться не станем!» Так благоприятно разрешилось всё дело.

Я знаю, что на Афоне были специальные молитвенники (теперь уже переводятся), которые молились за весь мир, за всех, считая это своей обязанностью. И батюшка о. Иоанн говорит про себя, что он на литургии молится за весь мир: ему дана благодать священства на это! И мы все должны бы поступать подобным же образом...

Теперь, в заключение, хочется поделиться мыслями и о пользе грехов. Странно читать об этом; но дальнейшее покажет правду. Известный богослов епископ Феофан, Затворник Вышенский, говорит: «Не дивись, когда человек грешит, а дивись, когда он перестаёт грешить, ибо хотя грех не природен нам (то есть Бог не создал нашу природу греховной), но уже стал (благодаря наследственности и нашей свободе) прирождённым нам».

И действительно, не нужно дивиться греху, как чему-то ужасному и необратимому. До Христа ещё было страшно и безнадёжно, а после Его пришествия – Он спасает нас. Ведь для того Он и пришёл на землю, как Сам сказал, для спасения нашего: «Я пришел не судить мир, но спасти мир» (Ин.12:47). И пришёл спасти именно грешников, а не праведников.

Так возвестил и ангел пастухам в рождественскую ночь: «Не бой- тесь; я возвещаю вам великую радость, которая будет всем людям: Ибо ныне родился вам в городе Давидовом Спаситель, Который есть Христос Господь» (Лк.2:10–11). «Он спасет людей Своих от грехов их», – сказал ангел Иосифу (Мф.1:21). Потому и Имя дано Ему: Иисус, что значит – «Спаситель».

И апостол Павел пишет: «Но Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками» (Рим.5:8).

Беда не в том, говорит святитель Иоанн Златоуст, что ты пал, а в том, что, павши, не встаёшь. И преподобный Пимен Великий говорит падшему: «Ты пал? Встань!» – «А если ещё упаду?» – «Ещё встань!» – «Так до коих же это пор?» – «До самой смерти!»

Точно то же самое говорят и другие святые отцы, наставляемые Духом Святым. Святой Иоанн Лествичник пишет: «Один приходит в монастырь – по любви к Богу, другой – ради грехов своих, а третий – ища покойной жизни. Но не знаем, кто из них опередит других».

И батюшка о. Иоанн также свидетельствует: грех не есть неприступная стена, и Господь пришёл ради того, чтобы спасать грешников. И первый, кто вошёл в рай, был разбойник: нам всем это чрезвычайно утешительно и одобрительно! И сколько грешников сделалось святыми!

Только бы мы каялись и надеялись на Господа, Спасителя и Ходатая нашего, Иисуса Христа. «Если говорим, что не имеем греха, обманываем самих себя, и истины нет в нас. Если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды» (1Ин.1:8–9).

Как же ещё грехи наши приносят пользу нам? На это мы ответим словами батюшки. «Если не познаешь опытно влияния на тебя злого духа, – говорит о. Иоанн, – то не познаешь и Господа Иисуса Христа и Святого Духа Утешителя». И сам батюшка говорил про себя, что он долгое время своего пастырства хотя и верил, что диавол существует, но он – враг – где-то там, далеко; но и Спаситель тоже. Когда же он узрел, как воинствует на него враг, – то он со всею силою прибежал к заступлению Христа Господа.

Затем ещё скажу и от себя. Я заметил, что в грехах человеку труднее поддаваться сомнению в вере, потому что для неверия или даже для сомнения нужна гордость, а человеку во грехе – не до гордости. Даже как бы стыдно становится, когда мысль дерзает на эти грехи. Может быть и на обратное, то есть грешное состояние души препятствует вере – это верно, но бывает и то, что я описал, то есть стыд грешнику дерзать на неверие и сомнение.

Дальше, грехи вообще смиряют человека. Это – общеизвестный факт. Особенно смиряется человек, когда чем-нибудь возгордится. Угодники Божий об этом говорят единогласно. И чтобы смирить эту безумную гордыню, Господь и попускает человеку впадать в грехи, оставляя его своею благодатию. Всякому падению, говорится в Ветхом Завете, предшествует гордость. А когда смирит тебя Господь грехом – уже не до гордости!

Если же принять во внимание, что в основе греха действует начальник его, «лжец и отец лжи» (Ин.8:44) диавол, тогда понятно будет, что на тебя найдёт томление, тоска, и ты поневоле побежишь к Господу Иисусу Христу и к благодати Святого Духа.

И потому можно даже сказать, что чрез это увеличивается вера.

Опыт подтверждает и это. Расскажу интересный случай.

По пути мы как-то догнали 70-летнюю старушку, которая уже прошла вёрст 30–35. Мы её посадили и довезли до заключительной тюрьмы. Она несла туда своей дочери какой-то дар. Спрашиваем: за что же посадили её? Старушка, вопреки частому обычаю оправдывать себя и своих, решительно и сразу ответила: «Заработала!» – то есть заслужила. «Чем же?» – продолжаем мы. «Огрызалась», – ответила она. Значит, дочь от гордости позволила себе какую-то грубость и за это теперь должна страдать, терпеть... Не знаем, как себя чувствует она, но мать её поневоле исповедала её вину и считает наказание справедливым – значит, смиряется... Да ещё вот должна пешком идти десятки верст! И такое прямое сознание вины дочери вызвало к ней уважение и любовь; она точно и нас присоединила к своему горю... И даже саму дочь стало тоже жалко... Помоги, Господи, ей исправиться! Вина искупается сознанием матери.

Что же бывает с нашей душой, когда Господь «оставит нам долги наша»?

Это мы знаем по собственной исповеди: снова возвращается в нас мир духовный, как будто вновь народился человек, искушение, которое было до сих пор, становится бездейственным, тебя уже совсем не соблазняет то, что соблазняло доселе; и вновь появляется сила против греха; враг точно исчезает – до нового повода нашего. Недаром мы говорим, что исповедь есть второе крещение: воистину так! Но что же можно сказать, если человек опять впадает в тот же грех? или в иной какой? Опять вставай! Опять борись! Опять кайся! Опять проси: «И остави нам долги наша!» Ведь, собственно, вся наша жизнь проходит в непрерывной борьбе за благодать!

И если уж Сам Господь благоволил внести в Свою молитву прошение о «долгах», значит, они занимают значительное место в нашей жизни. И это так и есть.

Только бы не унывать и не падать духом. А бороться и бороться!

Непрестанно бороться! И молиться! И таким образом воочию совершается чудо Божие! Чудо очищения! Чудо – возобновление чистоты и святости души! И это бывает никак не от какого-либо самовнушения нашего, а – независимо от нашей воли и мыслей... Да и какое тут может быть самовнушение ещё в детском возрасте, в 7–10 лет?! Но и в более сознательном человеке происходит явно чудо прощения: это знаем мы, все исповедники. Правда, приступая к исповеди, мы заранее верим в тайну исповеди, но не думаем об этом, мучимся лишь своими грехами. И вдруг – о милость Божия! После искреннего откровения грехов чувствуем ясно, как бы осязательно, покой души! И опытные люди часто исповедуются.

Один игумен исповедовался каждую неделю перед литургией. «В чём вы каетесь? какие у вас грехи?» – спросил его некий архиерей.

Он же ответил так: «Вот заприте наглухо эту комнату на неделю, и вы увидите через неделю на этом столе пыль». И в доказательство он провёл по столу пальцем. И осталась чистая полоска. А кругом неё вырисовалась пыль. Так и грехи!

К этому нужно прибавить ещё: есть духовная пыль, диавольская нечистота, она ещё мельче и незаметнее, но – мучительнее. Вот против неё и нужна исповедь: благодать Духа Святого прогонит эту злую пыль. И припоминаешь: с какою радостью, бывало, несёшься домой после исповеди! А мать встречает нас тоже с радостью и скорее просит ложиться спать, «чтобы чем не согрешить». И как хорошо чувствовалось!

Да! здесь не самовнушение, а чудо милости Божией!

Конечно, прощение грехов бывает и после молитвы. Если Господь в Своей молитве говорит о молитве к Отцу («и остави нам долги»), не говоря об исповеди, то, значит, и молитва даёт благодать прощения. Но исповедь всегда действует сильнее.

Зато молитва может быть в нашем распоряжении всегда, постоянно, а исповедь не всегда. И тогда становится более понятным, что добрые иноки приучаются к непрестанной молитве Иисусовой: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго!»

Её «делают», исполняют даже и миряне. Расскажу факт. В трамвае я заметил, как одна знакомая женщина «творила» беззвучно эту молитву. Разговорились. Я спросил её: «Почему это вы делаете?» Она сказала: «Враг всегда нападает: этим и отгоняешь». Так говорит и преподобный Иоанн Лествичник: «Именем Иисусовым бей супостатов!»

Да поможет Отец Небесный, за заслуги Своего Сына, спасать нас от грехов – благодатию Святого Духа и молитвами ко Господу, с покаянным настроением, и непременно – прощая должникам нашим от всего сердца. Аминь.

Человеку легче грешить и нарушать Твои законы, Отче, чем понимать их. Однако нелегко Тебе прощать нам грехи наши, если мы не прощаем тем, которые грешат против нас. Ибо Ты основал мир на мере и порядке. Как же в мире может быть равновесие, если Ты имеешь для нас одну меру, а мы для наших ближних – другую? Или если Ты даешь нам хлеб, а мы даем нашим ближним камень? Или если Ты нам прощаешь наши грехи, а мы казним наших ближних за их грехи? Как бы тогда сохранялись мера и порядок в мире, о, Законодатель?

И всё же Ты нам прощаешь больше, чем мы можем простить своим братьям. Мы оскверняем землю каждый день и каждую ночь своими преступлениями, а Ты приветствуешь нас каждое утро ясным оком Твоего солнца и каждую ночь шлёшь Своё милостивое прощение через звёзды, которые святыми стражами стоят на вратах Твоего Царства, Отче наш!

Ты стыдишь нас каждый день, Наимилостивейший, ибо, когда мы ждём наказания, Ты посылаешь нам милость. Когда мы ждём Твоего грома, ты посылаешь нам мирный вечер, и когда мы ожидаем мрак, Ты нам даёшь солнечный свет.

Ты всегда возвышаешься над нашими грехами и всегда велик в Своём безмолвном терпении.

Тяжко глупцу, который думает, что встревожит Тебя безумными речами! Он как ребёнок, который сердито бросает камешек в волны, чтобы отогнать море от берега. Но море лишь сморщит поверхность вод и продолжит раздражать его глупость своей огромной силой.

Смотри, наши грехи – это грехи общие, мы все вместе отвечаем за грехи всех. Поэтому нет на земле чистых праведников, ибо все праведники должны взять на себя некие грехи грешников. Тяжко быть непорочно праведным человеком, ибо нет ни одного праведника, который не несёт на своих плечах бремя хотя бы одного грешника. Однако, Отче, чем больше праведник несет грехов грешников, тем он праведнее.

Отче наш Небесный, Ты, дающий хлеб с утра до вечера Своим чадам, и принимаешь грехи их, как плату, облегчи бремя праведников и рассей мрак грешников!

Земля полна грехов, но полна и молитв; она полна молитв праведников и отчаяния грешников. Но разве отчаяние не есть начало молитвы?

А в конце Ты станешь победителем. Твое Царство будет стоять на молитвах праведников. Твоя воля станет законом для людей точно так же, как воля Твоя есть закон для ангелов.

Иначе зачем бы тогда Ты, наш Отец, медлил простить грехи смертным, ведь тем самым Ты даешь нам пример прощения и милости?

Да, мы приобщились Богу в слове, в таинстве и в общении с живым Христом. Теперь Христос нам ставит вопрос: Я в момент Моего распятия сказал: «Прости им, Отче, они не знают, что творят...» Ты – на грани; ты можешь войти дальше в жизнь, только если, подобно Мне, готов сказать: прощаю тем, против кого я что-то имею. Если ты этого не скажешь, ты не можешь идти дальше в ту пустыню, где будут искушения, где будет встреча с сатаной, – ты будешь побеждён; в тебе достаточно зла, чтобы тебя сокрушил сатана и взяло в плен искушение. Остановись, это грань такая же, как в заповедях Блаженства: «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут» (Мф.5:7); не помилуешь – нет пути. И это опять-таки не пожелание, это не значит: Господи, Ты – оставь, а я – повременю... Григорий Нисский говорит потрясающую вещь: тут Господь согласен на то, чтобы уподобиться нам; Он простит нас так же щедро, как мы прощаем, и Он призывает нас прощать так же великодушно, как Он прощает... И это грань, перед которой каждый из нас стоит.

Помню, когда я был подростком, у меня была вражда с товарищем (думаю, что я не единственный согрешил таким образом), и я своему духовнику сказал: «Что мне делать? Когда я дохожу до этого места, я останавливаюсь и думаю: Кириллу не могу простить» (До сих пор запомнилось, шестьдесят лет прошло!..) Он мне ответил: «Что же, дойдёшь до этого места, скажи: «Не прости меня, Господи, потому что я Кириллу не прощу...» Я говорю: «Не могу!» – «А ты моги – или прости...» Тогда я подумал схитрить; я дошёл до этого места и попробовал перескочить через этот ров... Тоже не выходит, потому что как же я могу не сказать то, чего Бог от меня ожидает? Сказать то, что я хочу – не могу; сказать то, что Он хочет – не могу. Пошел обратно к отцу Афанасию: «Что мне делать?» Он ответил: «Знаешь, если не можешь, но хотел бы, хоть немножечко хотел бы простить, когда дойдёшь до этого места, скажи: Господи, я хотел бы простить, да не могу, а Ты попробуй меня простить как бы вперёд…» Я попробовал – тоже не выходит; как-то «не то» Богу говорить: Ты мне всё дай, а я Тебе крупицы насыплю, как пташке...

Я боролся с этим, боролся неделями, и, наконец, Бог должен был победить. Мне пришлось сказать: «Да, я должен простить Кирилла...» Пошёл к Кириллу, говорю: «Ты – такой-сякой-этакий, но я тебя прощаю...» Он говорит: «Нет, давай мириться!» И тогда пришлось мириться, то есть не с Кириллом «таким-сяким-этаким», а его принять таким, какой он есть.

Я хочу сказать нечто о примирении и о прощении. Мы всегда думаем, что «простить» значит «забыть». Ну, ушло в какую-то древность, случилось три недели тому назад, десять лет тому назад, больше не болит, не мучит меня – забуду... Это не прощение. Забыть – не значит простить. Прощение начинается в момент, когда я ещё чувствую рану и могу сказать: Хорошо, я этого человека принимаю, какой он есть, сколько бы он мне боли ни причинил: я его приму, как Христос меня принимает, и я буду нести его, если нужно, либо как пропавшую овцу (если он даётся), либо как крест, на котором я должен умереть, чтобы он жил, потому что у креста я смогу сказать: Прости ему, Господи, он не знал, что творит... Потому что жертва всегда получает божественную власть отпустить грехи, простить своего мучителя.

И это – цель. Я помню, одна моя прихожанка пришла, говорит: «Знаете, отец Антоний, не выношу Екатерину Сергеевну, сбудьте её из прихода, я не могу её больше терпеть!» Я говорю: «Знаете что, Ирина, вы должны терпеть Екатерину Сергеевну, я должен терпеть её и вас, а Бог должен терпеть всех троих – кому хуже?..» Значит, тут грань, нельзя входить в компромисс, никуда не уйдёшь от этого, и только если ты на это решишься (конечно, в совершенстве мы не умеем прощать, но если хоть волей, намерением мы говорим: да, я хочу простить; у меня не хватает великодушия, чтобы всё было так, как надо, чтобы я этого человека взял на плечи, как крест, как овцу, но я готов на это, я буду врастать в эту меру), – только тогда мы можем вступить в то, что я назвал несколько минут тому назад пустыней: то место, где я буду стоять перед лицом искушения.

В прошении о прощении грехов – «И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим» – должна выражаться нищета духовная, без которой нет ни исправления, ни духовного роста. Прощение грехов же познаётся в освобождении от их власти над нами. А упоминание о том, что и мы прощаем, – это прежде всего призыв прощать. Объясняя это прошение, Господь Сам сказал: «А если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших» (Мф.6:15).

Для того, чтобы оставлены были нам беззакония наши и грехи, Бог – Слово снизшёл на землю и, воплотившись, кровь Свою излил.

Для оставления грехов учреждены Им божественные таинства. Всё Сам сделал Он для сего; и от нас требует только одного, чтоб и мы прощали другим, почему и законоположил: «отпущайте и отпустят вам» (Лк.6:37). И Петру, вопрошавшему, сколько раз в день прощать согрешающему, – прощать ли до семи раз, сказал, что надо оставлять семьдесят раз седмерицею, – вместо – непрестанно. Таким образом решителем успеха молитвы поставил Он самого молящегося: так что если он прощал, и ему прощено будет; если сам отпущал, и ему отпущено будет, и как сам отпущал, так и ему отпущено будет. Сделанное брату возводится к Сотворшему нас: ибо в нем – образ Божий. А между собою все мы равны естеством, все, равно, рабы Богу. Пред Ним все согрешаем много, а друг пред другом согрешаем не много. Но оставляя сие немногое, множайшее получаем, когда, прощая людям, сподобляемся прощения от Бога.

Мы неоднократно говорили о том, что основная мысль, основное содержание Молитвы Господней заключается в той истине, что Бог есть Отец Своего создания, что вся Вселенная является великой семьёй Божией и люди призваны быть чадами, детьми Божиими.

Первые четыре прошения раскрывают состояние души чада Божиего, показывают, какими мы должны быть, чтобы соответствовать своему призванию – быть детьми Божиими.

Если человек является чадом Божиим, то вся его жизнь прославляет Бога, во всей жизни его святится Имя Божие. В его душе царит Бог, пребывает Отец Небесный; его воля всегда соединяется с волей Отца Небесного. Чадо Божие питается не только хлебом вещественным, но и словом Божиим и Причастием Тела и Крови Господа Иисуса Христа.

Первые четыре прошения раскрывают главные особенности, главные отличительные черты человека, если он соответствует своему назначению – быть чадом Божиим. Но человек – существо падшее, он должен восходить к тому, чтобы быть чадом Божиим; для этого нужно преодолевать препятствия и трудности, нужен духовный подвиг.

Какие препятствия должен преодолевать человек, чтобы осуществить призвание – быть чадом Божиим?

Об этом говорят три последних прошения: И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго.

Первое препятствие, которое должен преодолеть человек, первая трудность, которая мешает человеку стать чадом Божиим, – его греховное прошлое.

У каждого из нас есть прошлое, и в этом прошлом наряду со Светлой его частью есть и много греховного, мрачного, тёмного. Греховное прошлое, тяготеющее над каждым из нас, – первое препятствие на пути к тому, чтобы человек стал чадом Божиим.

Когда мы совершаем какой-нибудь дурной поступок, когда поддаемся греховному влечению, мы стараемся оправдать себя, говоря: «И это ничего, и это обойдется, и другое обойдется». А между тем не проходит без следа не только ни одно дело, но даже ни одно чувство, ни одна мысль – они-то и составляют наше греховное прошлое, всё время увеличивающееся новыми греховными делами, мыслями, чувствами. Греховное прошлое является как бы великим долгом, тяготеющим над нами.

Если у человека есть какой-нибудь долг, если он должен, то он не сможет нормально жить, пока не погасит его. Если он не заплатит, то должник будет иметь власть над ним, будет иметь право потребовать возвращения долга. Он может привлечь его к ответственности. Наше греховное прошлое и представляет тот страшный долг, который должен быть нам оставлен, от которого мы должны освободиться.

Если мы обратимся к житиям святых угодников, то увидим, как они старались освободиться от своего греховного прошлого, увидим, какую страшную, злую, тёмную силу представляет это греховное прошлое, держащее как в тисках нашу душу; оно многообразными щупальцами охватывает нас и мешает нам жить нормальной человеческой жизнью.

Вспомните жизнь преподобной Марии Египетской. Вы знаете, что она была грешная женщина. Больше того, она утопала в грехах, дошла в них до самого дна, до самого края падения, а потом обратилась к Богу, разорвала с грехом и стала жить с Богом и для Бога. Она ушла в Иорданскую пустыню. Она поведала сама о себе. Она говорила, что греховное прошлое не оставляло её в покое в течение многих и многих лет, и прежде всего через её воображение. Перед ней возникали разные греховные мечтания во всей «красоте», во всей силе. И это были не какие-нибудь мимолётные образы, а жгучие мечтания, которые отвлекали её от Бога и молитв, и огонь их охватывал её. За этими мечтаниями в её душе возникали стремления уйти из пустыни и вновь начать греховную жизнь. Преподобная Мария говорила, что она боролась с греховными мечтаниями, чувствами и стремлениями, как со зверями. Эти мечтания, чувства, и стремления были как бы щупальцами, которыми греховное прошлое её охватывало и тянуло назад. Они были как бы тисками, которые держали её и препятствовали идти вперёд, к Богу. Такая борьба была у великой угодницы – преподобной Марии Египетской.

Но у каждого из нас есть своя борьба с греховным прошлым, у каждого из нас также множество греховных пятен в душе, составляющих греховное бремя.

В Великом Каноне на первой неделе поста мы молим: «Возьми с меня тяжкое бремя греховное». Это и есть наше греховное прошлое. В том же Каноне мы говорим о греховной, окровавленной, разорванной одежде, которая мешает нам жить с Богом. Что это за кровавая одежда? Это – наше прошлое. В брачный чертог вошёл человек не в брачной одежде. У него было желание войти в чертог, но одежда его была не брачная – он не освободился от греховного прошлого. Этот великий греховный долг не был ему прощён, и эта одежда, в которой вошёл человек, была греховной, разодранной, окровавленной (Мф.22:11–14).

Когда читаем это прошение Молитвы Господней: «И остави нам долги наша», то мы просим, чтобы Отец Небесный снял с нас греховное бремя.

У одного великого подвижника спросили, какой признак того, что грех оставлен, прощён человеку. Этот подвижник ответил: если грех потерял для человека свою прелесть, если грех перестал влечь и тянуть его к себе, то это значит, что грех оставлен человеку, прощён ему. Если грех оставлен, то это не значит, что человек только освобождён от наказания за него. Когда оставляются наши греховные долги, то наше греховное прошлое отсекается, теряет своё значение, власть, оно не тяготит, не имеет на нас никакого влияния. Я вам рассказывал, что преподобная Мария Египетская боролась с греховным прошлым. А когда подвиг был закончен, то греховное прошлое уже не имело над ней никакой власти. Грех её не тяготил, не влёк к себе, она получила духовную свободу от власти греховного прошлого.

Оставить человеку греховные долги – это значит сделать его духовно свободным от власти прошлого. Вот о чём мы просим. Если мы хотим жить настоящей внутренней христианской жизнью, то мы должны ставить целью освободиться – от этого греховного долга, освободиться от власти греховного прошлого.

Борьба за освобождение своей души от греховного долга является двусторонней: с одной стороны, человеческие усилия, с другой – благодать Божия. Человек одним своим усилием не может снять с себя долги греховные, порвать с греховным прошлым. Для этого нужна благодать Божия. Но благодать Божия даётся человеку подвизающемуся, употребляющему усилия, чтобы освободиться от власти греховного прошлого.

Если мы обратимся к святым опытным подвижникам, которые прошли путь христианской жизни и сняли с себя греховное бремя, то мы увидим в их жизни, с одной стороны, их усилие, их подвиг, с другой – великое действие благодати Божией, снимающей с них это греховное бремя, освобождающей их от этих греховных долгов.

Вот что значит прошение Молитвы Господней: И остави нам долги наша. Но это прошение имеет ещё и вторую часть. Вы знаете, что это прошение заканчивается словами: якоже и мы оставляем должником нашим. Значит, наше греховное бремя может быть снято при некотором условии, а именно: если и мы оставляем должникам нашим. Что это значит? Какой имеет смысл?

Смысл великий, ибо молитва эта составлена не человеком. Она дана Самим Господом. Поэтому к ней мы должны отнестись с великим вниманием. Что это значит: якоже и мы оставляем должником нашим? Мы живём в мире, подверженном греху. Человечество является падшим, поэтому каждый из нас исполнен греха, каждый из нас грешен не только перед Богом, но и друг перед другом.

Мы терпим и несправедливости, и обиды, и клевету, и всякого рода озлобления. Но мы не только сами это терпим, а часто и по отношению к другим тоже бываем несправедливы – и обижаем, и оскорбляем. Если мы находимся в таком состоянии, если мы испытываем обиду, несправедливости, то мы можем по-разному к этому относиться. С одной стороны, наше сердце может охватить великая злоба, ненависть, желание отомстить, уничтожить того, кто нас оскорбил. В нашей душе может гореть огонь ненависти, мести, злобы. Но мы можем и по-другому реагировать на обиду человеческую. У нас может возникнуть глубокое сожаление, скорбь о том человеке, который причиняет нам обиду и оскорбление. Ведь если человек наносит обиду несправедливо, то это значит, что он совершает великий грех, падает, нравственно разлагается.

Когда мы видим его совершающим такие дела, у нас возникает сожаление, скорбь о его падении, и возникает желание помочь ему.

Святые угодники Божий, подвижники, подвергались великим оскорблениям, терпели притеснения, трудности, но их души не загорались местью или желанием уничтожить тех, кто их оскорбил. У них возникала глубокая скорбь, сожаление и желание помочь этим людям освободиться от греховного падения.

Как по-разному человек может реагировать на обиду и несправедливости! В первом случае – его сердце исполняется злобы, ненависти; в другом – милосердия и милости.

Христианское милосердие и милость не являются равнодушием, сентиментальным непротивлением злу, чем-то пассивным.

Если мы посмотрим на угодников Божиих, то увидим, что в их душах не было зла, ненависти, но было милосердие, которое выражалось в глубоком сожалении о падших людях и в стремлении им помочь. Итак, когда мы терпим обиды, скорби или неприятности, мы можем действовать двояко: мы можем допустить злобу, желать мести, а можем уподобиться тем, кто проникался глубоким сожалением к падшим и стремился им помочь.

Вот что значит: якоже и мы оставляем должником нашим.

Должники – это те, кто причиняет нам скорби, и мы оставляем им грех, если не впускаем в свою душу злобу, ненависть и страсть. Если все эти пороки проникают в нашу душу, то это значит: мы не оставляем должникам нашим. Какая связь между первым положением этого прошения и вторым?

Для того чтобы с нашей души были сняты греховные долги, греховное бремя, мы нуждаемся в помощи благодати Божией, а если в душе живёт злоба, ненависть, злопамятство, то благодать Божия не может войти в нашу душу и снять с нас тяжкое греховное бремя.

Господь Иисус Христос говорит, что когда мы молимся: и остави нам долги наша, – то оставление грехов возможно в том случае, если в душе нет злобы, ненависти. Вот что значат слова эти: якоже и мы оставляем должником нашим. В другом месте Евангелия говорится: «Если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный, а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших» (Мф.6:14–15).

В этом глубокий смысл: оставить грехи, значит изгладить грех Божественной благодатью. А Божественная благодать не может войти в душу, если душа исполнена злом и ненавистью. Если хотим, чтобы Отец Небесный снял с нас грехи, то не должны допускать в душу зла, злопамятства, потому что это является преградой, не допускающей в душу благодати Божией.

В житии святых есть глубокое повествование о том, как злоба, охватывающая душу, может лишить человека благодати Божией. 9/22 февраля совершается память святого мученика Никифора. Житие его повествует о том, что святой мученик Никифор жил в первой половине третьего века. У Никифора был друг, которого звали Саприкием. Они были близкие друзья, жили душа в душу, но диавол, которому ненавистен мир между людьми, внёс в их взаимоотношения разлад. Сначала они поссорились; злоба всё более и более углублялась и дошла до того, что они не хотели не только разговаривать, но и смотреть друг на друга. Первым опомнился Никифор. Он пришёл к Саприкию и говорит: «Я виноват перед тобою, прости меня, давай жить, как раньше». Но Саприкий не захотел разговаривать с ним, и Никифор должен был уйти огорчённым. Через некоторое время христианская Церковь подверглась гонению. Саприкий, как христианин, был взят, заключён в темницу и подвергнут многообразным пыткам. Его принуждали отречься от Христа, но он выдержал все пытки и не отрёкся. Тогда язычники приговорили его к смерти. Никифор узнал об этом. Когда Саприкия вывели из ворот темницы, он подошёл, поклонился и говорит: «Мученик Христов, я виноват перед тобой, давай помиримся». Но в сердце Саприкия была злоба. Он вспомнил о давней своей обиде, отвернулся и пошёл дальше.

Никифор следовал за ним. Пришли на место казни, и вновь Никифор подошёл к нему, поклонился и сказал: «Прости». Но Саприкий опять вспомнил прежнюю обиду и не захотел смотреть на него. Благодать Божия помогала Саприкию переносить тяжести темницы, пытки, давала ему силы не отречься от Христа. Но когда Саприкий впустил в своё сердце злобу, когда не изгнал злопамятства, благодать Божия оставила его.

Увидев палача и орудие казни, он спросил: «За что хотят меня умертвить, что хотят от меня?» Ему ответили: «Чтобы ты отрёкся от Христа», Никифор подошёл к Саприкию и сказал: «Ты вынес всё: претерпел заключение, пытки, осталась только казнь, и ты будешь на небе, но не отрекайся от Христа», Благодать же Божия оставила Саприкия, потому что в сердце его было зло, и он сказал язычникам: «Я отрекаюсь от Христа».

Он был мучеником, он перенёс и темницу, и пытки, он был на месте казни, для него был уже готов венец мученика, но, поскольку он допустил в сердце злобу, благодать Божия оставила его, ибо не может быть в том сердце, в котором есть злоба. Тогда Никифор выступил перед язычниками и сказал: «Я христианин». Прежде он скрывал это, боясь преследования, а теперь сказал об этом громко – и был казнён. Святая Церковь прославляет его как мученика. Мы молимся: И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим.

Если мы не оставляем долги, то и нам не могут быть оставлены наши долги, и с нас не может быть снято греховное прошлое, потому что мы закрываем доступ в своё сердце благодати. Вот какой смысл имеет пятое прошение. Когда мы слышим это прошение: И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим, будем помнить, что у нас есть страшный долг – это греховное прошлое, которое мешает нам приблизиться к Богу. И мы должны бороться с ним, должны молиться, чтобы освободиться от него. В то же время будем помнить, что благодать Божия, оставляющая наши грехи, может быть дана нам только в том случае, если мы оставляем должникам нашим, – если мы изгоняем из своего сердца злобу и злопамятство.

Все мы живём на земле, и земная жизнь дана нам для того, чтобы снять с себя тяжёлое бремя грехов наших, чтобы расплатиться с греховными долгами, чтобы в час смерти греховное прошлое не имело над нами власти, чтобы этот страшный долг был заплачен. И какое несчастие будет, если в час смерти мы почувствуем, что греховное прошлое по-прежнему имеет власть над нами, что мы находимся в его тисках, что оно своими щупальцами держит душу. Какое несчастие будет, если в час смерти человек окажется не освобождённым от греха!

Пока мы на земле, употребим же все усилия, чтобы избавляться от этого греховного долга, чтобы снять с себя его тяжёлое бремя; тогда в час смерти мы перейдём в другой мир очищенными и освобождёнными и будем прославлять нашего Господа Иисуса Христа с Его Безначальным Отцом и Святым Духом во веки веков. Аминь.

Отче небесный! Все мы великие должники пред Тобою; все мы многогрешны, – и чем можем удовлетворить правде Твоей за долги наши? Какой дадим выкуп? Ничем не можем загладить грехов своих. Поэтому все мы необходимо должны просить Твоё милосердие о прощении долгов наших.

Отче небесный! Ты хочешь освободить нас от долгов наших и спасти нас от наказания, заслуженного нашими грехами; потому веруем и уповаем, что Ты простишь нам долги наши; веруем и уповаем, что не обличишь грехов наших на всемирном суде Твоём, если здесь, по Твоей беспредельной благости, простишь нам их, покроешь заслугами Единородного Сына Твоего, пострадавшего и умершего за грехи всего мира.

Сознаю виновность мою пред Тобою, милосердный Боже, сознаю моё недостоинство! Увы мне! Каждый день я прилагаю грехи ко грехам; и имею ли день, имею ли час в своей жизни, когда бы мог сказать: вот я не согрешил! И в редкий день могу говорить: ныне жил я лучше, нежели вчера!

Увы мне! Чаще должен я сознаваться пред судом своей совести и всевидящим оком Твоим, Боже, что наклонность к злу со дня на день становится во мне неудержимее, бремя долгов моих тяжелее, число грехов более, а любовь к добру слабее, борьба со злом непостояннее, силы к преодолению врагов скуднее.

Грешник я великий! Корень грехов глубоко проник всё существо моё! И душа и тело стенают под бременем греха!

Отче небесный! Когда взойду в себя, представлю свои грехи, всё своё недостоинство; когда подумаю о Твоих неисчислимых благодеяниях и о своей неблагодарности пред Тобою, – и мысль, и чувство, и язык одно говорят во мне: Боже! Милостив буди мне грешнику! Остави мне долги мои! Прости мне грехи мои! Без числа согреших, – помилуй мя!

О преблагий и премилосердый Боже! Как ни многочисленны грехи мои и как ни велико моё не достоинство, но Твоя благость безмерна, Твоему человеколюбию нет предела.

Единородный Сын Твой научил нас, что Ты прощаешь нам грехи наши, когда прибегаем к Тебе; Он сам дал нам и молитву, в которой просим Тебя: остави нам долги наша. Он показал нам путь ко спасению и в удовлетворение правосудию Твоему за наши грехи Себя самого предал на смерть. Апостолы Его повсюду возвещали отпущение грехов во Имя Христа Спасителя, как древле у пророков «писано есть... проповедатися во Имя Его покаянию и отпущению грехов во всех языцех, наченше от Иерусалима» (Лк.24:46–47).

Как знаем мы, что Ты Бог милосердия и Отец щедрот: что Иисус Христос умер за нас; что, по внушению Духа Твоего, пророки предсказывали о сем, и апостолы по всему миру проповедовали спасение чрез Иисуса Христа; столь же несомненно знаем, что Ты, всеблагий Боже, не хочешь «смерти грешника, но еже обратитися нечестивому от пути своего, и живу быти ему» (Иез.33:11).

Уповая на Твоё беспредельное милосердие, уповая на Твои обетования и беспредельные заслуги Сына Твоего, Иисуса Христа, пострадавшего и умершего за грехи рода человеческого, взываем к Тебе: преблагий Отче, остави нам долги наша! Ты знаешь все грехи наши; Ты можешь и хочешь отпустить их всем, приходящим к Тебе с покаянием и упованием: и мы прибегаем к Твоему милосердию; молим с сокрушённым и смиренным сердцем: Отче благий! Прости нам грехи наши.

Христос Спаситель учит нас: «блажени милостивии: яко тии помиловани будут» (Мф.5:7). «Аще бо отпущаете человеком согрешения их, отпустит и вам Отец ваш небесный» (Мф.6:14). Итак, будем и мы отпущать, прощать ближним нашим всё, чем они согрешили против нас, прежде нежели станем говорить: остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим!

Если просим мы Отца Небесного об отпущении грехов своих, а сами не прощаем ближним своим, то слова наши явно противоречат делу. Сами не имеем мы любви к ближним, и просим Бога о Его любви к нам; сами мы немилостивы, и молим, чтобы Бог милостив был к нам!

Не хотим мы простить нашим ближним малые грехи их против нас: как же дерзаем просить, чтобы Бог отпускал, прощал нам многие грехи наши? Горе нам, если будем так жестокосерды! Господь Спаситель к таковым говорит: «аще ли не отпущаете человеком согрешения их, ни Отец ваш опустит вам согрешений ваших» (Мф.6:15). «Суд бо без милости не сотворшему милости» (Иак.2:13).

Знаем мы притчу Спасителя о жестокосердом рабе. Этот едва по- лучил от своего господина прощение чрезвычайно большого долга, как сам потом жестоко и немилосердо поступил с товарищем своим из-за малого долга, за что господин подверг его тому же наказанию, какому он, немилосердый, подверг товарища своего. Эту притчу Иисус Христос заключил такою угрозою: «Тако и Отец мой небесный сотворит вам, аще не отпустите кийждо брату своему от сердец ваших прегрешения их» (Мф.18:35). Итак, горе нам, если не прощаем ближним нашим! Ибо суд без милости ожидает нас, отказывающих в милости своим ближним. Знаем мы пример Спасителя вашего, который прощал всем врагам Своим и на кресте молил о них Тебя, Отца Небесного: «Отче, отпусти им: не ведят бо что творят» (Лк.23:34). Знаем и наставление Иисуса Христа: «аще принесеши дар твой ко олтарю, и ту помянеши, яко брат твой имать нечто на тя: остави ту дар твой пред олтарем, и шед, прежде смирися с братом твоим, и тогда пришед принеси дар твой» (Мф.5:23–24). Ни в чём мы не имеем столько нужды, как в милости Отца небесного, чтоб Он простил нам долги наши. Но вместе знаем, что только под условием нашего прощения ближним своим Отец небесный хочет прощать нам грехи наши. Как же несправедливо поступаем мы, когда молим Бога: остави нам долги наша, – и в то же время помышляем об отмщении обидевшим нас! Просим Отца небесного, чтоб явил любовь Свою к нам и простил всё, чем бы мы доныне не оскорбили Его, и между тем сами питаем вражду против своих братии!

Отче небесный! Даруй нам дух смиренномудрия, терпения и любви, да кротко и благодушно будем переносить все оскорбления и обиды, причиняемые от других, и нелицемерно будем прощать их ближним нашим. И Ты, о премилосердый Владыко неба и земли, оставь нам долги наши, прости нам все грехи наши!

Молим Тебя, беспредельный в милостях Господи Боже, молим во Имя Единородного Сына Твоего, который прощал врагам Своим и нам заповедал прощать другим и молиться о помиловании их, молим Тебя, Отче небесный: остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим!

Долги наши – это грехи наши (Лук.11:4). Дары природы и благодати мы получили от Тебя, Отец Небесный, с обязательством употреблять их во славу Твоего Имени. Не употребляя их согласно с их назначением или злоупотребляя ними, мы нарушаем это обязательство, или грешим против Тебя, и грехи делают нас неоплатными должниками пред Тобою, ибо ничем не можем искупить их или заплатить за них, ничем не можем удовлетворить Твоему правосудию. Несостоятельного должника заимодавец имеет право предать суду и законному наказанию. И мы за грехи наши против Тебя подлежим строгой ответственности пред Тобою. Но не вниди в суд с должниками Твоими, ибо кто устоит пред Твоим судом? Не взыскивай с нас долгов наших по закону правосудия, но прости их единственно по милости Твоей, подобно тому, как заимодавец прощает долги несостоятельных должников. Сами мы не заслуживаем Твоей милости; но мы веруем, Боже Отче, в силу ходатайства за нас Единородного Сына Твоего, Который затем и сошёл с неба на землю, чтобы тяготевшее на нас праведное осуждение за грехи наши принять на Себя одного. Яви нам Твою милость по сей нашей вере и прости нам грехи, как и мы прощаем нашим должникам, то есть тем, которые виноваты против нас в чём-нибудь.

В этом прошении особенно чувствуется немощь наша и неспособность своими силами добиться искомого. Во многом человеку дано Богом при известных усилиях получать желаемое. Не без помощи Божией, конечно, но всё же при напряжении своих сил человек достигает многого в своей жизни. Он может увеличивать своё благосостояние, устраивать свою личную, семейную и общественную жизнь, умножать своё знание и прочее. Но освободиться от своих грехов, восстановить свою нравственную чистоту и не подпадать действию искушений и соблазнов – это вне власти человека, это принадлежит только Богу, и один только Бог может освободить человека от грехов прошлых и оградить его от опасности впадать в новые грехи в будущем.

Правы были современники Спасителя, которые спрашивали себя и других: «кто может оставлять грехи, токмо един Бог?» (Мк.2:7). Только Тому, Кто един свят, Кто источник святыни и благости принадлежит сила оставить грешному человеку его грехи. Оставление грехов, прощение их – это дело такой безграничной благости и чистоты, это такое непостижимое чудо, которое никогда не может быть в человеческой власти. Чудесность прощения наших грехов в том и состоит, что давившее на совесть злодеяние перестаёт давить, даже больше того: оно само куда-то и как-то исчезает. Происходит чудо внутреннего обновления человека, его перерождения, его способности снова жить в чистоте и праведности. «Из глаз вещественных текут слёзы вещественные, – говорит преподобный Симеон Новый Богослов, – и омывают невещественное естество души». Нам никогда не понять того, что же именно есть это прощение и как совершилось это внутреннее очищение души. А оно совершилось. Чудо имело место. Грех перестал стоять между человеком и Богом. «Придите истяжемся, – говорит Господь у пророка, – и аще будут грехи ваши багряны якоже кровь, яко волну убелю, и аще будут червлены яко пурпур, якоже снег убелю» (Ис.1:18).

Но смотреть так на прощение грехов не есть ещё совершенное отношение к тому, не есть евангельский подход. Ветхий Завет знал и видел в чуде прощения только эту чудотворную силу Божию, это проявление Божия всемогущества. Спаситель нам открыл и иное. Он указал нам не только на власть и мощь Божию, Он дал нам упование и дерзание сынов ко Отцу.

Вся Нагорная проповедь пронизана именно этим напоминанием нашего сыновнего упования и Его Отеческого к нам благоволения. Всемогущество Божие, конечно, безгранично. Но надо помнить и о любви Его беспредельной. Всякий ли грешник дерзнёт поднять глаза к небу и восклицать: «Господи, Боже, Царю и Судие»? Может быть, бремя грехов его настолько велико, что он и не дерзнёт под его тяжестью поднять взор свой вверх. Но если он помнит о любящем и милующем Отце, готовом всегда понять и снизойти, то надо обратить его совесть не столько к власти и мощи Всесильного Царя и Господа, не столько к праведности Судии Неумытного, сколько к безграничной любви Отца милующего и любящего Своё создание. Тогда вспомнит он Отца, видящего втайне и воздающего явно. Отца, ведующего то, что нам нужно; Отца, дающего блага просящим у Него; Отца, повелевающего солнцу Своему светить и злым и благим, и посылающего дождь на праведных и неправедных; Отца, милующего Своего заблудшего сына, расточившего своё имение, но вспомнившего в минуту покаяния о доме Отца и о потерянной чисто- те своей жизни. Отец выходит навстречу потерянному было сыну при одной только мысли его о раскаянии, при одном движении вернуться домой и сказать: «Отче, согреших на небо и пред Тобой и уже несмь достоин нарещися сын Твой» (Лк.15:8–19).

Пусть каждый из вас, братие, вспомнит, не приходилось ли ему когда-то возвращаться в дом отчий и просить о сожалении, милости и сострадании? Пусть каждый вспомнит, не приходил ли и к нему его сын и просил о той же милости и сострадательной любви? И неужели же отец настолько бывал строг, неумолим в своей справедливости и жесток, что не находил в своём сердце достаточно сострадания, чтобы всё забыть, чтобы броситься на шею сыну, облечь его в одежду первую и вернуть ему и перстень, и духовное богатство, и свою любовь, и приобщить его к своей родственной трапезе?

И если наше сердце не может оставаться таким безучастным и строгим в своей праведности, то неужели же сердце милующего Отца Небесного будет холоднее нашего и Он не простит нам наших грехов? В этом твёрдом уповании на любовь и милосердие Отца Небесного мы и повторяем эти слова Его молитвы: «Отче наш... остави нам долги наша...»

Но, братие, единственное условие, которое нам напоминает Господь в Своей молитве, это взаимное прощение и нами наших должников. В той же Нагорной проповеди говорит Господь: «...аще отпущаете человеком согрешения их, отпустит и вам Отец ваш Небесный; аще ли не отпущаете человеком согрешения их, ни Отец ваш отпустит вам согрешений ваших» (Мф.6:14–15). Мы не должны рассчитывать на снисхождение и милость Божию при нашем немилосердном отношении к нашим должникам. Это тем более, что, вспоминая другую притчу Господа (Мф.18:23–35), мы научаемся из неё, что милосердие Божие к нам всегда бывает безгранично больше нашего отношения к нашим должникам. Бог отпускает нам долги поистине бесчисленные (тьмою талант, то есть превышающие наши возможности), тогда как мы ничтожных обязательств – сто динариев – не соглашаемся простить нашим ближним.

С готовностью прощать другим, с незлобием к ближнему, с упованием и верою в любовь Отца Небесного будем у Него просить полного отпущения, то есть того, чтобы не только и старое нам простилось и забылось, но чтобы нам и в будущем быть стойкими и не впадать в новые греховные искушения. Аминь.

До тех пор, пока в центре нашей жизни стоит наше «я», мы не можем простить ближнему. Оскорблённое самолюбие не позволяет того. Лишь когда человек в покаянии решает поставить Бога в центр жизненных ценностей, он в состоянии простить всех, кто огорчал, обижал и был несправедлив к нему.

Подчас необходима нелёгкая внутренняя борьба, чтобы освободить душу от обиды, так её мучает самолюбие. Поэтому Господь научил нас просить прощения у Бога при условии, что и мы прощаем согрешившим против нас.

Святой Иоанн Златоуст пишет, что Господь мог бы простить нас и без того, чтобы требовать от нас всепрощения, но Он ищет исцеления нашей души и «во всём доставляет случаи и побуждения к кротости и человеколюбию; гонит из тебя зверство, угашает в тебе гнев и всячески хочет соединить тебя с твоими членами».

Разве не отчуждают нас обида и вражда от тех, кто сочленён с нами, будучи, как и мы, членами Христовыми, от тех, с кем мы составляем единое тело? Отпуская прегрешения и примиряясь, мы воссоединяемся со своими собственными членами. Можешь ли быть в покое, когда отсечены у тебя члены? Только если ты не принадлежишь Телу Христову или омертвел, ты не ощущаешь брата как часть себя.

Христианин, поставивший Бога в центр жизни, уподобляется Небесному Отцу. Как Тот прощает, так прощает и он. Иначе как ему просить Бога о прощении, не простив меньших обид своим ближним? Это будет как в притче о немилосердном должнике, не захотевшем простить такому же рабу, как и он, малого долга, когда ему самому господин простил неизмеримо больше.

Это прошение помогает смирению, напоминая не только о наших личных грехах, но и об общем повреждении грехом человеческой природы. Рассматривая греховность человеческого естества, святитель Григорий Нисский весьма точно пишет: «Посмотрим отселе, в чём грешен человек пред Богом. Прежде всего, повинен он каре за то, что отдалился от Творца своего и отбежал к врагу, сделавшись беглецом и восстав против Господина своего естества. Затем за то, что променял независимую свободу на смертоносное рабство греху и избрал владычество разрушительной силы вместо близости Богу. Есть ли большее зло, чем не видеть красоты Творца и вместо Него обратиться к уродству греха? Каково должно было быть наказание за презрение божественных благ и предпочтение им придуманных дьяволом ухищрений? И кто изочтёт бесчисленные человеческие беззакония? Повреждён образ и разбита печать, данная при сотворении. Потеряна драхма и презрена отеческая трапеза. Нечистота свиноподобной жизни стала любезной, а бесценное сокровище пущено на ветер, и всё прочее подобное, что легко найти в Священном Писании, обдумайте сами – кто изочтёт сие? И поскольку род человеческий так много грешен пред Богом и состоит под наказанием, Слово и учит нас, полагаю, словами этой молитвы, чтобы мы не забывались, беседуя с Богом, будто бы ничто не омрачает нашу совесть, хотя бы кто и был, насколько это возможно, чист от человеческих проступков».

Под долгами здесь разумеются наши грехи. «Долг в Писании, – говорит Тертуллиан, – есть образ греха». Господь нас сотворил, дал нам жизнь, наделил нас естественными́ и духовными дарами. Получив от Него всё, мы должны и отдавать Ему всё, употребить все Его дары во благо, направить свою жизнь по Его заповедям, по Его Божественному учению. Когда же мы остаёмся неблагодарными Господу и живём по своим прихотям, то и являемся Его должниками.

Пред Богом, как говорит святой митрополит Московский Филарет, «наши долги многочисленны». Нет такого человека на земле, который мог бы сказать, что он безгрешен. «Кто бо чист будет от скверны?» – спрашивает ветхозаветный праведник Иов и отвечает: «Никтоже, аще и един день жития его на земли» (Иов.14:4–5). Но как бы ни были тяжелы грехи наши, Господь простит их нам по нашей вере в Его искупительные заслуги и при условии, если мы будем прощать нашим должникам – своим ближним, сделавшим нам какое-нибудь зло. «Спаситель тебя самого виновного делает судьёю над самим собою, – поучает святитель Иоанн Златоуст, – и как бы так говорит: какой ты сам произнесёшь о себе суд, такой же суд и Я произнесу о тебе. Если простишь своему собрату, то и от Меня получишь тоже благодеяние, хотя это последнее на самом деле гораздо важнее первого».

Если же человек произносит эти святые слова молитвы, не примирившись со своими врагами, то они обращаются в страшное осуждение его. «Не прощай мне грехов моих, – звучат они в его устах, – как и я не прощаю обидевших меня». Молящийся в этом случае «должен быть совершенно бессознательным, иначе он не решился бы произнести против себя этот страшный приговор».

Итак, «не забудем же миловать прежде, нежели просить помилования», – поучает святитель Филарет (Дроздов).