I. Священник-миссионер. Общий очерк

Каждый священник есть обязательно миссионер. С него, именно с него Хозяин стада потребует отчета о пропавших овцах. Поэтому отговорки пастыря от дела миссии не имеют никаких оправданий.

«Священники при своих многосложных обязанностях не имеют времени и возможности отдать себя миссионерской деятельности, и могут это сделать, только имея при себе достаточно подготовленных и деятельных помощников», – говорят иногда пастыри.

Странно: «Священники не имеют времени и возможности отдавать себя миссионерской деятельности». Да разве идет речь об обращении язычников, к их стаду не принадлежащих? Ведь по духу Христова учения пастыри должны и сих овец вводить во двор Христов, но речь идет об овцах их же стада, о бывших их же прихожанах, о борьбе с расколом и сектами в пределах их же приходов: волки врываются в их стадо, а пастыри говорят: «Не имеем времени и возможности отдавать себя миссионерской деятельности», то есть не имеют времени вступать в борьбу с этими волками и отбивать у них похищенных и похищаемых ими словесных овец нашего стада!

Правда, что у священника немного времени; правда, его дела часто сложны и труды велики, но здесь дело идет не о деле сверхдолжном, а о деле обязанности.

Правда, что нужно иметь священнику достаточно подготовленных и деятельных помощников в деле миссии. Один в поле не воин. Но эти помощники всегда есть в лице диаконов и даже псаломщиков и некоторых, наиболее религиозных прихожан. Следует только взяться за дело, приготовить себе этих помощников, работать с ними, и дружными усилиями сей Божией дружины – Бог даст – и будут рассеяны козни врагов Церкви Божией.

Говорите: «Подготовку как специально миссионерскую, так и общеобразовательную (?) эти помощники должны получать на особых миссионерских курсах». Верно, специальное образование дает нечто для успешного дела миссионерства, но не так уж это нечто велико: изучение Писания и опыт – лучшая миссионерская школа. Да главное, ждать некогда. Пока мы собираемся организовать миссию со специалистами во главе, враг свое дело будет делать...

Опыт говорит, что всякое благое начинание должно начинать тотчас же, как только пришла благая мысль. Не отлагайте дела до завтра, если можете хоть малую часть его сделать сегодня. Бог послал вам добрую мысль: Он поможет и исполнить ее. Пастырь, благодаря тому, что отпавшие около него, может сделать больше чем ученейший миссионер.

И мы видим на опыте добрых пастырей, как у них все добре спеется: и среда находится, и сотрудники являются, и они имеют утешение – и какое сладостное утешение! – видеть плоды трудов своих ради Господа и славы Церкви Его Святой!

Мы не отрицаем пользу курсов миссионерских; мы желаем только, чтобы пастыри прониклись убеждением, что и курсы, и легионы приезжих миссионеров без ревностного участия самих пастырей в деле борьбы с сектантством и расколом будут почти бесполезны, а ревностная деятельность самого пастыря и без курсов может сделать многое при помощи благодати Христовой, облекающей пастыря силою и духом ревности апостольской, которую, яко дар Божий, заповедано нам непрестанно возгревать. Душою приходской миссии должен быть непременно пастырь, яко приемник апостольского служения и носитель Божией всепобеждающей благодати.

Совокупность мер противодействия иноверческой пропаганде составляет то, что называется внутренней миссией.

Главная особенность этих мер состоит в том, что в них к защите православной веры и Церкви от пропаганды инославия, раскола, сектантства и неверия приглашаются не только лица, специально посвятившие себя миссионерской деятельности, но, прежде всего, сам православный народ и приходские пастыри. Главное же средство противодействия успехам иноверной пропаганды среди православного народа полагается в том, чтобы получше ознакомить православных христиан с правилами веры и жизни христианской и утвердить их в послушании церковной дисциплине.

Поэтому приходский священник должен поставить своей непременной задачей уяснить с церковной кафедры истины православной веры и раскрывать ложность и пагубность внушений живущих в соседстве или нарочито приходящих к ним иноверцев и сектантов. Приходский священник должен позаботиться о том, чтобы его прихожане понимали совершаемое в храме богослужение, в особенности литургию, знали бы смысл главнейших христианских молитвословий; должен довести их понимание богослужения до того, чтобы они сами принимали участие в совершении богослужения чтением и пением. Приходский священник заботится обустройстве внебогослужебных религиозно-нравственных чтений и бесед в своем приходе, доставляя тем своим пасомым возможность чаще слышать им предложенный или под его руководством религиозно-нравственные чтения. Эти чтения и беседы должны быть начинаемы, сопровождаемы и оканчиваемы общим пением церковных молитв.

При каждой церкви священник старается завести библиотеку и читальню, с составом книг, брошюр, журналов и других изданий религиозно-нравственного и миссионерского содержания.

В помощь себе приходский священник должен привлекать и низших клириков как ближайших его помощников в прохождении пастырского служения, которым он сообщает также необходимые сведения для их участия в деле религиозно-нравственного и миссионерского просвещения паствы.

Для успешной борьбы с расколо-сектантством, инославием и неверием приходский священник заботится об устройстве миссионерских кружков или церковно-миссионерских братств.

Приходский священник должен заботиться о церковно-приходской благотворительности, особливое имея попечение о тех, кои присоединились к православию от инославия, раскола и сектантства и других лжеучений.

Священник заботится об учреждении в своем приходе обществ для борьбы с пьянством и другими пороками, распространенными в народе, дабы самая жизнь православного населения могла благотворно влиять на заблудших.

Приходский священник должен посещать дома своих прихожан и особенно дома заблудших для бесед с ними; тем же способом он утверждает колеблющихся в вере и новообращенных.

Члены приходских учреждений сообщают священнику о появлении проповедующих ложные религиозные учения, о колеблющихся в вере прихожанах, об отпадших уже от Православия и т.п.

Изучая под руководством своих пастырей в возможной мере Свящ. Писание и способы собеседований с последователями религиозных лжеучений, названные члены содействуют священнику в утверждении в Православии колеблющихся и в возвращении в лоно Церкви совратившихся из Православия, для чего, по возможности, посещают их дома и вступают в дружеские, в духе христианской любви, частные с ними беседы.

Названные лица о своих действиях дают отчеты своему приходскому пастырю, а последний на собраниях братств, попечительств, советов и т.п. доводит о них до общего сведения.

Миссионерские кружки ревнителей Православия или братства могут иметь свой годичный праздник, на который приглашают местных прихожан своей и соседних церквей и в их присутствии выслушивают годичный отчет о миссионерской деятельности всех своих членов.

Желательно, чтобы хоть раз в год члены миссионерских учреждений нескольких приходов собирались вместе для нравственной поддержки и обмена мнений по вопросам миссии, для выяснения способов распространения лжеучений в данной местности, для выработки соответствующих практических мер к охранению православных от влияния лжеучений и для лучшего вообще воздействия на заблудших. Эти съезды, устраиваемые под руководством пастырей или специальных миссионеров, в то же время могут быть для народа миссионерскими курсами, где миряне, ревнители Православия, знакомятся с лучшими способами, планами и методами ведения бесед с заблудшими. Такие съезды полезно заканчивать путешествием к святыням.

В члены народных церковно-приходских миссионерских учреждений могут вступать лица обоего пола православного исповедания, доброй христианской жизни и ревнующие о благе Св. Церкви и о спасении заблудших.

Миссионеры и приходские священники, при исполнении ими своих обязанностей, прежде всего, должны быть проникнуты живым сознанием единства их действий и оказывать друг другу братскую любовь и взаимную помощь в достижении общей цели, предупреждая всякие личные недоразумения и избегая всего, что может служить к ослаблению и подрыву их деятельности во вред Святой Церкви.

Прибывший на собеседование миссионер, хотя бы он по своим познаниям и положению стоял выше местного священника, должен оказывать ему, как настоятелю церкви и пастырю прихода, полное братское уважение; посему по приезде в селение миссионер, прежде всего, должен явиться к приходскому священнику, а где их несколько – к старшему из них, с тем, чтобы условиться о месте и о времени бесед; на самых беседах миссионер должен предоставлять приходскому священнику их открытие, которое имеет начинаться совершением обычной молитвы, затем чтением дневного Евангелия или же простою краткою речью, с объяснением в ней цели прибытия миссионера и с приглашением старообрядцев внимательно выслушать миссионера и беседовать с ним, руководствуясь желанием познать истину; местному же священнику предоставляется и заключительное слово в беседе, которое при краткости должно иметь общеназидательное значение и отнюдь не должно затрагивать вопросов, могущих вызвать раскольников и сектантов на новые словопрения.

Ведение бесед должно принадлежать вполне миссионеру; приходский священник, обязательно присутствуя на беседах, принимает в них участие лишь в том случае, когда сам миссионер признает нужным обратиться к нему за содействием, как, например, сделать справку в книге, прочесть понадобившееся место и т.п.; и миссионеру и священнику надлежит всего более заботиться о том, чтобы неуместным замечанием или противоречием друг другу не подать повода раскольническим совопросникам упрекать в чем-либо защитников православия.

Указанные взаимные отношения приходских священников и миссионеров, основанные на их братской любви и обоюдном уважении, еще с большею внимательностью должны быть соблюдаемы в том случае, когда на беседе является миссионер, не имеющий священного сана: этот миссионер обязан оказывать всеподобающее уважение местному священнику, который, со своей стороны, должен всемерно способствовать миссионеру в устройстве и ведении бесед, предначиная и оканчивая оныя указанным выше способом и не вмешиваясь в них без просьбы миссионера, дабы не затруднить ведения беседы по принятому миссионером плану.

Во время собеседований миссионер, в отношении к раскольническим и сектантским совопросникам и вообще к раскольникам и сектантам, должен наблюдать потребные проповеднику и защитнику истины душевное спокойствие, кроткое обращение и снисходительное терпение, не смущаться их дерзостями, но братолюбиво обличать их неприличие, не отвечая безумным по безумию их. К содействию для собственной защиты или охранения на собеседованиях порядка и тишины миссионер может прибегать лишь в крайних случаях, когда, например, станет ясным, что присутствующие на собрании раскольники и сектанты угрожают произвести беспорядок или причинить насилие.

«Не все миссионеры умеют в достаточной степени владеть собою, -свидетельствует один миссионер. – Они часто выходят из себя. Часто нервничают, волнуются, горячатся. А посему ведут беседу в резком тоне, отвечают иногда грубовато, а порою, хотя это и очень редко бывает, даже бранятся».

Это громаднейший недочет. Пастырь Церкви или миссионер, это в данном случае все равно, должен быть сдержанным, спокойным. Он не должен горячиться, возмущаться. Не должен близко к сердцу принимать всевозможных сектантских выходок, дерзостей, оскорблений. И все это портит беседу, приносит громаднейший урон миссионерскому делу, дает сектантам лишний повод к разговорам и упрекам, а беспристрастных христиан настраивает враждебно в отношении к своему духовному руководителю. Так что, какими бы сильными, неопровержимыми аргументами ни оперировал православный миссионер, но если он во время собеседования гневается, раздражается, волнуется, то беседа будет провалена. И потому нам в закон для себя нужно взять мудрый совет св. Игнатия Богоносца: «Заблуждению противопоставляйте твердость веры; против грубости их будьте тихи» (из Послания к Ефесянам).

«Увещевай со всяким долготерпением и назиданием» (2Тим.4:2). В отношении к своим религиозным врагам мы должны быть, прежде всего, кроткими. Кротость. есть высшее геройство, сила, способная не только победить врага, но и нравственно возродить его, изменить, сделать другом, сила, властная зло превратить в добро. Больше любви к своим врагам! Больше к ним внимания, расположения и доброжелательства! Спокойствие, хладнокровие и вместе с тем внимательность и добродетельность – первое достоинство миссионера.

«Грубые, а тем более жестокие отношения православных к сектантам, – читаем мы в книге «Десятилетие Одесского Свято-Андреевского Братства», – дают последним только основание похвалиться пред православными своею нравственною благоустроенностью и создают сектантству исповедников-мучеников. Этим укрепляется ожесточение отпадших, и тлеющая в них искра воодушевления обращается в пламень, обжигающий всю окружающую среду».

Это нужно всегда понимать нам и никогда не упускать из виду. Мало этого. Нужно не только благосклонно относиться к сектантам и не подавать им никакого повода к вражде и недоразумениям, но еще нужно с уважением относиться к их религиозным убеждениям. Мы не должны насмехаться над ними, не должны порочить их, не должны третировать их. Правда, многие толкования сектантов нелепы, ничего кроме смеха не вызывают, однако, если мы дорожим успехом нашей миссии, мы не должны насмехаться над ними, не должны и виду показывать, что мы снисходительно, покровительственно относимся к их младенческому лепету в области религии и морали.

Епископ Алексий пишет: «Священник не должен насмехаться над нелепыми толкованиями сектантов Священного Писания и выставлять их в смешном виде пред православными слушателями, – он может указать православным слушателям заблуждения сектантов, но не для того, чтобы посмеяться над ними, а наоборот, чтобы поскорбеть по поводу их. Добрые же качества штундистов, например, любовь к чтению Священного Писания, трезвенность и проч., священник не только не должен унижать, а напротив, указывать на них православным слушателям, как на пример, достойный подражания».

И только таким путем, путем бережного и осторожного отношения к вероучению наших сектантов, мы вызовем доверие к себе, расположим в свою пользу наших недоброжелателей и самих сектантов заставим так же бережно, осторожно и с уважением относиться к православной святыне, как и мы относимся к их религиозному культу.

Для собеседований должны быть избираемы по возможности помещения удобные и просторные; в летнее время, смотря по удобству, они могут происходить и на открытом воздухе. В церкви собеседования могут быть открываемы лишь в том случае, когда имеется полная надежда, что собравшиеся раскольники и сектанты не причинят оскорбления святыне храма.

Предмет беседы, если он не был указан в объявлении, определяется для миссионера предварительно собранными сведениями о лицах, с которыми предстоит беседовать; во всяком случае, миссионеру надлежит являться на беседу и с точно определенным предметом, и с хорошо обдуманным планом собеседования. Вообще в беседах со старообрядцами, особенно открываемых в первый раз, миссионеру необходимо, прежде и более всего, обратить внимание на следующие предметы: а) сообщать старообрядцам правильное понятие о Евангелии, о слове Божием и внушить к нему должное уважение, разъяснить им значение соборных постановлений и святоотеческих писаний, указать на отличие их от уважаемых раскольниками книг, нередко апокрифического характера; по предварительном разъяснении указанных предметов, удобнее будет раскрывать старообрядцам истинное и правое понимание веры, с указанием допускаемых ими отступлений; б) стараться утвердить в умах старообрядцев правильное понятие о догмате и об обряде и о существенном между тем и другим различии, удобнее вести беседу со старообрядцами и о других частных вопросах, касающихся разномыслия между расколом и Церковью; в) раскрыть учение о Церкви, о существенных и неизменных ее принадлежностях, вечности и неодолимости ее; г) разъяснить глаголемым старообрядцам, что исполнение заповедей евангельских выше и обязательнее исполнения внешних обрядовых предписаний (Мф.23:23), и д) иметь ввиду, что глаголемые старообрядцы обыкновенно стараются отвлекать собеседника от предмета беседы к излюбленным ими вопросам об обрядах и проч. и потому, не отказываясь отвечать на возбуждаемые вопросы, миссионер должен, по возможности, быть кратким в своих ответах и направлять их так, чтобы вновь перейти к главному предмету беседы.

Каждое собеседование должно начинаться и оканчиваться, может и прерываться, общим пением молитв, псалмов и песнопений.

Для приглашения старообрядцев и сектантов на беседы могут быть употребляемы различные способы. Миссионерская опытность должна подсказать, какой удобнее избрать способ для приглашения и привлечения на беседу сектантов. Во всяком случае, такие приглашения могут быть делаемы и посредством письменных объявлений с указанием места, времени и самого собеседования; (указание предмета предстоящего собеседования особенно полезно в тех случаях, когда ведутся постоянные беседы в последовательном порядке), и чрез самих сектантов, с которыми, прежде всего, миссионеру надлежит познакомиться. Во всех сих случаях приходской священник должен быть главным помощником миссионера и со своей стороны принимает все меры к тому, чтобы известить население о прибытии миссионера.

Господствующий тип миссии до сих пор старый, так сказать, состязательный. Приезжий миссионер созывает собрание для спора о вере и состязается по определенному вопросу с сектантами и старообрядцами (их начетниками). Неоднократно указывалось, что этот способ достигает своей цели в очень слабой степени. Публичный спор – мало годная атмосфера для решения религиозных вопросов. Почти всегда в воздухе состязательных собраний чувствуется настроение озлобления и ненависти обеих сторон и не столько собеседников, сколько слушателей. Но вражда и ненависть не делает человека восприимчивым к тому, чтобы усвоить и принять мысль врага. Наоборот, зерно ненависти, просыпающейся на логомахийных собраниях, поддерживает отчуждение, разделение и недоверчивость.

Нельзя, конечно, сказать, чтобы прения о вере были безрезультатными совершенно: они имеют значение для поддержки православных, колеблющихся в вере под влиянием сектантов и старообрядцев. Они иногда решают, в пользу обращения к Православию, прямое колебание целых приходов и больших групп между Православием и сектой. Но, во всяком случае, плоды прений до сих пор не были крупными; и несовершенство указанного типа миссии всеми сознано.

Как замена или дополнение к состязательной миссии выдвинута в последнее время миссия органическая. Идея этой миссии – вскрытие и защита положительного учения Церкви путем проповеди; организация борьбы с сектами через приходского священника и приход. Сторонники органической миссии находят, что защита определенного пункта веры не может иметь серьезных результатов, особенно потому, что сектанты в борьбе с сектантством отделяются не из-за частных пунктов веры. Сектантство есть особое мировоззрение, особая система понимания Христа и Его дела или способов отношения к Богу, сношения с Ним; иногда особая система понимания мироустроения, земных отношений человеческих. Доказавши сектантам законность почитания, например, икон, еще не разрушишь основ их нового миропонимания. Следовательно, и бороться приходится главным образом с сутью того или другого сектантского течения. Но эту борьбу нельзя вести случайной беседой.

У большинства наших русских сект доминирующая идея – идея обращения, «покаяния», перехода от греховного состояния к Христу. Их проповедь есть проповедь Иоанна – «покайтеся». «Спасение для них в единой вере, это для них, – пишет пастор Фриман, – главный факт духовного опыта: это, так сказать, самый центр нервной системы баптистского (и вообще сектантского – Авт.) народа; это – позвоночный столб нашего богословия; это – краеугольный камень нашей церковной организации; это – главная движущая сила нашей надежды; это – венец нашей радости... из этого коренного соображения происходят, как ветви, все наши прочие (сектантские – Авт.) принципы».

Таким образом «догмат индивидуализма», по выражению Фримана, составляет, подлинно, жизненный нерв сектантского народа. Этот догмат побуждает сектантов искренних искать живого и личного общения со Христом; этот догмат спасает многих из них от распущенности нравственной; он закаляет их фанатизм и плодит между ними назойливых пропагандистов, – но он же, в своей исключительности проведенный и по-сектантски истолкованный, разрушает веру в Церковь как живое тело Христово, христианство обращает в философско-богословскую систему, каждым на свой лад понимаемую и толкуемую. Этот сектантский «принцип» – в сущности мертвая петля для исторического христианства и служит тою почвою, на которой, как грибы после дождя, вырастают самые фантастические религиозные толки. И сюда должна быть направлена борьба. Последовательно проведенный, этот принцип разлагает единство Церкви Христовой; но взятый условно, на фоне нашей жизни, этот принцип имеет свое значение и тем он весьма дорог сектантам. Да имеет он цену и по существу: наша жизнь свидетельствует, что в нее вливаются беспутные поступки духовноспящих христиан; в нашей жизни обрядоверие порою прикрывает беспросветную мглу ханжества, лицемерия, жадности. У нас в массе вера и жизнь – это две несогласованные области...

Очевидно, что на местах влияния сектантства пастырь особенно должен оживить и выдвинуть близкую сектантству идею христианского искупления, ту же идею спасения Христом через обращение к Нему, отделяя только разницу православного учения от сектантского с его фарисейской успокоенностью и чувством святости. Нужно противопоставить им идею о Церкви как живом организме, о нравственном превосходстве единения с Христом через единство со всеми в Церкви. Нужно сказать, что учение о Христе у нас вообще в забросе, и образ Христа Целителя, Спасителя, Утешителя выдвигается недостаточно рельефно и ярко. Если мы не сумеем представить идею искупления, как и для нас центральную, главную, с сектантством бороться нам будет не под силу.

Там, где сектантство – мистического типа, миссия особенно выдвигает мистические учения св. отцов о разумении Бога и радостях богоощущения, раскрывая их суть и отличие их от мистического обольщения «прелести», на основании истории и опыта церковных мистиков. Где секта – характера, так сказать, житейского, земного, общественного, необходимо особенно раскрывать учение о жизни и ее евангельских началах.

Затем, органическая миссия находит необходимым обратить главное внимание на устранение тех причин, которые вызывают первое зарождение симпатий к сектантству. Эта причина большей частью или желание, жажда слова Божия – Евангелия, понятного чтения и богослужения, или (причина отрицательная) недовольство церковным обрядом, отрицание (под чужим влиянием) его смысла.

Сущность молитвенных собраний сектантов заключается в чтении Евангелия, объяснении его и в попытках проведения евангельской морали в жизнь. Евангелие есть несомненная сердцевина молитвенных собраний сектантов.

Можно ли то же сказать про наше богослужение? Составляет ли чтение Евангелия главную часть (после евхаристического акта) нашего богослужения? Отведено ли чтению Евангелия подобающее место и время? Увы, вопреки тому, что Евангелию и вообще Новому Завету, в силу первенствующего его нравоучительного и вероучительного значений, должно бы принадлежать первенствующее место, на самом деле чтение Евангелия не составляет даже центрального момента за церковным богослужением. Чтобы убедиться в этом, достаточно проследить количественный состав ежедневных евангельских зачал, и тогда ясно окажется, что из 356 годичных чтений 211 чтений заключает в себе по 10 стихов, 130 – свыше 10, и лишь 15 чтений – свыше 20 стихов; средним числом каждое евангельское чтение состоит из 10 стихов (всего прочитывается 3668 стихов). При таких условиях мы вполне избавляемся от упрека в сгущении красок, когда выражаемся, что Евангелие не составляет доминирующего, после евхаристического акта, момента за церковным богослужением и производит на молящихся слабое мимолетное впечатление: едва внимание молящихся успеет насторожиться, как чтение Евангелия уже прекращается. Переводя для наглядности этот пробел на цифровые данные, мы увидим, что из общего числа стихов Евангелия 3800 всего читается до 895 стихов (из них некоторые говорят про одни и те же события и речи). Укажем главнейшие места евангельских повествований, недоступные большинству православного населения, так как они прочитываются в будни: например, беседа Иисуса Христа с Никодимом; запрещение Иисуса Христа ученикам, срывающим колосья; речь по поводу исцеления 38-летнего расслабленного; Нагорная беседа (читается 30 стихов из 110); большинства притчей Иисуса Христа (о плевелах, о зерне горчичном, о «сокровищнице»), о жемчужине, о заблудшей овце и проч.; исповедание ап. Петра, прощение грешницы, беседа в тот же день о пришествии Царства Божия, прощальная беседа, первосвященническая молитва (читается 13 стихов из 26). Мы не указываем больше, ибо слишком длинен был бы список, но, по нашему исчислению, он заключает в себе до 73 отдельных эпизодов и отдельных речей Спасителя.

Ввиду вышеуказанного положения, что теперь, при существующем порядке, не все Евангелие прочитывается в церкви для всего народа, – все величие, весь дух евангельской морали, весь смысл христианской религии любви и милосердия Бога к людям и ответной любви к ближним, наконец, весь способ христианского богопознания как личного усовершенствования в добре, а не рассудочного только усвоения, – все это почти не касается слуха молящихся. Не будучи введено полностью в круг литургийных чтений, учение Иисуса Христа не разъясняется более подробно и в церковных проповедях, и потому последние утратили жизненное, прикладное значение, и темы их, исчерпанные до конца, сделались однообразными и скучными. Если бы все Евангелие прочитывалось за воскресным и праздничным богослужением, какое бы богатство и разнообразие тем открылось для проповеди!¹⁹⁰ Какой густой волной свежего воздуха повеяло бы тогда на церковную кафедру! Притчи Иисуса Христа, Его речи... Многие из них еще не трактовались, не объяснялись народу с кафедры¹⁹¹ (Подобное же замечание надо сделать и по поводу других священных книг Нового Завета).

Очевидно, необходимо, хоть бы вне богослужения, вспомнить этот недостаток: жажда живой воды должна быть удовлетворена чтениями Евангелия, так сказать, евангельскими вечерами. В наш церковный обряд, в понимание таинств действительно вторглись (у народа) суеверные налеты – примесь механического понимания. Нужно выяснить живой смысл таинств, обрядов. Отсюда «миссионеры нового течения» требуют, чтобы, по примеру отцов Церкви, против сектантства боролись их оружием: устройством собраний для чтения слова Божия, устройством общего пения; и затем требуют усиленной борьбы пастырей с налетами религиозного суеверия и работы в смысле выяснения духовного смысла и идей православных обрядов и установлений. Нужна проповедь – широкая и постоянная.

Конечно, такая программа выполнима только приходским священником, и он есть обязательный и в полном смысле миссионер.

Мы уже говорили о так называемой состязательной форме бесед. Но и эти беседы могут вестись не одинаково. Например, так: православный миссионер говорит внушительное слово по предмету беседы, где в общих чертах указывает ошибку веры собеседников. Те возражают, и беседа ведется в виде обмена реплик, как в обыкновенном разговоре – споре. Вред такой системы в том, что она располагает к возбужденно, азарту; ведет к тому, что собеседники говорят свое, не слушая друг друга; отступают от предмета беседы и проч. Такая беседа особенно нервирует слушателей и особенно способна создать в слушателях то настроение вражды друг к другу, какого должно бояться.

Возможен обмен речами определенной величины: говорится речь вступительная, затем обмен мнений в виде непрерывных 10–15–20-минутных речей и речь заключительная, которая отдается тому, кто не имел речи вступительной. В этой системе более спокойствия, порядка, мира, но в то же время в пределах непрерывных речей собеседник, к сожалению, свободен говорить все, хотя бы очень далекое от вопроса беседы.

Сторонники органической миссии предпочитают простую беседу-проповедь без состязания, хотя иногда после беседы, вполне обнимающей вопрос допускают и обмен мнений.

Но едва ли не лучшая форма беседы есть беседа пастыря с сектантами (или старообрядцами), мирная, дружеская, при всяком удобном случае. Такая беседа не раздражает, не вызывает самолюбивого желания оспорить; она входит в душу, как слово дружеского человека, и такое слово сектант или раскольник не отбрасывает и так или иначе о нем думает и один про себя. А эти думы – лучшее, чего может желать миссионер как результата своих трудов.

Священник А. Громачевский так описывает тактику одного пастыря в сектантском приходе, тактику, имевшую очень благие результаты. Чтобы удобнее ратовать за Православие и парализовать штундистскую пропаганду¹⁹², этот священник, рассказывает Громачевский, нашел необходимым прежде всего ознакомиться с умственным и нравственным состоянием паствы и в особенности со штундистским учением. Штундисты, враждебные ко всему православному и, в особенности к православному священнику, относились к нему в начале этой попытки подозрительно и враждебно, избегая всяких разговоров. Очевидно, чтобы поближе узнать штундистов и их учение, нужно было прежде сблизиться, так сказать, сдружиться на почве житейских отношений, оставляя на время всякое препирательство о вере. Так и было сделано. Прошел год, и большинство штундистов уже не боялись священника, как прежде, относились к нему запросто, по-дружески здоровались с ним, чего прежде не было, и охотно даже при случае пособляли в его житейских нуждах. Залучив под свое влияние некоторых, более ретивых, грамотных штундистов, священник начал заохочивать их к совместному чтению и обмену мыслей. В зимние вечера эти штундисты приходили в дом священника; время проводилось за совместным чтением газет, по преимуществу вестей с поля битвы, и книг исторического и нравственного содержания. Беседа велась самая простодушная и искренняя, но чуть только разговор касался больного места – штундизма, сектант морщился, мялся и в таких случаях выходил недовольным. Случалось священнику заходить и в штундистские собрания, где он ограничивался молчаливым слушанием. Штундисты были, по-видимому, довольны таким поведением священника и, не стесняясь его присутствием, продолжали свое богослужение. В конце года стало ясно, что штундисты уже настолько привыкли к священнику, что можно было действовать ревнительнее. Тогда-то священник начал действовать на внутренний мир штундистов посредством книг религиозно-нравственного содержания, и по преимуществу таких, в которых ясно говорилось о церковной иерархии, о происхождении и установлении православных праздников, о постах, о почитании икон и проч. Как и следовало ожидать, прочтенное вызвало на объяснения и споры. Но заручившись предварительно доверием и расположением штундистов, священник в прениях о вере выступал уже тверже и смелее, не обращая внимания, что собеседник морщился, хмурился и брался за шапку. «Я знал уже, – говорит священник, – что он все-таки опять придет ко мне сам, и действительно приходил, как будто между нами ничего неприятного не было».

Вместе с этими домашними спорами священник принялся за преобразование церковно-приходской школы. Устаревшую методу обучения, которая практиковалась в школе от начала ее основания, то дьячком, то полуграмотным крестьянином, он заменил звуковым методом, выписав на миссионерские деньги, ассигнованные Св. Синодом, необходимые книги и учебные пособия. В скором времени удалось вообще привести школу в лучшее устройство, ввести обучение разумное, сообразное с требованиями современной педагогики. Началась конкуренция церковно-приходской школы со штундистскими школами. Православная школа одержала, наконец, верх: заправлявший штундистскою общиною первый начал посылать своего сына из штундистской в церковно-приходскую школу; его примеру последовали еще некоторые штундисты. Школки штундистские начали пустеть. Православная школа благотворно влияла и вообще на религиозно-нравственное настроение паствы и в особенности на мир штундистов и служила большим подспорьем в миссионерских трудах священника.

Обыкновенно, по окончании занятий в школе более успешным ученикам раздавались на дом книги религиозно-нравственного содержания, доступные пониманию. Эти книги переходили в руки штундистов и нередко в их собрании, где сектанты, хотя иногда и резонировали над предметами православного учения, но все-таки знакомились с духом православия: тогда расчищалась почва для сеяния слова Божия. Священник с церковной кафедры, по возможности, просто и приспособительно к пониманию слушателей, излагал учение Православной Церкви по преимуществу о таких местах слова Божия, в толковании которых расходились штундисты, и представлял воочию заблуждения последних. С течением времени некоторые из штундистов начали посещать православную церковь. В таких случаях священник переменил тактику и как бы нарочно напирал на некоторые добродетели штундистов: говорил об их нестяжательности, о трезвости и евангельской любви к ближнему и вперемежку изобличал их важные учения. Эта манера производила на штундистов двоякое действие: с одной стороны, поддерживала их внимание до конца беседы, а с другой -настраивала их к сомнениям относительно своих сектантских толков. Эти сомнения штундист перебирал в душе до следующего воскресения или праздника, в который опять приходил в церковь. Благодаря такой рассудительной и осторожной тактике, выдерживаемой постепенно, шаг за шагом, штундистская пропаганда видимо ослабевала; наступила реакция, плодом которой был отказ некоторых штундистов участвовать в штундистском богослужении. Сам пресвитер штундистской общины отказался совершать таинство евхаристии и мотивировал такой отказ своею некомпетентностью. В то же время дети штундистов, обучавшиеся в церковноприходской школе, начали в воскресные и праздничные дни посещать православную церковь и, поощряемые псаломщиком, пели и читали на клиросе. Наконец, штундисты и штундистки приходили к священнику и прямо заявляли о своем твердом намерении присоединиться к Православию. Таким образом, Православной Церкви было возвращено 20 отпавших от нее членов.

В католичество влечет чистая исповедь, театральная торжественность; побеждает та пастырская властность, с которой католический священник управляет душами паствы. В последнем отношении православному священнику приходится поучиться у ксендза: он должен или связать себя с приходом широко развитой приходской общительностью, живой приходской организацией или суметь близко подойти к душам, такой же чистой исповедью, чистым миссионерством в домах – объединением около себя и храма женщин.

В области прямой борьбы лучший метод – ознакомление прихожан с историей русского католичества, которое покажет им, что Православие -родная прадедовская вера, за которую много мук перенесли наши предки, а католичество, вера их поработителей. С другой стороны, ознакомление с историей папства, которая должна подорвать самое главное в догме католичества – веру в непогрешимого святого отца.

Однако, конечно, не здесь по существу уязвимый пункт католичества; для людей сознательных его слабость – в механическом понимании веры, таинств искупления, в антихристианственности учения об «отпущениях», в его противохристианском отделении иерархии от клира. На этом пути можно влиять на развитую мысль, и священник обязан быть знаком с таким (хомяковским) разоблачением католичества¹⁹³. К сожалению, развитая мысль, конечно, не часта в деревенском приходе, и действительный анализ католичества часто бесплоден. В области словесной полемики поневоле приходится довольствоваться борьбой формальной, хотя результаты ее слабы.

С лютеранством не приходится бороться совершенно. Лютеранство замкнуто и чуждо пропаганды и прозелитизма. Но само собою разумеется, в областях с большим протестантским населением с ним приходится сталкиваться. Здесь остаются в силе большей частью те способы полемики, какие приложимы к протестантскому сектантству. Для правильной выработки собственного взгляда на протестантство полезно ознакомиться с хомяковской полемикой против протестантства и шире изучить вопрос о догме Церкви и об устройстве первовековой Церкви. Нужно ознакомиться и с теперешним положением протестантства на Западе, как известно, близкого во многих своих течениях к полному отрицанию самого Божества Христа и Священного Писания.

В очень малой мере приходится сталкиваться и с иудейством, причем совсем не приходится встречаться с талмудическим иудейством как религиозной системой. Единственный вопрос спора здесь – Христос, Его мессианство и Божество. Самое лучшее средство борьбы здесь – «пророчество». Необходимо знание раввинских толкований пророков, которые часто объясняют пророчества мессиански. Пользуясь этими толкованиями (смотри их даже во «Введении в богословие» митр. Макария), можно успешно доказывать, что пророчества эти не могут относиться к будущему времени и уже исполнились (например, пророчество Иакова о «покое из колена Иудова» в 49-й главе книги Бытия, относимое у раввинов к Мессии; седмицы Даниила и проч.).

Не нужно забывать миссионеру в борьбе со старообрядчеством новые течения в старообрядческой полемике с православными. Как известно, споры об обрядах, имени Иисус и т.д. вытесняются другого рода вопросами: Церковь обвиняют в цезарепапизме, в преступлении люциферианства (отрицание чужой иерархии), католицизме, – за чрезмерное преобладание в церкви епископата, в подлогах, нарушении заповедей Христа гонениями. К беседе по этим вопросам нужно быть готовыми ввиду их новости и неразработанности этих вопросов. Материал здесь дает история греческой Церкви (в 1-ом пункте), каноны о признании и непризнании греческой иерархии (во 2-м), по третьему пункту материал дает вполне достаточный учет о власти патриархов в греческой Церкви (Собор 879 г. Очерки внутренней истории византийско-восточной церкви в IX – XI веках. Проф. А. П. Лебедев).

Подлоги, если они были (Деяние Мартина Еретика), грех частных лиц, исправленный волею Церкви. Гонения, – если они шли от лиц иерархических, – грех тоже частных лиц, оправдываемый, конечно отчасти, историей и греческой Церкви, и русской до XVII в., и писаниями св. Иосифа (св. Иосиф Волоцкий), которые за эти грехи не считались еретическими¹⁹⁴.