Глава 1. Идеалистическая парадигма о природе человека в философии и психологии

В истории философии представления о душе как идеальной субстанции развивались и уточнялись на протяжении столетий. Более поздние направления философской мысли, такие как объективный и субъективный идеализм, в качестве природы человека рассматривают духовную субстанцию, которая объединяет в единое целое изменяющиеся психические состояния, находясь «вне», «позади» психической феноменологии.

Гегель рассматривает человека как духовную индивидуальность и описывает стадии становления свободной индивидуальности как стадии «одухотворенной» индивидуальности. В процессе становления он различает ступени движения духа к субъекту [Гегель, 1974].

Большой интерес представляют воззрения современных философов-экзистенциалистов и представителей философской антропологии на сущность человека. В экзистенциализме имеются направления материалистическое, которое представляют Ж. Сартр, А. Камю, и идеалистическое – М. Хайдеггер, К. Ясперс, Э. Фромм. Один из первых экзистенциалистов М. Хайдеггер, понимал Экзистенцию как экстатическое «нахождение во вне», исходящее из неоплатоновских представлений об «экстазе» – мистическом слиянии с божеством [Современная буржуазная философия, 1972].

К. Ясперс, другой виднейший представитель экзистенциализма, размышляя о сущности, экзистенции человека, представляет её как первоначало человека, из которого он мыслит и действует [Jaspers, 1932]. Человеческое существование выступает в учении К. Ясперса как «подлинное» и «неподлинное» бытие. Телесное бытие в пространственно-чувственном мире и социальное бытие неподлинны. Подлинное бытие – это экзистенциальное существование, бытие человека в самом себе. Это самобытие духовной сущности, самосознания, это обращенность человека к самому себе. «Экзистенция есть то, что не становится объектом, первоначало, из которого я смыслю и действую… экзистенция есть то, что относится само к себе и в нем к своей трансценденции» [Jaspers, 1948, с. 15].

Истинная природа человека, по Ясперсу, трансцендентна. В Боге человек обретает опору, покой, устойчивость, цель жизни, всеобщность и целостность. Человек по-настоящему «есть» только как трансцендентное бытие, как «божественная сущность». Сама экзистенция возможна только в соотнесении с трансценденцией. Вот основные выводы, к которым приходит Ясперс [Jaspers, 1948].

Очень близкая мысль была в свое время высказана и Н. Бердяевым. Суть человека, по его мнению, заключается в способности выйти за пределы самого себя как социально-биологического существа и как-то отнестись к самому себе [Бердяев, 1989].

Один из основателей современной философской антропологии М. Шелер сущность человека определяет внеестественным, вневременным принципом, который обозначается как «дух». Понять сущность человека, его дух, по мнению Шелера, , можно только выяснив место человеческого духа в структуре бытия. Дух свободен от природы и внешнего мира, он есть принцип высшего порядка, который противостоит темным силам биологического «порыва». Личность связана с духом и является формой его проявления. В своем сознании человек как бы выходит за пределы самого себя, занимает позицию над ситуацией [Шелер, 1991].

Таким образом, вне материалистической парадигмы представления о природе человека часто соотносятся с сущностью, экзистенцией, которая представлена духом.

Идеалистическая психология отождествляла понятия о психике и душе, духе и рассматривала их как «вневременную» идеальную субстанцию. Согласно В. Штерну, внутри человека существует активное целеполагающее начало, организующее и объединяющее все свойства и функции личности в независимое индивидуальное целое. Сущность человека – это его отношение к Богу; именно в отношениях с Богом происходит духовное возрождение индивидуальности, единства многообразного.

Шпрангер, другой представитель «понимающей психологии» определял путь развития личности как ряд духовных превращений, направленных на реализацию идеальной духовной структуры, телеологически определяющей реальную душевную структуру [Шпрангер, 1980].

У Джеймса есть понятие естественной личности, которая состоит из элементов образующих физическую личность, социальную личность и духовную. Для духовной личности характерно стремление к духовному прогрессу: умственному, нравственному и преодолению греха [Джеймс, 1991].

У русских религиозных философов и идеалистических психологов психика отождествлялась с душой и рассматривалась как «деятельная нематериальная субстанция, сознающая себя» [Лопатин, 1895], «вневременная субстанция» [Грот, 1897], «душа есть во плоти действительный дух и простая, невещественная, бессмертная» [Галич, 1997].

Изложение истории психологии в нашей стране начнем с первой собственно психологической книги в России. Она, по признанию авторитетных отечественных психологов, была издана в Москве в 1796 году. Это – «Наука о душе» Ивана Михайлова /Ананьев. 1947, с. 52; Ждан. 1990, с.119/. Ну что же, нашей психологии больше двухсот лет! Думается, это вполне подходящий возраст для рефлексии о пройденном пути и о его начале. И здесь мы сразу сталкиваемся с недоговорками и умолчаниями, сопровождавшими «первую русскую психологическую книгу» в советское время. Во-первых, полное название книги «Наука о душе, или Ясное изображение ее совершенств, способностей и бессмертия». Во-вторых, ее автор оказывается никаким не Иваном Михайловым, а Иваном Михайловичем Кандорским (1764–1838), диаконом (в момент написания книги), а впоследствии протоиереем Русской православной церкви. Поэтому нет ничего необычного, если такой автор в книге с таким названием пишет, например, следующее: «душа есть дух; а значит существо живое, разумом и свободною волею одаренное, какова есть и душа наша. Определение сие души находим мы на многих местах и Священного писания» /Кандорсий Иван. 1796, с. 171/.

Пример первой русской психологической книги красноречиво говорит о том, что взаимоотношения психологии и христианства намного глубже и богаче, чем это представлялось с атеистической точки зрения. Последняя вынуждена была признать особую роль христианской литературы, «начавшей широким потоком приливать на Русь одновременно с принятием христианства и послужившей одним из главных каналов для распространения психологических знаний в древнерусской среде» /Соколов. 1957, с. 12/. И более того: «Появление в Древней Руси сочинений, где поднимались и так или иначе разрешались вопросы психологии, связано с введением в X веке христианства...» /Соколов. 1959, с. 235/. Последние слова прозвучали на первом съезде Общества психологов в 1959 г. Для того времени это было не так уж и мало, но, по вполне понятным причинам, дальнейшего развития в советское время эта мысль не получила.

Ситуация меняется, и в настоящее время стало возможным объективное изучение христианских корней психологии. Не претендуя на полноту рассмотрения этой темы во всех ее аспектах, обратимся в первую очередь к основным работам, персоналиям и идеям, показывающим возможность взаимно позитивного отношения психологии и христианства в XVIII–XX веках. Полностью присоединяемся к мнению современных психологов о важности изучения дореволюционной религиозно-философской психологии, ибо «сегодня серьезное исследование и анализ работ, составляющих данное направление, приобретает особую актуальность в связи с поиском путей духовного возрождения России, а также в силу того, что до недавнего времени в оценке и изложении этих учений преобладали скорее идеолого-политические и атеистические мотивы, чем научно-познавательные» /Кольцова. 1997, с. 37/. В качестве вступления скажем несколько слов о XVII веке, потом остановимся на XVIII и XIX веках, а в XX веке возьмем дореволюционный период и начало советского периода.

Известно, что в XVII веке в Киево-Могилянской академии преподавали психологию. До нашего времени сохранились рукописи таких курсов (1639, 1645–1647, 1687, 1693 годов) /Соколов. 1963, с. 251–252/. Даже советские исследователи вынуждены были признать, что эти «киевские ученые» (а фактически богословы, священники и монахи) внесли значительный вклад в развитие психологической мысли и разрабатывали вопросы психологии на уровне тогдашней западноевропейской науки /там же, с. 254/. Важно и то, что преподавание в позднее образованной Московской славяно-греко-латинской академии строилось по принципу Киево-Могилянской академии. А когда был открыт Московский университет, то добрая половина профессоров его первого призыва была из числа воспитанников обоих академий /там же, с. 255/. Это богословское влияние в психологии продолжало ощущаться и в XVIII в., и только XIX в. с его западничеством и рационализмом стал брать свое (и то не сразу).

Можно по разному оценивать XVIII век в России, но, безусловно, что он был сложным для нее во многих отношениях. Четыре продолжительных внешних войны, плюс двухлетняя внутренняя война: крестьянское восстание под предводительством Емельяна Пугачева. Первая четверть века прошла под знаком петровских реформ, затронувших все стороны государственной и частной жизни и приведших сначала к соперничеству светских и церковных властей, а потом к неприкрытым гонениям на православную Церковь, завершившимся усекновением главы церкви – упразднением патриаршества в 1721 г. Понятно, что все это вместе взятое не способствовало повышенному интересу к психологии как «душесловию». Но вместе с тем, развитие в России психологии западного, прагматического типа продолжалось, ибо государственная ориентация России на Запад приводила к заимствованиям в различных областях, в том числе – в научной, и, конечно, психологической. Таким образом, русская психология в то время находилась в дважды невыгодных условиях: с одной стороны, из-за неблагоприятного внутреннего положения, с другой стороны, из-за давления европейской психологии. Была еще одна принципиально важная и сложная проблема – проблема места, занимаемого психологией в общей культуре того времени. Тогда, как и теперь, говоря современным языком, шла конкуренция за рынок психологических услуг, и еще молодой русской психологии нелегко было соперничать с переводной и отечественной литературой, обещавшей решить все психологические проблемы через гадания, сонники, астрологию, физиогномику, хиромантию и т. д.

Но уже к концу первой четверти XVIII века статус психологического знания был достаточно высок. Василий Никитич Татищев (1686–1750), крупный государственный деятель и известный русский историк, произвел классификацию всех современных ему наук по степени необходимости: 1) нужные, 2) полезные, 3) увеселяющие, 4) любопытные, 5) вредительные /"Разговор о пользе наук и училищ»; напис. ок. 1724 г./. К любопытным, то есть тем, которыми можно было бы и не заниматься, им отнесены астрология, физиогномика, хиромантия. Психология же попала в первый класс – нужных наук. Хотя сам Татищев специально не занимался психологией, его работа свидетельствует о его интересе к известным психологическим темам: происхождению души, духовности души, силам души (ум, память, воля, суждение), возрастной периодизации и др.

Во второй половине XVIII века начали появляться самобытные философские работы русских авторов, в которых видное место отводилось психологии. В 1768 г. были изданы «Философические предложения» Якова Павловича Козельского (ок. 1730–?), где вся вторая глава в разделе «Метафизика» посвящена психологии.

Владимир Трофимович Золотницкий (1741–) был разносторонним писателем, учился в Киево-Могилянской академии и на философском факультете Московского университета. Его творчество может быть примером разнообразных влияний того времени. С одной стороны, остро чувствовалась потребность в общедоступной психологии, и этой теме Золотницкий посвятил несколько работ: «Состояние человеческой жизни, заключенное в некоторых нравоучительных примечаниях, касающихся до натуральных человеческих склонностей» /СПб., 1763/, «Общество разновидных лиц, или Рассуждения о действиях и нравах человеческих» /СПб., 1766/. С другой стороны, в его лице русское душесловие обращается к одной из основных своих проблем – бессмертию души: «Рассуждение о бессмертии человеческой души» /СПб., 1768/, «Доказательство бессмертия души человеческой» /СПб., 1780/.

В духе классического душеведения писал Дмитрий Сергеевич Аничков (1733–1788), профессор логики, метафизики и математики Московского университета: «Слово о невещественности души человеческой и из оной происходящем ее бессмертии» /М.: Изд-во Имп. Моск. ун-та, 1777/, «Слово о разных способах, теснейший союз души с телом изъясняющих» /М.: Унив. тип., 1783/.

В работах «Разговор о бессмертии души» /переизд.: Мысли о душе. М., 1996, с.262–292/ и «Размышления о смертном часе» /переизд.: Мысли о душе. М., 1996, с.255–261/ к проблемам смысла жизни, природы и бессмертия души, обращался князь Михаил Михайлович Щербатов (1733–1790), сын сподвижника Петра I Михаила Щербатова и дед знаменитого русского философа Петра Чаадаева.

Без преувеличения можно сказать, что тема бессмертия души явилась центральной в русском душеведении XVIII века. В Русской православной церкви подход к проблеме бессмертия души, как и к многим другим проблемам душеведения, состоял во включении психологических проблем в широкий богословско-антропологический контекст. Такими были работы архиепископа Феофана Прокоповича (1681–1736), например его «Богословское учение о состоянии неповрежденного человека или о том, каков был Адам в раю» /М., 1785/). В еще большей степени богословско-антропологический подход к психологическим темам проявился у Михаила (Десницкого) (1761–1824), митрополита Новгородского, а затем С.-Петербургского. Основной темой его работы «Изображение ветхого, внешнего, плотского и нового, внутреннего, духовного человека» /В 2-х ч. СПб., 1798/ является душеспасение, раскрываемое через психологический анализ состояния грехопадения. Отдельные главы посвящены религиозно-психологическому анализу страстей ветхого человека: самолюбию, своеволию, зависти, гневу и др. Эта же тема, еще полнее и с большим психологическим уклоном, была рассмотрена им позже в «Беседах о внутренних состояниях человека...» /СПб.: Тип. И. Иоаннесова, 1819/.

XIX век характеризуется многообразием авторов и произведений религиозно-психологического характера. В 1815 г. появилось «Краткое руководство к опытному душесловию» Петра Михайловича Любовского, магистра философии Харьковского университета /Харьков: Университ. тип., 1815/. Проанализировав в специальном разделе основные «душевные человеческие влечения», автор приходит к выводу, что самым высоким и благодетельнейшим из всех человеческих влечений есть «влечение к признанию Божества» /с. 99/.

В 1825 г. было опубликовано «Краткое начертание метафизики» Ивана Ивановича Юрьевича (1788–?). Вторая часть его работы называлась «Пневматология или о существах чувствующих и мыслящих» /СПб., 1825/ и была целиком посвящена психологическим темам. После критики материализма, он писал о духовности и бессмертии души, а потом переходил к проблеме духа вообще, духах бестелесных (ангелах), и Духу совершеннейшему (Богу-Творцу).

Целым событием в научной и культурной жизни России стал выход труда Александра Ивановича Галича (1783–1848), профессора С.-Петербургского университета: «Картина человека, опыт наставительного чтения о предметах самопознания для всех образованных сословий» /СПб., 1834/. Специальный раздел был отведен религиозному чувству, которое автор оценивает весьма высоко. Немаловажно отметить, что Галичу принадлежит первенство в обращении к этой теме, и во многих последующих психологических учебниках непременно будет встречаться глава о религиозном чувствовании. Эта тема продержалась почти до самой революции: «Религиозные чувствования» протоиерея Вячеслава Корнильевича Магнитского были изданы в Петрограде в 1914 г.

В 1831–1835 гг. архиепископ Иннокентий (Борисов) (1800–1855), ректор Киевской духовной академии, читал в академии ряд курсов по догматическому и нравственному богословию, в которых много внимания уделялось психологии. Психологией же пронизаны основные его антропологические и богословские труды: «О человеке», «Нравственная антропология», «Введение в нравственное богословие» и др. В это же время в Киевской духовной академии преподавал «нравственную философию» протоиерей, проф. Иван Михайлович Скворцов (1795–1863). Его «Записки по нравственной философии» излагают христианский взгляд на многие психологические вопросы. Василий Николаевич Карпов (1798–1867), проф. Петербургской духовной академии, начинал с преподавания психологии в Киевской духовной академии, много сил и внимания уделял ей и в Петербургской духовной академии. Интересна его «Вступительная лекция в психологию», изданная посмертно в 1868 г.

Орест Маркович Новицкий (1806–1881) начинал преподавать психологию в Киевской духовной академии, впоследствии стал профессором Киевского университета св. Владимира. Его «Руководство к опытной психологии» вышло в Киеве в 1840 г. В подглавке о святых чувствованиях подробно анализируются благоговение и совесть. В 1836 г. преподавать психологию в Киевской Духовной Академии (после Карпова и Новицкого стал Петр Семенович Авсенев, в монашестве архимандрит Феофан (1810–1852). По признанию его коллег и современников, все свои силы и талант он отдал дальнейшему развитию в Академии психологии /Сборник из лекций. 1869, с.III/.

Анализируя историю развития психологии во второй половине XIX века, сначала остановимся на работах светских писателей, известных русских психологов и философов. Это «Современные направления в науке о душе» /СПб., 1866/ Михаила Ивановича Владиславлева (1840–1890); «Курс опытной психологии» Иллариона Алексеевича Чистовича (1828–1893) /1-е изд.: СПб., 1868. 5-е изд. СПб., 1896/; «Задачи психологии» /СПб.: Тип. Ф. Сущинского, 1872/ Константина Дмитриевича Кавелина (1818–1885); «Об основных понятиях психологии» /СПб., 1878/ Николая Николаевича Страхова (1828–1896); «Программа психологии» профессора Киевского университета Сильвестра Гогоцкого (1813–1889) /В 2-х вып. Киев: Универ. тип., 1880–1881/; многие работы Николая Яковлевича Грота (1852–1899) и Льва Михайловича Лопатина (1855–1920); «Наука о духе» /М.: Изд. Н. А. Абрикосова/ проф. Московского университета Матвея Михайловича Троицкого (1835–1899); «Опытная психология» Ивана Мироновича Гобчанского (1869–1899); работы Георгия Ивановича Челпанова (1862–1936), основателя первого в России Психологического института.

Многочисленны психологические работы духовных писателей: «Основания опытной психологии» архимандрита, впоследствии епископа, Гавриила /СПб.: Тип. А. Якобсона, 1858/; «Систематический свод учения св. отцов церкви о душе человеческой» протоиерея Стефана Никифоровича Кашменского, /Вятка: Тип. К. Блинова, 1860–1865/; работы Памфила Даниловича Юркевича (1827–1874) «Язык физиологов и психологов», «Из науки о человеческом духе», «Сердце и его значение в духовной жизни человека по учению слова Божия»; «О религиозном органе в душе человека» /Харьков: Универ. тип., 1865/ протоиерея, проф. Василия Ивановича Добротворского (1822–1894); многие работы Виктора Дмитриевича Кудрявцева-Платонова (1828–1891), проф. Московской духовной академии («Религия, ее сущность и происхождение», «Чтения по философии религии», «Бессмертие души» и др.); «Умозрительная психология» протоиерея, профессора Московской духовной академии, Федора Александровича Голубинского (1797–1854) /посмертное изд.: М.: Унив. тип. Каткова, 1871/; психологией насквозь пронизан трехтомный труд епископа Никанора (Бровковича) (1826–1890) «Позитивная философия и сверхчувственное бытие» /СПб., 1875–1888/; «Учебник психологии» священника Александра Константиновича Гиляревского /Новочеркасск, 1883/; магистерская работа «Психологические данные в пользу свободы воли и нравственной ответственности» /СПб., 1888/ иеромонаха, впоследствии митрополита, Антония (Храповицкого) (1863–1936); «Грехи чувств» /М., 1888/ протоиерея, впоследствии епископа, Виссариона (Нечаева) (1823–1905); «О невозможности чисто-физиологического объяснения душевной жизни человека» /Харьков, 1890; 2-е изд.: СПб., 1894/ архимандрита Бориса (Плотникова), ректора Киевской духовной семинарии; разнообразные работы протоиерея, проф. Университета св. Владимира Павла Яковлевича Светлова (1861–?); «Психология» /Харьков, 1893/ и другие работы Вениамина Алексеевича Снегирева (1842–1889), профессора Казанской духовной академии; работы профессора С.-Петербургской духовной академии Виталия Серебренникова; «Наука о человеке» Виктора Ивановича Несмелова (1863–1937), профессора Казанской духовной академии; «Психология веры» /Сергиев Посад, 1899/ профессора Московской духовной академии Алексея Ивановича Введенского (1861–1913).

Начало XX века до Октябрьской революции было достаточно плодотворным с рассматриваемой нами точки зрения: именно в это время появилось много религиозно-психологических исследований, которые вдвойне интересны для современных психологов тем, что носят характер объективной и широкой критики материалистических и редукционистских (антипсихологических) тенденций, которые все больше набирают силу и в наше время. Многие работы того времени были бы и сейчас как нельзя кстати. Например: «Душа человека. Против неверия. Учение Православной Церкви и полная популярная критика психоматериализма» /Чернигов, 1910/ Н. Стопановского, «Психология» /Воронеж: «Труд», 1904; переизд.: Воронеж, 1911/ И. П. Назарьева, «Отношение психологии к другим научным дисциплинам» /СПб., 1906/ А. А. Крогиуса, «Душа человека. Опыт введения в философскую психологию» /М., 1917; переизд.: СПб.: Наука, 1995/ С. Л. Франка, «Задачи религиозной психологии» /Христианская мысль. 1917, № 1/ В. В. Зеньковского и другие работы разных авторов.

Примерами конкретных религиозно-психологических исследований могут быть работы, темы которых интересны и актуальны до сих пор: «Психология таинств» /Миссионерское обозрение. 1902, нояб./ иеромонаха Михаила, «Состояние души пророков при откровениях Духа Святого» /Вера и разум. 1902, №№ 13, 16, 17/ Феодора Владимирского, «Психология греха и добродетели по учению свв. подвижников древней церкви в связи с условиями пастырского душепопечения» /Вологда, 1905/ Л. Сoкoлoва, «Святоотеческое учение о душе человека» /Вера и разум. 1902–1903; отд. изд.: Харьков, 1903; Харьков, 1908/ В. Ф. Давыденко, «Вера. Психологический этюд» /Вопросы философии и психологии. 1902, кн. 2(62)–4(64); отд. изд.: М.: Тип. И. Н. Кушнерев, 1902/ П. П. Соколова, «Психология фанатизма» /Вопросы философии и психологии. 1905, кн. 1(76)–2(77)/ и «Психология наших праведников» /Вопросы философии и психологии. 1906, кн. 4(84)–5(85)/ В. Ф. Чижа (1855–1936), «Психология сектантского экстаза» /Сергиев-Посад, 1908/ Д. Коновалова, «Внутренний религиозный опыт в деле исследования и апологии христианства» /Киев, 1912/ С. А. Песоцкого, «Юродство и столпничество. Религиозно-психологическое исследование» /М., 1913/ иеромонаха Алексия (Кузнецова), «Психология молитвы» /СПб., 1913/ священника В. В. Платонова и другие.

После Октябрьской революции весь огромный пласт культуры, связанный с христианством, стал невостребованным, более того, с точки зрения советской власти, он был прямо-таки вреден. Началось планомерное наступление на всех «идеологических фронтах», в том числе, – и на психологическом, и к 30-м годам XX века дореволюционная религиозно-философская психология была практически уничтожена. На это были направлены Первый (1923 г.) и Второй (1924 г.) Всероссийские съезды по психоневрологии, специальные постановления партии и советского правительства. В 1923 г. был реорганизован, а фактически разгромлен Психологический институт при Московском университете, созданный в 1912 г. последовательным противником материализма и редукционизма Георгием Ивановичем Челпановым. Но при этом необходимо учитывать, что уничтожение дореволюционной психологии было не просто социально-политической борьбой со старой, «буржуазной» наукой. Дело было намного серьезней: в ходе советского антидуховного эксперимента была предпринята попытка очернить и уничтожить саму человеческую душу, поэтому любое напоминание о душе подлежало уничтожению в первую очередь. Гласом предостережения явились слова священника Александра Пятикрестовского из его небольшой брошюрки «О душе», выпущенной в 1903 г. в общеобразовательном чтении для фабрично-заводских рабочих. Он писал: «без веры в бессмертную душу наша жизнь была бы бессмысленна и ужасна» /с. 14/. Это и было продемонстрировано всем 70-летним опытом советского бездушного времени.

Основной вывод, который можно сделать из всего приведенного материала, прост: и до семнадцатого года нашего века психология существовала как психология. Второй, менее оптимистичный, вывод заключается в том, что та психология значительно отличалась от современной. Более того, именно ту психологию и можно называть собственно «психо-логией», то есть наукой о душе. Кроме того, вполне справедливо, что та психология вполне могла именоваться духовной психологией /Кольцова. 1997, с. 37/, в отличие от психологии современной – бездуховной. Третий вывод: расцвет духовной психологии в России приходился на конец XIX – начало XX века, и только «после победы Октябрьской революции духовная психология в России прекращает официально свое существование» /там же, с. 45/ – и то не сразу, и не без борьбы. И последний вывод, касающийся непосредственно нашего времени: духовная психология ни в коей мере не отрицает ни практический подход вообще, ни конкретные экспериментальные методы изучения, постольку все конкретные, экспериментальные результаты эмпирической психологии советского времени могут быть использованы в душеведении. Таким образом, и в настоящее время возможна и, более того, необходима нормальная психология – психология как наука о душе, хотя при этом, конечно же, нельзя не учитывать и не решать возникающие проблемы. В первую очередь – это проблема личностного самоопределения самих психологов-профессионалов.

Чтобы был понятен смысл представлений о природе психики и человека религиозных философов и идеалистических психологов, необходимо рассмотреть богословское учение о человеке, так как те или иные научно-философские теории могут быть непонятны, если не будут включены в общую картину мира, предлагаемую теологией, что мы и сделаем в следующей главе.

Освоение опыта других систем познания, не вписывающихся в традиционную психологическую парадигму, не должно считаться уходом из научной психологии – другие пути познания человека также имеют ценность в описании психического (А.А. Гостев).

Августин. Творения. Т. 1–3. Сост., подг. текста С. И. Еремеева. СПб.: Алетейя, Киев: УЦИММ-пресс, 1998.

Ананьев Б. Г. Очерки истории русской психологии XVIII и XIX веков. М., 1947.

Бердяев Н. А. Смысл творчества. М., 1989.

Галич А. Картина человека // Русская религиозная антропология. Т. 1. М., 1997, с. 121–137.

Гегель Г. В. Энциклопедия философских наук. Т.1–3. М., 1974–1977.

Гостев А. А. Психология вторичного образа. Автореф. докт. дисс. СПб., 2001.

Грот Н. О душе в связи с современными учениями о силе. Одесса, 1886.

Грот Н. Понятие души и психической энергии в психологии // Вопросы философии и психологии. – 1897. – Кн.2(37), кн.4 (39).

Джемс В. Психология. М., 1991.

Ждан А. Н. История психологии. М.: Изд-во МГУ, 1990.

/Кандорский Иван диакон/. Наука о душе или Ясное изображение ее совершенств, способностей и бессмертия. М.: Тип. А. Решетникова, 1796 (переизд.: Мысли о душе. М., 1996, с.168–219; отрывки: Русская религиозная антропология. Т. 1. М., 1997, с.113–120).

Кольцова В. А. Психология в России начала XX века (Предреволюционный период) // Психологическая наука в России ХХ столетия. Сборник. М., 1997, с.10–48.

Лопатин Л. М. Понятие о душе по данным внутреннего опыта // Вопросы философии и психологии. XXXII, 1896.

Современная буржуазная философия / Под ред. Богомолова А.С., Мельвиля Ю.К., Нарского И.С. М.: МГУ, 1972.

Соколов М. В. Очерки истории психологических воззрений в России в XI-XVIII веках. М.: Изд-во АПН СССР, 1963.

Соколов М. В. Психологические воззрения в древней Руси // Очерки по истории русской психологии. М., 1957, с.3–101.

Соколов М. В. У истоков русской психологии // Тезисы докладов на I съезде Общества психологов. Вып. 1. М., 1959, с.235–237.

Шелер М. Положение человека в космосе // Мир философии. СПб., 1991.

Шпрангер Э. Два вида психологии // Хрестоматия по истории психологии. М.: МГУ, 1980.

Jaspers K. Allgemeine Psychopathologic. Berlin, 1948.

Jaspers K. Philosophie Bd. I-II. Berlin, 1932; Bd.III, Berlin, 1956.

Stern W. Die differentielle Phychologie. Leipzig, 1921.