Настоятель Нежинской Греческой церкви о. Илиодор

(Память 23 августа).

Вот, человек, который не обучался ни в каком училище, не выделялся ни дарованиями, ни особыми внешними заслугами, но успел оставить по себе в своем крае самую светлую память. В нем было в высокой степени то, чего недостает у большей части из нас – глубокая, преискренняя вера в Бога, редкая любовь к молитве, дар увлекать к ней и других, кроткая простота и христианское внимание ко всем.

Сын беднейшего нежинского диакона, учившийся только у отца да в церкви, он на 16 году жизни определен был дьячком в село. Прожив там с добрым успехом семь лет, он был переведен в 1823 г. в Нежин, женился, а в 1831 г., около 30 лет от рождения, рукоположен был в диакона в Нежинский девичий монастырь. Как он радовался и прославлял Бога, что сподобился достигнуть священного сана! В следующем году жена его умерла от холеры, оставив ему целую семью бедных сирот. Горе не ослабило его благочестивого настроения; он перенес его безропотно, по-прежнему служил благоговейно и вел строгую христианскую жизнь. Нежинские греки полюбили его служение и позаботились перевести его в свой приход, хотя он ни слова не знал по-гречески и мог служить при греческих архимандритах только по-славянски. Здесь он еще более приобрел себе любовь и уважение от всех, кто видел его хоть раз на богослужении. Благообразный, скромный, сладкогласный, он в церкви был весь благоговение: так истово и сердечно крестился, и преклонялся, словно видел пред собою не храм, не иконы, а Самого Господа храма, так отчетливо и выразительно произносил каждое святое слово, так проникался умилением, что невольно согревал сердца предстоящих и располагал их к покаянной молитве. Почти 20 лет пробыл он здесь диаконом и до того приобрел себе благодать у Бога и людей, что в 1854 г., когда умерли настоятели греческой церкви, все прихожане ее единодушно просили Св. Синод, чтобы настоятелем их прихода был определен отец диакон Топольский, с пострижением в монашество и рукоположением в иеромонаха. Св. Синод уважил их просьбу, и 28 августа 1854 г. диакон Илия Топольский стал иеромонахом Илиодором и настоятелем Нежинского греческого прихода.

На этом месте душа его, преданная Господу, раскрылась во всей полноте, и он явился одним из подвижников нового времени на святой Руси. Довольно сказать, что со дня своего рукоположения в иеромонаха он тридцать лет служил почти ежедневно, и как служил! Все годы, как один день, он с неизменной ревностью спешил в церковь, по первому удару колокола, и готов был, по примеру Давида, жить в дому Господнем вся дни живота своего. Бывало, явится он в церковь на вечерню, – нет дьячка, он наденет епитрахиль, возгласит «Благословен Бог наш» и, нимало не смущаясь, идет на клирос, и сам читает 9-й час, пока соберется причт. То же случалось и на утрене. А иногда и в начале обедни, с обычным терпением и любовью, в полном облачении, он читал часы, пока не заменял его кто-нибудь из подошедших причетников или из посторонних лиц. Проскомидию он совершал почти всегда около часа, пока прочитает все поминальные книжечки и записки, в коих отмечены были все его духовные чада, все его ближние и знакомые, все прибегавшие к его молитве. С неизменным благоговением служил он молебны, исполнял всякие просьбы, и неудивительно, что в церковь его приходили постепенно чуть не все жители города и окрестностей, и все уходили с духовною радостью и упованием на милость Божию.

Молитвенное дело свое он вел не только в церкви, не только с требами по домам прихожан, но и у себя дома. Особенно умиленно молился он над больными детьми, страдавшими в детской немочи и конвульсиях. Как часто случалось видеть в его келлиях десятки женщин с страждущими младенцами на руках! Сначала только и слышны плач да писк больных малюток, да вздохи и стенания несчастных матерей. Но начнет молиться старец Божий, вычитывая один за другим молебны Спасителю, Богоматери и разным святым, начнет читать заклинательные молитвы св. Василия Великого и помазывать больных детей св. елеем, – и смотришь, они мало-помалу успокаиваются, лица матерей светлеют, и многие – многие отходили домой, унося совершенно здоровых младенцев. Народная вера в благодатную силу молитв отца Илиодора доходила до того, что матери полагали больных младенцев у ног его, во время великого входа на литургии, чтобы он переступил через них со св. Чашей, – и дети становились здоровыми. Скоро к нему стали носить детей за 30 и 40 верст от Нежина, а наконец, – даже евреи! Летом 1884 года одна приезжая еврейка обратилась к нему, чтобы он «вычитал ее младенца от детской немочи, но при этом требовала, чтобы он не употреблял ни крестного знамения, ни помазания св. елеем. Смутился о. Илиодор и не знал, что делать. По чувству любви к ближнему, хотел он помолиться над болящим, но боялся нарушить правила св. Церкви и, скрепя сердце, отказал еврейке. Та подала прошение преосвященному, жалуясь на о. Илиодора, что он отказывается помочь ей в горе, вслед за тем подала и другое прошение, чтобы владыка заставил о. Илиодора помолиться над ее детищем. И согласно благословению архипастыря, о. Илиодор молился над болящим, возлагая, по древнему обычаю, на него руки, вместо крестного знамения. Мы не знаем, в какой мере помогла эта молитва: еврейка скоро уехала из Нежина.

Не для одних детей, но и для многих взрослых, по сказанию их, молитвы о. Илиодора были целебнее и действительнее, чем лекарства врачей. Он не отказывался приходить во все дома, где были страждущие, и всегда приносил с собою мир и утешение. Ноги его во всякую пору готовы были идти, куда бы ни позвали его, нередко за других священников, по их болезни или отсутствию. Нежинские жители всех сословий, богатые и бедные, простецы и образованные, православные и иноверные, особенно больные душою и телом, обращались к нему за советом и молитвою; и шли к нему с глубочайшей уверенностью, что он их не отринет, выслушает, помолится за них, напутствует добрым словом и благословением, и сделает все это во всякое время дня и ночи. И эта преискренняя готовность его служить всем, чем может, и для всех, кто бы ни пришел, длилась неизменно целые десятки лет! И то еще удивительно, как он сумел соединить строгие обеты монашества с трудными обязанностями приходского пастыря и с тяжкими заботами главы семейства (при нем жили вдовствующие дочери и их дети).

Такие высокие качества духовной жизни его послужили основанием к тому, что он был избран духовником. В обоих монастырях Нежинских – мужском и девичьем (обе эти должности он исполнял до смерти своей); кроме того, он был духовником большей части духовенства и многих светских лиц из других приходов.

Конечно, в долгой жизни его встречались и такие люди, которые возмущали покой его души и за его любовь платили ему неблагодарностью и злом; но он всем прощал, все терпел, все покрывал. Этим миром верующей души своей, христианским воздержанием и трезвою жизнью он так умел сохранить себя, что и в последние годы лицо его дышало свежестью и румянцем.

Так жил и служил о. Илиодор не только в лучшие и годы жизни, но и в последние лета старости, когда для человека, пережившего множае осмидесяти лет, наступает труд и болезнь. В эти годы, вследствие прежних неустанных трудов, он часто занемогал; но как ни убеждали его родные и знакомые не ходить в церковь, он их не слушался и только при совершенной немощи уступал им. И, когда болезнь удерживала его в доме, он всеми силами заботился об исполнении всего церковного правила в своей келлии. А чуть только оправлялся, снова спешил в церковь, служил, молился, невзирая на удушливый кашель и крайнее ослабление, которые не дозволяли ему как должно произносить слова молитв. За две недели до смерти он еще служил, еле передвигая ноги, и только по настоянию врачей решился отдохнуть несколько дней. С приближением праздника Успения, он, лежа в постели, только о том и думал, как бы ему самому отслужить в этот день; но накануне праздника ему стало хуже, а ночью, вследствие отека легких и ослабления голосовых оболочек, полилась кровь горлом. Почуяв близость смерти, он сам пригласил к себе архимандрита монастыря, священников и диаконов для совершения таинства елеосвящения. Он лежал при этом в постели, еле переводя дух; но, как только подносили ему св. Евангелие, как только очередной иерей приступал к помазанию его св. елеем, он сразу оживлялся и с невыразимой любовью приникал засохшими устами к словам Христовым. По совершении таинства, он, с глазами, полными слез, с необычайной кротостью и смирением, попрощался с священнослужителями, с присутствующими, у всех просил молитв, благословения и прощения. И через 4 дня (23 августа 1884 г.) он скончался, 83-х лет от роду, прослужив Церкви в священном сане 52 года³⁴.