Апрель

Спостник и собеседник преподобного Сергия Радонежского, чудотворца» (как сказано в житии его), Евфимий родился в Нижнем Новгороде и в ранней юности отличался особенным усердием к храму Божию: приходя в церковь, он становился в темном углу, чтобы никто его не видел и не мешал ему молиться. Юношей он пришел в пещерную обитель Дионисия, который впоследствии был епископом Суздальским; со слезами умолял Евфимий угодника Божия принять его в свои ученики. Дионисий принял его в свою пещеру. Здесь, по воле настоятеля, Евфимий носил воду и рубил дрова в пекарне; взгляд на огонь возбуждал в нем слезы сокрушения о грехах, ввергающих грешников в огонь вечный. Трудясь неутомимо в течение дня, он проводил ночи в пещере на молитве и постился, употребляя пищу не досыта, а воду пил мерой. Он просил у преподобного Дионисия благословения вкушать пищу чрез два и три дня, но рассудительный авва запретил ему такой подвиг, как несоразмерный с его духовным возрастом, и велел вкушать пищу вместе с братиями.

Когда благочестивый князь Борис Константинович Городецкий пожелал построить в Суздале обитель молитвы и просил Дионисия назначить из учеников его настоятеля новой обители, Дионисий назначил в Суздаль Евфимия. «Не удаляй меня, отче, от пребывания с тобой; тяжело мне жить с чужими», – со слезами говорил Евфимий. «Господня земля, а непослушания бойся», – отвечал Дионисий. Блаженный авва назначил тогда и других одиннадцать учеников своих для основания обителей молитвы в разных местах. Евфимий, будучи тридцати шести лет, отправился выполнять волю наставника. На дороге в Суздаль, не доходя пяти верст до Гороховца, увидал он красивое место на озере, в дремучем лесу, и, согласно с волей наставника своего, основал здесь общежительную пустынь в честь святого Василий Великого⁷⁴. Эта пустынь и впоследствии оставалась под его надзором, почему и по кончине постоянно была прописной к Евфимиеву монастырю. В храме бывшей обители, теперь приходском, поныне хранится посох блаженного путника.

В Суздале блаженный епископ Иоанн с любовью принял Евфимия и сам указал ему и князю место для обители, вблизи города, на севере его, на крутом берегу реки Камянки; с высокой площади открывался широкий вид на окрестность – место красивое. Святитель освятил место для новой обители и водрузил крест на месте престола; благочестивый князь начал копать своими руками ров для храма; множество других рук принялось за ту же работу, и каменный храм был основан.

Боголюбивый князь не жалел издержек для храма Божия, и храм освящен святителем в честь Преображения Господня; в то же время преподобный Евфимий посвящен был в архимандрита новой обители. На постройку зданий обители щедрый князь доставил так же все средства. Но блаженный Евфимий в основание обители полагал не сребро и злато, а слезы, теплые молитвы и подвиги. Проводя день то при богослужении, то в надзоре за постройками, ночь проводил он в усердной молитве. Однажды в праздник Преображения Христова в его обители святитель Иоанн совершал божественную литургию. Молился в храме и благоверный князь, который вдруг увидел в алтаре светлого юношу в блистающих ризах, сослужащего Иоанну и Евфимию. После литургии князь наедине спросил о сем видении святителя, который сначала уклонялся от объяснения, а потом сказал: «Когда я служил с добрым пастырем словесного сего стада, то с нами священнодействовали только иноки сей обители и не было другого пресвитера; но если уже Бог тебе сие открьш, то не могу утаить, что виденный тобой был ангел Господень, который иногда видимо присутствует при литургии, когда я совершаю ее вместе с Евфимием. Но ты молчи об этом, пока я жив». К усердному подвижнику скоро собралось много братий. По благословению святителя блаженный построил еще храм Иоанна Лествичника с трапезой. Сюда в зимнее время собирались на молитву. Поскольку же число братии умножалось, так что возросло наконец до трехсот, то блаженный построил еще деревянный храм святителя Николая с больницей и здесь же пристроил другую трапезу с хозяйственными принадлежностями.

Жизнь его для братий была училищем благочестия. Тяжелые вериги его, поныне целые в обители, служат памятником строгой, подвижнической жизни его. Еще при построении храма Спасителю приготовил он место для своего погребения и своими руками обтесал камни для гроба, а он прожил в обители пятьдесят два года, и все это время готовил себя к переходу в вечность. По временам виделся он с преподобным Сергием Радонежским и беседовал с ним о духовной жизни. В церковных песнях называется он «спостником и собеседником преподобного Сергия». Как и Сергий, носил он самую худую иноческую одежду: овчинный закорузлый тулуп был на плечах его и в зной летний, и в холод зимний. Но в обители его находили себе пищу все бедняки и покоились больные; за должников платил он долги, и притесняемые в суде находили у него защиту. Стадо свое пас он с духовной рассудительностью; учил безропотному послушанию, чистоте и бескорыстию. Никому не дозволял иметь какую-либо собственность и, если у кого находил что-нибудь свое, подвергал епитимии. Строго запрещал разговор в храме и в трапезе повелевал хранить молчание; из трапезы в келлии надлежало идти также в молчании и не заходя ни к кому.

По желанию князя Андрея Константиновича преподобный Евфимий избрал место на другом берегу реки Камянки и для обители инокинь, которую пожелал создать сей князь в память своего спасения во время бури на Волге. Настоятельницей сей обители была поставлена родственница преподобного из инокинь другой Суздальской обители.

В подвигах святой жизни преподобный Евфимий достиг глубокой старости, семидесяти восьми лет. Пред кончиной простился со всей братией, причастился святых таин и мирно предал дух свой Господу 1 апреля 1405 года.

Мощи преподобного Евфимия, прославленные многими чудотворениями, почивают открыто в соборном храме обители, освященном в честь Преображения Господня. Этот храм заложен в 1507 году, причем были обретены нетленные мощи преподобного Евфимия. По освящении храма в 1511 году прежняя монастырская церковь, также Преображенская, построенная самим основателем обители, освящена вновь во имя преподобного Евфимия и сохранилась до нашего времени, как замечательный и весьма редкий памятник зодчества ХIV века.

В 1501 году при архимандрите Константине погорел монастырь, и смущался мыслию благоговейный настоятель: не оскорбил ли он чем блаженного Евфимия и не преступил ли заповедей монастырских? Тогда явился преподобный одному из братий и сказал: «Скажи архимандриту Константину, что я ничего на него не имею». Утешился настоятель, получив такое извещение, и прославил Господа и его угодника; немного времени спустя пришли христолюбцы и помогли ему возобновить келлии монастырские, как были прежде.

Расслабленные и иступленные, взрослые и дети здравыми возвращались из обители, как только с верой притекали к преподобному. Келарь обители Киприан начал нарушать монастырские обычаи, не дозволявшие ничего вкушать, кроме как на трапезе, равно братии и гостям. Нарушителю явился в сонном видении Евфимий с жезлом в одной руке и с горящей свечой в другой, угрожая наказать его, и в ужасе покаялся келарь, но скоро забыл свое обещание, относя к ночному мечтанию бывшее ему явление. После вторичного явления наказал его преподобный расслаблением всех членов, и тогда только получил он облегчение от болезни, когда с молитвой пришел к раке блаженного Евфимия и перед всеми исповедал грех свой, повторив обещание совершенно исправиться.

Патрикий, еще будучи мирянином, впал в тяжкую болезнь трясавицы и скорбел душой, что не мог продолжать с дружиной своей послушания монастырского, ибо он ловил рыбу для обители близ города Гороховца, но Патрикий имел великую веру к чудотворцу Евфимию, и чудотворец явился ему в сонном видении, осенил его крестным знамением и, исцелив, велел идти продолжать дело свое. Преподобный явился также старцу своей обители Никодиму, который уже отчаивался в жизни, ибо болезнью скорчило ему ноги, и он внезапно восстал с одра болезни.

Один из соседних поселян страдал лихорадкой, и уже домашние отчаялись в жизни его. Слыша о многих чудесах преподобного, послал он в обитель брата своего принести ему благословенного кваса, и тот, пришедши во время вечерни, просил, чтобы ему отпели молебен о здравии болящего, и взял для него квас. Но как только вышел из ворот монастырских, пришло ему искушение диавольское: «Может ли произойти какое-либо чудо от сего кваса? Лучше призову кудесника к брату». Томимый жаждой, сам дерзнул он выпить из сосуда квас, но в ту же минуту впал в исступление. Ему предстал белоризец, в митре, с седой бородой, и гневно сказал: «Как смел ты пренебречь дар Божий, ради коего Христос хочет исцелить брата твоего, во имя раба Своего Евфимия? Возвратись в церковь и приложись к раке, чтобы исцелиться, и поспеши к брату твоему». Сказал это и скрылся, а юноша, пришедший в чувство после видения, со слезами раскаяния устремился в церковь к раке преподобного, при коей немедленно получил исцеление. «Мы же, тут стоявшие, – говорит писатель жития, – видев славное чудо, прославляли Бога, даровавшего такую благодать преподобному Евфимию». Как только принес исцеленный в село, к брату своему, благословенного кваса и тот вкусил из сосуда, призвав на помощь святого, внезапно ему представилось, что он в обители, при раке преподобного Евфимия, и что некий святолепный белоризец в митре положил ему руки на голову и сказал: «Не скорби, потрудился ты в немощи, но отныне буди здрав по вере твоей». Очнулся болевший и почувствовал себя совершенно здравым.

Житие преподобного написано иноком его обители Григорием. В обители преподобного Евфимия сохраняются вериги, митра, посох и медный крест его.

Там же есть несколько памятников с молитвами и хвалами чудотворцу Евфимию. На серебряной лампаде князя Шуйского такая надпись: «л. 7143 (1635) сделана пред раку преподобнаго Евфимия чудотворца; кто веру подержит Евфимию чудотворцу, тот и нальет; а из монастыря не вынесть никуда». Знаменитый защитник Отечества князь Димитрий Михайлович Пожарский дал (3 октября 1644 г.) Евангелие с надписью: «Великому чудотворцу Евфимию»; супруга его – плащаницу, шитую золотом и серебром, «в дом чудотворца Евфимия».

«Умертвив движение плоти крепким пощением, ты стал обителию Владыки, святый Евфимий! Умоли Его, да прибегающие к тебе избавимся от бед и смущения страстей»⁷⁵.

Юноша Димитрий родился в 1453 году в городе Переяславле Залесском. Еще в юных летах обнаруживал он порывы души к строгим подвигам. Услышав при чтении жития преподобного Симеона Столпника, что тот тайно обвил себя веревкой для усмирения плоти, отрок отрезал себе конец веревки, которой рыбаки привязывали к берегу ладью, обвил ею стан свой и так крепко, что веревка по времени стала въедаться в тело; родители увидели у спящего мучительный пояс и поспешили снять его. Обучившись грамоте, он поступил в Никитский монастырь, где был игуменом сродник его Иона, и там положил начало иноческой жизни. Оттуда, услышав о святой жизни преподобного Пафнутия, тайно ушел со своим братом Герасимом в Пафнутиев монастырь, и оба они приняли пострижение, причем он был наречен Даниилом и поручен опытному старцу преподобному Левкию. В послушаниях, посте и молитве провел он здесь десять лет и потом два года жил с блаженным Левкием в его пустыне на реке Рузе.

По смерти родителей блаженный Даниил возвратился в Переяславль; пробыв несколько времени в Никитской обители, поселился в Успенской обители, что на Горицах; архимандрит Антоний, родственник его, зная чистоту его жизни, убедил его принять сан священства. Страннолюбие его не знало границ: каждый приходящий мог найти у него ночлег, а в отношении к умершим он мог сравниться с ветхозаветным праведником Товитом: умерших странников, убитых, замерзших, утопших бедняков на своих руках переносил в скудельницу, просил и других сказывать ему, если увидят где застигнутого печальной смертью, и ночью шел отпевать покойного. Так продолжал он не один год. По ночам, смотря из горицкой келлии на скудельницу, он думал: «Сколько тайных рабов Божиих лежит, быть может, в этой скудельнице, попав туда только оттого, что не хотели быть известными миру ни при жизни, ни при смерти!» Эта мысль особенно часто стала посещать его после того, как один странный человек, не сказавший о себе, кто он, но часто находивший у Даниила в келлии покой себе, зимней ночью найден был им уже умершим и был похоронен в скудельнице. По временам преподобный видел на скудельнице огонь и до слуха его доносилось оттуда пение. Игумен Никитского монастыря Никифор со своей стороны говорил ему, что и он видал и слыхал подобное на скудельнице. В нем родилась мысль построить храм в божедомье. Пришли к нему три вовсе не известные ему странника-иноки, которые явились ему опять только в час его кончины. Он открыл им мысль свою, рассказал о видениях. «Отцы советуют, – отвечали старцы, – если влечет к чему мысль, по-видимому, и полезному, не выполнять ее прежде трех лет, поручив ее воле Божией. Так поступи и ты, чтобы не трудиться напрасно». Даниил положил выполнить духовный совет. По временам сильно желалось ему скорее исполнить свою мысль, душа горела и волновалась, но он сдерживал себя и ожидал воли Божией.

Богу угодно было желание смиренного раба Его. Бояре Челяднины, избавленные молитвами преподобного Даниила от княжеской опалы, представили его лично великому князю Василию Иоанновичу, выпросили ему дозволение иметь в своем распоряжении божедомье и построить там храм. Даниил сам ходил в Москву за благословением к митрополиту и принес утвердительную грамоту от великого князя. Тогда же стали поступать приношения для построения храма и появились желающие поселиться при нем, так что на божедомье неожиданно составилась обитель иноческая, хотя преподобный и не думал сначала строить монастырь, а только одну церковь. Первый, подавший преподобному мысль о монастыре, был старец купец, по имени Феодор; он сказал Даниилу: «Отче, тут приличнее быть монастырю; благослови и мне купить лесу, чтобы построить себе малую келлию при твоей церкви». Сей Феодор первый тут и постригся с именем Феодосия. Новые подвижники стали жить под руководством преподобного Даниила. Он обнес божедомье оградой, дал правила монашескою жития и каждый день ходил из Гориц совершать службу в божедомском храме. Этот храм был посвящен всем святым, дабы ангелы-покровители всех усопших призываемы были на месте их погребения, а если кто из усопших уже сам находился в лике праведных, то чтобы и ему воздавалось подобающее чествование.

Вскоре построена была и другая церковь в похвалу Богоматери, с трапезой, и обитель обнесена оградой. Это было в 1508 году.

Скорби и искушения, однако же, не оставляли подвижника. Без них не совершается, обыкновенно, ни одно истинное доброе и богоугодное дело. Соседи-миряне оскорбляли Даниила, даже иногда били поселившихся на божедомье: они опасались, что Даниил завладеет их землей. Но Даниил не судился с оскорбителями, все терпел и покрывал любовью. Братия роптали на скудость пищи. Это уже было так больно доброму сердцу Даниила, что он хотел совсем оставить обитель, но его инокиня-мать, рассудительная старица Феодосия, уговорила его не малодушествовать, и он с новой ревностью принялся за свою обитель. Между тем великий князь Василий, уважавший преподобного Даниила, восприемника от святой купели сына его Иоанна, посетив бедную обитель, назначил для нее ежегодный отпуск хлеба. Преподобный увидел в этом особое Божие промышление об обители.

Престарелый архимандрит Исаия скончался, и иноки Горицкие упросили преподобного Даниила быть архимандритом их обители. «Если настояли вы на том, чтобы я был вашим настоятелем, – говорил Даниил братии, – то должны слушаться меня». – «Желаем повиноваться», – отвечали иноки. – «У вас есть обычай, – говорил настоятель, – ходить из монастыря па торг без благословения настоятеля. Ходите в мирские дома, и там пируете, и ночуете по нескольку суток. Прошу вас вперед не делать так». Иноки обещались исполнить волю настоятеля. «Вы ходите в бани, – продолжал настоятель, – и там бываете вместе с мирскими людьми. Этому не должно быть». Согласились и на то иноки. Преподобный Даниил продолжал: «В праздники, именины, в поминовение родных созываете вы к себе родных друзей, знакомых с женами и детьми, и они гостят у вас по несколько дней и ночей. Вперед не только не должно быть пиров, не только не должен никто из женского пола ночевать в келлиях ваших, но женщин никогда не должны вы принимать в келлии». Согласились и на это. «Келлии у вас очень высоки, с высокими крыльцами, как у вельмож, – сказал еще преподобный. – Это неприлично монашескому смирению». Братиям неприятно было это замечание, но прекословить не могли. Только один инок Антоний Суровец с гневом сказал: «Совсем разлучил ты нас с мирской жизнью, и я теперь не буду падать» (он был нетрезвой жизни). Преподобный с веселым лицом сказал братии: «Надобно и нам, братия, следовать примеру его раскаяния, видите, он не постыдился исповедать грех свой». Антоний действительно пришел в чувство и исправился.

Даниил во всем показывал братии пример труда и терпения. Он сам работал везде наравне с послушниками: копал ямы, ставил столбы, носил дерева. Вельможа на пути в обитель спрашивает работающего Даниила: «Дома ли архимандрит?» Даниил отвечает: «Архимандрит – пустой человек; иди, там примут тебя» – и сам спешит в обитель и встречает с любовью вельможу... Впрочем, не прошло и года, как преподобный Даниил отказался от настоятельства в Горицком монастыре и перешел жить в новую обитель на божедомье, где в 1530 году построил каменный храм во имя Святой Троицы, иждивением великого князя Василия.

По-прежнему продолжал преподобный трудиться вместе с братией на всех послушаниях; по-прежнему собирал умерших на дороге, пел над ними погребение, хоронил на счет обители бедняков... Во время голода обитель Даниила, где уже было до семидесяти братий, питала всех голодающих. Раз сказали преподобному, что муки очень мало осталось, ее не достанет для братии на неделю. Даниил пошел посмотреть; в это время подходит к нему вдова с детьми, изнуренная голодом, и просит помощи. Он дал ей муки и приказал отпустить оставшуюся муку всем нуждающимся по их просьбе. За такое милосердие к бедствующим Бог благословлял обитель достатком во всем: в продолжение восьми месяцев в обители Даниила доставало для всех хлеба. И после голодного времени, многие, зная любовь святого старца к несчастным, бросали у ворот монастыря больных, увечных и не имевших чем кормиться. Угодник Божий с радостью принимал их в монастырь, лечил и кормил, одевал и покоил. Будучи образцом христианской любви к ближним, он до гроба был и образцом смиренного подвижничества. Когда приходилось путешествовать в Москву, то, бывало, спутника монаха посадит в возок, а сам идет пеший, как простой послушник. Однажды, во время метели, инок, сидевший в санях, потерял своего старца и сам спасся от смерти только его же молитвой. Даниил воспитал и в учениках своих любовь к подвигам. Инок Нил, родом немец, постриженный преподобным Даниилом, соблюдал такой пост, что довольствовался только хлебом и водой, и то в меру.

Когда у великого князя Василия родился наследник престола, будущий грозный царь Иоанн, отец пригласил преподобного Даниила быть восприемником его сына вместе со знаменитым старцем Волоколамской обители Вассианом. Крещение совершено в лавре преподобного Сергия; державный младенец был положен в раку чудотворца, а на божественной литургии старец Даниил подносил его к причастию святых таин. После столь почетного дела Даниил возвратился в обитель таким же смиренным старцем, каким был и прежде, и когда некоторые любопытные пришли из города посмотреть на царского восприемника, то нашли его трудящимся в хлеве над пометом, который работники не позаботились без него убрать. Как было не дивиться такому смирению восьмидесятилетнего старца!..

Пред концом земной жизни своей богоносный старец посетил крестника своего великого князя Иоанна Васильевича и сообщил ему, что Переяславские храмы святителя Николая и святого Иоанна Предтечи, стоящие у городских ворот, очень обветшали, так что необходимо построить новые; при этом сказал, что у ветхого храма святителя Николая в земле лежат мощи святого князя Андрея Смоленского, которому в прежние времена, как он твердо помнит и знает, была служба со стихирами и каноном и лик его писали на иконах; а ныне не отправляется пение, неизвестно почему. Об этом же доложил он и святителю Иоасафу. Великий князь и митрополит приказали построить новые храмы и дозволили преподобному Даниилу, вместе с местным духовенством, осмотреть гроб святого князя Андрея. После молебна разобрали надгробный памятник, начали копать могилу, открыли гроб, и в нем мощи, обвернутые берестой; мощи оказались нетленными и издавали благоухание; волосы русые и долгие, одежда целая, с медными пуговицами. Крупицы бересты, осыпавшиеся при отгребании земли, с верой брали недужные и исцелялись. Преподобный Даниил послал священника Константина известить о том митрополита и великого князя.

Святые мощи, однако же, не были открыто поставлены в храме, а только положены в новый гроб и торжественно погребены в той же церкви. И доныне там можно видеть княжескую гробницу с изображением князя, который держит хартию в руках с такими словами: «Аз есмь Андрей, един от Смоленских князей»⁷⁶.

Пред смертью преподобному Даниилу хотелось возвратиться на первое свое обещание, в Пафнутьев монастырь, где он был пострижен, и он ушел было тайно из обители; но встретивший его один из учеников уговорил остаться в обители до конца жизни. Предчувствуя близкую кончину, он отдал две свои власяницы двум послушникам, которые трудились в пекарне и не хотели переменять тяжелого своего послушания потому, что огонь пещный напоминал им адский пламень, как некогда просфорникам печерским. Будучи в церкви, старец почувствовал расслабление и когда, поддерживаемый архимандритом Иларионом и монахом Ионой, шел мимо того места, где теперь покоятся его мощи, то остановился и сказал: «Се покой мой, зде вселюся во век!» Потом снял с себя клобук и отдал Ионе, давно желавшему получить от него сие благословение; а когда архимандрит спросил: «Чем же будет сам покрывать старческую голову?» – ответил: «Мне теперь нужен уже куколь» – и действительно принял схиму. В глубоком безмолвии проводил он последние дни и часы жизни своей, предаваясь умной молитве; но раз вдруг с радостным выражением лица спросил: «Где же они, три чудные мужа?» Изумленные ученики спросили, о ком он говорит. «Те пустынники, – отвечал старец, – которые были у меня однажды в Горицком монастыре, прежде основания сей обители, опять меня сейчас посетили; ужели вы не видели их здесь?» И старец умолк. Он причастился святых таин и тихо предал Богу свою праведную душу 7 апреля 1540 года, достигнув почти девяностолетней старости.

Троицкий Данилов, а прежде Похвало-Богородицкий-Новый, что на Божьем Дому, монастырь 2-го класса (с 1764 года), Владимирской губернии, Переяславского уезда, в 1 1/2 версте к югу от Переяславля. Мощи преподобного покоятся в богатой серебряной раке в Троицком соборе; память его чтится 7 апреля в день преставления, 16 октября в день переложения мощей в новую раку (1782 года) и 30 декабря в день обретения мощей (1652 года). В монастыре сохранился колодезь, ископанный руками преподобного.

Угодник Божий Иаков происходил из рода Галичских дворян Амосовых; с раннего детства, подобно преподобному Сергию, он отличался постничеством, и, подобно ему же, похоронив родителей, он раздал имение бедным и ушел в его Троицкую обитель. Великий отец иноков постриг его в ангельский образ, и он, под благодатным руководством Сергия, возрастал в духовной жизни, проходя все послушания и побеждая все искушения вражеские. Потом, с благословения угодника Божия, он поселился в тридцати верстах от Галича, в глухом лесу у железных рудников, в уединенной хижине на берегу речки Тебзы. Здесь он основал обитель во имя святого Предтечи Иоанна, в которой и был первым игуменом. Пришедши случайно в Москву, он своими молитвами возвратил к жизни супругу великого князя Василия Дмитриевича, которая страдала трудными родами и была при смерти. Когда великий князь послал просить молитвы отшельника о больной, старец отвечал: «Молись Богу и Пречистой Матери Его; о княгине не скорби: будет здорова и в нынешний же вечер родит сына, наследника тебе». София Витовтовна благополучно родила сына Василия, а благодарный супруг ее дал щедрое пособие на устройство Железноборской обители.

Во время набега татар на Кострому, когда сожжен был этот город, преподобный Иаков с братией удалялся в дремучие леса; возвратясь на пепелище, он восстановил обитель, построил еще церковь святителя Николая, ископал пруды своими руками. Во время голода он с любовью питал всех бедняков, прибегавших к нему как к отцу своему.

Преподобный Иаков преставился в глубокой старости 11 апреля 1442 года. До пятидесяти исцелений и других чудесных знамений, совершившихся по молитвам преподобного, записано в его обители. Упомянем некоторые из них.

Монах, по имени Нифонт, несколько лет одержим был нечистым духом, скитался в лесу и, возвращаемый, рвал на себе цепи. Раз братия, поймав, притащили его к гробу Иакова; как только коснулся он гробницы, пришел в себя, со слезами пал пред иконой преподобного, стоявшей на гробнице, молил спасти душу и тело его и встал здоровым. Фотий, человек богатый, поклялся в неправде; вслед за тем лицо его искривилось и он впал в расслабление. Три года пробыл он в таком положении. Родные привезли его в обитель преподобного. Во время молебного пения он громко каялся в грехах своих; в то же время лицо его выпрямилось и он стал здоровым.

Вот опыт любви преподобного к своей обители и иночеству. Инок Феодосий, лежавший расслабленным три года, обратился с молитвой слезной к блаженному Иакову. «Отче Иакове, – говорил он в душе, – ты много подаешь исцелений у гроба твоего; помоги и мне в тяжкой моей болезни». Внезапно в тишине ночной явился ему преподобный и сказал: «Дай Богу обещание пребывать в обители моей до смерти и будь у гроба моего». Расслабленный сказал о том братии; по приказанию игумена принесли его к гробу, отпели молебен, и больной сам приложился к гробу и стал здоров. «Пока жив буду, не выйду из обители», – сказал он с восторгом и выполнил обещание.

Из трех опытов исцеления слепых святым особенно замечателен один. Ослепшая Фотиния, привлеченная слухом о чудесах Иакова, просила отслужить молебен и внезапно прозрела. Игумен велел ей пребыть в чистоте сорок дней. Она не исполнила заповеди, и опять закрылись глаза ее. В раскаянии пришла она вместе с мужем спросить себе прощения при гробе Иакова и снова прозрела.

Житие преподобного Иакова списано того же монастыря смиренным игуменом Иосифом, которым настоятельствовал в нем в 1598 и 99 годах.

Железноборский-Предтечевский-Яковлевский заштатный (с 1764 года) монастырь, Костромской губернии, Буйского уезда, в шестнадцати верстах к юго-востоку от Буя по дороге в Кострому, при речках Тебзе и Колотовке. Мощи преподобного почивают под спудом за левым клиросом соборного храма; на гробнице положены каменный крест и вериги, в которых подвизался преподобный Иаков. Около 1699 года монастырь приписан к Московскому Донскому монастырю, но с 1775 года в нем учреждено управление строительское.

Святитель Варсанофий был уроженец города Серпухова, сын иерея; в миру назывался Василий. В детстве он обучился чтению и церковному пению, так что мог не только сам исполнять должность чтеца и певца, но и управлять другими. В 1512 году, еще юношей, в числе многих, он был взят в плен татарами, опустошавшими берега Оки. Горько было положение пленника, но молитва и богомыслие облегчали скорбь его и доставляли сердцу его такое утешение, какого не чувствовал он в доме родительском. В нем росла любовь к Богу, а с ней и преданность святой воле Его. В таком расположении души молодой Василий работал неверным со всем усердием и обучался безответному послушанию, терпению и незлобию. Пост, сперва невольный, обратился в дело его доброго произволения. Утомительные работы невольника занимали у него все время дня, и только ночь он посвящал молитве, которая стала потребностью души его. Василий изучил разговорный язык татарский; по своей даровитости он узнал его столько, что мог излагать мысли свои на письме татарском. Своей услужливостью и кротостью он расположил к себе грубых варваров, которые обходились с ним гораздо снисходительнее, нежели с другими пленниками. Имея иногда более свободы, он изучил магометанскую веру так, что мог отчетливо говорить как о содержании этой веры, так и о заблуждениях ее. Основательным познанием языка и веры татар исполнилась премудрая цель, для которой Господь попустил рабу Своему быть в плену. Спустя три года плена отец нашел средство выкупить дорогого сына из неволи татарской. Василий возвратился на родину, но сердце его уже не могло увлечься земными радостями. Раб Божий покорил себя сам игу Христову в Московской Андрониевой обители и принял там монашество с именем Варсанофия. Три года плена заменили для него послушнический искус. После того жил он при Тверском епископе Акакии в сане иеродиакона. Сам Варсанофий впоследствии рассказывал, как еще за много лет до своей кончины блаженный Акакий предсказывал ему, что он некогда заступит его место на кафедре Тверской. Вероятно, от Акакия узнал о его духовной жизни митрополит Макарий, и в 1544 году посвятил его в игумена Пешношской обители. В этом звании его узнал и царь Иоанн Васильевич, который при нем посетил Пешношу и оказал сей обители свое царское благоволение грамотой с пожалованием ей имений.

Когда в Казани открывали в 1555 году новую епархию, блаженный Варсанофий, как опытный наставник в иноческой жизни и знакомый с татарским языком и нравами, отправлен был в Казань в сане архимандрита для основания там новой обители. Варсанофий взял с собой добрых иноков, постриженцев Пешноши. Так, с Пешноши пришли с ним Тихон, Феодорит, Иов, Андроник и Сильвестр, а из Андрониева – Симеон. Чрез несколько лет число иноков простиралось уже до ста человек. Храм в честь Преображения Господня и братские келлии скоро были построены; новая обитель, по примеру Пешношской, устроена общежительная. Еще цел устав, писанный самим Варсанофием, который называет себя в приписке «многогрешным чернецом, что был игумен на Пешноше». Удручая свое тело, тайно от всех он носил тяжелые вериги. По воле святителя Гурия, к которому сохранял он полное послушание и сыновнюю любовь, ревностно занимался он обращением магометан к вере христианской. Знание татарского языка позволяло ему входить в близкое сношение с татарами, а основательное знание учения Магометова, при его глубоком уме, делало обличения его магометанству неотразимыми. Умение лечить болезни привлекало к нему больных всякого рода, тогда как болезнь сама располагает душу для всего лучшего и, следовательно, для принятия учения христианского. По смерти блаженного епископа Акакия преподобный Варсанофий посвящен был святым митрополитом Филиппом в сан епископа Тверского. Но и в сане святительском он оставался тем же смиренным подвижником, каким был на Пешноше и в Казани. Попрежнему он проводил ночи в молитве; по-прежнему шил клобуки и дарил инокам и епископам; по-прежнему занимался с любовью врачеванием недугов телесных, врачуя в то же время и души своих пасомых. О земных стяжаниях он говорил: «Какая нужда нам приобретать то, чего мы не можем взять с собой?»

Тяжелое было время, в которое Господь судил ему управлять паствой Тверской. Это было время мрачной душевной болезни грозного царя, время страшной опричины, к которой не принадлежала Тверь и потому не пользовалась милостями царя. Чего не видел он за четыре года управления своей паствой? Довольно сказать, что именно в Твери, в виду его палат, через Волгу, был задушен в Отроче монастыре его святой рукоположитель, митрополит Филипп, задушен и погребен, и никто не посмел дать известие о сем святителю Варсанофию: такой ужас навела на всех опричина! В то же время страшная моровая язва опустошала Тверь и Москву. В одной обители Иосифа Волоколамского, на рубеже Тверском, умерло до трехсот человек братий, не считая мирян. Многие селения и города опустели; церкви стояли без священников и без службы, некому было погребать умерших; голод и засуха довершали бедствия. Люди скитались как тени, умирая на улицах и дорогах. Все это глубоко сокрушало чадолюбивого пастыря и подрывало остаток его старческих сил: ему было в то время более восьмидесяти лет. Чувствуя полное ослабление, он, после четырехлетнего управления, в 1571 году отказался от епархии и возвратился в Казанский Преображенский монастырь. Еще пять лет провел он здесь в уединении, облекшись в великий ангельский образ; когда не мог ходить в церковь, то любящие ученики возили его туда на тележке: так любил он молитву церковную! Блаженная кончина его последовала 11 апреля 1576 года на восемьдесят шестом году его труженической жизни. Мощи, обретенные в 1596 году нетленными в одно время с мощами святителя Гурия, почивают открыто в Спасской церкви основанного им монастыря. Память празднуется 11 апреля и 20 июня.

Спасо-Преображенский, или Спасо-Казанский, 2-го класса (с 1764 года) монастырь в городе Казани, внутри Кремлевских стен, у ворот Спасских. Здесь прежде покоились и мощи святителя Гурия, первого епископа Казанского, в 1640 году перенесенные в городской соборный храм. Здесь же погребены ученики святителя Гурия – Нектарий и Иона. При монастыре находится миссионерский приют, учрежденный в 1875 году братством святителя Гурия.

Подвиги богоносного аввы Зосимы, основателя и игумена Соловецкого монастыря, и двух первоначальников Соловецких – преподобных Савватия и Германа так тесно связаны между собой, что невозможно изложить житие одного из них, не касаясь двух прочих. А потому мы соединяем их всех вместе.

При благоверном великом князе Василии Васильевиче и при митрополите Всероссийском Фотии, в Белоозерской обители преподобного Кирилла подвизался инок Савватий. Откуда пришел он сюда и кто был родом – неизвестно. Безответное послушание игумену, изумительное терпение всяких монашеских скорбей, кроткая любовь к братии, постоянное постничество, слезные молитвы и вообще строгая подвижническая жизнь стали приобретать ему уважение. Это тяготило старца, и он решился скрыться в безмолвное место. Услышав, что в Новгородской стороне на озере Нево (Ладожском) есть остров Валаам и на нем монастырь, отделяемый от мира водой, любитель смирения и безмолвия собрался идти на тихий остров. Белоозерские иноки не без скорби расстались с подвижником Божиим. На Валааме Савватий явился таким же иноком послушливым, как и на Белом озере, и безответно выполнял поручения, не спрашивая и себя, для чего требуют того или другого. Все принимал он как от руки Самого Господа, и скоро игумен и братия стали почитать его не как равного себе, но как отца. Это уважение опять стало тяготить старца Божия, и он стал помышлять, где бы найти такое убежище, чтобы уже никто не нарушал его безмолвия. Дошло до слуха Савватия, что еще дальше на север есть Соловецкий остров, никем не обитаемый, весьма нелегкий для пребывания на нем, только летом доступный даже для рыбаков. Загорелась душа пустыннолюбивого старца желанием пожить там в любезном безмолвии. Когда объявил он о своем желании игумену и братии, они никак не хотели расставаться с Савватием. Чудная ревность к суровым подвигам! Убеленный сединами старец ночью бежал с Валаама. Когда достиг он берега Белого моря и стал расспрашивать прибрежных жителей о Соловецком острове, они рассказали ему, что остров велик, с озерами, лесами, горами, но необитаем, потому что очень неудобно сообщение с ним. Этот рассказ еще более воспламенил в старце желание поселиться на нем. «Чем же ты будешь питаться и одеваться там, старец, когда ты так беден и дряхл?» – спросили люди, с которыми беседовал Савватий. Подвижник отвечал: «У меня такой Владыка, Который и дряхлости дает силы свежей юности и голодных питает до сытости». Старец решился остаться на время в часовне, стоявшей вблизи устья реки Выги, на месте, называемом Сороки. Здесь познакомился он с отшельником Германом и от него узнал еще более, как благоприятен для безмолвия остров. Герман изъявил готовность не только проводить его до острова, но и поселиться с ним там. На малой ладье отправились они по беспокойному морю и, хранимые Господом, на третий день счастливо достигли берега. Близ горы Секирной, в расстоянии двенадцати верст от нынешней обители, поставили они крест⁷⁷ и хижины для себя. Это было в 1429 году. Та́к было положено начало подвижничества на Соловках, подвижничества более трудного, чем в жарких пустынях Востока; на крайнем Северс нельзя было круглый год находить себе растительную пищу; нельзя было обойтись в суровые зимние холода без теплой одежды и жилища – все это нужно было доставать себе с великим трудом. И старцы Божии терпеливо переносили все пере- мены климата в своих убогих хижинках, согреваясь любовью ко Господу. Вместе они жили здесь отшельниками шесть лет.

Через несколько времени поселенцы, жившие при море против острова, стали завидовать преподобным. «Мы природные наследники земли Карельской, – говорили они, – и нам, и детям нашим следует владеть островом». Один рыбак, по совету друзей своих, прибыл на остров с женой и со всей семьей своей и поселился недалеко от келлии преподобных.

Поселенцы стали заниматься ловлей рыбы в озерах. Преподобные жили в безмолвии и трудах и не знали о прибытии на остров посторонних людей. Однажды святой Савватий пел со своим другом воскресную всенощную и вышел из келлии, чтобы покадить святой крест, поставленный на берегу озера. Вдруг он услышал, как будто кого-то били, и от побоев человек этот кричал и плакал. Преподобный в смущении возвратился в келлию и рассказал о том Герману. Оградив себя крестным знамением, Герман вышел из келлии и услышал то же. Он пошел в ту сторону, откуда слышался голос, и нашел женщину, которая плакала. Он спросил ее, о чем она так плачет, и женщина со слезами сказал ему: «Я шла к мужу на озеро и встретила двух светлых юношей; они стали бить меня и говорили: “Уходите скорее с этого места, потому что оно устроено Богом на пребывание иноков. После этого юноши стали невидимы”». Герман возвратился и рассказал Савватию, что слышал от женщины, и они оба прославили Господа. А рыбак с женой и семейством своим немедленно отплыл от острова, и никто с того времени не осмеливался поселяться на заветном берегу Соловецком.

Прошло шесть лет, и преподобный Герман ушел на реку Онегу, а Савватий остался один на острове. Господь открыл ему, что он скоро разрешится от уз телесных, и в нем возгорелось великое желание причаститься божественных таин, потому что многое уже время он был лишен сего благодатного утешения. Помолившись Господу Богу, на маленькой лодочке он отплыл к другому берегу моря и пошел к часовне при реке Выге. Дорогой, по промыслу Божию, он встретил игумена Нафанаила, который шел в дальнее селение причастить больного. Оба были рады этой встрече, и Савватий просил Нафанаила причастить его.

«Иди к часовне, – отвечал игумен, – пожди меня там, я, причастив больного, утром рано возвращусь к тебе». – «Не отлагай до утра, – сказал преподобный, – ибо сказано: не весте, что утре случится»⁷⁸. Игумен причастил преподобного Христовых таин и просил его, чтобы он подождал при часовне на реке Выге. Преподобный обещал исполнить его желание, если сие Господу угодно, и пошел к знакомой ему часовне. Чувствуя ослабление сил, он вошел в бывшую при часовне келлию, готовясь к блаженной кончине. В это время один богатый купец по имени Иоанн, из Новгорода, зашел помолиться в часовню, а потом и в келлию. Преподобный благословил его и усладил душеполезной беседой. Богатый купец предложил святому Савватию свое подаяние, но преподобный сказал ему: «Мне не нужно ничего, раздай это бедным» – и объяснил ему, как много значит подаяние милостыни. Купец опечалился, что преподобный не принял от него ничего, и святой старец с лаской любви сказал ему: «Останься, друг, до утра здесь, не будешь жалеть о том, и путь твой будет спокоен».

Иоанн хотел, однако же, отправиться в путь. Но едва вышел он из келлии, вдруг поднялась буря на море, и он поневоле остался ночевать. Когда настало утро, Иоанн пришел к келлии, желая принять еще раз от преподобного напутственное благословение. Он с молитвой толкнул дверь, но ответа не было. Тогда он вошел в келлию и, увидев преподобного, сидевшего в куколе и мантии с кадильницей в руке, сказал ему: «Прости, отче, что я осмелился войти к тебе. Благослови меня на путь, чтобы я совершил его благополучно, твоими святыми молитвами!» Но преподобный не отвечал ему. Он уже почил о Господе. Это было 27 сентября 1435 года. Добрый купец, уверившись в кончине преподобного, умилился и заплакал. В это время пришел игумен Нафанаил. Он рассказал купцу, как вечера приобщил преподобного святых таин, а купец сказал, что удостоился слушать душеполезную беседу его. С надгробным пением игумен и купец похоронили святое тело подвижника.

Спустя год по кончине преподобного Савватия пустынный и суровый остров Соловки снова увидел среди себя иноков-подвижников. Уроженец селения Толвуя (близ озера Онеги), воспитанный родителями в благочестии, инок Зосима, постриженник неизвестной обители, подвизался в уединении. В то время в его родной стороне многие, принимая на себя обеты монашеские, жили среди мирских людей. Скорбя о себе и других, Зосима желал видеть иноков, собранными в общежитии и вдали от мирских людей; поэтому, когда родители его скончались, он раздал их пожитки бедным и, желая устроить монастырь, стал искать себе наставника и отправился на север к берегам Белого моря. И вот, по промыслу Божию, он встретил Германа, жившего прежде со святым Савватием на Соловецком острове. Услышав от Германа о пустынном острове и о преподобном Савватии, святой Зосима просил Германа довести его до острова и научить пустынной жизни. Зосима с Германом отправились на Соловецкий остров. Там они избрали себе место, где морские пловцы имеют пристанище от бури, близ озера с приятной водой, не очень далеко от берега, поставили себе кущу и в ней провели ночь в молитве.

Утром святой Зосима вышел из кущи и увидел необыкновенный свет, который озарил его и все место, а на востоке – прекрасную церковь, явившуюся на воздухе. Не привыкнув к таким чудесным откровениям, преподобный не смел долго смотреть на чудесную церковь и удалился в кущу. Опытный в духовной жизни, Герман, увидя его изменившееся лицо, понял, что Зосима имел некое видение, и спросил его: «Чего устрашился ты? Или ты увидел что-нибудь необычное?» Преподобный рассказал ему о чудесном видении, а Герман – о тех чудесах, какие совершались на острове при святом Савватии. Зосима с радостью уверился, что Господь услышал желание его сердца и указал ему место для обители. С Божией помощью они стали рубить деревья и строить келлии и построили с оградой двор. Господь помогал святым отшельникам.

В исходе лета Герман отлучился на сумский берег, чтобы запастись хлебом на зиму; но когда он хотел возвратиться на остров, то уже настала осень, начались бури и море волновалось страшно. Герман должен был остаться на берегу до весны, а святой Зосима один жил на острове и терпел различные искушения от врага, спасаясь от них усердными молитвами. Духи злобы пытались смущать отшельника разными привидениями, но преподобный мужественно отражал их искушения. «Если дана вам власть надо мной, – говорил он, – делайте, что хотите; а если нет, то напрасно трудитесь». И призраки исчезали.

Долго тянулась суровая северная зима. Пища, собранная летом на острове, истощилась, мысль о голодной смерти смущала преподобного, но он молитвами утешал себя и прогонял сомнения. Господь послал к праведнику двух незнакомых людей, которые принесли ему корзину, полную хлебов, муки и масла. Преподобный не успел спросил их, откуда они. Напрасно прождав их немалое время, Зосима понял, что это была помощь Господа, и возблагодарил Его за милость к нему. По окончании зимы на Соловецкий остров прибыл Герман с мирским человеком Марком. Это был рыбак. Они привезли с собой пищи на долгое время и сети для ловли рыбы.

Через несколько времени Марк принял иноческий чин и многие, желавшие себе спасения, стали прибывать на остров, строить себе келлии и трудами рук своих приобретать пищу. Преподобный Зосима создал небольшую церковь Преображения Господня на месте видения, а также и трапезу, положив начало общежития на острове. Он послал одного из братий в Новгород к владыке Евфимию просить благословения на освящение храма и избрание игумена для их пустынной обители. Архиепископ с любопытством расспрашивал посланного о новой обители на море-океане и сначала колебался: как могут жить люди в таком суровом месте; но потом, усмотрев волю Божию на это, он с любовью благословил новую обитель и послал туда игумена Павла. Святой Зосима и братия были в великой радости. Церковь и монастырь были освящены во славу Божию. Так основалась преславная Соловецкая обитель.

Для пропитания своего братия рубили дрова, копали под огороды землю, доставали из озер соль, которую и продавали побережным жителям, а взамен того покупали у них хлеб. Но зависть людская не оставила их в покое и при такой скудости. Боярская челядь, являясь на остров, отнимала у иноков рыбные ловли. «Это отчина бояр наших», – говорили пришельцы. Лопари также обижали пустынников. Эти нападки тревожили Зосиму. Старец Герман успокаивал его. «Надо терпеть и молиться, – говорил он, – это не люди нам делают зло, а бесы, которым ненавистно наше здесь пребывание, они вооружают против нас людей». Между тем игумен Павел, не вынеся пустынных трудов, возвратился в Новгород, и другие после него, игумены Феодосий и Иона, последовали за ним. Тогда вся братия совещались с преподобными Зосимой и Германом не брать себе игумена из других монастырей, но избрать из среды своей. Зосима указал на благоговейного инока Игнатия, имевшего уже сан иеродиакона, но вся братия пришла к старцу Герману и заявила ему: «Мы собрались сюда ради Зосимы; кроме Зосимы никто не может быть и нашим игуменом». Раб Божий Зосима не соглашался на это избрание, но братия тайно послала в Новгород к архиепископу просьбу посвятить им Зосиму. И архиепископ убедил его принять священство и игуменство. Зосима был посвящен. Новгородцы, много слышавшие о святой жизни подвижника, принимали его в свои дома и подарили обители много сосудов, одежд, серебра и хлеба. Преподобный просил знатных людей Новгорода защищать обитель от своеволия людей боярских. Он возвратился на Соловецкий остров, сияя славой священства, и был торжественно встречен братией. Когда он совершал первую обедню, то все видели, что лицо его просветилось благодатью Святого Духа и церковь наполнилась благоуханием. Бывшим при этом служении купцам Зосима дал в благословение просфору; по неосторожности они потеряли ее на дороге. Инок Макарий (бывший Марк) увидел пса, стоявшего над чем-то и напрасно покушавшегося схватить то, что лежало пред ним. Оказалось, что это была просфора, потерянная купцами. Можно представить себе, с каким благоговением купцы приняли опять эту святыню!»

Видя, что с каждым днем умножается братия, преподобный постарался построить большую церковь и трапезу, прибавить келлий и распространить монастырь; но всего более заботился он о сохранении общежительных порядков в обители. Он сам написал устав, в котором говорил: «Игумен, священники и старцы, вся братия едят и пьют в трапезе; кушанье для всех одинаковое; по келлиям, за исключением больных, нет стола; из трапезы не выносить кушанья и питья. Одежда и обувь выдаются из казны. Если кто может, покупает себе келлию; иначе живут в келлиях обители. Дохода нет никакого ни священникам, ни братии, ни служащим в монастыре и за монастырем: все нужное для каждого выдается из казны».

Бог благословлял обитель за молитвы преподобных. В обитель, к святому старцу, стремились отовсюду ревнители духовной жизни. Даже лопари и чудь, даже норвежцы приходили к нему за духовными советами. Мало знакомые с русским языком, они хорошо понимали язык сердечной любви, с какой принимал их угодник Божий.

Прошло уже тридцать лет после блаженной кончины преподобного Савватия. Игумен Зосима, почитая его первым подвижником Соловецкого острова, скорбел душой, что мощи старца Божия покоятся на пустынном берегу Выги. В то же время игумен и братия Кирилловой обители писали Соловецким подвижникам: «Вы лишены великого дара: не с вами преподобный Савватий, который прежде вас потрудился для Бога на вашем месте, провел жизнь в посте и трудах, подвизался во всех добродетелях, как древние отцы; возлюбив Христа всей душой, удалился от мира и умер блаженной кончиной. Некоторые из братий наших, бывшие в великом Новгороде, слышали о старце Савватии повествование боголюбивого Иоанна, что он, путешествуя по торговым делам, сподобился видеть преподобного Савватия живым, слышал духовное поучение его и вместе с игуменом Нафанаилом погребал его почившего. Тот же Иоанн сказывал братиям нашим, что по молитвам преподобного Савватия Господь сохранил от потопления на море брата его Феодора. Мы слышали, что при гробе его совершаются знамения и чудеса. Он угодил Господу. И мы сами – свидетели добродетельного жития его: блаженный отец довольно лет прожил с нами в дому Пресвятой Богородицы, в Кирилловом монастыре. Потому пишем к вашей святости и советуем: не лишайтесь такого дара, перенесите к себе преподобного и блаженного Савватия; пусть положены будут мощи его там, где много лет трудился он. Здравствуйте о Господе в вечную жизнь и о нас помолитесь, боголюбивые, да избавимся от всех зол молитвами преподобного Савватия».

Возвеселился духом игумен Зосима, прочитав послание. «Это не от людей, а от Бога!» – решили все его сподвижники. Немедленно отправились иноки к часовне на берегу Выги. Когда раскопали уединенную могилу, то воздух наполнился благовонием, а когда открыли гроб, увидели нетленное тело, нимало не повредившееся, и все одеяние целое. Перенесенные мощи положены были за алтарем Преображенского храма обители. Это было в 1465 г. С того времени больные стали получать исцеление при гробнице Савватия. Преподобный Зосима каждую ночь приходил к гробнице святого Савватия, молился и клал поклоны до утреннего пения.

Купец Иоанн, имея любовь и усердие к святому Савватию, вместе с братом своим Феодором, спасенным во время бури, написали образ Савватия, привезли его в Соловецкий монастырь и вручили вместе с другими дарами обители святому Зосиме, который поставил образ над гробом преподобного и, как к живому, обратился к угоднику Божию: «Раб Божий! Если ты и окончил временную жизнь свою телом, но духом не отступай от нас, руководи нас ко Христу Богу, научай нас идти по заповедям Господним и носить крест свой. Ты, преподобный, имея дерзновение ко Христу и к Пречистой Его Матери, будь молитвенником и ходатаем за нас, недостойных, живущих в этой святой обители, которой ты начальник».

Между тем боярские слуги и помещики Карельской земли не переставали приплывать к острову и ловить в озерах рыбу; этого мало: они не стали допускать ловить рыбы для обители и называли себя наследниками и владетелями острова, оскорбляли и поносили иноков, обещались разорить монастырь и изгнать с острова иноков. Преподобный Зосима с некоторыми учениками своими вынужден был отправиться в Новгород просить защиты. Прибыв в Новгород, он просил помощи у владыки и просил бояр не допускать разорения обители. Обходя дома бояр, святой Зосима пришел и к одной знаменитой вдове, боярыне Марфе, просить о своей обители, так как рабы ее часто приходили на Соловецкий остров и обижали монастырь. Услышав о приходе преподобного, боярыня велела прогнать его. Святой Зосима терпеливо перенес это и сказал ученикам своим: «Наступают дни, когда затворятся двери этого дома и уже не откроются и будет двор этот пуст». Архиепископ, призвав бояр, просил их помочь Соловецкой обители, все бояре обещались помочь преподобному и подарили весь остров его обители.

Услышав это, боярыня Марфа раскаялась и, узнав о святой жизни Зосимы, послала просить его к себе на обед. Незлобивый преподобный пошел на приглашение с учениками. Боярыня посадила праведного старца посреди пира. Но преподобный мало вкушал пищи и молчал. Взглянув на сидевших за пиршеством, он вдруг чему-то удивился и опустил голову... До трех раз он поднимал взор на бояр и видел одно и то же: он видел шесть главных бояр, сидевших за столом, без голов... Слезы жалости показались на глазах старца Божия. Его просили кушать, но он уже ничего не вкусил за обедом. После обеда боярыня Марфа просила у преподобного прощения, подарила обители деревню при реке Суме и отпустила с миром. Выходя из дома ее, ученик Даниил спросил преподобного: «Почему ты во время обеда, три раза взглянув на сидевших, так вздыхал и плакал?» Преподобный открыл ученику свое видение и не велел никому говорить этой тайны до времени.

Зосима возвратился в свою обитель с грамотой и дарами обители. В 1471 году великий князь и самодержец России Иоанн Васильевич с войском пришел в Новгород и казнил смертью некоторых бояр. В то время были обезглавлены те шесть бояр, которых преподобный видел на обеде у боярыни Марфы, сидевших за столом без голов, а боярыня Марфа повелением князя была сослана с детьми своими на заточение, имение ее разграблено и остался дом ее пуст, по пророчеству преподобного⁷⁹.

Великий светильник глубокого севера Русской земли, начальник общежития в стране нестерпимых морозов, богоносный Зосима прожил сорок два года на Соловецком острове и двадцать шесть лет настоятельствовал в созданной им обители. Достигнув глубокой старости, он приготовил себе гроб и, смотря на него, оплакивал себя, как мертвеца. Убеленный сединами, чувствуя близость кончины, созвал он братию и сказал: «Дети, я иду в путь отцов, изберите себе наставника». Они зарыдали о разлуке с ним. «Не плачьте, – сказал преподобный, – поручаю вас милостивому Спасителю и Матери Божией». Братия со скорбью объявили, что только он, наставник их, может назначить им наставника вместо себя. Преподобный указал на Арсения и, обратясь к последнему, сказал: «Ты строитель и питатель обители сей; смотри, чтобы сохранялось все, установленное по храму и трапезе, и соблюдай чин, вверенный смирением моим. Заповедую ученикам моим соблюдать устав киновии; опьяняющее питье и женские лица не должны быть на этом острове, даже и дающие млеко животные не должны быть здесь. Телесно я разлучаюсь с вами, но духом с вами пребывать буду. Если я обрету благодать пред Богом, то обитель сия, по отшествии моем, распространится и соберется в ней много братий в любви, и во всем нескудна будет она». Сказав последнее: «Мир всем», он осенил себя крестным знамением и предал душу свою Господу 17 апреля 1478 года.

Вскоре по блаженной кончине преподобного Зосимы, множество исцелений и других благодатных знамений доказали святость угодника Божия. В девятый день по кончине своей явился он старцу Даниилу; сперва показались посреди обители темнообразные полчища нечистых духов, внезапно рассеявшиеся; вслед за сим предстал ему преподобный и радостно сказал: «Сих многообразных духов и вражеских сетей их избежал я, милостию Божией, и помиловавший меня Господь причел меня к лику оправданных Им». Сказав сие, стал невидим. Особенно пловцы Белого моря много раз испытывали дивную помощь в страшных опасностях, когда призывали на помощь преподобного Зосиму. В обители собрана целая книга его чудес, достоверность коих засвидетельствована многими. Таково, например, чудо, рассказанное монахом Муромского монастыря Митрофаном плавая однажды по Белому морю, со многими людьми и стяжанием, носился он по пучинам до тридцати дней, так что не мог видеть берегов; буря все усиливалась, и волны заливали уже корабль. Отчаянные пловцы призывали во спасение Господа и Пречистую Его Матерь и святых, Ему угодивших; помянули они и основателя Соловецкой обители Зосиму, ибо в его пределах застигла их буря, и внезапно видим стал на корме их благолепный старец, который, когда подымались высокие волны, чтобы поглотить корабль, простирал только на обе страны воскрылия своей мантии, и волны проходили тихо мимо ладьи, никому не вредя. День и ночь носило их дыхание ветряное, и все сие время стоял на корме спасительный старец, соблюдая ладью; когда же направил ее к берегу, скрылся от очей. Достигнув мирного пристанища, они рассказывали друг другу о дивном старце, ибо не все его видели, а только трое, и прославили Бога, дающего такую власть святым Своим. Ученик преподобного, Досифей, который удостоился погребать его и был впоследствии игуменом обители Соловецкой, однажды, во время малой вечерни, стоя на паперти, молился о болящем клирике, держа в уме своем преподобного, и говорил ему как бы живому: «Господине мой, отче Зосима, ты начальник обители сей, не попечешься ли исцелить его, ибо многое уже время лежит в болезни?» Досифей стоял в задумчивости, как вдруг предстал ему блаженный Зосима, как бы идущий от своего гроба, и сказал: «Не полезно тебе просить о брате том, и он еще пребудет в своей болезни».

Преподобные Соловецкие чудотворцы, как видно по многим опытам, особенно ревновали ослаблять в народе доверие к так называемым кудесникам, или знахарям. Вот замечательный опыт тому. Церковный дьяк села Шуи, Онисим, был человек набожный. Жена его Мария исцелена была Зосимой в обители. Потом сам он впал в тяжкую болезнь. Общее доверие к кудесникам так было сильно, что и добрый Онисим призвал к себе кудесника. Когда сидели они за столом, знахарь вдруг стал кричать страшно; а Мария, жена Онисима, видит Зосиму, Савватия и еще старца Иоанна, ученика Зосимина; Зосима жезлом бьет кудесника и говорит: «Зачем ты пришел сюда? Не след тебе приходить к рабу Божию!» Преподобный помазал больного кистью из сосуда по главе и лицу. Онисим почувствовал облегчение, но стал сильно скорбеть, что допустил тяжкий грех: призвал кудесника и тем оскорбил Зосиму и Савватия.

Явившийся Зосима сказал: «Не унывай, Онисим, читай или слушай Псалтирь, и будешь совсем здоров».

Из чудес преподобного Савватия в Троицком патерике особенно следует привести одно, о котором читаем в грамоте патриарха Филарета: «Старец Даниил был болен и лишился было зрения, шесть недель ничего не видел. Сентября 27-го, в память чудотворца Савватия, явились ему ночью, в тонком сне, чудотворец Сергий и Соловецкий чудотворец Савватий. Савватий упрашивал чудотворца Сергия об исцелении старца Даниила – простить и исцелить его. По прошению его чудотворец Сергий помазал ему очи и исцелил. В тот же час он прозрел и стал видеть, как и прежде видел. Теперь строитель старец по милости Божией здоров»⁸⁰.

В 1822 году исцелен Зосимой и Савватием отрок глухой, немой и с скорчеными членами⁸¹.

Мощи преподобного Зосимы были преданы земле за алтарем деревянного Преображенского храма, подле могилы преподобного Савватия; в 1566 году по освящении нового каменного собора нетленные мощи обоих чудотворцев перенесены в придел, посвященный их памяти, и там почивают под спудом на южной стороне. В ризнице сохраняется фелонь белого полотна, с камчатным оплечьем, данная преподобному Зосиме святым архиепископом Ионой.

Под руководством великого аввы образовались крепкие подвижники благочестия. Таковы были свещеносец и ученик его Иоанн, Василий – ученик, Онуфрий, ученик и пустынник, Герасим, ученик и отшельник. Все они пережили дивного наставника. Пережил его и ветхий старец Герман. Более 50 лет прожил авва на острове Соловецком. Он не был человеком книжным, но многолетняя духовная опытность научила его различать явления духовные от естественных. Убежденный в том, что жизнь великих подвижников доставляет назидание многим, авва Герман приказывал ученику своему Досифею⁸² и другим записывать все, что он видел при жизни преподобного Савватия и как жил с ним на острове. Он любил слушать назидательное чтение и собирал книги. Несмотря на глубокую старость, он много раз путешествовал на твердую землю для нужд обители, и самая кончина застигла старца в 1479 году вдали от обители, в великом Новгороде, куда он был послан игуменом Арсением. Преподобный Герман преставился в обители преподобного Антония Римлянина. Ученики повезли тело старца своего в Соловки, но за распутицей должны были оставить его на берегу реки Свири, в часовне при деревне Хавроньиной. Спустя пять лет гроб святого аввы Германа перенесен на Соловецкий остров; мощи его, обретенные нетленными, положены 30 июня 1484 года в часовне, посвященной его памяти, под спудом. Там же хранится каменный четвероконечный келейный крест его.

Прославляя подвиги первоначальников Соловецкой обители, святая Церковь воспевает: «Избегая шума многомятежного мира, мудрый Савватий, ты поселился на пустынном острове, и в ладье телесной, при кротком дыхании всеоживляющаго Духа, легко переплыл пучину житейскую, в которой мы теперь подвергаемся бурям и напастям; молись о душах наших»⁸³.

«Возсияла весна духовная в стране лютаго мороза, когда ты, богомудрый Зосима, руководимый доблестным Германом, проник в незнакомые отоки моря, в селение Савватия, и там собрал множество подвижников, неусыпно прославляющих Господа»⁸⁴.

«Украсившись, премудре, постническим житием, спостником был ты и сожителем в морском отоке преподобным отцам Зосиме и Савватию, сподвизаясь в молитвах, и трудах, и в пощениях, преподобне отце Германе; но яко имея дерзновение к Богу, моли избавить нас от врагов и спасти души наши»⁸⁵.

Соловецкий Зосимо-Савватиевский ставропигиальный 1-го класса (с 1764 года) монастырь находится в двухстах пятидесяти верстах к северо-западу от Архангельска, в шестидесяти верстах к востоку от Кеми и в сорока верстах к северо-западу от Онеги, на западной оконечности острова Соловецкого. Как крепость, монастырь этот неоднократно подвергался осадам, служил местом заточения государственных преступников и давал из себя великих святителей. Так, здесь святой Филипп митрополит принял иночество в 1537 году и игуменствовал до возведения своего в сан митрополита всея России. В числе иноков был также и патриарх Никон; здесь принял иночество и погребен Авраамий Палицин, сподвижник князя Димитрия Пожарского; тут же скончался и погребен сосланный знаменитый Сильвестр, протоиерей Благовещенского собора в Москве и руководитель Грозного.

В восьмидесяти верстах от Белозерска, в Вощеозерской волости, жил зажиточный и благочестивый земледелец Никифор Ошевин с женой своей Фотинией. У них было уже четыре сына, но родителям хотелось иметь еще сына. Фотиния часто обращалась с молитвой о сем к Матери Божией, и вот однажды, после усердной слезной молитвы, она впала в дремоту и ей предстала в сонном видении светлая Жена, в ризе багряной, и с Ней святолепный старец, украшенный сединами.

Дивная Жена сказала ей: «Исполнится прошение твое, и ради сего старца подаст вам Господь детище именитое, которое прославит Бога и прославит его Бог; имя же старцу сему Кирилл».

Со страхом и радостью пробудилась Фотиния, открыла мужу свое дивное видение, и чрез год родился у них обетованный младенец, которого нарекли Алексием. Это было в 1427 году марта 17-го, при державе великого князя Василия Васильевича.

Семилетнего отрока отдали родители в научение книжное приходскому дьячку, и учитель дивился быстрым успехам ученика, но еще более все изумлялись его подвигу, ибо с юных лет изнурял он себя бдением и постом, позволяя себе вкушать только один хлеб, ночи же проводил на молитве. Мать открыла ему бывшее о нем видение; изумился смиренный отрок: в дивной Жене узнал он Пречистую Богородицу, но не угадывал, кто был таинственный старец, жив ли или преставился, и где его пустыня. Он просил мать открыть ему сию тайну, и она сказала, что в шестидесяти верстах от их селения, в пределах Белозерских, есть монастырь, называемый Кириллов; там некто Кирилл основал обитель и сам прославился чудным житием, творя и по смерти многие чудеса, и многие ходят туда поклониться его священной раке.

Когда Алексий достиг восемнадцатилетнего возраста, родители пожелали сочетать его браком, но юноша думал только о том, как бы избежать ему всех прелестей мира, и, слыша непрестанно о пустыни Кирилловой, пожелал идти туда помолиться угоднику Божию. С благословением родителей пошел он исполнить обет свой, ничего не взяв с собой, кроме одной одежды и немного хлеба. Отшедши несколько от дома родительского, в последний раз устремил на него взоры и так молился Господу: «Господи Боже мой, повелевший рабу Своему Аврааму выйти из земли от рода своего, наставь и меня ныне в страхе Твоем, ибо вот я оставил дом свой имени ради Твоего; не затвори от меня дверей Царствия Твоего!»

Долго плакал он при сей последней разлуке, но, устремившись в путь, исполнился радости и весело настиг спутников, шедших в обитель. Издали увидев благолепные церкви Кирилловы, он пал лицом на землю и с умилением благодарил Господа, даровавшего ему видеть сию священную обитель, где уповал он обрести для себя убежище. Он просил привратника доложить о нем игумену, и хотя несколько богомольцев явилось к настоятелю, но на одного только Алексия обратил он внимание, возлюбив юношу с первой минуты, ибо на нем почивала благодать Божия. Множество народа собралось на праздник преподобного Кирилла, и, когда после духовного торжества богомольцы расходились по домам, юноша Алексий вручил запечатанную грамоту одному из спутников своих, прося отнести ее в дом родительский; в грамоте же просил родителей не гневаться на него, потому что хотел на время остаться в обители, обещая опять к ним возвратиться, но и не возбранять ему в ней оставаться, ибо много бояр и вельмож и простых людей Бога ради трудятся под сенью преподобного Кирилла.

Родители огорчились нечаянной вестью, но старшие братья начали утешать их, представляя им, что младший брат избрал себе благую часть. Между тем юноша пришел к игумену и просил принять его в обитель для служения братии. Игумен, видя его душевную чистоту, предложил ему облечься немедленно в иноческий образ, но юноша смиренно отвечал: «Воистину желаю сего, однако не пришло время, ибо еще молод и боюсь общего врага, искусившего прародителей наших, да не буду в позор человекам и в посмеяние лукавым демонам, но, если искусится здесь юность моя хотя три года, Господь примет труды исповедания моего и на лучшее меня приведет». Изумился старец глубокому его разуму и, дав ему одеяние иноческое еще без обета, принял в обитель и послал его к некоему искусному дьяку, хорошо изучившему божественное Писание, чтобы усовершенствовался юноша в познании священных книг. С любовью принял его дьяк не как ученика, но как присного брата, ради его крайнего смирения и послушания. Добрый юноша усугубил подвиги свои в обители, и ни одно слово учителя его не пало на бесплодную землю.

Год спустя, при наступлении праздника преподобного Кирилла, пошел Никифор посетить сына своего в обители с тем, чтобы взять его к себе или оставить еще на один год. Алексий, увидев отца своего, бросился к ногам его со слезами, умоляя простить ему замедление в обители. «Бог простит тебе, чадо мое», – сказал Никифор и пошел успокоиться в келлию сыновнюю. В сладкой взаимной беседе протекло время; сын рассказывал отцу все, что случилось во время долгой их разлуки с теми сердечными подробностями, которые понятны только нежно любящим друг друга.

По совершении праздника Никифор с благословением игумена и дарами сыновними радостно возвратился в дом свой и рассказал жене и детям о том утешении духовном, которым насладился в обители; родители забыли печаль свою об утраченном сыне.

Прошло семь лет, Алексий принял пострижение с именем Александра и удостоен священства. С благословения своего игумена и при помощи родного отца, он выбрал место на реке Чуруге, в сорока четырех верстах от Каргополя, и основал монастырь, называемый Успенским-Ошевенским.

Из обители Кирилловой он принес в благословение новой своей обители две иконы: святителя Николая и Одигитрии. Новгородский святитель Иона выдал антиминс для храма, а Новгородская благочестивая боярыня Анастасия и сын ее Юрий, приглашенные вспомоществовать новой обители, готовы были отдать преподобному целую волость со всеми ее угодьями, но блаженный не хотел того. «Зачем, – сказал он, – печалить наследников?» Боярыня выдала четыре грамоты на сенные угодья с лесом и деревней. Храм был освящен во имя святителя Николая. Блаженный Александр с бодрой душой начал пустынную жизнь и с твердостью переносил ее бедность и труды. С ним по воле игумена пришел сюда из Кириллова монастыря старец, но старец не перенес трудной пустынной жизни и возвратился в Кириллов монастырь. Блаженный остался один; он очищал лес, готовил под пашню землю и засевал; трудился неутомимо, освящая труды молитвами. Малопомалу собрались к нему братия; он поставил келлии, трапезу и другие принадлежности, радуясь желанию их служить Господу. Установив общежитие, преподобный ввел строгий чин во всем: в храме не говорить ни с кем, в трапезу приходить в молчании и здесь слушать чтение; в келлии не быть без дела; во время работ по послушанию иметь в уме псалом или молитву Иисусову. «Братия, – говорил подвижник Божий, – пусть не страшат нас труды и скорби пустыни: вы знаете, что путем скорбей входят в Царство Небесное. Пусть живет в вас взаимная любовь и смирение, Бог любы есть, и смиренных любит Он». Блаженный владел даром слова и рассудительностью; многие, даже из мирских, приходили слушать наставления его. Он так близко к сердцу принимал скорби о спасении своих духовных чад, что его здоровье надломилось и он тяжко заболел: не мог поднять ни головы, ни руки, не мог даже слова вымолвить, так расслаб всем телом. В этом изнеможении он молитвенно обратился к преподобному Кириллу, в обители коего полагал начало иноческому житию и которого считал своим особенным покровителем небесным. И вот он видит святолепного старца, украшенного сединами, в белых ризах, с крестом в руке. Осенив крестом болящего, святой сказал: «Не скорби, брат! Я помолюсь, и будешь здоров; только не забывай обета, не оставляй сего места, и я буду помогать тебе». Проснувшись, блаженный почувствовал себя здоровым и наутро пошел в церковь; в утешение братии он рассказал им о посещении преподобного Кирилла.

В подвижнических трудах преподобный провел в своей обители 27 лет и мирно предал дух свой Господу на пятьдесят втором году жизни, 20 апреля 1479 года.

Сохранилось описание и внешнего вида преподобного: роста был он среднего, лицом сух, очи имел веселые, приветливые, бороду небольшую, но весьма густую, и волосы русые. Мощи свидетельствованы были, по распоряжению митрополита Антония, Варлаамом, епископом Вологодским.

Из чудес преподобного особенного внимания заслуживает чудо, совершенное над иеромонахом Феодосием, который описал житие его и сам рассказывает это чудо. «Еще живя в миру, – пишет он, – я много раз намеревался посетить обитель преподобного Александра, но долго не мог сподобиться сего утешения; когда же лишился супруги, достиг наконец обители и облекся в одежды иноческие. Вскоре архиепископ Пимен посвятил меня в священный сан. Обрел я в монастыре старых иноков, сродников святого, которые рассказывали о его жизни и чудесах. Раз случился ропот между братией, и я, грешный, присоединился к ропщущим. Тогда явился мне преподобный, как бы посреди великой церкви, и сказал: “Разве ты начальник в обители? Скажи игумену твоему: на твоей душе попечение о всех душах. А тебе говорю: пекись о своей душе”. Я пал пред ним на землю и со слезами воскликнул: “Ты, отче, будь мне наставник и учитель!” Проснувшись, я обливался слезами и, придя в собор, сказал братии: “Не мое было дело то, что мы предприняли!” И они так же отступились по слову моему. По навету диавольскому я иногда считал видение преподобного, бывшее мне, за простое привидение сонное; так же надвое мыслил и о чудесах преподобного, хотя и сам видел многие из них своими очами. Однако мало-помалу я стал приходить в чувство и сознавать свои прегрешения и стал помышлять, как бы мне написать что-либо из жития святого. Взялся я за дело, но потом обленился и бросил его. Наступил праздник Светлого Воскресения, и я после вечерни пошел отдохнуть в свою келлию. Вдруг мне представилось, что я в большом храме и вижу пред собой преподобного Александра, с малым прутом в руках; он гневно говорит мне: “Для чего начинаешь ты дело свыше меры своей и потом с леностью оставляешь его?” Со слезами я начал молить его помиловать меня, говоря: “Отпусти меня, я уже стар и не вынесу страха; если накажешь меня, то не стану больше называть тебя своим отцом и выйду из обители”. Улыбнулся слезам моим преподобный и трижды слегка коснулся меня прутом, так что не почувствовал я никакой боли и с тем проснулся. И вот внезапно ослабела моя правая рука, длань пригнулась к запястью, и едва мог я поднять три верхних перста, чтобы сложить для крестного знамения, два же перста нижних прикорчились⁸⁶. (Вот как в обители преподобного Александра в 1562 году слагались персты для крестного знамения, – в самые дни Стоглава: три “верхние” перста – следовательно, первые три перста! Какое обличение для наших мнимых ревнителей старины! Пусть они размыслят об этом по совести.) Увидев себя в таком положении, познал я, что согрешил и наказан за мое маловерие. Я поспешил исповедать видение и болезнь свою старцу Елисею, который утешил меня надеждой на милость Божию. После того пришел я ко гробу Александрову и начал омочать слезами раку его, взывая к нему: “Верую, помози моему неверию!” Я показал свою больную руку всей братии и игумену и просил всех помолиться за меня. Все, что у меня было, я велел отнести в казну монастырскую, ибо уже не надеялся жить, и часто приходил на гроб преподобного, уже не прося себе многолетия, а только прощения, дабы с миром скончаться в обители. Однажды, выйдя из притвора, я почувствовал облегчение в болезни; тогда вспомнил, что при самой угрозе преподобный милостиво мне улыбался, и уразумел, что данные мне три удара предзнаменовали трехнедельную болезнь. С тех пор моя болезнь стала проходить и совсем миновала. В пятую неделю по Пасхе я начал уже совершать литургию и снова приступил к описанию жизни и чудес преподобного...»

Александро-Ошевенский Кириллов монастырь 3-го класса (с 1764 г.) находится в Олонецкой губернии, Каргопольского уезда, в 41 версте к северо-западу от Каргополя при реке Чуруге. Соборный двухэтажный храм во имя Успения Богоматери наверху и Сретения Господня внизу построен в 1707 году; в нем покоятся мощи основателя в приделе его имени.

Прежде всех других пустынножителей пришел в Комельский край преподобный Сильвестр и поселился на самом краю глухого леса, на берегу реки Обноры, не в дальнем расстоянии от жилищ человеческих. Он получил духовное воспитание под руководством преподобного Сергия Радонежского и был одним из первых по времени учеников великого наставника. Окрестные поселяне долго не знали, что в лесу поселился отшельник; раз один из них, сбившись с дороги, случайно увидел убогую келлию, из которой вышел пустынник, одетый в рубище. Поселянин вступил в беседу с отшельником и рассказал ему, что над местом, где жил преподобный, часто видал он то светлые лучи, то столп облачный. Сильвестр поскорбел, что место его пребывания стало известно. По просьбе путника он рассказал ему, что давно уже живет в этой пустыне, питаясь травами и кореньями, и умолял его никому не говорить о нем. На вопрос посетителя: как жил он без хлеба, преподобный сказал ему, что в первое время он изнемогал от голода и нередко лежал на земле от изнурения сил, но к нему явился чудный муж, прикоснулся рукой и укрепил его.

Вскоре после первого посещения тот же поселянин вторично посетил подвижника и принес ему запас хлеба; вслед за ним начали приходить многие за духовными советами, а некоторые решились жить с преподобным Сильвестром и поставили себе келлии в лесу. Когда число пустынников увеличилось, Сильвестр, по благословению святителя Алексия, срубил деревянную церковь в честь Воскресения Христова и был первым игуменом новой обители, основанной прежде всех прочих в том пустынном крае. Преподобные Сергий и Павел пришли туда гораздо позднее Сильвестра. Он мирно преставился 25 апреля 1379 года. На свитке древней иконы его написаны вязью следующие поучительные слова: «Внемлите, о братия моя возлюбленная, Бога бойтеся и страх Его в сердце имейте; сохраняйте заповеди Господни, святых церквей не отлучайтеся, святительский и весь освященный и монашеский чин честно соблюдите; в нынешнем веце, братия моя, потерпите мало, и причастницы будете Царствию Божию, и венцы получите».

Теперь нет уже вокруг обители преподобного Сильвестра следов прежних дремучих лесов; народонаселение, довольно многолюдное, истребило леса и на месте их развело нивы, зеленеющие луга и прекрасные пастбища. Еще издали мелькает белый храм Воскресенский на высоком холме, окруженный новыми красивыми и уютными домами причта. Храм каменный, сооруженный в 1825 году, стоит на месте деревянной Покровской церкви, первоначально построенной над гробом преподобного Сильвестра. Храм устроен весьма благолепно; в восточной половине его главный престол посвящен воскресению Христову; по обеим сторонам пристроены в недавнее время два придела, из которых один (южный) посвящен памяти преподобного Сильвестра.

На южной стороне главного храма почивают под спудом многоцелебные мощи чудотворца Сильвестра. На помосте церкви возвышается рака с изображением преподобного. Под ней пол прорезан; с южной стороны ее отодвигается доска, и в это отверстие виден гроб со святыми мощами, не погребенный в земле, но стоящий открыто в деревянном склепе.

С лишком пятьсот лет протекло со времени кончины угодника Божия, и деревянный гроб, вмещающий в себе сокровище мощей его, сохраняется целым и невредимым! Мощи преподобного Сильвестра прославлены многими чудотворениями еще в XVII веке. Монастырь в 1764 году был упразднен, и храм его сделался приходским для соседних селений.

В церкви Воскресенского погоста сохранилось несколько древних икон: икона Спасителя на убрусе со старинной надписью: «Сему образу молился преподобный отец наш Сильвестр»; три иконы Сильвестра, из которых одна, стоящая в теплой церкви, отличается весьма искусным древним письмом и носится в крестных ходах. Там же хранится покров на раку с изображением преподобного Сильвестра, вышитый золотом и шелками, вклад «черного попа старца Сильвестра в дом Сильвестру чудотворцу на Обнору в 1664 году», как видно из вышитой надписи.

На скате горы скрывается в кустарниках вырытый преподобным Сильвестром кладезь, который и до сих пор источает струи чистой и прохладной воды. Богомольцы с благоговейной верой почерпают и пьют ее. Было и еще три колодца, ископанные им же в «заповедной» его роще, но они пришли в запустение и иссохли. Заповедная роща расстилается на север от церкви; в нее удалялся преподобный Сильвестр, когда стали стекаться к нему богомольцы знатные и простые. Здесь он совершал свои безмолвные подвиги и строго заповедал не рубить этой рощи. В 1645 году строитель Воскресенской обители иеромонах Иов пренебрег заповедь чудотворца и вздумал рубить рощу. За это он был наказан слепотой, от которой исцелился при гробе Сильвестра. С того времени и доныне никто не смеет срубить дерево в заповедной роще. Несмотря на то, вековых деревьев там мало, время истребляет их. Еще один памятник земной жизни преподобного Сильвестра – на западной стороне от церкви, далее домов причта и прекрасной гостиницы, устроенной для богомольцев, часовня, поставленная на том месте, куда чудотворец Сильвестр выходил к богомольцам из заповедной своей рощи...