Февраль

Земной родиной Кирилла был город Галич; родители его были люди богатые и благочестивые, из дворянского рода Белых или Белого. Еще в летах отрочества Кирилл ушел из родительского дома искать на реке Обноре преподобного Корнилия, о котором много слышал. От Галича до Корнилиевой пустыни было восемьдесят верст. Дорогой он встретил старца. На вопрос: «Куда идешь?» Кирилл отвечал: «К Корнилию, у него, как слышно, учатся спасению, а мне хотелось бы спастись». – «Благословен Бог, вразумивший тебя, – отвечал старец, – если хочешь, иди за мною к Корнилию». На другой день было в виду местопребывание Корнилия; указывая на него, старец сказал: «Иди, чадо, к блаженному Корнилию, я попрошу его за тебя», благословил его и стал невидим. Отрок понял, что это было Божие водительство. Преподобный Корнилий с любовью принял отрока и вскоре же постриг его в иночество; ему не было тогда еще двадцати лет. Молодой инок с горячей любовью начал совершать подвиги иночества, учиться послушанию, посту и молитве. После молитвы общей со всем усердием трудился он то в пекарне, то на другой службе. В свободное от трудов время поучался житию святых, читал святые книги, особенно псалмы Давидовы. Чистая, духовная жизнь его радовала всех, живших с Корнилием. Родители блаженного, без пользы искав сына долгое время, начали уже считать его умершим, как спустя семь лет комельский монах сказал им, что в их пустыне ведет высокую жизнь молодой инок, неизвестно откуда пришедший. Отец отправился в пустынь с богатыми пожертвованиями и не узнал в строгом постнике Кирилле сына своего. А Кирилл узнал отца, и когда отец раздавал в церкви милостыню всей братии, то принял и он свою долю и по выходе из церкви тут же отдал серебро родительское нищим, вошел в келлию и стал усердно молить Господа о спасении родителей. И Бог услышал молитву Своего избранника.

На другой день отец Кирилла пришел опять в церковь и долго плакался пред иконой Спасителя, так что игумен Корнилий сжалился над ним и, подозвав к себе, стал спрашивать, что так огорчает его? «Не полезно предаваться безмерной печали, сын мой, – говорил блаженный, – надобно смиряться пред волей Божией и на Господа возвергать печаль свою». Тронутый таким отеческим участием, пришлец открыл старцу всю свою сердечную скорбь, рассказал, сколько уже лет он ищет своего сына, и теперь пришел в его обитель потому, что слышал, будто сын тут находится, но и тут не нашел своего милого... Старец утешил скорбного отца, и тотчас призвал Кирилла, и отечески уговорил его открыть себя отцу. Можно себе представить, как трогательно было их свидание! Отец едва мог узнать сына в этом изможденном от поста и подвигов иноке. Сын просил прощения у отца, что из любви к Богу причинил так много скорби своим родителям. Отец тут же решил больше не возвращаться домой и остаться в обители. И его постригли с именем Варсонофия. И стал отец учиться иноческой жизни у своего святого сына.

Спустя восемь дней получено известие, что мать блаженного Корнилия скончалась инокиней Еленой. По распоряжению Кирилла оставшееся имение роздано было бедным и слугам дана была свобода. Отец прожил в обители около трех лет в посте и молитвах; сын покоил старость его до гроба.

Спустя год по смерти родителя Кирилл, стремясь к высшему совершенству, решился вести жизнь отшельническую в глуши лесов северных. По благословению Корнилия отправился он на север и ходил по пустыням; пищу его составляли то разные травы, то кора сосновая; чаще ему случалось видеть зверей, чем людей. Так провел он около семи лет, очищая в уединении душу молитвой и созерцаниями духовными. По временам посещал он, как благоговейный поклонник, святые места Новгорода и Пскова, но, проходя по жилым местам, не заходил он ни в один дом и не брал ни от кого подаяний, кроме разве куска хлеба. Дух его возвысился в таких подвигах, но телесное здоровье ослабело. Он молил Господа указать ему место постоянного пребывания. Молитва была услышана.

В Тихвинской обители преподобный провел три дня и три ночи в молитве на паперти церковной, умоляя Матерь Божию устроить судьбу его, как Ей благоугодно. Наконец от труда молитвенного он впал в легкую дремоту, и ему явилась Матерь Божия. «Угодник Пресвятой Троицы, – сказала Она, – раб Мой Кирилл, иди на восточную сторону Белоозера, и явит тебе Господь и Сын Мой место упокоения для твоей старости». После сего видения в 1517 году он из Тихвина пошел к Белоозеру; с Кобылиной горы он увидел Новое озеро и на нем Красный остров. Ангел во сне известил его, что здесь его место. На Кобылиной горе и ныне стоит часовня, а в ней та самая Тихвинская икона Богоматери, с которой пришел сюда преподобный Кирилл; сюда каждый год бывает крестный год из обители в благодарное воспоминание милости Божией, основавшей обитель. Пустынник под высокой елью устроил себе хижину; выпросил у соседних крестьян Красный остров для основания обители; поставил другую келлию, сборную для ожидаемой братии, соорудил две малые церкви Воскресения Христова и Одигитрии. Вероятно, тогда, как испрашивал он благословение архипастыря на освящение храмов своих, посвящен он был в сан священства. Один за одним стали собираться к Кириллу искатели безмолвия. Но на пустынном острове предстояли им скорби. Рыболовы, приезжавшие на остров для своего промысла, видели в Кирилле врага; опасаясь, что озеро сделается собственностью монастыря, они делали ему разные оскорбления, домогаясь согнать его с острова. Блаженный переносил оскорбления их терпеливо. Не так принял он людей, живших бесчестным, бесчеловечным промыслом. Шайка разбойника, грабившего берега Нового озера, досадовала уже на то, что поселились на острове люди, которые могут знать о ее делах. Хищники приплыли на челнах к Красному острову. «Сыны беззакония, – грозно сказал отшельник при встрече с ними, – вы забыли, что есть грозный суд правды Божией, и на пустой остров явились вы для грабежа, и у пустынника думаете найти корысть? Что вы делаете? Все мое серебро в моей келлии...» Один из разбойников поспешил в келлию преподобного, а на других вдруг напал мрак; скоро из келлии послышались жалобные вопли их товарища: он просил избавить его от двух юношей, которые нещадно его били... Ослепленные разбойники стали просить преподобного отпустить их с миром. И преподобный вошел в келлию, поднял лежавшего без чувств разбойника и отпустил всех мирно. «Вперед не злодействуйте, чтобы не быть в аду», – сказал им преподобный. В другой раз воры сняли колокола у бедного храма обители и спешили переправиться на другой берег, но заблудились и должны были вернуться в обитель. «Зачем вы пришли сюда?» – спросил их преподобный. Те пали к ногам его и просили прощения. «Еще не бывало того, – сказал угодник Божий, – что бы кто был счастлив чужим добром. Алчешь чужого – потеряешь свое. Вор не бывает богат, а бывает горбат. И с умом воровать – беды не миновать. Вот – трудовая копейка до веку живет. Заработанный ломоть лучше краденого каравая. Помните эту народную мудрость». Затем велел накормить и отпустил с миром.

Он служил для учеников своих образцом подвижнической жизни: сам копал землю и рубил лес, в жесточайшие морозы ходил в одной худой одежде и даже иногда босой. Когда только нужно было для других, сам совершал литургию, никогда не утомляясь. Похотливая жена вздумала прельстить блаженного на грех; она явилась в келлию, когда чтением молитв готовился он к совершению литургии. На вопрос блаженного: «Зачем пришла?» – лукавая отвечала, что, не зная где добыть огня, пришла за огнем. Преподобный обличил ее пред всей братией. «Вздумала, – говорил он, – видеть тело мое мертвое, заживо погребенное». Пораженная страхом, трепетала он всем телом. Преподобный успокоил ее кратким наставлением, но запретил женщинам являться на остров его.

Известно из жития преподобного отца нашего Сергия, что достойные ученики видели во время совершения им литургии сослужащего ему ангела Божия. То же читаем мы и в житии преподобного Кирилла. Один из учеников его, Дионисий, видел в Великий Четверток, когда вся братия причащалась святых таин, что с преподобным Кириллом служит диакон. Но когда прямо из церкви преподобный пошел в трапезу, то диакона уже не было видно. Удивленный Дионисий спросил преподобного наедине: «Где сослуживший ему диакон?» Блаженный кротко отвечал: «Не испытывай, чадо, судеб Божиих и до исхода моего никому не говори о том, что сподобил тебя видеть Господь, дабы не впасть тебе в наветы вражии». Много было случаев явления благодати Божией по молитвам угодника Божия еще при его жизни. Так, одна слепая женщина прозрела после того, как преподобный помазал ей глаза елеем благословенным. Один из соседних поселян тайно нарезал себе ветвей и липовой коры на острове, но едва отчалил от острова, как лодка его опрокинулась, и он стал тонуть. Один из братии, увидев это, побежал к преподобному и сказал, что случилось. Кирилл с крестом в руках поспешил на берег, осенил воды крестом, и тотчас утопающий ухватился за лодку и был вынесен волной на берег. Припав к ногам преподобного, он просил прощения, и Кирилл отпустил его с миром.

Пред самой кончиной он предсказал бедствия, ожидающие Россию, и последним его словом было: «Слава Богу за все!» Он почил о Господе 4 февраля 1532 года. Вскоре после его кончины открылись знамения его близости ко Господу. Один из учеников его, Кириак, имел послушание ловить рыбу. Во время погребения преподобного он был тяжко болен и горько плакал о том. Ему явился преподобный в сопровождении двух светлых юношей, которые держали горящие свечи в руках, и сказал: «Что ты так долго болеешь, брат мой Кириак? Вставай скорее и иди ловить рыбу на утешение братии». При этих словах преподобный осенил болящего крестным знамением и скрылся от взоров. В страхе проснулся расслабленный и начал понемногу двигать руками и ногами; он велел нести себя ко гробу преподобного и, со слезами исповедав грехи свои, получил совершенное исцеление. В тот же день исцеленный пошел на рыбную ловлю и наловил так много рыбы, сколько не ловил никогда.

Особенно замечательно дивное знамение, прославившее обитель угодника Божия и бывшее причиной многих милостей царских к месту подвигов преподобного Кирилла. Однажды царь Иоанн Васильевич почивал в своих царских чертогах; во сне является ему благообразный старец и тихим голосом говорит: «Завтра, благоверный государь, не ходи до третьего часа дня в приемную палату твоих чертогов, чтоб не умереть тебе внезапной смертью.» Изумился царь и спросил его: «Кто ты и как без нашего повеления дерзнул ты войти сюда?» Старец без страха отвечал: «Имя мое Кирилл Белый, а пустынь моя от Белозерска в тридцати поприщах; послушай меня, царь, в том, что сказал я тебе». И, сказав это, старец стал невидим. В ужасе проснулся Иоанн и размышлял: «Если бы не от Бога был послан сей инок, не открыл бы своего имени и своей пустыни». Царь не мог заснуть до самого утра и молился Богу, никому не открывая своего видения весь тот день. В третьем часу действительно в приемной палате послышался треск и палата обрушилась, похоронив под развалинами своими несколько человек. Тогда только царь всем рассказал о своем видении и стал расспрашивать, не бывал ли кто на Белом озере и не знает ли пустынь Кирилла Белого. Немедленно послал Иоанн в Кириллову пустынь нарочного со своей царской грамотой и просил отслужить преподобному Кириллу молебен о его царском здравии. Из обители прибыл игумен Вассиан с иконой и просфорой к царю, и благодарный царь подарил обители две деревни и всю землю на две версты во все стороны от монастыря.

В числе чудес преподобного Кирилла Нового (так звали его современники) особенно замечательно еще следующее. В селе Кеме в 1620 году жена священника Михаила сильно страдала от родов. Преподобный явился ей в иерейском облачении с крестом в руке и сказал: «Иди в монастырь мой и будешь здорова». Она почувствовала облегчение, хотела идти в обитель, но удержана была родными по опасению за ее здоровье. Преподобный явился опять в прежнем виде. «Не бойся, Антонина, – сказал он, – пусть священник отслужит молебен, и ты будешь здорова. Мужу твоему, иерею Михаилу, скажи, чтоб учил людей добру. Видите гнев Божий: то нападают иноплеменники, то посещает голод и мор. Это за то, что презирают праздники Божии, не постятся в среду и пяток, не чтят воскресного дня и валяются в тине грехов. Если не покаются, хуже того будет». Антонина исполнила повеленное и стала совершенно здорова.

Кириллов Новоезерский мужской 3-го класса монастырь, Новгородской губернии, Белозерского уезда, находится в тридцати верстах от Белозерска, на Красном острове Нового озера. Мощи преподобного Кирилла обретены в 1649 году при копании рва для фундамента строившейся церкви, в которой и положены открыто в серебряной позлащенной раке в арке между соборной и придельной во имя преподобного Кирилла церквами.

«По успении твоем, блаженный, и рака твоя – учитель наш. Истекающими из нея чудесами, возбуждая к трудам и подвигам, она говорит нам: любите Господа, чтобы обрести благодать; не ставьте ничего выше Его, дабы тогда, как приидет Он, найти покой с избранными и сподобиться жизни вечной»⁶¹.

В первой половине XVI века в среде многочисленного братства Павло-Обнорского монастыря спасался инок Лонгин. Он прибыл в монастырь в молодых годах, прошел длинный ряд послушаний, дожил до старческих седин и приобрел немалую опытность в иноческой жизни, так что все стали смотреть на него как на старца испытанного, духовного и относиться к нему с особенным уважением. Был у него друг и собеседник в Корнилееве монастыре – инок Симон, уроженец Сольвычегодский, подобно ему старавшийся угодить Богу. Беседуя с Лонгином, Симон часто вспоминал свою родину, где, по его словам, было много мест, весьма удобных для отшельнической, безмолвной жизни. Стремление к отшельнической жизни усиливалось более и более в душе обоих друзей, уже начавших тяготиться многолюдством общежития и возрастающим к себе от иноков почетом и уважением; оттого их мысли чаще и чаще останавливались на жизни уединенной. Для новоначальных иноков монастырское общежитие есть самое лучшее средство к тому, чтобы послушанием братии смирить мирскую гордость, отречением от собственности вырвать из сердца любостяжание, а строгим исполнением монастырских правил отстать от мирских привычек и обыкновений; но, когда человек пройдет период воспитания иноческого, укрепится в своем подвиге и достигнет своей зрелости, тогда общежитие уже становится для многих менее годным и полезным, как нарушающее тишину уединения и многолюдством своим могущее подавать поводы к различным соблазнам и искушениям. Да неувесть шуйца твоя, что творит десница⁶² Бегать людей советовал монахам Арсений Великий, и почти все великие подвижники стремились всегда в пустыню и уединение, боясь, как огня, мирской славы. И преподобный Кирилл Белозерский писал к князю Галичскому, желавшему посетить его: «И ты, господине, князь Юрий, не подиви на нас о сем, понеже, господине, и сам ведаешь, каков нам вред приходит от похвалы человеческия, наипаче же нам страстным. Аще кто, господине, воистину свят и чист сердцем, ино и тем повреждение бывает от той тяготы; а нам, господине, еще всякой страсти повинным, велика спона души от того». Потому два друга, несмотря на то, что один из них находился уже в таком возрасте, когда люди обыкновенно ищут покоя и не любят перемен в жизни, оставили свои монастыри и пошли искать себе для жительства такого места, где бы, не развлекаясь ничем, неведомо для людей, всецело посвятить себя на служение Богу. Всего имения и богатства было с собой у Лонгина одно только распятие деревянное, которое дали ему в благословение от монастыря. Распятие это сохранилось доныне, на одной стороне его вырезано: «Крест Христов Павловы пустыни», на другой: «Лето 7043» (1535). Спустившись водой от Вологды до Устюга, странники скоро достигли до Сольвычегодска и на некоторое время остановились в тамошнем Борисоглебском монастыре, но жажда пустыни стала здесь томить их еще сильнее и заставила снова отправиться в путь. Вышедши из города, странники пошли вверх по левому берегу реки Вычегды и, дойдя до устья речки Коряжемы, остановились на берегу ее, в глухом лесу, в пятнадцати верстах от Сольвычегодска. Лонгину понравилось это пустынное место, и он решился навсегда тут остаться. Не противоречил тому и спутник его, Симон. Помолившись Богу, оба друга начали рубить лес и расчищать место, на котором общими силами построили сначала келлию, а потом и часовню. Плакал от радости старец Лонгин, будучи весьма доволен своей пустынькой, и не находил слов, чтобы возблагодарить своего спутника за то, что указал такое прекрасное место. «Сей покой Мой во век века, зде вселюся, яко изволих и; сеудалихся бегая и водворихся в пустыни»⁶³ – говорил он, входя в келлию после целодневных тяжелых трудов то по устройству себе помещения, то по очищению и приготовлению себе земли для посева хлеба, ибо, несмотря на свою старость, он хотел питаться плодами рук своих.

Блаженный Симон недолго пробыл вместе с Лонгином на устье Коряжемы; пособив старцу устроиться, он оставил его и пошел далее вверх по Вычегде, на речку Сойгу, за шестьдесят верст от Коряжемы. Лонгин остался один и весь предался богомыслию, дни и ночи проводя в непрестанных молитвах и псалмопении. Скоро весть о нем разнеслась по окрестности, и к нему стали приходить люди, желавшие разделять с ним пустынные труды. Напрасно старец старался сперва всем отказывать, представляя трудность жизни в пустом месте, совершенное неимение средств к пропитанию и свое желание жить одному в уединении и безмолвии. Слова старца еще более привлекали к нему приходящих, так что первоначально построенная им часовня уже не могла вмещать в себе всех поселившихся с ним пустынников и надобно было озаботиться построением молитвенного храма более просторного. Братия стали просить старца построить вместо часовни церковь и учредить при ней правильное общежитие. Не так думал, не того желал преподобный Лонгин, неприятны и совершенно не по сердцу были для него слова братии, но, приняв желание братии за указание воли Божией, не смел преподобный, давно отрекшийся от своей воли, противиться указанию свыше. Он построил храм во имя святителя Николая, трапезу и прочие необходимые для общежития службы. Таким образом около 1539 году составилась обитель Коряжемская, и сам блаженный старец был первым ее игуменом.

Приняв старейшинство над братией, преподобный Лонгин старался превзойти всех подвижническими трудами и, несмотря на глубокую старость, всегда первый выходил на монастырские труды и более других работал для своей пустынной общины. Еще доныне цел выкопанный им колодезь, находившийся в его время в самой братской трапезе, а ныне вблизи храма, уже на открытом воздухе; цела жесткая и колючая власяница, которой он постоянно изнурял постническое свое тело; сохранилась и священническая фелонь, в которой он воздевал преподобные свои руки, принося Богу бескровную жертву. Пришед на Коряжему в преклонных летах, уже украшенный сединой, преподобный Лонгин недолго прожил в своей новой обители. После многолетних трудов и подвигов в Павлове монастыре блаженный старец как будто для того и вызван был Промыслом на пустынные берега Вычегды, чтобы устроить здесь иноческую обитель и, по устроении ее, переселиться в обитель вечную. Блаженная кончина его последовала 10 февраля 7048 (1540) года. Умирая, старец заповедал ученикам своим похоронить его при входе в храм, у самого церковного крыльца, чтобы все, идущие в церковь и из церкви, попирали его могилу. Так смиренная душа, бегавшая славы человеческой при жизни, не хотела ее и по смерти! Как ни тяжело было для братии исполнение этого завещания, однако они не смели преступить его и погребли своего отца «у лестницы папертныя», там, где он сам приказал. Но Бог, смиряющий гордых и возносящий смиренных, не допустил, чтобы многотрудное и святое тело Его угодника навсегда оставалось в небрежении и было попираемо, и еще при жизни и в виду тех, которые погребали, прославил его нетлением и чудесами.

По случаю разобрания ветхой Благовещенской церкви, гроб преподобного Лонгина 18 марта 1872 года был перенесен в теплую Спасскую церковь и поставлен близ северной стены ее, за левым клиросом. Служба преподобному Лонгину составлена в половине XVII века Александром, епископом Вятским и Великопермским.

По штатам 1764 года Николаевский Коряжемский монастырь поставлен в третьем классе, а в 1863 году приписан к Сольвычегодскому Введенскому монастырю.

Великий угодник Божий и чудотворец святой Димитрий родился в начале XIV века в Переяславле-Залесском от благочестивых и богатых родителей купеческого звания и под их бдительным присмотром провел юношеские годы. Родители его, естественно, смотрели на сына своего как на будущего купца, которому они передадут свои капиталы, а он будет продолжать их торговлю. Такими надеждами они могли утешаться тем более, что Димитрий еще мальчиком отличался благонравием, и отец с матерью, может быть, не один раз горячо благодарили в душе Бога за своего сына, за то, что собранный ими капитал – труд всей их жизни – перейдет в надежные руки и не изгибнет прахом. С этой целью они отдали его учиться грамоте, которой он выучился скоро, и старались передать ему познания, необходимые в их быту. По купеческому обычаю Димитрий, вероятно, рано стал знакомиться с торговлей под руководством отца, которому и помогал, как мальчик толковый и грамотный. Ожидания родителей, однако, не сбылись, хотя сын и не промотал отцовского состояния. Иной, высшей цели посвятил себя Димитрий. Достигнув юношеских лет, он настолько изменился в своих привычках и образе жизни, настолько охладел к торговле, что сами родители поняли несбыточность своих надежд.

В цветущие годы жизни молодой человек отказывается от родительского наследства в пользу своего брата, оставляет отцовский дом и принимает пострижение в Нагорном Борисоглебском монастыре⁶⁴.

Удостоенный сана священства и влекомый постоянным желанием устроить общежительную обитель для иноков, преподобный Димитрий основал в родном городе своем Переяславле новый монастырь в честь святителя Николая и оттуда часто посещал другого великого подвижника, преподобного Сергия, который в шестидесяти верстах от него сиял святостью жизни посреди дремучего леса и с которым он познакомился, по всей вероятности, в 1354 году, когда смиренный Радонежский подвижник приходил в Переяславль для посвящения в сан игумена.

Перенесемся мыслью в первоначальную обитель преподобного Сергия Радонежского. Там, на месте нынешних благолепных и величественных храмов, стояла малая деревянная церковь Живоначальной Троицы, а на месте обширных и красивых лаврских зданий были убогие келлии, воздвигнутые святыми руками самого Сергия и учеников его. Можно ли без умиления представить себе, как два чудные мужа, два друга, Сергий и Димитрий, совершали в церкви всенощное бдение, за неимением свеч, при свете и треске лучины, как они вместе с братией сливали свои голоса в один голос на славословие Пресвятой Троицы, как после продолжительных подвигов молитвы и поста садились они в убогой келлии за убогую трапезу! И между тем какой радостью светились лица постников от благодатного света, в душе их сокрытого! С каким смирением друг у друга испрашивали они советов для жизни иноческой и какое утешение доставляла им душеполезная дружеская беседа! О, если бы все друзья христианские приняли за образец себе дружбу сих подвижников, то есть так же дружно, как и они, стремились к цели вышнего звания о Христе Иисусе!

Рассказывают, что одаренный необычайной красотой, любил он от юного возраста библейскую повесть о целомудрии Иосифа и даже предпринял суровое житие постническое, чтобы увяла сия тленная красота; но чем более подвизался, тем более просвещалось лицо его, процветая самим постом, как некогда у трех отроков Вавилонских; посему закрывал он лицо свое куколем иноческим и не позволял себе беседовать с мирянами, особенно с женщинами, так что немногие могли видеть лицо его. Одна из именитых жен переяславских, слышавшая о чрезвычайной красоте и целомудрии сего нового Иосифа, полюбопытствовала видеть сокровенный лик его, и ей это удалось однажды в церкви, когда он готовился к богослужению; но внезапно напал на нее ужас, и расслаблением изнемогло все ее тело; братия, увидев ее едва живую пред дверьми обители, молили преподобного подать ей разрешение; тронутый ее слезами, он только сказал: «Для чего ты хотела видеть грешника, уже умершего миру?» – и крестным знамением возвратил ей здравие.

Избегая славы человеческой, подвижник, уже лично известный великому князю Димитрию, восприемник детей его, удалился в дубравы Вологодские. Здесь, на реке Великой, вблизи Авнежского селения, построил он храм Воскресения Христова, но окрестные жители, по привязанности к земному не желая лишиться участков земли, не дозволили ему строить здесь монастырь. «У людей этого края, – говорит древнее житие, – мало было духовной пищи божественного писания и назидания. Придя в эту страну, преподобный видел и слышал, что церквей Божиих еще мало в ней». Потому живо чувствовал, что надобно умножать в ней храмы. Не желая никому быть в тягость, преподобный удалился из Авнежского в Вологду; здесь были храмы, и знали о монастырях, но на всем севере не было общежития иноческого. За три версты от Вологды преподобный полюбил уединенное место при луке, образуемой коленом реки Вологды, и здесь решился основать общежительную обитель. Владельцы места (Илья и Исидор) оказались такими добрыми людьми, что не только с любовью уступили ему землю свою, но даже затоптали озимые нивы свои, лишь бы только немедленно построен был храм. Горячее усердие явилось и у граждан Вологды. Каждый спешил жертвовать преподобному, что мог, для сооружения храма. И скоро построился (в 1371 году) храм в честь Спасителя. Когда узнали о водворении преподобного в Прилуках, многие из учеников перешли из Переяславля к любимому наставнику в Прилуки. Так составилась общежительная обитель, первая в Вологодском крае! Великий князь Димитрий Донской, узнав о том, прислал от себя пожертвования для новой обители преподобного Димитрия. Преподобный Димитрий так любил соименного ему князя Димитрия Иоанновича, что провидел и кончину его. Однажды, когда вместе с братией занимался во дворе монастырском устройством некоторых церковных вещей, внезапно воздохнув, сказал им: «Мы, братия, строим сии земные тленные вещи, а благоверный великий князь Димитрий Донской уже от сего дня не печется вместе с нами о суетном сем житии». Странными показались братии слова сии, однако преподобный начал поминать с того часа князя Димитрия между преставльшимися; через несколько же дней пришла из Москвы печальная весть, что действительно великий князь скончался в тот день и час, когда сие провидел святой Димитрий.

Однажды прилуцкие братья сказали игумену своему: «Мало книг у нас». Преподобный отвечал: «Если без лености будем хвалить Бога, то довольно и обычных книг. И они, как труба Божия, поют днем и ночью, нужна только чистота сердечная, духовная любовь и смирение». Сам он любил беседовать с Господом в молитве; для того чтобы не видали другие слезной молитвы его, с левой стороны алтаря пристроено было им из досок место, и здесь он молился наедине. Обитель его стояла на дороге в великую Пермь – посетителей бывало много, но он никогда не оставлял молитвенного правила своего для посетителей. Не ища ничего от людей, он, по правилу Апостола, считал себя должником пред другими только по любви, потому в обители его находили себе пищу бедняки. Иногда подавал он им пособия тайно от братий, чтобы не возмутить покоя последних. Сам довольствуясь только просфорой с теплой водой (таков был пост его даже и в те дни, когда уставом разрешалось вкушать рыбу и вино), он обходил монастырские угодья и заботился о том, чтобы для трапезы братии вовремя доставлялось все нужное. Одежда у него зимой и летом была одна: овчинный закорузлый тулуп, под которым летом бывал он мокрым от жары, а зимой страдал от морозов. Для братии принимал он подаяние от мирских, но разборчиво. Одному из мнивших быть благотворителем сказал он: «Отнеси назад, что принес нам, и накорми слуг и сирот (крестьян), живущих у тебя, чтобы не страдали они от голода и наготы; когда останется от того что-нибудь, принеси нашей нищете». Принесший едва мог умолить преподобного, чтобы дозволил он братии взять что-нибудь из принесенного для благословения трудов его. Так врачевал он богатого купца и вместе предостерегал братию от участия в делах любви лицемерной, неискренней.

У Димитрия был родной брат, который, занимаясь торговлей в Переяславле, обнищал и пришел к нему в монастырь просить благословения идти для купли в землю язычников Югры и самоедов. Преподобный разрешил ему дальний путь сей ради крайнего убожества; брат его ходил туда с данниками великого князя и возвратился с прибытком, так что мог уплатить долги свои. Вторично просил он благословения на это странствие и, получив опять, возвратился с большим богатством. Когда же пришел в третий раз просить о том же, старец не благословил ему, говоря: «Не ходи более к звероподобным людям, да не погибнешь от них, ибо довольно с тебя и того, что ты уже собрал». Но брат его, побуждаемый корыстолюбием, не послушался, и сбылось над ним предсказание.

Достигнув глубокой старости и чувствуя близость кончины своей, преподобный назначил в преемники себе ученика своего Пахомия. Братия спрашивали, где похоронить его. «Бросьте, – отвечал он, – грешное тело мое в болото». Он уединился затем для молитв и скончался 11 февраля 1392 года. Никого не было при кончине уединенного молитвенника, но когда пришли в келлию его, то она исполнена была чудного благоухания, а он лежал, как заснувший. Благоговейные ученики похоронили святое тело его в храме, который построил он сам.

Под Спасским соборным храмом Прилуцкого монастырь в нижней церкви преподобного Димитрия и ныне почивают под спудом мощи его.

И по кончине своей чудотворец Димитрий не престал быть заступником обители своей и всей страны Вологодской. В 1417 году вятчане напали на Вологду и вошли в Прилуцкий монастырь, еще не огражденный стеной; самые наглые ворвались в храм, и один, сдирая пелены с икон, коснулся покрова, лежащего на гробе преподобного. Но лишь только коснулся последнего, как брошен был на пол и в муках умер. Это так у страшило вождей вятских, что они поспешили отпустить пленных обители, и в свою сторону возвратились немногие из грабителей. Вятчане долго памятовали это чудо, и раз с одним иноком обители, Закхеем, прислали богатую милостыню в обитель. Когда Шемяка, враждуя против великого князя Василия Темного, напал на Вологду, жители города, не довольно укрепленного, трепетали сильного врага. В то время одна благочестивая инокиня удостоилась чудного видения: город окружен был светом и святолепный старец шел к нему по дороге из Прилуцкой обители; к нему вышли навстречу, из скудельницы, где погребали странных, два световидные белоризца. Стены города колебались. Белоризцы и старец, которого они называли Димитрием, обошли город, укрепили стены его и скрылись. На другой день граждане города Вологды тучей стрел и камней отразили приступ Шемяки и побили множество врагов. Шемяка, простояв потом несколько дней, принужден был обратиться к Галичу, но и там потерпел поражение.

Две церкви, одна после другой, сгорели над гробом преподобного, но гробовая его рака осталась невредимой. Скудное было время для обители; игумен с большой заботой начал строить третью церковь, недоумевая, где добудет дерево для ее строения и пищи для работников, числом более двухсот, но Господь, молитвами своего угодника, с избытком удовлетворил всем нуждам. Случилось одному болящему из братии в сильном жару лежать у себя в келлии; внезапно он видит себя как бы пред вратами монастырскими и благолепного старца, носящего на раменах своих целые дерева от реки на гору к церкви; стоявшие тут будто бы говорили между собой: «Посмотрите, сам преподобный Димитрий носит нам лес для церкви»; и с того дня успешно пошло дело строения.

Тот же благоговейный инок среди явившегося ему сонма святых мужей искал преподобного Димитрия, и голос возвестил ему: «Ты Димитрия ищешь? Он теперь в Казани». Это было накануне покорения Казани царем Иоанном. И сам Иоанн Васильевич в час победы над татарами видел преподобного Димитрия, коего святая икона была прислана ему из Вологды с ополчением.

В Актах Археографической Экспедиции (II, 196) помещено донесение Вологодского воеводы в 1609 году, среди самого разгара Смутного времени. «Чудотворец Димитрий явил нам свою милость, – пишет воевода, – обещался стоять с нами против врагов государевых. Он явился духовному старцу у своей гробницы и велел перенести чудотворный свой образ в Вологду. Мы встретили тот образ с великой честью, поставили его со слезами и с молебным пением в церковь Всемилостивого Спаса и решились смело стоять против врагов государя и всего православного христианства». На этот раз Вологда уцелела невредимой по молитвам чудотворца Димитрия.

Спасский соборный храм Прилуцкой обители построен в 1537 году, а в недавнее время отделан заново. Здесь находится небольшая (1 1/2 аршина высоты и 1 аршина ширины), но прославленная многими чудотворениями икона преподобного Димитрия – произведение другого угодника Божия, преподобного Дионисия, Глушицкого чудотворца. Как уроженец города Вологды и постриженник Спасо-Каменного монастыря, Дионисий мог лично знать Димитрия. На иконе чудотворец представлен в иноческой мантии и епитрахили, с головой непокрытой; выражение благообразного лика строгое и величественно-спокойное; персты правой руки сложены для благословения именословного. Образ окружен «деянием» из шестнадцати квадратов, в которых изображены разные события и чудеса из жизни преподобного Димитрия. Великий князь Иоанн III Васильевич эту самую икону и брал с собой в первый поход на Казань. Смирив гордость казанских татар и принудив их платить дань, державный властитель украсил икону и возвратил ее в монастырь, где она была торжественно встречена 3 июня. С того времени в этот день установлен праздник Сретения образа преподобного Димитрия, который и теперь ежегодно совершается с крестным ходом из городского Софийского собора в сопровождении многих тысяч народа. Благочестивые граждане Вологды, свято соблюдающие добрые обычаи предков, считают непременным и священным для себя долгом каждогодно, несмотря ни на какую погоду, сопровождать этот крестный ход вперед и обратно, в твердой надежде стяжать себе этим подвигом на весь последующий год благословение и заступление от преподобного Димитрия.

В одном корпусе братских келлий 1812 года жили златоустовский архимандрит Симеон (впоследствии архиепископ Ярославский) и Угрешский игумен Павел (скончавшийся на покое, в сане архиепископа). Они сопровождали сюда драгоценности ризниц и библиотек Московской патриаршей, Лаврской Троицкой и других монастырей и соборов.

Монастырь огражден высокими стенами, под которыми красиво извивается река Вологда. Вероятно, от изгибов или излучин реки и самая местность прозвана Прилуками.

Первый, основанный преподобным Димитрием монастырь Никольский на Болоте, заштатный (с 1764 года), находится при городе Переяславле Владимирской губернии, в одной версте от озера Плещеева.

Никаких подробностей о жизни преподобного Моисея не сохранилось; известно только, что он был прозорливый инок, подвизавшийся в Троицком монастыре на берегах Белоозера в конце XV века. Память его чтится местно. Очень вероятно, что это был один из учеников преподобного Кирилла Белозерского.