ИКОНОГРАФИЯ. Н.Н. Никитенко. Образ святителя Николая в монументальной живописи Софии Киевской

В систему росписи Софии Киевской, сохранившей наиболее полный в мире ансамбль мозаик и фресок 1 – й пол. XI в. (260 кв. м мозаик и около 3000 кв. м фресок), входит уникальный по количеству персонажей пантеон святых. Включая более 500 образов, этот пантеон отличается своеобразием в подборе и размещении святых, что указывает на особую роль данных сюжетов в реализации идейного замысла заказчика. Однако определение иконографической программы единоличных сюжетов – одна из сложнейших проблем исследования Киевской Софии. Ввиду того, что древние надписи сохранились только возле 10 фигур, крайне трудно определить принципы подбора и размещения святых, хотя такие попытки и предпринимались. Так, Д.В. Айналов и Е.К. Редин высказали мнение, что подбор святых в соборе «...обусловливается, с одной стороны, местным почитанием известных святых, с другой – почитанием их всею церковью».⁵⁹⁴ В.Н. Лазарев попытался сопоставить размещение персонажей с церковным календарем, но никакой связи здесь не оказалось. Это привело его к мысли, что в подборе единоличных сюжетов было немало случайного и произвольного.⁵⁹⁵ Затрагивал данный вопрос и В. Г. Пуцко. По его мнению, неоднократное повторение изображений некоторых святых в соборе свидетельствует об отсутствии единства в программе росписи.⁵⁹⁶ Важную мысль в этом отношении высказал Г.К. Вагнер, предположив, что пантеон святых Софийского собора зависел «от идеи храмовой росписи и посвящения самого храма» и содержал в себе «конкретно – исторические и догматические идеи».⁵⁹⁷ Фактически аналогичный вывод сделала И.А. Головань: «Философско – догматическая идея, лежащая в основе росписей Киевской Софии, – это прославление Софии, то есть премудрости христианского учения, политическая идея – прославление в ассоциативных образах власти князя, распространителя этого учения».⁵⁹⁸

Все это, разумеется, верно, но без конкретизации заложенной в роспись церковно – политической идеи невозможно осмыслить монументальный комплекс собора как феномен определенной исторической ситуации и, следовательно, решить вопрос датировки собора, а также атрибуции его сюжетов.

В этой связи особое внимание обращает на себя образ свт. Николая Мирликийского, который встречается в соборе в пяти местах: в «Святительском чине» главного алтаря, в центральном нефе, на хорах, в северной наружной и южной внутренней галереях. И это не просто дань популярности образу знаменитого во всем христианском мире чудотворца, здесь, безусловно, сказались какие – то местные запросы.

Итак, обратимся к настенной живописи Софии Киевской. Прежде всего остановимся на мозаичном изображении Мирликийского чудотворца в «Святительском чине». Здесь святой представлен в рост (фигура сохранилась в верхней части почти до пояса), возле него – сопроводительная надпись – имя на греческом языке. Правой рукой он благословляет, в левой держит Евангелие. В иконографии этого образа нет ничего такого, что выделялось бы из его многочисленных изображений. Но стоит обратить внимание на подбор персонажей в «Святительском чине» и на место в нем Николая Чудотворца. Ряд святителей здесь начинают святые Епифаний Кипрский и Климент Римский. Их фигуры довольно необычны для данного ряда. Отец и учитель Церкви свт. Епифаний был епископом Кипра († 403 г.) и прославился как борец за чистоту Православия, обличитель ересей. Многочисленные выписки из его книг, переведенных на Руси уже в XI в., встречаются в Изборнике князя Святослава Ярославича 1073 г. И все же изображение свт. Епифания в «Святительском чине» Софии, по нашему убеждению, прежде всего обусловлено тем, что его память приходится на 12 (25) мая – день освящения Десятинной церкви, который является первым праздником Русской Церкви, внесенным в святцы. Как известно, таким хронологическим совпадениям придавалось сакральное значение.

Не случайно рядом со свт. Епифанием изображен папа Римский Климент († 101 г.), автор «Послания к Коринфянам». Его мощи святитель равноап. князь Владимир Святославич перенес из Корсуня, где свт. Климент принял мученическую смерть. Положенные Владимиром в Десятинной церкви, они почитались как общенародная святыня.

С прославлением христианизатора Руси можно связать и параллельное размещение в центре данной композиции святых Василия Великого и Николая Чудотворца – эти образы соотносятся между собой по принципу симметрии, своеобразной смысловой рифмы в языке средневековой живописи. Свт. Василий Великий – личный патрон Владимира, его тезоименит: под именем Василий, как говорит первый Киевский митрополит из русских Иларион, Владимир «записан в книгу жизни в вышнем граде и нетленном Иерусалиме».⁵⁹⁹

Напротив свт. Василия Великого – свт. Николай, почитание которого на Руси обнаруживает очень давние корни: по крайней мере, ему были посвящены приделы Десятинной церкви и Софии Киевской, причем оба храма владели чудотворными иконами святого; древнее киевское предание связывало их со временем крещения Руси. Это обстоятельство заставляет вспомнить древнерусский обычай (известный и в других восточнохристианских странах) называть младенца двумя христианскими именами – одним крестильным, дававшимся на 40 – й день после рождения, вторым тайным, молитвенным, нарекавшимся на 8 – й день в честь ближайшего ко дню рождения календарного святого.⁶⁰⁰ Известно и то, что в соответствии с византийскими церемониально – дипломатическими нормами государи – неофиты при крещении получали имена правящих императоров Византии. В таком случае, если крестильное имя было дано Владимиру в честь его зятя – императора Василия II, то молитвенное (духовное) могло быть связано с Николаем II Хрисовергом, занимавшим тогда патриарший престол (984 – 995), ибо светский и духовный правители Византии считались восприемниками князя при святом крещении.

В целом алтарные мозаики св. Софии дают зримый образ Церкви – Царства Божия, в которое входит христианская Русь. Здесь выделены ключевые моменты Литургии, знаменующие рождение Церкви. Ее символическим образом является Богоматерь Оранта, которая молитвенно предстоит Церкви Небесной, возглавляемой Христом Пантократором, изображенным в зените центрального купола. Под Орантой размещена «Евхаристия», знаменующая ключевой момент Литургии верных – их причащение Тела и Крови Христовой. Под «Евхаристией» – «Святительский чин», иллюстрирующий вход с Евангелием (малый вход) и символизирующий Христа, вышедшего на проповедь. В древней Церкви малый вход был входом в храм процессии христиан, знаменуя собой вхождение их в Царство Божие. Эту процессию в стенописи св. Софии возглавляют патроны – прообразы князя Владимира святые Василий Великий и Николай Чудотворец.

В росписи собора есть еще один ряд свидетельств связи культа свт. Николая с деятельностью равноап. Владимира – крестителя Руси. В центральном нефе Николай Чудотворец написан напротив св. вмч. Пантелеймона, причем образы этих святых, фигурирующие на пилонах соседних крещатых столбов, разделяющих центральный неф и южный придел свв. прав. Иоакима и Анны (неф диаконника), как бы обращены друг к другу. Образ свт. Николая поражает мастерством исполнения, он отмечен чрезвычайной одухотворенностью и решительной силой несгибаемого ревнителя Православия. Его суровый тонкий лик выражает напряженную работу мысли христианского интеллектуала, свт. Николай явлен верным как податель святыни и проповедник истины. По нашему убеждению, этот образ – одно из лучших изображений свт. Николая во всем восточнохристианском искусстве.

Весьма показателен и образ св. целителя Пантелеймона, что наряду с изображением обоих святых на столь почетном месте, в центральном нефе, акцентирует их значимость в программе росписи. Пантелеймон, как повествует его житие, унаследовав богатое имение, помогал бедным, вдовам и сиротам и безвозмездно лечил больных. В древнерусской литературе при характеристике Крестителя Руси кроме темы крещения настойчиво звучит тема Владимира Милостивого, щедро одаривающего своих подданных и заботящегося о больных. У древнерусских книжников милостыня – главная или даже единственная из личных добродетелей равноап. Владимира, вводящая его в ранг небожителей.⁶⁰¹ «Твоа бо щедроты и милостыня и ныне человецех поминаемы суть», – восклицает первый Киевский митрополит из русских Иларион в «Слове о Законе и Благодати».⁶⁰² В «Памяти и похвале» Владимиру монах Иаков говорит: «Более всего бяше милостыню творя князь Володимер»,⁶⁰³ что утверждает и Нестор – агиограф в «Чтении» о князьях – страстотерпцах Борисе и Глебе: «Бе же муж правдив и милостив к нищим и к сиротам и ко вдовичам».⁶⁰⁴

Не случайно рядом с образами святых Николая и Пантелеймона на соседних столбах фигурируют не менее величественные ростовые изображения святых Константина Великого и Евстафия Плакиды. Хорошо известно, что в древнерусской книжности Владимир последовательно величается «вторым Константином». Владимир не был канонизирован в XI в., поэтому логично предположить, что Константин Великий, как и в литературе Руси, выступает здесь прообразом Владимира, повторившего его равноапостольский подвиг.

Прообразом Владимира предстает в книжности Древней Руси и св. вмч. Евстафий Плакида. В «Чтении» о Борисе и Глебе Нестор, воздавая хвалу Владимиру за личное крещение, сравнивает князя с Евстафием Плакидой.⁶⁰⁵ Нестор, вероятно, отразил древнюю традицию, восходящую ко временам крещения Руси; эта традиция сопоставляла Владимира со знатным римским военачальником Плакидой, который принял христианство под именем Евстафий и окрестил свою семью. То, что эта параллель не случайна, подтверждает сравнение Владимира с Евстафием Плакидой даже в памятнике кон. XIV в. «Сказании о Мамаевом побоище»: «Братие князи русские, гнездо есмя Владимира Святославича Киевського, ему же открыл Господь познати православную веру, яко же оному Еустафию Плакиде».⁶⁰⁶

В целом четыре крещатых столба с изображениями святых Николая, Пантелеймона, Константина и Евстафия Плакиды образуют восточный компартимент нефа диаконника, причем компартимент перекрыт купольным сводом, в зените которого изображен крест, ниже – архангелы и серафимы. Образован как бы «храм в храме» с главными «настолпными иконами» четырех святых, ассоциирующихся с образом Владимира крестителя: свт. Николая, целителя Пантелеймона, царя Константина и полководца Плакиды. И по месту расположения на подкупольном столбе собора, и в иерархическом плане ключевым здесь выступает образ свт. Николая – тезоименита Владимира, который олицетворяет собой главную заслугу князя – его Православие. Трое остальных святых акцентируют три ипостаси князя и три основных мотива его канонизации: личное крещение – св. Евстафий Плакида, обращение всей Руси – св. Константин и заботу о ближних – св. Пантелеймон.

Весьма знаменательно месторасположение этого своеобразного «пантеона Владимира» в восточном компартименте нефа диаконника. Уже само посвящение диаконника праведной чете Иоакиму и Анне, давшей миру Богородицу – Церковь, включение имени Анна в его название позволяет увидеть символическую связь росписи нефа диаконника с четой крестителей Руси Владимиром и Анной. Существует и обрядово – функциональная связь. Из византийских и древнерусских источников явствует, что именно в диаконнике правящая чета слушала Литургию. Так, Киевский митрополит Пимен, посетивший Царьград в кон. XIV в., в описании литургического чина Софии Константинопольской говорит: «И входит царица с великим страхом и трепетом, и умилением, и смирением южными дверями в крыло алтаря, и дают ей святое причастие. Царь же у патриарха со священниками причащается у престола Христова».⁶⁰⁷ Но хотя царь причащается в главном алтаре, место его пребывания – помещение у диаконника, Мутаторий.⁶⁰⁸ В рассказе Ипатьевской летописи под 1288 г. о владимиро – волынском князе Владимире Васильковиче читаем: «И вниде в цековь святаго и великаго мученика Христова Георгия, хотя взяти причастье у отца своего духовного; и вниде в олтарь малый, идеже ерей совлачаху ризы своа, ту бо бяшеть ему обычай всегда ставити».⁶⁰⁹ Примечательно, что автограф Владимира Мономаха обнаружен в Софии Киевской на столбе диаконника.⁶¹⁰ Связь образа свт. Николая с именем князя Владимира, как нам представляется, прослеживается также в подборе святых арочного проема северной наружной галереи. На столбах галереи написаны «визави» ростовые фигуры святителей Николая и Епифания Кипрского, над ними на склонах арки – полуфигуры святых мучеников Адриана и Наталии. Поскольку галерея до кон. XVII в. была открытой, фрески здесь сильно повреждены, хотя у святых Адриана и Наталии сохранились надписи– имена. Живописная фактура изображений святых Николая и Епифания почти утрачена, но их иконография настолько типична, что персонификация не вызывает сомнений. Мы уже знаем, что культ свт. Епифания связан с Десятинной церковью, поэтому сочетание его изображения с фигурой свт. Николая вполне объяснимо. Что касается размещения здесь святых Адриана и Наталии, нужно обратить внимание на дни празднования их памяти, которые приходятся на 26 августа и 8 сентября. Обращает на себя внимание вторая дата, отмечавшаяся по случаю перенесения мощей Адриана в Рим, где в его честь была построена церковь.⁶¹¹ Так как эта дата заключает в себе идею храмоздательства, напомним, что 8 сентября – день Рождества Богородицы, которой посвятили Десятинную церковь, освященную в день памяти изображенного здесь же Епифания Кипрского. На фреске с образом свт. Николая хорошо прочитывается граффито XI в.: «Спаси, Господи, кагана нашего». Как известно, в древнерусской литературе титул «каган» соединяется с именами князей Владимира Святославича и Ярослава Мудрого: Владимира митр. Иларион называет в своем «Слове» «великим каганом нашей земли», а Ярослава – «благоверным каганом».⁶¹² Но к Ярославу надпись на фреске вряд ли имеет отношение, поскольку его небесным патроном был вмч. Георгий Победоносец. В то же время предполагаемая нами связь росписи арки с Десятинной церковью и вполне вероятное именование крестителя Руси Николаем не исключают возможности видеть в надписи молитву во спасение Владимира. Анализ большой дискуссионной проблемы датировки Софии Киевской остается за рамками данного исследования, упомянем лишь, что эта проблема детально рассмотрена нами в специальной монографии.⁶¹³ Основным результатом нашего комплексного изучения письменных источников и живописи собора является положение, что основателями св. Софии были Владимир и Анна, а Ярослав завершил их начинание, что, кстати, утверждает современник возведения собора митр. Иларион: подобно тому, как Соломон завершил начинание Давида в создании Иерусалимского храма, Ярослав завершил дело Владимира в создании Софии Киевской.⁶¹⁴

Наверное, поэтому с образом свт. Николая мы встречаемся в соборе еще дважды: на южных хорах над мужской половиной княжеского группового портрета, написанного на трех стенах центрального нефа, и в бывшей южной внутренней открытой галерее, перестроенной на рубеже ХVII – ХVIII вв. в придел святых Антония и Феодосия.

На хорах изображение свт. Николая также имеет признак патронального образа: фреска написана на северной лопатке западного столба южных хор и расположена над тем местом, где в древности находился князь, справа от него; таким образом, святитель словно непосредственно обращался к князю.

В древней южной внутренней открытой галерее (ныне придел святых Антония и Феодосия), как и в главном алтаре, прослеживается композиционно – смысловая связь образов святых Василия Великого и Николая Чудотворца, поскольку их фресковые изображения начинают собой сонм святых западного компартимента галереи. Этот компартимент, перекрытый купольным сводом, представляет собой как бы «храм в храме» и одновременно – своеобразную «паперть святителей». Здесь представлены образы восьми святителей, среди которых кроме Василия Великого и Николая Чудотворца можно определить Григория Богослова и Григория Двоеслова, Фоку и Игнатия Богоносца. Причем свт. Фока изображен с веслом в руке, что акцентирует идею святителей как кормчих Церкви. Такую мысль подтверждает граффито XI в. на изображении св. Фоки: «Святой Фока, порученный от Бога плавающим в море, правитель, направь меня, потопляемого волнами житейскими».

Покровителем мореплавателей почитается и свт. Николай, обладающий властью над морской стихией. Он – кормчий, т. е. «правитель» Ноева ковчега, Церкви, в которой верные получают спасение. Но весло в руке Фоки несет в себе также идею создания Церкви, ибо по древней традиции правитель намечал веслом фундамент будущего храма. Недаром в древнерусской книжности князья выступают великими храмоздателями. В сказании Киево – Печерского патерика об основании Успенского собора читаем о том, что Святослав Ярославич «своима рукама нача ров копати»,⁶¹⁵ т. е. киевский князь лично закладывал фундамент собора.

Можно полагать, что сочетание в таком контексте изображений святителей Василия Великого и Николая Чудотворца в стенописи южной галереи Киевской Софии содержит в себе прозрачную аллюзию на образ Владимира крестителя, который, как мы стремились показать, является стержневым в идейно – политической программе росписи всего храма.