Подвижник Афона и Москвы. Жизнеописание схиархимандрита Илариона (Удодова)

Предлагаемая вниманию читателя книга представляет собой наиболее полное жизнеописание старца схиархимандрита Илариона, вобравшее в себя опыт предшествующих исследователей.

В основу жизнеописания старца положены воспоминания его духовных чад – иерарха Русской Православной Церкви архиепископа Сергия (Голубцова), протоиерея Владимира Жаворонкова, схимонахини Феоктисты (Говоровой), а также людей, которым посчастливилось знать батюшку во время его земной жизни.

При составлении жизнеописания старца привлекались архивные материалы, часть которых была передана нам сёстрами Московского Иоанно-Предтеченского монастыря. Однако многое из жизни схиархимандрита Илариона осталось сокрытым. В первую очередь это касается афонского периода жизни отца Илариона, его отношения к Высоко-Дечанской Лавре в Сербии, а также периода пребывания в России с 1905(?) по 1914 год. В архивах Московской Патриархии и Московской епархии послужной список схиархимандрита Илариона не сохранился. Сохранился только послужной список его родного брата и преемника протоиерея Петра Удодова, жизнеописание которого включено в книгу.

В дополнение к сказанному заметим, что в настоящее время в архиве Русского Свято-Пантелеимонова монастыря на Афоне работает группа специалистов из Москвы. Поэтому не исключено, что через несколько лет о старце схиархимандрите Иларионе появятся новые, дополнительные сведения.

Иже сотворит и научит, сей велий наречется в Царствии Небесном» (Мф. 5:19). Эти слова Господа в полной мере можно отнести к схиархимандриту Илариону (Удодову), одному из смиренных избранников Божиих, о котором протоиерей Константин Сперанский¹ говорил: «У него молитва в устах, а работа в руках».

Схиархимандрит Иларион, во святом крещёнии Иоаким, родился 20 сентября 1862 года в селе Буйловке Воронежской губернии в простой крестьянской семье. Его отца звали Хрисанфом (преставился 16 июня 1906 года), мать – Агриппиной (преставилась 11 декабря 1908 года).

В семье было три сына: старший – Иоаким, средний – Пётр и младший – Феодор. Благочестивые родители с раннего возраста воспитывали детей в любви к труду. Так, Иоаким ещё в юности обучился кузнечному ремеслу и познал его секреты. Свою благочестивую настроенность родители передали детям.

Подвижник Афона и Москвы

Иоаким рано определился с выбором жизненного пути. Твёрдо решив стать монахом, он в возрасте двадцати лет ушёл на Святую Афонскую Гору, освящённую стопами Пресвятой Богородицы.

Русский народ издавна был ревностным поклонником святых мест знаменитого Афона – «цветущей страны христианского подвижничества». Владетельные русские благочестивые люди спешили добиться чести быть ктиторами той или иной святой обители. Поэтому Афон никогда не прерывал своего духовного общения с Россией, имея всегда в числе знаменитых старцев людей русских.

Придя на Святую Гору, Иоаким не сразу решил, в какую обитель ему поступить². Хорошее знание кузнечного ремесла, ценившегося на Афоне, открывало ему двери во многие из них. Однажды после усердной молитвы Иоаким увидел во сне Божию Матерь, которая в ограде монастыря шла со святым великомучеником Пантелеймоном. Пресвятая Богородица, указав на юношу, обратилась ко святому со словами: «Возьми его к себе». Это было явным знамением благословения Царицы Небесной на поступление Иоакима в Русский Свято-Пантелеимонов монастырь.

Время поступления Иоакима в русский Свято-Пантелеимонов монастырь (приблизительно 1882 год) совпало со временем небывалого ранее расцвета обители. Этот расцвет Пантелеймонова монастыря был связан с именами двух великих подвижников Русского Афона – духовника обители иеросхимонаха Иеронима³ и его ближайшего ученика схиархимандрита Макария⁴, игумена обители с 1875 года. Главной заботой этих духоносных старцев было воспитание русского молодого поколения иночествующих. Благодаря их неусыпной деятельности и нравственному влиянию, Свято-Пантелеимонов монастырь в период с 1875 по 1885 год достиг всестороннего расцвета при высочайшем духовном преуспеянии иноков. Даже опасную беду – русско-турецкую войну 1877–1878 годов – Господь обратил во благо, нравственно укрепив обитель и снова явив на ней Свои чудеса. Во время войны обитель не испытывала материальной нужды и оставалась мирной.

«Пребывая в стенах Русского монастыря святого Пантелеймона, там живал в какой-то атмосфере древнего русского благочестия, – писал в донесении в Россию от 10 мая 1880 года генеральный консул в Македонии М. А. Хитрово. – Сердце радуется, видя на далёкой чужбине это благоустроенное, прекрасно управляемое громадное хозяйство в благочестивом деле русского Православия. Дело это, благодаря усилиям отцов Макария и Иеронима, ныне поставлено на прочную почву. Монастырь святого Пантелеймона стоит на собственной земле и имеет своего, русского представителя в Протате⁵. Игумен – русский, в составе братии огромное большинство принадлежит русским».

«Кроме соборного храма, – описывает консул благосостояние, благоустроение и богатство Русского монастыря, – ещё несколько красивых и богатых церквей. Возведено несколько новых, прекрасно выстроенных корпусов. Все здания монастырские исправлены, перестроены, приведены в порядок. Обширная монастырская трапеза вмещает всю братию и поклонников. Все службы монастырские – в замечательном порядке. Драгоценные ризницы монастырские поражают как богатством заключающихся в них предметов, так и тщательным их содержанием. В монастыре имеются школы иконописной живописи, фотография, литография и всякого рода ремесленные заведения. Две больницы монастырские, одна для братии, другая для поклонников, содержатся с замечательною чистотою.

Вне стен монастырских обитель обладает на самой Горе Афонской благоустроенным скитом Богородицы⁶ и многочисленными, прекрасно отстроенными, утопающими в тщательно возделываемых садах отдельными келиями. Поблизости от монастыря имеется хорошо устроенная мельница. Огромный огород снабжает монастырь овощами. Монастырские виноградники приведены в отличное состояние. Принадлежащие монастырю леса рубятся и эксплуатируются правильным образом.

В монастыре святого Пантелеймона строго блюдётся устав монастырского афонского общежития, и в этом отношении он может служить назидательным, но едва ли приятным примером для греческих штатных монастырей. В службах церковных даже нигде в России не видел я такого благочиния, благолепия, скажу, церковной роскоши, как в монастыре святого Пантелеймона. По нескольку раз в день одновременно во всех церквах монастырских совершается богослужение и возносятся молитвы о России, Государе Императоре и царствующем доме. В двух главных храмах служение совершается большею частью соборное на русском языке с двухклирным стройным пением. Все, даже иностранцы, побывавшие на Афоне, оставались поражёнными великолепием, стройностью, замечательным во всех даже подробностях богослужением в Русском монастыре.

Не менее поражало их и монастырское русское хлебосольное гостеприимство. Не говоря уже о сановных посетителях, находящих в монастыре широкое гостеприимство, стены его часто переполняются русскими поклонниками из простонародья, возвращающимися большею частью поистратившимися из Иерусалима. Кроме поклонников, монастырь прокармливает круглый год и ежедневно в стенах своих до 1000 человек братии и рабочих. Множество келиотов афонских существуют исключительно подаяниями монастыря. Каждый день у врат монастыря происходит громадная раздача хлеба и денег. Поклонники, монахи других монастырей и путешественники в ожидании пароходов проживают иногда по нескольку дней в отдельном корпусе вне стен монастырских на иждивении монастыря»⁷.

Благодаря решительным действиям в сочетании с мудростью богопросвещённого разума отца Иеронима, значение Русского монастыря стало гораздо важнее значения других монастырей, влияние его как на кинотские решения, так и вообще на всю святогорскую жизнь стало весьма ощутимо и для всех очевидно.

На покровительство и помощь русских старцев, иеросхимонаха Иеронима и схиархимандрита Макария, возлагали надежды многие афонцы.

В то время когда грузинские монахи, вытесненные греками из Иверского монастыря, решили возобновить заброшенную киновию святого Иоанна Богослова, а греки отказались продавать им строительные материалы, отец Иероним повелел своему монастырскому эконому отцу Павлу закупать где только возможно лес и доставлять его для постройки киновии.

Отец Иероним и отец Макарий принимали живое участие в делах греческих монастырей и старались всячески поддерживать правое дело и везде водворять нарушенный мир и братскую любовь, хотя сами они нередко в благодарность за всё это получали неприятности, огорчения и даже доносы. Старцы всегда предпочитали «худой мир доброй ссоре».

Старцы Пантелеймонова монастыря никогда не отказывались от высокой роли миротворцев и добрых советников, когда их просили об этом свои братия – русские (как было во время недоразумений в Андреевском и Ильинском скитах), что указывает на высокий авторитет старцев, каким они пользовались на Афоне.

При внимательном отношении русского правительства и неоскудевающей материальной поддержке со стороны благочестивого и милостынелюбивого народа России вслед за Свято-Пантелеимоновым монастырём и русские афонские скиты, и все русские афонцы стали ощущать прочность своего положения на Афоне⁸.

Все эти изменения в жизни русского иночества на Святой Горе сильно повлияли на его численность. На всём Афоне в прежнее время количество русских иноков не превосходило 200 или 300 человек, тогда как в 1890-х годах русские если не превосходили, то не многим уступали в численном отношении грекам. Количество русских иноков на Афоне достигало 5000.

В Русскую обитель под отеческий покров старца Иеронима к концу его жизни братии собралось более 800 человек, так что, как записал в 1885 году монах Пантелеймон, не все уже знали друг друга по именам, а только после смерти каждого узнавали имена для поминовения. Так уплодоносилась его паства духовная неусыпным отеческим попечением!

Старец Иероним, глубоко понимая дух и стремление приезжавших, поручал их опытным старцам, под руководством которых они проходили первоначальный искус. Для высшего духовного руководства всё увеличивавшимся братством отец Иероним подготовил старцев-духовников и завещал их после себя.

«Духовником в общежитии, по правилам святых отец, должен быть сам игумен, – закрепляет за игуменом древнее его право отец Иероним, – так как ему вручено духовное окормление, но если число братии велико и он один не может всех исповедовать, в таком случае он вкупе с собором избирает в помощники себе одного или двух, которые занимались бы исповедию назначенных от игумена братий и разрешали бы грехи, только не смертные, а в смертный грех павшего отсылать к игумену – общему отцу и духовнику – так все богоносные отцы советуют и определяют. Так и на Афоне святой Савва Сербский в своём уставе определил. С должностью духовника и должность наставника, то есть старца, соединяется не отдельно. Должность духовника состоит в совершении Таинства Покаяния, а должность наставника состоит в том, чтобы желающих облещись в иноческий ангельский образ руководствовать к богоугодной жизни частыми и полезными наставлениями по правилам, какие изображены в книге святого Василия Великого о подвигах иноческих. Впрочем, в помощь духовнику не возбраняется по благословению игумена быть наставником, то есть старцем, другому брату и даже простому монаху, только искусному в духовной жизни, который брата, открывающего ему мысленные свои брани, мог бы вразумить, как ему противоборствовать искушениям вражеским, возбудить себя к покаянию и исповеданию грехов своих пред отцом духовным»⁹.

Отец Иероним был как отцу Макарию, так и всей братии и духовником, и старцем-наставником. После его смерти старцем над всеми преемственно стал отец Макарий.

В строгом общежитии Русского монастыря старец Иероним полностью воплотил те святоотеческие принципы, которым он всегда следовал и учил братию. При жизни старца не было нужды в письменном уставе, поскольку он сам был для обители живым уставом монастырским и примером для братии в исполнении общежительных правил. На случай своей смерти отец Иероним вместе с отцом Макарием составил «на основании слова Божия и учения святых отцов» «Устав Русского на Афоне святого великомученика и целителя Пантелеймона общежительного монастыря», в котором излагались общие правила иноческого общежития, порядок церковных служб, обязанности по послушанию и прочее. Устав был составлен в 1881 году и скреплён подписями обоих старцев – игумена и духовника.

Ежедневный порядок церковного богослужения, келейного и внекелейного поведения, существовавший при жизни отца Иеронима и узаконенный уставом, был таков.

Келейное правило для схимонахов заключалось в двенадцати чётках с поясными поклонами и 100 земными поклонами, последние оставлялись в дни праздничные, субботние и полиелейные. Для простых монахов и новоначальных правило меньше: для мантийных – шесть чёток с поясными и 50 земными поклонами, для рясофорных и новоначальных – три чётки с поясными и 33 земными поклонами¹⁰. К правилу келейному для всех иноков приложено ещё 100 поклонов поясных за благодетелей обители. На келейный канон братия возбуждалась несколькими ударами в колокол, в летнее время – в 5 часов¹¹, в зимнее – в 6 часов. Через час ударяли к утрене. По окончании утрени тотчас же начинались ранние Литургии ради поминовения ктиторских имён и для труждающихся на разных послушаниях, а поздние – через 1–2 часа после утрени. Вечерня начиналась за два с половиной часа до захождения солнца (по местам послушаний вечерня также читалась), а повечерие – отдельно и всегда при закате солнца, кроме Святой Четыредесятницы, когда читалось великое повечерие на час ранее. После повечерия воспрещалось не только что-либо есть, но даже пить воду (по крайней нужде напившийся воды полагал за это после 50 поклонов поясных, а в Великий пост – земных или прочитывал вновь повечерие). Равным образом воспрещалось после повечерия вести разговоры. А тем более сходиться в келиях. На дни воскресные и праздничные – Господские, Богородичные и великих святых – всегда совершалось бдение, начинавшееся с закатом солнца и продолжавшееся не менее девяти часов (на праздники же святого великомученика Пантелеймона и Покрова Пресвятой Богородицы оно длилось до 14 часов, с Божественной Литургией – до 17). Старец-духовник строго следил за поведением братии во время длинных служб.

Трапеза поставлялась братии дважды в день, кроме понедельника, среды, пятницы и Святой Четыредесятницы – тогда вкушали единожды и без постного масла. В келиях никому не разрешалось иметь ничего из съестного, кроме благословенного духовником или игуменом из-за болезни или по другой уважительной причине.

В келейном поведении братия обязывалась не оставаться без особой нужды и благословения вне келии, равно не собираться по келиям для праздных бесед; не велено разрешать пояса, отходя к ночному покою; дневной же отдых дозволялся только в длинные летние дни.

Но строже всего старцы Пантелеймоновой обители следили за нестяжательностью братии и отсечением ими своей воли – отличительными добродетелями общежительного инока. Каждый при вступлении в братство, вручив всё своё имущество в распоряжение игумена, не должен был удерживать ничего у себя, кроме благословенного.

Отец Иероним в строгую обязанность поставлял братии твёрдо и неизменно хранить старчество, ибо старчество установлено примером Самого Господа и оно есть основание монашеского жития.

Стараниями отца Иеронима введено и даже усилено у русских иноков Пантелеймонова монастыря спасительное древнее обыкновение как можно чаще приобщаться Святых и Животворящих Таин: например, в Великий пост схимонахи каждую неделю приобщались трижды, большая часть монахов – дважды, послушники – по субботам. В другие посты многие приступали ко Причастию по два раза в неделю, и не в посты находились старички и молодые, усердствовавшие поститься, которые причащались дважды в неделю. Все же вообще иноки и благоговейные послушники по пятницам очищали совесть свою исповедью и в каждую субботу делались причастниками Святых Таин Христовых. Если случался на седмице праздник, особенно двунадесятый, под оный по большей части все говели и на сам праздник причащались, так же перед днём Ангела именинник говел и на именины причащался.

В такой атмосфере древнего русского благочестия под руководством опытных старцев юный Иоаким начал проходить школу монашеской жизни.

Подвижник Афона и Москвы

Вскоре после поступления в обитель Иоаким был пострижен в мантию с именем Иларион. Его небесным покровителем стал преподобный Иларион Великий (память 21 октября по ст. ст.). Монах Иларион нёс послушание кузнеца. Обладая недюжинной силой, он так отбивал удары молотом, что, слыша их, знавшие его говорили: «Ну, это Иларион ударил!».

Однажды, работая на строительных лесах, он упал с высоты около тридцати метров и сильно разбился. Было ему около двадцати трёх лет. По существовавшему на Афоне обычаю, его, как находившегося в безнадёжном состоянии, постригли в схиму, оставив при постриге имя Иларион. Однако он оправился, вернулся в число братии и продолжал нести своё послушание. С тех пор до глубокой старости старец никому об этом не рассказывал.

Отец Иларион от природы имел особые технические дарования. Как-то во время сильного землетрясения (частого явления на Афоне) барабан с куполом монастырского храма дал трещину, и иеродиакону Илариону предложили его укрепить. У отца Илариона (замечает владыка Сергий) нередко бывали особые моменты вдохновения, из-за чего монастырское начальство иногда даже отстраняло его от совершения чередных богослужений. Именно в такой момент вдохновения ему было открыто, как укрепить барабан с куполом храма.

Спустя некоторое время, когда барабан был надёжно скреплён металлическими затяжками, в монастырь приехали греческие инженеры. Они попросили познакомить их с мастером, производившим этот ремонт. Пригласили отца Илариона. На просьбу специалистов показать чертежи крепления купола отец Иларион, стукнув себя по лбу, сказал: «Вот где мои чертежи».

Так, водимый свыше, он выполнил сложную техническую работу по укреплению храмовой конструкции, не имея специального образования.

«Лучшими воспоминаниями старца, – пишет архиепископ Сергий¹², – были его рассказы о Старом Афоне, где он полагал начало. Жизнь на Афоне он уподоблял равноангельской, никогда не видел ссор между братией». Несмотря на десятичасовое всенощное бдение (только один 103-й предначинательный псалом пелся в течение часа), братия по окончании службы не спешили покидать храм, «друг другу уступая выход из него»¹³.

Вспоминая обычаи монастыря, отец Иларион рассказывал, что поступавшего в обитель по благословению игумена поручали одному из старцев, который проходил с поступавшим по Афону и в беседе с ним узнавал его характер. В зависимости от этого назначалось послушание.

Существовал в монастыре и такой обычай: в случае кончины кого-либо из братии его могилу раскапывали через три года и, если тело истлело, череп с костями складывали в монастырскую костницу; если же тело не разлагалось, его снова зарывали, усиленно молились о упокоении усопшего и через три года снова раскапывали. Если же тело и на этот раз находили неразложившимся, то больше его не тревожили.

«Старец рассказывал о себе, – вспоминал владыка Сергий, – что он старался, будучи молодым, испытать на себе все виды подвигов. Так, он три года спал, сидя на стуле, не ложась спать. Однажды после легкой дремоты он взглянул и увидел явно весьма страшного диавола, приближавшегося к нему; он медленно стал ограждать себя крестным знамением, и тот сделался невидим. Старец произнес: «Так ты ничего не можешь!"».

В архиве архиепископа Сергия (Голубцова) хранится фотография, на обороте которой рукой владыки сделана следующая надпись: «Молодой монах Иларион с отцом на фоне Св. Афонской Горы, где он жил в русской келье Св. Иоанна Златоустаго с 1888г.». Эта фотография с надписью владыки даёт нам основание полагать, что отец Иларион после шести лет прохождения монашеской школы в Свято-Пантелеимоновом монастыре перешёл на жительство в русскую келию¹⁴ святителя Иоанна Златоуста, настоятелем которой был в то время иеросхимонах Кирилл (Абрамов).

Известно, что отцу Иерониму, духовнику Пантелеймонова монастыря, «принадлежала мысль заселить развалившиеся афонские, греческие келии русскими келиотами, которые смогли бы восстановить эти келии и украсить должным образом их храмы – параклисы. Такими келиотами становились и некоторые из братии Русика, с благословения и при материальной помощи духовника Иеронима уходившие на келии, приобретенные у греческих монастырей. В те годы (1860–1880) в русские руки перешло около семидесяти афонских келий»¹⁵.

Благоустроителем русской общежительной келии святителя Иоанна Златоуста по праву считается иеросхимонах Кирилл (Абрамов), который почти сорок лет провёл в борьбе с греками за существование русского инока на Афоне.

Отец Кирилл, во святом крещёнии Капитон, сын урядника Илариона Абрамова Мелеховской станицы Области Войска Донского, родился 26 февраля 1845 года¹⁶. Образование получил в Новочеркасском окружном училище, где с успехом проходил Закон Божий и прочие науки, а в 1860 году блистательно окончил полный курс. Капитон не мечтал о жизни светской, а предпочел ей жизнь иноческую для служения Господу. Воспитываясь под руководством своего глубоко религиозного отца, он более всего интересовался чтением Житий святых, Пролога, «Записок» Святогорца и других книг духовно-нравственного содержания, которые увлекали Капитона, так как вполне соответствовали его стремлениям послужить Богу в чине ангельском.

Когда отец его задумал оставить мир и идти на Афон искать трудов монашеских, последовал за ним и богобоязненный юный Капитон.

Достигнув Афонской Горы и обойдя многие её обители, отец и сын остановили свой выбор на Русском Пантелеймоновом монастыре. Старец обители, иеросхимонах Иероним, с любовью принял их и благословил на прохождение святого послушания: Капитону назначил клиросное в соединении с некоторыми другими обязанностями обительскими, а отцу его Илариону преимущественно хозяйственное. Однако через год молодой послушник и его отец из-за возникших со стороны греков беспорядков и притеснений русских вынуждены были оставить монастырь и перейти в русскую келию святителя Василия Великого¹⁷.

В келии святителя Василия Великого Капитон был пострижен в мантию с именем Кирилл; 30 июня 1865 года он был рукоположен во иеромонаха.

После смерти своего духовного отца, старца Митрофана¹⁸, известного на Афоне своими подвигами и духовной мудростью, иеромонах Кирилл был избран братией своим настоятелем и наставником.

Но как только отец Кирилл принял в свои руки жезл настоятельский, он встретил множество препятствий в своих благих начинаниях: на него обрушились и беды, и скорби, и утеснения со стороны Пантократорского монастыря. Впрочем, и при старце Митрофане греческие правители сего монастыря вообще враждебно относились к энергичным деяниям русофилов, а потому отец Кирилл, помня заветы своих богомудрых старцев, смиренно преклонялся пред коварными ухищрениями властелинов, терпел и молился.

В 1883 году, после усиленной и бесполезной борьбы с греками, иеромонах Кирилл с большим братством перешёл в полуразрушенную келию святителя Иоанна Златоуста¹⁹, которую приобрёл в собственность от сербского Хиландарского монастыря.

Неутомимый русский деятель, несмотря на все трудности, сумел в самое короткое время сделать келию почти неузнаваемой²⁰. С благословения Хиландарской Лавры отец Кирилл в течение трёх лет воздвиг соборный храм-памятник в ознаменование чудесного спасения Царской Семьи во время крушения поезда близ станции Борки 17 октября 1888 года. Этот красивый храм во имя святителя Иоанна Златоуста с приделами в честь святого благоверного князя Александра Невского и святой равноапостольной Марии Магдалины стал свидетелем единения России и Афона.

Известно, что до революции келия Иоанна Златоуста была одной из самых больших русских келий на Афоне. В ней обитало около 100 монахов. Иеросхимонах Кирилл был первым председателем Братства Русских обителей на Афоне – объединения русских святогорских келиотов, созданного с целью укрепления русского монашества в условиях жизни вне территории Русской империи. Эта келия была своеобразным славянским центром на Афоне²¹. 

К сожалению, не сохранилось сведений, объясняющих причину перехода отца Илариона из Русского Свято-Пантелеимонова монастыря в Иоанно-Златоустовскую келию в 1888 году.

Не исключено, что основной причиной были не утихавшие распри с греками, из-за которых в своё время иеросхимонах Кирилл (Абрамов) перешёл в келию Василия Великого. Кроме того, в 1885 году умер старец Пантелеймонова монастыря иеросхимонах Иероним²².

Известно, что Высокопреосвященный Михаил, митрополит Сербии, был лично знаком с иеросхимонахом Кириллом, высоко ценил русского энергичного деятеля и не раз посещал его обитель. Во время одного из таких посещёний митрополит Сербии предложил отцу Кириллу взять под опеку знаменитую Высоко-Дечанскую Лавру²³, находившуюся в сердце древней Сербии, у самой албанской границы. Митрополит Михаил был известным русофилом. Он понимал, что только русское афонское братство, переживавшее в те годы невиданный расцвет, способно возродить знаменитую сербскую Лавру.

Положение её в те годы было очень тяжёлым. Из-за непрестанных нападений разбойников-арнаутов, которых ныне принято именовать албанцами, Лавра практически опустела: в ней проживало 1–2 человека, а часть земель, принадлежавших Лавре, была уже отобрана враждебно настроенным местным населением. Для отца Кирилла настало время показать на деле силу славянского единства, и он принял это нелёгкое послушание.

В Лавре предполагалось установить общежительный афонский устав, действовавший в Златоустовской келии, и населить сербский монастырь русской братией. После этого сербский митрополит взял согласие на это переселение русского посланника в Константинополе, и 14 января 1903 года митрополит Рашско-Призренский Никифор и иеросхимонах Кирилл выполнили все необходимые формальности по передаче Дечанской Лавры.

«С благословения Божия нынешним Митрополитом Рашско-Призренским Владыкою Никифором дарована нам в управление древняя православная славянская святыня – Высоко-Дечанская Лавра, расположенная среди гор, населенных дикими арнаутами (албанцами), и полуразрушенная от набегов беспокойных соседей, – писал иеросхимонах Кирилл в обращении к Почтеннейшему Благотворителю²⁴. В этой знаменитой Лавре покоятся целокупные мощи²⁵ строителя её, святого короля Стефана Дечанского, открыто, и сестры его, царицы Елены, под спудом, в отдельных же ковчегах есть части мощей многих других святых угодников Божиих.

На обязанность мою легла трудная задача – восстановить и оправить эту древнюю святыню, куда уже послано мною двадцать человек из числа испытанной братии нашей обители на Афоне.

Имея постоянное свое местожительство в обители святого Иоанна Златоуста на Афоне, управляю этой Лаврой, а потому всепокорнейше просим Вас не отказать нам в посильной своей помощи – чем можете и как Господь Вам укажет.

В той местности, раньше населенной православными сербами, теперь преобладает народность арнауты мусульманской веры, кои и истребили огнем и мечом почти всех православных сербов. Восстановлением Высоко-Дечанской Лавры и населением её русскими иноками привлекутся опять к святой вере отпавшие через ужасы и страх мусульманизма сербы и другие тамошние народности, имея пред собой свободной духовную опору – свою древнюю святыню Высоко-Дечанскую Лавру.

Призывая на Вас милости и щедроты Царя Небесного и Владычицы мира, остаемся навсегда Вашими смиренными молитвенниками.

Настоятель обители святого Иоанна Златоуста и игумен Высоко-Дечанской Лавры иеросхимонах Кирилл с братией».

В своих воспоминаниях об отце Иларионе владыка Сергий (Голубцов) упоминает о том, что батюшка много путешествовал, «два раза посетил Святую Землю Иерусалим, был даже в Китае, кажется в Риме, в Болгарии и Сербии. В двух последних имел труды, его даже наградили палицей». О том, что архимандрит Иларион «получил непосредственную благодарность и внимание от высших руководителей государств Сербии и Болгарии», писала в своих воспоминаниях о старце и неизвестная прихожанка храма Владимирской иконы Божией Матери в селе Виноградове, некая М. Ш.²⁶

Не являются ли эти свидетельства косвенным указанием на то, что отец Иларион был в числе монахов Иоанно-Златоустовской келии, перешедших на жительство в Высоко-Дечанскую Лавру, управление которой было возложено на настоятеля келии иеросхимонаха Кирилла (Абрамова)?

Однако не будем забывать о том, «с какой благоговейной осторожностью должны мы приподнимать завесу, скрывающую от наших взоров жизнь и подвиги святых подвижников, отказываясь от всяких недостаточно обоснованных гипотез, хотя бы они и казались, на наш взгляд, в высшей степени правдоподобными»²⁷. Многие труды схиархимандрита Илариона «останутся неизвестными по одним или другим причинам. Места его пребывания и служения – это одно из ярких и убедительных свидетельств» (тонко подметила неизвестная М. Ш.).

Из воспоминаний владыки Сергия известно, что в 1905 году «отца Илариона послали в Россию с его старцем схиигуменом Кириллом для сбора пожертвований на монастырь, но им пришлось остаться». Об этом же сообщает схимонахиня Феоктиста (Говорова), духовная дочь старца Илариона, уточняя, что тогда на Афоне была тяжёлая материальная ситуация²⁸. Всё остальное, касающееся времени пребывания отца Илариона в России в период с 1905 по 1914 год, сокрыто от нас.

По свидетельству владыки Сергия, отец Иларион после кончины своего старца схиигумена Кирилла, которого он похоронил на Лазаревском кладбище, «имел старцем схиархимандрита Захарию²⁹ и навещал его иногда в Москве».

В сохранившейся анкете священнослужителя культа при церкви селения Виноградово Удодова Илариона Хрисанфовича, заполненной, по всей вероятности, рукой самого старца, указано, что с 1914 по 1923 год он служил в Московском Сретенском монастыре; с 1923 по 1935 год при Сергиевской села Заболотья церкви; с 1935 года... На этом запись обрывается.

В Московском Сретенском монастыре отец Иларион нёс послушание казначея. В архивных материалах встречается упоминание о том, что в 1921 году игумен Иларион, фамилия которого не указана, был членом Совета общины Сретенского монастыря³⁰. Предположительно, речь идёт об отце Иларионе (Удодове).

В 1923 году отец Иларион по просьбе сестёр закрытого к тому времени Московского Иоанно-Предтеченского монастыря³¹ стал их духовником и переселился на монастырский хутор, расположенный вблизи станции Марк Савёловской железной дороги.

До революции монастырь посылал хутору, который ещё назывался селом Заболотьем, Чернецовым, Ивановским, Бирюлёвым, деньги, обувь и платье, а взамен получал овощи и молочные продукты. В тревожные революционные годы многие хуторские монахини и послушницы разъехались и некоторое время жили кто где, оставшимся же на хуторе помогал монастырь. Но постепенно почти все хуторские монахини собрались в прежнем составе.

Ивановский хутор подчинялся монастырю и его настоятельнице игумении Епифании (в миру Елисавета Дмитриевна Митюшина), но она всегда находилась в Москве и приезжала лишь время от времени проверить дела управления хуторским хозяйством. Непосредственное управление хутором по уставу было возложено на старшую монахиню, жившую здесь постоянно. В 1927 году, после окончательного изгнания сестёр из стен родного Ивановского монастыря, часть монахинь во главе с игуменией Епифанией переселилась на монастырский хутор.

Сёстры Ивановского монастыря были строгими последовательницами Тихоновской Церкви. Бывая в Москве, они обычно заходили на службу в храм Николы Большой Крест на Ильинке. Посещали и другие московские храмы, но только те, в которых не поминали митрополита Сергия (Страгородского) и безбожные власти. Находясь без надлежащей духовной опеки, сёстры чувствовали неполноценность своей монашеской жизни. В этот тяжёлый период они как никогда нуждались в духовном наставнике. Руководство монашеской жизнью сестёр разорённой обители взял на себя отец Иларион, с которым послушница Елена Черенкова, зарабатывавшая стиркой белья и ездившая в Москву на подённые работы, познакомилась в Сретенском монастыре.

Перебравшись на хутор, батюшка поселился в келии при храме во имя преподобного Сергия Радонежского, построенном в 1893–1895 годах³². В этом храме отец Иларион прослужил до самого его закрытия, 20 мая 1931 года.

В 1929 году сёстры понесли тяжёлую потерю. Умерла последняя настоятельница Ивановского монастыря игумения Епифания, управлявшая им с 1907 года. Отец Иларион с сёстрами похоронил её на монастырском кладбище вблизи хутора, где насчитывалось к тому времени уже около ста сестринских могил. Вместе с игуменией Епифанией отец Иларион предал земле игуменский посох, который в трагических обстоятельствах того времени не был передан преемнице.

В первых числах января 1931 года хуторские монахини были поражены ужасным известием. В новогоднюю ночь по всей Москве было арестовано множество священнослужителей и монашествующих. Из ивановских сестёр арестовали 15 человек. Всех поместили в Бутырскую тюрьму. Ивановские сёстры обвинялись в антисоветской агитации и были приговорены к трём или пяти годам ссылки в Казахстан.

Не успели на Ивановском хуторе пережить массовые аресты, как Господь послал сёстрам новые испытания. С 20 на 21 мая 1931 года по доносу были арестованы все до единой монахини и послушницы Ивановского хутора, обвинявшиеся в систематической антисоветской агитации среди крестьян окружающих деревень, пропаганде против коллективизации сельского хозяйства и других «общественных кампаний». Ни одна из обвиняемых не признала себя виновной и не отреклась от Христа и своих убеждений. 28 июня 1931 года двадцать восемь монахинь были приговорены к пяти, трое – к трём годам исправительно-трудовых лагерей. Все высланы в Казахстан этапом.

На свободе оставили старца Илариона, который не переставал об этом сокрушаться. «Лучше бы их оставили, – говорил он о своих чадах-страдалицах, – а меня одного взяли». Схимонахиня Феоктиста вспоминала, что батюшка «сильно плакал, когда их арестовали. Хотел, чтобы все сёстры были, его только бы забрали. А его оставили в колхозе, телеги нужно было чинить, сани, инвентарь». По свидетельству матушки Феоктисты, старец отправлял сёстрам в Казахстан посылочки.

После ареста ивановских сестёр дом на хуторе опечатали. Отец Иларион поселился в колокольне храма преподобного Сергия Радонежского и жил здесь совершенно один в течение нескольких лет. Тайно по ночам его навещала инокиня Матрона, насельница закрытого к тому времени Московского Никитского монастыря (она приезжала из Лобни, где жила вместе с последней настоятельницей монастыря монахиней Мариам). Инокиня Матрона приносила отцу Илариону еду, стирала, помогала по хозяйству. Изредка отец Иларион покидал свой затвор, чтобы навестить своего младшего брата диакона Петра, который жил тогда в Москве. Узнав о предстоящем закрытии и сносе Лазаревского кладбища, где был похоронен схиигумен Кирилл (на месте кладбища предполагалось устроить пионерский парк со всевозможными развлечениями), отец Иларион в 1932 или в 1933 году перенес его останки на тихий хуторской погост³³.

Господь хранил отца Илариона, но известия о всё новых и новых арестах среди священнослужителей и монашествующих проникали даже в его строгий затвор. В ночь с 15 на 16 апреля 1932 года в Москве было арестовано около ста священно- и церковнослужителей, в числе которых был и младший брат схиархимандрита Илариона, диакон Петр Удодов.

Петр Хрисанфович Удодов родился 28 июня 1876 года. В 1889 году окончил церковно-приходскую школу. Ещё в детстве он отличался хорошим голосом и пел в своей приходской церкви. Достигнув совершеннолетия, Петр уехал в Петербург, где был принят в капеллу Александро-Невской Лавры канонархом. До революции 1917 года жил в деревне, занимался крестьянским трудом. В 1921 году он переехал в Москву к своему старшему брату³⁴ и в течение трёх месяцев работал истопником. 

Схиархимандрит Иларион нёс в то время послушание казначея в Сретенском монастыре. Настоятель монастыря Иларион (Троицкий), епископ Верейский, ныне причисленный к лику священномучеников, сказал тогда о Петре Удодове: «Пусть лучше к нам идет, мы его диаконом сделаем». Петр Удодов не возражал и тогда же митрополитом Крутицким Евсевием был определён, а епископом Иларионом посвящён во диакона. После диаконской хиротонии отец Петр служил в московских храмах – сначала в церкви святых мучеников Флора и Лавра у Мясницких ворот, а затем он был переведён в Сорокосвятскую церковь по Динамовской улице (ц. 40 мучеников напротив Новоспасского монастыря).

В 1932 году начинается исповеднический подвиг отца Петра. 15 апреля он был арестован и проходил по групповому делу священника Николая Александрова и других. При аресте ему было предъявлено обвинение «в проведении систематически антисоветской агитации». Кроме того, он был обвинен в организации широко разветвленной сети по сбору денег и продуктов для оказания помощи ссыльному духовенству. Допрос отца диакона уложился в десять строк рукописного текста. На политические вопросы отец Пётр отвечать отказался. Важно отметить, что в протоколе допроса отца Петра от 23 апреля 1932 года в графе семейное положение (близкие родственники, их имена, фамилии, адреса, род занятий до революции и в последнее время) об отце Иларионе сказано как об архимандрите бывшего Ивановского монастыря. 

Фрагмент ставленнической грамоты диакона Петра Удодова

10 мая 1932 года Особым Совещанием при Коллегии ОГПУ отец Пётр был осужден по статье 58–10 УК РСФСР. Обвинение гласило: «Группировка вокруг церквей г. Москвы, проведение среди церковников антисоветской агитации и распространение провокационных слухов».

Исповедник был приговорён к трем годам лишения права проживания в 12-ти пунктах СССР, с прикреплением к определенному месту жительства, считая срок с 15 апреля 1932 года.

Сначала (15 апреля 1932 года) отец Петр был помещён в Бутырский изолятор ОГПУ, затем местом его ссылки, предположительно, был (до 1935 г.) город Павловск Алтайского края.

В 1935 году схиархимандрит Иларион по приглашению благочинного, протоиерея Константина Сперанского, перешел служить в село Виноградово «на Долгом пруде».

Это старинное село, расположенное в нескольких километрах от Ивановского хутора, было знаменито и в историческом, и в архитектурном отношении. До настоящего времени сохранились здесь господские дома, ворота кордегардии, погреба, мост, система проточных прудов конца XVIII века и храм Владимирской иконы Божией Матери 1772–1777 годов, который в ансамбле со звонницей и домом причта считается одним из красивейших в Подмосковье.

О первом богослужении батюшки в селе Виноградово сохранились воспоминания прихожанки Владимирского храма, подписанные инициалами М. Ш.

«Впервые батюшку архимандрита Илариона пришлось слушать на служении в престольный праздник Владимирской церкви села Виноградово. Это было в 1931 году. Он был приглашен отцом Виктором³⁵. Служение его в храме в то время было необычным: оно было проникнуто особым настроением, особой задушевностью, что, несомненно, служило для молящихся подъемом к молитве, её искренности и благоговению».

В начале 30-х годов у платформы Долгопрудная Савеловской железной дороги начал создаваться Центр научного и спортивного воздухоплавания, выполнявший функции строительства дирижаблей и Московского дирижаблепорта. В апреле 1931 года он получил статус рабочего поселка Дирижаблестрой. В 1937 году был пущен в эксплуатацию газовый завод по выработке водорода для дирижаблей и аэростатов.

Из воспоминаний М. Ш.³⁶ следует, что при строительстве завода отец Иларион помогал рабочим чем мог. За «общественную работу обслуживания рабочих» начальство завода в неограниченном количестве предоставило схиархимандриту Илариону транспорт для перевозки церковной утвари и иконостаса с хутора Чернецово на новое место служения батюшки. Всё церковное имущество из закрытого храма преподобного Сергия было передано отцу Илариону в дальнейшее пользование.

«Такое отношение государственных хозяйственных лиц, несомненна, было заслужено архимандритом своей примерной жизнью и физическим трудом», – писала М. Ш.

Покидая хуторской храм преподобного Сергия, отец Иларион перенес в Виноградово резной деревянный иконостас и некоторые чтимые образа: икону святого Иоанна Предтечи с частицей мощей, икону Божией Матери Черниговскую-Гефсиманскую. По свидетельству протоиерея Владимира Жаворонкова, из Сергиевского храма были принесены также волосы с главы Преподобного и частица его мощей. В дополнение к правому Никольскому приделу старец устроил левый придел во имя преподобного Сергия и построил деревянные хоры для певчих в обоих приделах.

В 1936 году настоятель Владимирского храма, протоиерей Константин Сперанский, был арестован. Дальнейшая его судьба неизвестна, – вероятно, он был расстрелян или погиб в лагере.

Та же участь грозила и отцу Илариону, но местные жители ходатайствовали перед властями за батюшку как за искусного мастера-бессребреника, который всем всё чинил бесплатно.

С 1936 года схиархимандрит Иларион был назначен настоятелем Владимирского храма.

«Поселился он в часовне³⁷, где жил до него настоятель. На первом этаже находилась одна большая комната с русской печкой. Здесь пекли просфоры, готовили еду. На втором этаже была спальня», – рассказывала схимонахиня Феоктиста³⁸.

По окончании ссылки вернулся брат старца, диакон Пётр Удодов. В 1935 году архиепископом Питиримом он был определён в Петропавловскую церковь в Лефортово; в 1936 году переведён в Ризоположенскую церковь по Донской улице. В 1944 году митрополитом Крутицким и Коломенским Николаем отец Пётр был посвящён во иерея и назначен на служение во Владимирскую церковь села Виноградово.

Постепенно возвращались из Казахстана высланные в 1931–1932 годах ивановские сестры. Они рассказывали, что в Казахстане им жилось неплохо. Местные жители жалели их и нередко помогали с едой и одеждой. Находясь в ссылке, матушки старались придерживаться привычного монастырского уклада, соблюдали посты и полностью вычитывали свое монашеское правило.

На протяжении всей своей жизни они продолжали обращаться за помощью к своему небесному покровителю – святому Иоанну Предтече.

«Это было во время ссылки в Казахстане, – вспоминала матушка Феоктиста (Кононова). – Одна из ивановских монахинь молилась святому Иоанну Предтече, чтобы он утешил сестер – послал им пирожков (быть может, к какому-то монастырскому празднику). После таких молитв Иоанн Креститель явился сестре во сне и строго сказал: «Кого ты просишь о пирожках? Я – Иоанн, постник и пустынник. Проси вашего баловника святителя Николая³⁹"».

А вот другой рассказ одной из ссыльных ивановских сестёр, записанный также со слов матушки Феоктисты⁴⁰.

«В Семипалатинске, когда нас гнали, женщина несла на коромысле два ведра кипятка и мешок сухарей. Остановились. Когда нас высадили, она останавливается около нас, а мы говорим: «Да не надо (впереди гнали блудниц эшелонами)». – «Нет, – говорит, – мне Матерь Божия сегодня во сне явилась и сказала: «Первые эшелоны пройдут, к ним не выходите – это блудницы, а второй эшелон – это Мои. Накипятите воды и несите сухарей».

Мы разревелись... Там пески, за ночь заносит все окна и двери...»

Разве этот рассказ не свидетельствует о том, что Матерь Божия никогда не оставляла сестёр без Своего покрова и предстательства?

По возвращении из Казахстана ивановские матушки селились кто где мог – по селам и небольшим городкам, старались устроиться поближе к своему старцу, хотя это получалось далеко не всегда. Несколько матушек поселились в самом Виноградове. Вместе со своим духовным наставником старцем Иларионом и отцом Петром они зажили маленьким тайным монастырём.

Много трудов положил отец Иларион, для того чтобы Владимирский храм в селе Виноградово приобрёл благолепный вид.

«Перед его приходом в село Виноградово Владимирская церковь была в большом запустении и разрухе, – замечает М. Ш. – Росли березы на крыше, обвалились карнизы, штукатурка от стен, цоколя, – словом, было видимо отсутствие ремонта несколько десятилетий. И вот в течение сравнительно короткого времени храм приобрёл благолепный вид как снаружи, так и внутри».

По свидетельству М. Ш., все ремонтные работы, даже на куполе храма, производились всегда при участии старца.

«Забраться по цепи по куполу осмотреть крест могут только люди привычные и молодые, и у многих это вызывало боязнь и страх; а 80-летний архимандрит говорил: «С Божией помощью доберусь, а быть необходимо"», – вспоминала она.

Производил отец Иларион и тяжелые каменные работы: проложил выход из храма через алтарь – была пробита стена толщиной около метра; расширил вход на хоры. Батюшка благоустроил артезианский колодец в ограде храма, поставил над ним железный навес и вделал в боров подшипники. Жёлоб на крыше колодца был сделан чугунный – из особой тавровой балки, помост застелен дубовыми бревнами и простоял более двух десятилетий. У себя в келии старец устроил «обогревательную систему» – отвел от керосинки узенькую железную трубочку через всю келию.

М. Ш. обращает внимание на удивительное умение старца производить точный расчёт при возведении того или иного сооружения, без всяких чертежей, а также на его особое чутьё, как вести процесс работы.

«Физический труд в области применения повседневных бытовых предметов, в обработке дерева, металла и других материалов для духовного старца было исключительным и очень редким случаем, – замечала она. – За свою удивительную добросовестность отец Иларион приобрел большое уважение и внимание и вызывал у многих удивление.

Через его золотые руки, как некоторые выражались о нем, проходили починка костюмов, карманных и стенных часов, кладка печей со всевозможными приспособлениями, починка железных крыш и т. д. и т. п. Причем так выполнялись просьбы, что приходилось прямо удивляться не столько добросовестному труду, сколько особой продуманности и хорошему выполнению работы.

А какая награда за это?! «Большое спасибо, батюшка» – у неимущих. И с таким награждением оставался он нередко. Сколько же было мужества и любви к людям!

Однажды пришлось наблюдать его работу по ремонту обрушенного пола за ветхостью переводов. Хозяин дома (это было в селе Виноградове) попросил кстати сделать люк в подполе. «Пожалуйста, пожалуйста!» – ответил батюшка. И вот когда была закончена работа, хозяин, немного смущенный, сказал: «Батюшка, а я просил вас, чтоб открывались три половицы, что-то я не вижу никаких признаков!» – «Дайте мне ввернуть колечко в доску», – ответил архимандрит. И когда оно было ввёрнуто, то три доски, так точно слаженные и незаметно пригнанные, поднялись.

Вся жизнь старца протекала в неустанном труде и помощи всем, с кем приходилось ему соприкасаться. «Не люблю сидеть без дела, люблю постучать!» – говаривал иногда архимандрит.

У труженика архимандрита было чему поучиться тем, кто работает в области обработки дерева, металла и других материалов. Наблюдательный глаз всегда может увидеть его работу, как изящную, так и особо хорошо выполненную».

В годы войны во Владимирском храме богослужения не прекращались. С этим храмом была связана тайна, открывшаяся лишь в последнее время. Здесь с 1941 по 1945 год, в алтаре под престолом, хранилась величайшая святыня Православной Церкви – глава преподобного Сергия Радонежского. И никто не знал, что эта церковь в годы войны освящалась присутствием великой святыни.

Особо знаменательно то, что глава Преподобного, находясь в алтаре Владимирского храма, фактически оказалась на линии фронта. 5 декабря 1941 года фашистские войска находились у Лобни – в восьми километрах от Виноградово. В самом Виноградово происходило сосредоточение советских войск и находился штаб 5-й армии⁴¹. Таким образом, преподобный Сергий послужил обороне Москвы на последнем рубеже.

Многие подробности, касающиеся изъятия и сокрытия главы преподобного Сергия, стали известны после публикации труда игумена Андроника (Трубачёва) «Закрытие Троице-Сергиевой Лавры и судьба мощей преподобного Сергия в 1918–1946 гг.».

Так, стало известно, что после закрытия Лавры в 1919 году, из-за возникшей опасности лишиться честных мощей Преподобного, его святая глава по благословению Святейшего Патриарха Тихона тайно от всех была изъята и заменена на череп одного из князей Трубецких, погребённых под Троицким собором с западной стороны. Предположительно, это произошло 20–30 марта 1920 года. Основные участники этого события, священник Павел Флоренский и граф Юрий Александрович Олсуфьев, сокрыли главу Преподобного в доме Ю. А. Олсуфьева в Сергиевом Посаде (конец марта 1920 – март 1928 г.). Затем она была зарыта в саду при доме графа (март – конец лета 1928 г.). Место это знала его супруга Софья Владимировна Олсуфьева и, возможно, Екатерина Павловна Васильчикова. Протоиерей Владимир Жаворонков, с которым беседовал игумен Андроник в марте 2001 года, рассказывал, что существовал план, на котором указывалось, где была зарыта глава. Впоследствии этот план, вложенный в конверт, хранился в дубовом ларце вместе с главой преподобного Сергия.

В конце лета 1928 года честная глава была вырыта из сада Ю. А. Олсуфьева и передана Павлом Александровичем Голубцовым⁴² С. В. Олсуфьевой, жившей в то время в Люберцах. Однако после начала войны риск хранить главу в Люберцах стал слишком велик, так как С. В. Олсуфьеву могли арестовать со дня на день, что и произошло 1 ноября 1941 года⁴³. П. А. Голубцова могли призвать в армию. Именно поэтому в промежуток от начала войны (22 июня) до своего призыва в армию (20 августа 1941г.), как полагает игумен Андроник, П. А. Голубцов перенёс главу Преподобного из Люберец к своему старцу схиархимандриту Илариону (Удодову), служившему в храме Владимирской иконы Божией Матери.

Протоиерей Владимир Жаворонков, который во время войны был пономарём во Владимирском храме в селе Виноградово, вспоминал, что П. А. Голубцов с отцом Иларионом «привезли главу и положили под престолом в тайне. Отец Пётр, его брат, там что-то делал, переоблачал и увидел это» (записано иеромонахом Зосимой 3 августа 1998 г.).

Находясь вместе с отцом Иларионом в алтаре, отец Владимир по поведению старца чувствовал, что здесь происходит нечто необычное, но не спрашивал сам и не знал ничего. Уже впоследствии протоиерей Пётр Удодов рассказал ему, что в течение нескольких лет у них в алтаре, под престолом, хранилась глава преподобного Сергия.

По окончании войны П. А. Голубцов перенёс главу Преподобного на московскую квартиру Е. П. Васильчиковой (лето 1945 – весна 1946 гг.), которая, когда открылась Троице-Сергиева Лавра, отвезла главу на машине Патриарху Алексию I и «сама из рук в руки отдала Святейшему» (из воспоминаний Е. П. Васильчиковой, 28 мая 1991 г.).

Возвращение главы Преподобного к его мощам произошло 7/20 апреля 1946 года, в Великую Субботу. «Святейший благословил взять тайно, положить эту главу на место, а ту главу захоронить в благочестивом месте... Святейший не велел это афишировать», – рассказывал протоиерей Владимир Жаворонков (записано иеромонахом Зосимой 3 августа 1998г.).

Ни Е. П. Васильчикова, ни архиепископ Сергий не указывали, кто, собственно, вернул главу преподобного Сергия к его мощам. Архиепископ Ярославский и Ростовский Михей (Хархаров; родился в 1921 году) в конце 1990-х годов вспоминал, что это был схиархимандрит Иларион (Удодов).

При открытии Троицкой Лавры послушник Александр Хархаров пришел в один день с отцом Иларионом – 6/19 апреля 1946 года. Учитывая, что Александр был духовным сыном и келейником наместника архимандрита Гурия⁴⁴, он мог быть осведомлен о происходивших событиях, а ещё больше мог узнать от владыки Гурия впоследствии, когда вместе с ним уехал в августе 1946 года в Ташкент.

«При открытии монастыря⁴⁵ отца Илариона назначили помощником отцу Гурию, не освобождая от настоятельства в храме, где ему помогал брат – отец Петр (благочестивый целибат). Отец Иларион и передал главу Преподобного, которую, по благословению Святейшего, положили в раку к косточкам», – вспоминал архиепископ Михей (записано иеромонахом Зосимой в конце 1990-годов).

В воспоминаниях другого очевидца возрождения Лавры, протодиакона Сергия Боскина⁴⁶, мы встречаем множество упоминаний об отце Иларионе, возглавившем вместе с архимандритом Гурием первые богослужения после 26-летнего отсутствия в обители монашеской жизни⁴⁷.

«В январе 1945 года в Лавру приехал старец-схимник Иларион, – вспоминает протодиакон Сергий. – Он облачил в схимническое одеяние мощи преподобного Сергия, которые поставили на свое место в Троицком соборе. До этого рака с мощами находилась посреди Никоновской церкви в качестве экспоната, и её обходили кругом, глядя через стекло на непокрытые косточки».

Вероятно, Местоблюститель Патриаршего Престола митрополит Алексий уже знал о том, что глава преподобного Сергия находится у отца Илариона, и в январе 1945 года направил его осмотреть мощи, чтобы, как только откроется Лавра, быть готовым возвратить главу⁴⁸.

Следующие упоминания о старце Иларионе содержатся в описании служб Великой Пятницы (6/19 апреля) и Великой Субботы (7/20 апреля), проходивших в Успенском соборе, ключи от которого были переданы наместнику Лавры в Великий Вторник:

«В два часа дня отец Гурий открыл царские врата, совершил малое освящение престола в соборе, и по окроплении собора святой водой началась вечерня.

Пришел старец схиархимандрит Иларион (Удодов), вдвоем с отцом Гурием они выносили и Плащаницу.

В шесть часов вечера началась утреня по чину Великой Субботы, с обнесением Плащаницы вокруг собора. Служили отец Гурий и отец Иларион. О службах Великой Пятницы оповещёно не было, но народ собрался».

В Великую Субботу 7/20 апреля «в семь часов вечера из Троицкого в Успенский собор в закрытой серебряной раке⁴⁹ перенесли святые мощи преподобного Сергия. Раку поставили на деревянный помост у правой стены Успенского собора».

Придя в Лавру к десяти часам вечера, Сергий Боскин увидел стоявшего перед мощами Преподобного согбенного старца отца Илариона. Во время Пасхальной полунощницы, когда доносился звон с лаврской колокольни, «находившиеся в алтаре сосредоточенно молились... Отец Гурий на коленях склонился ниц перед святым престолом. Отец Иларион слева от престола, на коленях, возвел руки, со слезами повторял: «Господи, вся Тебе возможна».

(...) Служащие – архимандрит Гурий, архимандрит Иларион, игумен Алексий, иеродиакон Иннокентий – облачились в пасхальные облачения прежней Лавры, взятые в музее.

Светлое Христово Воскресение 8/21 Апреля

«Воскресение Твое, Христе Спасе...» – отверзаются царские врата. Через переполненный народом собор впереди идет хор, (...) у меня икона Воскресения Христа, отец Иларион с иконой Преподобного Сергия, отец Алексий с Евангелием, отец Гурий с крестом и трехсвечником, отец Иннокентий со свечой. Спускаемся по ступенькам с паперти – начался трезвон «во вся».

После 26-летнего онемения в обители преподобного Сергия в Пасхальную ночь зазвонили колокола: сразу, неожиданно. Народ, заполнивший под колокольней площадь, стоял с зажженными свечами. Столько было свечей, что на фоне ночного неба колокольня казалась в розовом сиянии. Толпы людей без обращения к ним о порядке сами соблюдали полную тишину, все стояли на месте. Крестный ход свободно обошел собор и вошел на паперть. Началась утреня и первое «Христос Воскресе!». В дивном соборе великой Лавры – Пасхальная утреня! Кому-то всё не верилось, а больше говорили: «Слава Богу! До какого дня дожили, до каких событий!"».

Далее протодиакон Сергий сообщил, что в самый праздник Светлого Христова Воскресения, после вечерни, отец Иларион уехал.

После открытия Лавры отец Иларион по благословению Святейшего Патриарха Алексия перешёл на жительство в обитель и вскоре был избран братским духовником.

В Лавре отец Иларион пробыл год с небольшим и снова вернулся в Виноградово. В то время настоятелем Владимирского храма был его брат отец Пётр⁵⁰. Вместе с отцом Петром батюшка служил в Виноградово до самой своей кончины. Благодаря многим трудам, духовному подвигу и мудрости настоятелей храма – схиархимандрита Илариона и протоиерея Петра – Владимирская церковь никогда не закрывалась, она уцелела в самые страшные годы гонений.

Большой отрезок жизненного пути посчастливилось пройти вместе с батюшкой схимонахине Феоктисте (Кононовой; родилась в 1920 году).

Матушка Феоктиста, в то время Александра Ильинична, познакомилась со старцем в конце 30-х годов. Приехав в 1937 году в Москву из родной Пензенской области, она поселилась в городе Долгопрудном, где жил тогда её крёстный. Через некоторое время поступила инструментальщицей на завод, вышла замуж за военного, родила сына Валерия. Когда началась война, муж ушёл на фронт и не вернулся.

Живя в Долгопрудном, Александра ходила на все службы во Владимирский храм в селе Виноградове. С отцом Иларионом она познакомилась, когда батюшка на Рождество благословил её помогать алтарнице Татьяне (впоследствии монахине Евфросинии). С этого времени Александра (в храме все называли её Шура) стала главным помощником отца Илариона и тем человеком, которому батюшка доверял во всём.

Сын у Шуры родился очень больным. Отец Иларион его крестил, причастил, положил в молитве руку на голову и на тревожный вопрос матери ответил: «Жить будет».

На первой исповеди батюшка сказал Александре: «Пять поклонов клади». К концу войны велел надеть подрясник и никогда не снимать его, называл её всегда «деточка» и говорил: «Но впереди у тебя...»

Схимонахиня Феоктиста вспоминала, что в конце войны Святейший сказал отцу Илариону: «Ты монах, ты должен быть в Лавре». И Шура стала возить старца в обитель. Сутки работала она в ремесленном училище, а на вторые ездили в Лавру. Каждый раз что-нибудь везли в мешке. Перевозили то книги, то иконы, то кресты. Мешок на спине всегда несла Шура. Она шла впереди, отец Иларион за ней. Батюшке уже было 83 года, и он был больным человеком.

Они доезжали до Савёловского вокзала, затем на трамвае добирались до Ярославского, а далее – снова на поезде до Лавры. Ездили вместе туда и обратно⁵¹.

«Как помню, тогда ещё электричек не было – поезда были. И вот сигнал даст проводник, а мы лишь только на «летном поле». Батюшка говорит: «Поезд уйдет». Я с мешком впереди, он сзади меня с палочкой. «Деточка, я замучил тебя!» – говорит он мне. Я ему отвечаю: «Батюшка, с вами так хорошо: я и в огонь, и в воду».

Так я его провожала.

Когда в машине едем, он не сядет в первую попавшуюся. Сначала пройдет несколько машин, потом пальчиком помашет, при этом ничего не говорит. Он видел всех... Провидел. Где, в какой машине, наверное, бес – он не садился; где ангел с водителем – он так пальчиком помашет мне», – рассказывала матушка Феоктиста (записано Н. Б. Алидема).

В Лавре отцу Илариону дали келию около митрополичьих покоев, где он всегда останавливался. Туда и отвозились кресты, иконы, книги.

Отец Иларион делал для Лавры ковчежцы из красной меди. «Десницу туда дали из Иерусалима, архидиакона первомученика Стефана. Нетленный по локоть». Когда старец перешёл на жительство в Лавру, он привёз с собой свой станок. Матушка Феоктиста вспоминала:

«Ему дали келию для работы. Был один игумен, Артемий. Его поселили под колокольней, а там холодно. Он меня и батюшку знал. Спрашивает: «А отец Иларион не возьмет меня к себе, а то у меня холодно?» – «Хорошо, батюшка, скажу!» Говорю отцу Илариону: «Отец Артемий просится к Вам, потому что ему там холодно». Он отвечает: «Пусть переходит».

Позже отец Иларион по своему смирению уступил свою келию игумену Алексию (?), сам же он со своим станком в проходной остался» (записано Н. Б. Алидема).

Из беседы Л. С. Комаровой с матушкой Феоктистой стали известны новые, очень важные подробности, касающиеся судьбы главы преподобного Сергия Радонежского. Оказывается, что глава Преподобного не всё время находилась в алтаре Владимирского храма под престолом. Когда отец Иларион вынес её оттуда – неизвестно, хотя схимонахиня Феоктиста говорит, что «это случилось, когда храм хотели закрыть». Намерение закрыть храм в Виноградово никто не подтверждает.

Отец Иларион перенес главу преподобного Сергия на чердак пристройки у часовни. Сам он жил в этой часовне. Поэтому нахождение святыни рядом с собой считал надежнее. На чердак вела лестница. Пол чердака был выстлан опилками.

Однажды отец Иларион позвал Шуру, подвел к пристройке у часовни и попросил подняться по лестнице на чердак. «Лезь по лестнице, – сказал он ей, – и найди «мячик"».

Шура поднялась. Стала искать в опилках, и вдруг руки нашли что-то круглое в красном сукне, под которым виднелся суровый холст. Она потихоньку приоткрыла холст и увидела желтую, как воск, голову. Что это было, Шура не знала. Отец Иларион ждал внизу. Спустившись, она молча передала ему находку. Шура не смела спросить, а старец не считал нужным открыть ей тайну.

Шли годы, а Александра так и не знала, что она когда-то с отцом Иларионом отвозила в мешке главу Преподобного в Троице-Сергиеву Лавру. На поминках отца Илариона протоиерей Владимир Жаворонков открыл Александре, тогда уже монахине Амвросии⁵², эту тайну. И она вспомнила одну из поездок в Лавру...

Та поездка была необычной. Зашли на вокзал. Отцу Илариону надо было отлучиться по своим делам. И тогда он надел на Шуру на несколько минут мешок, с молитвой ушёл и с молитвой возвратился.

Л. С. Комарова беседовала с жителями села Виноградове, которые хорошо знали и помнили схиархимандрита Илариона. Вот что рассказала о старце учительница Наталья Павловна Парфёнова, которая проживает в Виноградово с 1930 года:

«Это был согбенный старец небольшого роста, с длинной белой бородой. Лицо очень доброе, с лучистыми детскими глазами. Он был очень жизнерадостным человеком».

Наталья Павловна вспоминала, что батюшка был дружен с её отцом, Павлом Гавриловичем, окончившим Петровскую лесную академию в Москве и служившим лесничим Хлебниковского лесопарка, часто бывал у них в доме. Когда в 1943 году Павел Гаврилович умер, старец три дня читал над ним заупокойные молитвы.

Наталья Павловна рассказала также, что отец Иларион всегда узнавал у прихожан, кому было плохо, и сам спешил к человеку оказать посильную помощь.

«Как сейчас вижу: старик-монах в скуфейке, с сумкой идёт в соседнюю деревню Горки. Это отец Иларион спешит к больному. Голодное было время. Много я видела священников, но такой был один», – говорила Наталья Павловна о батюшке.

Она вспоминала, что отец Иларион паял ей кастрюли, всем ремонтировал часы. И прохудившиеся чайники, кружки и другая посуда, побывав в руках старца, продолжали служить людям.

Хорошо знала отца Илариона и другая жительница села Виноградово, Анна Ивановна Латц, которая 11 лет пробыла в ссылке (с 1937 по 1948 год) и умерла в 1957 году. Её дочь, Валентина Васильевна Кузнецова-Латц, казначей Владимирского храма с 1980 по 1999 год, рассказала, что отец Иларион часто приходил к ним в гости. Собирались многие знакомые, читали книги, беседовали. Часто бывал у Анны Ивановны Латц её двоюродный брат, художник Михаил Владимирович Шмелёв, окончивший Петербургскую художественную академию. Он также был дружен с отцом Иларионом, писал для храма иконы.

Из воспоминаний схимонахини Феоктисты известно, что многим жителям села Виноградово батюшка помогал материально. «Кому даст на стройку, кому на коровку, без отдачи», – рассказывала матушка.

Схиархимандрит Иларион оказал решающее влияние на духовное развитие и становление будущего архипастыря – архиепископа Сергия (Голубцова). Их встреча произошла в конце 20-х – начале 30-х годов прошлого столетия. Именно отец Иларион благословил Павла Александровича Голубцова на церковное служение, а впоследствии – на принятие монашества и священного сана. Сохранился листок, на котором владыка Сергий, тогда ещё иеромонах Сергий, попытался подытожить пройденный им церковный путь:

«В 1953 году исполняется в марте моё трёхлетнее пребывание в монастыре⁵³, где три рода испытал трудностей...»

Далее идёт перечисление этих трудностей. Сбоку приписано:

«Помни слова старца архимандрита Илариона: «Терпи казак – атаманом будешь» и «большому кораблю – большое плавание"».

Вот каким запомнился старец своему духовному сыну и ученику – архиепископу Сергию:

«Отец схиархимандрит Иларион отличался исключительно большим смирением, был молчалив, никогда не смеялся, никого не осуждал. Во время его труда уста шептали Иисусову молитву. Беря какой-нибудь инструмент, он ограждал себя крестным знамением. 

Батюшка отличался необыкновенной вежливостью, не допускал в своей речи никаких грубых, резких выражений, в то же время был прост, сопровождал речь ласковой, согревающей сердце улыбкой. Никогда никто не видел в нем проявления гнева, вспыльчивости, раздражительности. Вместе с тем живые, энергичные движения говорили, что он от природы был человек горячий, живой, волевой.

Роста он был среднего, ходил крупными, энергичными, размеренными шагами; был худощав, имел выразительные рабочие руки с широкими ладонями. Недлинными расплющенными, в ссадинах пальцами всегда уверенно и метко производил рабочие движения.

Лицо у старца было выразительное, с небольшим лбом, запоминающееся навсегда. Большие, подвижные темно-карие глаза, которые он то широко открывал, то, говоря, совсем прищуривал. Говоря с собеседником, любил молча, наклонившись, слушать.

Батюшка обладал в молодости очень сильным тенором. Вспоминая об этом, всегда подчеркивал, что сила голоса была такая, что можно удивляться, откуда она являлась. Во всех движениях старца было удивительно много свежести чувств, цельности, юношеской непосредственности, которых не мог умерить большой преклонный возраст.

Произнося возгласы, он иногда делал упор на некоторые слова, их особенно подчеркивая. Так, например: «Христос, истинный Бог наш». Поэтому в его богослужении было много той же непосредственности. Служил батюшка удивительно просто, искренно, незатяжно, тенором очень сильным, чистым, сохранившимся до самой кончины, все как-то складно во времени и аккуратно.

Уединенная жизнь в непрестанном труде с Иисусовой молитвой – таков был духовный строй жизни почившего старца. Изо дня в день текла размеренно, трудолюбиво его внутренняя и внешняя деятельность.

Старец ежедневно вставал в 4 часа утра, 2 часа совершал келейное правило, после чего пил святую воду с просфорой и в 6 часов начинал ежедневную работу «по плану», как он выражался.

Батюшка был чрезвычайно искусным рабочим по своей специальности жестянщика, всем все делал бесплатно, всегда носил во время работы фартук. Вечером снова вычитывал по богослужебным книгам вечерню, утреню, пел вполголоса стихиры, имел малое кадило. В короткой келейной мантии, епитрахили совершал положенную вечернюю службу. И так в течение всей жизни неопустительно. После причастия Святых Христовых Таин не вкушал пищи, а, немного попив чаю, ложился отдохнуть, сразу же засыпал.

Старец, как он сам выражался, не любил заниматься учительством. Часто он говаривал: «Заповеди Господни знаешь? Их надо исполнять». Таков был его ответ на многословные вопросы о спасении и духовной жизни. И сам он в пример приводил свою встречу с отцом Иоанном Кронштадтским, когда на вопрос батюшки отца Иоанна, уставшего от народа,(?)⁵⁴ отец Иларион кратко ответил: «Мне ничего не нужно от Вас, дорогой батюшка, прошу только Ваших святых молитв».

Когда отца Илариона спрашивали, что он читал, старец отвечал: «Евангелие и Псалтирь». Всегда на вопросы давал ответы из сих Священных книг.

На вопрос: «Как молиться без рассеяния?» – отвечал: «К молитве надо приготовиться». Любил повторять слова: «Иисусова молитва должна быть чаще дыхания». Не раз от него слышали: «Молчание никогда не раскаивается; леность муку вечную ходатайствует; не люблю властвовать над людьми».

Старец не любил много говорить. Часто характерными резкими жестами дополнял он свою несложную речь. Эту мимику рук и пальцев, имевшую большую связь с его рабочими жестами, надо было понимать как немую речь, невысказанную мысль. Он и сам говаривал, как когда-то настороженно наблюдал за своим старцем, что тот хотел в свое время сказать или приказать своему ученику. Эта мимическая речь настолько заменяла батюшке живое слово, что неудобно было переспрашивать, что он хотел сказать каким-либо молчаливым жестом.

С встречными прохожими имел обыкновение вежливо кланяться, снимая головной убор; в случае ответного неприветствия смущенно комкал шапку.

Батюшка говорил, что когда человек живет богоугодно, то может видеть хорошие сны.

Однажды на улице в Москве встретила его одна женщина. Поравнявшись с ним, она крикнула: «Ты ещё жив?» Он ответил: «Не умру, но жив буду и повем дела Господня» (Пс. 117:17).

Приезжая в Троице-Сергиеву Лавру, на вопрос, как его зовут, он отвечал: «Прах и пепел» (Быт. 18:27)».

Монахиня бывшего Ивановского монастыря Марфа (ныне псаломщица Владимирского храма) вспоминает, что как-то при ней женщина спросила отца Илариона: «Сколько Вам лет?» А он ей в ответ: «Живи правдой и верой, а Бог даст сколько хочешь годов, не пожалеет!»

Небольшим дополнением к воспоминаниям владыки Сергия является один из устных рассказов митрополита Питирима (Нечаева) из книги «Русь уходящая».

«Это был древний старец, принявший монашество ещё задолго до Первой мировой войны... – рассказывал митрополит Питирим об отце Иларионе. – Он почти ни с кем не разговаривал. Был у нас замечательный юноша, ассириец, которому очень хотелось пойти в Лавру. Его определили послушником к отцу Илариону, но через несколько дней он сбежал. Его спросили: «Почему?» – «А он не разговаривает!».

Паша Голубцов провел при отце Иларионе значительную часть своей жизни. Как-то Паша посетовал: «Батюшка, ну Вы мне хоть что-нибудь скажите!» – «А что я тебе должен говорить? – удивился отец Иларион. – Вот смотри и делай. Это всё».

Действительно, монах по своей внутренней психологической природе не общественный деятель, не учитель. Если он начинает учить, это значит, что в нем какое-то самомнение».

У схиархимандрита Илариона, несомненно, был дар прозорливости.

Владыка Сергий вспоминал, что, когда он в 1940 году спросил старца о возможности для себя принятия сана священника, отец Иларион неожиданно ответил: «Кто епископства желает, доброго дела желает, но епископ должен быть мучеником». И действительно, через 15 лет Павел Голубцов принял епископский сан.

В начале Великой Отечественной войны, в августе 1941 года, П. А. Голубцов был призван в армию и до 1945 года служил в 6-м запасном автомобильном учебном полку в качестве шофера грузовых машин и батальонного, а затем полкового художника. Награжден медалью «За победу над Германией». Павел Александрович Голубцов под обстрелом был, но на передовую не попал, как предсказывал ему схиархимандрит Иларион перед отправкой в армию и, возможно, когда он передавал старцу главу преподобного Сергия: «Пока туда-сюда, война и кончится».

Архимандрит Стефан, бывший казначеем в Троице-Сергиевой Лавре, вспоминал, что много было чудес по молитвам отца Илариона. Часто за помощью приходили к нему молодожены, и старец помогал им своими благодатными советами.

В последние дни своей праведной и бескорыстной жизни батюшка тяжело болел. Когда при кончине старца духовные чада просили его не забывать их, он отвечал: «Аще забуду тебе, Иерусалиме, забвена буди десница моя» (Пс. 136:5).

Схиархимандрит Иларион преставился 15 марта 1951 года на 89-м году жизни. Он был погребён в ограде Владимирской церкви, близ северных дверей храма.

Молитвенный дух, благочестие и мудрость отца Илариона в полной мере унаследовал его младший брат и преемник протоиерей Пётр.

Отец Петр был безбрачным священником и всего себя посвятил служению Церкви. Пасомые знали о его безграничной любви к Господу. Их влекла к батюшке его вдохновенная молитва и безупречная жизнь. Отец Петр обладал даром духовного рассуждения. Он был строг к себе и по-христиански снисходителен к другим. Эти черты высоко ценили знавшие его священники и стремились к нему, чтобы излить ему свою душу и получить духовное утешение. Он был воистину старец, который духовно врачевал немощи немощных.

Незадолго до своей кончины отец Петр соборовался, исповедовался и в Великий Четверг служил Божественную Литургию.

Отец Петр преставился 20 апреля 1968 года, в Великую Субботу, на девяносто третьем году жизни. Смерть его была неожиданной для окружающих, потому что ещё в Великий Четверг все слышали в церкви его чудный, нестарческий голос во время чтения двенадцати Евангелий Страстей Господних и пения в составе трио ирмосов «К Тебе утренюю» Бортнянского. Кончина его была христианской, безболезненной, мирной и непостыдной.

Заупокойная Божественная Литургия была совершена 22 апреля епископом Волоколамским Питиримом (Нечаевым), а отпевание почившего – архиепископом Сергием (Голубцовым) и епископом Питиримом в сослужении епархиального духовенства. При отпевании произнесли слово в память о почившем архиепископ Сергий, епископ Питирим, протоиерей Виктор Жуков и протоиерей Владимир Жаворонков.

После отпевания гроб с телом протоиерея Петра при перезвоне колоколов и пении «Христос Воскресе» был обнесен вокруг храма. Множество верующих, выражая свою искреннюю любовь и уважение к почившему, пришли проводить его в последний путь. Не только храм, но и вся обширная церковная ограда были заполнены верующими и оглашались пением «Христос Воскресе». Отец Петр был погребён в церковной ограде рядом со своим братом схиархимандритом Иларионом.

«Мне пришлось совсем немного знать отца Петра, но очень многое осталось в памяти об удивительном старце – наставнике и духовнике, – вспоминает о почившем батюшке протоиерей Алексий Кунгуров. – Приветливая и доброжелательная улыбка всегда светилась на его лице. Его воспоминания об Афоне, где ему пришлось побывать, были очень интересны и поучительны для нас, молодых священников. И сколько бы раз он ни рассказывал, его повествование принимало совершенно новую окраску и его всегда слушали с захватывающим вниманием.

Комната старца походила на скромную келию монаха. Здесь он проводил большую часть досуга. Когда я бывал у него, то для меня этот день был праздником. И после этого я всегда сравнивал его и свою жизнь и думал, как духовно высоко он поднялся в неустанной молитве и, может быть, подвигах, которые ведомы только Богу. Бывая у него на исповеди, всегда испытывал какую-то особенную радость. И те обычные слова, которые отец Пётр неоднократно повторял: «Прости, Господи!» – вселяли в душу кающегося надежду на прощение грехов.

Он всегда что-то делал для храма, не избегая даже самой простой работы, переписывал ноты, мастерил аналои. Во время богослужения батюшка руководил общим пением верующих. В храме он совершал богослужения всегда строго по Уставу, и эта строгость распространялась и на регентов хоров. В своем преклонном возрасте отец Пётр сохранил удивительно сильный и приятный голос. Меня всегда охватывало молитвенно-возвышенное чувство, когда я присутствовал за его богослужениями.

Память о нем будет сохраняться как среди знавшего его духовенства, так и прихожан, которые его очень любили и уважали как пастыря...».

Возрастал и духовно укреплялся под мудрым руководством схиархимандрита Илариона и протоиерея Петра, глубоко укореняясь в традициях православного богослужения, и будущий настоятель Владимирского храма протоиерей Владимир Жаворонков, который ещё мальчиком начал ходить в этот храм и с шестнадцати лет регентовал хором.

Отец Владимир вспоминал, как он в первый раз пришел читать на клирос. В храме был схиархимандрит Иларион. После службы начинающий чтец поинтересовался у старца-настоятеля: «Ну как, батюшка, я прочитал?» Тот ласково ответил: «Хорошо прочитал, деточка, хорошо». – «А ошибок сколько?» – «Ну, ничего... Сделал двадцать пять, деточка...».

Отец Владимир от юности был в послушании своим духовникам – схиархимандриту Илариону и протоиерею Петру. Рассказывал, как в молодости отец Пётр приучал его к ночной молитве. Протоиерей Пётр жил на втором этаже, а будущий отец Владимир – на первом. К ноге Владимира привязывалась веревка, и, когда наступало время ночной молитвы, отец Пётр дергал за неё и таким образом поднимал на молитву. В шесть часов утра в келии отца Петра они вместе совершали полунощницу. Так старец готовил к предстоящему нелегкому священническому служению своего духовного сына.

Батюшка склонялся к монашескому пути, но отец Петр благословил его быть священником на приходе. С протоиереем Петром отец Владимир прослужил шестнадцать лет. И исповедовался у старца до самой его кончины.

С отцом Петром у батюшки была крепкая духовная связь и по смерти. Однажды он сильно заболел. И снится ему отец Пётр, который дает ему просфору и говорит: «Не расстраивайся, что не сможешь служить. Вот, съешь просфору». Наутро отец Владимир проснулся почти здоровым и смог пойти на службу.

В церкви батюшка старался сохранять чин богослужения таким, каким он был при старцах и просил священников Владимирского храма ничего не менять. Вспоминал не раз, как старцы говорили, что если традиции в храме будут соблюдаться, то в нём пребудут мир и благополучие.

В начале заупокойных прошений отец Владимир всегда поминал священноархимандрита Илариона и протоиерея Петра. Просил молиться за них своих духовных чад и собратьев-священников.

Более полувека прослужил батюшка во Владимирском храме. Именно он окормлял оставшихся в живых ивановских сестёр, причащал их перед кончиной, отпевал и провожал в последний путь⁵⁵. 

Поучительными была его кротость и очень разумное отношение к людям, народу Божию. Отец Владимир старался, чтобы человек не к нему тянулся, не на личности сосредотачивался, приходил в храм не «к батюшке», а к Богу. Аккуратно, чтобы не оттолкнуть, помогал понять приходящим цель христианской жизни – богоуподобление.

Он не переделывал людей, не заставлял их делать то, чего бы они сами не хотели, но делал так, что у них появлялось желание меняться в лучшую сторону, приходить к Богу, оставаться в Церкви. Для него не было второстепенных вещёй, он внимательно входил во все житейские подробности, везде проявлял духовную мудрость и рассудительность.

Батюшка никогда ничего не навязывал, не пытался вразумлять, если человек к этому не был готов. Если давал советы, то делал это ненавязчиво, оставлял выбор человеку. Иногда сразу не отвечал, говорил: «Давай помолимся». В особых случаях, неразрешимых ситуациях, болезнях советовал иногда три воскресенья подряд причаститься. И Господь вразумлял, помогал.

Кто не помнит улыбку батюшки! Он был как сияющее солнце. В каждом человеке батюшка умел найти хорошее и радовался этому. Отец Владимир всегда молился о тех, кого исповедовал, кто просил его молитв, но и сам, по смирению, просил молиться за себя.

Какой бы человек к нему ни подходил, он его принимал как долгожданного, близкого человека. Иногда даже ничего не говорил на исповеди, просто выслушивал, и после этого появлялась надежда. Не было укоров, а была всегда утешительная поддержка. Перед ним были все равны. От общения с батюшкой рождалась радость. Объяснял отец Владимир доходчиво, в нескольких словах, и самые сложные духовные проблемы становились простыми и понятными. Батюшка всегда излучал радость и тепло. И если говорил, что всё будет хорошо, то так оно потом и было.

Отец Владимир не совершал каких-либо видимых чудес. Он помогал. Молитвой, советом. Были, правда, случаи, когда парализованные люди по его молитве поднимались, но батюшка об этом не любил говорить. 

Никогда отец Владимир не читал морали. Понимал юмор, любил пошутить. К каждому человеку он находил свой подход. Мир в семье и в отношениях он ставил превыше всего.

Батюшка сочетал милость с рассудительностью. Как-то спросили его: «Как же Вы допускаете до причастия такого-то, если он не готовился?» Батюшка ответил: «Если человек приходит и просит помощи – голодный, холодный, побитый, – то перед тем, как выяснять что-то у него, надо обогреть, накормить, а потом расспрашивать. Так и в духовной жизни: человек приходит в храм, начинает воцерковляться, ему нужны силы. Их дает Господь в Таинстве Причащения. И неважно, что он чего-то недовыполняет по немощи, – когда укрепится, будет все неопустительно соблюдать». И это не было попустительством. Всю ответственность отец Владимир брал на себя. Одному священнику отец Владимир дал очень важный совет: «Постарайся сделать так, чтобы человек от тебя ушел утешенным».

Много людей обращалось к отцу Владимиру за помощью и советом. После богослужения батюшка нередко продолжал принимать страждущих, и двери его дома были всегда открыты. Люди заходили на минутку, а оставались на несколько часов.

Отец Владимир пользовался авторитетом среди клириков, у него было много духовных чад среди священнослужителей. Должность духовника выборная, а это означает, что его знали ещё до того, как он в 1988 году был единодушно избран духовником Московской епархии.

В повседневном общении отец Владимир был очень простым. Машины у него не было. Да она и не нужна была особенно, батюшка почти никуда не ездил. Великим постом он отправлялся на исповедь священства городским транспортом, на перекладных, хотя ему было это очень тяжело. Но он никогда не роптал; если надо было, всегда везде ездил сам.

В домике всегда была простая обстановка, не было излишеств, роскошеств. Но это не намеренная небрежность – это стиль его жизни. Он не искал солидного, ценного, дорогого. Быть может, за это Господь дал ему духовные дары: рассудительность, граничащую с прозорливостью.

Молитва для батюшки была привычным состоянием, он не принуждал себя. На богослужении он присутствовал всегда, даже когда была не его череда служения, – исповедовал, молился.

Батюшку очень любили не только духовные чада, но и все, с кем ему доводилось общаться, и он благодарил Бога за любовь людей к нему и никогда не гордился. Посещали отца Владимира известные священники, исповедовались и монахи, и мирские; богатые, бедные, интеллигенты и простецы – для всех он находил время, силы, о каждом молился. Даже незадолго до кончины, когда батюшка уже плохо себя чувствовал, он не отказывал никому: «Раз человек ко мне приехал, разве можно его выгнать?..».

Почитаемый всеми настоятель Владимирской церкви отошёл ко Господу 25 января 2004 года и был погребён рядом со своими духовными наставниками – схиархимандритом Иларионом и протоиереем Петром.

Да упокоит Господь души их в селениях праведных!

Константин Леонтьев [в монашестве Климент; 1831–1891] – философ, писатель, публицист, государственный и общественный деятель. Российский консул в Салониках в 1871–1872 гг. Прожил больше года на Афоне в Русском Пантелеймоновом монастыре под руководством отца Иеронима.)

Я знал лично отца Макария; знал его даже коротко, потому что сам целый год прожил на Афоне 17 лет тому назад ([18]71–72), постоянно пользуясь его гостеприимством в Русике. Это был великий, истинный подвижник, и телесный, и духовный, достойный древних времен монашества и вместе с тем вполне современный, живой, привлекательный, скажу даже – в некоторых случаях почти светский человек в самом хорошем смысле этого слова, то есть с виду изящный, любезный, веселый и общительный. (...)

Отец Иероним стал духовником и старцем ещё немногочисленной тогда русской братии в монастыре святого Пантелеймона. Это был не только инок высокой жизни, это был человек более чем замечательный. Не мне признавать его святым – это право Церкви, а не частного лица, но я назову его прямо великим; человеком с великой душою и необычайным умом. Родом из не особенно важных старооскольских купцов (Воронеж[ской] губ[ернии]?), не получивши почти никакого образования, он чтением развил свой сильный природный ум и до способности понимать прекрасно самые отвлеченные богословские сочинения, и до уменья проникаться в удалении своём всеми самыми живыми современными интересами. Твердый, непоколебимый, бесстрашный и предприимчивый; смелый и осторожный в одно и то же время; глубокий идеалист и деловой донельзя; физически столь же сильный, как и душевно; собою и в преклонных годах ещё поразительно красивый, отец Иероним без труда подчинял себе людей, и даже я замечал, что на тех, которые сами были выше умственно и нравственно, он влиял ещё сильнее, чем на людей обыкновенных. Оно и понятно. Эти последние, быть может, только боялись его; люди, умные, самобытные, умеющие разбирать характеры, отдавались ему с изумлением и любовью. Я на самом себе, в сорок лет, испытал эту непонятную даже его притягательную силу. Видел её действие и на других.

В руках греков до его перехода в Русик община обнищала до того, что Протат афонский вывесил объявление о банкротстве этого монастыря и греческие монахи собирались разойтись и бросить вовсе обитель. Не было ни имений, ни жертв. Как ни проста и сурова жизнь святогорских киновий, но что-нибудь надо же есть и во что-нибудь надо же одеваться. Не было, наконец, ни хлеба, ни фасоли, не было ничего, кроме долгов. После призвания Иеронима дела начали поправляться. Съехались русские, получались жертвы из России. (...)

Отец Иероним был организатор; отец Макарий был только ученик и последователь его. Отец Иероним восстановил на Афоне русское иночество и т. д. Он создал новую русскую общину и прославил её. Отец Макарий только сохранил и приумножил духовные его насаждения. Это ясно прежде всего из того, что и самого отца Макария сформировал, утвердил и выучил отец Иероним, нередко и жестоким искусом... Я видел их вместе в начале 70-х годов, видел сыновние отношения архимандрита к своему великому старцу; знал, что он уже и тогда, избранный в кандидаты на звание игумена в случае кончины столетнего старца Герасима, безусловно повиновался отцу Иерониму и нередко получал от него выговоры, даже и при мне. (...)

Как ни высок был нравственно отец Макарий, едва ли бы он мог без отца Иеронима стать тем замечательным начальником, каким мы его знали.

Архиепископ Сергий (в миру Павел Александрович Голубцов) родился 16/29 апреля 1906 года в Сергиевом Посаде. Детство и юность П. А. Голубцова прошли под покровом обители Преподобного Сергия Радонежского.

Отец, Александр Петрович Голубцов (20.11.1860–04/17.07.1911), был талантливым ученым, доктором богословия и профессором Московской Духовной Академии по кафедре литургики и церковной археологии. Он читал также лекции в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. А. П. Голубцов отличался чрезвычайной добросовестностью и тщательностью в научной работе. Это был очень скромный, правдивый и мужественный человек, строгий и вдумчивый воспитатель учащегося юношества, внимательный и отзывчивый ко всем окружавшим его.

Мать, Ольга Сергеевна Голубцова (11/24.07.1867–20.05.1920), была дочерью ректора Московской Духовной Академии протоиерея Сергия Смирнова. В традиционно церковной семье Голубцовых было 12 детей. Четверо из них затем полностью посвятили себя служению Церкви (протоиереи Николай⁵⁷, Серафим⁵⁸, монахиня Сергия и архиепископ Сергий).

О. С. Голубцова была глубоко верующей христианкой, преданной воле Божией. Она хорошо знала Священное Писание и многое из него помнила наизусть. Поставив себе задачу самоотверженного служения Богу и ближним ещё в девические годы, О. С. Голубцова старалась исполнять её в своей личной жизни. О. С. Голубцова очень тяжело переживала свое раннее вдовство. Опору она нашла в духовнике Смоленской Зосимовой пустыни иеросхимонахе Алексии (в миру Соловьев Фёдор Алексеевич; † 2 октября 1928), который был родственником Смирновых⁵⁹. По словам отца Алексия, О. С. Голубцова «была самой преданной его дочерью, отличавшейся смирением и кротостью». Все силы она отдавала воспитанию своих детей, а скончалась, заразившись черной оспой, когда ухаживала за больными крестьянскими детьми в Тамбовской губернии.

После кончины матери воспитание детей легло на их старшую сестру Наталью (в монашестве Сергия; † 19 августа 1977), которая вверила их духовному руководству иеросхимонаха Алексия. Она часто ездила в Зосимову пустынь и брала с собой детей, приучая их к продолжительным монастырским службам. Благодатная среда, царившая и в окружавших Сергиев Посад монастырях, и скитах – Черниговском-Гефсиманском, Вифанском и Параклите, способствовала укреплению церковного самосознания оставшихся сиротами детей.

Об иеросхимонахе Алексии, который оказал на Павла в юности большое влияние, владыка Сергий отзывался как о «выдающемся благодатном старце». «Отец Алексий был замечательным духовником: строгим, но в то же время и ласковым, духовным отцом в полном смысле этого слова... От него всегда выходил я с некоторым чувством благоговения, страха и внутренней радости. Отец Алексий был очень внимателен ко всем подробностям, интересовался всеми кажущимися «мелочами». Происходило это, по-видимому, от его большой внутренней собранности и понимания, что всякая мелочь может таить в себе большее, чем мы думаем». Иеросхимонах Алексий советовал своему духовному сыну «учиться реставрации поглубже, не разбрасываться, чтобы потом быть серьезным специалистом». Сестре Павла, Н. А. Голубцовой, отец Алексий предсказывал, что её брат будет епископом и прибавлял: «Только бы он не возгордился». (О предсказании этом сестра рассказала владыке Сергию лишь в 70-е годы, когда он пребывал на покое.)

В 20-е годы П. А. Голубцов был также духовно близок с лаврским духовником игуменом Ипполитом и иеромонахом Досифеем, который в Зосимовой пустыни исповедовал народ. Простота и смирение отца Досифея были необычайны. Укоряя себя в лености, отец Досифей говорил: «А что, брат Павел, хорошо лежа говорить: помилуй мя, Боже».

В 1923 году П. А. Голубцов окончил среднюю школу в Сергиевом Посаде. Художественные наклонности П. А. Голубцов почерпнул от матери, а в 1923–1924 годах он начал учиться живописи в Сергиевом Посаде у художников М. В. Боскина и Столицы. В те же годы П. А. Голубцов познакомился с жившим в Сергиевом Посаде священником Павлом Флоренским, который в 1918–1920 годах был ученым секретарем Комиссии по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой Лавры. В домовой церкви Убежища (приюта) престарелых сестер милосердия Красного Креста, где служил отец Павел, П. А. Голубцов иногда читал шестопсалмие. Богослужения, которые совершались отцом Павлом в том храме, запомнились П. А. Голубцову на всю жизнь глубоким благоговением, одухотворенностью и красотой. Отец Павел оказал большое влияние на Павла Голубцова. Однажды, придя к отцу Павлу, юноша сказал: «Я хочу творить!». «В ответ мне, – вспоминал владыка Сергий, – отец Павел сказал: «Павлик! Надо знать, что творить!». Вскоре после беседы он отправился со мною к своему знакомому художнику В. А. Фаворскому (1886–1964), который через художников П. Я. Павлинова (1881–1966) и Л. А. Бруни (1894–1948) помог мне заняться домашним обучением рисованию и живописи».

В середине 20-х годов П. А. Голубцов познакомился с другими членами Комиссии по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой Лавры – Ю. А. Олсуфьевым, П. Н. Каптеревым, М. В. Шиком, священником Сергием Мансуровым. Общение с ними способствовало формированию мировоззрения юноши.

В те годы в Сергиевом Посаде жило и много монахов из лаврской братии, которых П. А. Голубцов хорошо знал. Он был близко знаком с наместником Лавры архимандритом Кронидом (Любимовым), который благословил его ещё в 1923 году на монашеский путь⁶⁰. В последнюю их встречу, вспоминал владыка Сергий, смиренный наместник пал в ноги смущенному юноше и сказал: «Прощай, брат Павел! Прости меня». Так протянулась одна из ниточек преемств в истории Лавры. В те годы П. А. Голубцов особенно близко воспринял духовный облик Преподобного Сергия, своего будущего небесного покровителя. Его духовное водительство и молитвенную помощь П. А. Голубцов ощущал с тех пор в течение всей жизни.

В 1924 году П. А. Голубцов переехал в Москву и поступил в Государственный Исторический музей, где работала его старшая сестра Мария, практикантом по зарисовке экспонатов отдела крестьянского быта.

В 1925 году П. А. Голубцов трудился в Отделе древнерусской живописи государственных центральных реставрационных мастерских под руководством академика И. Э. Грабаря. Там его учителями в реставрации были такие мастера, как Г. О. Чириков и И. И. Суслов. В 1929–1930 годах П. А. Голубцов обучался на втором и третьем курсах Московского государственного университета по отделению теории и истории изобразительных искусств этнологического факультета. В 1925–1940 годах П. А. Голубцов занимался реставрацией живописи в ГИМе и оформлением выставок в музеях.

Среди реставрационных работ П. А. Голубцова в 20–40-е годы необходимо отметить следующие: 1) участие в бригаде художника-реставратора Д. Ф. Богословского по реставрации росписных плафонов XVIII века в зданиях Государственного музея Л. Н. Толстого на Кропоткинской улице и в доме на ул. Большой Спасской (1927–1929 годы); 2) изучение и зарисовка новгородских фресок в храмах Спаса-на-Нередице, Спаса на Ковалёве поле, Успения на Болотове поле, Рождества Христова на Красном поле, пророка Илии (1927, 1930, 1943 годы). Фрески эти были варварски разрушены фашистскими захватчиками, и поэтому каждое воспроизведение их приобретало особую ценность. Копии фресок, выполненные П. А. Голубцовым, ныне хранятся в Церковно-археологическом кабинете Московской Духовной Академии; 3) укрепление фресок в храме Спаса на Ковалёве поле под руководством художника-реставратора ГИМа А. И. Попова (1937 год); 4) переноска снятых ранее фресок бывшего Сретенского монастыря XVII века под руководством А. И. Попова (1940 год); 5) пробное раскрытие фресок Пафнутиево-Боровского монастыря в связи с научно-исследовательской работой (1940 год); 6) снятие научной копии с портрета XVII века боярина Морозова (Музей быта); 7) реставрация копии с парсуны⁶¹ 1693 года Святейшего Патриарха Адриана, выполненной в 1758 году.

В те же годы П. А. Голубцов написал несколько научных работ:

– «Строительная и художественная деятельность в Пафнутиево-Боровском монастыре в XVII веке (по данным монастырского архива)»;

– «К вопросу о монументальной живописи в Пафнутиево-Боровском монастыре в связи с его архитектурой» (прочитано на ученом заседании ГИМа);

– «К вопросу истории портретов Патриарха Адриана» (прочитано в Отделе бытовой иллюстрации ГИМа).

В начале Великой Отечественной войны, в августе 1941 года, П. А. Голубцов был призван в армию и до 1945 года в звании сержанта нес службу в 6-м запасном автомобильном учебном полку. Там он также работал в качестве батальонного, а затем полкового художника. П. А. Голубцов был награжден медалью «За Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.».

После демобилизации в октябре 1945 года П. А. Голубцов поступил на второй курс Православного Богословского института в Москве, впоследствии реорганизованного в Московскую Духовную семинарию. После окончания её в 1947 году П. А. Голубцов поступил в Московскую Духовную Академию. Перейти на церковное служение П. А. Голубцова благословил его старец – схиархимандрит Иларион (Удодов). Любовь к глубокой внутренней молитве, смирение и постоянный тяжелый телесный труд – вот основные черты, унаследованные владыкой Сергием от схиархимандрита Илариона.

В последние годы жизни схиархимандрит Иларион благословил П. А. Голубцова на принятие монашества и сана. На третьем курсе МДА П. А. Голубцов 6 марта 1950 года вступил в братство Троице-Сергиевой Лавры.

«Я знаю Вас уже 27 лет, – говорил 11 марта 1950 года наместник Лавры архимандрит Иоанн (Разумов) Павлу Голубцову, благословляя носить подрясник, – и всегда Вы были с той настроенностью, которую имеете и сейчас. Послужите Господу, и Он Вас не оставит и здесь, и на том свете сподобитесь от Него милости». 2 апреля того же года послушник Павел был пострижен архимандритом Иоанном в монашество с наречением имени в честь Преподобного Сергия Радонежского. 7 апреля 1950 года Святейший Патриарх Алексий рукоположил монаха Сергия во иеродиакона, а 28 мая – во иеромонаха.

В 1950–1953 годах иеромонах Сергий был назначен ответственным представителем от Московской Патриархии по реставрации Троицкого собора Лавры. В «Отзыве о П. А. Голубцове» от 11 августа 1949 года академик И. Э. Грабарь писал, что «в его лице объединяются знающий археолог, и наделенный большой интуицией искусствовед, и практик-реставратор». Иеромонах Сергий убедительно доказал государственной комиссии необходимость полной росписи стен Троицкого собора в стиле сохранившихся фрагментов фресок XVII века.

С 1951 года иеромонах Сергий нес послушание духовника богомольцев Лавры и ежедневно проводил исповедь перед ранними Литургиями. Кроме того, дважды в неделю и в воскресенье он служил молебны у мощей Преподобного Сергия. На него было возложено также послушание экскурсовода иностранных гостей.

Помимо реставрационных работ в Троицком соборе, иеромонах Сергий с группой семинаристов в конце 40-х – начале 50-х годов провел большую работу по реставрации иконостаса и росписи трапезного Успенского храма в Новодевичьем монастыре (1946), возглавлял группу по реставрации «Царских чертогов» Московской Духовной Академии (1946–1947), за что получил благодарность от академиков И. Э. Грабаря и А. В. Щусева, возглавлял бригаду художников по реставрации живописи главного купола Богоявленского Патриаршего собора в Москве (1947), вел ответственную работу в качестве помощника главного художника по реставрации настенной живописи Богоявленского Патриаршего собора (1954), руководил написанием икон для иконостаса кафедрального собора в Ростове-на-Дону (1954), был членом художественной комиссии при строительном комитете по восстановлению храма Московской Духовной Академии (с 13 января 1955 года).

В 1951 году иеромонах Сергий окончил Московскую Духовную Академию со степенью кандидата богословия за сочинение «Способы воплощения богословских идей в творчестве преподобного Андрея Рублева». (Сокращенный вариант одной из глав под названием «Икона Живоначальной Троицы» напечатан в «ЖМП», 1972, № 7, с. 69–76. В переработанном виде сочинение напечатано полностью под названием «Воплощение богословских идей в творчестве преподобного Андрея Рублева». См.: «Богословские труды», сб. 22, М., 1981, с. 3–67.) Советом Московской Духовной Академии иеромонах Сергий был оставлен в ней преподавателем церковной археологии и древнееврейского языка. За два учебных года (1951–1953) иеромонах Сергий написал курс лекций по церковной археологии с привлечением новых данных из области русской живописи и архитектуры, а также составил краткий курс лекций по древнееврейскому языку. Кроме того, в Московской Духовной семинарии иеромонах Сергий вел преподавание Священной истории Ветхого и Нового Заветов. 3 марта 1954 года Совет МДА присудил иеромонаху Сергию звание доцента.

Ещё будучи студентом, П. А. Голубцов предложил администрации Академии создать живописный кружок и организовать Церковно-археологический кабинет. Эти идеи получили поддержку со стороны священноначалия. Первую небольшую витрину П. А. Голубцов поставил в классной аудитории и поместил в неё несколько древних церковных предметов, ему лично принадлежавших. В 1953 году иеромонах Сергий возглавил ЦАК и кружок.

18 июля 1953 года иеромонах Сергий был награжден наперсным крестом, 18 июля 1954 года возведен в сан архимандрита.

17 октября 1955 года Священный Синод определил архимандриту Сергию быть епископом Старорусским. 30 октября 1955 года архимандрит Сергий за Божественной Литургией в Покровском академическом храме был рукоположен во епископа Старорусского, викария Ленинградской епархии. В хиротонии, которую возглавил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий, участвовали Блаженнейший Митрополит Пражский и всей Чехословакии Елевферий, митрополит Новосибирский и Барнаульский Варфоломей, епископ Волынский и Ровенский Палладий, епископ (бывший Прешовский) Алексий.

29 октября 1955 года в речи при наречении во епископа архимандрит Сергий говорил: «В последние годы в моей душе особенно настойчиво возникала потребность в уединенной монашеской жизни, но вот, вместо дорогих, родных мне с детства стен Лавры, драгоценной, бесконечно чтимой мною раки Преподобного Сергия, с которой соединена вся моя жизнь в родном городе, мне снова предстоит идти в мир. Уже одно это обстоятельство составляет для меня, как инока, трудный путь, тем более в таком великом сане... Я усердно молюсь великому угоднику Божию Преподобному Сергию, чтобы он благословил меня на сие новое послушание и никогда не отлучался от меня, недостойного инока обители своей» («ЖМП», 1955, № 12, с. 23–25).

Начало епископского служения владыки Сергия было связано с исполнением давнего желания новгородцев: в 1956 году были установлены в новгородском Никольском соборе честные мощи святителя Никиты, епископа Новгородского, переданные из новгородского Софийского собора.

22 ноября 1956 года по докладу митрополита Ленинградского и Новгородского Елевферия «О выделении Новгородской епархии в самостоятельную епархию и назначении самостоятельного епископа Новгородского» епископ Старорусский Сергий был назначен управляющим Новгородской епархией (указ Священного Синода от 23 ноября 1956 года).

Получив право самостоятельного управления Новгородской епархией, епископ Сергий организовал в Новгороде епархиальное управление, а при нем – мастерские по пошиву облачений, ряс и других церковных одежд и принадлежностей, реставрации икон, столярную мастерскую и бригаду рабочих по ремонту храмов епархии.

В 1959 году были проведены большие реставрационно-живописные работы в новгородском Никольском соборе, в результате которых была выявлена художественная стенная темперная живопись XVIII в. Для проведения художественных и реставрационных работ в епархии привлекались музейные специалисты и художники. Учёту, охране и реставрации подлежали древние иконы в различных приходах. Помимо больших реставрационных работ, епархиальная деятельность владыки Сергия характеризовалась прекрасно поставленным богослужением. По установленному правилу, дни памяти новгородских святых отмечались всенощными бдениями с пением величаний. Соборная память всех новгородских святых отмечалась дважды в год: в Неделю 3-ю по Пятидесятнице и 4 (17) октября, согласно древней местной традиции. «Праздничные службы в некоторой степени напоминали давние новгородские традиции уставностью и торжественностью своих богослужений и особенно украшались хором старейших новгородских певчих, весьма церковно исполнявших традиционные новгородские напевы священных песнопений» (из епархиального отчета за 1957 год). Всего за годы управления Новгородской епархией архиепископ Сергий совершил около 1850 служений всенощных бдений и Божественных Литургий, не считая выходов на полиелеи, акафистов и молебнов. Однако будничные службы были более по душе владыке, как монаху. Тогда он, облачённый в простую иноческую одежду, принимал участие в службе как псаломщик, читая или исполняя церковные песнопения на клиросе. На эти службы он приходил как обычный прихожанин, пешком, обычно без сопровождающих, часто останавливаемый на пути знакомыми и незнакомыми людьми, желавшими получить его благословение или совет по какому-либо делу или просто приветствовать владыку. Искренность и сердечность владыки неизменно влекли к нему людей.

Обстановка его епархиального управления была по-монашески скудной и простой. Келейников у него никогда не было, кроме последних месяцев жизни в Лавре. Старик со старушкой, у которых он приобрел маленький домик для епархиального управления в Новгороде, остались жить там же и были единственными помощниками его в хозяйственных делах. Двери его дома так же, как и его сердце, были для всех открыты. Владыка вел переписку со многими людьми. Чтобы всем дать ответ, он был вынужден часто засиживаться за столом ночами.

С 5 по 30 мая 1958 года епископ Сергий принимал участие в юбилейных торжествах по случаю 40-летия восстановления Патриаршества в Русской Православной Церкви. Он сопровождал тогда армянскую делегацию, которую возглавлял Верховный Патриарх-Католикос всех армян Вазген I.

В ознаменование 1100-летия Великого Новгорода 23 августа 1959 года епископ Старорусский Сергий был утвержден в звании епископа Новгородского и Старорусского.

14 июля 1960 года епископ Сергий был награжден орденом в честь иконы Божией Матери «Неопалимая Купина», переданным от архиепископа Синайского через митрополита Илию Карама. 25 февраля 1963 года Преосвященный Сергий был удостоен сана архиепископа, 12 мая того же года – права ношения креста на клобуке в ознаменование 50-летия служения Святейшего Патриарха Алексия в епископском сане и в память их «совместного церковного служения». 14 октября 1964 года на праздновании 150-летия Московской Духовной Академии архиепископу Сергию было присвоено звание почетного члена МДА.

Управляя Новгородской епархией, владыка Сергий не оставлял иконописания. В 1959 году он написал надгробное изображение святителя Никиты, епископа Новгородского. При этом владыка Сергий использовал подлинные черты лица святителя, которые выявил по его святым останкам. 28 сентября 1962 года церковная община Новгорода была переведена из Никольского собора, переданного музею для реставрации, в церковь во имя святого апостола Филиппа на Ильинской улице. До 1965 года архиепископ Сергий написал иконостас для верхнего придела – во имя святителей Николая и Никиты в новгородской церкви во имя апостола Филиппа. В 1965 году владыка Сергий начал большую работу по устройству иконостаса в Благовещёнском приделе Георгиевской церкви в городе Старая Русса. Сам он написал для иконостаса четыре иконы.

Служебная перегрузка, множество хозяйственных дел, большие и малые недомогания привели к резкому переутомлению владыки. В начале 1967 года у него произошел инсульт и открылся правосторонний паралич. Вынужденный соблюдать постельный режим в течение четырех месяцев, владыка продолжал руководить епархиальными делами, а в мае снова начал совершать богослужения.

25 октября 1967 года Святейший Патриарх Алексий издал указ о переводе архиепископа Сергия в Казань. В связи с болезненным состоянием он испросил благословения у Святейшего Патриарха Алексия на предоставление ему трехмесячного отпуска, который провел в Успенском мужском монастыре в Одессе. Лечащий врач признал его нетрудоспособным, и в январе 1968 года архиепископ Сергий был уволен за штат, с определением его на местожительство в Троице-Сергиеву Лавру.

Пока позволяло здоровье, владыка Сергий продолжал служить и проповедовать. В 1969–1974 годах он совершил в Лавре 36 рукоположений: двадцать три в сан иеродиакона и тринадцать в сан иеромонаха (общее количество рукоположений за все годы: в сан диакона – 44, в сан иерея – 34, количество ставленников – 65).

Обладая музыкальным слухом, владыка с детства любил церковные песнопения, особенно монастырского напева. Он в течение многих лет, пока были силы, пел в братском лаврском хоре под руководством архимандрита Матфея. Его очень высокий тенор заметно выделялся в хоре. Владыка Сергий ценил в песнопениях простоту и молитвенность и был против увлечения сложными для понимания композициями.

Находясь на покое в Троице-Сергиевой Лавре, владыка Сергий с 1970 года в качестве монастырского послушания занимался иконописанием. Он писал почти исключительно иконы Преподобного Сергия по заказу Священноархимандрита Лавры Святейшего Патриарха Пимена и его наместника. Вот почему в Лавре ныне, кроме переданных в ризницу после кончины владыки Сергия его келейных икон, нет образов его письма. Иконы письма владыки Сергия исполнены в строгом иконописном стиле (за исключением нескольких живописных, написанных маслом на холсте). Молящиеся ценят эти иконы за их «духовную добротность». Они знают и чувствуют, что иконы эти писаны с молитвой, что дух писавшего иконы стремился соединиться с первообразами. Всего за 1970–1981 годы владыка Сергий написал, по его собственному подсчету, свыше 500 икон.

Работал владыка Сергий по 10–14 часов, а иногда и по 16 часов в сутки. До тяжелой болезни, случившейся от сильного переутомления и длившейся с августа по ноябрь 1980 года, распорядок дня у владыки Сергия был приблизительно следующий: вставал он в 2–3 часа ночи; до братского молебна с полунощницей, начинавшихся в Лавре в 5.30 утра, владыка совершал всё своё монашеское правило. После полунощницы он поминал и молился за ранней Литургией, а если было много работы, шел сразу в келию. Почти никогда владыка Сергий не пропускал ранних Литургий в праздники и всенощных бдений, за которыми он читал братские синодики. После Литургии владыка работал до братской трапезы, которую, пока были силы, всегда старался посещать. В ней владыка видел не только трапезу телесную, но и духовную: общение монашеской семьи-братии между собой и с отцом наместником, с наставлением из жития святого или от святоотеческих слов. Владыка Сергий очень ценил то благочиние и благоговение за братской трапезой, которое установилось в Троице-Сергиевой Лавре. После трапезы владыка Сергий отдыхал около 1–2 часов, а затем вновь принимался за работу и чтение святых отцов, из которых ему особенно близки были преподобные Авва Дорофей, Исаак Сирин, Иоанн Лествичник, Иоанн Кассиан Римлянин и Симеон Новый Богослов. На будничные вечерние богослужения владыка Сергий обычно не ходил; подобно своему старцу схиархимандриту Илариону, он любил иногда совершать монашеское правило так, что за прошедший день оно кончалось к 12 часам ночи, и тут же снова начинал его – за следующий день.

После болезни такой распорядок дня, как с сокрушением говорил владыка, «нарушился», и он вынужден был меньше посещать богослужения. Во время болезни он записывал себе для самоконтроля: «Вставать не раньше 4.15 утра. Ложиться не позже 10. Спать не меньше 6 часов». Но даже в первую седмицу Великого поста 1982 года не было утра, в которое бы владыка Сергий не пошел на братский молебен в Троицкий собор или на утреню в трапезный Сергиевский храм.

После подготовки к печати работы «Воплощение богословских идей в творчестве преподобного Андрея Рублева» («Богословские труды», сб. 22, М., 1981) владыка Сергий начал обдумывать новый труд по иконоведению. Сохранились тезисы, наброски и черновики ряда статей: «Духовный реализм в византийском искусстве»; «О древнерусской иконе XII–XIII вв.»; «Во Христе новая тварь»; «Тезисы по древнерусской иконописи»; «Столпники в изображении росписи 1378 г. Феофана Грека в церкви Спаса Преображения в Новгороде». Кроме того, сохранился ряд заметок («Свои мысли») об исторических путях иконописи, в которых, в частности, выявляется ценность живописных икон XVIII века и икон афонского письма. Все эти статьи перекликаются с незаконченным трудом владыки Сергия, которым он ранее занимался (в 1953–1962 годах), – «Живописное и иконописное направления в церковной живописи и их онтологическая оценка (материалы для магистерской работы)».

Кроме иконописания и работ по иконоведению, владыка Сергий, пребывая на покое, занимался духовничеством, которое было его призванием. С детства он привык и умел руководствоваться наставлениями духовников-старцев, старался впитывать их благодатный опыт и знание жизни и людей. Поэтому духовное окормление владыки Сергия всегда очень ценилось теми, кто приходил к нему за помощью. 15 ноября 1971 года, указом, Святейший Патриарх Пимен поручил архиепископу Сергию «осуществлять общее руководство братскими духовниками Троице-Сергиевой Лавры». Владыка, прежде всего, поставил перед духовниками Лавры вопрос о соразмерности общей и частной исповеди. Он писал тогда: «У меня составилось невольное впечатление, что краткая такая общая исповедь ничего не дает при простом, по книжке или наизусть, перечислении грехов. Она не пробуждает душу, не углубляет в ней чувство глубокого раскаяния, формально проводится. То, что допустимо в монашеской исповеди, не достигает впечатления в общей исповеди мирян». Владыка Сергий составил три образца общей исповеди для разнообразия и углубленности её проведения, а также с целью ускорения, в соразмерности с Божественной Литургией, совершающейся в другом храме. Особое значение он придавал частной исповеди. В наложении епитимий владыка был чрезвычайно осторожен, опасаясь, чтобы епитимия не привела к отчаянию или унынию. Он предпочитал давать епитимию на короткий срок и, если кающемуся данная епитимия была по силам и приносила пользу, продлевал её. Владыка Сергий сообразовывал епитимии не только с духовным возрастом и физическими силами исповедуемого, но и с его образом жизни: близостью или удаленностью от храма, семейной обстановкой, условиями работы, возможностью молиться в одиночестве или только на людях.

Глубокая сердечность, простота, искренность, правдивость, нелицеприятие и бережное отношение к душе другого приводили на исповедь и беседы к владыке Сергию самых различных людей: у него можно было встретить и архиерея, и монастырского дворника, и старушку, которая помнила Сергиев Посад начала века, и молодых людей, решавших вопрос о выборе жизненного пути. Кроме дара духовного окормления, у владыки был дар молитвы за других. Он умел принять скорбь и радость ближнего в своё сердце и вознести их к Богу.

В Великий пост 1982 года владыка Сергий заболел воспалением легких, которое отяготилось приступами астматического удушья. В ночь кончины наместника Лавры священноархимандрита Иеронима († 30 марта 1982) у владыки произошло нарушение мозгового кровообращения. Состояние его было почти безнадежным. В тот же день владыку Сергия соборовали и причастили. Братия Лавры приходили к нему прощаться. Он всех узнавал, называл по имени и давал каждому духовные наставления и советы. Но к Пасхе владыка выздоровел, и на пасхальную службу его привезли на коляске в Троицкий собор. После этого он стал поправляться и даже начал ходить самостоятельно. На престольный праздник обители, в день Живоначальной Троицы, владыка Сергий причастился Святых Таин. Скончался он совершенно неожиданно 16 июня 1982 года, около 3 часов дня, от четвертого инсульта, когда находился в келии один.

Отпевание владыки Сергия 18 июня в Успенском соборе Троице-Сергиевой Лавры по монашескому чину возглавил его духовный сын митрополит Минский и Белорусский Филарет и собрат архиепископ Волоколамский Питирим. В надгробном слове митрополит Филарет отметил, что Лавра и Академия знали владыку Сергия как ревностного архипастыря, ученого, преподавателя и опытного духовного руководителя, который с необычайным смирением нес свой иноческий крест. По благословению Священноархимандрита Лавры Святейшего Патриарха Пимена, архиепископ Сергий погребен в Троице-Сергиевой Лавре, у алтаря церкви в честь Сошествия Святого Духа на апостолов. Он завершил свой жизненный путь там, где начинал его – под покровом Преподобного Сергия, потому что был его истинным учеником.

(...) Русская общежительная обитель, или, по общепринятому Афонскому названию, «пустынная келия святого Иоанна Златоуста», является одной из древних обителей на Святой Горе. Она расположена на северо-восточном склоне горы правильным четырехугольником на весьма живописном и красивом, но пустынном и уединенном холме, невдалеке от Русского Андреевского скита, по дороге из Карей в Ватопедский монастырь. Пустынь эта с южной и северо-западной сторон окружена высокими горами, покрытыми вечной зеленью лесов и кустарников, а с восточной она совершенно открыта; отсюда развертываются чудные виды на всю прибрежную долину, где до самого моря ярко блещут по зеленому лугу множество других русских жилищ, калив⁶² и святых церквей при пустынных келиях. В духовных отношениях келия святого Златоуста была всегда зависима от Хиландарской Лавры, в ведении и пределах коей она и теперь состоит, но материальные средства её находятся в руках Божиих и в руках доброхотных дателей – русских христолюбивых соотечественников.

Точные сведения о времени основания своего эта пустынно-келейная обитель потеряла в глубокой древности, тем не менее, сохранились предания, что она возникла первоначально при святом Савве, царе Сербском, основателе Хиландарской Лавры, следовательно, в конце XII века. С этого времени и до конца XVII в. она постоянно колебалась в установлении определённого образа жизни братии, склоняясь в разное время то к пустыннической, то к отшельнической жизни. Но в начале XVIII столетия келия эта, по-видимому, окончательно преобразовалась в общежительную пустынь, что свидетельствуется и найденной при разборке древней церкви мраморной плитой с надписью о времени построения её в 1702 году. Тут уживались в ней часто и русские иноки вместе с иноками других племен, славяносербскими и болгарскими, со старцами во главе: иеромонахами Матфеем, Нектарием, Анфимом и монахами Никифором, Рафаилом. Главным продуктом к содержанию у пустынножителей, по-видимому, было оливковое масло и другие труды рук их. Во весь этот период существования келии были годы хорошие и относительно дурные, судя по преданиям, хотя вторых было больше, особенно до половины настоящего столетия, когда многие обители Святой Горы приходили в разорение и обитель святого Златоуста не только изменяла свое положение, но и часто подвергалась окончательному опустошению. Все постройки её до 1883 года заключались в церкви и двухэтажном корпусе, в нижнем этаже которого помещались разные службы, а в верхнем – келии, рассчитанные на 25 человек. Но со вступлением в должность нового правителя отца Кирилла с русским братством эта келия стала поправляться, особенно с тех пор, когда она увидела в первый раз в своих стенах великого гостя, достоуважаемого иерарха Православной Церкви, Высокопреосвященнейшего Михаила, митрополита Сербии. Сей маститый старец, как лично знакомый и хорошо знавший высокие качества старца Кирилла, нарочно приезжал на Афон единственно из-за того, чтобы посетить глубокочтимого им отца Кирилла и преподать молитвенное благословение новой его обители, во храме которой митрополит Михаил отслужил Литургию и рукоположил одного инока во иеромонаха, а другого – во иеродиакона и преподал свое архипастырское благословение.

Братство келии святого Златоуста составилось из 30 иноков чисто русских. Но обитель не вполне все ещё была благоустроена, келии и службы пришли в ветхость, а храм обязательно требовал поддержки. Вынуждаемый такой необходимостью, отец Кирилл в том же году принялся за обновление ветхих строений и церкви, производя и новые хозяйственные постройки, как-то: кладовые и амбары. По его приказанию была обработана горная почва обители и положены каменные уступы, образующие террасы огородов и виноградников. Ввиду того что большинство келий на Святой Горе пользуются незначительными участками малоплодородной и трудновозделываемой земли, которые при упорном труде могут обеспечить пропитание всего пяти-шести, самое большое – десяти человекам, то отец Кирилл стал разводить у себя различного рода производства, особенно иконописное. Иконописное производство стало быстро развиваться, благодаря возрастающему сбыту икон в Россию через доверенных лиц из числа своего же братства. С развитием в келии разных производств постепенно увеличивалось и число братии; между тем древняя церковь, воздвигнутая в 1702 году, не вмещала в себя и половины братства, почему потребовалась новая постройка; в результате в 1885 году был расширен древний храм и, с благословения Хиландарской Лавры, построен большой трехэтажный корпус с церковью. Ныне нижний этаж нового корпуса приспособлен для склада хозяйственных припасов, в среднем же и части верхнего устроены тридцать две братских келии. В 1887 году были пристроены к старому корпусу лаборатория для фотографии, две гостиных, просфорня, хлебная и иконописная мастерская, а затем открыт склад необходимых продуктов для отшельников и усовершенствована маслобойня для производства натурального регального, шалфейного, лаврового, мелиссового и, самого главного, оливкового (деревянного) масла, которое вообще пустынники употребляют и на освещение своих церквей, и в пищу братии. В настоящее время эта маслобойня служит единственным обеспечением обители к нескудному существованию на Афоне.

Мы уже упомянули, что в последнее время численность братства келии постепенно увеличивалась: к 1888 году она достигла таких размеров,что древняя церковь, расширенная в 1885 году, оказалась снова тесной, не вмещала всех членов братства, не говоря уже о поклонниках и иноках, приходящих из соседних калив и пещер в дни праздничные. Обстоятельство сие подало мысль соорудить более вместительный храм. Но лишь только отец Кирилл приступил к исполнению задуманного, как на него вновь обрушились невзгоды. Преуспеванию келии нашлись завистники, не остановившиеся перед клеветой и нареканиями.

«Вблизи своих ищи врагов», – говорит мудрость народная: так было и с отцом Кириллом. Не издалека он нашел завистников и нарекателей, но среди насельников, а через них уже и извне. (...)

Тяжело было отцу Кириллу. Уныние и грусть овладели бы, кажется, и самым каменным сердцем, а не только любвеобильным сердцем старца при виде иноков, точно загнанных и предоставленных самим себе без всякой почти сочувственной помощи; между тем старец силой духа победил подобные испытания. Ему помогла та сила, которая заставила почтенного старца презреть «вся красная мира» и славную жизнь, которая помогает ему и теперь преодолевать все препятствия, чтобы быть всецело в Боге, чтобы быть духовным руководителем вверенной ему братии.

И действительно, благословение и помощь Покровительницы Афона, всегда приходившей на помощь жителям Её евангельского жребия, видимо содействовали усилиям старца и братии.

В 1888 году милость Божия чудодейственно спасает для благословенной России Великого Царя-Миротворца и Его Августейшую Семью (при крушении железнодорожного поезда при станции Борки). И крепкий Богом борец правды и истины, невзирая ни на какие преграды, на пожертвованные прежде суммы 27 ноября того же года смело кладет во славу Божию первый камень в память такого дивного события и полагает начало святому храму-памятнику. Хиландарская славянская Лавра дает благословение отцу Кириллу; митрополит Сербский Михаил шлёт ему в этом святом деле свой архипастырский привет; греки, болгары и даже турки дают ему материал и разрешают кредит на постройку храма-памятника. И русские соотечественники не оставили его своей лептой. И храм чудной архитектуры, по рисункам и чертежам самого отца Кирилла, двухэтажный, через три года создался.

Храм был построен в византийском стиле, купол покрыт свинцовыми листами, внутри имеет крестообразную форму, богато освещён окнами в два света, исключая купол, в котором 12 окон и который увенчан большим золочёным крестом. Нижняя часть храма с церковью представляет массивные прочные своды, высотой в 6 аршин от поверхности земли, и приспособлена для братской трапезы; а верхняя часть, собственно, и есть соборный храм, длиной 36, шириной 22 и высотой 35 аршин. В 1894 году нашлись усердные ревнители благочестия и своей посильной жертвой помогли нашим пустынникам достроить храм. Сначала храм был отштукатурен, потом украшен лепными орнаментами весьма изящной работы, прекрасный иконостас выполнен в чисто русском стиле. Таким образом, к невыразимой радости и восторгу как самого почтенного строителя с братией, так и всех русских пустынников и келиотов, представилась возможность в 13-й день ноября того же 1894 года этот драгоценнейший памятник-храм торжественнейше освятить.

Освящение храма было совершено Высокопреосвященнейшим Агафангелом, архиепископом Симферопольским, в сослужении двадцати двух иеромонахов и восьми иеродиаконов, при громадном стечении пустынножителей со всех концов и ущелий Святой Горы. Этот храм по своему убранству, обширности и великолепию почти, можно сказать, краше всех храмов, келий и скитов Афона и весьма полезен в этой пустынной местности для окружающих его отшельников, постников и молчальников.

Историческое значение этого русского храма-памятника в прошедшем, предначертывая его особенность в будущем, само название, ему данное, навсегда запечатлеет в умах сынов России нераздельную с ним мысль о слиянии России с Афоном. И этот храм-памятник является свидетелем этого единения. (...)

Итак, благодаря милости Божией и заступлению Царицы Небесной, мы видим теперь на Святой Афонской Горе возрождённую трудами и энергией старца отца Кирилла келию святого Иоанна Златоуста – пустынную обитель. Два параллельных корпуса образуют северную и южную стороны её, западную – стена с воротами, к которой примыкает крытая галерея, соединяющая оба корпуса; с восточной стороны четырехугольник обители замыкается новым двухэтажным храмом и высокой стеной со Святыми вратами. Площадка между зданиями вымощена гладкими каменными плитами и представляет чистый двор, в юго-восточном углу которого разведен цветник, обнесенный простой, но изящной решеткой. В некотором отдалении, позади главного четырехугольника параллельно западной стене, расположено каменное здание, окруженное различными хозяйственными постройками. Далее по склону ютятся помещёния для рабочих, кузница и амбары, а у самой дороги – каменный водоем, снабжающий водой обитель и огороды. Всё сие окружено садами, виноградниками, орешником и прочими плодовыми деревьями, расположенными террасами, которые с одной стороны, как мы сказали, поддерживаются каменными уступами, образуя собой живописнейшую панораму. Видно, что такое чисто искусственное расположение вызывалось неудобством местности Святого Афона, представляющей крутой склон горы, и стоило братству больших трудов и немалых расходов, чтобы привести всё это в должный порядок. Все постройки и угодья обнесены общей оградой с большими воротами с востока. Кроме того, имеется тут иконный склад, фотография, столярная, токарня, слесарная и лавочка – запас разных вещей первой необходимости и потребности в отшельнической жизни. (...)

Итак, вся жизнь старца Кирилла, как мы видим, была исполнена разных перемен и обстоятельств, поражавших иногда и его, и всех близких к нему пустынножителей своей неожиданностью и трудностью; она поражает и теперь его удивительным трудолюбием и настойчивостью в благих делах, соединённых с истинным смирением. Нельзя не удивляться и деятельности, и бескорыстию, с которыми совершились столь значительные постройки обители без запаса сумм и в десять с небольшим лет. Труд, понесённый в настоящем деле, без сомнения, угоден Богу и заслуживает полного уважения от ревнителей церковного благолепия. Все собранные от жертвователей и трудом братии добытые суммы за поминовение в десять лет пошли на благое дело. А сколько телесных трудов перенесено лично отцом настоятелем с братией в изыскании средств и подвозке материалов – об этом они смиренно умалчивают. Все постройки обошлись бы гораздо дороже, если бы доставка песка, кирпича, камня и леса не лежала на трудах братства. За последние тринадцать лет постоянных трудов Иоанно-Златоустовская обитель приведена не только в окончательное устройство, но и в самое цветущее состояние. В настоящее время, свободное от построек, всё внимание отца Кирилла обращено на водворение строгого порядка и нравственности между братством и на усиление экономических средств к удобству общежития, хотя последнее и теперь ни в чем не уступает любому Афонскому скиту.

Устав обители святого Иоанна Златоуста строго общежительный.

Оканчивая наш беглый обзор келейной обители святого Иоанна Златоуста и её деятельности и развития при новом настоятеле, считаем нужным заметить, что она, по количеству своего братства и общежительного благоустройства, занимает теперь четвёртое место между русскими на Афоне обителями. Её чиноположение и радушное странноприимничество заслуживают особую симпатию и чувствительную благодарность от всех посещающих, ибо братство охотно и великодушно растворяет двери каждому интересующемуся туристу и молитвенно благословляет всякого благоговейно преклоняющегося перед древней святыней богомольца.

Дух патриархальной простоты, братская взаимопомощь и единодушие в трудах, строгость в послушании и равенство прав с другими – все это внушает душе благоговейное чувство к Святой Горе Афонской и говорит сердцу о любви к её скромным насельникам.

Поистине счастлив и благословен Богом Святой Афон, взращивающий ныне, как и в святоотеческие времена, в своих расселинах столь дивные плоды, воистину божественно-духовное семя, так мощно раскрывающий в них свои силы!..

Святыни келии: чудотворные иконы Богоматери «Испанская», «Утоли моя печали», святого Иоанна Златоуста и части мощей святых угодников Божиих.

Библиотека обители заключает в себе много драгоценных изданий, современных и древних.

Ризница снабжена всем необходимым и заключает в себе немало старинных облачений.

С.-Петербург, 1900

(...)

Высоко-Дечанская Лавра находится в сердце древней Сербии, у самой албанской границы, где достигла своего расцвета сербская династия Неманичей, где князь Лазарь пал смертью храбрых со своим войском, защищая сербскую землю от турецкого нашествия. В 1330 году сербский краль Стефан Дечанский⁶³ одерживает победу над греками и болгарами при Вельбужде, и по возвращении из похода его посещает мысль заложить храм во славу Христа Спасителя. Посоветовавшись с сыном Душаном (впоследствии царь Душан Сильный) и архиепископом Даниилом, он выбирает для этой цели место на реке Быстрице в двух километрах от Дечан и закладывает церковь Вознесения Господня. По преданию, именно это место облюбовал великий сербский святой Савва для монастыря, но неожиданная смерть не позволила осуществиться этому начинанию. В архитектуре этого храма видна смесь западного и византийского стилей, а главным зодчим был католик-далматинец Фра Вита. Высоко-Дечанская Лавра была построена св. Стефаном как «задужбина», то есть монастырь, в котором по завещанию он должен был найти последний приют.

Храм покрыт огромным количеством фресок: всего их – десять тысяч, а в главном приделе – 365, по числу дней в году. Храм имеет два придела: св. Николая, в память о чудесном исцелении краля Стефана, и св. Димитрия. Замечательный иконостас храма был уничтожен турками. В храме находится рака с мощами Стефана Дечанского, он почитается сербским народом за великого целителя. Даже в условиях гонений на церковь во время титовского режима не прекращался поток паломников к гробнице этого святого. Интересно, что среди них были и албанцы-мусульмане, и просто неверующие. Стефан Дечанский считается целителем от беснования и расстройства ума. Подобного больного, по традиции, сначала ведут на монастырский источник, дают ему умыться святой водой, затем дают пить и уже после этого ведут в храм.

За всю свою историю Дечанский монастырь не раз подвергался разорению. Первый раз он был разграблен сразу после Косовской битвы, но вдова погибшего в сражении князя Лазаря, княгиня Милица, восстановила Дечаны. В 1575 году албанцы вновь разорили Лавру. Далее для Сербии наступает период турецкого гнёта, и нет почти никаких свидетельств об истории этой знаменитой обители. Интересно, что игуменом Лавры был в своё время будущий митрополит Киевский и Литовский Григорий (Цамблак) (1415–1419), родной племянник Московского святителя Киприана. Это был первый митрополит отделившейся от Москвы Киевской митрополии. Отделение это произошло по воле литовского князя Витовта и не было признано ни Москвой, ни Константинополем. Начало своим трудам митрополит Григорий положил на Афоне и участвовал в исправлении богослужебных книг последнего Патриарха Болгарского Евфимия. Будучи игуменом монастыря Дечаны, он обогатил сербскую литературу житием Стефана Дечанского и запиской о переносе мощей св. Петки в Сербию во времена царицы Милицы и деспота Стефана Высокого. Ему приписывается и житие св. Ромила Пустынника, который подвизался и скончался в монастыре Раваница.

Подвижник Афона и Москвы

В XIX веке начинается национальное возрождение в Сербии, и вот тогда-то и приходит сербскому митрополиту Михаилу⁶⁴ мысль пригласить для возрождения великой сербской обители русских монахов. Но у него находится много оппонентов, которые ругают его «за сделку». Даже сербский Патриарх Гавриил (Дожич) (1937–1950), в отличие от своего предшественника, выпускника Петербургской Духовной Академии Патриарха Варнавы (Росича) (1930–1937), относившийся к русским достаточно сдержанно, разделял подобные мнения. Но надо отдать должное опытному русскому братству: через короткое время монастырь начал процветать. Усилиями игумена Арсения был построен новый корпус келий, названный «руски конак». Но вот новый поворот истории: начинается Первая мировая война, и после отступления сербских войск на остров Корфу австрийские власти интернируют всех русских монахов монастыря. После окончания войны и образования Королевства Сербов, Хорватов и Словенцев вернувшихся из плена монахов рассылают по разным монастырям. Так оканчивается краткая история русского правления в Дечанах, но русским монахам предстоит ещё раз спасти Высоко-Дечанскую Лавру от упадка и даже уничтожения.

К началу Второй мировой войны в монастыре проживало в общей сложности до двухсот монахов, из них – тридцать пять в священном сане. Кроме того, тогда в Лавре размещалась семинария, в которой обучалось сто двадцать человек. А возглавлял эту семинарию перешедший в Сербскую Церковь русский епископ Митрофан⁶⁵.

После смерти митрополита Антония (Храповицкого) в монастыре находит убежище архимандрит Феодосий (Мельник), долгие годы бывший келейником митрополита. Родился будущий архимандрит 8 февраля 1890 года на юге России в благочестивой семье. Уже в юности поступил в Киево-Печерскую Лавру. Но послушник не успел принять постриг – началась Первая мировая война. За исключительную храбрость был награждён Георгиевскими крестами второй, третьей и четвёртой степени и Георгиевскими медалями. После войны вернулся обратно в Лавру. Когда митрополит Антоний (Храповицкий) был назначен в Киев, стал его келейником и с тех пор сопровождал митрополита во всех его скитаниях, которые закончились в Сербии.

Подвижник Афона и Москвы

С апреля 1941 года монастырь стал убежищем для многочисленных жителей окрестных сёл, которые спасались в древней обители от бесчинств албанских разбойников. На Пасху мимо монастыря без остановки прошёл большой немецкий отряд, в монастыре же ожидали прибытия итальянских войск, что должно было обеспечить обители безопасность.

Но ожидание затянулось, а шайки албанцев стали угрожать монастырю. На всём Косовом поле в то время воцарился хаос. Семинаристы вместе со своим ректором и большая часть монахов покинули Дечаны. Осталось всего несколько монахов и среди них – двое русских: архимандрит Феодосий и престарелый инок Герасим. Казалось, что монахи обречены на гибель, ведь монастырь осаждало несколько сотен разбойников, а все вооружённые силы древней Лавры представляли собой отряд в 18 человек защитников-добровольцев. Но одному из монахов чудом удалось пробраться в соседний населённый пункт, находившийся в 18 км от монастыря, где разместился итальянский отряд карабинеров. И в тот момент, когда разбойники уже ворвались в монастырь и когда всем монахам и защитникам, казалось, уже грозила неизбежная гибель, вдруг раздался шум моторов и на территорию Лавры ворвался итальянский отряд, который обратил албанцев в бегство. Но и после освобождения положение монастыря оставалось шатким. Итальянская военная администрация вознамерилась передать всю гражданскую власть албанским активистам, которые как раз и добивались уничтожения главных сербских монастырей. Первым в списке была Высоко-Дечанская Лавра. Тут и проявились замечательные дипломатические способности о. Феодосия, которые ему ранее не раз приходилось использовать, будучи келейником митрополита Антония. Албанские активисты регулярно делали доносы на монахов, что они помогают партизанам и укрывают их. После этого карабинеры, разумеется, отправлялись в монастырь, где их встречал русский архимандрит, умевший убедить, как могло показаться, любого человека. И во время таких визитов он не только убеждал итальянцев в невиновности иноков, но и заручался их поддержкой.

И вот однажды итальянский полковник известил русского монаха о том, что Лавру хочет посетить вице-король Албании Джакомини. Высокий итальянский сановник прибыл в сопровождении многочисленной свиты. Будучи католиком по вероисповеданию, вице-король терпеливо выстоял долгий монастырский молебен, после чего был приглашён в трапезную, стены которой украшали портреты русских первоиерархов и очень большого размера портрет святого праведного Иоанна Кронштадтского. Ясно, что после этого визита должна была решиться судьба Лавры. Тут надо было бы говорить и говорить русскому церковному дипломату. Но на каком языке говорить, если он не знал ни французского, ни итальянского языков. Приходилось пользоваться услугами своих противников – албанцев, а те, естественно, переиначивали слова игумена в свою пользу. И тут произошло то, что принято называть счастливой случайностью.

К отцу Феодосию подошёл пожилой русский монах Герасим и стал что-то говорить на ухо своему игумену. «Почему Вы говорите между собой по-русски и откуда знаете этот язык?» – вдруг проговорил Джакомини на чистейшем русском языке, что заставило русских монахов вздрогнуть от неожиданности. «Да ведь мы сами-то русские», – чуть не закричал игумен. Все преграды были в один миг сломаны. Слово за слово, и вице-король поведал о. Феодосию о самых счастливых днях своей жизни, проведённых в Петербурге в качестве офицера военной миссии своей страны. О. Феодосий не упустил возможности познакомить итальянца не только с историей монастыря, но и с историей Косова, конечно упомянув и о том, что истинными хозяевами этой земли являются сербы и только во времена турецкого владычества началось заселение турками и албанцами. Выслушав всё внимательно, расчувствовавшийся вице-король сказал: «Вот где не ожидал я встретить русских! Верю вам и во всём этом вижу Промысл Божий. Косовские святыни были в большой опасности, но теперь не беспокойтесь и живите спокойно. Если же местные албанцы посягнут на ваше имущество или жизни, я прикажу карабинерам выжечь все их окрестные сёла!»

Так русские вторично спасли Высоко-Дечанскую Лавру. Затем на смену итальянцам пришли солдаты вермахта, которые скоро были выбиты «своими», то есть титовскими партизанами. Увы, эти партизаны хоть и не разрушили Лавры, но уже тогда вели себя вызывающе. С горечью сказал отец Феодосий: «Монастырь этот я спас от итальянцев, албанцев, немцев, но от вас, сербов и черногорцев, истинных хозяев земли этой и древней святыни, этого сделать не могу, да и не хочу». Приближались тяжёлые годы титовского режима. Один из монахов, переживший оккупацию вместе с отцом Феодосием, архидиакон Гавриил, погиб в титовском застенке, другой монах эмигрировал в США, третий монах, пробравшийся во время осады монастыря через кольцо албанцев, архимандрит Макарий, провёл три года в тюрьме, вернулся в разорённый монастырь и стал его игуменом. Отец Феодосий же был настоятелем монастыря до самой своей смерти в 1957 году. По его завещанию он был похоронен в Белграде в гробнице Иверской часовни рядом со своим учителем – митрополитом Антонием (Храповицким).

Недавно я получил следующие сведения о Высоко-Дечанской Лавре от сербского писателя Павле Рака: «Дечаны по числу монахов, если сравнивать с другими сербскими монастырями, процветают. Но попасть туда теперь сложно. Охраняют монастырь итальянцы. Одна моя знакомая была там на прошлое Рождество. Очень хвалила трапезу, особенно жареного ягнёнка, которого приготовили для гостей и итальянских солдат. Последних довольно часто принимают и угощают в монастыре и помимо праздников». 

Что же, история повторяется. Говорить о нынешнем положении в Косове нет необходимости. Но спасут ли русские монастырь и в третий раз?

Почтеннейший Благотворитель!

Благословен Бог, даровавший Вам благое намерение и силы совершить дальний и трудный путь и благополучно прибыть на родину.

Религиозное чувство каждого влечет к посещёнию мест, ознаменованных разными священными событиями и чудесами, в особенности же это влечение ощущается к тем местам, где жили и посещали Своими святыми стопами Господь наш Иисус Христос и Преблагословенная Матерь Его.

(...) Господь Вас сподобил посетить одно из святых мест – Святую Афонскую Гору.

При жизни Своей Пресвятая Богородица со святыми апостолами прибыла на эту Гору и просветила здешних язычников светом христианского учения, а после славного Своего успения ознаменовала каждую пядь Афона чудесами и дивными событиями.

Множество на Афоне обителей прославлены явлением Владычицы нашей Богородицы в Своих иконах и иными путями. Все эти события побудили Вас решиться на чрезвычайные труды и лишения, чтобы достичь этой благословенной страны и обозреть те места, где Владычица пролила Свои обильные чудодействия.

В бытность свою на Афоне, к нашей радости и к Вашему благочестию, Вы посетили и убогую обитель нашу, где лично видели нашу жизнь и порядки. В настоящее время долгодневное Ваше путешествие закончилось; все события паломнического претрудного странствования запечатлелись в Вашей памяти, и в тяжелые жизненные минуты эти воспоминания доставят Вам душевную отраду и утешение, а благоговейное поклонение святым местам даст Вам в смертный час дерзновение у Бога снискать милость через угодников Его, коих Вы почтили поклонением.

С благословения Божия нынешним Митрополитом Рашско-Призренским Владыкою Никифором дарована нам в управление древняя православная славянская святыня – Высоко-Дечанская Лавра, расположенная среди гор, населенных дикими арнаутами (албанцами), и полуразрушенная от набегов беспокойных соседей.

В этой знаменитой Лавре покоятся целокупные мощи строителя её, святого короля Стефана Дечанского, открыто и сестры его, Царицы Елены, под спудом, в отдельных же ковчегах есть части мощей многих других святых угодников Божиих.

На обязанность мою легла трудная задача – восстановить и оправить эту древнюю святыню, куда уже послано мною двадцать человек из числа испытанной братии нашей обители на Афоне.

Имея постоянное свое местожительство в обители святого Иоанна Златоуста на Афоне, управляю этой Лаврой, а потому всепокорнейше просим Вас не отказать нам в посильной своей помощи – чем можете и как Господь Вам укажет.

В той местности, раньше населенной православными сербами, теперь преобладает народность арнауты мусульманской веры, кои и истребили огнем и мечом почти всех православных сербов. Восстановлением Высоко-Дечанской Лавры и населением её русскими иноками привлекутся опять к святой вере отпавшие через ужасы и страх мусульманизма сербы и другие тамошние народности, имея пред собой свободной духовную опору – свою древнюю святыню Высоко-Дечанскую Лавру. 

Призывая на Вас милости и щедроты Царя Небесного и Владычицы мира, остаемся навсегда Вашими смиренными молитвенниками.

Настоятель обители святого Иоанна Златоуста и игумен Высоко-Дечанской Лавры иеросхимонах Кирилл с братией.

Адрес для денежных, заказных и закрытых писем в нашу обитель, а также желающим своими приношениями содействовать обновлению Высоко-Дечанской Лавры следующий: через Одессу на Афон настоятелю обители святого Иоанна Златоуста и игумену Высоко-Дечанской Лавры иеросхимонаху Кириллу с братией.

По введении по всей России вместо кредита золотой монеты затруднительно найти кредитных рублей, а подчас даже и невозможно, в особенности в деревнях и селах; а переводы и звонкую монету почтовые учреждения на Святую Афонскую Гору и вообще за границу не принимают и тем наносят святым нашим обителям весьма великую тщету. Поэтому мы учредили в городе Одессе своего доверенного. Он уполномочен законными доверенностями, и просим жертвователей и благодетелей наших золотую монету и переводы посылать через нашего доверенного по следующему адресу:

В город Одессу. Базарная улица, дом № 19. Доверенному Высоко-Дечанской Лавры для пересылки на Святую Афонскую Гору настоятелю обители святого Иоанна Златоуста и игумену Высоко-Дечанской Лавры иеросхимонаху Кириллу с братией. 

Если же почему-либо почтовые чиновники не будут принимать жертвы для отсылки по сему адресу через Одессу, то просим посылать: через хозяйственное управление при Святейшем Синоде на Афон настоятелю обители святого Иоанна Златоуста и игумену Высоко-Дечанской Лавры иеросхимонаху Кириллу с братией.

Чин поминовения за одно имя

На свечи и масло жертвуют по своему усердию.

1. Андроник (Трубачев), игумен. Закрытие Троице-Сергиевой Лавры и судьба мощей преподобного Сергия Радонежского в 1918–1946 гг. М, Изд. Совет Русской Православной Церкви, 2008.

2. Баталов А. Л., Головкова Л. А., послушница Галина Харченко. Московский Иоанно-Предтеченский женский монастырь. Страницы истории. М., 2005.

3. Боскин Сергий, протодиакон. Пасха 1946 года. Открытие Лавры Преподобного Сергия // Троицкое слово, 1990, № 4.

4. Великая стража. Жизнь и труды блаженной памяти афонских старцев иеросхимонаха Иеронима и схиархимандрита Макария. М., 2001.

5. Головкова Л. А. Ивановский монастырь в годы гонений // Баталов А. Л., Вайнирауб Л. Р., Головкова Л. А. Церковная археология Москвы. Храмы и приходы Ивановской горки и Кулишек. М, 2007.

6. Голубцов Сергий, протодиакон. Сплочённые верой, надеждой, любовью и родом. М, 1999.

7. Жаворонков Владимир, протоиерей. Протоиерей Пётр Хрисанфович Удодов [некролог] // Журнал Московской Патриархии. М, 1968, № 7.

8. Комарова Л. С. Судьба главы Сергия Радонежского: история Дмитровской дороги, села Виноградово и храма Владимирской иконы Богоматери в этом селе. М., 2006.

9. Кунгуров Алексий, протоиерей. Протоиерей Петр Хрисанфович Удодов [некролог] // Журнал Московской Патриархии. М, 1968, № 7.

10. Послужной список священника церкви с. Виноградово Удодова Петра Хрисанфовича.

11. Русь уходящая. Рассказы митрополита Питирима. СПб, 2007.

12. Следственное дело Удодова Петра Хрисанфовича.

13. Ученик старцев: протоиерей Владимир Жаворонков // Сост. свящ. Владислав Мишин. М, 2009.

Выражаю глубокую признательность за предоставленные материалы и бескорыстную помощь в подготовке книги к изданию:

Игумену Андронику (Трубачеву)

Игумении Иоанновского монастыря Афанасии с сестрами, инокине Романе и инокине Иларии

Игумену Петру (Пиголю) и рабе Божией Иулии

Протоиерею Владимиру Головкову, настоятелю храма Владимирской иконы Божией Матери в Виноградово

Сергею Леонидовичу Кравцу, руководителю Церковно-научного центра «Православная энциклопедия»

Павлу Троицком, современному исследователю Русского Афона

Ольге Дингес, иллюстратору книги

Наталье Борисовне Алидема и Сергею Насонову

Ларисе Сергеевне Комаровой

Александру и Татьяне Александровым

Сергею Сыромятникову

Священник Владислав Мишин