Четвертая папская ересь, или учение пап об искуплении

Вера Церкви относительно искупления состоит в признании того, что человечество, падшее в первородный грех, долженствовало быть восстановленным Иисусом Христом, Который принес Себя за него в жертву Богу Отцу Своему.

Таким образом, человечество восстановлено единственно Иисусом Христом.

Искупление сообщается каждому человеку в частности заслугами Примирителя; и эти заслуги присваиваются ему по благодати (gratuitement). Отсюда происходит слово благодать (grace)⁴³, которым обозначается божественная помощь, восстанавливающая человеческую природу, очищающая и освящающая ее.

Было много споров о действии человеческом, являющемся под влиянием благодати. Одни смотрели на него исключительно, как на эффект одной благодати; признавали эту благодать единственной и необходимой причиной добрых дел; так как у человека после падения не осталось уже более свободы.

Другие полагали, что человек сохранил свою свободу, или свое свободное произволение к добру и после падения; что благодать не абсолютно ему необходима; что сама эта благодать даруется ему только в награду за доброе пользование свободой; и, следовательно, сам человек своими добрыми делами заслуживает себе благодать и оправдание.

Наконец, существует среднее учение, по которому человек после падения сохраняет на самом деле свое свободное произволение после падения, но это свободное произволение в действительности может направлять его к добру лишь посредством благодати, сообщающей ему энергию, даруемую благодатью от Бога, сообразно с его желанием.

Лютер держался первого мнения; Пелагий второго; католическая Церковь проповедует третье учение.

Мы не имеем надобности вдаваться в разбор тысячи второстепенных вопросов, возбужденных по поводу учения о свободном произволении и о благодати. Достаточно указать на три главных учения, с которыми связываются все эти вопросы.

Достоверно, что всякое мнение, по которому человек ради заслуг своих действий сохраняет инициативу своего оправдания, противоположно учению Церкви и отвергает догмат дарового искупления человечества жертвоприношением Богочеловека.

В сопоставлении с этим учением Пелагий был еретиком. Он присваивал начало оправдания не Богу, но действию человека, который в себе самом находил первую причину благодати и спасения, а именно в добром пользовании своим свободным произволением. По этой системе, искупление не было уже необходимо; ибо если человек сам собою мог заслужить первую благодать, то мог заслужить и вторую, и само спасение.

Когда блаженный Августин, епископ Иппонский, вывел эти очевидные и логические следствия из пелагианской системы, то в недрах Церкви никто уже не осмеливался открыто защищать ее; но некоторые богословы прибегали к тонкостям, чтобы тайно поддерживать учение, которое должны были анафематствовать, под опасением не быть более христианами. Чем более споры отличались горячностью, тем легче было возбуждать затруднения. Но тогда как одни присваивали человеческому действию слишком большое значение, другие осмеливались вдаваться в мнимое выяснение божественного действия и доходили до допущения непреоборимого определения, делавшего из падшего человека или привилегированное или осужденное Богом творение, причем его деятельность не принимала ни малейшего участия.

Таким образом, этот фатализм не менее открытого или скрытого пелагианства был противоположен истинному христианскому учению.

В средние века, схоластики на западе возобновили вопросы о благодати и свободном произволении, волновавшие Церковь в V веке. Их споры почти оставались заключенными в стенах богословских школ. Фома Аквинат, ставший великим учителем этих школ, не был пелагианином и поэтому своему отношению много способствовал сохранению довольно чистого православного учения об искуплении.

Но так как доминиканцы держались учения Фомы Аквината, то иезуиты, их антагонисты, по принятому счастливо обычаю в их обществе, состоявшему в следовании своим самостоятельным путем во всех отношениях, должны были проповедовать другую систему. И вот появился иезуит, патер Молина со своей книгой: De concordia gratiae et liberi arbitrii (О соглашении благодати со свободным произволением). Доминиканцы вооружились против неё во имя Фомы Аквината. Отсюда возникли две школы: фомистов и молинистов, которые открыли между собой ожесточенную борьбу.

Чтобы покончить с ней, папы Климент VIII и Павел V созывали пресловутые собрания или конгрегации De Auxiliis, то есть, о помощи, сообщаемой Богом человеку.

Две теории продолжали спорить долго; молинисты или иезуиты оказывались слабыми, но они вознаграждали себя дерзостью. Посредством своих интриг они помешали осуждению скрытого пелагианства, преподанного их патером Молиной, и продолжали преподавать его учение во всех своих школах.

К борьбе доминиканской в XVI столетии присоединилась в XVII столетии борьба Порт-Ройяльской школы, которая, как выражение здравого учения, усвоила себе большую книгу Янсения, епископа Эйпернского, названную им Augustinus. Книга эта была весьма обширным извлечением с объяснениями всего учения блаженного Августина, епископа Иппонского, против Пелагия.

Порт-Ройяльские писатели нашли многочисленных защитников среди доминиканцев, бенедиктинцев, ораторианцев; и вот появилось необыкновенное множество богословских и аскетических сочинений всякого рода, писанных памфлетов, в которых молинизм выставлен был пелагианством, но прикрытым со всей иезуитской хитростью.

Не соглашаясь (даже) с учениями и рассуждениями, содержавшимися во всех этих творениях, было очевидно всем читавшим их, по крайней мере отчасти, и всем понимавшим книгу Молины, что книга его есть действительно пелагианство и прямо противоречит догмату искупления, так как Молина в свободе человеческой полагал инициативу добра, заслуживающую первую благодать.

В XVII столетии иезуиты достигли вершины своего могущества. Они властвовали над папами, влияли на королей, на самых могущественных князей, на самых влиятельных дам, под видом духовников. Этот испорченный большой свет (grand monde) оценил добрых патеров, которые составили для него множество правил поведения, посредством которых можно было усыпить и обмануть свою совесть и сочетать дела Божии с делами демона.

Иезуиты вызвали из среды себя своих богословов и своих памфлетистов против несогласных с молинизмом; но вскоре заметили, что их побеждают на почве разума и науки. Поэтому они выдумали нечто такое, что должно было привести их к цели более верным путем.

В своей среде они имели одного патера, который для видимости оставил их Общество, дабы иметь возможность с большей выгодой войти в Парижский Университет. Он назывался Корне. Он не мог быть слишком подозреваем в принадлежности к Обществу иезуитов, так как он оставил его. Иезуиты слишком много злоупотребляли этим средством, чтобы теперь можно было обманываться в этом, или, по крайней мере, много доверять ему. Но в начале XVII века этим еще можно было обманываться. Почтенный патер Корне получил от иезуитов пять положений, о которых говорил, что они извлечены из Augustinus'а, Эйпернского епископа, и содержали тонкий яд гнусного учения фатализма и отрицания человеческой свободы.

Стали искать в Augustinus’е пять положений и не могли найти их. Тогда иезуиты и их друзья ответили, что, не будучи выражены буквально, положения эти кратко излагают все учение книги, и стали домогаться осуждения книги в Риме. Им приписывают поступок, совершенно достойный их, с целью убедить папу, будто пять положений содержатся в книге Янсения. Они распорядились напечатать одну страницу книги с изменениями и вставками, древним шрифтом и на старой бумаге, и внесли эту страницу в экземпляр поднесенный папе, который таким образом был убежден, что пять положений действительно содержатся в Augustinus’е. Добрые отцы так часто шутили над папской непогрешимостью, что присваиваемое им средство одурачить ее, не может представлять из себя ничего удивительного для тех, которые знают их.

Во Франции был тогда королем, как и подобает, деспот, богомол (dévot) и человек испорченный. Они воспользовались этими тремя качествами Людовика XIV. Они извинили его прелюбодеяния и его бесчинства под условием, чтобы он совершил покаяние на спине янсенистов, как выразился герцог Сен-Симон. Затем они побудили своего царственного союзника смотреть на Порт-Ройяльскую школу, как на очаг оппозиции. Людовик XIV, подготовленный подобным образом, потребовал у Рима осуждения Порт-Ройяля. Рим, никогда не отказывавший ни в чем, ни королям, ни епископам, смирявшимся перед ним, поспешил разразиться своими громами. Иезуиты были посредниками между обоими дворами. Они пользовались влиянием на Французский двор, чтобы победить тех, которые в Риме могли составить им оппозицию, и пользовались влиянием в Риме, чтобы испугать во Франции упорствующих и наложить на них печать еретичества.

Пять положений были осуждены Иннокентием X в общем смысле.

Порт-Ройяль разоблачил различные двусмысленные выражения иезуитов, и поставил вопрос открыто. В смысле навязанном иезуитами, положения были еретическими и школа отвергала их. Но в смысле разумном, действительно принадлежавшем янсенистам, положения выражали только католическое учение, и школа признавала их.

Рим, вопреки иезуитам, удовлетворился этим заявлением. Но Людовик XIV, осаждаемый придворными епископами, вмешался в это дело. Он потребовал от Римского двора признать Порт-Ройяль еще более еретичествующим (что на самом деле не было очень необходимым) и объявить, что смысл, приписываемый иезуитами пяти положениям, действительно принадлежит Янсению. Быть может, Рим не поверил этому; но где можно было найти средства воспротивиться великому королю и галликанским епископам, очень почтительно просившим у св. престола решений по вопросу веры? И так Александр VII издал формальное определение (Formulaire), обязывая верить, что смысл, навязанный иезуитами, действительно принадлежит Янсению.

Это-то и называют вопросом факта. Порт-Ройяльская школа весьма основательно различала следующие два вопроса: такой-то смысл есть ли еретический? Такой-то смысл действительно ли принадлежит писателю? Первый вопрос есть вопрос права; а второй есть вопрос факта.

Но иезуиты слишком сильно задались целью выставить своих противников еретиками, чтобы могли позволить им защищаться столь разумным средством. Богословы; подобно Порт-Ройялю, всегда отличали факт от права; даже иезуитские богословы, как Пето и Сирмон, оказались виновными в этой мнимой ереси. Но обстоятельства переменились; и вот сообразно с иезуитской политикой, учения бывают сильны, смотря по обстоятельствам.

Итак, различение факта от права было осуждено Александром VII. Огромное число французских епископов, которые не были придворными, объявили себя против Римского учения. Другие же епископы должны были молчать, чтобы не подвергнуться немилости двора, или действовать в тайне, чтобы перетолковать или отменить Римский акт. Только четыре епископа разослали пастырские послания против формального папского объявления. Двор исчерпал свои угрозы против них и свое дурное обращение с ними. Он нашел их непоколебимыми. В конце концов, двор должен был уступить перед их энергией. Климент IX отменил то, что сделал Александр VII; Людовик XIV, счастливый тем, что покончил с делом, которое причиняло ему такую скуку, приказал выбить медаль для сохранения в потомстве воспоминания о мире.

Но с течением времени иезуиты изменили свои расположения. Медаль была пересмотрена и исправлена; и когда иезуит Менстриер составил свое великолепное творение о медалях в царствование Людовика XIV, то представил уже медаль апокрифическую.⁴⁴

По смерти Людовика XIV, враги иезуитов возвратили себе мужество. Бесславный Дюбуа и не менее его бесславный регент пользовались богословскими спорами то для устрашения, то для удовлетворения Рима. Дюбуа выиграл кардинальскую шляпу и Камбрейский архиепископский престол. Другие епископы, или ничтожные, как Реймский Майли, или честолюбивые, как Моский Бисси, тоже воспользовались этим. Янсенизм попеременно делался то пугалом для устрашения Рима, то наличной монетой для уплаты за его милости.

Среди этих интриг и этих соблазнов, иезуиты преследовали лишь одну цель – одобрение их пелагианского учения. Они достигли своей цели не прямым путем, осудивши древнее католическое учение посредством буллы Unigenitus.

Осудивши это учение, они провозгласили противоположное ему учение. Четыре епископа апеллировали на эту буллу к будущему вселенскому собору; но все остальные провозгласили ее правилом веры. Некоторые хотели перетолковать ее, хотя для определения её смысла достаточно знать, какой смысл сообщали ей иезуиты в пользу молинизма. Итак, булла эта есть провозглашение в Римской церкви пелагианства.

Иезуиты посредством буллы Unigenitus достигли осуждения католического учения, но не прямым образом. Они не осмелились предложить папе открыто освятить молинизм или пелагианство, но они дали ему понять, что предстоит большая необходимость осудить книгу, в которой эта ересь была опровергнута. Эта книга называлась: Нравственные размышления по Новому Завету. Писателем её был патер Кесне, ораторианский священник. Ораторианская конгрегация в особенности была ненавистна иезуитам. Кардинал Берюлль основал ее с целью уронить конгрегацию Игнатия Лойолы; и эта последняя расплачивалась за её миссию ненавистью, соразмерно с заслугами тех людей, которых конгрегация эта хотела вытеснить.

Подвергая осуждению книгу патера Кесне, иезуиты достигали двойного результата; они унижали враждебную им конгрегацию и прославляли учение своего патера Молины. Климент XI был слишком большим другом иезуитов, чтобы не уступить их домогательствам. Он обнародовал, наконец, буллу Unigenitus, чтобы осудить сто одно положение, извлеченное из книги патера Кесне.

Если эти положения ложны и достойны осуждения, то противоположные положения истинны и достойны святого учения. Итак, необходимо только показать их смысл, противоположный смыслу Кесне, чтобы узнать римское учение.

Укажем же подлинный смысл многих положений Кесне:

Положение осужденное:

«Что остается в душе, потерявшей Бога и Его благодать, как не грех и его последствия: гордое нищенство и недостойная леность, то есть, общее бессилие к труду, к молитве и ко всякому добру»?

Противоположное этому учению будет следующее: «В душе, потерявшей Бога и Его благодать, остается сила трудиться ради своего спасения, действенно молиться и совершать всякое добро».

Но это римское учение есть не иное что, как пелагианство и отрицание откровенного учения: «Без Меня не можете делать ничего» (Ин.15:5). «Кто же может спастись? Человекам это невозможно, Богу же все возможно» (Мф.19:26). «Многие поищут войти сквозь тесные врата и не возмогут» (Лук.13:24). «Такую уверенность мы имеем в Боге через Христа, не потому, чтобы мы сами способны были помыслить что от себя, но способность наша от Бога» (2Кор.3:4,5) Так как положение патера Кесне есть только выражение, даже слабое, этого откровенного учения: то отсюда следует, что Рим, осудивши его, как еретическое, сам впал в ересь.

Положение осужденное:

«Тщетно, о Господи, будешь повелевать, если Сам не даруешь того, что повелеваешь».

Противоположным учением будет следующее: «Ты не тщетно, о Господи, повелеваешь и мы не имеем надобности в Тебе для исполнения того, что Ты повелеваешь». По римскому учению, благодать таким образом бесполезна, и св. Писание ошибочно учит, когда говорит: «Никто не может прийти ко Мне, если не привлечет его Отец» (Ин.6:44). «Бог производит в вас и хотение и действие, по Своему благоволению» (Фил.2:13).

Не есть ли это всего менее скрытое пелагианство?

Положение осужденное:

«Да, Господи, все возможно тому, кому Ты делаешь все возможным, совершая это в нем».

Учение противоположное: «Да, Господи, все возможно тому, кто действует посредством самого себя и без Твоей благодати».

Итак, вот снова бесспорное пелагианство и отрицание откровенного учения: «Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе» (Фил.4:18). «Да усовершит вас Бог во всяком добром деле, к исполнению воли Его, производя в вас благоугодное Ему через Иисуса Христа» (Евр.13:21).

Положение осужденное:

«Только по благодати Иисуса Христа мы Божии; по верховной благодати, без которой никогда нельзя исповедовать Иисуса Христа, и с которой никогда нельзя отречься от Него».

Римское учение, противоположное этому положению:

«Мы можем быть Божии без благодати Иисуса Христа и, следовательно, без искупления. Можно исповедовать Иисуса Христа без верховной благодати, просвещающей и укрепляющей нас; можно отречься от Иисуса Христа даже тогда, когда Бог дарует нам благодать, определяющую нас пользоваться полной нашей свободой для Его исповедания».

Это учение очевидно делает благодать бесполезной; оно противоположно учению, подтвержденному вышеприведенными текстами священных книг, к которым можно присовокупить еще и следующий текст: «Никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым» (1Кор.12:3).

Положение осужденное:

«Благодать может восстановить все мгновенно, потому что она есть не иное что, как воля всемогущего Бога, Который повелевает и совершает все повеленное Им».

Это положение есть буквальное толкование следующей мысли св. Писания: «Бог производит в нас и хотение и действие, по Своему благоволению» (Фил.2:13).

Осуждая его, Рим отрицает в Боге возможность производить в душе ощущение Его влияния достаточно энергичным, чтобы возбудить в ней действительную решимость желать (доброго) и делать (добро); это значит отвергать саму благодать и открыто исповедовать ересь Пелагия, который присваивал человеку свободу не только совершать всякого рода добро, но и сопротивляться всемогуществу Божию. Вот гордое безумие, проповедуемое Римом, с тех пор, как в Риме признали еретическим положение, в котором изложено противоположное учение. Осуждая его, Рим проповедует еще следующее учение:

Осуждаемое положение:

«Когда Бог сопровождает Свое повеление и Свое внешнее слово помазанием Своего Духа и внутренней силой Своей благодати: то совершает в сердце требуемое Им повиновение».

Таким образом, Рим отвергает то, чтобы Бог совершал в сердце человеческом повиновение, когда сопровождает свое повеление внутренней силой Своей благодати. Это значит отвергать ту действенную благодать, которая всегда была догматом Церкви и которая в собственном смысле есть благодать, то есть, божественная помощь, сопровождающаяся своей действенностью, при посредстве добровольного соглашения человека с произведенным в нем движением Божиим.

Положение осужденное:

«Семя слова, орошаемое рукой Божией, всегда приносит свой плод».

Рим видит ересь в этом положении; таким образом, в его глазах истинное учение состоит в признании того, что семя слова, орошаемое Богом, не приносит своего плода. Если это так, то как необходимо понимать следующее учение св. Писания: «Слово, исходящее из Моих уст, не возвращается ко Мне без плода; но совершает все, что Я желаю и производит действие, ради которого Я его посылаю» (Ис.55:11). «И насаждающий и поливающий есть ничто, а все Бог возращающий» (Кор.3:7).

Положение осужденное:

«Вера есть первая благодать и источник всех других».

Итак, Рим проповедует, будто существует благодать, предшествующая вере? Что же это за благодать? Как согласовать римское учение с учением св. Павла, который положительно говорит: «Необходимо, чтобы приходящий к Богу веровал, что Он есть, и ищущим Его воздает» (Евр.11:6). «Иисус Христос верою даровал нам доступ к благодати» (Рим.5:1,2).

Осужденное положение очевидно есть то же, что и положение св. Павла. Римское же положение противоположно ему. Итак, оно есть еретическое и совершенно противоречит откровенному учению.

Положение осужденное:

«Все, кого Бог желает спасти во Христе Иисусе, непременно спасутся».

Так как это положение осуждено, то необходимо признать истинным следующее другое: «Все, кого Бог желает спасти во Христе Иисусе, не непременно спасутся, то есть, решительная воля Божия не осуществляет своего действия». Но в св. Писании мы читаем: «Воля же пославшего Меня Отца есть та, чтобы из того, что Он Мне дал, ничего не погубить, но все то воскресить в последний день» (Ин.6:39). «Кого Бог предузнал, тем и предопределил быть подобными образу Сына Своего, дабы Он был первородным между многими братиями. А кого Он предопределил, тех и призвал; а кого призвал, тех и оправдал; а кого оправдал, тех и прославил» (Рим.8:29,30).

Признавать вместе с Римом, будто Бог не может ни предопределять, ни призывать, ни оправдывать, ни прославлять, в отношении к тем, к которым Он хочет действовать подобным образом, это значит отрицать божественное могущество под предлогом защиты свободы человека; как если бы при божественном влиянии свобода человеческая не делалась более сильной, чем при влиянии первородного греха и его следствий.

Под предлогом защиты человеческой свободы, Рим, не колеблясь, проповедует пелагианство, всего менее скрываемое. Но так как Рим довольствовался только осуждением положений, не формулируя своего собственного учения, то надеялся обольстить своих приверженцев и обмануть их.

В самом деле, это и случилось.

Осужденное положение:

«Существует только благодать Иисуса Христа, которая усвояет человеку жертву веры. Без этого же, в человеке нет ничего, кроме нечистоты, ничего, кроме недостоинства».

Противоположное учение, выражающее римское учение, будет следующее: «Есть нечто другое, кроме благодати Иисуса Христа, что усвояет человеку жертву веры; и без благодати человек может быть чистым и достойным в очах Божиих».

Если это учение истинно, то благодать бесполезна, и Пелагий мог быть более пелагианским, чем был, не уклоняясь от истины. Однако же в св. Писании мы читаем: «Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего» (Ин.15:5). «Каждому из нас дана благодать по мере дара Христова... дабы все возращали в Того, Который есть Глава Христос» (Ефес.4:7,15). «Всякое даяние доброе и всякий дар совершенный нисходит свыше, от Отца Светов» (Иак.1:17). «Без веры нельзя угодить Богу» (Евр.11:6)

Положение осужденное:

«Первое действие благодати крещения состоит в смерти в отношении к греху; так что ум, сердце и чувство не более живут для греха, как и умершие для мирских вещей».

Не другое говорит и св. Павел: «Мы погреблись с Иисусом Христом крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни» (Рим.6:4). «О горнем помышляйте, а не о земном. Ибо вы умерли, и жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге» (Кол.3:23).

Осуждая это учение, Рим утверждает, будто после крещения мирская жизнь может быть согласуема с христианской жизнью, и существует примирение её с небом.

Иезуиты, исповедующие буллу Unigenitus, не забывают проповедовать её учение, которым они широко пользуются в отношении к своим друзьям. Справедливо, однако же, что когда дело идет об их врагах, то учение о примирении (приспособлении) и о снисходительности становится у них самой страшной ересью.

Положение осужденное:

«Что другое возможно, кроме мрака, заблуждения и греха без света веры, без Иисуса Христа и без Его благодати?»

Если это положение ложно, то истинно следующее: «Без веры, без Иисуса Христа, без благодати можно оставаться вне мрака и греха».

Можно ли проповедовать пелагианство более ясным образом и более решительно отвергать откровенное учение? В самом деле, не читаем ли мы в св. Писании: «Цель увещания есть любовь от чистого сердца, и доброй совести, и нелицемерной веры» (1Тим.1:5). «Без веры невозможно угодить Богу» (Евр.11:6). «Я есмь путь, истина и жизнь. Никто не приходит к Отцу Моему, как только Мною» (Ин.14:16). «Помышления плотские суть смерть, а помышления духовные жизнь и мир; посему живущие по плоти Богу угодить не могут» (Рим.8:5,8).

Положение осужденное:

«Вера оправдывает, когда она действенна; но она действенна только по благодати».

Рим, осудивший это положение, утверждает, что можно быть оправданным без действенной веры по благодати. Следовательно, Рим более ясно, чем Пелагий, проповедует, что человек может быть оправдан без веры по благодати. Однако же св. Павел учит следующим образом: «А мы духом ожидаем и надеемся праведности от веры. Ибо во Христе Иисусе не имеет силы ни обрезание, ни необрезание, но вера, действующая любовью» (Гал.5:5,6). «И если я раздам всё имение мое, и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею; нет мне в том никакой пользы» (1Кор.13:3). «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею: то я медь звенящая, или кимвал звучащий» (1Кор.13:1).

Остановимся здесь на исследовании буллы Unigenitus. Мы не имеем намерения ни защищать патера Кесне или его учение, ни вести спор с Молиною. Мы утверждаем только: вот учительная булла, принятая всей Римской церковью, как правило веры. В ней осуждается известное учение. Итак, это учение противоречит учению Римской церкви. Следовательно, мы можем признавать эту буллу выражением веры этой церкви.

Сопоставляя некоторые осужденные положения с положениями противоположными, следует, что Римская церковь проповедует пелагианство. Но так как несомненно, что эта ересь всегда была признаваема отвержением догмата искупления, то отсюда мы заключаем, что Римская церковь еретичествует в этом отношении; что она решительно отвергает необходимость искупления и благодати, даруемых человечеству ради жертвы Спасителя; и что, следовательно, прямо или непрямо она разрушает существенные основы христианства.

Относительно непорочного зачатия Пресвятой Девы, Римская церковь проповедует учение, тоже противоположное догмату искупления. В самом деле, существует верование, по которому все человечество, без всякого исключения, поражено первородным грехом, каковое повреждение передается в самом акте рождения.

Отсюда следует, что человечество в лице Иисуса Христа не было причастно к первородному повреждению; потому что оно не было рождено по общему закону. Но Пресвятая Дева была рождена по этому закону; таким образом она рождена с повреждением, присущим природе человеческой; была ли она очищена от него в недрах своей матери, подобно Иеремии и Иоанну Крестителю, об этом нет вопроса. Согласно с буллой Пия IX от 8 декабря 1854 года, провозгласившей непорочное зачатие Пресвятой Девы, необходимо верить, что она не была и зачата в первородном грехе; что она, безусловно, была предохранена от него, так что не имела надобности в очищении от него. В самом деле, если бы она имела надобность в очищении, то её зачатие не было бы непорочным. Если же она не имела надобности в нем, то и не принадлежала к действительному человечеству. Один доктор Римской церкви, Ньюман, вывел это заключение из догмата 1854 г., и доказывал перед лицом Римской церкви, не осудившей его за это, что со времени буллы 1854 года, Троица восполнена Пресвятой Девой, возвышенной на степень божества.

Несмотря на многочисленные нововведения, которым папство подвергло католическое учение, никогда оно не осмеливалось открыто провозглашать новый догмат; оно всегда сохраняло некоторую учительную стыдливость и прикрывало свои нововведения достаточно непроницаемым покровом. Пий IX не имел этой стыдливости, называемой католичеством. В 1854 году он провозгласил новый догмат, и позаботился сказать епископам, собранным вокруг него, как клирошанам по весьма верному выражению аббата Комбало, что он определяет догмат в силу своей собственной власти.

Итак, Римская церковь, при посредстве органа своего папы, и с согласия всех своих епископов, с 8 декабря 1854 года имеет новый догмат. Однако же не боятся утверждать, что этот новый догмат есть лишь древнее католическое учение, принадлежавшее к тайному преданию церкви, и что булла только пролила на него свет.⁴⁵ Осмелились даже утверждать, будто даже католическая Восточная церковь исповедовала учение, вознесенное Римской церковно на степень догмата.

Нам не трудно будет показать, что Пий IX своей буллой от 8 декабря 1854 года провозгласил догмат, безусловно, новый, и что Римская церковь, принявши его, исповедует ересь, противоречащую догмату искупления.

Дабы опровергнуть не только буллу Пия IX, но и богословов, защищающих ее, мы должны установить всегдашние правила, которым следовала Церковь при догматических определениях.

Иисус Христос не был философом, творцом системы, способной к бесконечному усовершенствованию с развитием наук и человеческого разума; Он есть Сын Божий, Слово воплощенное, вечное и существенное выражение истины, изшедшей из недр Отца и пришедшей просветить всякого человека, грядущего в этот мир. Итак, учение Иисуса Христа есть истина; оно может быть только залогом, вверенным миру, по прекрасному выражению св. Павла (1Тим.6:20). «О, Тимофей! пишет он своему возлюбленному ученику; о Тимофей! храни преданное тебе (залог), отвращаясь негодного пустословия и прекословий лжеименного разума».

Послушаем толкование на эти божественные слова св. Викентия Лиринского (§ XXII):

«Необходимо с большой тщательностью углубиться в эти выражения апостола: О, Тимофей! говорит он, храни преданное тебе, отвращаясь негодного пустословия и прекословий лжеименного разума. О! – это в одно и то же время есть восклицание и предвидение и любовь. В самом деле, апостол предвидит будущие заблуждения, которые наперед оплакивает. Что выражает далее слово: Тимофей, как не всю церковь вообще и в частности весь корпус начальников (chefs) т. е. епископов, которые должны сами знать и научать других истинному знанию божественного почитания? Что означают следующие слова: Храни залог? Храни, говорит он, по причине воров, по причине врагов, опасаясь, чтобы во время сна твоих людей, они не всеяли плевел в эту чистую пшеницу, которую Сын человеческий посеял на своем поле. Храни залог, присовокупляет он. Что это за залог? Это то, что тебе вверено, а не то, что ты выдумал; то, что ты принял, а не то, что есть плод твоего измышления; это нечто возникающее не от разума, но от наставления; есть результат не частного присвоения (usurpation), но общественного предания; есть нечто дошедшее до тебя, а не составленное тобою; в отношении к которому ты должен быть не творцом, но стражем; не основателем, но последователем; не руководителем, но учеником. Храни залог, то есть, храни сокровище веры католической неповрежденным и чистым. Не скрывай в себе и не поручай другим того, что вверено тебе. Ты получил золото, отдай золото; я не хочу, чтобы ты отдал мне нечто другое вместо этого; я не хочу, чтобы вместо золота, ты обманным образом отдал мне свинец или медь; я не хочу ничего только похожего на золото; я хочу настоящего золота. О, Тимофей! о, епископ! о, учитель! если благодать Божия одарила тебя гением, способностями, знанием, то будь Веселиилом духовной скинии; обделывай драгоценные камни божественного догмата; тщательно собирай их; мудро украшай их; делай их более блестящими, более прекрасными, более изящными; чтобы твое изложение представляло более понятным то, во что прежде веровали темным образом; чтобы потомство радовалось, веруя с большей ясностью в то, что древность почитала, не понимая. Однако же, преподавай только то, что ты узнал; так, чтобы, говоря в новом виде, ты не говорил бы новых вещей».

«Но возвратимся к апостолу, (§ XXIV): О, Тимофей! говорит апостол, храни залог, отвращаясь негодного пустословия.⁴⁶ Отвращайся, говорит он, как от ехидны, как от скорпиона, как от василиска, опасаясь, чтобы они не только не коснулись тебя, но чтобы не видели тебя и чтобы не достигало до тебя их дыхание. Что означает, отвращайся? С такими, (людьми) даже и не есть вместе (Кор.5:11). Что означает еще отвращайся? Кто приходит к вам, и не приносит сего учения; того не принимайте в дом и не приветствуйте его (2Ин.10). Какого же учения, как не учения католического и вселенского, остающегося единым и тем же через все века, посредством чистого предания истины, и которое должно продолжаться через все века, никогда не оканчиваясь? Итак, что же необходимо делать с тем, кто не являет этой истины? Не принимайте его в свой дом и не приветствуйте его; ибо приветствующий его участвует в злых делах его».

«Апостол присовокупляет: негодного пустословия, то есть, не имеющего ничего святого, ничего религиозного, всецело чуждого скинии Церкви, которая есть храм Божий. Негодного пустословия, или нечестивых словесных новшеств, то есть, догматов, предметов, мнений, противоположных древним, старине. Когда принимают эти новшества, то по необходимости вера св. отцов нарушается всецело или в значительной степени; тогда необходимо сказать, что все верующие всех возрастов, все святые, все чистые и воздержные люди, все клирики, священники и епископы, тысячи исповедников, великое воинство мучеников, толикие города, толикие народонаселения – столь славные и столь многочисленные, толикие острова, провинции, цари, народы, царства, нации, наконец, вся вселенная, соединенная с Иисусом Христом посредством католической веры, пребывали в неведении, заблуждались, богохульствовали, не знали того, во что должны были веровать. Отвращайся, говорит апостол, нечестивых словесных новшеств, то есть, таких, которых католики никогда не принимали, которым никогда не следовали; они составляют собственность еретиков. В самом деле, каких только не было ересей, возникавших под известным названием, в известных местах и в известные времена? Кто основал ереси, как не тот, кто, прежде всего, отверг учение древнее, вселенское и единодушное католической церкви»?

Это удивительное толкование слов св. Павла совершенно устанавливает, что католическое учение есть залог, вверенный церкви, и что для отличения этого учения от всякого человеческого нововведения, существуют три средства: древность, единодушие, вселенскость.

Достаточно, чтобы учение было новым, чтобы оно не могло принадлежать к залогу, вверенному Иисусом Христом церкви; таким образом, с католической точки зрения, новость есть необходимый признак ложности. «Все новое, говорит Викентий Лиринский, все, о чем прежде не слышали, как о проповедуемом все это не принадлежит религии, все это искушение» (§ XX).

«Если это так, продолжает тот же святой (§ XXI), то я не могу достаточно надивиться безрассудству некоторых людей, нечестию и ослеплению их ума, их страсти к заблуждениям, которые заставляют их не довольствоваться правилом веры, данным однажды и принятым издревле; они постоянно домогаются все нового и нового; они постоянно желают прибавлять, изменять и кое-что уменьшать в религии; как если бы небесный догмат, раз открытый, был не достаточен для них; как если бы этот догмат был человеческим изобретением, которое может достигать совершенства только посредством видоизменения и даже непрерывного исправления. Но божественные пророки взывают к ним: Не переходи пределов, положенных отцами твоими (Прит.22:28). Не восставай против твоего судьи (Еккл.8), Кто разрушает забор, будет укушен змеею (Еккл.10:8), А вот и следующие апостольские слова, которыми, как духовным мечем, отсекались и всегда будут отсекаться все преступные новшества всех еретиков! О, Тимофей! храни преданное тебе, отвращаясь негодного пустословия и прекословия лжеименного знания, которому предавшись некоторые уклонились от веры (1Тим.6:20,21). И после подобных слов встречаются еще люди достаточно тупоголовые, с упрямством и упорством достаточно необузданными, чтобы не быть пораженными этими словами, упавшими с неба, – чтобы не быть раздавленными их бременящей тяжестью, не быть разбитыми этим молотом, не быть ниспровергнутыми этим громом. Отвращайся, говорит он, негодных словесных новшеств. Он не говорит предметов старинных, древних; напротив он показывает, что именно им необходимо предаваться. Поистине необходимо отвращаться новшеств, необходимо следовать древности».

Существуют люди, которые, желая освободиться от победоносных соображений св. Викентия Лиринского, прибегают к увёрткам. Они заявляют, что некоторые, дорогие им новшества, хранились в скрытом состоянии в глубинах предания; они ссылаются на священные тайны (cachet) в древности и заявляют, что церковь должна усвоить их себе, как законный прогресс, при изложении учения. Булла Пия IX благоприятствует этому учению, которое есть ни более, ни менее, как только стремление поколебать необходимый характер очевидности христианской церкви. Пусть же приверженцы этого заблуждения, осмеливающиеся ссылаться на св. Викентия Лиринского, выслушают и поймут этого великого богослова католической церкви; они узнают, что необходимо разуметь под словом прогресс в церкви (§ XXIII).

«Быть может, кто-либо скажет: разве не возможен никакой религиозный прогресс в Церкви Христа? Пусть прогресс будет, и весьма большой! Кто будет таким ненавистником и врагом Божиим, чтобы помешать ему? Но надо, чтобы это был действительный прогресс веры, а не изменение. К сущности предмета принадлежит возрастание его в себе самом; напротив того, изменение состоит в перемене этого предмета на другой. Итак, пусть возрастает и возрастает сильно – разум, знание, мудрость каждого и всех, частного человека и всей церкви, с возрастами и веками; но пусть все это остается в своей природе, в том же догмате, в тот же смысле, в том же чувстве».

Таким образом, согласно с учением нашего глубокомысленного учителя, религиозный прогресс не имеет отношения к самому догмату. Чему верили в древности, то не может быть ни изменено, ни увеличено, ни уменьшено; только разум человеческий, в отношении к некоторым вопросам, присущим догмату, воспринимает больше света; вот в чем состоит прогресс. Викентий Лиринский сам объясняет эту свою мысль удивительным образом (там же).

«Пусть развитие тел служит образом религиозного развития душ; тела, увеличиваясь с летами, остаются однако же теми же. Существует большое различие между цветущей юностью и зрелостью старости; однако же, старики суть те же люди, которые были юношами; и хотя их возраст и образ существования различны, но у них всегда остается одна и та же природа и одно и то же лицо»;

«Пусть догмат христианской религии следует этим законам прогресса; пусть укрепляется с летами, пусть распространяется с течением времени, пусть увеличивается с возрастом; но пусть остается чистым и неповрежденным, пусть не изменяется, не теряет ничего, что ему свойственно, не подпадает никакой перемене при определении... Позволительно заботиться о нем, выравнивать его (limer), обрабатывать догматы небесной философии; но преступно изменять их, уродовать, искажать. Пусть окружают догматы очевидностью, светом, ясностью; но необходимо, чтобы они сохраняли свою полноту, свою неповрежденность, свою сущность».

Таким образом, религиозный прогресс состоит в развитии света относительно этого предмета, относительно догмата уже известного, а не в открытии догмата, неизвестного в древности.

Понятно, что эта теория прогресса ни в чем не нарушает правила древности, первого признака истинности, указанного Викентием Лиринским, для католического догмата. В этом же сочинении своем он преимущественно старается показать, как все епископы святой церкви, наследники апостольской истины, расположены были скорее жертвовать собою, чем верою древней вселенскости (§ V); и как дерзость нечестивого новшества была сокрушаема авторитетом священной древности (§ VI). В приведенных нами строках можно было заметить, что, кроме древности, этого первого признака истины, Викентий Лиринский указывает еще на два другие признака: вселенскость и единодушие свидетельств в Церкви; он очень ясным образом излагает эти три начала, составляющие критерий католического догмата, в следующих строках:

«Часто, говорит он (§ II), и с большой ревностью и внимательностью, я спрашивал выдающихся по своей святости и своей учености людей, каким образом я мог бы, при помощи достоверного правила, отличать истину католической веры от заблуждений ереси. Почти все отвечали мне всегда, что если я или кто-либо другой захотим избежать сетей заблуждения и оставаться твердыми в истинной вере; то должны, при пособии благодати Божией, укреплять нашу веру двояким образом: прежде всего авторитетом божественного закона и затем преданием католической веры... и в самой католической Церкви необходимо тщательно заботиться о принятии только того, во что верили повсюду, всегда и все. В самом деле, только то и есть действительно и подлинно католическое, как показывает это сила и значение слова католический, выражающая полноту и вселенскость. Итак, мы исповедуем католическую веру, сообразуясь с тем, что имеет в пользу свою вселенскость, древность, единодушие. Мы следуем вселенскости, если признаем, что единственно та есть истинная вера, которая исповедуема была Церковью, во всей вселенной; мы следуем древности, если никогда не отступаем от положений, которых очевидно держались наши предки и наши отцы; наконец, мы следуем единодушию, если в самых древних предметах держимся определений и положений всех или почти всех епископов и учителей.

Когда в Церкви возникают разногласия, то, по учению св. Викентия Лиринского (§ III), католический христианин прежде всего должен держаться древности, которая очевидно не может обольстить его ложью новшества. Если и в древности открываются многие мнения, то необходимо держаться определений, изшедших от вселенской Церкви издревле; если в ней нет подобных определений, то необходимо исследовать мнения учителей, живших в различные времена в общении с Церковью; и, чуждаясь всякого сомнения, верить тому, чему, с полным единодушием, учили они открыто, многократно, твердо. Книга св. Викентия Лиринского всегда была признаваема в Церкви выражением всеобщего убеждения.

Всё католическое предание согласно с нею. Мы могли бы привести цитаты почти из всех отцов Церкви. Но мы удовольствуемся указанием на творение св. Иринея против ересей и на трактат о Давности Тертуллиана. В этих двух великолепных творениях вопрос разработан с ясностью и красноречием, которые мы нашли в Уведомлении св. Викентия Лиринского.

Никакой доктор, никакой епископ, никакой богослов не осмелился нападать на эту возвышенную теорию христианской веры.

Чтобы применить эти католические правила к булле Пия IX, мы должны исследовать, каково было древнее, вселенское, единодушное верование, относительно зачатия Пресвятой Девы?

Свидетели этого верования суть отцы Церкви. Если отцы Церкви единодушно и во все времена преподавали учение, противоположное учению буллы Пия IX, то отсюда по необходимости следует, что эта булла содержит учение новое и, следовательно, еретическое.

Пий IX заявляет, будто бы учение о непорочном зачатии содержится в св. Писании и предании.

Подобно еретикам, о которых говорит св. Викентий Лиринский, он облетает все книги св. Писания, начиная от книги Бытия и до Апокалипсиса, чтобы доказать свое мнение; но мы не побоимся сказать, что из всех приведенных им текстов нет ни одного, который был бы применяем отцами Церкви к зачатию Пресвятой Девы.

В католической же Церкви всегда было принимаемо, что св. Писание должно быть толкуемо согласно с преданием всех веков. Если ни один отец Церкви не применял к зачатию Пресвятой Девы текстов, указанных в булле; то по какому праву применяют их к нему теперь?

Мы сказали выше и без всякого опасения быть опровергнутыми, что ни один отец Церкви, со времен апостольских, не применял к зачатию Пресвятой Девы ни одного текста св. Писания, но это не помешало Пию IX сказать: «Католическая Церковь, столп истины, всегда признавала первородную невинность Девы учением, содержавшимся в залоге откровения... засвидетельствованном древними памятниками Церкви восточной и западной».

Если это так, то, стало быть, на учение это всегда смотрели как на догмат древний, вселенский и общепринятый.

Но сама булла, создавшая этот догмат, не доказывает ли уже, что раньше 6 числа декабря 1854 года догмат этот не существовал?

Если справедливо, как говорится это в булле, что все отцы находили этот догмат в св. Писании и все провозглашали его, то как произошло то, что в самой Римской Церкви отвергали его в течение четырнадцати столетий?

Но напрасно ссылаются на свидетельства отцов.

Всё, указанное в булле, как применяемое к зачатию Пресвятой Девы, относится к непорочности её жизни, её девству, её освящению в недрах матери, к её божественному материнству; но, мы повторяем это, нет ни слова, ни единого слова, в памятниках предания восточной и западной Церкви, в течение двенадцати первых веков, что имело бы малейшее отношение к зачатию.

Если мы поверим Паризию, епископу Арраскому, то догмат о непорочном зачатии существовал в предании, как сокровенная звезда, которую различали не все. Вот признание в пользу того, что мы утверждаем, то есть, что отцы Церкви никогда не говорили о зачатии. Но преосвященный Паризий хочет дать понять, что избранные души под внешностью некоторых выражений видели догмат, которого не замечали остальные верующие.

Эта теория и утверждение буллы ниспровергаются всесокрушающей тяжестью всего католического предания; ибо достоверно, что все отцы Церкви, без всякого исключения, держались как проповеди церковной, учения диаметрально и до очевидности противоположного непорочному зачатию Пресвятой Девы.

В самом деле, они утверждали:

Что один лишь Иисус Христос, по своей человеческой природе, был изъят от первородного греха;

Что первородный грех переходит на всех потомков Адама, без всякого исключения;

Что этот грех передается человечеству посредством рождения.

Откуда следует, что Пресвятая Дева, рожденная обычным путем, по необходимости должна была быть зачатой во грехе первородном, и что Иисус Христос, по своей человеческой природе, был изъят от этого греха; так как Он рожден от Пресвятой Девы.

Такова была постоянная вера всех отцов Церкви, как мы увидим это сейчас.

Справедливо, что блаженный Августин в одном месте, ложно применяемом к непорочному зачатию, не желает, чтобы упоминали о Пресвятой Деве, когда дело идет о личной погрешности (о природе и благодати, гл. ХХХVI); но св. Иоанн Златоуст держится противоположного мнения (слово о твор. мира VI, § 10), и во многих местах своих сочинений положительно говорит, что Мария не была совершенно свободна от личных погрешностей. Тертуллиан был не менее положителен (О плоти Христа, § 7) в этом отношении, и многие отцы, как то: св. Амвросий (Тол. на Лук. кн. II), Григорий Нисский (de Осс. Dom.), св. Василий (Письм. CCLXI, к Оптим., еписк. § 9), св. Павлин Ноланский (inter. Epist. August., CXXI) и многие другие склонялись к этому же мнению.

Если бы только одни эти отцы не допускали непорочного зачатия, то и их число достаточно велико и их авторитет достаточно значителен, чтобы отсюда нельзя было заключить, что в отношении к этому пункту предание никогда не было всеобщим и единодушным.

Но даже и те отцы, которые не хотели допустить у Пресвятой Девы, во время её жизни, извинительных погрешностей, никогда не хотели присвоить ей преимущество, которое теперь выдают за догмат.

Приведем некоторые места из св. отцов, дабы подтвердить три указанные нами положения, как краткое изложение всего их учения.

Тертуллиан говорит (О Душе, § 41):

«Один Бог без греха; только один человек Христос был без греха, потому что Христос был Бог».

В книги своей О теле Христа (§ 16, 17, 20) Тертуллиан доказывает, что грех необходимо соединен с человеческой плотью, созданной обычным путем рождения; и что одно лишь тело Христа было чистым, потому что оно было зачато Девой и действием Святого Духа.

Это учение принадлежит всем отцам Церкви без исключения. Вот что говорит Ориген (Бесед. VII, на Левит.). «Кто только вступает в мир обычным путем рождения; тот поэтому самому уже осквернен в своем отце и в своей матери; потому что никто не изъять от осквернения, даже однодневное дитя. Один лишь Иисус Христос, наш Господь, зачат без греха«.

Он преподает то же учение во многих других местах своих творений (Бесед. V, на Иерем.; Толк, на Иоан.).

Св. Иларий Поатьерский говорит (О Троич.):

«Св. Дева зачата по вожделению (concupiscence); поэтому она имела надобность в духовном возрождении и очищении от греха».

Св. Ириней говорит (Прот. ерес. кн. IV, гл. XVI):

»Один Иисус Христос был изъят от греха, хотя Он явился в подобии греха».

Св. Киприан говорит (Пис. о крещ. дет.):

«Всякое дитя, являющееся в мир через рождение, заражено грехом нашего прародителя и подчинено приговору смерти, произнесенному против Адама и Евы».

Св. Амвросий говорит (Толк. на Лук. кн. II, § 55):

«Среди всех рожденных женами, нет никого совершенно святого, кроме Господа Иисуса: Он один, по неизглаголанному образу зачатия и по бесконечному могуществу божественного Величия, не испытал заразы греха, повредившей человеческую природу».

Св. Афанасий говорит (На Лук.):

«Иисус Христос свят совершенно исключительным образом: ибо между Им и другими святыми существует то различие, что он получил святость с природою».

Блаженный Августин говорит (de Poccat. remiss., lib. II):

"Один лишь Иисус Христос никогда не имел греха: Он не принимал греховного тела, хотя Он принял от Своей матери тело, бывшее телом греха; ибо принятое от Своей матери Он или очистил до принятия, или очистил после принятия».

Тот же блаженный учитель говорит в другом месте (ad Iulian.):

«Вожделение, посредством которого Иисус Христос не восхотел быть зачатым, производило распространение зла в роде человеческом; ибо тело Марии, хотя образовалось посредством этого вожделения, не передало его телу, зачатому не через вожделение...»

«Тело Марии было зачато путем вожделения, но оно не имело никакого влияния на рождение дитяти, которого она сама зачала без всякого вожделения...»

«Первородный грех переходит на всех людей; но он не мог перейти на то единственное тело, которое Пресвятая Дева зачала иначе, чем через вожделение...»

«Так как тело Иисуса Христа заимствовало свою смертность от смертности своей матери, но оно не было заражено ядом первородного греха, не будучи зачато путем вожделения... Он один рожден человеком без греха, от которого не изъят никакой другой человек».

Блаженный Августин еще говорит (Op. imperf. contra lulian., lib. VI):

«Мария, матерь Божия, от которой Иисус Христос заимствовал плоть, рождена посредством плотского вожделения своих родителей (de carnali concupiscentia parentum nata est)".

Пелагий укорял блаженного Августина в подчинении Пресвятой Девы демону через первородный грех. Если бы блаженный учитель допускал непорочное зачатие, то он изобличил бы во лжи своего противника. Но, будучи далеким от этого, он соглашается, что Мария была подчинена власти демона по требованию природы, но была исхищена посредством нового рождения, которого удостоилась в Иисусе Христе.

«Мы не подчиняем, говорит он, Марию демону через её рождение, потому что это рождение было изглаждено благодатью возрождения».

Можно ли, после этих решительных слов, ссылаться на тот текст, в котором блаженный Августин не хочет думать, что дело идет о Пресвятой Деве, когда он говорит о погрешностях? Из контекста очевидно, что блаженный учитель говорит о погрешностях личных; кроме того, нельзя давать тексту более широкого смысла, не поставляя блаженного Августина в противоречие с самим с собою. В Церкви никогда не сомневались, что Пресвятая Дева была подчинена закону смерти. Блаженный Августин не колебался признавать эту смерть следствием первородного греха.

«Мария, дитя Адама, говорит он (На Пс.23, § 3), умерла по причине греха; и Адам помер по причине греха; но плоть Господа, заимствованная Им от Марии, умерла для изглаждения грехов».

Св. Фульгенций говорит (de Incarnat. et Grat.):

«Тело Марии, зачатое во грехе обычным путем природы, было конечно телом греха (caro fuit utique peccati)».

Беда (Homil. in Ioann.) утверждает, что все люди, зачатые обычным путем, причастны греху Адама.

Алкуин говорит (lib. I, Sent., с. 18):

«Хотя тело Иисуса Христа было заимствовано от тела Девы, которая была повреждена первородным грехом; но Иисус Христос не был причастен первородному греху; потому что Его зачатие не было делом вожделения плоти».

Ансельм говорит (cur Deus homo):

«Хотя зачатие Иисуса Христа было чистым и изъятым от греха, соединенного с плотским вожделением; но Дева, от которой Иисус Христос заимствовал тело, была зачата в нечистоте, её мать зачала ее во грехе».

Гуго де Сен-Виктор говорит (in Summ. sent. Tract. I, с.16):

«Относительно того тела, с которым Слово было соединено, спрашивают – было ли оно первоначально подчинено греху в Марии? Блаженный Августин утверждает это. Но с того момента, когда оно было отделено от тела Марии, оно было очищено Духом Святым от всякого греха и от всякого склонения ко греху. Дух Святой очистил также и Марию от всякого греха, но не от всякого склонения ко греху. Впрочем Он до того ослабил это склонение, что думают, что она не грешила впоследствии».

Необходимо ли приводить большее число свидетельств в отношении к первым двенадцати векам Церкви?

Мы утверждаем, что нет ни одного отца Церкви, который доказывал бы другое учение, а не указанное в приведенных нами из них текстах.

Всех колеблющихся поверить этому, мы отсылаем к сочинению Викентия Банделли, составленному в XV веке по занимающему нас вопросу, в котором он указывает более четырех тысяч текстов, заимствованных у отцов, пап, учителей и богословов, пользующихся авторитетом в Церкви; но он далеко не исчерпал всего предмета. Многие, приведенные нами выше тексты, не указаны у него. Как же произошло то, что в булле говорится, будто отцы и церковные писатели, руководимые небесным научением, не считали ничего более драгоценным в своих книгах, как невольное провозглашение и проповедание догмата о непорочном зачатии?

Мы искали это в этих книгах отцов и церковных писателей; и мы нашли в них совершенно противоположное тому, что утверждает булла; и не нашли ничего в пользу провозглашенного ею догмата.

Если бы даже можно было привести (чего однако же нет) несколько положительных текстов в пользу учения буллы; если бы даже эти тексты были столько же многочисленны, как тексты противоположные им; то булла не была бы поэтому более законной; ибо и тогда никогда не было бы в церкви верования постоянного, всеобщего, единодушного относительно зачатия Пресвятой Девы; откуда следует, что мнение по этому вопросу не может быть предметом догматического определения со стороны Церкви.

Булла в подтверждение свое ссылается на предшественников Пия IX и на предание Римской церкви.

Посмотрим, каково это предание.

Св. Иннокентий 1-й (ар. Aug. cont. Iulian.) доказывает что первородный грех сообщается всем без исключения людям, рожденным обычным путем.

Св. Геласий 1-й (adv. Pelag.) исповедует то же учение в своей книге против Пелагия: «Таково свойство непорочного Агнца, говорит он, что Агнец этот никогда не имел никакого греха».

Св. Лев Великий говорит и часто повторяет (serm. 1, 11, V, in Nativ. Dom.):

«Иисус Христос, один среди всех сынов человеческих, сохранил в рождении Свою невинность; ибо один Он зачат без плотского вожделения».

Св. Григорий Великий не имел другого учения. Мы могли бы привести сотни текстов из различных его сочинений. Но приведем только следующий, заимствованный из его Нравоучений (in lob., lib. XVIII):

«Только Тот один поистине рожден святым, Кто для победы над поврежденной природою не был зачат обычным путем».

Папа Иннокентий II говорит (serm. in Assumpt.): «Преславная Дева была зачата во грехе, но зачала Сына Своего без греха».

I Папа Иннокентий III (serm. in Purif.), толкуя следующие слова св. Писания: «Дух Святой найдет на тебя», говорит:

«Дух Святой уже сошел на нее, когда, во время пребывания Его (Иисуса Христа) в недрах Своей матери, Он очистил душу Его от первородного греха».

Тот же папа проводит следующую параллель между Евою и Марией (serm. in Assumpt.):

«Ева создана была без греха, но зачала во грехе; Мария же была зачата во грехе, но сама зачала без греха».

Папа Иннокентий V выражается в следующих словах по отношению к Пресвятой Деве (Comment, in Lib., III, Sentent.):

«Преблаженная Дева освящена была в недрах своей матери, но не прежде соединения её души с её телом; ибо она не была еще способной к приятию благодати; не была освящена и в самый момент соединения; потому что, если бы эта произошло, то она была бы изъята от первородного греха и не имела бы надобности в искуплении Иисуса Христа, чего не должно утверждать. Но необходимо благочестиво верить, что она была очищена благодатью и освящена, спустя весьма немного времени после этого единения; например, в тот же самый день или в тот же самый час, однако же не в самую минуту единения».

Таково было в течение первых двенадцати веков Церкви учение Римского престола, как учение постоянное, всеобщее и единодушное для всех церквей Восточных и Западных.

Около XII столетия в Западной церкви начинают уже говорить о непорочном зачатии. Когда Лионские каноники признали своим долгом совершить в своей церкви праздник в честь зачатия Пресвятой Девы, то Бернард, Клервосский аббат, написал им по поводу этого нововведения строгое письмо, которое было только эхом католического предания, – торжественно доказывая, что Пресвятая Дева была зачата в первородном грехе. Приведем нисколько мест из этого письма (Epist., СLХХIV, аd Сап. Lugd.):

«Необходимо было, чтобы Мария была освящена после того, как зачала, дабы родить в святости, которой она не имела в зачатии, предшествовавшем её рождению. Не скажете ли вы, что её рождение, хотя совершившееся впоследствии, сообщило свою святость её зачатию, предшествовавшему по порядку времени? Это невозможно; ибо освящение Марии, следовавшее за её зачатием, могло простираться на её рождение; но оно не могло, по обратному действию, восходить ко времени её зачатия».

Бернард видит лишь одно средство подтверждать мнение о непорочном зачатии, то есть, говорит, что Мария зачала по действию Святого Духа; но тотчас прибавляет: «Подобное утверждение неслыханно и, говоря языком Церкви, всегда непогрешимым, я утверждаю, что она зачала, но не была сама зачата от Святого Духа...»

«Не много святых среди рожденных, но никто не был зачат в святости, за исключением ТОГО, Который ради освящения людей и очищения от греха один долженствовал быть изъятым от него».

Во всем своем письме к Лионским каноникам, Бернард, согласно с учением всех отцов, утверждает, что Пресвятая Дева, рожденная обычным путем, была заражена первородным грехом, от которого очистилась до рождения своего.

Мудрый аббат в этом учении находит могущественный аргумент для отвержения праздника Зачатия; по его учению, нельзя праздновать ту минуту, когда она находилась под властью греха.

В отношении к заслугам человеческих дел, индульгенциям и чистилищу Римская церковь исповедует учение, решительно противоположное католическому учению об искуплении.

Мы будем иметь возможность подробно трактовать об этих вопросах, когда будем излагать папские заблуждения и ереси относительно таинств и будущей жизни. Поэтому мы лишь кратко укажем здесь эти заблуждения, поскольку они противоречат догмату искупления.

Первое заблуждение, из которого вытекают другие, состоит в том, что святые обладают сверхдолжными заслугами. Эти заслуги составляют сокровищницу, которой посредством индульгенций располагает папа по своему усмотрению, как в отношении к живым, так и в отношении к умершим.

Это понятие об индульгенциях, основанное на сверхдолжных заслугах святых, противоречит католическому принципу, по которому никто перед Богом не имеет личных заслуг и что вся наша заслуга есть лишь, усваиваемая нам заслуга Иисуса Христа, единственно которой мы получаем спасение.

Позже мы изложим со всеми подробностями римское учение об индульгенциях, основанное на мнимом преизбытке сверхдолжных человеческих заслуг, и о применении этих заслуг к тем, которые не имели их. Мы выясним несоизмеримость между делами, называемыми заслугами, и духовными благами, присваиваемыми людям; выясним торговлю этими индульгенциями по тарифу, определяемому Римом с возмутительным цинизмом; выясним применение этих благосклонностей или индульгенций к душам, находящимся в чистилище.

Мы укажем преобразования, которым подверглось это учение о чистилище, которым Римская церковь так много злоупотребляет теперь.

Теперь же мы удовольствуемся лишь замечанием, что все эти заблуждения вытекают из ложного начала о заслугах человеческих дел, и что это ложное начало совершенно противоположно учению об искуплении.

Это последнее учение кратко может быть выражено следующим образом в отношении к тому, что касается человеческих дел:

Только через Иисуса Христа, единственного Искупителя, единственного Примирителя, мы можем быть искуплены. Только в Нем наше оправдание, то есть, в нашем отожествлении с Ним посредством веры.

Но для того, чтобы эта вера соединила нас с Иисусом Христом, необходимо, чтобы она была истинной, то есть, чтобы она заставляла нас исполнять заповеди или добродетели, предписываемые ею.

Наши добрые дела сами по себе не имеют силы оправдывать нас; но они суть необходимые следствия истинной веры; и эта вера, проявляясь в делах, соединяет нас с Искупителем, оправдывающим нас.

Вера, возбуждающая нас к добру, есть дар Божий; она даруется нам по заслугам Иисуса Христа; поэтому все доброе в нас проистекает из благодати Божией во Иисусе Христе; и без этой благодати мы не можем совершить ничего доброго или полезного для нашего спасения.

Очевидно, что допуская сокровищницу, составленную из сверхдолжных заслуг святых, каковая сокровищница может быть распределяема нуждающимся живым и умершим, согласно с волею папы, посредством индульгенций, – этим явно противоречат католическому учению, по которому никакой человек не может быть оправдан иначе, как только по заслугам единственного Примирителя, Господа нашего Иисуса Христа. Поэтому:

Своим учением о благодати,

Своим учением о непорочном зачатии Пресвятой Девы,

Своим учением о сверхдолжных заслугах человеческих дел:

Римская церковь исповедует три прямые и положительные ереси, противоположные догмату об искуплении.