Письма свт. Василия Великого разделяют на 3 группы:
1) письма, написанные до принятия епископского сана (1-46; 357-370 гг.);
2) письма, написанные во время епископского служения (47-291; 370-378 гг.);
3) письма, неопределенной даты написания (292-366).
До нашего времени сохранилось 365 писем. Несомненно, подлинными считаются 325.
Письма святителя имеют важное значение: направленные к очень многим лицам разного положения, они отражают в себе историю жизни самого свт. Василия и его времени, и церковным историкам доставляют богатый и ценный материал, до сих пор полностью не исчерпанный.
По содержанию письма можно разделить на следующие группы:
а) письма исторического содержания. В них изображается состояние Церквей – восточных и западных;
б) догматические. В этих посланиях св. Василий ведет борьбу с савеллианами, евномианами, аполлинаристами и духоборцами и раскрывает православное учение о Святой Троице, о единосущии и равночестности Божественных Лиц, разъясняет тайну воплощения Бога Слова. Между этими посланиями особенно должно отметить письмо к брату свт. Григорию Нисскому, в котором св. Василий точно устанавливает различие понятий «сущность» и «испостась». Некоторые из писем этого рода являются настоящими трактатами;
в) нравоучительные. В них даются самые разнообразные наставления, касающиеся всех сторон жизни;
г) относящиеся к церковной дисциплине. Среди этих посланий необходимо назвать три канонических послания к свт. Амфилохию Иконийскому, написанных около 375 г., в которых даются указания о дисциплине и управлении Церкви. Из них, вместе с некоторыми другими посланиями, были составлены 92 правила, которые вошли в собрания святоотеческих правил;
д) предлагающие утешение и ободрение. Св. Василий утешает впавших в отчаяние и ободряет надеждой на Божию помощь;
е) ходатайства за разных лиц. Эти письма ясно показывают, каким авторитетом пользовался св. Василий у лиц разнообразного положения;
ж) письма личного характера. Имеют значение для личной характеристики свт. Василий и его отношений к обыденной жизни.
Письмо 328 (339). К Ливанию
Уступает ему славу в красноречии как забывший, чему научился у софистов, и занимающийся Моисеем и другими пророками; напоминает ему об Анисиевом сыне и просит не презирать его за бедность.
Чего не в состоянии сказать софист, и такой софист, которого искусство, по общему признанию, в том и состоит, чтобы великое, когда хочет, делать малым, а малое облекать величием? Подобное нечто доказал и ты в рассуждении меня, потому что письмо это, как назвали бы вы, требующие отборности в словах, – пачканное и не более сносное, как и то, которое теперь у тебя в руках, до того превознес ты словом своим, что признаешь себя побежденным, и за него уступаешь мне первенство в искусстве писать, подражая в этом отцам, когда они в шутку дозволяют детям гордиться над ними победою, не терпя чрез то вреда сами и питая тем любочестие детей. И действительно, сколько неизъяснимой приятности в этом слове, в котором ты забавляешься надо мною, как Полидам или Митон какой, увертывающийся от меня при состязании в кулачном бою или в борьбе! Ибо сколько я ни всматривался, не нашел и признаков слабости, почему требующие в слове превосходства еще более удивляются здесь силе твоей и тому, что мог ты столько низойти ко мне в своих шутках, как будто плывущего варвара взялся провести за Афон.
А теперь, чудный мой, беседую с Моисеем, с Илиею и с подобными им блаженными мужами, которые пересказывают мне свои мысли на грубом языке, – и что у них занял, то и говорю; все это верно по мыслям, но не обделано по слогу, как видно и из сего самого письма. Ибо если и выучился я чему у вас, то забылось это со временем. Но ты пиши ко мне, содержанием писем избирая что-нибудь другое, чтоб и себя показать, и меня не изобличать.
Я представлял уже тебе Анисиева сына как собственного своего. А если он мой, то по отце детище, нищий по нищем. И что говорю, то понятно человеку мудрому и софисту.