Памяти Николая Николаевича Неплюева

21-го января настоящего года, в своем имении „Воздвиженск“, скончался на 58-м году жизни основатель и пожизненный блюститель первого в России Кресто-Воздвиженского Трудового Братства Николай Николаевич Неплюев.

В лице усопшего русская церковь и даже более того – весь современный христианский мир – потеряли выдающегося деятеля и религиозного мыслителя. Умер человек, половина жизни которого была отдана делу созидания Трудового Братства на лоне русской православной церкви, того Братства, которое, по заветной мысли почившего, должно было явиться опытом восстановления в жизни церкви первой христианской общины, основанной на начале братского разделения труда и братского же общения во всем. Навеки замокло искреннее, честное слово христианского мыслителя, в течение десятков лет призывавшее христиан всего мира сплотиться на дружную работу в деле созидания Божьего Царства, оставить взаимную вражду и раздоры, понять весь ужас современного уклада жизни культурного человечества, забывшего, а частью и извратившего заветы Христа. и начать жизнь на устоях любви христианской и взаимного служения.

Еще не наступило время, когда можно было бы представить цельный объективный обзор жизни и деятельности усопшего Николая Николаевича. Пока живее всего чувствуется тяжесть утраты человека таких дарований, такого сильного характера и такой редкой христианской настроенности. Невольно рождается в сердце тревожная дума: что будет с любимым детищем покойного – с братством, явится ли оно действительно тем оазисом среди житейской пустыни, который должен постепенно привлечь к себе всех людей доброй воли для объединения на борьбу со злом и на созидание добра в жизни; или же, со смертью Николая Николаевича, само братство окажется похороненным в бездне людской немощи и злобы. Хочется верить, как глубоко верил в это сам усопший, что дело Трудового Братства является делом истинно Божиим, которое в силу этого не должно заглохнуть, но принести плод мног. Хочется верить в это, как верить и в то, что все написанное покойным Николаем Николаевичем, этот горячий, сильный призыв к лучшей жизни, не останется только мертвой буквой, не явится голосом проповедующего в пустыне, но что на искреннее слово всегда найдется и искренний отклик, и силой своего убеждения это слово будет еще долго, долго будить христианскую мысль и христианскую совесть.

Настоящая статья имеет единственную цель: пробудить в читателе интерес к личности и сочинениям усопшего и вызвать желание лично познакомиться с последними. И можно быть совершенно уверенным, что это знакомство создаст в душе читателя такое настроение в отношении светлой личности покойного Н. Н. Неплюева, создать которое безсильны все наши похвалы и прославления. Поэтому ограничим нашу задачу кратким сообщением о жизни и деятельности усопшего и изложением основ его миросозерцания.

Николай Николаевич Неплюев родился в 1851 году и происходил из старинного дворянского рода. Сам усопший очень дорожил воспоминаниями о своих предках, с любовью изучал их генеалогию и вообще высоко смотрел на русское дворянство и на его историческое призвание¹. Отец Николая Николаевича был губернским предводителем дворянства в Черниговской губернии и, по-видимому, не имел большого влияния на воспитание сына, как и впоследствии их воззрения сильно расходились². Истинная атмосфера, в которой возрастала личность Николая Николаевича в первые годы его жизни, была любовь матери его Александры Николаевны, доселе здравствующей, и няни. Только эта любовь, по воспоминаниям покойного, давала ему „свет и тепло“, а все остальное только терзало его холодом равнодушия и озлобления³. Насколько можно судить по воспоминаниям самого Николая Николаевича, он был ребенком исключительной нравственной чуткости и мистической религиозности. Покойный в своих сочинениях части обращается к своему детству и молодости, и мы позволим себе передать его словами эти воспоминания. „С раннего детства я носил, глубоко в сердце религию любви и был в некотором смысле фанатиком любви. Там, где я не чувствовал любовь, я буквально болел от скуки, буквально замерзал от духовной стужи. В этом отношении я был болезненно чуток. Не только присутствие человека грубо – недоброжелательного, но даже присутствие человека равнодушного, холодного доставляло мне тяжелое, иногда почти невыносимое страдание; я чувствовал, как дух мой коченеет, как овладевает им паралич, мучительный как смерть. И природу я мало любил, и она казалась мне равнодушной, холодной, и она леденила мне сердце до тех пор, пока я не понял ее, как отражение мысли и любви, пока не разобрал на ней печать высшего разума и высшей любви. Только проявления любви утешали меня, озаряли душу мою тихим светом, согревали ее нежной ласкою, были чем-то родным, дающим смысл бытию. В отсутствии любви я коченел, замирал, сердце наполнялось тоской и ужасом, и жизнь становилась невыносимым, безцельным страданием. Это настолько верно, так мало преувеличено, что еще в раннем детстве, слитком часто соприкасаясь с мучительным для меня недоброжелательством и равнодушием, я изнывал от скуки и горячо желал смерти, молился о ней, инстинктивно боясь той жизни, в которой постоянно приходилось соприкасаться с тем, что наполняло душу скорбью и мукой. Только тогда я и жил, и чувствовал себя счастливым, когда во сне видел безконечно дорогие, неземные существа, говорившие мне любовь свою, когда наяву я чувствовал свет и тепло нежной любви матери и няни. Во все остальное время я страдал, чувствуя, как вливается в мою душу холод равнодушия, грязь жестокости и озлобления.

Эта постоянная жажда любви, эта неспособность удовлетворяться чем либо, кроме любви, это ежеминутное ощущение глубокого разлада между самою природою души моей и явлениями земной жизни, были главной причиной инстинкта живой веры моего детства. Всем существом своим я чувствовал, что, кроме этого, земного мира, есть мир иной, более естественный, более сродный природе души моей. В этот мир я верил безконечно больше, чем в тот мир, который я видел глазами, но который для души моей был чем-то чуждым, призрачным, как тяжелый кошмар, с которым помириться нельзя, от которого надо проснуться. И я погрузился в восторженную религиозность. Ежедневно утром и вечером я подолгу молился, доходя в детской молитве моей до блаженства экстаза, когда я совершенно терял сознание земного бытия и всем существом своим чувствовал реальность причастия Высшей Любви. Каждый раз перед молитвой я читал евангелие и чувствовал, как свет любви со страниц святой книги тихим светом озаряет ум, нежной ласкою согревает и утешает сердце“⁴.

В другом месте своих сочинений Николай Николаевич подробнее говорит о тех высоких переживаниях своего религиозного чувства, которое позволяло ему чувствовать во сне свое общение „с безконечно дорогими существами, более близкими и родными, нежели люди“⁵. Вообще, все воспоминания покойного рисуют его ребенком исключительной чуткости, мистически настроенным, и эти отличительные черты его детства неизменно сопутствовали ему и до смерти, Мы увидим далее, что Николай Николаевич глубоко верил в реальность общения с миром невидимым и в откровения человеку этого мира. Едва ли не каждое важное событие своей жизни покойный связывал с таким или иным вышеобычным явлением.

Такой исключительно мистической, религиозной настроенности вовсе не соответствовала та жизненная обстановка, в какой пришлось расти Николаю Николаевичу. Его воспитатель, хотя казался человеком „церковно-верующим“, однако очень неодобрительно смотрел на исключительную религиозность ребенка и все усилия направлял к тому, чтобы несколько развлечь его, внушая мысль о необходимости знать меру и в религиозности⁶. С особенной горечью покойный вспоминал преподавание ему в детстве Закона Божия. Наряду с учителями разных предметов, преподавал Николаю Николаевичу „ученый богослов“ и Закон Божий. Казалось бы, что на уроках последнего должна была особенно отдыхать душа религиозного мальчика, но вышло, наоборот. „Когда с мертвенной сухостью и фанатичной жестокостью меня стали обучать грамматике веры... предо мной развернулась такая страшная картина чудовищного принижения религиозного чувства, такого чудовищного и сплошного игнорирования любви Божией и значения любви в экономии жизни мира и для блага земной жизни человека, на меня пахнуло таким мертвящим духом мрачного аскетизма и мрачного человеконенавистничества, что я с ужасом отшатнулся от всего этого. Даже молиться я не мог, самая идея о Боге была принижена, поругана и самое обращение к этому Богу, к этому жестокому и могучему божеству, стало казаться мне чем-то позорно корыстным, кощунством, изменой любви. По-прежнему, я, не только верил и думал, но всем своим существом чувствовал, переживал, как живую правду, что Бог – Любовь, что в одной любви правда, что она одна – абсолютная истина, вечная красота, нравственность, чистота и святость“⁷.

После домашней подготовки Николай Николаевич поступил в Петербургский университет, где и окончил курс по юридическому факультету. Со дня окончания университета жизнь покойного пошла по дороге, которая, казалось, далеко должна была удалить его от детских мечтаний. Он был прикомандирован к русскому посольству в Мюнхене, и здесь пред ним открывалась блестящая карьера, не имевшая, видимо, ничего общего с любовью к Богу и людям. Так показалось, по крайней мере, самому Николаю Николаевичу, когда он очутился в мишурном блеске придворной жизни, и эта её суета, полное игнорирование высших духовных запросов явилось прямым путем к решительной перемене в настроении Николая Николаевича. Вот как сам он рассказывает о критическом мгновении своей жизни. „Жилось мне весело, что ни день, то праздник, но сердце манило назад, в бедную Россию, в серые русские будни. Бывало, стою я в роскошной зале, люстры блестят тысячью огнями, гремит веселая музыка, кругом меня кишит нарядная толпа... и мерещится мне необозримая снежная равнина; маленькие, покосившиеся хижины чуть видны из за снежных сугробов, тускло светится в крошечных оконцах лучина... И стыдно мне станет среди всех этих веселых людей, которые во мне не нуждаются, когда у меня на родине так много страдают, так много во мне нуждаются „Часто, вернувшись поздно ночью с блестящего бала, я чувствовал себя до крайности духовно утомленным, ни для кого не нужным и с ужасом сознавал, что жизнь моя никакого разумного смысла не имеет. Раз, вернувшись с приборного бала во дворце нынешнего регента Баварского, принца Луитнольда, я был более духовно утомлен, чем когда-либо; мысль, что вся жизнь моя пройдет в светской суете, среди изящного коварства и утонченного лицемерия, приводила меня в отчаяние. В эту ночь я увидел себя во сне в крестьянской избе; в окне виднелась церковь моего родного села; я был окружен крестьянскими детьми, беседовал с ними и чувствовал в душе такой мир, такую радость, каких наяву я уже давно не испытывал. Особенно поразили меня, остались живою, дорогою памятью в сердце моем осмысленные, одухотворённые вица детей и та духовная отрада, которую я переживал в общении с этими светлыми мыслью и сердцем, любящими и братски любимыми мной существами. Этот сон повторился несколько раз и дал толчок моим мыслям и желаниям в новом направлении. Я понял, что от нас, людей образованных и состоятельных, зависит многое в святом деле умственного и нравственного преображения русского народа; понял, что грустное духовное состояние нашего бедного народа есть результат антихристианских отношений к нему наших предков, из которых большинство видело в нем только рабочую силу, слишком долго забывая, что он должен быть для наст. любимым и уважаемым о Христе братом; что, следовательно, долг христианской совести повелевает нам сделать на пользу народа все, что можем. В душе все чаще, как угрызение совести, возникала память о нищете, грязи, безобразии и, духовном мраке родной русской деревни“⁸.

Эта борьба настроений продолжалась недолго: Николай Николаевич вышел в отставку, поселился в своем родном Ямполе и для начала своего служения народу взял на воспитание 10 сирот детей. Это – колыбель будущего братства и вместе с тем начало того подвижнического пути, каким верно до самой последней минуты шел покойный. На первых же порах ему пришлось встретить много препятствий в деле осуществления своих планов и со стороны отца, и со стороны односельчан и даже детей. Не меньше трудов и не меньшего подвига потребовала и необходимость для самого Николая Николаевича личного перевоспитания и создания прежде всего для себя стройной системы христианского миросозерцания. С этим именно периодом его жизни совпадает изучение Библии, как глубочайшего источника познания Бога и Его отношений к миру. „На духовном перепутье – передает сам покойный – я вспомнил, что есть книга, которую миллионы людей признают за Божественное откровение, что эту книгу тысячи выдающихся умов считают за „книгу книг“, „книгу жизни“... Со стыдом я должен был признаться, что, научив многих философов, не имею ни малейшего понятия о мировоззрении, идеале и этике Библии. И вот, в то время, как плохое преподавание Закона Божия... оттолкнуло меня от религии, затемнило для меня понимание её жизненного значения, изучение философии, воспитав во мне уважение к человеческой личности, заставило усладиться моего невежества в вопросах веры и приступить к добросовестному изучению слова Божия“⁹...

„Для души моей вся Библия была однородной зарею безконечно дорогого и родного живого света, озарившего собою весь мир, когда взошло солнце верховного завета христианского откровения. При свете этого верховного закона, заключающего в себе животворящий дух веры и правды бытия, все вероучение оживилось духом жизни, и то, что раньше было для меня безформенной грудою мертвых костей, пылью буквы мертвящей, облеклось плотью и кровью, преобразилось разумным и благим духом жизни, в правду единого Живого организма Церкви Божией, царства Божия. имея в основе своей такое определенное мировоззрение, такой высокий идеал и такую разумную этику, что ум и сердце мое были вполне убеждены, вполне удовлетворены, и я стал сознательно верующим, сознательно любящим всем сердцем, всем разумением и всею крепостью свободного изволения моего“¹⁰.

Памятником этого изучения Библии Николаем Николаевичем осталось его конспективное обозрение содержания всех библейских книг, которое помещено во втором томе сочинений покойного и ясно говорит о глубине его благоговения к слову Божию и разумного понимания этого Слова.

Мы сказали, что на первых же порах своей деятельности Николаю Николаевичу пришлось встретить много препятствий. Но ни непонимание и несочувствие отца, ни неприятности со стороны управляющего, ни недоверие односельчан, ни, наконец, самые трудности дела воспитания не победили решительности Николая Николаевича. 4 августа. 1881 года был открыт маленький приют на 10 сирот, а в 1885 г. этот приют был, уже преобразован в низшую сельскохозяйственную 1 разряда школу, основанную в хуторе „Воздвиженск“. Как в приюте, так и в школе создалась особая система воспитания, которая всецело утверждалась на горячей любви воспитателя к детям и на ответной любви последних. Пред нами в данную минуту воспоминания одного из воспитанников покойного; они еще не сделались достоянием печати и мы не считаем себя вправе передавать их, но не можем не сказать, что от них дышат такою же теплой, сердечной, благодарной памятью об усопшем воспитателе, какою любовью дышат и речи последнего в отношении своих воспитанников. Он жил их интересами, сливал свою радость с их радостью, плакал вместе с детьми, вместе с ними молился. В школе Николая Николаевича создалась особая атмосфера любви и своеобразная система образования. Наряду с сообщением знаний, Николай Николаевич много заботился и о развитии эстетического вкуса в учениках, а всего более о том, чтобы отзывчивые детские души почувствовали любовь и познали Бога-Любовь. Религиозно-нравственное воспитание – это было первое, на что обращал внимание покойный. Мы еще будем иметь случай сказать несколько слов о постановке воспитательного дела в школах Николая Николаевича. Здесь же заметим, что школьное дело и уклад школьной жизни не явились сразу чем-то построенным по определенному плану, но вырастали постепенно и не без тяжкой борьбы для самого Николая Николаевича. Ему пришлось приложить много усилий к тому, чтобы в школе восторжествовали те начала, какие он хотел насадить. Так, учитель, сочувствуя общему гуманному начинанию в деле воспитания детей народа, не мирились с преобладанием исключительной религиозности в этом деле, как того настойчиво домогался Николай Николаевич, и последний только тогда почувствовал себя удовлетворенным, когда все должности учителей заняли сами же питомцы школы, проникнутые идеями своего воспитателя. Равным образом и в детях Николаю Николаевичу пришлось встретиться со многим таким, чего он не допускал при существовании взаимной любви его и учеников. Об этом рассказывает сам покойный. „Мне пришлось на деле убедиться, что на земле не рождаются ангелы... В начале я наивно воображал, что всякий ребенок, как растение к солнцу, потянется к добру, как только будет открыт к нему доступ, и с вдохновенной радостью ответит любовью на любовь... Вскоре мне пришлось убедиться, что понимать добро и иметь возможность стать на сторону добра не то же, что полюбить добро. Дети любили меня, но большинство из них любило меня только на степени довольства человеком, который поставил их в сравнительно лучшие материальные условия и выражает добрые чувства к ним; любви этой далеко не хватало на то, чтобы пробудить в них добрую нолю и самодеятельность в указанном мной направлении. Что касается до любви к Богу, – они долго не могли усвоить себе это совершенно новое для них понятие. Грубая гордость в самых разнообразных её проявлениях, убежденный в своей правоте грубый эгоизм, грубое неуважение к человеческой личности, образу и подобию Божию, в себе и в других, сонливая апатия духа, самодовольное равнодушие к всему возвышенному доброму и прекрасному, благодушная уживчивость, а иногда и восторженное отношение к грубому, пошлому и безобразному, грубое суеверие на место веры живой, полное неумение владеть собою, крайняя неряшливость и нечистоплотность, грубая требовательность по отношению к ближним и совершенное непонимание своих обязанностей по отношению к ним – вот грустная картина великих немощей, присущих в большей или меньшей степени огромному большинству детей того православного простонародья, которое народники стараются представить идеалом всяких христианских добродетелей и предлагают в учителя для интеллигенции на место Христа.

Все воспитательные меры и были направлены мной к тому, чтобы помочь пробуждающимся, вместе с верою живою, доброй воле и совести в трудной борьбе с этим сонмом антихристианских и антисоциальных привычек, вкоренившихся, как грех, унаследованный от долгого ряда веков антихристианского строя жизни.

Чем больше я на моих воспитанниках познавал язвы души народной, тем больше со жгучим стыдом сознавал и грех отцов наших, оставлявших меньшую братию свою в этом позорном для христианского общества положении, тем очевиднее становились для меня мои обязанности христианина, богатого и образованного, тем более возбуждалась во мне жалость к поруганному образу и подобию Божию и горячее желание послужить на дело восстановления христианской гармонии в этих вечных душах, созданных для вечного блаженства в братстве ангелов и святых Царства Небесного.

И вера, двигающая горами, совершила чудеса: сдвинулись горы предрассудков и дурных привычек, при слабой помощи моей и добрых из числа товарищей, отворились ржавые запоры ума и сердца, отверзлась душа и сотворил Бог в немощи силу. Вся эта тьма души рассеялась как легкий туман, гонимый лучами света от Света Небесного. Не разом совершалось это во многих душах; в разное время отверзались души для Господа и не все отверзлись, но с каждым годом увеличивалось число сознательных друзей Божиих и соработников моих на общее дело“ ¹¹. Нужно заметить, что, предоставивши учителям учебную часть всем воспитательным делом заведовал лично Николай Николаевич. Этому делу он отдавал вообще все свое время и уже обязательно каждый вечер приходил в школу, все дети собирались в тесный кружок и совместно подводили итоги нравственной жизни шкоды за протекший день. Бывали собрания еще субботние, когда подводились итоги школьной жизни за неделю; более торжественный характер имели собрания в конце каждого месяца, и наконец, 1 августа происходило нечто подобное публичному акту в присутствии родных воспитанников и всех желающих. Чем больше развивалось школьное дело, тем труднее становилось вести все воспитание одному Николаю Николаевичу и логикою самого дела он приведен был к необходимости искать помощников себе в среде самих же воспитанников – характерная черта Воздвиженской школы, вот как говорит об этом сам покойный.

„Положение мое было очень трудное; хотя я и замечал постепенный рост духовного настроения в воспитанниках, все же я не мог не сознавать, что не достает в деле нравственного воспитания той стройной организации, которая, охватывая собою всю жизнь школы, ограждала бы воспитанников от вредных посторонних влияний.

Некоторые из старших были действительно очень близки ко мне и искренно принимали мое руководство; на младших я имел гораздо меньше влияния и между ними были дети, трудные в воспитательном отношении, настроение и поведение которых доставляло мне много горя и забот. К этим близким ко мне искренним друзьям моим из старших воспитанников я и обратился за помощью в этих обстоятельствах, предложил им чаще других собираться ко мне в свободное время на молитвы и беседы и стараться помогать мне в деле нравственного воспитания товарищей. Часто мы вместе читали слово Божие.

Однажды читая Евангелие с этими избранными воспитанниками, мы дошли до слов ХѴIII гл. Ев. от Матфея: „Аще кто приемлет единого от малых сих во имя Мое, тот Мене приемлет“

Я объяснил им, что и эти слова, как и каждое слово, изшедшее из уст Божиих, имеют вечный смысл и обще-обязательное значение для всех веков и для всего человечества; что заповедь эту наравне с богатыми и сильными может выполнить и каждый из них, не имея копейки в кармане, что если кто из них, видя дурное настроение товарища, искренно о нем пожалеет и сделает, что от него зависит, чтобы помочь ему понять и полюбить волю Божию, с братскою любовью уговорит его вырвать порочные наклонности из сердца и открыть его Богу – тот привел его к подножию креста, помог ему приготовиться принять на себя крест и идти за Христом, – словом, принял его во имя Христа, чтобы привести его ко Христу.

Через некоторое время я стал замечать большую перемкну к лучшему в отношениях между воспитанниками, в общем духе школы и, особенно, в настроении и поведении тех трудных в воспитательном отношении младших детей, на которых до того я имел наименее влияния. Оказалось, что избранные воспитанники, выслушав мое объяснение Евангельских слов, захотели исполнить заповедь Христа Спасителя и, разобрав худших по поведению товарищей, стали заботиться об их исправлении.

Эта радостная весть и очевидный успех доброго начала побудили меня вспомнить и другие слова Христа Спасителя, записанные в той же Евангельской главе: „Нет воли Отца вашего Небесного, чтобы погиб хотя бы один из малых, сих“ побудили меня предложить моим друзьям стройно организовать это дело. План организации мы нашли готовым в той же ХVIII гл. Ев. от Матфея. Так образовался старший Братский кружок, члены которого распределили между собою заботы о всех прочих товарищах и дали обет братских отношений друг к другу и взаимной братской поддержки, как в деле нравственного воздействия на товарищей, так и в деле собственного подготовления к честной христианской жизни“¹²,¹³.

Образование „старшего братского кружка“ имело в жизни Николая Николаевича громадное значение: этот именно кружок молодых людей, наиболее преданных своему воспитателю, положил начало и самому Трудовому Братству, которое возникло из школы, как бы из зародыша. Когда подошло время первого выпуска окончивших курс учения в школе, то естественно после долгой совместной жизни явилось желание продолжать эту же жизнь хотя и не в учебной обстановке, но также на братских началах. По словам самого Николая Николаевича для оканчивающих курс, по крайней мере для некоторых, „было потребностью веры, любви, разума и совести не изменять принципу братства в жизни и по выходе из школы“¹⁵. Те её воспитанники, которые выразили желание не разлучаться со своим воспитателем и друг с другом, и положили собою начало первой организации жизни будущего Трудового Братства. Одни стали готовиться запять места учителей в школе и образовали из себя „братскую семью учителей“; другие взяли в аренду землю у самого Николая Николаевича и образовали „рабочую братскую артель“. Таким образом это и было началом Трудового Братства, идея которого постепенно выяснялась сознанию самого покойного и его воспитанников.

Мы передали в кратких чертах историю жизни Николая Николаевича до времени основания им Трудового Братства, опыта той организации христианской жизни, которому были отданы лучшие годы жизни покойного, изображению и защите которого посвящена, пожалуй, большая половина его сочинений. В размерах журнальной статьи невозможно и попытаться передать во всей полноте историю постепенного возникновения Братства, уклада его жизни и отношений к нему самого Н. Н, Неплюева, и нам придется ограничиться лишь немногим существенным.

Как мы видели, колыбелью Трудового Братства явилась Воздвиженская школа. Братство как бы выросло из этой школы, оказалось необходимым продолжением той братской жизни и братских отношений, какие создались в среде учащихся за время их обучения в школе в атмосфере любви и под любящим руководством Н. Н. Неплюева. Но это не значит, чтобы возникновение Братства носило случайный характер. Идея его была глубоко продумана и перечувствована Николаем Николаевичем еще задолго до официального учреждения Братства и утверждения его устава в 1893 году. Основная тема всего написанного покойным Николаем Николаевичем до этого времени и после него, это – поразительный разлад действительной жизни лиц и обществ, называющих себя христианскими, с теми заветами миру, какие даровал ему Христос Спаситель. Исходя из понятия о Боге, как любви; признавая основою христианской жизни заповедь о любви; сердечно веруя в Божественное учение о любви Христа Спасителя, Н. Н. Неплюев при свете своей веры пришел к тому непоколебимому убеждению, что христианское человечество идет по неправому пути жизни и что далее так жить нельзя. Нельзя, именно, исповедовать на словах учение Христа, а жить по обычаю мира; нельзя признавать в теории истинным учение Христово о первенствующем значении любви, а в жизни руководиться началами вражды и разделения. Такая жизнь есть, по существу, не что иное, как постоянная, ежеминутная измена Христу. Христианский мир в его целом забыл завет своего Учителя о любви и братстве людей, как детей одного Небесного Отца, Вместо любви на степени живой правды в жизни полновластно царит эгоизм; вместо реального братства – разделение; вместо стройной организации жизни на началах правды и братской любви – хаос. В ряде живых сильных очерков покойный изображает этот хаос жизни, эту постоянную измену Христу и служение началам мирской жизни: гордости и эгоизму. Рассматривая последовательно в первом томе своих сочинений жизнь современного христианского государства и школы; характеризуя современную науку, литературу и искусство; останавливаясь подробно на основах современной материальной культуры, Н. Н. Неплюев в ярких, иногда потрясающих образах рисует полную противоположность начал, которыми живет наш мир, тем началам любви а правды, какие заповедал миру его Спаситель. Даже самая церковь православная, верным сыном которой всегда сознавал себя покойный¹⁶, недостаточно по его воззрениям ревностно обличает неправый путь человечества и на практике нередко отодвигает существенное в христианской проповеди добра на второй план, и выдвигает на первое место второстепенное в жизни церкви, подменяет в лице своих неразумных ревнителей дух жизни мертвою буквой¹⁷.

Мы не останавливаемся пока на более подробном изложении основ мировоззрения Н. Н. Неплюева, так как предполагаем сделать это далее. Здесь же скажем о том практическом выводе, какой сделал из наблюдения устоев действительной жизни сам Николай Николаевич, что теснейшим образом связано с обстоятельствами его личной жизни. Он сделал тот вывод и пришел к тому глубокому убеждению, что единственный путь борьбы с окружающим злом есть путь обособления людей доброй воли в стройную организацию для осуществления в жизни начал Христова учения. „Я пришёл к убеждению, говорит сам покойный, что высшая и наисущественнейшая потребность переживаемой нами исторической эпохи и состоит в том, чтобы все люди доброй воли возможно скорее перешли от озлобляющей критики зла к умиротворяющему, положительному делу созидания добра; пришёл к убеждению, что наивысшее благо Церкви поместной, русской православной Церкви, к которой принадлежу, моей христианской отчизны, как и личное благо всех ближних моих, состоит, главным образом, в том, чтобы вся жизнь стройно организовалась на единой, истинно-христианской основе – братской любви; пришел к убеждению, что лучшее, что я могу сделать на пользу ближних, родины моей и Церкви православной – положить все силы ума и образования на то, чтобы возможно лучше понять волю Творца и Спасителя моего по заповеди: „возлюби Господа Бога твоего... всем разумением твоим“, затем воспитать возможно большее число дут ь живых в сознательной вере и привычках устойчивой, деятельной, торжествующей братской любви, и, наконец, имея состояние, употребить его с наибольшею пользою для дела Божия и для блага ближних моих, доставив возможность людям, воспитанным мной в этом направлении, стройно организовать жизнь на началах братолюбия и, таким образом, доказать, что христианство нe отжившая утопия, не утешительный обман для престарелых, скорбящих и больных, а живая правда, заключающая в себе наилучший, наиболее желательный выход из всевозможных затруднений и противоречий осложненной злобою жизни“ ¹⁸.

„Мне нечего было придумывать форму жизни, наиболее соответствующую вере и пониманию жизни верующего христианина. Св. апостолы, самые авторитетные для нас истолкователи слов и дел Единого для всех нас Учителя Христа, научили нас тому примером братских общин, этой единственной формы социального строя, вполне соответствующей братской любви тех верных чад Единого Отца Небесного, которые любят друг друга не на словах только, но и на деле, искренно желают быть огражденными от искушений жизни „но обычаю мира сего“, и оставаться верными Господу Богу, не уживаясь политично с врагами Его.

Такою стройной организацией добра и были братские общины времен апостольских, такими же, не менее необходимыми и в настоящее время убежищами для кротких, могут стать трудовые братства, в которых искренно верующие христиане нашли бы возможность согласовать всю жизнь с верою, жить в единомыслии и единодушии с искренними братьями о Христе, добывать средства к жизни путем дружной совместной деятельности, основанной на любви, доверии и уважении друг к другу, быть огражденными от искушений, тем более опасных, что они составляют установившуюся рутину жизни, носящей на себе обманчивый ярлык христианства, и от той антихристианской экономической борьбы за существование, в которой практичные дельцы, эти волки хищные современного нам общества, всегда имеют преимущества неразборчивости, холодного расчёта и зверской алчности“¹⁹.

„Только в организованном трудовом братстве, живя в тесном братском общении, возможно перейти от разговоров о единомыслии, единодушии и братолюбии к осуществлению этих начал в жизни частной и общественной на степени живой правды“²⁰.

Так покойным Н. Н. Неплюевым была пережита в глубинах его души необходимость создания трудовых братств в России на лоне православной церкви. Много препятствий встретил покойный на пути реального осуществления своей заветной идеи. Ему приходилось много раз защищаться против мнительной подозрительности власти и церковной и гражданской; на него равно ожесточенно нападали представители русского и либерализма и консерватизма; его равно леденили холод и недоверие как далеких, так и близких, в лице местных жителей. Много сердечных мук и разочарований пережил покойный и со стороны отношений к нему учащих и учащихся и, пожалуй, всего более впоследствии от самих членов Братства, изменявших своей первой любви. Только сильный дух покойного мог переносить все это, не бросить дела на половине дороги, как нередко это казалось неизбежным, вести дело до конца своей жизни и оставить его в виде стройно организованного целого. Мы не можем передать даже в кратких чертах всего пережитого Николаем Николаевичем в деле создания им Трудового Братства и руководства его жизнью. Сам покойный называет опыт братского дела „человеческим документом“ ²¹, и нельзя не признать, что полна глубочайшего интереса эта история первой попытки восстановления на лоне нашей церкви и отечества христианской общины. „Дело Трудового Братства есть простая логика того, что в течение веков проповедовалось в храмах, тех идеалов разумной солидарности и мирного благоденствия, к которым лучшие представители науки призывали с высоты кафедр. От слов мы перешли к делу. Высоко поучительно для человечества, как оно в нас себя проявило на этом деле, когда от мечтаний и слов перешли к практическому осуществлению идеалов веры и гуманизма, к практическому осуществлению их в собственной жизни, от безплодной позы ревнителей добра, призывающих к нему других, сами не осуществляя ту правду, которую проповедуют, к требованию от самих себя быть исполнителями этой правды, делом проповедуя её высшую разумность и практическую осуществимость“²².

Со всею убежденностью рекомендуем читателям нашей статьи ознакомиться с этим интереснейшим опытом и не можем не чувствовать особой благодарности в отношении братства и памяти усопшего его основателя, что в Ѵ-м томе сочинений Н. Н. Неплюева обществу представ лена искренняя летопись многого из пережитого Братством Если для сознательных врагов Братства (к удивлению находятся и такие) эта летопись может явиться поводом к насмешкам и в некоторых случаях к злорадству, то для каждого непредубежденного читателя она явится действительно „человеческим документом“, а для христианина документом особенно назидательным.

Рекомендуя читателю лично ознакомиться по сочинениям самого Н. Я. Неплюева с жизнью Братства, мы представим лишь в кратких чертах внешнюю организацию братской жизни в первом православном Кресто-Воздвиженском Трудовом Братстве.

Православное Кресто-Воздвиженское Трудовое Братство находится в Глуховском уезде Черниговской губернии при церкви во имя Воздвижения Креста Господня. В 1893 году утвержден устав Братства, а в 1894 году Братству дарованы права юридического лица. Вот некоторые главнейшие пункты братского устава. „Братство задается следующими тремя главными целями:

а) Заботиться о христианском воспитании детей, в духе, православия, чрез учреждение на средства Братства школ, в коих главное внимание должно быть обращено на религиозно-нравственное усовершенствование воспитывающихся.

б) Заботиться о православном религиозно-нравственном усовершенствовании взрослых членов Братства, чрез учреждение трудовой общины, строй жизни коей основывался бы на началах христианской любви и правилах Церкви.

в) По возможности оказывать и за пределами Братства поддержку всему тому, что ведет к упорядочению жизни в направлении первых двух целей.

Члены Братства могут быть трех разрядов:

а) Полноправные братья.

б) Приемные братья.

в) Члены-соревнователи.

Все три разряда членов Братства могут, во всякое время, выйти из него; но во все время своего пребывания в нем обязательно должны принимать личное участие в его деятельности, согласуя с его характером весь строй своей жизни.

Полноправные братья суть полноправные хозяева Братства. Живя в пределах владений или аренды Братства и заведуя его имуществом и доходами, они точно согласуют строй своей жизни с уставом Братства, неуклонно стремятся к осуществлению целей Братства и участвуют в установлении уклада жизни Братства.

Приемные братья находятся на испытании. Они, наравне с полноправными братьями, живут в пределах владений или аренды Братства, пользуются равным с ними участием в доходах, но не участвуют ни в выборах, ни в установлении уклада жизни Братства, во всем подчиняясь строю жизни, установленному полноправными братьями.

Члены-соревнователи, живя на стороне, обязываются, каждый в своем положении, – кто чем может, – содействовать вне Братства христианскому воспитанию детей в духе православия и согласования жизни с учением Св. Православной Церкви.

Пожертвования Братство может принимать не только от членов-соревнователей, но и от посторонних лиц; но ни в каком случае эти пожертвования, как бы они ни были велики, не дают права быть избранным даже и членом-соревнователем, если жертвователь не даст обязательство – сообразовать свою личную жизнь с уставом Братства.

Братство признается правоспособным – юридическим лицом, имеет право приобретать и отчуждать движимую и недвижимую собственность, брать имущества в аренду, вести торговые и промышленные предприятия.

Братство имеет попечение о призрении больных и престарелых братьев, полноправных и приемных, их вдов и сирот, до тех пор, пока, своим дурным поведением или нежеланием подчиняться общему строю жизни Братства, они не заставят удалить их из Братства, или сами его добровольно покинуть; но в таком случае им выдается следуемая, сообразно вкладу и заработку, часть имущества и доходов.

На стороне материальная помощь оказывается по усмотрению полноправных братьев, непременно путем личной деятельности членов Братства. Никакие пожертвования с благотворительными целями, с передачею принадлежащих Братству сумм посторонним лицам и учреждениям, не допускаются.

Братство заботится о благолепии богослужения и церковного пения в братской церкви.

Членами Братства, наравне с мужчинами, могут быть и женщины, пользуясь во всем равными с ним правами.

Полноправные братья в совокупности составляют из себя братскую думу, под председательством ими же выбранного блюстителя.

Блюститель избирается пожизненно из среды полноправных братьев. Он заботится о точном согласовании жизни Братства с настоящим уставом и уложениями, выработанными думою. Он главный представитель Братства в его сношениях с духовными, правительственными и земскими учреждениями.

Члены Братства, за исключением членов-соревнователей и лиц, находящихся, с согласия Братской думы, в исключительном положении: по старости, по болезни, но роду занятий и другим причинам, составляют из себя рабочую потребительную артель, выполняя все работы самостоятельно, без помощи постоянных наемников.

Братство имеет белую хоругвь с эмблемой Братства: золотым крестом с блестящею звездою на черном круге“²³

В брошюре „Краткие сведения о Трудовом Братстве“ мы находим такое определение цели и назначения Братства: „Братство представляет из себя производительную и потребительную братскую артель, объединяющую в себе все роды благотворительности в форме самопомощи, и является опытом сплочения и стройной организации прихода путем воспитания души народной к добровольной дисциплине веры и любви и созидания из этого духовно здорового материала на основе веры, действующей любовью, живой, здоровой общественной клетки – прихода, столь необходимой для здоровья живого организма Церкви и Государства.

Вся собственность Братства составляет неприкосновенное достояние самого дела Трудового Братства и находится только в пользовании членов Братства, пока они остаются на деле Братства, причем не только обеспечено мирное добывание хлеба насущного для себя и своей семьи путём дружной совместной деятельности на место ожесточающей экономической борьбы, но обеспечена и участь больных и престарелых, их вдов и сирот, как равно обеспечен каждый член Братства, пока он остается ему верен и от разорения и от всяких случайностей, каковы – пожар, падеж скота, обманы, вероломство и дурные сообщества,

Таким образом Братство, доставляя возможность людям доброй воли честно согласовать свою жизнь с идеалом веры и осуществляя для кротких их неотъемлемое нравственное право обособления от зла и злых, чем дает возможность перейти от самозащиты и борьбы к мирному созиданию добра в жизни, с тем вместе является для всех своих участников духовной санаторией, столь необходимою для тяжко болеющего анти-христианскими привычками ума и сердца человечества и для всех – драгоценным опытом перехода от ожесточающей борьбы к мирному созиданию добра в жизни, – настоящею программою мирного прогресса на христианских началах.

В настоящее время Крестовоздвиженское Трудовое Братство состоит из ряда „семей“, число которых возросло до 10. Каждая братская „семья“ состоит из отдельных личных семей или несемейных молодых людей, мужчин и женщин отдельно. „Семьи“ носят имена святых (напр. „семья св. Иоанна Богослова“, „семья св. Николая Чудотворца“ и т. п.) и по возможности объединяют лиц одинакового рода занятий. Каждая „семья“ живет до известной степени самостоятельной жизнью. Так, она имеет избранного и утвержденного Думою „старшину“, который по идее должен быть „живою совестью семьи“, пользующегося высокою властью и авторитетом; каждую неделю бывают „семейные собрания“ для братского общения и совместного обсуждения текущих вопросов братской жизни; каждая семья ведет „хронику“ своей жизни, причем признается желательным, чтобы эти „хроники“ были живою картиной духовной жизни семьи.

Члены братства несут всевозможные обязанности: управляющих имениями, занимаются в конторе, учительствуют в братских школах, работают в мастерских, на полях, в садах и усадьбе, а также на скотных дворах, исполняя все работы по назначению. Женщины занимаются воспитанием детей и по очереди присматривают за маленькими детьми, а равно принимают участие и в других работах по хозяйству и даже полевых. Вообще в Братстве осуществлено полнейшее равноправие мужчин и женщин, так что последние могут занимать все должности в Братстве, не исключая самого почетного и ответственного звания Блюстителя Братства. Так, в настоящее время, после кончины Николая Николаевича, Блюстителем Братства состоит его сестра и с давних пор ближайшая помощница („наместница“) Мария Николаевна Уманец. Совершенно равны и имущественные права членов Братства, как в столе и одежде, так и в чистой прибыли. Особенная забота обращается на то, чтобы в братской жизни царила во всем „изящная простота“ и не было места роскоши.

В упомянутой нами брошюре „Краткие сведения о Братстве“ мы встречаем изображение основ братской жизни: религиозной, трудовой и умственной. Соответственно главной цели своего существования – быть опытом организации христианской жизни на началах живой Божией правды, первенствующее значение в жизни Братства имеет религиозная сторона. „Живую веру, действующую любовью, церковное самосознание, логику веры и правду честной жизни по вере Братство признает главным делом, первою обязанностью и основою жизни своей. Жизнь религиозная должна быть не частью или отделом жизни Братства, а общею основою всей жизни, во всей её целокупности, обнимая собою все стороны её и всё проникая своим животворящим духом.

Все братство в совокупности, все учреждения его и каждая христианская семья на лоне его должны сознавать себя малой церковью Божией, тесно сплоченной цементом любви, как между собою, так и Русскою Православной Церковью поместной, с Великой Вселенскою Церковью Божией, и, главное, с самим Богом Живым.

Заветы Братства, мира и любви – заветы Божии. На осуществление их нужны благодатные силы и силы эти можно получить только от Бога Живого путем причастия благодати Его. Согласно тому Братство сознает, что дело Братства не может быть делом человеческим, что я доказал опыт жизни человечества, все общины которого распадались, не устаивая в любви, а должно и только и может быть делом Божиим, благоговейным делом несения креста во след Христу. „Невозможное для человеков, возможно для Бога“. Сила Божия превышает немощи наши и дает нам, не только устоять в братолюбии, но и безконечно возрастать от любви в любовь.

Все обязанности церковнослужителей исполняются при. богослужениях членами Братства и воспитанниками Воздвиженской с. -х. школы. В чтении принимают участие и сестры. Поет соединенный хор Братства и школ.

Накануне воскресных и праздничных дней совершается всенощное богослужение от 6 до 7 часов вечера Литургия обыкновенно совершается от 10 до 12 часов утра и только в исключительных случаях начинается ранее.

По благословению Епископа приемы новых членов в Братство и в братские кружки школ совершаются с особенной торжественностью в храме и приготовляются к тому говением, исповедью и причащением Святых Таин.

Вовремя Великого поста, на первой, четвертой и последней неделях говеет все Братство я школы. Перед исповедью все говеющие собираются на покаянное собрание, на котором испрашивают друг у друга, а желающие и у всего Братства или у всей школы, прощения в том, в чем считают себя виновными.

Кроме общих молитв утром и вечером по братским семьям и по школам, существуют в Братстве и обеих школах молитвенные собрания для исключительно ревнующих. На собраниях этих, после чтения Священного Писания и благочестивой беседы, молятся о текущих нуждах Церкви, отечества, Братства и школ, о всех телом или духом болящих, о всех, „заповедавших молиться о них“ и о том, да святится имя Божие в умах наших, да приидет Царствие Его в сердца наши, чтобы осуществлялась правда Божия на земле, как и на небе, „да поживем во здравии тела и духа, Господу во славу, Церкви, отечеству, Братству Трудовому и душам нашим на пользу“.

Кроме этого, устраиваются беседы по классам в школах, а иногда и общие по всем вопросам веры, и жизни с целью пробуждения христианского самосознания“ ²⁴.

Характерной особенностью религиозной жизни в Братстве является стремление оживить и одухотворить богослужебные формы и обряды православной Церкви. Поэтому, по мимо обычных богослужебных чинов, в братской жизни существуют различные дополнительные церковные обряды, допущенные с разрешения епархиальной власти; а на молитвенных собраниях читаются и особые молитвы, составленные покойным Н. Н. Неплюевым и членами Братства, а также импровизуются молитвы, произносимые по вдохновению отдельными членами Братства, соответственно обстоятельствам братской жизни. Вот для примера образец чина принятия в члены Братства. „В день приема новых братьев и сестер, при водворении их в Братство, они идут с иконами святых, имена которых они носят, в предшествии священника в епитрахили с крестом в руках, с пением священных песен, по иллюминованному парку от дома блюстителя к братскому общежитию св. Иоанна Богослова, где встречают их на крыльце члены Братской думы и др. братья и сестры. С пением „Помощник и Покровитель“ и „Хвалите имя Господне“, их вводят в братское общежитие, где, после молебна, они прикладываются ко кресту, получают благословение от священника и принимают братские поздравления“²⁵.

А вот образец праздничного молитвенного собрания, как оно описывается одним из членов Братства. „Все собрались в школьный зал на молитву. Беседа была только подготовлением к ней, хотя и она была молитвой, возвышая умы и сердца наши к Богу. Читает молитвы сам воспитатель. Его сердце отдается молитве безраздельно и увлекает за собою любимых питомцев, объединяя их в один ум, в одно сердце и в одно общее стремление к Богу.

„Боже милостив буди мне грешному“ этими словами мы начинаем и затем следует целый ряд молитв, в которых испрашивается милость Божия, очищающая грешную душу от всякия скверны. Есть в чем покаяться, есть что попросить у щедрого Отца – „Боже, Боже, крупицу хлеба духовного подаждь ми, да не отощает дух мой до самого великого, радостного дня, когда спадут с меня оковы телесные и дух свободный воспарит туда, где нет болезней, печалей и воздыханий, но жизнь безконечная.

Душа смягчается, глаза с надеждой устремляются на образ Христа Спасителя, простершего руку для благословения.

„Приидите ко мне все труждающиеся и обремененные и Я упокою вас“, вспоминаются Его трогательно задушевные слова, и нет места холоду, мелким и пошлым житейским интересам. Лед тает и душа горит желанием склонить и спою голову на колени Христа, благословляющего детей. А тут следует чудный псалом покаяния „Помилуй мя Боже по велицей милости Твоей и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое“... Псалом окончен. Через минуту, сначала как бы нерешительно, несколько робко с замиранием поет один, потом несколько голосов „Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче“... Затем подхватывает на последнем слове весь хор и с воодушевлением, энергично, повторяя несколько раз одно и тоже, то вместе, то отдельными партиями голосов, подымает дух все выше и выше...

После этого с чистой душой можно приступить и к молитве о ближних наших. И мы молимся. Молимся о том, чтобы Господь любовью наполнил сердца всех людей, чтобы Он дал нам всем любовь к добру и правде, и жалость к горю ближнего, – ибо в любви мудрость наша, в любви наша тихая радость.

Горячо просим у Господа, чтобы он на отчизну нашу, Империю Русскую, излил благодать свою; да видят все народы пример доброй христианской жизни и прославят Отца нашего Небесного.

С усердием молимся о Государе Императоре и всех царствующих и правящих народами; о Патриархах, Синодах, Епископах и Пресвитерах Церквей христианских и Архипастырях наших Епископах Антонии и Питириме; о том, чтобы все церкви соединились воедино, чтобы „Богослужения во храмах были хлебом духовным, души алчущие манной небесной питающим“; молимся о тех, которые „по неразумию от Церкви отпали, из буквы мертвящей себе кумиры создают; молимся, чтобы Господь их вразумил, просветил, раны сердец их елеем любви, веры и радости о Духе Святе заживил и к Святой Церкви причтил“.

Под конец читают молитвы о воспитанниках, всех присутствующих в Братстве: „Благослови Господи Братство наше; да будет мир, единодушие и единомыслие между всеми нами“... „Ангелам Твоим заповедуй да приимут они умы и сердца наши под сень крыл своих. Освяти и укрепи, Господи, Братство наше, исцели душ наших болезни, Жизнодавче, и в немощах наших твори великие и чудные дела Твои“.

Заключительной молитвой постоянно служит „Отче наш“. При этом все становятся на колени и хор торжественно поет эту божественную молитву“ ²⁶.

Сущность всей религиозной стороны братской жизни полагается в том, чтобы, помимо осмысленности молитвы, последняя совершалась с живым чувством любви к Богу. Прочитывая воспоминания учеников братских школ²⁷, мы ясно видим, что и в религиозной жизни Братства дутою этой её стороны являлся сам покойный Николай Николаевич, хотя положение священника в Братстве самое почетное. К Н. Н. Неплюеву шли все во сколько-нибудь значительные минуты своей жизни и вместе с ним молились в его молельне. К слову, заметить, что Н. Н. Неплюев очень высоко ценил красоту и торжественность в богослужении и умел сообщать эти качества всем богослужебным чинам, имевшим место в братской жизни.

На ряду с жизнью религиозной в Братстве надо поставить жизнь трудовую. Эта сторона жизни сообщила самому братству наименование „Трудового“

и она, именно, делает Братство очень интересным опытом организации материальной стороны жизни на семейных началах.

„Одно из очень важных преимуществ Братской жизни то, что все роды труда на лоне его облагорожены, нет родов труда в нем презираемых, предназначенных для париев, труда, от которого вне Братства естественно стремятся уйти на труд более уважаемый, легкий, приятный и выгодный, что и вызывает ожесточенную экономическую и социальную борьбу в анти-братской рутине жизни.

В трудовом Братстве естественно равноправны все роды труда, все одинаково оплачиваются, как равным содержанием и участием в прибылях Братства, так и равным уважением к подвигу труда, в прямой зависимости от величины этого подвига, тем большего, чем более тяжел и неприятен труд и в то же время охотно и радостно, во имя дела Божия и братолюбия, служение ему.

Каждая братская семья представляет из себя артель, объединенную в трудовой жизни общим делом, и выбирает из своей среды распорядителя, утверждаемого думою. Нормально помощь наемников допускается только в исключительных случаях, при уборке хлебов и корнеплодов, а не в положении постоянных жителей и годовых рабочих“ ²⁸.

Наконец, высоко стоит в Братстве и жизнь умственная. „За умственным развитием Братство не признает самодовлеющего значения, но высоко ценит его, как полезное орудие в деле созидания правды Божией при возвышенном настроении верующего и любящего духа.

Сообразно тому Братство предоставляет своим сочленам широкую возможность возрастать в боговедении, приобретать знания, полезные для созидательной деятельности, и знакомиться с современной Жизнедействителъностъю путем чтения повременных изданий и богатого запаса книг обширной Братской библиотеки (до 6, 000 томов), но строго порицает всякую умственную гордость, всякое проявление злого критиканства и всякое проявление корыстного и грубо-эгоистического отношения к умственной жизни, когда интересы ума ставят выше верности в братолюбии и дела самоотверженного служения на общее благо²⁹.

Самой ценной формой умственной жизни Братства являются его школы. Школ несколько, но собственно братскими школами являются уже упомянутая нами Воздвиженская сельскохозяйственная и женская Преображенская, устроенная по образцу мужской. Эти школы не только доставляют главный контингент членов Братства, но и вообще в своей жизни отражают по возможности все то, чем живет Братство. В IV томе сочинений Н. Н. Неплюева мы находим подробнейшее описание всего уклада школьной жизни. Главная особенность и вместе с тем первое назначение братских школ состоит в том, чтобы воспитывать детей и параллельно с сообщением серьезных и практически полезных знаний, направлять их полю к тому, чтобы в жизни они являлись сознательными работниками в деле созидания Божьего Царства. Воспитание – это первое, на что обращается внимание в братских школах, и покойный Н. Н. Неплюев до последних дней своей жизни оставался главным руководителем всего дела воспитания. К тому-же и учителями школ постепенно оказались исключительно воспитанники самого Н. Н. Неплюева, проникнутые теми же убеждениями, какими жил их усопший учитель.

Вот какой, в кратких чертах, представляется организация школьной жизни, как она изображена Н. Н. Неплюевым (учебных программ мы касаться не будем). Во главе школьного дела находится попечитель, каким при жизни был сам Николай Николаевич. Попечитель – это главный руководитель всего дела школьного воспитания, отец всей учащейся семьи. Обязанности его не регламентированы точно, но они наиболее ответственны и многосторонни. Покойный Николай Николаевич своею главной обязанностью в этом случае считал уяснение воспитанникам истинности христианского мировоззрения и пробуждение в сердце ребенка сознательной любви к христианскому идеалу. Поэтому в лице попечителя дети имели прежде всего христианского учителя жизни и руководителя на её пути. В сочинениях Николая Николаевича и в воспоминаниях его воспитанников мы находим живую картину отношений попечителя к детям. Попечитель пользуется всякою возможностью, чтоб почитать детям Слово Божие и побеседовать по поводу прочитанного. По субботам вечером обязательно, а нередко и в другое время, попечитель собирает „старший кружок“. Здесь читают вместе, непринужденно беседуют, члены кружка делятся впечатлениями своего небольшого воспитательного опыта. Посещал Николай Николаевич и собрания младшего кружка. Но особенное значение имели беседы Николая Николаевича с каждым воспитанником в отдельности, обыкновенно в послеобеденное время, а великим постом по преимуществу совместная молитва попечителя с детьми в его помещении Праздничные дни Николай Николаевич отдавал всецело Братству и школе и нередко проповедовал за богослужением с благословения местного преосвященного (покойного епископа Сергия, искреннего друга Братства).

На втором месте после воспитания в кругу обязанностей попечителя стояла учебная часть. Здесь руководств попечителя ограничивалось председательством на заседаниях педагогического совета и указаниями общего характера. И вполне понятно, что было так, потому что все учителя школ состоят с тем вместе и членами Трудового Братства, все они, за исключением законоучителя, воспитанники Николая Николаевича, бывшие еще на школьной скамье помощниками его в деле воспитания своих младших товарищей ³⁰.

Система воспитания в школах Трудового Братства настолько оригинальна и интересна, что мы позволим себе изложить основы этой системы словами самого Н. Н. Неплюева.

„Детей мы принимаем без различия званий, состояний и места жительства родителей. Есть у нас и дворяне, и мещане, хотя большинство состоит из крестьян и казаков “ ³¹.

„Прежде всего мы стараемся во вновь поступающем воспитаннике пробудить сознание необходимости и желание духовной самодеятельности. Для этого мы объясняем ему, что, созданный по образцу и подобию Божию, он способен быт разумным, любящим и свободно совершенным. Объясняем ему, что главный, самый важный интерес жизни его на земле и состоит в том, чтобы внутри его, в душе его, пока он тут, вдали от видения силы и славы Божией, может свободно избирать добро или зло, водворилось Царствие Божие на место ада духовного, что и сделает его духовно близким и родным Отцу Небесному и верным чадом Его. Объясняем ему и то, что характер есть ничто иное, как результат частого переживания известного духовного настроения, что, следовательно, нет такого характера, который служил бы непреодолимым препятствием для достижения христианской гармонии духа, даже на степени святости, если добрая воля откроет душу для Бога, Который по всемогуществу Своему силен соделать чудо во всякой немощи.

Конечно, все это объясняется детям их старшими друзьями применительно к их пониманию и на языке для них удобопонятном.

Как только мы замечаем, что в ребенке проявилась добрая воля и самодеятельность в желательном направлении, мы считаем его достойным кандидатом в члены младшего Братского кружка и находим вступление в него во всех отношениях желательным. Обыкновенно сами члены мл. Бр. Кр., с любовью следящие за всяким проявлением доброго настроения во вне кружковых товарищах, с радостью первые подмечают возможность приобретения нового брата, приглашают его в свое собрание и при общем ликовании заявляют ему о своих надеждах на него, ободряя его доказать устойчивость своей доброй воли и тем дать им право принять его в свою среду. Вт. тех случаях, когда замкнутость характера или робость мешают ребенку проявлять себя, его старший друг указывает на него членам мл. Бр. Кр. и объясняет им его характер.

Мл. Бр. Кр. составляет для воспитанника первую степень на пути согласования жизни с верою, вполне естественно, что и вступление в него есть духовное торжество, все сотканное из молитв. Начинается оно неизменно чтением 15 – 17 стихов ХѴIII гл. Ев. от Матфея, содержащих в себе программу братских отношений, осуществление которой мл. Бр. Кр. и ставит себе целью. Согласно этим Евангельским стихам, вновь поступающему подробно разъясняются принимаемые им на себя, по отношению к новым братьям, обязанности.

После чтения и подробного объяснения Евангелия, поют и читают приличные случаю молитвы, затем вновь поступающий целует крест и хоругвь мл. Бр. Кр. в знак того, что с любовью желает исполнить заповедь Христа Спасителя и обещает любить мл. Бр. Кр. и всех его сочленов. Торжество заканчивается тем, что вновь поступающему дают первый братский поцелуй и все радостно поздравляют друг друга с новым братом.

По временам мл. Бр. Кр. собирается для обсуждения поведения своих сочленов, предъявляя к ним, само собою разумеется, требования, соответствующие целям кружка и принятым на себя обязанностям; на этих собраниях сообщают и наблюдения над настроением воспитанников, еще не принятых в кружки, и решают вопрос о том, на кого из них надо обратить преимущественное внимание, чтобы с любовью поддержать в них зарождающуюся добрую волю.

Когда член младшего Братского Кружка настолько духовно окрепнет в добре, что может с пользою для младших товарищей принять их под свое попечение, возникает вопрос о принятии его в члены старшего Братского Кружка.

Главные условия для поступающего: вера достаточно сознательная для христианской оценки склада ума, симпатий и поступков младшего; цельность христианского настроения, достаточная для того, чтобы не только делом, но и словом не уронить духовное достоинство ст. Бр. Кр. и не послужить соблазном для других, и любовь к Богу и Его созданиям, достаточная для того, чтобы с радостной энергией работать на святое дело Его, ревниво ограждая принятого на свое попечение младшего от всякого зла, любовью согревая и развивая в нем слабые вначале ростки добра.

Членам ст. Бр. Кр. я всегда старался внушить сознание высокого значения для Церкви и христианского общества того дела, которое они делают, и постоянно поддерживаю в них это сознание настойчивыми напоминаниями и соответствующей тому требовательностью. Считаю себя вправе сказать, что большинство членов ст. Бр. Кр. доросло до этого сознания и понимает всю святость, все величие и всю ответственность своего дела, считает для себя за высокую честь и великое счастье служить ему.

Предвидя, что многим может показаться преувеличением такая высокая оценка деятельности подростков из крестьян в низшей сельскохозяйственной школе, повторяю, что все сказанное мной по этому поводу я говорю вполне сознательно и с глубоким убеждением. Да, эти подростки из детей народа делают несомненно самое великое и святое дело возможное на земле, дело озарения умов и сердец светом от Света Небесного, дело пробуждения вечных душ живых в вере, любви и вдохновенной решимости честной жизни по вере, делают, одним словом, единое, вечное, неизменное дело Божие, становясь соработниками Ангелов-хранителей.

Вступающему в ст. Бр. Кр. не сразу поручают младших; сначала его только допускают присутствовать при всех собраниях кружка и, только убедившись в его духовной солидарности с кружком, его торжественно, с молитвой принимают в число членов кружка и поручают ему нескольких младших.

Во время этого духовного торжества прочитывают и подробно объясняют личное значение для него, как вступающего на вторую ступень согласования жизни с верою и принимающего во имя Христа „малых сих“, соответствующих стихов главы ХѴIII Евангелия от Матфея и дивные наставления, данные Христом Спасителем Апостолам, когда Он впервые посылал их на проповедь, наставления, записанные в Х-ой главе того же Евангелия и имеющие, как в всякое слово, изшедшее из уст Божиих, вечное, непреходящее значение для всех искренно желающих быть учениками Единого Учителя и Спасителя всех. Кроме того, сообща по очереди, читается всеми членами ст. Бр. Кр., совместно с вновь поступающим, изложенная в главах ХШ – XVII Евангелия от Иоанна последняя беседа Христа Спасителя с Апостолами перед страданиями и крестной смертью за нас, как безконечно дорогой для нас завет братства и любви Спасителя и Бога нашего.

К 1 января каждого года псе старшие пишут подробные характеристики своих младших ³². Около 7 января на собрании ст. Бр. Кр., продолжающемся почти непрерывно два – три дня сряду, прочитываются эти характеристики, и братья по кружку высказывают свое мнение о том, насколько верно понят и изображен характер того или другого из младших.

В таких трудах, в молитве, в беседах о слове Божием, в любовном попечении о благе во имя Христа принятых на свое попечение „малых сих“, в сознательном служении на дело Божие, воспитывающее и возвышающее „с любовью и ревностью труждающихся“, протекают дни юности членов ст. Бр. Кр., те дни юности, в которые для большинства наших современников начинается позорное пьянство жизни, по излюбленной, ходячей формуле отречения от Христа: „в молодости перебеситься надо“.

И эти юноши не тяготятся воздержанием от бешенства; они любят Бога, любя и Его святое дело, любят друг друга, любят младших своих, довольны, находят удовлетворение и радость в тихой скромной жизни, полной веры, любви и... самоограничений.

Кроме, так называемых, „старших“, т. е. членов старшего Братского Кружка, имеющих и на школу и на младших своих исключительно нравственное влияние, без всяких особых начальнических прав и какого-либо привилегированного положения, в каждом из пяти классов имеется старшина, облеченный властью, ответственный за порядок и имеющий право требовать безпрекословного повиновения своим распоряжениям. Власть старшины класса распространяется на всю школу.

Существование этих выбранных товарищами, облеченных властью и ответственных перед начальством школы, старшин я нахожу полезным не столько для водворения и поддержания порядка в школе, сколько для воспитания в детях сознания необходимости и привычки добровольно, безпрекословно и быстро повиноваться выбранным лицам.

Старшины избираются каждым классом ежемесячно, причем нередко то же лицо избирается много раз и даже целые годы под ряд. Забаллотирование старшин случается гораздо реже, чем добровольный отказ старшины от должности. Обязанность эта настолько ответственна и хлопотлива, что нередко утомляет избранника, что я нахожу тоже полезным для внушения детям сознания, что высшее, почетное положение налагает на христианина тяжелую ответственность, а не служит для него источником праздности и привилегии.

В старших классах естественно старшинами выбираются неизменно члены старшего Братского Кружка.

Старшина обязан наблюдать за порядком в своем классе и в той отрасли школьной жизни, заботы о которой ему поручены. Все воспитанники обязаны ему повиноваться во всем, что касается принятых им на себя обязанностей.

Если требование старшины кажется ему почему-либо неосновательным и особенно неудобоисполнимым, воспитанник может, соблюдая должное уважение, высказать старшине свое мнение; при повторенном требовании он должен безпрекословно повиноваться.

В субботнем собрании каждый воспитанник не только может, но и должен заявить неудовольствие на старшину, в случае гордого или грубого отношения к товарищам или неосновательных требований и необдуманных распоряжений, понимая, что сделать это он обязан из элементарной доброжелательности, чтобы не дать развиться в нем дурным привычкам или дать возможность доказать свою правоту.

Таким образом вредное влияние исключительного положения на молодого человека, не доросшего духовно до чести быть в положении избранника, тотчас обнаружится, и в результате получится для не выдержавшего искус почетного положении только добрый урок и новый шаг на пути к самопознанию“³³.

Не будем подробно передавать постановки умственного и физического воспитания в школах, равно как их материальной обстановки. Отсылаем интересующихся к сочинениям Н. Н. Неплюева и этими краткими сведениями заканчиваем свою речь об организации внешней стороны жизни Братства и его школ³⁴.

В последнем (V) томе своих сочинений Н. Н. Неплюев предложил русскому обществу подробную исповедь им лично и Братством пережитого. Много тут глубоко трогательных страниц, много прискорбного и радостного, много спорного и недостаточно еще уясненного, но одно несомненно: Трудовое Братство – живой опыт дела любви и тем дороже, что покойный основатель и духовные руководители братской жизни вообще, после многих лет трудов и забот, имели утешение сознать, что Братство стало на ровную дорогу своего дальнейшего роста. Мы можем с своей стороны только пожелать, чтобы та несравнимая утрата, какую понесло Братство в лице своего основателя Николая Николаевича Неплюева, явилась только тяжким кризисом в братской жизни (что, конечно, неизбежно), после которого для Братства наступил бы период дальнейшего развития и процветания.

Как уже было упомянуто, делу созидания Трудового Братства были отданы покойным Николаем Николаевичем все его силы и это дело, по мысли покойного, не должно ограничиться хутором „Воздвиженск“, где находится Кресто-Воздвиженское Братство, но распространиться на всю Россию и явиться в виде организации Всероссийского Братства. Идея последнего предносилась Н. Н. Неплюеву уже давно; а последние годы его жизни и были отданы главным образом проповеди о насущной необходимости для России Всероссийского Братства с его отделениями по городам и селам. Это последнее начинание усопшего заслуживает того, чтобы о нем сказать несколько подробнее, тем более что самое дело основания Всероссийского Братства находится еще в зачаточном состоянии и успех этого дела будет зависеть единственно от того, как отнесется к идее покойного само русское общество.

Идея Всероссийского Братства не явилась у покойного Николая Николаевича Неплюева чем-то в роде случайного откровения по поводу переживаемого Россией трудного времени. Его Всероссийское Братство не имеет ничего общего с политическими организациями, в роде „всероссийского православного союза“, „союза архангела Михаила“ и т. п, которые возникают случайно, как попытка прежде всего удовлетворить честолюбие их учредителей. Всероссийское Братство, проект которого составил незадолго до своей кончины Николай Николаевич, является дальнейшим раскрытием той идеи, какою он жил и дышал до последних Часов своей жизни. Сам покойный говорит, что об учреждении Всероссийского Братства он начал думать с 1898 г.³⁵ и уже в 3 томе его сочинений, изданных в 1902 году, содержится довольно определенная программа деятельности такого Братства ³⁶. Сам Н. Н. Неплюев всегда смотрел на свое Трудовое Братство, как на первый опыт живого дела любви, и мечтал о том времени, когда Россия покроется такими братствами, как оазисами христианской жизни среди современной жизненной пустыни. По-существу идеал Всероссийского Братства тот же, что и Братства Трудового, только соответственно широте идеи задачи Всероссийского Братства очерчены более обще и широко. С первых годов настоящего столетия Николай Николаевич устраивал несколько раз совещании в Петербурге, но поводу возможной организации Всероссийского Братства и даже было решено приступить к осуществлению этого дела. Говоря словами самого покойного, „это начинание разбилось тогда о противодействие ведомства, признавшего учреждение Всероссийского Братства делом несвоевременным“³⁷. Когда в России широкой волной разлилось революционное движение, покойный Н. Н. Неплюев не мог долее ожидать того времени, когда бы наше ведомство признало его идею „своевременной“. Он чувствовал, что силы его слабеют; он видел, что на арене русской жизни борются только озлобленные политические партии, ничего общего с христианскою любовью не имеющие, по крайней мере в пылу борьбы. Н. Н. Неплюев ясно сознавал, что в этой борьбе грозит величайшая опасность вовсе забыть те великие заветы Христа Спасителя, которые и так отодвинуты в жизни на далекий план, и он воодушевляется на последнее великое дело своей жизни – на призыв соединиться всем людям „доброй воли“ во Всероссийское Братство. На этот раз проповедь покойного коснулась Киева, и 11 октября 1906года Николай Николаевич предложил в зале Религиозно-просветительного Общества доклад на тему: „по тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою“. В этом докладе покойный, оттенив с силой забвение Россией верховного закона христианской жизни, в чем он видел первую причину ужасов современной русской действительности, наметил пути возможного оздоровления души народной при посредстве; проповеди покаяния и любви и мри посредстве учреждения соответствующих организаций. Таких организаций Николай Николаевич указал две: одну для верующих христиан, признающих истинность верховного идеала добра, как он раскрыт в христианском откровении жизни; а другую для „добрых самарян“, по выражению покойного, т. е. для людей, искренно желающих мирного благоденствия страны, но не верующих в Откровение на степени живой, сознательной веры. Последняя организация должна была бы по мысли Николая Николаевича восполнить существенный пробел в наличных политических партиях, среди которых нет ни одной, задающейся чисто этическими целями. Подробную программу деятельности и теоретические основы этой организации еще до чтения своего доклада изложил сам Николай Николаевич в брошюре; „Проект программы партии мирного прогресса“. Мы не будем излагать подробно этой программы, так как и самая партия не существует в виде стройно организованного целого, я мы вообще думаем, что этот Проект явился более, как же- зияние дать себе и Трудовому Братству отчет в своих отношениях к переживаемому Россией моменту, чем как действительная попытка основать новую партию. Сам покойный говорил в своем докладе: „не скрою, что все мои симпатии на стороне религиозного Братства, деятельность которого основана на незыблемом камне исповедания верховного закона христианского откровения о любви к ближним при свете любви к Богу“³⁸, и мы позволим себе остановиться исключительно на судьбе идеи этого Всероссийского Братства. В докладе своем Н. Н. Неплюев точно очертил в общем задачу будущего Братства. Это во 1-х, проповедь во всевозможных формах (повременного издания, книг и брошюр, устройств собеседований во всех слоях общества и т. п. ) верховного завета христианского Откровения о любви; во 2-х, организация дела воспитания и оздоровления души народной, путем братских союзов в школах и приходах; в 3-х, оказание нравственной поддержки тем пастырям и христианам вообще, которые бы служили целям Братства, будучи раскиданы по всей России.

В заключение своего реферата Николай Николаевич предложил составить комиссию, которая занялась бы выработкой подробного Проекта устава Всероссийского Братства. Такая комиссия и была образована. Покойный хотел, чтобы дело организации Всероссийского Братства не связывалось с его личностью, но возникло из недр сознания самого современного общества верующих христиан и явилось бы удовлетворением насущных потребностей жизни верующей души. Но насколько членам комиссии показалось привлекательной самая идея, поставленная её сознанию Николаем Николаевичем, настолько трудным делом оказалась реализация этой идеи в форме хотя бы только выработки теоретических основ жизни и деятельности Всероссийского Братства. Комиссия в конце вынуждена была сознаться в своем безсилии и прекратила свое существование ³⁹. Но не сложил оружия Николай Николаевич. Когда его мысль о том, чтобы проект устава явился плодом мысли самого христианского общества, не осуществилась, он берется лично за составление устава. Со слезами писал он свое воззвание к стране, предшествующее проекту устава, и когда закончил последний, – то сказал на собрании Трудового Братства: „моя миссии на земле окончена“. Мы позволим себе сделать значительное отступление от передачи заключительных сведений о последних днях жизни покойного, чтобы познакомить читателя настоящей статьи с последним, замечательнейшими трудом Николая Николаевича, его проектом устава Всероссийского Братства⁴⁰.

Как мы сказали, идея Всероссийского Братства тесно связана с идеей Братства Трудового. Поэтому и причины необходимости их возникновения в сознании Николая Николаевича, и конечные цели их существования в главном однородны. Когда покойный делал осенью 1906 г. свой, уже упомянутый нами, доклад, и говорил о Всероссийском Братстве, то со всею определенностью сказал: „в том, что я буду говорить, я конечно буду исповедовать ту же правду, призывать на ту же дорогу, так как двух истин не знаю и иного говорить и делать не могу“, т. е. правду любви христианской, осуществляемой в Братстве. И действительно, читая „Материалы для Проекта устава Всероссийского Братства“, предшествующее им „Воззвание“ и заключительные „Дополнения“ мы ясно сознаем, что это, по существу все та же идея, которой жил сам покойный и которая нашла полное и конкретное возражение в его сочинениях и Кресто-Воздвиженском Трудовом Братстве. Как первопричина возникновения последнего, так и необходимое основание для возникновения Всероссийского Братства все та же: „покаяние людей доброй воли, сознающих великое, вековое преступление по отношению к Богу Живому, Христу Его, Церкви вселенской, русской православной Церкви поместной и родине, молчаливым отвержением верховного завета Спасителя мира и верховного завета Церкви Христовой о любви к ближним при свете любви к Богу“⁴¹. Конечная цель учреждения Всероссийского Братства – мирное созидание добра, содействие спасению России и светлому преображению русских православных людей в свободу славы чад Божиих⁴². Эта общая цель всякого Братства во Всероссийском Братстве должна быть осуществляема, отчасти по крайней мере, иными путями, чем в Трудовом, соответственно сравнительной широте задач их деятельности. В своем Проекте Н. Н. Неплюев указывает 7 главных „путей достижения намеченных целей“: 1. Теоретическое выяснение громадного жизненного значения верховного закона христианского Откровения; 2. Оздоровление души народной путем христианского воспитания детей и юношей, христианской проповеди, устной и печатной,... и объединения людей доброй воли в союзе с целями самоусовершенствования, пробуждения разумного церковного, государственного и национального самосознания; 3. Организация деятельной поддержки всем группам и отдельным представителям доброй воли в их христианской деятельности; 4. Воссоздание живых, здоровых клеток живых организмов церкви и государства, на основе сплочения русского прихода на начале соборности;

5. Миротворчество национальное на основе „взаимных чувств любви, уважения и доверия в великое братство народов“; 6. Миротворчество политическое на основе „выяснения жизненной правды самобытных основ русской государственности, не противоречащих принципам свободы равенства и братства“; 7. Миротворчество религиозное, путем установления добрых отношений между людьми доброй воли без различия вероисповеданий. – По своей цели и путям её осуществления Всероссийское Братство „имеет характер внутренней миссии... Это крестовый поход для завоевания умов, сердец и жизни для Бога Живого, в достояние Его“. Совершенно такая же программа полагается и в основу жизни отделений Всероссийского Братства в каком-либо городе или селении, если только в них найдется достаточное число членов Всероссийского Братства. При этом не только допускается, но даже признается желательным, чтобы каждое отделение выработало свой проект устава, согласно местным потребностям Мы не передаем подробностей проекта относительно самой организации Братства и его отделений. Скажем только несколько слов о „членах Всероссийского Братства“ по Проекту. Членами Братства могут быть мужчины и женщины всех возрастов, не исключая и детей, которые могут образовывать братские союзы детей. Для образования отделения Всероссийского Братства достаточно десяти членов, избирающих из своей среды старшину. Могут образовываться отделения „уездные“ и „губернские“, состоящие из нескольких местных отделений, или же ограничиваться повременными съездами. Бывают, наконец, и Братские Соборы из представителей всех отделений Всероссийского Братства.

Таковы, вкратце, основы проектированного покойным Н. Н. Неплюевым Всероссийского Братства. Как видим, здесь намечено только самое общее в его будущей деятельности, а остальное предоставлено инициативе самих членов его, действующих по мере разумения местных нужд.

Сам Николай Николаевич настойчиво доказывал, что Всероссийское Братство должно быть плодом свободной решимости и подвига самих русских людей. „Это дело (Всероссийское Братство), говорит он, не может и не должно быть моим делом или дедом нашего Трудового Братства, а только и может и должно быть делом всей страны, всех русских людей... земским, всенародным, порождением и проявлением свободного изволения веры, любви, разума и христианской совести верных сынов русской православной Церкви и великого самобытного народа“⁴³.

В „Дополнениях“ к уставу Николай Николаевич более точно и подробно очерчивает возможное значение и программу деятельности Всероссийского Братства. Так как здесь более определенно указывается самый характер будущего Братства, то мы считаем не лишним отметить существенное в этом отношении. Хотя Всероссийское Братство „не есть политическая партия“, но в мысли покойного Н. Н. Неплюева оно должно иметь громадное государственное значение. Братство, вопреки конституционной борьбе партий, имеет целью соединить людей в союз мира и любви на дружную работу и „оградить Россию одновременно и от неразумной реакции, возвращающей страну к той позорной и преступной рутине, которая и подготовила ужас и позор нами переживаемого, и от не менее неразумного и преступного самоубийства, отречения от святых основ русской самобытности и святого призвания нашей России“. „Не будучи партией, желая слияния всего народа в один ум, в одно сердце, в одну любовь, Всероссийское Братство, пока еще партии существуют, не может не желать и не содействовать возникновению партии безпартийных, партии мирного прогресса в духе Всероссийского Братства с его целями, его программою и его идеалами, партии миротворцев“⁴⁴.

В „Программе деятельности Всероссийского Братства“ более конкретно намечаются пути осуществления его задач. Так, в области жизни церковной указывается на издание органа Всероссийского Братства „Вера и Жизнь“ по возможности в виде ежемесячника, а также и в форме ежедневной газеты в нескольких видах (для интеллигенции, народа и т. п.). Интересно при этом отметить, что центральный орган Всероссийского Братства будет одновременно и органом Трудового Братства, „являющегося живою иллюстрацией успешного осуществления в жизни многого из того, чего желает Всероссийское Братство“. Вообще же в области церковной миссия Всероссийского Братства должна состоять в пробуждении церковного самосознания всеми законными путями и в организации жизни церковного прихода на началах разумной веры и братского единения. В области государственной жизни Всероссийское Братство должно явиться, как мы видели уже, этической партией, с проповедью организации жизни на началах верности долгу и разумного служения стране. В области жизни социальной, как и естественно ожидать, Всероссийское Братство в представлении Н. Н. Неплюева должно прежде всего служить выяснению жизненной правды христианского Трудового Братства и всячески содействовать „осуществлению социальной правды Трудового братства в жизни“. Наконец, в сфере международной жизни Всероссийское Братство „путем общения с родственными ему организациями за границею и пропаганды своей идеи, своих принципов и своего дела во всех странах Западной Европы будет стремиться создать международный союз социального мира и мирного прогресса, тем выполняя свою национальную миссию миротворчества религиозного, политического и социального во всем мире и по отношению ко всему человечеству“⁴⁵.

Таким представляется в основах Проект Всероссийского Братства, выработанный Николаем Николаевичем перед своей кончиной. Приближение последней он живо чувствовал и начиная с лета 1907 г. он приступил к заключительным шагам своего жизненного пути. Своему Трудовому Братству он написал завещание, в котором главным образом выяснил свое отношение к тем сторонам жизни, которые, ему казалось, могли быть опасны для Братства. Осенью же 1907 года, в ноябре, он поехал в Петербург с Проектом Устава Всероссийского Братства, поддерживаемый своими петербургскими друзьями в надежде, что в Петербурге уже возможно немедленно приступить к началу дела. Николай Николаевич заболел в Петербурге, но не захотел бросить начатого дела. Совершенно больной, он читает две беседы в кружке Петербургской Академии, и в результате последнего подвига своей жизни имел радость образовать комиссию по устройству Всероссийского Братства, которой он всецело и вручил это дело, желая неизменно, чтобы оно самостоятельно зародилось и развивалось в стране без его руководительства, Осуществится ли последнее желание покойного; справится ли комиссия с трудным делом первоначальной организации Братства; найдутся ли в Петербурге духовные силы для братского подвига, или же дело там заглохнет также, как у пас в Киеве? Все это вопросы, на которые трудно ответить с уверенностью, но можно присоединиться к вере самого покойного в то, что если осуществится его начинание среди современного настроения умов и сердец, то это будет истинное „чудо Божие для спасения России“⁴⁶. Самое же образование комиссии и передача ей всего дела бы ли последним подвигом покойного Николая Николаевича. Вернувшись в Воздвиженск, он уверенно сказал, что это – последнее дело, которое ему должно было сделать, что больше ему делать нечего и он может спокойно умереть. „Я счастливее Моисея – говорил покойный, он не вошел в землю обетованную, а я жил в Братстве“. Последний месяц жизни в Братстве был всецело отдан прощанию с Братством. Каждому покойный успел сказать свое прощальное слово, особенно же нежно простился с детьми, благословляя их и убеждая любить Бога и все, что Божие. За несколько дней до смерти Николай Николаевич причастился Св. Таин, а 21 января по его желанию, заранее выраженному, было совершенно над ним таинство елеосвящения. Все Братство окружало больного⁴⁷ и горячо молилось, по братскому обычаю дополняя церковные молитвы своими. На этот раз по настоятельному желанию больного все прибавляли к словам молитв: „да будет не так, как мы хотим, но как Ты, Господи“. После совершении таинства Николай Николаевич всех благословил и, удаляясь к себе, остановился и слабою уже рукою последний раз благословил Братство. После этого он прилег отдохнуть и просил читать ему псалмы. Последний псалом, который ему прочли, был 16-й. Около почившего были только секретарь его и братский священник о. Александр Секундов. Последний перекрестил отходящего крестом, привезенным покойным из Иерусалима и всегда особо чтимым, и перед лицом этого победного христианского знамени отошел к своему Богу Николай Николаевич. Исполнилось его желание: он отошел, оставив свое дело и начинания под Божиим покровом и с доверием в великие силы русского христианского сердца. По прекрасному образу одного из учеников покойного он умер с высоко водруженным знаменем в руках, на котором не золотыми буквами, но слезами покойного было написано – Всероссийское Братство. Это последний завет усопшего горячо любимой родине и русской православной церкви. Теперь, на братском кладбище, на одной из братских

могил стоит большой дубовый крест: под ним покоится Николай Николаевич. Обратятся ли взоры русских людей к этому кресту, чтобы у лежащего под ним научиться идти христианским крестным путем в своей жизни или же под этим крестом погребено самое дело Николая Николаевича, подобно многим другим христианским начинаниям? Трудно решиться в настоящую минуту быть пророком и пытаться ответить на этот вопрос. Но одно несомненно, что каждый верующий в силу добра не может не склониться с уважением пред свежей могилой проповедника христианской любви и братского единения в Церкви Христовой ⁴⁸.

Николай Николаевич Неплюев известен русскому обществу преимущественно как практический церковный деятель, своим опытом организации жизни в форме христианской общины. Сочинения его, раскрывающие идеальные основы христианской жизни, до сих пор еще сравнительно мало известны русской интеллигенции, для которой они непосредственно и предназначались. Отчасти это объясняется тем, что появлению в свет сочинений Николая Николаевича довольно долго препятствовала „духовная цензура“, так что эти труды он вынужден был печатать за границей и только с 1901 года мог приступить к выпуску первого тома полного собрания своих сочинений. До настоящего времени вышло в свет 5 томов и ожидаются еще дополнительные выпуски. Наша духовная литература встретила издание сочинений Н. Н. Неплюева с открытым недоброжелательством. По грустному признанию самого Николая Николаевича в 1906 году, единственным исключением из ряда несочувственных статей в пашей литературе явилась статья проф. прот. П. Я. Светлова в его известном сочинении „Идея Царства Божия в её значения для христианского миросозерцания“, где ученый автор приветствовал труды Н. Н. Неплюева, как ценный вклад в нашу духовную литературу⁵⁰. Вообще же на усопшего наши ревностные богословы возводили самые странные обвинения, выставляя его самозванным исправителем Церкви, человеком с пессимистическим взглядом на жизнь, врагом монашества, гордецом и т. д.⁵¹. Сам покойный Н. Н. Неплюев не называл по именам своих литературных противников и не вступал с ними в полемику. Не будем и мы принимать на себя защиту усопшего от упомянутых нападок: он стоит безмерно выше их в своей жизни и сочинениях, и каждый, кто лично прочтет хоть один том его сочинений, сумеет оценить по достоинству эти нападки на человека глубоко церковного, болевшего скорбями Церкви и гордого только её святостью. Мы попытаемся только представить в общих чертах основы миросозерцания покойного и совершенно уверены, что даже такого конспективного обзора будет достаточно для того, чтобы увидеть, какой истинно христианский богословствующий ум и горевшее любовью к православной церкви сердце жили в Н. Н. Неплюеве. Нам тем более легко сделать опыт такого краткого изложения основ его жизнепонимания, что в сочинениях покойного находятся неоднократные примеры этого⁵².

Если попытаться изложить жизнепонимание Николая Николаевича в системе, то в нем ясно выступают три основные темы: изображение идеальных основ христианской жизни; взгляд на современную действительность с горячей критикой её несовершенств и несоответствия идеальным основам, и, наконец, призыв не менее горячий и вдохновенный, к лучшему будущему.

Начнем с изложения идеальных основ христианской жизни в представлении покойного.

Исходным пунктом его мировоззрения и вместе душою последнего служит вера в Бога – Любовь. „Бог есть любовь“. В этих словах св. Апостола заключено, по мысли Николая Николаевича, все Евангелие правды Божией⁵³. „Апостол не называет Бога „Разум“, не называет Бога „Всемогущество“, не называет Бога „Вечность“; он говорит: „Бог есть Любовь“, и тем самым исповедует, что первое место в великой, неизменной, святой гармонии Духа Божия занимает любовь, что ей подчинены и мудрость, и всемогущество и все прочии свойства Божии“⁵⁴. Эта Божия Любовь есть и первопричина бытия, и его основной закон и конечная цель творения⁵⁵. „Как высший разум, высшая Мудрость, Бог знает высшее благо. Как высшая Любовь, Он именно это благо и желает всем своим созданиям... Высшее благо – причастие любви и мудрости Творца. В причастии мудрости Его – полнота утоления всех потребностей разума, безпредельное могущество в деле пользования силами природы и совершения всяких чудес. В причастии любви Его – полнота утоления всех потребностей сердца нашего, высшая поэзия бытия, высшая радость общей гармонии, объединяющей в одну любовь Творца и все Его творение. В этой конечной цели бытия – абсолютная истина, абсолютная правда, красота, чистота и святость“⁵⁶.

В любви Божией вечное блаженство творения. Все должно быть едино в Нем, чтобы быть полнотой совершенства, как и Он, без чего невозможно и вечное блаженство причастия жизни Его⁵⁷. Поставляя веру в любовь Божию на первое место в христианском мировоззрении, Н. Н. Неплюев ставить в неразрывную связь с этим свойством Божиим все другие Его свойства и этически обосновывает необходимость веры в Бога разумного, святого, вечного, всемогущего, вездесущего, неизменяемого, вседовольного и всеблаженного⁵⁸. Но именно вера в любовь Божию, как, первопричину бытия и освещает последнее вечным светом истины. „Поверите в Бога – любовь и весь мир будет озарен для вас сиянием любви Его, согрет живым огнем вдохновения нежной любви Его. В действительности вы правоверны любовью, свои, родные Богу любовью своею, вы родные, близкие Ему. Именно вас Он может любить не скорбной любовью жалости, а радостной любовью единодушия... Поверьте в Бога Любовь, и вы ощутите и разум ваш сознает реальность блаженства ощущения любви Его. Любовь получит разумный, вечный смысл и дело любви станет единственным разумным делом для нас... вы все благословите любовью, потому, что Бог – Любовь, что ничто не опасно для любви, ничего она бояться не должна, потому что Бог – Любовь, что её есть царство, сила и слава во веки“⁵⁹. – Если любовь есть основа Божественной жизни, то она же составляет основу и нашей жизни, как созданных по образу Божию и по подобию. Эти образ и подобие пт. пас и есть прежде всего наша способность быть любящими, как вечное свойство души нашей воспринимать благодать любви и быть в блаженстве единения с Богом⁶⁰. Но любовь невозможна без свободы. Любящему Богу противно всякое насилие, как грубая ложь, одновременно нарушающая требования разума и любви. В атом неизменном уважении Творца к свободе Своих созданий и заключается ключ к пониманию необходимости временного зла в творении, как проявления свободы отступать от абсолютного добра воли Божией⁶¹. В свободе, воли и заключается наше собственно человеческое нравственное достоинство, когда но свободному изволению любви „мы алчем и жаждем единодушия с Высшею Любовью и единомыслия с Высшим Разумом мира... без этого мы были бы куклами, заведенными Богом на добро, не имеющими в очах Его никакого нравственного достоинства и тем самым неспособными внушать себе и никакой любви Творцу... Таким образом в свободе, единовременно и основа нравственного достоинства нашего, когда мы свободно избираем добро единомыслия и единодушия с Творцом, и основа страшной трагедии мира, когда мы избираем свободу от Бога, свободу зла и преступлений против любви Божией и планов домостроительства Его“⁶².

„Любовь – это верховный мировой закон великой истины правды Божией, верховный запет Откровения Божия, верховный завет христианской нравственности. Любовь – это цемент, связующий Творца и все, что достояние Его в творении, в одно блаженное единство. Но любовь- святыня только для любящего. Нелюбящий не только не ценит любовь, но и тяготится всяким проявлением любви к Нему. Отсутствие любви ставит альтернативу: или покаяться, стать алчущим и жаждущим благодати любви, или ожесточиться против любящих, стать по отношению к ним „клеветником“, чтобы себя оправдать, и „обольстителем“ чтобы не быть одиноким во лжи и злобе своей. „Именно этот психологический процесс и лежит в основе всей мировой трагедии, безконечно повторяясь как в великом, так и в малом“⁶³. Начавшись с светоносного ангела в факте его противления Богу и обольщения человека, этот процесс безпрестанно повторяется в сынах противления, которым Бог дал свободу от Себя⁶⁴. Нет иного зла в мире, как измена любви Божией, и только одна любовь может восстановить наше благодатное единение с Богом, крепким цементом связать нас с Ним, сделать нас телом Его, телом Христовым, причастниками славы Его⁶⁵. Жизнь современного человечества в мире есть жизнь на свободе от Бога. Мы можем быть свободными от единодушия и единомыслия с Богом, но Господь остается верен Своей любви к нам. Дело Божие на земле и состоит в постоянных призывах к примирению с Ним. Промысел Божий и состоит в постоянном благодатном воздействии Церкви Его, без малейшего насилия над свободою воли, хотя бы и на добро. И в силу этого все человечество разделяется на два лагеря или партии пред судом правды Божией. „В очах Божиих есть только две партии: сыны света и сыны тьмы, достояние Божие и сыны противления.

Со времени пришествия в мир Единородного Сына Божия, Спасителя мира, Света от Света Небесного и основания Церкви Христовой – христиане и антихристы“⁶⁶. Все ветхозаветное домостроительство имело целью пробудить сознание греховности и жажду избавления при свете закона, буква которого сообразовалась с понятиями детей земли и была изложена на попятном им лепете⁶⁷. Но когда воссиял на земле Свет от Света Небесного, Он принес на землю полноту Откровения, был высшим проявлением любви Божией к сынам противления, совершил великий подвиг любви и основал Церковь новозаветную, оставаясь неизменно верным великой истине правды Божией, по прежнему не производя никакого насилия над свободою води сынов противления. Он „принес мир для людей доброй воли... и меч, и разделение для сынов противления, по неизбежной логике невозможности общения света со тьмой. Вот почему Церковь Христова и Царство Божие подобно зерну горчичному, постепенно возрастающему в большое дерево... и закваске, постепенно вскисающей... Полнота Откровения, принесенная Спасителем мира, главным образом выразилось в замене многоразличных по букве законов церкви ветхозаветной единой верховной заповедью Церкви новозаветной“⁶⁸.

В сочинениях Николая Николаевича мы находим сравнительно мало рассуждений о многих существенных истинах веры, каковы: многие догматы христианства, таинства, учение о Церкви, священной иерархии, о почитании ангелов и святых и т. д. По словам самого Николая Николаевича, он целиком принимает все учение православной Церкви⁶⁹ и внимательное чтение его сочинений всецело убеждает в этом, так что нет, нам думается, ни одного пункта веры нашей, ни одного догмата, о котором не имелось бы в сочинениях Н. Н. Неплюева хоть беглого упоминания и указания на значение этого догмата для нравственной жизни. Но речь о последней составляет главный предмет всего написанного покойным. Идеальные основы христианской жизни, утверждающейся, как мы уже видели, на любви верующего к Богу-Любви, с особенной отчетливостью выражены в известной статье Н. Н. Неплюева „Христианская гармония духа“. Статья эта частью была напечатана в „Вопросах философии и психологии“, и, по нашему мнению, менее обратила на себя внимания богословски образованного общества, чем заслуживала бы по существу, являясь чрезвычайно интересным и самостоятельным опытом конспективного изложения системы христианского нравоучения. Несмотря на небольшой размер этой статьи, в лей охвачена вся полнота жизненных отношений и в чрезвычайно оригинальной форме предложены редко определенные ответы на труднейшие вопросы христианской совести.

Мы уже видели, что единый верховный закон жизни всего разумного мира Н. Н. Неплюев видит в любви, как сущности божеского существа. Любовь к Богу с подчинением ей любви к ближнему и с подчинением последней любви к себе – пот основное начало нашей нравственной деятельности. Эти основные положения христианской этики и раскрываются подробно в названной нами статье. Николай Николаевич начинает свой трактат („психологический этюд“ как он его называет) краткой характеристикой Царства Божия, устроенного на земле Его любовью, и обнимающего собою всю полноту человеческой жизни и отношений. Все свойства нашего духа Н. Н. Неплюев сводит к трем категориям, имеющим каждая свое определенное место в стройной гармонии христианского настроения духа. Эти свойства: любовь, разум и ощущения, при чем под последними разумеются все свойства и потребности нашей психофизической природы. Н. Н. Неплюев и старается показать, что взаимоотношение этих трех основных свойств нашей личности и определяет степень святой гармонии с Божественной жизнью в нас – рай внутри нас; или же греховную дисгармонию внутри нашего существа – ад внутри нас. С наибольшею силой, образностью и воодушевлением Николай Николаевич раскрывает учение о первенстве любви в христианской жизни. На непоколебимых данных Слова Божия он доказывает, что любовь не только занимает первое место в экономии мировой жизни, но что в ней, именно, весь смысл бытия, вечная основа вечного блаженства любящих. И любовь истинная есть только любовь к Богу как полноте жизни, единение с Абсолютным совершенством, в котором удовлетворение всех запросов и стремлений нашего существа, благо, превосходящее самые смелые желания ума и сердца нашего. Любовь к Богу и „претворяет эгоистичную языческую похоть в разумную христианскую любовь, научает, как любить, возносит любовь на высоту святого святых мира“. Эта любовь к Богу должна господствовать над всякою другою любовью, проникать ее насквозь, очищать до святости. Это и есть истинно христианская любовь, и без любви нет христианства, „Бог есть любовь. Этими словами на веки осуждена ересь из ересей, безумное заблуждение, гнуснейшее из кощунств, позорная ложь тех ложных самозванцев, которые осмеливаются называть себя христианами и даже кичиться своим правоверием, оставаясь холодными и сухими сердцем, не признавая любовь своею первою, основной обязанностью, не ценя любовь в других, мирясь со строем жизни, основанном на корысти или насилии, не веря в высшую разумность любви... Бог любви и мира не может предпочесть деятельной, живой, нежной любви ни богословские знания, ни подвижничество непрестанного самоистязания, ни самой широкой благотворительности, ни самого неукоснительного соблюдения правоверной ритуальности“⁷⁰. Множество раз говорит в своих сочинениях о любви Николай Николаевич и всюду неизменно выступает она у него как солнце в нашей нравственной жизни, освещающее все своим светом и над всем царящее. В этом случае, исходя из понятия о любви нашей, как отражении Божеского существа, Н. Н. Неплюев в своем гимне любви поднимался на редкую высоту. Вот для примера одно место, поражающее силой и смелостью мысли. „Есть одно суеверие, худшее из всех, самое кощунственное, самое вредное, самое опасное... это оклеветание самой любви, отрицание её внутреннего достоинства. Это страшная хула на Духа Святого... В действительности любовь всегда святыня и все собою освящает, все очищает до святости. Ее будем ошибаться: любовь остается святынею при всяких обстоятельствах. Она не меньшая святыня и в сердце атеиста, и в сердце разбойника, и в сердце блудника. Греховно их злое равнодушие к Богу и всему остальному Его творению, так греховно, что в этой мрачной пучине тонет святая капля их исключительной любви. Но капля эта остается сама по себе не менее святою и делает святынею все, что сделано в духе этой искренней любви. Вот почему лучше, чище, святее атеист, разбойник и блудник, имеющие эту каплю святыни в сердце, нежели самодовольный фарисей, лишенный её“⁷¹. – И, являясь основою жизни христианской, любовь царит над разумом – второю основной способностью нашего Богоподобного существа. Любовь не может отказаться от разума, не может не желать разумно понять слова Божии, не может не желать разумно сделать любовь или добро ближнему, не может не любить разума, как дорогой талант, вверенный горячо любимым Отцом на пользу горячо любимых братьев. „Нельзя любить не зная, кого любишь, не понимая, за что любишь. Нельзя не только любить, ко и веровать в Бога, не понимая в Кого веруешь, тем более нельзя служить на разумное дело Божие, не любя Бога всем разумением“. Поэтому, после отрицания любви худшая ересь – отрицание разума; после еретиков – врагов любви, самые опасные для истинного христианства еретики – враги разума; после грубого глумления над „несбыточной мечтою“ стройной организации жизни на основах любви и братства, худшее кощунство – отрицание необходимости сознательной веры, разумного понимания мудрой воли Высшего Разума мира... „Бог Слово“ – и постыжены враги разума. „Будите мудры, как змии“ и постыжена ересь поборников мрака, предпочитающих веру слепую – вере сознательной; „Я есмь... истина“ и освящена работа мысли... и постыжены те, кто может вывести ближних из болота мрака и суеверий и не делает этого, „Истина делает нас свободными“ и постыжены поборники цепей и умственного рабства“⁷².

Доказавши сначала превосходство любви над разумом⁷³ и поставивши последний на второе место в гармонии христианского духа⁷⁴, Н. Н. Неплюев разуму подчиняет все остальные свойства духа с их проявлениями, что он обозначает, как мы сказали, термином ощущения. Центральная мысль этого отдела статьи⁷⁵ та, что все естественные силы, способности и стремления человека имеют право на существование, все чисто и прекрасно но существу если занимает соответствующее место в гармонии жизни по духу Христову, Не чисто может быть только настроение свободного духа, его отношение к Богу, самому себе, внешнему миру и ближним.

После характеристики любви христианской, разума и ощущений Николай Николаевич выводит окончательную краткую формулу христианской гармонии духа: разум, подчиняясь любви, должен властвовать над ощущениями. Чем более устойчива в нас эта святая гармония духа, тем более Царство Божие внутри нас водворилось, тем более еще при жизни, здесь на земле, мы уже не от мира сего, а принадлежим к Царству Божию. И, с другой стороны, чем более в нас нарушается эта святая гармония духа, тем более нарушается единодушие и единомыслие между нами и причастниками Царства Божия, тем более мы удаляемся от богоподобия, тем более приближаемся к скотоподобию, тем более водворяется внутри нас ад, геена огненная. Но, как и любовь и разум, и ощущения есть Божий в нас дар, так и гармония жизни есть тоже дар Божией благодати. „Без силы благодати Божией мы и понимая правду и истину святой гармонии духа, не найдем в себе сил ни достигнуть её, пи, тем более, сделать её устойчивою в нас. Силу эту может дать нам только великое, лежащее в основе всех таинств, таинство причастия Духа Святого“⁷⁶. Но Царство Духа – царство свободы. Только покаянием и горячим влечением к источнику жизни может совершиться в нас водворение Царства Божия. Вот почему вместо рая в нас может обитать ад, вместо любви – царить злоба, вместо истины – ложь. Закваска Царства Божия только зреет, и оно распространяется лишь постепенно, освещая неравномерно различные углы человеческой жизни. И соответственно уже названным способностям нашего существа возможны три великие царства в земной жизни человека и целых народов: царство ощущений – ад души; чистилище царства разума и свобода славы чад Божиих – царство любви. Обозначая символически свойства нашего существа через квадрат (ощущения), треугольник (разум) и круг (любовь), Н. Н. Неплюев рисует сначала весь ужас жизни при господстве ощущений, даже в том случае, когда наряду с ними признается законным подчиненное существование и разума и любви; затем – весь холод жизни при господстве разума, и, наконец, всю теплоту и полноту жизни в царстве любви, при господстве разума над ощущениями. Нет никакой возможности передать в кратких словах этой своеобразной и интересной попытки охарактеризовать возможные жизненные направления, так сделано это сжато и обнимает такую полноту жизненных отношений. В каждом царстве указано несколько формул соотношения с другими способностями души⁷⁷, равно как в каждом из указанных царств и возможных в нем соотношений охарактеризованы представления о всевозможных жизненных явлениях⁷⁸.

Мы позволим себе указать лишь главные пункты на картине жизни в духе христианской гармонии, изображенной Ник. Ник. Неплюевым.

Любовь есть высший царственный закон жизни на этой ступени её христианской гармонии. Разум занимает подобающее ему почетное место и указывает разумные пути достижения намечаемых любовью целей. Ощущения признаются законными, имеющими право на существование, когда аскетизм выступает не как самоцель, но как средство при служении делу Божию и благу ближних, Бога любят всем сердцем, любят самого Бога Живого, а не букву обряда или букву познания Бога. Живая любовь к Богу отводит философии христианства почетное место и не чуждается обрядов внешнего культа, поскольку они согласованы с живою любовью к Богу и христианской философией Альфа и Омега мироздания Бог-Любовь; идеал – Его вечное Царство и Сила, преображение всех душ живых в любящих Сынов Отца Небесного. В жизни церкви поместной царит, полная гармония между тремя главными сторонами жизни: нравственной, умственной и материальной, между живою любовью к Богу Живому, христианскою мудростью и стройным осуществлением христианского трудового братства в жизни. Власти духовные признают своею обязанностью любить своих пасомых так, как Христос возлюбил человечество, полагая все силы и всю жизнь на то, чтобы честно выполнять святые обязанности руководителей в деле познания води Божией и организации жизни по вере, не останавливаясь на атом пути ни перед какою жертвою, не отвлекаясь от него никакими политическими соображениями. Пасомые призываются к истинному покаянию в смысле согласования всей своей жизни с волею Божией, к реальному благодатному рождению свыше и непрестанному благодатному общению с Богом и Церковью Его. Уклоняющихся стараются возвратить на лоно правоверия исключительно силой всепобеждающей любви, неотразимыми доводами высшей истины, высшей правды жизни по вере. В отношении к себе царит начало Богоподобия. Гордость сменяется сознанием своего богоподобного достоинства, неразрывно соединенного со смиренным сознанием личной немощи; гнев претворяется в огонь святой ревности по Боге и правде Его; эгоизм вовсе вытесняется из души и царить в ней сознание блаженства любви и единения с Богом, и братского общения с ближними. Уныние исчезает пред светом радостной веры и надежды и остаются только тоска по Боге и слезы о гибнущих сынах человеческих. Устойчивая и разумная радость составляет светлый фон жизни верующего, не смотря на черные пятна скорбей и страданий жизни. Совесть верующего чуткая и высшим долгом признается непоколебимая верность Богу любви, верность не по букве, но по духу и совести. Честь полагается в силе великодушия и вдохновенной любви, когда униженным человек сознает себя не в минуту оскорбления грубою силой, но в унижении себя до насилия и мести. Самопожертвование является заурядным явлением жизни, прямым путем последования Христу и неизбежным началом христианской жизни⁷⁹, при чем самое самопожертвование выступает с характером высшей радости. Братолюбие становится естественным проявлением деятельной любви и организации жизни на идеальных христианских основах перестает казаться неосуществимой утопией, но делается насущной потребностью духа, самым дорогим, горячим его желанием. Религия вообще дорастает до поклонения Богу в духе и истине. „Буква текста и обряда перестает быть мертвящею, оживленная Животворящим духом любви. Только теперь (т. е. на высшей ступени гармонии христианской жизни) жертвы перестали быть подкупом, хваления – лестью, богослужение – чародейством и все отношения к Богу – кощунством“⁸⁰. Сдерживающим началом является страх Божий, как свободное, полное достоинства опасение оскорбить горячо любимого Небесного Отца, Путь – самоотвержение и радостная жертва; истина – любовь, как вечная правда отношений к Богу и ближним; жизнь – радость торжествующей любви. Наука – Боговедение и неразрывно с ним связанное, полное любви и благоговения, изучение творения Любвеобильного Творца. Искусство -отражение любви к красоте в её единстве с любовью к Богу и ближним. Литература – могучее орудие проповеди веры в Бога Любовь. Семья – малая Церковь Христова. Отец с любовью выполняет свои обязанности друга и руководителя и выше всего ставит торжество любви в духе и жизни детей. Мать понимает любящим сердцем свою обязанность ежеминутно рождать дитя свое своею любовью в жизнь любви, благословлять его на жизнь любви и жертвовать им на торжество любви. Молодой человек в любви находит ограждение от соблазнов и ключ разумения всех своих обязанностей. Молодая девушка находит радость в самоотверженной любви к родителям, потом мужу и семье, и более всего к Богу. Муж и жена верные друзья. Старики не завидуют молодости; друзья – единодушны в признании добра, участники в деле проповеди любви и организации жизни на основе любви. Общество является в форме христианского трудового братства, не мирящегося со строем жизни, противным христианским её началам, и организующегося на началах любви. К этому же стремится и христианское государство, ограждая кротких от волков хищных и содействуя торжеству любви в жизни. Воспитание при всем уважении к развитию ума, ставит цели нравственные выше целей образовательных. Благотворительность не является „ни безсистемной раздачею пятаков, ни, вообще, позорным подкупом Бога, но любовь научает умению принести действительную и прочную пользу ближнему“. Бедность переносится без ропота и озлобления, становясь невозможным явлением в жизни строго организованного трудового братства; богатство возлагает тяжёлые нравственные обязанности, а не служит поводом к гордости. Народ понимает животворящий дух Слов Откровения: „всех почитайте, братство любите, Бога бойтесь, царя чтите“. Власти самоотверженно служат, а не заставляют других служить себе. Международные отношения вместо господства интересов отдельных народов дорастают до воплощения в них начала любви и взаимного уважения прав. Все симпатии на стороне героев самоотверженной любви: антипатии – святой гнев против царства зла. Мудрость – любовь к Богу. Результат – Царство Божие внутри человека, небесная радость полного единомыслия и единодушия любовного, несмотря на внешние страдания и даже мученичество. Устойчивая гармония христианского духа и есть святость, хотя и относительная, но составляющая обязанность каждого искренно верующего.

Мы передали в кратких словах содержание высшей формулы гармонии христианской жизни (○+Δ+□), раскрываемой в названной статье Николая Николаевича. Конечно, это не картина совершенной христианской жизни, но лишь общая схема её. Однако каждый пункт, отмеченный на этом плане, находит более или менее подробное раскрытие во множестве других мест сочинений Н. Н. Неплюева. Отличительной чертою последних является то, на наш взгляд, что, оставаясь всецело верным учению нашей Церкви, Николай Николаевич в этих сочинениях умел затронуть многие такие стороны жизни, которые, имея высокий современный интерес, оставались как бы вовсе незамеченными нашими богословскими системами. Размеры журнальной статьи не позволяют нам подробно излагать мировоззрение Н. Н. Неплюева, и мы ограничимся уже сделанным конспективным очерком, а теперь обратимся к тем статьям покойного, где он изображает современную действительность в её несоответствии идеальным основам жизни. Это, как мы ранее сказали, второй главный предмет сочинений Николая Николаевича. Отличаясь проницательным умом, чутким сердцем, сознательной верою в Христа и Церковь Его, горячею убежденностью и неподкупной честностью, Николай Николаевич с несравненной силой рисует весь разлад между христианскою жизнью и идеалом и выносит суровый, но справедливый приговор современной действительности. Уже было кратко упомянуто в нашей статье о том, что сознание этого разлада и его преступности служило главным стимулом для попыток Н. Н. Неплюева организовать жизнь в Трудовом Братстве на новых началах. Мы тогда же обещались более подробно сказать о взгляде Николая Николаевича на нашу современную жизнь и теперь сделаем это, сделаем тем охотнее, что именно критика современной действительности покойным и давала повод обвинять его во всевозможных преступлениях против церковного учения. С своей стороны мы, напротив, но можем не выразить удивления, как мог Николай Николаевич, при всей остроте и силе своей критики различных сторон нашей современной жизни, неизменно всегда оставаться верным авторитету Церкви, проникнуться духом её учения и жизни, осмыслить все формы её жизни. Нередко, когда читаешь изображение Н. Н. Неплюевым ужаса современной мнимо христианской жизни, встают в мысли образы этой жизни графа Л. Н. Толстого. Но в то время, как последний готов в этой лжи нашей жизни винить саму Церковь, Н. Н. Неплюев в последней именно и видит единственный путь к спасению и возрождению жизни на истинно христианских основах. Само собою понятно, что невозможно и пытаться передать даже в общих чертах всего написанного Н. Н. Неплюевым по вопросу о лжи современной христианской жизни. Мы ограничимся лишь наиболее важными сторонами личной и общественной жизни, затронутыми усопшим.

Если христианство есть религия любви, и жизнь христиан должна быть проникнута любовью так же, как свет проникает воздух, то ясно, что в основе всех ненормальных явлений лежит одно центральное: отвержение верховного закона братолюбия при свете любви к Богу. Это величайшее преступление против Бога Живого, Христа Его, вечной истины правды Их и Церкви Их. Если любовь к Богу есть закон единомыслия и единодушия с Ним, то, отрицая этот верховный закон, делают невозможным такое духовное единство, без которого недоступны ни понимание истинной жизни, ни любовь: не быть единодушным с высшею любовью значит быть злым, стать безблагодатным, чужим Богу по духу, не быть Его достоянием, но лишь стремиться сделать Его достоянием своим, покровителем нашей греховности и пособником в наших делах⁸¹. Христианство у нас исповедуется устами, но не сердцем. Оно объявляется неосуществимой, прекрасной утопией⁸², но этим только свидетельствуется основное неверие наше в Живого Бога – Любовь, совершается торжественное отречение от веры в Бога и Христа Его. „Для кого же приходил Сын Божий на землю? – в благородном негодовании спрашивает Николай Николаевич, для кого говорил слова вечной истины? Если мы осмеливаемся утверждать, что Он ошибся, что учение Его и молитва, завещанная Им, неприложимы к современным обстоятельствам жизни или непосильны для нас, зачем же мы лжем, называясь христианами, зачем же строим христианские храмы, обучаем детей закону Божию?.. Как еврей побивал пророков, поклоняясь гробам их, и требовал распятия Христа, о Котором благоговейно читал мертвящую букву пророчеств, так и мы поклоняемся иконам и мощам святых, обкрадывая и осмеивая в жизни идеалистов, подобных им, читаем на распев букву Апостола и Евангелия в церквах наших, называя в жизни наивной утопией завещанное нам... христианское братство и трезвою практичностью ежеминутно распинаем Христа „по обычаю мира сего“ под сению креста Его. Довольно притворства, политиканства, наглой хулы на Духа Святого! Если мы не верам во истину Царства Божия и правды Его..., не будем лгать перед Богом и людьми..., скажем честно, что мы не христиане и перестанем глумиться над Богом“⁸³. „Горе вам лицемеры христианства, признающие Бога Небесного, а в жизни, поклоняющиеся золотому тельцу, чреву, славе и другим кумирам, „елика на земле низу“⁸⁴.

Итак, измена Христу, отвержение верховного завета Его миру – вот основа всего ужаса современной жизни, именующейся христианской. И с этой точки зрения Н. Н. Неплюев смотрит на жизнь современной церкви и государства и всюду видит это отвержение Христова учения, жизнь по обычаю мира сего. Как мы упоминали, в основу своего отношения к Церкви Николай Николаевич полагает верность всему её учению. Вот как сам он говорил

об этом уже накануне своей кончины. „В настоящее время... многие легко изменяют родной Церкви под всевозможными предлогами... Никакой новой веры я не изобретал. Единением с Церковью Православной, к которой принадлежу, высоко дорожу... Именно верность Церкви, признание верховного авторитета Главы её Христа и долг повиновения верховному завету христианского Откровения... и привело меня на путь любви к Богу всем разумением и заложило в совесть мою потребность жизни по вере, действующей любовью. Во Христе – полнота Откровения, но не почил Бог Дух Святой от дел своих, не мертва, а жива Церковь Божия, возрастает дерево христианства, вскисает святая закваска благодати“⁸⁵. Все сочинения покойного Н. Н. Неплюева проникнуты этим благоговейным чувством в отношении Церкви Христовой, но он справедливо говорил, что это благоговение не может мешать трезво отнестись к действительности, так как святость церкви не зависит от ошибок её представителей и членов. И окидывая общим взглядом жизнь нашей русской, горячо любимой усопшим, церкви, он видит и в её жизни ослабление животворящего духа любви и через это недостаточное исполнение великой церковной миссии⁸⁶. Констатируя верность нашей Церкви истине, Н. Н. Неплюев находит, что церковь православная открывает возможность всем её членам познавать истину и жить в единении с высшею правдою жизни⁸⁷, но в то же время указывает проникновение в недра нашей церковной жизни многого, чуждого закону любви Христовой. Как в личной жизни Бог оставил свободу следовать добру и злу, так и на лоне поместных новозаветных церквей свободно может проявляться злая воля. И она действует, когда называющиеся членами её „упорно отвергают единый верховный завет христианского откровения, упорно предают поруганию правду Христову, оправдывая зло, признавая нормальным явлением антихристианскую рутину жизни... и громко обзывая правду Божию – неосуществимой утопией“⁸⁸. Результат этого в современной церковкой жизни на лицо. Молчаливое отвержение верховного завета христианского откровения – омертвило ее, обратило в неупорядоченную груду буквы мертвящей. Вера для громадного большинства перестала быть светом разума. Вере предпочитают самые несостоятельные философские доктрины, самые нелепые суеверия, самые глупые, злые и подлые программы жизни. Одни явно отпадают от веры, становясь врагами веры и церкви поместной; другие впадают в религиозный рационализм, изменяя верховному закону любви; третьи молчаливо и безсознательно становятся чуждыми вере всем складом ума, симпатий и жизни, продолжая называться православными христианами и тем особенно вредя вере и церкви; четвертые перестали даже понимать, что в жизни Христос и что Варавва, что добро и что зло, перестали верить в разумность и силу добра, уверовали в разумность и силу зла, стали против Бога на сторону сатаны. „И повинны в этом не только миряне, но я духовенство, среди которого встречаются все виды этих разновидностей, отпадших от веры, клевещущих на Церковь. Среди самих пастырей церкви встречаются на каждом шагу люди, громко высказывающие свое непонимание животворящего духа веры, то явным предпочтением буквы мертвящей, то полным безразличием к добру и злу, то явным сочувствием злу и злым путям“⁸⁹. Религиозная жизнь громадного большинства верующих сводится на более или менее точное выполнение буквы церковной обрядности и в лучшем случае верности букве православных догматов и церковных канонов...; с народа, как непрочная позолота, сходит его пресловутая „простая вера“, а с интеллигенции давно сошли и последние признаки непрочной позолоты его веры не простой. Теперь начинает сходить и с духовенства непрочная позолота его „казенной“ веры во всякую букву... мертвую и мертвящую в отсутствия животворящего духа верности живой, разумной и святой любви. Приходы распылены, стали фикцией, административными терминами... Иссякла любовь, иссяк и дух соборности, иссяк и дух братства; никакой духовной связи в громадном большинстве приходов между пастырем и пасомыми не существует ⁹⁰. Преподавание закона Божия сводится к зазубриванию буквы отдельных фактов и молитв, не давая ученикам ни малейшего понятия о христианском мировоззрении, не упорядочивая умы, не дисциплинируя сердца любовью, не научая разумному пониманию христианской правды жизни. Все сводится, благодаря все тому же преступлению молчаливого отвержения животворящего духа Откровения, на безсодержательную схоластику, совершенно неприменимую к живой жизни живых людей. Результат на лицо: школы выпускают не сознательных христиан, а сознательных атеистов⁹¹. „Естественно, что слишком часто отсутствует животворящий дух любви и в христианских храмах, богослужение принимает характер чародейства, духовенство превращается в кудесников и заклинателей. Часто храм – школа схоластической мудрости...; очень редко богослужение – праздник живой любви. Удивительно ли, что вера оклеветана до такой степени, что мирятся с нею люди глупые и жестокие, что врагами её часто становятся люди сравнительно добрые. любовь которых возмущается мраком и злобою этого организованного человеконенавистничества, не возвышаясь до света и любви, радости и свободы веры в Бога истинного. в Бога-Любовь⁹². На топе современной церкви господствует форма, вместо духа жизни. Потрясающими, но верными, по существу, чертами изображает Н. Н. Неплюев это ужасное зло, проникшее в жизнь нашей церкви н широко в ней распространенное. На лоне христианства остаются ветхозаветными законниками, книжниками, фарисеями, и саддукеями... Вера не только не становится светом разума, но и совсем упразднена настоящим фетишизмом культа кумиров „елика на земле низу“, под видом многообразной мертвящей буквы, точное знание и точное соблюдение которой будто бы и гарантирует правоверие и дело вечного спасения... Малейшее пробуждение церковного самосознания, малейшее озарение ума и сердца светом разумения животворящего духа веры... неизменно признается вредными новшествами... Конечно, и в жизни при таких обстоятельствах никакого христианства нет, никакого духовно-нравственного влияния на прихожан быть не может... Все сводится исключительно на „требоисправление“, изучение и соблюдение „буквы мертвящей“ ... Совесть усыплена, Живой Христос обращен в бездушного кумира, вера из правды жизни низведена до лжи христианской буквы, прикрывающей собою чисто языческий склад умов, сердец и жизни“⁹³.

Такова в общих чертах грустная картина современной русской церковной жизни, рисуемая Николаем Николаевичем, человеком, который не раз заявлял, что он верный преданный сын Церкви. „По чистой совести заявляю, говорит он в одном месте своих сочинений, что сознательно предпочитаю православие и протестантству, и католицизму, к которым не питаю даже симпатии... Что же касается до западноевропейского свободомыслия..., то я не только ему не сочувствую, но могу назвать себя самым убежденным врагом его“⁹⁴. „Будучи верным сыном Церкви православной, я признаю и с величайшим уважением отношусь ко всем её догматам, авторитету и правам священной иерархии, равно как и к установленному ею чину богослужения и обрядности... Высоко дорожу союзом мира и любви со всею Церковью Православной... По долгу верности Православию не могу считать возможным противополагать Церковь Православную Вечному Главе её – Христу, ни учения Церкви Православной – заветам Спасителя мира, и потому всегда считал, считаю и буду считать, что Церковь православная, оставаясь верной „Краеугольному Камню Своему – Христу“, не отклонила высшей заповеди Его – царственного закона любви, не развенчала эту заповедь..., по долгу верности Церкви православной и по логике церковного самосознания не могу не исповедовать громко, что благо Церкви поместной, нашего отечества и всего человечества... зависит от того, насколько честно и стройно осуществляется в жизни нашей этот высший царственный закон о любви к Богу и нелицемерного братолюбия“⁹⁵.

Как ни тяжела сознанию верующего картина расстройства церковной жизни, нарисованная Н. Н. Неплюевым, но едва ли совесть позволит обвинять за мрачные краски художника, нарисовавшего эту картину. То, что говорит Николай Николаевич, сознается каждым, живущим интересами Церкви, но за то далеко не каждым сознается долг вместо враждебного осуждения церкви поместной н её иерархии положить свою жизнь, все силы ума и сердца на попытки возродить церковную жизнь в духе заветов Христовых, не внося вражды и раздора в церковную жизнь и не требуя ломки её современной организации. Н. Н. Неплюев не верил в возможность возрождения церковной жизни при посредстве одной внешней замены существующего строя её управления другим. Хотя он возлагал большие надежды на предстоящий собор русской церкви и верил в возможность его благотворного влияния на жизнь русского народа⁹⁶, но все же всю ответственность за существующее и надежду на будущее Николай Николаевич возлагал на всю церковь. Он с силой обличает попытки объяснить недостатки церковной жизни ссылками на недостоинство пастырей⁹⁷ и светлое будущее церковной жизни видит только в ревностном стремлении самих членов церкви организовать жизнь на началах следования учению Христову.

Если таким образом в самой церковной жизни преступление молчаливого отвержения верховного закона любви привело к тому, что полноте жизни, всегда заключенной в Церкви Христовой, остается чуждо громадное большинство называющих себя православными христианами, то о других областях жизни нечего и говорит: в них полновластно царят языческие правы и убеждения. Именно православие должно было стать основою русской государственной жизни, делая последнюю светом мира и солью земли. Но отсутствие церковного сознания в одних и крайнее искажение его другими мешает и доныне православию стать живою правдою жизни русского народа. „Православие стало буквою, лишенной своего животворящего духа, только начертанием на русском знамени, буквою лживою по отношению ко всем тем русским людям, которые не стали ни умами, ни сердцами, ни жизнью достоянием Божиим“⁹⁸. Пораженный ужасами всего пережитого в последние годы, Николай Николаевич сознал, что горячо любимую им родину „только враги в насмешку могут назвать Святою Русью“⁹⁹, так как везде, в ней „мерзость запустения на святом месте¹⁰⁰. И это сознание, такою безмерной скорбью поражавшее покойного перед его кончиной, не явилось как бы неожиданным откровением для него, но было тем ужаснее, что относилось к предсказанному им как исполнение его пророчества. Еще гл. начале своей литературной деятельности, в ряде живых статей Николай Николаевич рисовал жизнь русского государства и общества и с силой раскрывал страшные язвы её антихристианского строя. Уже тогда он чувствовал, что жизнь русская идет по гибельному пути и накануне своей кончины сознал, что она уже пришла на край гибели¹⁰¹

Самым непосредственным и доступным наблюдению проявлением внутреннего духа народной жизни служит культура, как духовная, так и материальная. Н. Н. Неплюев не враг культуры. Напротив, в ней он видит орудие истинно христианского прогресса жизни и не раз полемизирует с гр. Л. Н. Толстым, защищая необходимость стройной организации государственной жизни и ценность плодов культуры. Но обращая внимание на то направление, на тот дух, каким живет последняя, Николай Николаевич в ярких и сильных чертах, рисует её противохристианскую сущность. Остановимся несколько подробнее на характеристике современной интеллектуальной, эстетической и материальной культуры в сочинениях Н. Н. Неплюева.

Интеллектуальная культура по его воззрениям занимает в жизни человечества самое видное место, как потому, что разум есть свойство нашего богоподобного духа, Божий талант, который мы призваны развивать, так и по необходимому влиянию литературных произведений на нравственное развитие личности и общества. Но мы уже знаем взгляд Николая Николаевича на разум. Он не должен заменить собою веры в Бога-любовь. Разум господствует над ощущениями и все знания наши „основаны на впечатлениях, воспринимаемых нашими органами чувств“ ¹⁰². Конечные причины мировой жизни остаются за пределами тесной области, доступной научным исследованиям. Только божественное откровение говорит о конечных причинах, и вытекающих из них разумном смысле жизни мира в земной жизни человечества, решая при этом и роковой вопрос о том, как жить разумно. И поэтому, наука полезна и заслуживает великого уважения, пока она, оставаясь верной себе, знакомит нас с экономией земного мира и дает нам понимание того, как пользоваться свойствами тел и силами природы для достижения разумных целей, избираемых свободной волей разумного духа. Наука становится вредна и смешна, когда, строя смелые гипотезы, не имеющие достаточного научного основания, она берется решать недоступные для неё мировые вопросы. „Сказать: наука доказала мне, что нет разумного Бога... что Христос ошибался, говоря о целях жизни и обманывал, называя Бога Отцом... так сказать нельзя, ото ложь во всяких устах, клевета на науку“¹⁰³. Подробно и серьезно обосновывая ту мысль, что честная научная работа не может прийти в коллизию с откровенной истиной, Николай Николаевич безотрадно смотрит на современное направление научного образования и литературы. В школах детям и юношам не только ничего не дают для утверждения их ума в основах христианской истины, но напротив, дурным преподаванием закона Божия на всех ступенях школьного образования скорее погашают и то религиозное чувство, с каким дитя приходит в школу из семьи. Уроков по закону Божию мало, самый предмет занимает приниженное положение, преподается формально, а все время учащихся отдано изучению различных отраслей научных знаний, постоянно отрываемых от духа жизни во Христе¹⁰⁴. И начатое в школе довершается потом в современной научной литературе. Честных в научном отношении трудов сравнительно мало и. рассчитанные на солидную научную подготовку читателей, они не имеют широкого распространения. Царит не наука, а т. н. популярная научная литература, характернейшей чертой которой является самозванство, стремление дать ответ на мировые вопросы с видом всезнайки-шарлатана. Основываясь на какой-нибудь научной сказочке, выдают за непререкаемую истину то, что вовсе не мирится с христианской верою, прямо или косвенно направлено к отрицанию веры в разумного Бога и наше богоподобное существо и что не имеет в то же время ровно никакого научного основания¹⁰⁵. Прямым оружием против этой зловредной мнимо научной литературы должна бы явиться, по мысли Николая Николаевича, литература духовная. Но она далеко несовершенно исполняет свое назначение. Общество относится несимпатично к богословской литературе уже по тому одному, что образованное общество мало интересуется вопросами о Боге и духе, в своем увлечении идеями материализма. Этому же содействуют недостатки самой духовной литературы: издается „масса компиляций, низводящих самую истину до уровня безсодержательной риторической фигуры“. Одни богословы „не имея живой веры, принимают за веру свои схоластические познания по теологии; сочинения их похожи на раскладывание теологического пасьянса... и они воображают, что служат религии, делая невообразимые натяжки для примирения Божественного Откровения с последней научной сказочкой... Другие... все опошляют и способны довести до уровня никому не нужной исторической справки то, что имеет вечное, непреходящее значение... они выгораживают преступный для христиан современный строй жизни и дают возможность фарисеям наших дней самодовольно оставаться гробами разукрашенными“¹⁰⁶. Только проблески возрождения духовной литературы виднелись Николаю Николаевичу, а в. настоящем она представлялась ему вовсе почти безценной в деле пробуждения религиозного самосознания. Если детская и народная литература еще не стыдятся говорить о Боге и Церкви, то все это делается редко искренне и убежденно, притворно серьёзным тоном. Громадное множество книжек этой литературы – бездарны и нелепы. Претендуя на православный образ мысли, они разносят самые пошлые суеверия и водворяют в умах простого народа настоящий хаос на место строгой простоты вечной истины¹⁰⁷. Наиболее распространенный вид литературы – беллетристика, является, по мысли Н. Н. Неплюева, зеркалом жизни, отражающим ее наиболее ярко и наглядно. И соответственно господствующему антихристианскому направлению жизни писателей антихристов гораздо более, чем христиан. И это гибельно отражается на обществе; „писатель неверующий – по мысли Николая Николаевича – непременно вреден, безсознательно окрашивая жизнь ложной краской своего заблуждения, незаметно вливая в ум читателя отраву привычки думать не по христиански, навязывая ему свой ложный склад ума; при том тем более вреден, чем более талантлив, чем более способен ослепить ум читателя, очаровать его воображение, искусно заслонить от него правду, внушая веру и любовь к тому, что ложь. Много литературных кумиров должно быть отнесено к разряду этих врагов Бога и Христа Его, противодействовавших – одни сознательно, другие безсознательно – делу созидания Царства Божия! Много вышних памятников, воздвигнутых этим верным слугам антихриста, останутся памятниками узкой национальной гордости и равнодушного неверия в Бога“¹⁰⁸. Полезными могут быть признаны только произведения, проникнутые истинно христианским духом; талант не заслуга – это дар Божий. Если писатель употребляет свой талант во зло или легкомысленно растрачивает его, не справедливо ставит памятник злому рабу, зарывшему талант в земную грязь, когда он мог излить так много благ, пролить так много светлых дум и увлекательно прославить имя Бога¹⁰⁹. И большая часть талантов теперь остаются именно талантами, зарытыми в земную грязь¹¹⁰. Наиболее поражает cсознание отсутствие чистоты в современной литературе. Множество прославляемых писателей занимаются записыванием протоколов „скотоподобных проявлений жизни скотоподобного человека“¹¹¹. Эти писания вредны чрезвычайно, разжигая грубые страсти, поддерживая болезненную чувственность, заставляя читателя мысленно переживать такие нравственные падения, до которых ни жизнь, ни собственное воображение его бы не довели¹¹². Писателей христиан мало, очень редко встречаются изображения того, что пожег порадовать христианина, все человечество представляется в виде „совершенно однородных, низменных, пошлых, безличных, безответственных, скотоподобных существ“, которым писатели точно стараются доказать, что они имеют разумное основание „глумиться над теми, кто в свое скотоподобие не верит и вести скотоподобную жизнь не желает“¹¹³. Н. Н. Неплюев был далек от крайности в своем требовании христианского направления литературы. Он прямо говорит, что христианин писатель не обязан идеализировать жизнь, может рисовать ее такою, какою она ему представляется. Но он не может сочувственно относиться к изображаемому злу, игнорировать или даже глумиться над добром¹¹⁴. „Веруя во Христа нельзя не признать ложью всё то, что несогласно с вечной истиной, нельзя мириться с ложью и злом, в какую бы заманчивую форму они ни были облечены¹¹⁵. И в хаосе антихристианской литературы Н. Н. Неплюев видит лишь бледные силуэты нового типа писателей – искателей Христа. Попытки их робки, но всё же это искание Христа вызвало уже отрадное явление, и в беллетристике „начинают чаще появляться повести и романы с сочувственным отношением к жизненным явлениям и людям, симпатичным для христианина¹¹⁶. Мало утешительного, наконец, видит Николай Николаевич и в современной периодической литературе. „Все наиболее читаемые журналы и газеты говорят, думают и чувствуют не по-христиански, а так, как христианин ни говорить, ни думать, ни чувствовать не может¹¹⁷. Неудивительно поэтому, что на одном из первых мест в программе Всероссийского Братства Н. Н. Неплюев, как мы уже видели, ставит издание журнала и газеты „Вера и Жизнь“, равно как издание книг и брошюр, пробуждающих христианское и государственное самосознание. Но и независимо от того, будут основаны эти органы христианской мысли или нет, каждый образованный христианин не может не чувствовать теплой благодарности к самому усопшему Н. Н. Неплюеву за то литературное наследство, которое он оставил русскому обществу. Богу известно, будет ли благоденствовать основанное покойным Трудовое Братство и возродится ли Братство Всероссийское, но написанное Николаем Николаевичем, глубоко верим, долго будет будить христианскую мысль и совесть и уже не далеко, думается, то время, когда наша официальная богословская критика сумеет отрешиться от сословного и школьного самолюбия и признает великую заслугу Н. Н. Неплюева перед русскою богословской литературой. Во всем Николай Николаевич оставался верен себе: он не только произнес справедливый суровый приговор над направлением современной богословской литературы, но и дал опыт увлекательного, глубоко продуманного и всестороннего изложения основ христианского жизнепонимания. По цельности впечатления, свежести мысли, верности откровенной истине и Церкви сочинения Н. Н. Неплюева могут быть поставлены на ряду с сочинениями таких выдающихся мыслителей, как А. Хомяков и В. С. Соловьев, и если в сочинениях Н. Н. Неплюева больше спорного, то быть может прежде всего потому, что он не только христианский мыслитель, развивавший последовательно христианскую истину в теории, но и практический церковный деятель, проверявший каждое слово опытом жизни созданного им Братства, что своеобразно отражалось и на самом изображении цельного христианского мировоззрения.

В тесном родстве с культурою интеллектуальной находится и другой род культуры – эстетической, выражением которой служит искусство. Вопросу о направлении современного искусства и его влиянии на процесс созидания в человечестве Царства Божия посвящена Н. Н. Неплюевым обширная статья, рассматривающая различные виды искусства и оценивающая их современное направление с христианской точки зрения. В общем, взгляд Николая Николаевича на современное искусство близко примыкает к его взгляду и на современное просвещение. Художников христиан так же мало, как и христианских писателей. Поэтому и современное художественное творчество в его целом не служит целям созидания добра в жизни, но является чувствительным тормозом в деле водворения на земле Божьего Царства, окрашивая жизнь колоритом языческого понимания её цели и назначения. Художники в этом случае являются истинными детьми своего времени, а их произведения точным зеркалом, отражающим весь ужас современного хаоса антихристианских мыслей и чувствований. Так, живопись, имеющая прямым назначением вводить зрителя в понимание красот природы и премудрости Мироздателя, равно как открывать в доступных образах глубину внутренней духовной человеческой жизни, в конкретных образах представлять идеи добра и зла, с целью привлечь к первому и оттолкнуть от второго, в целом вовсе извратила свой путь. Если еще пейзажная живопись, пока к ней не примешивается жанровый элемент, не позволяет художнику, желающему остаться верным природе, внести в свои произведения опошляющий элемент¹¹⁸, то в остальных видах живописи со всею яркостью и неприглядностью выступает антихристианский, материалистический склад ума и настроений. И здесь Николай Николаевич отмечает две выдающиеся характерные черты современной живописи. Первое – это любовное отношение к пороку и пошлости¹¹⁹, создающее особый тип живописи в форме юмористической идиллии в тоне благодушного весельчака. Зло жизни в этих произведениях так перемешано с симпатичными, подкупающими сторонами, что вместо слез и горячей ревности о добре вызывает снисходительную улыбку, когда изображение зла приводит в радостное настроение, а человек, в котором это зло проявляется, оказывается в виде забавной игрушки. Подобные произведения проникли всюду, „утомляя своим назойливым хихиканьем и грубой пошлостью в витринах магазинов, на стенах гостиниц и частных домов, на страницах иллюстрированных изданий, окрашивая современную жизненную обстановку тем пошлым колоритом легкомысленной оперетки и грубого балаганного фарса, который, к сожалению, так верно передает духовное настроение злых демонов и пошлых фигляров“¹²⁰. И такое направление живописи имеет глубоко опошляющее влияние. „Новые поколения растут среди этого гомерического хохота, привыкая относиться игриво и к пороку, и к любви, к тому, что для христианина должно быть постыдной скверной и к тому, что для христианина должно быть дорогою святыней. Когда ужас осмеян, и святыня поругана, нет места спокойному достоинству христианского настроения духа, не может человек ни думать, ни чувствовать по-христиански; храм духа обратился в балаган... Как убивают время, так убивают и жизнь. Весело убивать время – вот игривая философия Хама, но игривое выражение может заключать в себе грозную правду, и добродушные весельчаки, играя словом „убивать“, может быть произносят над собою страшный приговор“!¹²¹. Вторым характерным и в то же время ужасным признаком содержания произведений современной живописи является порнография. „Если порнографы писатели превратили романы, повести и рассказы в учебники по порнографии, то порнографы художники успешно поставляют объяснительные рисунки к этим учебникам, нечто вроде учебных пособий по порнографии¹²². Это сочувствие порнографии современного общества „есть явное, торжественное отречение от христианства“¹²³, и порнографические произведения, вредны, пробуждая жадное стремление к мясу, подменяя в собрании людей святое чувство любви скверной похотью животной жадности¹²⁴.

В сфере современного музыкального искусства Николаю Николаевичу предносится более радостная перспектива в смысле облагораживающего влияния музыки на человечество. Первым залогом этого служит в инструментальной музыке свобода выводов и самого понимания, как исполнителя, так и слушателя¹²⁵. Лично Николай Николаевич горячо любил музыку, сам написал довольно много музыкальных произведений, отвел музыкальному образованию видное место в своих христианских школах и всегда говорил о значении музыки с горячим увлечением¹²⁶, поставляя на самое высокое место и усвояя самое благотворное влияние, в частности, церковному пению¹²⁷. Но пошлое, антихристианское настроение общества и самих композиторов положило свою ясную печать и на этот благородный вид искусства, особенно, конечно, на музыку вокальную и на театр, с его комментариями слова и сцены. Романсы всецело отвечают своим содержанием современной поэзии: в них все говорится о любви не так, как может говорить о ней и понимать ее христианин¹²⁸. То же и в театре. „Христианин очень редко может отдаться влиянию оперной музыки, переживая те чувства, какие навязывает сцена, не изменяя в то же время своим христианским убеждениям и симпатиям... Для того, чтобы безмятежно наслаждаться оперными представлениями, чувствуя гармоническое единство между собственным настроением, звуками музыки и комментариями сцены, переживая в воображении то, что симулируют актеры, необходимо, за малыми исключениями, быть сознательным врагом христианства, или наивно воображать себя христианином, не умея ни думать, ни чувствовать по-христиански“¹²⁹. Что же касается оперетки, то „это – соединение порнографии, грубого юмора и юмористической идиллии со звуками музыки, выражающей соответствующие чувства... Оперетка – это целый, довольно систематический курс обучения тому, как не только заглушить в себе привычку думать и чувствовать по христиански, но даже способность воспрянуть духом во всю остальную часть земной жизни... Это очень практичная мера для застрахования себя на все время земной жизни от вдумчивости и укоров совести¹³⁰. Такова безотрадная картина современной „духовной“ культуры в представлении усопшего Н. Н. Неплюева. Само собою разумеется, что мы в немногих словах не могли передать его взглядов во всей полноте и силе изображения. Считаем нужным только еще раз сказать, что Николай Николаевич был чужд крайности отрицания культуры и её великого значения. „И искусство и наука – говорил он – и вся совокупность жизненных явлений, объединяемых в общем понятии „цивилизации“, не может быть названа ни абсолютным добром, как то делают современные идолопоклонники... не может быть названа и абсолютным злом, как то делают граф Толстой и его последователи. Все это может быть и величайшим добром и величайшим злом, сообразно с тем, каково духовное настроение большинства человечества, куда направлено изволение духа свободного и разумного“. И „только тогда, когда человечество ясно поймет, что ни науки, ни искусства, ни вся цивилизация во всей своей совокупности не могут заменить собою абсолютной истины Божественного Откровения и что современное поклонение им столь же неразумно и постыдно, как и грубый фетишизм самых наивных дикарей; что вся разница в этом отношении заключается лишь в том, что дикари наивно поклоняются деревянным кумирам, вытесанным собственными руками, а цивилизованное человечество наивно поклоняется отвлеченным кумирам, порожденным собственным умом и воображением, ожидая от них великих и богатых милостей; только тогда, когда, устыдившись своего безумия, человек сознательно надеть во арах перед величием Бога Единого, Живого, Всеблагого и Разумного, уверовав в Него живою верою до вдохновения дерзновенной любви к Нему, до искреннего желания жить по вере и творить волю Отца Небесного, сообразуя и мысли, и чувства и каждый шаг повседневной жизни с поведанной нам Божественным Откровением вечной истиной правды Божией, только тогда он внесет отблеск вечной правды и в науку, и в литературу, и в искусства и они станут высокополезными орудиями правды и добра, высокополезными рычагами при созидании Царствия Божия и правды Его“¹³¹.

Переходя от наблюдения современной духовной культуры к законам современной же культуры материальной, Н. Н. Неплюев рисует потрясающие картины разлада современного капиталистического строя жизни с началами христианской любви. В целом ряде статей¹³² изображается ужас современного уклада материальной жизни, изображается с такою яркостью, силой, убедительностью, правдивостью и живым искренним чувством негодования к неправде жизни и любви к ближним, что без колебания можно отнести эти статьи к числу лучших из всего, написанного покойным. Мы здесь лишь укажем основные пункты высказанного им по вопросу о ненормальности того направления, на котором утверждается и движется вперед материальная культура. „2000 лет тому назад Спаситель мира научил нас говорить: „хлеб наш насущный даждь нам днесь“. В этих двух словах нам и насущный заключена глубина божественной мудрости... Слово нам означает солидарность сынов Божиих, любящих друг друга, означает неизбежность для искренних христиан экономического братства, приобретающего средства к жизни... путем дружной совместной деятельности..., а не зверскою борьбой на пользу своего кармана... Слово насущный означает обязанность для искреннего христианина ограничивать до крайности свои потребности... без чего нельзя, любя ближнего, как самого себя, доставлять ему возможность удовлетворять... насущные потребности, а неизбежно вымогать у ближнего куски черного хлеба, чтобы утопать, среди голода и нищеты, в избытках преступной роскоши“¹³³. Так нас научил думать, говорить и поступать Христос Спаситель, но человечество не поверило этому слову Его и устроило жизнь на основе другого принципа: вместо братства в жизни, на основе единства в труде и пользования плодами его царит зверский рукопашный бой; а вместо самоограничения – жажда наживы. Люди променяли любовь на деньги, обзывают христианство „наивной утопией“ – или поступают совсем уже неразумно: продолжают считать себя христианами, ежедневно машинально повторяют слова молитвы Господней „хлеб наш насущный даждь нам днесь“, а на деле ежедневно противоречат каждому слову того, что просят у Бога... Сознательные и безсознательные враги Бога и Христа Его с трогательным единодушием признают себя умнее и практичнее Спасителя мира и е полным убеждением заявляют, что так жить, как жить советовал Он, нельзя“¹³⁴. Современное человечество не вняло призыву ограничивать свои потребности; оно предпочло свободе от излишних потребностей духовное рабство невыносимо осложненной жизни „доразвившейся путем эволюции до каторги капиталистической цивилизации“¹³⁵. Число „потребностей“ поразительно возрастает. Всякая новая потребность становится привычкой, удовлетворение которой не доставляет радости, а неудовлетворение – влечет реальные страдания, хотя бы это была уродливая, искусственно привитая привычка, вроде глотания ядовитого дыма. И это нарастание потребностей, не увеличивая сумму счастья в жизни человека, ослепляет его жизнь, заставляет человека делаться все более и более рабом собственных привычек и ведет все к большему столкновению людских интересов. И теперь, вместо братского единения христиан на земле полновластно царит каторга капиталистической цивилизации. „Капиталистический строй не идиллия, а зверский рукопашный бой..., который с любовью к ближнему ничего общего не имеет и иметь не может“. Интересы капиталистов и представителей труда всегда диаметрально противоположны, так как повышение заработной платы всегда невыгодно капиталисту, и наоборот: уменьшение заработной платы выгодно капиталисту и не выгодно трудящемуся, требуя уделять все время на труд физический и не иметь его на возможность жить духовно. Отсюда происходит такое печальное явление, что уменьшение заработной платы, а следовательно, и выгод капиталистов „находится в прямой зависимости от степени народной нужды... Капитал дает наибольший процент именно там, где массы рабочего люда наиболее нуждаются. Небо капитализма наиболее безоблачно там, где тяжелый груд до того поглощает человека, нищета до того гнетет, что... народ прозябает во мраке. Напротив, там, где... обстоятельства заставили увеличить заработную плату, уменьшить число рабочих часов... на небе капитализма накопляются грозные тучи... и выражается определенная вражда между представителями труда и капитала“¹³⁶. Всюду в отношениях представителей этих двух классов царить холодный эгоизм, взаимное недоброжелательство, злобная завистливость. Яркими и правдивыми красками рисует Николай Николаевич ужасные результаты капиталистического строя я для бедных и для богатых. Первые положительно прозябают духовно на фабриках и заводах, их всеми силами стараются обратить в безсловесных животных, губят физическую силу, развращают духовно, за одно губят тело и душу детей¹³⁷. Грустно и нравственное положение капиталиста. Апологеты капитализма стараются указать источник происхождения капитала в добродетелях трудолюбия и бережливости. Н. Н. Неплюев безнадежно разрушает лицемерие таких моралистов и доказывает со всею убедительностью, насколько „невозможно при настоящем строе жизни трудолюбивому христианину отложить копейку на черный день“, когда его окружает вопиющая нужда, а сердце еще не окончательно очерствело. „При современном антихристианском, капиталистическом строе экономического быта для того, чтобы бедный человек мог безбедно прожить и отложить копейку, нужны не христианские добродетели, каковы трудолюбие и бережливость, а гнусные с христианской точки зрения пороки, каковы: корыстолюбие, скупость и особенно непоколебимая жестокость¹³⁸. Отсюда ясна вся безнравственность для богатых людей утопать в роскоши среди моря нищеты¹³⁹, и все противоречие капитализма с его принципом мнимо свободной конкуренции началам христианской жизни. „Не христианин тот богатый, кто может чувствовать себя счастливым среди несчастных; не христианин и тот бедный, кто завидует богатому соседу. Где же вы, современные христиане? Где вы, искренние последователи любвеобильного Богочеловека? Не христиане мы; мы узурпаторы, мы недостойные самозванцы святого имени Христа“ ¹⁴⁰. И „мы непременно будем красть и отнимать друг у друга хлеб насущные на пользу себе и своему потомству, пока не будет любви между нами, той братской любви искренних детей Божиих, которая дозволит нам собраться в трудовое христианское братство, чтобы путем дружной совместной деятельности на пользу общую приобретать хлеб насущный, не теряя любви и уважения друг к другу“¹⁴¹.

Нам нет нужды повторяться и говорить о постепенном переходе в экономической жизни от ада капитализма к стройной организации жизни на началах любви в Трудовом Братстве. Организация последних по мысли Н. Н. Неплюева – единственный реальный и главное мирный выход из создавшегося невыносимого положения. К социалистическому движению Николай Николаевич относился крайне отрицательно и в предлагаемом им пути реорганизации жизни видел прямую противоположность тактике социализма¹⁴². И при этом интересно отметить, что очень несочувственно относился Н. Н. Неплюев и к современной филантропической культуре. Развитие последней – гордость современного человечества, тот кумир, поклонением которому на минуту и жертвою на копейку думают оправдать свое постоянное зверство на общей картине капиталистического строя. Николай Николаевич не жалеет красок, чтобы обнаружить всю непривлекательность современной благотворительности и полное её безсилие залечить язвы нищеты. По мнению его „безсистемная благотворительность даже вредна, убаюкивая совесть“... благотворительность еще „симпатична, когда это заплатка, которую с любовью к ближнему нашивает на его рубище тот, кто не может купить ему новое платье; но она несомненно гнусна, когда она служит подкупом общественного мнения или швыряет медные гроши со смехом шумного веселия“¹⁴³. И даже симпатичная благотворительность, „даже самая искренняя, основанная на чувстве сердечного участия, живой жалости – только паллиатив..., не организующий жизнь на началах добра и любви, но, напротив, часто вредный, усыпляя совесть, покрывая грязь и безобразие жизни цветами совсем неестественными... Это ребяческое отношение к делу любви, при котором любовь всегда останется украшением жизни, а не станет её основою. Это настоящее вливание вина нового в мехи ветхие. Следует ли из того, что не надо накормить голодного, одеть нагого или облегчить страдания больного? Конечно, нет. Все это дело живой любви. Не надо только успокаиваться на той малой степени любви, при которой довольствуются безсистемной помощью тем немногим, которых видят и тем немногим страданиям, которые непосредственно бьют по нервам нашим... Целая жизнь, самые большие состояния – ничто в деле вычерпывания этого моря зла и скорби... Серьёзное, практичное дело любви – стройное созидание жизни, отношений и труда на начале веры, действующей любовью“¹⁴⁴.

Мы изложили сравнительно подробно взгляд Н. Н. Неплюева на современную культуру, как на самое несомненное отображение того духа и настроения, какие царят в жизни современного общества. Но само собою разумеется, что эти антихристианские дух и настроение выражаются во всех сферах жизни и семейной, и общественно-государственной. В жизни семейной царит та же „мерзость запустения“, как и во всех других областях жизни¹⁴⁵. „Супружеская верность, без которой семья не существует в высших классах считается мещанскою добродетелью... Мещане... вероятно, охотно признают, что обвинение в этой добродетели по отношению к ним не более, как устарелый предрассудок. Что касается до чистоты нравов простого народа, везде, где мне ни приходилось жить, я с прискорбием убеждался, что это миф, распространяемый людьми, упорно желающими верить в действительность существования сельской идиллии“¹⁴⁶. Родители не признают за собою никаких нравственных обязанностей в отношении детей; последние не имеют ни малейшего разумного основания почитать своих родителей¹⁴⁷. Худые родители всячески и старательно развращают детей, наталкивая на зло и словом и делом¹⁴⁸. Воспитание детей, по существу, не христианское. Если в лучших случаях мать говорит дитяти о Боге и Христе Спасителе, приучает детей выполнять некоторые христианские обряды, то это не имеет доброго значения, а скорее злое при том ясном противоречии слова и дела, какие окружают ребенка¹⁴⁹. Чем впечатлительнее ребенок, тем тяжелее, болезненнее для его сознания этот разлад слова и дела и тем труднее ему найти опору своему религиозному чувству в условиях жизни семьи и общества¹⁵⁰. Еще меньше надежд на упрочение христианского настроения в школе от низшей до высшей¹⁵¹, и, окончивши образование, человек всецело погружается в современный хаос жизни¹⁵². живет её началами. По существу, эта „жизнь представляет из себя изумительное, сплошное отрицание христианства... Теперь христианин никогда не бывает христианином: не только в должности, на улице, у себя дома, но даже и в церкви христиане редко вспоминают о том, что они христиане, о том, чем должен быть, как должен жить христианин. Каждое слово, каждый шаг современных псевдо-христиан есть явное отречение от Христа и Его учения“¹⁵³. Такою же является и современная государственная жизнь. Все христианские государства стоят под знаменем Креста официально признают Божественное Откровение за абсолютную истину и единую основу жизни, как частной, так и общественной, государственной и международной. Но и здесь христианство остается только формою жизни, а не её духом. Самая сложность современных законодательств говорить об этом ¹⁵⁴, но всего яснее и ужаснее свидетельствует об этом современное положение России ¹⁵⁵. Здесь все искажено. Т. н. самобытные основы русской жизни: православие, самодержавие и народность в действительности вовсе искажены. Н. Н. Неплюев горячий защитник этой самобытности России и начал её жизни. Он глубоко верил, что эти именно начала отвечают правде Божией, и что, утверждаясь на них Россия может явиться светом для народов мира. Но в жизни современной России все искажено. Православие, как мы уже говорили, стало буквою и при том лживою по отношению к русским. „Правда самодержавия Божиею милостью не была понята, как обязанность для Монарха быть верховным ревнителем о правде Божией... в духе любви к Богу и народу, не была понята как конституция правды Божией, одинаково обязательная для царя, его сановников и всего парода, не была понятна, как соборность в деле государственном.... как того требовала основа православного христианства и верховный закон правды Божией. И русские люди перестали дорожить самобытной основою самодержавия Божией Милостью, идее соборности предпочли идею парламентаризма... Самодержавие не может осуществляться без духовного, сердечного единения между царем и народом, когда единению этому мешает средостение безответственной бюрократической олигархии... И русский народ несет на себе наказание великого преступления отвержения верховного закона православного христианства... Россия не стала ни светом мира, ни солью земли. Она стала посмешищем всех народов¹⁵⁶. Так же извращена и третья самобытная основа русской жизни – народность. „Христианский патриотизм состоит в том, чтобы желать для своей национальности, для своей родины, для своей церкви поместной стать светом мира и солью земли, первыми по степени осуществления правды Божией, наиболее достоянием Божиим“... При господстве такого настроения Россия поняла бы „нравственный долг свой перед всеми объединенными народами силой любви залечить раны, нанесенные присоединенным народам в период борьбы. Господь благословил бы этот подвиг любви“, и Россия явилось бы „могучим братством пародов, сплоченных крепким цементом любви, уважения и доверия к объединяющей русской народности, сознательно дорожащих счастьем жить в братском общежитии Российской империи“. Но Россия „презрела свою национальную самобытность... её сыны не верят её святому призванию, готовы объявить его утопией, одни меняют его на чечевичную похлебку шаблонов западноевропейской культуры; другие кощунственно творят себе кумиры из буквы православия, самодержавия и в русской народности, и буквы эти остаются лживыми слонами на их боевых знаменах“¹⁵⁷. И единственный выход для России, находящейся на краю гибели, это искреннее покаяние, обращение к Богу Живому и правде Христовой, и несение креста своего святого призвания¹⁵⁸.

Такова грустная картина жизни современного христианина и христианского общества в представлении Николая Николаевича. В нашей передаче эта картина выступает, конечно, более бледной, чем в его изображении, где некоторые страницы и целые статьи поражают яркостью образов и силой убеждения. Но все же не пессимизмом веет от сочинений Н. Н. Неплюева, но горячей верой в светлое будущее. Мы уже видели, что по словам самого Николая Николаевича его некоторые критики представляли человеком с пессимистическим взглядом на жизнь¹⁵⁹. Лично нам думается, что такое обвинение говорит об одном из двух: или о незнакомстве с сочинениями Николая Николаевича или еще хуже: о недобросовестном отношении критиков к жизни, к той бездне страдания и греха в каких она погибает. Эти критики в последнем случае напоминают тех ложных пророков Ветхого Завета, которые обманывали народ, говоря от лица Божия; мир, мир, а мира не было; доброе, доброе, а Господь уже судил злое ¹⁶⁰. В целом, сочинения Н. Н. Ненашева – это горячий призыв к возрождению и глубокая вера в пего. „Можно ли спрашивает сам он, назвать пессимистом того, верить в жизненную правду христианства до горячего убеждения в обязательности осуществления этой правды в жизни, который верит в способность всех людей осуществлять эту правду до неустанного призывания всех... немедленно приступить к её осуществлению: который сам отдал всего себя и всю свою жизнь безраздельно на то дело, которое другим предлагает! Не очевидно ли, напротив, что это признаки явного, несомненного оптимизма и самого искреннего уважения, как к христианской истине, так и к моему отечеству, к православной Церкви, ко всем моим соотечественникам и единоверцам“ ¹⁶¹. И эта радостная надежда покоилась всегда на вере усопшего в богоподобное человеческое достоинство, в невозможность того, чтоб человек мог навсегда забыть Бога. „Жив Господь Бог, творяй чудеса! Он жив, но человечество Его позабыло, не верит Свету от Света Его, отрицает самое бытие Его и... тоскует горько..., тоскует по Нем... Но скорбь пройдет я настанет светлая радость, ибо жив Господь Бог, творяй чудеса“¹⁶². Этими словами о Боге живом заканчивается и последнее обращение усопшего к русскому обществу, с призывом к покаянию и возрождению ¹⁶³.

Чтобы закончить изложение воззрений Николая Николаевича, нам оставалось бы сказать о том пути к светлому будущему, какой предносился его сознанию. Но этого делать уже нет и нужды после того, как мм изложили в связи с обстоятельствами жизни покойного идейные основы его деятельности – созидания Трудового Братства и призыв к созданию Братства Всероссийского.

Вт. заключение своего беглого очерка позволим себе сказать два слова о том общем дух, который проникает все сочинения Николая Николаевича и делает их необычайно привлекательными, выделяя из ряда статей нашей профессионально-нравоучительной литературы. Как было упомянуто мимоходом, наша печать не особенно благосклонно отнеслась к сочинениям Н. Н. Неплюева, и в то, нам думается, всего скорее объясняется тем что его литературная деятельность шла до значительной меры в разрез с установившимся направлением в нашей богословской литературе, особенно в статьях нравоучительного характера. Эти статьи, за некоторыми, конечно, исключениями, выступали до последнего времени с совершенно своеобразным характером, который можно обозначить одним словом: неискренний. Таково, по крайней мере наше личное впечатление. Неискренность в том, именно, что наши русские нравоучители, защищая всевозможные неправды современного строя жизни, всюду прикрывали свою защиту Святым именем Христа и словами Его Евангелия. Обыкновенно поступают так: высокий Евангельский идеал совершенно сознательно объявляется недостижимым, в силу его безконечности, а затем уже на этом твердом фундаменте строится оправдание нарушения любой евангельской заповеди, особенно если она нарушается на основании закона или сильными мира Даже лучшие наши богословские силы потратили не мало труда на то, чтобы доказывать обществу, будто жизнь – одно, а идеал – другое; что такт“ как заповеди Христа безконечно высоки, то нельзя мечтать даже об их всецелом осуществлении, а, следовательно, нарушение их – зло неизбежное; что Царство Бога и царство мира имеют свои особые законы, по которым живут и должны жить и т. д. Вообще Николай Николаевич очень ошибался, когда называл преступление отвержения в современной русской жизни верховного завета любви Христианской преступлением „молчаливым“. Эго „преступление“ имело и имеет множество ревностных апологетов в среде наших духовных литераторов при том, иногда, выдающихся знаний. Мы не хотим сейчас отклоняться в сторону и вступать в полемику с господствующим пока еще направлением нашего богословия, о котором и ранее мы делали небольшие замечания ¹⁶⁴; отметим здесь лишь вскользь, что такое неискреннее направление нашей духовной литературы могло привлечь к себе симпатии только тех, для которых удобно прикрывать язвы современной антихристианской общественной в своей личной жизни знаменем креста Христова, с целью ли усыпить голос своей совести или же для подкупа общественного мнения. Напротив, это в основе фальшивое направление должно было оттолкнуть от себя неизбежно всех, кто не потерял еще настолько честности, чтобы прикрывать свои грехи и недостатки именем Всесвятого Бога, и на основании своей недостаточности и лености отрицать жизненное значение Евангельского идеала. И вот, перед лицом такого неискреннего богословствования послышалась проповедь Николая Николаевича Неплюева. Человек светский, не получивший специального богословского образования, выступил неожиданно для нашего богословия с суровой, негодующей критикой уклада современной противохристианской жизни, а за одно с критикой, хотя и не всегда открытой, господствующего направления нашей богословской мысли. Раздалось простое, доступное каждому, глубоко убежденное слово верующего человека, что Христос Спаситель учил людей для того, чтобы они соблюдали Его заповеди; что это заповеди не тяжки, но удобоисполнимы; что соблюдение этих заповедей прямой долг человека и в то же время условие его христиански-человеческого счастья; что не Бога только нужно делать своим достоянием, но и самим преобразовываться постепенно в достояние Божие; не свои грехи и недостатки жизненного строя оправдывать христианством, но последнее сделать пробным камнем качества или совершенства существующих форм жизни и жизненных отношений. Каждое слово такой проповеди являлось как бы камнем, падавшим на поверхность стоячей поды, которую наше богословие предлагало всем жаждавшим на место воды живой. Вполне естественно, что наша богословская литература на первых норах встретила эту проповедь неприязненно и, не имея мужества открыто возражать против безспорных с христианской точки зрения истин, высказываемых покойным Н. Н. Ненашевым, обрушилась на личность проповедника, заподозрив его в противоцерковности и чуть ли не ереси, и высмеивая его дело. Но сказана честное слово, поставлена истинно христианская проблема жизни, и этой заслуги покойного не затемнят никакие нападки на его личность и не умалят возможные ошибки его взглядов но некоторым частным вопросам. Если мы раньше решились приложить к господствующему направлению в нашей нравоучительной литературе наименование: неискренняя, то отличительнейшей чертой, внутреннею душой всего написанного Н. Н. Неплюевым является искренность. Когда читаешь его сочинения, то невольно чувствуется, что это – биение живого христианского сердца, почерпающего источник своей жизни в любви к Богу всем разумением. Поэтому и слово Николая Николаевича всегда будет дорого и убедительно для каждого, ищущего Христа, тоскующего по Боге, употребляя образы самого усопшего: а для нашей богословской нравоучительной литературы, особенно популярной, оно надолго останется высоким образцом и светлым предвестником её будущего возрождения.