Памяти Александра Алексеевича Киреева (13 июля 1910 г.)
Тринадцатаго июля исполнилась годовщина со дня кончины почетного члена Москов. духов. Академии генерал-лейтенанта Александра Алексеевича Киреева. Глубокое уважение к его учено-литературной дeятельности в области церковных вопросов и искреннее чувство личнoго расположения побуждают меня почтить его память на страницах журнала той академии, которая причислила его к сонму своих почетных членов, тeм болeе, что именно в „Богословском Вестнике» нашли себe мeсто очень многие из его печатных трудов.
Вскорe послe того, как Ватиканский собор 1870–1871 г. провозгласил догмат о папской непогрeшимости, в среде римско-католической церкви нашлись, как известно, многие просвещенные и искренно-верующие люди, которые выступили с протестом против нового догмата и, отделившись от папской церкви, составили самостоятельную церковную общину под именем старокатоликов. В нашем православном обществе это оппозиционное Риму старокатолическое движение встрeчено было многими с полным сочувствием. Явилось стремление ближе познакомиться с этим движением, и в 1872 г., с соизволения Государя Императора Александра Николаевича, Святейший Синод благословил нeскольких частных лиц открыть в Петербурге особый отдел существовавшего в Москве Общества любителей духовного просвещения, указав этому от- дeлу, как его преимущественную цель, «поддерживать поборников православной истины за границей». Секретарем этого петербургскoго отдела избран был А. А. Киреев.
Этим интересным и, может быть, несколько необычным выбором молодой военный, состоявший на придворной великокняжеской службе, поставлен был в такое положение, которое побуждало его серьезно заняться научным изучением религиозных вопросов и принять близкое участие в международных сношениях, имевших чисто церковный характер. Чем тогда обусловливалось такое избрание, – я не знаю, но последующие годы блестящим образом доказали, что оно было в высшей степени удачным. Широко и философски-образованный, глубоко-религиозный и искренно-преданный православной церкви, A. А. Горячо принял к сердцу дело старокатолицизма и почти сорок лет, не щадя своих сил и трудов, с пламенной ревностью служил этому делу так, что для нашего времени и в особенности для русского общества история старокато- лического движения в его отношении к православному востоку неразрывно связана с именем Киреева. Это его служение было исключительно делом убeждения и никаких личных выгод не могло ему доставить. По собственному признанию одного из вождей старокатолического движения, проф. Мишо, у Киреева не было никакого практического интереса сближаться с старокатоликами, так как это сближение с только что зарождавшейся общиной, мало кому извeстной, но уже вызвавшей ожесточенную вражду и усиленные преслeдования со стороны могущественной папской церкви, могло навлечь на него даже в политическом отношении лишь неприятности и огорчения. Совершенно безкорыстны были в данном случае труды А. А. с точки зрения материальных интересов. В «Богословском Вестнике», напр., всe свои многочисленные статьи А. А. печатал бесплатно. Единственный гонорар его состоял лишь в небольшом количестве оттисков, при чем эти оттиски печатались в самом скромном виде, и только однажды A. А. попросил редакцию сделать несколько экземпляров в роскошном издании для представления Гоcударю Императору. Так же бесплатно писал и переводил A. А. для старокатолического журнала , «Bevue internationale de Тhеolоgie». Мало того: этому журналу A. А. из личных средств постоянно оказывал денежную помощь для покрытия его дефицитов, как заявил печатно проф. Мишо уже после кончины А. А., ибо скромность покойного не дозволяла разглашать об этом ранeе. Немало пришлось еще израсходовать A. А-чу на многократные поeздки в разные города Европы и довольно продолжительное пребывание там при участии в конференциях н международных старокатолических конгрессах. Все эти жертвы за идею и труды на пользу святого дeла A. А. приносил с такой готовностью, с такой безраздельной любовью и ревностью, с таким увлечением, какие рeдко можно встретить при господствe безъидейного равнодушия и холодного житейского расчета. В особенности трогательно было видeть, что A. А. даже тогда, когда достиг уже свыше семидесятипятилeтнего возраста, и когда уже стали слабeть его физические силы, в полной мeрe сохранил еще свою пламенную ревность и свое чисто-юношеское увлечение излюбленной идеей. Сами старокатолики благоговейно изумлялись в 1909 году, видя как заметно слабеющий старец не только смeло предпринял нелегкий подвиг поездки на конгресс в Вeну, но и проявил там выдающуюся энергию по дeлу сближения старокатоликов с польскими мариавитами. Восторженные письма A. А. о результатах Bенскoго конгресса ясно показывали, что в этом глубоком старцe еще жива была великая сила духа и непоколебимая вeра в торжество своей идеи. Эта сила духа победоносно боролась с изнемогающей плотью даже в последние месяцы его жизни. В конце апрeля 1910 г. приехала к A. A-чу из Лондона нежно-любимая сестра его 0. А. Новикова. Она застала брата сильно больным, нo никакая болезнь не в силах была удержать его от горячего участия в том деле, которому он почти сорок лет «посвящал свои лучшие мысли, чувства и силы». В это время должны были начаться заседания особой комиссии, назначенной при Свят. Синоде для сношений с Роттердамской комиссией старокатоликов, и A. А. был в числе членов этой комиссии. О. А. уговаривала брата повременить c участием в заседаниях, пока должным образом восстановятся подорванные болезнью силы. «Что ты говоришь… Я поползу туда на коленях, чтобы присутствовать. Как можно мне не быть там?» – отвeчал ей А. А. Комиссия стала собираться в петербургской квартире больного в мраморном дворце. Когда же после немногих засeданий ее деятельность остановилась, A. А. горько жаловался сестре на крайнюю медлительность и неудовлетворительную, по его мнeнию, постановку дeла в наших сношениях с старокатоликами. «Было бы грехом молчать, когда я могу ещё говорить», – заявил он и обратился к Высокопреосвященному председателю комиссии с письменным воззванием, предлагая свой план надлежащей постановки сношений и умоляя его спасти то дело, которое в противном случае может погибнуть. Это была, можно сказать, его лебединая пeсня.
Делу сближения старокатоликов с православной церковью ревностно служил A. А. прежде всего своими печатными трудами. Эти труды печатались в «Богословском Вестнике», в «Revue Internationale de Tlieologie», в «Христианском Чтении», в «Страннике», в «Новом времени» в «Русском Обозрении», а также в отдельных изданиях, напр., Славянского Благотворительного Общества и др. О размере его печатного труда можно составить себе некоторое понятие хотя бы по тому одному, что недавно изданный 0. А. Новиковой сборник статей А. А-ча, помещенных только с 1893 года и только в «Revue internationale», с прибавлением лишь трактата о непогрешимости папы и нескольких кратких писем и отзывов, составил книгу в 350 страниц. Если же собрать все статьи почившего, то количество страниц зайдет, я думаю, далеко за тысячу.
Главная задача печатных трудов А . А-ча состояла в том, чтобы выяснить сущность старокатолицизма, с возможной полнотой и точностью раскрыть его догматическое содержание и указать его историческое значение как самого по себе, так в особенности для православной и нашей русской церкви. Осуществляя свою основную задачу, A. А., с одной стороны – не должен был серьезно останавливаться на некоторых других, соприкасающихся с ней, вопросах, как, напр., на вопросе об англиканствe и о его сближении с православием, а с другой – занимаясь исследованием иных, напр., политических вопросов, не упускал случая указать точку их соприкосновения с старо- католичеством, как, напр., излагая и защищая славянофильское учение, раскрывал то значение, какое может и должно имeть старокатолическое движение для славянскoго мира. Свои религиозные политические взгляды А. А. раскрывал по преимуществу в полемической формe, признавая для себя священным долгом при всяком серьезном на них нападении с чьей бы то ни было стороны горячо выступать за их разъяснение и защиту. Его учеными противниками были Епископ Сергий, профессора Казанской Академии Гусев и Керенский, каноник Мейрик, Брюнетьер, лондонский протоиерей Смирнов, берлинский протоиерей Мальцев, кн. Трубецкой, Милюков, Розанов и др., при чем его полемика отличалась всегда горячей убeжденностью, широкой эрудицией, рeдкой для человeка, не принадлежавшего к числу специалистов, смeлостью суждений, полным уважением к мнeниям противников и замечательным благородством и изяществом тона, стремлением не допускать ничего такого, что могло бы показаться оскорбительным для противника. Однажды, no поводу нeсколько иронического замечания проф. Гусева по адресу Кирeева и его «высоких цeлей», сам A. А. так говорил себе: «Да, цели у меня высокие! Да и какие могут у меня быть цели, кроме самых высоких, раз дело идет о таком важном делe, как разработка условий воссоздания с нами западной церкви! Насколько мои усилия способны подвигнуть дело, приблизить нас к цели – это другой вопрос; но конечно и несомненно, кроме самых идеальных целей, никаких других у меня нeт. И говорить я, к счастью, могу свободно, как думаю и вeрю. Я не завишу ни от какого вeдомcтва или начальcтва, непосредственно заинтересованного в этом дeле: мне не нужно заботиться о том, понравятся или не понравятся мои писания, кому бы то ни было; мне не приходится жалеть о том, что, чего доброго, я пересолил в своем «усердии», или что, пожалуй, я заговорил не в «унисон» с власть имеющими... Да, цeли мои высоки: служу я им по мeрe сил; я рад, что в столь великом и святом деле мнe дано – parvam, etsi minimam partem, attamen partem esse! «Далеко не всегда встречая co стороны своих противников спокойное и безпристрастное к себе отношение, сам A. А. всячески старался не выходить из себя и только в частных письмах под час позволял себе горько сетовать на это. «У нас ужасно трудно полимизировать: тотчас обидишь кого-нибудь», как-то писал он: «еще Гоголь замeтил, что мы самая обидчивая нация, а из нас в особенности наше «gens vatum»... «Наше неумeние полемизировать, иронизирующая придирчивость, возводимая на степень глубокой критики, неумeние подвести итог своим собственным выводам, неумeние отнестись объективно к мнeнию противника – сущая бeда для развития нашей научной мысли. Optima argumenta – lapides, в особенности у богословов наших». Сам A. А. в таких свойствах полемики повинен не был.
Свои религиозные и политические взгляды А. А. раскрывал с такою полнотой и определенностью, что мы можем составить себe о них ясное понятие и без труда привести их в надлежащую систему.
Исходной точкой этой системы служит мысль, что в религии необходимо различать догмат и богословское мнение. Догмат обязателен для всякoго вeрующeго члена церкви, а богословское мнeние, если только оно не противоречит догмату, свободно может быть принимаемо или отвергаемо по личному расположению каждoго, и его принятие никому в обязанность вмeнено быть не может. Догматом служит лишь то, что ясно предписано в Словe Божьем, во вселенских символах и опрелeлениях вселенских соборов и во что вeровали всегда, вездe и всe, т. е. что было и остается общепризнанным вeроучением нераздeленной вселенской церкви. To, что сверх этого, может составлять лишь частное мнение, отдeльных лиц, хотя бы иногда и принятое цeлой помeстной церковью, но во всяком случае не есть догмат и не имeет вселенски-обязательного значения. Прилагая этот критерий к старокатоличеству, A. А. находит, что вeроучение старокатоликов необходимо признать согласным с догматами вселенской церкви. Как на существенные догматические заблуждения старокатоликов обыкновеннo указывают на их нежелание отказаться от господствующего на западе учения об исхождении Св. Духа и от Сына (Filioque) и на непризнание ими в учении об евхаристии принятoго у нас термина «пресуществление» (transsubstantiatio). A. А. доказывает, что ни то, ни другое не составляет уклонения от догматического учения вселенской неразделенной церкви. Старокатолики исключили из символа прибавку „Filioque», признавая ее незаконной: а что касается самoго учения, в ней выражаемoго, то они не придают ей догматическаго значения и настаивают лишь на праве свободно принимать его в качестве, не противоречащего догмату богословского мнения, допускавшегося и в древне-вселенской церкви. Относительно евхаристии они вполне согласны с вселенским учением, признавая «преложение» хлeба и вина в Тeло и Кровь Христовы, и по уважительным для запада причинам не желают лишь принять термин «пресуществление», которoго и древне-вселенcкая цeрковь не знала. При таком положении дeла и самое единение старокатоликов с православной церковью должно состояться не в формe их присоединения по уcтановленнoму чину, которое предполагает отречение от заблуждений, а в видe признания восточной церковью их православия и в допущении их к общению в таинствах с предоставлением им права, принадлежащeго вcякой поместной церкви сохранять свои обряды и формы церковной жизни. Такую постановку дeла многие считают неправильной и требуют, чтобы старокатолики формально присоединились к нашей церкви, безусловно приняв не только всю современную системy нашeго вeроучения во всeй ее полнотe и подробноcтях, но и всe наши обряды и формы церковнoго устройства. Подобные требования A. А. находят чрезмерными и их происхождение объясняют тем обстоятельством, что в нашей православной церкви не установлена с надлежащей опредeленностью та граница, которая отдeляет догмат от мнения, вселенское от помeстнoго, существенное от несуществeннoго, обязательное от факультативного. Отсюда представители нашей церкви и нашей богословской̆ науки нередко с полной искренностью готoвы придавать догматическое значение тому, что на самом дeлe совсeм такого значения не имeет. «Мы вообще хотим доказать, что у нас все хорошо. Если это безусловно вeрно относительно элемента божественного (догмат и каноны, относящиеся до догмата), то это безусловно невeрно относительно элемента чeловeческого»… «Мы хотим защитить все: защищаем с одинаковой энергией и сушественное и несущественное, и догмат и форму... Мы именно страдаем отсутствием критики в отношении выбора того, что должны защищать per fas et nefas, за что головы наши должны сложить, и что защищать не должны»… Наши полимисты ссылаются на «Изложение православной вeры» (1672 г.), на «Послание патриархов» (1723 г.) и на так называемую «Книгу правил», как на документы, имеющие непререкаемый догматический пли канонический авторитет, а, между тeм, за первыми двумя нет оснований признавать вселенcкое значение, «правила» же, хoтя и утверждены вселенским собором, содержат в cебe много такого, что имeло лишь временный характер и не может имeть примeнения по условиям современной жизни. Много раз останавливаясь на этом вопроce, A. А. в частных письмах своих писал напр: «мнe кажется, что нам слeдовало бы поднять тяжелый, но и настоятельныи вопрос о том «чему именно православномy обязателыю вeрить?» Quid sit fidei? Мне кажется, что главный вопрос для русской богословской науки состоит в том, чтобы опредeлить это «quid». Вeдь y нас оно не определено»... Несомненно, что мы, православныe, правы: но бeда в том, что мы не умeeм как-то разoбраться в своей правотe. Наше богатство все как-бы спрятано, сложено в кучу,... в которой есть много жемчужен и драгоцeнных, самоцвeтных камней, но ещe болeе всяких камней пoддeльных, всякoго хлама и плюшкинскoго тряпья»… Нам необходимо разобратьcя во всем этом, произвести серьезный пересмотр нашего религиозного достояния. «Нам необходимо, напр., очистить сборник правил нашей цeркви от всeго временнoго и выделить все существенное»... В том и заключается, между прочим, весьма важное значение для нас наших сношений с старокатоликами, что эти сношения выводят нас из нашей самодавлeющей замкнyтости, заставляют встрепенуться нашу мысль, оглянуться на самих себя, серьезно разобраться во всем том, чeму мы привыкли вeрить. Но где же тот высший религиозный авторитет, которомy принадлежит право, при возникающих вопросах и сомнениях, отдeлять сyщественное от неcущественнoго, yказывать то, что обязательно и что может быт предоставлено свободe? «Кто осмeлится это сдeлать», – говорит A. А., «кромe Вcеленской Церкви, т. е. Вселенскoго Собора?!»... Мысль о желательности в настоящeе время и даже необходимости вселенскoго собора не раз настойчиво высказывается у A. A-ча, причем созвание такого собора он признает вполнe возможным. Вселенскую церковь, по его взгляду, представляет теперь только церковь восточная, православная. До Ватиканского собора еще возможно было и некоторое сомнeние по вопросу о том, принадлежит ли церковь римская к составу церкви вселенской: но послe 1870 года такому сомнению уже нeт болeе мeста. Провозглашением на Ватиканском соборe нового догмата папской непогрешимости римская церковь уклонилась в явную и несомненную ересь, а потому, как еретическая, с той поры уже очевидно не может быть признаваема составной частью церкви вселенской. В cостав вселенской церкви в настоящее время входят лишь православные автокефальные церкви, но каждая из этих церквей в отдeльности, как церковь помeстная, конечно, не обладает свойством непогрешимости. Она может заблуждаться, и история дает не мало примeров того, что в тот или другой период времени некоторые поместные церкви дeйствительно впадали в заблуждения. Не обладая свойством непогрeшимоcти, каждая помeстная правоcлавлая церковь не может издавать догматических постановлений, а ее канонические или обрядовые опредeления не имeют вселенскoго значения и могут быть обязательными только в ее собственных предeлах. Всякаго рода общеобязательныe для всeй церкви постановления могyт быть изданы лишь непогрешимым голосом всей вселенской церкви, т. е. всeх автокефальных православных церквей в совокупности. В настоящее время эти помeстные церкви, к сожалeнию, слишком разъединены между собой и между ними нeт почти никакого общения. Такое положение А. А. признает ненормальным и доказывает необходимость возможно болeе тeсного их взаимодeйствия. Он глубоко сожалeет о том, что давно yже прекратились, напр., прежде имeвшие место приeзды восточных патриархов в Россию и настаивает на необходимости нашего близкого знакомства с восточными православными церквями. Для этой цeли нужно было бы посылать на восток специальных yченых агентов для тчательного изучения мeстной церковной жизни и при всeх автокефальных церквaх иметь постоянных представителей, через посредство которых поддерживались бы непрерывные междуцерковные сношения. Этим путем yстановлялось бы между церквами надлежащее единство взглядов и устранились бы тe, иногда серьезные, разногласия в церковной практикe, которые в настоящеe время, к сожалeнию, сущевуют. И при существовании поcтоянного живого общения мeжду помeстными церквами для поcтановления вcеленских рeшений необходим всё-таки такой орган, который cлужил бы выражением непогрешимого голоса всей вселенской церкви, т. е. вceх помeстных церквей в совокупости. Таким органом всегда был и может быть только вселенский собор, при чем не допустима никакая замена его опросом «ecclesiae sparsae», как это допускается на западe, т. е. сбором письменных мнений помeстных церквей, бeз созвания их представителей на совмeстное cоборное совeщание. Непогрeшимый голос, вселенской церкви составляет лишь постановление собора законных представителей всeх православных церквей, правильно cоставленное и принятое с соблюдeнием тeх уcловий, какие выработаны для того в дрeвнeй нераздeленной церкви. Правда, при сущетвующей cложности и раздробленности национальной и политической жизни современного православного мира, созвание вселенскoго собора представляeтся дeлом трудным, требyющим большой оcмотрительности и весьма не малых усилий; но всякий страх опасностей и трyдностей собора должен отступить перед сознанием eго настоятельной необходимости. Цeлый ряд серьезнейших вопросов давно ждeт авторитетного разрешения, каковы, напр., вопросы: болгарский, армянский, абиссинский, вопроc о нашем расколe, об отношениях гоcударста к церкви в гоcyдарствах православных и неправославных, об издании катихизиса православной вeры, утвержденного неоспоримым авторитетом вселенскго собора, о пересмотрe собрания канонов и выдeлении из них вeчно обязательных и неизмeнных и т. под. В неразрывной связи с последними вопроcами стоит и вопрос старокатолический, разрешение которого прежде всего предполагает точное опредeление того, что именно в нашей вероисповедной системe должно быть признано существенным и обязательным, и что может быть предоcтавлено свободe. Когда это будет точно установлено высшим непогрешимым авторитетом, несомненно состоится и единение с старокатоликами, так как ясно обнаружится согласие их вeрований с учением неразделенной вселенской церкви, т. е. их православие. Ни о каких уступках с чьей бы-то ни было стороны тут рeчи быть не может. По вопросам вeры между церквами не должно быть никаких компромиссов: они могут быть или в полном единении вeры с общением в таинствах, или же совершенно не признавать друг друга и быть взаимно-отлученными. Единение же между церквами допустимо лишь при тождествe догматического учения. Старокатоликам ставят в вину неоднократное нарушение этого принципа, указывая на тот факт, что они вступали в общение таинств с англиканами, т. е. с лицами несогласных с ними догматических вeрований. Этот, по выражению А. А-ча, «единственный слабый пункт старокатоличества» он оправдывает тeм, что в данном случае старокатолики придерживаются еще римско-католической практики: священник рим.-катол. церкви не считает себя в праве отказать в Св. причастии человeку просящему. При этом дeлается такая praesumptio, что просящий верует тождественно с священником, преподающим Св. Евхаристию. Если бы человeк не вeрил в дeйствительность нашего таинства, говорят они, то он и не обращался бы к нам с просьбой о приобщении. К такому общению и были допущены старокатоликами англикане-высокоцерковники: но такая практика допускалась и может имeть мeсто только в примeнении к отдeльным лицам. Что касается взаимообщения церквей, то и по взгляду старокатоликов оно возможно лишь при тождествe догматическoго. – На такой именно точкe зрeния стоит A. А. и при обсуждении вопроса о единении англиканства с православием. Это единение возможно лишь тогда, когда будет уничтожен существующий строй англиканской церкви (еstablishment), характеристической чертой которoго является компромисc в вопросах вeры и благодаря которому в нeдрах этой церкви одновременно пребывают люди далеко не одинаковые в своих религиозных воззрениях. Только после отмены такого порядка (disestablishment) и после пересмотра «членов церкви» с устранением из них всего того, что имеет протестантский характер, может водвориться то догматическое единение англиканствa с православием, которое составляет необходимое условие церковного общения.
В. Соколов
(Окончание следует).