Канон повечерия Великой Субботы «На плач Богородицы» как жемчужина православной гимнографии

В нынешней Постной Триоди в качестве автора канона «На плач Богородицы» указан Симеон Логофет, под которым обычно понимают прп. Симеона Метафраста. Та же информация приводится и в Православной Энциклопедии, где также говорится о существовании ещё одного подобного канона, принадлежащего Симеону Логофету⁴. В актовой речи Н.Д. Успенского «Святой Роман Сладкопевец и его кондаки», прочитанной в Ленинградской духовной академии в 1966 году и впоследствии опубликованной в Журнале Московской Патриархии⁵, автор утверждал, что прп. Симеон переложил в канон кондак прп. Романа Сладкопевца на ту же тему: «В X веке Метафраст переложил поэму святого Романа «Мария у Креста»⁶ в форму канона, который и теперь читают в Великую пятницу на повечерии и который известен как канон «Плач Богородицы»»⁷. Однако, при внимательном изучении оказывается, что оба этих утверждения нуждаются в исправлении.

В греческой традиции каноны «На плач Богородицы» назывались θρῆνος τῆς Θεοτόκου, и упоминаются впервые, кажется, в Евергетидском типиконе начала XII века⁸. В этом типиконе канон 6-го гласа с подобным заглавием положен для исполнения на повечерии в Вел. Пятницу, ирмос 1-й песни: Κύματι θαλάσσης «Волною морскою...»⁹.

Содержащийся в нынешней Постной Триоди канон повечерия Великой Субботы (его начальный ирмос: «Яко по суху» Ὡς ἐν ἠπείρῳ) в греческом оригинале был опубликован ещё в XIX веке кардиналом Питрой на основе единственной рукописи XIV века из Парижской Национальной библиотеки¹⁰. Автором текста в рукописи назван отнюдь не Симеон Логофет, а патриарх константинопольский Николай¹¹. О том, что автора канона звали именем Николай, бесспорно свидетельствует его подпись, содержащаяся в тексте произведения. Из четырёх тропарей каждой песни канона первые 3 тропаря по первым буквам вместе составляют сквозной алфавитный акростих, а начальные буквы четвёртых тропарей, т. н. богородичных, складываются в имя автора: ΝΙΚΟΛΑΟΥ.

Трудно с уверенностью сказать, кем из четырёх патриархов Константинополя, носивших имя Николай и правивших в период с начала X по середину XII века, был автор канона, как и то, был ли он вообще патриархом. Во всяком случае, зарубежный исследователь L. G. Westerink вторично издал этот текст (по той же рукописи) в собрании сочинений св. патриарха константинопольского Николая Мистика († 925), правда как произведение небесспорного авторства¹².

И.А. Карабинов в своём труде «Постная Триодь» свидетельствует, что данный канон также содержится в Орбельской триоди середины XIII века болгарского происхождения. Правда, этот уважаемый исследователь, очевидно, следует свидетельству нашей славянской Триоди и называет автором прп. Симеона¹³. Это утверждение уважаемого автора тем более удивительно, что в остальных случаях он постоянно обращает внимание на имеющиеся в гимнографических произведениях акростихи. А вот другой канон «На плач Богородицы», некогда гораздо более распространённый, судя по количеству известных редакций, действительно, часто в рукописях приписывается преп. Симеону Метафрасту, хотя существуют и другие его атрибуции¹⁴.

Интересно и достойно сожаления то, что ни один из этих двух канонов не присутствует в греческих печатных богослужебных книгах¹⁵, т. е. употреблялись они в богослужении страстной седмицы у греков сравнительно недолго и, вероятно, лишь там, где было сильно влияние Евергетидского устава. Затем же, возможно, в связи с переходом на Иерусалимский устав, эти прекрасные тексты исчезли из греческого богослужения.

Однако, оба канона «На плач Богородицы» присутствовали и в южнославянских, и в русских дониконовских Триодях, как киевских, так и московских изданий. Карабинов утверждает, впрочем, без дальнейших пояснений, что эти каноны были включены в русские и южнославянские триоди независимым образом¹⁶. Вполне очевидно, что вопрос появления рассматриваемых здесь канонов на русской почве заслуживает дальнейшего изучения, и вполне возможно, что путь их на Русь лежал как раз через южнославянские страны. В дониконовской Триоди канон Николая был положен для исполнения на повечерии в Великий Пяток, а канон Симеона на повечерии в Великую Субботу. (Автором обоих, как уже говорилось, там назван Симеон Логофет.)¹⁷ Затем, во время никоновской справы, когда богослужебные чинопоследования приводились в соответствие с греческими, канон Симеона был исключён из Триоди, а канон Николая под именем Симеонова, к счастью, сохранился у нас в богослужении Великой Пятницы до сих пор.

Как отмечает И.А. Карабинов в статье «К истории исправления Постной Триоди при патриархе Никоне»¹⁸, справщики подходили к изменению состава Триоди не формально, а достаточно гибко и, вероятно, именно благодаря такому подходу к делу реформирования Триоди, хотя бы один замечательный канон на плач Богородицы сохранился в ней до наших дней.

Исходя из ранее упомянутого утверждения Н.Д. Успенского о прямой зависимости триодного канона «На плач Богородицы» от сходного по теме кондака Романа Сладкопевца, мне захотелось сопоставить эти произведения, чтобы выявить существующую между ними связь. Однако, сравнение греческого текста произведений свидетельствует скорее об обратном: кроме общей темы, кондак пр. Романа и канон Николая явно имеют больше различий, чем общих черт. По правде говоря, даже в самой изображаемой ситуации есть несовпадение: в кондаке Романа Богородица следует за Спасителем, ведомым на казнь, и беседует с Ним (поэтому название кондака в издании Sources Chrétiennes «Мария у Креста» не совсем точно), в каноне же Она именно предстоит с плачем Распятому Господу и оплакивает Его после снятия с Креста, но не получает от Своего Сына ответа до самого конца произведения.

Далее следует отметить, что объём кондака примерно в полтора раза превосходит объём канона, хотя само по себе это мало о чём говорит. Однако, больший объём кондака отчасти обусловлен тем, что он построен как полноценный диалог Богородицы и Спасителя: после первых 3 икосов, передающих скорбь и отчаяние Богородицы, видящей как Её Сын безропотно следует к месту распятия, Христос отвечает Ей, успокаивая и объясняя необходимость Своего страдания и смерти. Кондак состоит из 17 икосов (не считая проимия-вступления), из этого числа 8 икосов передают слова Богородицы и 9 – слова Спасителя, при этом их слова чередуются.

С другой стороны, все 9 песней канона (в реальности 8, поскольку 2-я отсутствует) полностью посвящены описанию скорби Богоматери и живописуют Её горе и плач. Есть только одно небольшое отступление от этой основной линии произведения: в 4-й песне и в начале 5-й Мария просит Иосифа Аримафейского, чтобы по его ходатайству Пилат разрешил снять тело Господа с Креста и, когда это происходит, Иосиф с Никодимом также оплакивают Христа. Однако это отступление занимает всего 4 тропаря канона из 32. Очень важно, что на протяжении всего канона Господь безмолвствует и только в самом конце его – об этом говорит предпоследний тропарь – Он отвечает Своей Матери, объясняя, зачем воспринял смерть, и утешает Её, обещая Воскресение.

Здесь, пожалуй, нужно вспомнить о самом раннем гимнографическом тексте, посвящённом скорби и плачу Богородицы у Креста: по словам одного из исследователей темы плача в восточнохристианском наследии, Н. Циронис, у прп. Ефрема Сирина есть поэма, которая была положена для чтения на вечерне Великой Субботы, в которой Богородица, приближаясь к Кресту Распятого Господа, обращается к Нему, не ожидая ответа – предстоит Ему в молчании¹⁹. Хотя прп. Ефрем, по общераспространённому мнению, как поэт является предшественником прп. Романа, в отношении темы Плача канон неизвестного нам Николая оказывается по своему построению ближе к поэме Ефрема, чем сочинение Сладкопевца.

На уровне лексики можно отметить некоторые соответствия между кондаком и каноном, например: 1) и в том, и в другом тексте Богородица просит Сына «дать Ей слово» (у прп. Романа это сопряжено с игрой слов «Дай мне слово, Слове»), 2) в обоих текстах Мария называет Сына Светом и говорит, что «Свет Её угасает» и др. Однако, эти соответствия настолько немногочисленны, что трудно говорить даже о зависимости канона Николая от кондака св. Романа, не то что о переработке последнего в первый.

В содержательном плане кондак и канон также весьма сильно отличаются друг от друга. В обоих произведениях описывается скорбь и страдание Пресвятой Девы, но, как уже было отмечено, в кондаке, начиная с 4-го икоса Спаситель отвечает Матери и они вступают в диалог, в ходе которого Богородица мягко пытается отговорить Сына от принятия смерти, а Он убеждает Её в необходимости для Него пострадать, но в то же время утешает и ободряет Её и предвозвещает Воскресение. Кондак гораздо более чем канон насыщен богословским, а именно – сотериологическим содержанием, хотя здесь прп. Роман, если и богословствует, то, скорее, как поэт, а не как мыслитель. В кондаке почти с самого начала Христос предсказывает Своё Воскресение и это сильно уменьшает трагизм повествования.

В отличие от этого, в каноне до самого конца и Богородица, и читатель пребывают в неизвестности. На все свои стенания и обращения к Сыну Она не получает ответа и это возносит трагизм повествования на небывалую степень. Только последние 2 тропаря дают разрешение этой трагедии и окрыляют душу обетованием Воскресения: Спаситель отвечает Своей Матери в предпоследнем тропаре, а последний является Её краткой радостной и благодарной молитвой к Сыну.

Таким образом, даже краткое сопоставление этих двух произведений убедительно свидетельствует если не о полной их независимости друг от друга (конечно, кондак преп. Романа мог быть известен Николаю – автору канона), то, во всяком случае, о полной текстуальной и художественной самостоятельности канона повечерия Великой Субботы²⁰. Более того, по моему мнению, по своей художественной силе канон намного превосходит сочинение Романа. Если рассматриваемый кондак это прежде всего наставление, текст более учительный, чем живописующий, то канон – художественное произведение по преимуществу, как я пытался здесь отчасти показать.

Если кондак представляет собой некий взгляд на Страсти Христовы «свыше», взгляд Бога или Церкви, Которой дано Откровение и знание обо всём, что будет, и в этом плане его можно уподобить православному изображению Распятия, на котором Господь стоит, что свидетельствует, несмотря на телесную смерть, о превосхождении Им смерти и грядущем Воскресении, то канон изображает нам видение Страсти человеком: Пресв. Богородицей, учениками, современниками Христа. Он изображает их скорбь, растерянность, недоумение и даже состояние, близкое к отчаянию при виде умершего Христа, а главное – сострадание, которое потрясает, изменяет, раскрывает и наши сердца навстречу грядущему событию Воскресения.

Особенно хочется в заключение остановиться на этом сострадании Пресвятой Богородицы умершему на Кресте Сыну. В кондаке Романа Сладкопевца однажды звучит просьба Богородицы к Спасителю следовать за Ним до конца (до Креста?). В каноне же Она, причём не однажды, а несколько раз, говорит о Своём желании умереть со Христом и сойти с Ним вместе в ад. Как в событии Благовещения Она явила совершенное, насколько это возможно для человека, послушание воле Божией, так и здесь, даже в момент крайней неопределённости и отчаяния, свидетельствует о Своём желании быть вместе с Сыном и Богом невзирая на саму смерть.

В Ней мы видим ту любовь человеческую, которая будучи готовой следовать за Богом и быть с Ним всегда и везде, даже в вечном мраке шеола, уподобляется и соединяется с любовью Бога к человеку и становится способной вместе с ней рассеивать мрак ада и смерти.

Источники и литература

1. Дмитриевский А.А. Описание литургических рукописей, хранящихся в библиотеках Православного Востока. Киев, 1895. Т. 1.

2. Карабинов И. К истории исправления Постной Триоди при патриархе Никоне // Христианское чтение. СПб, 1911. №5–6. [Электронная версия: https://azbyka.org/otechnik/Ivan_Karabinov/k-istorii-ispravlenija-postnoj-triodi-pri-patriarhe-nikone. Дата обращения: 10.11.2016].

3. Карабинов И. Постная триодь. Исторический обзор ея плана, состава, редакций и славянских переводов. СПб, 1910. 294 с.

4. Триодь Постная. М: Правило веры, 2003. л. 464 об. – 467.

5. Успенский Н. Св. Роман Сладкопевец и его кондаки // Журнал Московской Патриархии 1966. № 11. С. 63–68; 1967. № 1. С. 69–79.

6. Romanos le Mélode. Hymnes. T. IV. Nouveau Testament. par José Grosdidier de Matons // Sources Chrétiennes, No 128. Paris, 1967. P. 160–184.

7. Ševčenko N. P. The Service of the Virgin’s Lament Revisited. // The Cult of the Mother of God in Byzantium: Texts and Images. / ed. by L. Brubaker and M. Cunningham. London: Ashgate Publishing, 2011. P. 247–262.

8. Spicilegium solesmense complectens sanctorum patrum scriptorumque ecclesiasticorum anecdota hactenus opera, selecta e graecis orientalibusque et latinis codicibus publici juris facta curante domno J. B. Pitra. Paris, 1858. T. 4. P. 491–495.

9. Tsironis N. The lament of the Virgin Mary from Romanos the Melode to George of Nicomedia: an Aspect of the Development of the Marian Cult. / Ph. D. thesis at King’s College, University of London. 1998. 392 P.