Мировоззрение преп. Максима как система

К сожалению, крупным недостатком преп. Максима как богослова является то, что воззрений своих он не предложил в систематическом виде, так что о системе его можно говорить только в смысле внутренней стройности его воззрений. Органическая цельность мировоззрения преп. Максима, несомненно, чувствуется на каждом шагу, в каждом его слове, но все же воззрения его как-то случайно и причудливо, иногда в совершенно отрывочной форме («главы»), разбросаны по его многочисленным сочинениям. Преп. Максим не любит рисовать полную картину; он дает только отрывки своих воззрений. Эта отрывочность, недоговоренность немало затрудняет понимание преп. отца. Нужно много потрудиться, чтобы войти в круг его воззрений не только в общем строении их, но и в деталях, и представить их себе в систематическом виде. Зато после этой работы вполне обеспечивается правильное понимание св. отца и при чтении его творений ощущается все его глубокомыслие, вся высота парения его мысли, и преп. Максим восстает пред читателем во всем своем величии.

В своих воззрениях преп. Максим является по преимуществу аскетом-мистиком. Если он и упражняется в созерцаниях богословско-философского характера, то лишь по побуждениям аскетического свойства. Догматика у него собственно вкраплена в аскетику¹⁹². Выделять ее отсюда приходится лишь в целях технического удобства. Разумеется, и догматическая система преп. Максима носит мистический колорит. Такое преобладание аскетических интересов является отражением мистического характера самого преп. Максима, впитавшего аскетический дух Византии. В этом духе и произведено преп. Максимом и объединение воззрений своих предшественников и обработка своей системы.

Мировоззрение преп. Максима нельзя назвать ни чисто богословским, ни чисто философским¹⁹³. Оно представляет собой гармоническое объединение богословия и философии, веры и знания, причем в нем не столько вера рационализируется, сколько философия поглощается верой. Это наглядно сказывается в прямом преобладании мистических элементов в воззрениях св. отца. В своих созерцаниях преп. Максим ищет точек опоры не в каких-либо неоспоримых данных рассудочного сознания (вроде cogito, ergo sum), а в таинственных фактах внутреннего мистического опыта, возвышающегося над рамками естественного (философского) познания и досязающего до премысленного постижения высшей реальности¹⁹⁴. Способность и влечение к такому познанию вложена, по учению преп. Максима, в душу каждого человека¹⁹⁵, и осуществляется оно уже в таинственном акте веры, исходящей из недоказуемых начал¹⁹⁶, и, однако, действующей с гораздо большей силой убедительности, чем восприятия внешних чувств¹⁹⁷. В высших своих проявлениях¹⁹⁸ это таинственное познание дано в опыте святых, из которых многие удостаивались высоких мистических состояний¹⁹⁹. В этих состояниях они и познавали подлинную истину. Этому мистическому познанию преп. Максим и отдает исключительное предпочтение.

Такой взгляд на мистическое познание находит себе философское обоснование, или вернее подготовку, в общей релятивистической точке зрения преп. Максима на познание, в признании полной несостоятельности нашего разума в деле постижения сущности вещей и объяснения мирового бытия²⁰⁰. По мысли св. отца, всякий ум, искренно стремящийся к истине, должен скоро убедиться в недостаточности для этой цели не только чувственного, но и мысленного познания. Если первое знакомит нас с одной только внешней стороной мира²⁰¹, то второе – даже в тех случаях, когда под внешними формами бытия открывает его истинно-духовную сущность, в общем непостижимую и необъяснимую²⁰², – в полном бессилии останавливается пред проблемой высшей реальности²⁰³, которую ум познает лишь через посредство умозаключений²⁰⁴, но которая по существу остается непостижимой и постоянно избегает всякой попытки охватить ее человеческой мыслью²⁰⁵. Вывод отсюда ясен. Тварный ум должен в принципе допустить нечто для себя недоступное и неприкосновенное²⁰⁶, нечто иррациональное, вернее премысленное, чего нельзя понять и объяснить²⁰⁷, но что необходимо принять верой²⁰⁸. Эта необходимость еще осязательнее чувствуется тем, кто, возвысившись к премысленной области бытия, достиг реального ощущения ее в непосредственном мистическом опыте²⁰⁹. Такой человек нашел уже полное удовлетворение своим исканиям, приобрел полную внутреннюю убежденность²¹⁰. Для него оказываются уже совершенно излишними всякие рациональные объяснения всего сверх-разумного. Он с очевидностью сознает всю необходимость признания премысленных причин и действий²¹¹. Таинственное познание их ставится им на первом месте и признается единственно истинным. С признанием же значимости и даже высшего достоинства мистического познания, естественно, вере и откровению отводится главное место, знанию и разуму – второстепенное. Эта черта, ясно сказывающаяся в гносеологии преп. Максима, налагает мистический отпечаток и на всю его систему.